Трудно быть немцем. Часть 2

Глава 11

***

Июль 1942

Снова лето, второй год войны. Харьков пришлось оставить. Наступление фашистов было стремительным, линия фронта изогнулась и захлопнулась, как мешок, поглотив несколько тысяч. Шансов вырваться, практически не было.

Неужели плен? Нужно пытаться выбраться – найти какую-нибудь проселочную дорогу, не обозначенную на картах и выскочить.

Майор медслужбы, посоветовавшись со своим водителем, решил проскочить напрямик через степь. Санитарный грузовик уже побывал в перестрелках, тонул в весенней распутице и в осенней жиже. Доски бортов побиты пулями и осколками, Знак Красного креста для фашистов ничего не значил, летчики Люфтваффе без зазрения совести бомбили и расстреливали из пулеметов эшелоны с красными крестами, торпедировали катера медслужбы.

Если бы не раненые, шансов уйти было бы больше, но Манфред считал, что кроме врачебного долга на нем ещё и командирский, он для них старший по званию.

– Все из машины, быстро! В заросли, – скомандовал врач, когда стало понятно – через степь не уйти, придётся пробирать через редколесье. Затаившись в зарослях попробовать отсидеться до темноты, оглядеться

Брошенный грузовик разлетелся в щепки – это немцы подбили из минометов.

– Значит всё правильно, – пробормотал водитель, – поехали бы напрямик, погибли, – в голосе пожилого мужчины не было паники, просто озвученная мысль, очевидная для всех.

– Тогда будем ждать темноты, даст Бог, они не станут прочесывать лес, – устало казал Манфред Генрихович, – посмотри, Наденька, хватит ли бинтов, пока что займемся перевязкой. Хорошо бы добраться до леса возле Изюма, насколько я помню, нужно двигаться в сторону реки Северского Донца, наши туда отступили.

Решили выбираться ночью, в конце мая ночи светлые, листья ещё мелкие и не закрывают лунный свет, да и немцы по ночам редко перемещаются. Нужно подремать до наступления сумерек.

Манфред Генрихович пластырем прикрепил вокруг ноги, завернутый в медицинскую клеенку, военный билет.

В полудреме приходится отдыхать с начала войны, полноценный сон – роскошь.

***

май 1942

Война застала Манфреда Генриховича в Ялте. Военкомат дал назначение в медсанроту 327-й дивизии.

Как же тяжело всё время отступать. Потери огромные, нет времени оказать полноценную помощь, перевязали наспех и снова – отходить.

На фронт Манфред Генрихович Эсси-Эзинг отправился, уже имея опыт работы в больнице. В жарком климате Средней Азии пришлось работать не в лучших условиях, возможно, благодаря полученному там опыту, легче было организовать работу вверенной ему сан роты в жаркие майские дни обороны Харькова.

Фашисты сжимали кольцо, рвались захватить крупный промышленный город, не дать отступающим взорвать ценное оборудование.

Сил не было ни у солдат, ни у медперсонала. Невозможность вывезти раненых приводила в глухое отчаяние. Хоть бы сутки передышки! Хоть бы пару-тройку полуторок найти, бинтов почти не осталось. Врачи и медсестры падают с ног, смотрят на него с тревогой и надеждой. За этот год войны майор медицинской служб Эсси-Эзинг столько раз вытаскивал их из таких передряг, что они считают его всемогущим.

– Надо пытаться вырваться. Все, кто может идти, грузите остальных в кузов.

В степи фашистов увидели издалека, прикрываясь зарослями на обочине. Далеко проехать не удалось, по отработанной схеме фрицы выслали вперед мотоциклистов. Нужно подпустить их поближе и метнуть гранату, чтобы наверняка – осталось всего пару штук. Раненый лейтенант предложить дотянуть до ближайшего поворота и укрыться в лесополосе. Местные называли их "посадка" – неширокая полоса деревьев, разделяющая поля. Из-за мелкого оврага дорога делала поворот, это был шанс.

Первого мотоциклиста уложил из винтовки солдатик с забинтованной ногой, даже не стал прятаться за бортом полуторки. Мотоцикл слетел в кювет, придавив второго фашиста. Вылетевший из-за поворота второй мотоцикл разорвало гранатой.

– Так! Живём братцы! Дотянем до ближайшей деревни, – воспрянули духом окруженцы.

***

Манфред с детства привык заботиться об остальных, как все старшие дети из больших семей. Семья его отца Генриха, была не просто большой, огромной: две дочери и двенадцать мальчиков, Манфред родился в 1902 году. Как один из старших детей, в 1920 году ушёл учеником на металлургический завод в Екатеринославе (с 1926 года – Днепропетровск). Без помощи старших детей семья бы не выжила.

Из светлых воспоминаний дореволюционного детства остался запах моря в Лиепае, где Манфред гостил у деда Кристофора, старого рыбака. Там, на окраине империи, жили многие обрусевшие немцы, рядом с латышами и русскими. Дед Христофор Эрнестович брал мальчика на рыбалку, занятие диковинное для родившего в Донецких степях внука, рассказывал об удивительных изобретениях немецких механиков, о легендах Балтики, о предках. Род Эсси-Эзингов брал своё начало в городе Лиепая (тогда Либава). Семья происходила из крестьян Кальвенской волости Курляндской губернии. Расположенной в западной части Латвии, в регионе под названием Курземе, более известном, как Курляндия.

Мечта Манфреда стать инженером была нереальной, денег на образование у семьи не было. Из-за бедности пришлось согласиться на предложение отправиться на заработки в шахты Юзовки (с 1924 года город Сталин, теперь – Донецк).

