Почему я не бросила институт, хотя понимала, что все это не мое? Почему не пошла своим путем, своей дорогой? Я ведь не глухая и не слепая. Истории из серии «Поступала в медицинский семь раз, работала нянечкой в больнице, была мечта» слышала не раз. Или про актеров… Я не знала, что мое и за что биться?
Не было у меня такой мечты! Вот чтобы ради нее нянечкой или санитаркой работать! Я не хотела быть врачом или ветеринаром, не было у меня глубоких знаний в области наук или тяги к физике и математике.
Что мне нравилось? Мне нравились и легко давались языки. С удовольствием читала книги, слушала музыку, занималась творчеством, причем любым. С удовольствием вязала, всякие праздники организовывала, пела и танцевала. И да, обожала уроки немецкого языка. Тут у меня были одни пятерки. А еще я всегда легко общалась. И что? Что из этого следовало? Быть конферансье?
Как-то давно в одном фильме услышала важную для себя фразу. Сколько лет прошло, а из головы не выходит. Старый такой советский фильм. Как называется, не вспомню, но главного героя играл модный тогда актер Карельских. И вот он сказал примерно так: «Нужно обязательно развивать те способности, где человек легче всего добивается высоких результатов». Мысль эта глубокая мне запомнилась на всю жизнь, я ее потом приняла как руководство к действию. Кстати, и в отношении своих детей. Им же тоже языки легко давались. Вот пусть в ту сторону и идут! Я совершенно не учитывала, что в сторону математики и физики я их не больно-то и направляла по причине того, что сама в этом не сильно разбиралась. Хорошо, что вовремя перегибы заметил их папа и быстро развернул ситуацию.
На мою учебу родители смотрели исключительно со стороны, никак не помогая и не направляя. Что сама выучила, то и выучила. Да-да, еще раз повторюсь: главное, чтобы девочка была скромная и у нее были хорошие отметки. А разве можно за это хвалить? Хвалить нужно только за достижения.
В принципе, подход верный. Сегодня тоже все психологи наперебой убеждают: никогда не говорите ребенку, что он замечательный, самый лучший. Обязательно хвалите не его, а поступок.
О том, что я симпатичная, я не знала. Красивой была сестра, а я просто девочка Лена. Поэтому, когда меня мальчишки вдруг на одном из наших вечеров выбрали королевой бала, я искренне удивилась. Я? Да вон у нас и одна, и другая. Уж точно есть из кого выбрать. Я так, ничего особенного. Когда пошли свидания и мальчики начали делать мне комплименты, я тут же, захлебываясь, рассказывала про сестру. Вот она – да! У нее знаете волосы какие? А в детстве какая была коса? Я-то что…
Да, опять про родителей. Стало быть, внешность дали, но ничего про нее не рассказали. Сама должна была как-то до этого додуматься… Только не подумайте, что я на родителей своих жалуюсь или думаю, что они мне что-то большее должны, чем дали. Это я так, рассуждаю, беру их опыт на заметку, чтобы его замесить в свой собственный. Наоборот, очень рано я поняла, что это я родителям должна.
И все-таки, поскольку я сама мама, конечно же, я задавалась вопросом: а что мы должны дать своим детям. Есть же у родителей конкретные обязательства?
По мнению специалистов, родители должны научить детей:
– регулировать свои эмоции;
– находить нужный стиль общения;
– содержать себя.
Замысловато так. Хотя если разобраться, то все правильно. Но про это читайте в их умных книжках. Здесь я пишу про свой личный опытный путь, поэтому мое мнение: детям нужно дать образование и помочь с жильем. Про жилье – это, конечно же, по возможности. Про образование – тоже по средствам.
И еще о чем не забываем – смотреть на ребенка всегда любящими глазами, хвалить его. Не захваливать ни в коем случае. Правы, наверное, специалисты: за красоту хвалить не стоит, а вот за то, что он старается, за то, что прикладывает усилия – обязательно.
Отвлеклась… Но это все важные дополнения.
Да. Так, стало быть, про немецкий язык. Тут на дыбы встал папа.
– Что значит тебе нравится немецкий язык? Ты хочешь быть учительницей?
– Нет…
Я никогда не хотела быть учительницей. Я всегда боялась толпы. Толпы детей тем более. Учительница – это моя мама с кипой тетрадок, мама, у которой в голове не ты, а чужие дети. Возможно, я маму еще и ревновала. Я уже тогда понимала, что школа забирает учителя целиком без остатка, его личная жизнь отходит на второй план. Даже он сам, его личность отходит на второй план. Что же в этом хорошего, когда ты сам на втором плане?
– А кем? – нажимал на меня папа.
Его вопросы ставили меня в тупик. – Может, ты хочешь стать переводчицей? – Тон был практически зловещим.
Ну как же могу хотеть быть переводчицей? Невозможно же забыть папин рассказ про тот самый ужин с иностранным коллегой. Нет, не ужинали. Это был деловой обед. И это очень важно. То есть обсуждались серьезные бизнес-вопросы. Нельзя было отвлекаться, отрываться. Переводчица должна была ловить каждое слово, переводить не только смысл, но и интонации. Дело закончилось тем, что девушка грохнулась в обморок. Папа с партнером сначала ничего не поняли, а потом метрдотель потихоньку шепнул: «Так она голодная у вас. Вы уже тут три часа сидите, а она ничего не съела до сих пор».
А действительно, когда ей? Папа сказал, положил кусок в рот, жует. Переводчица переводит. Потом отвечает партнер. В это время она тоже есть не может, она должна вникнуть. Вот так все и закончилось. Позором.
– На этом месте я свою дочь видеть не хочу, – постановил папа. Правда, тогда, в общих рассказах про переводчиц, он еще упомянул о нюансах в отелях. Так, обтекаемо. Это мне тоже не очень все было по душе. Я тихо вздыхала.
Где еще можно использовать знание иностранного языка, я, честно говоря, не очень себе представляла. Это сейчас я понимаю: на иностранных языках просто нужно уметь разговаривать. Причем желательно всем и как после языкового вуза. Или хотя бы чтобы и тебя понимали, и ты все улавливала правильно. Но тогда границы только открывались, мы об этом толком ничего не знали. Кстати, про бухгалтеров я тоже не очень была в курсе. Слово мне, правда, не нравилось категорически, но как-то я была уверена, что выход найдется. А пока я буду студенткой.
Зачем было обязательно поступать в институт? Чтобы пережить время молодое, которое одновременно золотое? Нас же убеждали, что эти годы мы всю жизнь будем вспоминать, как свои самые лучшие!
Вот кто сказал, что эта пора прекрасная? Я очень быстро поняла, что мне в этом бухгалтерском институте не нравится все! И то, что ехать было далеко, и сами предметы – нудные и неинтересные. Но главное – отношение преподавателей, снисходительно-высокомерное. Даже не ко мне, а к ребятам, которые приехали со всех уголков России. Причем, как правило, из сел и деревень (я одна была в группе москвичка). Многие из моих сокурсников выживали в прямом смысле этого слова. Жили на стипендию, одевались очень скромно, старались учиться хорошо и сдать прилично сессию. Для них стипендия – это было «не на булавки», как у меня, они на эти деньги действительно жили.
Меня в то время с головой окунули в другой мир. Кстати, что было неплохо. Вот это действительно стало для меня хорошей учебой. Я училась жизни, не бухучету.
Со своими однокурсниками я быстро подружилась, у нас образовалась крепкая и веселая компания. Очень надеюсь, что я их своей инаковостью не раздражала: никогда не была высокомерной и ничего из себя не строила. Но и не прибеднялась. Такая, какая есть. Да, еще мне всегда были искренне интересны другие люди. Разные. Я пытаюсь их понять, от души им радуюсь. Если я вижу, что в чем-то знаю больше, немедленно делюсь знаниями. Без всяких нравоучений. От души.
Я была другой. Ну так получилось! Москвичка, окончила языковую школу, играла на пианино и была за границей: «Да я вам сейчас все расскажу! Подробно!» У меня всегда получалось влиться в разные коллективы. Как? Думаю, от вот этой самой любви к людям и интереса к ним. Человек всегда чувствует искренность.
Недавно встретилась с одной моей бывшей одногруппницей.
– Ты, Ленка, всегда была с другой планеты.
– Как это?
– А вот так. Мы все тебе удивлялись. Но тянулись за тобой. С тобой было интересно.
Я не стала раскрывать своего секрета: это все потому, что мне было с вами интересно.
На этом весь интерес к институту заканчивался. То, что там преподавали и как, – было просто как страшный сон. У меня началась легкая паника. Я не понимала: зачем? Почему я вот это самое должна учить? А дальше что? Это означает, что мне всю жизнь сводить дебет с кредитом? Вот в этих самых балансах? Для этого, что ли, живу? Чтобы в двадцать лет угробить свою жизнь?
Интересно, что остальным нравилось. В основном. Эти девчонки и мальчишки точно знали, куда они приехали и чему они будут учиться. А еще они знали, что их ждут в родных селах. По возвращении они станут главными бухгалтерами в местных хозяйствах, вздохнут с облегчением их родители, жизнь их семей станет легче и обеспеченнее, а мамы с папами будут ими гордиться.
Что будет у меня? Чем тут гордиться? Сидит в подвале в нарукавниках и считает на счетах? Ой, только не рассказывайте, что у нас все профессии в почете. Именно тогда я очень четко поняла: совсем даже не почетно занимать чужое место, что я, собственно, и делала, учась в этом институте. Про то, что могу просто угробить какое-нибудь прекрасное хозяйство своей некомпетентной работой, я пока еще не знала.
Опять хочется найти виноватых. Не так учили, не заинтересовали, не зажгли. Да, честно вам скажу, из всех педагогов с теплом помню одну учительницу по товароведению. Она единственная относилась с пониманием к моей первой любви и к тому, что четыре года я ходила за руку с одним и тем же мальчиком. Педагог обязан не только наукам учить, но учить конкретного студента. Для этого жизнь того студента ему должна быть известна и небезразлична. Так мне кажется. Поэтому и науку товароведение я не то чтобы полюбила, но принимала.
А еще мне нравился преподаватель по теории относительности. Он нам рассказывал истории. Через них вводил нас в мир цифр и разных схем. К доске вызывал нас следующим образом:
– Сегодня вызываю тех, кто… – он оглядывал огромную аудиторию: – Кто в красном.
Те, кто в красном, тут же начинали сползать вниз. Мы, девчонки, уже знали, что кофт на себя нужно надевать несколько. И если что, просто быстро верхнюю снимать.
На экзамене нужно было перед началом ответа рассказать анекдот. Это, как правило, помогало. Меньше четверки он не ставил.
Мне достался совсем ужасный билет. Анекдот рассказала. Видимо, с настроением у педагога в тот день было вяло.
– Что в билете?
Я молча протянула билет.
– Ну?
Я решилась на еще одну попытку:
– А еще я по-немецки говорю.
Он молчал.
– Свободно.
– Говори!
Я почему-то рассказала ему про дивный город Веймер, где родилось огромное количество прекрасных музыкантов. Включая Баха и Бетховена.
– Все?
– Могу на любую тему.
И вдруг он сам начал говорить на немецком. А я отвечать. Так мы поговорили минут пять.
– Ставлю четверку за то, что подняла мне настроение.
Он рассмеялся, потер руки и посмотрел на дрожащий зал.
– Всем, кто пришел в синем, сразу ставлю пять!
И все-таки не всем я нравилась. Кого-то я раздражала. Я никогда не стремилась в начальство. Староста группы или ее заместитель – это никогда не было моей темой. Старостой стала Лариса. Высокая худощавая девушка с гордо поднятой головой. Серый костюм в мелкую клеточку с узкой юбкой, хлопчатобумажные рубашки – в противовес – в полосочку, под мышкой портфель. Она никогда не ходила одна. С двух сторон обязательно семенили ее бессменные ординаторши Таня и Валя.
Именно они предложили Ларису на должность старосты. Поскольку никто еще никого не знал – это было первое собрание группы – и всем по большому счету было все равно, Ларису выбрали единогласно. Как выяснилось впоследствии, девушек поселили в общежитии в одну комнату. Лариса им так и сказала: «Я буду старостой».
– А откуда знаешь?
– Так вы меня предложите!
