Маньяками не рождаются

РОКОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Вечером Павел подошел к матери, таинственно заглянул в глаза и показал синюю бархатную коробочку.

— Что это? — удивилась Любовь Ивановна, хотя заранее предполагала ответ на свой вопрос.

— Сегодня твой сын станет самым счастливым, — поцеловав маму, ответил Павел. Он встал перед нею одно колено, взял её руку в свою и сказал торжественным голосом:

— Через пару часов я попрошу руки любимой женщины. Ты одобряешь мой выбор?

— Вам уже по двадцать четыре года и вы ни разу не расставались. Всегда вместе, даже на одной парте сидели в школе. Давно пора определиться.

— И на одной скамейке в ВУЗе. Она посередине, я и Василий по обе стороны королевы.

— А как же Василий, он же так любит Веру, что даже скрыть этого не может? — беспокоилась мама.

— Он должен смириться. Все когда-то и в чём-то проигрывают, но от этого не умирают.

— Всякое бывает.

— Ты хочешь напомнить мне Шекспира?

— Я просто думаю, как переживет эту новость твой друг, не станете ли вы после этого врагами. Такая дружба и вдруг испытание.

Павел подошел к трюмо, причесался, полюбовался на своё отражение — оно ему явно понравилось. Сильный. Уверенный. Спортивного типа фигурой.

— Физиономия вполне, — подмигнул он себе.

Глаза серые, взгляд волевой, правда чуть капризный, но об это не мешает ему быть любимцем женщин.

— К сожалению люди делятся на рабов и господ. К счастью, я принадлежу ко второй категории. А мой несчастный соперник, даже нельзя его так называть, скромен, неразговорчив, подчиняется чужой воле, не может быть любимчиком прекрасного пола. К тому же ему не повезло как мне с предками, он влачит серенькое существование и лучшее что он сделает в жизни — дослужится до майора в своем угрозыске. Не представляю Василия, вступающего в схватку с преступником.

— Люди иногда не сразу проявляют свои волевые качества, — возразила мама. — Ты столько лет дружишь с ним и так отвратительно думаешь о своем друге.

— Он все эти годы был моим отражением, тенью, и только подчеркивал мои достоинства. Василий всегда проигрывал у женщин, они его не замечали.

— А тебе нужна была постоянная жертва необузданного эгоизма и сверхчувственного самолюбия, — разочарованно произнесла мама. — Василий — преданный друг и так думать о нём грешно. Он единственный человек, кто бесконечно терпел, молча сносил твои не всегда любезные насмешки.

— У него примитивное представление о дружбе, потому как он объяснил мне, когда я его чем-то обидел, что не порывает дружбу со мной только потому, что хочет исправить мой характер, изменить отношение к жизни. Представляешь? Этот тюфяк — мой воспитатель. Да он просто влюблен в Веру и поэтому согласен был быть моим постоянным отражением, только бы находиться рядом с ней.

— Ясно, — сказала мама. — Ты считаешь, что ваша дружба продолжалась лишь из-за его чувств к Вере?

— Мамочка, ты страдаешь скудостью представления о моём друге. Вера никогда бы не влюбилась в столь простейшее человеческое создание, как Василий. Никогда. И он рассмеялся саркастически, жестоко, и снова подойдя к зеркалу, осмотрел себя и остался доволен.

— Я ухожу, — поцеловав мать, попрощался Павел. — Завтра у тебя появится возможность хлопотать по свадебным вопросам.

— Передавай Верочке привет и скажи, что мы ждем её в гости.

Не чуя под собою ног, Павел выскочил на улицу, остановил такси, так как за рулем вряд ли можно будет ехать самому после столь торжественного момента.

Водитель попался молодой, весёлый и Павел поделился с ним радостным событием.

— Последний нынешний денёчек, гуляет Павел холостой, — пропел он.

— Значит груз на шею вешаешь? — весело спросил таксист.

— Приятный груз, — ответил Павел. — Невеста — картинка. Столько лет её обхаживаю. В одной школе учились и даже ВУЗ один и тот же закончили. Так что пора. И он, не утерпев, показал парню кольцо с бриллиантом.

— Ничего себе, — одуреет от такого подарка.

— Ни одна женщина против золота не устоит, — констатировал Павел свое жизненное кредо.

— Не всегда, — усомнился водитель.

Они быстро подъехали к ресторану.

— Удачи тебе, жених! — крикнул ему вслед парень.

Павлу понравилось это слово, твёрдое, отражающее совершенное событие, не то, что расплывчатое — ухажёр, кем он был до сегодняшнего дня.

Павел вошел и увидел столик, им же заказанный сегодня. За столом сидел Василий. Веры пока не было.

— Здравствуй, дружище.

— Здравствуй, — как-то смущенно ответил Василий.

— Может быть он уже сам догадался и переживает, — подумал Павел, а вслух сказал: — Такова жизнь, кто-то сегодня станет счастливым, а кто-то огорчённый не будет спать.

— Ты что-то намерен делать?

— Конечно, не век же нам с тобою холостяками ходить.

— Ух, — вздохнул с облегчением Василий, — а я уже собирался…

Что он собирался так никто и не успел узнать, потому что Павел встал и пошел навстречу Вере.

Она вошла раскрасневшаяся, нежный румянец оттенял карие глаза и вишнёвые губы. Стройная, среднего роста, подвижная, она создавала образ изящного цветка, которым можно любоваться, но жалко сорвать с клумбы. Такие женщины обычно бывают добропорядочными жёнами и хорошими верными друзьями, несмотря на то что женской дружбе многие доверяют меньше, чем ветру в поле.

— Как мило, что мы собрались здесь, чтобы отметить…

— Чтобы отметить торжество, которое бывает один раз в жизни.

Павел полез в карман, чтобы достать обручальное кольцо, но Василий опередил его.

— Павел, ты хороший друг, мы с детства не расстаёмся с тобой, но случилось так, что я и Вера полюбили друг друга и решили пожениться. Тебя как первого, самого близкого друга приглашаю быть моим свидетелем на свадьбе.

— Извини, Паша, что не говорили раньше, как-то так случилось, что я не могу жить без Васеньки, — и она подарила самый нежный взгляд его счастливому сопернику.

Если бы произошло землетрясение, наводнение, всё что угодно — это не ошарашило бы его так, как предательство друзей. Он поперхнулся и не мог вымолвить ни слова. Вера колотила его по спине, а Василий изрек:

— Я же тебе говорил Верунь, что наш друг воспримет всё как надо.

Куда деваться, как скрыть отчаяние, которое душит, убивает, исторгает из изнутри самое низменное: убить подлеца, убить немедленно и схватив Веру убежать. Но как? Молчать было невозможно. Нужна была разрядка и он, вскочив со стула, бросился к официанту с криком:

— Шампанского, шампанского, эй, подходите к нам, угощаю всех за здоровье жениха и невесты.

Девчонки — студентки присели к ним за стол, но он, не зная как поступить, обхватил за талию незнакомую ему девушку и принялся говорить всё, что приходило в его смятенную голову. Пил фужер за фужером шампанское и вскоре опьянел. Пошатываясь, вышел в коридор, подозвал официанта, заплатил ему деньги и дав лишних две сотни попросил:

— Скажи им, что я извиняюсь, но встретил знакомую девчонку, и мы поехали к её родителям, так как я должен был сегодня быть представлен им.

— Извините, господа, — сказал подошедший официант. — За ужин всё оплачено, но к вашему другу подошла его любимая девушка, с которой он уехал представляться её родителям.

— Как прекрасно всё решилось, — сказала довольная Вера. — Я думала, что только у нас с тобой тайная любовь, а оказывается и наш друг не отстал.

— Хорошо всё то, что хорошо кончается, но я не понял почему он не простился с нами.

— Ты эгоист, — проворковала Вера. — Просто Павел настоящий друг и понимает, что мы хотим остаться одни.

Пьяный Павел позвонил товарищу по институту и попросил подъехать на такси к ресторану. Его нужно было доставить домой. Через некоторое время он вошел в квартиру и встретил вопросительный взгляд матери:

— Что случилось?

— Кораблекрушение, — мрачно ответил сын и прошёл в свою комнату. — Завтра, мама, я тебе завтра расскажу. И не смей звонить Вере. Понятно? Он закрыл дверь на ключ и уткнулся в подушку лицом.

Страшная душевная боль обрушилась на него и сверлила, распирала, давила, кружила голову. Ему казалось, что его ранили и оттого это ужасное состояние невозможно было ничем утишить. Он захватил подушку зубами и беззвучный плач долго прорывался в комнату. Облегчив немного душу, измотав переживаниями нервы, он застонал, а потом как ребёнок захотел уткнуться маме в грудь и всё ей рассказать, но помешала гордость, мужская нелепая, в данном случае гордость, которая и толкнула его на дальнейшие действия.

Утром он был бледен и неразговорчив. Несмотря на все мамины старания и вопросы отца он уходил от ответов и, не позавтракав, умчался поскорее, подальше от вопросов, на которые у него не было ответов. Павлу казалось, что его разбили. Душевная боль не давала сосредоточиться, а задетое самолюбие вызывало еще большие страдания.

— Ненавижу, ненавижу предателей, — постоянно вертелось в его голове.

Он ударял ребром ладони по рулевому колесу своей стоящей на обочине машины. Чувство отвергнутого любимой человека было сильнее его воли, мощнее тормозов мозга, его, маменькина сыночка, не научили переживаниям, он не получал ни в чём отказов и теперь чувствовал себя униженным, раздавленным человечишкой, которого предпочла другому низменная подруга. Сколько подарков он сделал ей, какие путешествия организовывал им троим, из-за любви к сыну, папочка. Они же скоты, нищие, пили, жрали, всегда за его счёт — и вот расплата.

— Что я скажу коллегам на работе?

Все знали заранее, что Вера предназначена ему и никому более. Василий воспринимался как тень обаятельного удачника Павлика, как Санчо Пансо при Дон Кихоте.

— Что делать? Что? Как посмотреть в смеющиеся изподтишка рожи? Все они будут злословить, улыбаться вслед, насмехаться над рогоносцем, так и не ставшим мужем.

— Зачем я растрепался всем вчера о своей помолвке?

Он мучительно искал выхода и не находил. Даже мысль о смерти посетила его, но он отчаянно замотал головой, подумав, как он синий лежит в гробу, а они счастливые, кувыркаются в постели.

— Нет! Нет!

Он схватил свой телефон и позвонил домой.

— Да, — ответила мама.

— Приезжай скорее ко мне, тут близко, на углу Лесной и Пожарского.

— Что случилось? — кричала мама, — но он, не отвечая, выключил телефон.

Мама приехала быстро, это была современная женщина, властная, красивая, не знающая ни в чём отказа от мужа, руководителя огромной фирмы, преуспевающей на международном рынке.

— Рассказывай, — сказала она, прислонив к себе его голову.

И он покорно прильнувший к родному человеку, которому доверял, рассказал всё без утайки. Перед мамой не надо было притворяться, приукрашивать свои достоинства и скрывать недостатки. Мама помолчала. Её хорошенькая голова умела мыслить. Она была очень практична и беспощадна к обидчикам своего сына.

— Тут нужно подумать, как выйти из положения, чтобы не пострадало твое самолюбие. Отец сегодня вылетает в Лондон и ты мог бы срочно поехать с ним, пока уляжется эта история, а там мы что-нибудь придумаем.

— Но виза, билеты.

— Не расстраивайся, отец тебя возьмёт вместо другого сотрудника, а я сейчас же еду оформлять документы.

В доме Поляковых царил беспокойный хаос свадебного торжества. Папа, Геннадий Алексеевич Поляков, работал в НИИ инженером никому ненужной лаборатории. Их собирались закрывать и безработица беспокоила его больше, чем хлопоты женитьбы сына. Мама, Таисья Васильевна, работала товароведом на промышленной базе и все материальное благополучие семьи зависело от неё. Геннадий Алексеевич был застенчивым человеком, жена вечно была недовольна его неумением жить по-человечески.

— На твою зарплату мыши в доме передохнут, — говорила она мужу.

Геннадий Алексеевич пытался ей объяснить обстановку в стране, но жена прекрасно знала обо всём, что касается денег и давно предлагала пойти к ней в торговлю.

— Будешь торговать — будут деньги.

— Лучше в грузчики, — отмахивался от приставаний жены Геннадий Алексеевич.

— Дурак был — дураком и помрешь, слюнявая интеллигенция. Как бы ты жил без меня на свою зарплату, да еще дочь учил, — разъярилась его Таисья.

— Как я мог терпеть тебя всю жизнь, скажи лучше мне, — и, взяв газету, оскорблённый муж вылетел во двор.

Такие перепалки были постоянны и носили хронический характер. Жили, как могли, вернее существовали на одной площади два разных характера. Волевой жены и рабский — мужа. Таисья Васильевна любила своего, потерявшего спрос на науку учёного, но постоянная работа без зарплаты возмущала её и она обрушивала на неповинную голову своего инженера оскорбительные нападки. Чем дальше это заходило, тем меньше было желания идти домой у Геннадия Алексеевича. Сейчас его терзал вопрос: — Что подарить дочери на свадьбу?

Трудно сказать, если шесть месяцев никто не получает денег, объясняют работникам такое положение в необходимости реорганизации института под другой профиль, с разными дочерними предприятиями… И грядущее с этим сокращение штатов. А свадьбу тоже не отменишь. Приспичило. Сам когда-то спешил отметить такое желанное событие. У остальных учёных существовала та же проблема и вопрос о деньгах повис в воздухе без ответа.

— Дочь, расскажи как вчера прошло у вас в ресторане? — спросила мама. — Мы с тревогой о бесполезной работе отца совсем забыли о твоем торжестве.

— Почему бесполезной? — запротестовал отец. — Видишь сколько у меня дипломов, патентов, ученых статей?

— Которые не дают тебе ни рубля на хлеб насущный. Лучше бы ты был вагоновожатым трамвая. Какая-никакая, а всё же зарплата была бы.

— Мама, прекрати, — разозлилась дочь. — У тебя одна мерка — деньги.

— Да у меня такая мерка, которая содержит наш дом полностью. Я кручусь день и ночь в этой торговле, чтобы вы голыми не ходили и с голоду не умерли. А ты была бы поумнее, вышла бы за Павла, а не за такого же неудачника, как и твой отец.

— Я знаю за кого мне выходить, — заплакала Вера. Вы с Павлом действительно одной породы люди. Деньги, деньги, деньги. Больше вас ничего не интересует.

— Я посмотрю, как вы будете своих детей содержать, на какие шиши. Или опять на мать надеешься?

— Ты, ты, ты просто невыносимая жадная, гадкая женщина. Отцу испортила жизнь, а теперь и до меня добралась. Всё, я ухожу из дому.

И она вышла, схватив плащ и туфли, на лестничную площадку.

— Остановись, несчастная, ты бежишь навстречу своей нищете и еще вспомнишь меня и мои слова, — кричала вдогонку мать, но Вера этого уже не слышала.

Семья Ивановых сидела за столом, пили чай. В дверь позвонили. Василий открыл дверь и увидел Веру, с заплаканными глазами. Он обнял её, она прижалась к нему и опять расплакалась.

— Что случилось, Верочка?

— Я ушла из дома. Можно мне к вам?

— О чем ты, маленькая. Я рад твоему приходу и мама с отцом будут рады. Пойдем.

Они прошли в комнату. Вера поздоровалась с мамой Василия Анной Ильиничной и отцом Андреем Ивановичем. Гостью усадили за стол. Напоили чаем.

— Предки! Я вас прошу принять новость, после вчерашней она вам не покажется сногсшибательной. Дело в том, что Вера ушла из дома и ей негде ночевать.

Последовало некоторое молчание. Наконец, мама сказала:

— Вы жених и невеста. Скоро станете законными мужем и женой. Я не вижу ничего плохого в том, что Вера останется жить у нас. Нам теперь привыкать друг к другу надо, так я говорю, отец?

— Иначе и быть не может, дорогая невестушка, рады принять тебя к себе в дом.

— Я тебе, Василий, постелю на диване, в комнате деда, Верочке в твоей, и так будет до свадьбы. Согласны?

— Согласны, — хором ответили все.

На этом обстановка разрядилась и Вера почувствовала себя в другом измерении — уважительного отношения друг к другу. Она поцеловала Анну Ильиничну и на ушко шепнула ей:

— Спасибо, вам, вы чудесный человек.

В семье Ивановых царил мир спокойного семейного бытия и это обещало Вере безмятежную жизнь.

УТРО ВЕЧЕРА МУДРЕНЕЕ

Дом Крутых представлял из себя воинственную планету. Нахмуренный отец, Игнат Терентьевич Крутых, выслушал рассказ жены со всеми привлеченными в качестве доказательной базы изощрённостями лисьей породы Любовь Ивановны и Павлика, оскорбленного столь глубоко женщиной, которая давно считалась предназначенной ему в жены. И теперь сын не желал появляться на людях, стыдился своего поражения.

— Ты, Пашка — эгоист, — констатировал он нахмуренному сыну. — Из-за бабы столько расстройства. Да плюнь ты на неё, эту креветку подпаленную. Кто она такая? Нищенка. Выпендривается пока не клюнул жареный петух в задницу. Нарожает всяких там голопузых, узнает почём фунт лиха. Сама никто и муж такой же. Смотрите-ка взяли его в следственные органы, на зарплату, которой не хватит штаны нормальные купить.

— Чего ты, дурак, не переспал с ней раньше этого тихони? — спросила раздасадованная мать.

— Берег её, жениться думал, — ответил Павел.

— Раз уж проворонил, нужно думать как дело поправить, — резонно заметил отец. — Ты сегодня же возьмёшь знакомую девку, что с ногами подлиннее, да сиськами кинозвезды и пойдёшь в гости к вахлаку Ваське. Девчонке напялишь кольцо, что купил для Верки, не выбрасывать же такие тысячи на ветер и скажешь, что это твоя невеста. Чтоб одета была покруче. У меня в охране парень работает, прошел Афган, у него сестра Юля, недавно пришла к нам на работу. Глянешь — упадёшь. Красотка, в кино таких нет..

— Мы отомстим потом твоей Верке, сынок, — вмешалась мать.

— Ошалела, дура, вбиваешь ему в башку нелепости.

— Я все равно убью её, — вдруг ожесточённо произнес Павел. — И его тоже.

— Приехали, недоделанный идиот, очумел, да ты загремишь туда, где Макар телят не пас лет на двадцать, на хрена козе баян будет.

— Ненавижу, не могу их видеть, не могу.

— Разберёмся. Умные не хватаются за пистолеты да ножи. Есть месть и пострашнее. Такая, что век будет мучиться, паршивка проклятая, — сыночку жизнь загубила, — причитала мама. — Дай им счастливыми побыть, чтобы потом век слезами умывались, — успокаивала его Любовь Ивановна, мастерица интриг и неприятностей.

— Я согласен подождать, только недолго.

Для Любовь Ивановны не было ничего более сильного, чем слепая любовь к сыну. Сегодня она поняла, что вседозволенность и потакания во всем сделали Павлика невыдержанным, мстительным человеком. Его эмоции пугали её. Еще чего доброго из-за какой-то девки ненаглядный сыночек попадет в тюрьму. Нужно было что-то серьёзно придумывать — портить жизнь людям, она была великая мастерица. И сейчас, поправив причёску, мадам отправилась по своим многочисленным приятельницам рассказать новость о том, как её сыночек чуть было не женился на дворовой подружке, да его вовремя отговорили, познакомив с очаровашкой-моделью, с которой он собирается в поездку заграницу. Скоро весь город знал эту новость. Никто не удивлялся, зная богатого, красивого Павла, самого завидного жениха и скромного Васю, за которого теперь и вынуждена была выходить замуж забракованная невеста.

Увидев Юлю, Павел довольно хмыкнул: — «Экая роскошная красота». Быстро договорился с нею о вечернем визите к друзьям в качестве его невесты. Юля знала, что Павел, сын шефа. Кроме того он понравился ей, и она согласилась. Договорились о мелочах. Вечером Павел заехал за ней домой и они отправились в гости.

— Здравствуйте, — сказал Павел ошеломлённому Василию.

Василий таращился на спутницу Павла, похожую на куклу Барби, только высокую, живую, длинноногую, в драгоценностях и платье, переливающимся невиданными цветами. Это было как наваждение. Вера изумленно осматривала гостью, родители не знали как себя вести с ней.

— Юля, — моя невеста, — отрекомендовал её Павел.

— Ну ты и скрытный, — произнесла Вера, а Василий только молча поглядывал.

Никак не мог понять, откуда взялась эта скороспелая невеста, если он никогда не видел её в обществе Павла, а вроде всегда находились втроём с Верой.

— Правда эффектная у меня будет женушка? — спросил он у всей компании.

— Да уж куда лучше, — ответил за всех Андрей Иванович.

Вскоре гости откланялись.

— Мама, ты не представляешь какой фурор произвела «моя невеста». Все её разглядывали как диковину. А Вера с Василием так и жрали глазами Юлю. Вот теперь моё самолюбие немного успокоилось, — поцеловав мать, сказал сын.

— Надолго ли? — подумала Любовь Ивановна. Но первый раунд выигран. Время для продолжения борьбы было. Павел пошел спать. Взвинченные показухой нервы и не утихающее чувство неудовлетворенного самолюбия, смешанного с любовью к потерянной навсегда Вере не утихали.

— Почему потерянной? — подумал Павел.

Поразмыслив, он вспомнил, как они стояли в обнимочку с Василием, смотрели на гостью, а думали друг о друге. Он же видел их короткие взгляды, нежный Верин, обращенный к сопернику, и любующийся своей невестой, Василия, подлого друга. И прежде чем уснуть он представил себе как на глазах у Веры убивает Василия, а, потом и её, изменницу, которой нет пощады. Сцены были ужасные, то простреленные головы, то нож в сердце, то перерезанное горло. Это уже было высшее выражение эгоизма, страшного, кровавого, безудержного. У него стучало сердце и кровь пульсировала в висках. Весь в поту, Павел садился в постели, вскакивал на ноги, ходил, потом снова ложился и эти безумные мысли не давали ему уснуть. Разум от ревности стал бесконтролен.

— Ты спишь, сын? — раздался за дверью голос отца.

— Нет, папа, заходи.

Отец вошел, чувствуя настроение сына, он поставил на столик поднос с коньяком, двумя рюмками и закуской.

— Составишь компанию? — спросил он сына, — Что-то не могу спать. Сегодняшняя мудрость отца успокоила бешено настроенного Павла и после его ухода он уснул.

Утро не принесло долгожданного душевного облегчения. Его лихорадочный мозг постоянно и напряжённо работал в поисках средства жестокой мести, такой, чтобы содрогнулись два счастливца, оставивших его ни с чем. Павел не мог успокоиться от того, что его соперник, лучший друг, которому он доверял, на деле оказался предателем, женихом сделался тайком от него и двадцать четыре года дружбы пошли под хвост собачий. Почему, почему Вера предпочла его скромного, отбросив как ненужный элемент, любимца женщин, красавца, богатого, не знающего ни в чем отказа? Почему? Он страстно хотел это выяснить, но как? И тогда ему в голову пришла мысль использовать свою Барби, подсунутую на кризис отцом, чтобы как-то утихомирить его взбунтовавшееся самолюбие. Отец даже поездку отложил из-за сына, так беспокоился о его самочувствии.

— Юля, — спросил он её вечером, когда они ехали в машине, — ты могла бы для меня выяснить один деликатный вопрос у Веры?

— Валяй свой вопрос, — без заминки ответила Юля? — Тебя шокирует, что она вышла замуж за другого?

— Дура, — крикнул он, — дура, не смей так говорить со мной. Я не предлагал ей никакого замужества, поняла?

Он начал трясти девушку за ворот так, что голова стукалась о боковое стекло.

— Мне больно, оставь меня, — Юля попыталась сбежать.

Она выскочила из двери машины, которая к счастью не была закрыта и побежала неизвестно куда. Он догнал её, повалил на землю, начал пинать ногами. Она закрывала лицо и пыталась что-то говорить, а он бил и бил ногами в живот, голову, руки, закрывавшие лицо, пока не обессилел. Опомнился, достал сигарету, руки дрожали и он не мог прикурить. Тогда достав сотовый телефон он позвонил в охрану отца и попросил Заура. Тот был на месте.

— Это я, Павел, мне нужна твоя помощь. Сейчас же. Ничего не говори отцу.

И он назвал место, где сейчас находился с машиной. Заур приехал быстро. Увидев лежащую на земле девушку, он не спрашивая, погрузил в свою машину и только тогда послушал пульс.

— Жива. Надо в больницу. Срочно. Иначе погибнет.

— А может не надо в больницу? — спросил его Павел. — Я не могу её видеть.

— Хорошо, — сказал телохранитель отца, я увезу девчонку в укромное место, вызову надёжного врача и твою маму. Она решит.

— Езжай, — безразлично ответил Павел. — Езжай ко мне на дачу. Там надёжнее будет. Бабки получишь завтра. Сколько?

— Смотря по обстоятельствам. Будет жива, придется платить и ей. До завтра.

Машина Заура исчезла. Павел стоял, прислонясь к багажнику. Его сердце разрывалось от дурноты своего поступка, но одновременно он чувствовал, что это несколько утишило его другую боль — душевную. Домой он вернулся поздно вечером.

— А ведь так можно и убийцей стать, — подумал Павел.

— Почему так долго? Я беспокоилась, — сказала мать так просто, как будто ничего не произошло. — Ужинать будешь?

— Нет, — бросил он и прошел к себе.

Мать вошла следом за ним.

— Родители Юли беспокоятся. Заур заехал и я отправила Юлю в больницу, она пока без сознания, нужно следить, чтобы не наговорила лишнего. Вы с ней нигде не были. Ты был со мной и нашим замом, мотались за визой, делали покупки. Вот тебе список по минутам, где мы находились. Юлю попробуем уговорить. Ты там не появляйся. Утром в шесть ваш самолет. За границей вы с отцом будете месяц. Я тут сама всё устрою.

Утром Павел с отцом и двумя сотрудниками вылетели в деловую поездку.

Наступил день свадьбы Веры и Василия. Нарочный принёс к ним в дом корзину роскошных цветов и несколько коробок с шампанским и закусками. Там была записка:

— Счастливым молодоженам от друга. Сожалею, что не могу присутствовать лично. Павел.

— Не забыл, — сказала Анна Ильинична..

— Молодец, — откомментировал Василий.

— Куда такую прорву всего наприсылал? — удивился Андрей Иванович.

— Как всегда в своем амплуа, — задумчиво произнесла Вера.

Веру не удивил шальной поступок Павла. Но почему он отсутствует сам? Часов в восемь вечера в дверь позвонили. Это были её родители.

— Проходите, гости дорогие, — приветствовала их Анна Ильинична.

— Дочка, ты даже не звонишь, почему? — спросил расстроенный отец.

— Папа, давай не будем сегодня выяснять отношений. Я уже замужем, у меня своя семья и теперь отвечаю перед мужем.

Ей было жаль отца, но она не хотела слышать нравоучений матери. Прошли в комнату. Начали собираться, чтобы отметить праздник в кафе, недалеко от дома. Праздник, то бишь свадьба, прошла без эксцессов. Старики спорили о былом, молодые танцевали и отчаянно флиртовали. Все закончилось чуть заполночь. Жизнь Василия и Веры вступила в новую фазу.

К Любовь Ивановне Крутых неожиданно пришел Василий. Он был в форме.

— Вы помните, Любовь Ивановна, ту девушку, с которой приходил к нам Павел и сказал, что это его невеста.

— Юлю? Конечно помню. Красивая девушка, ничего не скажешь.

— Она случайно не уехала в командировку?

— Что ты, Васенька, Юля оказалась вертлявой девчонкой и после того визита не появилась. Искать мы её не стали, тем более что женитьба — это просто шутка, чтобы вас рассмешить. Вы же знаете, он ни с кем не встречался, был всегда с вами.

— Когда она исчезла? — поинтересовалась Любовь Ивановна.

— Из больницы двадцатого. Утром.

— И наши уехали двадцатого, вернее рано утром двадцать первого, но мы все были дома.

— И она ни разу вам не звонила, вы ничего о ней не слышали? — потихоньку настаивал Василий.

— Какой упрямый, — подумала Любовь Ивановна, — а сама расплываясь в улыбке, ответила, — я не думаю, чтобы у неё была причина звонить нам после одной-единственной встречи. — А ты не находишь Васенька, что эта слишком яркая девушка, по-моему легкодоступная? Могла уехать с любым, поманившим её чудаком?

— Кто знает? — вопросительно произнес Василий. — Мы постараемся раскрыть эту загадку.

В больнице ему отвечали одно и тоже.

— Привез её человек с бородкой, немолодой, сказал, что нашёл у дороги и уехал, не сказав кто он. Дежурная сестра утверждает, что в четыре часа утра она ещё видела больную в палате, а в шесть тридцать, пришла поставить ей укол, но больной не оказалось на месте. Как и с кем она ушла, непонятно. Да и ходить не могла, была без сознания. Видимо девушку просто похитили. Если бы Павел не уехал с отцом, ему пришлось бы давать показания в милиции.

Василию было понятно одно, что друг его Павел не имеет к этому делу никакого отношения, так как в аэропорт они выехали на машине в три сорок пять утра, а в четыре, медсестра видела больную в палате. Странное происшествие. Никто не звонит о выкупе. Никто не нашел тела, если она убита. Значит здесь действительно дела сердечные и укатила наша беглянка из реанимации со своим возлюбленным, который решил лечить её дома. Только начал работу, а уже встретился с дохлым делом. Начальник отдела недоволен. Дела шли, дни проходили. Из-за границы вернулся Павел. Сразу первым делом он появился на пороге дома молодожёнов.

— Привет, молодые.

Поцеловал Веру, спросил у Василия, — Не ревнуешь?

— К тебе? — удивился тот.

— Я собираюсь работать с отцом в его фирме. Он меня многому научил там. Поездка оказалась нужной. А ты, Вера, работаешь?

— Василий в угрозыске — я праздношатающийся юрист. Теперь везде нужно иметь адвокатское удостоверение, а у меня нет четырёх тысяч долларов, чтобы его купить, — с горечью сказала Вера.

— Я всё равно добьюсь своего, — подумал Павел и уснул с этой мыслью.

Отец ещё долго сидел в кресле, курил, думал. У него образовались неприятности, которыми он не хотел беспокоить семью. К его фирме подбиралась мафия. Первый звонок о встрече он получил от известного ему криминала по имени Зенит, вернее Зениткин Аркадий Константинович. Самый крупный на сегодняшний день в их городе беспредельщик. Он, обдумывая ход разговора, очень хотел привлечь к этому делу Павла, на случай, если что-то случится с ним, сын должен быть в курсе. Пока ничего не решив, и ни на чём не остановившись, он подлёг к своей Любаше под бочок, тихонько, чтобы не потревожить сна. А сам продолжил витать в лабиринте надвигающейся опасности.

— Привет, генерал, — поздоровался Игнат Терентьевич с областным начальником УВД. Поговорить надо. На меня накат от криминала пошел.

— Приезжай сегодня в 16 часов, поговорим, — ответил тот.

Ровно в 16.00 они встретились. Генерал находился в их городке с деловой поездкой и никогда не упускал случая поговорить с Игнатом.

— Рассказывай, — сидя в кресле у стола, накрытого как положено для гостя.

— Наезжают. Требуют долю.

— Хорошо, я решу этот вопрос. А тебе я привез реквизиты. Сам понимаешь какие. 15 % — от прибыли для тебя немного, а мне вполне хватит.

— Я думаю, — рассмеялся хозяин. — На такие деньги можно ежемесячно покупать по машине и самую дорогую оргтехнику. Мне спать спокойно нужно, не трястись от звонков и визитов.

— Можешь не беспокоиться. Больше к тебе приставать не будут.

— Спасибо. Я завтра же дам команду перевести эти деньги. Но почему не наличными?

— Мне так удобнее, — уклончиво ответил генерал. — Счёт этот специально открыт.

— Ну вот и всё, — сказал ему хозяин кабинета, провожая до двери.

— Работай, успокойся. Пока я на этом месте, к тебе никто не пристанет.

Дело было сделано.

Павел попросил отца взять Веру к себе на фирму юристом. Тот согласился в угоду сыну.

Вера работала в фирме отца Павла и ей казалось, что это сон. Зарплата высокая, обед бесплатный. Транспортом подвозили сотрудников домой. Василий приходил домой поздно, по выходным часто уезжал тоже.

В свободное от работы время Вера занималась домашним хозяйством, с удовольствием, на радость свекрови и свёкру. Всё успевала, делала с охотой уборку, с желанием и добротой выполняла всю нудную домашнюю работу. По магазинам они с Анной Ильиничной ходили по субботам и делали заготовку на целую неделю.

В угрозыске пытались найти объяснение исчезновению Юли. Давно были опрошены свидетели в больнице, от родных заявления не поступало, так как они проживали далеко отсюда. Трупа тоже не было, и разговор об исчезновении девушки иногда возникал чисто из любопытства. Заниматься делом, которого нет — абсурдно, лишь один Василий нет, нет да подумывал как могла исчезнуть знакомая Павла — необыкновенно яркая девушка, да еще до полусмерти избитая, попавшая в реанимацию без сознания.

— У меня для тебя новость, — встретила его дома Вера и усадила на диван рядом с собой. — Мы с тобой скоро станем почтенными родителями.

