Манускрипт ms 408

6

Направив «Шевроле» на Бликер-стрит, Маркус Коллерон узнал силуэт Томаса Харви. Профессор прятался от дождя под зонтиком. Поравнявшись с ним, агент ФБР прочитал некоторое удивление во взгляде учителя.

— Чего вы ожидали? Новехонькой машины, только что покинувшей гараж ФБР?

Томас, не ответив, уселся в машину. Огибая Вашингтон-сквер и поднимаясь в северном направлении, Маркус добавил:

— Я ненавижу безликие служебные машины. Этот старый помятый «Шевроле» хранит воспоминания обо всех моих расследованиях. Мне нравится снова и снова вдыхать его табачный запах, смотреть на пятна от кофе.

— Куда именно мы направляемся? — в конце концов спросил его бывший профессор.

— На юг Олбани, — лаконично ответил агент, прикуривая сигарету.

Немного погодя, в то время, как автомобиль пересекал Гудзон, Маркус включил лазерный проигрыватель. Несколько аккордов пианино предварили вступление саксофона-тенора, тотчас заглушённого пронзительным соло трубы.

— Помните этот диск? — спросил Коллерон мгновение спустя.

— Да, конечно… Майлз Дэвис в Карнеги-Холле в мае 1961 года. Думаю, это я впервые дал вам его послушать.

— Да, пятнадцать лет назад. Мы ходили в Брасс Клуб слушать квинтет одного английского трубача и остановились возле продавца компакт-дисков на Томпсон-стрит… Помню еще наш разговор в тот вечер. Вы сказали, что музыка может влиять на наш образ мышления и что джаз, несомненно, является одним из самых интуитивных и спонтанных способов выражения мысли, позволяющий сознанию освободиться от оков, чтобы позволить родиться новым философским идеям. Видите, с той поры я ничего не забыл…

Затем, поколебавшись, добавил:

— …Клара еще была с нами.

Оба снова замолчали. Импровизация ударных инструментов прервала мелодичные звуки трубы. Барабанная дробь усиливалась, время от времени прерываясь беспорядочным нетактовым звучанием металлических тарелок. В то же самое время усилившийся дождь с силой барабанил по ветровому стеклу и крыше автомобиля, дополняя линию ударных. Маркус снизил громкость и спросил:

— Клара была близка к вам, правда?

— Да. Как и вы. Вы оба были самыми талантливыми студентами за всю мою преподавательскую карьеру.

— Как она могла дойти до такого?

— Мы этого никогда не узнаем… Она унесла свою тайну с собой…

Произнеся эту фразу, Томас заметил между сиденьями пузырек с успокоительным.

— Все те же страхи?

— Да, и чтобы прогнать их, у каждого свой наркотик. У вас книги. И этот зашифрованный манускрипт, которому вы посвящаете все свое время, не правда ли?

— Это так, я никогда не оставлю поиски знаний. Пока жив, буду искать ответы на вопросы, которые издавна задают себе люди. А вы и в самом деле покончили с поисками Истины?

— О чем вы хотите поговорить? Об этих мучительных вопросах, которые навсегда останутся без ответа? Или об ответах, которые вызывают все новые вопросы, еще более заумные и ни к чему не ведущие? Да, поверьте мне, я навсегда покончил со всем этим. Но вернемся к вам. Почему вы покинули кафедру в Нью-Йоркском университете?

— Знаете, год, проведенный с вами и Кларой, очень много для меня значил. Я привык к вашему присутствию, визитам и нашим философским беседам, которые часто затягивались до глубокой ночи. Я, вероятно, смотрел на вас как на родных детей, которых у меня никогда не было.

Произнеся это, Томас Харви удивился, что впервые сформулировал мысли, запрятанные в глубине его разума. Маркус хранил молчание, и он продолжил:

— После того, что произошло пятнадцать лет назад, мне пришлось принять решение. Я снова стал преподавать, но мое преподавание очень быстро стало безликим. В то же время Крис Белтон, продюсер NWA Channel, задумал создать на кабельном телевидении философскую передачу. Это он со мной связался. Мои волосы и борода начинали седеть, и я в его глазах прекрасно соответствовал образу древнего мудреца, нечто вроде Сократа XXI века.

— И за этим решением не стояло ничего другого?

— Вы правы, я не все вам сказал. Вероятно, я так и не сумел простить себе смерть Клары.

— Вы в ней не виноваты.

— Мне следовало догадаться о том, что должно было произойти, и помешать ей…

— Вы, как и я, знаете, — прервал его Маркус, — что никто и ничто не может изменить ход событий.

