MANIAC

Пролог

По легенде, император Яо придумал го, чтобы просвещать своего сына, Даньчжу.

У Яо, сына богини Яо Му, одного из пяти мифических императоров Китая, и его любимейшей из наложниц, Сан И, появился на свет сын, несносный мальчишка Даньчжу. Превыше всего Даньчжу почитал жестокость: когда он был еще ребенком и лучи солнца озаряли сторону Яркости зеленого яна Зала Света, в Восточном дворце он отрывал птицам крылья, выкалывал глаза заостренной палочкой и глядел, как они беспомощно бьются на полу, пляшут под звон колокольчиков, которые он прежде повязал им на лапки. Он противился порядкам мира и с наслаждением делал всё наперекор строгим правилам, которые его отец установил для гарантии мира во всех четырех сторонах бескрайнего, как сама бесконечность, царства. Весной он охотился на жеребых кобыл, летом ставил силки на оленят, чтобы они вырастали с уродствами и оттого становились легкой добычей для волков — единственных зверей, к которым сын императора испытывал любовь, ведь они не уступали ему в жестокости и бессердечии. Особенно он любил осень: когда начинался сбор урожая, он покрывал свое тело жухлыми листьями, поливал грязью белые стены Стороны всеобъемлющего узора Зала Света и ждал начала казней. В одно место сгоняли преступников, злодеев, немощных и слабоумных, и мальчик весь трясся от нетерпения, когда их допрашивали, пытали, избивали и под конец убивали. Удовольствие его достигало своего пика черной зимой, в день зимнего солнцестояния. В ту пору он похищал юношей и девушек, выманивал их на сторону Темного Зала Северного Дворца, обещая накормить и озолотить, а сам насиловал и душил их, а потом выбрасывал искалеченные тела на мороз — снегу на потеху и волкам на растерзание.

Он, как зверь, так и не научился ни читать, ни писать, ни играть на лютне, зато у него была сверхъестественная способность побеждать в любой игре, азартной ли, спортивной или интеллектуальной, потому что он был хитер, как лис, и мог освежевать кошку с закрытыми глазами. Мать императора, Яо Му, сказала сыну, что Даньчжу не вполне человек; он — звезда с неба, и как всё, что падает с небес, он предвестник смерти, послание от самого Нефритового Императора, чума, ниспосланная на человечество, за то что мы мним себя выше богов. Мальчиком движет всепоглощающая ярость, он алчет мира, который приносит с собой только пустота. Он несет смерть, он разрушитель, он не держится ни за что, кроме собственной важности, и всё глубже и глубже погружается в себя. Яо Му также объяснила императору, что за странные отметины у мальчика на лбу, они не смываются, сколько ни умывай его: «Небеса дарят человечеству сотню зерен. Человек не воздает небесам ни одного доброго поступка. УБЕЙ, УБЕЙ, УБЕЙ, УБЕЙ, УБЕЙ, УБЕЙ, УБЕЙ!»

Император был образцом морального совершенства. В Бамбуковых анналах говорится, что он жил просто, как обыкновенный фермер, и во время его царствования величие его раскинулось по всем уголкам империи, озаряя сердца подданных. При его жизни солнце и луна сверкали подобно драгоценным камням, а пять планет мерцали в небесах точно нитка жемчуга. Во дворе его дворца гнездились фениксы, по холмам и полям струились кристально-чистые источники, орошая луга, поросшие жемчужной травой, и плодородные рисовые поля. Однажды в столице уезда Пинъян горожане заметили, как два единорога, чудесные и редкие предзнаменования мира и благополучия, скрестили рога в тени сиреневых цветов глицинии. В день, когда родился Даньчжу, они убежали прочь, но они еще вернутся — ведь мальчик стал выезжать на охоту, как только научился держать лук крохотными ручками; выезды длились по нескольку недель, ибо он поклялся не знать покоя, пока не убьет по меньшей мере одну особь из всех живущих, включая единорогов.

Император Яо вместе с матерью молился Четырем Небесным Царям, девяти солнцам, Повелительнице Запада и самому Паньгу, первому живому существу во Вселенной; просил позволения сотворить из космоса решетку из девятнадцати рядов и девятнадцати колонок, поле, линии которого пересекаются триста шестьдесят один раз, и на этом поле сыграть в игру со своим демоническим сыном. Он призвал Даньчжу и объяснил ему правила важнейшей из игр: нужно лишь размещать камни, черные или белые, на пересечении линий решетки, чтобы занять как можно больше пространства и окружить камни противника. Тот, кто таким образом захватит бо́льшую территорию, победит. Отец вручил сыну поле для игры и сказал, что сразится с ним, как только сын будет готов, и все боги, демоны, небесные и земные создания будут тому свидетелями. Император выбрал белые камни из раковин моллюсков, а его сын — черные, из антрацита.

Победитель будет править миром.

Крепкий камешек

Ли Седоль по прозвищу Крепкий камешек, мастер игры в го девятого дана, самый творческий игрок своего поколения и единственный человек, когда-либо одержавший победу над искусственным интеллектом в условиях турнира, лишился голоса в тринадцать лет.

В 1996 году, через четыре года после переезда в Сеул с крохотного острова Бигым-до на крайнем западе Южнокорейского полуострова, и через полгода, после того как он профессионально занялся го, его легкие поразила загадочная болезнь. У него воспалились бронхи, парализовало голосовые связки, и он не только онемел, что было ожидаемо, но и странным образом разучился читать и понимать некоторые слова. Коренную причину его временной афазии так и не установили, но с последствиями того эпизода пришлось научиться жить: из-за болезни, если это и в самом деле была болезнь, а не внешние проявления внутреннего кризиса, нервы бронхов оказались парализованы навсегда, поэтому до сих пор он говорит сиплым, тонким, как будто мультяшным, голосом, как если бы в теле взрослого мужчины сидел перепуганный мальчик, кричал и хотел выбраться наружу. «Родители остались жить на острове Бигым-до, а мы со старшим братом уехали в Сеул, но брат служил в армии, поэтому я был предоставлен сам себе. Когда я заболел, я даже к врачу толком не ходил», — вспоминал он во время одного из немногих интервью, когда его уже считали живой легендой. Ли настолько стыдился своего необычного голоса, что на протяжении всей своей карьеры избегал выступать перед публикой, а когда побеждал, нередко отказывался участвовать в церемониях награждения. Позднее он стал одним из величайших мастеров игры в го современности, но в середине девяностых был совсем еще юным дарованием — всего лишь тринадцать лет, — зато уже испытывал на себе серьезное давление. Каждый день с понедельника по воскресенье он тренировался по двенадцать часов в Академии го мастера Куона Габ Ёнга, выдающегося учителя, который подготовил многих из лучших корейских игроков. Куон разглядел способности мальчика сразу же, увидев его выступление на Двенадцатом национальном детском турнире по го, который проводила кондитерская и продовольственная компания Haitai в 1991 году. Ли было всего лишь восемь лет, и он стал самым юным победителем турнира, на котором успел продемонстрировать собственный стиль игры — непредсказуемый, атакующий, резкий. У мастера Куона не было недостатка в учениках, но в этом мальчике — лопоухий, глаза как у кошки, пушок над верхней губой, а уже наголову разбил профессионалов международного уровня старше него в четыре раза — почувствовал что-то особенное и даже пригласил его жить и тренироваться у себя дома. «Помню его круглое лицо и темно-карие глаза. Он приехал с острова, поэтому робел и всячески отводил внимание от себя. И выделялся на фоне остальных ребят. Глаза у него сияли иначе», — вспоминал Куон.

Ли Седоль научился играть в го у отца, который так страстно любил эту игру, что даже своих пятерых детей сначала обучил го, и только потом грамоте. Ли был младшим ребенком, но схватывал всё быстрее братьев и сестер, и когда ему исполнилось пять, ни они, ни отец уже не могли его обыграть. С мастером Куоном Ли тренировался без передышки, но ему не удавалось заводить друзей; его одноклассники восхищались тем, как он управляется с белыми и черными камнями на деревянном поле, но они же смеялись над его поразительной наивностью и дразнили его «мальчиком с Бигым-до», потому что, когда он приехал в Сеул, с собой у него было только немного одежды и рюкзак в виде мягкой игрушки, а у ребят он без тени иронии спросил, на каких деревьях растет пицца. Хотя Ли единственный из учеников жил дома у своего учителя, ритуалы тренировки у него были те же, что и у остальных: он просыпался на рассвете и первым делом изучал шесть тысяч задач из учебника по го, этот ритуал неизменно соблюдали более двух с половиной тысяч лет; затем он играл несколько блиц игр до обеда, а после в полной тишине заучивал наизусть целые матчи, в которых участвовали древние мастера. Был среди них и самый любимый матч Ли — «игра, кашляющая кровью» 1835 года между действующим чемпионом Японии Хонинбо Дзёвой, известным как «последний мудрец», и молодым соперником Акабоси Интэцу. Он сам вызвал корифея на трехдневный турнир, а в итоге, стоя на коленях, кашлял кровью на поле для го; в начале финальной игры он вел на протяжении первых ста ходов, но, говорят, потом старик положил три камня подряд так, как никто и никогда прежде; его ходы были настолько необычными и ни на что не похожими, что кое-кто из присутствующих позднее говорил, будто бы видел какой-то дух за спиной у мастера, словно на миг позади него возникла тень, и именно она, а не сам мастер, положила черные камни таким образом. За те три хода убеленный сединами мастер вернул себе лидерство, а молодой соперник лишился не просто победы, но и жизни. Через неделю после поражения он захлебнулся собственной кровью. Сильная сторона Ли Седоля, то, что отличало его от остальных игроков, — его способность делать смелые, почти немыслимые ходы, которые неопытному зрителю наверняка показались бы совершенно хаотичными, поспешными, непродуманными и даже нелепыми, но с течением игры становилась ясна их уникальная логика, навык, который Ли развил в себе за долгие часы тренировок, когда учился «читать» пустое поле, заглядывать в будущее, чтобы увидеть все возможности, расходящиеся из простейшей позиции.

«Я не хочу играть как все, хочу сделать что-то новое, свое, чего не делал никто до меня», — объяснял Ли Седоль, когда его международная слава и статус национального героя в Корее придали ему достаточно уверенности для публичных заявлений. К тому моменту его талант уже признавали повсеместно, хотя многие из его старых товарищей и профессионалы, выросшие играя против него, соглашались с тем, что его стиль не отличался особой агрессией, до тех пор пока не умер его отец. Ли было пятнадцать, и с тех пор начал выкристаллизовываться его персональный стиль игры, из-за которого его и прозвали Крепким камешком. «После смерти отца он начал играть иначе», — рассказала его подруга, телеведущая и игрок в го Ким Ди Ёнг. «Более напористо и мощно, зло, импульсивно, менее предсказуемо. Как будто играешь против дикого зверя или человека, который, не зная самых азов, всё равно умудряется унизить тебя и разбить в пух и прах». Хотя Ли по-прежнему вел себя робко и сдержанно, он никогда не скромничал. Он стал самым молодым игроком в го, получившим высший девятый дан. Благодаря виртуозному мастерству, привычке дразнить и насмехаться над соперниками до игры, подрывать их уверенность злонамеренными колкостями («Я даже имени своего оппонента не знаю, откуда мне знать, как он играет?»), благодаря постоянному хвастовству («Я вообще не уверен в этой игре. То есть не уверен, что проиграю») и его неуемным бравадам он заполучил столько же поклонников, сколько и критиков. На вопрос, кто величайший игрок в го в мире, он ответил: «Я лучший, меня еще не затмил никто. Если мы говорим о навыках игры, тут мне нет равных. Я хочу и дальше оставаться живой легендой. Я хочу, чтобы при слове „го“ люди сразу думали обо мне. Хочу, чтобы мои игры сохранились в истории, чтобы их изучали и любовались ими, как произведениями искусства». Определяющим в процессе игры для него был риск: если большинство профессионалов высочайшего уровня всячески избегали рисковать и ввязываться в сложные беспорядочные схватки, Ли, наоборот, с самого начала лез на рожон и добивался успеха в исключительных условиях, в которых получить преимущество мог только он, бросался в игру, не подумав наперед, вынуждал оппонентов действовать по принципу «всё или ничего», и, казалось бы, такие сценарии сулили ему проигрыш, но он всякий раз так скоро и изящно выходил из положения, что соперники часто приходили в сильное раздражение и сдавались. Хотя он прилежно тренировался, в игре больше всего он полагался на свои творческие способности: «Я не думаю, я играю. Го — это не игра и не спорт, это вид искусства. В шахматах или сёги перед тобой на доске уже стоят все фигуры, а в го начинаешь с пустого поля, из ничего, и потом добавляешь белые и черные камни; вы с соперником создаете произведение искусства. Так что всё, сама бесконечная сложность го, рождается из ничего». С одной стороны, против Ли боялись играть из-за его переменчивого характера, с другой, этот же характер частенько подводил его, например, Седоль мог разозлиться во время матча или ему могло не хватить терпения в финальном этапе игры; как-то раз он встал и ушел в самом начале важного турнира, но не потому, что игра не сулила ему победу — и судьи, и противник видели, что Ли ведет, — а потому, что ему стало скучно от того, как однозначно будет развиваться игра. Не в его правилах демонстрировать такую степень неуважения к противнику, однако он неоднократно рушил традиционные представления о том, как должен вести себя игрок такого высокого уровня. Еще он мало походил на мудрого восточного старца. Единственный раз, когда он появился на телевидении в прайм-тайм, он признался перед толпой пораженных поклонников и ошеломленной ведущей, что обожает мыльные оперы вроде «Гоблина» или «Коснуться твоего сердца» и смотрит их за один присест на удвоенной скорости воспроизведения. Когда его спросили, чем он любит заниматься во время отдыха между играми, от ответил, что целыми днями слушает корейскую музыку, девичью поп-группу Oh My Girl, любит напевать себе под нос их хиты «Помни меня» и «Таинственный сад», чем доводит до бешенства супругу Ким Хён Дин, на которой женился в возрасте двадцати четырех лет, и заставляет краснеть любимую дочку Ли Хэ-рим, единственную, кого он ценит выше го. Миллионы поклонников не могли поверить, что он придумал поразительные ходы вроде «сломанной лестницы» — приема, использованного Ли применил в игре против Хон Чанс Сика в 2003 году наперекор вековым правилам, согласно которым такая фигура, где один игрок преследует другого по диагонали, считается ходом новичка и сулит некоторые потери тому, кто предпримет его, — под приставучие песни шести девочек-подростков в мини-юбках. Для Ли это было в порядке вещей; играть в го для него — как дышать, невозможно остановиться. «Я думаю о го постоянно. Всё время держу в голове поле. Если я придумываю новую стратегию, то сразу в уме располагаю камни на доске, даже когда выпиваю, смотрю дорамы или играю в бильярд». Как-то раз его спросили, не сожалеет ли он о том, что, тратя каждую секунду на игру, упускает другие радости жизни, и не чувствует ли он себя не подготовленным к сложностям, которые обязательно наступят с окончанием его карьеры, — ведь он не получил формального образования и даже начальную школу не окончил. На это он ответил, что го — в первую очередь способ понимать мир, бесконечная сложность игры отражает внутренние механизмы мышления, а благодаря ее приемам, загадкам и, казалось бы, непредсказуемым хитростям она единственная из всего созданного человеком может соперничать в красоте, хаотичности и порядке со вселенной. «Если бы кто-нибудь каким-то чудом понял го; не просто как раскладывать камни и как они связаны друг с другом, но понял бы скрытые, незаметные закономерности, лежащие в основе постоянно меняющихся фигур, по-моему, это как если бы такой человек заглянул в голову Богу». Важнее всего, важнее победы или поражения, для Ли было понять глубинную сущность го; он не переставал думать об игре, пока не разберет каждый ход. «Как-то раз мы с ним выпивали до двух часов ночи, а потом он пригласил меня в гости, хотя мы оба едва стояли на ногах. Он хотел еще раз разыграть игру, которую сам же и выиграл только что; Ли восстановил всю игру ход за ходом, потому что, несмотря на победу, признался, что был в игре один ход, его собственный ход, который он до конца не понял», — рассказала Ким Ди Ёнг.