— Молодец, жена, молодец, а родители знают?

— Нет, но мы им сейчас сообщим.

— Мама, — крикнул Василий матери, — идите с отцом сюда.

— Что случилось? — спросили вместе родители.

— Фантастическая новость. Скоро вы станете дедом и бабушкой, так что готовьтесь к новому претенденту на прописку в нашей квартире.

— Хорошо-то как, — обрадовалась Анна Ильинична. — Я всю жизнь занимаюсь чужими детьми, а теперь будет свой.

— Или своя, — поправил ее Андрей Иванович.

По этому поводу в семье организовался маленький праздник. Здесь никто не увлекался спиртным, но тут Василий сбегал и принес роскошную бутылочку вина. За будущего маленького человека произнесли тост. Он уже стал желанным для всей этой дружной семьи.

Дни шли за днями, складывались в недели, месяцы.

Время шло. Вера заметно поправилась и через два дня уходила в декретный отпуск. Павел поглядывал на нее странно спокойным взглядом.

— Я уже готовлюсь быть крёстным отцом, — объявил он Вере и Василию, придя к ним в гости. — Кроватка и коляска за мной.

— Хороший крёстный, — удивлялась Анна Ильинична. — А у самого когда будут крестины?

— Я разочарован в женщинах, встретил одну, да и та куда-то исчезла.

— Так ты ничего и не знаешь о Юле? — спросил Василий.

— Ничего. Сам ищу. Нанял частного детектива. Мне неприятно, считать, что от меня сбежала женщина. А тут еще её брат пристал. Сам же знает, что меня в тот день, когда она исчезла из больницы, не было в городе, летел самолетом в Лондон.

— Хочешь я тебе помогу? — отозвался на его горечь Василий.

— Нет, друг, ты итак занят, да и скоро вообще будет некогда. Надеюсь, что мой крестник тихоней не будет и вы узнаете как проводить бессонные ночи, утешая маленького проказника.

— Может он будет в папу, спокойный, — вмешалась свекровь.

— Хоть какой, орущий, спокойный, лишь бы поскорее родился.

— И то верно, — согласился Павел. — Мне пора. До свидания, — и он вышел своей лёгкой походкой за двери. Лифт шумно полез вниз.

НЕОБДУМАННОЕ РЕШЕНИЕ. МЕСТЬ

Павел стал часто появляться в поселке Зелёном, где у него была снята дача с хорошим домом, отгороженным от всего мира. Именно там он пребывал в плохом настроении и вынашивал месть. Было очевидно, что избалованный эгоист под влиянием сильных эмоций ненависти, зависти, ревности превращался в нравственно неустойчивого маньяка. Все его мысли сводились к одному: отомстить. Ему приходилось сдерживать себя при встрече с обманчивыми друзьями, в чью ловушку он попал, притворяться весёлым, прежним Павлом и кипеть от желания сомкнуть пальцы на горле счастливого будущего папаши. А изменницу, он ещё не знал как наказать побольнее. Павел лежал на тахте в дачном доме и обдумывал план мести. У него было достаточно денег, чтобы купить убийцу, заказать изменников, но ему не нравилось, что убитые им, перестанут жить, и не испытав мучений, перейдут в мир иной. Нет. Это его не устраивало. Он вспомнил всю семейку, ожидающую появления ребенка и себя в качестве глупого крёстного, делающего без конца подарки ублюдку, которого он заранее ненавидел. И вдруг блестящая мысль осенила его. Он даже вскочил и забегал по комнате. Немедленно позвонил и пригласил к себе верного Хана и Гейшу, неразлучных как иголка с ниткой. Были осторожны, хитры и можно было рассчитывать на успех предприятия. Ждать пришлось недолго. Они появились весёлые, спортивного типа мужчина и среднего роста с легкой походкой, женщина. Он темноволосый, гибкий, как пантера, со стальным взглядом и нервными пальцами рук: постоянно складывал их в замок и то сгибал, то разгибал кисти, потом разжимал пальцы и массировал каждый из них с кончиков до основания. Гейша, с темными глазами и волосами, смуглой кожей, говорила низким контральто и заразительно смеялась над каждой остротой спутника. Ее ножки-бутылочки были обуты в спортивные кроссовки. Мини юбка многообещающе зазывала окунуться в невидимые под колготками прелести. И вся она, словно кошечка, с призывным взглядом и плавными движениями, была архисексуальна.

— Мы к твоим услугам, дружище.

Хан поздоровался с Павлом за руку. Хозяин Гейше сразу же подставил стул, но она опустилась на диван.

— Есть дело. Нужно обсудить детали..

— Но это же ужасно, — произнесла Гейша, выслушав план Павла.

— Молчи, женщина, — недовольно остановил её Хан. — Сколько платишь? — поинтересовался он.

— Сто. Баксами.

— Мало. Это тебе не убийство. Чирк и готово. Это дело долгосрочное и будешь ты на крючке несколько лет.

— Сколько ты хочешь? — нетерпеливо спросил Павел.

— Триста тысяч баксов. В день проведения операции одна треть и после совершения — остальные.

— Хорошо, — ответил Павел. Но детали должны быть отработаны чётко и точно. Чтобы никто не мог ничего вспомнить о той ночи.

— Лады, — ответил Хан. — Пошел думать. Доложу, как все будет готово. Главное, подготовить почву с руководящими людьми, а мелочь я сам уговорю. И срочно найти кормилицу.

— Только не здесь.

— Ежу понятно. Есть у меня кореш с оравой. Устроит. Плату подсчитаю. Отдельно от того, что заплатишь за исполнение.

Хозяин вышел провожать гостей на крыльцо. После их отъезда он лег на тахту и принялся хохотать, как ненормальный. Глаза его горели лихорадочным светом, он проигрывал в памяти план мести и хохотал до колик. Наконец, успокоившись, подошел к зеркалу и увидев своё отражение, испугался. Сумасшедший взгляд, дрожащие руки, искаженное ненавистью лицо, были отражены в стекле.

— Наконец-то план составлен и принят к исполнению. А теперь посмотрим кто кого? Кто из нас счастливее?

Прошло время, Павел выглядел спокойнее. Мать радовалась, что сын приходит в себя.

— Сынок, а где все-таки Юля? Ты с ней расстался или она тебя бросила?

— Ты забыла, что сама выкрала ее из больницы.

— А потом? Я с Зауром держала её в загородном доме, в твоей спальне. Привозила врача, лечила, а когда приехал ты, то отстранил меня от дел.

— Прекрати! — закричал Павел, ты почему суёшь нос не в свои дела?

— Только потому, сынок, что её затянувшееся отсутствие беспокоит не только простых людей, знающих девушку, но и милицию. Кроме того главный мент — наш друг, отец ему платит за крышу, может прикрыть.

Павлу вдруг показалось, что он обязан переговорить с матерью, далее продолжаться затянувшаяся история не может и выхода он не видит.

— Юля находится на моей даче, живет под присмотром в глубине двора во флигеле, с прикреплённой к ней сиделкой. Она тяжело больна, но иногда приходит в себя и все порывается в милицию. Наш разговор с ней расстаться по-хорошему не состоялся. И теперь я не знаю, что делать?

Мать всплеснула руками, заохала, запричитала, начала пускать слезу.

— Господи, сынок, да так и срок получить недолго. Нужно немедленно найти выход из положения. Она ходит?

— Нет. Только в кресле и в кровати проводит время. Язык говорит плохо, но понять можно.

— Я немедленно еду к ней. Почему ты сразу не сказал, что держишь её у себя?

— Так безопаснее, — ответил Павел. — Ты никуда не едешь, я сам. Нужно быть осторожнее с соседями. Часто там бывать нельзя.

Павел уехал.

— Милиция, — прокричал в трубку взволнованный голос. На окружной дороге, 18-м километре лежит мёртвая женщина.

На месте оказались быстро. Василий и еще два опера, прокурор, криминалист, все кому положено было находиться в этот миг возле найденного трупа. Тело найденной женщины лежало у дороги с раскинутыми ногами.

— Какие длинные, — удивился кто-то.

Василий вгляделся в мёртвое лицо и вдруг понял, что ему знакома эта женщина, только раньше он видел её цветущей, жизнерадостной, а теперь это было подобие человека с землистым лицом и худыми скрещенными руками. Словно не человек, а призрак находился перед ними.

— Это Юля. Та, которая потерялась, — пояснил Василий. — Теперь мы имеем труп и можно искать убийцу.

Он с сожалением смотрел на её голову, склоненную набок, пустые глаза. Никаких признаков орудия убийства не было и можно было только угадывать. Действительно это была она — спутница Павла, прекрасная двадцатилетняя красавица. В милиции уже давно все знали о ней. И то, что родители жили где-то в Сибири, а здесь работал охранником в фирме её брат. Знали, что она пользовалась успехом у мужчин и была не обременена условностями морали, легко вступала и также легко разрывала свои любовные связи.

— Родителей нужно вызвать немедленно и найти брата, — приказал начальник отдела.

Доктор — патологоанатом удостоверил передозировку наркотиками и до этого их частое употребление были представлены шрамами от инъекций. Брат, приехавший первым из родственников, подошел к сестре, пристально рассматривая, стоял у её последнего ложа на земле, цинком обитого стола и что-то тихо произнёс, но Василий стоявший неподалеку расслышал:

— Я найду его, сестра, кем бы он ни был.

Василий дождался официальной бумаги по токсикологической экспертизе. Наркотики, наркотики.

Приехавшие родители справлялись, когда можно похоронить дочь.

Все это время Василия не покидало чувство охотника за преступником.

— Какой он? Мотив? Корысть? Зависть? Ревность? Шантаж?

Такое тоже нельзя исключать, может быть ей удалось раскрыть чью-либо тайну, или роковая любовь к наркоману, которая погубила такую шикарную женскую плоть.

Время неумолимо катилось вперед. Дело об убийстве или передозировке самой Юлей, было глухим. Опрошены все, кто жил неподалеку: друзья, соседи. Но ничего нового пока не было. Василий носил с собой фотографию Павла, его тоже не опознали.

Вечером в дом Веры и Василия ввалился Павел.

— Ребятки, как живёте, я привез что-то для крестника: он поставил посреди комнаты восхитительную коляску. — Осталось дело за вами, чтобы было кого положить в неё.

Все рассмеялись. Повеселились, поболтали и разошлись.

Ночью Веру увезли в роддом. Лежа в предродовой палате, она стонала от частых схваток.

— Скоро, милая скоро, — успокаивала ее акушерка.

Кроме Веры тут находились еще три женщины. Одна совсем молодая. Врач вошел в палату, видимо дежурный и спросил:

— Кто из вас Иванова?

— Я, — ответила Вера.

— Я, — ответила еще одна молодая женщина, совсем ребёнок, — ее кровать находилась рядом с Вериной.

— Интересно, госпожи Ивановы.

— Тогда, кто из вас Вера?

— Я, — ответила Вера.

— Я, — ответила та же молодая Иванова.

— Ну и ну, — рассмеялся врач, а вместе с ним и будущие мамаши.

— Тогда уж по отчеству. Кто из Вас Геннадьевна?

— Я - ответили обе.

Хохот в предродовой палате несколько утишил боль схваток. Но вскоре схватки остановили развеселившихся мамаш.

— Все ясно, трижды тёзки. Одна будет просто Вера, вторая с загипсованной рукой — Вера рука. Пойдет?

— Пойдет, — согласились обе.

— Что с вами? — спросил врач, показывая на руку.

— Попала в ДТП. Ерунда, скоро заживет, легко отделалась. Только гипс на руку, да небольшое сотрясение.

У Веры начались интенсивные схватки и скоро её перевели в родильное отделение. Помучавшись достаточно недолго Вера услышала басок ребенка.

— Поздравляю Вас, мамаша, с сыном. Три килограмма восемьсот пятьдесят грамм. Богатырь.

Акушерка поднесла кричащего малыша, показала головку, ручки с крохотными сжатыми кулачками, ножки и то, что определяло в нём мужский пол. Потом его начали приводить в порядок, приспособление к новому положению видимо не очень нравилось человечку и он орал, широко раскрывая беззубый рот, а Вера беспокоилась, как бы там не причинили неприятности её ненаглядному малышу. Он еще не пробыв на белом свете и часа, а уже прочно завладел всеми мыслями и сердцем мамы. В палату её привезли на каталке, что казалось ей стыдным, так как люди, совсем чужие, так беспокоятся о ней.

— Какой же он беззащитный, крохотный, его все могут обидеть, — думала молодая мама и ждала, когда принесут ей малыша.

— Покажи нам его, — кричала у окна толпа родственников вместе с Павлом.

— Смотрите, — и Вера показала в окно серьезное личико спящего сына. Он вдруг сморщил нос, чихнул и открыл глаза. Они были бессмысленные и непонятно какого цвета. Волосики черненькие, прилипшие ко лбу. Увидев сына, Василий как-то странно себя почувствовал. Это было чувство глубокой ответственности за судьбу своих ненаглядных сына и его мамы. Ему не хотелось потерять это волнующее чувство и он, сказавшись занятым, ушел от толпы, все еще обсуждающих имя ребенку.

— Назовем как папу Василием, — сказала мать.

— Почему не именем дедушки? — ревниво доказывала Верина мама.

— Василий Васильевич Иванов — это серьезно, — настаивал Павел.

А тем временем малыш, раскрыл ротик и начал им что-то искать. Вера дала ему грудь, как учила её акушерка, он сразу же присосался и начал деловито обедать, серьезно, но бессмысленно глядя маме в глаза. Нежность, чистая всеобъемлющая любовь к этому маленькому созданию, охватило Веру. На второй день пребывания её в роддоме, к ней подошла в тихий час та, другая Вера, с загипсованной рукой и позвала её в коридор. Вера вышла.

— Пойдем со мной, мне нужна твоя помощь, — просила ее соседка по предродовой палате.

Дружелюбная Вера не могла отказать просящему её помощи человеку и они пришли в кабинет главврача.

— Я могу открыться только тебе, — сказала, предварив беседу знакомая. Дело в том, что у меня нет мужа, нет семьи, я детдомовская, и сейчас, когда рожу ребёнка мне некуда идти.

— И что я могу для тебя сделать? — испугалась Вера.

— Ничего особенного. У меня есть претенденты на моего ребёнка. Прекрасная бездетная семья. Они уезжают отсюда сразу, как только оформят документы. Но ждут пока он родится. Ещё день не более.

— И как же я тебе могу помочь? — опять спросила Вера. Ей жаль было девчонку, попавшую в такой переплёт.

— А малыша тебе не жаль? — спросила она.

— Пока его нет — не жаль, а родится, дам ему грудь, говорят, что тогда уже не смогу оставить его и обреку на нищенское существование. Я ведь иногда и под лодками летом, и в сараях ночую, а зимой в котельных с дружками.

— Это ужасно, — подумала Вера, представив, как она с сыном ночевала бы где-то в котельной с пьяными кочегарами.

— Чем тебе помочь? Заказать приданое ребёнку?

— Нет. Мне ничего от тебя не надо. Ты видишь мою сломанную руку, а мне нужно написать заявление-отказ от маленького, потому что без заявления нельзя будет усыновить его хорошим людям, пока они есть.

— И это всё? — удивилась Вера.

— Всё. Только заявление. Мне главврач дал специальный образец. Никто из персонала не имеет права писать такое заявление, только посторонний человек, если сама мать не может.

— Хорошо.

Вера взяла лист бумаги, форму, отпечатанную на машинке и начала ее заполнять.

— Фамилия, имя, отчество, — спросила она машинально.

— Но ты же знаешь, что они у нас одинаковые.

Вера рассмеялась и написала: от Ивановой Веры Геннадьевны, роддом N 1. В заявлении та, другая Вера Иванова, тоже Геннадьевна, отказывалась от ребенка и обещала никогда не искать его и не предъявлять к усыновителям или детскому учреждению никаких претензий. Вошел главврач. Прочитал заявление и сказал:

— Дата и подпись.

Вера с загипсованной рукой вопросительно посмотрела на просто Веру и попросила:

— Распишись, видишь у меня рука не работает.

И Вера поставила свою подпись — Иванова.

Бумагу сразу же забрал себе главврач и сказал той, загипсованной:

— Может быть передумаете пока не поздно?

— Нет. Я всё обдумала, — и она выскользнула за дверь.

Вера попрощалась с главврачом. Пока шла к себе в палату думала о судьбе еще не рожденного, но уже обездоленного малыша. Она была огорчена, но если уж жить ребёнку под мостом, то лучше усыновление. И она вслух спросила соседок по палате:

— Скажите девчонки-бабёнки, если бы вы не смогли прокормить своего ребенка, то отдали бы его в хорошие руки?

— Конечно, — ответили обе мамы. Чем мучить дитя, если уж оно рождено, лучше отдать его тем, кто сможет обеспечить ему достойную жизнь.

Все разом замолчали. Какая-то скользкая неэтичная тема получалась у них. На том и оставили разговоры, улеглись по местам и замолчали. Утром Вера проснулась от каких-то неясных разговоров и увидела, что проспала, время много, а ребёнка не принесли кормить. Она встала и пошла в детскую. Дорогу ей преградила медсестра. Веру взял под локоток врач и привел в ординаторскую. Там она увидела Василия и еще двух сотрудников милиции в форме. Сердце ёкнуло, она начала осматривать всех присутствующих молча, потому что не могла произнести ни одного слова. Доктор усадил ее на диван и дал мензурку с каплями.

— Выпейте, — потребовал он.

Все молчали. И тогда один из угрозыска сказал ей, — Вера Геннадьевна, вашего сына похитили сегодня ночью, но мы все..

Что там делали все, Вера не услышала, она упала в обморок. Пока её приводили в чувство, на Василия было страшно смотреть. Он, белый как стена, срочно нуждался в медицинской помощи, но не смел показать вида и только часто вытирал холодный пот со лба. На ноги были подняты все подразделения милиции, прокуратура, редакции телевидения, радио, газеты. Все ждали сообщения о выкупе, но такового не поступало. Если уж всё население города было взбудоражено кражей новорожденного, то понятно, что в двух домах, особенно в семье Ивановых никто не смыкал глаз. Шли вторые сутки как исчез малыш. Вера в отчаянии то молчала, то вдруг всплеснув руками говорила сама себе:

— Он же голодный и мокрый, наверное. Господи, помоги мне отыскать моего маленького Василька.

Мать Василия плакала беспрестанно, а отец, тайком вытирая слезы, без конца курил. Василий получив звонок сердечного приступа, накачанный лекарствами, ворошил в мыслях происшедшее, передумывал разные варианты похищения.

Павел забросил фирму с разрешения отца и постоянно находился с Верой, пока Василий работал. Он оказался надежным другом. Взял на себя хлопоты по дому, иначе бы все с голода умерли, кормить приходилось каждого в своем углу.

Анна Ильинична попросила заменить её уроки — не могла говорить. Спазм сдавливал горло, слезы душили. Страшно было смотреть на Веру — она отрешенно глядела в одну точку. Все мысли укладывались в маленький новорожденный комочек любви, которому угрожала смертельная опасность без матери. Такое положение могло привести к катастрофе со здоровьем и врачи решили подключить седативные средства. В угрозыске Василия устранили от поисков сына. Он не мог сосредоточиться и срывался при допросах. Дело поручили молодому перспективному оперуполномоченному Юре Подрезову и следователю прокуратуры, немало повидавшему на своем веку разных дел. Этот опытный много знающий оперативник, теперь солидный старший следователь, сам был под гнетущим впечатлением случившегося, такое встретилось впервые. Малыш действительно находился в опасности. Были задействованы все осведомители. Павел выделил крупную премию тому, кто найдёт похитителя ребенка. Юра в очередной раз приехал в больницу, вернее роддом. Вошел в кабинет главврача и положил перед собой протокол допроса. Сегодня дежурила та же смена.

Главврач, к удивлению, сказал, что только вернулся из командировки и ничего не знает о случившемся.

Первой пригласили акушерку, дежурившую в ту ночь. Через несколько минут вошла няня и сказала, что Софья Ивановна сегодня на работу не вышла. Её домашний телефон не отвечал. Юра решил заехать к ней домой после больницы. Няня из той смены снова подтвердила, что они все после чайку заснули, включая дежурного врача. Когда рано утром часа в четыре привезли роженицу со схватками, взбешенный муж никого не нашел и поднял шум. По телефонному справочнику он обзванивал милицию, администрацию и до того надоел, что его за хулиганство решили проучить, дать суток пятнадцать для промывания мозгов. Приехавший в роддом дежурный опер вынужден был доложить начальству об обстановке в таком заведении, где женщина уже рожает прямо в приёмной, а роды принимает сходящий с ума муж, и он, прибывший навести порядок. Попытались вызвать главврача, но он оказался в командировке. Нашли другую акушерку, заменили дежурного врача и начали приводить в сознание сотрудников. Понюхав вдоволь нашатырного спирта, те понемногу начали приходить в себя. В детской палате выступал хор оскорбленных малышей, мокрых, голодных, а некоторых и лежащих в грязных пеленках. Не досчитались одного ребёнка. Это был сын Василия Иванова, сотрудника угрозыска. Остальное всё выяснялось потом. Обнаружилось, что никто ничего не видел и не слышал в ту ночь. Обходя близлежащие дома, нашли бабушку с первого этажа, которая утверждала, что видела часа в три ночи машину у приёмного покоя и двух человек со свёртком в руках. О воровстве детей она раньше не слышала и потому отвергала данный факт.

— Они несли узел с бельём, вдвоем держали с двух сторон. Детей так не носят. Я думала, что повезли бельё в прачечную.

— В три часа ночи? — переспросил ее Юра, дотошный до мелочей в протоколе. Он представил, что его Вовку или проныру Ленку кто-то украл и даже головой замотал от таких нелепых мыслей. Ничего нового Юра сегодня здесь не узнал и поехал домой к акушерке. Дом Софьи Ивановны был закрыт на замок. Юра прошел к ограде соседнего дома и увидел женщину.

— Здравствуйте, — сказал он.

— Чего надо? — неприветливо ответила женщина.

— Соседка ваша, Софья Ивановна, мне очень нужна.

— Она всем нужна. Её весь город знает. Не знаю где моя соседка. Недавно ночью слышала, подъезжала машина, разговор слышала мужской и Софьин. О чём не знаю. Но с того дня Софью не видела.

Приехавшие по его вызову опергруппа с прокурором вскрыли дверь дома и нашли хозяйку. Она спала вечным сном, лёжа в кровати. Рядом на столике стоял стакан, пустой, который был отдан на экспертизу. Рядом с подушкой лежала записка. — «Никого не вините в моей смерти. Я сама ухожу по собственному желанию. Прощайте. Софья». И подпись.

Хорошо видно поработали в квартире, что никаких следов присутствия посторонних людей обнаружено не было. Вероятнее всего к ней как и всегда приезжали, чтобы принять дома роды у запоздавшей в больницу женщины. Тело увезли в морг, дом опечатали и скоро дело было закрыто как самоубийство.

— Странные дела начались в городе. Второй труп уходит под самоубийство. Первый Юли, где так и не нашли признаков никакого насилия кроме передозировки, да странного места, где её нашли у дороги. Видно ехала в машине, стало плохо, девушку выставили на свежий воздух, а она там еще приложилась к зелью, и этого хватило, чтобы перейти в другой мир.

Один Павел посмеивался про себя: в кармане его пиджака лежало заявление Ивановой Веры Геннадьевны, официальный отказ от ребёнка.

— Пригодится, — подумал он радостно и даже замурлыкал мотивчик известной песенки.

ВАСИЛЕК ПОСТИГАЕТ МУДРОСТИ ЖИЗНИ

Солнечный лучик, тоненький, яркий, из-за листьев дерева потихоньку скользнул по лицу мальчика лет трёх, спящего в просторной деревянной кровати, застеленной цветной простынёй. В комнату с чистыми крашеными полами и домоткаными половиками вошел дед, среднего роста, в льняной рубашке, подпоясанной свитым шелковым шнурком. Брюки тоже простые, на ногах сандалии.

— Кто рано встает, — начал дед.

— Тому Бог подает, — продолжил вскочивший быстро с кровати малыш и поздоровался с дедом.

— Здравствуй, дедушка, Роман! Я не проспал?

— Ты у меня пташка ранняя, Василёк. Не забыл, какое у нас сегодня событие? Василий Васильевич?

— У меня день рождения, — захлопал в ладошки малыш. — Значит сегодня приедут гости, да дедушка?

— А как жа приедут. Твоя тётя и мои правнучки Настёна с Дарьюшкой и Витенькой.

— Ура! — прокричал Василёк. Привезут нам всего вкусного самого.

— Да мы с тобой, дружочек вроде итак всё имеем. Вон медок в туеске со своих ульев, яблочки, груши, ягоды разные, орехи. Молоко Дерезы нашей. Нам с тобой, братишка, грех обижаться на жизнь, жаль только, что твоих родителей нет в живых.

Как бы сегодня они порадовались, сыночку четвертый годик пошёл.

— Дедушка, — хлопотал неугомонный малыш, — пойдём к родничку умываться, не хочу в ванной.

— Ах, ты избаловыш, малой, не знаешь как на других хуторах в лесу живут без света, а у нас с тобой всё удовольствие: вода качается из скважины в баки и в ванную, электродвигатель свет даёт, радио у нас с тобой есть, только почему-то не хотят телевизор нам привезти.

— А какой он телевизор? — поинтересовался Василек.

— Умный и разговорчивый. Ящик ящиком вроде, а кино показывает и пляшут там и поют и новости рассказывают.

За разговорами не заметили как пришли к роднику. Это была гордость деда Романа. Он своими руками возвёл родничок в одежду из камня, разрисовал все вокруг. Мальчик умылся и полотенцем обтёрся до пояса, холодным, мокрым, но он привык к этой процедуре. Посидели на лавочке. Над лавочкой была сделана доска, на каких обычно в городах висят объявления. На ней было написано:

— Пейте воду, поздно и рано, и вспоминайте деда Романа.

Отдохнули, не спеша пошли завтракать.

— Картохи мы с тобой, Василёк, к обеду испечём. С кожурой картоха незаменимое для сердца укрепление. Масло будем есть растительное. А коровье к чаю приспособим на первый ужин. На ночь пить будем кислое молоко с сахаром, табе в добавок печенье будет.

Дед уронил ложечку и поднимая её с полу проговорил своё главное ругательство:

— Ах, чтоб табе ни дна, ни покрышки.

Вышел кот, заспанный, потянулся.

Василёк проворно соскочил и налил ему молочка из своей чашки.

— Гав, — пролаял под окном Казбек и мордочка сунулась в дверь. Тут же следом за ним и коза появилась. Это тебе не деликатные Питер с Казбеком. Рогатое воинственное животное могло в случае пришествия чужих, и рогами поддать под зад, так что человек от неожиданности падал, а потом удивлялся, с виду вроде совсем воспитанная коза, а дерётся как пьяный мужик. Вся семья была в сборе. Позавтракали, дед с Васильком пошли мыть посуду на кухню, оборудованную неизвестными благодетелями не хуже городской.

— Ты, Василек, посуду осторожнее ставь, опять разобьёшь ненароком.

— Я хорошо ставлю, деда. Скоро они приедут?

— Скоро, скоро.

К полудню послышался шум приближающейся машины и Василёк радостно закричал, — Деда, гости едут!

— Иду, иду, — отвечал дед. Он и сам слышал этот радостный звук, но его ноги плохо соревновались с подвижными, детскими. Пока он вставал с места и шёл, Василек уже приветствовал гостей: Настю, тринадцатилетнюю высокую светловолосую девчушку с интеллигентным лицом и отрешенными серыми глазами. Красавица постоянно о чём-то думала, а вот о чём спрашивать, никто не решался. Она в ответ на вопрос может так посмотреть на тебя, что желание знать секреты этой интересной юной особы вряд ли захочешь. Дарья, та хохотушка, крепко скроенная, озорная, симпатичная загорелая вертушка — непоседа. Карие пытливые глазёнки смотрели с любопытством и озорством. Василёк её очень любил, а Настю уважал за серьезность. Вылез и Витенька, пятилетний мальчик, хорошенький, розовощекий, как будто заря румянами брызнула ему на щёки по ошибке вместо девчонки. Это был солидный молодой человек. Но его серьёзность перемешивалась с озорством. Он мог быть бесшабашно весёлым, но при встречах с чужими людьми становился непроницаемым. Вслед за молодой компанией вышла женщина, дальняя родственница деда Романа, Нюрочка. Это ласкательное имя очень шло к её полноватой, но лёгкой фигуре. Она знала что красива, но не придавала этому никакого значения. Её темные волосы были коротко острижены, маленькие прелестные руки вынимали из машины корзинки, коробки. Нюра жила одна с детьми, так как муж её погиб в автокатастрофе. Машину водила сама. Но сейчас приехала с племянником Сергеем, который из багажника вытаскивал тяжёлый и красивый, ящик, покрытый лаком, со стеклянным передом.

— Угадай, что это? — спросила озорная Даша у Василька.

— Наверное, телевизор? — ответил именинник.

— Правильно. Называется «Панасоник». Сейчас Сергей подключит и будем смотреть мультяшки.

— Что будем смотреть? — удивился незнакомому слову Василёк.

— Мультфильмы.

Малыш наблюдал за действиями Сергея, страшно боясь, что красивый ящик, обещающий столько радости, вдруг не заговорит, и ничего не покажет. А когда Сергей полез на крышу он и вовсе расстроился.

— Он там антенну устанавливает. Телевизор без антенны работать не будет.

Наконец, все уселись у телевизора и Сергей включил его. Прямо на Василька по экрану неслась машина, за ней другая, он так испугался, что закричал и выбежал на улицу. Пришлось всем идти и уговаривать вернуться, при этом объяснить, что никто в комнату из телевизора не выпрыгнет. Включили телевизор и на экране появился Чебурашка с крокодилом Геной. И это так захватило воображение Василька, что он боялся дышать, вдруг испугает их там в телевизоре и они убегут неизвестно куда. Но смешное вышло от кота Питера. Мультик закончился и на экране появился голубь. Питер с разбегу треснулся башкой об экран и свалился у столика, недоуменно поглядывая на всех. Потом снова увидел движущиеся на экране шары, котят и вновь попал в прежнюю ситуацию. У него пострадал нос, уши были прижаты как во время боя. Питер от намерения выловить невиданных врагов не отступился. Только стал умнее. Он встал на задние лапы, и начал передней ловить кого — то в экране. Не поймав ничего, он обошел телевизор со всех сторон, все ещё стоя на задних лапах, передними ощупывал этот странный предмет. Наконец после упорной борьбы с неизвестным врагом, не желающим разделить с Питером богатую добычу, он обиделся, вышел на крыльцо, но поглядывал в открытую дверь и увидев, что за ним кто-нибудь наблюдает, отворачивался, равнодушно разглядывал дерево. Взрослые, оставив детей смотреть телевизор, отправились накрывать на стол. Сергей остался с детьми.

— Что-нибудь есть новенькое о Васильке? — поинтересовался дед.

— Нет, — ответила Нюра. — Ничего не узнала о тех, кто продукты привозит, даёт деньги, я ведь теперь не работаю, таков приказ неизвестного хозяина. Денег столько, что можно жить сытыми и одетыми, но недостаточно, чтобы отправить Настю учиться в областной центр. И как мне увидеть того, кто всё это делает, почему выбрали нас, а не кого-то другого. Мне приказано Василька держать только у тебя на хуторе.

— Да, едрёна-феня, задачка. Какой-то храпоидол играет с нами. Но что ему нужно от Василька? Боюсь я за него. Если родственник, то зачем такие траты на хуторе? Электростанция маленькая работает и раз в три дня приезжает электрик или слесарь, не знаю. На вопросы не отвечает.

— Говорит, меньше спрашивай, дольше проживешь. Вот так, Аннушка, странные наши дела. Я стар, прихварывать стал. Боюсь, помру, а малец испугается, да забежит от страха куда в лес, не найдешь в нашей глуши. У парня никаких документов не имеется, чей он родом и откуда. Как привезли три года назад младенца, так и остался до сих пор.

— Я все время забываю спросить тебя дедушка Роман, ты говорил, что у него на ножке была привязана ленточка из роддома, наверное там номер и фамилия матери должны быть.

— Да, Нюрок, где-то имеется у меня эта штуковина вместе с пелёнками, а на них только штамп «Родильное отд..» Сама знаешь сколько у нас роддомов по России имеется. А ленточку из клеенки я табе счас же выдам.

Он порылся в коробке с орденами и медалями и достал такую серую ленточку, только из клеенки вырезанную.

— Накось, читай.

— Тут цифра 5, фамилия Иванова В. Г. Ни города, ничего. А роддом N 1. Значит еще цифра дня рождения. Давай — ка посмотрим как следует пелёнки и распашонку. Смотрели, вертели.

— Да вот же на одеяльце штамп и в нем г. Кировоград или Калининград, непонятно.

— Так. Почему же тоды мальца забросили далеко от дома. Мы же в другой области находимся.

— Что будем делать?

— А что ты сделаешь со своей оравой ребятишек и мною стариком. Тут видать как бы не оказался наш мальчик краденым?

— Но почему именно к нам привезли ребёнка? Значит это кто-то из наших родственников?

— Не морозь чепуху, Анна. У нас в родне — голь перекатная. Кто может сделать такое? А сколько денег потрачено на содержание малыша. В этот хутор миллионы вколочены.

— О ком вы говорите? — входя к ним спросила Настя.