– А…
Так и случилось. Они предложили, мы выбрали. А дальше Ларисин портфельчик носил кто-то из Тань – Валь, потому что у Ларисы были всегда заняты руки. Она постоянно что-то записывала в своей тетрадочке. Куда бы ни шла, тетрадочка открыта, Лариса пишет. Фиксирует все, что видит. Как потом мы поняли: кого видит. Кто куда, кто с кем. А потом прямиком в деканат.
Как-то так случилось, что зачеты Лариса уже получала автоматом, преподаватели, которые косились на нас, ей улыбались, а Лариса все выше поднимала, а если уж по-честному, задирала голову.
Вот как раз Ларису я раздражала страшно. Тем, что у меня были джинсы и я их носила не по праздникам, а прямо вот так нагло ходила на занятия. Тем, что не зубрила, но четверки получала, и тем, что со мной всем хотелось дружить.
Она, кстати, так и ходила все время одна. Таня с Валей не считались, они же были не с ней, а за ней. Мне казалось, что она с ними даже не разговаривает. Руку назад протянула – свой портфель получила. Взяла, что нужно было, вернула, даже назад не оборачиваясь.
Но она никак не могла найти на меня компромат. Я не курила, на занятия не опаздывала, не списывала.
И все же ей повезло. Как-то она застукала меня в общежитии после 21:00. Это были ее звездные минуты. Вместе с комендантом и с тетрадочкой она ровно в 21:00 ходила по комнатам. Комендантша была женщиной пожилой, видела плохо, не всех знала в лицо. Сидят за столом и сидят, в книжки свои учебные смотрят, кровати расстилают. Стало быть, здесь живут.
Ларису было не провести:
– Иванова, на выход! Сидорова, нечего за Петрову прятаться!
Переночевать у подружек в общежитии – что может быть прекраснее? Это же мечта всей жизни. Романтика. Полночи шептаться, потом спать валетом пару часов, чтобы на следующий день клевать носом на лекциях. Мечта!
В общежитие надо было прорваться, чтобы тебя не отметили на проходной. Отметили – все, значит, надо уходить. И вот комендантшу отвлекали, я практически ползком пробиралась. И ура! Я на месте. Вместе жарили картошку на общей кухне, доставались домашние соленья – пир горой. Разве ж дома так поешь?
Проверку в 21:00 пережили, спрятать меня сумели, и вот сидим ужинаем. Свечку зажгли, разлили по кружкам чай с вареньем из айвы – такое только мама нашей Наомишки (а в миру Нади) варит. Одно слово – счастье. И тут Лариса нарисовалась. В халате. На голове две бигуди. На ногах стоптанные тапки. Якобы за солью.
– А что тут Ронина делает? Немедленно вон!
А куда вон? Время 12 ночи.
– Лариска, офонарела? Где ей теперь ночевать? Под мостом? – На нее с ложкой пошла Надя. – Ты зачем пришла? За солью? Да забирай хоть всю банку.
– Мне всю банку не надо. Мне макароны посолить. А где твоя Ронина ночевать будет, меня не волнует. Точно не здесь. Не положено правилами. А впрочем, ваше дело. Можете оставаться. Она же не себе хуже делает. Тебе. А тебя из общежития выпрут.
Моя подруга – девушка с Кавказа – была не из боязливых.
– Меня выпрут – родители квартиру снимут, так что пугать тут меня не надо. Но только запомни: брат мой тебя из-под земли достанет. И я не шучу.
Тогда Лариска на нас не настучала, но появилось в ее взгляде снисходительное превосходство. Она своего добилась, я ее побаивалась.
Так и все побаивались. А вот Лариса, похоже, счастлива от этого не была. Никто не хотел с ней дружить. Да, все уже поняли: она староста, она командир. Но в какой-то момент стало ясно, что это совсем даже не победа. Ей хотелось, чтобы смеялись над ее шутками, приглашали в кино. Но она же ничего смешного не рассказывала. И кому в голову могло прийти, что она хочет пойти в кино.
Прорвало нашу Ларису на новогодней дискотеке. Совершенно неожиданно она напилась. Да так, что ее начало выворачивать наизнанку. От стыда расплакалась и разоткровенничалась.
Отмывали ее мы с моей кавказской подружкой.
– Почему меня не любят?
– А за что тебя любить? Ты же на всех стучишь!
– Я не стучу! Я дисциплину поддерживаю! Мне повышенная стипендия позарез нужна. И место в общежитии. У меня нет братьев, которые за меня драться придут, и квартиру, если что, мать оплачивать не сможет.
– Ой, ладно! Это ж я так. Нужна я моему брату – еще драться за меня…
– У меня вот день рождения скоро. 18 лет. Так мечтала его отметить как-нибудь особенно. И что? Даже если я приглашу ребят, не придут ведь!
Арбитром у нас была Надя. Я сидела рядом, гладила Ларису по голове, и Надя успокаивала девчонку.
– Брось ты, Лариска, эту тетрадочку. Прям порви ее! И чтоб все видели. Ты ж головастая. С какой стати тебя должны общежития лишить? Ты хорошо учишься, вон, в научном кружке какие-то расчеты аналитические делаешь. Нам с Ленкой и не снилось такое. Зачем выслуживаться – прислуживать? У тебя и так все хорошо.
– А вдруг? – плакала Лариса.
– А вдруг кирпич завтра может на голову упасть. И про день рождения – а ты поувереннее. И пригласи всю группу!
– Как всю группу. Куда?
– Куда? Ты о чем мечтала?
– Я… – Лариска подумала. – Про ресторан «Седьмое небо».
– Вот туда и пригласи.
– А вдруг никто не придет? И потом, дорого.
– Вместо подарка каждый пусть сам за себя заплатит. И ты не думай про «придет не придет». Ты пригласи. От души. Вот у нас собрание через неделю. До тех пор мы с Ленкой про ресторан тот все узнаем. И приглашай! Мечты должны сбываться!
Надя – та про добрые дела. Съездила в ресторан, узнала, что есть там специальное предложение «Обед на седьмом небе». Час крутишься на этой самой башне, одновременно тебе приносят салат, второе и десерт. Ты лицезреешь Москву со всех сторон и беседуешь с друзьями. Кстати, и выходило все это совсем даже не дорого.
– Может, просто на экскурсию всех позвать? – заикаясь, предлагала Лариска. Я раньше никогда не видела ее такой перепуганной.
– Нет! – упрямо возражала Надя. – День рождения у нас!
Кстати, уже как неделю Лариска свою тетрадочку убрала подальше, сама носила свой портфель, еще и давала списывать лекции. Народ только руками разводил.
На собрании Лариса, как всегда, провела политинформацию, рассказала про институтские новости. Обычно у нее еще был список тех, кого нужно было пропесочить по разным поводам, а тут – тишина. Про день рождения – тоже молчок.
Помочь решила Надя.
– Ларис, а день рождения? Зажать решила? Други! Тут Лариса поделилась идеей. А не подняться ли нам под облака и не выпить за здоровье Ларисы по чашке чая на Останкинской телебашне?
Девчонки захлопали, мальчишки затянули:
– Только чай…
– Там техника безопасности. Голова закружится, свалишься.
Пришли все. Это был прекрасный праздник. Лариса восседала с гордым видом. Башня крутилась в ее честь, и все мы парили над Москвой.
А я поняла тогда про людей нечто большее. Лариса не была отъявленной негодяйкой. Она пыталась вписаться в новую жизнь. Ей показалась, что так будет правильно. Откуда-то она такую жизненную схему взяла. А мы ей показали – не работает! Или работает, но с большими оговорками. Всегда есть выбор. Слава богу, Лариса свой выбор сделала в пользу простой жизни. Честной и интересной.
Так почему же я не бросила учебу, коль все было так плохо? Потому что я не знала, что дальше. Я была не уверена в завтрашнем дне, а еще в своих силах.
Я приспосабливалась к тому, что есть.
Я могла скорректировать ситуацию, но мир вокруг себя я менять бы не стала. Брала тот, который предлагался, и создавала в нем комфорт.
Я и представить себе не могла, что, когда вдруг я, совершенно случайно, наткнусь на дело, которое и есть моя мечта и, наверное, мое предназначение, я начну крушить все вокруг, двигаясь к своей цели.
В то время я тихо плыла по течению. Институт не нравится? Нет. Профессия, которой меня учат? Это ужас и кошмар. Однокурсники, которые меня окружают? Если им нравится обучение, бегу от них стремглав. Моими друзьями стали такие же, как я, которые получали отметки, чтобы натянуть на стипендию. А не затем, чтобы что-то там узнать.
Почему это меня никак не удивляло? Молодость, глупость, беззаботная жизнь с родителями. И потом, мало ли, что эти преподы безумные тут нам рассказывают? Может быть, на деле все по-другому окажется? У меня же других вариантов не было. Иностранный язык нет-нет да и всплывал в моей голове, но тут же рядом в моих мыслях появлялся разгневанный папа с рассказами про переводчиц.
Я решила и дальше плыть по течению этой мутной воды. Тогда творчества в моей жизни вообще никакого не было. Ах нет, вру. Я вязала на спицах. Придумывала грандиозные модели, одевала себя и семью, чем удивляла окружающих. Всегда одевалась своеобразно и необычно. Часто получала вопросы от малознакомых людей: «А где все это можно достать?»
Где – знали мои одногруппники. Потому что вязала я каждый свободный момент. В электричке, на лекциях под партой, на переменах… Но разве же это творчество? Все же, на мой взгляд, творчество – это когда еще и хочется поделиться процессом и результатом. А так получалось слишком уж камерно.
Задумываться о том, что меня ждет впереди, я начала только на производственной практике. Я даже не предполагала, что вот эта вся нудятина прорвется в мою жизнь. На практике стало понятно, что учили нас конкретно нашей работе. В один миг я осознала, что меня ждало в недалеком будущем. Вот так вот сидеть в полуподвальных помещениях и считать. Сверху вниз, потом вбок, а потом еще как-нибудь. В перерывах подмигивать коллегам: «Опять сошлось!» – у них опять сошлось, у меня опять нет! М-да…
Люди все вокруг попадались хорошие, меня им было и жалко, и как-то сразу они понимали: ну не про меня это все. Как одна моя наставница говорила: «Ее даже ругать не за что. Она же старается. Если бы она филонила, так нет же! Честно работает». Про себя, наверное, думала: «Может, тупая? Тоже вроде нет».
Ко мне всегда все хорошо относились, помогали и поддерживали. В одном месте даже придумали: они за меня поработают, а я им истории всякие рассказывать стану. И вот я им Агату Кристи пересказывала. «Десять негритят» в лицах!
Но ведь это все неправильно! А с другой стороны, я думала: а чем занимаются другие люди на других работах? Куда ни придешь, все сидят: что-то пишут, что-то считают. Я взяла себя в руки и вникла.
Как-то вступила я в спор с одной продавщицей. Не очень опрятного вида молодая полная девушка продавала мне что-то в бакалейном отделе. Дело было давно. В то время я только-только перешла в ранг главного бухгалтера. Продавец швыряла в меня товаром, не желала отвечать на мои робкие вопросы про «свежий – не свежий». Это сейчас подошел – бирку посмотрел, даты сверил, можно еще в руках повертеть и даже понюхать или выбрать с полки, что нравится больше.
Раньше был прилавок. Стеклянный такой. Другого ничего не было. И вот стояла такая начальница этого прилавка, и ты от нее полностью зависел. Может тебе дать сосиски, а может сказать, что они закончились. А может свежие из подсобки принести. Или колбаску, допустим. Особенно я любила телячью.
– Вам кусочком или постругать?
Не помню, чем уж так разнервировала меня эта девица, но я в сердцах ей высказала свою точку зрения:
– Девушка, вот вы же все равно тут работаете? Уйти вы отсюда никак не можете. Во всяком случае, до вечера. Вы же не только мне настроение портите, вы его себе портите. В каждой работе можно найти какие-то плюсы. Ну ладно, не в работе, сама бухгалтером работаю. Какие уж тут плюсы? Но может, у вас коллеги хорошие или вам помещение это нравится. Да погода за окном, наконец!
Девица посмотрела на меня с сомнением:
– Так вы же с улицы только что! Там грязища и холодище!
– Там самый разгар осени. Я в такую погоду Пушкина представляю. Он стоит на ветру и придумывает очередную поэму.
– А я представляю то, что у меня сапоги промокают! – не унималась девица.
