Так проходит ещё день, и третий, и четвёртый… Сильно соскучился Кусти по дому, да никак не может улучить подходящий момент, чтоб бежать. Если б он один попался в лапы старухе! На другой же день бы сбежал. Но в том-то и беда, что хитрая ведьма их с сестрой строго порознь держит. Кусти целый день на дворе за работой, Ити в избе нянчит «ребёнка». Ему проще простого из сада в лес улизнуть, да сестру-то не бросишь.
И работа непосильная — это ведь тоже старухина хитрость. У неё такой расчёт: дети за день так умаются, что ночью и думать ни о чём не в силах. Кусти это понимает, а что делать? Он уж пытался толковать хозяйке, дала бы, мол, им с Ити малость передохнуть, а у той один ответ — начинает клюкой грозить и ещё больше их погоняет.
Вот и сегодня собрался он с духом и говорит:
— Ты, бабушка, только и знаешь, что нас погонять. Пустила бы нас с Ити отдохнуть, поиграть маленько. У нас в деревне таких детей работать не заставляют. Мы дома играли целыми днями. А ты с утра до вечера стоишь над душой. Сколько это выйдет часов? Уж больно долгий рабочий день у нас получается.
— Вот как! — издевается та. — Ты что же, рабочий день требуешь сократить? Ишь, бездельник! Хорошо хоть, Обжора с Балбесом такого не слышат, а то бы уже в обед домой заявлялись. Да их тогда горячей кочергой из дому не выгонишь! Смотри, не вздумай при них такой разговор завести. Вот возьму клюку да проучу тебя как следует!
— Ну тогда, бабушка, хоть бы кормила получше, — не унимается Кусти.
— Получше? Как это понять — получше? Да разве бывает еда лучше той, чем мы тут едим?
— Вот-вот! Вы едите! А что нам с Ити даёте? Похлёбку пустую да кости обглоданные!
На это старуха ничего не ответила. Потом поскребла в голове и пообещала сходить за клюкой. Однако не вернулась — ни с клюкою, ни без неё.
Через некоторое время мальчик идёт в избу и видит: старуха, забравшись на печь, растирает старику ноги каким-то снадобьем. Про свою угрозу она вроде и забыла.
Так проходит день за днём, и ничего в их жизни не меняется. Рабочий день по-прежнему долог и труден, вот только кормить разве стали чуточку лучше. Обжору с Балбесом видят они редко, по ночам, когда те, шумя и ссорясь, возвращаются из лесу. Судя по всему, днём страшилы охотятся, потому что всегда приносят какую-нибудь дичь. Иногда ночью при свете керосиновой лампы они гнут луки, строгают стрелы, и Кусти догадывается, что птицу добывают они при помощи самострелов. Кроме того, братцы, кажется, помаленьку разбойничают — однажды притащили кошель, высыпали деньги на стол и ссорились над ними до самого утра. То-то глаза у них разгорелись! Даже старикан загрёб костылём несколько монет, потребовал свою долю. За дележом они подняли такой крик, что старухе пришлось взяться за клюку и вмешаться. Кончилось тем, что старая ведьма сгребла все монеты себе в чулок, а страшил в лес услала за новой добычей.
Что дети живут в дому, братцы знают, но пока ничего плохого им не сделали. Однажды, правда, Обжора забежал домой средь бела дня и столкнулся на пороге с Кусти.
— Погоди-ка, погоди, парень, — промычал страшила. — Хоть пол-обеда с тебя мне будет!
Тем дело и кончилось. Обжору тут же в лес услали, и с тех пор не обращал он на Кусти никакого внимания. Конечно, старуха запретила страшилам детей трогать — они в дому полезные, заместо рабочей скотины. В дому, разумеется, она верховодила. Да так часто бывает: где злая женщина в дому — она там и хозяйничает над всеми.
Кусти тоскует по дому всё больше и больше. А Ити — нет, о побеге почти и не заговаривает в последнее время. Странно, но она начинает привыкать к своему новому дому. А ещё удивительней, что своего подопечного, этого противного мохнатого мальчишку, она даже защищает, если Кусти грозится того отшлёпать. И малыш вроде бы платит ей тем же — больше слушается, часто сидит у Ити на коленях, болтает ножками и слушает, как та поёт. Она для него даже песенку сложила:
Маленький играет,
ножками болтает.
Ножками болтает,
никак не засыпает…
Брату, конечно, по душе, что Ити не принимает близко к сердцу своей неволи. И всё же его огорчает её покорность и равнодушие, что сестра вроде и дом, и родителей уж начала забывать.
Однажды ночью, когда все в избе спали, Кусти тихонько растолкал сестру и говорит, самое, мол, время бежать. А та мнётся, погодим, говорит, лучше до завтра.
— Почему до завтра? — удивляется Кусти. — Да я тут и лишнего часа быть не хочу!
— Ну хорошо, сейчас так сейчас, — зевает Ити. Брат видит, нет в ней уже той радости, с какой прежде она слушала его планы.
На этот раз они благополучно выбираются из избы и останавливаются на дворе перевести дух. И надо же, опять беда откуда не ждали: кругом в темноте глаза волчьи светятся, будто свечи! Знать, правду старуха говорила, когда в первый день их волками стращала.
Увидев страшных зверей, Ити тянет брата назад в избу, но тот не идёт, предлагает всё же попытаться крадучись как-нибудь пробраться; на худой конец от волков на дереве можно спастись.
Уговоры не помогают — сестра волков боится больше, чем старой ведьмы, больше Обжоры с Балбесом. А хищники, почуяв добычу, подбираются всё ближе, разевают свои ужасные пасти. Ити перепугалась вконец, и ничего им не остается, как вернуться в избу и так же тихо прокрасться обратно за печку.
Ити тут же засыпает как ни в чём не бывало, а Кусти ворочается, не может уснуть. Опять сорвалось! Это не столько огорчает, сколько злит мальчика. И надо же было проклятым волкам как раз в это время подойти к опушке! Да они будто сторожат, чтоб мы не убежали. Так, чего доброго, и домой никогда не вернёшься. И мальчик задумывает новый план: в следующий раз надо бежать среди бела дня, как только старуха выпустит их из виду.
Эта мысль успокаивает Кусти, и он наконец засыпает.