Манхэттенские вампиры

Глава 1. Приметы

Будильник зазвенел в полночь, как воздушная сирена, и рука, высунувшаяся из кровати, так стукнула по кнопке, что прикроватный столик затрясся. Спустя полчаса Араминта Скотт выскочила из-под одеял и, громко чертыхаясь, скинула покрывала. Ей снилось, что она снова опаздывала на работу, и она была бы права, не разбуди её будильник. Она наспех оделась, надев ношеный чёрный свитер на тонкую майку, схватила чёрные джинсы из кучи на полу и натянула их на стройные бедра. Она добежала до раковины, плеснула в лицо водой, пальцами расчесала платиновую челку, пригладила мягкие, обрезанные до шеи волосы и встретилась в зеркале с взглядом своих мрачных тёмных глаз.

Ара вытерла лицо и руки единственным, грязно-серым полотенцем и удручённо взглянула на убожество, которое было ее домом: гнездо из простыней, полупустые коробочки с китайской едой на кухне, клубки пыли, казалось, растущие на стенах и выглядевшие серой плесенью. На самом деле, ей следовало прибраться. Или принять душ. От неё довольно противно пахло, но в данный момент она ничего не могла с этим поделать. Если ей повезет и маршрут L придет без опозданий, она прибудет вовремя, не попав шефу под горячую руку, а это сейчас ей не нужно. Он точно не состоял в её фан-клубе.

Кроме того, ей нравилось её запах пота и тяжелой работой, после 72 часов слежки за подозреваемым.

По закону, все бессмертные и не зарегистрированные в Ковене нуждается в проверке. На сегодня это всё, что нужно, чтобы вызвать подозрение у начальства и без того нервное после последней проверки. Последнее десятилетие с окончания Войны было относительно спокойным, за исключением редких вампиров-отступников и демонов, появляющихся время от времени. Позднее даже нефилимы, эти полудемонические-получеловеческие твари, снова стали появляться в городе в большом количестве, и только несколько недель назад Венаторы нашли их убежище и уничтожили его.

Ара следила за своим парнем около трёх дней, пока он бродил по городу. До сих пор он не совершил ничего злонамеренного, кроме того, что не дал баристе в ультрамодной кофейне чаевых, но она обратила внимание на его визиты в несколько интересных секретных мест, которые известны только их виду: сгоревшее здание, в котором находилось Хранилище Истории; церковь святого Иоанна Богослова, где произошла знаменательная битва; старый дом Ван Аленов на Риверсайд Драйв, где прошло детство девушки, спасшей их всех и уничтожившей заклятого врага Ковена, отца нефилимов, Люцифера, Утреннюю Зарю, павшего принца Рая. Шайлер Ван Ален вонзила меч архангела Михаила прямо в его чёрное сердце. Спи спокойно, ублюдок.

Но Ара потеряла след где-то в Верхнем Вест-Сайде, поэтому она вернулась домой и проспала четырнадцать часов подряд.

Но это не может быть оправданием за опоздание. Шеф строго следил за исполнениями правил в таких случаях. Он был человеком старой школы и любил напоминать новичкам, что он сражался с темными ангелами в Аду в то время, когда у них только появились клыки.

Она выскочила из квартиры, громко топая ботинками по лестнице, но вдруг резко развернулась и побежала обратно. Она на самом деле была не в себе, раз забыла их, подумалось ей, пока она запихивала свое оружие — два клинка, имеющих форму полумесяца, которые были не только прекрасны, но и смертельны, — в их ножны на спине и убедилась, что её пистолет (заряженный серебряными пулями, поэтому он считался смертельным оружием для демонов) зафиксирован в кобуре.

Эта сентябрьская ночь была безлунной и прохладной, и тротуары кишели молодежью, собирающейся перед ресторанами и барами даже в воскресную ночь: девушки в огромных очках, одетых в опасно-короткие юбки и уродливые туфли, яростно писавших смски на своих смартфонах и в то же время, направляясь в следующий бар; парни в подтяжках, ехавшие на старомодных машинах домой, изысканные галстуки-бабочки вокруг шеи, которые выглядели так, будто проводят все дни, редактируя копии красной ручкой, а не на компьютерах до тех пор, пока их лица не станут такими же бледными и голубоватыми, как свет от мониторов.

Когда-то здесь было по соседству гетто, но «волна облагораживания», которая в течение последнего десятилетия прошла широкими полосами по городу, основательно расшевелила Уильямсбург, так что он стал практически неузнаваемым. Убогий городской ландшафт безрадостных многоквартирных домов, которые были домом для наркоманов и уличных артистов, теперь, наполненный деньгами, он стал центром для хиппи, «кассовых» артистов, владельцев бутиков, ремесленных мастеров и серьезных молодых бородатых людей, которые распространяют шоколад маленькими партиями среди жителей. Она зашла в свою любимую, одну из последних оставшихся от бывшего района бодегу, захудалый магазинчик, где шоколадные батончики лежали под пуленепробиваемым стеклом, и кивнула Бахиру, который уже приготовил ей кофе. Что-то никогда не меняется.

Ара шла к станции Бедфорд Авеню, попивая кофе и дуя на него, чтобы остудить. Платформа была забита манхэттенцами, направляющимися домой. — Новые провинциалы, — задумчиво пробормотала она, вспомнив старое оскорбление, когда жители Верхнего Ист-Сайда типа нее презрительно смеялись над толпой с окраин. В своей старой богатой жизни она никогда даже спускалась в подземку. Она даже никогда не дотрагивалась руками до турникета, предпочитая толкать его бедром.

Первые тринадцать лет своей жизни Ара прожила на углу Восемьдесят третьей и Парк Авеню и носила одну и ту же одежду каждый день: белую рубашку на пуговицах, зеленую шерстяную юбку и голубой блейзер с золотой школьной эмблемой. Она была Голубой Кровью во всех смыслах: её семья проводила лето в Хэмптонсе и на Бермудских островах, а зиму в Палм Бич. У неё были длинные блестящие волосы ниже плеч, и её друзья были богаты и популярны. Десять лет спустя, глупая избалованная девчонка, которую тогда звали Минти, стала отдаленным воспоминанием. Но что-то не изменилось. «Она до сих пор носит форму», — подумала Ара, взглянув на свою чёрную экипировку. Она предпочитала её с тех пор, как перестала волноваться о своем внешнем виде. Кроме того, в чёрном легче спрятаться в тени. В чёрном точно не привлечешь лишнего внимания, а это именно то, что было нужно Аре в её текущей работе.

Как далеко она ушла от Мэривейла! Счастливое избавление. Ара не скучала по своей старой жизни. «Ну, может быть, по маникюру», — подумала она, проинспектировав свои ногти. Поезд прибыл на станцию с треском и скрежетом. Она зашла вместе с остальными гуляками, нашла место и стояла, не соприкасаясь с рядом стоящими. Поразительно, какими вежливыми были ньюйоркцы, как они предоставляли друг другу личное пространство, даже почти задевая чью-то подмышку. Никто не смотрит в глаза. Только странные личности могли уставиться на тебя; все остальные смотрели либо вверх на постеры Dr. Zit, либо вниз, на грязный пол.

Ара оперлась на двери и наслаждалась кофе, отключившись от остальных пассажиров. Она вышла на Четырнадцатой улице и пересела на маршрут N, направляющийся в центр. Был почти час ночи, и вагон поезда был пуст, тряся пассажиров, как кости в скелете. Немного людей направлялось в деловую часть города в этот поздний час. Ара не волновалась по очевидной причине. Скорее всего, она была здесь самым опасным существом.

Её пунктом назначения была заново окрещённая Башня Орфея, штаб-квартира нового Ковена. Раньше в этом здании размещался один из самых крупных инвестиционных банков в мире, но в один день он потерпел крах, исчезнув с большей частью мирового богатства. Ковен отхватил здание за бесценок. Когда Ара проходила через холл, сделанный из стекла и хрома, она не переставала восхищаться, как сильно все изменилось. Вампиры перестали прятаться в своих склепах, убежищах, которые были построены глубоко под землей, с тех пор как новый Регент — он до сих пор оставался относительно новым, учитывая, что их бывший лидер руководил ими веками — решил, что у них есть столько же прав находиться под небом, сколько и у остального мира. Она нажала кнопку верхнего этажа — «служба безопасности» — и приложила палец к кодированному замку, работающему от крови. Лифт поднял её вверх и открылся в блоке экранов наблюдения, окружающих большущий стол перед внушительной стальной дверью.

— Шеф хочет тебя видеть, — сказал клерк, приподняв брови. Ара вздохнула, когда клерк пропустил её внутрь. Раз у неё уже есть неприятности, она решила сначала забрать свои файлы. Подозреваемый, за которым она следила, имел неизвестную ауру; он определенно был бессмертным, но он не был одним из них.

Шефу, наверно, будет интересно взглянуть на список злачных вампирских мест, которые он посетил.

Её офис находился сразу за углом, с окнами до пола, из которых открывалась панорама Бруклинского моста и ярких огней города. Но Ара полагала, что самой впечатляющей вещью была табличка на двери, на которой можно было прочитать:

Она не переставала дрожать от этой мысли. Большую часть времени она не могла поверить, что действительно прошла все тренировки и испытания и сейчас была частью этого элитного отряда, самой престижной и особенной полицией в мире.

Она была членом этой организации. Искатель истины. Охотником. Убийцей. Veritas Venator. Венаторы имели способности читать и уничтожать сознание, входить в сны и управлять ими. Они несли смерть и разрушение во имя правды и справедливости.

Прежняя Минти была бы в ужасе от того, кем она стала, а новая Ара не могла быть более горда собой.

— Где ты была? Шеф ищет тебя, — хитро сказал Бен Денхэм, зайдя к ней в офис. Денхэм был новичком, новым Венатором — новичком, все ещё на первом году обучения и волновался обо всем. Новички-копы были хуже некуда.

— Скажи мне то, чего я не знаю, — раздраженно ответила она, просматривая кипу дел на своем столе. Её офис был в таком же беспорядке, как и квартира, а на всех папках и бумагах оставались круги от кофе.

— Слышала, что нашла дневная смена? — нетерпеливо спросил Бен.

— Расскажешь, или мне надо догадаться? — резко спросила Ара, раздраженная тем, что не смогла найти документ. Она могла поклясться, что оставила его на столе перед уходом.

— Новая пентаграмма, — ответил Бен.

— Правда? Где?

— В канализации под каналом, на этот раз кровавая.

— Кровавая? — спросила она, подняв на него глаза.

— Пикантная, — кивнув, сказал он.

— Ты имеешь в виду, что кровь человеческая?

— Да, — он усмехнулся, сверкнув клыками. — Вкусная.

В последнее время пентаграммы стали появляться по всему городу. Начерченные мелом на кирпичной стене в Сохо, нарисованные неоновой краской на рекламных щитах в Челси, маленькие, нацарапанные на стёклах такси. Но кровавая пентаграмма? Человеческая кровь? В канализации под каналом? Что все это значит? Он серьезен или просто смеется над ней?

— Точно? — спросила она, глядя прямо на него. — И это не какая-то новичковская чушь, перемешавшая всё в твоей ненормальной маленькой голове?

— Можешь взять всё в свои руки. Они еще не знают. Шеф ждет тебя.

Она кивнула, её сердце забилось быстрее. Ничего такого не происходило с тех пор, как она и ее бывший партнер разгромили нефов, и Ара все ещё чувствовала приступ гордости, когда она вспоминала ту ночь, когда она решительно доказала, что достойна своего значка и звания. Приказы сверху гласили встречать каждую угрозу, какой бы небольшой и обычной она не была, с решительной силой и уничтожать её, и это было именно то, что она делала. Ни следствия, ни суда — справедливость определяется клинками Венаторов, пулями из их новых крутых пушек. Регент Ковена не крутился поблизости.

Ара перестала искать папку, спустилась вниз в холл и зашла прямо в кабинет шефа без стука, привычка, от которой нужно было избавляться. Но она влетела внутрь прежде, чем вспомнила, что ей здесь больше не рады.

Сэм Леннокс многозначительно посмотрел на часы.

— А как же разрешённая пятнадцатиминутная отсрочка? — запротестовала она.

— Что случилось, ты нажала не ту кнопку? — спросил он. Шеф знал её слишком хорошо, и она старалась не краснеть.

— Простите, Шеф, вы, эм, хотели меня видеть? — выпалила она и прикусила язык.

— Да, я хотел, — сказал он. — То есть, я хочу, — быстро добавил он, и это сделало неловкость между ними еще ощутимее.

Сэм выглядел как человек, уставший от длительной службы, скрывающий мрачную печаль под грубым поведением. Он был коренаст, и в его волосах проглядывала седина.

Она еще сильнее покраснела и отвела взгляд. Шефу не очень понравился метод, с помощью которого она выяснила, где спрятано гнездо. Она прошла по Тропе Смерти и внедрилась в разум пленённого демона, вошла в его психотическое подсознание, рискуя в процессе своей бессмертной жизнью и рассудком. Она до сих пор содрогалась, когда думала о тех вещах, которые видела там, когда вспоминала, каково это — чувствовать себя погруженным в мрак и злобу, но это того стоило. Она узнала то, что ей было нужно. Однако, когда Шеф узнал, он был в ярости. «Тропы смерти очень опасны!» — орал он.

Опасностью, смертью от серебряных пуль их работа не была ограничена, и её уловка могла её убить. Но какой смысл быть Венатором, если ты не можешь напрячь мышцы? Использовать свои силы? Кроме того, он хорошо тренировал её, и нефы не могут быть лучше неё. Ни один неф никогда не станет лучше неё.

— Что случилось? — спросила она. — Пентаграмма?

— Какая пентаграмма? Чертовы нувы болтают слишком много. Да, но ты можешь разобраться с этим позже. Я вызвал тебя, потому что мы нашли тебе нового напарника, — сказал он. — Начинает сегодня.

Ара нахмурилась. Она до сих пор скучала по своей старой напарнице, Ровене Бэйли, которую недавно повысили. Аре тоже предлагали повышение, но она предпочла остаться там, где была. Она не хотела перемешивать бумажки и засыпать на закрытых собрания. Она хотела быть в центре действий. Ей нравилась улица. Ей нравились энергия и адреналин. Ей также нравилось, что ей не надо смотреть лжи в лицо каждый день и вести себя так, как будто её нет.

— И кто этот счастливчик? — Ара не смогла убрать резкость из голоса, хотя очень старалась. Сэм двинулся в сторону двери его офиса. Она была раскрыта в смежную комнату. Ара дернула головой и побледнела.

«Не может быть». Парень, сгорбившийся у стены, был её подозреваемым. Тем самым, за которым она следила три дня.

— Вы, должно быть, шутите, — сказала она и заметила, что папка, которую она искала, лежит у шефа на столе.

— Что я могу сказать? Если бы ты соизволила отрапортовать о полученных сведениях руководству, то тебе бы не пришлось тратить своё или моё время, — проворчал он.

— Что вы имеете в виду? Я была занята, выполняя свою работу. Он незарегистрированный. Он бессмертный. Ему повезло, что я не застрелила его сразу же. У него аура демона.

— Да, но это не поможет, учитывая его происхождение, — согласился шеф. — Пошли, пора тебе с ним познакомиться.

Ара нахмурилась, но проследовала за шефом в зал для собраний.

— Ара Скотт, познакомься, это Эдон Маррок. Эдон Маррок? Ей не почудилось? Как она могла не знать? Наверно, потому что это неряшливый грязный тип в фермерской фланелевой рубашке и потёртой армейской куртке не походил на того человека, которого она себе представляла, думая об Эдоне Марроке, легендарном золотом волке, одном из героев финальной битвы. Волки были перевертышами, хранителями Проходов Времен, созданиями нижнего мира, возникшие в Аду, судя по его темной ауре. Они были прекрасны и могущественны, и без их помощи вампиры не победили бы Люцифера и его легионы. Сейчас Эдон не выиграл бы в конкурсе красоты. Его волосы были сухими и ломкими, глаза покраснели и налились кровью. От его красоты не осталось ничего, кроме призрачного воспоминания в чертах его изможденного лица. Не легендарный золотой волк, а грязная желтая дворняжка.

Он выглядел так, как будто выполз с аллей Невады, причём не из Лас-Вегаса, а с его окраины — Хендерсона, пустынного маленького городишки. Хотя она не могла не признать, что до сих пор в нем осталось нечто магнетическое и захватывающее, от его сексуальной щетины на подбородке до голодных, прикрытых топазовых глаз. Она отвела взгляд, пытаясь не пялиться. Пытаясь не показать, что она впечатлена, что ей не все равно, что он сделал и откуда пришел. Тем не менее, волки занимали свои исторические позиции как Хранители времени, так что же Эдон делает в Нью-Йорке?

Плюс, у волков были сложные взаимоотношения с Падшими; они не были фанатами вампиров.

Она посмотрела на него и успела поймать его желтоватую усмешку, адресованную ей, и на мгновение показалось, что его резцы остры как лезвия.

Она резко вздохнула.

— Привет, ангел, — прорычал он, растягивая гласные так, как будто у него есть все время мира. — Похоже, ты вытянула короткую соломинку.

— Шеф, на одно слово, можно? — попросила она. Сэм кивнул.

— Устраивайся, — сказал он Эдону, указывая на розовую коробку с пончиками на столе. Ара последовала за ним обратно в офис и закрыла дверь.

— Какого черта? — Сэм пожал плечами. — Он помогает Венаторам по всему миру, специализируясь на активности нефилимов. Я подумал, что ты с ним сработаешься, тем более, что ты успела его изучить, пока следила за ним. — Он усмехнулся, крайне довольный собой.

— Так почему он провел три дня, шатаясь по историческому вампирскому туру? — спросила она раздраженно.

— Спроси его. Ностальгия? Любопытство? Я воевал рядом с ним на Войне. Он хороший парень. Я доверяю ему. И ты научишься, — Сэм улыбнулся практически настоящей улыбкой. — Да ладно тебе, Скотт, хоть раз побудь командным игроком.

— Хорошо, — сказала она сквозь стиснутые зубы. Ара протопала обратно в комнату, где Эдон уже заканчивал свой завтрак. — Пойдем, волк, но если ты еще раз назовешь меня ангелом, то я затяну воротник у твоей шеи так быстро, что ты не успеешь попросить собачьего печенья.

— Полегче, ангел. Что я тебе сделал? — спросил он, притворяясь обиженным. Она собиралась ударить его по лицу, но внезапно остановилась. Он встал, вытирая рот салфеткой. — Ну же Скотт, давай начнем все сначала, — сказал он и протянул руку для рукопожатия. Она приняла её враждебно. Ей и так было ясно, что он станет еще той занозой в заднице.

Как любит говорить шеф, новый Ковен, старые проблемы. Она была Венатором, и ей нужно было выполнять свою работу. Нефилимы вернулись в Нью-Йорк, и ещё была кровавая пентаграмма в тоннелях под каналом. Ара воодушевилась, её сердце забилось, руки зачесались, готовые расправиться с любым монстром, к которому приведет их расследование. Она будет охотиться за ними. Она найдет их. И, если будет нужно, она убьет их, даже, если ей придется ходить с этим псом, чтобы сделать это. Она достанет секреты из мрака и вытащит правду наружу.

Глава 2. Король Нью-Йорка

Сто кругов спустя он до сих пор не устал. Оливер Хазард-Перри оттолкнулся от бортика еще раз и сделал глубокий вдох, которого ему хватило, чтобы переплыть пятиметровый олимпийский бассейн. Он вынырнул на другой стороне, разбрызгав воду на окна. Выйдя из бассейна одним слитым движением, он взял одно из супердлинных хлопковых полотенец, свернутых и лежащих стопкой в виде пирамиды на ближайшей скамье. Он обтёрся и обернул мягкое полотенце вокруг талии, стряхивая воду с волос. Вода в бассейне была теплой и оставила солоноватый привкус на языке, не раздражала глаза, ведь здесь не было никаких химикатов, только чистый фильтрованный солевой раствор. Лучше, чем океан, усовершенствованный океан, поспорил бы его дизайнер.

Но только вода не раздражала глаза.

Оливер подошел к окнам, которые могли гордиться великолепным видом на Центральный парк и панораму города. С его места огромный парк выглядел как искусный бонсай — ярко-зеленый квартал ограничивала ваза из небоскрёбов, в то время как Эмпайр Стэйт Билдинг неясно вырисовывалась на заднем плане, грандиозная и величественная вдова. Этот вид был доступен только жителям дома, который журналисты окрестили «Башня Власти»: 13 Сентрал Парк Вест. Дом для богатейших людей, имеющих большие связи в мире, где роскошные апартаменты продаются за восьмизначные суммы. Хотя последняя покупка, совершенная российским олигархом, пересекла порог с 9 цифрами в размере сотни миллионов. Здание также являлось домом для Регента Ковена, главы вампирского сообщества, которым и являлся Оливер Хазард-Перри. «Милые парни заканчивают первыми», подумал Оливер, наслаждаясь видом. Люди, утверждающие, что тринадцать несчастливое число, понятия не имеют, о чем говорят. Что касается Оливера, эта башня доказала, что тринадцать является самым удачным числом в мире.

Утром понедельника, вскоре после рассвета, он был в фитнес-центре, подлинной мекке фитнеса — с его блестящим и самым новым оборудованием (последние велосипедные и эллиптические тренажёры, беговые дорожки) — всё это для него. Банкиры уже ушли, совершив тренировку перед тем, как перехватить лондонские рынки, жены и тренеры не появятся до десяти, рок-звезды придут около полудня. Так что сейчас он наслаждался тишиной и покоем. Оливер отошёл от окон и взглянул на свое отражение в зеркале. Он был худым подростком, но сейчас ему почти тридцать лет, и по правде говоря, он был хорош. Он был сутулым и нескладным, а теперь стал высоким и гордым. Его каштановые волосы были подстрижены в стиле Цезаря, и в его теплых карих глазах появился стальной блеск. Бессмертная кровь, текущая по венам, подняла все его чувства на совершенно новый уровень — он до сих пор не мог поверить, как много он может видеть, как много он может слышать: трепетание крыльев колибри казалось ему медленным, он мог слышать шепот из холла через закрытые двери, как будто бы он находился в той же комнате. Временами это подавляло.

Иногда Оливер задумывался, как много он потерял, получив бессмертие. Его чувство юмора, например: он давно уже не смеялся. Раньше он никогда не воспринимал все серьезно — деньги и положение, по крайней мере. Но теперь он был Регентом Ковена, и у него не было времени на детские игры, и остался лишь след от того саркастического мальчишки, которым он был. Он скучал по тому пареньку иногда, даже горевал по нему. Он вырос, чтобы стать кем-то другим, тем, кем он никогда не надеялся быть.

Но этим утром все, о чем он мог думать, было: как же он любит свою новую жизнь. Он вышел из комнаты и поднялся на личном лифте в свой пентхаус. Двери открылись прямо в величественном холле, где уже ждал его камердинер, держа в руках чисто белый банный халат. Пикс был очень внимательным, шестым чувством зная, что понадобится его господину. Способность, отточенная за многие годы безупречной службы.

— Спасибо, — сказал Оливер, когда старый джентльмен помог ему надеть мягкий халат.

— Вам что-нибудь еще нужно, сэр?

Оливер покачал головой и отпустил его. Он затянул пояс, и минуту, следуя своему ежедневному ритуалу, наслаждался скульптурами и живописью, истинными шедеврами, которые висели у него в гостиной и вдоль лестницы. Старые мастера рядом с импрессионистами, модернисты середины века, такие как Дибенкорн, Ротко и Уархол, возле современников Кунса и Херста. «Старые мастера для нового мастера», подумал он с некоторым удовлетворением.

Он принимал то, что он привык к проявлениям богатства, что очень немногое способно удивить его. В конце концов, он вырос на другом конце города, где Верхний Ист-Сайд был самым дорогим соседом в городе. Но размах и глубина богатства в его руках были ошеломляющими. В то время как клеветники спорили о том, что пост Регента Оливер получил благодаря удаче, с его стороны была проведена большая работа. После Войны осталось немного выживших, и еще меньше тех, кто не принял предложения Всемогущего о спасении, чтобы взойти в Рай.

Когда Оливер занял место Регента, он был уверен, что после почти-уничтожения Ковена финансовые ресурсы будут опустошены или близки к этому, так как вампиры были разрознены или вообще ушли. Он понимал, что ему придется воссоздавать всё с нуля. Как же он был неправ.

Резервы Ковена были ликвидны, значительны и почти до смущения огромны. Финансовый комитет сделал несколько удачных инвестиций в техническом секторе перед концом, поэтому была возможность приобрести эти апартаменты — и не только их, но и здание в деловой части города, где находилась их штаб-квартира, так же как и отделения отрядов Венаторов по всему миру. Оливер удивился, сколько проблем можно решить с помощью денег. Сколько вещей можно купить с помощью денег. Покой. Безопасность. Стабильность.

Большинство картин, которыми он сейчас любовался, на самом деле были из частной коллекции Ковена, из секретных архивов Хранилища, где они хранились десятилетиями и, судя по всему, были забыты. Оливер извлек эти драгоценности, их восстановили, и теперь они выставляются в музеях и галереях по всему миру. Для соблюдения приличий, он оставил всего несколько лучших картин для собственного удовольствия. Было очень сложно расстаться с «Концертом» Вернера, и он понятия не имел, как эта картина оказалась в запасниках Ковена, но музей Изабеллы Стюарт Гарднер был настолько благодарен получить её обратно, что он знал, что всё сделал правильно.