Я поняла, что спорить дальше бесполезно, мнение свое я высказала, меня об этом никто не просил. Вылезла зачем-то. А с другой стороны, сейчас ее все раздражает. А потом вдруг задумается? И вспомнится ей наш разговор. Я же задумалась. И поняла: дело не в цифрах, дело во мне. Тоже мне, царица Шамаханская. Все ей не по вкусу. Счеты ей не нравятся и считать на них… А может, стоит поменять вкус?
Недавно меня пригласили на встречу со студентами в один из московских вузов. Тема беседы – «Как прийти к успеху». Моими слушателями были будущие инженеры.
Я рада, что была заявлена тема вечера. Не просто встреча с писателем, а разговор про важное.
Знаю, педагоги боялись неудобных политических вопросов. Вдруг чего спросят – я растеряюсь, а они не смогут ребят угомонить. Попробуй-ка повлияй на сто пятьдесят человек, которые сидели передо мной.
Я не боялась. Потому что был задан вектор: мы говорили про будущее ребят, сидящих в зале.
Как стать успешными? Как состояться в этом мире? Не потеряться, не растеряться? Как остаться собой, но постоянно развиваться.
Я начала свою беседу с вопроса: «А что вы сами понимаете под успехом?» Ведь каждый из нас успех понимает по-разному.
Деньги, слава, интересная работа, дружная семья…
Для меня успех – это в первую очередь найти дело по душе. А дальше идти по дороге жизни в заданном направлении, в ладу с самим собой. Ребята слушали меня очень внимательно. Можно даже сказать, затаив дыхание. Им это было нужно. Они уже на меня надеялись. А вдруг я им сейчас скажу что-то важное. Конкретно и каждому.
Я говорила в общем. Но надеюсь, что это не стало для них просто словами:
– Что нам помогает найти свое место в этом мире? Конечно же, образование. И самообразование. Важно учиться. Всю жизнь. Не останавливаться. Брать ответственность на себя. Общаться. Быть комфортным в общении. Ну и как же нам образовываться без книги? А никак! Важно читать. Вникать, использовать прочитанное, делиться мыслями с другими… Да, и удача имеет место быть, и везение. Но шанс дается каждому, я в этом не сомневаюсь.
Я говорила минут двадцать, а потом отвечала на вопросы. Их было много – и все умные, непростые. И один из самых важных вопросов: «Как понять, что успех уже пришел?»
Да, ребят зацепило. Они хотят стать успешными, хотят стать личностями, найти свое дело.
Говорили долго и много. Передо мной сидели заинтересованные молодые люди. Они точно знают, в какое время живут, они понимают непростую ситуацию в мире. Но у них есть силы эту ситуацию развернуть. Я это почувствовала. Уж не знаю, кто из нас получил большее удовольствие от этой встречи, но я узнала много нового. А главное, появилось чувство защищенности. Нам на смену идут хорошие люди. Они не допустят плохого.
Почему-то я надеялась, что случится чудо. Приду я на работу, а там все другое. Что другое? С какой стати? Но, как говорится, надежда умирает последней. Да, мне не сладко было на практике, но я же не в Москве практику проходила, в провинциальных конторах. А тут Москва. Солидное заведение.
Что оказалось на поверку? Государственное учреждение, где мне предстояло работать, находилось недалеко от метро. Дорога приятная, через бульвар. Я изо всех сил пыталась найти плюсы. Вот иду, свежим воздухом дышу, деревья шелестят, дамы собачек выгуливают. И само учреждение располагалось в отдельно стоящем здании – видимо, бывшем особняке. Широкие лестницы, высокие потолки. Меня привели в просторную комнату с большими окнами и указали на мое рабочее место. На мое приветствие присутствующие ответили невнятно. Шесть человек, все сидят, насупившись. Считают…
Я честно пыталась влиться в коллектив. Получалось не очень. «Неужели им всем интересно работать?» – думала я. Вот так вот считать непонятно что? Ни тебе поговорить, ни тебе помечтать. Я так не могла. Все равно я мечтала и совершенно не могла сконцентрироваться на работе.
Я концентрировалась на своих коллегах. Тех самых, что сидели в комнате. Первая, конечно же, – это начальница.
Столы в комнате были развернуты странным образом. Начальница сидела лицом к нам, все остальные лицом к ней рядами, как в школе. Наша руководительница была крепко сбитой женщиной лет пятидесяти, а может, и сорока. Кто его знает? Мне тогда все казались не девушками. Тем более если учесть, как она выглядела. Основной частью ее гардероба был толстый вязаный жилет. Видимо, собственного творчества. Под ним уже не важно что. Может, что и хорошее. Но жилет же в полосочку продольную. Все полосочки темных цветов, так что… Там уж дальше, что ни надень – хоть юбку, хоть платье.
Телефон у нас был один, на столе у начальницы. То есть мы все вкалывали, а она отвечала на телефонные звонки. Несправедливость. Это я вам сейчас свои мысли озвучиваю, которые тогда ко мне в голову приходили, выталкивая изо всех сил мысли нужные, про работу.
Разговаривали мы, стоя рядом со столом. Много, стало быть, не наговоришь. Ты разговариваешь, а начальница смотрит на тебя. Мол, не стыдно? Уже вторая минута пошла. Если нам кому-то надо было позвонить, мы спрашивали: «Можно позвонить?» Вот такие строгие правила.
И ведь если вдуматься, то это же правильно, ничего нас от работы не отвлекало. Ни тебе телефонов и соцсетей, ни новостной ленты. Не то что сейчас. Так нет же, я улетала мыслями в свои неведомые миры.
Ах, да. Про телефон. Если, допустим, наша руководительница шла в туалет, а тут – бац – и звонок, мы имели право снять трубку. Интересно, что, если звонил муж начальницы, он всегда говорил:
– А можно Галочку?
И вот что за странность такая? Или он не знал, кем у него жена работает? И что тут еще пять человек подчиненных сидит? Стало быть, еще одна мысль, чтобы ее подробно подумать.
Но больше всего мне нравилось думать про Фриду Абрамовну. Жила у нас в комнате еще такая сильно пожилая женщина. Почему жила? Потому что лет ей было сильно за 80 или даже больше, а пришла она в это самое заведение сразу после техникума.
От почтенного возраста Фрида Абрамовна совершенно согнулась пополам, лицо ее смотрело на нас при повороте головы где-то на линии талии. Кстати, линия талии у Фриды Абрамовны как раз присутствовала. Как и восхитительный гребень на седом пучке, и неизменные очки на крючковатом носе в роговой оправе. Персонаж из мультфильма «Карлик Нос», господи прости. Ну это я вам сейчас образно объясняю, чтобы не запутались и точно представили данный персонаж.
Скорее всего, в молодости Фрида тоже красотой не блистала, но, по ее рассказам, она была безумно счастлива в браке. Замуж она вышла лет под тридцать, видимо, раньше не было ну никакой возможности, за человека старше нее на сорок лет.
– Это как?
– Это, милочка, прекрасно!
– Так он же старый!
– Он показал мне жизнь! Что может тебе показать двадцатилетний юнец?
– Например, он может показать мне любовь, – зачем-то выпалила я.
Фрида аж задохнулась:
– Невелика ценность. А Борис показал мне мир. Он знакомил меня с архитекторами! Мы плавали на пароходах!
Две подружки Райка и Катерина тут же начинали тихо хохотать и одними губами мне подсказывать: «А еще он помер через десять лет, и Фриде досталось все состояние».
Это уже потом я заметила разного диаметра мутные камушки в длинных ушах и на заскорузлых пальцах нашей Фриды.
– Фрида Абрамовна! Неужели настоящие? – осмелилась предположить я.
– Другого не носим.
Своих детей у Фриды не случилось, с детьми Бориса она вусмерть переругалась из-за наследства, так что домом ее стала работа. В коллективе она тоже ни с кем не общалась. Сначала я попыталась к ней присоседиться – люблю я пожилых женщин, мне с ними очень интересно, – но быстро поняла, что это мне хочется общаться с Фридой, а ей со мной – нет.
– А почему она так высокомерна? Она же старая. А если ей помощь понадобится? Зачем со всеми ссориться? – пыталась я вникнуть в ситуацию.
– Тут нет людей ее уровня! – констатировали Райка и Катерина. – Даже и не старайся. А потом, она еще боится, что мы ее обворуем.
– Как это?
– А так. А иначе зачем она с сумкой в туалет ходит?
Да, общаться мне было не с кем. Фрида всех боялась, Катерина с Райкой общались исключительно друг с другом. Еще одна девочка, Зина, пришла только после училища. Попыталась общаться с ней. Но она либо про расчетные ведомости – к какому сроку их нужно сдавать, либо про то, что сготовила вчера мамка на ужин, что было к макаронам. А еще меня всегда удивляло, почему Зина спит в комнате с мамой. А папка в комнате с братом.
– А у меня родители вместе спят, – попыталась я выяснить, что к чему.
– Так папка храпит!
Хотела спросить: «А брат у тебя глухой?», но не стала.
Я тогда еще не знала, что если пришел на работу, то надо ее полюбить, а не заниматься невесть чем. Я неправильно подошла к вопросу. И вроде как по наитию и пыталась эту работу полюбить, но только получалось все, кроме самой работы. Работа была нудная и скучная, за что ее любить? И как? Вокруг тоже ничего хорошего не наблюдалось. Ни поговорить, ни вместе чаю попить.
А с Фридой мы как-то все же пообщались.
Как-то мы остались с Фридой одни в комнате во время обеда. Она по привычке пальцами, согнутыми артритом, достала из своей видавшей виды торбы целлофановый пакет с неизменным бутербродом и огурец, отвернулась к окну и медленно захрустела.
– Чего в столовую не ходишь? – Фрида принципиально ни к кому не обращалась по имени.
– Тошнит. – В то время я уже забеременела и свою беременность переносила очень тяжело. Не выносила никаких запахов, мне пахло везде и ото всех. Бедные люди, как они живут, они даже не представляют, чем от них пахнет и как невозможно рядом с ними находиться.
Кстати, от Фриды не пахло. Она была какая-то бестелесная. Всегда в черной юбке, плотных чулках, шелковые блузки менялись строго раз в два дня, а кофта шерстяная так же, как и юбка, была неизменна. Темно-фиолетовая, вязаная.
– Ненавидишь работу? Или нас?
Я опешила. Вот это вопросик. Даже тошнота прошла.
– А вы? Вы работу любите? И сотрудников наших? – Как я тогда решилась ответить вопросом на вопрос, ума не приложу. Но уж больно вредной была Фрида. Вредной и злой. Никогда не улыбалась, смотрела на всех с небольшим презрением и свысока.
– Работа хорошая. – Фрида достала из своего огромного ридикюля мужской платок и тщательно вытерла губы. После этого вытащила пальцами-крючками бархатную косметичку и накрасила губы помадой такого же отвратительного фиолетового цвета, что и кофта.
Я решила ждать. Каким-то чутьем я поняла, что Фрида нацелена на разговор и все вопросы ко мне были лишь преамбулой. Ничего ей про меня не интересно. Она просто сегодня вдруг решила поговорить. Я не ошиблась, через какое-то время Фрида продолжила:
– Работа хорошая, люди – говно. Причем все. – Она исподлобья зыркнула на меня, ожидая реакции. К этому моменту я проработала в этом странном коллективе – а по мне, так клоповнике – уже год. Не то чтобы я была согласна с формулировкой Фриды, но ход мыслей ее меня развеселил. Мне лично работа не нравилась. А люди не нравились конкретно эти. В других местах хороших было хоть отбавляй. Так что с формулировкой «все» я была не согласна и решила оспорить данное заявление:
– А как же ваш покойный муж?