К тридцати трем годам Ли Седоль стал вторым в мире го-профессионалом по количеству международных наград за всю историю игры, его считали виртуозом самого высокого уровня. Он завоевал восемнадцать международных титулов, выиграл тридцать два национальных чемпионата и победил более чем в тысяче индивидуальных игр; большую часть десятилетия затмить его не мог никто. В Южной Корее ему поклонялись, он стал одним из самых высокооплачиваемых спортсменов на родине. «Ли Седоль — гений этого столетия. Оглядываясь назад, могу сказать, что горжусь им. И собой тоже горжусь», — признавался его учитель, мастер Куон.

В начале 2016 года, на пике его карьеры, Ли Седолю предложили провести турнир из пяти игр против искусственного интеллекта, программы AlphaGo.

Детище

AlphaGo — детище Демиса Хассабиса, вундеркинда из северного Лондона. В четыре года он впервые увидел, как его отец, греческий киприот, певец, композитор и владелец магазина игрушек, играет в шахматы с его дядей, и попросил показать ему, как ходят фигуры. Через две недели ни отец, ни дядя не могли обыграть мальчика.

Год спустя Хассабис выиграл свой первый турнир, при этом был настолько мал ростом, что пришлось посадить его на пару табуретов, поставленных один на другой, и сверху положить еще телефонный справочник, чтобы он видел хотя бы доску. В шесть лет он стал победителем Лондонского чемпионата для детей младше восьми лет, а три года спустя возглавил национальную юношескую команду; в те времена английские шахматисты уступали только советским. В раннем отрочестве он стал мастером по шахматам, а в 1989 году — вторым в рейтинге сильнейших игроков мира в своей возрастной категории, и несколько следующих лет он продолжал участвовать в профессиональных соревнованиях и оставался соперником высочайшего уровня, при этом ни его родители, ни тренеры не подозревали, что он больше не хочет становиться вторым Гарри Каспаровым[4], а собирается направить большую часть своих умственных сил на то, что, по крайней мере на его взгляд, было важнее — на занятие настолько значительное, что оно может изменить ход развития человечества. Он сделал судьбоносный выбор, пережив настоящее откровение после своего самого унизительного поражения.

Демису только исполнилось тринадцать лет. Он был добрым, исключительно чутким мальчиком с огромными глазами и непомерно широкой улыбкой, из-за чего вкупе с его маниакальной и неутомимой энергией одноклассники часто сравнивали его с жабой по имени мистер Тоуд из книги «Ветер в ивах». Но вовсе не его крупные черты лица производили впечатление на новых знакомых, а его не по годам развитой ум; один из школьных учителей по грамматике, поставив ему четвертную оценку, приписал: «У этого мальчика мозг размером с планету». Хассабис научился программировать на компьютере Commodore Amiga, который купил на шахматные деньги, — такой роскошный подарок был не по карману его родителям, потому что они едва сводили концы с концами, постоянно переезжали, нанимались на случайную работу, начинали какой-нибудь небольшой бизнес, который прогорал через год, или занимались перепродажей старых полуразрушенных домов в северном Лондоне. За первые десять лет жизни Демис успел пожить в нескольких домах, сменил одну за другой несколько школ и так и не смог найти своего места в мире и завести настоящих друзей. Он заполнял эту пустоту большой любовью к книгам, кино и компьютерным играм, какие-то взламывал, чтобы получить бесконечные жизни, другие программировал сам и тестировал их на младшем брате. В одиннадцать лет он создал своего первого довольно примитивного агента искусственного интеллекта, который, несмотря на простоту, умел играть в реверси — упрощенную версию го, — и Демис изумился, когда программа пять раз подряд обыграла его младшего брата. Пусть брату и было всего пять, пусть он не самый сильный соперник, но Демиса по-настоящему восхитило, что, создав искусственный интеллект, он как будто придал форму частичке собственного разума, — ведь программа, которая то и дело падала от количества багов и перегревала компьютер, — кажется, содержала в себе следы личности и в некотором смысле жила своей жизнью, о чем говорила не столько ее способность самостоятельно решать, какой ход сделать, сколько множество недостатков и причуд, необъяснимых ошибок, привычка зависать, как будто глубоко задумалась, когда ее логические схемы перепутывались, образуя странные циклы, и, как ни старался Демис, ему не удавалось ни распутать их, ни искоренить.

Позднее Хассабис посвятил почти всю свою жизнь компьютерам, но в ранние годы он был одержим шахматами и желанием стать не просто хорошим игроком, а лучшим из когда-либо живущих, и когда за пару дней до своего тринадцатого дня рождения он получил приглашение принять участие в крупном международном турнире в Лихтенштейне, самом престижном из тех, в которых ему довелось участвовать прежде, его радости не было предела.

Демис запросто обыграл первую группу соперников, а потом его поставили в пару с чемпионом Дании, бывалым игроком средних лет, который загнал его в угол и вел в игре тяжелые восемь часов, что привело к неожиданному исходу: у Хассабиса остались только король и королева, а у намного более опытного соперника сохранились ладья, конь и слон. Датчанин измывался над ним еще четыре часа, Хассабис напрягал все свои силы, судорожно отражая одну смертельную атаку за другой и зная, что противник ждет одной-единственной ошибки с его стороны. Он видел, как вокруг пустеют столы и стулья. Все другие игроки уходили в сопровождении друзей и родителей, вскоре огромный зал, в котором сотня мужчин и женщин молча сражались, совсем опустел, и он слышал, как его собственное частое дыхание эхом отражается от стен. Датчанин наконец прижал его короля, в ходе от шаха и мата. Обливаясь потом, не помня себя от изнеможения, Демис протянул руку над доской и сдался, но только он встал с места, готовый уйти, как его соперник расхохотался. Мальчика одурачили— оборона так утомила его, что он не заметил очевидное: нужно всего лишь пожертвовать королевой, и тогда будет пат, ничья, которая для него была бы равносильна победе, — ведь он так долго держался, стараясь перехитрить силы, намного превышающие его собственные. Одержав победу, его сорокаоднолетний оппонент повел себя недостойно — вместе со своей спутницей глумился и смеялся над мальчиком, стучал кулаками по доске, показывая ей, как именно победил выскочку-англичанина, очевидно, испытывал облегчение от того, что не проиграл школьнику. Хассабис изо всех сил сдерживал слезы. Почувствовав, что его вот-вот стошнит, он ринулся прочь из зала, оттолкнув родителей, и бежал, бежал, бежал, пока не оказался посреди поля с травой до колен.

Он ослаб от голода, кружилась голова, путались мысли, он всё думал о своем последнем ходе, в уме один за другим проносились способы избежать проигрыша, а в ушах грохотал хохот датчанина. Королева, пожертвовать, пат, королева, пат, пожертвовать, вдалеке голоса зовут его по имени, стадо коров, колокола, пожертвовать, год псу под хвост, пат, коровы мычат под сосной, мокрые мины, подонок, отказался, резкий затхлый запах, ядовитый вид, пастух — это волк. Как же он умудрился проиграть? Он знал, что играет лучше датчанина. По правде говоря, мыслями он был где-то далеко. Хотя он тренировался месяцами и с нетерпением ждал турнира, другая одержимость, намного более сильная, чем шахматы, пожирала его изнутри, главный вопрос, который иногда будил его среди ночи, лишал сна, заставлял сидеть в темноте и читать научно-фантастические саги под одеялом с фонариком в руке, измученного бессонницей. Младшие брат и сестра крепко спали в своих постелях, а Демис ничего не мог с собой поделать — думал о мыслительном процессе. Чем бы он не занимался, мыл ли посуду дома, делал ли уроки, ремонтировал сломанные игрушки из отцовского магазинчика на станции метро «Финчли стэйшн», он думал о том, как думает сам. Что лежит в корне его необычного интеллекта? Почему он так быстро учится? Почему ему так легко даются числа? И откуда его мозг берет ходы и стратегии, когда он играет в шахматы? У него обыкновенные родители; то есть не вполне обыкновенные, богема, по-своему странные, но в смысле математики практически безграмотные. Его отец мечтал стать композитором и одевался как его кумир Боб Дилан, а мать, женщина китайско-сингапурского происхождения, работала кассиршей в универмаге «Джон Льюис», продавала элитную мебель, которую сама не могла себе позволить. Младшие брат с сестрой тоже были вполне обыкновенными. В своей семье белой вороной был он; насмешка природы, один на миллион. Он не страдал от собственной исключительности, умел вести себя как обычный ребенок, но, как ни старался, всё не мог понять, почему так любит то, что других людей вгоняет в смертную тоску или причиняет нешуточные страдания. Но по-настоящему его тревожил не собственный выдающийся ум, а разум людей вокруг него, какими бы ограниченными они не были по сравнению с ним. Почему эволюция сделала нас такими? Зачем нам это бремя — сознание, когда можно было оставаться в блаженном неведении подобно другим формам жизни на планете; жили бы себе и умирали с поистине райским отсутствием рефлексии, чувствовали бы удовольствие и боль только здесь и сейчас, не зная мучений и блаженств, что следуют за нами изо дня в день и связывают нас в одну бесконечную цепь страдания. Он прочитал немало книг и знал, что за тысячи лет развития цивилизации мы ни на йоту не приблизились к пониманию чего-либо из этого. Сознание так и осталось неразрешимой загадкой, дилеммой, указавшей человечеству на пределы, за которые ему не позволено заходить. Демис принял бы это, если бы не одно «но»: да, до сих пор человечеству удавалось выжить даже без намека на настоящее понимание, и всё равно будущее выглядело мрачным, темным и становилось только темнее, тем временем наука, венец творения человека, развивается так быстро, что вскоре толкнет нас с обрыва в мир, к которому мы совершенно не готовы. Не надо быть гением, чтобы увидеть, как научные достижения меняют каждый аспект нашей жизни, оставляя фундаментальные вопросы без ответа. Вскоре мы подойдем к точке невозврата. Мартышкин ум завел нас так далеко, как только смог. Нужно что-то радикально новое. Другой тип разума, который сможет видеть дальше нас, дальше теней, которые отбрасывают наши же глаза. Больше нельзя терять ни минуты, играя в детские игры с нулевой суммой. Как бы ему с толком использовать свои мозги? Демис услышал, как его окликнули родители, и начал возвращаться к реальности с новой целью всей жизни. Он больше не хочет быть мировым чемпионом по шахматам. Он хочет намного, намного большего — создать новый разум, более умный, быстрый и непохожий ни на что известное людям. AGI[5], универсальный искусственный интеллект. Настоящий сын человеческий.

С тех пор Хассабис неутомимо шел к своей единственной цели, строго придерживаясь плана на ближайшие двадцать лет, который составил для себя. В пятнадцать он сдал выпускные экзамены и подал документы в Кембридж на факультет компьютерных наук. Место он получил, но ему сказали, он слишком молод и не может быть допущен до занятий; пришлось ждать год. Демис не терял времени даром: принял участие в конкурсе, анонс которого увидел в журнале Amiga Power, и получил работу в престижной компании, которая занималась разработкой компьютерных игр, где создал многомиллионную видеоигру-бестселлер Theme Park, а заработанных денег хватило, чтобы оплатить учебу в университете. Он окончил университет с самыми высокими на потоке оценками и основал собственную игровую компанию Elixir, где работал над своим проектом: игрок попадает в страну, там живет около миллиона тайных агентов, и их цель — свергнуть жестокого диктатора любыми возможными способами. На разработку ушло пять лет, и хотя игра намного опережала свое время, ее ждал провал, потому что для нее требовались недоступные в то время компьютерные мощности, но Хассабис не сдавался и вскоре нашел работу в другой компании, где возглавил проект по созданию симуляции, позволявшей пользователям выступать в роли всемогущего божества и управлять островом, на котором живут враждующие племена. Овладев компьютерными науками и программированием, он перешел к следующей фазе своего плана: поступил в аспирантуру по направлению «когнитивная нейробиология» в Университетский колледж Лондона. Там ему попались две неоконченные рукописи Джона фон Неймана: «Вычислительные машины и мозг: о механизмах мышления» и «Теория самовоспроизводящихся автоматов», которые он взялся изучать как одержимый и вскоре обнаружил до тех пор никому не известную связь между памятью и воображением, открытие которой журнал Science включил в десятку выдающихся научных прорывов 2007 года. В своем исследовании Хассабис доказал, что у человеческой памяти и воображения схожая механика и оба процесса задействуют гиппокамп. «Я исследовал воображение как процесс. Хотел сначала узнать, как мы, люди, визуализируем будущее, а потом посмотреть, какое будущее смогут наколдовать компьютеры», — объяснил он после публикации своей работы. Защитив докторскую диссертацию, он занялся вычислительной нейробиологией в качестве приглашенного исследователя в Массачусетском технологическом институте и Гарварде, и ему при этом хватило сил на то, чтобы пять раз подряд победить в Олимпиаде по интеллектуальным играм — что-то вроде олимпийского пятиборья для умнейших людей мира, где они играют в шахматы, сёги, нарды, покер, шашки и бридж. К 2010 году он почувствовал, что накопил достаточно знаний и опыта в нужных областях, чтобы привести в исполнение главную фазу своего плана — вместе с ближайшими университетскими друзьями, Шейном Леггом и Мустафой Сулейманом, он основал компанию DeepMind, стартап, цель которого «решить задачу универсального искусственного интеллекта, а потом с его помощью решить все остальные задачи».

