Холод пытается пробраться под тонкий выцветший плащик, доставшийся мне от квартирантки Лиды. Но я активно притоптываю ногами, разгоняя по венам кровь. Обматываю несколько раз вокруг шеи бабушкин платок, с мыслями о том, что уж он то защитит меня от любой непогоды. Выхожу из-под козырька обветшалого здания детского дома с горьким осадком на душе.
И стоило мне сделать несколько шагов в сторону ворот, как на небе все потемнело. Я подняла глаза вверх, чтобы оценить масштабы бедствия, как мне на голову посыпались крупные белые хлопья холодного снега.
– Повезло так повезло, – буркнула под нос и втянув голову в плечи зашагала прочь от места в котором только что умерла моя мечта. Мечта удочерить Лизоньку.
Директриса безжалостно растоптала ее своими башмаками, смешав с пылью на полу.
И стоило мне вспомнить разговор с директрисой, как глаза защипали непрошенные слезы.
“Мивочка, вы так еще моводы! – эхом отзывается картавый голос директрисы в голове. – Зачем вам чужой ребенок? Живите в свое удововствие пока. Вам всего двадцать пять! Зачем вам такая обуза, Настасья?”
“Миловита Радионовна, я все решила! Не пытайтесь меня отговорить. Я хочу забрать Лизу,” – отвечаю ей твердо.
Женщина на меня странно коситься. Затем открывает папку и начинает медленно перекладывать мои документы. Листок за листком. Листок за листком. Хитро улыбаясь. Сволочь.
Я несколько лет убила на то, чтобы улучшить свои жилищные условия. Работала в поте лица, как проклятая. Изматываясь на нескольких подработках. А все для чего… Да чтобы Лизку забрать из детского дома.
Когда я пришла волонтером в этот детский дом и впервые увидела малышку, влюбилась в нее с первого взгляда. Два года, пока лелеяла мечту (а параллельно еще собирала документы и усердно работала) об удочерении малышки, я приглядывала за ней, заботилась. Привязываясь к ребенку с каждым днем все сильнее и сильнее.
И вот он день икс настал. Все документы собраны. Справки от терапевтов, психиатров, зубных, гинекологов пройдены. Я летела сюда на крыльях счастья в надежде что вот-вот еще чуть-чуть и я заберу мою девочку домой…
Но когда синий штамп на папке моих документов оставляет печать “не подходит”. Мой мир рушиться. Выворачиваясь наизнанку.
Шах и мат. Король повержен.
Из горла вырывается громкий всхлип, но я сдерживаю слезы. Сжимаю сердито в карманах пальтишка кулаки.
Директриса думает что я сдамся? Но нет, она не угадала. Я так просто Лизку не отдам. Тем более “добрые” люди шепнули на ушко, что Миловита за “небольшое” вознаграждение уже пообещала мою девочку другой семье.
Зачем она нужна бездушным богатеям? В качестве кого? Игрушки? Безусловно она там получит много игрушек и одежды, но самого главного от них она не получит. Любви они ей дать, не смогут.
За два года, работая здесь, я многое повидала. И точно знаю, что от богатеев, которые покупают детей, ждать хорошего нечего. Не пройдет и пару месяцев, как они вернут девочку обратно. Ссылаясь на то, что ребенок им не подходит по характеру. Не смогли притереться.
Стоило только представить что так же поступят и с моей Лизонькой, как по спине побежали мурашки. Я не допущу этого. Я не дам ее в обиду. Лиза моя! Моя дочка!
Подгоняемая злостью на директрису и на себя, за то что порадовалась раньше времени. И возможно тем самым спугнула удачу. Ускоряю шаг.
Под каблуками громко хрустит снег и этот звук эхом разносится в пустоте заброшенных зданий, тянущихся вдоль дороги до самого пустыря.
Внутреннее напряжение делает скачок, когда проходя мимо очередного опустелого здания, замечаю на перекрытиях второго этажа группу подростков. Сильнее прячу голову в платок. Иду быстрее вперед.
Хоть детдом находится и в неблагополучном районе города, днем тут безопасно. Я и старалась сюда приезжать всегда в первой половине дня. Но сегодня, как назло, все пошло не так. Меня задержали на работе и я опоздала на электричку. Пришлось целый час ждать следующую. А добравшись до детдома, оказалось, что я и с директрисой разминулась в каких-то десять минут. Пришлось ждать и ее. В итоге. Оставшись ни с чем, мне теперь придется еще в ночи добираться до дома в холодной, пропитанной потом и перегаром электричке.