– А что муж? Не смог меня защитить от этих циклопов. Все сама вырывала. С кровью. Ничего им не оставила, чтоб неповадно было. – Фрида повернула голову и посмотрела на мой живот, дальше голова не поворачивалась. Пыталась понять мою реакцию: достаточно ли она ясно сейчас выразилась? Уразумела ли я, что циклопы – это ее падчерицы? Видимо, реакция моя была недостаточно бурной, поэтому старушенция развернула свою мысль:
– Видите ли, не поняли они отца, – она слегка повысила голос. – Как можно было жениться?! После смерти матери прошло всего-то ничего – пятнадцать лет. И тут я нарисовалась. Причем мать их еврейкой не была – что неправильно. Еврей должен жениться только на еврейке. – Она опять исподлобья зыркнула в мою сторону. – Хотя кому я это рассказываю? Он был красив. Евреи, как правило, обаятельные, но чтобы красавцы – это редкость. Обычно маленькие, пузатые, шеи нет, глазки-щелочки, сами вертлявые, суетливые…
М-да. Доброта необычайная. Но я все так же молчала. Поняла, что сегодня день ее арии. Тем более она уже вердикт в мою сторону высказала на тему «кому она это все рассказывает». Фрида пошамкала синими губами и заскрипела дальше:
– А Борис был высоким, почти под метр девяносто, статный, ямочка на подбородке. Да, нас сосватали знакомые евреи. Пришли к родителям: так и так, есть такой человек, не желает ли ваша Фрида познакомиться, присмотреться? Мой папа тоже сначала про возраст задумался. Ему тогда было 60, а Борису 70. Но он сказал мне так: «Смотри сама, мы с мамой уже смирились, что ты будешь жить с нами и семьи у тебя не будет. Так тоже можно жить. Племянников у тебя хватает, всех возрастов. То, что своих детей нет, – оно, может, и обидно, но не смертельно. За кем ты больше хочешь ухаживать? За родными родителями или за чужим мужчиной?» Вот так поставил вопрос папа. И стало мне так горько. Оказывается, они сами уже все решили, судьбу мою определили и на своем совете утвердили. Я решила встретиться с Борисом. Да, я знала, что не красавица. Но у меня были другие качества, за которые точно можно было меня полюбить. Я всегда была умная, шустрая, все по дому умела делать.
Фрида уже не вертела головой, и голос перестал скрипеть. Она вернулась в свою юность.
– Я видела, что Борис не был в восторге от моей внешности. Я ему не понравилась. Такого не скроешь. Говорил как вроде из вежливости и из жалости. Я не выдержала и расплакалась. Никогда себе такого не позволяла. И тут вдруг он опешил. Охнул так и притянул меня к себе. Девочка моя, говорит, зачем же… И начали мы встречаться с ним. Через два месяца расписались. Да, прожили всего десять лет. Он так меня любил, что тут же попросил оставить работу. Жаль, говорил, времени, немного его у нас. Стало быть, чувствовал. Мы с ним все время были вместе. Дочерям своим тут же на дверь указал, как только те фыркнули в моем присутствии. Вот такой сложный для себя сделал выбор.
– Вы думаете, это правильно? – подала голос я.
– Я же сказала, – Фрида повысила голос. – Он сделал свой выбор. В следующий раз мы с ними на похоронах увиделись. Пришли как хозяйки, пытались все меня от гроба оттеснить. Ну я им и отомстила. Да, всего десять лет. Но мне хватает этих воспоминаний. А это кто все?
– Кто?
– Ну те, кого ты сотрудниками называешь. Пустые все люди.
– А зачем вы работаете? Раз вам все не нравится?
– Во-первых, я не сказала, что все не нравится. Работа хорошая. А люди говно.
Я поняла, что мы пошли по кругу. А тут и Райка с Катериной из столовой вернулись. Как всегда, зашли, умирая от смеха, комната тут же наполнилась разными запахами, Фрида прямо смотрела перед собой стеклянными глазами, а я все думала про ее слова. И про отношение к людям, и про то, что работа хорошая.
Можно ли полюбить работу? Можно. И нужно. Но тут главное правило: нужно в этой работе разобраться. Невозможно полюбить то, чего не знаешь. Нужно вникнуть, выучить, потратить свое время. Если просто по верхам, то ничего не получится.
Этому меня научил мой младший сын. Видимо, такие знания появляются после учебы в физтехе.
– Можно освоить все что угодно.
– Ну подожди, ты не прав. А как же певцы? Художники?
– Можно. Научить можно всему и научиться всему. Вопрос, сколько ты для этого затратишь труда. Кому-то нужно совсем ничего, а у кого-то такая учеба займет годы тренировок.
– А дальше?
А дальше я сама себе отвечала на все свои вопросы. Это уже наша жизнь, мы сами должны понять, есть ли у нас склонности, способности или даже талант.
Сын отчасти прав. Раньше всех учили петь и рисовать. И ничего – пели и картины маслом писали. Не все стали Патти, но пели все.
Я как-то присутствовала на занятиях пения дочки одних наших знакомых. Мы пили чай и болтали, а в соседней комнате раздавались дикие звуки под фортепьяно. Родители, слегка извиняясь, дали свои комментарии:
– Дочке нравится, это главное. Она нам как-то заявила: «Я хочу быть тем, кем хочу казаться».
– Какая интересная мысль…
– Глубокая. Мы решили поддержать.
И ладно, что нравится. Человек должен заниматься тем, что нравится. Родители молодцы. Они рядом. Могут поддержать на первых порах? Хорошо. Дальше пусть сама. А может, распоется? Или станет театроведом? Директором оперного театра? Почему нет? Важно вовремя остановиться, если талант все-таки не откроется, и не проплачивать себе карьеру. Примеров таких сегодня масса.
Мечта должна дружить с головой и с амбициями. Во всем должна быть гармония. Многие люди становятся несчастными, потому что думают, что могут, а они только хотят. Сложно тем, кто рядом. Если человек сам себя трезво оценить не может, ему нужно помочь и сказать ту самую горькую правду, уберечь от страшной трагедии. Причем не только его самого, но и его окружение.
Ну, это, наверное, тема другой книги. Но в этой главе я хотела сказать главное: занимаешься каким-то делом – не скучай лениво, а вникай что есть силы. Каким может быть результат? Например, тебе может понравиться эта работа.
Есть еще такая тема. Мы сами себе благодарны за наш труд. Мы его ценим. Чужой не всегда, а свой обязательно. Очень жаль себе признаваться, что усилия потрачены зря. А может, все не так уж и плохо?
Ровно это самое произошло и со мной. Пока я сидела в общей комнате и на машинке печатала платежки, я не понимала, чем я занимаюсь. Сказали напечатать – я и печатала. Зачем? Про что? Какая разница.
В итоге дело чуть не закончилось огромной трагедией. Я ведь как рассуждала? Подумаешь, запятую не там в сумме поставила! Это для меня была просто цифра, а не сумма, которую наше министерство переводило подведомственной организации…
Ужас и кошмар. Чуть не разорила место своей работы. Потом я видела, как бегали начальники друг к другу, решали, что можно сделать, как исправить ситуацию, при этом косо смотрели на меня. Меня не выгнали сразу, потому что мой папа в то время трудился в параллельной системе. Вроде как я там по блату работала. Может, поэтому со мной и не дружил никто. И это тоже оборотная сторона той работы, где ты трудишься по чьей-то рекомендации. Если думаешь, что тебе зажигается зеленый свет, все может быть по-другому.
Странная сложилась ситуация на той самой моей первой работе. И сама я не поинтересовалась, чем занимается эта структура: кого мы спонсируем, куда идут деньги – и мне про это никто не рассказывал. Это, конечно, удивительно – почему я сама не поинтересовалась? Просто обязана была это сделать! Не сделала. А мне неудобно было. Думала, наверное, так положено. Может, тайна какая государственная? Каждый знает только от сих и до сих.
Уж какая там тайна? Обычная работа в государственной структуре. Деньги спускали свыше, мы их дальше посылали. Сначала обсчитали, перераспределили. Вот и всех делов-то. Когда что-то перестает быть обезличенным, то сразу же меняется наше мнение или отношение. Если бы я понимала, на что конкретно уходят эти деньги, кому мы помогаем, кто от этого получит пользу, – наверняка у меня к той работе отношение бы изменилось.
Сейчас я сама принимаю людей на работу. И первое, что я спрашиваю: а что вы знаете о нашей компании? Как правило, мой собеседник очень внятно рассказывает: что, как, чем компания занимается, сколько лет на рынке, цифры продаж. Сегодня вся информация открыта. Если захочешь – все найдешь.
Дальше обязательно интересуюсь, что сам человек ждет от этой работы, чем бы хотел заниматься, на что рассчитывает в перспективе? И уже если мы договариваемся об испытательном сроке, а без этого никак, то я лично провожу инструктаж. Рассказываю подробно, отвечаю на все вопросы. Человек должен быть в курсе, куда он пришел. Сюрпризы все равно будут, но пусть их будет поменьше.
Я хорошо помню себя… Возможно, такой инструктаж в свое время поменял бы мое отношение к моим первым местам службы. В мое время все было по-другому. А еще было такое понятие, как распределение. Куда направили – там сиди. Или по блату. Тем более сиди и не высовывайся. Все еще на тебя и с тихой ненавистью смотрят. Чье-то место заняла.
Да. Заняла. Это точно. Мне это место было, как говорится, ни уму, ни сердцу. А нужно было отрабатывать то самое распределение, причем работая несколько лет.
Сегодня ситуация в корне другая. И вот я тоже обязательно на собеседовании проговариваю. Испытательный срок три месяца. Но у нас с вами еще есть первая неделя, после которой мы с вами садимся и обсуждаем статус-кво: «Нравитесь ли вы нам и нравимся ли мы вам. Важно и то, и другое. Вам должна понравиться работа, вам должен понравиться коллектив, место должно устроить».
Было, например, такое. Все нравится, но добираться до работы два часа. Нет, говорю, невозможно. У вас двое детей. И вот женщина начинает мне доказывать, что все хорошо, она справится, это ее тема, и зарплата хорошая, и коллектив. Но я смотрю на резюме этой самой женщины. Она просто засиделась дома. Обалдела от детей, от проживания вместе со свекровью, бежать готова куда угодно, чем дальше от дома, тем лучше. Но ведь новая работа – это большой совместный труд. Не только ей нужно будет вникать, нам нужно будет учить. А потом приедет ее муж, потратив те самые два часа на дорогу, стукнет кулаком по столу и увезет свою жену. И я отказала соискательнице:
– Ищите рядом с домом.
Совет
Приходите на новую работу – не стесняйтесь спрашивать. Собеседование – это не только для вас, оно и для ваших работодателей. Стерпится-слюбится – это и для работы не подойдет.
На самом деле это было страшное для меня время. Время, когда я не понимала, зачем я работаю, на работу шла как на каторгу. А куда было деваться? Ничего другого, как мне казалось, я делать не умела. (Можно подумать, я пробовала.) Еще и поселился страх. А может, я ничему другому просто не могу научиться? Я почему-то уже забыла, что всегда хорошо училась и, между прочим, играю на рояле и свободно говорю на немецком языке. У меня уже начали формироваться комплексы, я все больше замыкалась в собственной скорлупе. У других же получается? Почему тогда не получается у меня?
Я понимала, надо что-то менять. Но как? И на что? Помог случай. У знакомых на предприятии главный бухгалтер уходила в декрет. Нужно было ее заменить на весь декретный и послеродовой период, а там, глядишь, она не вернется или еще как по-другому жизнь сложится. На первый взгляд я была идеальной кандидатурой. Образование высшее, отметки в дипломе хорошие, где-то уже поработала. (Посидела, ничего не понимая.)
Я, конечно же, была против. Если я обычным экономистом ничего не соображаю, с какой стати я что-то соображу, работая главным бухгалтером? А с другой стороны, что я теряю? Семья меня поддержала, мол, иди, хуже не будет. Куда уж хуже. Короче, собрала волю в кулак, уволилась, пришла.
Эту беременную бухгалтершу я видела ровно десять минут. Она меня встретила в кабинете, открыла сейф, показала, где лежат чековые книжки, еще шкаф с ведомостями продемонстрировала.
– Ты тут пока все полистай. Мне к врачу бежать нужно, опаздываю. Завтра с утра сядем и начнем разбираться. За две недели я научу тебя всему.
Она и вправду хотела. Вот только к вечеру она уже и родила. А я осталась с открытым сейфом и шкафом, полным каких-то папок. Ах, да. Через две недели я как раз должна была сдавать годовой отчет.
Я задумчиво смотрела на все это хозяйство и даже не понимала, с чего начать. Слева направо или наоборот. И вспоминала с нежностью тот период, когда все было тоже непонятно, но хотя бы предсказуемо. Как правило, каждое утро моя начальница давала мне задание. А я глядела на нее и ничего не слышала. Почему-то мой мозг вырубал ее голос. Я особенно даже не переживала, сама себя успокаивала: ну, ничего, ничего, вот она сейчас уйдет, ты спокойно сядешь за свой стол и начнешь прикидывать, о чем она могла говорить. Обязательно придет в голову какая-нибудь идея.