Манфред родился уже после переезда в маленьком шахтерском городке Енакиево, наверное, теплый климат Украины, так не похожий на стылую Балтику и помог ему полюбить эту землю. Тяжелую жизнь рабочих Русско-бельгийского общества "Молох" в Енакиево описал Александр Куприн ещё в конце 19 века.

К середине 20-х годов началось активное восстановление металлургических заводов, разрушенных в Гражданскую.

Так появилась цель – работать и учиться на рабфаке. Приступ аппендицита у парня едва не разрушил эти планы. Искусство врачей, спасавших людей от смерти, изменило представление юного Манфреда о своём предназначении, именно мама поддержала его намерение учиться медицине, несмотря на трудности. Если бы она могла предположить, что это поворотное решение в судьбе её сына спасет жизни нескольких тысяч советских людей…

***

Передышка в редколесье закончилась, пришлось воспоминание отложить до лучших времен. С наступлением сумерек двинулись в сторону Изюма.

"Интересно, – думал Манфред Генрихович, – получит ли жена письмо, отправленное пару дней назад? Как она, увижу ли я Елену когда-нибудь. Её госпиталь в тылу, всё будет хорошо… вот только понятия "фронт" и "тыл" слишком быстро меняются".

Скорость продвижения отряда не давала шансов добраться к линии нашей обороны. Это стало очевидно через несколько дней, когда позади остались несколько сёл. Сельские жители, конечно, помогали, чем могли, женщины организовывали кипяток, бинты. Вместо отдыха Манфреду пришлось вместе с измученной Надей делать перевязки, чистить загноившиеся на жаре раны, даже делать операции. У сельских жителей обнаружилось несколько раненых бойцов, спрятанных до прихода наших, ведь все надеялись, что наступление Красной Армии будет успешным.

Однако, судя по наступившему в окрестностях затишью, фронт сместился далеко. Основные силы немцев ушли на восток, тыловые службы фашистов ещё не появились. Жители села помогали врачу и Наде в организации походного госпиталя в пустом амбаре, делились продуктами, одеялами, холстами на бинты. Даже самогон шёл в дело, как дезинфицирующее и анестезирующее средство для операций. Тяжелораненых жители после операции увозили к себе и прятали.

Никто не спрашивал майора, когда он спал последний раз. Привозили нового пациента, и врач становился к старому дубовому столу, отскобленному сельскими женщинами для операций. Очень помогали деревенские травницы, ведь в селах издавна лечились отварами и настойками – аптеки в городах, далеко и дорого, а украинская степь богата разнотравьем.

Военную форму, с помощью жителей, заменили простой крестьянской одеждой, ведь фашисты могли появиться в любой момент.

И они появились. Манфред Генрихович представился переводчику, объяснил, что он гражданский человек, врач районной больницы, не успел эвакуироваться, а Надя его помощница.

Выручил местный старик, воевавший с немцами ещё в первую мировую. Он прекрасно помнил, как они шарахались от слова " typhus", вот и решил этим воспользоваться. Пока тыловой дорожный патруль задавал доктору вопросы через переводчика (это позволяло тянуть время), старик, беливший свою печь, прокрался и написал белой известью на амбарных воротах большими буквами "ТИФ".

Офицер с переводчиком и охраной направились к амбару и, обогнув ветхое строение, шарахнулись назад. Короткое слово переводчик увидел сразу, обер кинулся в свою машину, на ходу приказав унтеру:

– Завтра же прислать сюда команду по зачистке и ликвидации очага инфекции.

Манфред похолодел, он прекрасно понимал немецкую речь. Патруль покинул деревню, а врач собрал местную молодежь и проникновенно сказал, что если за ночь раненых не разобрать по домам, завтра всех уничтожат. Подростки и девушки убеждали жителей, уговаривали: "Ведь наши на фронте, а если им никто не поможет?" Общими усилиями раненых развезли по домам на телегах, на тачках, даже на носилках. В селах семьи большие, было решено выдать бойцов за родственников и женихов, комиссованных с фронта, часть раненых спрятали на чердаках и сеновалах.

Чтобы фашисты не начали искать заражённых, решили сжечь амбар. Благо тот стоял на приличном расстоянии от домов, а ветра не было. Пришлось умерших от ран оставить внутри, чтобы сказать отряду зачистки, что это местные, опасаясь заразы, ночью подожгли. К рассвету все валились с ног, и хоронить умерших не было ни сил, ни времени. Армейские книжки и медальоны женщины спрятали.

Не должны защитники страны пропасть без вести.

Когда немецкая команда для ликвидации очага заразы приехала, амбар уже догорал. Манфред Генрихович, в грязной закопченной одежде объяснил офицеру, что жители давно грозились поджечь, боялись распространения тифа. Как и ожидал врач, немецкая скрупулёзность проявилась сполна: приказав солдатам осмотреть пожарище, офицер убедился, что несколько человек погибли в огне. Узнать, сколько больных было в амбаре накануне, вчерашний патруль побоялся.

Именно на это и был расчёт.

Фашист что-то процедил о дикости русских варваров, словно не собирался со своей командой сделать то же самое.

– Вы можете быть уверены, что среди крестьян нет больных тифом? – взгляд офицера уперся в лицо Манфреда.

– За последнюю неделю новых случаев не было, но всё в руках Божьих.

Несколько человек, которых не смогли пристроить по домам сидели под деревьями. Врач надеялся, что группа зачистки уедет, не захочет рисковать, и они смогут двинуться в сторону фронта, но вышло иначе. Фашисты приказали всем построиться и погнали по дороге. Вскоре вышли к селу Камышеваха, туда уже согнали несколько десятков пленных.