Он принес Ковену десять лет спокойствия и процветания, и теперь настало время праздновать. Время вернуть великую старую традицию, которую он мог наблюдать как человек-проводник, прижавшись носом к стеклу. Бал Четырех Сотен, ежегодное торжество, которой чествует вампирское сообщество и его славу. Известный как Патрицианский бал в девятнадцатом веке и устраиваемый в бальном зале Кэролайн Астор, этот бал был традиционно только вампирским событием, и Оливер планировал, что его возвращение после долгого перерыва отметит восстановление сообщества, почтит память их победы над тьмой, покажет миру и им самим, что они не только выжили, но и процветают.

Что у них еще есть, что праздновать.

Бал Четырех Сотен не проводился со времен Войны, и десятая годовщина победы над Люцифером казалась правильным временем для возвращения праздника, также как и проведения окончательного ритуала для официального введения его в должность. Лидера Ковена по традиции называют Регисом, королем вампиров; его слово — закон, его действия неоспоримы. Но когда Оливер вступил в должность, он принял более низкий титул Регента — еще не король, а простой слуга. Все это изменится в ночь бала, когда сердце Ковена поклянется на его бессмертной крови. L'état, c'est moi.

К концу недели у Оливера будет все, над чем он так старательно работал. Да, все, к чему он прикасался, чем обладал, все, что находилось вокруг него, было редким, прекрасным и дорогим, но ничто из этого не могло сравниться с сокровищем, находящимся в его спальне, самой изысканной драгоценностью в его королевстве. Оливер почувствовал, как его клыки удлинились в предвкушении от этой мысли. Он поднялся по винтовой лестнице, которая вела в его спальню, и открыл массивные стальные двери, такие же были установлены в офисе Венаторов — осторожность никогда не помешает. Занавески были задернуты, и в комнате было прохладно, как в склепе, настоящее вампирье логово. Мальчиком ему нравилось просыпаться от лучей солнца, но не теперь. Он открыл более приятные способы пробуждения. И вот она, лежащая в середине сделанной на заказ огромной кровати, спрятанная под одеялами, длинные спутанные локоны ее солнечно-светлых волос были самой яркой вещью в комнате. Серафина Чейз.

Финн.

Его фамильяр.

Его смертная возлюбленная.

Оливер скинул халат и скользнул в постель, обнимая ее и утыкаясь носом в ее шею.

— Ммм, — пробормотала Финн, ее голос был хриплым от сна, лицо повернуто к подушке. — Ты капаешь воду на меня.

Его волосы были все еще мокрыми после бассейна, и завитки волос оставляли след на ее мягкой коже. Десять лет прошло с их первой встречи, а он до сих пор в благоговении от её красоты, от сияющей непорочной доброты её души.

— Нет, ты все еще спишь.

Он передвинулся так, что быть над ней, и она повернулась вместе с ним.

— Ммм, — пробормотала она. — Чудесный сон. — Она начала поворачиваться к нему, но он остановил её.

— Не двигайся, — сказал он прижав ее руки к бокам.

— Извращенец, — пробормотала она.

— Не моя вина, что тебе сняться извращенные сны, — сказал Оливер, когда стянул простыни, упавшие с ее тела.

— Не будь так уверен, — промурлыкала она. На ней была одета тончайшая комбинация, облако шёлка из Парижа, которая стоила больше, чем полный гардероб большинства людей, и он нетерпеливо стянул её, чтобы они были кожа к коже. Это был его любимый способ начать свой день, когда она еще в полусне, когда она предпочитает не знать, что происходит, хотя она все равно готова для него.

Она выгнула спину, как если бы знала, что произойдет.

Потому что так оно и было.

Он больше не мог ждать, и, сильнее прижав её руки к кровати, он одновременно ворвался в ее тело и вонзил клыки в ее шею, все его естество ожило и затрепетало от наслаждения, пока он совершал Священный поцелуй. Он знал все о ней: каждое воспоминание, каждую эмоцию, каждое желание, каждое разочарование. Это передавалось через кровь, когда он пил ее. То, что он чувствовал к ней, было за пределами любви, за пределами чувств — они были одной душой в двух телах. Он был её, а она его. У них не было секретов между собой.

Она вздохнула, задрожала, застонала, и, когда он кончил, то скатился с нее удовлетворенным. Простыни между ними были красными от крови, как будто это было место преступления. Слава Богу, что есть исполнительные экономки, которые никогда не задают вопросов. Спасибо Богу за очень многое, подумал он, закрывая глаза.

— Добавить сахар в твою овсянку? — спросила Финн час спустя, когда они уже были одеты и завтракали на террасе с видом на парк.

Оливер до сих пор представлял ее нагое тело под шелком и льном, и ему было интересно, думает ли она то же самое о нем.

— Да, спасибо, — сказал он, снова восторгаясь её классической, сдержанной красотой, от длинной, стройной шеи до грациозных рук. Она распустила свои длинные волосы, но два следа от укуса были едва заметны рядом с ключицей, как небольшие шрамики. Он любил это маленькие следы укусов и то, что они символизировали, что она его, его собственный человеческий фамильяр. Однажды он был фамильяром для вампира, когда он был смертным, и он знал притягательную силу кровной связи, всепоглощающий голод вампира, пьянящую агонию и крайнее возбуждение.

Иногда он сомневался, правильно ли поступает с Финн, но теперь уже слишком поздно. Он восторгался поворотом судьбы, который свел их вместе. Он помогал свой лучшей подруге, Скайлер ван Ален, или Скай (он звал её Скай, только он звал её так), разгадать тайну семьи её смертного отца, которая привела их к Финн, сводной сестре Скай. Он до сих пор помнит, какой блистательной она выглядела, когда они встретились — беззаботная студентка колледжа, не имеющая ни малейшего понятия о её связи с Ковеном. Какой веселой, счастливой и невинной она была. Она хотела стать художником, как и её отец. У неё было много различных мечтаний, но она влюбилась в него, и он уговорил её помочь восстановить Ковен, работать на вампиров, служить ему, осуществлять его мечты и отказаться от своих. Тогда она была готова и жаждала, хотела его так же, как и он хотел её. Но до сих пор он чувствовал мучительное сознание своей вины, смешанной с гордостью, когда видел эти маленькие шрамы.

Он знал, какие сомнения она испытывает, её тайные страхи, и он делал все, что мог, чтобы смягчить их, особенно когда она казалась спокойной и замкнутой в себе как недавно. Она наверняка волнуется о торжестве. Так как она была неофициальной первой леди Ковена, организация Бала Четырех Сотен была под её ответственность, и в течение многих месяцев Финн переживала о каждом приглашении, о каждой строчке в меню, о любой детали. Он хотел сказать ей, чтобы она не волновалась — это торжество станет самой прекрасной ночью в их жизни. Он понимал, что давление, которое она испытывает, очень сильное. Финн занимала высочайшую должность в Ковене, которую когда-либо достигал смертный, что некоторые члены находили возмутительным.

Исторически сложилось, что люди-проводники стояли чуть выше слуг, рабочие пчёлки, которые посвятили свою жизнь заботе о своих вампирах, и человеческие фамильяры, которые отдавали свою кровь, не имели голоса или влияния в Ковене. Финн была одновременно и проводником, и фамильяром, но, как продолжал говорить Оливер правящему конклаву, времена изменились, и вампирам нужно меняться вместе с ними.

— Ты вернулась довольно поздно прошлой ночью, да? — спросил Оливер, наполняя свою тарелку овсянкой из серебряной миски, находящейся в центре стола.

Финн нахмурилась.

— Я знаю… Я знаю. Разбиралась с кое-какими мелочами по поводу праздника.

— До полуночи? — спросил он. — Ты слишком много работаешь.

— Ох, ну когда я вернулась домой, я решила прогуляться. Я не могла заснуть, — сказала она, немного покраснев. — Не беспокойся, я не уходила далеко, только обошла квартал.

Он кивнул. Он знал, как сильно она волнуется о торжестве; он ненавидел видеть ее такой обеспокоенной. Он мысленно сделал заметку попросить своего помощника больше помогать ей, в то же время посыпал овсянку сахаром и сунул в рот. Он пожевал, скривился и положил ложку.

— Не голоден? — спросила Финн, поднимая бровь.

— Нет, — он помотал головой.

— Удивляюсь, почему, — поддразнила она. — Ты наверняка полон мной.

— Ха, — сказал с улыбкой Оливер, отодвигая тарелку. Его овсянка напоминала песок, скрипела на зубах, и он ощущал легкий привкус сахара, который он туда положил. В то время как все его чувства обострились, возможность получать удовольствие от еды стала пропадать. Он думал, что это может быть как-то связано с его обращением, ведь его друзья-вампиры ели и пили как смертные, за исключением того, что они не набирали вес и не напивались. Может, ему следует спросить у служащих Хранилища об этом явлении, хотя он ненавидел напоминать кому-либо, что он не такой как они. Он не был рожден Голубой кровью; он единственный живущий смертный на земле, которого обратили, Всемогущий подарил ему бессмертие в конце финальной битвы.

Он, как и всегда, был исключением. А сейчас он собирается стать Регисом. Если они еще не нашли достаточно причин отвергнуть его.

— Сэр? — Оливер повернулся и увидел Пикса, держащего его мобильный телефон на серебряном подносе. — Извините, что прерываю, но вам звонит глава Венаторов; он сказал, что это важно, и настаивал, чтобы я скорее передал вам трубку.

Он кивнул, взяв мобильник.

— Перри слушает. — Он несколько минут послушал и нахмурился. — Когда? Почему мне не сообщили сразу, как только вступила дневная смена? Хорошо. В следующий раз, держите меня в курсе. Хорошо. Дайте знать, что еще они найдут.

Он кинул телефон в карман.

— Что случилось? — взволнованно спросила Финн. — Опять те пентаграммы?

Оливер кивнул. Чёртовы пентаграммы. Что же это значит? Он до сих пор надеялся, что после проверки это окажется ничем, что это работа какого-нибудь художника граффити или выходка банды. Конечно же, эти беспорядки должны были начаться сейчас, вместе с подготовкой к балу Четырех сотен. Последняя пентаграмма была нарисована человеческой кровью. Что означало, что есть жертва, тело. Со времен Войны не было кровопролития, единственными жертвами были их враги, такие как те проклятые Нефелимы, на которых недавно была совершена облава. Это последнее изменение не предвещало ничего хорошего.

Оливер вздохнул. Атаки Нефелимов, пентаграммы, а теперь еще человеческая кровь в канун одного из самых важных событий в его жизни. Он не мог отделаться от внезапного предчувствия беды. Оливер верил в предзнаменования. И это не было, не могло быть хорошим.

Глава 3. Долго и несчастливо

Миф о Персефоне был такой чушью. Дочь богини была похищена лордом подземного мира и была вынуждена жить шесть месяцев на Земле и шесть — в Аду, и маленькая плаксивая сучка вела себя так, как будто это было наказанием.

По крайней мере, у Персефоны было шесть месяцев в году на Земле.

Мими Мартин отхлебнула из своего бокала белого вина, перекатывая его на языке и смакуя каждую каплю. Мягкая многоликость белого Будгундского во многом оживила её настроение, как и всегда, но, видимо, сегодня этого было недостаточно.

— С годовщиной меня, — сказала она пустому месту напротив нее. Она обедала одна в тот понедельник, предварительно улизнув с работы с намерением развелечь себя долгим шикарным обедом, чтобы забыть, каким неизбежным провалом был её брак. И почему же она чувствовала себя только раздраженной и одинокой?

Прошло десять лет с финальной битвы и падения Люцифера. Семь лет с их свадьбы, а её мужа днем с огнем не сыщешь. Кингсли выбрал остаться в подземном мире, пока Мими была тут, наверху, снова в Нью-Йорке, одна. Предполагалось, что это будет пробным расставанием, Кингсли даже шутил, что это было их личное «условие Персефоны». Но её не было всего месяц, но было трудно представить возвращение назад в ближайшее время. Она даже не скучала по нему так сильно, что большинство ночей плакала, пока не уснет, надеясь, что он передумает, оставит подземный мир и решит присоединиться к ней.

— Пошел он. Пусть идет к чёрту, — думала она, осознавая всю иронию.

Официант принес ей корзину с хлебом, и она жадно отломила багет, намазывая толстым слоем масла воздушный ломтик хрустящего хлеба, прежде чем откусить огромный кусок.

Она так сильно скучала по своему мужу, что не могла простить себя за то, что делала, за то, что она уже сделала. Она оставила его. Она действительно оставила Кингсли Мартина. Любовь всей своей жизни, своего суженого, своего мужа, мужчину, ради которого она стольким пожертвовала. Мими была уверена, что если уж на то пошло, это Кингсли должен был оказаться неверным, тем, кто ушел, вернулся к своему необузданному укладу, уставший от монотонности и моногамии, а она должна была быть оставленной, опустошенной, с разбитым сердцем и одинокой. Вместо этого она была той, кто сказал adios. Она та, кто сказала ему, что больше не может этого вынести. Больше ни дня в подземном мире. Это был не он. Она любила его, она все ещё любила его до глубины души, безрассудно, но больше не могла. Она не могла там жить. Мими вращала серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки, вспоминая тот день, когда Кингсли надел его. Она была такой счастливой невестой; никогда в своей жизни она не была так счастлива. И какое-то время они были счастливы, исступлены, хотя они и жили в Аду. Они испытывали желание друг к другу, много острили. Она обещала ему вечность, она обещала ему остаток своей вечной жизни. Но откуда она знала, что вечность означает… вечность? Что это означает никогда больше не ужинать в Нью-Йорке, никогда не устраивать шопинг на Мэдисон Авеню, никогда не видеть смену времен года, никогда не больше не выпивать бокал шампанского. Конечно, она не должна была быть удивлена, что он предпочел свой высокий пост их браку. Кингсли Мартин, Ангел Араквиель, был лордом подземного мира, Князем Ада, и каждое существо и душа за его воротами были гражданами его неземного королевства. Кингсли брал на себя ответственность со всей серьезностью. Она это знала, и она все ещё хотела, чтобы он предпочитал её всему.

Мими ахнула, вздрогнув от неожиданного звука. Это снова был он: неотчетливый звон в ушах. Раздражающий шум, который то появлялся, то исчезал, пронзительная трель; это могло свести с ума кого угодно. Она нетерпеливо потрясла головой, пытаясь отогнать её.

— Вы уже решили, мадам? — спросил официант, вернувшись со своим блокнотом, держа карандаш в ожидании. — Мадам?

Он с ней разговаривал? Она едва могла его слышать сквозь этот ужасный звон, но да, он назвал её мадам. Какое нахальство! Что ж, она больше не была помешанной на худобе шестнадцатилеткой с блестящей кожей, бушевавшей в лучших ночных клубах Нью-Йорка. Сейчас она была старой, замужней, даже хуже, разведенной, дамой. Но она все ещё была красивой, правда? Длинная густая белокурая копна была такой же блестящей, как и всегда, кошачие зеленые глаза, точно тлеющие, и представьте, она все ещё влезает в свои суперузкие джинсы! А платье, в которое она была одета, было практически в обтяжку. Но было так несправедливо обнаружить, что с того момента, как она ушла из подземного мира, она действительно состарилась. Надо сказать в её защиту, что пребывание в подземном мире было, хм, адом для кожи. Мими решила простить официанта. Ей нравилось это место, милое французское бистро на окраине Вест-Виллиджа. По выходным во время ланча оно бывает заполнено моделями, художниками и заходящей время от времени знаменитостью. Это был космополит, привлекательная толпа: высокие эффектные женщины в принтах в яркую полоску и потрепанных кожаных пиджаках, бородатые мужчины в очках в роговой оправе, читающие Фигаро, группы молодых издателей и фотографов, столпившихся вокруг айпадов и обсуждающих свои последние фотосессии. Она часто заказывала одно и то же. Устрицы, цыплёнок на гриле и бокал белого вина. Ей нравилось, что официанты носят надлежащие галстуки и передники как в Париже, и записывают твой заказ, вместо его запоминания, она была уверена, что это раздражающая уловка возникла благодаря скучающему актеру, пониженному до официанта в Лос-Анджелесе.

— Да, я начну с лукового супа и порции лосося холодного копчения, затем жареный стейк под беарнским соусом и тарелка зеленых овощей.

— Очень хорошо, — сказал он, умело забирая меню.

Она глотнула вина и осмотрелась. Она скучала по всему этому те годы, когда жила в подземном мире: жизнь, цвет, энергия, звук разговоров, звон стеклянной посуды, царапанье стульев о пол, яркий свет солнца через оконные стекла, такой непохожий на тот странный загробный мир, где солнце никогда не вставало и не садилось и где небо было оранжевым от зарева адского огня. У Кингсли была идея переделать загробный мир заново, оживить пустыри. Когда закончилась Война, после того, как всех демонов заперли в клетках, он стал более заинтересованным в удобрении, чем в борьбе. Год она работала на его стороне, ухаживая за их маленькой лужайкой до тех пор пока она не выросла настолько, что однажды цветы зацвели даже в Хельхейме. Она вспоминала, как Кингсли стоял на коленях в саду, счастливо мурлыкая себе под нос, пока выдергивал сорняки. Некоторое время она довольствовалась этим ужасным миром, потому что у неё было все, что она хотела. У нее был он, в конце концов. Предполагалось, что они будут жить долго и счастливо. Так почему же она все испортила? Потому что она скучала по дому, так сильно скучала по Нью-Йорку, это было как зубная боль, которая никогда не проходит, реальная физическая пульсирующая боль, во многом напоминавшая звон в её ушах. Что это было? Он снова появился, этот раздражающий шум. Она пыталась его игнорировать. В любом случае, она не могла всю оставшуюся часть своего бессмертного существования возделывать сад. Она не была создана для этого, не важно, как сильно она пыталась измениться, набраться энтузиазма для незначительного успеха мужа. Когда она встретила Кингсли, он был просто ходячим сексом; он был главой Венаторов, наглецом, напыщенным, чертовски привлекательным альфа-самцом, чья жизнь была такой же большой, как его сердце и такой же занятой, как его нестандартная личность. Сейчас он был скучным фермером. Она ненавидела признавать, что скучала по тому парню, которым он был. Она просто не была создана для жизни на окраине. Она росла на Манхэттене и шутила, что лучше переедет в Ад, чем в Бруклин, несмотря на то, что округи вдалеке от центра сейчас были такими шикарными.

Официант поставил перед ней глиняную тарелку французского супа, сыр Грюйер, покрытый золотой корочкой и растекающийся по краям. Мими с нетерпением накинулась на еду, позволяя вязкому богатству сыра и идеально приготовленному скользкому луку облегчить боль одиночества в свои тридцать. Это недаром называется праздником для желудка. Ей было так скучно в аду, она бы покончила с собой, если бы могла. Её последние несколько дней дома были напряженными; они много спорили с Кингсли, который обвинял её в излишней драматичности, эгоизме и обычной испорченности, в то время пока она называла его самодовольным, упрямым и покорным. Она никогда не думала, что это случится с ними, долгое прощание, отдаление, медленное увядание, которым закончилось так много браков, так много союзов. Она думала, что они были особенными, и было горьким разочарованием обнаружить, что они были такими, как все. Они пытались изо всех сил, чтобы это свершилось. Это было настолько обычно, а Мими никогда не была обычной (вообще) в своей жизни, и ей хотелось от этого кричать. И она кричала. Кричала на него до тех пор, пока он, наконец, не сдался и не согласился на «пробное расставание». Конечно, она ожидала, что он оставит её. Ещё одна недосказанность между ними — она не могла поверить, что после всего, что они прошли вместе, он просто отпустит её. Она заставила его выбирать. «Ад или я». И он сделал неправильный выбор. Он позволил ей уйти из его жизни, вот так просто. Он даже не попросил её остаться. Он просто наблюдал за тем, как она уходит от него, а она не оглянулась, даже не помахала на прощанье.

Она вернулась в город без особого пафоса. Она избегала старых друзей, особенно Оливера, потому что не хотела объяснять, почему оставила Кингсли и не хотела отвечать на неудобные вопросы или видеть жалость в их глазах.

Манхэттен был маленьким островом, а Ковен еще меньшим сообществом, но она до сих пор оставалась незамеченной. Одно из того, чему она, как бывший Венатор, научилась, так это исчезновению. Она быстро обосновалась в квартире в одном из чудесных новых зданий у воды на западе Челси: некогда ее отец был самым богатым человеком в городе, а сама она некоторое время была Регентом Ковена, поэтому, хотя она и была счастлива вернуться в Нью-Йорк и могла жить в небольшой многоэтажке, шестикомнатный двухэтажный пентхаус с видом на Гудзон был бы намного лучше. Она нашла работу в маленькой картинной галерее, потому что ей нужно было хоть чем-то заняться, и оказалось, что она умеет отвечать на звонки, шутить с художниками и умасливать клиентов. Это было довольно мило, хотя она никогда не думала, что это по ней. Она не представляла, что может принести ей будущее, но пока она жила богемной жизнью в Нью-Йорке и была правящей королевой Верхнего Ист-Сайда, это точно не входило в её планы. К примеру, она никогда не думала, что будет работать. Она собиралась быть одной из тех людей, которые правили миром в тени. Вместо этого она была простым клерком, той, кто делал, как поручено, и работала, чтобы улучшать вещи для других. Прибыла остальная часть её еды, и она быстро очистила тарелки, но задержалась на кофе. Она все ещё была в меланхоличном настроении, не зная, что происходит, куда приведет её жизнь. Ей не хотелось отношений, но в то же время, она не хотела быть одна. Она все ещё была замужем, даже, если её муж находился неизвестно где. Ей правда не нужен был никто, кроме него, но они не могли быть вместе, вот как это было.

Она заплатила и вышла из ресторана, её сапоги щёлкали по булыжной мостовой.

Галерея гудела, когда она приехала, так же как и её босс, нервозный человек по имени Мюррей Энтони, поучал своего молодого ассистента. Они в последний момент одолжили несколько своих картин какому-то маскараду в Модерне на следующей неделе, но ничего еще не было завернуто и отправлено. Музей интересовался, где картины, и Мюррей сорвался.

— Вот, я помогу, — сказала она, вставая, чтобы протянуть руку к двум из них, запакованным в ящик.

— Мими, слава Богу, ты здесь. Я разговаривал по телефону с музеем, а потом узнал, что Донован собирается свернуть работы в трубочки! Представляешь? Они же могут испортиться! — сказал Мюррей, гневно глядя на виновного. — Они должны отправиться прямыми, прямыми, прямыми! Он собирался отправить их в цилиндрах для постеров! Леди, которая закатывает вечеринку, тут не появляется, — его глаза продолжали бросать искры на ассистента. — Донован сказал, что однажды она почти кричала на него, но можем ли мы её винить? — Он вздохнул.

— По какому поводу вечеринка? — спросила Мими.

— Тусовка называется Бал Четырёх Сотен, вечеринка для какого-то секретного общества, — сказал Мюррей скучающим тоном. — Ещё одна группа важничающих нью-йоркцев, без сомнения. Очевидно, им нужна эта серия картин, потому что она вся красная, а на вечеринке будет представлена выставка под называнием «Красная Кровь». Прикинь, да?

Мими уставилась на него, не веря тому, что услышала. Так значит, Ковен снова организовывает Бал Четырёх Сотен? Она немного затосковала, вспоминая самый последний бал, который провели перед разразившейся Войной. На мероприятии она совершила свой дебют, претендуя на законное наследство как Азраил, Ангел Смерти. Как она не пыталась избежать возвращения в прошлое, каким-то образом подсознание или вселенная вытолкнули её в то место. Случайности не случайности, как любил говорить Кингсли. Значит, в Бал Четырёх Сотен будет включена выставка «Красная Кровь» — милая вампирская шуточка, раньше Красная Кровь была тем, что Голубая Кровь называла своей смертной родней. Картины, которые музей попросил в галерее были крупномасштабными холстами, выполненными в глубоком богатом багровом цвете. Работа была текстурованной, грубой и отчасти кроваво-красной, такой темной, что выглядела как кровь, как и было задумано. Художница, Иви Друиз, довольно претенциозная девушка, объясняла, что они являются изображением женского страха, красный, цвет первой менструации, родов, боли. Мими, как правило, закатывала глаза при таких простых политических, псевдофеминистских заявлениях «искусства», в то же время, это было не совсем в её вкусе, она понимала привлекательность простого заявления, не говоря уже о клиентах, которые заплатили внушительные деньги за картины.

— Давай я сама, — сказала она, с легкостью укладывая ящик на каталку.

— Кто ты, Суперженщина? — спросил Мюррей, поднимая свои круглые очки в золотой оправе, которые сделали его похожим на взрослого Гарри Поттера, чтобы восхититься её силой.

— Типа того, — улыбнулась девушка. — Я позвоню в музей и скажу, что они получат их в обед, — она встала на колени и помогла Доновану осторожно запаковать оставшиеся части. — Не позволяй ему докапываться до тебя. Он просто становится немного нервным как раз перед открытиями, — сказала она Доновану, разговаривая как профи, несмотря на то, что начала работать всего на неделю раньше него.

— Спасибо, — улыбнулся Донован. — С ним намного легче иметь дело теперь, когда ты здесь. Я так думаю, у тебя клиент.

Она встала, очищая колени от ворса и пыли и разглаживая волосы. Мюррей стоял в передней части галереи, разговаривая с высоким темноволосым незнакомцем, который напряжённо уставился на скульптуру, прибитую к стене. Он был одет в чёрное пальто, чёрные джинсы и чёрные ботинки. Мими чувствовала глухое биение своего сердца. Она бы где угодно узнала эти широкие плечи и чёрные как смоль волосы.

— Мими, — сказал её босс с лучезарной улыбкой. — Ты никогда не говорила мне, что твой муж такой милый!

