Глава 9

…Даниил Витальевич Белик проснулся внезапно — от резкого, трубного рева боевого рога. И не одного — а десятков, неожиданно загремевших над лагерем крестоносцев в предрассветных сумерках! Пару секунд капитан тупо таращился на тканный из грубого сукна «потолок» походного шатра, не в силах понять, где он находится — и что вообще происходит⁈ Ведь только что сидел в ресторане с Ксенией, давней школьной любовью, внезапная встреча с которой всего пару недель назад разожгла в офицере подзабытые чувства… Пили полусладкий рислинг, ели греческий салат и стейки из лосося — а потом вдруг тревожно взревел рог!

И только когда Белик пошевелился, обнаружив себя лежащим на изрядно потасканном тюфяке, набитом соломой, пришло осознание — встреча с Ксенией была воспоминанием из… реального мира. И состоялась она всего за пару дней до «погружения»… В то время как сам кэп сейчас находится в виртуальной реальности «Первый крестовый поход», замаскировавшись под личиной Танкреда Тарентского — образца рыцарской доблести и чести.

Хотя, если вдуматься, тот еще «образчик»…

— Господин! Сарацины!!!

— Слышу, Бьерн, слышу… Сейчас, только хаурбек натяну — а ты тогда помоги мне застегнуть койф.

В шатер буквально влетел запыхавшийся оруженосец Танкреда-Белика, Бьерн — сын одного из осевших в Апулии норманнских феодалов. И к чести оруженосца, не очень высокий, но коренастый светловолосый детина с честными голубыми глазами уже облачен в кольчужную рубаху — и даже кольчужные чулки! Между тем, последний элемент рыцарского облачения (вкупе с поддеваемыми под них чулками-шоссами) показался капитану самым отвратным — и каким-то стыдным. Недолго думая, сам Белик довольно легкомысленно отказался от всех чулок, довольствуясь простыми холщевыми штанами и крепкими кожаными сапогами византийского кроя. Все одно в конной сшибке мало кто пытается ударить по ногам…

Быстро встав с тюфяка, Даниил черпнул воды из стоящей подле его ложа бадьи и наскоро умылся, скорее даже плеснул в лицо поостывшей за ночь живительной влагой. После чего капитан сделал хороший такой глоток вина из бурдюка — благо, что традиции виноделания у ромеев весьма древни и устойчивы, и их килийских мускат имеет вполне себе приятный, даже благородный вкус! Хотя, конечно, не полусладкий рислинг, но все же весьма и весьма… Тщательно прополоскав рот вином, Белик проглотил его — причем пил он не столько для храбрости или же с целью приободриться, сколько в надежде перебить отвратный (особенно после сна) привкус во рту. Н-да, преобладающе мясной рацион рыцарей с минимумом свежих овощей и фруктов, потребляемых феодалами, да с учетом отсутствия привычных зубных щеток и пасты… Короче, лучше прополоскать рот хотя бы вином.

Немного освежившись, облаченный лишь в грубые, холщовые штаны и льняную тунику под названием камиза, капитан поспешно натянул через голову пропахший крепким мужским потом акетон — стеганный поддоспешник с коротким рукавом. В отличие от длиннополого гамбезона с длинными рукавами, акетон все же не такой жаркий, и особенно чувствительна эта разница под палящим солнцем Малой Азии… Обмотки на ноги, сапоги — и столь же отвратный Белику стеганный чепец, без которого увы, уже никуда. Ибо если шлем вкупе с койфом и спасут голову в сече от наточенной вражеской стали, то силу удара способен амортизировать лишь чепец-подшлемник…

— Давай хауберк.

Дисциплинированный оруженосец едва ли не с обожанием смотрящий на своего сюзерена, подал Белику хорошенько просаленную (то есть смазанную свиным салом) кольчугу, весящую не менее десяти килограмм! Вообще-то броня Танкреда была защищена от ржавчины воронением — то есть перед очередным походом ее целиком обмакнули в льняное масло и хорошенько прогрели над огнем (в несколько заходов), после чего хауберк покрылся защитной пленкой из пригоревшего масла. Отличная технология — вот только не очень долговечная, ибо трущиеся друг об друга кольца кольчуги постепенно стирают защитный слой… А так оруженосец просалил — и порядок!