В первые пару лет инвесторы не приближались к стартапу Хассабиса и на пушечный выстрел. Искусственный интеллект, как говорят специалисты, переживал свои «темные времена»: вслед за первоначальным энтузиазмом, возникшим еще в пятидесятых годах, когда Джон фон Нейман и Алан Тьюринг заговорили о возможностях искусственного интеллекта, и всплеском внимания научного сообщества после победы компьютера IBM Deep Blue над действующим чемпионом мира Гарри Каспаровым, практически весь интерес сошел на нет. Хотя вычислительные способности, мобильные технологии и сети становились мощнее не по дням, а по часам, задача научить компьютер поступать по-умному всё еще казалась безнадежной. Хуже того: DeepMind была не обычным стартапом, не предлагала никакой продукт, не собиралась наращивать базу пользователей, размещать всплывающую рекламу или собирать данные; это была чисто исследовательская компания с крайне амбициозной целью, но без краткосрочной прибыли для инвесторов. С Хассабисом даже разговаривать не хотели, пока он не заполучил одного из крупнейших венчурных капиталистов, Питера Тиля, сооснователя системы PayPal и первого стороннего инвестора Facebook[6]. Хассабис присматривался к нему несколько недель, узнал, что Тиль большой любитель шахмат, и в один прекрасный день на каком-то мероприятии в Калифорнии подошел к нему и прямо спросил, знает ли он, чем так притягательны шахматы. Тиль — оживился и с интересом поглядел на невысокого молодого мужчину в очках, который от волнения раскачивался вперед-назад. Хассабис сразу же ответил, зная, что у него есть всего пара секунд, чтобы удержать внимание миллиардера, — секрет их притягательности в тонком балансе между слоном и конем на протяжении игры; они ходят совершенно по-разному, отчего на доске создается динамическое асимметричное напряжение, которое существенно влияет на всю игру. Тиль был очарован, деньги потекли в проект; существенные инвестиции Илона Маска из Tesla и Яана Таллинна из Skype подтолкнули Google к покупке компании Хассабиса в 2014 году за шестьсот двадцать пять миллионов долларов, ее накачивали деньгами, но контроль за рабочим процессом сохранялся в руках основателей.

После сделки, на тот момент самой крупной среди британских научных стартапов, всем было интересно, как сотрудники DeepMind собираются выполнить обещание и решить задачу универсального искусственного интеллекта. Они еще толком не начали собирать команду, а в интернете уже пошли слухи о скором восстании умных машин. Все хотели знать, с чего Хассабис начнет. Может, научит ИИ диагностировать рак? Или сосредоточится на ядерном синтезе? А может, создаст какой-нибудь невиданный способ общения? Специалисты спорили до хрипоты, делали ставки о том, какая она будет — золотая жила Хассабиса, а он между тем не сомневался ни минуты. Начать нужно с игры. Самой сложной и глубокой из игр, когда-либо созданных человеком.

Эта игра — го.

AlphaGo

В 1997 году компьютеры научились играть в шахматы лучше людей. В тот год компания IBM вызвала гроссмейстера Гарри Каспарова, игрока номер один в мире, на поединок против шахматного суперкомпьютера Deep Blue. Россиянин согласился без колебаний, потому что однажды, примерно за год до того, в Филадельфии выиграл у более ранней версии той же программы; он был абсолютно уверен, что пройдет не одно десятилетие, прежде чем компьютеры хоть немного приблизятся к тому, как играют люди. Реванш запланировали провести в Нью-Йорке в мае, по городу развесили огромные рекламные щиты, и люди по всему миру с нетерпением ждали поединка машины и человека. За всю свою уникальную карьеру Каспаров не проиграл ни одного турнира. Более двадцати лет он был королем шахмат и считался лучшим игроком всех времен и народов; он не просто выигрывал, он разбивал своих противников, демонстрируя эффектный, неординарный и крайне агрессивный стиль игры. Поэтому публика оказалась глубоко шокирована и тем, что компьютер нанес Каспарову первое за всю его карьеру поражение, и тем, что Каспаров переживал это поражение недостойно. После проигрыша у него случилось серьезное психологическое расстройство, он не мог играть весь следующий год. Однако вовсе не проигрыш как таковой сломал его и поверг в сильнейший кризис, а два отдельных хода во второй игре против Deep Blue.

Каспаров победил в первой партии, а во второй, под немигающим взором камер фотографов, занял оборонительную позицию; очевидно, преимущество было у компьютера. Машина играла намного лучше, чем от нее ожидали, и тогда гроссмейстер решил заманить ее в ловушку, в которую, он был уверен, неизменно попадают все шахматные программы, — так как та предлагала сопернику явное преимущество. Жесткая система, которая руководствуется логикой, каким он представлял себе компьютер, не сможет устоять перед таким соблазном. Однако Deep Blue не стал глотать наживку. Напротив, компьютер блестяще вышел из положения, заставив Каспарова усомниться в том, что он играет против машины. Может, компьютером из-за кулис управляет человек, как Волшебник из страны Оз? Такой же гроссмейстер, как и он сам, который опознал тщательно спрятанную приманку, не повелся на нее и показал элегантную контратаку. Его сомнения только усилились, когда пару ходов спустя компьютер допустил поразительную ошибку. Каспаров растерялся. Разве может одна и та же программа в одной и той же партии играть то как гроссмейстер, а то как любитель? Зрители ждали, что российский чемпион воспользуется ошибкой компьютера, но Каспаров только больше сомневался в себе и своем противнике. Могли сотрудники IBM пригласить консультанта? Первый ход был гениальный, на такой способна всего горстка игроков по всему миру. Карпов, например, заклятый враг Каспарова. Неужели это он там, за стенкой? Карпов в самом деле заодно с IBM? Или они пригласили целую команду, армию гроссмейстеров, уставших от бесконечных побед Каспарова, заплатили им из своих бездонных карманов, только бы уничтожить его? Допустим. Как же тогда объяснить второй ход, ошибку? Или компьютер ошибся нарочно, чтобы пустить пыль в глаза, и никакая это не ошибка, а уловка, дерзкий гамбит, чтобы спрятать множество голов гидры и прикрыть истинную сущность его врага? Время шло, а Каспаров всё никак не мог отвлечься от своих мыслей и сосредоточиться на игре. Он теребил волосы, тер лицо руками, а потом, под конец игры, и вовсе вскочил с места и вышел вон, сдался, хотя все видели, что за пару оставшихся ходов он мог бы навязать противнику ничью. В итоге Каспаров проиграл две партии, а оставшиеся три сыграл вничью и лишился короны. В последующие месяцы он был подавлен, ему повсюду мерещился заговор; он заявил, что «внутри машины человеческий разум» и потребовал от IBM предоставить доступ к программному обеспечению и железу компьютера. Настойчиво просил показать ему файлы, хотел заглянуть внутрь и разобраться, как программа принимает решения. Еще хотел увидеть, какие другие партии проводил Deep Blue. Это справедливо, потому что в распоряжении сотрудников IBM были тысячи игр Каспарова и неограниченные вычислительные возможности для анализа его стратегии, слабых мест и любимых ходов. Каспаров же играл вслепую, потому что не видел ни одного матча, сыгранного компьютером, и не мог, посмотрев противнику в лицо, понять, о чем он думает. Мало того что Каспарову отказали в его просьбе, так еще и компьютер разобрали, а проект закрыли. Российский чемпион взял паузу на год, чтобы восстановиться после проигрыша, он не мог смириться с поражением, однако вернулся в спорт как никогда сильным, одерживая одну победу за другой. Он завершил карьеру в 2005 году, сохранив за собой статус лучшего игрока в мире, сильнейшего шахматиста, но одержимость необъяснимым поведением компьютера Deep Blue не оставляла его. Лишь спустя годы один из сотрудников IBM, участвовавший в проекте, признался, что та самая ошибка Deep Blue во второй игре, которая вызвала у Каспарова нервное расстройство, произошла из-за бага в программе. Компьютер не смог рассчитать оптимальный ход, поэтому выбрал наугад.

Хотя представители шахматного сообщества согласны с тем, что версия Deep Blue 1997 года была намного слабее Каспарова и россиянин проиграл из-за собственных демонов, современные поколения той же программы, например Fritz, Komodo или Stockfish в своем развитии вышли далеко за пределы человеческих возможностей и стали практически непобедимыми. Все эти программы играют в шахматы совсем не так, как люди. Они полагаются не на творчество и воображение, они отбирают лучший ход, перемалывая огромные массивы чисел и опираясь исключительно на вычислительные способности; в то время как среднестатистический профессиональный шахматист видит игру на десять-пятнадцать ходов вперед, алгоритмы способны вычислять двести миллионов позиций в секунду, а это около пятидесяти миллиардов примерно за четыре минуты. Подход, при котором компьютер анализирует каждую возможность, возникающую при каждом ходе, получил подходящее название: «грубая сила». Шахматист опирается на память, опыт, хорошо развитое абстрактное мышление, вычленение закономерностей и интуицию, когда анализирует ситуацию на доске; шахматная программа даже не понимает принципов игры, она просто использует свои вычислительные способности и принимает решение, основываясь на сложном наборе правил, которые программисты подгрузили в нее вручную. Всякий раз, когда оппонент ставит фигуру на белую или черную клетку, компьютер выстраивает дерево возможностей с учетом всех альтернатив, которые дает то или иное расположение фигур на доске; дерево ветвится и ветвится, пока не достигнет конца игры, и тогда компьютер выбирает из множества его ответвлений те комбинации, которые считает наиболее выигрышными. С каждым новым ходом появляется новое дерево, потому что игра постоянно развивается, но, если компьютер достаточно мощный, он может так далеко заглянуть в будущее, что будет всегда на шаг или даже на несколько сотен шагов впереди человека.

С го всё совсем иначе.

Это настолько сложная игра, что выполнять поиск грубой силой бессмысленно. Если в шахматах для каждого хода есть порядка двадцати возможностей, в го их более двухсот. В среднем партия в шахматы заканчивается после сорока с чем-то ходов, а для завершения одной игры в го нужно больше двухсот. В шахматах после первых двух ходов есть около четырехсот вариантов расположения фигур на доске, в го же их почти сто тридцать тысяч. Поле для восточной игры больше, девятнадцать на девятнадцать клеток, вселенная западной умещается в пределах доски восемь на восемь. Следовательно, комбинаторное пространство — размеры дерева, которое компьютер создает, чтобы увидеть все возможные конфигурации при каждом ходе, — просто огромное. К тому же общее число возможных шахматных игр — около 10123, то есть единица и сто двадцать три ноля, а возможное число игр в го представить себе практически невозможно: их более 10700. Количество позиций на доске — уникальных конфигураций камней, которые возникают в противостоянии двух игроков, — настолько велико, что его удалось установить только в 2016 году:

208, 168, 199, 381, 979, 984, 699, 478, 633, 344, 862, 770, 286, 522, 453, 884, 530, 548, 425, 639, 456, 820, 927, 419, 612, 738, 015, 378, 525, 648, 451, 698, 519, 643, 907, 259, 916, 015, 628, 128, 546, 089, 888, 314, 427, 129, 715, 319, 317, 557, 736, 620, 397, 247, 064, 840, 935

Если учесть все теоретически возможные игры, в том числе несуществующие в реальном мире, потому что они включают в себя совершенно иррациональные фантасмагоричные совпадения, их общее число неподвластно пониманию — оно превышает гуголплекс, 10^{10^100}, число настолько большое, что его не записать в десятичной форме, потому что понадобится больше места, чем есть во вселенной.

Но на этом сложность го не заканчивается.

Все камни в го имеют одинаковую ценность, нет ни слонов с пешками, ни коней с ферзями, ни короля с королевой — только черные и белые камни. Шахматный компьютер можно запросто запрограммировать так, чтобы он распознавал ценность королевы относительно коня, ферзя или пешки; в го вес каждого камня зависит от его положения на доске, от связи с другими камнями и от свободного пространства между ними. Хороший ход или плохой — понятие субъективное, го-профессионал должен прочувствовать положение, подключив чутье и инстинкты, чтобы решить, где поставить следующий камень. Игроки годами учатся видеть всё поле сразу, замечать восходящие и нисходящие закономерности, различать типичные скопления камней — этому начинающие должны научиться до того, как сесть за игру. Фигуры из камней имеют весьма выразительные названия, например, «глаза», «лестницы» или «бамбук». Игроки в го называют группы камней живыми, мертвыми или с неопределенным статусом. Одни камни разрезают, другие убивают, третьи совершают суицид. Игроки должны уметь читать поле, заглядывать в будущее оком разума, чтобы определить, выживет их группа камней или погибнет. Они должны уметь строить гармоничные группы, чередуя верхние и нижние атаки. Должны различать крепкие и слабые группы, чтобы решить, укреплять их перед атакой противника или нет; игроки должны уметь вторгаться на территорию противника, давать отпор и брать в плен, оценивать адзи, потенциал каждого камня, идти по краю коригатати, чтобы тебя не окружили, уметь брать на себя инициативу — сэнтэ, или играть в обороне, готэ; игроки должны решать, когда атаковать в лоб и впиваться в группу соперника либо же уступить, укрыться в другом углу поля, применив тэнуки. Нужно уметь отличить настоящий глаз от ложного. Уметь играть в разных частях доски: и в хоси, то есть в пункте звезды, и в тэнгэн, в центре поля, а еще в комоку, такамоку и отакамоку. Игроки должны развивать свой киай — боевой дух, который позволяет контролировать ход игры, не поддаваясь иррациональной жадности. Они должны научиться выполнять такие приемы, как «прыжок обезьяны» и «клещи», «ход, угрожающий разрезанием» и «удар в плечо». Должны знать, как производить кикаси — вынужденный ход, который оживляет только жертва. Это и многое другое достигается всего лишь размещением камней одного за другим на доске, увеличением собственной территории одновременно с уменьшением влияния оппонента.

В го играют уже более трех тысяч лет, это старейшая и самая изученная игра в истории человечества. Школы в Китае, Японии и Корее веками собирали мудрость игры и передавали ее из поколения в поколение в форме коротких пословиц, любой игрок знает их наизусть, а в них — предостережения от типичных опасностей и ошибок, которые всякий любитель допускает в попытке сократить, кажется, бесконечные возможности, открывающиеся на поле для го.

Не создавай пустых треугольников.

Не ставь нодзоки по режущему краю.

Не ставь нодзоки по обе стороны от бамбука.

Даже дурак соединится с нодзоки.

Кто быстро играет, скоро проигрывает.

Не играй 1, 2, 3 — лучше сразу 3.

Не понимаешь лестницы — не играй в го.

Если отдал четыре угла — проиграл.

Закрепился в четырех углах — проиграл.

В углу шесть камней живут, а четыре умирают.

Никогда не разрезай стебли бамбука соперника.

Странные дела творятся в пунктах 1–2.

Бей в пояс кэйма.

Изучай «глаза-ворующие» тэсудзи.

Слабый «плотницкий квадрат» — мертвый.

Лучший ход соперника — твой лучший ход.

Не жадничай!

Ханэ несет смерть.