Он снова увеличил громкость, чтобы положить конец дискуссии.

«Шевроле» только что проехал Ньюберг. Слева агент увидел заснеженные вершины гор Катскилл. В то же мгновение у него в голове мелькнула фраза, которую он когда-то прочитал в одной из студенческих книг: «Сопротивляйся, подобно своду, который прочно стоит, хотя каждый из его камней только и ждет, чтобы упасть».[10] Впервые прочитав эти слова, Маркус сразу же их запомнил, не уловив, однако, глубинный смысл высказывания. Позже, когда в его жизни наступил переломный момент и он часто задавался вопросом, что могло бы придать ему сил продолжать жить, он наконец понял значение этой фразы. Один за другим камни, составляющие его собственную историю, постоянно стремились рухнуть и в падении увлечь за собой все остальные. Среди них было воспоминание о потере родителей, потом внезапная гибель Клары, отказ от занятий, суливших ему блестящее будущее, и, наконец, работа в ФБР. И хотя каждая частичка его существа влекла его вниз, неведомая сила, которую он называл своим сводом, все еще удерживала его на ногах. Сегодня он ехал в Кингстон, зная, что это его свод позволяет ему действовать. Он уже знал, что каждая пролетевшая секунда, каждая пройденная миля приближают его к разгадке дела. Ни разу у него не возникло мысли, что он может потерпеть неудачу. Он лишь спрашивал себя, какой будет цена за то, чтобы узнать правду.

— Мы скоро приедем, — сказал он, съезжая с шоссе. — Резиденция Говарда А. Дюррана находится милях в пятнадцати отсюда.

Менее чем через полчаса Томас Харви и Маркус Коллерон проехали через огромные кованые ворота, затем вошли на центральную аллею перед огромным домом в средневековом стиле. Женщина лет пятидесяти вышла на крыльцо навстречу гостям.

— Добрый день, я специальный агент Коллерон, а это господин Харви. Я веду расследование, касающееся исследований профессора Говарда А. Дюррана.

— Вот уже два года никто не навещал моего мужа. Вы, вероятно, не знаете…

— Что его искусственно поддерживают при жизни с помощью капельных вливаний? Нет, мы в курсе. Нам хотелось бы изучить его компьютер и библиотеку.

Немного погодя госпожа Дюрран провела посетителей в самую большую комнату дома. Здесь на стеллажах до самого потолка были выставлены сотни книг.

— Вот, — сказала она перед уходом, — именно здесь муж проводил большую часть времени. Все, что касалось его работы, находится в этой комнате. В течение двух лет здесь никто ни к чему не прикасался.

— Госпожа Дюрран, — окликнул ее Маркус, прежде чем она пересекла порог комнаты. — Я детально изучил отчеты, описывающие обстоятельства церебрального осложнения у вашего мужа, но мне хотелось бы услышать вашу версию событий.

— Все произошло в этой комнате. В течение примерно двух часов Говард принимал посетителя. Это был мужчина лет тридцати, высокий, очень худой, с костистым лицом. В тот самый момент, когда он покидал наш дом, муж издал ужасный крик, и я бросилась в библиотеку. Когда я вошла, было уже слишком поздно: его сознание угасло. С тех пор он так и не пришел в себя. Но к чему снова задавать мне эти вопросы?

— Два дня назад бывший сенатор Марк Уолтем лишился рассудка у себя дома, на Лонг-Айленде, при точно таких же обстоятельствах. Мы имеем все основания полагать, что его состояние, как и состояние вашего мужа, имеют преступное происхождение.

Оставшись с Маркусом наедине, Томас Харви приблизился к книжным полкам. Взгляд перебегал от одной книги к другой со все возрастающим интересом. Пальцы ласкали корешки произведений, которые он иногда вытаскивал, чтобы лучше оценить переплет.

— Здесь попадаются бесценные сокровища, — сказал он, — некоторым экземплярам больше пятисот лет! А я вижу лишь книги, стоящие на высоте человеческого роста. Те, что располагаются наверху, несомненно, являются уникальными экспонатами в истории библиофилии.

— Почему вы так в этом уверены?

— Именно на верхние полки книжного шкафа обычно ставят самые ценные книги, — ответил бывший профессор, поднимаясь по ступенькам стремянки, стоящей перед стеллажами. — Так книги меньше страдают от сырости. К тому же таким образом коллекционеры заботливо защищают их от неделикатных рук некоторых посетителей. Смотрите, вот, например, манускрипт XIII века «De Anima»[11] Аристотеля — абсолютно исключительная вещь. А здесь один из самых древних манускриптов Платона, скопированный в Константинополе в IX веке… Смотрите-ка, кажется, одна книга отсутствует или ее не положили на прежнее место!