Одного Белик никак не мог взять в толк — зачем переводить сало, если Восточный Рим является центром производства оливкового масла, наравне с южной Италией⁈ Впрочем, ответ тут весьма прост — традиции, от которых норманны еще не успели отказаться…

Натянув хауберк через голову, словно какой свитер — пусть с куда большим усилием! — Даниил также застегнул спереди кольчужный капюшон-койф. После чего капитан жестом руки указал Бьерну за спину — и оруженосец застегнул койф на загривке, докуда сам Белик просто не сумел бы дотянуться… Наверняка вскоре появятся слитные хауберки с нераздельным от них койфом — но все одно грех жаловаться: ведь рыцари позднего средневековья и вовсе не смогут самостоятельно взбираться в седло или биться пешими в полной броне!

Препоясавшись и проверив, как идет меч из ножен, да повесив на шею собственный боевой рог, капитан легонько пороптал на себя за медлительность. Хотя странно же ожидать от средневекового рыцаря, что тот уложится в нормативы по облачению в форму современных Белику срочников! С другой стороны, европейские феодалы физически не способны изготовиться к бою в случае внезапного удара врага, и тот вариант, что они успеют ринуться в контратаку да накоротке протаранить нападающих, практически исключен… Потому-то Невский так смело и рванул в, казалось бы, самоубийственную атаку на лагерь шведского войска — втрое превосходящего его дружину и Ладожское ополчение! Нет, Александр Ярославич в любом случае сильно рисковал — но в 1240-м этот риск был оправдан, а шансы на успех весьма высоки: ведь он сумел провести свою рать тайными лесными тропами, скрыв воев от глаз свейских дозоров… И ударил по совершенно неготовым к бою рыцарям ярла Биргера и их боевым слугам.

А вот у султана Кылыч-Арслана под Никеей этот прием не прошел…

Покинув шатер, Белик скорым шагом двинулся к уже оседланному, нетерпеливо переступающему вороному жеребцу с говорящим именем Вельянтиф. По мнению самого капитана, бешенной зверюге более подходит прозвище Буцефал — так звали буйного коня Александра Македонского, объезженного им еще в юношеские годы. Но рыцарь и романтик Танкред довольно предсказуемо дал своему жеребцу имя, что когда-то гордо носил скакун славного рыцаря Роланда, верного паладина Карла Великого!

Что же, действительно весьма символично…

Вставив носок правой ноги в стремя и крепко схватившись за луки седла, Даниил одним решительным рывком вскочил на Вельянтифа, крепко удерживаемого конюшим за уздцы. Все действие заняло лишь пару секунд — и мало кто из окружающих мог бы себе представить, что сам Белик по-прежнему робеет перед могучим жеребцом, опасаясь, что Вельянтиф рванет вперед в тот самый миг, когда сам капитан взбирается в седло, перекидывая через него левую ногу! И пусть тренированное тело «донора» успешно справляется со стоящими перед капитаном задачами, все же чужие рефлексы есть чужие рефлексы. А вот собственное восприятие событий — это совсем другое дело…

Стараясь, однако, не показывать своего волнения, Белик упрямо вскинул подбородок, после чего повелительно произнес:

— Бьерн — шлем, щит, копье!

Верный оруженосец поспешно подскочил к своему сюзерену, сперва протянув ему конический шлем с массивным наносником, затем ростовой каплевидный щит — и, наконец, увесистое копье. Щит до поры занял место за спиной капитана — благо, что помимо локтевой лямки и кистевого хвата есть и плечевой ремень, ныне перекинутый через грудь. Также и копье имеет не только основной ремень, по обыкновению набрасываемый на правое плечо, но и маленькую петлю у самого основания древка. В нее, в свою очередь, на марше продевают стопу…

Собрав основную часть комплекса рыцарского вооружения, Белик бегло проверил также и притороченное к седлу оружие. Прежде всего «клюв сокола» — более известный капитану как клевец. Правда, в наборе вооружения Танкреда этот элемент сопряжен с боевым топором — таким образом, что с одной стороны бойка торчит длинный и узкий граненый шип, способный пробить современную 11 веку броню любой прочности и толщины. А с другой — узколезвийная секира. Да, кажется, что настоящий боевой топор должен поражать размерами рубящего полотна, нанося жуткие, «длинные» раны! Ан нет — именно узколезвийная секира концентрирует в точке удара огромную пробивную мощь, и как нельзя лучше подходит против бронированного соперника. И если копье не способно пробить пластинчатую ромейскую броню, клевец ее пронзит. А боевой рыцарский топор, в свою очередь, буквально вомнет в тело противника стальные пластины ламеллярного доспеха…