Го веками считалась не просто игрой, а искусством. В Китае любой знатный человек должен был овладеть четырьмя дисциплинами, одна из них — го. Лучшие игроки никогда не полагались на вычисления, чтобы решить, какой ход сделать; они руководствовались чувством на грани искусства или мистики. Вычислительный подход к игре не применяли, потому что считали ее слишком глубокой, сложной и запутанной. Но вот в 2016 году Хассабис и его команда из DeepMind ошеломили всё мировое сообщество го-профессионалов, а заодно поразили и своих коллег-разработчиков искусственного интеллекта — в статье, опубликованной в журнале Nature, они похвастались, что им удалось создать искусственный интеллект, который не просто умеет играть в го, но еще и победил действующего европейского чемпиона Фаня Хуэя. Программа впервые одержала победу над го-профессионалом, и тогда сотни специалистов по компьютерным наукам бросились изучать статью в мельчайших подробностях, читали отчеты об играх, которые сотрудники DeepMind публиковали в сети, под лупой рассматривали каждый ход, ища ответ на вопрос: неужели им и правда удалось создать священный Грааль искусственного интеллекта, опередив свое время? До публикации статьи Хассабиса ученые сходились во мнении, что от точки, в которой искусственный интеллект сможет сразиться в го с человеком, нас отделяет минимум десять лет. Однако Хассабису и его команде каким-то чудом удалось добиться этого раньше. Их программа AlphaGo наголову разбила Фаня Хуэя, победив во всех пяти играх. Поразительное достижение, которое мгновенно вызвало бурную реакцию у поклонников игры — они насмехались над Фанем Хуэем, мол, он, может, и чемпион Европы, но у него только пятый дан, до профессионалов высшей лиги, до девятого дана, ему еще далеко, а такие профессионалы живут в Японии, Китае и Корее. Турнир с компьютером разобрали во всех подробностях, указали Фаню на все его ошибки и объявили, что он посредственный соперник, а сам эксперимент — профанация. Сотрудники DeepMind вскоре поняли, что искусственному интеллекту нужен намного более сильный соперник.

А кто лучший игрок в го? Ли Седоль.

Внезапное резкое вторжение

Ли Седоль взял черный камень из чаши и разместил его в правом верхнем углу поля.

За пределами помещения, в котором находились игроки, на шестом этаже нового отеля сети Four Seasons в Сеуле, за ходом игры на экранах следили более двухсот журналистов со всего мира, а рядом с ними комментаторы, эксперты по го, с нетерпением ждали возможности проанализировать каждый ход для зрителей онлайн-трансляции на YouTube, а таких насчитывалось более ста тысяч человек, ещё шестьдесят миллионов телезрителей смотрели трансляцию в прямом эфире по каналам семи телесетей из Японии, Китая и Южной Кореи. Ли Седоль сидел в зале, специально отведенном для игры — там стоял один стол для игроков, два черных кожаных кресла, несколько камер и стол президиума для трех судей на платформе; туда не доносились шум и суета пятизвездочного отеля с его облицованными мрамором коридорами и огромными позолоченными люстрами. Напротив Ли за столом сидел Аджа Хуан, старший программист DeepMind, ответственный за то, чтобы проводить на доске ходы, которые программа выберет и выведет на экран слева от него. Через несколько лет после того матча, когда Ли Седоль сиплым и тонким голосом объявил о завершении карьеры, чем шокировал абсолютно всех, он не удержался и с издевкой припомнил странную неподвижность Хуана во время игры; он просидел как статуя все пять дней. «Аджа Хуан… Только вспомню его, сразу смешно делается. Удивительный человек. Он ведь обычный человек, да? Это AlphaGo, а не он искусственный интеллект. Я был готов поверить, что он тоже машина. Во-первых, он сидел с каменным лицом весь матч, во-вторых, вел себя как тряпичная кукла. Он даже в туалет ни разу не сходил, не встал с места ни разу. И воду пил маленькими глоточками, совсем крохотными, жеманно так и чудно́. Не знаю, вода там у него была или нет, потому что он просто мочил губы, как робот или как зверь у водопоя. Движения у него были медленные, осторожные, размеренные и точные. И он ни разу не взглянул мне в глаза. Ни разу! Я смотрел на него и думал: «Кто же ты такой?» Напротив меня как будто робот сидел, или автомат, бессердечный и бесчувственный зомби, а то и вовсе простак какой-то, круглый дурак. Потом я узнал, что ему не разрешали выходить в туалет. Его коллеги из DeepMind не отпускали его. Еще ему запрещалось показывать эмоции и выражать любые чувства, чтобы ничего не выдать. Допустим, но, когда видишь такого человека, такое отношение, становится не по себе. Хуже того! Мне хотелось наорать на него, подойти и ударить — проверить, настоящий он или нет!» — так Ли вспоминал самый первый день судьбоносного матча во время телевизионного интервью в прайм-тайм и самый первый ход компьютера, над которым машина думала неприлично долго.

Первые ходы в го обычно быстрые. Поле пустое, на нем нет камней, только клетки и множество возможностей. Как правило, первый игрок обозначает территорию в верхнем углу поля, а его противник располагает свой камень напротив. Думать тут не о чем. Первые ходы принято разыгрывать в считаные секунды, но в отеле Four Seasons после хода Ли Седоля, пусть и несколько нестандартного, — он хотел сделать ход, какого нет в базе компьютера, — время шло и шло, Аджа Хуан переводил взгляд с монитора на поле, свет софитов отражался на блестящей черной поверхности камня Седоля, потом снова на монитор, но там по-прежнему крутилось колесико, то есть AlphaGo долго что-то вычисляла. Прошло пять, десять, пятнадцать, двадцать секунд; взволнованные южнокорейские комментаторы начали отпускать шутки в адрес программы, а в комнате управления двумя этажами ниже двадцать специалистов компании DeepMind запаниковали, включая самого Демиса Хассабиса и его коллегу Дэвида Сильвера, главного исследователя AlphaGo. Программа зависла? Слетела? Почему так медленно?! Неужели они опозорятся прямо с первого хода?

Прошло почти полминуты, Ли начал гримасничать. Он, видимо, просчитался; играть с компьютером — только время зря тратить. Он изучил игры между AlphaGo и Фанем Хуэем, чемпионом Европы, оба игрока показались ему заурядными. По сравнению с Ли Хуэя даже любителем не назовешь. Сядь он играть против Седоля, было бы похоже, как если бы ребенок, причем не самый одаренный, сразился бы с легендарным японским мастером го Сэйгэном. AlphaGo не произвела на Ли никакого впечатления. Да, программа играет в го и делает это в некотором смысле талантливо, что редкость для компьютерных программ, но ей всё равно далеко до его уровня. Google, материнская компания DeepMind, пообещала победителю матча премию один миллион долларов, и многие, кто проанализировал игры между AlphaGo и Фанем Хуэем, говорили, что можно сразу отдать деньги Ли. Го-профессионалы в Южной Корее посмеивались, мол, им даже завидно, потому что более простого способа заработать для топовых игроков в го просто нет. Никто не сомневался, что человек победит машину.

Ли насмешливо смотрел то в камеру, то на Аджу Хуана, который едва сохранял самообладание, обливаясь потом, в течение этой бесконечной тягостной паузы в самом начале игры. Может, он вспоминал слова Ли. На пресс-конференции в честь открытия матча, которую провели в танцевальном зале на шестом этаже, специально переоборудованном, чтобы вместить несметное количество местных и заграничных журналистов, Ли сказал: «Го — красивая игра, навряд ли машина способна понять эту красоту. По-моему, искусственный интеллект не может тягаться с развитой человеческой интуицией, и меня не заботит, выиграю я или нет. Меня заботит, с каким счетом я выиграю: пять-ноль или четыре-один». Прошло больше минуты, и на мониторе Хуана появился белый кружок. Программист взял камень из чаши и аккуратно с четким щелчком опустил на противоположной стороне поля, на одной линии с камнем Ли Седоля. Любой человек сделал бы так же.

Последовало несколько ходов один за другим, прошло чуть больше двадцати минут, и, казалось, игра AlphaGo не удивила никого. Некоторые комментаторы даже позволили себе едкие комментарии, после того как Аджа Хуан сделал крайне посредственный ход. «Этой программе нужен хороший учитель. Он бы научил ее уму-разуму после таких безобразных ходов. Все знают, что так ходить никуда не годится… Первые пять ходов далеки от идеала, больше напоминают ошибки новичка», — съязвила в прямом эфире, укоризненно качая головой, Го Цзюань, игрок пятого дана. В начале игры Ли Седоль безоговорочно лидировал, но спустя два часа Хуан положил сто второй камень на десятую линию в центр доски, отступая две клетки слева от края поля, и всё изменилось.

Это было внезапное резкое вторжение на территорию Ли. Всего один камень, и AlphaGo создала несколько сложных групп, развязав сражения по всему полю. Именно такой злой и агрессивный стиль игры прославил Ли Седоля, и теперь мальчик с Бигым-до не верил своим глазам. Как показывают в мультфильмах, он разинул рот и просидел так секунд двадцать, с прямой, как палка, спиной, а руки висели по швам, будто ватные. Он был ошеломлен, начал раскачиваться в кресле вперед-назад, а свободный костюм на худой фигуре и стрижка под горшок делали его похожим на обессилевшую пластиковую игрушку из набора Playmobil. Немного погодя он заулыбался, откинулся в кресле, закинул руку за голову и почесал три родинки на шее; они образовывали треугольник, и все говорили, что они напоминают камни для го. На протяжении матча он не раз будет теребить родинки на шее, но тогда он сразу же отдернул руку и подался вперед, а по лицу тенью мелькнули самые разные чувства: шок, недоумение, озадаченность, а следом за ней — страх, веселость и что-то похожее на искреннюю радость. «Как же компьютеру удалось так смело сыграть?» — спросит он у своего товарища после матча. А тогда он не мог понять, что́ видит перед собой. Это был совершенно другой уровень игры. Ничего общего с той программой, которая победила чемпиона Европы. Как алгоритму удалось так быстро повысить свой уровень? Матч между AlphaGo и Фанем Хуэем состоялся всего пять месяцев назад. Ли обдумывал следующий ход более десяти минут, хмурился, закидывал ногу на ногу, потом опускал ее на пол, щурился, подпирал ладонями лицо, то и дело мотал головой, не веря своим глазам, а потом замер, пристально вгляделся в поле и положил свой камень рядом с тем, который до того положила программа; он прекрасно понимал, что удача отвернулась от него, огромный пласт территории, до сих пор бывший у него в руках, уничтожен. Восемьдесят ходов спустя Ли Седоль взял белый камень вместо черного и положил на середину поля с краю, он сдался настолько тактично, насколько это возможно.

Нечто прекрасное, не из этого мира

Когда, изучая наше время, историки будущего начнут искать первые признаки настоящего искусственного интеллекта, им стоит обратить внимание на один ход во время второй игры между Ли Седолем и AlphaGo 10 марта 2016 года. На тридцать седьмой ход.

Беспрецедентный для компьютера. Да и человеку ничего подобного не пришло бы в голову. Это было что-то новое, полный отрыв от традиций, радикальное прощание с многовековой мудростью. Те, кто наблюдал за игрой вживую в отеле Four Seasons или смотрел интернет-трансляцию, сами того не подозревая, увидели крупицу будущего, которое стремительно несется на нас; может, оно наступит нескоро, но уже влияет на настоящее мириадами способов, вселяет в нас надежду и ужас. Одни думают, пора принять его с распростертыми объятиями, а другие уверены, что нужно сделать всё возможное, только бы этот безумный сон оставался вне нашей досягаемости, навсегда и бесконечно далеко, пусть даже его эхо прозвучало в ту минуту, когда человеческая рука опустила черный камень на игровое поле, следуя указаниям интеллекта, который однажды может соперничать с нашим.

Победа AlphaGo в первый день потрясла мир, однако многие игроки и комментаторы остались равнодушны к этому событию. Они говорили, что Ли допустил несколько детских ошибок и сыграл хуже обычного. Компьютер превзошел все ожидания, но никаких сногсшибательных ходов не сделал. Да, играет потрясающе, но не оригинально. AlphaGo, как и ее шахматные предшественники, продемонстрировала свою мощь, но красивую игру не показала, а ее агрессивный стиль борьбы удивил и Ли, и всё сообщество игроков в го. Хотя почти ни у кого не осталось той непоколебимой уверенности в победе Седоля, какая была накануне первой игры, он оставался фаворитом, а кое-кто и вовсе считал победу программы счастливой случайностью, чем-то из ряда вон выходящим, что Ли обязательно исправит при следующей встрече.

Седоль тем временем чувствовал себя иначе.

Первая игра стала для него большим потрясением. Как за такое короткое время программа смогла сделать такой мощный скачок в развитии? Он формировал собственный стиль игры долгих двадцать лет, а программа AlphaGo победила, хотя всего за четыре месяца до игры во время матча с Фанем Хуэем играла как средней руки профессионал, которого Ли разобьет в два счета. В первой партии Ли играл как привык, а теперь испугался. Если он проиграет во второй игре, значит, следующие три нужно будет выиграть. На пресс-конференции после первого поединка он взял назад свои слова: «Я не думал, что AlphaGo играет настолько совершенно. Но я не раз побеждал на чемпионатах мира, и проигрыш в одной игре не отразится на последующих. Думаю, вероятность моей победы пятьдесят на пятьдесят». Его учитель Куон Габ Ёнг грыз ногти и нервно ходил из угла в угол между журналистами. Накануне второй игры репортеров собралось в два раза больше, и Ли чувствовал сильнейшее давление на себя как представителя всего человечества. Физическое и умственное напряжение, которое он пережил во время игры накануне, явно измотало его; он был одет в черный костюм, свободно сидевший на нем, и голубую рубашку, как будто на пару размеров больше, чем нужно, и выглядел как щуплый старшеклассник. По ходу турнира он чах день ото дня, за время подготовки и самих игр похудел почти на восемь килограммов. По пути на фотосессию до начала игры он улыбался зрителям, а они скандировали: «Вперед, Ли! Борись!»; болельщиков отстраняли пятеро телохранителей. Он ждал лифт и то и дело поглядывал на часы — дорогие, громоздкие, болтаются на тонком запястье, тянут вниз, точно кандалы. Вокруг него мелькали вспышки фотокамер, а он будто был где-то далеко, погрузился в собственные мысли. Ли то закрывал глаза, словно в молитве, то вдруг хмурился и сжимал пальцами переносицу, как будто мучается от мигрени. К нему подбежала его дочка и обхватила его за пояс, уткнувшись ему под мышку. Ли опустился на колени, и она прильнула к нему; то ли это он утешал дочь, то ли она хотела передать ему все свои силы. Когда пришло время выходить в игровой зал, жена Ли Ким Хён Дин отвела дочку в сторону; он должен войти в зал один, ему нужно сосредоточиться на игре. Его черед играть белыми.