— Не твоё дело, — ответила мать. Иди к детям.

— Никуда я не пойду. Ты прекрасно знаешь мама, что я не отступлюсь от своего, пока не узнаю вашу тайну.

— Права не имеешь допросы нам устраивать, — резко сказала мать.

— А ты не думаешь, мамочка, что где-то живёт и плачет о потерянном сыне мать Василька?

— Ну и ну, — высказался дед Роман. — Ты, что же птаха, всё выслушала?

— Я не способна специально подслушивать разговоры, но мне надоели мультики и малявки, я вышла на крыльцо, просто стояла и смотрела на земную прелесть, а вы в это время о штампиках заговорили. Вы права не имеете хранить эту тайну. Тебе, дед нужен этот благоустроенный хутор в обмен на человеческую судьбу? Ты старый, а что будет с Васильком?

— Вы его вырастите, — ответил дед. — Ты резво рассуждаешь, да жизни не знаешь. Может его прячут от губителя какого. Иначе бы давно нашлись родственники.

— Хорошо, — ответила упрямая девчонка. — Скажись больным, и давай с Васильком к нам. Не допусти, чтобы этому ребенку сделали плохо. Я прошу вас, там нас много и цивилизация. Милиция есть. Район наш большой. Не хутор, где могут его забрать, похитить, продать, всё что угодно.

Дед с Анной даже присели от неожиданного объяснения тринадцатилетней девчушки, так много знающей о жизни.

— Ну что вы уставились на меня? Я понимаю, дедушка он много не видел и не знает, о чём вещает телевидение в своих передачах «Очная ставка», «Преступление и наказание». Мама, ты-то должна понять, что здесь что-то не так. Закрывайте ваш дом, дедушка, и вместе с малым едемте с нами.

— А кот, собака, коза?

— А мы их всех возьмём с собой… Не в квартире, в частном доме живём, всем места хватит.

Молчание затянулось.

— Тогда, мамочка, я не уеду отсюда, пока не решим этого вопроса. Вы уезжайте, а я хорошо подумаю, что и как.

— Тоже мне Агата Кристи нашлась, — проворчал дед, но согласился, что одним им оставаться больше не нужно, а мать поскорее всё уладит с теми, кто привезет продукты и деньги. Объяснит им о нездоровье дедушки и предложит перевезти Василька к ним. Обедали. Не подавали вида о тревоге, всё было как всегда. Сергей заметил нервозность троих, но ничего не сказал. Нюра была сестрой его матери, они были близки, часто встречались, а единственного сына Валентины она любила как своего. Его невозможно было не любить, обаятельного, с ямочками на щеках, кареглазого красавца. Сергей неделю назад вернулся из Армии, где служил в погранвойсках. Ему, пограничнику, в несколько минут удалось расшифровать наличие какой-то тайны, а какой, это он узнает. Оглядев комнату мельком, он увидел на столе детские вещи, очень похожие на те, что в роддомах заворачивают младенцев. У его друга имеется малыш, поэтому знает, что это такое. Он отозвал тётушку в сторону и попросил прогуляться с ним до родника.

— Говорят все про этот чудо-родник, а я уеду и не увижу его.

— Так ты с Настей или с кем другим сходи, — запротестовала Нюра.

— Нет, милая тетушка, только с вами.

Пришлось согласиться. Дед Роман начал приготавливаться к чаю, а Настя за кустиками и деревьями пошла следом за ними.

— Тётя Нюра, — сказал серьезно Сергей. — Выслушайте меня внимательно и постарайтесь принять немедленные меры. Вы оказались в очень опасной ситуации. То, что у вас тайна с мальчиком Васильком, ясно, но вы не представляете тех людей, которые его держат здесь.

— Откуда ты знаешь? — удивилась тетушка.

— Ваши секреты с дедом Романом прозрачны, пелёнки роддомовские валяются, телевизор привезли, своя электростанция, водопровод. На хуторе, где больше никто не живет. Всё это стоит несколько миллионов. Откуда такая роскошь у дедушки?

— Ладно, я тебе как сыну верю и даже рада, что ты будешь знать и поможешь мне в этом запутанном деле. Малыша привезли три года назад двухдневного прямо из роддома, из другой области, так как я номера машины увидела и поняла, что чужие. Их было двое. Сказали, что муж и жена. Имён не назвали. Объяснили, что усыновят ребенка, от которого в роддоме отказалась мать. Но неожиданное осложнение заставило их увезти дитя куда-нибудь, так как мать-то отказалась, а сама состоит в браке и нужно разрешение отца. Они его ищут. А до тех пор не могут усыновить. Назвали его Васильком и попросили меня немедленно связаться с дедом Романом на хуторе. Их условием было проживание ребенка именно здесь. Сказали, пока не найдут отца и не получат отказ, он будет жить у деда. Хутор переоборудовали, у поворота поставили знак — «Въезд запрещен». Ты сам видел, как они стараются. Может быть это богатые бездетные родители, но почему именно Василёк им понадобился, когда столько детей бездомных — загадка.

— Это не загадка, а криминал, — пояснил Сергей. По всей вероятности ребенка украли с какой-то целью. Может это богатый наследник, может из мести, а может и вообще кровавым делом обернуться. Вы поедете домой с детьми, а я пока останусь здесь. Нельзя рисковать невинным малышом, и жизнью деда Романа. Те, кто все это придумал, не оставят живым свидетеля.

— Сереженька! — Нюра даже присела от неожиданности. — Неужели так серьёзно?

— Очень серьёзно, тетя, и развязка может быть ужасной. Найти отца ребёнка они смогли бы при их то бабках за полчаса. Сейчас компъютерный век.

— Что же мне теперь делать? — Женщина была в полной растерянности.

— Нужно срочно найти возможность поискать его родителей, но тайно, а сейчас вы, как ни в чем не бывало, отправляйтесь домой. Завтра, постарайтесь приехать сюда, я за это время что-нибудь придумаю. Они вернулись к дому, выпили чаю, и Нюра засобиралась домой.

— Дед Роман, вы не возражаете, если я останусь на несколько дней у вас? Красотища — не выразить словами.

— Что ты, милок, я только рад людям. А ты наш родной. То — то Васильку радости будет.

— Я тоже хочу остаться, — запротестовала Настя.

— Господи, девке через неделю четырнадцать лет стукнет, а она всё никак не поймет, что пора по дому мне помогать.

— Я пойду работать в милицию, или в прокуратуру, а домашними делами пусть занимаются женщины без мозгов.

— Ты что говоришь, значит твоя мать безмозглая, если занимается вами?

— Ты у нас исключение, машину сама водишь, врач по специальности, но почему-то сидишь дома.

— Я вас воспитываю, и ты прекрасно знаешь, сколько людей ищет помощи именно у меня?

— Ладно, мам, не шуми, выразилась неправильно. А всё — таки разреши мне остаться здесь. Ну хоть на денёк.

— Ладно, оставайся.

— И мы тоже останемся, — завопили Дарья с Витей.

— А ну марш в машину, карасята недозрелые. Рассерженные на то, что их назвали карасятами, ребята покорно пошли и сели в машину. Автомобиль тронулся. Им вслед ещё долго смотрели дед, Сергей, Настя и Казбек. Василёк теперь занял прочное место у телевизора и, взяв на руки кота Питера, обсуждал с ним увиденное на этом сказочном экране. Вернувшись домой, дед попросил Настю помочь ему с ужином, а Сергей пошел осматривать окрестности дома. Он серьёзно начал готовиться к предстоящей встрече с людьми, удерживающими в неволе маленького ребёнка. Пройдя несколько метров влево, он очутился у невысокой скалы, чуть ниже высоких верхушек деревьев. На скалу с этой стороны забраться было невозможно. Он пошел вправо и через полчаса оказался у края огромного болота, абсолютно непроходимого. Постоял, посмотрел. Пошел назад и не более часа потратил на вторую сторону скалы. Тут была непроходимая чаща, молодые поросли деревьев переплелись с могучими великанами. Казалось, что невозможно найти никакой просвет, чтобы обогнуть скалу. Для этого нужно было вырубить всю эту чащобу, но здесь понадобилась бы техника, настолько непролазными были эти места. Вернулся, когда солнце уже закатилось. Настя и Василёк мирно похрапывали на кровати. У их ног свернулся Питер.

— Дед Роман, — сказал Сергей. Ты же здесь все тропы знаешь. Как можно обогнуть скалу влево, там где чаща, и что за этим лесом дальше?

— Ишь ты, пограничник, «наш пострел везде поспел».

Он осторожно посмотрел на спящую молодежь и поманил Сергея на улицу. Они вышли и присели на лавочку, сооруженную дедом.

— Там, милай, есть одно место, которое я просекал из года в год. Только с дороги оно кажется непроходимым, всего один метр, но за ним дорожка вокруг скалы. С той стороны есть ручей, я его давно облагородил, пустил по нужному руслу. Есть там и шалаш, сложен он прочно, а сверху запутан в деревьях, в жизни не догадаешься, что внизу стоит настоящий чудо-домик с погребом и огородом. Там есть одежда, ружьё, порох и патроны. Всё, что положено. Ты паря, пограничник, грамотный, сразу смекнул что и как. А я наученный жизнью, всё на случай войны или какой заварухи, приготовил себе место недоступное. О нём не знает никто. Думаешь оно нам пригодится?

— Да, — серьёзно ответил Сергей. — Только надо подумать: кто мог навести на тётю Нюру этих сволочей. Так просто они бы к вам не приехали. И кто привозит вам продукты, ты их знаешь?

— Нет, милок, все незнакомые. Вот только раз мне показалось, что в машине на заднем сиденье я видел прячущегося мужичка. Раз прячется, то чего я на него смотреть буду. А шибко он смахивал на Жорика, нашего дальнего родственника, который с Колымой дружит. Ходок пять уже сделал. Но я мог и ошибиться, Жорик сейчас отбывает очередной срок.

— Но он мог и бежать?

— Мог?! — удивился дед, — Или откупиться. Они живут в соседнем городишке, так что про родство наше дальнее могут не знать и искать не будут всех родственников. Только вот Нюра с детьми. Крепко влипла по доброте душевной. Завтра на рассвете, пока малята спят, мы с тобой, деда, сходим туда и ты покажешь мне лаз. Мало ли что. И нужно будет запастись продуктами сухими и консервами.

— Там у меня картохи пять ведер посажены, скоро копать будем, лук, чеснок, морковка, капуста. Все путём.

— Ну ты и фрукт, дедушка. Тебя бы на границе служить.

— Я тоже служил когда-то. В пограничниках был. И ордена имею. Как старуха моя померла, так я и подался на хутор. Горя не хотел никому показывать. Остался тут. Таперь видишь, Бог послал малыша, которого спасать надо.

— Надо, дед, надо. Все люди должны помогать в беде друг другу, а тут малявка беззащитная. Его счастье, что на свете такой дед Роман имеется.

— Ну, ты уж паря меня так захвалил, мне даже совестно стало. Я ведь как чей-то пособник выгляжу. Чужого ребёнка воспитываю в лесу за деньги. Они мне их привозят.

— Но ты же не догадывался ни о чем?

— Как тебе сказать, сначала нет, приехали молодые, просят, ребёночек маленький, говорят скоро все оформим, ну я и ждал, а с недавних пор сомнения одолевать начали. Почему же они, законные усыновители, дитя при себе не держат, а в глушь к чужому деду отправили малограмотному. Деньги бешеные потратили на устройство, продуктами хорошими балуют и денег привозят. А так как у меня расходов совсем нет, куда можно деньги тратить, я складывал их все три года и теперь, они пригодятся в случае чего, если Василька спасать от злодеев будем. Деньги возьмёшь себе, может придётся бежать куда.

— Да, дедушка, денег у меня, бывшего солдата действительно нет, а без них, как известно, далеко не уедешь.

Вскоре проснулись дети и босой Василёк вышел во двор.

— Деда, я хочу опять телевизор.

— Погоди чуток, молочка попить надо, Дереза уже сердится и рога приготовила бодать тебя, за то, что молоко её забыл выпить.

— Не надо, Дереза, меня бодать, я уже бегу пить, а тебе хлеба принесу.

Что будет завтра пока никто не мог предположить.

КАК РОЖДАЕТСЯ МАНЬЯК?

Павел пребывал в бешеном состоянии. За три года он так и не покорил Веру. Их безнадежно распадающаяся семья не давала никакой надежды на Верину благосклонность. Чего только он не выделывал за эти три года. Ежедневно словно клоун рассыпался перед безутешной любимой мелким бесом, рассказывал анекдоты, давал обещания разыскать пропавшего сына, привозил кучу подарков, но всё было бесполезным. Вера смотрела на него отсутствующим взглядом и даже не удостаивала чести посмотреть привезённые подарки, тем более благодарить его. Он нежно прикасался к её руке, гладил склоненную голову, вытирал слезы, приносил лекарства, постоянно рассылал куда-то бумаги по розыску, и тогда она немного оживала, глаза загорались нездоровым блеском, но, прочитав очередную отписку, она снова уходила в себя, как улитка в раковину, и невозможно было достучаться до её сердца. Рядом с ней Павел тоже чувствовал, как в него вползает, вливается безудержный гнев. Постоянные неудачи в покорении женского сердца и постоянная угроза быть раскрытым, разрушали его разум, делали бессильным в его столь преступном достижении цели. Он настолько увлёкся надеждой на победу любой ценой, что постепенно терял границу между дозволенным и преступным. Сваливал вину за свои неудачи на терпеливого Василия, молча сносившего незаслуженные упрёки жены. Их семейная жизнь стала похожа на льдину, отколовшуюся от берега, и все дальше уносившую надежду на то, что края её сойдутся, и они оба ступят на одно и тоже спасительное место для их разбитой семьи. Вера в упор не видела Василия и только время от времени язвительно спрашивала только что пришедшего, усталого, задёрганного на службе и дома мужа:

— Наша милиция хоть что-то умеет делать? Как же ты собственного сына найти не можешь?

Василий молчал. Ему было обидно за свои бессонные ночи, за постоянную непреходящую душевную боль, которая напоминала каждую секунду о потерянном сыне и разбитой жизни. Три года он выносил ее издёвки, истерики, нравоучения. Словно сорвавшись с цепи, она сбрасывала весь свой гнев и страдания на муже. Он же, понимая ее материнское горе, старался щадить её и не отвечал на оскорбительные выходки. Как будто его боль была менее. Он в отчаянии иногда готов был пойти на крайние меры. Она давно оставила работу и вечно в подвешенном взвинченном состоянии находилась у телефона. Сама была бессильна адекватно оценивать обстановку, ей казалось, что кроме неё все забыли об украденном мальчике.

— Ее нужно выводить из этого состояния. Так недолго стать ненавистницей всего мира, а это близко к маниакальному состоянию. Будет терроризировать всех. Неизвестно чем может кончиться.

— Её ненависть ко всем пугает меня, — сказала мама Василия.

— Я не согласен с вами. Она слишком переживает, — вмешался Павел. Вскоре Анна Ильинична ушла на работу. Заехал Василий на минутку, забыл записную книжку.

— Как она? — спросил он у Павла.

— Пока спит.

— Может быть тебе, Павел, не стоит так часто бывать у нас. По-моему ты оказываешь ей медвежью услугу, потакая во всем. Жизнь есть жизнь — сам в гроб не ляжешь, по-христиански — это великий грех.

— А не грех, так говорить о друге, — услышала проснувшаяся Вера. — Да ты вахлак, тебе все равно, что с сыном и со мной. Я дура, что не вышла замуж за Павла.

Василий не дослушал до конца ее поистине уникальную речь, окончательно оборвавшую тонкую ниточку семейной связи.

— Милая, милая, моя несчастная малышка, — я думаю, что ты действительно совершила ошибку. Но её можно исправить.

Павел взял Веру на руки и как маленькую начал баюкать, носить по комнате. Она обхватила его шею и слушала сильное биение сердца. Вдруг её поразило собственное подленькое желание, пронизавшее с ног до головы. Она хотела этого человека, сильного, уверенного, надёжного. И прижавшись к нему так, что он почувствовал это, вдруг прикоснулась губами к его щеке, а он жадно впился в любимые губы. Страсть, неудержная, безумная, не рассуждающая, кинула их в объятия друг друга. В эти минуты у Веры не было этой постоянной ноющей боли души. Она вся отдалась своему верному другу. Теперь кто знает, может быть и будущему мужу. Спустя некоторое время она опомнилась и почувствовала женской интуицией, что совершила подлость по отношению к мужу. Семейные основы в их семье были непререкаемы.

— Мы с тобой далеко зашли, — отодвигаясь от него, — сказала Вера.

Он же, упоённый победой, такой долгожданной и такой неожиданной, запротестовал.

— Я никуда не уйду. Или ты уйдешь вместе со мной.

— Нет, — сказала категорически Вера. — Мы совершили ошибку. Я потеряла разум. Мы пока не должны больше видеться. Уходи.

— Ты меня гонишь? — упавшим голосом спросил Павел.

— Уходи.

И она отвернулась от него.

— Хорошо, я покорюсь пока и уйду. Но ты сама поймёшь, что села не в тот поезд. Твой уже ушел далеко, а наш, стоит, дожидается, пока мы в него сядем.

— Уходи, — беспощадно произнесла Вера. — Уходи. Ты — моя ошибка.

Павел встал, посмотрел на нее жёстко, зло и выскочил за дверь. Он не успел поддаться чувству радости, как вновь все полетело кувырком. Его машина, превышая скорость, летела по асфальту. Он смотрел на дорогу и не видел ничего, мелькали полосы асфальта, а он ехал и ехал, не зная куда, находясь в ситуации, от которой нельзя убежать. Его эгоистичная натура, не получающая удовлетворения в своих прихотях и постоянно находясь в напряжении, разрушила сложный механизм защиты разумом от недозволенных действий. Нужно было срочно разрядить ситуацию. Доехав до ближайшего ресторана, он решил «снять» девочку и таким образом заставить забыть эту гордячку, побывавшую в его руках, но все еще сопротивляющуюся. Ресторан только заполнялся посетителями. Песня о любви, томная, призывающая, толкала на поиски мимолетного удовольствия. Павел подозвал официанта:

— Столик с девочками.

— Будет сделано, — ответил тот и скрылся за портьерой.

Вскоре к нему подсели две девицы, но они ему не понравились.

— Мымры какие-то, — подумал Павел. — Куда им до Веры.

Выпили немного и он уже собирался уйти, не найдя нужной кандидатуры, как вдруг увидел в дверях свою одноклассницу Леночку, с которой у него даже был роман, чисто сексуальный, без слёз и обещаний. Она была одна. Павел бросил деньги на стол и направился к выходу. Идя прямо на неё, он смутил бывшую подружку своим респектабельным видом и, успев сказать, «Здравствуй», — потащил её из двери на улицу. Она шла и удивлялась столь буйной радости бывшего возлюбленного, с которым старая однобокая любовь так и не перешла в обоюдную.

— Что с тобой, Павлик? — спрашивала Елена и не получала ответа.

Он просто прикрыл ей рот ладошкой. Вывернувшись, она попросила:

— Ты бы лучше закрыл мне рот поцелуем.

Открыв дверцу машины он помог Леночке сесть и они умчались в его гнездо, свитое на даче.

— Ого, как ты шикарно живёшь? — удивилась она. — Женат?

— Пока нет. Ты исчезла, а другую не нашёл.

— Но ты же был по уши влюблен в Веру..

— Остановись, женщина. Ты знаешь, что неэтично обсуждать столь деликатные вопросы о других, не присутствующих рядом.

— Ты все еще её любишь, — утвердительно сказала она.

— Женщина, успокойся. Ты у меня в гостях и давай забудем всех знакомых и родных.

Лена переоделась в его рубашку и начала хозяйничать. Заглянула в холодильник.

— Что-то у тебя тут не густо с закусками, одна выпивка.

— Я здесь редко бываю, а дома мать готовит, вернее — прислуга.

— Шикарно живёте.

— А ты чем занимаешься?

— Работаю юристом в одном предприятии при ужасной зарплате, которой не хватает на приличные колготки и косметику.

— Что же ты не могла устроиться получше?

— Без протеже и денег? Ты знаешь, что у нас в стране перекосяк со специалистами. Штампуют юристов тысячами, а устраиваются единицы. Деньги за учёбу берут огромные, а как потом отработать их неизвестно. Вот и существую на шее у родителей, благо хоть они не отказываются кормить образованную дочку. Пока разговаривали, у Павла как будто что-то успокоилось внутри, воспоминания ненадолго приглушили его постоянно нервное состояние неудовлетворенности и задетого самолюбия. Его душевный контакт с Верой, с постоянной эмоциональной угрозой раскрытия его образа жизни, и желанием победить любой ценой соперника, опустошили душу, разрушили волю разума и он жил вспышками гнева и желания.

— Ты о чем думаешь? — внезапно услышал он вопрос женщины, сидящей напротив него в его доме.

— Так, о нас с тобой вспомнил.

— Правда? — обрадовалась она. — Тогда выпьем за нашу встречу.

Они подняли бокалы с шампанским, искрящимся за хрустальной стенкой.

— Пенятся счастьем, — лирически процитировала Лена.

— Которого так мало в нашей жизни, — добавил Павел.

— Это у тебя-то мало счастья? — хохотнула Лена. — Ну ты и жадина. Да твоего счастья хватило бы на тысячу человек.

— Может быть, может быть, — машинально ответил Павел.

Он вдруг взглянул на Лену, так как будто впервые видел её. Размазанная помада. На лице накладные румяна. Какая-то потрёпанная, жалкая, постоянно все оглядывает, ощупывает вещи вокруг в комнате. Павлу стало душно. Глаза наливались кровью, исподтишка восставала коварная ненависть к этой абсолютно ненужной бабе. Зачем он привёз ее сюда? Ему сейчас хотелось разобраться в том, что произошло между ним и Верой, а эта красноротая, без конца несла чепуху и много пила. Ему все труднее было сдерживать себя от желания ударить её, заткнуть этот говорливый рот. Бить, бить, пока она не замолкнет. Лена удивленно посмотрела на Павла, заметив происходящую в нём перемену. Его мутные глаза были залиты ненавистью.

— Что с тобой, милый? — пролепетала она и, вскочив со своего места подбежала к нему.

Она успела обхватить его шею руками, но ему показалось, что это раскрашенная змея вползает в его мозг, оттого голова становится все тяжелее. Он схватил её за горло и сильно сжал, так что она только ворочала глазами и билась у него в руках. В глазах её был неподдельный ужас и это подтолкнуло его на более решительные меры. Он отпустил хрипящее горло, она схватила себя руками и шипела, поглаживая вокруг шеи. Наконец, прошептала осиплым голосом:

— Да ты, маньяк, маньяк, а не Павлик, которого я знала.

И что-то говорила своим скрипучим противным голосом. Потом вскочила и допустила непростительную ошибку: подойдя вплотную к Павлу, женщина влепила ему пощечину.

— Да ты, мразь, — еще более разъярился он.

Никто никогда не смел прикоснуться к его лицу. Эта паршивка ответит за всё. Его разум отказал и с ним вступило в сражение эмоциональное безумие, так как рассудок давно раздвоился и он не понимал, где хорошо, где плохо. Тормозов не было. Безумец подошел к ней, схватил за руку, ударившую его и провернул так, что выступила голая вывернутая кость. Лена потеряла сознание от боли, а он все бил её, топтал, крушил вокруг бутылки, бокалы, тарелки. Все летело, звенело, падало. В довершение всего он ударил её бронзовой статуэткой и только тогда вышел в другую комнату. Его тяжелая голова, словно налитая свинцом, разрывалась от боли. Веки стали неподъёмными, как будто на них наложили тугую повязку. Руки мелко дрожали, его бил озноб, ноги плохо повиновались. Удары сердца, казалось ему, могли разбудить всю улицу.

— Пить, хочу пить, — простонал он, но не в силах был подняться с места и налить себе воды.

Так он сидел запрокинув голову, раскинув руки и упираясь ногами в тумбу стола, без мыслей, без желаний, без сожалений. Странная пустота и отсутствие чувства вины нарастали давно, а теперь проявились особенно, когда он не пожалел о том, что натворил, а просто подумал о предстоящей неприятной процедуре избавления от тела.

— Зачем было её сюда тащить? — мелькнула мысль, если была возможность съехать в сторону с дороги.

Изменения в мышлении стало очевидным, когда он позвонил домой.

— Мама, — сказал он, — услышав сонный голос. — Приезжай срочно, отцу ничего не говори.

— Его нет дома. Да что случилось?

— Не могу ответить по телефону. Обязательно приезжай.

— Хорошо, скоро буду, — на другом конце провода положили трубку.

А он все сидел и слушал зуммер, пока он ему не надоел. Только тогда трубка была положена на место. Мать приехала. Вошла сама. У неё были ключи.

— Не падай в обморок, когда увидишь…

— Опять? — испуганно спросила Любовь Ивановна. — Ты опять сделал это?

В ответ Павел распахнул дверь и она увидела растерзанную женщину, лежащую на полу. Схватившись за сердце, села на диван. Стала бледнеть на глазах у Павла и он испугался, что останется один, нет не потому, что это была мать, а потому, что ему была неприятна процедура заметания следов. Маленький господин так и остался во взрослом маньяке.

— А ведь мой сын — маньяк, — с ужасом подумала Любовь Ивановна. Сама вырастила таким. Долюбовалась красавчиком. Он, поняв ее настроение, глухо сказал:

— Поздно дёргаться. Я твой сын. «Яблочко от яблоньки недалеко падает».

— Ты хочешь сказать, что твоя мать убийца, может как и ты сделать это?

— Верно. Можешь. Каждый может убить, если ему представится такая возможность или необходимость. Одни убивают из-за денег, другие из ненависти, зависти, шантажа и других человеческих пороков. Но я, мама, поверь, я не собирался этого делать. В последнее время у меня вдруг внутри появляется зверь и оказывается, что я с ним ничего не могу поделать.

— Это твоя любовь тебя довела. Эгоистическая и шальная. Ты вбил себе в голову, что должен победить, а в результате стал убийцей-маньяком. Ты теперь вряд ли остановишься. Можешь дать мне слово, что такое не повторится?

— Нет, — честно ответил он. — Это свыше моих сил. Я становлюсь неуправляем, и сам себя боюсь. Сегодня был прекрасный день. Я и Вера, наконец, были близки, а потом она меня снова прогнала, вот я и начал искать утешение в других женщинах.

— Нужно остановить это безумие, — сказала мать. — Я могу поместить тебя в лучшую клинику заграницей.

— В психушку? — спросил он.

— А ты считаешь, что так и должен жить дальше?

— Не шути со мной мама, я ещё не совсем понял на что способен, но знаю, что тормозов у меня нет и избежать подобного я тоже не могу, поскольку во мне живет мужчина, а не импотент.

— Зверь поселился в тебе. Я ненавижу твою Веру, она сама сойдёт с ума, и тебя сведёт окончательно. Ладно, поздно заниматься раскаянием, сама вырастила эгоиста.

— А ты кто, мама? Ты не эгоист? Помнишь как откупалась от моих вопросов игрушками, экскурсиями, поездками с чужими людьми, которым я был до лампочки, тебя тогда интересовало другое. Красивая женщина, растяпа муж в вечных командировках и бессчётные любовники. Ты помнишь, как один из них по пьянке толкнул меня с лестницы? Я катился долго, а ты не спешила вылезти из постели, а потом я находился в больнице, куда ты бегом из парикмахерской или с очередного свидания прибегала ко мне, совала много подарков, сладостей, быстро целовала в щечку и убегала, помахав ручкой. Я одно время хотел рассказать об этом отцу, но подумал и решил, что на этом много потеряю. Кто знает какая у меня будет мачеха или отчим. И с тех пор у нас с тобой прекрасные отношения. Мы оба дурим отца, я деньгами, а ты с любовниками и всё идет прекрасно. Вот и сейчас я позвал тебя, потому что в душе ты тоже преступаешь законы перед семьёй, обманывая мужа и развращая меня.

— А ты жестокий.

— Какой есть. Сама воспитала. Попробую быть другим, если согласится Вера уйти от мужа. А теперь, как ты думаешь, мы управимся с этим делом?

— Я сама всё сделаю. У меня есть верные друзья. Способные на все ради денег.

— Только денег? — спросил сын.

Мать покраснела.

— Иди в спальню и ложись спать, а я вызову кого нужно, до рассвета должно быть все чисто.

— А если заловят их в пути с трупом, они выдадут тебя?

— Надеюсь, что нет. Иди. Хватит на сегодня откровений. Спокойной ночи.

Последняя фраза матери оказала на сына неожиданный эффект.

— Да она тоже, как и я повернутая. В доме труп, надо от него избавляться, а мать сыну — убийце желает спокойной ночи.

И он вышел из комнаты без малейшего чувства раскаяния. Любовь Ивановна сидела на диване в ожидании помощи и дала волю мыслям. Вслух бы она никогда не призналась в том, что чётко и ясно поняла, как рождаются маньяки. Те маньяки, с психическими отклонениями — понятно, но создать своими руками собственного маньяка — было слишком и она вспомнила время, когда началось нравственное падение сына. В его воспитании не было отца, он вечно работал или уезжал в командировки. Она — женщина полная сил, обездоленная в сексуальном плане, искала любви на стороне. Именно поэтому главными воспитательными мерами были откупы от занятия с сыном.

— Уйди, не мешай, не приставай, отстань, отойди, надоел, займись чем-нибудь, возьми деньги и пойди с друзьями куда захочешь. — Все это было, — вспомнила она, сидя на диване, а в соседней комнате лежал труп.

— Что случилось? — спросил приехавший на помощь верный Заур, числящийся в охране мужа, но полностью принадлежащий ей, муж и предположить не мог, какую работу выполняет его Заур.

— Пойдем, — сказала Любовь Ивановна и поднялась с дивана.

В соседней комнате он увидел то, что сейчас должен был убрать.

— Опять?

— Да. Помоги, Заур. Цену повышаю.

— На этот раз цена будет не денежной.

— Что ты задумал? — испугалась Любовь Ивановна.

— Ничего особенного. Вы проведёте со мной ночь, иначе я не сделаю больше ни шагу, чтобы спасти вашего сына.

— Ты с ума сошёл! — возмутилась она.

— Ничуть. По-моему это самая умеренная плата за такую работу. У вас пять минут на размышление.

— Ладно, — согласилась она, выхода у нее действительно не было.

Любовь Ивановна ушла в одну из комнат, а верный Заур пошел выполнять уже знакомую ему работу. Шум отъезжающей машины привел её в себя..

— Это мы еще посмотрим, — бушевала она по поводу предложения Заура, хотя прекрасно понимала, что смотреть было нечего — она полностью зависела от этого человека.

— Можно, конечно, и его убрать, но если его убрать, кто будет заметать следы, если сын снова что-то наделает? Поживём — увидим, — сказала она сама себе.

Пора было отправляться домой.

Павел, проснувшись, вышел туда, где остался труп. Все было чисто, матери не было. Странно, что в его голове не было жалости к своей убитой знакомой.

— Сама виновата, лезет не в свои дела. А мама? Что-то она чересчур разговорилась. Нужно будет выяснить отношения до конца.

Он не позволит оскорблять себя даже драгоценной родительнице. Сейчас ему нужны были деньги на оплату Хана и Гейши за их работу по воспитанию Василька. Он думал как поступить? Просто вернуть сына Вере, сказав, что он нашёл его и взамен попросить её руки, или после того, что произошло между ними, закрепить позиции, а потом может быть она пожелает от него ребёнка и тогда нечего возиться с этим поднадоевшим ему высокооплачиваемым сыночком, можно отдать его на воспитание или продать иностранцам, чтобы больше никогда не слышать его имени. Эти вопросы возникали и исчезали, так как он боялся прогадать и должен был быть осторожен. Иначе столько усилий для долгожданной победы будут напрасными.

— Победа — вот она.

Вера уже покорилась, а на то, что она наговорила ему после, не стоит обращать внимания. Женщины обычно говорят одно, а делают другое и зачастую их «нет» означает «да.» У него постоянно переключались мысли с одного на другое. Он не мог задержаться долго ни на одной даже самой мучительной. Они как вспышки молнии — озаряли его память, потом раскаты грома мучили немного его совесть, но всё это вскоре проходило. Полное отсутствие сознания вины говорили о его конфликте с разумом. Только чувства и эмоции были плохими советчиками. А сейчас надо бы обдумать разговор с отцом о деньгах, но услужливая память преподносила куски неприятных споров по этому поводу и угрозу отца. Тот отказывался финансировать непонятные проекты сына. Но Павла не волновал вопрос — «Откуда берутся деньги?» Сам он не понимал, и не хотел понимать ничего в деле бизнеса, юрист из него тоже не получился, и если уж теперь он превратился в преступника, то и преступник из него никудышный, везде были нужны помощники, в том числе — мама. В дверь позвонили и на пороге появился Хан.

— Как ты посмел? — закричал на него Павел.

— А вот так. Деньги нужны. Во-первых наша остальная сумма по договоренности и новая на содержание штата по воспитанию ребёнка.

— Ребёнок, ребёнок, — он мне надоел этот ребёнок.

— Давай избавимся от него, продадим родителям.

— С них нечего взять.

— Тогда в клинику. Сейчас много нуждающихся в молодых органах.

— Нет. Пока рано. Я еще не решил что делать, но деньги найду. Приезжай ко мне дня через два.