Кроме топора-клевца, к седлу приторочена также и булава с массивным навершием и четырьмя выступающими ромбовидными шипами. Правда, ни булавой, ни секирой Белику в первой своей короткой схватке с сельджуками воспользоваться не довелось — но так-то топор ему понравился заметно сильнее… Стычка с сельджуками у ромейского обоза случилась полторы недели назад по «местному времени» (интел предупреждал, что в реальности за тот же срок пройдет чуть менее двух дней). Тогда же Даниил Витальевич успел заприметить Романа… Вот только время эвакуировать товарища еще не настало — Александр по-прежнему не оповестил капитана о готовности вируса. И манглабит русской сотни варанги благополучно вернулся в Константинополь — в то время как Танкред-Белик вынужден играть роль своего исторического персонажа, не смея покидать лагеря крестоносцев. В противном случае враждебный искусственный разум наверняка бы заинтересовался инициативной неписью…

А теперь вот Даниил Витальевич дождался и большого боя… На свою задницу!

Капитан раздраженно заерзал в седле, оглядываясь по сторонам и буквально физически ощущая, как по крупицам утекает драгоценное время — при этом не имея никакой возможности ускорить своих людей. Во-первых, потому, что его рыцари, их оруженосцы и некоторое число боевых слуг итак спешно, с энтузиазмом готовятся к долгожданной схватке! Но как Даниил Витальевич успел уже лично убедиться, дело это не быстрое… А во-вторых… Во-вторых, даже если бы норманны сознательно медлили — Танкред в исполнение капитана все одно не смог бы на них повлиять. Недисциплинированные, гордые и буйные норманнские рыцари лишь отчасти признают личную силу и авторитет племянника своего лидера, Боэмунда Тарентского — все еще пребывающего в Константинополе. А вассальным оммажем к сюзерену привязаны лишь воины собственного «знамени» Танкреда-Белика… И как-то организовать в бою бронированных норманнских всадников, заставить их беспрекословно выполнять те или иные приказы — в принципе невозможно! А роль вождя в грядущей схватке — это повести всадников за собой, подав им личный пример воинской доблести и бесстрашия… В свою очередь, вся тактическая составляющая — построить воинов в несколько плотно сбитых кулаков-«конруа», атакующих друг за другом, или же в линию, тут как пойдет. И бросить норманнов на врага в надежде, что рыцари успеют доскакать до сарацин прежде, чем те перебьют их коней стрелами!

Даниилу Витальевичу, привыкшему в армии к совершенно иным порядкам, поначалу пришлось очень тяжело — своеволие и упрямство подчиненных плохо компенсировалось тем, что над самим «Танкредом» не было, почитай, никакого руководства. Свыкся, примерив на себе роль столь же буйного внешне лидера, подающего подчиненным личный пример — и довольно тонко действующего на деле дипломата… Однако сейчас капитан многое променял бы на саму возможность как следует заорать:

— Батальон, строиться! Пятнадцать секунд!!!

Увы, не поймут…

Но, пожалуй, более всего Белика раздражает — и даже откровенно пугает — тот факт, что ему придется вести за собой целую тысячу человек, целый полк, не имея никакой возможности им управлять в бою или как-то его организовать!

…Успев перед загрузкой почитать про Танкреда и первый крестовый поход в общем, Даниил Витальевич запомнил, что Румский султан Кылыч-Арслан не впечатлился крестьянской беднотой Петра Пустынника и Вальтера Голяка, уничтоженной сельджуками у Цивитота. Сражение, а точнее резня пришлась на осень 1096 года — а зимой султан Рума двинул основные силы своего войска к Мелитене, столице одноименного армянского княжества. Последняя имела важное стратегическое значение и была яблоком раздора между сельджуками Рума — и туркменами, основавшими собственный эмират на северо-востоке Малой Азии. При прочтении Белик не запомнил труднопроизносимого названия государства, но уже после загрузки несколько раз слышал название правящей династии — Данышмендидов…

Таким образом, на момент перехода крестоносцами Босфора, и последующим началом осады Никеи, основные силы турецкой армии Кылыч-Арслана находились очень далеко от столицы! Конечно, узнав о нападении нового врага, султан тотчас оставил хорошо укрепленную Мелитену, чьи стены выдержали ураганный обстрел сельджукских катапульт — и форсированным маршем двинулся к Никее…

При этом, до недавнего времени южная дорога к городу была перекрыта лишь редкими разъездами крестоносцев. И Кылыч-Арслан рассчитывал не столько на полевой бой, сколько на то, что сумеет войти в свою столицу с большей частью войска и значительным обозом, сделав ее осаду бесполезной, а штурм — обреченным на провал. Но именно этой ночью к Никее подступило войско Раймунда Тулузского — он двинул его к осажденной столице сельджуков форсированным маршем, как только узнал о скором появлении Румского султана. Между тем, именно граф Тулузы обладает самой большой из всех армий крестоносцев! И сарацины, подступившие к крепости в предрассветных сумерках, напоролись на спешно разворачивающуюся рать франков из Прованса…

Ныне же, судя по захлебывающемуся реву рожков, бой уже начался! Кылыч-Арслан рискнул ударить в лоб по утомленным ночным переходом крестоносцам — видимо рассудил, что их боеспособность будет не сильно выше, чем у битой им крестьянской бедноты…

Но, пожалуй, это самая большая ошибка султана!