– Хей! Детка! Заруливай к нам! – окликает меня шепелявый мальчишеский голос.
Если бы мне сейчас не было бы так обидно и гадко на душе, я бы ответила парой “ласковых” слов этому сосунку.
Но мне не до них. Нужно успеть выйти к станции до того, как стемнеет. А впереди еще пустырь и роща. Кишащая бездомными собаками. Вот кого-кого, а собак я боюсь, как черт ладана. Поэтому не останавливаясь ни на миг, я быстрым шагом практически бежала вперед.
Пустырь замаячил передо мной уже через десять минут быстрой ходьбы. Непонятно откуда взявшийся страх, подстегивал натянутые до предела нервы и гнал вперед. Я не позволила себе ни одной передышки. Рысцой пробегаю по узкой тропинке и только когда оказываюсь в нескольких шагах от рощи замираю. В тени деревьев было сумрачно и тихо.Мной овладела паника. Я не могла сдвинуться с места, чтобы пойти вперед. Страх держал ледяными оковами мои ноги.
– Так, Анастасия соберись. В чем дело? – спросила у себя и как не странно ответ пришел сразу же.
Я почувствовала дикую обиду в сердце: на директрису, на судьбу, да и вообще на всех тех, из-за кого я оказалась прямо здесь, прямо сейчас. Это не страх гнал меня вперед нет – это обида и желание прийти домой, и уткнувшись в подушку лицом разрыдаться в голос от досады и огорчения.
Смахнув с ресниц слезинку, я сжала челюсть и вдавливая со злостью каблуки в снег пошла вперед.
Какая же все таки директриса подлая женщина.Ведь это она меня подтолкнула к тому, чтобы я сблизилась с девочкой. Она разрешала иногда забирать Лизу домой. Ведь знала же к чему приведет мое общение с ребенком. Я даже и представить не могла, что после всего этого, она воткнет мне нож в спину…
И только я об этом подумала, как мне в спину что-то уперлось.Я со страха вскрикнула. Круто развернулась.
– Черт! – выдыхаю и тут же отскакиваю в сторону.
Передо мной стоит старуха в грязных ободранных лохмотьях. В одной руке держит палку, которой собственно меня и ткнула а в другой, какой-то сверток.
– Э-э-э нет доня! Чертей здесь нет, – растянула рот в беззубой улыбке старуха.
Я попятилась назад. Вонь от этой бабки стояла дичайшая.
– Что вам надо? – спросила у нее прикрывая нос платком.
– Дорогу надо спросить, а не у кого? – развела старуха руками. – Одни собаки кругом бегают.
– Так спрашивайте, что надо, а то я на электричку опаздываю, – я покосилась себе за плечо, давая тем самым бабке понять, что долго с ней нянчиться не намерена.
– Да все доня! Нашли мы что искали, – гортанно рассмеялась она, а для меня ключевым словом стало “мы”.
Пока старуха смеется, кидаю настороженные взгляды по сторонам. И замечаю движение справа. Адреналин закипает в крови мгновенно. Черт! Черт! Вот это я встряла, так встряла! От залетных бомжей можно ожидать всего, что угодно! Они же могут и убить, и сожрать! Для них это плевое дело.
Я делаю несколько шагов в сторону станции до которой рукой подать, когда слышу в спину басистый оклик старухи.
– Эй, доня. Погоди!
Когда слышу, что за моей спиной совсем рядом шелестит одежда, от ужаса мои ноги делаются ватными и мне становится трудно ими передвигать.
– Отстаньте! – кричу не оборачиваясь. – Не трогайте!
Хоть ноги и плохо слушаются, но я все же пытаюсь, пытаюсь бежать, но неожиданно я чувствую сильный толчок в спину. Я запутываюсь в своих же ногах и кулем валюсь на землю.
В голове проносится: приехали!
Но я не сдаюсь. Вскакиваю на ноги и только собираюсь бежать, как сильная рука ловит за шиворот и тормозит.
– Да, постой же ты глупая! – срывающимся голосом, одергивает меня старуха.
Я медленно поворачиваю голову и вижу, что меня держит не она, а старик бомжеватого вида. От которого воняет точь в точь как и от бабки.
– Вы меня хотите съесть? – мямлю тонким голоском.
– Вот глупая? – поцокал языком дед и отпустил мое пальто.
– Думай, чего несешь-то?! – крутит возле виска пальцем старуха. – Дело есть к тебе, – заговорщически произнесла она, покосилась на деда, – неси.