— Где же я должен находиться эти два дня? Может сразу пойти в доблестную милицию и сдаться на милость победителя.

— Ладно, оставайся тут, но не высовывайся.

И Павел отправился искать возможность поговорить с отцом о деликатной теме денег.

После двух дней тревог он нашел удобное время для разговора с отцом. В кабинете отца находился главный бухгалтер предприятия, друг отца и верный сотрудник.

— Они просят миллион баксов наличными, — сказал отцу его бухгалтер.

— Это в полтора раза дешевле безналичных, — ответил Игнат Терентьевич. Готовь деньги на завтра. Вечером передадим долг их человеку.

— Обмана не будет?

— Мы с тобой с ними три года по наличке работаем.

— Хорошо, — ответил старый Петр Петрович, умеющий лавировать между Сциллой и Хариброй в бизнесе. Они хорошо сработались — два старых знакомых, а теперь коллег.

— Деньги доставить мне домой тебе придётся самому потихоньку. Никто не должен видеть наших поставщиков. Да и сумма-то смехотворная один миллион.

— Долларов, — добавил Петр Петрович. Мне бы хватило до конца дней и потомкам осталось, а тебе — маленькая сумма.

Бухгалтер вышел.

— Папа, — начал Павел, — я пришел к тебе с просьбой.

— Знаю я твои просьбы. Сколько? — спросил он глядя холодно на сына.

— Пятьсот.

— Рублей?

— Ты начинаешь издеваться надо мной, — сердито сказал Павел. — Пятьсот тысяч зелени.

— Ну у тебя и запросы. Позволь спросить, неужели проститутки сейчас стоят так дорого?

— Я не общаюсь с продажными женщинами?

— Тогда что? Поездка? Открытие собственного дела?

— Мне нужны деньги, — упрямо повторил Павел.

— А я не могу дать тебе такую сумму, — ответил отец.

— А если это выкуп за жизнь?

— Чью?

— Мою, конечно. Мне сегодня пригрозили, что если не принесу в условленное место эту сумму, меня похитят и заставят платить тебя втрое больше.

— Я позвоню в милицию.

— Что она может твоя милиция. Они уже готовые убийства раскрыть не могут, а тут шантаж.

— У меня нет такой суммы свободных наличных денег, — твердо сказал отец. — Извини, сын. Я перестал тебе верить. Слишком много ушло на тебя средств, моя фирма под угрозой разорения от твоих расходов.

— Значит фирма тебе дороже сына?

— Зачем сравнивать несравнимое? — с плохо скрытым раздражением ответил отец. — Я могу дать тебе десять тысяч, ни баксом больше.

— Возьми их себе, — вспылил Павел и выскочил из кабинета.

Он негодовал, зверел, ему хотелось убить отца за такое неуважение к собственному сыну. Приехал к Хану на дачу.

— Денег достал?

— Пока нет.

— И что ты думаешь? Я не смогу удержать ситуацию в содержании ребёнка.

— Есть один вариант, но как его осуществить?

— Что за вариант?

— Завтра у нас дома будет миллион баксов, приготовленный на оплату чего-то там, я не вдавался в подробности. За ними приедут к нам домой.

— Сколько человек?

— Не имею понятия. Лучше найти возможность забрать их дома.

— Но как?

— А ты подумай. Дом наш знаешь.

— Может ты подключишь мать?

— Не имею понятия как. И время у нас мало.

Они начали соображать комбинацию изъятия денег из дома отца. Вскоре заговорщики, окрыленные планом экспроприации, приступили к его осуществлению.

Машина стояла у ворот калитки заднего чёрного хода и Хан с напарником ожидали выхода гостей с портфелем. Вскоре пришли двое, не включая свет уселись в машину. Мотор зарычал и автомобиль тронулся, бизнесмены переговаривались, смеялись, зная, что тот, кто отправил их сюда не очень-то надеялся так быстро получить наличность. Через несколько секунд они оба почувствовали на своих шеях удавки. Правого прикончили сразу и Хан сел за руль, отодвинув полузадушенного водителя. Остановилась машина в нескольких шагах от обрыва. Двое вышли с портфелем в руках. Быстро облили бензином внутренности машины, подтолкнули её к краю и, бросив в салон спичку, отскочили от пропасти. Огонь оказался внизу, невидимый с дороги, а машина горела и летела кувырком. Вскоре раздался взрыв. Это было довольно безлюдное место и горящую машину могли не заметить, если случайно кто-либо не окажется на заброшенной дороге, в связи с пуском в эксплуатацию нового шоссе… Пропасть была глубокой, обрывистой и имела на дне не одну жертву. Так оно и случилось, что на эту безлюдную, ранее бывшую проезжей дорогу, никто не выехал. Да и зачем на ночь глядя ехать там, где давно никто не ездит. Лишь через полутора суток, не дождавшись посыльных, в кабинет Игната Терентьевича позвонил партнёр.

— Игнат Терентьевич, — спросил недоуменно голос в трубке, — где мои ребята с бумагами от вас?

— Выехали вчера как положено, я их сам проводил до машины, пока она не тронулась.

— Странно… — помолчав раздумывал человек на другом конце провода.

— Может быть машина сломалась? — заволновался Игнат Терентьевич.

— А мобильные? Они что тоже сломались сразу оба?

— Я сейчас через милицию проверю все ДТП на дорогах и перезвоню вам, а вы подождите ровно час.

— Хорошо, — ответили и положили трубку.

Игнат Терентьевич связался по прямому телефону с начальником милиции и объяснил ситуацию.

— Подожди, я сейчас все выясню.

Полковник Сергеев приказал по внутреннему телефону подать ему сводку всех ДТП и задержанных за сутки. Скоро информация легла на стол начальника и там среди всех происшествий не было информации об автомобиле с таким номером.

— Игнат Терентьевич, — голос зычный начальственный, ворвался в телефонную трубку Крутых. — Нет среди ДТП такого автомобиля и неопознанных трупов не имеется.

— Значит они могли сами что-то натворить?

— Много было бумаг? — спросил начальник.

— Один зелёных.

— Ну для тебя эта цифра не смертельная, а для твоих партнеров?

— Наверное тоже нет, но ситуация мне не нравится. Новый способ трудно найти, — объяснял он своему другу, начальнику городского отдела милиции.

— Я попытаюсь их поискать. Давай данные.

— Сейчас свяжусь с коллегами и передам фамилии и прочее.

— Срочно. Секретно, — полетели строки данных.

Пока порочить неизвестно где находящихся людей было нельзя, и розыск пропавших вместе с автомобилем начался немедленно. Крутых позвонил домой и на голос жены задал вопрос:

— Павел дома?

— Да, — ответила жена.

— Дай мне его.

— Слушаю, — ответил Павел недовольным голосом.

— Ты сегодня выходил из дома?

— А что? — удивился сын. — У меня нет желания ходить по улицам и глазеть на незнакомых людей. Я хандрю.

— Наши вчерашние гости исчезли вместе с бумагами в портфеле. Нет ни их, ни автомобиля. Ты прессу смотрел?

— Не финти, отец. Ты что меня хочешь обвинить в чем-то?

Мать выхватила трубку и закричала:

— Ты там часом не рехнулся? Сын со вчерашнего утра никуда не выходил и звонков ему не было.

— Ладно, успокойся, я просто так, не знаю что и думать.

— Думай о чём говоришь, папа, — перехватив трубку сказал отцу Павел, если еще задашь один такой вопрос, считай, что у тебя нет сына. А пока я ухожу и вернусь неизвестно когда, хотя надеялся отлежаться дома несколько деньков, я плохо себя чувствую. Именно твое провокационное поведение заставляет меня бежать неизвестно к кому, чтобы облегчить душу моего невеселого существования.

— Ну ты и артист, — заволновался отец. — Напридумывал вместо того, чтобы помочь мне отыскать пропавших. К кому я должен обращаться в данном случае, как не к жене и сыну юристу?

— Прости отец, я тебя плохо понял и сорвался. Я сейчас же еду к тебе в офис.

— Вот и хорошо. Будем действовать вместе.

Павел ехал и думал о том времени, когда он будет у себя и встретит Хана.

— Как там все прошло?

Но сейчас уходить из дома было нельзя. Нужно находиться рядом с отцом, пока не минует опасность и не найдут козлов отпущения. А сам уже продумывал, что и как скажут свидетели и на кого покажут, как на преступников, если таковые окажутся. Он не пытался связаться по телефону с Ханом, мало ли, вдруг прослушка. Все-таки дом руководителя большой фирмы и его мобильники могли стать интересными как для криминала, так и органов безопасности.

Отец в отчаянии. Весь в поту сидел за столом и держался за грудь, в том месте, где находилось сердце. Павел сразу же вызвал «скорую». Отцу понравилась забота сына.

— И как я мог допустить хоть на секунду мысль о причастности сына к этому происшествию? — подумал с раскаянием Игнат Терентьевич.

У Павла было обостренное чувство понимания настроя людей. Он иногда предугадывал ход мыслей человека и теперь был абсолютно уверен в том, что мысли отца в отношении его, Павла, были сомнительны. Но именно сейчас все разрешилось в его пользу.

— Прости, сынок, что побеспокоил.

— Вас нужно немедленно госпитализировать, — сказала врач, просмотрев ленту кардиограммы.

— Нет, — запротестовал отец.

— Да, — сказал сын. — Может быть ты хоть раз посмотришь на меня как на взрослого образованного человека?

— Ладно, — испытывая слабость и головокружение, — ответил отец. — Когда-то надо начинать быть самостоятельным.

— Не беспокойся, папа, я не допущу ни одного промаха. И без твоего совета не приму ни одного серьёзного решения.

«Скорая» увезла отца в больницу.

— Мама, — срочно поезжай к отцу и не оставляй там его одного, а я на фирме постараюсь справиться с делами, с помощниками отца, разумеется.

Мать запричитала, расстроилась, но Павел положил трубку. Подумав, пригласил к себе главного бухгалтера. Тот вошёл и присел на краешек стула по приглашению жеста Павла.

— Я знаю вас с детства, — начал Павел и прошу вас помочь в работе пока болен отец, он вам доверяет, а я боюсь наломать дров, Петр Петрович.

— Молодец, правильно поступаешь, — ответил верный доверенный, проверенный друг отца. Здесь работает заместителем, да ты его знаешь, Александр Владимирович, положись на него, он тебя не подведёт. Пригласить?

— Конечно, — ответил довольный Павел.

Сейчас он свалит работу на зама и спокойно сможет поговорить с Ханом. Вызванный заместитель, человек средних лет, сухощавый с серьёзными глазами стального цвета, длинными руками и ногами, производил впечатление абсолютно непроницаемой личности, но стоило ему открыть рот, как поток слов заструился из него и он без остановки, только переводя дыхание, начал рассказывать Павлу о делах.

— Несомненно, что мы с вами справимся, Павел Игнатович. Спасибо вам за доверие. И если у вас сейчас имеются неотложные дела, можете спокойно заниматься ими. Я полностью владею ситуацией, вам будет нужно возить на подпись необходимые бумаги Игнату Терентьевичу.

— Спасибо, — обрадовался Павел. — У меня действительно имеются неотложные дела. Но личная просьба, если позвонит отец, скажите, что вызвали куда там у вас вызывают, пусть он не волнуется, а я потом заеду к нему.

И Павел ретировался с поспешностью скорбного животом человека.

— Привет, — с улыбкой сказал он, входя к себе в дом, где Хан ожидал его.

— Что так долго, мне здесь задерживаться нельзя. Как только я появляюсь на глазах ментов, у них появляется огромное желание окольцевать мои руки, как птичку редкой породы, и прописать в книгу зарешеченных окон годков на десять. Как редчайшую породу редкостных тварей, поместить меня в книгу тюремного Гиннеса и охранять, охранять, охранять..

— Деньги целы? — поинтересовался Павел.

— А куда им деваться? Вот она, толстопузая радость, — показал Хан на портфельчик. — Давай дели, что куда, мне пора. Переправишь меня через пункт ГИБДД в соседнюю область. Там я спокойнее себя чувствую. Да и пора деньжат подкинуть воспитателям твоего протеже. И на кой ляд он тебе нужен этот выродок?

— Не скажи, — ответил Павел — это дело всей моей жизни. — Я хочу заняться его усыновлением. Будет жить с нами, открыто. Фамилию, имя мы с тобой ему сохранили, справка из роддома имеется. А если когда Вера взбрыкнет, есть и то, что сразу же ее успокоит. Сама написала собственноручный отказ от сына в роддоме.

И они, довольные друг другом, захохотали грубо, цинично. — Буду его воспитывать сам.

— Убивать научишь, грабить с малолетства, — в тон ему продолжил Хан. Павел взбесился. Он налетел на Хана и поднял руку, чтобы ударить его. Но Хан перехватил ее в кисти, грубо крутанул, так, что тот взвыл от боли, и бросил Павла на диван.

— Ты, хозяин, не сучься. Твоя нервная система расшатана, но я не виноват, что ты потерял способность по-настоящему обороняться и мыслить. Эта баба выжгла из тебя всю твою силу и разум. Ты бежишь за ней, как мотыль за огнём, сгоришь — не заметишь. Отдай ей ребёнка и займись делом. Пока твой пахан жив, научись у него уму — разуму. Такую фирму упускать нельзя. Обороты миллионные, а ты за портфелем гоняешься, воруешь сам у себя.

— Прекрати, — закричал Павел и обхватил руками голову.

Тупая боль разливалась в висках, давила на глаза. Вскоре она могла перейти в нестерпимую, так что выть начнешь. И никакие средства не помогают. Все чаще и чаще настигала его эта подлая боль и тогда он становился беспомощным. Нужно что-то предпринимать, к врачам обратиться, что ли. Пока боль сверлила его до изнеможения, он давал себе слово, что обратится к медикам. А потом, когда становилось легче, он не вспоминал о ней до следующего приступа. Одно он точно знал, приход приступа провоцировался нервным срывом и бессонными ночами. Он потерял над собой контроль и как охотник устремился в погоню за Верой, разрушая всё на своем пути, и ничто не могло бы остановить его, отступиться от задуманной мести, одержать полную, хотя и преступную победу над ними, насмешниками, разрушившими его счастье. Сколько раз в порыве нежности к Вере, совершенно опустошенной от жалости к потерянному сыну, он хотел поехать за мальчишкой, привезти его к матери и посмотреть на счастливую изменницу, но тогда задуманная месть не принесла бы ожидаемого эффекта. Да и Василий, отверженный женой, продолжал молча существовать с ней рядом и мешал Павлу целиком завладеть любимой. Но ничего. Три года уже прошло. Отношения между супругами разладились окончательно. Там осталась только видимость семьи. Именно сейчас, в данный момент, он должен решить как поступать дальше.

— Сколько тебе нужно денег?

— Пятьсот кусков.

— А не жирно будет? — съязвил Павел.

— Тогда занимайся сам. Мне мою заработанную копеечку с Гейшей выдай и, — «мы пошли по сторонам,»- пропел Хан своим прокуренным голосом.

— А как же выйдем из положения с кражей? Если найдут машину, все шишки падут на мою голову.

— Не дрейфь, мы запрыгнули в машину раньше их. Сгорбленные как старухи. Свет погас. Они тоже не включали в салоне, кинули портфель на заднее сиденье. Своего сообщника кореша я знаю давно, он говнюк, передо мной провинился, увёл у меня из под носа бабу. Дело забытое, но ко времени оно вспоминается. Я его должен чикнуть, а портфель возле него оставить. Пусть думают, что грабители поработали.

— И как ты его?

— Не твоя забота, ты свою голову лечи, а то чего доброго в психушку попадешь. Вот твоя половина, сам положи куда хочешь, а я поеду к своему дружбану. Подъедешь сюда вечерком попозже. Меня перевезешь через пост.

— Жаль, что двести не меньше кусков уйдет на твоего засранца. Продай ты его на органы, или бездетным на воспитание. Такие деньги огребёшь. Не менее ста тысяч баксов.

— Я тебе сказал, он мне пока нужен, понятно? Сам разберусь с ним.

— Как хочешь. Столько бабок ввалить на этого подкидыша. Целое состояние.

— Мне нужна полная победа. Я пока раздавил всех морально, но это не всё. Я еще отыграюсь на Верке, когда она попадёт в мои руки. А деньги? Мне на них наплевать.

— Пока они имеются, — съязвил Хан.

Павел уехал, чтобы вернуться вечером.

— Алло, милиция. Здесь труп парня валяется, с портфелем.

— Назовите адрес, — попросил дежурный и машина следственной группы помчалась по указанному адресу. Василий Иванов был в числе оперов, примчавшихся на «труп». Парень лежал вверх лицом, в руке его находился нож. Сам он в крови на одежде и луже смотрел в небо незакрытыми глазами. Недалеко от тела убитого валялся портфель, чёрный с застежками, старого образца. Пустой.

— Да это же «Герпес», — высказался пожилой опер. Я его голубчика несколько раз брал. Подельник Хана. Только сейчас что-то Хана не слышно и не видно. Видимо переменил дислокацию.

— А может сдох? — предположил кто-то.

— Все возможно. Подружка у него на Кармен похожа. Красавица. Такая могла бы свою жизнь устроить, так нет связалась с Ханом. Он в наших местах три года назад еще ошивался. Разбои, грабеж, убийства.

— Воровство людей, выкупы.

— Нашли украденных?

— Двоих — да, одного мёртвым. Выкуп не заплатили. Он у нас ушел из-под носа.

С места происшествия отправились в милицию. Василий поехал в фирму Крутых для опознания портфеля с утерянными деньгами.

— Наш шеф в больнице, — отрапортовала секретарша. Но есть заместитель.

Заместитель нашелся быстро. На вопросы Василия ответить не мог. Он был не в курсе пропажи денег. Василий поехал в больницу. Врач, ведущий лечение больного, разрешил пройти в палату, где привязанный капельницей к кровати лежал Игнат Терентьевич.

— Василий? Здравствуй, дорогой, давно тебя не видел. Проходи, гостем будешь.

— Самое лучшее место для гостей, — отшутился Василий. — Вы мне, Игнат Терентьевич, объясните, пожалуйста, что произошло? Сколько было денег? В чём они находились?

— В портфеле, Васенька, в портфеле. И взяли их не у меня дома, я сам провожал коллег по работе до машины и уехали они при мне. А портфельчик, да это тот самый, он, голубчик. Так вы нашли деньги? И машину? Ребята живы?

— К сожалению нашли пока только портфель.

— Вы подозреваете кого-нибудь?

— Кого мне подозревать, если дома находились все свои, жена и сын. Они так и остались дома, а что случилось с машиной — никто не знает.

— Нам дано задание искать автомобиль с людьми.

— Честь страдает, Василий, я по-стариковски привык верить на слово, расписки на деньги и бумаг никаких нет. Потом должны были отдать товаром. Не первый год с ними работаем. А теперь с меня спрашивают, где машина и люди? Что я могу ответить? Горе мне, могут ведь и не поверить. Всякое бывает в жизни.

— А куда они должны были ехать? В какую сторону?

— Сторону Москвы, не доезжая до развилки в город Владимир.

— А вы не скажете, какими дорогами они собирались ехать? С заездами куда-нибудь ещё или прямо домой?

— Домой. Эти деньги горящие, срочные. Их должны были доставить в кратчайшие сроки.

— Кто знал о том, что приедут за наличными деньгами в крупной сумме?

— Только наш бухгалтер, преданный старый работник, он мой друг.

— И больше никто?

— Никто. Нас было всего трое в кабинете. Пашка, я и бухгалтер.

— Значит и ваш сын тоже был там?

— А куда ему деваться, он и дома был. Уж не хочешь ли ты сказать, Василий…

— Я ничего не хочу сказать, я только спрашиваю.

— Я знаю, что вы с Пашкой были неразлучные друзья, а теперь кошка между вами пробежала…

— Это не имеет отношения к делу, — ответил Василий. — Поправляйтесь.

Василий направился к выходу. У обоих возникла тонюсенькая предательская мысль о Павле, как о возможном грабителе, но тут же исчезла. Это было ужасно несправедливое обвинение, бездоказательное, но вполне могущее иметь место в жизни.

— Он никогда не докатится до столь ужасного положения, тем более что у него нет нужды в деньгах, — подумал Василий. Я просто ревную его и пытаюсь хоть в чем-то обвинить.

Главный бухгалтер весьма понравился Василию и его интуиция была на стороне этого человека. Но интуиция и поиски преступника не могли быть родными сёстрами. Иногда она подводила, и с виду обаятельный свидетель становился преступником под давлением улик и собственного признания. Ясно было одно. Ограбление произошло в дороге, но случайно, или же по чьей-то информации? Было над чем размыслить. Через два дня сотрудниками ГИБДД была обнаружена машина на дне обрыва у заброшенной дороги. Извлечённые трупы были теми пропавшими, которые везли деньги. Значит труп с портфелем был тем самым преступником, кто ограбил их? Но как и при каких обстоятельствах? Это предстояло выяснить следствию. Не нашлось ни одного свидетеля. Павел Терентьевич строил свои гипотезы, но они странным образом все время натыкались на Павла. Никто кроме него и бухгалтера не знал о деньгах. Но обвинить Павла открыто он не мог. Тот все время находился дома и назавтра тоже не отлучался.

— Да что ты, старый осёл, — упрекал себя Игнат Терентьевич. — Родному сыну не веришь. Нервы расшатались.

Павла официально вызвали к следователю.

— Это я, слушаю вас, — насмешливо разглядывая молодого парня в форме приветствовал Павел, и не спрашивая разрешения, уселся напротив..

— Да, я находился в кабинете отца. Я работаю вместе с ним. Отец стар и мне скоро предстоит полная самостоятельность. Да. Я находился дома, когда приехали за деньгами. Не подумал, что надо было придти к вам и в наручниках ожидать, пока гости не уедут из дома с деньгами.

— Мы вас не обвиняем, а спрашиваем как свидетеля.

— Спасибо, благодетели, спасибо, что хоть не обвиняете меня в том, что я не украл собственно наши семейные деньги. А то ведь можно стать по вашему виду унтер — офицерской вдовой, которая сама себя высекла.

— Вы свободны гражданин Крутых, — следователь протянул ему пропуск.

— Прощайте, — сказал уходя Павел.

— До свидания, — ответил ему упрямый следователь, но Павел уже его не слышал.

Расследование по украденным деньгам продолжалось Имя Герпеса вывело оперативников на след Хана. Нашли свидетеля, который утверждал, что видел этого парня в обществе человека, похожего на фотографию Хана, предъявленную ему. Но, он же утверждал, что встретились они ему три года назад на улице, странным образом оказавшейся, где была убита акушерка.

Находиться на улице, не значит быть убийцей. Сколько потом ни спрашивали людей, окружающих убитую даму, никто никогда не слышал о таких именах. Глухарь остался глухарем и спустя три года.

К Василию в отдел пришла мама Лены Сорокиной, его одноклассницы. Вся в слезах, рассказала, что её дочь исчезла таинственным образом.

— Ушла в ресторан вечером и не вернулась. Я думала, что она помирилась с мужем и уехала к нему. Но тогда почему не позвонила?

— А раньше она вот так исчезала?

— Бывало на два-три дня. А теперь прошло около недели.

— Почему же вы не пришли сразу?

— Дочку позорить не хотела.

— С кем она общалась в последнее время?

— Друзей у нее было много, бывший муж доставал. Она его не любила, так вышла, чтобы забыть свою любовь?

— К Павлу? — машинально вырвалось у Василия.

— А вы знаете?

— Об этом знал весь наш класс и курс в институте.

— Да. Это была шальная неразделенная любовь.

— Она с ним встречалась?

— Думаю нет. Иначе рассказала бы мне.

— В тот вечер ушла одна из дому?

— Одна. Сказала, что пойдет в ресторан, отвести душу от нытья благоверного.

— В какой ресторан?

— Ночной.

Василий выехал туда. Но сначала заскочил с мамой Лены к ней домой и взял фотографию. С фото смотрела на него печальное лицо хорошо знакомого человека. Василий приехал в ресторан. Показал швейцару фотографию.

Тот сразу же назвал день, пятницу, когда она заходила к ним.

— В пятницу, говорите? — уточнил тот.

— Да, — ответил Василий, примерно в половине девятого вечера.

— Точно была. Она у нас не завсегдатай, но заглядывала на огонёк.

— С кем она была?

— Одна. Точно одна. Только прошла в двери и тут встретилась с молодым человеком. Они вышли, но я посмотрел из любопытства. Думал, что ревнивая любовница отыскала своего возлюбленного.

— Они ссорились?

— Нет. Поздоровались и он открыл дверцу машины.

— Вы этого человека знаете?

— Конечно, он наш частый гость. Сын директора какой-то большой фирмы, весьма щедрый молодой человек.

— На чужие деньги, — подумал про себя Василий.

— А его имя?

— Вот этого я не знаю. Мы клиентов по именам не запоминаем, запоминаем по оставленным деньгам.

Василий полез в карман и достал фото Павла, последнее время постоянно присутствующее у него под руками на всякий случай.

— Он, — удивлённо произнес швейцар.

— И вы точно знаете, что именно с ним уехала женщина?

— Куда точнее. Сам своими глазами видел.

Василий, приехав в отдел, отдал фотографию Лены Юре и попросил взяться за это дело.

— Опять Крутых на пути встретился? Что-то часто этот господин появляется там, где висит глухарь. Лады. Посмотрим, что будет на сей раз.

Он немедленно отправился к Павлу. Дома его не оказалось.

— Не скажете, где его можно найти? — поинтересовался он у Любовь Ивановны.

На фирме отца. Тот в больнице, а Павел его замещает.

— Высоко взлетел, — подумал Юра, садясь в машину.

Павла он нашел в кабинете отца. Тот восседал в кресле, величественный как изваяние. Жестом пригласил Юру присесть.

— Что привело вас к нам?

— Вам знакома эта женщина? — спросил он Павла, наблюдая за реакцией последнего.

Павел не умел скрывать своих чувств и на лице отразилось смятение, страх. Он взял себя в руки, положив фотографию перед капитаном, сказал:

— Это моя одноклассница и сокурсница. Очень изменилась за несколько лет. Можно не узнать по фото.

— А по натуре?

— В каком смысле? — переспросил Павел.

— Когда вы видели Лену Сорокину в последний раз?

— Не помню.

— Несколько дней назад из ресторана вы вышли вместе и сели в вашу машину.

— Ах, вот вы о чём?

— Я довез её до места, куда она попросила, и уехал.

— Что это было за место?

— Объясните, почему вы спрашиваете? — закипал от ярости Павел.

— Дело в том, что ваша знакомая в тот день не вернулась домой и до сих пор неизвестно где находится.

— А вы следите за ее нравственностью? Так можно рассматривать ваш визит?

Павел встал и подойдя к окну, отвернулся от сидящего опера. Этим он показал, что не намерен больше разговаривать.

— Хорошо, — Юра встал и пошел к выходу. — Мы пригласим вас тогда, когда найдем ее труп.

— Вы в этом уверены?

— В чем?

— В том, что она мертва?

— А вы как думаете, если женщина около недели не появляется ни на работе, ни дома. И никто её больше не видел.

Юра садился в машину и думал, что его крайне недоброжелательное отношение к Павлу базируется на дружеских отношениях с Василием.

— Я смотрю на Крутых, как на преступника, хотя может быть он и не виноват.

Прошел месяц и туристами за рекой, в перелеске был обнаружен обезображенный труп женщины. По лицу его невозможно было узнать. Труп слегка был прикопан землей, но торчала нога, по которой и нашли несчастную. Криминалисты установили, что была Лена Сорокина. В тот же день Павлом было предоставлено железное алиби. На улице, куда он подвез Лену, к нему в машину подсел охранник отца Заур Ильясов. Он видел своими глазами, как Павел попрощался с Леной на углу многоэтажного дома и они с ним вместе вернулись домой. У Заура была ночная смена по дежурству в их доме. Больше Павел никуда не выходил. Заур сам ставил машину в гараж. Через час они играли с ним в шахматы, а Любовь Ивановна приносила им кофе. Играли допоздна.

— Опять алиби, — проговорил огорченный Василий.

— А тебе так хочется прищучить соперника?

— Ну что, ты Юрий Иванович. Это слишком низменно — чувство мести, нет я никогда не дойду до такового. У меня сложилось мнение о неуловимом маньяке, которому удаётся ускользнуть. Но это до поры до времени.

И Василий достал лист бумаги с записями.

— Вот смотри. Погибает Юля. Павел был задействован. Знаком с убитой и связан личными узами. Позже, похищение моего сына. У него есть набор побуждений для мести. Он знал акушерку. Её тоже нет. Из их дома исчезают деньги. Убиты три человека. Павел присутствует. Наконец, Лена. Он увозит её из ресторана и мы находим труп. Снова присутствует личность Павла Крутых.

— Что ты на это скажешь?

— Серьёзно. Он как тень присутствует везде, оставляя на момент убийства железное алиби. Сам дома. Но во всех делах есть его присутствие. Надо бы послушать его разговоры и приставить к нему «наружку».

— Не дадут согласия.

— Почему? — удивился Юра. — Основания есть.

— Его отец платит за крышу нашему генералу.

— Оте раз. Ты — то откуда знаешь про это?

— Был в хороших отношениях с Павлом. Он сам хвастался, что крутые им нипочем. Платят милиции.

— Странно. Наш начальник управления — очень хороший человек и руководитель. Как же в нём могут уживаться два противоположных человека?

— Сам часто думаю об этом. Даже хотел одно время записаться к нему на приём и прямо спросить об этом.

— Сдурел?

— Наверное. Пока не могу набраться храбрости, но думаю, что всё равно рано или поздно спрошу.

КРИМИНАЛ В ПОГОНЕ ЗА РЕБёНКОМ

Обсудив с дедом дела, Сергей выехал в город и, сказав матери, что хочет навестить её двоюродную сестру, мать Жорика, отправился к ней. Ему нужна была информация о том, каким образом Василёк попал к деду и кто за этим стоит.

— Милай, родственничек, да ты какой баской стал, еще краше чем в детстве, — тетя Люба расплылась в улыбке.

Она вообще была похожа на расплывчатый блин. Её талия вывалилась огромным животом вперед, руки весили не менее чем полпуда каждая, а круглое лицо не вошло бы в бак. Сидеть она могла только на специально сколоченном стуле.

— Проходи, милай, рассказывай, как там твоя мать поживает.

— Живёт, — ответил Сергей.

Пока её пронырливая дочка Марина выкладывала на столе образцы тарелок для богатырей, он разговаривал с двоюродной сестрой своей матери и с ходу задал вопрос:

— А у вас можно устроиться на работу? Я ведь гол как сокол после Армии. Мой костюм и рубашки стали малы и хожу в своей пограничной форме в жару. Обошёл что мог у себя и никакого смысла. Зарплата такая, что куры с хохоту подохнут. А ведь я только и научился, что хорошо махать руками и ногами и мне бы куда в охрану пристроиться, лишь бы хорошо платили. Как вернулся из Армии, так и сижу на иждивении матери, а она и сама с хлеба на квас перебивается.

— Ох, милок, у нас та же песня, работы нет. Заводы стоят. Молодежь чем зря занимается. Жить не на что, вот и дурят помаленьку.

— Мне всё равно что за работа, лишь бы с себя наряд зелёный скинуть. Да прилично одеться. Годы уходят, а я существую лишь бы с голоду не сдохнуть.

Проговорили долго. Пока обедали, к ним заглянул сосед Пётр, нескладный длинный мужик, посидел, покалякал, послушал. Молча встал и ушёл.

— Странный какой, — сказал Сергей.

— Нормальный мужик. Может он тебя и пристроит. У него здесь власть. Руки длинные, всё загребли. Так что, если ты ему приглянулся, он тебя пристроит.

— Хорошо бы, — ответил Сергей. — Надоело такое житьё.

На другой день его позвал веснушчатый мальчишка к Петру. Сергей пошёл беспрекословно. Глянул на дом и обомлел:

— Вот это хоромы. А у кого? У простого долговязого мужика.

Петр хитренько поглядел на него и помолчал.

— Ты свово родственничка Жорика помнишь?

— Конечно? — ответил Сергей. — Он мой идеал. А как песни поет, заслушаешься. Жаль, что его нет. Он бы меня пристроил куда-нибудь.

— Не спеши, паря. Может он скоро и объявится. Я вижу ты толковый, головастый и умеешь драться.

— Чему-чему, а этому в погранвойсках научили.

— У тебя девушка есть?

— Нет. Какая девушка, когда переодеться не во что.

— А твоя вторая тётя чем живет? Работает?

Сергей понял, что вопрос касается Анны, Нюрочки и по — простому, как будто не смекает о чем говорит, сказал:

— Ей повезло. Дали на воспитание ребёнка какого-то богатого человека и теперь она не нуждается. Заботится о дитяти.

— А что его родители известны? — поинтересовался Петр.

— Нет. Их никто не знает. Да и ей незачем интересоваться, сами скажут когда понадобится.

— Это так, — ответил Петр. — Считай что ты уже на работе.

— На какой?

— Узнаешь.

— А убивать не заставят кого-нибудь?

— Мы люди мирные, наоборот помогаем несчастным. Кто кроме нас это сделает?

— Так вы занимаетесь благотворительностью? — смекнул Сергей.

— Вроде этого. Со временем узнаешь, а пока расскажи все, что ты знаешь об этом ребёнке?