— Воины, более нельзя медлить! Наши соратники уже сражаются с сарацинами, обретая в смерти Царство Небесное — и вечную славу на земле! Так разделим же с ними ратную чашу, смертную чащу — и добудем собственную, не увядающую в веках славу! С нами Бог!!!

— С НАМИ БОГ!!!

Короткую речь Танкреда-Белика слышали разве что воины его «знамени» — да и то не все, но клич они подхватили дружно, громогласно проревев девиз крестоносцев, отразившийся в вечности… А вслед за ними подхватили его и прочие норманны, сотнями голосов! И невольно воодушевившись единым, искренним порывом подчиненных, капитан от души заревел в собственный боевой рог — здоровый, турий! — призывая рыцарей ударить по сарацинам… Рожку Танкреда вторили голоса десятков других норманнских рожков — это крупные феодалы норманнов подхватили призыв своего временного сюзерена. И мгновением спустя все конное войско Боэмунда Тарентского, поручившего племяннику возглавить его под Никеей, двинулось с места, к южным воротам осажденной крепости…

Сперва всадники двинулись шагом — прежде всего, чтобы поберечь силы лошадей перед финальным рывком на врага. Ну и, кроме того, петляя среди многочисленных шатров, разбросанных по норманнскому лагерю без всякой схемы и порядка, а также потухших к утру кострищ (у последних отдыхали воины попроще), особо не разгонишься. При этом норманнские и лангобардские пехотинцы спешно расступаются перед своими господами-рыцарями, пропуская феодалов и прочих всадников; глаза их горят фанатичным огнем и страстным желанием последовать в схватку! Того гляди, устремятся на сарацин вслед за кавалерией…

— Бьерн!

— Да, мой господин!

Верный оруженосец, держащийся чуть позади Белика, тотчас послал коня вперед, чтобы поравняться с ним.

— Бьерн, ты останешься в лагере с пехотой. Пока ваша задача — защищать его, не дать разграбить ни сарацинам, ни нашим франкским «союзникам». Не позволить ударить нам в тыл, если гарнизон Никеи решится на вылазку — ну, и ждать моих дальнейших приказов! Раздели всех арбалетчиков на три равные части — одну отправь к городским воротам, смотрящим на нашу стоянку, выдели им в прикрытие треть копейщиков и не меньше тысячи секироносцев. Остальные силы побереги подле себя; если покажутся конные сарацины, вперед выдвини арбалетчиков и копейщиков. Последних можно построить в один, самое большое два ряда — легкие лучники турков не решатся на ближний бой. А арбалетчики, прикрытые ростовыми щитами копейщиков, смогут беспрепятственно расстреливать всадников Кылыч-Арслана! Прочим пешцам вражеский обстрел пережидать, построив стену щитов, сомкнув их над головами… Все ли тебе понятно, друг мой?

Даниил Витальевич внимательно посмотрел на оруженосца; от его взгляда не укрылись ни внезапно покрасневшие глаза юноши, ни легонько задрожавшие губы. Как же страстно Бьерн хотел принять сегодня участие в битве, и собственной доблестью заслужить рыцарское звание! А вместо этого ему придется киснуть в лагере, отпугивая сарацин залпами арбалетных болтов… Все это капитан с легкостью прочитал в глазах молодого норманна — но что удивительно, оруженосец не посмел и слова сказать против, и даже попросить изменить волю сюзерена! Он лишь глубоко поклонился и послушно ответил, явным волевым усилием заставив голос не дрожать, да подавив горестный стон:

— Слушаюсь, господин…

Капитан с легкой улыбкой посмотрел в спину удаляющего оруженосца — мальчишка, жаждущий славы, не боящийся смерти! Да, молодость не знает этого страха — но тем страшней становится встреча с реальностью, в которой старуха с косой забирает всех подряд, не делая скидок ни на юные годы, ни неопытность…

Загрузка...