И вот я попала прямо-таки в западню. Спросить было не у кого и непонятно, про что. Я притащила из дома свои институтские учебники, начала их читать. Раньше я же как училась? Зубрила, не вникая. Оставалось оттарабанить на экзамене, получить свою честную четверку (видимо, педагоги тоже понимали, что говорю я бойко, но не очень понимаю, о чем речь) – и гуляй, Вася!
И тут я впервые начала вникать. От ужаса и страха. А еще от того, что я взяла на себя ответственность. Теперь мне не спрятаться ни за чью широкую спину. И первое, что я осознала: какие ужасные учебники. Это кто ж такое писал? Это же вредители какие-то. Набор фраз, умно выстроенных, через которые продираться, как через африканские джунгли. Что это? Так это значит, не только я такая неспособная, нас еще и учили каким-то странным образом.
Выбора другого не было, и я разобралась. Нашла учебники других вузов, монографии, общалась с другими бухгалтерами, ездила в Ленинград, в вышестоящую организацию и сдала-таки тот первый для себя отчет. Мне тогда было двадцать пять лет. Я наконец-то поняла, чем я занимаюсь. Апофеозом счастья стало, когда сошелся дебет с кредитом. К тому же я нашла ошибку у предыдущего бухгалтера и поняла, где могу оптимизировать процесс. Что ж, похоже, я выбрала не самую плохую профессию на свете.
Двадцать пять лет. Это сейчас все по-другому. В этом возрасте молодой человек еще только начинает задумываться. А встать ли ему с дивана? Или еще полежать лет пять, поискать себя? Тогда в этом возрасте в семьях уже подрастали дети, родители дружно зарабатывали по сто рублей и стояли в очередях на стенки и кухни.
Жизнь была предопределена: работа – дом – работа. Средняя зарплата, все читают одни и те же книжки, ходят в одинаковых темно-серых пальто и на Новый год готовят оливье. Зачем нам что-то менять? Жизнь прекрасна!
Правда, можно было двигаться по карьерной лестнице. Но по большому счету не сильно-то это продвижение меняло жизнь.
Одним из самых важных вопросов на встрече со студентами, о которой я уже писала выше, был таким:
– А как понять, что вот это уже и есть ваша жизнь? Что вы добились того, чего хотели? Что можно остановиться и дальше уже не карабкаться?
Скажу вам по секрету: все же карабкаться нужно всегда. Даже когда вы точно занимаетесь своим делом, вам все нравится, вы поняли, что идете по своей дороге. Той самой, из желтого кирпича. Причем уже не туда, а обратно. Стало быть, со всеми дарами.
Как правило, сценарий жизни значительно проще. Редко кто пускается в сложный путь поиска своей мечты. «Мое, не мое» – это ваши вопросы к самому себе. Что важно? Жизнь, а стало быть, и работа должны приносить удовлетворение. Да, может быть, не удовольствие. Но удовлетворение – обязательно. И тогда ты просто живешь свою жизнь. И это жизнь большинства людей. Без метаний и исканий. По большому счету этого достаточно.
Чтобы вот прямо работа приносила удовольствие и чтобы на работу как на праздник – такое бывает крайне редко, да и вообще бывает ли?
В любой работе, даже если это была мечта всей твоей жизни, всегда есть плюсы и минусы. Коллектив, начальник, зарплата. Сегодня нравится, завтра разонравилось. Нужно уметь выделять главное и радоваться тому, что есть. Ухватиться за это главное, культивировать и стараться не разочаровываться.
А что же делать творческим людям? Как им быть? Хочется вспомнить легендарный фильм «Берегись автомобиля» и цитату Евстигнеева про то, насколько бы лучше играла Ермолова, если бы она отстояла смену у станка.
Я много общаюсь с творческими людьми и вижу, как им тяжело. Вот они как раз занимаются тем, к чему у них талант. Но редко, когда на это можно прожить.
Это огромное счастье, когда работа вас кормит, вы свободны в пределах своей сферы деятельности, можете применить свое творчество и, возможно, свой талант. Конечно же, к этому надо стремиться обязательно. Если чувствуете, что начался день сурка, бегите с этой работы со всех ног.
Страшно превратиться в безвольное существо, которому все безразлично.
Совет
Для начала постарайтесь полюбить то, что есть. А для этого досконально в этом разберитесь. Возможно, ваше отношение к происходящему полностью изменится.
Вернемся к моей работе в качестве главного бухгалтера. Мне она неожиданно понравилась. Я видела результат. Я чувствовала уважение коллег. В моей работе был четкий ритм, мне нравилось сводить ведомости, анализировать итоги месяца, квартала. Была даже какая-то музыка во всех этих странных ведомостях.
Я наконец-то нашла, за что мне полюбить мою работу. От меня зависел процесс, я могла лавировать внутри, я не действовала полностью под чью-то указку. Я сделала для себя эту работу удобной. Это тоже важно.
И кстати, как часто мы делаем свою жизнь на работе невыносимой совершенно самостоятельно.
Я не люблю спешки, не терплю, когда меня торопят, особенно без причины. Если мне не удавалось выстроить график, удобный для меня, я с такой работой расставалась.
Может быть очень по-разному. Удобный график можно построить даже в жестком рабочем регламенте. Был период, когда я работала на закрытом предприятии с 9 и до 18. Для меня это вариант сложный, поэтому я его для себя немного усовершенствовала в заданных рамках. Был четкий перерыв на обед. В это время я обязательно уходила с работы. Мне было важно полностью перезагрузиться и понять, что есть другая жизнь. Она моя, и здесь я сама себе хозяйка. Никому не подчиняюсь.
То самое предприятие находилось недалеко от места жительства моих родителей. Мама к тому времени уже была на пенсии. Она приезжала на трамвае к месту моей работы уже с готовым обедом. Мы с ней вместе гуляли, я возвращалась пораньше и быстро съедала то, что мама для меня готовила. Час с мамой был очень важен. Честно вам скажу, я тогда не думала про маму, я думала про себя. Я была с любимым и любящим человеком, я отдыхала душой. Теперь-то понимаю, как это важно было и для мамы.
Или я читала, обычно тоже выходила на улицу, находила милую скамеечку. Про производственную гимнастику я вам уже рассказывала. Был у меня перерыв и на обязательный кофе, и на то, чтобы я выходила из кабинета пройтись по лестницам.
Работа засасывает, особенно работа с цифрами, да, наверное, и любая другая. Можно, работая, забыть про время, не встать ни разу за целый день. Я себе такого не позволяла, перерывы мои были обязательными. Я видела, как вначале на меня осуждающе смотрели коллеги. «Видимо, ей заняться нечем. Она просто еще не знает дат и сроков». Да, поначалу не знала. Но даже когда узнала, отношение к этой работе-жизни не изменила.
Быстро пришло понимание, что работа – это бо́льшая часть моей жизни. Гробить ее на сведение совершенно чужих для меня цифр я не собиралась. Более того, проветрив мозги, отвлекаясь на что-то совершенно другое, можно было посмотреть на проблему незамыленным взглядом и решить ее гораздо быстрее.
Никогда не сделаешь работу лучше и проворнее, если будешь посвящать ей 24 часа в сутки.
Помню мой первый договор с крупным издательством на книгу «Пунктиром по Европе». Это было издательство «Азбука» из Петербурга. Редакторам понравились мои рассказы, но они просили изменить форму.
– А вы покажите нам маршрут, чтобы это было одним цельным произведением. Вот сели вы в поезд, он отправляется из пункта А во столько-то, цена билета такая-то. Где-то остановились, где-то с кем-то разговорились. Сможете?
– Ну да, почему нет.
– Хорошо, у вас две недели.
День я находилась в ступоре от невозможности выполнения этой задачи. То есть мне нужно было писать по шесть часов в день.
– Что такого? Чего ты всполошилась? – поинтересовался муж.
Действительно. Рабочий день же восемь часов. Как раз еще и на перекусы время останется.
Но это невозможно. Писатель не просто набивает текст, который ему кто-то диктует, даже если это диктует его внутренний голос. Текст нужно придумать, проверить по всяким справочникам, облечь в интересную форму. Он должен стать живым, читатели должны увидеть конкретных персонажей.
Но согласие-то я уже дала! И две недели уменьшились на целый день. Шеф, все пропало?! Никогда! Значит, приступаем к работе.
Мое главное правило – не суетиться, не менять свой обычный режим. Не уходить в аврал. Иначе и рукопись моя будет такой же сумбурной, без целей и задач. Каждым своим рассказом я всегда хочу сказать что-то конкретное. Может, вы об этом даже и не догадываетесь, но у меня в голове есть четкий план. Пока я сама для себя его не закрою, точку не поставлю. Вы просто увидите законченную форму. И это будет правильным.
А тогда я, выпив кофе с утра и полчаса посмотрев в окно, настроилась на правильный темп и начала работать. С перерывами, в которых я продумывала цепь событий, с обязательными вечерними прогулками с мужем, занятиями музыкой с сыном. Никто не страдал, я с вытаращенными глазами по дому не бегала и в итоге закончила еще и на день раньше. Еще раз пробежала глазами все то, что получилось, убедилась, что мысль донесена, тема раскрыта, и послала рукопись в издательство.
Совет
Нельзя работать в стрессе или превращать работу в вечный стресс.
Хотя иногда это именно так и есть. Сегодняшнюю работу любого руководителя или владельца бизнеса по-другому никак не назовешь. Каждый день все с чистого листа. Все то, что придумали вчера, сегодня уже не годится. Банки закрыты, таможня не работает, законы новые, бухгалтер уволилась. Как хочешь, так и живи.
Как учил меня в свое время немецкий коллега? Закрой дверь, лучше на замок, налей себе кофе, посиди с закрытыми глазами, подумай о чем-нибудь приятном или посмотри в окно. Не думай о работе. Думай о том, что тебе хорошо. За эти 15 минут ничего не решится, мир не перевернется, а ты хотя бы выйдешь к своим сотрудникам красивая, позитивная и отдохнувшая. Ну и по собственному опыту: многие вопросы за это время отпадают сами собой.
И еще что важно. Если вы руководите коллективом, никто и никогда не должен догадаться, что все, горим, спасения нет. До последнего вы должны вселять веру в своих подчиненных, говорить, что все вместе вы справитесь. Это все рабочие моменты.
Хорошо, что я назвала этот цикл «Зарисовки на тему и без». Потому что этот рассказ будет совсем из другой оперы. Хотя тема само собой присутствует. Я уже рассказала в своих сборниках про путешествия, что много лет назад мы с мужем отдыхали на Таити. И про то, что там жемчуг особенный, тоже рассказывала. Да, именно так нас и отправляли в путешествие туроператоры:
– Денег берите побольше. Там очень дорогой жемчуг.
Хотелось сказать, что деньги уже все закончились, ушли на оплату этого самого путешествия, да и жемчуг вроде как дома есть.
И тем не менее, когда мы осмотрелись на очередном острове, пошли мы тот самый жемчуг искать. Ну, коль столько о нем разговоров. Магазинчик жемчуга был совсем небольшим: хижина в национальном стиле, вся утопающая в огромных пальмах, стояла прямо на берегу. Толкнули дверь – никаких засовов, зашли – нашему взору открылась комната, увешанная гитарами.
– Есть кто живой? Жемчуг – это к вам?
Из соседней комнаты послышался слегка заспанный голос:
– Да-да. Проходите, сейчас подойду.
Мы оглядывали комнату. Типичная холостяцкая берлога. Продавленный диван, стол, где, видимо, еще с вечера стояла чашка с использованным пакетиком чая и пустая бутылка пива. Вдоль стен – пара комодов и на подставках гитары. Самые разные – электрические, акустические.
К нам навстречу вышел слегка помятый мужчина лет сорока пяти. Шорты, рубашка из хлопка с типичным таитянским узором нараспашку и босиком. Накаченное тело в татуировках. На голове дреды, серьга в носу. И тем не менее перед нами стоял человек с европейской внешностью. Светлые волосы, голубые глаза, прекрасная английская речь.
– Жемчуг? Сейчас!
Он начал открывать комоды, доставать пакетики и прямо на стол, предварительно отодвинув грязную посуду в сторону, высыпать жемчужины.
– Вот эти хорошие. Рекомендую.
– Дороговато… Может, помельче?