— Стоп, — подумал Сергей, — я попал в точку, значит наш родственничек причастен к этому делу. Но где он сам?

А вслух сказал: — Зовут мальчика Василёк. Ему три года. Откуда — неизвестно. Но если вы пожелаете, можно будет и поискать его родовые корни, составить генеалогическое дерево.

— Ну ты хватил. Он что принц Датский? Ну лады. На сегодня достаточно. Завтра все разрешим с твоей работой.

— Так быстро? — удивился Сергей.

— Так ты же родственник Жорика, а этим всё сказано. Нигде пока не работал. Никого не знаешь, гол как сокол. Жить не на что, устроиться некуда. Я тебе даю деньги на обмундирование и машину, правда нашу, жигулёнка, но она почти новая. Документы подготовим завтра, а пока тебя у нас никто не остановит с этими номерами. Держи тысячу баксов и пятьдесят тысяч рублями. Можешь взять с собой свою молодую родственницу или моего конопатого. Они покажут наши магазины и прочее. А мне пора.

Он вложил в руку Сергея пачку денег и вышел в другую комнату.

— Кажется я влип в уголовную историю, — подумал Сергей, но сказал он себе, — риск — благородное дело. Лучше будет всем, если я займусь Васильком, а не банда, готовая на всё.

Повернулся перед зеркалом, позвал конопатого, которого звали Петей, как и его папашу, объяснил ситуацию и они подошли к машине, цвета мокрого асфальта, солидно выглядевшей девятке. Зашуршали шины. Ветерок врывался в окна, а из приемника неслась музыка. Через несколько часов постриженный, одетый в новый костюм и белоснежную рубашку, туфли под цвет брюк, Сергей небрежно входил к тётушке в дом. Он нёс ей коробку конфет и букет цветов. Бедная тетушка не могла привстать со своего вместительного ложа. Она была покорена Сергеем. Ей никто не дарил цветов с ее клумбообразной внешностью. Женщина расплакалась от такого внимания. Ночью его кто-то тряс за плечо. Он увидел конопатого и открытое окно.

— Быстро к нам, — тебя отец зовёт.

Сергей вылез из постели, кое как оделся в спортивный, приобретённый днем костюмчик, и они выскользнули в окно. В доме Петра сидел бритоголовый мужик, крепкого телосложения, но дрябнущими руками, видимо давно не занимающегося своей формой. Обрюзглый, глаза — сверла внимательно смотрели на вошедшего.

— Привет, родственничек, — протянул он руку Сергею. — Жорик. Твой дядя. Правда не родной, а двоюродный, но все же дядя.

— Здравствуйте. Так это я и вас тоже должен благодарить? — спросил его Сергей.

— Благодарность — дело невыгодное, пустое. Она никому не нужна. Из неё рубаху не сошьешь. Есть работа — есть и всё остальное. Я рад, что твоя мать вспомнила о нас. Я помогу тебе во всём. Но предупреждаю. Работа сам понял, наверное, какая. Так что, если ссучишься — перо под ребро. Если станешь верно работать — баксы. Пока у тебя есть выбор, можешь отступить. За барахло расплатишься позже. Если по рукам, то и разговор другой будет.

— Мне некуда деваться и я ни за что не расстанусь с деньгами, которые вы дали мне. Нищета убивает человека, а я только начинаю жить.

— И последнее, — сказал Жорик, — вздумаешь продать нас, мать за все расплатится, а потом уже ты. Понятно?

— Понятно. Я буду добросовестно выполнять, кроме мокрухи, все ваши поручения.

— Ну и лады. У нас есть кому заниматься мокрухой. Только парней с мозгами вроде твоих маловато. Сейчас ты вернёшься в свой город и узнаешь как содержится малыш, что за родители, можно ли получить за него выкуп? Даём тебе еще столько же тугриков и после выполнения задания — десять кусков зелёных. Все подробно. Время как можно меньше. Здесь записан наш номер телефона. Звонить только когда возникнет необходимость и ничего по телефону не объяснять. Только хорошо или плохо идут дела и когда тебя ждать.

— А ты не боишься, что Хан нас опередит? — спросил Пётр Жорика.

— Поэтому и спешу. Дней десять у нас есть. Пока еще Хан не появился. Будет, поймёшь, тебе же даст задание.

— А если сам начнет действовать?

— Вряд ли. Он в лесу плохо ориентируется, мы с ним там были один раз.

— Значит дед Роман не ошибся, — вспомнил Сергей его рассказ, а вслух произнес, — А мне что делать, если вдруг там окажется Хан?

— Быстро усёк. Подготовь по приезду сразу где-нибудь хату и посели их пока там. Будешь ориентироваться на месте. Если парень тот стоит дорого, он наш, а если ничего, — никому не нужен. Судя по миллионным затратам на него, дело выгодное. Хан не станет заниматься ерундой, тем более что последние три года он надолго никуда не отлучается. А на твоих родственников через меня вышел. Мы с ним в одной упряжке находимся. Только он начальник, а я так. Пока. Посмотрим, как Хан засуетится, тогда и мы должны будем быть готовы.

Распрощались. Инструктированный Сергей отправился на колёсах почти собственной машины в родные края. Он ехал и думал о том, в какой переплет попали обе сестры с детьми, дед Роман, и в первую очередь Василёк, малыш, неизвестного происхождения.

Места, где проезжал Сергей, были красивыми, с буйной зеленью, хорошей дорогой с новыми размётками. Машина летела по асфальту, по свободной от транспорта дороге. Берёзки, с резными листочками и кудрявыми головками помахивали ветвями, приглашая остановиться, отдохнуть. У прудов и небольших речек раскидистые ивы — самые прекрасные деревья на земле, печалились, глядя в водяное зеркало. Сергей ехал и думал, как ему спасти от беды малыша и свою семью со всеми увязшими в этом деле родственниками. Домой приехал утром. Мать, вышла заспанная, обрадовалась, запричитала. Заждалась сыночка. А увидев вышедшего из машины, ахнула:

— Вот те раз. Уехал занюханный солдатик, а приехал буржуй, буржуем.

Словно в подтверждение этих слов он вынес коробку с подарками, от тёти и его самого. Радость была нескончаемая. Он не стал тревожить мать наводящими вопросами, а наскоро позавтракав, помчался к тёте Нюре.

— Ах, ты тошно мое, — всплеснула руками Нюра. Не узнать тебя, Серёга. Теперь держись, девки все ворота описают.

От её выражения Сергей фыркнул, но стоял, красовался своими шмотками.

— Я съезжу к деду Роману, — сказал он. — Может что отвезти надо?

— Ой, про Романа вспомнил, тут вчера приезжала фря, вся из себя раскрашенная и просила, чтобы я никому не давала адреса, если даже сильно будут просить. Тут что-то не так. Разодетая, на Кармен похожа. И что ей от ребёнка надо?

— А машину вы помните? Номер записали?

— Нет, расстроился, а мой следопыт Дашка всё в окошко подсмотрела. Вот номер. Машина была не их, а соседней области. Но близкого района. Того, что на границе находится и плавно переходит в нашу. Тут десяток километров всего — и ты в другой области. Даже деревня есть, Петухово называется, там одна улица в нашей области, а через дорогу — соседней. Так что можно двумя ногами стоять в разных областях.

— Ладно, тёть Нюра, я поехал. Вернусь расскажу, что и как.

До хутора было километров семьдесят. В этой стороне уже давно никто не жил. У дороги стояли заброшенные села и хутора, страшно подглядывали пустыми окнами без стёкол и оторванными дверями. Почерневшие или совсем сорванные крыши, пугали тёмными провалами.

— А ведь здесь когда-то кипела жизнь. Люди ушли из-за отсутствия работы и забросили свои родные дома.

С думами не заметил как доехал. Первыми его встретили Дереза с Казбеком. Потом вышел дед Роман.

— Здравствуйте, — дед Роман кинулся ему навстречу.

— Как у вас тут?

— Т-с-с-, - прижал палец к губам дед и показал на сарай. Вошли в него.

— Тут дела, паря, непонятные начались, — сказал он тихонько. — Бабёнка приезжала с шофером, востробитка, шары-то так и зырят по углам. Сказала, что на днях заберут Василька, мол отец нашелся. Я, грит, сама приеду за ним. Только я не возьму в толк, кто она такая? Почему не сам отец приехал? И куды они повезут мальца? Что-то страшно мне стало старому, кабы не загубили мальчонку. Что будем делать?

— Бежать надо, вот что делать, — раздался голос Насти.

— Ты опять подслушиваешь? — рассердился дед, — экое бессовестное дитя.

— Я не подслушивала, — просто с крылечка хорошо слышно.

— Беги в дом, готовь завтрак, — ворчал дед, — как обмозгуем так и сообчим табе решению. — Да, — продолжил дед, чтоб тебя приподняло, да шлёпнуло, змеюку востроглазую, тудыть, твою протуды. Явилась. Вся из себя, так и норовит ужалить. Сколько лет не было ни слуху ни духу, а таперича на табе, нарисовалась, приехала. Я на неё глядел и думал, а вить она была тут уже давно только. Волосы белые были и платок на глаза натянут. А вседно узнать можно. Она это. Она.

— Ладно дедушка разберёмся кто был, надо думать что делать?

Сергей не мог рассказать старому с чем приехал и что узнал. Мало ли придётся перед кем отвечать, не выдержит, немощный уже, совсем плохой. Он и сам пока не знал что ему делать, понятно было, если исчезнет Василёк, отвечать будут все родственники. И тогда он принял решение, спрятать их всех в потайном месте за горой, доложить об их исчезновении хозяевам, и самому предложить искать их. Весть о переселении в шалаш была воспринята с радостью, только одно огорчало Василька, расставание с телевизором.

— Это ненадолго, — уговаривал его Сергей.

— Что брать-то с собой будем? — суетился старый.

— Только самое необходимое, а здесь все раскидаем, как будто нас похитили, — щебетала Настя, бойко управляясь с вещами.

Они складывали в машину всё, что там могло пригодиться, а у тропинки, где не было проезда, носили вещи вручную Питер мешался под ногами и обстоятельно комментировал их бегство одним словом — «Мрым-м». Дереза шла сзади, поглядывая на ветки. Казбек бежал впереди, словно показывал дорогу заблудившимся людям. Через несколько часов дверь дома была закрыта, а население хутора перекочевало в шалаш. Шалашом его называть вряд ли было можно, скорее это сооружение архитектуры в лесу было похоже на маленький домик. Только крыша была замаскирована ветвями так, что никто бы не смог со скалы — это было почти невозможно, увидеть под ними шифер. Многолетний труд деда Романа увенчался успехом. Две небольшие комнатки, кухонька и прихожая — вот что называлось шалашом. Маскировку для машины нашли недалеко от того места, где дорожка вела в укрытие. Никогда и никто не смог бы подумать, что среди переплетённых деревьев чащи имеется маленький вход в укромное место, бастион, способный выдержать полугодовую осаду. Питания было вполне достаточно. Даже если бы человек пробрался на вершину скалы, то не смог бы увидеть домик среди переплетённых вершин деревьев, много лет назад подвязанных дедом друг к другу, вынужденным расти в заданном ему направлении. Сначала проверили на звукопроницаемость. Сергей остановился у домика, а там в лесу его звали громкими голосами Настя и Василёк. Дед Роман, сложив руки в рупор, кричал как филин «фубу», но и его не услышал Сергей. Слишком густой была чащоба, не пропуская звук человеческого голоса свистящими под ветром верхушками деревьев. Укрывалась надежно низина шалаша, вросшего в землю наполовину. Родничок, освобожденный руками деда Романа, и ещё два неподалеку, вполне могли снабжать водой эту великолепную семью. Дровишки, сухие как порох, служили для приготовления пищи летом и отопления зимой. О них можно было не заботиться, запаса хватило бы на три года.

— Я должен уехать, — пояснил Сергей. — Вернусь скоро.

— Мы будем ждать, — привези нам книжку с картинками, — попросил малыш.

Настя понимая обстановку, молча смотрела как Сергей удаляется по тропинке, пригибая голову от цепляющихся веток. На въезде в город остановился, вышел из машины. Тишина, нарушалась только проезжающими автомобилями.

— Я спрятал их в укромном месте, никто не найдет никогда, кроме нас, — объяснил он Жорику. — Приезжала женщина, обещала на днях забрать ребёнка.

— Молодец, разведчик. Пусть пока там побудут, а я решу что делать. Ты должен приехать сюда. По телефону невозможно сообщить всего, что тебе необходимо знать.

Сергей выслушал задание и поехал к матери.

— Ма, — сказал он, уплетая блинчики со сметаной, — ты бы не хотела съездить в гости в деревню к нашим родственникам на Урал. Что-то мы о них совсем забыли.

Валентина остановилась с открытым ртом. Чего-чего, а любвеобильностью к дальним родственникам её сын не страдал.

— Выкладывай, что случилось? — потребовала она.

— Так просто. Сказал и всё. Вспомнил их.

— Ты мне зубы не заговаривай, зачем я туда должна ехать? — приступила серьёзно с вопросами мать.

— Я не могу ничего тебе рассказать, но нужно, чтобы ты уехала на какое-то время, я сообщу позже несколько, отсюда.

— Ясно, — Валентина с половником в руках, присела на стул.

У неё что-то там варилось на плите, но она забыла об этом, её интересовал вопрос, почему она должна выехать из дома куда-то в деревню к малознакомым родственникам.

— Надо, ма, надо. Подробности потом.

— Я хочу сейчас, — не сдавалась мать.

— Не могу, одно скажу, что своим упрямством ты обрекаешь и себя и меня на весьма опасное предприятие.

— Что же ты не спросил меня, когда соглашался на такое? О чём и рассказать нельзя? На костюмчик и машину позарился, влип в историю с криминалом? — и она запричитала, проливая слёзы и утираясь фартуком.

— Мать, успокойся. Неужели ты усомнилась во мне? Я, кажется, до этого ничем тебя не омрачил. Ну, ладно тебе, — он помогал ей вытирать слёзы. — Я оказался в ситуации, где необходимо помочь людям. Правда опасной.

— Когда ехать? — встав со стула, спросила мать.

— А сейчас прямо, — ответил сын. — Возьми необходимые вещи и вот тебе денежки.

— Куда столько? — удивилась Валентина.

— Там разберешься куда? — ответил сын. — Вот тебе номер телефона, по нему ты можешь позвонить мне, но не сообщай откуда говоришь, мало ли подслушает кто. А я тебе позвоню, сообщу, когда можно будет вернуться назад. Всего тебе хорошего, ма. Я поехал.

И сын выскочил за двери. Автобус до поезда уходил прямо от дома и Валентина через час ехала, поглядывая в окно. Скоро она садилась в поезд дальнего следования, увозящего её на Урал.

— Здравствуйте, тётя Нюра, — приветствовал Сергей, входя в дом тётушки.

— Никак не могу привыкнуть к твоему новому облику. Чисто принцем стал. Алмазы нашёл или в лотерею выиграл? — расспрашивала она Сергея.

— Я вам должен сказать, что все мы влипли в опасную историю, нужно, чтобы вы немедленно уехали к своим родственникам подальше отсюда, пока всё не закончится.

— Что всё? — подозрительно спросила его Нюра. — По-моему до твоего приезда было нормально. Явился, куда-то исчез, вернулся разодетый, на машине и говоришь об опасности.

— Тётя Нюрочка, вы же меня знаете с малолетства. Вырос на ваших глазах и почти под вашим присмотром. Вам когда-нибудь приходилось за меня краснеть?

— Нет, Серёженька, Боже упаси, ты всегда был хорошим ребёнком на радость матери и нам.

— Тогда почему вы сейчас сомневаетесь?

— Ничего не предвещало неприятностей.

— Уже одно то, что вам подкинули на воспитание чужого, неизвестно кем ребёнка, давало основание для постоянной тревоги. Вы просто не хотели об этом думать. Ребёнок украден для каких-то низменных целей. Его нельзя отдать в руки преступников. Но как только они обнаружат, что он исчез, вашей семье и деду Роману грозит опасность. Вы согласны отдать Василька неизвестно кому?

— Нет, — твердо ответила Нюрочка. — Я и сама думала об этом, но считала, что всё обойдется. И что теперь?

— Вы уедете всей семьей далеко отсюда. Никому ни слова куда и зачем. Даже родственникам.

— Значит ты нашёл Жору?

— Не будем об этом говорить, вот только уедете вы пока без Насти, дед хвор, а Василёк мал. Их трогать нельзя. Они надежно спрятаны. Позже я сам привезу Настеньку. Соглашайся, тетушка, пожалуйста. Поезда ходят нормально, сегодня вечером в восемь будет ваш. Вот деньги на билеты. Соберите только самые необходимые вещи.

— Да там может наши родственники все перемерли? — сопротивлялась Нюра.

— Кто-нибудь остался, я уверен в этом. Пожалуйста, уезжайте. Я присмотрю за домом и Настю привезу сам.

— Ладно, — упавшим голосом произнесла тётя. — Поедем. Ты только Настю береги! — крикнула она с отчаянием.

— Сейчас начнутся слёзы, — подумал Сергей и полез за платком в карман. Но слёз не последовало.

— Никому не рассказывайте куда и почему вы уезжаете. Особенно детям. Они могут проговориться.

— Поняла. Ладно, Сергей, уговорил. Я верю в тебя и понимаю, что просто так ты бы нас не выгнал с родного места. Я ждала чего-то такого, сомневалась в правильности того, что малыш живёт на хуторе. Ладно, всё сделаю, как сказал.

— Вот и хорошо, что с этим вопросом покончено. Про дальних родственников никто не вспомнит.

Сергей помчался по направлению городишки, в котором жил его «хозяин» Жорик. Он не замечал прелестей летнего дня. Его ни интересовали прекрасные пейзажи. Навстречу летели озабоченные люди в своих разномастных машинах. Все его мысли были о том, как спасти своих добровольных пленников, и самому живому выйти из игры, навязанной обстоятельствами. Сергей решительно встал на сторону малыша, а те, кто его сейчас окружает, находятся в смертельной опасности. В милицию он пойти боялся, столько разных страшилок наслушался о их работе. Телевидение и газеты вовсю рассказывали о преступниках-оборотнях, хотя в его жизни, судя по его знакомым служителям правопорядка, встречались только добросовестные серьёзные люди, и он никак не мог смириться с мыслью о двуличии блюстителей закона. Скорее он не соглашаясь с разного рода толками, пока не решил для себя, где правда, а где навет. Въехав в город, он промчался мимо постов ГАИ, но его машину никто не остановил. Именно этот довод и служил опасением для встречи с правопорядком.

— Поживем-увидим, — подумал он.

Вскоре машина остановилась у дома родственника. Посмотрев в глазок на воротах, его впустили вместе с автомобилем. Тетя Люба опять заохала, засуетилась, начала подниматься со своего стула, пытаясь приготовить что-нибудь для гостя. Вышел подручный Жорика, его неизменный спутник.

— Главный советник, — окрестил его Сергей.

Парень был с косинкой в глазах и оттого получил кличку «Косой».

— Слушаю тебя, родственничек, — развалившись на тахте, приветствовал его хозяин.

— Там все в порядке, я упрятал их так, что ни одна тварь не найдет.

— Далеко?

— Нет, но кроме меня никому не выйти на их след.

— Ты, Серега, видно недотепа. Получить от тебя их адрес сможет любой, так скрутят, что сам нарисуешь, где и как они находятся.

— Для вас же старался, чтоб другие не нашли. Туда приезжала молодая женщина и сказала деду, что скоро они мальчишку заберут, — нашелся гость.

— Значит Гейша объявилась, — проворчал Жорик. А это означает, что прибыл Хан. Они неразлучны. Вместе дела делают. Смотри Серега, теперь на тебе ответственность как уберечь мальца от Хана.

— Они их сами не найдут.

— Ты Хана не знаешь. Будут выслеживать, расспрашивать. Могут и сюда заявиться. Хан может дотёпать, что мои руки тут участвуют. Я пока сам ничего не знаю, но твоё дело уберечь их. И своих родственников тоже подальше спрячь. Учти, Хан не шутит, он пускает кровь. Лично связан с хозяином ребёнка. Говорят, что тот маньяк и для него убить — плюнуть.

— А куда же мне их девать, своих-то? — задумался Сергей.

— Вывези в любое место, а потом когда можно будет, вернёшь.

— Мне самому где находиться?

— Пока у себя дома, но осторожно, гости к твоей матери заявятся. Весь спрос с неё будет. Дадим тебе денег на случай отступления с ребёнком. Если, что-то не так, вези его сюда, да только осторожнее. Там, боюсь, что разыщут их. Хотя здесь укрывать труднее, Гейша с Ханом остановились в нашем городе, у них здесь хата. Пока траты королевские, а вот как они окупятся? — размышлял хозяин. — А ну как прогадаем?

Принесли деньги. Сергей положил их в карманы пиджака и пошел завтракать.

— Ешь, ешь, милок, — угощала его десятипудовая тетушка. Бери всё сам, я пока поднимусь — час пройдет.

Наскоро поев, Сергей отправился в обратный путь.

На другом конце этого городка происходило совещание. Хан с Гейшей решали, как быть с Павлом и ребёнком.

— Он совсем из ума выжил, нас ещё из-за него привлекут. Стал неуправляемым маньяком. Позвонил мне и сказал, что решил отдать ребёнка матери, так как надеется, что после этого она выйдет за него замуж.

— А нам что за трехлетние труды?

— Думаю ничего. В последний раз деньги добывали с трупами. Отец ему больше сумм выше десятки не дает. У нас с тобой сейчас полмиллиона наличности. Я дальше не буду расплачиваться за содержание щенка. Всё равно больше денег пока не будет.

— А нам какое дело до его отца? — рассердилась Гейша. — Я предлагаю пойти на выкуп. Миллион. Он никуда не денется, твой Павел. Выложит. Чокнулся из-за бабы. Думаю, что это принцип, а не любовь. Как это его такого особенного бабёнка отвергла, а добьётся своего и она ему будет не нужна.

— Кто знает? — усомнился Хан. — Любовь у него бешеная, неестественная. Он чего доброго и прикончить ее может.

На даче Павел совещался с матерью.

— Когда я сказал Вере, что вроде бы напал на следы мальчишки, она на колени встала передо мной и обещала немедленно развестись с Василием.

— Но как ты это сделаешь?

— Мы пошлем туда Заура. Он заберёт мальчика. Адреса я знаю, был однажды у дома женщины, которой отдали его на воспитание. И на хуторе побывал.

— Хочешь, чтобы тебя выследили?

— Я не выходил из машины. Знаю, где и как найти то место. Без Хана обойдусь. Заур сделает всё быстро и чётко. Там есть человек — Жорик, он Хану враг, потайной, конечно.

— А почему не Хан?

— Он слишком много требует денег. Я уверен, что они с Гейшей мне его так просто не отдадут. Продадут. А где взять огромную сумму, ты понимаешь. Отец все еще болен. Просить его бесполезно и я думаю, что услуги Заура обойдутся намного дешевле.

— Хорошо, — согласилась Любовь Ивановна. — Я сегодня же переговорю с ним.

Через несколько дней в путь отправился Заур со своим подручным… У него был адрес той женщины, на воспитание которой был отдан мальчик, и её родственника Жоры.

Прошло три дня, а Сергея не было. Настя подбегала к зарослям, ведущим к дорожке, откуда он мог появиться. Дед ворчал.

— Эка, егоза нетерпеливая. Успеешь. Приедет. У ево ероплана нетути. И крыльёв тоже. Приедит.

— Я хочу телевизор, — капризничал Василек. — Хочу, — беспрестанно ныл он.

— Телявизор спит, — объяснял ему дед. — Он заморился показывать и таперича отдыхаит. Погоди малость, — ласково уговаривал он огорченного мальчика.

Но тот успокаивался ненадолго и снова начинал свою песенку о телевизоре. Дед с Настей убирали созревший урожай. Целое утро с пяти часов они непрестанно занимались мытьем, закаткой овощей и до того устали, что даже девчонка выключилась от работы и уснула, хотя уложить её днем было невозможно. Дед тоже прикорнул на топчане. Василёк посмотрел на спящих и решил идти в дом, посмотреть телевизор. Он потихоньку выбрался на тропу и бегом помчался по направлению к дому. Маленькие ножки несли его по тропинке. Он хорошо запомнил выход к дому. Внезапно перед ним маленький бельчонок шустро вскарабкивался на дерево. Василёк, задрав голову вверх смотрел, как к бельчонку подлезла по ветке мама и они начали опускаться с другой стороны прямо на землю, где стоял мальчик. Тот попытался догнать их, но они перескочили на ветку другого дерева и он закружил вокруг, пытаясь увидеть белок. Голова его, задранная вверх, устала и он опустил глаза. Посмотрел на тропинку, их оказалось две. В какую сторону идти — не знал. Но решил, что он бежит к дому, хотя сам направился совершенно в другую сторону, не противоположную, а влево, к большой дороге. Ножки устали и малыш заплакал.

Молодая пара, проводившая свой медовый месяц в автомобильном походе, съехала в сторону дороги и помчалась прямо к хутору. Оба были веселы, молоды, беспечны и все казалось им в розовом свете. Вскоре они выехали на более узкую дорожку.

— Посмотри какая красота, волшебство, не хватает только гномов, — говорила Раечка своему возлюбленному.

Совершенно неожиданно прямо перед машиной на дорогу выскочил малыш лет трех. Алексей резко затормозил. Оба вышли одновременно из машины и подбежали к малышу.

— Ты кто? — спросили они враз.

— Я мальчик, — серьёзно ответил он.

— А как имя у этого мальчика? — задала вопрос Раечка.

— Василёк, — ответил он и пояснил, — пошел смотреть телевизор, а вы мне помешали.

— Телевизор? — одновременно спросили молодые? — В лесу?

— Да, — серьезно ответил малыш, — поворачиваясь из стороны в сторону он забыл, где находится его дом.

— А где твои родители?

— У меня нет родителев. Только дед и Настя, но они спят.

— Где спят?

— Там в лесу, далеко.

— Тут что-то не так, — сказал молодой учёный из областного центра. Он находился в отпуске, у них был медовый месяц, проводили его экзотически, в лесу и на озере. А сейчас, далеко от дороги на заброшенной тропинке неизвестный гражданин, неспособный по малолетству объяснить свое появление на забытой дороге, вернее просеке, не мог оставить равнодушным Алексея. Он моментально принял решение.

— Отвезём его в город и отдадим в детскую комнату милиции. Родители найдутся, придут за сыном.

— Садись, Василек, прокатимся, — весело сказала Раечка малышу. — А как твоя фамилия?

— Василий Васильевич, — ответил Василек. — Иванов, так — говорил дед. Так всех называют, без родителев которые. Иванов, Петров, Сидоров, — пояснил он.

— Хорошая у тебя фамилия.

Музыка лилась из приёмника — Васильку она понравилась. В свои три года он мало соображал, еще не научился хитрить и тётя с дядей попались добрые. Он спокойно уселся на заднем сиденье. Машина повернула назад в город. В это время из чащи выбегали дед, Настя и Казбек, проспавшие исчезновение мальчика.

— Василёк! — кричали они в разные стороны, но никто кроме эха не откликнулся на их крик.

Василёк, сверкая радостными глазёнками, сидел на заднем сиденье. Ему очень понравилось в машине и дядя с тётей новые, симпатичные, с ним интересно разговаривали. Вскоре усталость взяла свое и, прикорнув к спинке заднего сиденья, путешественник уснул. Алексей остановил машину. Раечка вынула из багажника свёрнутые постельные принадлежности. Подложила под голову малышу подушку, между сиденьями, чтоб не упал, поставили коробку с одеждой. Женщина прикрыла малыша лёгким покрывалом.

— Что мы с ним будем делать, когда приедем? — спросила она молодого мужа.

— Сдадим в милицию, там быстро найдут его родителей. Научат, как оставлять в лесу ребёнка одного.

— А если мы и впрямь поспешили, а мать или отец, там рядом грибы собирают?

— Ты же слышала, он сказал, что у него нет родителей.

— А дедушка? Дедушка Роман есть. Может он старый и отстал от внука?

— За семьдесят километров от дороги, где нет никакого жилья?

— Резонно.

И они замолчали, хотя думали об одном и том же.

Ехали долго. До их дома было километров сто восемьдесят. Василёк проснулся и попросил есть. Ему дали сок, булочку с вареньем. Он молча ел и поглядывал на своих новых знакомых.

— Хочу к деду Роману, — неожиданно захныкал он.

— Скоро приедем и дядя милиционер найдет твоего деда.

— Кто найдет? — переспросил малыш.

— Милиционер.

— Что ли дядя Стёпа знает про меня? — удивился Василек.

— Конечно знает, — ответила тетя. — Он про всех детей всё знает.

— Хороший дядя?

— Самый лучший, — ответил Алексей. — Скоро сам его увидишь. Терпение Василька было на пределе. Он знал про дядю Стёпу из книжки с картинками, которую читала ему Настя. И даже наизусть помнил строчки. Ему так хотелось поскорее увидеться с добрым дядей Стёпой, что он перестал хныкать. Потом он снова уснул, а когда проснулся, машина остановилась и Алексей пошел с Васильком в отделение милиции. За столом сидел усатый милиционер.

— Тебя дядя Стёпа зовут? — спросил малыш.

— А тебе откуда это известно, — подозрительно глядя на Алексея буркнул Степан Иванович. — И что из того?

— Малыш книжку вспомнил про дядю Стёпу, — пояснил Алексей.

— А. Я уж подумал, шутить надо мной изволите. Что у вас?

— Я нашёл этого мальчика в лесу?

— Где? — переспросил милиционер.

— В лесу. Он там находился один. На семьдесят километров вокруг жилья не было видно.

— И далеко вы его нашли?

— В соседней области. За сто восемьдесят километров отсюда. Но мы здесь живём и поэтому привезли ребёнка сюда.

— А почему бы не сразу в Москву?

— Я думал оставлять его в незнакомом городишке по пути не имело смысла.

— Вы понимаете, гражданин, что сами совершили правонарушение. Украли чужого ребёнка и притащили в наш город.

— Да не крал я его.

— Крал. Крал, — вмешался Василек. — Там деда Роман и Питер, и Казбек с Дерезой остались. А еще Настёна.

— Будем признаваться? — строго спросил Степан Степанович. — Ваши документы, — потребовал он. Алексей вынул из кармана паспорт.

— Егоров Алексей Алексеевич, — прочитал милиционер данные паспорта и начал записывать их в книгу происшествий.

— Может не надо записывать? — попытался уговорить его испуганный учёный.

— Надо, таков порядок. А вот преступление зарегистрированное, придётся раскрывать. И тут вы — главный подозреваемый. Если поступит заявление от граждан, потерявших ребёнка, будете отвечать за похищение дитя.

— Может не нужно ничего писать? Я попробую сам съездить на место и прояснить ситуацию, а ребёнок побудет у нас?

— Хорошо, — смилостивился капитан. — Доложишь по приезду сразу. Понял? И никуда не исчезай. Всё равно поймаем.

Алексей забрал паспорт, расписался где-то, что придёт с объяснениями и, схватив за руку Василька, помчался к машине. Ножки ребенка высоко взлетали, пытаясь пристроиться к темпу бега.

— Не взяли? — спросила Раечка.

— Обвинили в похищении и я теперь вынужден искать его родственников. Сейчас довезу вас до дома, отдохну чуть-чуть и обратно в путь.

— А малыш?

— Останется с тобой. Ему дороги не выдержать. Супруги молча доехали до дома. Нерадостный Василек увидел телевизор и все его печали немедленно развеялись. Его умыли, накормили, усадили в кресло и счастливчик окунулся в мир котёнка по имени Гав.

Алексей прилёг и сразу же уснул. Проснулся поздно вечером. Они с Раечкой решили, что в путь он поедет завтра. А сегодня, сегодня необходимо было отдохнуть и собраться с мыслями. Они уселись за стол, взяли лист ватмана и принялись чертить схему предстоящего пути. По памяти рисовали место, где нашли маленького путешественника. Утром зазвонил телефон.

— Алло.

— Алексей? — услышал он голос руководителя института.

— Да, Василий Александрович, — ответил подчиненный.

— Намечается работа заграницей, будешь читать лекции по естествознанию. Будете там жить, если понравится, конечно. Вы у нас молодые, перспективные. Поездка состоится через месяц, а пока начинайте оформлять документы.

— У меня остался один вопрос, который я должен решить до отъезда.

— Сколько тебе понадобится время?

— Думаю недели хватит.

— Дерзай. Всего хорошего.

И начальство положило трубку.

— Вдруг не успеешь?

— Постараюсь. Мы вроде бы нарисовали точный путь. Буду искать домик в лесу.

Опечаленные совершенным действием с мальчиком, они тихонько думали каждый по-своему об исходе этого дела. Назавтра Алексей собрался и выехал в путь. Василёк уже два дня не отходил от телевизора, только поесть и спать.

ВЕРА

Василий стоял у порога и смотрел, как его жена собирает свои вещи. Она сама позвонила ему и попросила приехать. Он обрадовался в надежде на примирение, но Вера сообщила ему совершенно немыслимую правду.

— Я ухожу от тебя, — прости, но жить так, как мы сейчас живем, жестоко по отношению к тебе. Я тебя разлюбила. У меня все выжжено внутри и надежды на спасение нашего брака нет.

— Ты уходишь к нему? — жёстко спросил Василий.