Кингсли Мартин обернулся. Он выглядел тощим и сексуальным, как рок-звезда, только что спустившаяся со сцены, и он снова был одет в одежду Венатора. Её сердце пропустило болезненный удар, а дыхание перехватило. Господи, как она по нему скучала.

— Привет, дорогая, — протянул он, невозмутимый как всегда, даже, когда его глаза были полны грусти и боли. — С годовщиной.

Глава 4. Слева

Это была святая матерь пентаграмм, как полагалось, когда они с Доном шли к ней — семь футов в высоту и в диаметре и сделанная из крови. Нарисованная грубо на стене в туннелях под Канал-стрит, большая часть ее была покрыта коркой и высушена к вечеру понедельника, когда они прибыли. Они добрались бы туда на несколько часов раньше, если бы не задержка с оформлением документов, чтобы снабдить Эдона надлежащими лезвиями и боеприпасами, и шеф не позволил бы им уйти с ним безоружными. К тому времени, когда они были готовы ехать, было время обеда, и ее новый партнер не был любезен пропустить еду. Команда Венаторов, которая нашла пентаграмму накануне, с нетерпением ждала облегчения. Один из них, АРА была поражена, это Деминг Чен, прекрасный китайский Венатор, которая потеряла своего близнеца во время финальной битвы. Венаторы, которые знали ее до этого, шептали, что потеря ожесточила ее, и она не была такой приятной с самого начала. Деминг сузила миндалевидные глаза, но, к удивлению Сары, обычно отчужденный командир приветствовала Эдона ласковым ударом по плечу.

— Ну — ну, поглядите, что это кошка притащила! Что ты делаешь здесь, в нашей временной шкале, мальчик-волк? — спросила она.

— Очевидно, в трущобах, — ответил он с медленной усмешкой.

— Я тоже рад тебя видеть, ангел.

Деминг обняла Эдона медвежьим объятием, и тот победно посмотрел на Ару, как бы говоря: «она не возражает, чтобы ее называли ангелом».

— Так что же происходит? — он спросил.

— Не многое. Нефилимы снова поднимают свои уродливые головы. Теперь нам нужно разобраться с этой ерундой, и Регент сходит с ума, потому что в субботу бал Четырех сотен, — сказал Деминг, указывая на пентаграмму.

— Я думал, ты работаешь с командой Бозмена?

— Да, мы разыскали ячейку Нэфа в Марокко, позаботились об этом. Он пожал плечами.

— Начальство прислало меня сюда, когда услышало об этих пентаграммах, посмотреть, не смогу ли я чем-нибудь помочь.

— Ну, нам нужна вся помощь, которую мы можем получить. Как поживают мальчики? — она спросила его.

— Хорошо, хорошо, ты знаешь, то же самое. Буйный.

Деминг улыбнулась.

— Ты работал под прикрытием или что? Ты выглядишь как… ну, ты знаешь, как ты выглядишь. Позаботься лучше о себе, Ладно? — она сказала Эдону тоном, как ругающую старшую сестру.

Он усмехнулся.

— Да, что-то вроде того. Приятно знать, что тебе все еще не все равно, Ди.

— Заткнись, это был просто боевой секс.

Деминг рассмеялась своим хриплым смехом, не соответствующим ее маленькой фигуре, и это сделало ее еще сексуальнее, чем она была. Деминг всегда умудрялась выглядеть так, как будто ее униформа Венатора была сшита дизайнером-кутюрье, и, насколько Ара знала, так оно и было.

— Что это было? В то время мне это не нравилось, ангел, — дразнил Эдон.

— Мы все были просто счастливы быть живыми, — Деминг сказала с безмятежной улыбкой на лице.

Ара старалась не чувствовать себя слишком брошенной, но было трудно конкурировать с мгновенной связью, которую разделяли ветераны. Шеф упомянул, что во время войны он сражался бок о бок с Доном, и поскольку Деминг была еще одним героем того давнего конфликта, конечно, она знала и его. И, очевидно, она переспала с ним. Похоже, он тоже не сильно сожалел об этом. Ну, тогда все было не так разрушено и разрушено, и он был достаточно очарователен для Деминг.

— Встреча выпускников закончилась? — раздраженно спросил партнер Деминг, коренастый седовласый Венатор по имени Гэвин Акер.

— Или вы двое хотите снять комнату?

По крайней мере, кто-то чувствовал то же, что и она. Нужно было работать, и чем скорее они это сделают, тем скорее выберутся из этого темного заброшенного туннеля.

— Мы взяли несколько царапин для лаборатории, — сказала Деминг, становясь серьезней.

— Акер установил зону увлажнения, на случай, если любая темная магия в нем. Его нужно нейтрализовать.

— Вы сделали анализ крови? — спросила Ара.

Деминг покачала головой.

— Он мертв. Из него ничего нельзя найти. Это не вызовет никаких воспоминаний.

— Но вы не пытались этого сделать?

Ара настаивала. Работа с кровью была тем, что делали Венаторы; они использовали свои чувства, чтобы разблокировать воспоминания, правду и историю, скрытые в ее составе, и она не могла скрыть своего удивления, что старший Венатор даже не попыталась это сделать. Деминг нахмурилась, очевидно, раздраженным вопросом.

— Нет. Как я уже говорила, это бесполезно.

— И вы еще не нашли тело? — спросила Ара.

Шеф был уверен, что где-то под землей, не слишком далеко, должно быть тело, из которого вытекла кровь, чтобы сделать пентаграмму. Он настаивал на том, чтобы они нашли его раньше, чем это сделает обычная полиция. Венаторы обычно не занимались убийствами смертных, но пентаграмма была магическим инструментом и подпадала под их юрисдикцию. Если бы это было просто пятно крови на стене или даже обычный труп, шеф бы пнул его в свой канал в полиции Нью-Йорка. Что шеф не сказал, так это то, что не было смерти, связанной с Ковеном в течение десятилетия. Венаторы должны были обезопасить всех, кто связан с Ковеном, вампиров и людей, и в течение десяти лет им это удавалось.

— Мы обыскали каждый дюйм туннелей внизу от Бэттери-парка до Гарлема. Возможно, вы найдете что-то, что мы пропустили, но я сомневаюсь, — холодно сказала Деминг.

— Да ладно тебе, Акер. Пусть они заберут его отсюда. Может быть, они найдут что-то, чего мы не нашли, — сказала она тоном, который показывал, что она не верит в это. Когда они скрылись из виду и слуха, Эдон тихо свистнул.

— Что вы с ней сделали? Когда я узнал Минг, она была довольно холодна.

— Все сложно, — пожав плечами, сказала Ара.

Она не хотела вдаваться в подробности и ощетинилась, что ее увещевают. То, что произошло, на самом деле не ее вина, хотя она должна была знать лучше, и она ничего не могла поделать, если Деминг была холодной сукой. Он кивнул и больше не настаивал, что было облегчением. Они изучали кровавое убийство перед собой.

— Я думала, пентаграммы — это ведьмовские штучки, нарисованные мелом, — сказала Ара.

— Но ты ведь знаешь о них, да? Я думал, волки не связываются с магией.

— Мы кое-что знаем, — согласился Эдон.

— Они часто используются, чтобы вызвать силу или увеличить ваши собственные. Это то, что ведьмы делают с ними, если они практикует белую магию.

— А если нет?

— Тогда это незаконно. Их совет этого не позволяет, как и ваш, — сказал он, когда Ара наклонилась, чтобы посмотреть поближе.

Эдон достал телефон и сделал несколько снимков.

— Эй, — сказал он, скорчив гримасу, когда Ара ногтем соскребла кровь с камня и облизала его.

— Это отвратительно.

Она не ответила и вместо этого сосредоточилась на крови на языке, закрыв глаза и позволяя ей распадаться, пока она не стала частью ее, чтобы она могла попытаться получить доступ к воспоминаниям, скрытым в ее составе. Эдон был прав — это было отвратительно и, вероятно, бесполезно, как настаивала Деминг; было слишком холодно, кровавый след был мертв.

Но иногда можно было уловить чувство — слабое эхо живой души, которая дала кровь. Ара изо всех сил напрягала свои чувства, но ничего не получалось. Было холодно, мертво, бесполезно, серо; минуточку было что — то. Она была в темном туннеле, как этот, но он был уже, меньше, и вдруг Ара была переполнена ужасом, испугом, который охладил ее до глубины души. Ее руки начали дрожать, и она задыхалась, тонула в крови, и был знакомый запах, который она не могла определить — она знала этот запах — но прежде чем она смогла понять, что это было, все закончилось, и она вернулась к реальности с ощущением, что ее кровь вытекла из ее тела.

— С тобой все в порядке? — спросил Эдон. — Ты что-то увидела?

Ара кивнула, пытаясь избавиться от страха и паники, которые она испытывала в крови; ее горло сжалось, и сердце заколотилось быстро — так же, как у девушки, прямо перед ее смертью.

— Девушка. Я прочла ее смерть в крови. Да ладно — она где-то здесь.

— Не первое свидание, да? — Эдон пошутил, когда они с Арой еще раз кружили по темным заброшенным туннелям.

— Я люблю немного вина, свечи, чтобы поднять настроение, может быть, одного из скрипачей или двух — а еще лучше, тех чуваков, которые приходят со всеми этими розами в корзине — понимаешь? Они заставляют тебя купить его или ты будешь выглядеть дешево перед своей дамой?

— Как и всегда, — рассеянно сказала Ара.

— Чувствуешь себя дешевкой? Он усмехнулся. — Нет.

— Тише, — сказал Ара, устав от его бесконечной болтовни.

Их шаги эхом отдавались в пещерном пространстве, они медленно и методично осматривали каждый дюйм туннеля. До сих пор они не нашли ничего, кроме останков нескольких лагерей для бездомных, но людей, которые там жили, не было видно. Ара шла впереди, не заботясь о том, плескалась ли она в грязи или шла по выгребным ямам. Ни один из них не нуждался в фонарях, так как вампиры и волки могли видеть в темноте. Эдон тяжело дышал рядом с ней, нюхал, кашлял, вытирал нос.

— Что случилось? Запах добрался до тебя? — она сорвалась.

— Расслабься, у меня просто аллергия… плесень. Раньше я жил в аду, так что это меня не беспокоит — сказал он, и она почувствовала его боковую ухмылку в темноте. Она также чувствовала, что он говорит так, на грубом сленге улицы, просто чтобы разозлить ее. Докажи ей, насколько она не похожа на него и его мир. Он совсем ее не знал.

— Ты точно из ада, а не из капюшона? — она усмехнулась.

— Что такая маленькая девочка, как Мерривейл, знает о капюшоне? — он пошутил в ответ.

— Ты провел исследование обо мне?

— Я должен был знать, кто сейчас у меня на заднице, не так ли? — Эдон вздохнул, и она услышала, как хрустнули его кости, когда он вытянул шею.

— Почему бы тебе не пойти? — она предложила.

— Я могу закончить здесь. Недалеко от того места, где мы столкнулись с лагерем бездомных, есть лестница.

— Ты издеваешься надо мной? И позволить тебе взять на себя всю ответственность? — спросил он, но тон его был шутливым.

— Прекрасно, — сказала она, когда они проходили мимо большой мокрой лужи, наполненной чем-то, о чем Ара не хотела долго думать. Они продолжали идти в темноте, пока она не остановилась, и Эдон стукнулся о ее спину.

— Ой, прости.

Она подняла ладонь, чтобы успокоить его. Было что-то, что она чувствовала, чувствовала что-то скрытое, что она не могла увидеть чувство угрозы и предчувствия, витающее в воздухе, и след крови от пентаграммы пробудился в ее мозгу. Ара подошла к глубокой трещине в стене, прижала к ней руку и чуть не упала в неожиданную пропасть. Эдон поймал ее прежде, чем она споткнулась. Его руки были сильными и твердыми, когда он помог ей вернуть равновесие.

— Спасибо, — сказала она. — Видишь это?

— Да, — он кивнул. В стене была дыра, которую они не могли видеть, пока не оказались прямо перед ней. Ара никогда бы не узнала, что он там, если бы не память о крови. Она старалась не чувствовать себя слишком победительницей, но знала, что ей понравится видеть лицо Деминг, когда она обнаружит, что они действительно нашли то, что ее команда пропустила. Ара вошла в отверстие, которое открылось в другой туннель, поменьше. Рядом с ней Эдон вытащил пистолет и, держа его подальше от тела, направил его вперед. Она сделала то же самое. Они отошли друг от друга на несколько футов, чтобы обеспечить прикрытие.

— Здесь сильнее, — сказала она, когда туннель резко повернул направо, и стены стали намного уже, приближаясь к ним. Она входила в него до тех пор, пока стены не стали настолько тесными, что ей едва хватало места, чтобы пройти. Пространство было шириной с ее плечи, и Эдону пришлось идти боком. — Она здесь, — прошептал он.

— Ни хрена, — сказала она, стараясь ровно дышать. Что-то черное, быстрое и отвратительное промчалось мимо ее лица, и она закричала. Летучие мыши или крысы, что это было?

Летучие мыши, подумала она с благодарностью, поскольку они могли летать, она почувствовала, как их кожистые крылья хлопают по ее щекам.

— С тобой все в порядке? — спросил Эдон, его голос дрожал.

Она чувствовала себя лучше, зная, что он не притворяется, что это его не беспокоит. И в тот момент она была рада, что у нее снова появился партнер, даже если это была такая же собака, как Дон. «Да. Приближаемся»-он кивнул и двинулся вперед. Они продолжали идти по крошечному узкому туннелю, который внезапно открылся снова, и на мгновение Ара забеспокоилась, что они вернулись туда, откуда начали, или что это была какая-то ловушка, пока Эдон не поднял нос в воздух. — Чувствуешь запах?

— Нет, в чем дело?

— Она здесь, — сказал он. — Смерть, гниль, я чувствую ее запах.

Но туннель был пуст. Не было ничего, кроме рушащихся кирпичных стен, пустого акведука, луж мутной воды. Они начали сканировать стену, положив руки на камень, чтобы увидеть, есть ли еще одно ответвление, еще одно скрытое крыло. Там была похожая темная расщелина, и Ара осторожно положила руки на стену, ожидая снова найти ничто, воздух, но вместо этого она ударилась о что-то твердое, что-то, что не было сделано из камня, что-то мясистое и холодное что-то или кто-то, кто когда-то был жив.

— Вот, — сказала она. — Она здесь, Эдон.

Мертвая девушка была сложена в щель. «Засунут, как мусор, в яму», — подумала Ара. Как будто она была мусором. Как будто она не имеет значения. Ара опустилась на колени и коснулась кожи мертвой девушки. Она была вся в собственной крови, и ее левая рука оканчивалась окровавленным обрубком. Тот, кто убил ее, использовал ее собственную руку, чтобы нарисовать пентаграммы. Эдон покачал головой. Ара почувствовала при виде этого глубокую ярость и беспомощную грусть. Девушка выглядела молодо лет на двадцать, не намного моложе самой тары.

— Смотри, — сказал Эд он, опустившись на колени, чтобы осмотреть ее шею, где кровь была темнее и гуще. Он вытер кровь, чтобы показать две глубокие и уродливые колотые раны. След укуса.

— Вызывай скорую.

Шеф был прав. Ее убийцей был вампир. Венаторы потерпели неудачу.

Глава 5. Последний заговор

Величественный швейцар открыл дверь вестибюля, и, когда Оливер вошел, он заметил, что его водитель держит дверь машины открытой, которая была припаркована неподалеку. Такова была теперь его жизнь: слуги наготове, все, что он хотел, у него под рукой. Он одел свои солнцезащитные очки на лицо, хотя было не очень солнечно, когда он стал старше, он обнаружил, что его глаза стали чувствительными к свету. Он моргнул, увидев небольшое пятно грязи на стеклянных дверях, которые швейцар держал открытыми. Глаза обманывали его или это была пентаграмма?

— Артур, — сказал он. — Что это такое?

Швейцар посмотрел на него.

— Похоже на какую-то грязь. Мы позаботимся об этом, сэр.

— Пожалуйста, — сказал Оливер, обеспокоенный тем, что его разум играет с ним шутки. Он направился к своей машине, когда толпа репортеров, стоявших на холостом ходу у телеги с фалафелем, бросилась к нему, увидев его. Он нахмурился, готовясь к очередному витку этой чепухи. Он надеялся, что, нырнув в офис после полудня, репортеры, которые собирались перед его зданием каждое утро, разойдутся. Не повезло.

— Мистер Хазард-Перри! Можно задать пару вопросов?

— Не хотите прокомментировать предстоящую выставку?

— Прости, прости, — сказал он, пробираясь сквозь них и смахивая их, как назойливых мух. Он почти добрался до двери машины, когда один вопрос выделялся среди остальных.

— Правда ли, что ваша компания оправдывает смерть молодых женщин во имя искусства?

Репортерша была сердитой молодой женщиной, вероятно, из одной из самых громких таблоидов. Дэйли Пост все это время, с тех пор как выставка была анонсирована в прессе, доила эту «полемику».

— Прошу прощения? — спросил он, останавливаясь.

Разгневанная репортерша вкрадчиво улыбнулась.

— Один из художников, который является частью выставки, как говорят, использовал кровь своей мертвой жены в картинах.

Оверленд Траст был финансовым отделением Ковена, а Оверленд Фонд был его некоммерческой благотворительной организацией. Тот, который финансировал проблемы, которые представляли интерес для их вида: банки крови, ликвидация болезней, передаваемых через кровь (только потому, что они были бессмертными, не означало, что они не могли заболеть), исследования ДНК и случайный культурный грант, включая предстоящую выставку красной крови для бала Четырех сотен.

Репортерша подалась вперед, так что Оливер почти почувствовал запах ее дыхания.

— Если слухи о картинах верны, у тебя на руках кровь, — прошипела она.

— Правильно ли это? — мягко сказал Оливер, кивая водителю и передавая ему портфель.

— Да. Краска, используемая в работах, содержит кровь девушки, которая пропала без вести уже более десяти лет! — рявкнула репортерша.

— Пропала и предположительно мертва!

Ну, он бы не назвал Аллегру Ван Ален девушкой, правда. Даже когда она впала в вегетативное состояние и долгие годы жила в комнате пресвитерианского Нью-Йорка, Аллегра не была девочкой. Она была вампиром, ангелом, и точно, она исчезла. Но она не была мертва. Когда вампирам было предложено спасение после их победы в последней битве, большинство ковена приняли его и вернулись в свой дом в раю, включая Аллегру. Но попробуй объяснить это этой скандалистке. Все это превращалось в головную боль. Он согласился спонсировать выставку только в качестве одолжения Финн, поскольку одним из самых известных художников в ней был ее отец — Стивен Чейз, муж Аллегры Ван Ален и ее фамильяр. Финн была его дочерью со смертной женщиной, зачатой до того, как он женился на Аллегре. Оливер согласился, что Стивен заслуживает большего признания за свою работу, когда Финн агитировала за эту яркую выставку. Кроме того, репортеры все неправильно поняли. Хотя на картинах Стивена и Аллегры действительно была кровь, это была не ее кровь — вся кровь на картинах была его собственной. Оливер раздраженно потер виски. Он никогда не должен был сдаваться этой выставке, путь в ад усыпан сам знаешь чем. Он поднял руки и поморщился, когда вспыхнули вспышки, и микрофоны и смартфоны были высунуты перед его лицом.

— Леди и джентльмены, в этих презренных слухах нет правды. Оверленд Фонд — покровитель искусств. Это важные работы художника, который не был замечен культурой в целом и который внес важный вклад в историю искусства. Мы очень гордимся своим участием в этой новаторской выставке. А теперь, если вы меня извините, я опаздываю на встречу.

Оливер одарил их своей самой очаровательной улыбкой, хотя это было полной противоположностью тому, что он чувствовал, и уселся на заднее сиденье роскошного автомобиля, находящегося в его распоряжении. Даже если бы он захотел, было слишком поздно все отменить. Он начинал верить, что чем скорее эта вечеринка состоится, и чем скорее выставка откроется и закроется, тем лучше. Демонстрация противоречивых картин Стивена была плохой идеей. Некоторые вещи лучше оставить в прошлом. Это было будущее, о котором заботился Оливер, и будущее Ковена было главным в его сознании, когда он осматривал сверкающие ряды книг в хранилище истории, когда он наконец пришел на работу. Секретная библиотека Ковена, заполненная всеми важными книгами о вампирских знаниях, сгорела во время войны, и Оливер считал ее восстановление в башне Орфея одним из своих величайших успехов.

— Что это за шум? — он спросил, заметив группу возбужденных человеческих проводников и молодых вампиров, собравшихся вокруг высокой и строгой женщины средних лет, прося у нее автографы.

— Разве это не Женевьева Белроуз?

— В самом деле, — ответил Флетчер Хеллер, его помощник, с дерганой улыбкой.

— Что она здесь делает?

— Она на гастролях со своей последней книгой.

— Еще?

Флетчер, острый молодой человек с надменным взглядом, бросил на него знающий взгляд. — Конспирологическая работа, конечно.

— Конечно, — ответил Оливер.

Заговор был одним из величайших секретов Ковена. Вампиры распространяли ложную информацию о своем роде среди смертного населения. Популярная ложь включала в себя представление о том, что они были отвратительными существами ночи, которых нужно было бояться, и что укус вампира мог превратить смертного в одного из них. Какой смех. Запыхавшаяся и самая продаваемая серия вампирских романов Женевьевы была последним вкладом в канон, которым смертные не могли насытиться ее беспокойным и вечно работящим героем-вампиром Олденом.

— Нельзя сказать, что она плохо работает, учитывая, что она каким-то образом убедила общественность в том, что все, что мы делаем, — это ухаживаем за молодыми женщинами, чья кровь хорошо пахнет для нас, — сказал Флетчер, сморщив нос.

— Кому вообще нравится запах крови?

Оливер согласился, что он прав. Он собирался поздравить Женевьеву лично, когда краем глаза заметил Сэма Леннокса, пробирающегося к нему. Вождь Венаторов выглядел помятым и изношенным. Регенты и Венаторы никогда не соглашались на многое, а Венаторы требовали большей свободы пересекать границы, чтобы сохранить Ковен в безопасности, в то время как Регенты были осторожны, чтобы не позволить им слишком много возможностей использовать темные искусства против своего собственного народа. Например, разрешение заглянуть в сны? Без ведома вампира? Да, нет. Но пока они сражались в прошлом, у них были хорошие рабочие отношения. Он с нетерпением ждал его взаимодействия с Сэмом; оба они разделяли одну и ту же паранойю в отношении всего, что связано с демоном. Оливер почувствовал облегчение, когда Венаторы нашли и уничтожили гнездо нефилимов в Бруклине, так сказать, топча тараканов.

— Что случилось, Шеф? — спросил Оливер.

— Они обнаружили тело.

Плечи Оливера опустились.

— И что?

Это была не шутка. Это была не учебная тревога. Теперь был подсчет трупов, жертв. Мысленно Оливер видел, как мир Ковена разбился, как стекло о темную стену, и где-то на заднем плане улыбался демон.

— Молодая девушка. Следы проколов на горле, — сказал Сэм, листая файл, который он нес.

— Истекла кровью. Оливер выругался.

— Кровавая подпись мутная. В любом случае, не могу найти совпадения с записями Ковена.

Незарегистрированный. Похоже, отступник.

— А как же улей нефилимов, который мы закрыли? Может, один из них сбежал? Это сделал? — он спросил.

— Может быть, — признал шеф, хотя Оливер знал, что его оскорбили.

Венаторы очистили улей святой водой, и ничто не могло пережить этот налет.

— Я не знаю. Кучка странных вампиров в городе на бал…

Оливер кивнул и прижал кончики пальцев к губам, прежде чем говорить.

— В порядке. Давайте приведем все команды в состояние повышенной готовности. Я хочу, чтобы ты прочесал этот гребаный город и нашел ее убийцу. — Сэм Леннокс кивнул.

— Мы не успокоимся, пока не сделаем этого.

— Кто это сделал — сгорит, — обещал Оливер.

Кодекс вампиров теперь защищал как смертную, так и бессмертную жизнь; это было одно из первых изменений, которые он сделал в качестве Регента. Вампиры, которые столкнулись с этим законом, были в опасности потерять свои бессмертные жизни. Второго шанса больше не было, не в его Ковене.

Глава 6. Испорченная любовь

Мими последовала за Кингсли по галелерее к тротуару, он расстегнул воротник, вытащил из кармана сигарету, закурил и глубоко, с удовольствием вдохнул. Он выпустил кольцо дыма и похоже, он дрейфовал «Он вернулся к своим старым привычкам», — подумала она, и что-то подсказало ей, что он не пришел прямо из подземного мира. У него был земной блеск; он не был бледен и бледен, как она, когда приехала в первый раз. Как давно он вернулся? — она задумалась.

Так как же ты меня нашел? — спросила она, скрестив руки.

— Я убедился, что заклятие на мою ауру, так что Ковен не стал бы меня беспокоить.

Улыбка Кингсли была самодовольной, и тьма в его глазах немного померкла.

— А кто научил тебя этому?

Конечно, он знал все трюки. Он был тем, кто их изобрел. Кроме того, она должна была признать, что ждала его появления и умоляла ее вернуться с тех пор, как она приехала в Нью-Йорк. Она не столько пряталась, сколько играла в прятки.

— Я не вернусь с тобой, — внезапно сказала она. — Я не могу.

И как только она это сказала, она поняла, что это правда. Часть ее хотела обнять его и умолять о прощении, так как вид его только напоминал ей о том, как сильно она по нему скучала. Но она не могла вернуться в преисподнюю.