Он выбрал совершенно другую тактику, чем накануне, играл чрезвычайно осторожно, что было на него совсем не похоже. Первые пара камней не представляли никакой угрозы для соперника — Ли хотел выстроить крепкую базу. Он тщательнее обычного обдумывал каждый ход, потому что успел понять: когда играешь против человека, можно метнуться в другую часть поля, но с компьютером это бесполезно, он не думает и ничего не чувствует. Ли, как обычно, пил кофе на протяжении всей игры; как только чашка пустела, его помощник наполнял ее снова. Еще все знали, что он много курит, и организаторы отвели ему специальное место для курения на открытой террасе одного из верхних этажей, где он мог побыть наедине со своими мыслями и полюбоваться видами столичного района Кванхвамун, стеной небоскребов на фоне могучих зеленых гор. Формы из камней разрастались на доске медленно-медленно: после тринадцатого хода AlphaGo Ли крепко задумался и решил не атаковать группу черных камней, которая росла в правом нижнем углу, а выждать и разделить территорию на противоположной стороне. Комментаторы сразу же заметили его нежелание вступать в конфронтацию с соперником и принялись его критиковать. «Ли выглядит напряженным. По-моему, он не спал прошлой ночью», — заметил один из южнокорейских репортеров; игра шла трудно, и он добавил, что Ли слишком осторожен, в то время как AlphaGo нет-нет да и сделает какой-нибудь любительский или вовсе безрассудный на вид ход, который Седоль то ли не хочет, то ли не может обратить себе на пользу. «Последние два хода заставляют меня усомниться в способностях AlphaGo», — сказал китайский комментатор после особенно вялого хода компьютера. Он добавил: «Но не будем терять бдительность. Нам не понять AlphaGo». На пятнадцатом ходу черными компьютер сыграл ход, угрожающий разрезанием, нодзоки, который обычно вынуждает противника отвечать; любой учитель го скажет, что этот ход примитивный и скучный, но Ли Седоль не смог ответить на него и продолжал играть с большой осторожностью. Он еще не отошел от шока первого дня игры и слишком перестраховывался, из-за чего некоторые его поклонники начали жаловаться в комментариях на YouTube, якобы он предает свою сущность и отступается от стиля, который сделал из него легенду. Даже наставник Ли мастер Куон был вынужден признать в интервью журналистам, что его звездному ученику приходится несладко: «Ли Седоль играет в совершенно необычном для себя стиле». Еще учитель добавил, что Крепкий камешек оказался в центре внимания мировой общественности в такой исторический момент, но он же не каменный. Все кому не лень критиковали Седоля за его подход, но, по правде говоря, никто доподлинно не знал, что́ происходит внутри алгоритмов AlphaGo и на что способна программа. Так ли прост последний, пятнадцатый, ход черными? Даже создатели программы этого не знали — AlphaGo сама принимала решения, без контроля со стороны, они лишь наблюдали за игрой. Перед матчем Демис Хассабис объяснил: «Хотя компьютер запрограммировали мы, мы сами не знаем, какой ход он сделает в тот или иной момент. Ходы возникают в результате обучения. Мы лишь создаем систему данных и обучающие алгоритмы, но не можем повлиять на то, как ходит AlphaGo. Правда, она придумывает ходы намного лучше нас, программа по сути своей автономна». Следующие пятнадцать ходов были вполне стандартные — черные камни AlphaGo соединились после двадцать первого хода, Ли кивнул, как бы подтверждая, что не намерен вступать в конфликт, он будет и дальше играть на левой стороне поля. К тридцатому ходу в игре сохранялся баланс; по оценке программы, ее шансы на победу составляли сорок восемь процентов. AlphaGo не дала Ли занять угол и укрепила свои силы на третьей линии, вспыхнуло короткое сражение, но потом снова утихло. AlphaGo окружила угол, Ли недолго поколебался и приблизился к противнику снизу. Игра шла спокойно, без резких взлетов и падений, и тогда Ли положил белый камень, ход тридцать шесть.

Аджа Хуан посмотрел на монитор, взял черный камень и положил его левее снизу от камня, который только что положил Ли ближе к центру поля на пятой линии. «Удар в плечо». Он сокращает потенциальную территорию соперника, но ничего подобного в соревнованиях еще никто не видел. Тридцать седьмой ход шел наперекор принципам, которых придерживались игроки в го. Нельзя проводить «удар в плечо» на пятой линии. Это настолько возмутительно и контринтуитивно, что как только Аджа Хуан выложил камень на поле, все — комментаторы, зрители и даже судьи решили, что он ошибся. Потому что ни один человек не посмеет сделать такой ход. Он не просто считается плохим; великие мастера костерят и поносят его в тысячах томов о го, написанных более чем за три тысячелетия непрерывной истории игры. Но вовсе не обязательно быть мастером го или мудрецом; даже дети знают, что удар в плечо на пятой линии никуда не годится, потому что чаще всего от этого противник получит только больше территории! Этот ход выглядит неважно, он контрпродуктивный, да и игроки чувствуют, что он плохой, потому что оценить его последствия в других частях поля практически невозможно. Но AlphaGo было всё равно, и сам Аджа Хуан, опытный игрок в го, положив камень на поле, всячески пытался скрыть, что он, как и все, ошарашен таким выбором программы, ему даже было совестно, за то что этот ход сделан его рукой. Мало кто смог разглядеть потенциал тридцать седьмого хода. Все профессиональные комментаторы бросились сразу же критиковать его. AlphaGo и раньше допускала нелепые ошибки, делала скучные ходы, которые не давали ей никакого преимущества и никак не влияли на развитие игры, но теперь она поступила совсем иначе; многие подумали, что это первая серьезная ошибка компьютера, ясное свидетельство того, что какими бы мощными машины ни были, они никогда не научатся понимать игру, как люди. Один только Фань Хуэй, чемпион Европы по го китайского происхождения, недавно проигравший компьютеру, распознал в этом ходе нечто иное.

Больше всего опыта игры против AlphaGo было у Фаня Хуэя, и он восхищался возможностями программы. После того как он проиграл машине пять раз, руководители DeepMind наняли его в качестве консультанта проекта. За четыре месяца до матча в Сеуле он сыграл с несколькими версиями алгоритма, дал много рекомендаций Хассабису, Сильверу и другим членам команды и помог им сделать AlphaGo намного, намного сильнее. По правде говоря, программа стала такой мощной, что научилась демонстрировать признаки человеческого интеллекта — творческие способности. Фань Хуэй отправился в Сеул и выступил в роли судьи; вместе с двумя другими экспертами он сидел за столом на подиуме и смотрел на Ли, Хуана и поле для игры с возвышения. Он так хорошо знал программу, что сразу понял: тридцать седьмой ход — гениальный. «Черный тридцать седьмой раскинул невидимую сеть по полю. „Удар в плечо“ создает потенциал по всему центру. Все камни, которые игроки положили до этого, взаимодействуют друг с другом, они связаны воедино, как звенья одной цепи», — написал он несколько месяцев спустя в статье, посвященной глубокому анализу игры. Однако тогда, впервые увидев этот ход и оправившись от первоначального шока, он лишь сделал короткую пометку в блокноте: «Как?! Не понимаю. Не человеческий ход. Люди так не играют». По окончании партии, хотя некоторые, включая Ли Седоля, утверждали, что игра закончилась именно с этим ходом, Фань Хуэй никак не мог облечь свои мысли в слова, и в ответ на вопрос, что он думает об этом выдающемся ходе, повторял только: «Красивый ход! Очень красивый ход!» Многие зрители, как и он, сначала пришли в замешательство. Например, один корейский комментатор назвал тридцать седьмой ход немыслимым. «Я даже не знаю теперь, хороший он или плохой», — сострил Майкл Редмонд, единственный западный игрок, получивший девятый дан. Редмонд комментировал игру для YouTube трансляции, но не знал, как ответить на вопросы своего напарника, главы Американской ассоциации го. С нервной усмешкой он признался, что тоже подумал, будто произошла ошибка, только ошиблась не программа, а ее человеческий аватар, Аджа Хуан, — посмотрел на монитор, что-то напутал и поставил камень не туда, куда следует. Постепенно некоторые начали понимать, что́ сделал компьютер. Демис Хассабис из игровой побежал в комнату управления DeepMind, чтобы узнать, как система мониторинга AlphaGo оценивает эту странную игру. Там он увидел, что Дэвид Сильвер взволнован не меньше его самого, он уже копается в алгоритме, пытается разобраться, что произошло, ему не терпится увидеть лицо Ли Седоля, когда тот вернется за стол. Как интересно совпало, будто кто-то шаловливый не из нашего мира подшутил — тот, кому предстоит ответить на самый нестандартный ход за многовековую историю го, не увидел, как этот ход был сделан.

Ли Седоль только ушел на десятиминутный перекур, когда Аджа Хуан сыграл «удар в плечо». Как только он вернулся в сопровождении двух с иголочки одетых охранников и сел в кресло, он поморщился и оскалился, разиня рот, как будто наступил в кучу дерьма. Еще миг, и он подался вперед, на губах появилась блаженная улыбка, как если бы он наконец увидел нечто, чего искал всю жизнь — нечто прекрасное, не из этого мира. Все знали Ли как невероятно импульсивного игрока, он никогда не обдумывал ход больше минуты, но в этот раз он потратил более двенадцати минут отведенного ему времени, анализируя, казалось бы, абсурдный выпад AlphaGo, часто моргал, теребил кожу между большим и указательным пальцами, наклонив голову вбок, как собака, когда видит что-нибудь впервые и не знает, как реагировать. У него всё было написано на лице. «Вначале я заметил, что программа много ошибается. Она вела в игре, но я начал понемногу наращивать влияние. Она ошибалась опять и опять, и я решил, что у меня есть шанс на победу, машина не совершенна. И тогда она сделала этот ход. В голове не укладывается! Вокруг много черных камней, она практически окружена. Нельзя просто взять и пойти в этот пункт! А она пошла, сделала тридцать седьмой ход, и я понял, что шансов у меня нет. Потом до меня дошло, зачем она отдавала мне территорию в других участках поля. Она уже знала, что сделает этот ход. Поддавалась мне сначала и перехитрила потом. После этого хода я уже ничего не мог сделать. Она победила». Так Ли вспоминал матч пару лет спустя, когда объявил об окончании своей карьеры, но во время игры он не собирался сдаваться без боя, всё смотрел и смотрел на доску, его время шло; он теребил нижнюю губу длинными тонкими пальцами. «Я думал, AlphaGo основана на вычислении вероятностей, это просто машина. Тридцать седьмой ход доказал обратное — AlphaGo мыслит творчески. Этот ход заставил меня посмотреть на го с другой стороны. Какую роль в этой игре исполняет творчество? Это был не просто хороший, великий или мощный ход. Он имел значение», — сказал Ли в интервью съемочной группе документального фильма после матча. Игра длилась еще три часа; в другой ситуации Ли давно бы сдался, но не в этот раз: он продолжал играть, он боролся, а комментаторы начали медленно и мучительно подсчитывать очки; он не мог признать неизбежное, не хотел бросать игру, которая, он знал, войдет в историю. К девяносто девятому ходу у Ли не осталось шансов на победу, но алгоритм не собирался сокрушать его одним ударом, он понемногу откусывал один камень за другим от территории Ли. Седоль держался, надеялся на чудо или, может, ждал, что машина ошибется, опять начнет играть хаотично, как вначале, но она становилась тем сильнее, чем больше камней ложилось на поле, и к двухсот одиннадцатому ходу белых Ли наконец сдался.

Журналисты набились в зал для пресс-конференции, Ли Седоль занял место на сцене рядом с Хассабисом, он выглядел поверженным. На всём этаже царила грустная и меланхоличная атмосфера; поклонники и комментаторы не могли поверить, что их национальный герой проиграл, и не единожды, а дважды. Соперник обошел и перехитрил Седоля; шпынял его и не давал развернуться, как новичку. Многие сошлись во мнении, что если в первой игре программа застала Ли врасплох, то во второй он оказался совсем беспомощным. Он заговорил своим тонким голосом куклы-чревовещателя, сдавленным от эмоций, попросил прощения за проигрыш. «Вчера я удивился, а сегодня у меня нет слов. Мой проигрыш очевиден. Ни разу с самого начала игры у меня не было ощущения, что я веду. Программа сыграла почти совершенно», — признался он под слепящими вспышками камер. Хотя он был весьма самокритичен и выглядел пристыженным и шокированным из-за поражения, он дал понять, что будет бороться: «Да, я проиграл во второй игре, но матч еще не окончен. Нас ждет третья игра».

Один на десять тысяч

Перед третьей игрой у Ли был день отдыха, который он провел в своем номере в компании четверых го-профессионалов высочайшего уровня; они разбирали предыдущие игры ход за ходом, пытались понять, как кучке программистов без какого-либо опыта в го удалось создать систему, которая в один миг поломала все вековые традиции игры. Как сотрудники DeepMind сумели запрограммировать алгоритм на такую игру? Удивительно! Но дело в том, что они и не программировали.

Тридцать седьмого хода не было в памяти AlphaGo, не было никаких правил или сценариев, введенных в ее кремниевые мозги вручную, которые привели бы к этому ходу. Программа сама додумалась до него, без участия человека, но впечатляет другое: AlphaGo знала, насколько машина вообще может «знать», что ни одному мастеру игры в го не придет в голову сделать такой ход. От победы DeepMind отделяла всего одна игра, всё внимание медиа было приковано к компании, и Демису Хассабису приходилось много выступать и объяснять, как такое вообще возможно. Он рассказывал журналистам, что никто ничего не настраивал в компьютере своими руками, не загружал в нее общий свод правил, как сделали, например, IBM с шахматным движком Deep Blue за двадцать лет до того. В основе AlphaGo игра с самой собой и обучение с подкреплением, то есть, по сути, она сама всему научилась.

Но сначала ей пришлось научиться играть как человек.

Хассабис и его сотрудники решили, что есть только один способ победить профессионала высочайшего уровня — воссоздать у компьютера тот творческий и в некоторой степени загадочный подход, который есть к игре у человека. Для этого они загрузили сто пятьдесят тысяч игр из базы данных топовых игроков-любителей в искусственную нейронную сеть — это сложная математическая модель, которая повторяет сеть нейронов в мозге человека; она состоит из нескольких соединенных между собой слоев алгоритма, каждый из которых распознает особый набор закономерностей и черт. Благодаря совместной работе, слои создают обширную модель с миллионами взаимно влияющих друг на друга параметров, а при минимальных изменениях они могут менять поведение всей сети. Первая нейронная сеть AlphaGo проанализировала тысячи игр и понемногу научилась подражать людям, копировать и предугадывать их ходы в той или иной ситуации. Этот первый пакет информации, основанной на человеческом опыте, стал своего рода «здравым смыслом» AlphaGo, потому что его, грубо говоря, можно приравнять к тому, что́ новичок узнает из книг и первых уроков с учителем. Сотрудники DeepMind назвали эти данные стратегической сетью. С ее помощью программа научилась сносно играть на любительском уровне, но до мастерства профессионала ей было еще далеко. Чтобы компьютер мог играть как профи, ему нужно выработать особый навык, которым владеют игроки в го — видеть поле целиком и чувствовать, как то или иное положение камней повлияет на ход игры; обрести чисто человеческую способность «читать поле», на что у молодых игроков уходят годы. Ли Седоль, например, отточил этот навык за бессчетными часами игры, не моргая глядел на пустое поле, разыгрывал каждый ход и возможные ответы в уме. Нужно было найти способ и научить AlphaGo определять ценность каждого положения камней на доске, понимать игру глубже; в каждый момент времени видеть, приведет ее следующий ход к победе или к поражению. Чтобы добиться этого, ей придется начать играть с собой.