Этот неожиданный для их отношений тон, заставил её взглянуть на мужа. Она как будто впервые увидела его. Всегда покорный ее жалобам и капризам он неожиданно превратился в спокойного, уверенного в себе человека.

— Может быть ты подумаешь, прежде чем навсегда разрушишь семью?

— Ты называешь эту жизнь семьей? Три года спишь отдельно на диване и считаешь, что у тебя семья? У нас с тобой нет давно никаких отношений. Ты забыл о горе и спокойно занимаешься преступниками. А мне пообещали, что мой сын найдётся. Его след обнаружен.

— Кем? — спросил ее Василий.

— Ну не нашей же доблестной милицией, которая даже собственного ребёнка отыскать не может.

— Я помогу тебе отвезти вещи, куда скажешь.

— Не нужно, мне помогут без тебя.

— Хорошо, — сказал он, — прощай. — Надеюсь, что когда-нибудь ты пожалеешь о сегодняшнем поступке.

Василий вышел из двери. У подъезда он увидел машину подъехавшего Павла. Тот удивился, обнаружив его в такое время дома. Пока Василий садился в машину, Павел не выходил из своей. Их взгляды встретились. Ненавидящий Павла и отрешенный Василия. Василий ехал в отдел, мир казался ему тусклым и жестоким. Он все еще страстно любил свою жену и в душе надеялся на примирение, но теперь всё разрушилось окончательно и бесповоротно. Сколько он потратил терпения и сил на то, чтобы успокоить, не травмировать душу любимой ничем, что ей не нравится. Их раздельные ночи давно вошли в обычай дома, иногда мать возмущалась этим фактом, но Василий твердо решил, что подчинится любому желанию Веры. И вот всё разрешилось не в его пользу. Он не прекращал розыск своего пропавшего сына. Тысячи ответов, телеграмм, звонков ложились в дело, которое он вёл дополнительно к основной работе сам, с помощью коллеги и друга Юры Подрезова. Только тот понимал всю тяжесть жизни Василия, но никогда не дал ни одного совета, который бы задел его самолюбие. У него вместо жены в доме было существо, потерявшее стержень в жизни, её разум напрочь выключился в угоду сомнениям, горю, ненависти. Все её раздражало и более всего муж, которого она считала бездеятельным по отношению к утерянному сыну. Она давно не желала слушать его отчётов по розыску — не верила. Ею всецело завладел Павел. Он представлял ей радужное будущее вместе с сыном, на поиски которого тратятся огромные деньги. И после того, что произошло между ними, Вера сначала прогнала его, но желание видеть и слушать об идущем от Павла розыске, стало её необходимостью. Вновь, поддавшись на искушение вскоре увидеть сына, она согласилась на переезд к своим родителям и развод. Павел же, зная, где находится ребёнок, пообещал, что уже в ближайшие дни она увидит его. Это могло произойти буквально послезавтра, так как верный Заур отправился за ним. Встречать сына Вера должна была без Василия. Герой — Павел. Он отыскал Василька и теперь все лавры принадлежат ему. Верин переезд в родное гнездо никого не удивил. Отец обрадовался приезду дочери, а мать, та вообще сияла от счастья видеть рядом с дочерью удачника Павла, а не простофилю Василия. И сегодня за вечерним чаем, Павел рассказывал, как он напал на след мальчика и что буквально завтра они его увидят. Вера сияла. Она считала героем этого, когда-то отвергнутого ею человека. И почему она тогда не вышла за него, влюбилась в вахлака, не способного ни на что? Вечером Павел повёз её в ресторан. Это был ночной ресторан, тот, где он когда-то потерпел фиаско. Вечер удался. Вера, окрылённая надеждой, нежно поглядывала на Павла. Тот не раздумывая, попросил официанта оформить ему номер на несколько часов. Поднялись в роскошный люкс, с заранее накрытым столом. Шампанское довершило начатое дело. Вера очутилась в сильных объятиях Павла. Она не сопротивлялась, эта исстрадавшаяся душа, и более не предавалась своему горю. Поглощённая страстью, Вера забыла обо всём…

— Ты выйдешь за меня? — спросил её счастливый Павел на обратном пути.

— Да, — ответила она.

— Тогда тебе больше незачем возвращаться домой, мы едем к нам. Мать будет без ума от радости.

— Но это не совсем удобно, — пыталась протестовать Вера.

— Удобно, все удобно, завтра же в суде оформим заявление о разводе.

— Хорошо, — покорно согласилась она.

Приехали домой к Павлу. Любовь Ивановна обрадовалась такому решению сына и Веры.

— Может он теперь успокоится и прекратит свои похождения, — надеялась втайне несчастная мать.

Она быстро приготовила ужин с помощью заготовок, оставленных приходящей прислугой, и пригласила их к столу.

— Желаю вам, наконец, стать счастливыми.

— Спасибо, — ответили оба.

Для Веры наступала новая жизнь. Для Павла — продолжение задуманного плана. Правда он колебался нужно ли исполнять его до конца, вдруг в его душе произойдет перемена и он станет просто счастливым супругом. Родится их ребёнок, совместный и всё наладится. Но подленькая мысль о близости её с Василием и их предательство, снова приводили его в неистовство. Павел старался отогнать навязчивую слишком услужливую память, но она упорно напоминала его больному воображению недавние сцены её семейной жизни с другим. А сейчас, сейчас он предавался безумству любви. Женская покорность успокаивала, он уснул рядом и проснулся с головой, лёгкой от преследующих ранее болей.

— Вероятно я счастливый человек, — рассмеялся он за завтраком, и мать сочла это благотворным влиянием на сына присутствием любимой женщины.

— Дай Бог, чтобы слюбилось, наладилось, — сказала она.

— Я сегодня какая-то не такая? — вопросительно заметила Вера.

— Ты сегодня — самая очаровательная в мире, — ответил Павел и поцеловал её. — Будем ждать посланца с малышом.

Вера улыбнулась.

— Скорее бы.

— Теперь уже скоро.

БОИ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ

Гейша уговаривала Хана свалить подальше отсюда и больше с Павлом не иметь никаких дел.

— Он психически опасен и может когда-нибудь выдать нас своей неуравновешенностью.

— С башкой у него явно не в порядке. Эта его любовь довела до ручки. Убивает, как заправский маньяк, ничего не сделавших плохого ему, людей. Это какая-то блажь, преступная победа, желание любой ценой добиться своего. И с пацаном надо завязывать, мы сгорим на нём. Всё равно правда выйдет. У него отец мент. Наши говорят, что работает, как часы. И раскрывает большинство дел. От злости на неудачную жизнь день и ночь работает против нас и наших. Это он пока умом не дошёл, что его друг детства замешан в похищении. Иначе бы он давно вышел на него. А вот обо мне, думаю, вспомнили и могут разыскивать. Считаю, что парня нельзя оставлять здесь. Та женщина и дед знают наших ребят в лицо и родственничка своего тоже.

— Жорика?

— Его. Нужно подсказать ему, что дело хилое и денег на нём больше не заработаешь.

Зазвенел телефон.

— Да, — ответила Гейша. — Это Павел, — прикрыв трубку рукой, — сказала она.

— Привет, что тебе? — спросил Хан недружелюбно.

— Там к тебе направился гость, отдашь пацана и документ из больницы.

— Зачем тебе? — удивился Хан. — Ты совсем недавно думал о другом, а теперь хочешь всех нас спалить?

— Я отдам его матери, мы помирились. Она живет у меня. Едем оформлять развод.

— А отец? Думаешь он так просто смирится с появлением отсутствующего три с половиной года сына? А если он расспросит малого и пойдет по следам, как тогда?

— Молчать! — разъярился Павел. — Кто хозяин?

— Ты стал плохим хозяином, неуправляемым. Делай что хочешь, а я умываю руки.

— Твое дело — отдать ребёнка. Они его сами не найдут. Знают только твой адрес.

— Ты дал мой адрес без разрешения? Нет, дорогой, так дело не пойдет. Записывай телефон Жорика и, пожалуйста, к нему со всеми вопросами. А с меня хватит. Документы я вышлю тогда, когда удостоверюсь, что нам ничего не угрожает. А так ты ни хрена не докажешь, чей это ребёнок.

— Сейчас медицина определяет родство лучше всяких бумаг. Да ты не рыпайся. Что-то расчирикался со своей красоткой. У меня руки длинные, сам знаешь, достанут вас из-под земли.

— Пошел ты, — телефон 5-35-45. И але-улю. Аривидерчи, Павлик.

Хан положил трубку на постель и вопросительно посмотрел на Гейшу.

— А может так не надо?

— Надо. Он свихнулся и уже не поправится со своей башкой. Заур видимо, мчится сюда, верный друг семейки. Собирай быстро вещи и мы с тобой убираемся в тёплые края.

— А документы?

— Там только одно письмо об отказе матери от ребёнка и его справка из роддома, купленная Павлом. На имя его родителей.

— А пелёнки?

— Зачем они тебе, хрен их знает где искать?

— Боюсь, что Павел свалит всю вину на нас и уберёт как свидетелей.

— Мы с тобой, голубушка, пока ляжем на дно, а придет время, рассчитаемся с ним по полной. Мои ребята пасут его дом. Отец в больнице, а Пашка ни хрена не смыслит в делах, вернее не хочет вести их. Считает обузой. Только любовь и стрижка купонов наличными его интересует.

— Хан, — мы с тобой имеем полмиллиона зелёных. Ты уже забыл о том, что у тебя высшее образование. Мы спокойно можем открыть свою фирму… постараться перекачать как можно больше бабок из Пашкиной, обречённой.

— Над этим стоит подумать.

— Так мы собираемся?

— Собираемся в темпе. Только давай-ка, чтобы он нас не искал, вышлем ему домой документы. Нам ни к чему быть привязанными к этому похищению.

— Умно сказано. У тебя есть конверт?

— Я тебе что, почта, конвертами торгую.

— Ладно, давай документы.

— Пожалуйста.

Хан достал заявление об отказе от ребёнка и его справку о рождении. Гейша положила их в сумку и пошла к киоску с газетами. Там она купила конверт, надписала адрес Павла и сверху добавила «Заказное». Затем перешла через улицу и очутилась в отделении связи. Молодая девушка смотрела на нее с завистью. Столь шикарно одетые яркие дамы редко заходили к ним.

— Напишите обратный адрес, — сказала она, и от кого.

Гейша машинально вывела — Гешанова Галина Марковна. Она уже давно не пользовалась своей фамилией и, не подумав о последствиях, поставила свои данные.

— Все равно уезжаем, — мелькнула спасительная мысль.

Девушка протянула ей квитанцию об отправке и Гейша вышла. Хан уже собрал необходимые вещи и укладывал их в машину. Через некоторое время легкая «Вольво» увозила навстречу новой жизни лихую парочку. Хан не поинтересовался как дела с письмом, а Гейша забыла рассказать ему об этом. Квитанция — маленький листочек, легла в карман её пиджака, так смутившего почтового работника своей дороговизной и элегантностью.

В это же время в город с другого конца въезжал Заур. Павел перезвонил ему в машину и дал телефон того, кто выведет их на мальчишку. Ему дали команду в случае опасности уничтожить свидетелей на месте. У машины Заура были милицейские номера, так как отец Павла исправно платил начальнику областного управления пятнадцать процентов за «крышу». Никто и нигде не останавливал автомобиль с такими номерами, и Заур свободно расположил под сидением свой арсенал оружия. Его спутник дремал. Это был верный парень, служивший в охране отца Павла, полностью повязанный делами и зависимый от Заура человек.

— Просыпайся. Подъезжаем, — сказал ему Заур. Адрес Жорика он знал из сообщения Павла. Подъехали к дому. Гудком вызвали человека, открывшего дверь.

— Привет, — поздоровался Заур с хозяином. — Кто проводит меня к мальчишке? — спросил он.

— Проводник есть, только вот договориться надо.

— Это вы о чем? — холодно спросил Заур. — Или деньги, постоянно получаемые…

— Какие это деньги за серьёзную работу? Тут, браток, большим сроком пахнет и если что, нам отдуваться за все.

— А ну, встань, — приказал Заур. — Быдло деревенское!.. Где мальчишка? Говори, а то отстрелю яйца.

— Смотри не промахнись, — сказал кто-то сзади, Заур ощутил на затылке прикосновение холодного ствола.

— Остынь, торопыга. Садись. Оружие на стол.

Заур, поняв свой промах, присел осторожно на стул и положил пистолет на краешек. Жорик подгреб его к себе.

— Бабки привёз? — спросил он чересчур резвого приезжего.

— Какие бабки, за всё давно уплачено. Хан вам оплатил расходы?

— Ждём с бабками, а он не появляется, сволочь. — А сколько он снял себе? И в последний раз он выплачивал несколько месяцев назад. Должен был приехать ещё вчера, но до сих пор нет.

— Мне это неизвестно. Но его можно спросить.

— Спрашивай.

— Алло, — это Жорик. Ко мне приехали за парнем, что делать с бабками?

— Какими бабками? — не удержался от вопроса, держа одной рукой телефон, и одновременно управляя автомобилем, Хан. — Много бабок?

— Много, — ответил Жорик. — На памятник хватит на местном кладбище.

— Я далеко отсюда. Еду, пока не знаю куда и тебе советую тоже.

— Ты охренел, паскуда? — взвыл Жорик.

Но Хан уже выключил свой телефон и продолжал мчаться по знакомой ему дороге.

— Что он сказал?

— Он свалил, мне посоветовал сделать тоже. Видно у вас там неувязочка получилась. Так что выкладывай сотню и получай свой товар.

Заур не привык к такому обращению и обдумывал как ему выйти отсюда с адресом малыша и сохранить золотишко, данное Павлом на случай требования выкупа. Его напарник Андрей, приглашенный Петром в дом, оглушенный сзади, лежал в прохладных сенях.

— Ладно, — твоя взяла. Денег у меня тридцатник всего, а золотишка тысяч на сорок потянет.

— Зелёных, — вставил свое слово конопатый парнишка.

— Ну не деревянных же, — огрызнулся Заур.

Он достал из изящного чемоданчика деньги и золотые украшения. Жорик потянулся к ним и начал разглядывать. Особенно понравилось ему кольцо с бриллиантами. Он умел отличать хорошие драгоценности от суррогатов, так как в свое время закончил училише и имел диплом ювелира.

— Да одна эта цацка двести кусков рублями стоит, — подумал он. Неужели этот придурок не видит какую драгоценность отдает? Заур действительно не мог оценить привезённое золотишко, но видя по глазам Жорика пристрастие к кольцу, остальное сгреб назад, оставив кольцо с бриллиантом и тридцать тысяч. Павел хотел любыми путями избавиться от кольца убитой им Юли. Оно не давало ему покоя и он решил расплатиться им за Василька.

— Хорошо, — Жорик потирал ручки. Он набрал телефон Сергея.

— Сейчас к тебе выедут гости, повезешь их к мальчишке и отдашь его им. Понял? Где встретитесь?

— На выезде из нашего города. Сколько гостей? — уточнил он.

— Двое и с ними будет один наш.

— Лично ты, — ввернул Заур, — слышишь?

— Я буду с ними, — сказал он Сергею. Еще несколько инструкций и положив трубку, Жорик предложил гостю поесть.

— Нет. Я не обедаю в чужом доме. Где мой напарник?

— Приведи парю, помоги ему встать.

Заур отметил про себя:

— Ты не жилец, толстобрюхий. Будешь на вертеле как баран… А вслух произнес: — Что случилось с Андреем?

— Поскользнулся, упал, очнулся — башка разбита. Не совсем, — уточнил он. — Скоро оклемается, — издевался Пётр над скрипящим от злости Зауром.

Ввели Андрея. Он был бледен и часто дышал.

— Ему нужна помощь, — засуетился Заур.

— Пусть полежит здесь, пока мы ездим.

— Нет он поедет с нами.

Попросил принести аптечку из машины и начал смазывать разбитую голову йодом, перевязывать парня.

— Сильно болит?

— Терплю — отвечал Андрей. — Доедем, не беспокойся.

— Далеко нам отсюда?

— До проводника пятьдесят километров, а там в сторону ещё семьдесят.

— Доедем, — промолвил Андрей. Я не такое вынес.

Выехали на двух машинах. Впереди Жорик с Петром, сзади Заур с Андреем. Немного поотстав, но так чтобы не потеряться, Заур инструктировал Андрея о будущих действиях.

— Этим шакалам не жить, — сверкал он глазами. — Не жить. Приготовь пушку с глушителем.

— Они нашли оружие, пока мы были в доме.

— Ну, шакалы.

У Заура остался запасный пистолет в тайнике под багажником. Нож на ноге и несколько мелких режущих предметов, которые с близкого и среднего расстояния могли убить человека наповал. Заур без промаха бил в горло противника и тот даже пикнуть не успевал. У Андрея не осталось ничего. Голова его болела, но владеть собой он мог, несмотря на неприятности со здоровьем.

— Ориентация — на месте. Посмотрим, что можно будет сделать.

Быстро домчались до условленного места к проводнику. Сергей молча смотрел на них и соображал что делать? Жорик отозвал его в сторону и объяснил:

— Приехали за мальчишкой, придётся отдать. А тех, кто с ним в лесу, подумать куда девать?

— Они не опасны, — проговорил Сергей, глядя в глаза Жорику. — Старик и девчонка. Малолетка. Они же родственниками тебе приходятся дядя Жора.

— Поехали.

Жорик пропустил вперед машину Сергея. По дороге Сергей думал о том, как спасти своих пленников. Неизвестно что задумали бандиты. Захотят убрать свидетелей? Ему стало жарко от этих мыслей. Он понимал, чем может кончиться эта поездка для всех находящихся в лесу, да и для него самого. Начало смеркаться. Сергей подумал о темноте, как о спасении. Только бы они не вышли из своего укрытия. Только бы оставались там. Дорога бойко виляла из стороны в сторону, так уж её сделали при вырубке и корчёвке леса. Показалась избушка. Сергей увидел сразу, что замок висит и никого вокруг нет. Гости вышли из машины, обошли дом и недовольный Жорик накинулся на Сергея.

— Где они? — кричал он, — где?.

— Здесь должны были быть, — уверенно отвечал Сергей.

— Они что испарились? Взлетели? Ищи немедленно, доставай хоть из-под земли.

— Специально комедию разыгрываешь? — зарычал Заур. — Заманил нас в лес, где никого нет.

Жорик, набычившись своей толстой шеей, шел на Заура, словно собирался его забодать. Пётр, с пистолетом в руках, держал на прицеле ошалевшего от злости гостя.

— Подождите, зайдем в дом, а я тем временем поищу их в лесу. Может они от страха сбежали, увидев несколько машин.

— Резонно, — проговорил Пётр. Давайте, зайдем.

Сергей включил свет и открыл дверь. В доме было тихо и спокойно. Слишком тихо и ничто не напоминало о живущих здесь людях. Уселись за стол, настороженные как стая волков, завидев чужака, готовых перегрызть глотку друг другу.

— Я скоро, посмотрю, покличу, а вы не пугайте их, а то не выйдут из леса.

Выскочив за дверь, он побежал к дорожке, ведущей в тайник. Бежал бегом, казалось, что сердце выскакивает из груди. Уже заметно стемнело и он осматривал тропинку с помощью фонаря. Подходя к домику, он почувствовал беспокойство. Там было темно и тихо. Ни шепота, ни разговора.

Ссора за столом нарастала. Жорик отговаривался как мог, обещал, что скоро все разрядится и они увидят того, за кем приехали. В это время, обессиленные от поисков пропавшего Василька, Настя, дед Роман, Казбек, кот Питер и коза Дереза, еле плелись по направлению к домику. Увидев свет в окнах и открытые двери, машины стоящие у дома, они остановились и удивлённые решили, что нашелся беглец и его привезли домой. Собрав последние силенки ринулись к дому.

— Василёк! — закричала девочка. — Ты нашелся?

А сама уже вбегала в дом. Сзади неё, хвост трубою, летели Питер и Дереза, старые дед Роман и Казбек шли в ускоренном, но не поспевающем за ними темпе. Головы сидящих за столом повернулись к двери и увидели девчонку с румяными от бега щёчками, кота, козу и ошеломленно ожидали кто же ещё там может появиться.

— Вы кто? — спросила Настя и попятилась назад.

Жорик резво вскочил и усадил девчонку на диван. Питер от страха забился под кровать, а коза коротко сказало «МЕ-е-н» и нырнула назад в темноту.

— Жаркое сбежало, — ухмыльнулся Пётр.

— Вы кто? — настойчивее спросила Настя.

В это время в дверях показался дед Роман, а за ним, виляя хвостом, Казбек. От старости он плохо разбирался в вопросах гостеприимства и считал, что чем лаять и получать за это нагоняй, лучше всех приветствовать, а там по ходу дела, как хозяин так и он поступит. Залаять всегда успеется. Не ожидая приглашения, дед Роман прошёл в комнату и уселся рядом с Настей.

— Где ребёнок? — в две глотки заорали Заур и Жорик.

— Сами не знаем. Третий день как ищем по лесу. Убёг малыш, заблудился видно.

— А ты тут на что старый козёл? — заорал Жорик. — Кто тебя хрыча кормит и поит? — Где младенец? Отвечай, убью гада, — и он, подняв руку, замахнулся на деда.

Старый Казбек смекнул, что это не гости, раз хозяина обижают. Набравшись силёнок, пес, подпрыгнул вверх и вцепился старыми зубами в поднятую руку. Хватка его ещё была вполне, потому что Жорик взвыл и выхватил пистолет. Настя повисла у него на шее и запричитала:

— Не трогайте дедушку и Казбека, дедушка не виноват. Может быть Василька украли.

У Жорика глаза налились кровью, но он, сбросив девчонку, сел на место. Казбек, рыча улёгся у ног хозяина. Наступило молчание. Заур первым нарушил тишину.

— Если парень не найдется — вам хана.

— Хана, Хана, слушайте, да ведь это наверное Хан подшутил над нами. Хан стырил мальчишку и убрался потихоньку отсюда. Он мне сволочь, сказал, что уезжает далеко, и мне посоветовал тоже сделать.

— Кто такой Хан? — спросила Настя.

— Батый, — ответил коротко и зло Заур. — Я вам не верю. Вы заманили меня сюда и разыгрываете невинность. — Где малой? Говорите? Где?

— Дяденька, так и перепонки лопнуть могут.

— Что ты сказала, стерва? Что? А ну, повтори!

Схватив Настю за плечи он начал трясти её так, что голова моталась с быстротой испорченного маятника. Андрей, все время безучастно наблюдавший за происходящим вскочил, одной ногой двинул в спину Жорика, так что тот покатился по полу, быстро выбил у него пистолет и другой ногой опрокинул оторопевшего Петра. Заур, бросив трепать Настю, обезоружил лежащего под его ногами долговязого и они быстро связали их, так, что те могли только моргать глазами и дергать веками. Дед Роман встал, чтобы пойти в кухню, но Заур ухватил его за шиворот и согнул как молодое дерево, тот оказался перед ним на коленях. Настя заорала, Заур коротким взмахом руки подвесил ей оплеуху. Стены зашатались перед её глазами, и девчонка рухнула на пол.

— Если ты, старый осёл не скажешь где находится парнишка, я пристрелю тебя вместе с девчонкой и твоей старой собакой, а из козы сделаю жаркое. На могилу тебе повешу шкуру, и вы великолепно будете вместе радовать глаз проезжающих мимо туристов.

Он снова принялся за деда, начал бить его кулаками и ногами. Дед захрипел и свалился без памяти. Настя от ужаса закрыла глаза, но рука этого негодяя вцепилась ей в волосы и накручивала их на кулак. От боли она не смогла вымолвить ни слова. Вдруг девчонка почувствовала как кулак обмяк и что-то шлёпнулось на пол. Она открыла глаза и увидела Сергея. Он вырубил настырного гостя и тот кулём лежал рядом с дедушкой. Андрей двинул на него, началась драка. Оба прыгали так, что в избе не стало места. Они выкатились на улицу. Драка была как в боевике. Мелькали ноги, руки. Сергей не даром служил в погранвойсках. Да и Андрей был поднатаскан основательно. Наконец Сергей начал одолевать врага.

— Слышь, девка, я твой родственник, именно я передавал вам деньги и продукты. Тот козёл убьет Сергея, а он мой двоюродный племяш и работает на меня. Быстро развяжи мне руки, — говорил он ясно и чётко. Настя растерялась.

— А вдруг и правда убьют Сережу, — подумала она и наклонилась, чтобы развязать пленников.

В это время зашевелился Заур.

— Скорее, режь ножом верёвку. Скорее, — командовал он.

Настя взяла в руки нож и начала перерезать веревку. Нож плохо слушался её и она пилила им такую крепкую, неподдающуюся ножу витую змею. Старый Казбек, не поняв в чем дело, кусанул Петра за ногу. Тот взвыл.

— Я тебя, старая кобелина, отправлю на тот свет.

— Не буду развязывать, если он ругает Казбека, — запротестовала Настена.

Заур, приподнял голову, посмотрел на всех и пополз к двери.

— Скорее, — хрипел Жорик. — Нажми на нож посильнее.

Наконец, связка разорвалась и девчонка потянула верёвку на себя. Они крутились на полу, а она разматывала их. Оба вскочили на ноги одновременно. Жорик первым выскочил на двор, увидел, как сзади с дубиной в руках, к Сергею подкрался Заур и, размахнувшись, опустил её на парня.

— Серега! В сторону, — крикнул Жорик.

Сергей в тот миг, когда дубина опускалась на его голову, сумел отскочить и удар пришелся по Андрею. Заур попал своему приятелю по плечу и тот взвыл от боли. Жорик кинулся на Заура, Пётр попытался добить ногами лежащего на земле Андрея. Заур, выходивший победителем из любых передряг, выхватил из ботинка нож и прямым ударом всадил его в живот Жорика. Тот согнулся, схватившись за живот, и начал оседать на землю. Дело принимало плохой оборот. Усталый, потрёпанный Сергей и длиннорукий Пётр, не умеющий драться, остались со зверем в обличье человека. Заур размахивая ножичком, движением руки приглашал Сергея к себе. Как быка на красную повязку. Сергей тихонько двигался на него. В руках ничего не было и невозможно было что-то найти. В тот момент, когда Заур приготовился к прыжку, раздался выстрел. Нож выпал из рук бандита, а сам он упал вперёд лицом на землю. В дверях на коленях стоял дед Роман с ружьём. От тяжести оружия и побоев он упал на пороге дома и закрыл глаза.

— Дедушка, не умирай, родненький, не умирай, — причитала Настя. Сергей дошел до порога и пощупал пульс на шее деда Романа. Еле живая ниточка билась под пальцами. Сережа взял деда, высохшего от старости, и понёс его в комнату. Уложил на диван, приказал Насте сделать ему компресс на голову и к ногам теплую грелку.

— Где я возьму горячую воду? — причитала она.

— Согреешь на плите, быстро! — Сергей вернулся на поле боя.

Жорик умирал. Последние конвульсии пробегали по его телу. Заур лежал неподвижно. Пётр пребывал в крайнем недоумении: он не знал, как быть дальше. Привыкший во всём подчиняться своему полумёртвому боссу, теперь воспринимал Сергея как его преемника.

— Родственник, да и дерётся, не чета нам, — думал длиннорукий хитрец и прикидывал, как ему выгоднее продать себя в дело.

Андрей, с плечом, разбитым дубиной, охал, бледный от боли. Сустав лопнул посредине и голая кость смотрела из окружения кровавой раны разинутым красным ртом.

— Он не боец больше, — проговорил Сергей и направился к Андрею.

— Убей меня, — простонал тот. — Убей, я не могу, — сильно болит.

— А когда других убивал и калечил, не вспоминал о боли? — со злостью произнёс Сергей, осторожно подкладывая ему руки под спину.

— Быстро, — бери его за ноги, — приказал он Петру.

— Ты, что падаль всякую жалеть будешь? — разъярился Пётр.

— А если бы тебя ранили, тогда как?

— Не знаю, я бы его добил и точка. Мы от него, почём фунт лиха, — долдонил Пётр, но тащил в дом раненого.

Комната напоминала госпиталь.

— Что дальше делать будем? — допытывался Пётр у Сергея, а тот не знал ответа и стоял в раздумье рядом со стонущим раненым.

— Того шакала похоронить надо, а то ненароком нас за убийство притянут к ответу.

— Правильно говоришь, — правильно. Идем.

Они вышли к болоту с непроходимой к потайному месту стороны. Оно было совсем рядом, за невысокими корявыми деревьями. Подтащили тело Заура. Остановились на краю жидкой пропасти. Масляная, жирная поверхность казалось дышала и ждала своей жертвы.

— Ты осторожнее, дядя Пётр. Болото очень опасное, можно и самому нырнуть. Мы с тобой на пригорке стоим, соскользнуть — раз плюнуть.

— Особенно, если кто-то поможет со стороны, — ухмыльнулся Пётр.

Они взяли Заура за руки и ноги, и, раскачав, бросили в жадное жерло грязи. Что-то зашлепало, зачавкало и труп начал медленно погружаться в неумолимую трясину.

— Кровожадная, — пробормотал Петр, наблюдая за чавкающей пропастью.

— Похожа на нас, — ответил Сергей — Чем мы с тобой сейчас лучше этой неживой твари?

Болото шевелилось, вздыхало. Оно своим медленным, но верным поглощением тела было похоже на живого гиганта — пожирателя людей.

— Пошли отсюда, — Пётр резко повернулся и вдруг руками вперёд, сделав сальто на маленьком островке суши, полетел головой вперёд вслед за Зауром.

Крик раздался над лесом, нечеловеческий крик, быстро угасший, так как человек летел в жерло вниз головой, и с размаху быстро погружался в его жадную пасть. Луна, яркая беспристрастная, выплыла из-за леса и, удивляясь низким человеческим порывам, надменно смотрела на то место, куда только что влетел сам, человек с тёмным прошлым. Круги разошлись, впадина сомкнула свои черные губы.

Сергей не мог оторвать ног от земли. Он считал себя виновным в беспомощности, но, поразмыслив пришёл к утешительной мысли, что он не успел бы ничего сделать, так как трясина была жидкой и ускоренное падение вниз головой с высоты пригорка, за секунды поглотила того, кто называл себя Петром и готовил расправу над жителями хутора.

Дед Роман очухался, но был слаб. Настя поила его сладким чаем. Сергей почувствовал страшную усталость и медленно опустился на пол рядом с лежащим на диване дедом. Он вдруг понял, что кроме него у этих людей не осталось никого в мерзком мире, подчинённом насилию. Теперь оставалось одно, узнать у стонущего противника, с кем они имеют дело, почему гоняются за мальчиком.

— Я окажу тебе помощь, привезу врача и он на скорой отвезёт тебя в больницу. Я им ничего не скажу, в обмен на информацию: кто ты, почему вы ищете мальчика и убиваете людей. Зачем он вам?

— Ничего не знаю, — стонал Андрей.

— Тогда я тоже ничего не знаю и немедленно уезжаю вместе с моими в город. А ты останешься без помощи один. Только я тебе могу помочь.

— Как? — вопросительно встрепенулся раненый.

— Подожгу избу и ты останешься здесь навеки.

— Нет, нет! — закричал Андрей. — У Заура есть хозяин в Каменьграде. Сейчас он в больнице, но всем заправляет его сын. Его зовут…

Что-то уперлось в бок Андрея и он здоровой рукой нащупал пистолет.

— Ага, сейчас я вам покажу, кто здесь правит бал.

— Что ты замолчал? — спросил Сергей.

— Плохо, голова кружится, дай мне воды.

— Сейчас, — Сергей повернулся и пошёл на кухню.

Андрей выхватил пистолет и правою здоровою рукой прицелился в затылок Сергея. Тот внезапно обернулся, но выстрел прозвучал и парень упал, как подкошенный. Крик Насти огласил дом. Залаял Казбек, застонал дед Роман. Второй выстрел попал в девочку и она упала рядом с Сергеем.

Боль была нестерпимой и только сейчас Андрей понял, что теперь ему не выбраться отсюда. Манипуляции с пистолетом вздёрнули его нервы, но безжалостная боль разрывала его тело на части.

— Что я наделал? — подумал Андрей.

Сознание путалось. И тогда он, приложив дуло пистолета к виску, выстрелил в себя. Глухо брякнулась сталь о покрытый домотканым половиком, пол.

В доме стояла тишина. Казбек подошел к хозяину, понюхал и завыл низким протяжным голосом, глядя вверх. Питер вылез из-под дивана и с диким мяуканьем выскочил во двор. Отозвалась своим блеянием коза. Только люди, находившиеся в доме, продолжали неподвижно лежать.

Ученый, выехавший на розыски родственников Василька, подъехал к городишку. Он абсолютно не знал с какой стороны тогда заехал в лес. Все места ему казались одинаковыми. Он остановился у поста ГИБДД и решил расспросить кого-нибудь о доме в лесу, с телевизором, козой, собакой, котом, дедом и девчонкой. Старый усталый гаишник расхохотался в ответ на его вопрос.

— Ты, парень, с головой дружишь? Или она у тебя отдельно живёт?

— Я три дня назад был в этих местах и мы подобрали в лесу мальчика. Он рассказал, что живёт там со всем перечисленным населением.

— Я двадцать лет служу и не знаю о таком доме. Здесь недалеко есть просека. Дорога грунтовая, но хорошая. Раньше, пока обводную не построили, ездили там. Сейчас мы бываем за сорок километров отсюда на охоте и никогда никого не встречали.