— Дорогая, я здесь не для того, чтобы просить тебя вернуться.

Эти ужасные слова, которые они сказали друг другу перед тем, как расстаться, повисли в воздухе между ними, но Мими все еще отшатнулась, как будто ее ударили по лицу. Ей никогда не приходило в голову, что он будет здесь по любой другой причине. Ладно, не то чтобы он умолял ее остаться, и он в значительной степени отпустил ее, даже не сопротивляясь, но это был Кингсли Мартин, о котором она говорила. Он злился на нее, всегда злился, вплоть до ночи перед ее отъездом. Он мог притвориться, что ему неинтересно, но она знала обратное. Она решила немного разозлить его, у нее это хорошо получалось.

— Тогда почему ты здесь? — спросила она надменно. — Слышал, открылся новый ночной клуб?

Он не клюнул на приманку. — Прогуляйся со мной.

— Я не могу, я работаю.

— Верно, — сказал он, даже не пытаясь скрыть удивление.

Настала ее очередь возмущаться, и в отличие от Кингсли она это показала.

— Я не совершенно бесполезна, — сказала она, защищаясь.

— Я этого не говорил, — мягко сказал Кингсли.

— А ты никогда и не была.

— Мюррей говорит, что у меня хороший глаз. Я могла бы даже выбрать художника или двух для представления, — он кивнул, устав от разговора.

— Ну, тогда все в порядке. Во сколько ты заканчиваешь? — она сказала ему, и он кивнул, все дела. Помимо того факта, что он помнил, что это была их годовщина, Кингсли не дал никаких указаний на то, что он задумался о кончине их отношений. Казалось, даже после стольких лет, проведенных вместе, они снова вернулись к исходной точке, и все, что каждый из них пережил и пожертвовал ради другого, не имело ни малейшего значения. Должно быть, он блефовал. Это было единственное объяснение. Он никогда не мог устоять перед ней в прошлом, и теперь она вернулась к обычным женским приемам, к тем, которые никогда не разочаровывали ее раньше, к тем, к которым он был так восприимчив, когда они впервые влюбились.

— Это свидание? — спросила она, трепеща ресницами.

— Нет, — сказал он, бросил сигарету на землю и воткнул в нее палец ноги.

Было трудно сосредоточиться на работе, но она это сделала. Музей был рад услышать, что картины наконец-то в пути, но спросил, может ли галерея помочь им связаться со своим художником. Мими оставила сообщение для Айви Ди Руис, создательницы «исторических пьес», как она и Донован окрестили их за ее спиной. О, они были такими умными.

— Привет, Айви, это Мими Мартин из Мюррей Энтони Изобразительного икусства. Куратор в Modern хочет задать вам несколько вопросов по программе. Можешь позвонить ему, когда сможешь? Они пытались дозвониться до тебя всю неделю. Спасибо. — Мими также отправила сообщение по электронной почте и смс. Художники так безответственны, подумала она. Было ли так сложно ответить на звонок? Она слышала, что Айви любила исчезать в пустыне, чтобы войти в контакт с моим внутренним ребенком. Это подтолкнуло Мюррея к стене.

— Эй, Мюррей, что-нибудь слышно от Айви в последнее время? — она спросила, когда ее босс забрел на фронт, чтобы посмотреть цену из каталога. — Я видел ее две недели назад в Уитни гала, — сказал он.

— Почему она не отвечает на звонки, и музей должен задать ей несколько вопросов, чтобы они могли написать копию для произведений.

— Ну, это очень похоже на Айви, не перезванивать им. Я рассказывал тебе о ней.

— Да, вся ее «моя работа» говорит сама за себя, — сказала Мими, делая воздушные кавычки.

— Они также хотели подтвердить ее присутствие на ужине в четверг вечером. — Она отметила, что Ковен определенно вернулся к своему шикарному расцвету. Она снова набрала номер Айви. Даже если художник был немного ребяческим и безответственным, Мими подумала, что это немного странно, что она не потрудилась ответить на звонок куратора. Айви была невероятно амбициозна и откусила бы руку за это открытие — самое большое в ее карьере. Мими решила навестить Айви завтра у себя дома, если та не ответит. Хотя когда она увидела, что Кингсли ждет ее после закрытия галереи, она поняла, что просто беспокоится об Айви, чтобы отвлечься от мысли, что ее муж наконец-то вернулся в Нью-Йорк. Или это был бывший муж? Он определенно вел себя как бывший.

— Давай выпьем, — сказал он.

— Я думала, мы собирались прогуляться.

— Передумал.

Они направились в бар неподалеку от магазина, где обычно собирались художники и галеристы. Место было белым и хромированным, таким же минималистичным и стильным, как и его посетители. Она кивнула бармену, когда они вошли, и повела Кингсли к своему любимому столику в углу. Официантка подошла, и они заказали, грязный мартини для нее и двойной чистый скотч для него. Через несколько минут, взяв в руки напиток, она сделала большой глоток и оценила мужа поверх бокала.

— Так если ты здесь не для того, чтобы просить меня вернуться, зачем ты здесь?

Он постучал концом сигареты по столу и сунул ее в губу.

— Это больше не разрешено внутри, — сказала она ему. — И это было даже не тогда, когда мы еще были в Нью-Йорке.

Кингсли вздохнул, бросил сигарету на стол, и выпил напиток залпом.

— Мне нужна твоя помощь, — наконец сказал он.

— Хорошо, — сказала она с любопытством. — Что происходит?

— Слышишь это — спросил он, барабаня кулаками по столу, что он и делал, когда волновался. У нее было видение, как он делает то же самое на их кухонном столе не так давно, и она почувствовала внезапную печаль, что она разрушила их счастливый дом. Но она держала свои мысли и чувства при себе. Если он не собирался говорить об их отношениях, то и она тоже.

— Что? Она оглядела бар.

— Ты имеешь в виду эту ужасную обложку «Не переставай верить»? — он ухмыльнулся.

— Нет — звон, — сказал он, наклоняясь. Это было самое близкое, что они были за весь день, и Мими почувствовала знакомую искру в их близости и боролась с желанием положить руку на его руку и вытащить его, чтобы перестать притворяться, что они не хотят того, чего хотят. Возможно, эта разлука пошла на пользу их отношениям — она не чувствовала к нему большего влечения, чем сейчас. Она забыла, как сексуально она находила его равнодушие. Но она всегда отвечала отказом. Она изучала его лицо, борясь с жаром, когда он смотрел прямо на нее. Наконец, она ответила: — Звон?

— У тебя в ушах — разве ты не слышишь? Ты должна, — сказал он, продолжая хлопать по столу. Ее лицо вытянулось.

— О, это.

— Да, это. Ты тоже это слышишь? — спросила она, выдернув оливку из стакана и сунув в рот.

— Конечно. Что такое?

— Ты действительно не знаешь? Я думал, ты просто игнорируешь это, поэтому ты не сообщила об этом и не вернулась. Или, может быть, тебе действительно все равно.

«— Заботиться о чем?

— Чтобы уберечь мир от беды? — он сказал легкомысленно. Мими закатила глаза.

— Как будто меня это когда-то волновало.

Все были так драматичны. Она выполнила свой долг на войне, но ей было неловко, когда люди называли ее героем.

— Когда-то было, — тяжело сказал он. Он посмотрел на блестящий белый стол и не хотел смотреть ей в глаза. Она пожала плечами. Ее это волновало? Она предполагала, что однажды, как он и сказал, она заботилась о нем. Хотя она все еще заботилась о нем, она действительно заботилась, даже если она была той, кто ушел, но что касается остального мира — ну, это была другая история. Вампиры были спасены, Ковен возродился. Она им больше не нужна. Они даже собирали бал Четырех сотен. Все должно было быть замечательно, со счастливым концом для всех после поражения Люцифера. Даже Джек Форс, ее брат-близнец, воскрес из мертвых, чтобы прожить остаток своей бессмертной жизни в качестве винодела в Напе, счастливо женатого на Шайлер Ван Ален. Что случилось со всеми бывшими Венаторами, уходящими работать на землю и работать руками? Кингсли и Джек были ангелами Апокалипсиса, восставшими из ада, и теперь единственное, что они выращивали… саженцы.

— Ну, так ты скажешь мне, что это, или мне придется вытянуть это из тебя? — спросила она, одаривая его своей самой страстной улыбкой, надеясь напомнить ему, чего ему не хватало. Кингсли отклонился от нее и обхватил длинной рукой заднюю часть кабинки. Это адские колокола». Мими приподняла бровь.

— Ты шутишь.

— Я так же серьезен, как и наш брак, — сказал он. — Адские колокола — это сигнализация, одна из самых древних. Это значит, что что-то вышло, чего не должно было быть. Это… предупреждение. Она предпочла не комментировать его первое упоминание об их отношениях. Она была обеспокоена, не так ли? Она предположила, что он был прав, назвав это так (в конце концов, они разошлись), и жить вместе было испытанием.

Как люди это делали? Как они ухватились за любовь, когда рутина была такой мертвой? Она задавалась вопросом, были ли их друзья лучше, если Джек и Шайлер переживали одну и ту же борьбу, и она почувствовала горечь при мысли о том, что они оба экстатически счастливы, в то время как она и Кингсли обнаружили, что их счастливый конец превратился в пепел. Между ними не должно было быть такого. Кингсли переместился на свое место.

— Человеческая девушка была убита в выходные. Венаторы нашли ее тело в канализации. Она была убита вампиром.

— Ты поддерживаешь связь с Ковеном? — спросила она, не в силах скрыть удивление. Это было интересно, так как в подземном мире он не проявлял интереса к новостям о жизни над землей.

Он не ответил, что означало, что если он и общался с ними, то не по официальным каналам. Конечно, нет — Кингсли никогда не работал по официальным каналам.

— Как давно ты вернулся? — внезапно спросила она.

Он снова промолчал, продолжая выглядеть виноватым.

— Так долго, да? — это заставило ее ревновать, что он связался со своими старыми друзьями, но не видел ее до сих пор. Он был так взбешен.

— Послушай, дорогая, я хотел увидеть тебя раньше… но все встало на пути, — сказал он.

— Конечно, — сказала она, откладывая, но стараясь не показывать этого. С тех пор как они расстались, было нетрудно представить, что он задумал. Город обязательно пробудит его старые пороки и желания. В Нью-Йорке было множество удовольствий, которые нравились Кингсли: ночные клубы, бары, клубы после закрытия, тенистые игорные притоны, красивые девушки всех мастей. Кингсли в отчаянии провел пальцами по темным волосам.

— Давайте не будем ссориться, любовь моя. Я пришел просить твоей помощи.

— И почему ты думаешь, что я помогу тебе? — она бросила вызов.

Он улыбнулся ей.

— Потому что. Это ты. Я знаю, что у нас проблемы, но я надеялся, что мы сможем забыть об этом и работать вместе, как раньше. Я нуждаюсь в тебе. Меня бы здесь не было, если бы не ты, — чувствуя себя немного смягченным улыбкой и его признанием, Мими приступила к делу.

— Ну, тогда все в порядке. Смертный — убит одним из нас, ты уверен? — она спросила.

— Да, — сказал он, его темные глаза были мутными и сердитыми. Мими резко вздохнула.

— Но этого не может быть, никто никогда не сделает этого; это должно быть что-то другое… кто-то другой, — сказала она, чувствуя знакомый страх при мысли о своих врагах. Может быть, один из демонов Люцифера. О. Теперь она поняла, почему Кингсли так беспокоился о звонке адских колоколов.

— Думаешь, кто-то сбежал из ада? — сказала она. — И ты винишь в этом себя.

— Я подумал, что, должно быть, что-то пропустил, — задумчиво произнес он.

— Когда начали звонить колокола, я сразу же пошел проверить. Я сделал обход, проверил каждую клетку, и никто не сбежал из ада. Только не в мое дежурство.

Лоб его раздраженно сморщился. Он молчал, но Мими знала, что он прав. Она видела, как он сокрушает демонов под каблуком, вонзает меч в их сердца, бросает их тела в черный огонь, оставляя их гореть. Те, кто молили о пощаде, были заперты в своих вечных тюрьмах. Никто не входил и не выходил из подземного мира без его разрешения. Она кивнула.

— Так что же могло вызвать тревогу?

— Я не знаю, и это то, что беспокоит, — сказал Кингсли.

— Что бы это ни было, мы должны отправить его туда, откуда оно пришло.

— Мы? — Спросила Мими. — Позволь напомнить тебе, что я не сказала Да.

— Ну, это единственный способ избавиться от этого адского шума в наших ушах, и я предположил, что, по крайней мере, ты тоже этого хочешь. Не так ли? — невинно спросил он.

Мими почти улыбнулась. Она осушила свой напиток и жестом предложила еще один раунд. Он вернулся в город на месяц и пришел к ней только сейчас, а это означало, что у него либо ужасные проблемы, либо все еще есть надежда на их брак. В данный момент ей было все равно, в чем причина. Звенели адские колокола, и Кингсли Мартин покинул подземный мир и вернулся на Манхэттен. Похоже, ее желание исполнилось.

Глава 7. Дрянные девчонки

На следующий день в конференц-зале состоялось общее собрание венаторов. Всех единиц, со дня на смену. Сэм Леннокс стоял перед трибуной вместе с регентом Ковена, а венаторы столпились вокруг, разговаривая группами и обмениваясь записями. Ара и Эдон нашли место сзади, и она прислонилась к стене, скрестив руки на груди. Ара заметила, что Деминг сидит впереди и болтает с Сэмом и Оливером. Она поймала ее взгляд, и Деминг нахмурился. Ара задавалась вопросом, позволит ли Деминг когда-нибудь это сделать, и она думала, что ответ определенно отрицательный, по крайней мере, на данный момент. Сэм подошел к трибуне и откашлялся, и в комнате сразу же воцарилась тишина.

— Вот что мы знаем о жертве. Ее звали Джорджина Карри, и ее не видели с тех пор, как она ушла с вечеринки в прошлую субботу. Она была девочкой со Святым сердцем. Юниорка. Шестнадцать лет, смертная. Ее семья не является частью Ковена; они не зарегистрированы как проводники или фамильяры. Мы не знаем, как она связалась с вампиром. Это может быть случайная атака или тайная связь.

Итак, девушка была молода, намного моложе, чем Ара предполагала. И это был такой ужасный способ умереть, Ара не могла перестать думать об этом. Она была высосана досуха, истекла кровью, затем расчленена и засунута в яму.

Шеф сказал им, что вскрытие показало, что девушка была убита, скорее всего, в субботу вечером. Оглядев комнату, Ара задалась вопросом, сколько венаторов думали о том, как в последний раз умер подросток, связанный с Ковенов, хотя тогда были убиты вампиры, а не смертные. Она вспомнила панику, которая почти уничтожила Ковен, когда вампиры вернулись под землю, некоторые спали вечно, предпочитая не перевоплощаться. На этот раз все было по-другому, но так же тревожно, если не больше. Ковен сделал здоровье и безопасность своих человеческих фамильяров приоритетом, чтобы сохранить существование вампиров в секрете от остального мира. Заклинание священного поцелуя не позволяло фамильярам раскрыть свой статус, в то время как человеческие проводники происходили из семей, которые служили вампирам на протяжении веков, их верность была неоспоримой и укоренилась в их природе. Ара содрогнулась при мысли о том, что произойдет, если смертные когда-нибудь обнаружат, что заговор — ложь, что среди них живут настоящие вампиры, и так было с начала времен. Мир смертных может быть таким же жестоким, как Люцифер, когда захочет.

— Пока мы держим это в секрете. Мы удерживаем тело, пока не найдем убийцу. Пока в полиции не знают, что девушка пропала. Они проводят собственное расследование. Скотт и Маррок ведут это дело. Они пойдут в школу, поговорят с ее друзьями, с ее семьей, узнают, с кем она тусовалась, как она могла встретить этого вампира. Как вы знаете, кровная связь не совпадает ни с кем в Ковене, так что кто бы это ни сделал, он был незнакомцем. Я не хочу напоминать тебе о кольце нефилимов, с которым мы расстались не так давно. Я не уверен, что это связано с тем, но мы не можем быть уверены. Это значит, что остальные должны привести всех отступников в городе. Я хочу, чтобы все незарегистрированные бессмертные были допрошены. Каждый. Мы поймаем этого парня. Мы всегда так делаем.

Он двинулся, чтобы позволить Оливеру говорить. Ара видела регента всего несколько раз в прошлом. Она, конечно, видела его по телевизору, он говорил об экономике и политике, и его фотография была во всех журналах, так как он и его прекрасная человеческая знакомая были завсегдатаями шикарных общественных мероприятий. Но это был один из немногих случаев, когда она видела его лично, что означало, что Ковен относился к смерти смертной девушки серьезно. Она слышала о нем то же самое, что все в Ковене знали, что он когда-то был смертным, но что он был особенным, будучи человеческим проводником и знаком с самым могущественным вампиром во время войны. Оливер Хазард-Перри имел достойный вид и величественную осанку, что ожидалось от лидера, красивого, но не симпатичного, серьезного, не будучи ботаником. Лицо его было мрачным, но тон уверенным. Он прочистил горло.

— Прежде всего, я хочу поблагодарить всех за напряженную работу над этим делом. Очень тревожно снова обнаружить среди нас такого рода насилие. И я просто хочу подчеркнуть, что вы все знаете. Убийство вампиром смертного — преступление, караемое смертью. Если вы знаете что-нибудь об этом деле, что может нам помочь, пожалуйста, говорите. Мы ценим ваши усилия, так как вы все знаете, что в субботу состоится бал Четырех сотен. Я не могу не думать, что это может быть связано с тем, что мы празднуем выживание Ковена. Это не случайный акт насилия. Это сообщение. Пусть наши враги знают, что мы отвергаем его.

Сэм кивнул.

— Отстраненный.

— Давайте сначала допросим детей, — сказал Эдон, возвращая файл дела в папку и пряча его подмышкой. — Посмотрим, сможет ли кто-нибудь из них рассказать нам об этой вечеринке.

Частная школа Роу, кварталы от восемьдесят пятой до девяносто второй улиц между Мэдисон и Парк-Авеню, славилась своей концентрацией лучших независимых школ в городе. Эти элитные учебные заведения размещались рядом друг с другом в бывших особняках и таунхаусах или, как в случае с Французским институтом, в новых зданиях, построенных после сноса четырех кирпичных домов и раздражающих всех соседей. Мэрривельская Академия была выдающейся школой для всех девочек, которая составляла трио, в которую также входили Святое Сердце и Толливуд Воробей Финч. Для мальчиков существовали Нью-Йоркская латинская школа, Борнмут и Уэстбери. Школа Дачезне была классическим выбором голубой крови; это было место, где воспитывались многие поколения лучших Ковена. Это была студенческая, прогрессивная и беспощадная игра слов.

Пока они шли от восемьдесят шестой улицы и станции метро Лексингтон, Ара бегала по списку, перечисляя мелочи различий для Эдона.

— Мэрривельские девочки противные, потому что они самые умные. Первая леди — девушка из Мерривейла, как и губернатор и наш сенатор, — оказалось, что в ее прежней жизни были моменты, которыми она гордилась; раньше она этого не осознавала.

— Да, да, да, да, я понимаю. Ты ходил в заносчивую школу, — сказал Эдон, издеваясь над лекцией Ары, — частные школы 101.

— Ну и как ты туда вписалась? — он дразнил.

— Не вижу тебя в пледе и жемчуге.

— Мне пришлось надеть униформу. Это было необходимо, — сказала она чопорно и продолжила невозмутимо. — У Толливуда есть модели и актрисы, лауреаты «Оскара». Самая красивая сестра, так сказать. Они встречаются в основном с парнями из Уэстбери, хедж-фонда. Латинская школа полна ботаников, а Борнмут — это хиппи. Но девушки со Святым сердцем — это нечто другое.

— Да? Что?

— Скажем так, в сердцах этих цыпочек нет ничего святого.

Во времена Ары у Святого Сердца были плохие девочки, те, кто носил слишком короткие юбки и слишком низко расстегнутые блузки, девочки, которые курили в униформе и имели дела со своими учителями латыни, девочки, которые, по слухам, устраивали оргии в своих роскошных апартаментах, когда их родители были в Сент-Барте. Было так много слухов о клубах минетов девушек Святого Сердца, пактах о беременности, кликах, и в то время Ара верила всем им. Теперь, когда она стала старше, она задавалась вопросом — была ли репутация школы более грязная и намного грязнее, чем обычная эксклюзивная частная школа, была придумана самими девочками Святого Сердца, чтобы заставить всех забыть, что они по существу ходили в школу в монастыре и что положения о морали были частью школьного контракта.

Святое Сердце размещалось в большом, неприступном особняке, похожем на крепость за железными воротами.

— Легче попасть в подземный мир, — треснул Эдон, когда Ара сверкнула значком на школьную камеру.

Раздался долгий, громкий гул, и их пропустили внутрь. Когда они вошли в мраморные залы эксклюзивной школы для девочек, на них смотрели несколько любопытных взглядов. Особняк был бывшим домом стального барона-миллионера начала века и обладал всем соответствующим величием. Ара задавалась вопросом, должна ли она заставить Эдона переодеться, или хотя бы расчесать ему волосы. Не то, чтобы это помогло им пройти сбор с директрисой, которая была бы предвзято настроена против них с самого начала. Если школа была крепостью, то директриса выглядела как Убийца драконов. Миссис Сесилия Генри проводила их в свой кабинет, теплое, уютное помещение, уставленное книгами и портретами директрис. Она предложила им обоим чай, но они отказались. После нескольких любезностей, во время которых Ара рассказала о своей связи с островным миром частной школы, Миссис Генри приступила к делу.

— Полиция уже пришла и опросила нескольких студентов. Мы полностью сотрудничаем, и, боюсь, это все, что мы можем сделать. Если здесь будет больше правоохранительных органов, это расстроит родителей. Они и так нервничают из-за исчезновения Джорджины.

— Я понимаю, и уверяю вас, мы будем очень осторожны, — сказала Ара, объясняя, что она и Эдон были из элитной секретной организации в полицейском управлении, что было достаточно правдой. — Мы хотели бы поговорить с несколькими друзьями Джорджины, если это возможно.

Эдон сидел низко в кресле, его глаза были прищурены. До сих пор он не сказал ни слова, и когда директриса посмотрела в его сторону, он, казалось, вспыхнул. Ара хотела ударить его ногой в голень, и Сесилия Генри резко взглянула на него, как будто он прогуливал ее кабинет. Они долго смотрели друг на друга, пока Эдон не рявкнул: — Что случилось? Не хотите ее найти?

Директриса ощетинилась. — Штраф. Ты можешь поговорить с девочками в свободное время, но мне, конечно, придется получить разрешение их родителей.

Ара кивнула. — Конечно.

Их вывели на улицу, возле задней лестницы, где администратор предложил им печенье. Эдон взял одну из нежных цветочных тарелок. — Почему ты был там так враждебен? — она спросила, когда они остались одни.

— От этих мест у меня мурашки по коже, — сказал он. — Все первозданное и высокомерное снаружи, и Логово беззакония внутри.

— Логово беззакония? — повторила она с удивлением.

— Да. Он пожал плечами. «По крайней мере Неф честные — грязное дело и вышел.»

— Что вы поймали, чем они занимались? — она спросила.

— Обычная банальность — торговля людьми, беготня, проституция.

— А что насчет того, что здесь?

— Проводил какую-то наркотическую операцию, производил и продавал Кристалл на улицах, скорее всего, потому, что мы нашли его следы, прежде чем поджечь это место.

Он кивнул, потом посмотрел на девушек, идущих по лестнице. Она бросила на него взгляд.

— Что? — он спросил. Когда его взгляд задержалась слишком долго на некоторых из них, на этот раз она пнула его ногу.

Он вскрикнул. — Господи, я просто пытался их прочесть. Расположить. Я не занимаюсь малолетками.

Директриса вышла из своего кабинета. По словам ее учителей, у Джорджины было два лучших друга: Дарси Макгинти и Меган Кинг.

— Я связалась с их родителями, и они согласились дать вам поговорить с их дочерьми. Вы можете воспользоваться библиотекой.

Библиотека представляла собой большое и просторное пространство в дополнение построен позади школы. Ара и сын нашли укромный уголок на заднем дворе, и через несколько минут вошел первый ученик, Дарси Макгинти. Дарси была самодовольной платиновой блондинкой, чей кружевной черный бюстгальтер выглядывал из-под форменной рубашки и чей крошечный клетчатый килт едва прикрывал ее сзади. Она закрутила волосы пальцами и ухмыльнулась Эдону, который подмигнул ей. Ара нахмурилась и начала задавать вопросы, приняв невозмутимый тон. Дарси слишком напоминала ей нескольких ее бывших друзей, тех, кому было пятнадцать и которым было двадцать девять, и которые любили принимать пресыщенный и скептический вид, хотя они были намного невиннее, чем выглядели. И согласно ее записям, Дарси Макгинти была хозяйкой вечеринки в субботу вечером, где Джорджину видели в последний раз.

— Вы были друзьями с Джорджиной Карри, — сказала она. — Она была на вашей вечеринке в прошлые выходные?

— Да, и что с того? — сказала Дарси, скрестив ноги и скрестив их. Ее белые носки были натянуты до колен, а с ее короткой юбкой и на высоком каблуке Мэри Джейнс весь эффект был похож на костюм стриптизерши или определенную фантазию на рок-видео распутной девушки из частной школы.

— Это было последнее место, где ее видели, — сказала Ара, проверяя свои записи. — Окей.

— Джорджина с кем-нибудь встречалась?

— Не совсем.

— Нет?