— Что заставляет вас так думать?

— Все очевидно! Посмотрите на первое издание Библии Гуттенберга, которое опирается на четвертую часть обложки редчайшего экземпляра «Legenda aurea»,[12] напечатанного Вильямом Какстоном[13] в 1483 году. Настоящий библиофил никогда бы не расположил такие ценные книги подобным образом. К тому же такое впечатление, будто…

— Что вы увидели?

— Кажется, какая-то мелкая золотистая пыль скопилась на свободном пространстве.

— Ничего не трогайте! — приказал Маркус. — И уступите мне место.

Он тут же собрал мелкую пыль в прозрачный пакетик, герметично закрыл его и убрал в карман. Затем включил компьютер, стоявший в глубине комнаты, позволив Томасу Харви продолжить изучение книжных полок.

— Что-нибудь интересное? — спросил у него Томас спустя несколько минут, продолжая аккуратно листать страницы Библии, напечатанной на юге Италии в XVI веке.

— Дюрран принимал активное участие в дискуссии на исследовательском форуме, посвященном расшифровке ms 408. Кроме того, некоторые электронные письма указывают на то, что он разыскивал произведение Роджера Бэкона под названием «О замечательных силах искусства и природы».

— В самом деле, я помню сообщения, которые он размещал на форуме. Говард А. Дюрран был убежден, что изучение этой книги поможет ему расшифровать закодированный манускрипт. Однако Церковь веками запрещала ее издавать, поэтому осталось очень мало экземпляров. Вы не видите, отыскал ли он ее в итоге?

— Да, в картотеке последних приобретений упоминается, что он достал эту книгу всего за несколько недель до того, как лишился рассудка. Но есть кое-что еще…

В это мгновение Маркус застыл с выражением удивления на лице.

— Что еще? — спросил Томас Харви.

— Архив электронной почты указывает на то, что Дюрран получил сообщение от Эдипа, назначившего ему встречу прямо в этой комнате, в тот самый день, когда с ним случилось несчастье.

— Он об этом кому-нибудь говорил?

— Да, некоему делла Рокка, итальянцу, с которым он, кажется, регулярно переписывался по электронной почте.

— Я тоже знаю этого Бартоломео делла Рокка. Это бывший преподаватель университета, живет во Флоренции и тоже является участником исследовательского форума, посвященного ms 408. Какова была его реакция?

— Делла Рокка активно отговаривал его от встречи с Эдипом.

— Очевидно, тот не послушался его советов. Но как бы там ни было, если Говард А. Дюрран купил книгу, которую разыскивал, мы должны обнаружить ее в библиотеке. Посмотрим, произведения рассортированы по фамилиям авторов. Значит, Бэкон должен стоять здесь… Вот, «О замечательных силах искусства и природы», издание XVI века! Смотрите, тут как раз заложена страница!

Томас взял в руки книгу и прочел отмеченный отрывок. Затем, поспешно, большими шагами подошел к своему бывшему студенту, воскликнув:

— Говард А. Дюрран тоже напал на след шифра! Он обнаружил, что в этом отрывке Роджер Бэкон приводил семь самых эффективных методов кодировки сообщения — и это за несколько лет до того, как зашифровать свой собственный манускрипт! Автор, в частности, рекомендует использовать различные языки и алфавиты.

— Я начинаю понимать… Дюрран, совсем как Уолтем, хотя и шли разными путями, пришли к одному и тому же выводу: ms 408, вероятно, зашифрован на базе нескольких языков, а не одного. И оба напрасно рассказывали о своих исследованиях на форуме… Эдип тут же понял, что это открытие приведет к разгадке, и заставил их замолчать навсегда. Но теперь мы в тупике. Ни один след не ведет нас к Эдипу. Только Бартоломео делла Рокка, который, кажется, его боялся, мог бы нас просветить. Однако для продолжения расследования в Италии мне понадобятся аккредитации, а это займет недели!

— Это сущие пустяки! Я простой гражданин, и мне не нужно никакого разрешения, чтобы поехать расследовать дело за границу.

Затем, привлеченный внезапным стуком дождя по стеклам, Харви приблизился к окну, посмотрел на темнеющее небо и добавил:

— Давайте вернемся в Нью-Йорк, пока буря не блокировала все дороги. Как только приеду домой, свяжусь с делла Рокка через форум и попрошу его меня принять. Останется только сесть в первый самолет до Флоренции. На месте я попытаюсь побольше узнать об Эдипе.