Малый тезаурус

ИСКУССТВО

На спектакле «Три сестры» в исполнении молодых актеров из Нальчика впервые в жизни я ощутила, как в зале появилось нечто объемное, заполнившее все помещение и всех включившее в себя. Стало понятно, чтó именно владело Чеховым, когда он работал над пьесой. «Оно» либо входит и все оказываются внутри вместе с актерами, и действие идет на одном дыхании, либо не входит, и тогда все впустую, и зрители испытывают неловкость от кривляния на сцене.

У Рембрандта лицо человека из тьмы небытия. Не человек, а мысль человека, освещение этого размышления в условиях «жизни». Почему такой мрак вокруг лица? Ах, да, тьма небытия.

Еврипид, Софокл, Эсхил. Участником действия выступает античный хор из девяти или пятнадцати человек. «Вот будущий цареубийца, Скоро мир поразит он язвою души», «Ведь горе-то лишь началось и полпути не пройдено»… Хор — это обстановка внутри человека, те же догадки, оправдания, объяснения, в общем, внутренняя сцена. Человек заключен в этом общении, лишь в мгновение догадки его «Я» впереди тех, кто держит за одежду. В следующее мгновение хор настигает и вновь оправдания, объяснения.

У Эль-Греко голубь летит прямо в глаза. Такое не придумывают, такое видят. Во сне? Получил и передал.

Молодое пение, оказывается, не только в энергии и шуме, но и в невинности, чистоте, как у раннего Сергея Погудина.

Всеми любимый, никем не понятый Булат Окуджава. Душа его светилась и переливалась тончайшими оттенками, для которых не всегда находилась вязь слов. Когда же удавалось, то расцветала песня — дар человечеству. «Одинокий рыцарь», — называли его.

Я не была знакома с ним. Как-то он был приглашен в Литинститут к студентам на беседу. Увидев полную аудиторию, удивился. «Столько писателей?». В другой раз я увидела его в ЦДЛ. Он сидел в узком коридорчике у кабинета чиновника. Сложное мгновение. Нельзя видеть такого поэта у дверей чиновника, нельзя даже приветствовать его «по случаю», и еще чего-то нельзя, бережное, уважительное к нему. И я, красивейшая из женщин, незряче провеяла мимо тончайшего из певцов, едва не коснувшись его колен.

Художница прожила в Японии самые страшные годы и вернулась в Россию, в Феодосию. Ей девяносто лет. Почитатели предлагают устроить выставку ее работ.

— Нет, — ответила она, — я еще не готова. Лет через пять.

И стала готовиться к выставке. Через пять лет все состоялось. Она умерла через год. Известная художница.

Сделать бы передачу «Высочайшие вершины духа» в истории человечества. А то — о преступлениях, совокуплениях.

Слушала кусочек «Хованщины». Вот-вот, такой подспуд придется создавать. Как в том сне, когда надвигалась планета, ее покатый бок и низкий жутковатый звук.

Выставка фотографии 1885–1930 гг. На серебре, из мелких точек. Лица, люди, дети, босые женщины. Поразительный снимок-картина: широкий горизонт, восход, на этом длинном горизонте пашущий крестьянин. Он один со своей лошаденкой и сохой. О, как можно думать! Как подняться!

Девочка-лауреаточка девяти лет играет на фортепиано с оркестром, а на пальчике зеленка.

Конкурс наших скрипачей. Один неподдельно хорош, остальные просто искусники. В фойе скрипка Паганини под пуленепробиваемым стеклянным кубом под охраной двух амбалов.

По «Свободе» про оперные хоры. Оказалось, что самые гениальные хоры у Мусоргского, самые изящные у Верди, самые сбивчивые у Прокофьева и Шостаковича.