Мама, не горюй!

20. Надо ли говорить старикам правду?

Вообще правд, чтобы вы знали, существует больше, чем одна. Их как минимум две. Горькая и сладкая.

К сладкой правде относится все, что старикам слушать приятно. Это всевозможные радостные события — успехи близких, семейные торжества. Сладкая правда может иногда даже приукрашиваться в зависимости от линии сюжета, ну и пусть. Её надо побольше-побольше всегда говорить, и от этих разговоров только радость и счастье безмерное старикам. С этим несложно.

Вот с горькой правдой дело обстоит иначе. Эта правда по-другому в народе ещё называется правда-матка. Ну, типа истинная и сущая. Которая, опять-таки по пословице, «хороша, да не перед людьми, а перед Богом». Вот! Вот её, если вы не хотите дополнительных страданий и переживаний на голову родителей, а на свою — бессмысленных нравоучений и неприятных разговоров, близким людям никогда не говорите. Если, к примеру, ваш отец после операции спрашивает вас, сможет ли он ещё водить автомобиль, то правильный ответ: «Конечно да!» — а не попытки логически объяснять ему, что его песенка уже спета и почему именно она спета, во всех куплетах. Не надо ему это. Она ему сейчас не нужна. Он не поэтому вас спросил. Он хочет, чтобы вы его успокоили. Не хотите врать — можете отшутиться. Не умеете шутить — уйдите от ответа. Но резать правду-матку в глаза папе не надо. И маме тоже не надо. Даже если правда ясна вам на все сто процентов.

Скажите, вы действительно думаете, что старики сами не понимают, чем всё закончится и что их ждёт впереди? Да они лучше нас это понимают.

Они прекрасно знают, что на вопрос «Как здоровье?» единственно верный для них ответ «Хуже чем было, но лучше, чем будет!».

Что делать, если правда горькая и нет никакой возможности её скрыть? Сейчас расскажу. Знаете, когда-то давным уже давно мой дед на сильном закате своей бурной жизни попал в больницу. А через день или два дома скоропостижно умерла его жена — моя бабушка Бронислава. Ей было тогда 84. Умерла, не допив чашку вечернего чая.

Дед в больнице о смерти жены не знал. И моя мама, его дочь, горькой правды ему не сказала. Молчала про смерть Брониславы два дня, пока готовились похороны. Приходила по нескольку раз в день к нему в больницу проведать. И ничего не говорила. «Как дела, дочка?» — «Нормально, папка». — «Как дома?» — «Всё хорошо». Легче ей было бы всё рассказать, но она держала удар. Она не разделила со своим отцом горе этих двух или трёх дней. А в день похорон мы вдвоём зашли к деду в палату, когда чёрная «Волга-21» уже ждала внизу. И тогда сказали. Деда отпустили из больницы на несколько часов похоронить жену. Он всё понял, мой дед. А я чему-то научился.

Чему? Тому, что таким образом мама подарила деду два спокойных дня, которые иначе он провёл бы в горе. Может быть, это и немного. Но это был максимум того, что можно было (и нужно было) сделать.

Вот такая история. Просто потребуется гораздо больше душевных сил. Их надо в себе найти, потому что как же иначе?

Короче, на вопрос, надо ли старикам говорить горькую правду, я вам отвечу уклончиво: НИ-КОГ-ДА.