Я молча наблюдаю за дедом, который подобравшись весь, бодренькой походкой возвращается назад к мешкам, брошенным на земле.
– Что тебе от меня нужно, бабуль? – смахнула со штанин и плаща мокрый снег.
Страх куда-то исчез, уступая место усталости.
Я плотнее затянула платок на шее, вопросительно посмотрела на старуху.
– Денег хочу доня, – потрескавшимися губами прочмокала бабка, а у меня вырвался от подобного заявления нервный смешок.
– И много? – с иронией в голосе спросила у нее.
– Ну сколько будет не жалко, – тут же отвечает она.
– Могу подкинуть пару сотен на хлеб и молоко. Больше нет у меня, – пожимаю плечами и лезу в карман, где лежат сложенные вдвое сторублевые купюры.
– Ба, вот он, на, – за то время пока мы разговариваем со старухой к нам вернулся ее дедок со свертком в руках. Подойдя к старухе вплотную он сунул его ей.
– А я не за просто так прошу, деточка. Вот за него прошу, – она разворачивает тряпку и у меня от глубочайшего изумления медленно опускается нижняя челюсть.
– Что это? – протягиваю руку к розовому свертку.
У меня сердце сбивается с ритма и стучит в груди через раз. Конечно же я понимаю, что в руках у бомжихи детский комплект для выписки. Я в свое время сотню таких пересмотрела для Лизы. Но меня волнует не комплект, а то что находиться внутри.
– А то ты не догадываешься?! – щеря беззубый рот с сарказмом отвечает старуха и поднимает краешек одеяльца.
– Ребенок? – выдыхаю я, почти беззвучно.
– Ага, он самый. Давай мне за него тыщу и будем расходиться, – старуха грубо одергивает край одеяльца и ребенок издает еле различимое мяуканье, – скоро уже стемнеет.
– Откуда он у вас? – я сделала шаг к ней, но старуха зыркнула на меня с такой злостью, что я мгновенно передумала приближаться к ней.
– Давай доня без лишних вопрос. Берешь? Или я его собакам выкину. Все равно он не жилец. Поди уже два дня голодный.
– Господи! Да что за издевательство? – у меня от возмущения прорезается голос. – Отдайте мне ребенка! Немедленно!
От такого безответственного отношение к маленькому беззащиному человечку, я забыла не только про страх, но и про осторожность. Но бомжи были на готове.
Старик подхватывает палку, что лежала рядом с бабкой и выставляет перед собой, преграждая мне путь.
– Сначало деньги, доня! А потом уже стулья… а в твоем случае вот этот кусок мяса, – старуха потрясла в руках сверток и из него послышалось детское кряхтение.
Сердце сжалось в комок от удушающей жалости к невинному детю. И дальше я действую чисто на инстинкте, совсем не думая головой. Вытаскиваю кошелек из сумки. Достаю зеленую купюру и трясущимися пальцами протягиваю старухе.
– Возьмите.
Но старуха вдруг отступила на шаг. И ребенка к себе прижала.
– Я передумала, – капризно скуксилась бабка.
– Что значит передумала? Отдавай ребенка! Вот деньги, – теперь я трясу купюрой перед старухой.
– Нет? – качает она седой гривой.
– А-а-а, я поняла, – хмыкаю в ответ, когда догадываюсь зачем весь этот цирк, – вам еще денег надо. Хорошо. Я дам еще. Но где гарантия того, что вы мне отдадите ребенка? – повышаю голос.
– Да не нужен он мне. Давай еще тысячу и забирай. Устала таскать его за собой, – старуха метнулась в мою сторону и я не успела сказать и слова, как она сунула мне в руки сверток, выхватила кошелек и дала дёру. Дед следом за ней.
– Эй! Эй! Подожди! – кричу вслед бомжам, ошарашенная поступком и прыткостью стариков.
В любой другой ситуации я бы кинулась за ними бежать: хотя учитывая что их двое, а я одна, то вряд ли, но сейчас - опускаю взгляд на сверток в руках, и чуть дыша приоткрываю розовую ткань и заглядываю в личико малышу. Малыш открывает ротик и как будто что-то ищет им в воздухе.
“Он поди два дня не ел,” – всплывают в голове слова старухи.
Следующее решение которое я принимаю, было совсем не в моем характере.
Стянув с себя бабулин платок, я накинула его поверх розового одеялка, чтобы оно не бросалось сильно в глаза посторонним и быстро зашагала к станции. Не оглядываясь. Понимая, что детдом с каждым шагом становится все дальше.