Используя стратегическую сеть, созданную на основе любительских игр, AlphaGo сыграла сама с собой несколько миллионов игр. Она училась методом проб и ошибок, становилась всё лучше, всё сильнее и больше не пыталась подражать людям и повторять за ними, она сосредоточилась на победе над собой. Сыграв миллионы игр, программа внесла миллиарды исправлений в свою математическую модель и усовершенствовала себя, но никто не мог понять почему — ведь внутренние процессы искусственной нейронной сети почти полностью скрыты от нас, и мы не можем ни отследить, ни измерить несметное множество последствий в результате неисчислимых модификаций внутренних параметров алгоритма, которые вносит программа, медленно подбираясь к желанному результату. Хассабис объяснил: «Сначала она играла из рук вон плохо. Ужасно много ошибалась, как ребенок или как совершенно бездарный и неуклюжий человек, только начавший играть. У программы не было внутреннего представления о том, в чем суть игры, а человеку это дается естественно, почти инстинктивно. Иногда она всё же делала умные ходы, но совершенно случайно, а потом научилась распознавать хорошие закономерности и закреплять их. Ее сети работали сообща, подкрепляли поведение, которое увеличивало ее шансы на победу, постепенно совершенствуя ее способности». По завершении второго обучающего процесса, новая, более крепкая, версия AlphaGo сыграла еще тридцать миллионов игр против улучшенной версии себя и создала пакет информации, который позволил ей обучить вторую нейронную сеть — ее в DeepMind назвали оценочной. Эта сеть анализировала любую группу камней на поле и достраивала вероятные сценарии развития игры до самого конца, таким образом оценивая, выигрывает программа или нет, и если да — то с каким счетом. Даже самые умные и натренированные игроки в го не способны на такое, потому что вторая нейронная сеть программы смогла оценить в числовом эквиваленте то, что мы можем только смутно почувствовать и уловить благодаря интуиции. Две нейронные сети помогли программе мало-помалу совладать с безграничной сложностью го и выйти на неслыханный уровень игры. AlphaGo не нужно было тратить вычислительные силы на поиски решения в бесконечности возможностей, расходящихся от каждого камня, — она пользовалась здравым смыслом, заложенным в стратегической сети, и учитывала только наилучшие из возможных ходов, обрезая те ветки дерева Монте-Карло, которые не считала оптимальными. Тем временем оценочная сеть AlphaGo избавляла ее от необходимости проигрывать каждый матч целиком, чтобы решить, чем закончится конкретный ход для нее — победой или поражением. Миллионы игр программы с самой собой отточили и довели до совершенства работу этих сетей, что позволило AlphaGo намного превзойти человеческие знания и придумать радикальные стратегии и контринтуитивные ходы, как тот, что она предложила во второй игре против Ли Седоля. Разработчики также предусмотрели возможность программы точно оценивать, насколько маловероятным этот конкретный ход покажется сопернику-человеку.

Когда Хассабис с Дэвидом Сильвером посмотрели, как внутренние системы AlphaGo оценили тридцать седьмой ход, они увидели, что его вероятность один к десяти тысячам. То есть, по мнению компьютера, только один из десяти тысяч игроков в го решит поставить камень в эту область поля в этот момент игры. Однако AlphaGo выбрала именно этот ход, и ровно такого же уровня находчивости и хитрости нужно достичь Ли Седолю, если он собирается победить машину в этом турнире.

Третья игра началась 12 марта в час дня. Ли Седоль играл черными, ему пришлось туго с самого начала.

Со своего места на судейской платформе Фань Хуэй видел, как у Ли Седоля дрогнула рука, когда он положил третий камень в нижний правый угол поля. Он читал о том, что корейский чемпион по го часто мучается от бессонницы, и по собственному опыту международных турниров знал: чтобы играть на самом высоком уровне, нужен внутренний покой и умиротворение. Ли Седоль выглядел осунувшимся и вялым, Фань Хуэй подумал, он вот-вот лишится чувств и грохнется лицом на доску или рухнет на колени и умрет, как Акабоси Интэцу во время «игры, кашляющей кровью». Перед матчем Фань Хуэй почитал комментарии в сети — никто не верил в победу Ли. Даже его поклонники отвернулись от него, безжалостно критиковали за ошибки, сомневались в его воле, решимости и киай, боевом духе. Наверное, единственным, кто в полной мере понимал, каково сейчас Ли Седолю, был Фань Хуэй. Машина разгромила его, и он прекрасно знал это ни с чем не сравнимое чувство, когда играешь против беспощадного и бесчувственного соперника. AlphaGo не сомневалась и не колебалась. Ей нипочем усталость. Она уверена в себе. Ей нет дела до стиля и красоты, и она не тратит время на хитрые игры разума и приманки, которые расставляют друг другу все го-профессионалы. Ей всё равно, что думают и чувствуют другие, важна только победа. Программе нет дела до того, с каким счетом она победит, пусть даже только одно очко будет отделять ее от соперника. Вот почему время от времени она играет «лениво», делает, казалось бы, второразрядные и банальные ходы. Южнокорейский комментатор заметил, что эти ходы основаны чисто на вычислениях: каждый из ее ленивых камней — это крохотный, едва заметный шаг, приближающий ее к цели, и ценность этих ходов можно понять только в конце игры, когда будет ясна полная картина. Фань Хуэй успел узнать эту особенность программы. Ли Седоль пытается одолеть искусственный интеллект, ерзает в кресле, как будто его подвергают новому виду пытки, и Фань Хуэй, глядя на него, хочет как-то помочь, предостеречь его, потому что он знает: играть против AlphaGo тягостно, программа доводит тебя до отчаяния; тебя как будто затягивает в пустоту, медленно, но верно. Позднее Фань Хуэй написал: «Она, как черная дыра, мало-помалу засасывает тебя. Как ни старайся выбраться, вскоре понимаешь, что все твои усилия напрасны. AlphaGo одолевает, как смертельная болезнь, только ты пока не знаешь свой диагноз. Не успеешь почувствовать боль, как ты уже мертв». Наверняка Ли понял это по прошествии двух игр, потому что стоило ему увидеть возможность для атаки, он сразу же ухватился за нее.

Чтобы не дать компьютеру заполучить абсолютное преимущество, Ли Седоль затеял вторжение на территорию AlphaGo и предпринял неожиданную атаку, но он не успел как следует укрепиться, и его западня оказалась поспешной и несвоевременной. «Слишком рано оскалился», — записал в блокноте Фань Хуэй, наблюдая за тем, как AlphaGo отвечает двойным прыжком, ход настолько изящный, что Фань сразу понял: программа, против которой играл Ли Седоль, шагнула далеко вперед, это не та же AlphaGo, с которой играл он сам; она вознеслась очень высоко и не просто видит поле целиком, но и каким-то образом читает мысли Седоля, предвосхищает каждый следующий ход. Ли, очевидно, был в ярости, в сердцах шлепнув следующий камень на доску; он раскраснелся, увидев, как AlphaGo ломает его хадзаму, «глаз слона», который он так кропотливо строил. Он терял терпение, раскачивался в кресле вперед-назад, как пьяница, то и дело поглядывал на часы. Сделав особенно грубую ошибку, он шлепнул себя по щеке, а потом положил руку на чашу с черными камнями, погрузил туда пальцы, будто ему не хватает сил взять хотя бы один камень. Ему нужно вернуться в состояние покоя, но он продолжал агрессивно атаковать без какой-либо выгоды на поле, как боксер, который бьет сам себя. К сорок восьмому ходу системы AlphaGo зафиксировали: вероятность победы семьдесят два процента. Исход игры решен, но Ли всё равно выжидал, хотел сломать фигуру дракона, которую построил искусственный интеллект в нижней части поля, да только всё напрасно. Наконец, поняв, что ему не победить, играя по-умному, он прибегнул к своему характерному стилю зомби — начал проводить хаотичные атаки по всему полю, отчаянно боролся, хоть уже знал, что ему конец, и всё равно хотел застать противника врасплох, напасть на него яростно и неожиданно. Эта глупая, почти безрассудная стратегия не раз приводила его к победе в прошлом, но в игре против оппонента, которого не затравишь, не испугаешь и не смутишь, у нее не было ни единого шанса; AlphaGo и дальше адаптировалась к безумным на вид ходам Ли и закрепила за собой огромную полоску территории в верхней части поля. Оценочная сеть программы посчитала, что шансы на победу превышают восемьдесят два процента; живых белых камней на поле было предостаточно, у черных же набралось совсем мало очков. Казалось, сделать еще один ход просто некуда, и тут Ли заметил слабое место в укреплениях у белых, там хватит дыхания, чтобы отрезать группу камней AlphaGo справа. Человек не оставил бы соперника в живых в этом месте, особенно под конец игры, но AlphaGo и вовсе добила Седоля, решив не отвечать на этот ход; в знак неоспоримого преимущества в игре она оставила его жить там, в углу, а сама стала играть в другой части поля, добавив себе еще очко, тем временем вероятность выигрыша достигла девяносто восьми процентов. Игра шла еще двадцать восемь ходов, следить за ней было больно. Ли Седоль возился и ерзал в кресле, грыз ногти, вздыхал и что-то бормотал себе под нос, тем временем комментаторы ругали его за нежелание признавать неизбежное. «Зачем доигрывать до конца, если и так видишь, что проиграешь?» — рассуждал президент Американской ассоциации го. «Что тут скажешь? Если бы я играл черными, я бы сдался. Стоит признать: это сильнейшая партия в истории го», — сказал китайский комментатор.

AlphaGo победила в той игре и, следовательно, в турнире.

Рука бога

Хотя Ли Седоль проиграл и больше всего на свете хотел покинуть отель, вернуться домой с женой и дочкой, залечь на дно и залечить раны, по правилам турнира нужно сыграть все пять игр вне зависимости от результата. Ему предстояло встретиться с AlphaGo еще дважды. Что, если он не выиграет ни одной из оставшихся игр? Невыносимая мысль; страшный позор и бесчестье, от которого он не оправится никогда. Одно унижение от сотрудников DeepMind, может, и не намеренное, он уже снес — они прислали бутылку дорогого шампанского в номер после третьей игры. Хотели поздравить его с десятой годовщиной свадьбы, но подарок пришелся совсем некстати. Ли был единственным свидетелем этой их бестактности, весьма типичной для европейцев, но, если он проиграет две следующие игры против AlphaGo на глазах у миллионов зрителей по всему миру, он больше никогда не сядет за игровой стол. Подобное публичное унижение наверняка до конца сломит его некогда несгибаемый дух. Не верится, чтобы он смог выкарабкаться и победить компьютер. Во время пресс-конференции после третьей подряд победы AlphaGo голос у Ли Седоля дрогнул — едва выдохнув извинения, он признался на камеру: «Полагаю, сегодня я разочаровал слишком многих. Прошу прощения за свою беспомощность. Я впервые столкнулся с таким давлением и грузом ответственности. По-моему, я не выдержал». Под конец пресс-конференции он робко улыбнулся, услышав выкрики похвалы и слова поддержки со стороны других го-профессионалов, которые призывали его вернуть былую уверенность и сыграть последние игры в своем обычном стиле, но Ли был слишком измотан и всерьез опасался проиграть со счетом пять-ноль, хотя сам же пообещал победить с таким счетом. Исход матча определен, журналистов поубавилось. По пути в игровой зал Ли не мог скрыть страха и волнения. Он рухнул в кресло, как никогда тонкий и похожий на мальчишку, устроился поудобнее и глубоко поклонился Адже Хуану; программист DeepMind посмотрел на монитор — он ждал первого хода AlphaGo.

Программа играла черными и мгновенно начала вести в игре. К двадцать восьмому ходу комментаторы уже критиковали Ли за медлительность и чрезмерную осторожность. Он слишком долго думал, его время заканчивалось быстрее, чем в предыдущих играх. Тем временем AlphaGo играла весьма уверенно, ее стиль стал более агрессивным, она с самого начала искала возможности для атаки. Именно так всегда любил играть Ли, и когда AlphaGo сыграла «удар в плечо», он улыбнулся, как если бы против него играл нахальный шаловливый ребенок или он сам, только более дерзкий и молодой. Компьютер уже захватил территорию по всему полю и собирался полностью раздавить Седоля. Зрители никак не могли понять, почему Ли совсем не отвечает на атаки, а покорно, как агнец на заклании, позволяет AlphaGo забаррикадироваться в центре поля, запереть его группку камней слева, не оставив пространства для маневра. Выглядело так, словно он уже сдался. За него заступился только один человек, его бывшая одноклассница из академии мастера Куона, которая комментировала игру для южнокорейской аудитории. Она была совершенно уверена: Ли прикидывается мертвым, ищет способ выжить на своем островке, несмотря на то что черные камни, кажется, полностью поглотили поле. Игра шла вяло, Ли полностью сосредоточился: перестал теребить прядь на затылке, выглядел решительным, не сводил глаз с поля, как тигр, выслеживающий добычу, и сидел неподвижно. Он всё дольше обдумывал каждый ход, наклонив голову набок, как будто прислушивался к далекому шуму, который слышал он один. К пятьдесят четвертому ходу на часах Ли оставалась пятьдесят одна минута, а у AlphaGo — час и двадцать восемь минут. Игра продолжалась медленно, и, в точности как на днях, всё выглядело так, будто Ли на грани поражения; журналисты начали собираться возле игрового зала, поползли слухи, что четвертая игра будет короче первых трех. Однако Ли не обращал на это никакого внимания и продолжал играть не спеша, осторожно; он избегал прямой конфронтации и отдал оппоненту почти всё поле. «Неужели не боится умереть?», — сделал себе пометку Фань Хуэй. Упрямое нежелание Ли связываться с противником доводило его до отчаяния. Фань сидел так близко от Ли, что практически читал его мысли и чувствовал, чего он ждет, и вскоре впал в то же подобие транса, которое околдовало Седоля. К шестьдесят девятому ходу у Ли осталось только тридцать четыре минуты, а у его оппонента — час и восемнадцать минут. AlphaGo без конца атаковала Ли, съела большую группу его камней слева, а его поклонники в ужасе наблюдали, как он целых десять минут раздумывает, куда поставить следующий камень. AlphaGo ответила тотчас, заблокировав центр поля. Казалось, Ли не может сделать больше ничего; в комнате управления DeepMind Демис Хассабис увидел, что программа оценивает собственные шансы на выигрыш в семьдесят процентов. Китайские, японские и корейские комментаторы прочили победу AlphaGo, и никто не видел способ обойти фундаментальные укрепления, которые построил компьютер. Ли по-прежнему сидел неподвижно. На его часах оставалось всего одиннадцать минут, когда он прикрыл чашу с камнями ладонью, быстро подхватил камень указательным и средним пальцами и поставил его ровно в центр территории AlphaGo.