— По моему спидометру отмечено было тогда, что мы углубились в лес на семьдесят километров.

— Не знаю, — произнес гаишник. — Дай — ка, парень, я запишу твои данные. На всякий случай. Что-то мне не нравится твоя сказочка о ребёнке в лесу? У тебя как со здоровьем? У психиатра не лечишься?

Обиженный Алексей отвернулся. Но паспорт дал, и сержант записал его данные.

— Вот тебе наш телефон, звони, если будет откуда. Желаю тебе удачи. «Нашему теляти — волка поймати».

Алексей ехал по просеке и все время думал, как же он опрометчиво поступил с ребёнком. Спидометр отметил семьдесят километров и дорога раздвоилась: сравнительно хорошая — влево и похуже — вправо. Он вспомнил, что повернул свою машину налево. Проехав немного он увидел зелёную лужайку, а за ней дом. Все как и говорил Василёк. У порога сидели собака и кот, а рядом общипывала кустик коза.

— Дереза, — догадался Алексей.

Людей не было видно. Он посигналил, но никто не вышел из дверей. Опасаясь собаки, залез в багажник, достал кусок колбасы и разделив ее бросил Казбеку и Питеру. Видно голодные, урча набросились на еду, а в это время Алексей благополучно проскользнул в незапертую дверь. То, что он увидел войдя в дом, было похожим на фильм ужасов. Посреди пола лежал человек, вниз лицом. На диване постанывал дед, который был явно без сознания. На другом диване в крови лежал труп молодого мужчины. Внезапно слабый голос позвал его.

— Зайдите сюда, кто там?

— Я приехал к вам из областного центра, — пояснил он, полный ужаса и вошел в другую комнату.

Там лежала бледная девчушка — подросток, на плече которой все еще была кровь. Видимо от потери крови она была такая бледная.

— У нас тут целый разгром, — попыталась объяснить девочка.

— Я хотел вам сказать, что нашел Василька и он сейчас находится у нас в доме с моей женой.

— Господи, — заплакала девчушка. — Мы его искали в лесу, пока за ним не приехали бандиты.

— Значит его Бог спас, — обрадовался Алексей.

— Иначе бы увезли бандиты неизвестно куда. Вы на полу не посмотрели парня. Жив ли он? Это наш родственник Сергей.

— Вряд ли, он не шевелится, хотя я сейчас проверю.

Войдя в комнату он с опаской покосился на труп, лежащий на диване и присел на корточки перед Сергеем. Потихоньку развернул его и понял, что тот жив.

— Живой, — закричал он от радости, как будто тот был его родным братом. — Нужно немедленно связаться с больницей и милицией, — объяснил он Насте. — Я сейчас срочно выеду до места, где телефон будет работать и вызову санитарную авиацию.

— Хорошо, — согласилась Настя. — Только вы не уезжайте без нас. Иначе и дедушка и Сережа помрут.

— Никуда я не уеду. Что вы! Что вы, Настя!.

— Откуда вы знаете моё имя?

— От Василька. Он нам все рассказал. Ну об этом позже. Я срочно выезжаю.

— Скорее возвращайтесь, — донёсся до него слабый голос. Время на раздумье не было. От него самого мало толку.

Он не смог бы спасти ни одного из них. Нужны врачи и лекарства. Алексей ехал и смотрел на мобильник. Наконец, тот ожил, показывая, что может начинать работу. Алексей остановился и набрал номер телефона того гаишника, с которым недавно познакомился.

— Извините, я с сотового, с просеки. Тот самый, кто нашёл ребёнка. В семидесяти километрах по просеке и направо несколько метров, вы увидите дом. Там было разбойное нападение из-за мальчика. Выходит он чудом спасся, уехав со мной. Один человек убит. Двое ранены. Очень тяжелое ранение. Еще третья девчонка тоже ранена и потеряла много крови. Прошу вас срочно выслать санитарный вертолёт или скорую с хирургом и прочим. И милицию тоже. Бандиты здесь оставили две машины и могут вернуться. По всей вероятности они ищут этого мальчика. Я поставлю свою машину на повороте к дому. Ждем вашей помощи.

— Хорошо. Понял. Немедленно организую бригаду. А ты, парень, держись. Помоги чем можешь пока. С места никого не трогай и постарайся поменьше оставить следов. Ничего не протирай.

— Понял. Жду.

Алексей с чувством выполненного долга отправился назад. Он сейчас находился в двадцати километрах от домика. Преодолев расстояние, он вошёл в дом. Настя не могла ходить, была слишком слаба, но быстро сориентировала Алексея положить подушку под голову Сергею.

— Только осторожнее, он ранен в голову.

Алексей тихонечко подложил ему подушку и подошел к старику. Дед Роман тихо стонал во сне. Алексей вскипятил чай, положил туда мёд, немного остудил и начал с Насти проводить лежачее чаепитие. Она, приподняв голову, поддерживаемую Алексеем, жадно пила. Сколько времени пролежала голодной — не знала. Напоив её чаем, он подошел к деду. Осторожно попробовал погладить его руки. От прикосновения дед открыл глаза. Увидев перед собой незнакомца, нахмурился.

— Дедушка Роман, не бойтесь, я свой. Вызвал скорую помощь и милицию. Это я нашёл в лесу Василька, отвёз его домой к себе, так как не знал, где его дом. Он заблудился, а я не поверил, что в лесу живут люди. Подумал, что его завезли и бросили.

— Пути Господни — неисповедимы, — прошептал дед Роман. Можа это его счастье, что вас встретил.

Из чайной ложечки, осторожно, напоил чаем и деда Романа. Вот только Сергей вызывал сомнение в его жизнеспособности. Через полтора часа милицейская бригада и врачи скорой помощи прибыли на хутор.

— Столько лет живём и не предполагали о существовании благоустроенного хутора, — сказал майор милиции.

Врачи «скорой» принялись за Сергея. Двое возились с ним, а ещё двое занялись Настей и дедом. Милицию интересовал убитый. То, что произошло самоубийство — было очевидно. Но доказать это могла только экспертиза. Настя тихонько рассказывала о происшедшем в доме. Труп на носилках вынесли из дома. Сергея положили на стол и хирурги оказывали ему немедленную помощь. Требовалась госпитализация. Раненый был без сознания.

— Хорошо, что здесь транспорта много. Будет на чем везти всех. Алексей увидел, как у двери, положив голову на лапы, пес наблюдал своими умными глазами за людьми. Печальный кот рассматривал шумную ораву людей из укрытия под скамейкой.

— А их куда? — спросил у девочки Алексей.

— Я вас очень прошу, посадите в машину и довезите до города. На шкафчике лежит ключ от дома. Вы их всех во двор выпустите, откроете дом и попросите соседку, тетю Машу присмотреть за ними. Мама позвонить должна. Ей нужно сказать, чтобы немедленно приезжала. Теперь можно. А я постараюсь уйти из больницы, как только перестанет кружиться голова. Наш адрес, улица Сиреневая, 5. Рядом с водолечебницей. Продуктов здесь много, сколько сможете, заберите. Чем то кормить надо наших зверей. А Дерезе, вы травки побольше и веточек нарвите.

Настю на носилках помещали в машину скорой помощи, а она все беспокоилась о своих питомцах. В машины сели сотрудники милиции и должны были доставить их в отдел. Там разберутся чьи они, и где их хозяева. Все уехали. Алексей растерялся. Он не знал как ему заставить этих друзей рогатых, зубатых, с коготочками приближаться к нему. Чтобы затолкать их в машину, придется попотеть. Он вошел в дом, разыскал припасы, сварил им суп с тушенкой, остудил и налил в миски. Сам сел рядом.

— Захотят есть, подойдут, — решил он. — Голод — не тётка.

Немного погодя собака и кот подошли к миске. Сначала осторожно понюхали, а потом начали лакать наперегонки. Дереза получила хлеб и мирно общипывала краюшку. Опасения по перевозке животных были напрасными. Нюра приучила их к машине. Как только она открывала дверцу, кот впереди, за ним собака заскакивали на заднее сиденье. Дереза топталась на ковриках между ними. Она ложилась мирно на резиновые коврики и спокойно ехала несколько кругов в автомобиле, как заправская путешественница. Нюра это делала сознательно, понимая, что когда-то их всех придется перевозить. Поэтому-то тренировки её не остались бессмысленными. Гвардия была готова к переезду. Алексей загрузил в багажник, крупу, консервы, печенье, все что можно было перевезти и открыл дверку машины. Питер моментально запрыгнул в неё и начал умываться на сидении. Казбек степенно присоединился к нему. Дереза постояла, посмотрела на них в открытую дверку, и шмыгнув прямо у ног Алексея, спокойно улеглась в машине. Он закрыл дверцу, немного приоткрыл боковое стекло и они отправились на новое место жительства. Доехали вполне благополучно. Алексей нашел улицу Сиреневую и номер нужного ему дома. Достал ключи, открыл ворота и въехал во двор. Потом закрыл их, и только тогда открыл дверцу машины. Первым выскочил проворный Питер. За ним задом вылезла коза и уже последним, потягиваясь, вылез Казбек. Алексей испугался, что котяра может сбежать, но посмотрев, как тот исследует углы двора, успокоился. Двор был большой, асфальтированный, сверху увитый виноградом. Солнечные лучи только кое — где проникали сквозь зелёную крышу. Дверь в дом была закрыта на два замка: внутренний и висячий. Открыв дверь, Алексей вошел в дом, следом за ним запрыгнул Питер и Казбек, нюхая воздух дома, остановился на пороге. За ним торчала любопытная Дереза, но ей невозможно было пройти из-за собаки. Тогда она, не долго думая, боднула старого пса под зад. Он оглянулся, присел на задние лапы от неожиданности и отступил назад. Дереза вошла и осмотр дома начался. Кот обходил комнаты, останавливался перед кроватями, диванами, вставал на задние лапы, обследовал, видно выбирал себе подходящую лежанку. Коза сориентировалась сразу и нашла кухню, подошла к столу, но не обнаружив на нем съестного, удалилась во двор. Подошла к воротам, где уже сидел Казбек, сгорающий от любопытства. Сквозь щели, зарешеченные снизу полоской ворот, он видел проезжающие машины, проходящих мимо людей. От всех неожиданностей он ошалел и не знал, лаять ему или деликатно промолчать. Алексей разгрузил багажник. Поставил миски на улице у порога. Носы немедленно сунулись в них, но миски оказались непригодными к обеду. Чистые, они не представляли для лесного народа никакой ценности. Алексей достал консервы, открыл банку, накрошил туда хлеба, черствого, но вполне пригодного и налил кипяченой воды. Еду предложил беспокойному хозяйству и те начали свою городскую трапезу. Дерезе дал размоченного хлеба и травы, привезённой с собой. Он выложил её в углу двора, чтобы подсохла. Подвесил связанные веревкой ветки. Дереза пока мало обращала внимания на них. Ее привлекал больше хлеб и водичка, налитая в новую миску, найденную на кухне. Казбеку он положил лежанку, привезённую с собой, состоящую их сложенного вчетверо домотканого половика. Кот осмотрел её и улегся посередине. Бедный старый Казбек приютился с краешку. Питер принялся умываться, коварно поглядывая лежащего на асфальте Казбека, рядом с половиком. Алексею нравилось смотреть на причуды животных, дающих основания, что они тоже имеют мозги. Он пил чай, когда в комнате зазвенел телефон, похоже междугородный.

— Алло, — услышал он голос женщины. — Настенька? — Мне Настю.

— Кто её спрашивает, — спросил Алексей.

— Мама, — ответила женщина.

— Вы, Нюра?

— Да. А вы кто?

— Я оказался случайно и попал в ваши помощники. Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Но Настя, Сергей и дед Роман находятся в больнице.

— Что? — охнул голос в трубке.

— Они живы, но немного нездоровы. Если можно приезжайте.

— Я немедленно вылетаю самолетом, — сказала Нюра. Вы меня дождитесь, пожалуйста.

— Дождусь, — ответил Алексей и трубка замолчала.

Выходило, что ему придется задержаться ещё на пару дней. Немного отдохнув он поехал в больницу, где по его сведениям находились раненые.

Настя была уже на своих ногах. Правда бледная, но уже ходила и даже пыталась ухаживать за дедом и Сергеем.

— Ваша мама вылетает самолетом, — сообщил он девчонке.

— А как кот? Собака? Коза?

— Отлично. Лучше чем вы. Они отдыхают во дворе. Я их уже накормил.

— Скажите, Алексей Алексеевич, а как же Василёк?

— Он у нас дома, не беспокойтесь. Я приеду и привезу мальчика когда выпишут хотя бы кто-то из вас.

— А вдруг опять кто-то начнет его искать? — испугалась Настя.

— Подождем вашу мать и решим что и как.

К вечеру второго дня у дома остановилась машина. Приехала хозяйка с детьми. Ребятишки сразу же бросились обниматься с животными. Радость была обоюдной. Питер, обходил их ноги вокруг с поднятым хвостом, терся о них и мурлыкал, так что слышно было на улице. Казбек облизал их мордашки. Коза более спокойная в приёме гостей, попыталась «меканьем» выразить свои чувства. Расстроенная Нюра принялась расспрашивать Алексея Они долго говорили, он рассказал ей о своих приключениях и Нюра неожиданно сказала:

— Поистине пути Господни неисповедимы. Не увези вы мальчика, кто знает чтобы случилось с ним.

Сразу после разговора, она вывела свою машину из гаража и поехала в больницу. Детей оставила дома, боялась потревожить их детские души видом раненого Сергея и совсем слабого деда.

Дед Роман умирал. Он пришел в сознание, лежал тихий, бледный и говорил чуть слышно.

— Смерть моя пришла. А она дама серьезная. Отсрочек не дает. Ты Василька пока не вези сюда. Опасно. И сама с детьми немедленно уходи из дома.

— Куда? — с горечью спросила она.

— Ты мне как-то говорила, что за тебя сватался хороший человек. Где он теперь?

— В городе. Но как живет, не знаю.

— А ты узнай.

— Самой посвататься?

— Ради детей, на что угодно пойдёшь.

— Я подумаю. А ты, Роман, не думай о смерти. Тебе сейчас помогают. Я посмотрела карту. Лечат правильно.

— Ты о моём возрасте забыла.

Роман устал и закрыл глаза.

Увидев Сергея Нюра опешила. Это был живой мертвец, без движений и разума.

— Он в коме. Делаем всё возможное, Анна Федоровна.

— И невозможное, — добавил лечащий врач, ее бывший коллега по работе в больнице.

— Шансы есть?

— Молодой, здоровый, может и выкарабкается.

Дочь она забрала домой. Ранение было лёгким в плечо, девочка потеряла много крови, ей было сделано переливание крови. Теперь только нужно хорошее питание и свежий воздух.

— Я останусь с дедушкой и Сергеем, — ответила она матери, на предложение ехать домой.

— Здесь справятся без тебя, — ответила мать. — Кроме того я скоро сюда вернусь, а дома малыши и животные. За ними всеми нужен присмотр.

— Хорошо, — согласилась дочь и они отправились домой. Анне нужно было принимать срочные меры с жильём. Оставаться дома было опасно. Не дай Бог бандиты появятся снова. Оставив дочь дома, к величайшей радости всего населения на Сиреневой 5, Анна выехала к своему бывшему вздыхателю, отвергнутому ею полгода назад. Сергей Иванович Сотин был дома. Он работал в фирме по строительству жилья главным инженером. Как раз приехал на обед. Анна открыла дверь и вошла. Сергей опешил.

— Здравствуй, — сказала она. — Не ожидал?

— Всегда жду. Надеялся, что однажды откроется дверь и ты войдёшь. Так оно и произошло.

— У тебя ничего не произошло в жизни?

— В каком плане?

— Женился или всё еще один?

— Такую как ты не встретил, а другой мне не надо.

Анна присела к столу и рассказала ему всю свою историю. Потом спросила:

— А сейчас ты можешь помочь мне? Не испугаешься?

— Какой бы я был тогда мужик, если любимую защитить не смогу. Едем немедленно к тебе, забираем детей и назад. Здесь тебя никто не найдет. Слишком далеко от твоего дома.

Анна ехала и улыбалась, представляя его встречу с её хвостатым хозяйством. Он не знал, что ему предстоит. Когда встреча состоялась к удивлению просто, он как будто разгадав её мысли, сказал серьезно, держа на руках мурлыкающего кота:

— Давно мечтал о собаке, кошке, козочке, только руки не доходили. Моя работа требовала много времени и за ними некому было бы ухаживать.

Так и разрешилась трудная задача со многими неизвестными. В личном плане. Они не знали как договорятся. Будут ли пока простыми соседями, вынужденными жить вместе, или всё закончится в ЗАГСе. Устроив свою семью, Анна срочно уехала в больницу. Алексей остался ожидать от неё звонка, решающего об его отъезде к Васильку. Вошла в палату и увидела суетящихся возле деда людей. Он еле дышал, иногда открывал глаза, хриплый вздох вырывался из груди. Но это были последние секунды жизни восьмидесятилетнего Романа Романовича Гаврикова. Через минуту он перестал дышать.

Хоронили деда из дома Сергея Ивановича. Он всё устроил с похоронами. Печальные дети приехали с кладбища. Особенно переживала Настя. Витя был еще мал, Дарья быстро успокоилась, а в Настю поселилось странное чувство неизбежности смерти для любого человека, будь он старым или молодым. После того страшного дня в лесу, она была просто напугана. Сейчас — дело другое. Нет больше деда Романа, части её жизни. Ему бы еще надо было с Васильком встретиться. Девочка тихо плакала у себя в комнате, отведенной ей отдельной, небольшой, как уже почти взрослой девушке. Она не могла показать своей слабости окружающим, и тихонько давилась слезами в подушку. Дверь она закрыла, не хотела впускать никого. День прошел. Наступила ночь, а за нею утро. Нужно было вставать и идти ко всем. Настя подошла к зеркалу и увидела в отражении очень похожую, но совсем другую, ставшую за сутки взрослой, девчушку. Вернее девушку. Детство кончилось. Она за столь короткое время стала взрослой.

Алексей приближался к своему городу. Осталось часа полтора до того, как он увидит свою молодую жену. А в это время Рая вышла погулять с Васильком. Он уже бывал во дворе и даже разговаривал с такими же малятами. Но странные взрослые быстро уводили их домой. Раечка уселась с книжкой на скамейку. Василёк остановился у песочницы, где играли двое детей, мальчик и девочка почти одного с ним возраста.

— Дай мне лопатку, — попросил он девочку. — Я тоже хочу играть с вами.

— А мы не хочем, — ответила бойкая девочка. — Сходи, возьми свою.

— У меня нет лопатки, — ответил Василек.

— Все равно не дам.

Обиженный, он подошел к горке, где катались ребята повзрослее. Постоял, посмотрел, на него никто не обращал внимания. Увлечённая книгой Рая тоже не замечала плохого настроения малыша. Он потихоньку вышел со двора дома, завернул за угол и увидел толпу людей. Они ожидали автобуса. Василёк пристроился к старушке с хозяйственной сумкой, взяв её за краешек ручки.

— Какой хороший мальчик, помогает бабушке сумку держать, — похвалила его старушка.

Василёк уставился на подходящий автобус. Он со старушкой оказался впереди. Кто-то сердобольный подхватил его на руки и забросил в автобус. Мальчик сел рядом с бабулей на переднем сидении. Бабушка устраивалась поудобнее, а малыш смотрел в окно. Мелькали прохожие, скверы, мчались навстречу машины. Василёк завороженно смотрел на невиданное ранее зрелище из идущего автобуса.

Автобус несколько раз останавливался. Старушка давно ушла и мальчик спохватился, не увидев её. Зато все люди поспешили к выходу. Это была конечная остановка. Василёк пристроился к какой-то женщине с ребёнком на руках и встал на ступеньку. И опять чьи-то руки подхватили его и поставили на землю, рядом с автобусом. Мальчик прошелся немного за кем-то из вышедших пассажиров. Его маленькие ножки не успевали за взрослыми, идущими быстрыми шагами. Внезапно он увидел скамейку. Влез на неё и сел, болтая ногами. Хотелось есть. Он подумал-подумал и заплакал. Какая-то женщина подошла к нему.

— Почему ты плачешь?

— Есть хочу, молока с печеньем.

— А где твои родители?

— У меня нет родителев.

— Откуда же ты взялся?

— Из леса. От деда Романа.

— Где сейчас твой дед?

— Не знаю.

— А кого ты ждешь?

— Никого, — ответил малыш.

Женщина внимательно огляделась по сторонам и, взяв его за руку, повела с собой. Мальчишка не сопротивлялся. Она остановила такси. Любопытному Васильку понравилось в машине. Через некоторое время они подъехали к кирпичному дому с лужайкой. Женщина расплатилась с водителем и они вышли. Дом был прохладным, тихим. Не было видно ни кошки, ни собаки, ни других людей.

— А ты что ли одна живешь? — удивился малыш. — Где твой кот?

От них много грязи, — с упрёком произнесла женщина. — Зачем тебе кот?

— Так надо, — ответил малыш. — И собаку надо.

— Хотеть не вредно, — ответила незнакомка и повела его в ванную. Долго тёрла мылом его руки, лицо, так что ему надоело и он запротестовал:

— Так ты меня смоешь совсем.

— Дети должны быть чистыми.

— Есть хочу, — затянул свою песню Василек.

Они пришли на кухню. Вскоре печенье с молоком развеселили его и малыш принялся щебетать. Он переходил с одной темы на другую, главными из которых были воспоминания о животных, дедушке, Насте, Нюре. Дерезе было отведено особое место в рассказе, она давала молоко, которое нравилось Васильку. Это он считал невкусным, но пил за неимением другого.

— Меня зовут Елена Васильевна, — строго сказала тетя.

— Васильевна, — повторил Василек, плохо выговаривающий словосочетания.

— Елена Васильевна, — повторила тетя.

— Елена, — сказал Василек.

— Хорошо, — зови меня тётя Лена.

Для Василька наступили ужасные дни. Дело в том, что старая дева, которой стукнул сорок пять лет, воспылала любовью к воспитанию детей, чужих. За неимением своих. Она долго пыталась усыновить кого-нибудь, но это ей не удавалось. Очередь за хорошими детьми была большая. А теперь у неё появился шанс. Как поняла она из рассказа малыша, родителей у него не было. Вырос в лесу. Рядом с животными. Видимо мало кому нужен.

— Совсем как Маугли, — строго сказала тётя.

— Я Василёк, — запротестовал малыш.

— А фамилию свою ты знаешь?

— Иванов. Василий Васильевич.

— Значит ты и отчество произносить можешь?

— Васильевич, — повторил Василек.

— А где твои документы?

— Какие кументы?

— Свидетельство о рождении?

Василек не понимал о чем его спрашивает эта сухопарая длинноносая тетя, с руками, похожими на сухие ветки, которые они с дедом приносили для костра по вечерам. Он нахмурился и отвернулся.

— Так ты еще не подчиняться вздумал?

Она схватила его за плечи и начала трясти.

— Я научу тебя как не слушать взрослых. Ты будешь воспитанным, таким, каком должен быть нужный мне ребёнок.

Василек слушал и ее и вспоминал как зовут женщину без детей, незамужнюю. Дед Роман всегда говорил:

— Старая дева — это стихийное бедствие. Ураган. Берегись, Василий встречи с такой.

Василек припомнил слова дедушки. Он еле-еле пролепетал:

— Ты что ли старая девка?

Глаза фурии округлились и она отскочила от мальчика.

— Откуда ты знаешь?

— Дедушка говорил.

— Он же меня не знает.

— Знает, знает, — твердил Василек.

На сегодня воспитание ограничилось одной трёпкой. Зато назавтра, когда Василек вошел в комнату в сандалиях крик, был продолжительным, а оплеуха под зад весьма внушительной.

— Тебя, гадёныш не учили разуваться у дверей дома?

— Нет, — чистосердечно признался мальчишка.

— Теперь знай. Иначе ноги вырву и спички вставлю, — прошипела воспитательница.

Она снова потащила его в ванную, раздела и драила с мылом мочалкой всего, особенно место, где определялся мужской род.

— Ой, — кричал малыш. — Оторвёшь питьку.

— И оторву, если чумазым приходить будешь.

Чистота сводила с ума старую деву. Она без конца, драила, мыла, тёрла все, что попадалось под руки, а теперь вдруг нашла объект воспитания — живого мальчика.

— Я из тебя сделаю чистюлю. Понял? Это тебе не с собаками жить, да с кошками.

Перед сном она его снова тащила мыться, сначала под душ, а потом еще поставила маленькую скамеечку в ванную и драила ему ноги в тазу, смывая мыло под душем. От щекотки Василек орал, а она не обращая внимания, продолжала водные процедуры. Вечером мучительница положила его спать, а сама пошла смотреть телевизор в другую комнату. Воспитательница не видела, как маленькая фигурка на цыпочках вышла во двор и припустила бежать за угол. Недалеко от дома проходила трасса. Он как взрослый, поднял ручонку, и стоял, ждал. Вскоре перед ним остановилась машина. За рулем сидел пожилой человек.

— Ты кто такой и почему один?

— Я вылез потихоньку из автобуса, а они уехали дальше.

— Куда, в Светлое?

— Ага, — сказал малыш.

Мужчина открыл заднюю дверцу и впустил малыша.

Дорогой они не разговаривали. Показалось село.

— Тебе куда? — спросил водитель маленького пассажира. — Кто твои родители?

— У меня нет родителев, — ответил Василек.

— Куда же ты ехал?

— Не знаю.

— Так-так, гражданин хороший, — сказал Пётр Иванович, местный ветврач.

— Я - Василек, — запротестовал против «гражданина» мальчик.

— Василёк, хорошее имя. А где же все-таки твои родители?

— У меня нет родителев, — повторил Василек во второй раз непонятливому спутнику.

— Откуда же ты тогда взялся?

— Меня Дереза в кустах нашла и принесла домой.

— Кто тебе это сказал?

— Дед Роман.

— А где твой дед?

— В лесу.

— Давно он живет в лесу?

— Всегда, — однозначно ответил Василек.

— Ну что ж, ответ исчерпывающий. Пойдем пока в гости ко мне. А там видно будет. «Утро вечера мудренее».

Когда он вошел домой с мальчиком, жена его Прасковья Тихоновна ойкнула. Петр Иванович частенько привозил с собой, то котёнка брошенного, то птицу с подбитой лапкой, приволок однажды, а тут ребёнок. — Не нашел же он его на дороге? — женщина выжидающе молчала.

— Принимай гостя, мать, — весело произнёс Пётр Иванович. — Нашел на дороге. Завтра будем искать его родственников.

— Садись, дорогой гостенёк, — пропела приветливо тетя, с круглым добрым лицом.

— Ты что ли моя бабушка? — поинтересовался Василек.

— Всё может быть.

— А у меня не было бабушки, только дед Роман, да Казбек и Питер. А меня Дереза в кустах нашла, — повторил он сказанное своему спутнику.

— Ишь ты, какая коза хорошая нашлась. Такого славного парнишечку в кустах разыскала.

Прасковья Тихоновна взяла малыша на руки. Он испугался и задрыгал ногами.

— Не надо меня мыть!

— Я не собираюсь тебя мыть, — хочу за стол посадить. — Кормить гостя надо.

— Надо, — согласился парнишка. — Такой я проголодный.

На столе начали появляться разные закуски. Огурчики, помидорчики, капустка. Молоко в банке, сгущённое, блинчики, картофель и рыба жареная.

— Сколько много вкусного! — всплеснул руками гость.

Он пододвинул к себе поближе сгущёнку и блинчики. Хозяева сели напротив и молча смотрели как управляется малыш с едой.

— Как вкусно. Спасибо, — не забыл сказать освоившийся мальчик.

После того, как его уложили спать, старики начали думать, как с ним быть.

— Дать объявление? Передать в милицию? — спрашивал жену Пётр Иванович.

— Не спеши, — ответила она. — Кто его потерял, тот пусть и ищет. А мы подождем. В кое время судьба подарила нам мальчика, пусть и чужого. Мне его жаль. Вдруг и правда сирота? В детдом попадёт. Пусть поживёт с нами, пока все прояснится.

Назавтра Василек подошел к хозяйке, которая рубила капусту на засолку и важно произнес:

— Я тоже умею капусту есть.

— Да что ты? — всплеснула руками хозяйка. — А ну покажи мне как умеешь.

Василек важно засунул в рот кусок кочана и начал хрумкать, как заяц.

— И впрямь умеешь.

— А еще я буду тебе помогать. Пол мыть.

— Ну и мальчик, какой хороший, всё умеет, поможет мне кормить курочек.

— Курочек? Я не умею кормить курочек.

— Научишься. Пойдем.

Жизнь Василька закружила теплотой и счастьем. Только по вечерам, усталый от дневных «трудов», в постели, он рассказывал в подробностях, отвечая на наводящие вопросы обо всех, с кем он раньше жил. Хозяева не могли взять в толк, как попал в лес малыш один и почему его кто-то увёз. Все было непонятно, запутанно, и старики искренне беспокоились о будущем малыша. Через месяц они так привязались к нему, что боялись получить известии о его розыске родными. Прасковья Тихоновна и Петр Иванович были бездетными. Уже будучи в сорокалетнем возрасте взяли девочку из детского дома, вырастили ее, выдали замуж, она, учась в институте, вышла за парня из Израиля и он увёз её в далекий Иерусалим. Дочь постоянно писала, присылала посылки, звонила. Зять тоже делал приписки, торопливые, но убедительные в стабильности их жизни. Теперь у них было двое детей. Алина постоянно упрашивала родителей переехать к ним, но они не желали покинуть родину.

— Где родился, там и пригодился, — говорил Петр Иванович.

— Не могу с матушкой Россией расстаться, — вторила ему жена. — Как я, у которой все предки испокон веков жили в России, уеду в чужую страну? Что я там буду делать? Нет, я не могу покинуть Родину.

— Правильно, жена. Нельзя так, как теперь многие оголтелые предают свою страну. Лучше бы все деньги, которые уходят заграницу дали на обустройство народного хозяйства.

И теперь они, встретив, Василька, обездоленное, как они считали, жизнью дитя, воспрянули духом, увидели в этой крохе смысл жизни. Они оба понимали, что может наступить день, когда Василька заберут у них, но в душе теплилась надежда русского «авось». А пока этот сорванец перевернул их жизнь с ног на голову. Размеренной скучной жизни пришёл полный крах. С утра до вечера, пока Пётр Иванович находился на работе в ветлечебнице, Прасковья Тихоновна постигала сама и учила Василька мудрости жизни.

Алексей с Раечкой расстроенные исчезновением Василька не спешили идти в милицию.

— Я уже раз заявил о ребёнке и меня обвинили в его похищении. Сколько пришлось пережить с этой историей. Наверное, его все-таки выследили похитители и украли.

Он сообщил об этом Нюре. Та, в свою очередь, оценила это как действительно имеющую место ситуацию. Сергей все еще не приходил в себя, а он ей тогда еще на хуторе говорил, чтобы она не обращалась в милицию.

Жизнь постепенно обретала покой. Ей нравился Сергей Иванович, только вот его скромность заставляла думать, что он разлюбил ее.

— Жалеет меня, вот и пригласил к себе, — думала Нюра, глядя как он уходит вечером в свою спальню.

Ей хотелось, чтобы он поцеловал её, приласкал, снова повторил отвергнутое ею предложение, но Сергей Иванович был глух и нем в отношении этой темы. Он прекрасно ладил с детьми, делал всё так, чтобы никто ни в чем не нуждался, шутил, смеялся, играл с детьми, вывозил их на прогулку. И на этом точка. Он как будто бы начисто забыл о том, что когда-то очень даже желал эту прекрасную вдовушку назвать женой перед Богом и людьми. Нюра каждый день была в больнице. Часами сидела у постели Сергея, надеялась, как врач, что наступит желанный кризис. Спустя месяц она увидела, как его пальцы слабо шевельнулись. Веки дрогнули. Она побежала за врачом.

— Забыла, что сама врач, между прочим, считалась лучшим в больнице.

Когда они пришли в палату, Сергей открыл глаза и, видимо узнав ее, слабо улыбнулся. Она опустилась на колени перед его постелью и скрестив руки произнесла: «Слава тебе, Владыка Небесный, что сподобил меня дожить до такой радости».

С этого дня Сергей пошёл на поправку. Понемногу начал присаживаться на постели, потом вставать. От слабости плохо держался на ногах. Все врачи, сестры, няни приходили смотреть на ожившего «солдатика». Однажды Сергей попросил:

— Пожалуйста, привезите ко мне деда Романа и Василька.

— Не могу, — ответила Нюрочка. — Попозже немного. Поправляйся пока сам, — но не в силах владеть собой расплакалась.

— Нет их больше, Серёженька. Дед Роман умер. Василёк как исчез тогда так до сих пор мы его не нашли. Ты же сам помнишь.

Сергей промолчал. Не успел обрести такого хорошего деда, как он умер.

— Ладно, — подумал Сергей, — я выйду из больницы и займусь поисками малого.

Из больницы он выписывался торжественно. Многие больные и почти весь персонал высыпали на улицу провожать столь знаменитого больного. Можно сказать, с того света парень выбрался. Он дорогой рассматривал улицу, а при виде нового жилища одобрил поступок тётушки. Хоть Сергей был холостым и неженатым, но сразу же оценил отношение хозяина к своим жильцам. Это была нежная и почтительная любовь человека к тётушке. Присмотревшись, он понял, что здесь не безответное чувство, а очень даже обоюдное. Непонятно только, почему она так странно относится к тому, кто в ней души не чает. Вечером на веранде накрыли стол. Дети уже улеглись спать, Нюра хлопотала на кухне.