– Так вы бусы не покупайте. Купите одну или две. Я сделаю на лесках. А можно и вообще не покупать. Вы сейчас увидели настоящий жемчуг. Полюбовались. В памяти останется. Это самое главное.
Все же мы купили три жемчужины. Джон, так звали продавца, сделал очень простое стильное колье, три лески на разных уровнях, на каждой по жемчужине. И жемчужины мы выбрали разного размера и разного цвета. Джон был прав, мы долго выбирали, рассматривали, думали, что купить, и получили удовольствие все. И покупатели, и продавец.
– Вы ведь родились не здесь?
– Вы правы, я из Канады, в этом году отметил пятидесятилетие, но на Таити живу уже десять лет.
– А как так случилось?
– У меня в Канаде был хороший бизнес. Но вы же про бизнес наверняка сами все понимаете. Вы вот тут у меня час, а вашему мужу уже три раза по телефону позвонили. И это у нас разные часовые пояса с Европой. А так бы звонили постоянно. Не могу сказать, что я выгорел на работе, даже не думал об этом. Работал и работал. Сюда приехал со своей девушкой. Кстати, собирался сделать ей предложение. Не успел. Она уехала ровно через три дня. Ей тут все не понравилось. Грязно, нет того комфорта, воды, к которой она привыкла. Ящерицы по стенам бегают. Короче, я, конечно, был в некотором шоке. Нет, не от ящериц. Оттого, что она уехала. Ей, видите ли, не понравился антураж. Нужно было выбрать «Ритц» в Париже или что-нибудь на Манхэттене в Нью-Йорке. Она долго и пространно рассказывала мне, как нужно жить и что в этой жизни главное, а что нет. А я ведь собирался с ней связать судьбу, предложение хотел сделать на Бора-Бора, на той самой горе, рядом с пепелищем каннибалов.
– Ну, про каннибалов – может, это и действительно не совсем в тему, – осторожно заметила я.
– В тему! Это как раз в тему! Я не люблю в жизни условности, шик и лоск. Жить нужно эмоциями. В общем, остров все расставил по своим местам. Грейс улетела. Дней пять пил я, правда, был в нее без ума влюблен. А потом как-то проснулся часов в 5 утра, вышел на берег и посмотрел по сторонам. Песок, пальмы, солнце, на досках по океану неторопливо плывут местные накачанные парни. Красота. Просто рай на земле. Меня вдруг осенило, просто как заряд электрического тока пробил. А почему нет? Кто сказал, что это все не про меня? Почему я, Джон Смит, не могу каждый день видеть эти фантастические восходы, а потом закаты? Играть на берегу на любимой гитаре?
– И что, вот прямо так все сразу бросили? – это уже спросил муж. Помню, я тогда слегка напряглась. Хорошо, что муж не умеет играть на гитаре.
– Не сразу. Месяц пожил, думал, надоест. Не надоело. Сначала нужно было выживать. Я решил не пользоваться своими деньгами, а сначала сам покрутиться. Пошел работать на ферму, где устриц выращивают. Поработал там обычным рабочим, а потом и сам купил пару ферм. Тут уже да, нужно было принимать решение. Продал свою долю в бизнесе партнеру.
– А гитары?
– А это самое главное. Я пишу музыку. И кстати, она хорошо продается. Раньше времени на это не было, да и казалось, все это несерьезно. А теперь и время нашлось, и вдохновение пришло.
– Не жалеете?
– О чем? Вернуться назад всегда можно. Но пока не хочу. Пока мне тут очень комфортно.
Вот такая история. Человек сумел поменять жизнь. Кардинально. Страну, работу, отказался от любви.
– И как тебе? – Муж задал вопрос первым.
– Я, наверное, примерила бы на себя роль девушки. Видимо, она поняла, что все это не ее, и вовремя свернула эту историю. Это по-честному. А ты что скажешь?
– Нет, я бы на себя роль Джона точно примерять не стал. Заманчиво, но смелости бы не хватило.
Ну что ж, тоже по-честному.
Ну и как тут не привести, к слову, гениальную цитату Александра Грина из не менее гениальной повести «Бегущая по волнам»?
«Переезжая из города в город, из страны в страну, я повиновался силе более повелительной, чем страсть или мания. Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты? Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня».
Для меня это своеобразная мантра, которую время от время перечитываю и повторяю. И это даже не про сожаление. Это про мое будущее. Все еще впереди. А если я о чем-то сожалею, нужно просто оглянуться назад и покопаться в своих воспоминаниях. Может быть, многое уже и сбылось, а я просто не заметила?
Я приняла свою работу. Не сказать чтобы полюбила, но приспособилась. И все равно мне хотелось какого-то творчества. Что делать?
Когда я более или менее разобралась в рабочем процессе и перестала думать только про то, где у меня в цифрах не сходится, я начала ходить на разные курсы. То шила, то моделировала. Всегда одевалась не так, как другие. Мне везло на педагогов, это все были сподвижники, и они от души делились своими знаниями. Ну а там и сын подрос.
Умудрился же он родиться у такой мамы. Но я всегда искренне верила, что это не я его так развиваю бесконечно, а он такой талантливый. Это я должна соответствовать его высоким стандартам. Поэтому и школы специальные, и музыка, и концерты бесконечные – то консерватория, то филармония. А куда ж его еще водить? Он же исключительно по классике. М-да. Когда мой сын начал играть тяжелый рок, изумлению моему не было конца. Как же так? Вроде как ничего не предвещало… А кто интересовался его увлечениями? Я ему предлагала дивной красоты классику, он соглашался. Но то, что в душе у него гремела совсем другая музыка, – это мне даже в голову прийти не могло. Но это уже все было потом.
Мой маленький сын был исключительно послушным, откликался мгновенно на все мои поиски прекрасного. На все у меня хватало времени, несмотря на должность главного бухгалтера. Нагрузка была колоссальная, но я справлялась. Меня грело то, что в жизни появилось настоящее творчество. Ради этого я много чего могла.
Но опять же я не упахивалась на работе, а концентрировалась. Делала все быстрее, чем раньше, потому что с первого раза вникала и тут же выдавала результат. А потом уже наслаждалась той самой учебой сына. А это было действительно наслаждение. Мне же не надо было музыкальные пьесы учить, звук извлекать – это все делал сын. Зато я присутствовала при процессе, помогала готовиться к концертам, вся кухня проходила перед моими глазами.
Как-то один молодой коллега спросил:
– А какое у вас хобби?
– Сын. Его учеба.
Он даже не стал переспрашивать. Да я ему и слово вставить не дала, сразу начала рассказывать, насколько это интересно, сколько нового я узнаю, как все это здорово и сколько дает мне сил и энергии. Это действительно так.
В стране полным ходом шла перестройка. Когда сегодня другие вспоминают то время, они говорят о голоде, о лишениях. У меня тоже на работе были горячие дни. Помню, как я должна была уходить в отпуск. Может даже куда-то уезжать. А тут бац – дефолт… Утром я уже стояла (вместо отпуска) у дверей банка. Я приехала первой, через 5 минут приехал наш директор. Мы даже не созванивались, просто пришли и ждали. То была судьба нашего предприятия, считай – наша судьба. Да, мне уже стало не все равно. Я болела за свою работу, за свой коллектив. Теперь для меня это уже были не цифры, а живые люди.
Это я все к чему? Когда меня просили рассказать про перестройку, про то, как тяжело было жить, я ничего такого вспомнить не могла, вот сейчас специально для книги из недр памяти достала. Вспоминаются мне исключительно занятия с сыном, как самое светлое и прекрасное время.
И все-таки очень важно отдавать себе отчет в происходящем. Жизнь, которой я с таким удовольствием занималась, моей не была. Это была жизнь моего сына. Хорошо, что он тянул ко мне свои руки, я его подхватывала – и мы бежали вместе.
А дальше… У него началась жизнь своя. Я осталась там, где была. Правда, уже четко понимая, что на хобби у меня всегда время найдется.
Есть такая тема, что папа включается в воспитание сына лет с семи. До этого времени ему, видите ли, не интересно. То есть папе не интересно.
– С ним же ни поговорить, ни поиграть.
Действительно, о чем можно говорить с годовалым сыном? И поиграть с ним можно только в те игры, которые интересны младенцу. В шахматы не поиграешь… Смотрит папа на всю эту мамину истерику: как поел, как покакал – и в лучшем случае надевает наушники, а так и вовсе сбегает из дома. Нет, не насовсем. Он всех любит, просто не понимает своей нужности в моменте. Нельзя с сыном в футбол поиграть? Пока сам поиграю. Потренируюсь. А вот он подрастет… Тут мы все наверстаем.
И вот сын подрастает. И тут может быть два варианта хода событий. Первый вариант – сын уже целиком в маминой власти и занимается балетом. Какой футбол?! (Это я для примера.)
Есть вариант другой. Папа считает, что он точно знает как. И если он, к примеру, успешный физик, то сын тоже непременно должен стать таким же. О том, что в голове у сына может быть что-то другое, папе даже в голову прийти не может. Есть же формула: не любишь – заставим, потом спасибо скажешь.
Да, именно так я внедряла своих детей в музыку или музыку в них. Спасибо действительно сказали. Но музыка – это фон, который помогает в этой жизни существовать, но никак не дело всей жизни. Так думала я. И кстати, тоже ошиблась. Один из сыновей как раз музыку и выбрал. Прямо скажем, к моему ужасу.
Так вот, про амбиции пап. Им хочется сыновьями гордиться. Они должны состояться. Сын обязательно должен быть спортивным, умным, сильным – так сказать, настоящим мужиком.
Плохо ли это? Нет, конечно, это нормально. Я против перегибов. Иногда именно такой «будущий мужик» и рождается. Но может родиться совсем другой человечек. С тонкой ранимой душой. Будущий танцовщик, или модельер, или повар. Согласны ли папы с таким развитием событий? Не будут ли ломать через колено? Будут. Обязательно. Главное, чтобы папы вовремя остановились и прислушались к мнению ребенка. У мамы тут и совсем сложная миссия. (А когда она была легкой?) Она должна всех помирить и примирить.
И кстати, очень верно говорил Махатма Ганди: «Если вы даете образование мужчине, вы обучаете отдельную личность, но если вы даете образование женщине, вы обучаете нацию». Эту цитату можно принимать, можно отвергать, но это опять же про роль мамы.
Я очень хорошо знаю эту семью. Наши мужья оканчивали один институт, оба физики-математики, оба успешные. По жизни идут бодро, знают, чего хотят, добиваются своих целей.
Причем они совершенно не сомневаются, что дело в образовании. Физтех не только дает научную базу, он переворачивает мышление и учит трудиться. Да, формулы не нужно заучивать. Зачем? Их нужно уметь выводить опытным путем. Формулу можно забыть, поэтому используй логику. Верь в себя, в свои силы, в свой ум. Живи своей головой, но опирайся на команду. Это действительно уникальный институт, один из самых лучших. Он точно не для всех. Не все могут выдержать эту гонку наукой. Но тем, кто выдерживает, по жизни легче.
И в нашей семье сыновья, и в той сыновья.
В нашей семье папе удалось сына приобщить к физике. Это было не просто, и сын отнекивался, и я долго не понимала, зачем это все нужно. Сегодня вижу, что решение было правильным. Так совпало или папа угадал? Сложный вопрос. Сын уже не занимается наукой, но вот это самое – уметь решить любую задачу, знать, что тебе все по плечу, – этого не отнять. И он тоже бодро идет по жизни, уже обгоняет папу и даже иногда может дать совет. Слава богу, пока без снисходительного тона.
А что у наших друзей? Сыновья тоже особого желания заниматься точными науками не выказывали, их папу это никак не волновало. Думал, еще не время, все еще впереди, куда торопиться. Но, понятное дело, для своих сыновей желал в будущем образования в техническом институте.
Впервые Леша сказал, что хочет стать поваром, в девять лет. Родители только посмеялись. Дело было так: родители ушли в гости, и сын решил сделать им по возвращении сюрприз. Сварил макароны и приготовил соус. Не получилось ни то, ни другое.
– Сынок, не расстраивайся! Какие твои годы. Научишься еще.
– Даже не понимаю, почему не получилось… Я вроде все, как мама, делал…
Никто не обратил внимания, что мальчик все чаще крутился на кухне, смотрел, задавал вопросы, а где-то уже и сам помогал.
Следующая попытка озвучить свою мечту случилась в 12 лет. В тот раз Леша приготовил торт «Наполеон».