Дарси закатила глаза. — Никто больше не «встречается». Все просто… тусуются.

— Обычные посиделки. Никого особенного.

— Вы выложили в Сеть фотографии с субботнего вечера. Не хочешь провести нас через них?

— Есть ли у меня выбор? — Дарси взорвала пузырь своей жвачкой и лопнула его.

Ара открыла ноутбук и подтолкнула его к Дарси, которая начала искать мальчиков. — Это Джекс, он едет в Уэстбери; это Томми, он в Борнмуте; это Генри, он идет на программу отличников в Уильямсе… — они пролистали все фотографии, и Ара слегка покачала головой на Эдона. Все они были смертными. Ни один из мальчиков не был Голубой крови. Ковен был небольшим сообществом, и Ара знала почти всех в лицо, если не по имени.

— Похоже, ты знаешь много мальчиков из разных школ, — сказала Ара.

— Да, в основном из Комитета.

— Комитет? — Спросил Ара. В Нью-Йорке есть только один комитет, который имеет значение. Только один комитет, который они назвали «комитетом.» Якобы это был Нью-Йоркский комитет банка крови, но на самом деле он управлялся Ковеном, чтобы обучать своих молодых членов.

— Это похоже на тайное общество, в котором находятся несколько моих друзей. Дарси ухмыльнулась.

— Так Джорджина встретила своего вампира?

— Кто это? — спросила Ара, заметив на нескольких фотографиях рядом с Джорджиной красивого темноволосого мальчика. Он выглядел таким же смертным, как и остальные, но у него была потусторонняя красота, которая могла отметить его как одного из падших. В нем было что-то неотразимое.

— О, это просто Дэмиен Лейн, — пожимая плечами, сказала Дарси.

— Кто это?

— Какой-то парень, которого мы знаем.

Ара увеличила фотографию.

— Джорджина его знала?

— Да, конечно. Я же говорил… мы все просто тусуемся. Джиджи могла с ним встречаться, да, может быть. Я не знаю.

— Я думала, девочки рассказывают друг другу все, — сказала Сара, постукивая карандашом по столу. — Она не сказала тебе, что с ними происходит?

— Нет, — сказала Дарси ровным, беззвучным голосом.

Эдон и Ара обменялись еще одним раздраженным взглядом. — В порядке. Я задам вопрос попроще. Куда он ходит в школу? — она спросила.

— Я не знаю. Я думаю, он может быть на домашнем обучении.

— Он уехал с ней в субботу вечером?

— Я не знаю. Я не помню, — сказала Дарси, ее лицо стало розовым, а лоб вспотел. — Я не уверена.

Ара отпустила его, записала «Дэмиен Лейн» и вопросительный знак. Она спросила Дарси, есть ли поблизости принтер, и девушка кивнула. Ара отправила информацию, и девушка пошла забрать ее из библиотечного принтера.

— Она умерла? — Спросила Дарси, возвращаясь с картиной и ставя ее перед ними на стол. Она снова покраснела и выглядела более спокойной.

— Почему ты так говоришь? — Спросил Эдон, скрестив руки на груди и нахмурившись. Он откинулся на спинку стула. — Ты знаешь что-то, чего мы не знаем?

Девушка пожала плечами. Ара подумала, что она была бы хорошенькой, если бы не старалась быть крутой. — В противном случае, в чем дело? Шестнадцатилетние все время пропадают без вести, — сказала Дарси.

— Только не с Верхнего Ист-Сайда, — заметила Ара.

— В том-то и дело, не правда ли? Потому что она не из Верхнего Ист-Сайда, — возразила Дарси.

«Думаешь, она лжет?» Спросил Эдон, как только Дарси ушла. «О том, что ничего не знаешь?»

«Да, она определенно лжет. Она что-то скрывает. Мы должны узнать об этом Дэмиене», — сказала Ара, листая бумаги перед собой.

— Ну, Дарси не во всем врала, — файл подтвердил, что Джорджина Карри была студенткой финансовой помощи, стипендиатом с рабочим обучением по ее графику, что означало, что она была девочкой на побегушках у учителя.

— Ее родители живут на Адской кухне. Папа — повар, мама управляет рестораном, — она боялась встречи с родителями. Это будет их печальным долгом позже, и ей было еще грустнее узнать, что родители Джорджины так много работали для их единственного ребенка. Девушка, которая сейчас лежала на плите в подвале офиса.

Эдон взглянул на фотографии Джорджины. Она была стройной блондинкой с длинными и прямыми волосами, с крошечной тонкой золотой цепочкой на шее и бриллиантовыми заклепками в ушах. — Забавно, она выглядит точно так же, как они, ребенок с плаката для Сплетницы, — сказал он. — Верно? — он поднял портрет Джорджины в ежегоднике.

— Ты никогда не сможешь сказать девушкам, что они изо всех сил стараются вписаться, — сказала Ара, снова жалея Джорджину. Нелегко было ходить в такую школу, как Святое Сердце, когда твои родители не могли позволить себе то, что могли позволить ВСЕ остальные. Школа была не просто академическим опытом, но и социальным. Лыжные прогулки, пляжные прогулки, вечеринки по случаю Дня рождения, эксклюзивные танцы и внеклассные мероприятия были многочисленными и дорогими для такого образования. Если Дарси знала о Комитете, это означало, что она была частью элиты красной крови, которая была человеческими проводниками или человеческими знакомыми вампиров. Вопрос был в том, как далеко Джорджина зашла, чтобы вписаться? Достаточно далеко, чтобы убить себя? И кто был этот Дэмиен Лейн?

Меган Кинг была пухленькой веснушчатой девочкой, полной противоположностью Дарси Макгинти. Если Дарси выглядела так, будто ей уже за двадцать, и у нее были истории и опыт, чтобы доказать это, Меган выглядела намного моложе своих лет. Если бы они не знали, что она старшеклассница, Ара бы посчитала ее двенадцатилетней.

Эдон опустился на свое место, приняв изученную небрежность, которая, по мнению Ары, могла бы сработать при допросе нефилимов, но была слишком много вокруг этих девочек-подростков. Меган испуганно посмотрела на него. Ара попыталась проецировать более теплый воздух, принимая во внимание золотые часы Меган и ее потрепанную кожаную сумку, а также ее идеально ровные зубы и блестящие волосы. Меган, в отличие от Джорджины, не была стипендиатом. У ее семьи были деньги и статус, и в отличие от Дарси, чья открытая и агрессивная сексуальность была бунтом против хорошего имени ее семьи, Меган, казалось, была более чем счастлива быть примером хорошего воспитания своих родителей.

— Вы были подругой Джиджи? — Спросил Ара.

— Джорджии, — поправила Меган. — Единственный, кто называет ее Джиджи, — это Дарси, и Джорджи это ненавидит. Однажды Дарси услышала, как ее родители позвонили ей, и начала пользоваться им. Ара сделала пометку. Звучало как Джорджине было немного стыдно за ее прошлое, может быть. — Ты была на вечеринке у Дарси в субботу вечером?

Щеки Меган покраснели. — Нет, меня не приглашали. Мы с Джорджи были друзьями, не считая Дарси, если ты понимаешь, о чем я. Дарси дружит с этими девочками, и они все держатся вместе.

— Девушки из комитета?

— Да. Я не знаю, что такого особенного в классах этикета; у нас уже были такие в пятом классе, — сказала Меган.

— Ты знаешь о ее друге, парне по имени Дэмиен Лейн?

— Да.

— Как они познакомились? Она тебе рассказала? Дарси сказал, что он на домашнем обучении.

Меган взяла ее за руки. — Кажется, они встретились в каком-то клубе.

— Какой клуб? Банк или блок 122? — Ара спросила, назвав готический танцевальный клуб и эксклюзивный ночной клуб, который был популярен, когда она ходила в такие места, когда у нее было время и желание танцевать и веселиться.

Меган покачала головой. — Никогда не слышал о таких местах.

Конечно, нет, они были давно закрыты. Ара вдруг почувствовала себя старой. — Куда теперь детишки ходят? — она спросила.

— Магазин мороженого в Уильямсбурге для инди-музыки, W-Bowl для боулинга, участники только послеобеденной техно-вечеринки. Изгой или кузнец, если хочешь под кайфом.

Не такая уж и невинная, подумала Ара. Кто бы мог подумать, что за этим молочным фасадом скрывается девушка, знающая Нью-Йоркскую ночную жизнь?

— Да, я думаю, она встретила его однажды ночью в «отверженном».

— Он был ее бойфрендом? Она была влюблена в него? — спросил Ара.

— Я не знаю… Я имею в виду, она часто была у него дома. Так может быть. Все, что она сказала мне, это то, что он был хорошим, и что она ему в чем-то помогает.

— Помочь ему с чем?

— Я не знаю. Джорджи мне не сказал. Она была странно молчалива обо всем этом, но…

— Но что?

— Ну, просто ей показалось, что она чего — то боится.

— Боиться?

Эдон сел прямо и бросил взгляд на Ару.

— Она сказала мне в пятницу в школе, что знает какой-то секрет, и это было плохо, и она была в беде. Она сказала, что не может сказать мне, что это, потому что тогда у меня тоже будут проблемы. Но она сказала, что Дэмиен все уладит. Вот и все.

— Спасибо, Меган, — сказала Ара, записывая все это.

— Думаешь, Дэмиен что-то с ней сделал? — осторожно спросила Меган.

Эдон откинулся на спинку стула, оценивая взглядом. — Почему ты так говоришь?

— Я не знаю, почему ты допрашиваешь меня, если Джорджина не мертва?

— Ты думаешь, Джорджина мертва? — спросил Ара.

— Не так ли? — спросила Меган, переводя взгляд с одной на другую. — Разве вы не поэтому здесь?

Глава 8. Воспоминания о тебе

Финн часто дразнила его тем, что он жил в том, что она называла, не так шутя, «пузырем миллиардера», уютном, защищенном, удобном месте, где каждая шутка, которую он произносил, каждый проект, к которому он прикасался, немедленно восхвалялся, каждое неудобство или незначительное раздражение, которое он испытывал, быстро фиксировалось и сортировалось людьми, жаждущими угодить, жаждущими похвалы, жаждущими мгновения с великим человеком. Например, прямо сейчас. Оливер стоял с Финн в вестибюле Музея Современного Искусства, который по его просьбе и за большие деньги закрылся рано утром во вторник, что обычно было напряженным днем. Он попросил куратора уложиться в его график, и поэтому обычно шумное пространство было пустым и тихим в середине дня, за исключением нескольких архивистов и доцентов, которые помогали с установкой. Конечно, они могли бы подождать, пока музей закроется на день, но Оливер не хотел ждать. Финн была права? Он жил в пузыре? Он стал слишком мягким? Принимал ли он свое положение как должное и привык ли к тому, что его присутствие создавало поклоны, царапины и толчки? А если и так, разве это так плохо — наслаждаться этим? Самый вонючий художник города Мэйвен висел на каждом его слове; человек почти дрожал от волнения, когда Оливер болтал о возможности того, что Оверленд Фонд выделит часть своего годового бюджета на финансирование последнего крыла музея. В знак благодарности за то, что он нашел время и потрудился смонтировать эту выставку.

— Пойдем посмотрим, что там на шестом этаже, — спросил куратор. — Мы почти готовы к субботе.

— Всю дорогу наверх? У меня сложилось впечатление, что картины будут выставлены в современных галереях на втором этаже. К ним гораздо легче получить доступ, — сказала Финн.

— Галереи на втором — пятом этажах зарезервированы для наших постоянных коллекций, — пояснил куратор. — На шестом этаже в прекрасном светлом пространстве установлены специальные выставки, и именно там мы начали их устанавливать.

— Но вечеринка будет в саду скульптур, — заметила Финн. — Вы действительно ожидаете, что наши гости поднимутся на стольких эскалаторах, чтобы посмотреть выставку? Нет, шестой этаж не подойдет.

Куратор начал потеть. Оливер чувствовал его страх. Он почувствовал жалость к этому человеку и положил теплую руку ему на плечо. — Современная коллекция может быть перенесен на некоторое время, не так ли? Если это вопрос расходов, я уверен, мы можем позаботиться об этом.

— Конечно, конечно, — слабо сказал мужчина. — Мы перенесем коллекцию для выставки. Это будет нелегко, так как до вечеринки осталось всего несколько дней, но мы справимся. Однако, если вы хотите увидеть картины, нам придется пока что подняться на шестой этаж.

— Я думаю, мы хотели бы их увидеть, — кивнув, сказал Оливер.

Когда они поднялись на вершину здания, Финн засыпала куратора вопросами, касающимися партийной логистики. Оливер отключился от разговора, его мысли были в другом месте. Одно дело, когда Регент бросает свой вес на специальную вечеринку, но совсем другое, если он ослепляет темные силы на периферии их общества. Была причина, по которой Ковен едва не разрушился однажды, и Оливер взял за правило помнить, что целенаправленная слепота и высокомерие бывшего Региса к истине существования и намерений своего врага были огромным фактором в близкой гибели сообщества. Оливер не верил, что кольцо Нефилимов с наркотиками и убийство мертвой девушки были случайными, несвязанными событиями, независимо от того, во что верил Шеф. Что-то происходило, и, как Регент, он должен был опередить его. Это была его работа — охранять их. Их бессмертные жизни были его обязанностью, и вскоре их судьба будет связана с его собственной. Перспектива была пугающей, и Оливер провел несколько бессонных ночей, размышляя, справится ли он со своей задачей. Он утешал себя тем, что, хотя он, возможно, привык к атрибутам власти, у него был довольно хороший слух для дерьма. Это было одно из преимуществ рождения смертного и что-то вроде аутсайдера в старшей школе.

Он снова переключил внимание на беседу перед собой. Куратор привык к тому, что его допрашивают богатые дамы с мнениями, и, хотя он уважительно относился к Финн, в его тоне был намек на снисхождение, когда они заняли место на шестом этаже. Оливер решил, что пришло время вмешаться и немного развлечься. — Почему мы не можем поставить диджея в другой палатке? — он спросил, когда Финн спросила, почему вторая палатка, для молодых членов после партии, еще не была одобрена. План состоял в том, чтобы оркестр Лестера Ланина играл в главной палатке, с диджеем в центре города в меньшем по двору.

— В городе есть очень специфические правила шума, — сказали им. — И это очень строгий район.

— Мэр — мой друг, — величественно сказал Оливер. — Кроме того, когда мы начнем строительство нового здания, ваши соседи тоже не будут в восторге.

Улыбка куратора застыла на его лице. — Я прикажу поставщикам провизии немедленно поставить вторую палатку.

— Спасибо, мы ценим это, — Оливер улыбнулся. Он подмигнул Финн, которая выглядела ошеломленной. — Спасибо, что пригласили нас сегодня, — сказал он тоном, указывающим на то, что куратор уволен.

Когда они остались одни, то разразились тихим смехом. — Хорошая работа. Я думал, что он упадет в обморок, когда ты сказал ему перенести постоянную коллекцию, — сказала Финн. — Оливер, ты думаешь, мы просим слишком многого? Я имею в виду они делают многое чтобы разместить нас. Может, нам стоит пересмотреть наши планы?

— Нет, мы должны получить то, что хотим, не так ли? Мы платим за это, — сказал он. В конце концов, так устроен мир. Это он понял с самого начала. Что касается Оливера, они не тратили достаточно. Он предпочел бы, чтобы они построили совершенно новое здание только для бала, как Ковен строил в прошлом. Но город был переполнен, разрешения на строительство тянулись, и он не хотел ждать еще год. Кроме того, ему понравилась идея устроить вечеринку в музее, в окружении того, что ценит Ковен — цивилизация, искусство и высокая культура. Только несколько работ, которые должны были стать частью экспозиции, были вывешены. Они стояли перед крупномасштабной фотографией огромного магазина за девяносто девять центов, моющих средств на отображении ярко-красного оттенка. — Ты знаешь, что я начал коллекционировать, когда был первокурсником в старшей школе? — он спросил.

— Ты сказал мне — Уорхол, не так ли?

Он кивнул. — Рисунок. На аукционе. Я заплатил за него из своего кармана.

— Конечно, — сказала она со слабой улыбкой. — О, смотри-ка, там папины вещи.

Впервые он увидел эти картины в комнате Финн десять лет назад. Тогда его тянуло к ним, а теперь, устроенные и выставленные в одном из самых престижных музеев мира, они были еще более поразительны. Каждая из них была красивой девушкой с привидениями, кровь капала на разные части ее тела, как раны на шее, слезы на ее лице или текла по ее туловищу.

Финн перешла к следующей картине, но Оливер остался на месте, завороженный красным портретом. Он присмотрелся поближе к поверхности холста и заметил маленькую пятидюймовую царапину в крови, как будто кто-то взял гвоздь и поцарапал его. Он изучил другие картины и обнаружил на каждой из них одну и ту же намеренную царапину. Это была какая-то подпись? Это беспокоило его, Хотя он не знал почему. Но у него не было времени думать об этом, так как Финн ждала, когда он догонит ее.

— Ты слышал последние новости? — она спросила. — Поскольку они не могут доказать, что Аллегра мертва, они перешли к жалобам на то, что музей и Оверленд защищают мертвого художника вместо того, чтобы инвестировать в молодых, появляющихся художники, которые живы.

— Но твой отец — не единственный художник на выставке. Айви Ди Руис, Джонатан Джонатан и Бай Ва-Ву которые все живы, — сказал он, все еще отвлекаясь на эти длинные, странные царапины.

— Они не позволяют фактам вставать на пути их редакционных статей, это точно.

— Пусть говорят… это не имеет значения, — сказал он. Он обернулся и посмотрел на пустые белые царапины. — Финн ты заметила, — сказал он и указал на отметины на одной из картин. — Что вы думаешь?

Она наклонилась поближе.

— Я не знаю… Подожди, ты думаешь, это может быть саботаж? — спросила она, повысив голос. К его удивлению, она почти дрожала, и Оливер пытался успокоить ее. В эти дни ее так мало волновало. Стресс в организации и установке этой выставки явно добирался до нее, и Оливер снова пожалел, что согласился на это.

— Нет, нет… я думаю, все в порядке. Я просто подумал, что это странно. Я уверен, что ничего страшного, — сказал он, хотя видел картины много раз и никогда раньше их не замечал.

— Ты знаешь, что Крис Джексон загнала меня в угол на прошлой неделе на открытии балета и отгрызла мне ухо о том, что это плохая идея. Она все говорила и говорила о том, что слишком много внимания, плохая пресса, и это плохо для Ковена, — внезапно сказала Финн, ее голос был горячим.

— Крис Джексон — это головная боль, — сказал Оливер.

Кристина Картер Джексон из одной из лучших нью-йоркских семей и одного из самых заметных общественных деятелей в Манхэттене, Кристина Картер Джексон была главой комитета, организации Ковена, которая учила молодых вампиров, как использовать свои силы и жить согласно Кодексу. И один из наиболее вокальных членов конклава. Когда Оливер занял пост Регента, его в основном приняли как одного из них, хотя у него не было такой же родословной и происхождения. Хотя никто никогда публично не спрашивал, почему Всевышний даровал ему дар бессмертия, некоторое время ходили разговоры, что кто-то может отколоться от Ковена. Но до сих пор никто не делал ничего, кроме ворчания, и Крис была одним из самых громких ворчунов.

— Ты знаешь клише: «держите своих друзей близко, а врагов ближе», — сказала она. — Но, может быть, она права?

Он повернулся к Финн. — Дорогая, ты не хочешь устроить вечеринку?

Финн побледнел. — Нет… Я…

— Я могу справиться с Крис. Венаторы преданы мне, — сказал он. Это была заноза в его короне, тот факт, что кто-то сомневался в нем, сомневался в его верности Ковена, сомневался в его руководстве. Он отдал свою смертную жизнь Ковену и посвятит свою бессмертную жизнь его безопасности навсегда. Иногда он задавался вопросом, правильно ли он попросил — действительно ли его преображение было даром. На ум пришло еще одно старое клише, в котором говорилось, что ты получаешь то, что хочешь.

Оливер уставился на картину перед собой. Аллегре Ван Ален было столько же, сколько ему сейчас. Это была единственная картина, на которой Стивен изобразил себя на портрете. Они оба смотрели с холста, запечатленные в своей молодости и красоте, сияющие любовью и счастьем.

Финн положила голову ему на плечо. — Мы такие же как они, тебе не кажется? — спросила она, любящая и сладкая еще раз. Он поцеловал ее в лоб.

— Да, — ответил он, но ему показалось странным, что Финн так сказала. История любви Стивена и Аллегры была трагической. Он умер молодым, и она впала в кому, а сводная сестра их ребенка Финн, Шайлер — выросла одна, непонятая и забытая, с единственным другом по имени Оливер. В отличие от Скай, Финн вырос вдали от Ковена, не зная секретного вампирского мира. Когда он встретил ее, то сразу же захотел ее легкости и веселья для себя. Она была такой нормальной, и он помнил их ухаживания как передышку от растущей темноты и обычных вещей, которые делали молодые люди, как вечеринки в колледже и пикники в парке. Когда пришло время, он принял ее как своего человеческого фамильяра, так же как Аллегра приняла Стивена как своего. Но Оливер хотел для себя и Финн большего, чем Стивен и Аллегра, и он сделает все возможное, чтобы избежать повторения ошибок, которые они совершили, чтобы создать для них новое будущее вместо того, чтобы идти по стопам их трагического прошлого. Он смотрел на портрет обреченной Аллегры Ван Ален и думал, действительно ли она обрела счастье и спасение в конце. В углу был странный белый шрам, почти незаметный, если не присматриваться. Зачем кому-то брать с холста краску или на самом деле кровь (хотя, несмотря на слухи, мало кто знает, что это именно так)? Было жутко думать, что эти холсты были покрыты кровью Стивена, но Оливеру пришла в голову мысль: что, если репортеры были правы? Что, если кровь Аллегры тоже была на картинах?

Кровь ангела.

Кровь из самых сильных ангелов в мире.

Он отрицательно покачал головой. У него была паранойя.

Все — таки беспокойство, которое он чувствовал, начало расти. Может быть, как выживший в войне, он знал знаки, когда они появлялись. Пентаграмма, которую он видел вчера утром в стеклянных дверях своего дома, все еще была там. Это была пентаграмма, и сотрудники здания извинились, но, похоже, не смогли ее снять. Они пытались с несколькими промышленными уборщиками, но ничего не работало.

В то утро он снова увидел ее, и у Оливера было чувство, что она останется там, пока Венаторы не выяснят, что это значит.

Глава 9. Старые друзья, новые враги

Кингсли пришел во вторник вечером после того, как она снова ушла с работы, и они отправились в тот же бар. На нем была другая одежда, и он принял душ, что означало, что у него где-то было место, конспиративная квартира Венаторов, возможно, он знал каждого в городе. Ей удалось удержаться и не спросить, где он был прошлой ночью. Он избегал больше разговоров об адских колоколах и воздерживался от повторения своей мольбы о помощи, даже если из его присутствия было ясно, что он нуждается в ней. Мими не решила, поможет ли она ему. Она думала, что будет, но она также думала, что будет забавно немного помучить его. Пусть умоляет. Она просто хотела, чтобы он признал, что скучает по ней. Что он не просто просит ее о помощи, что он хочет проводить с ней время.

— Что тебе больше всего нравится в возвращении? — она спросила.

— В Нью-Йорке? Я не знаю, все по-другому.

— Именно.

— Мне нравятся новые здания, спроектированные архитекторами. Здорово снова увидеть что-то новое, что-то привлекательное, — сказал он.

Она улыбнулась. — Я тоже.

Она все еще ждала, что он скажет что-нибудь о мертвой девушке и адских колокольчиках, но вместо этого он сохранял хладнокровие, а в конце вечера встал со своего места и бросил на стол несколько двадцатидолларовых купюр, так что они упали на кожаную обложку чека.

— И это все?

Он приподнял одну бровь.

— Я имею в виду… я думала, ты сказал, что тебе нужна моя помощь.

— Ну, ты, кажется, не очень заинтересована, — сказал он.

Он был прав, но Мими не могла поверить, что он просто собирается уйти. — Так зачем же ты опять пришел? Ты даже не попытаешься меня убедить? — она спросила.

— Какой в этом смысл? Я никогда не мог заставить тебя делать то, чего ты не хочешь, даже когда мы были вместе, — сказал он с улыбкой. — А проводить время с женой — преступление?

Это было то, что она хотела услышать, но у нее было чувство, что он просто успокаивает ее.

— Куда ты направляешься? — спросила она с любопытством.

Его холодный взгляд был до безумия знаком. — Ты действительно думаешь, что можешь спрашивать меня об этом?

Этот Кингсли. На одном дыхании он называл ее своей женой, и она снова чувствовала к нему все, а на следующем он отталкивал ее.

Она покраснела и позволила бы этому ускользнуть, но это была их старая модель до того, как они поженились: позволять вещам скользить, никогда не быть честными друг с другом о том, что они чувствуют, сомневаясь друг в друге, не доверяя друг другу. Брак изменил эту модель. Они были любящими, поддерживающими, честными, открытыми и скучающими, ужасно скучающими.

Мими почувствовала искру вызова, почувствовала страсть, которую она чувствовала, когда они встретились в первый раз, когда он был непостижим, его сердце было тайной и закрыто для нее. — Я просто подумала… — она пожала плечами.

Он приподнял одну бровь. — Ты просишь меня поехать с тобой домой?

Она посмотрела ему прямо в глаза. — Да.

Почему бы не признать это? Это было то, чего она хотела, и она не боялась говорить ему правду. Может быть, они могли бы продолжить с того места, где остановились, может быть, они могли бы как-то начать все сначала или, может быть, они могли бы просто немного повеселиться вместе. Почему бы и нет? И, возможно, она поможет ему с Ковеном, с убийством. Возможно.