«Рука бога! Божественный ход!» — воскликнул давний соперник Седоля Гу Ли, вскочив с места во время трансляции игры по китайскому телевидению. Семьдесят восьмой ход южнокорейского чемпиона, как удар молнии, расколол укрепления AlphaGo, словно всадил кол в сердце — никто никогда не видел ничего подобного. Зрители обезумели от радости. Пусть они не могли в полной мере понять значение этого хода или прикинуть последствия невероятно дерзкого гамбита Ли, все признавали, что это по-настоящему удивительный ход, который никому бы и в голову не пришел. «Будет круто, если у него получится», — мечтал ошарашенный комментатор из Америки Крис Гарлок. «Поразительный ход! Он изменит дальнейшее развитие игры», — подхватил его коллега Майкл Редмонд в комментариях к трансляции на YouTube; он очень оживился от того, какой потенциал для себя смог разглядеть Ли Седоль в доминирующей позиции оппонента, там, где не осмелился бы сыграть ни один го-профессионал. Никто из аналитиков или комментаторов не мог предвидеть этот ход, но стоило Ли выложить белый камень на позицию, как все начали наперебой обсуждать его решение, перекрикивая друг друга; одни хвалили его, другие критиковали. Некоторые открыто противоречили сами себе — сначала восхищались последним ходом, а потом говорили, что он ни к чему не приведет, другие молчали, глубоко задумавшись. Как только белый камень лег на свое место, началась сумятица, все были шокированы, но больше всех этот ход сбил с толку саму AlphaGo.

В ответ на гениальный ход Ли программа выдала что-то несуразное: когда Аджа Хуан выложил камень в очевидно проигрышную позицию, удивились все, даже Ли Седоль, но никто не решался указывать на неприкрытые ошибки, которые AlphaGo стала делать с этого момента, потому что опыт прошедших игр отучил зрителей критиковать то, чего они не понимают. Тем временем Ли Седоль, немного поколебавшись, начал пользоваться преимуществами, которыми AlphaGo вдруг стала щедро его одарять. Может, это новая стратегия программы? Может, компьютер заманивает его в новую ловушку? Только программисты DeepMind у себя в комнате управления знали, что AlphaGo рехнулась и начала играть наобум.

Увидев, что творится на поле, Демис Хассабис незаметно покинул игровой зал, поспешил вниз и влетел в комнату управления; ведущие программисты уже столпились возле экрана. Кривая вероятности победы AlphaGo в этой игре только что обвалилась. «Было что-то необычное, до того как она начала так себя вести?» — спросил он. Ему ответили, что незадолго до того, как Ли Седоль сделал свой последний ход и «вбил кол» ей в сердце, всё шло нормально, даже лучше, чем просто нормально — программа не давала Ли продыху. А теперь им осталось только не отсвечивать и держать себя в руках, потому что сбылись их самые страшные кошмары: AlphaGo начала бредить.

Программисты и раньше замечали за ней такое. Время от времени, когда на доске создавалась определенная ситуация, AlphaGo сходила с ума; она вдруг теряла ориентацию на поле, переставала верно оценивать свои позиции и даже очевидно мертвые камни считала живыми. Она будто бы слепла и переставала различать себя и другого, черные камни и белые, друзей и врагов, жизнь и смерть. Они наблюдали за Аджой Хуаном; он старался ничем не выдать своих чувств перед камерами, и они знали, что он тоже понимает: AlphaGo сама не своя. Позже Аджа Хуан вспоминал: «После семьдесят восьмого хода, десять или двадцать ходов спустя, я понял, что AlphaGo сошла с ума, но я не знал почему». Тогда ему оставалось только в точности воспроизводить на поле то, что он видел на мониторе, под пристальным взглядом Ли Седоля, умоляющим хоть как-то объяснить происходящее. В комнате управления коллега Хуана, ведущий программист AlphaGo Дэвид Сильвер заметил, что после неожиданного хода Ли компьютер проанализировал возможности игры более чем на девяносто пять ходов вперед и построил множество ответвлений от каждого возможного хода. «По-моему, здесь что-то не так», — сказал он ходившему из угла в угол Хассабису. «За всю игру она ни разу не думала так долго. Похоже, она так увлеклась поиском решения, что потерялась сама в себе».

«Что это такое?!» — закричал Хассабис, увидев, какой ход компьютер планирует сделать следующим.

«Может, у нее есть план…» — пошутил программист помоложе.

«Нет у нее никакого плана. Она ведь не думает, что он у нее есть, да?» — с горечью ответил Хассабис. «Она знает, что ошиблась, но не оценивает это как ошибку, наоборот! Смотрите! Вот же! Ли в замешательстве! Не понимает, что она вытворяет. У него не страх на лице написан, а полное недоумение».

Все участники команды DeepMind в отчаянии наблюдали, а международные комментаторы начали задавать вопросы. «Что происходит?» — воскликнул Ким Мёнг Хуан, мастер го девятого дана, увидев, как AlphaGo тыкается по полю то туда, то сюда. «Она как будто не может найти, как пробиться. Будто бы она заглянула далеко вперед и увидела, что у нее не получается, а теперь она как бы в замешательстве? Не знаю…» — ответил его собеседник.

«Это шутка, что ли?» — вздохнул Дэвид Сильвер, взглянув на один из мониторов AlphaGo, и схватился за голову. «У меня нет слов… Она готовится сделать такой ход… Ох, и посмеются же над нами. Ли, по-моему, повеселится».

Аджа Хуан взял белый камень, и как только положил его на поле, все зрители в зале расхохотались.

«Это просто смешно!» — возмутилась ведущая одного из семи южнокорейских телеканалов, который транслировал матч в прямом эфире. «Аджа Хуан не туда кликнул мышкой? А, нет, это его ход. Человек бы так не пошел. Программа ошиблась, да, ошиблась. Впервые за четыре матча мы увидели, как AlphaGo ошибается. По-моему, Ли Седоль нашел ее ахиллесову пяту. Нашел слабое место», — добавила она, пока чемпион, как и все, пораженно глядел на поле. Самообладание вернулось к AlphaGo только через двадцать с лишним ходов, но вернуть контроль над игрой программе так и не удалось.

Время Ли вышло, теперь на каждый ход ему отводилось не больше минуты, такой лимит называют бёёми. Он впервые начал вести в игре, и у него больше не было права на ошибку; он играл дальше и сохранял серьезность, несмотря на то что орды журналистов, покинувших зал, как только AlphaGo получила неоспоримое преимущество на поле, набились обратно. Ли сидел, выпрямившись в кресле, в то время как AlphaGo начала серию отчаянных попыток отыграться, что не пришло бы в голову ни одному уважающему себя человеку — у человека есть чувство собственного достоинства, а у компьютера нет. Отразить все эти попытки было легко, и Ли даже удалось значительно увеличить и без того большой отрыв от соперника. Сами по себе ходы программы были не плохими, просто бессмысленными. Когда внутренние системы AlphaGo зафиксировали, что вероятность ее победы упала ниже отметки в двадцать процентов, на мониторе перед Аджой Хуаном появилось уведомление:

Результат W+Resign добавлен в информацию об игре.

AlphaGo сдается.

Аджа взял камень из чаши, положил его с краю поля и поклонился Ли Седолю.

Профессиональные комментаторы завопили, захлопали и захохотали от радости. Зрители в игровом зале начали аплодировать, а несколько близких друзей Ли поспешили поздравить его. На улицах южнокорейских городов незнакомцы, следившие за трансляцией игры, обнимались, кто-то даже плакал от радости. Только что Ли Седоль одержал победу от имени всего человечества. В зале для прессы воцарилось воодушевление, иностранные журналисты и фотографы прыгали, шумно радовались, позабыв об объективности, но Ли сохранял прежнюю сосредоточенность, он перемещал камни на поле, анализировал альтернативные ходы, как делал в конце всех предыдущих игр, не улыбнувшись ни разу, хотя отчетливо слышал голоса множества людей, скандировавших его имя, а единственная женщина рефери улыбалась ему со слезами на глазах. Позднее он поделился: «Я слышал, как люди кричат от радости, когда стало ясно, что AlphaGo проиграла. По-моему, причина ясна — люди почувствовали беспомощность и страх. Нам показалось, что мы слабые и хрупкие, а моя победа доказала: мы еще можем за себя постоять. Со временем победить ИИ станет очень трудно. Но сегодняшняя моя победа… Ее как будто бы достаточно. Одного раза достаточно». Ли не поднимал головы от поля для го и не улыбался, пока к нему не подошел Демис Хассабис, он легонько похлопал Ли по плечу и поклонился в знак почтения. Ли не сдвинулся с места; он снимал камни с доски, когда к нему с судейского подиума спустился Фань Хуэй, склонился над ним, поднял большие пальцы обеих рук вверх, а потом оставил его. Ли сидел за столом, подперев руками лицо, он осмыслял игру и будто бы боялся встать, потому что ему, как и многим другим, показалось, что он стал свидетелем чуда, удивительного момента, который нельзя забывать.

Когда он вошел в зал, где проходила пресс-конференция, на него громом обрушились овации, и можно было подумать, что массивные люстры вот-вот рухнут на головы журналистам, громогласно скандировавшим его имя: «ЛИ-СЕ-ДОЛЬ! ЛИ-СЕ-ДОЛЬ! ЛИ-СЕ-ДОЛЬ!». Он поднялся на сцену, сохраняя ту же серьезность и даже равнодушие, с какими заканчивал игру, но стоило ему поднять взгляд, как его лицо вмиг преобразилось, будто он вышел из транса. Он улыбнулся и просиял, кланяясь в знак признательности; зал наполнился поздравлениями, ликованием, гулом и аплодисментами. Позже Ли признавался, что сначала едва мог поверить в происходящее. Он же проиграл матч, и победа в этой игре не меняла его исход. «Я не ожидал, что будет так. Невероятно, просто невероятно!» — вспоминал он, но тогда, на сцене, едва сдерживал эмоции. Усмехнувшись, он сказал: «Большое спасибо! Меня никогда так не чествовали за победу в единственной игре. Я проиграл три подряд и сейчас очень счастлив». Новая волна оваций заставила его замолчать. «Это дорогого стоит», — добавил он. После пяти часов игры Ли был выжат как лимон, его переполняли чувства, поэтому он ответил всего на пару вопросов и удалился в номер под оглушительные аплодисменты.

На улицах Сеула поклонники Седоля ликовали и праздновали победу своего героя. Даже программисты DeepMind, потерпевшие постыдное поражение, удивились поразительной способности Ли сделать выигрышный ход из ничего. Как человеку, каким бы умным он не был, удалось победить компьютер, способный вычислять двести миллионов позиций в секунду? Этот матч непременно войдет в историю, потому что стал настоящим мерилом творческого гения Ли Седоля и поводом для радости всего человечества. Однако Демис Хассабис не мог праздновать вместе со всеми.

Ему нужно было понять, что́ пошло не так, и он собрал всю команду DeepMind в комнате управления. В точности как Ли Седоль, они разобрали игру ход за ходом, и вскоре их подозрения подтвердились: именно семьдесят восьмой ход погрузил AlphaGo в пучину безумия. Позднее Ли признавался, что искал такой ход, какого компьютер не ждет, как бы ни вычислял, но сам он при этом мыслил совершенно не рационально, этот ход пришел ему на ум в порыве вдохновения. Он не предвидел и не планировал его, а когда на пресс-конференции его спросили о семьдесят восьмом ходе, он откровенно признался: «На тот момент я не видел никаких других ходов. Больше поставить камень было некуда. Увидел это место и решил — играю там. Мне лестны все похвалы по поводу этого хода». Хассабис и его ребята сгрудились у основного терминала, стараясь разобраться, что же произошло в системе, но природа AlphaGo такова, что выяснить, почему программа делает тот или иной выбор, чрезвычайно трудно, как и понять, почему она позволила противнику разрушить свои надежные укрепления в центре, где прочно держалась почти всю игру.

«До этого, — Аджа Хуан указал на ход Ли, этот кол в сердце, — мы побеждали». Однако никто из команды DeepMind не смог оценить этот ход по достоинству, потому что никто не понимал игру по-настоящему глубоко. Наконец, Дэвид Сильвер предложил прогнать весь матч целиком через системы AlphaGo, чтобы программа играла за себя и за Ли, и посмотреть, как оценочная и стратегическая сети оценивают «руку бога». «Мы бы так сыграли?» — спросил он, когда компьютер запустили, и он начал демонстрировать свою безграничную вычислительную мощь, прорываясь через бесконечные линии возможностей. «Какова вероятность именно этого хода?»

«Ноль целых одна десятитысячная», — ответил один из младших исследователей.

Тишина. Один шанс из десяти тысяч. С такой же вероятностью AlphaGo оценила собственный прорывной ход тридцать семь во второй игре, тот, благодаря которому го-сообщество признало потенциал компьютера. Оказалось, сети AlphaGo согласны с китайским го-профессионалом Гу Ли, окрестившим ход Седоля божественным — это и правда прикосновение руки Бога, и лишь один из десяти тысяч игроков додумался бы до него. Вот почему AlphaGo не смогла оправиться от этого хода; он был слишком редким даже для людей, и программа с ее, казалось бы, безграничными вычислительными способностями не смогла его предвидеть.

Ли и компьютер вышли далеко за пределы го, показали миру новую ужасную красоту, логику более мощную, чем разум, от которой, как от камня, брошенного в воду, рябь расходится далеко во все стороны.

Игра окончена

Ли проиграл в последней партии с AlphaGo.

На пятый день не было ни «руки бога», ни головокружительных всплесков вдохновения, которые привели бы его к победе над противоестественным колоссальным интеллектом. Журналистов собралось больше обычного, более двухсот миллионов человек следили за ходом игры в интернете, а крупные международные сети вещания вроде CNN и BBC вели прямой репортаж из отеля Four Seasons. Ли попросил сыграть последнюю игру черными, хотя это давало небольшое преимущество компьютеру, и все думали, что Ли не может позволить себе такую роскошь. Однако накануне он играл белыми и победил, и хотел доказать, может, только себе, что способен провернуть то же самое и с черными.

В зале для прессы яблоку было негде упасть — журналисты всё прибывали и прибывали в Сеул, все хотели получать новости о ходе последнего поединка между человеком и машиной из первых рук. Никогда за три тысячелетия истории го этой игре не уделяли столько внимания. Невообразимое волнение царило на южнокорейском телевидении — на всех каналах только финал игры.

Сначала казалось, что у Ли есть шанс на победу, потому что первые ходы компьютера не понравились никому; один комментатор даже пошутил, мол, алгоритм еще не оправился от поражения накануне. Хассабис нервничал, глядя на мониторы в комнате управления, AlphaGo тем временем опять закоротила. «Почему она так пошла?» — закричал Хассабис, когда Аджа Хуан положил камень как будто бы наугад, сделал бесполезный ход, хотя программа была уверена в своей победе на девяносто один процент. «Потому что опять ошиблась», — ответили ему. На протяжении всей игры сотрудники DeepMind ни разу не усомнились в том, что AlphaGo анализирует игру неверно, делает странные бесперспективные ходы, которые не приносят ей больше очков, и все готовы были поспорить, что видят более надежные и крепкие возможности для хода. Все — Хассабис, Фань Хуэй, Аджа Хуан, Дэвид Сильвер и остальные участники команды DeepMind готовились к тому, что программа опять их опозорит. Но они ошиблись. Никто из них не понимал игру настолько хорошо, чтобы по достоинству оценить ходы AlphaGo. Но были и те, кто понимал.