– Брат, до мамы тебе, может, еще далеко, но ты на верном пути. – Папа сам не понял, что тогда поддержал сына.
А сын через какое-то время заявил, что решение принято и отступать он не собирается.
Молчала мама, кричал папа:
– Нет! Нет и нет! Не бывать.
Почему нет, папа объяснить не мог, да и просто не считал нужным. Мало ли что подростку может в голову прийти? Как в тот момент казалось отцу, даже голову такими мыслями засорять не стоит. Как всегда, на работе были сплошные авралы, не до сына с его кулинарными проблемами.
После девятого класса парень принял твердое решение – кулинарное училище.
– Никаких поваров в моей семье не будет!
Это был сложный разговор, сложный для обоих. Хваталась за сердце мама, ночами не спал папа. В итоге вердикт был таким:
– Да будь ты хоть сантехником! Главное, чтобы о тебе говорили: «У этого парня золотые руки».
– Обещаю, стыдно вам за меня не будет.
Путь был непростым. И разочарования были, и успехи. Но Леша, не жалея своих сил, шел по выбранной дороге. Учился, разбирался, вникал. Понял, что это не просто про то, сколько времени варить макароны. Работа на большой кухне – это и про качество продуктов, и про закупку инвентаря, и про многое-многое другое. К тому же ты должен быть коммуникабельным и умеющим работать в команде, ловким и быстрым. И работать по двенадцать часов у огненной печки. Такая работа. Но она по душе.
И успехи есть. В какой-то момент наши друзья пригласили нас в ресторан, где работает сын.
Я видела Алексея в работе, видела, с каким уважением относятся к нему сотрудники, а еще я видела гордость в глазах отца. Мама просто незаметно гладила своего сына по плечу.
А ведь парень мог отказаться от своей мечты, но проявил характер, твердость.
Совет
Всегда внимательно слушаем, что говорят наши дети. Не отмахиваемся. Не переводим в шутку. В их шутках доли истины значительно больше, чем нам бы хотелось. Да, и еще не делаем из того, что вдруг узнали, трагедию. Все вполне даже может вырулить к счастливому концу.
Что такое хобби? В переводе с английского это значит «наслаждение». То есть это то, что доставляет нам особенное удовольствие. То, что мы делаем исключительно для себя и из любви к себе. Как же без хобби? Хобби должно быть. Без него никак.
Я, в принципе, уверена, что нет людей, которые бы не увлекались чем-то. Возможно, они просто об этом не догадываются. Не задумываются. Хобби может быть все что угодно.
И рыбалка, и шахматы, и бальные танцы, и задачки математические втихаря порешать. Да, это про удовольствие, когда вы забываете про время. И начинает работать мысль. Можно сделать так, а можно и по-другому.
Главное в нашей жизни – соблюсти баланс. А может ли работа стать хобби? Чтобы и кормила, и удовольствие доставляла? Так бывает? Нет.
Ну то есть, может, где-то у кого-то… Я не встречала.
Всегда есть что-то, что вас не устраивает:
Вы работаете на кого-то.
Вас не устраивает зарплата.
Вам приходится работать круглые сутки.
Ваша работа вас выматывает, хоть и приносит удовольствие.
Поэтому ничего страшного не произойдет, если эти две составляющие разделить – работу и хобби. И все же они должны быть не очень далеко друг от друга, не мешать друг другу.
Книги – это моя жизнь. И не только потому, что я их пишу. В первую очередь я их читаю. Вспоминаем чукчу, а почему бы и нет? Читать книги не просто важно, это еще и увлекательно.
Я в книгах ищу ответы. Причем на все вопросы сразу. Иногда ответ глядит на меня со страницы книги – как говорится, бери и делай. Чаще всего читаешь между строк и догадываешься, о чем завуалированно хотел сказать автор. А иногда вдруг приходит озарение, совершенно вроде бы и не связанное с данной книгой. Ах, вот оно что… Вот, стало быть, как… Спасибо тебе, автор.
Вот только как найти ту самую книгу? Как понять, что в данный момент нужна именно эта, что именно она даст ответы на сегодняшние вопросы? Раньше были библиотеки и милые вдумчивые библиотекари. Почему они остались в моем глубоком детстве? Они ведь и сейчас есть, и наверняка библиотекари прекрасные.
Но я люблю книжные магазины. Иду туда как на охоту. Что за лес, пруд? Каким может быть улов? Иду и предвкушаю. Вот сейчас…
Не все книжные магазины мне нравятся. Есть те, в которых нет души. Это сложно объяснить, но это чувствуется сразу. По тому, как расставлены книги, как улыбаются тебе продавцы. Еще для меня важно само пространство. Должно быть удобно перемещаться, ходить между стеллажами, чтобы было место, где можно было бы неторопливо полистать понравившееся. Ну и главное, подбор книг. Я его тоже сразу вижу, и сразу понятно, мой магазин или не мой. Ну а уж если еще и можно совет получить от продавца или с ним обсудить книги, то это уже просто счастье.
Сначала мы просто с Викой улыбались друг другу. Если у меня возникали вопросы, она тут же показывала мне нужную полку. Ей не нужен был компьютер, она точно знала, есть книга в магазине или нет, на какой полке она выставлена.
В один из дней, лавируя между полками, я решила обсудить с Викой книгу, которую только что прочла. Вика отозвалась мгновенно:
– А как вам главная героиня? А как вы оцениваете ее поступок?
Так началась наша книжная дружба.
– Сколько лет вы работаете в этом магазине?
– Уже девять.
– А как вы сюда попали? Какое у вас образование?
– Экономическое. Попала случайно. В очередной раз меняла работу. Но книги со мной всегда. И интересно, куда бы я ни приходила, немедленно рядом открывалась книжная лавка или книжный ларек. Я поняла, что это судьба. Книги меня зовут.
– Ну надо же! Вы ведь много читаете?
– Это мое самое любимое занятие. Просто я не думала, что любимое занятие может стать еще и обычной работой. Даже как-то неловко было про это думать.
– Вы здесь совершенно на своем месте.
– Спасибо. Это правда невероятное счастье.
– И не только для вас. Мы-то, покупатели, как рады!
А еще мне невероятную радость принес сам рассказ Вики. Надо же, человек решился поменять жизнь и сделать хобби профессией. Оказывается, такое тоже возможно.
Опять же нет. Дети – это дети. Это не ваше развлечение и не ваше обучение.
Вам нравится учиться музыке? Учитесь! При чем тут ваш ребенок? Почему вы и его решили поучить заодно? Учимся думать о себе, а не обо всех, кто рядом. Не ставим себе в заслугу, что всех встроили и построили. Чем должен заниматься муж, чем сын, все по расписанию. Ребенок возмущается, муж, наоборот, уже превратился в ослика на поводке: зачем думать, спрошу-ка у жены – она лучше знает. В некоторых случаях жену еще и мамой называют, оно и понятно… Да, еще ведь есть родители.
Но про родителей отдельно.
Не я придумала. Социальные психологи. Но, услышав этот термин, поняла, как же это верно. Раньше говорили только про «ребенка сэндвич». Тоже, кстати, судьба незавидная. Приглядитесь, если у кого имеется. Это тот случай, когда в семье трое детей. И вот тот самый, который посередине, – он и есть тот самый сэндвич.
Он совсем недолго побыл самым маленьким и любимым. А может, и не побыл, потому что старшему ребенку надо всю дорогу было показывать родительскую любовь. (Мы же все знаем, как ревностно относятся дети к появлению малыша в доме. Некоторые совестливые родители изо всех сил выказывают свою любовь именно к старшему ребенку.) И тут бац – родился еще один. И вот уже все вместе без всякого зазрения совести любят этого самого вновь народившегося.
Да, у человека развиваются комплексы. У того, который оказался посередине. Ему кажется, он чего-то в этой жизни недополучил, его обделили. Родители с раннего детства давили ответственностью. Мол, ты должен, мы на тебя опираемся, полагаемся, ты один из нас. Он вроде и рад стараться, но где же его детство? Когда уже с малых лет все настаивают, что он взрослый? В детство не вернешься. Разве что только в глубокой старости. Но хотелось бы, чтобы все было в свое время.
И вот тут потирать руки начинают психологи. Так-так-так. Ах, у вас, оказывается, детей в семье много? И вы, стало быть, средненький? Так вот в чем дело! Начинаем прорабатывать. И мама, стало быть, грудью не кормила, и папа как-то нехорошо смотрел, а тут еще и вон оно что. Очень запущенный случай. До второго возраста детства, то бишь до самой старости, не разобраться!
И надо же такому случиться. Этим сэндвичем обозвали целое поколение. И ведь это все так и есть. Мы – те, кому сегодня по 50–60 – оказались намертво зажаты между нашими престарелыми родителями и нашими великовозрастными, но не приспособленными к жизни детьми.
Да, жизнь сегодня всем добавила лет по двадцать. Все предыдущие поколения должны были ухаживать – отсматривать либо тех, кто сверху, либо тех, кто идет следом. У нас по-другому. Мы должны и тем, и этим.
И те недовольны: вы совершенно нас не бережете, не так ухаживаете, и эти – лезете со своими советами, лучше помогите материально. А еще выслушайте, в какой мы опять оказались заднице. Но только ничего не говорите! Сами все знаем. Мы не хотим, как вы!
– А это как?
– А вот так! От зари до зари!
– А вы как хотите?
– Мы хотим получать удовольствие.
Да, хорошо получать удовольствие, когда ты полностью на дотации у мамы с папой, и пробовать «всяко разно». Знаешь, у тебя всегда есть плечо, на которое можно опереться.
Кстати, у нас такого плеча не было. Поэтому и поисками (метаниями, терзаниями) мы не занимались. Есть работа, деньги платят, занимать приходится всего-то за три дня до зарплаты. Ну это же мы просто в шоколаде живем!
В одно из путешествий по Грузии познакомилась с очень колоритной немецкой парой. Я их приметила сразу. Муж и жена, обоим лет, наверное, сильно за семьдесят, но все равно спортивные, подтянутые. Но хмурые. Почему хмурые? Оказалось, они ничего не понимают. Да, в грузинской глубинке найти человека, который говорит по-английски, непросто (про немецкий даже и говорить не будем), а эти двое смело путешествуют одни, без всякой группы, еще и машину напрокат взяли. Вай мэ! – какой кошмар! – как говорят в Грузии. В Грузии на машине, может, ездят не как в Индии, но что-то такое наподобие присутствует.
И вот сидят эти двое в ресторане отеля за завтраком, слава богу, заказывать ничего не нужно, шведский стол, можно не напрягаться, а тут я со своим «Гутен Аппетит!».
Ох, как же они обрадовались. Это ж счастье сплошное! Для начала они все беды свои мне на голову вылили. Я слегка опешила. Никогда не думала о Грузии в таком ключе. Для меня Грузия – это про тепло и душевность, про красоту природы, про пение и танцы.
О чем мне рассказывают эти приятные люди? Почему они ничего этого не видят? Пришлось посмотреть на Грузию, а еще и конкретно на дождливую Чакви, район недалеко от Батуми, глазами иностранцев. Грузины – это ведь про общение. Тепло разговора, сердечность. А если эти составляющие убрать? Что останется, как сегодня принято говорить, в сухом остатке? Мы увидим полуразрушенные дома, собак и коров на улицах, женщин в платках и в черных одеждах. Громко сигналят машины, под ногами коровьи лепешки. Да много чего в Грузии можно найти неприглядного. Есть те, кому эта страна не близка, кто искренне удивляется и спрашивает меня: «А что ты тут делаешь?»
Мне нравится Грузия. С ее достоинствами и недостатками. Я просто приняла эту страну сердцем. Иначе тут никак. Своим новым знакомым я постаралась, насколько смогла, донести свои ощущения от этой страны. В основном рассказывала про людей, с примерами и в лицах. Они вздыхали и кивали. Уж не знаю, удалось ли мне их убедить, но думаю, кое-что про Грузию им стало понятнее.
А потом они мне рассказали про себя. Я их слушала и удивлялась. Как мы похожи, а с другой стороны, разные какие.
Моника и Петер из разных стран. Она родилась в Нидерландах, училась германистике в университете Роттердама, практику проходила во Франкфурте. Именно во Франкфурте она познакомилась с Петером, где он изучал экономику. Петер родился в Австрии, в Зальцбурге. Папа органист, старший брат пианист. Он сам должен был пойти по музыкальной линии и вдруг увлекся экономикой. Учитель в школе был хороший. Да-да, учитель. Про учителей мы еще поговорим отдельно.