Кингсли надел пиджак и задумался. — Ну, я не понимаю, как я могу отказаться.

Она попыталась скрыть улыбку победы.

Они вместе вышли в темноту города, и Мими почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы просунуть свою руку ему под руку. Он не вздрогнул, но и не сжал ее руку с такой нежностью, как раньше, и не взял ее за руку, чтобы согреть в кармане пиджака.

— Хорошая берлога, — сказал он, когда они прибыли к ней. — Ты хорошо выглядишь в Белом. — Она жила в белом небесном лофте, он был обставлен белым ковровым покрытием, белыми кожаными диванами, белыми современными холстами на белых кирпичных стенах. Может быть, это была реакция на их прежний дом, или, может быть, как сказал Кингсли, она хорошо выглядела в белом, и поэтому она создала для себя самое лестное место жительства.

Она сняла туфли, и ее ноги утонули в мягком белом ковре.

— На ночь? — спросила она, подходя к барной тележке и подбирая бутылку его любимого скотча.

— Конечно, — согласился он. Какое-то время он смотрел в окно, на огни и машины на Западном шоссе: фары делают ленты в воздухе, такси все ярко-желтые полосы. — Нью-Йорк, Нью-Йорк.

— Так хорошо они назвали его дважды, — сказала она, протягивая ему свой стакан. — Твое здоровье! Она чокнулась и села на диван.

Кингсли отошлел от окна, чтобы изучить коллекцию картин на стене. — Интересно, — сказал он, глядя на маленький коричневый квадратик.

— Это один из наших художников. Айви Руис. Ее работа — часть выставки, которую они устраивают «для современного бала Четырех сотен», шоу под названием «красная кровь» не так ли богатое?

Он кивнул и, похоже, не слишком удивился, узнав, что Ковен снова собрал бал Четырех сотен.

— Знаешь, кто еще на выставке, о которой я только что узнала? — она спросила.

— Кто?

— Стивен Чейз. Все картины Аллегры, которые он написал, популярны. Отвратительно, когда думаешь об этом. Писал ее портреты и использовал в них собственную кровь.

Кингсли посмотрел на нее. — Он когда-нибудь использовал ее кровь в своей работе?

— Аллегры? — спросила она. Она подумала об этом. — Нет, я так не думаю. Уверена, что это все только его. Почему?

Кингсли вздохнул с облегчением. — Ничего, я просто, ничего. — Он закурил сигарету, и она не протестовала, хотя демонстративно открыла стеклянные двери на балкон.

Затем они услышали его снова, оба одновременно. Колокола.

— Черт, Кингсли, что мы будем делать?

— Не знаю, но мы должны что-то предпринять. — Он погасил сигарету и прошелся по комнате; своими длинными конечностями он был похож на кота, черного ягуара, гладкого и грациозного.

— Хельда сказала мне, что есть книга, которая может помочь понять это, та, которая содержит все знания и историю Ада. Он был украден из ее архива давным-давно, но она думает, что в хранилище может быть копия.

— И ты ей доверяешь? — Мими нахмурилась. Королева подземного мира была хитрой, манипулирующей маленькой девочкой. Хельда и Кингсли делили власть над своими владениями, но это был непростой союз. — Однажды она солгала нам. Откуда ты знаешь, что она не сделает это снова?

— Может быть, но я не могу обвинить ее во лжи, — сказал Кингсли, беспомощно поднимая руки.

— Разве это не всегда написано в какой-нибудь книге? — она сказала с сухой улыбкой. — Почему бы не попросить Ковен о помощи? Наверняка их историки что-нибудь об этом знают? Если это так важно?

— Нет! — он сказал, шокировав ее своей вспышкой гнева. Он откинулся на спинку стула и пожал плечами. — Я хочу пока держать Ковен подальше от этого.

— Ты не собираешься предупредить их о колоколах? Даже Оливер? — она спросила. — То есть, я знаю, что не пошла поздороваться, но он был нашим другом. Ты не думаешь, что он заслуживает знать, что происходит? В конце концов, он Регент. — Кингсли задумался и не ответил.

— Оливер практически спас Ковен, — заметила Мими. — Он восстановил его, связался со всеми, кто остался, сделал его таким, каким он был раньше.

— Я сказал «Нет», — резко ответил он. — Мы не можем ему рассказать. Мы не можем никому рассказать в Ковене, пока не узнаем, что происходит на самом деле.

— Почему бы и нет? Ты что-то недоговариваешь? — она спросила. — Так и есть, не так ли? Ты что-то знаешь о Ковене. Ты знаешь, кто убил эту девушку.

Кингсли откинулся на спинку стула. — Нет, не знаю, — сказал он. — Но у меня есть подозрения.

— Кто это?

Он отрицательно покачал головой. — Не могу сказать. Пока я не уверен.

— Даже по отношению ко мне? — сказала она раздраженно. — Я думала, ты сказал, что тебе нужна моя помощь.

— Понимаю, — сказал он. — Но я также пытаюсь защитить тебя, насколько это возможно.

— Значит, ты собираешься проникнуть в хранилище? — она спросила.

Он пожал плечами. — Возможно.

— Ну, что бы ни происходило, Оливер невиновен, — преданно сказала она.

Она любила и уважала Оливера Хазард-Перри. Сначала они были противниками, ладно, ладно, она призналась бы, что была не очень мила с ним, когда они были подростками. Она была жестокой и легкомысленной, а Оливер не очень-то помогал себе в общении. Он был ботаником, а Мими — пчелиной маткой, но в конце концов они подружились, прежде чем они с Кингсли отправились в ад. Она скучала по их дружбе и планировала дать ему знать, что вернулась, но у нее просто не было времени. В любом случае, Оливер поклонялся вампирам; именно поэтому он хотел стать одним из них, потому что он так хотел быть частью этого. Она не думала, что Кингсли был прав, сомневаясь в нем, но ей не хотелось спорить со своим мужем, который мог быть упрямым.

— Ну, если ты не собираешься говорить мне, что происходит, зачем ты вообще сюда пришел? — спросила она раздраженно.

Он улыбнулся и убрал свой напиток, его темные волосы упали в его ярко-синие глаза, эта медленная улыбка заставила ее немного растаять. — Потому что ты меня попросила.

Проклятие. Она была с ним рядом. И уже становилось поздно. С таким же успехом они могли бы продолжить. Мими небрежно зевнула и встала. — Расстегнешь молнию? — спросила она, повернувшись к нему спиной и подняв густые волосы над шеей, чтобы он мог дотянуться до молнии на ее платье. Она ждала, но он не двигался, и когда она посмотрела вниз, он просто сидел, глядя на нее с улыбкой на лице. Наконец, он встал и положил руку ей на спину, взял молнию и медленно опустил ее вниз, так что его пальцы коснулись ее кожи, и она знала, что он заметил, что на ней нет лифчика. Она ждала, что он что-то сделает, она практически предлагала себя ему, ожидая, когда он сделает шаг, и она почти дрожала от волнения и ожидания. — Как насчет того, чтобы немного развлечься? — она прошептала, ее голос был хриплым. — Отпраздновать нашу годовщину?

— Не думаю, что сейчас это хорошая идея, — сказал он, прижимая губы к ее уху и посылая дрожь по ее спине. — Спокойной ночи, дорогая, — сказал он и направился к комнате для гостей.

Мими прижала платье к груди, одновременно раздраженная и взволнованная. Значит, он собирался играть в эту старую игру? Этот старый танец между ними? Ну, она не забыла про ступеньки. Она могла танцевать, могла парировать. Она могла притвориться, что не чувствует того, что чувствует.

— Спокойной ночи! — она закричала через всю квартиру, и когда он обернулся, она позволила платью упасть на пол, чтобы он мог хорошенько рассмотреть. — Не позволяй вампирам кусаться!

Глава 10. Выживает сильнейший

Сидя на заднем сиденье своего городского автомобиля, глядя на город через тонированные окна, Оливер не мог не задуматься об опасности, которая таилась прямо под суетой столичной жизни. Нью-Йорк был опасным городом, даже без нефилимов. Он только что покинул утомительную встречу с мэром города, чтобы обсудить закрытие улиц вокруг музея в ночь на бал четырехсот. Мэр не слишком обрадовался этому, но в конце концов сдался. Оливеру не нравилось чувствовать себя придурком, но это было связано с территорией. Это была одна из частей позиции, без которой он мог обойтись — собрания конклава, которые бубнили, и мелкие тривиальные пререкания за кулисами также были на вершине этого списка. Но были части его положения, которые ему нравились, например, общение с Венаторами. Будучи смертным, он испытывал здоровый страх перед их способностями, но, будучи регентом, Оливер очень ценил их. Несколько лет назад он попросил Сэма позволить ему пройти тест. Просто посмотреть, сможет ли он пройти. Если он собирался отправить их на смерть и в опасность, ему нужно было знать, с чем они столкнулись, сможет ли он сделать то, что они могут. И вот он вошел в сны, манипулировал человеческим разумом и показал, что может контролировать себя, не злоупотребляя своими способностями. Сэм заверил его, что он попадет в ряды Венаторов, так как он хорошо сдал экзамен, и Оливер гордился этим достижением. Было приятно видеть и его старых друзей. До войны он никогда не был особенно близок ни с Деминг, ни с Сэмом, ни с Эдоном, если уж на то пошло, но приятно было видеть их знакомые лица во время вчерашнего брифинга. Они были частью команды, которая победила Люцифера, и Оливер был уверен, что они смогут сделать это снова, что скрытый враг, кем бы он ни был, не останется скрытым надолго. Мертвая девушка тяжело давила на его совесть.

Его мысли были заняты возможными подозреваемыми. Это должна была быть работа отступника, потерянной и раненой души, того, кто поддался искушению, пульсирующему под поверхностью Священного поцелуя. Это было прямо здесь.

Способность убивать.

Жизнь и смерть висят на волоске.

Было так легко склонить голову в другую сторону.

Чудо состояло в том, что такого раньше никогда не случалось.

Крис Джексон ждала его в своем кабинете, когда он вернулся в штаб-квартиру.

— Крис. — Оливер натянуто улыбнулся, стараясь быть любезным. — Прости, что не знал, что вы здесь. Надеюсь, вы не очень долго ждали.

— Вовсе нет, — сказала она ему. Кристина Картер Джексон была такой же элегантной и морозной, как ее безупречный дизайнерский костюм и острый черный боб. Она выглядела точно так же, как хладнокровная барракуда, которой она была, что означало, что она выглядела почти так же, как в старшей школе. Она бежала с быстрой толпой, красивыми людьми, подростками, которые встречались с промоутерами и кинозвездами в ночных клубах, таких как блок 122, в то время как его присутствие было просто терпимо на школьных танцах. У него было ощущение, что ее явная неприязнь к нему проистекает из его скромного происхождения, что она обижается на его высокое положение регента, оставаясь простым членом конклава.

Тем не менее, когда-то она была союзником, одним из самых громких сторонников изменения Кодекса, чтобы наказать вампиров за жестокое обращение с людьми. Смертные вызывают крайнюю озабоченность, повторяла она снова и снова. От них зависит наше выживание. Мы находимся в симбиотических отношениях с ними.

В этом вопросе она и Оливер твердо согласились. Вампиры написали и сформировали много, если не всю человеческую историю. Смертный и Бессмертный мир были связаны друг с другом миллионом неразрывных связей. Ковен не выживет, если смертные узнают правду о своем существовании. Их было слишком много и слишком мало павших, поэтому держать смертных в восхищении, страхе и изумлении своими бессмертными братьями было ключом к успеху заговора и безопасности Ковена.

Оливер расценил ее нынешнюю оппозицию как личное оскорбление. Он рассчитывал, что Крис будет адвокатом, а не соперником. Когда он был избран регентом Ковена, она могла бы претендовать на эту должность, но из-за своих связей с прежним режимом тем, который был развращен Люцифером, она решила вести кампанию за Оливера, а не баллотироваться против него. Без ее влияния он бы никогда не поднялся так высоко. Он был озадачен и раздражен ее неспособностью согласиться с ним в вопросе о бале Четырех сотен, среди прочего.

— Надеюсь, вы не возражаете, но огонь здесь гораздо удобнее. Флетчер настоял, чтобы я подождала снаружи, но я заставила его прийти в себя, — сказала она с ледяной улыбкой.

— Я совсем не против, — соврал Оливер, делая мысленную заметку своему помощнику, который даже не мог удержать нежеланного гостя из своего офиса. Он убрал папки в картотеку и сел за свой стол напротив нее. — Так что я могу для тебя сделать, Крис?

— Это такой позор для девушки Святого Сердца. Они знают, кто это сделал?

— Пока нет.

Она поиграла с жемчужинами на шее. — Думаешь, мы его найдем?

— У меня нет никаких сомнений.

— Ты действительно веришь в Леннокса, не так ли? — она сказала с улыбкой аллигатора, которая не доходила до ее глаз.

— А почему бы и нет?

— Полагаю, все эти годы он был человеком Кингсли Мартина. Но я слышала, что он размяк… недавно был инцидент с одним из новых Венаторов… он показал ужасную ошибку в суждении, я бы сказала.

— Об этом позаботились, — сказал Оливер, раздраженный тем, что сплетни дошли до Ковена в целом. Он думал, что Сэм смог сохранить это в тайне, но, похоже, у Венаторов были большие рты, как и у всех остальных. Люди процветали на сплетнях. — В конце концов не было никакого вреда ни одной из сторон. — «Хотя попробуй сказать это Деминг», — подумал он, но промолчал.

— Я уверена. Знаешь, некоторые из конклава говорят, что он был немного… неуравновешен в последнее время. Позволить новичкам немного выйти из-под контроля. Например, набег нефилимов. Почему был сожжен комплекс? Мы могли бы почерпнуть из него информацию.

— Сэм твердо чувствовал, что его нужно сжечь, и он начальник полиции. Это было хорошее решение. Помещение было очищено, чтобы ничто не могло выжить, — сказал Оливер, его голос был таким же холодным, как святая вода, которая сожгла эту дыру демона. — Прошу прощения за прямоту, но почему ты здесь, Крис?

Она скрестила ноги и наклонилась вперед. — Тебе нужно отменить бал. Как я сказала Финн на днях, это неправильно. Сейчас неподходящее время для этого; это привлекает слишком много внимания, создает слишком много внимания к нам; это настолько публично, я думаю, что это может быть причиной того, что это происходит.

— Это?

— Мертвая девушка, — сказала она. — Наши враги атакуют так же, как мы празднуем нашу победу. Это не совпадение. Это работа выживших Люцифера. Так и должно быть. Почему нефилимы внезапно вернулись в город? Они выползают из тени. Для этого есть причина! Мы не можем игнорировать это. Они планируют что-то. Прямо как Люцифер, ударил нас, когда мы перестали беспокоиться о нем. Разве ты не помнишь, чему мы научились на войне? Величайшим деянием дьявола было убедить людей, что его не существует. Сотни лет Ковен держал голову в песке и отрицал то, что было прямо перед нами. Мы узнали правду слишком поздно.

— Люцифер мертв, — сказал Оливер слишком резко. — Его останки, что от них осталось, все равно лежат в запертом кровью сейфе в хранилище. Мы выиграли войну. — Он был раздражен, хотя то, что она говорила, было именно тем, что он сказал Венаторам ранее, и именно тем, во что он верил. Но он не собирался признаваться в этом, особенно Крис Джексон, которая только хотела, чтобы он потерпел неудачу, чтобы Ковен знал, что они совершили ошибку, короновав его регентом и задержав его вступление в должность Региса.

— Смешно проявлять трусость вместо силы, особенно в это время.

— Не трусливость, а осторожность, — сказала она. — Отложите вечеринку, пока мы не найдем убийцу.

— Нет, — сказал он сильнее, чем намеревался. Оливер разгладил галстук, желая сохранить спокойствие и не дать ей увидеть, как он на самом деле напуган. А что, если то, что она говорила, было правдой? Что, если бал Четырех сотен был самой большой ошибкой его регентства? Он начинал подозревать, что партия станет его падением, он видел мрак и гибель в каждом углу, и это заставило его в ярости услышать свои тайные страхи. Крис ошибалась. Война закончилась, и Люцифер потерпел поражение. Бояться было нечего, абсолютно нечего. Кроме гнева, подумал он. — Мне очень жаль, но нет. Венаторы заверили меня, что безопасность на вечеринке будет максимальной; никто из-за пределов Ковена не сможет попасть внутрь. Мы будем в полной безопасности.

— Но что, если опасность внутри? — тихо сказала она. — А что, если она уже здесь? Помнишь, что случилось в прошлый раз.

— Как я могу забыть? — сухо спросил Оливер.

Наконец, она склонила голову. — Я не думала, что ты согласишься, — наконец сказала она.

— Но я должен был попытаться.

— В этом все дело, Крис?

— Что ж, если ты не хочешь прислушиваться к голосу разума, я полагаю, мне следует вернуться к обучению молодых членов церкви.

— Спасибо тебе.

— Добрый день, Оливер, — сказала она, собирая свою гигантскую сумку и направляясь к двери.

— Добрый день, — сказал он ей в спину.

Оливер встал из-за стола и подошел к книжным полкам, на которых хранилась его обширная коллекция классических книг, а также несколько фотографий в серебряных рамах. Он не очень-то скрывал свое прошлое, но сохранил свое и Шайлер от одного лета в Нантакете. Они двое, загорелые, худые и молодые, мороженое стекает по их подбородкам. Шайлер была так похожа на свою сестру Финн на фотографии; в девять лет у нее была такая же солнечная улыбка, даже несколько таких же светлых бликов в ее темных волосах. Он поднял его и поставил на место. Шайлер не хотела быть частью нового Ковена, хотела мира и спокойствия после войны. Она была бы королевой Ковена, если бы осталась. Он уважал ее желание отдалиться от прошлого, и они не общались некоторое время.

Последний раз они виделись на выпускном вечере колледжа, и это было почти семь лет назад. Иногда ему хотелось, чтобы он тоже проводил свои дни, валяясь на винограднике, топая виноград и разливая вина по бутылкам, вместо того чтобы нести на своих плечах судьбу каждого. Вздохнув, он поставил рамку обратно на полку, и листок бумаги упал из-за фотографии на пол. Это была записка от Скай, которую он всегда держал в стороне от чувств, в которой она говорила ему, что любит его и всегда будет любить его, друзья навсегда, что он может прийти к ней, когда она ему нужна, что бы с ним ни случилось. Он был поражен тем, как сильно он скучал по своему старому другу. Он задавался вопросом, что она делает сейчас, думает ли она когда-нибудь о нем и Финн и беспокоится ли о них. Он наклонился, чтобы поднять записку, и заметил, что ковер немного искривлен. Когда он опустился на колени, чтобы выпрямить его, что-то привлекло его внимание, что-то под ковром. Темная тень, похожая на грязь или краску. Он отодвинул край ковра, чтобы рассмотреть его поближе, и тень росла и росла, наконец, обнаружив темную фигуру. Пентаграмма.

Выжженный в деревянном полу, его зловещие очертания были выжжены в центре кабинета. Он резко вдохнул. Кто-то или что-то было здесь. Его святая святых.

Как такое могло случиться? Он почувствовал, как его сердце бешено забилось в груди. Крис Джексон только что спросила его своим хриплым голосом курильщика, что, если они уже внутри? Как и раньше?

Вошел Флетчер, смятый и робкий. Оливер быстро прикрыл пентаграмму, положив ковер на место и разгладив шишку ботинком.

— Простите, сэр, она меня околдовала. Она раньше была Венатором, ты знаешь? — Спросил Флетчер.

— Я знаю.

— Все в порядке, сэр?

Оливер сначала не ответил. Он вспоминал свой разговор с Сэмом Ленноксом после брифинга, когда они обсуждали пентаграммы по всему городу.

— Пентаграммы усиливают силу, но для них есть и другие применения, — сказал Оливер. — Давай все обдумаем.

— Ну, традиционно в темной магии пентаграммы используются для вызова демона, чтобы поймать темного духа, чтобы выполнить ваши приказы, — сказал Сэм.

— Значит, тот, кто это делает, пытается поймать демона?

Вождь Венаторов тяжело вздохнул.

— Или выпустить одного из ада.

Но Люцифер был мертв. Шайлер позаботилась об этом.

Величайшим деянием дьявола было убедить людей, что его не существует.

— Сэр? — Спросил Флетчер. — Ты плохо выглядишь.

— Я в порядке, — сказал Оливер, с улыбкой переступая через ковер. — Все в порядке.

Глава 11. Ночь на празднике

Далеко в центре города, в баре, который Оливер покровительствовал, когда был смертным подростком, но не с тех пор, как переехал в мир, Ара сидела на скрипучем кожаном табурете и сердито смотрела на свою полную пивную кружку. Она не хотела быть там, где было слишком много плохих воспоминаний, но Эдон сделал ее.

Праздник был достопримечательностью Ист-Виллиджа, возвращаясь к тем временам, когда трансгендерные проститутки, наркоторговцы и бедные вычурные дети, которые могли быть одним или обоими, доминировали в этом районе. Манхэттен сегодня может быть заполнен гладкими, модными поливочными отверстиями, которые хвастались искусными «миксологами», которые были одержимы своими обычными коктейлями, сделанными из протертых свежих фруктов, домашних биттеров и сахарного сиропа с плитой и оцененными двузначными цифрами, но на празднике этого не было.

Это был маленький, веселый, потрепанный бар, удачно названный, потому что это было Рождество круглый год, с мерцающими огнями и гирляндами через каминную полку. Он также принадлежал ведьме, которая была осведомлена о секретах вампиров, что сделало его безопасным убежищем и, таким образом, водопоем для неработающих Венаторов. Пиво было холодным, чипсы-хрустящими, и если бармены не знали твоего имени, они, по крайней мере, сочувствовали твоим проблемам.

— Миксологи — моя задница, — сказал один из них, когда он вытащил кран, наполнил морозную кружку темным, богатым варевом и поставил ее перед Эдоном. — Мы — пращники. Мы slaaang draaanks, — прогудел он.

Эдон поднял свою кружку в знак признательности и повернулся к Аре, которая еще не сделала глотка из своего бокала. — С тобой все в порядке?

— Я в порядке, — угрюмо сказала Ара, думая об этом деле. До сих пор все мальчики на вечеринке Дарси проверяли, что голубая кровь среди них не совпадает с кровью Джорджины. Но тогда это не было неожиданностью, поскольку они были членами Ковена, и Венаторы уже знали, что тот, кто убил ее, не был зарегистрирован.

Ара должна была работать, а не пить, но Эдон настоял, что им нужен перерыв. — Мы должны быть здесь? — спросила она, поднимая брови на кучку новичков поблизости, используя свои серповидные клинки в качестве дротиков и каждый раз попадая в яблочко.

— Выглядит весело, — сказал Эдон, пожимая плечами. — Как долго ты была Венатором? И ты никогда здесь не была?

— Это не то, что я сказала. Я была здесь. Много раз, — она сверкнула. Слишком много, чтобы говорить о них, не говоря уже о том, что одна конкретная ночь только в другом месяце.

— Тогда ладно. — Он быстро допил свой напиток, и другой так же быстро материализовался. Все больше Венаторов входили, шаркая в черном море, сердечно приветствуя друг друга и выкрикивая свои заказы на напитки, но никто из них не пробирался к Аре, и большинство, казалось, либо избегали, либо намеренно игнорировали ее. И у нее никого из них не было. Бен Денхэм поймал ее взгляд и улыбнулся, но она отвернулась от него, не ответив. Это правда, она не очень дружила, и особенно после того, что случилось, у нее было чувство, что ей не слишком рады. Бен скоро узнает о ней все сплетни и научится избегать ее.

— Не так уж плохо иметь друзей, Скотт, иметь людей, которые прикрывают твою спину, — сказал Эдон, вытирая пену со рта тыльной стороной ладони.

— Как парни, о которых Деминг тебя спрашивала?

Эдон кивнул. — Мои братья, конечно. Когда я закончу с тем, что здесь есть, я вернусь к ним.

— Вернемся к хронометражу.

— Кто-то должен, — сказал он пренебрежительно.

Ара вздохнула. Она не имела в виду, что это ссора; она просто пыталась отвлечься от дела. Она могла видеть это снова, даже с открытыми глазами — шея девушки, две глубокие открытые раны. Она была растерзана, не целовалась, и кровь, так много крови… было шокирующе видеть, сколько крови один человек мог держать, мог потерять. Монстр сделал это с ней. Но вампиры не были монстрами. Представление о том, что их можно бояться, о приспешниках дьявола, было делом рук заговорщиков, чтобы не дать смертным узнать правду об их существовании. Теперь правила Ковена, касающиеся поведения вокруг людей и по отношению к ним, были еще строже. Жизнь смертных была более священной для Ковена, и фамильяры ценились больше, чем когда-либо.

Аре еще предстояло взять для себя человека-фамильяра, совершить священный поцелуй, ритуал сосания крови. Это был интимный акт, и в первый раз, когда он был выполнен, он свяжет вампира и смертного на всю жизнь, поэтому она хотела выбрать мудро. Человеческие фамильяры не обязательно были романтическими отношениями, и в прошлом было запрещено было брать человека в качестве партнера по узам. Но теперь это стало обычным делом, так как многие вампиры потеряли своих бессмертных товарищей во время войны и ее последствий. Правила были изменены в силу необходимости, и сам Регент был готов принять его фамильяра как супруги. Ходили слухи, что это только вопрос времени, когда они сделают это официально.