«Сейчас ведут белые», — сказала Ким Ди Ёнг, игрок в го высочайшего уровня и комментатор игры для американской публики, увидев очередной на вид бессмысленный ход программы.

«Ну, не знаю, — ответил ее соведущий. — Может, так пошел бы игрок десятого или одиннадцатого дана? Странный, уродливый ход, бессмыслица какая-то».

AlphaGo играла в таком духе до самого конца, и кое-кто из аналитиков заметил, что ее решения продиктованы по-настоящему отличным от нашего типом мышления. Человек обычно оценивает силу соперника по количеству занятой им или ею территории. Логика прямая — чем больше у тебя территории, тем больше шансы на победу. Но AlphaGo умела делать то, чего не умел человек; она с абсолютной точностью вычисляла, сколько очков ей нужно для победы, только и всего. Компьютеру всё равно, победит он с большим отрывом или с маленьким. Зачем ему без нужды поглощать огромные просторы поля? Игра тянулась бесконечно долго, прошло больше пяти часов, наступил мучительный конец. Ли и AlphaGo сделали всего двести восемьдесят ходов, поле оказалось почти полностью укрыто черными и белыми камнями, и тогда Ли наконец сдался. Сказать, кто победил, просто взглянув на поле, было невозможно. Когда эксперты подсчитали очки, выяснилось, что разрыв между противниками в этой игре минимальный: AlphaGo победила с преимуществом в два с половиной очка.

На церемонии награждения Ли держался с достоинством, хоть выглядел измотанным. «Эта игра помогла мне вырасти, — сказал он. — Уроки, усвоенные в этом поединке, не пройдут даром. Больше всего меня удивило вот что: AlphaGo показала, что ходы, которые мы, люди, считали оригинальными, на самом деле заурядные. По-моему, это привнесет новую парадигму в го. Я благодарен за этот опыт; чувствую, что обрел смысл играть в го. В свое время я сделал правильный выбор, начав играть. Незабываемый опыт!» В до отказа забитом зале для прессы воцарилась торжественная тишина. Демис Хассабис сидел на сцене рядом с Ли и не мог скрыть ликования, хотя изо всех сил старался не злорадствовать и уважать достоинство поверженного любимца миллионов. От волнения Ли никак не мог надеть наушник, который ему дали для синхронного перевода на последней пресс-конференции, ему даже пришлось попросить о помощи своего ассистента. «У меня нет слов, — поделился Хассабис. — Это самое необыкновенное событие в моей жизни! Потрясающая игра, увлекательная и невероятно волнительная. Вначале показалось, что AlphaGo допустила серьезную ошибку, сыграла убийственный тэсудзи ход, но под конец она пришла в себя, и разрыв между игроками оказался минимальный. За прошедшие пять дней мы увидели потрясающую игру, и, по-моему, некоторые ходы, например, тридцать седьмой во второй игре или семьдесят восьмой в четвертой, мы будем обсуждать еще долго. Это единственное в своем роде событие. Лично для меня это самое волшебное событие в жизни». Ли закусил нижнюю губу и еще раз попросил прощения у своих поклонников, за то что оказался настолько бессильным, совершенно беспомощным; в своем бесславном поражении он винил собственную слабость, а не фундаментальное превосходство компьютера. «Не думаю, что AlphaGo совершеннее меня. Уверен, искусственный интеллект еще нескоро превзойдет человеческий. Я сожалею, потому что мог показать намного больше. И любителям, и профессионалам в радость играть в го. Вся суть го в радости. AlphaGo сильный соперник, но компьютеру не постичь суть игры. Мое поражение — это еще не поражение человечества. Этот матч показал мою личную слабость, а не слабость людей в целом».

Когда Ли Седоль наконец поклонился публике и сошел со сцены, на ней представлять команду DeepMind остались Демис Хассабис и Дэвид Сильвер. Южнокорейская ассоциация го присудила AlphaGo почетный девятый дан — высочайший ранг, которого достойны только те, кто демонстрирует чуть ли не сверхъестественные способности в игре. Первый в своем роде сертификат под номером 001 вручили «в знак признания искренних усилий AlphaGo в овладении даосскими основами го и достижении уровня, близкого к божественному».

Вычисляйте, не полагайтесь на чутье

За несколько месяцев, последовавших за поражением в матче против AlphaGo, Ли Седоль выиграл во всех турнирах, в которых участвовал.

На вопрос, в чем его секрет, он отвечал: «Не полагайтесь на чутье. Вычисляйте с предельной точностью». Судя по серии побед и новому стилю игры, его и без того беспрецедентная карьера продлилась бы еще много лет, но в ноябре 2019 года Ли поразил общественность, внезапно объявив, что уходит из спорта.

Сначала никто не мог понять почему. Знаменитые го-профессионалы обычно играют до глубокой старости. В Японии, например, мастера часто играют до самого последнего дня, а Ли между тем исполнилось только тридцать шесть. Вся общественность умоляла его не уходить, но он сказал, что и так посвятил всю свою жизнь го и думал только об игре с раннего детства, а теперь пришло время для чего-то нового. Как всегда храбрый, он решил сыграть прощальный матч не против давнего друга и соперника Гу Ли и не против восходящей звезды го, заносчивого Кэ Цзе, а против программы HanDol — искусственного интеллекта, разработанного южнокорейской компанией NHN Entertainment Corporation.

В тот год HanDol победила пятерых лучших игроков Южной Кореи, и, чтобы выровнять шансы, организаторы дали Седолю фору в два камня в первой игре. «Такое ощущение, что даже с этой форой я проиграю в первой игре», — сказал он журналистам, давая понять, что утратил свой боевой дух, но по необъяснимому совпадению в первой игре он выиграл, после того как его семьдесят восьмой ход совершенно сбил с толку искусственный интеллект, в точности как было с AlphaGo. Хотя Ли оценивал этот ход как вполне заурядный, многие эксперты называли его немыслимым, а создатели HanDol объявили, что поражены способностью Ли находить баги и слабые места в архитектуре, которую до тех пор считали безупречной; у них на глазах программа начала играть совершенно неразумно, делала глупейшие выпады и сдалась через четырнадцать ходов. Ли Седоль опять попал на первые полосы газет — единственный человек из ныне живущих, который обыграл две продвинутые системы искусственного интеллекта в условиях турнира. Больше никому в мире не удалось даже приблизиться к такому результату. Тем не менее во второй игре у него не было форы, и программа HanDol сокрушила его.

Турнир проводили не в Сеуле, а в пятизвездочном курортном отеле El Dorado в провинции Син Ан, всего в тридцати километрах от родного острова Ли, Бигым-до. Роскошный фешенебельный отель ничем не походил на скромный дом, где Ли впервые сыграл в го со своими братьями и сестрами, большинство из которых, воспитанные в строгости отцом семейства, стали, как и он, профессиональными игроками в го. На игру приехали все его родственники, многие одноклассники и учителя из начальной школы; добирались на пароме. Они собрались у великолепного отеля на побережье с плакатами, нарисованными от руки в знак поддержки, хотели собственными глазами увидеть Крепкий камешек, мальчика с Бигым-до, потому что им не верилось, что тот маленький робкий ребенок, который рыбачил и лазал по деревьям вместе со всеми, стал национальным героем, выиграл десятки миллионов долларов призовых денег и превратился в легенду го. Они приветствовали его первые двадцать минут игры и умолкли, только когда представители отеля попросили их угомониться — иначе Ли не сможет настроиться. Помирать, так с музыкой! Да, это была лебединая песня Седоля, но всем хотелось увидеть тот стиль игры, который прославил его, и всё же после пяти часов тяжелой борьбы, сто восемьдесят один камень спустя Ли сдался.

«Я был гордым человеком», — признался он в ток-шоу, посвященном его карьере, через пару недель после проигрыша HanDol в третьей игре. «Я думал, что я лучший или один из лучших. А потом ИИ загнал последний гвоздь в крышку моего гроба. Его не победить, как ни старайся. Не вижу смысла. Я начал играть, когда мне было пять. В те годы в игре ценилась галантность и манеры. Ты как будто не играть учился, а занимался искусством. Я взрослел, го начали воспринимать как интеллектуальную игру, но я-то постигал искусство. Эта игра — произведение искусства, которое создают два игрока. С тех пор всё изменилось. С появлением ИИ изменилась концепция го. Искусственный интеллект — настоящая разрушительная сила. AlphaGo не просто обыграла меня, она меня сокрушила. Я продолжал играть после поражения, но уже знал, что оставлю спорт. С приходом ИИ я понял, что больше не могу оставаться на вершине, даже если вернусь в игру и снова стану одним из лучших, приложив для этого немыслимые усилия. Пусть я буду лучшим игроком из людей, программу не победить».

Эпилог Бог го

Вскоре после того как Ли объявил о завершении карьеры, в международном онлайн-сообществе го появился новый игрок.

Некто по прозвищу Master одерживал одну победу за другой. Он казался непобедимым, выиграл подряд пятьдесят игр против мировых звезд го, а когда наконец проиграл, сотрудники DeepMind признались, что Master — их творение. Это более продвинутая версия искусственного интеллекта, победившего в игре против Ли Седоля, а единственный проигрыш этой программы случился из-за прервавшегося интернет-соединения.

И снова программисты DeepMind захотели бросить вызов сильнейшему игроку, чтобы посмотреть, насколько их программа совершенна. Выбор пал на игрока из Китая, необыкновенно одаренного Кэ Цзе, первого в мире; игру запланировали провести в рамках саммита «Будущее го» в китайском Вучжене — именно в Китае три тысячи лет тому назад зародилась го. Кэ Цзе было всего девятнадцать, и он хвастался побольше, чем Ли Седоль. Он взлетел на вершину славы и оттуда обрушился на Седоля с критикой за его проигрыш AlphaGo, сказав, что на момент поединка с компьютером Ли уже был в не самой лучшей форме. Кэ был уверен в своих силах, бравировал тем, что докажет превосходство китайской го и восстановит гегемонию человечества.

Master разбил Кэ Цзе в пух и прах, одержав победу во всех трех играх.

На финальной пресс-конференции юноша плакал, сняв очки в толстой оправе, утирал слезы и всем своим видом показывал, какая беспомощность охватила его во время игры; он сказал, что с самого начала поединка с Master у него появилось новое и глубоко тревожное чувство. Его спросили, чем Master отличается от AlphaGo, и он, сам того не желая, заговорил о компьютерах так, словно они живые существа: «Master — бог го. Бог, способный сокрушить любого, кто бросит ему вызов. Я никогда не сомневался в себе. Всегда чувствовал, что у меня всё под контролем. Думал, что хорошо понимаю композицию и глубоко чувствую поле. Но Master смотрит на всё это и говорит, мол, что за чепуха? Он видит всю вселенную го, а я — только крохотный островок вокруг себя. Пожалуйста, пусть он изучает вселенную, а я останусь играть у себя на заднем дворе. Буду рыбачить у себя на прудике. Каких еще высот он достигнет через самообучение? Трудно сказать наперед, есть у него пределы вообще или нет. По-моему, будущее принадлежит искусственному интеллекту».

Победив и Ли Седоля, и Кэ Цзе, Демис Хассабис и команда DeepMind покорили все мыслимые вершины, больше им было нечего доказывать в игре против людей. Хотя Хассабис и добился победы искусственного интеллекта над человеком, но последний вопрос Кэ Цзе — «Каких еще высот он достигнет через самообучение?» — не давал ему покоя. Да, DeepMind подчинили себе игру, которую когда-то считали доступной только человеку, вершиной человеческой интуиции и творчества, непостижимой для компьютера. Но как далеко может зайти их самообучающийся алгоритм?

Хассабис и программисты DeepMind пошли на крайние меры: они очистили Master, следующее поколение AlphaGo, от человеческого знания, убрали миллионы игр, на основании которых программа училась изначально, краеугольный камень ее здравого смысла, уникальной способности оценивать каждую позицию на доске, вычислять шансы на победу и видеть поле, как увидел бы его человек. Остался только голый скелет. Они хотели создать более мощный и универсальный искусственный интеллект, не ограниченный в своих способностях к обучению одной лишь го; к тому же он не будет опираться на человеческое понимание и знания, как на костыль, когда начнет делать свои первые шаги в обучении. Они взяли свой алгоритм и начисто стерли все человеческие данные, которые он мог бы использовать для обучения, разорвали его единственную прямую связь со всем человеческим.

Результат поразил всех.

Со счетом сто — ноль новая программа победила ту версию AlphaGo, которая вынудила Ли Седоля уйти из го. Дальше — больше. Тот же алгоритм использовали для игры в шахматы, и он оказался одинаково сильным — за два часа он сыграл сам с собой больше партий, чем записано за всю историю игры; за четыре научился играть лучше любого человека; за восемь сумел победить искусственный интеллект Stockfish, действующего чемпиона по шахматам. «Он играет как человек в ударе», — заметил гроссмейстер из Англии Мэттью Садлер, впервые сразившись с новой программой. Садлер описывал ее стиль игры как крайне агрессивный, чем-то похожий на стиль гениального Гарри Каспарова, что позднее подтвердил и сам российский гроссмейстер. Покорив шахматы, система взялась за похожую японскую игру — сёги. Она отличается большей сложностью, фигуры не фиксированы и могут играть то за одного соперника, то за другого, создавая множество вариаций, чего никогда не бывает в шахматах. Новый алгоритм разобрался в сёги менее чем за двенадцать часов и победил сильнейшую программу Elmo в девяноста процентах игр.

Ни в одной из этих игр алгоритм не использовал человеческий опыт. Ему задавали правила, и он играл сам с собой — сначала делал ходы наугад, а потом, в считаные мгновения, превратился в непобедимого соперника. Сегодня это сильнейший в мире игрок в го, шахматы и сёги.

Его имя — AlphaZero.

Перед вами художественная книга, основанная на реальных событиях. Я хочу поблагодарить Констансу Мартинес за неоценимую помощь в подготовке этой книги. Также выражаю искреннюю признательность авторам, ставшим моими источниками вдохновения и информации: в первую очередь, Джорджу Дайсону, потому что благодаря его потрясающей книге «Собор Тьюринга» я узнал о жизни и открытиях фон Неймана, а также Фаню Хуэю, Гу Ли и Чжоу Жуяну за экспертный анализ и комментарии к матчам между Ли Седолем и AlphaGo. Среди других значимых источников назову также мемуары Марины фон Нейман Уитмен «Дочь марсианина», биографическую книгу Нормана Макрея «Джон фон Нейман: гений, пионер современных компьютеров, теории игр, ядерного устрашения и много чего еще» и документальный фильм «AlphaGo» режиссера Грега Кохса.