– Я понял, что музыка со мной останется навсегда, но я могу сделать лучше жизнь людей.
– Став бухгалтером? – Я аж прямо опешила. Видимо, что-то я про эту профессию не знала.
– И бухгалтером в том числе. Вы не согласны? Ни одно предприятие, ни одно дело, в принципе, без бухгалтерии работать не будет. Но мне хотелось посмотреть на проблему в целом. Как работает государство, как распределяются ресурсы? Почему кто-то живет бедно, кто-то богато? От чего это зависит?
– А родители как отнеслись к вашему выбору?
Захлопали глазами оба.
– Ну это же мой выбор. Они обрадовались, что я в поиске. В Германии и в Австрии в 18 лет ребенка отпускают в свободное плавание. Ищи сколько хочешь свое место в этой жизни, только за свой счет.
– А как это?
– А так. Если ребенок идет учиться дальше, конечно же, родители поддерживают, но, как правило, ребенок сразу идет жить в кампус или снимает квартиру, рядом с домом никто не учится.
В разговор вступила Моника:
– А еще, к примеру, наша дочь после окончания школы решила год поработать волонтером, поехала в Африку. Честно говоря, она у нас как раз очень домашняя, мы немного волновались. Но что делать, если она не решила, кем она станет? Работала в клинике, преподавала английский язык, жизнь посмотрела. Совсем другую жизнь.
– И что? Поняла, кем хочет быть?
– Да. Экономистом, как папа.
Мы рассмеялись хором. С одной стороны, абсурд. А с другой – Петер не мог ей объяснить, что его работа и полезная, и нужная, и интересная. (Мне, например про полезность, может, и понятно, но про то, что прям вот задыхаюсь от интереса, – нет.) А издалека, из той самой Африки, их дочь что-то такое поняла. Вот ведь дела.
– Сегодня она работает в одном из швейцарских банков.
– То есть вы живете с дочерью в разных странах? Тяжело?
– А у нас и сын живет не в Германии. Он выбрал для себя Францию. Математик. А что тут сложного? Границы открыты. Приезжай, когда хочешь. Вопрос нескольких часов, было бы желание, – добавил Петер.
– Вот когда были живы родители, было действительно тяжело. То есть дети уже разъехались, им реально нужна была наша помощь с их малышами, и тут взбунтовались родители. Им захотелось внимания. И в Австрии, и в Нидерландах старость устроена достойно. И медицинская помощь есть, и социальная. Но вот поговорить… Мы им изо всех сил пытались донести про занятость нашу, про деньги на дорогу. Нет! Папа хочет вам рассказать что-то важное. Садимся в машину. Едем. Оказывается, он вспомнил, что я когда-то попросила купить у него плюшевого медведя, а он не купил. И не то чтобы дорого было, забыл. А я тогда замолчала. А он не мог понять почему. А когда понял, в чем дело, психанул еще сильнее. И вот, оказывается, эти воспоминания его мучили. Почему не сказал по телефону? Ему нужно было при этом разговоре видеть мои глаза. – Моника говорила очень эмоционально. – Сдержалась, чтобы не психануть тогда, я. Сильно заболела внучка, дочь ждала помощи от меня. Я выбрала отца. Постаралась тогда не показать своего разочарования. Но он понял.
– А ты про что подумала? Про завещание? Ты ж у родителей одна. И так было понятно, что все тебе достанется, – хохотнул Петер. Но Монике было не до смеха, ее накрыли воспоминания:
– Помню, ехала обратно в машине и ревела… У внучки есть мама и папа. И целая жизнь впереди. А у моего папы только я. И вот так и жили с постоянной болью в сердце. Старые родители раздражают своих детей. Но у этих детей тоже есть дети. И раздражение кругами расходится по семьям.
Моника помолчала. Молчала и я. И тоже думала о своих родителях. Об ушедшем папе, и как мама до сих пор винит себя за то, что не уделила должного внимания своей маме, моей бабушке.
– А когда их не стало, – продолжила Моника, – появилось чувство вины. Любим вспоминать с бокалом вина у камина про наше детство. Сколько для нас делали наши родители. Вроде как не очень много и делали, судя по нынешним временам. Время было другое. Работать нужно было. Но были семейные традиции, праздники с накрытыми столами и неизменными шницелями и штруделями. Много смеялись, шутили.
– А выбор вашего жизненного пути? Что для этого делали родители? – Я окунулась совсем в другую жизнь. Спасибо моему немецкому языку. Такого из книжек и фильмов не узнаешь.
– Мы просто смотрели на них, на их жизнь и делали выводы. И потом я верю в генетику. В нас все заложено.
– Но это же нужно достать, – не унималась я.
– Вот это задача родителей. Однозначно. Они должны подтолкнуть и дать свободу.
– Как вы, когда разрешили поехать дочери в Африку?
– Примерно.
Еще один пример из серии «поколение сэндвич».
Работа должна кормить. Я с этим росла, знала про этот тезис всю жизнь. Жить на иждивении? У кого? И с какой стати?
А еще нужно жить по средствам. Этому меня учила моя семья. Я видела, как живут родители, и мне никогда не хотелось иметь больше того, на что я могла заработать.
Наверное, именно поэтому я практически никогда не занимала денег. Ах, нет, вру. У папы занимала. Да, у меня был очень строгий папа. Несмотря на то что он занимал солидную должность, никогда меня не баловал.
– Пальто? Хорошо. Сколько стоит? Со стипендии отдашь.
Кстати, я потом испытывала практически животное наслаждение, когда я уже покупала своим возрастным родителям холодильники и стиральные машины. Папа говорил: рассчитаюсь в конце месяца. Я соглашалась:
– Договорились.
А в конце месяца гордо говорила:
– Подарок!
Но вот никогда не понимала я людей, которые брали те самые кредиты, чтобы покупать дорогие машины, ездить на курорты, типа: «А чем мы хуже других?»
А почему съездить отдохнуть на Селигер, а не в Турцию – это значит хуже? Там природа и здесь природа. Тут вода и там вода. Там тебе шоу показывают с танцем живота, тут песни у костра под гитару. Кто сказал, что это хуже, а это лучше? Это просто разное. Но вот только после Селигера ты просто себе живешь, еще и можешь потихонечку на ту самую Турцию неспешно откладывать, ну уж если очень хочется. А после пятизвездочных отелей в Турции нужно отдавать долги. А ты ведь не знаешь, какие жизнь может преподнести сюрпризы и каких трат от тебя может потребовать. А ведь часто так и получается. Жизнь впритык. Разве это лучше?
Неужели так важно пускать пыль в глаза и рассказывать про дорогостоящий отдых? А потом изворачиваться, перезанимать…
Никогда этого не понимала и всегда жила по средствам. Могла себе позволить ездить на «Запорожце» – и ездила. А потом на «Таврии». И так по списку. На машину своей мечты пересела в 50 лет. И всегда знаю, не в этом счастье. В любой момент опять пересяду на что-нибудь бюджетное или буду ходить пешком. Очень даже полезно. А еще я не буду никогда этого скрывать. Да, деньги есть только вот на это. Но зато вот это самое я лично заработала. И горжусь вот этим самым своим.
Жизнь в кредит, напоказ, чтобы все посмотрели, – для меня это то же самое, что фотографироваться на фоне чужих домов и машин. Ну я-то знаю, что это не мое.
Есть другое мнение на этот счет. Есть у меня один знакомый, который сразу ездил на самых дорогих марках машин. И прямо говорил: брал кредит.
– Понимаешь, я посчитал: чтобы откладывать, а потом купить, мне понадобится лет 5–7, а может, и десять. А захочу ли я ездить на этой самой машине через 5–10 лет? Вопрос… А сейчас я прямо вот хочу. До зарезу.
Отмечу, что знакомый этот руководил достаточно крупной клиникой, она ему и принадлежала. То есть, где деньги брать на погашение того самого кредита, сомнений у него не возникало. У него те деньги были. Просто рачительный бизнесмен все деньги вкладывает в дело, вытащить деньги из бизнеса – это всегда проблема. Так что все было просчитано и выверено. И я такой подход одобряю.
Перед глазами другой пример. И тоже главный врач. Как-то задала я ему вопрос:
– А почему вы не ездите за рулем?
– Не люблю. Понимаешь, у меня первый автомобиль появился в 36 лет. До этого банально не было денег. Хотелось машину страшно. Но денег не хватало, дети маленькие. А когда появилась возможность – перегорел.
Совет
Желания должны исполняться. Но все должно быть подкреплено вашими возможностями.
Ну и еще один пример. И опять разговор с таксистом.
Мой старший сын, будучи студентом, безумно мечтал ездить на «Мерседесе». Никак не хотел понять, что и у нас-то «Мерседеса» нет. Это, говорил, ваши личные проблемы. А у меня будет! А я хочу. Причем он, как вы сами понимаете, не просто хотел, он просил у нас на тот самый «Мерседес» денег. Причем, понятное дело, «Мерседес» тот был старенький, сильно в летах, не то чтобы очень дорогой. Мы считали те его мечты блажью и абсурдом. Денег не давали, сын обижался.
И вот я делюсь с таксистом своими переживаниями. Дескать, ну куда это годится? Ну с какой стати?
– Ой, не ругайте его. Знаете, сам через такое прошел. Тоже бредил одной машиной. В итоге кредит взял. А у нас тогда только дочка родилась. Жена в шоке, живем от зарплаты до зарплаты. А тут еще этот кредит. Машина старая. Тут же сломалась, запчасти дорогущие. Но меня было не переубедить.
– Кошмар же!
– Не то слово, но это я сейчас понимаю. А тогда уперся, и все тут. Глаза мне что-то застилало.
– Так что застилало? Сегодня вы, наверное, уже можете на этот вопрос ответить. Времени же много прошло.
– Да, сейчас хорошо понимаю, дурак был. Идиот безмозглый. Даже не другим, себе доказывал. Мол, я мужик! А ведь кто такой мужик? Тот, у кого семья крепкая, жена любящая, дети с радостью встречают, когда в дверь звонишь. И вот они не должны ни в чем нуждаться. Понимаете?
Я-то хорошо понимаю. Парень крутит руль и продолжает свой рассказ:
– Вот нас недавно на свадьбу пригласили. А там, знаете, как сегодня принято, цвет объявили, в котором женщины прийти должны. Темно-синий. Пошли с женой по магазинам. Она платья мерит, и вдруг в одном – ну просто принцесса, впору самой замуж выходить. А она крутится передо мной, видит, что я на нее глазами по ложке смотрю. Покупай, говорю.
– С ума сошел. На один раз? Его же больше никуда не наденешь.
Ушли, а я визитку того магазина взял. Звоню:
– Вы платье можете отложить на пару дней? У меня как раз премия наклевывалась. Честно вам скажу, для рыбалки кое-что планировал купить, там тоже все небюджетно. Ну вот. Как премию получил – бегом в магазин. Они вошли в положение, еще упаковали платье так, знаете, в коробку, бантом перевязали.
Парень уверенно и неторопливо вел автомобиль. Рассказывал негромко, не отрываясь, следил за дорогой.
– Ну вы романтик. А жена? Оценила? – Я со страхом ждала завершения этой истории. Бывает же по-разному. Что греха таить, можем мы наших мужей отругать за цветы, за то, что деньги на ветер.
– Еще как. Охнула, так обняла меня.
У парня слезы выступили на глазах, если честно, у меня тоже.
– Так что не ругайте сына. Это он так самоутверждается. Пройдет. Сам потом оглянется, удивится – кому все это было надо?
– Ну а нам-то что делать? Он же с нас денег просит.
Парень помолчал:
– Много очень просит?
– Да нет… Машина-то старенькая…
– Дайте.
К чему все это я? Кто-то может идти к мечте, а кто-то нет?
Могут все! И должны все. Вот только идти нужно. Путь нужно проложить, а не так чтобы: раз – и все на блюдечке! Как в сказке. Вспоминаем Пушкина и его старуху. Ну, то есть золотую рыбку.
За все и всегда нужно платить. И деньги тут ни при чем. Платим своим временем, упорством, лишениями и невзгодами, разочарованиями. Так что ищем дорогу. Рано или поздно она покажется на горизонте. Та, которая ведет к мечте. Рано или поздно.