Говоря об интимных отношениях, она вспомнила, когда была здесь в последний раз, когда сидела за тем же столиком, но с другим человеком. Все стало таким мрачным: любовь, кровь, секс и смерть. — Она, наверное, подумала, что это весело, — горько сказала Ара, высказывая свои мысли. — Быть избранным, быть знакомым, иметь вампира в качестве бойфренда. Они все хотят одного сейчас, и мы должны винить только себя. Гребаный Заговор. Я не знаю, кого мы думаем обмануть.

— А как насчет парня-волка? — Эдон пошутил. — Я слышал, что мы бегаем скорее горячими, чем холодными, и при каждой возможности снимаем рубашки.

— Ты не должен использовать кого-то настолько молодого, чтобы привязать его к себе так рано, — сказала она, игнорируя его.

Эдон пожал плечами. — Но люди все время так делают.

— Люди — отстой.

— Нет, вампиры — отстой, — рассудительно сказал Эдон. Он показал бармену налить еще один напиток.

Ара вспомнила следы крови, которую она облизывала: страх девушки, узкие туннели, девочка знала, что ее привезли сюда умирать. Она знала. Она умерла с открытыми глазами, крича. Чья-то маленькая девочка.

Тем временем, в задней части бара, чья-то маленькая девочка лежала через стол, в то время как вампиры по очереди сосали кровь из тонкой линии на ее обнаженном животе. Она была готова и нетерпелива и задрала рубашку чуть ниже лифчика, демонстрируя подтянутый живот. Вампиры, которые окружали ее, не были Венаторами, и они не брали достаточно крови, чтобы привязать ее к себе, просто пробовали и гонялись за ней с глотком текилы. Это был трюк.

— Кровавый выстрел.

— Не принял тебя за ханжу, — сказал Эдон, когда она с отвращением поморщилась.

— Почему мы здесь, Эдон?

— Товарищество.

Она принюхалась. — Правильно, потому что я так популярен, как ты видишь.

— Почему между тобой и Ди такая вражда? — он спросил, когда женщина, о которой идет речь, вошла и многозначительно помахала Эдону, пренебрегая Ару. Они с восхищением наблюдали, как толпа расступилась за прекрасными Венаторами, и Деминг приветствовала с распростертыми объятиями и громкими восклицаниями любви от группы закипевших охотников за демонами. Ара почувствовала острую ревность и должна была сказать себе, что на самом деле это она была обижена. Она была младшей партией, невинной.

— Ты когда-нибудь признаешься? — Эдон толкнул.

— Ты действительно так выглядишь, потому что работаешь под прикрытием? — она возразила.

— Знаешь, что я думаю? Я думаю, ты работаешь под прикрытием, потому что это повод так выглядеть. Почему ты не с волками? Что ты делаешь с нами, кровососами?

Это была очередь Эдона смотреть в сторону.

— Ага, значит, у волка тоже есть секреты.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — тихо сказал он.

Я знаю, они говорили, что ты красивая, золотая и славная, подумала она. А теперь ты мудрая развалина с плохими зубами.

— Они сказали, что мы выиграли войну, — наконец сказал Эдон. — Но моя победа была пустой.

Он выглядел таким подавленным и грустным, что ей захотелось взять свои шутки обратно. Она знала, каково это после войны, во сколько обошлась ей победа. Иногда она даже не была уверена, что они выиграли.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Все в порядке, ангел, — сказал он, снова улыбнувшись своей кривой желтой улыбкой, и его глаза поморщились так, что у нее чуть-чуть подпрыгнуло сердце.

Ара взглянула на него, взяла стакан с пивом и залпом выпила янтарную жидкость. — Черт побери, — сказала она, хлопнув стаканом по стойке бара, и встала со стула.

К черту это. К черту все это. Пентаграммы по всему городу, мертвые девушки в темных дырах, мрачная печаль ее партнера и ее собственное недавнее и безвкусное прошлое. Сейчас об этом было слишком много думать. Она жаждала забвения, забвения на какое-то время, и, возможно, у этих новичков была правильная идея. — Да ладно тебе, собачка. Посмотрим, сможем ли мы сделать один из этих кровавых снимков.

Глава 12. Говори, память

Кингсли не было, когда Мими проснулась на следующее утро. В квартире было одиноко, кажется его раньше не было, стаканы для виски оставил на кофейном столике, ее туфли валялись на ковре вместе с ее платьем, скомканные и выброшенные. Он не оставил записки, чего она от него и не ожидала. Он всегда приходил и уходил, когда хотел, даже когда они были женаты. Ей было грустно осознавать, что она думает об их союзе в прошедшем времени. Мими попыталась выбросить это из головы, зная, что он появится, когда захочет; он знал, где ее найти.

Она попыталась снова позвонить на номер Айви, но ответа не было, голосовая почта была переполнена и не принимала новых сообщений. Мими вспомнила, что у Айви был сосед по комнате, Джейк Литтман, фотограф, который не был таким успешным, как она, но, тем не менее, был представлен Мюрреем. Она вошла в базу данных галереи, нашла его номер и набрала номер. Джейк сказал ей, что не получал от нее вестей около недели, но это была Айви. Она делала это, исчезала время от времени. — Она скоро появится, — сказал он. — Ее мама сказала мне, что она была такой с тех пор, как была подростком.

Мими объяснила, что на этот раз все было немного серьезнее, Айви ожидали на ужине у посетителей в четверг вечером, и музей пытался связаться с ней, чтобы она могла одобрить копию, которую они написали, чтобы описать ее работу.

— Хорошо, я только что заметил, что ее Твиттер не обновлялся с прошлого воскресенья, — сказал Джейк, печатая в фоновом режиме. — Или ее Instagram. Это странно. Айви — привлекательная шлюха. Хм. Теперь я беспокоюсь. Ты позвонишь мне, если она зарегистрируется?

Мими пообещала и пошла работать в галерею. Мюррей пытался успокоить разгневанного клиента, который позвонил, чтобы пожаловаться, что цена картины, которую он купил у них, была продана на аукционе гораздо ниже, чем он заплатил за нее, что, конечно, Мюррей пытался объяснить, было вне его рук; он советовал клиентам покупать искусство для любви, а не непостоянные вкусы художественного рынка. Она покачала головой на нервы некоторых людей.

— Дорогой Господь, я думал, что он никогда не выйдет, — сказал Мюррей, когда он наконец повесил трубку. — Почему это моя вина? Я не говорил ему продавать его!

Она спросила, слышал ли он что-нибудь от Айви, и, конечно же, он тоже. — Она придет на ужин, — сказал Мюррей, обмахиваясь прайс-листом.

— Она никогда не отказывается от бесплатной еды. Артисты!

У них был общий смешок по этому поводу, и Мими вернулась к работе, хотя было трудно сосредоточиться, отвлекаясь, задаваясь вопросом, что Кингсли делал весь день. Он был где-то в Нью-Йорке, но что он делал? Он был в чем-то замешан, но не сказал ей, в чем дело, хотя, во что он вляпался на этот раз? И почему он не доверяет Ковену?

Мими никогда не была из тех девушек, которые ждут у телефона, и ей было досадно, что она продолжает ждать появления Кингсли.

Когда он, наконец, сделал это в конце дня, она была более чем немного раздражена. Он, как обычно, не объяснил своих действий. Но он казался веселее, чем прошлой ночью. — Здравствуй, дорогая. Скучаешь по мне?

Она фыркнула. — Что сейчас происходит?

— Я прочитал эту книгу. Новая штаб-квартира — это что-то другое, не так ли?

Мими была впечатлена, несмотря на попытки не быть. Не многие люди могли проникнуть в хранилище и выйти из него, как будто там была вращающаяся дверь. — Ну и что?

— Но страница, которая мне нужна, заперта, и я не могу прочитать ее без твоей помощи, — сказал он с широкой улыбкой.

Она скрестила руки на груди.

— Очень.

— Ну, ты идешь или нет? — спросил он, уходя прочь. Казалось, отчаянно нуждался в ее помощи. Его безрассудная и бунтарская натура была укрощена любовью и браком, но Кингсли обладал необузданной жилкой и мог сойти с ума. Поколебавшись лишь мгновение, она последовала за ним, жестом показывая Доновану, чтобы тот закрыл телефоны.

Кингсли повел ее в маленькую кофейню, где заказал свой обычный высокий латте с чрезмерным количеством сахара. — Так где же эта книга? — она спросила.

— Здесь, — сказал он, указывая на свою голову.

— Что, опять?

— Книга, Arcana de Inferno, она здесь, — сказал он, снова постукивая. Конечно, он говорил о вампирском зрении, фотографической памяти, которая была частью их сверхъестественных способностей. По правде говоря, Мими редко читала что-либо, выходящее за рамки Vogue, и не было причин вспоминать статьи дословно, даже если мода была запечатана в ее памяти.

Кингсли медленно помешивал кофе. — У меня не было много времени, поэтому я просто просмотрел все. Но теперь мы можем провести свободное время во дворце моей памяти, чтобы прочитать его.

Она кивнула, радуясь, что он работает, а не разгуливает. — Дворец памяти, — как знала Мими, был мнемоническим устройством, используемым для сохранения и улучшения памяти. Это была популярная практика в греческие и римские времена, как способ повторить то, что вампиры делали естественно, даже не думая.

— Давай спустимся в кроличью нору, — сказал он.

— Прямо сейчас? Здесь?

— Они ничего не заметят. Мы вернемся через секунду, — сказал он и протянул руку через стол, чтобы взять ее за руку.

Мими предположила, что у нее нет выбора, и после мгновенного колебания, она посмотрела глубоко в его глаза и легко вернулась в теневой мир, мир, где Венаторы входили в сны и читали мысли, где они могли получить доступ к чужим воспоминаниям. Все эти годы вместе, и она никогда не была у него в голове, и часть ее была как ребенок в кондитерской, взволнованный, наконец, быть посвященным во все его секреты, в его темные мечты и извращенные амбиции. Она ожидала, что это будет настоящая вакханалия или что-то вроде туманного опиумного логова. Он мог бы превратиться в скучного поселенца в аду, но Кингсли прожил тысячу жизней на земле, переполненный волнением и злобой. Поэтому она была удивлена и немного тронута, обнаружив, что внутри его разума было похоже на вход в тесную квартиру, полную книг. Он был слишком скромен, здесь были сотни, если не тысячи и тысячи книг, и она осторожно пробиралась сквозь зиккураты томов в твердом переплете.

— Сюда, — позвал он, махнув рукой от открытой двери, ведущей к винтовой лестнице.

Она последовала за ним, но колебалась, слыша музыку через закрытую дверь в другом конце комнаты. Мелодия была знакома, и ее тянуло к ней, чувствуя смесь страха и любопытства. Она отвернулась от него и направилась на звук. Когда она подошла к двери и заглянула в глазок, то не удивилась, увидев их обоих в день свадьбы. Это была его память о том моменте. Они оставили большую свадьбу и обменялись клятвами только друг с другом в качестве свидетелей. Мими некоторое время стояла и смотрела, завороженная видом этих двоих, как они выглядели счастливыми. Она вспомнила слова, которые он прошептал ей на ухо в тот день, и то, что она сказала в ответ, и как у нее перехватило дыхание на мгновение, когда она увидела свет, сияющий в его глазах.

— Алло? — Кингсли, настоящий Кингсли, звонил сверху.

— Иду! — она перезвонила, вырвавшись из их прошлого, ее сердце бешено колотилось, и когда она побежала к нему, она увидела что-то еще, что-то парящее в коридорах его сознания, образ, который будет преследовать ее позже. На данный момент она попыталась улыбнуться.

— Шпионишь? — спросил он многозначительно.

— Не льсти себе, — сказала она.

Он улыбнулся, давая ей понять, что все еще находит ее острый язык забавным. — Здесь я храню редкие и важные книги, — сказал он, указывая на аккуратную книжную полку, где книги были расставлены по цветам, от бледного до Темного, с радугой шипов. Кингсли вытащил первую книгу на самой высокой полке. Она была белой с золотыми буквами спереди. При ближайшем рассмотрении на обложке также была изображена змея с раздвоенным языком, обвившаяся вокруг ворот. Мими узнала эти ворота. Он был единственный, кто оставил души в преисподней. В книге содержались все знания о подземном мире, истории Ада, тайны, утраченные временем. Это расскажет им, почему звонят адские колокола и какого монстра выпустили из бездны. Или так они надеялись.

— Что такое? — Спросила Мими, увидев страницу, которую открыл Кингсли. Она была абсолютно белая, без единого пятнышка. — Он пустой.

— Потому что только Ангел Смерти может раскрыть тайну этой страницы. Последняя страница в книге Ада.

Мими знала, что делать. Она вынула меч и сделала небольшой порез на запястье, позволив своей крови кровоточить на странице. Она поглотила его, и бумага была залита ее кровью сапфирового цвета, пока на странице не появились слова на Священном языке ангелов.

Под надписью была серебряная пентаграмма.

— Кингсли, что происходит? — спросила она с чувством ужаса и мрачного предчувствия, когда он связал ее запястье повязкой, которую вытащил из кармана. Он был готов, как всегда.

Но Кингсли покачал головой, показывая, что хочет сосредоточиться, когда появлялось больше слов, темных слов темного пророчества, и вместе они начали читать.

Мими открыла глаза. Они все еще сидели в одной кофейне. Прошло всего несколько секунд с тех пор, как они вошли в воспоминания Кингсли. Он открыл глаза медленнее, чем она, и отпустил ее руку. Лицо его было беспокойным и серьезным. Она вспомнила его лицо в день свадьбы, его смеющиеся глаза, его мягкое, пылкое признание в вечной любви. Она хотела сказать ему, что сожалеет о каждом мгновении, проведенном вдали от него, и, сидя напротив него, наблюдая, как тени падают на его лицо, она не хотела ничего, кроме как взять все это обратно. Должен быть какой-то способ исправить то, что было между ними, способ для них быть вместе, не отказываясь от своей собственной жизни. Это должно было случиться. Они не могли просто так расстаться.

— Кингсли… — сказала она, потом вспомнила другой образ, который видела, и ее сомнения вернулись, так же быстро смыв все мысли о романе или примирении. Им нужно было многое уладить, и на каком-то уровне Мими знала, что этот разговор, это исправление их отношений, не может быть поспешным.

— Да? — спросил он, занятый написанием заметок на салфетке. Он переводил еще несколько предложений со страницы, которую они только что прочитали.

— Не важно, — сказала она, когда он толкнул салфетку через стол, чтобы показать ей, что он написал.

— Нет никакого упоминания об адских колоколах? — Спросила Мими.

— Хм, это странно, — сказал он. — Но Маленький король утра — Это Принц небес, Люцифер, конечно, Утренняя звезда, Светоносный.

— А какой у него белый червяк? Червь на свободе в городе? Как аллигаторы в канализации? — она улыбнулась.

Кингсли улыбнулся. — Червь — обычное имя для дьявола, демона. Что означает, это может быть любой темный ангел мести, — сказал он. — Демон, верный Люциферу, который хочет отомстить за своего павшего хозяина.

— Смерть — это жизнь, — говорила она. — Но Люцифер мертв. Шайлер исполнила ее пророчество. Для него нет никакого способа возвращаться. Он ушел.

— По крайней мере, мы так считаем, — прошептал Кингсли.

— Мы видели это собственными глазами, — сказала Мими. — Мы выиграли войну. Разве не так? Или их победа была столь недолгой?

— Да, — сказал он обеспокоенно. — Но что, если мы что-то упустили? Что, если было что-то еще?

Он посмотрел на свой стакан, и когда он снова посмотрел на нее, она увидела боль и печаль в его глазах с первого дня, когда он искал ее компанию. Ему нужно было что-то от нее, в чем он был виноват, но она не знала, что, и если он не скажет ей, то она не сможет ему помочь. Она хотела сказать ему, что он может доверять ей, что она будет рядом с ним, но слова застряли у нее в горле. — Кингсли…

— Нет. Извините. Я совершил ошибку. Я не должен был беспокоить тебя этим. Это слишком опасно. Я не должен был вовлекать тебя, — сказал он, глядя на нее печально. Затем его лицо изменилось, челюсть сжалась, и Мими вдруг почувствовала страх.

Он встал из-за стола с извиняющейся улыбкой. — Не беспокойся обо мне, Дорогая, ты же знаешь, что я могу о себе позаботиться. Спасибо за помощь с книгой.

— Но, — сказала она-. Но что насчет нас?

Это было прощание? Правда? Если Люцифер вернулся, чтобы угрожать Ковену, разве ему не нужна ее помощь? Разве не поэтому он искал ее в первую очередь?

Что его сдерживало?

Мими подумала, не стоит ли позвать его и спросить, куда он направляется. Но его вчерашние слова зазвонили ей в ухо. Ты действительно думаешь, что можешь спросить меня об этом?

Она ушла от него и не имела права ни о чем его спрашивать. Никаких прав или притязаний на него. И поэтому она смотрела, как он уходит, не зная, когда она увидит его снова.

Глава 13. Второй худший

Стук был не в ее голове, поняла Ара, хотя это звучало так, как будто это было в ее голове, потому что она чувствовала, как ее голова пульсирует, но этот тяжелый стук, который перерос в шквал, на самом деле был звуком кулака, стучащего в ее дверь. Она вылезла из постели и приоткрыла дверь, обнаружив бледно-желтый глаз, уставившийся на нее. Она отпрыгнула назад. — Эдон, какого хрена? Я не на дежурстве, — она расстегнула цепь и впустила его внутрь. Он держал коричневый бумажный пакет и две чашки кофе в картонном подносе.

— Венаторы никогда не бывают на дежурстве. Разве ты этому не научилась? — спросил он, входя в комнату и проталкивая ей кофе.

Она приняла его, сделала глоток и была рада, что он был сделан с обильным количеством молока и сахара. — Спасибо, — сказала она, закрывая за собой дверь.

Эдон отхлебнул из чашки и оглядел ее сверху донизу, пока рылся в сумке и вытаскивал хрустящую корочку. — Может, тебе стоит одеться?

Ара посмотрела вниз и поняла, что открыла дверь, одетая только в черную майку и нижнее белье. — Не приняла тебя за ханжу, — передразнила она. Она подошла к нише, где была спрятана кровать, и вытащила пару спортивных штанов из грязной кучи на полу. — Что? — она спросила, когда она вернулась в главную комнату, Эдон покачал головой.

— Боже, Скотт, ты действительно завязал его прошлой ночью, да?

— Что ты имеешь в виду? Ой, голова болит, — простонала она, закрывая глаза.

— Ты то, что смертные называют похмельем. Происходит от чрезмерного употребления алкоголя. Говорил тебе пить воду с каждым коктейлем, но ты не слушала.

— Алкоголь не должен влиять на вампиров, — сказала она, копаясь в коричневом бумажном пакете, который он принес, и выбирая пончик с желе. Он был липким и сладким, и именно то, что доктор прописал.

— Правильно. — Эдон щелкнул языком. — Какие еще сказки ты веришь? Санта? Пасхальный кролик? Нет, скажи мне, мне любопытно.

— Заткнись! Общеизвестно, что вампиры могут есть и пить все, что мы хотим, и это не влияет на нас.

— Леннокс недавно видел?

— Так он получил несколько, — сказал Ара. Она думала об этом и задавалась вопросом, если Эдон в чем-то прав — а если так то, возможно, еще один пончик — не лучшая идея… Затем она решила, что ей все равно; у нее были другие, более важные вещи, о которых она волновалась, чем то, что она ела. — У меня никогда не было такого раньше. Похмелье, я имею в виду. Я понимаю, почему смертные постоянно жалуются на это. Это ужасно.

— Может быть, ты никогда раньше так много не пила, — рассудительно сказал он. — Вчера вечером ты их убирала.

— А может, в напитках было что-то еще? — она спросила.

— А может, ты просто легкий. Трахнуть тебя.

— С удовольствием.

Она уставилась на него, с недоеденным пончиком во рту, лишившись дара речи и не зная, как ответить. Прошло много времени с тех пор, как кто-то заметил, что она девочка, и в последний раз, когда это произошло, для нее не получилось все так здорово, если подумать.

— Я пошутил. Не слишком-то радуйся. Ты не в моем вкусе. — Он вытер края ее губ салфеткой, показывая, что они покрыты пудрой. — А где же мусор? — спросил он, скомкав пакет и пустую кофейную чашку.

— Вон там, — сказала она, указывая на темный угол кухни.

Эдон открыл мусорное ведро и поморщился. — Господи, подумай о том, чтобы немного прибраться, — он сказал, когда вытащил переполненный мешок для мусора из банки, поднял углы и связал их вместе. Он подошел к раковине и начал мыть посуду, обливая горячим мылом покрытые коркой кастрюли и сковородки. — Как давно они здесь?

— Тебе повезло, что у тебя нет жуков. Давай, чувствуй себя как дома, — пробормотала она. — Я собираюсь принять душ.

Когда она вышла из ванной, он вынес мусор, вытер прилавки, сложил посуду и, стоя на коленях, вытирал линолеум. Он поднял на нее глаза и показал огромный шар серого пушистика, сорванный со стен. — Это отвратительно. Это называется Быть взрослым, Скотт. Попробуй как-нибудь. Ты живешь как животное. Ты что, в депрессии или типа того? Это не признак здорового ума.

— Волчья болтовня, — мрачно сказала она, даже если выстрел попал в цель. Она чувствовала себя немного подавленной, подумала она, и как бы позволила вещам скользить здесь с тех пор… Ну… она не хотела думать об этом. Ее квартира стала намного лучше, теперь она была чистой. Эдон был загадкой. Он выглядел как бездельник, но, очевидно, не жил так. — Волчьи норы чище этой выгребной ямы. Если мы будем работать вместе, тебе придется содержать дом получше, — ругался он, убирая совок и метлу. — У тебя даже пылесоса нет. Даже карманного телефона.

— Эдон, кстати, почему ты здесь? У нас сегодня выходной. У нас сегодня выходной. Если только ты не подрабатываешь горничной на стороне.

Он выглядел смущенным. — Прости. Шеф узнал, чем мы занимались прошлой ночью… И он хочет видеть нас в своем кабинете.

— Закройте дверь, — сказал Сэм, закрывая жалюзи на внутренних окнах, чтобы они могли уединиться. Ара заметила, что несколько ее коллег бросают на нее любопытные взгляды, и покраснела. Она никогда не будет жить прошлым, и она ненавидела тот факт, что теперь между ними была эта неловкость.

— Что случилось, шеф?

Сэм примостился в конце стола. — Я разочарован в тебе, Ара.

Она почувствовала, как румянец на ее лице превратился в ожог.

— Я понимаю, что вам, ребята, нужно выпустить пар, но разгром бара, преследование людей и обморок не оправдываются этим офисом. — Он кашлянул в ладонь.

— Кровавые выстрелы?

— Все это было очень весело, — угрюмо сказала она. Все остальные делали это той ночью — даже неприкасаемая Деминг Чен, хотела она добавить, но не сделала этого.

— Правильно, — он вздохнул. — Если бы праздник не принадлежал ведьме, у нас были бы неприятности. Но, к счастью, она из тех, кто понимает.

— Как и ты, — сказала она.

Он нахмурился. — Послушай, после всего, что случилось, я не могу дать тебе передышки, Ара, и ты точно знаешь почему. Кроме того, ваша запись ужасна, — сказал он, взяв папку с ее именем. Это было ее досье Венатора, которое включало все нарушения, которые она когда-либо совершала против правил Ковена. — Вторжение в сон. Неуважение к командиру. Несоблюдение стандартных процедур безопасности. Еще одна черная метка и ты вылетишь из команды. На этот раз я не смогу защитить тебя.

— Да, сэр, — сказала она, отдавая ему честь.

Сэм вздохнул. — Пока что у вас есть второй худший показатель поведения в истории Венаторов.

— Кто был самым худшим? — спросила она, искренне любопытствуя.

— Кингсли Мартин, — сказал он с легкой улыбкой. Его бывший командир. Еще один легендарный герой. У Ары их было достаточно.

— Ладно, убирайся отсюда.

Она так и сделала.

Глава 14. Сожаление только

Длинный стол был накрыт в комнате сразу за садом, так что французские двери выходили на красивый пейзаж и мерцающие огни, которые дополнялись изящными цветочными композициями, изысканными белыми розами и зелеными горошинками в квадратных вазах, усеянных маленькими чайными свечками. Хрустальные и серебряные столовые приборы блестели, льняные салфетки были сложены и накрахмалены, а эксклюзивная и элитная группа, которая управляла не только Ковеном, но и городом в целом, смеялась и улыбалась над бокалами шампанского. Оливер поймал взгляд Финн в центре гламурной группы, коллекции самых красивых нью-йоркских энтузиастов искусства.

— Что случилось? — спросил он, когда увидел, как морщинки вокруг ее глаз сморщились.

— Ничего, ничего… — ярко улыбнулась Финн.

— Дай угадаю, Айви не появилась, — сказал он.

Финн кивнула.

— Может, она опаздывает, — сказал он. — Ты знаешь, что такое художники. Дива. И из того, что ты мне рассказал, у Айви большое эго, чем у большинства.

Это был частный ужин для художников, которые были частью выставки красной крови, брошенной их покровителями голубой крови. Там были все: Джонатан Джонатан в своем фирменном клетчатом костюме, Бай Ва-Ву в платье, которое выглядело так, будто было сделано из желтых перьев Большой Птицы, даже девяностолетняя Хершель Сонг, самый опытный и, возможно, самый известный художник в коллекции.

— Да, ты прав, должно быть, это так, — сказала Финн.

— Она появится, — сказал он. — Ты сама сказала мне, что она взбалмошная, и добавила ее в последнюю минуту только потому, что она умоляла о включении.

Оливер старался не чувствовать себя слишком взволнованным. Финн была немного обидчива, когда дело касалось Айви, которая была ее подругой из колледжа, из ее жизни до Ковена, о чем Финн постоянно напоминала ему.

— Да, конечно, это просто вылетело у нее из головы, — согласилась Финн. — Это так неловко. Позволь мне поговорить с ним.

Оливер подошел к Мюррею Энтони, который набивал лицо крабовыми лепешками.

Мюррей нервно улыбнулся ему. — Я знаю, я знаю. Извините. Я пытался, мы пытались выследить ее уже несколько дней. Музей тоже хочет с ней поговорить.

— Что случилось? Она не хочет быть на выставке? Со всеми этими противоречиями?

Оливер взял бокал шампанского с проходящего мимо подноса. Он знал, что цветы — розы, глубоко в цвету — должны пахнуть замечательно, но он ничего не чувствовал. Однажды он спросит докторов Ковена, что с ним не так.

— Нет, ты же знаешь, что Айви не интересуется сплетнями и таблоидами. Она любит вечеринки.

— Тогда найдите ее.

— Будем делать. Она наверняка будет на открытии, — заверил Мюррей, хотя он выглядел так, будто сам в это не верил.

Оливер вернулся к Финн, которая выглядела явно больной. — Оливер, насчет Айви, есть что-то, что вы должны знать.

— Да? — спросил он, отвлекшись на Сэма Леннокса, внезапно вошедшего в зал. Шеф никогда не приходил на такие мероприятия. Что-то должно быть. — Держись, сладкий…

Он пробрался к Сэму, но был прерван Крис Джексон, несущейся к нему. Она встретила его воздушными поцелуями в обе щеки. — Какая чудесная вечеринка, — сказала она. Финн превзошла саму себя. С ней все в порядке? Она выглядит немного бледной.

— Она слишком много работает, коротко сказал Оливер. — Я не знаю, что бы я без нее делал. Он ответил на ее натянутую улыбку.

Это был мир, частью которого он был, в котором пустые улыбки скрывали темные сердца. Внешне его лицо было безмятежным, но внутренне его преследовало изображение пентаграммы на полу кабинета. Как долго Крис была в кабинете на днях? Ее визит был предупреждением? Способ сказать ему, что это она была внутри? И если это сделала она, то чего она хотела? И зачем убивать смертную девушку, чтобы получить его? Какие у нее были планы?

— Ну, я просто хотела поздороваться, так как не могу остаться, — сказала она. — Сегодня также премьера симфонии.

— У кого сейчас напряженный график?

Оливер улыбнулся. — Рад тебя видеть, Крис.

— Извините, — сказал он, наконец, направляясь к Шефу.

Сэм выглядел неуместно в этой прекрасной комнате; его костюм был потертым, и он выглядел старше и седее, чем когда-либо.

— У нас нарушение безопасности, — сказал Сэм, не дожидаясь любезностей. — Ни одна из сигнализаций не сработала, и камеры ничего не засняли, но я убедился, что кто-то вломился в хранилище.

Оливер сохранял спокойствие. — Как ты можешь быть уверен?

— На отметке времени не хватает нескольких секунд. Как будто кто-то испортил его или заставил пропустить. И вот в чем дело. Это случалось и раньше, но мы заметили это только сейчас. Мы просмотрели записи, и есть несколько неучтенных моментов.

— Что они взяли?

— Это вещь. Ничего. Мы не можем этого понять. Ничего не пропало. У нас все клерки проверели архивы. Все там, где должно быть.

Он нахмурился. — Что ты посоветуешь?

— Зафиксировать и укрепить.

— Кто бы за этим не стоял, он знает, что мы на них напали, — сказал Оливер, рассматривая свои варианты. — Мы пока не можем показать вашу руку. Делайте все, что можете, но делайте это тихо.

— Есть еще кое-что. Мы нашли еще одно тело.

— Смертным?

— Да. Укушенный. Так же, как другие.

— Где?

— Возле форта Грин, недалеко от того места, где на прошлой неделе мы поймали улей Неф. Еще одна молодая девушка. Мы едем сейчас. У нас там убийца. Судя по всему, серийный.

Оливер выругался. — Думаешь, они родственники? Была ли пентаграмма?

Сэм кивнул. — Большая и кровавая. Мы пока держим это в секрете. Ты все еще планируешь провести ритуал на балу? — он спросил. — Об инвестициях?

Оливер кивнул. — Да. В полночь. В центре музея, мы с Финн будем в гримерной прямо перед выходом на сцену, а потом я устрою грандиозный выход, который Финн организовала до последней детали.

— Нам придется удвоить количество Венаторов, — сказал Сэм. — Я позвонил еще из-за границы. Они будут здесь к субботе.

— Сэм, как мило с твоей стороны присоединиться к нам, — сказала Финн, встав между двумя мужчинами и положив руку на руку Оливера. — Ты остаешься? Я попрошу их установить другое место.

Вождь Венаторов покачал головой и выглядел неловко. — Нет, мэм, я выхожу через некоторое время. Просто хотел поделиться новостями с регентом. Спасибо.

— Что ж, добро пожаловать, — тепло сказала она.

— Спасибо, — сказал он.

Они смотрели, как Финн плыла к другим гостям. — Ты счастливый человек, — сказал Сэм Оливеру.

— Разве я этого не знаю? — Оливер вздохнул.

— Некоторым из нас… некоторым не так повезло. Сэм вздохнул, и Оливер понял, что думает о своей жизни до войны. Он сжал плечо друга и сочувственно сжал его.

— Мы все пошли на жертвы, — сказал Оливер.

— Некоторые из нас больше, чем другие, — ответил Сэм. Но он криво улыбнулся Оливеру и ушел с вечеринки без дальнейших комментариев.

Когда Оливер вошел в столовую, Финн стояла во главе стола. В свечах, ее красота сияла, и Оливер почувствовал прилив гордости. Финн сделала его жизнь возможной; она сгладила отношения и острые углы, созданные его положением; она убеждала его слушать людей, держать его ум и сердце открытыми. Что касается тех, кто обижался на ее высокое место в Ковене, особенно снобов, таких как Крис Джексон, ему было все равно. Финн поймала его взгляд, прежде чем заговорить, и подмигнул ей, чтобы она знала, что ей не о чем беспокоиться. У нее было это.

— Мои дорогие друзья, — начала Финн. — Спасибо всем, что пришли сегодня отпраздновать нашу предстоящую выставку красной крови. Одна из важнейших задач Фонда «Оверленд» заключается в содействии активной культурной и интеллектуальной жизни города. Все художники в этой коллекции работают с кровью интересными и интригующими способами, которые позволяют нам более глубоко оценить нашу собственную смертность, — сказала она с понимающей улыбкой, зарезервированной для вампиров в группе. — Мой отец, Стивен Чейз, был художником, который использовал кровь в своих картинах, чтобы показать хрупкость человеческого состояния, и сегодня для меня большая честь знать, что его картины скоро будут пользоваться всеми.

После того, как аплодисменты утихли, Финн представила каждого художника на ужине, который кратко рассказал о своей работе. Как только все высказали свои замечания, она снова встала. — И, наконец, я хотела бы сказать несколько слов об Айви Ди Руис, которая, к сожалению, не может быть с нами сегодня из-за личного конфликта, но ее менеджер галереи, Мюррей Энтони, здесь, чтобы ответить на любые вопросы. Мюррей уверяет, что Айви будет с нами во время бала Четырех сотен и открытия выставки. Меня годами тянуло к работе Айви, и я восхищаюсь ее страстью к женским жизням и бедам. Это настоящее свидетельство ее мужества и убежденности в создании искусства, которое дает голос безмолвным, которое находит смысл в наших повседневных травмах. Спасибо, что присоединились к нам, и вот вам бал, меняющий жизнь! За артистов!

Бокалы подняты, хрустали звякнули, и званый ужин начался всерьез с подачи первого блюда — кроваво-оранжевого салата в бальзамическом винегрете.

Финн скользнула в кресло напротив Оливера и прошептал: — Все в порядке?

— Прекрасно, — заверил он. — Жизнь меняется?

Она засмеялась. — Я действительно хочу, чтобы бал был особенным.

— Так и будет, — сказал он, прижавшись к ее щеке. — Подожди, пока не увидишь, что я запланировал.

Остаток вечера прошел как нельзя лучше, и несколько членов конклава немного подвыпили от кровавого вина, и все, шатаясь, отправились в необычайно мягкую осеннюю ночь.

Измученные, но довольные тем, что ночь прошла как нельзя лучше, Оливер и Финн, наконец, отправились к лимузину, ожидавшему их у тротуара.

Когда они остались одни, он рассказал Финн, что Сэм рассказал ему о втором в Бруклине. — Может, нам стоит отменить, — она сказала. — Может быть, Крис и права. Может, сейчас не время для вечеринки.

Оливер вздохнул. Он не рассказал Финн ни о пентаграмме, которую нашел у себя в кабинете, ни о той, которую он видел помеченной на их здании утром, так как не хотел усугублять ее беспокойство.

— Нет, бал через два дня, ты будешь выглядеть нелепо, — сказала Финн, передумав, увидев выражение его лица. — Крис Джексон-испуганная женщина, пытающаяся напугать тебя, заставить усомниться в себе. Покажи им свою силу. Показать им, что они не могут нас уничтожить. Мы все еще можем устроить вечеринку, пока продолжим расследование и предадим убийцу правосудию.

Он любил ее страсть и свирепость.

Финн была бы замечательным вампиром, подумал он. Кроме того, что это невозможно, и поэтому она умрет, и когда это произойдет, он буду оплакивать ее вечно. Он поднес ее руку к губам и начал медленно целовать от запястья до локтя, пока не достиг ее шеи. Она вздохнула и тоже потянулась к нему, приблизив его к себе так, что она была почти у него на коленях. Она повернулась к нему с хитрой улыбкой, и Оливер поднял перегородку, которая отделяла их от водителя.

Расстегнув свой ремень безопасности и ее, он положил ее вдоль на сиденье автомобиля и снял ремни ее с плеч.

— Дорогая, ты когда-нибудь жалеешь об этом? — спросил он, осторожно раздевая ее. Одной рукой он расстегнул ее лифчик и поздравил себя с этим.

— Что? — она вздохнула, когда их губы встретились, и она вытащила его рубашку из штанов и начала расстегивать молнию.

— Все это… я, — прошептал он, двигаясь на ней.

— Пожалеть тебя? — спросила она, когда он вонзил свое тело в ее, и она вздрогнула, обхватив его за талию коленями.

— Да, — сказал он напряженным голосом, качаясь на ней.

— Зачем мне это?

— Если бы ты никогда не встретила меня, ты не была бы частью Ковена, не была бы посвящена в его темные тайны. «Ты не подвергнешься опасности со стороны наших врагов, — подумал он, — но пока не мог признаться в этом вслух. Они обидят тебя, если ты доберешься до меня. Количество смертных тел росло». Вместо этого он сказал ей: — Ты будешь в безопасности. Без тебя я бы пропал.

Финн заглянула ему в глаза и положила обе руки ему на щеки. — Ты — моя жизнь.

— Я сделал это, — подумал Оливер. У тебя больше нет выбора. И с этой мыслью он погрузил свои клыки глубоко в ее кожу, и вскоре они оба содрогнулись в экстазе.

Глава 15. СИМФОНИЯ ДЛЯ ДЬЯВОЛА

Музыка была еще одной вещью, по которой она скучала, живя в подземном мире. Мими никогда не была большой поклонницей, когда жила по эту сторону Врат Ада, но после десяти лет под землей, где царила какофония и диссонанс был единственным звуком, который она могла услышать по радио, это было облегчением и удовольствием слушать музыку снова. У нее вошло в привычку посещать Линкольн-центр, чтобы посетить Нью-Йоркскую филармонию, и в ночь после того, как Кингсли попрощался с ней, она сидела в старой ложе своей семьи в театре. Мюррей рано ушел с ужина, чтобы присоединиться к ней, и они разделили бокалы шампанского в вестибюле, любуясь недавно отремонтированной площадью (хотя ей уже много лет, она все еще была «новой» для Мими), прежде чем отправиться внутрь на представление.

— Как прошла вечеринка? — спросила она, когда он приехал.

— Ты знаешь, что они говорят, богатые — кровопийцы, — пошутил Мюррей.

Мими рассмеялась, когда они сели на свои места, думая, если бы он только знал.

Обосновавшись в мягких бархатных креслах, Мими почувствовала предвкушающий наплыв толпы за несколько мгновений до начала шоу. Она не была музыкальным снобом; она не была из тех, кто предпочитает неясное или редкое. Например, однажды она заснула в «Парсифале», одной из самых трудных для восприятия вагнеровских опер. Она предпочитала цикл колец или что-то еще более приятное — Севильского цирюльника, Волшебную флейту, Богему. Ее вкус к классической музыке был таким же, как и к известным операм. Ей нравились Бетховен и Чайковский, и однажды она упала в обморок от особенно прекрасного исполнения «Болеро» Равеля, которое произвело незабываемое впечатление на ее душу. Сегодня вечером оркестр исполнял ее любимый Реквием Моцарта.

Она позволила музыке унести ее прочь от неприятностей, забот об отсутствующем муже и всего, что происходило с Ковеном и червем Люцифера. Она должна была признать, что была втянута в это, даже если сначала сопротивлялась. Она думала, что у нее больше нет желания спасать мир, и все же это было.

Дирижер размахивал дирижерской палочкой, и она следовала за изящным потоком музыки, слушатели были так же внимательны, как она помнила. В детстве отец упрекал ее в том, что она не может сидеть на месте. Во время перерыва на кашель, когда зрители воспользовались возможностью, чтобы прочистить горло и развернуть мятные конфеты, морщинки, складки фольги были столь же эффективны, как печенье Мадлен Пруста, как ворота в ее детство. Все было на месте. В антракте они с Мюрреем отправились в мезонин выпить еще. Это была практика, которой она научилась у своих родителей, которые водили ее в оперу, симфонию и театр и выпивали бокал шампанского до, во время и после спектакля. Когда она была моложе, она с нетерпением ждала, когда станет достаточно взрослой для напитков. Теперь, когда она стала старше, она обнаружила, что ей нравится музыка больше, но она продолжила практику, потому что это напомнило ей о молодости и о ее родителях, которые теперь ушли. Они поднесли флейты с шампанским к окнам, чтобы посмотреть, как танцуют фонтаны на площади.

— Ну, если это не Мими Форс, — произнес холодный голос прямо у нее за спиной.

Мими обернулась и увидела стройную темноволосую женщину в невероятно шикарном коктейльном платье, которая оценивала ее холодным взглядом.

— Так приятно тебя видеть. Теперь это Мими Мартин, — автоматически сказала Мими, пытаясь вспомнить имя женщины. Она позволила женщине поцеловать ее в обе щеки, пока она искала свою память.

— Это Мюррей Энтони, — сказала Мими, представляя своего друга незнакомке, используя вековой партийный трюк, чтобы скрыть свое невежество.

— Кристина Джексон, — сказала женщина, протягивая руку. — Разве я не видела тебя за ужином в «Модерн»?

— Да, я представляю одного из художников, — сказал Мюррей, радуясь, что его узнали. Мими, со своей стороны, тоже ее помнила.

Крис была одной из женщин, возглавлявших комитет вместе с Присциллой Дюпон. На самом деле, она выглядела так, как будто она не постарела с тех пор, и Мими списала свою неспособность стареть сделало ее частью жизни наедине с Кингсли в подземном мире в течение десятилетия.

— Приятно познакомиться, — сказал Мюррей. Он опрокинул бокал одним выстрелом. — Я возьму другую, — сказал он Мими, выходя со сцены направо.

— Когда ты вернулась в город? — Крис спросила.

— Этим летом, — сказала она.

— Ты не зарегистрировалась в Ковене.

— Моя вина. — Мими пожала плечами.

Крис постучала пальцем по щеке. — Я удивлена, что Венаторы не взяли тебя на допрос. Они очень серьезно относятся к задержанию отступников.

— Правильно. — Мими слабо рассмеялась.

— Полагаю, ты пришла на бал Четырех сотен.

— Я не знала, что меня пригласили, — сказала Мими.

— Не говори глупостей. Это будет настоящая вечеринка.

Мими вытянула шею через плечо, многозначительно давая Крис сигнал, что ей надоел этот разговор. — Как дела с Ковеном?

— Знаешь, все меняется, и ничего не меняется, — сказала Крис. — Разве последний бал Четырех сотен не был твоим?

— Думаю, да, я не уверена, — сказала Мими, хотя хорошо помнила свое платье. — Как новый урожай дебютанток и их даты? — Крис слегка улыбнулся. — Шумно, как всегда.

— А Оливер? Как дела у Ковена под его руководством? — спросила Мими, потому что у нее было чувство, что Крис этого хочет.

— Ему следует быть осторожнее. Вы слышали о девушке, которую нашли в канализации?

— Смертный, не так ли? — Спросила Мими, делая вид, что ничего не знает.

— Да. Я сказала регенту, что было бы хорошей идеей не устраивать бал Четырех сотен в это время.

— А что сказал Оливер?

— Он сказал, что сейчас не время проявлять слабость.

— Понятно.

— Регент ставит Ковен под угрозу, — сказал Крис, перебирая ожерелье вокруг ее горла и многозначительно глядя на Мими. — Он забыл, каково это быть смертным. Возможно, кто-то должен напомнить ему, что даже вампиры не являются нерушимыми.

Именно тогда Мими заметила, что амулет, висящий на колье Крис, был змеиным. Белая золотая змея с изумрудными крошками вместо глаз, цвета проклятия Люцифера, камня, потерянного во время войны. Она хорошо знала камень, как когда-то носила его сама, и только Кингсли смог уничтожить его и освободить ее. Но, похоже, кто-то подобрал осколки, и она почувствовала шок, увидев его снова так скоро после войны. Как будто Люцифер издевался над ней.

Крис сжала ее руку, чтобы попрощаться, и исчезла в толпе.

— Что это было? — Мюррей спросил, наконец, вернувшись с напитками, как раз в тот момент, когда прозвенели колокола, чтобы предупредить зрителей вернуться на свои места. — Она заставила меня дрожать. Когда я пожал ей руку, мне показалось, что по моей могиле прошла тень.

Нет, подумала Мими, не как тень, а скорее как змея, червь. Гадюка с предупреждением на языке. Регент ставит Ковен под угрозу. Он забыл, каково это быть смертным. Возможно, кто-то должен напомнить ему, что даже вампиры не являются нерушимыми.

Мюррей был не единственным, кто дрожал, так как Мими вспомнила определенный факт. Кристина Картер Джексон была сестрой Форсайта Ллевеллина.

Форсайт, предатель Ковена, тот, кто почти разрушил его, Форсайт, который был самым доверенным лейтенантом Люцифера.

Глава 16. КОНСПИРАТИВНАЯ КВАРТИРА

— Им следует сказать, что их дочь умерла, — сказала Ара, ожидая, когда Эдон заплатит за кофе в четверг вечером. — Это нечестно по отношению к ним, не знать. Не знать хуже, чем знать.

— Разве ты не слышала, что невежество — это блаженство? — Спросил Эдон, подавая ей капучино, чтобы снять куртку, учитывая не по сезону теплую ночь. Вампиры были реальными, но изменение климата было мифом. Удивительно, во что верили смертные. Все знали, что погода меняется по прихоти Всевышнего или случайного погодного надзирателя или двух в Ковене.

— Не тогда, когда речь идет о пропавших детях, — сказала она. — Я бы предпочла знать. Незнание — убийца.

— Мы не можем дать им знать, что она мертва, пока не найдем убийцу. Как только они узнают, что она мертва, они захотят похоронить ее тело. Но нам это нужно для доказательств, чтобы сопоставить кровную связь убийцы, когда мы найдем его, — терпеливо сказал он. — Стандартная процедура Ковена, ты же знаешь. Я не вампир, но я все понимаю.

— Ну, мне это не нравится.

— Мне тоже, но мне многое не нравится, и я никогда не думал, что у нас есть выбор, нравится нам это или нет.

— Это правда, — сказал Ара, понимая, что его жаргон стирается с нее. — Ты слышал о другом теле?

Эдон кивнул. Он был найден на заброшенном складе в дальних районах Бруклина, недалеко от сожженного улья нефилимов. Девочка перенесла ту же самую терапию, отрубленная левая рука и окровавленная пентаграмма, нарисованная на стене над ней. У Деминг и Акер были зацепками по этому делу, и они все еще пытались выяснить, кто она.

— Два раза в неделю не может быть хорошо, — сказал он.

Карри жили в маленькой квартире в высотке в центре города. Было уже за полночь, но они могли встретиться только после закрытия ресторана. Они выглядели усталыми и встревоженными. Под глазами Фрэнка Карри появились темные круги, а Мэделин Карри выглядела бледной и измученной. Фрэнк был невысокого роста, но крепкого телосложения, с обожженными пальцами и лесом переплетающихся татуировок на предплечьях шеф-повара, который положил свои часы, заплатил свои взносы. — Вы уже поели, — спросил он, когда они уселись за маленький обеденный стол. — Я могу что-нибудь приготовить. Спагетти?

— Нет, спасибо, — сказала Ара, как раз когда Эдон собирался сказать обратное. Она не могла даже подумать о том, чтобы воспользоваться их добротой.

— Джорджи хорошая девочка, — сказала Мэделин. — Мы очень близки. Она бы никогда просто не убежала. Ваши коллеги спрашивали, есть ли причина, по которой она хотела бы уйти, но ее нет. В понедельник у нее был тест. Она готовилась к этому. Она любит этот город. Куда еще она могла пойти?

— Прошу прощения, мэм, — сказал Эдон. — Но мы должны охватить все базы. Ей шестнадцать, и иногда подростки убегают.

— Только не моя Джорджина. Как я уже сказала, она никогда не убежит, — сказала Мэделин. — Никогда.

Ара строчила заметки в своей книге, стараясь сохранить лицо спокойным, стараясь не выдать того, что они знали. — Мы говорили с ее школьными друзьями.

— Ты разговаривала с Дарси? — Спросила Мэделин.

— Да.

— Дикая Дарси. — Мэдлин вздохнула. — Злой близнец Джорджи. Мы пытались разлучить их с детского сада. Она плохо на нее влияет.

— Дарси сказала, что у Джорджины был мальчик, с которым она была близка, — сказал Эдон.

— Дэмиен. — Мэдлин кивнула.

Ара была впечатлена. Не многие матери знали, что происходит с их дочерьми-подростками, но Мэделин Карри, казалось, была на высоте.

— Да. Какие у нее были с ним отношения? Он был ее парнем? — спросил Ара.

— Дети, которых они больше так не называют. Ты заметила? Они вроде как… немеченые. Хотела бы я сказать тебе, но матери всегда узнают об этом последними. Почему? Думаешь, он имеет к этому какое-то отношение? — обеспокоенно спросила она.

Ара ничего не сказала. — Вы знаете, где мы можем его найти?

— Другие детективы уже спрашивали о нем, но у меня нет его номера, извини. Как я уже сказала офицерам, у меня есть только адрес. Джорджи однажды попросил меня забрать ее к нему домой. Держите, — она встала из-за стола и порылась в кухонных ящиках.

— Вот этот почтовый ящик. — Ара взяла его и почувствовала, как остановилось ее сердце, когда она прочитала адрес. Она показала его Эдону, который издал длинный удивленный свист.

Оба Венатора уставились на здание, куда их отправила мать Джорджины. Они стояли на углу 101-й улицы и Риверсайд-драйв, глядя на старый особняк Ван Алена, где когда-то жила Шайлер Ван Ален со своим дедушкой.

— Кто здесь сейчас живет? — спросила Ара. — После того как они все уехали?

— Не знаю, мне кажется, теперь он принадлежит Ковену.

— Мы были здесь всего три дня назад. Три дня назад Джорджина была еще жива. Ты пришел сюда, а я последовала за тобой. Почему мы здесь оказались?

Эдон не ответил и показал ей вместо этого. — Смотри, — сказал он, указывая на пентаграмму, выгравированную на пыли стеклянных окон на дверях особняка.

Она покачала головой. Она не видела этого, когда следила за ним.

— Кто, черт возьми, этот Дэмиен Лейн и как он попал в этот дом? — она спросила.

Эдон пнул ногой груду листьев на земле и сунул руки в карманы. Ара поднялась по ступенькам и попыталась заглянуть в темные заколоченные окна. Она ничего не видела. Вокруг дома тоже были мощные палаты, что означало, что они не могли войти, как бы сильно они ни старались. Дом был защищен, запечатан, с более глубокой магией, чем они могли себе представить.

Они вернулись в штаб-квартиру, где Ара окружила себя всеми записями в деле. Она что-то упустила, но что? Ара изучила фотографию Дэмиена Лейна. Красивый, темноволосый Дэмиен Лейн, вампир-отступник и соблазнитель смертных девушек.

— Разве он не выглядит знакомым? — она прищурилась. Волосы были короче, но улыбка, которую она видела раньше, была высокомерной.

— Как же так? — спросил Эдон.

— Я знаю, что видела его в последнее время, но где? — значит, она знала. Она вскочила и выбежала из кабинета на столе у начальника была фотография, которую она видела на днях.

Она схватила фотографию и принесла ее Эдону. — Смотри! — затаив дыхание, она положила фотографию старой команды «Венаторов» Сэма рядом с распечаткой. Волосы были короче, но улыбка была такой же самоуверенной, как на фотографии на столе шефа.

Дэмиен Лейн был очень похож на Кингсли Мартина.