— Извините меня, Сергей Иванович, за нескромный вопрос, почему бы вам не объясниться?

— Объяснение уже давно состоялось и я получил от ворот поворот.

— Но вы же понимаете, что не безразличны ей?

— Сейчас не те обстоятельства, — серьезно ответил хозяин. — Она может принять мое предложение как принуждение ввиду чрезвычайных обстоятельств. Подумает, что я пользуюсь моментом.

— И это вся причина?

— Да.

Сергей взялся за дело всерьёз. В роли свата, да еще двух немолодых людей, он выступал впервые. Выбрав момент, пока Сергей Иванович был на работе, а дети заняты каждый своим делом, он приступил основательно к деликатному вопросу.

— Тётя Нюра, вы почему мучаете такого хорошего человека?

— Какого человека?

— Того, кого любите, — твердо сказал Сергей.

— И кого же я по-твоему люблю?

— Сергея Ивановича.

— А ты не робкий, племянничек.

— Он с ума от любви сходит, а признаться не решается. Считает, что это будет давлением с его стороны, так как вы находитесь в экстремальных условиях.

— Ну наговорил тут.

Сама же Анна от разговора этого сделала выводы. Видимо и впрямь надо было разрубать гордиев узел их отношений. Да и вдовья жизнь опостылела. Вечером того же дня, когда все уснули, она вышла в кухню в ночной сорочке, чтобы налить себе воды. В это же время из своей комнаты со стаканом в руках вышел Сергей Иванович. От неожиданности оба едва не уронили свою посуду и стояли молча глядя друг на друга. Потом начали медленно приближаться к остывшему самовару. Взял её стакан и налил воду. Поставил его на краешек стола, а сам разглядывал Анну как изваяние.

— Нравлюсь? — спросила она тихо.

— Больше всего на свете.

Позже они так и не поняли чья крепость пала первая. Только наутро объявили, что им нужно в ЗАГС.

— Так разве правильно? — вопрошала Дарья.

— Правильно, — ответила на её вопрос Настя. — Наша мама такая красивая, а живёт одна.

— Вы мне очень нравитесь, — подойдя к Сергею Ивановичу, — объяснилась новоиспеченная дочь.

Ровно через месяц они были женаты. Вопрос о поисках Василька пока был закрыт. Опасно снова держать в семье мальчика. Да и искать как и где? Задача была не из лёгких. Вскоре Сергею Ивановичу предложили возглавить большую стройку в соседнем областном центре и он согласился. Можно будет не опасаясь ходить детям в школу. Переехали они в приличный особняк на тихой улице. Школа была рядом. Нюра не работала, слишком много хлопот с хозяйством по дому было в этой большой, дружной семье. Сергея Ивановича встречала дружная орава детей и животных. Они висли у него на плечах, Витя держался за колени и ждал, пока его посадит на плечи. Бывший бесхозный человек, усталый, но довольный таким радушным ожиданием хозяина семьи, становился бесконечно счастливым. Сергея по путёвке послали учиться в институт. Он решил стать экономистом по строительному делу.

Прошло более двух лет.

В доме вкусно пахло. Прасковья Никитична усадила Василька за стол. Они только что произвели замеры роста за второй год.

— Какой ты большой стал? Красивый и умный. Повтори-ка, кто там жил с тобою в лесу?

Эта далекая от педагогики женщина старалась сохранить в памяти ребёнка те события, которые бы он давно забыл. Но почти ежедневно он в сотый раз пересказывал о мелких подробностях их жизни, прекрасно помнил все, что происходило, кто с ним там находился и тех, прошедших стороной людей — старую деву, Алексея с Раечкой. Она думала о старости и болезнях, возможной смерти, что не за горами, а Василёк, может быть когда-нибудь, используя свою память, обретет потерянных им людей. Ему шёл шестой год. Скоро нужно будет отдавать в школу, а документов нет. Она боялась того страшного дня, когда неумолимые люди не возьмут его учиться, и им придётся отдать его в детский дом. Она уже знала, что старикам на усыновление ребёнка не отдадут. А пока, пока они с Васильком вели обычный образ жизни и она не показывала своей тревоги малому, которого полюбила как своего собственного ребенка.

БУДНИ УБИЙЦЫ

В доме Крутых установилась напряженная нервная обстановка. Вера родила дочь Эллину, ей уже шёл второй год. Павел, вначале обрадованный появлением малышки, всё чаще останавливал свой немигающий взгляд на жене, выражающий что-то среднее между ревностью и любовью. Ему не нравилось, что всю душу жена вкладывает в дочь, крохотную, но уже заявляющую громким плачем право на жизнь. Любовь Ивановна не чаяла души в своей внучке. Видимо в молодости отказывая Павлу в материнском внимании, она сейчас навёрстывала упущенное. Вера не хотела расставаться с малышкой ни на секунду, но противоречить свекрови не могла. Та тоже имела право заниматься малышкой. Девочка, резвая, сероглазая, похожая на куклу с вьющимися волосами, ползала на четвереньках. Возле тахты, кровати она вставала, держась ручонками за специально подвязанные мягкие веревочки под её рост, и бегом передвигалась, держась за них, вдоль комнаты. Вера была все время настороже. Боялась, что она упадёт, боялась, что заболеет, боялась что украдут и постоянная тревога за дочь не оставляла в её жизни места вниманию мужу. Он дико сердился на неё за усталый вид, нежелание исполнять супружеские обязанности. Он воспринимал все эти увиливания под предлогом головной боли или еще чего-то, как увлечение бывшим мужем или еще кем-то на стороне. Хотя у неё в жизни была одна единственная отрада — ребёнок. Девочка компенсировала ей ее нерастраченную нежность, предназначенную сыну, утерянному теперь навсегда. Она вспомнила тот страшный вечер, когда полная ожидания возвращения Заура с Васильком, вдруг получила известие об убитом Андрее и пропавшем Зауре. О сыне не было известно ничего.

— Если бы он погиб, нам бы привезли его вместе с Андреем, — успокаивал ее Павел.

— Но второго человека не нашли?

— Не нашли, но это не значит, что он сбежал с твоим сыном.

Это выражение «с твоим сыном» отдаляло его от неё. Но она уже ждала ребенка от Павла, хотя сама еще не знала об этом. А когда узнала, его радости не было границ. Он строил самые сногсшибательные планы в отношении будущего сына. Родилась дочь. Он немного поныл о неожиданном промахе, но, увидев кроху, сменил мнение о различии полов. Отец Павла все еще работал. Дела шли нормально, тем более что сын все меньше и меньше тратил наличных денег. И еще Вера пережила бурный день, когда однажды в первые дни совместной жизни с Павлом в его доме, она приняла у почтальона корреспонденцию. Её деликатность не позволяли ей просматривать чужие письма, но нетерпение ожидания весточки от сына, заставили взглянуть на конверты. Особенно заинтересовал один обратный адрес от женщины Гешановой Галины Марковны, живущей в соседнем районе прилегающей области. Совсем рядом с их городом.

— О чём может писать женщина Павлу? — подумала она и застыдилась чувству ревности. — Значит у него с ней какие-то отношения?

Она чуть ли не вскрыла письмо от Гейши, где находилось её отречение от сына и справка из роддома. Повертев в руках интересующую ее корреспонденцию, Вера положила письмо к остальным и смотрела на него с подленьким желанием распечатать. Подошла свекровь. Увидев вопросительный взгляд невестки, посмотрела пришедшую почту и ничего не говоря, уплыла с письмами в его кабинет. Павел вернулся вскоре. Почту смотрел один и она так и не решилась спросить его о письме. Но имя, отчество, фамилию женщины и адрес запомнила навсегда. Всё приходит в сравнении. У Веры было время сравнить Василия и Павла. Её сомнения были не в пользу последнего. Павел часто срывался, грубил матери, мог вскочить из-за стола и уехать во время обеда. Его неуравновешенность и молчаливая агрессивность плохо сказывались на психическом состоянии жены. Она думала о том, что могло рассердить его, почему он так себя ведёт и довольно частые срывы в его поведении заставляли её глотать дополнительно успокоительные средства и таблетки от головной боли. Потом он появлялся как ни в чем ни бывало. Был весел, шутил, говорил комплименты. Её постоянная настороженность по отношению его поведения подтачивала нервы, и без того потрёпанные потерей сына. Ей иногда казалось, что Василий, с его чётко уравновешенным характером, был такой замечательный.

— «Что имеем не храним — потерявши плачем», — вспомнила она пророческие слова.

Уже несколько недель Павел по вечерам уходил из дома. Он не рассказывал где бывает и с кем, но Вера чувствовала, что в нём наступила перемена.

— Может завел себе любовницу? — подумала она. — Я так часто гоню его прочь, что тут поневоле загуляешь, — пыталась оправдать его поступок она.

Но спрашивать ни о чём не стала. Надеялась, что когда-нибудь сам захочет поделиться с ней своими тайнами. Пока это время не наступало. Однажды в воскресенье он совсем не пришёл ночевать. Явился к полудню следующего дня. Она его ждала допоздна, но потом уснула. Никаких объяснений от него не последовало. Был он каким-то жалким и потрёпанным. Круги под глазами, серое лицо.

— Всю ночь пропьянствовал, наверное, — решила она.

Утром свекровь внимательно посмотрела на Веру, но ни о чём не спросила. Была особенно ласкова с девочкой, прислушивалась к звонкам в дверь. С приходом Павла ретировалась в магазины за покупками. Сама Вера из дома не выходила, боясь оставить девочку. Она с ней гуляла в саду и дворе. Павел засел дома. Он неделю никуда не выходил, валялся на диване, читал газеты, слушал музыку, играл с дочерью. Вечером отец как-то спросил его:

— Павел Игнатович, вы не желаете осчастливить фирму своим посещением?

— Завтра, — буркнул в ответ сын. — Можно подумать, что без меня на фирме наступит крах.

— Крах не крах, но о работе хоть изредка вспоминать надо.

И со следующего дня Павел начал ходить на работу. Его загул начал забываться, но однажды в дверь позвонили и вошел коллега Василия — Юра Подрезов.

— Странно, — подумала Вера. — Зачем к нам милиция пожаловала?

— Мне нужен Павел Игнатович, он дома? — вежливо осведомился капитан милиции.

— Проходите, — еле произнесла смущенная Вера, — увидев друга Василия. Его нет дома. Спросите на фирме, может он там?

— Там его тоже нет. Я поговорил с сотрудниками. Собственно вы мне тоже можете помочь. Вы не вспомните, был ли дома Павел Игнатович в предыдущее воскресенье, 23-го.

— Нет, — ответила Вера. — Где он был, спросите у него самого.

— Он что же совсем не приходил домой в ту ночь? — проявил настойчивость капитан.

— Насколько я помню, поздно его еще не было, а потом я уснула.

— И утром обнаружили его дома?

— Вас это не касается.

— Касается. Машину вашего мужа видела у места, где было совершено преступление. Он может оказаться ценным свидетелем. Передайте ему, пожалуйста, чтобы зашел в отдел.

— Хорошо, передам.

Юрий Иванович шел с глубоким чувством неприятной брезгливости. Он вообще недолюбливал эту «лихую парочку» и всеми силами сдерживался, чтобы не перейти на личные антипатии. Они с Василием расследовали дело об убитой студентке, её как будто долго таскали по полу, вся она была растрёпанная, в ссадинах, синяках, наверное долго били, прежде чем задушить. Не изнасилованная, тем не менее было видно, что подвергнута была жестокому физическому насилию. Ей всего семнадцать лет, жила в общежитии. Убита на улице недалеко от ночного ресторана, в закоулках прилегающего строительства дома. Там в будочке, сидел старикан-сторож и успел, так из простого любопытства, записать номера трех стоящих неподалеку напротив него машин. Сторож читал на работе детективы и считал, что является готовым следопытом. Поэтому и появился капитан Подрезов на квартире у Павла.

— Опять Павел. Как ни крутись, а допросить его необходимо. И снова стечение роковых обстоятельств. Труп и присутствие у этого места общего знакомого, фигурирующего как проходящий присутствующий где-то возле печального события, связанного с убийством.

Павел появился к вечеру и зашел в кабинет угрозыска. Василий сразу же вышел. Они теперь не соблюдали элементарных правил вежливости, эти бывшие друзья, ставшие врагами.

— И что опять случилось? — спросил он у капитана.

— Вашу машину видел свидетель у того места, где совершено убийство. Марину Цветкову знаете?

— Никогда не слышал этого имени.

— Посмотрите фотографии. Здесь она живая, а здесь…

Павел взглянул и отвёл глаза.

— Я фотографии покойников смотреть не могу, а вы мне их суёте. Противно.

— Что поделаешь, работа обязывает. Где вы находились 23-го в воскресенье вечером с десяти до утра?

Павел не успел поговорить с Верой. Позвонила мать и передала приглашение капитана придти в милицию. Ему и в голову не приходило, что они разговаривали с Верой. Его самоуверенность, безнаказанность и беспечность не позволили даже представить, что домашние могли дать какие-либо показания против него.

— Я был дома. С женой и дочерью.

— Позвольте усомниться в ваших словах. Несколько часов назад Вера Геннадьевна сказала, что в эту ночь вы дома не были. По крайней мере не были допоздна. И она вас не видела до следующего дня.

Павел даже привстал от изумления.

— Где вы её видели?

— У вас дома. Свидетель нашелся только вчера.

— Зачем вы пошли ко мне домой, кто вам разрешил?

— Чрезвычайные обстоятельства, убийство и ваше присутствие недалеко от этого места.

— Вы с ума сошли! Вам не поздоровится! Вы хоть знаете с кем имеете дело?

— Знаем. Вы юрист и тоже понимаете, что блефуете в данном случае. Я могу провести очную ставку со свидетелем и, если он вас узнает, вы будете задержаны.

— Что ты сказал? Повтори? Жену приплёл, свидетеля нашёл. Может это Васька приказал тебе свести со мною счёты?

— Вы больны, Павел Игнатович, идите пока отдыхайте, но никуда не отлучайтесь из города.

Павел выскочил как ошпаренный. Он летел, а не ехал на своей машине и было удивительно, что благополучно добрался до дома.

— Ты, ты, как ты могла сказать менту, что я не был дома? — яростно закричал он на жену.

— Извини, нужно было предупредить, чтобы я могла врать, как тебе надо, — удивительно спокойно отреагировала она.

— Ты что считаешь, что я способен на преступление? — еще более ощетинился он.

— Я никогда не буду лгать, даже для того, чтобы выручить тебя, — твердо ответила Вера и ушла в спальню.

У Павла начался приступ ярости. Он догнал её, схватил за волосы, больно завернул шею, и принялся трясти так, что у неё зубы защёлкали. Вера закричала. Девочка, испугавшись крика, заплакала. Мать была дома и вовремя подскочила к Павлу. Она больно стукнула его кулаком по спине и приказала ужасным голосом:

— Опомнись, Павел! Опомнись!

Он внял этому дикому приказу и отпустил Веру. Тяжело дыша, та стояла и смотрела на свекровь, ожидая объяснения.

— Потом поговорим, успокойся. Он расстроился из-за необоснованного грубого обращения в милиции, я думаю так, иначе бы он вел себя по-другому.

— Уходите, — сказала Вера. — Мне нужно все обдумать.

Семейная жизнь молодых Крутых можно было сравнить с погодой. Ясная сменялась пасмурной, начинался ветер, налетала гроза. Было сухо, было слякотно. Жарко и холодно. Ровной жизнь была только первые полгода. Постепенно жена превратилась в наседку, оберегающую свое дитя, а он полнокровный мужик, снова начал искать развлечение на стороне. Теперь, когда его так трудно завоёванная любовь была рядом, Павел успокоился и все чаще задумывался над всем происшедшим.

— Стоила ли она таких жертв?

Жертв, принесённых на алтарь победы, победы преступной, было много. Вот и тогда в воскресенье он остановил идущую по тротуару девчонку. Ничего девочка. Длинноногая, с короткой модной стрижкой, в коротенькой юбчонке, открывающей ноги до их основания, обтянутые округлости сзади и отсутствие лифчика спереди, говорило о ее поисках сексуального партнёра. Он едва успел произнести приглашение и открыть дверцу машины, она буквально впрыгнула в неё. Голая нога легла на другую. Руки закинулись за голову: все прелести из-под кофточки с глубоким декольте красовались перед его глазами. Унылая Вера по сравнению с ней, что прачка с герцогиней. Та вечно усталая, больная и неласковая, а тут мурлыкающая кошечка, с выгнутой спинкой в ожидании его, мужчины. Он хотел повезти её на дачу, но без Заура было трудно что-либо предпринимать. И он повёз её куда глаза глядят. В машине всегда было что выпить и закусить. Мотались долго, далеко не уезжали, нашлось тихое место у забора новостройки. Там неподалеку стояли еще две машины, без хозяев. У него тонированные окна и просторный салон. Он не успел заняться любовью, как она его остановила.

— Может мы в канаву перейдем, — пошутила девчонка. — Мне всё равно, где мои двести баксов зарабатывать. А у тебя они есть? Может решил так порезвиться?

Глухая злость, закипавшая в нем от слов наглой девчонки, заставила его вытащить из кармана горсть купюр и помахать перед нею.

— Ого. Да ты ничего. Тогда почему в машине? Денег на гостиницу жалко? Значит ты жмот?

Оскорбленный во второй раз Павел не выдержал. Он засунул ей в рот банкноты и ударил наотмашь. Она, выплевывая бумажки, залепетала испуганно:

— Ты что, чокнутый? Выпусти меня, слышишь?

Просить об этом было поздно. Всю свою злость он обрушил на девку, посмевшую оскорбить его, того, кто не терпит ни слова повышенного или оскорбительного тона. Он накинул ей на шею галстук и начал душить. Девчонка перестала изворачиваться и выпучив глаза пыталась сначала ослабить удавку, но Павел крепко закрутил на шее шелковый галстук. Она уже перестала дышать, а он все натягивал смертельной узел. Опомнившись, понял, что снова совершил непоправимое, но думать и расстраиваться было некогда. Он ненавидел обвисшее тело и думал как от него избавиться. Вышел из машины. Осмотрелся, никого. Вытолкнул ее на гравий у дороги. Пнул ногой. Протащил подальше от машины. Остановился и принялся пинать безжизненное тело. Снова потащил по камням, кофточка и юбчонка задрались и кожа рвалась о камни. Вдруг он увидел, что над забором зажегся свет. Оставил свою жертву и бегом помчался к машине. За рулем закурил, где-то останавливался и уехал ночевать на дачу. Он не мог предстать перед Верой. Красные глаза, налитые ненавистью, могли его выдать. Безумно болела голова. В это время сторож со стройки, зачитавшийся очередным детективом, выглянул в окно. На стоянке не было третьей машины. Он поглядел на листок и дописал напротив номера автомобиля Павла:

— Уехали примерно в двенадцать часов.

Его часы стояли и определить время он попытался только по многочисленным гостям, выходившим из ресторана. Всё, что произошло на стоянке и возле неё, сторож не видел. Он не знал и о трупе, который был закрыт от его взора, стоящими мусорными баками. Труп был обнаружен только назавтра. Приехавшая по вызову милицейская бригада начала свою работу. Установили личности водителей автомобилей по записанным сторожем номерам. Но это произошло уже позже. Евсеич три дня отдыхал. Потом пришел на смену, а там новичок вместо заболевшей сторожихи. Они с ним ни о чём не поговорили, так как парень спешил, да и острота преступления за три дня перешла в разряд бывших происшествий. И только в середине второй недели к нему нагрянула милиция. Он, как заправский сыщик, попытался выдвинуть собственную фабулу, но грозный капитан перевел его мнение в русло очевидца происшедшего.

— Да, я никого не видел. Переписал номера машин, а кто там в них был, не видел.

— Во сколько, по-вашему мнению, уехали в иномарке?

— Не знаю. Я пришел в десять вечера. Машины еще не было, стояли только два жигулёнка. Чайку попил, объект осмотрел. Сел за книжку. Читали?

Капитан не ответил.

— Не знаю сколько времени прошло, глянул, стоит третья машина и никого в ней нет. Минут пять посмотрел. Тихо. Зачитался. А когда посмотрел ещё раз в окно, то больше её не увидел.

— Вы читали у окна?

— Нет, я у двери в другой комнатке. А сюда зашел посмотреть всё ли в порядке, свет включил и выключил.

— Вы не слышали криков, возни?

— Нет, ничего. Знаю только номера.

Сведения, добытые у сторожа, вновь привели к Павлу Игнатовичу Крутых.

— Прямо неуловимый какой-то. Везде присутствует рядышком, а обвинить невозможно.

— На сей раз у него нет алиби, — проговорил Василий.

— Найдётся, самое железное — ответил Юра.

И действительно алиби нашлось. Мать и приходящая прислуга рассказали, что в ту ночь Павел не захотел будить Веру, так как был навеселе и ему постелили в гостиной. Прислуга пришла в семь утра и застала его спящим на диване. Мать объяснила, что времени было десять минут двенадцатого, когда он уже улёгся.

— Я посмотрела на часы и посчитала время до того времени, когда его нужно будет разбудить на работу. Вышло, что вполне хватит, чтобы выспаться.

— Удивительная женщина, — воскликнул Юра. — Считает, сколько часов сыну нужно спать.

По утверждению экспертизы девушка умерла с одиннадцати до половины двенадцатого ночи. Если в пятнадцать минут двенадцатого Павел был уже дома, то он никак не мог совершить этого преступления, доехать с места происшествия можно было за сорок-пятьдесят минут. Другие машины привели к их владельцам. Одна из них оказалась краденой, её угнали еще вчера по сводкам милиции, а владельцем второй был один из строителей. У него отказал мотор и он уехал домой на попутке. Назавтра машина была отбуксирована на станцию технического обслуживания.

Василий долго раздумывал над этим преступлением. В городе действовал маньяк. Теперь эти данные можно сверить со смертью его одноклассницы Елены Сорокиной. Ну не хотелось Василию примешивать сюда Павла, счастливого соперника, уведшего из-под носа жену. Но выводы напрашивались сами собой: опять в деле косвенно фигурировал Павел. И опять нет никаких доказательств. Василий постоянно испытывал тревожное чувство обеспокоенности за Веру. Боялся, что этот невыдержанный кретин обидит ее. И одновременно упрекал себя за это.

— Какое мне дело до них!? — ругал он себя, но беспощадная память преподносила сцены из их счастливой скоротечной семейной жизни.

Странно, что он не искал других женщин, много работал, упорно разыскивал сына, рассылая запросы во все детские дома. Ответы получал только отрицательные. Как в воду канул их маленький Василёк, которому сейчас было бы около шести лет. Иногда, только иногда ему в голову приходила нелепая мысль о том, что пропажа ребёнка как-то связана с Павлом. Он тут же прогонял эту подленькую ревнивую мысль, а она нет-нет и вновь посещала его. В данное время он занялся вплотную изучением окружения Павла того времени. Его фотография была всегда в кармашке пиджака и как бы случайно он клал её на стол рядом с собой, где бывал по делам. Недавно ему пришлось расследовать одну кражу. Мелкую, но кражу. Там часто бывавшая в доме подруга дочери и познакомила с родителями воровку. Неожиданно, увидев на столе фотографию Павла, женщина, чью квартиру обворовали, сказала:

— О. Я знаю этого человека. Он приходил в соседнюю квартиру.

— К кому?

— Там жила странная молодая парочка. Днём они были дома, а вечером уходили, и так до утра почти каждый день. Этот парень приезжал на импортной машине. У женщины было странное прозвище не-то «султанша, не-то ханша» — вспоминала она.

— Может Гейша? — помог ей Василий.

— Точно. Вы их тоже знаете? Она яркая, похожая на Кармен, да и он красивый, черненький с бородкой.

— А его не знаете как звали?

— Нет, не слышала ни разу.

— Вы не вспомните когда они здесь жили?

— Конечно помню. У меня внучка в то время родилась. Это было в июне 1991 года. Ей сейчас пять лет и восемь месяцев.

— В каком роддоме родилась ваша внучка?

— В первом, в первом городском, Да тогда еще там ЧП произошло, ребёночка украли. Вот тогда-то и съехали отсюда эти молодые. Мы свою Ниночку привезли из роддома, а их машина отъезжала. Хозяйка сказала, что совсем уехали.

— А этот человек что делал у них?

— Не знаю. Только я его в один день, когда Ниночка родилась на лестнице встретила. Бегом взбегал по лестнице.

Василий решил поговорить с хозяйкой. Оказалось, что она гостит у дочери в Подмосковье и вернётся не ранее чем в июле.

— Значит он был знаком с Ханом и Гейшей, — думал Василий подходя к машине.

Опять Павел. Неужели я прав и он является виновником похищения? Но это же чудовищно. Невозможно. Нужно разыскать Хана. Он последнее время в их городе не числится. Бывает наездами. Машина мчалась по хорошей дороге. Руководители города явно заботятся о своих жителях. И еще ему пришла в голову мысль, что и он тоже едет на персонально прикрепленной лично за ним машине. И в отделе у них красивая чёрная мебель стоит. Оргтехника последнего выпуска. Сканеры, принтеры. Кондиционеры в каждой комнате.

— Странно почему тогда телевидение показывает в Москве и других регионах совсем пустые, обшарпанные отделы и полное отсутствие транспорта, кроме старых газонов. Значит их город снабжается по особой сетке? За что такое внимание милиции заштатного города Каменьграда? Опять загадка. Много в жизни странностей и нестыковок было, по мнению капитана милиции Иванова Василия Андреевича. Сам как пчелка трудился в родной милиции, распутывал сложные дела, задерживал опасных преступников, был ранен пулей в плечо. Получил удар кастетом, но все это являлось частью жизни оперуполномоченного уголовного розыска. Он был всегда уравновешен, спокоен, но его олимпийское спокойствие не сочеталось с нервными пальцами рук. Он перекладывал бумаги из одной стопки в другую, или постукивал ребром ладони по краю стола. Но никогда, ни при каких обстоятельствах не повышал голос на человека. Даже самого отъявленного преступника удивляло отношение опера к его «заслугам».

— Странный опер, — так прозвали его за глаза уголовники, а свои за глаза посмеивались: — Что с него взять, он же у нас «Василий Блаженный».

Говорили не зло, знали, что парень этот опер от Бога. Ожидалось присвоение ему звания майора.

— Странно, — снова вернулся к своим мыслям Василий, столько раскрытых дел, благодарностей от начальства, потерпевших, а своего сына найти не могу. — Конечно, — думал он, чем дальше уходит время, тем безнадёжнее перспектива отыскать Василька.

В отделе поделился своим новостями и впечатлениями с Юрой. Посвящать в свое дело всех, недолго стать мусорным ящиком. Они обсудили вопрос установления местонахождения Гейши и Хана. Но как? Кто даст разрешение на всесоюзный розыск, если они прекратили свои трюки с преступлениями и залегли на дно. Где? Вопросы, вопросы, вопросы ставил Василий на листе бумаги. А Юра шарил по сайтам в компьютере. Авось да и выловится какая-никакая информация. Он тайком поглядывал в сторону Василия, который сидел за столом и что-то бесцельно черкал на бумаге.

— Состояние поисков собственного я, — подумал Юра. — У него из-за сына выработался болезненный комплекс неполноценности. Такой мощный опер и вдруг сплин, хандрит как институтка.

Он в душе сочувствовал другу, но не подавал вида. Его нечаянная поддержка может быть расценена Василием как жалость. А это угрожало их дружбе.

— А что если нам с тобой, кэп, сегодня пойти в ресторанчик и малость погулять, как это делают умные люди. А заодно посмотрим, чем занимаются наши криминальные авторитеты. Чисто из любопытства посидим.

— Да, — неожиданно согласился Василий. — Можно и посмотреть.

— И себя показать, — добавил неугомонный Юра.

Совершенно неожиданным получился их выход на разминку ума и тела вечером в ресторанчик. Тщательно одетые в светлые костюмы, белые рубашки и под цвет одежды туфли, два опера появились в дверях ресторана. Музыка пела о яблонях в цвету голосом Сергея Захарова. Красивый, мощный, колоритный голос напоминал об ушедшем времени, самых прекрасных мгновениях жизни. Официант на полусогнутых боком, как воробей, завидевший пшено, провёл их к столику, расположенному в углу. Оттуда была видна вся панорама ресторанной вечерней жизни. Зал только заполнялся. Вошли две хихикающие подружки, подталкивали одна другую. Официант подошел к операм.

— Дам за столик не желаете? — спросила изогнутая единица.

— Нет, — враз ответили оба.

— Дам от слова «дам», только нам такие не нужны.

— Они, похоже, сильно потрепанные жизнью.

— А мы с тобой, два принца без наследства.

— Тем лучше, надо искать состоятельных принцесс.

— В смысле приданого?

— В смысле ума и внешности, — ответил Василий.

— Какие мы недотроги, — иронизировал Юра.

— Какие есть, но таких лучше не иметь.

В зал вошли несколько незнакомых им человек, два впереди и два сзади, сопровождали двух мужичков. По внешнему виду охраны можно было предположить, что это влетели на кормёжку два больших гуся, судя по перстням на их руках и цепях на шеях. Один маленький, шарообразный, похожий на пузырёк, шагал странно, как клоун по квадратикам, зигзагами. Его маленькие ножки были обуты в остроносые туфли на каблуках.

— Кого он тебе напоминает? — наклонясь к Юре, спросил Василий.

— Чиполлино.

— Точно.

Второй, наоборот, сухой как стебель в засуху, был вдвое выше своего напарника. Унылый длинный нос подозрительно втягивал запах кухни.

— Голодный волк, — рассмеялся Василий.

— А мы — два сплетника.

Два увешанных цепями прохиндея уселись за столик посредине, у сцены. Братва прошла дальше и устроилась за столом в углу, противоположном сыщикам.

— Они похожи на Тарапуньку и Штепселя, — вспомнил Василий. — Помнишь двух комиков?

— Конечно, смотрю ретро, иногда, раз в год. Нам с тобой всё больше приходится смотреть на сизомордых, в наручниках.

Две хихикающие девицы подошли к столу крутизны. Толстый мужичок огрел по заднице одну из них и запустил короткую «лапу» в лифчик другой.

— Прочь, мымры, — прошипел тощий. — Брысь…

Столбообразный охранник, с большим запасом жиронакопления, отвел девиц от стола своих боссов. Его картофелеобразный нос был направлен вверх так, что казалось он разглядывает люстру. Другие «быки» сидели с непроницаемым видом и попивали коктейль через соломинку.

— Им бы сена или соломы подбросить, а они коктейли распивают. Как ты думаешь, Юрий Иванович, это залётные?

— Несомненно. Если явятся наши городские, быть потасовке.

— А нас двое.

— Зато мы в тельняшках, — рассмеялся Юра.

— Возле стойки бармена появился и сел на крутящееся кресло сосед Василия Саня, они жили в одном отгороженном из общего коридора тамбуре и пользовались дверью с одинаковыми ключами. Так стало модно отгораживаться двум соседям в один маленький коридор для безопасности. Сосед увидел Василия и подошел к их столику. Парня звали Саней, он имел свою маленькую хлебопекарню, словом служил в малом бизнесе. Парень он был рисковый, умел за себя постоять, видно в армии хорошо тренируют своих солдат. Пришел оттуда около трех лет назад, жил с матерью и отцом в их квартире. Был не женат. Поздоровавшись пояснил соседу:

— Жду Ольгу.

Немного поболтав ни о чём, он побежал встречать свою опоздавшую подружку. Девушка была хороша. Её нельзя было назвать красавицей, но ее миловидность, прекрасная фигура, вьющиеся каштановые волосы и синие глаза заставляли мужчин оглянуться. Невозможно было пройти мимо этой очаровашки с алыми губками и ямочками на щеках.

— Природа не обидела, — глядя на подружку бывшего солдата — произнес Юрий. — Где он её откопал?

— В нашем доме, на втором этаже. Зовут Ольга. Студентка. Серьёзная, — охарактеризовал девушку Василий.

Саня с Ольгой уселись за стол. Ольга помахала Василию рукой и он ответил ей тем же. Этот знак усёк унылый длинноносый «из залётных» и подозвал к себе одного из «горилл». Тот выслушал своего босса и, взглянув на Ольгу, утвердительно кивнул едва поворачивающейся головой. Музыка зазвучала громче. Танцы пока не начались: народ разогревался вливанием спиртного в задранные кверху глотки, и зажевыванием остро пахнущих блюд. Свободных столиков уже не было. К Сане и Ольге подсадили двух молодых особ женского пола.

— Ну всё, я пропал, — констатировал Саня, — попал в цветник.

Одна из девушек частенько украдкой поглядывала на столик пинкертонов, наклонясь к другой, что-то шептала ей на ухо и они принимались хохотать, но, вероятно пока еще помнили некоторые правила приличия, снова садились, выпрямляя спину, словно находились в обществе Шпоньки и его тетушки.

— А они вполне, — тихонько сказал Василий, который сидел к ним лицом.

— Тогда можно будет сегодня и поволочиться, а?

— Посмотрим, посмотрим.

Василий, пьющий мало и редко, малость захмелел. Его печаль улетучилась, предоставив место бесшабашному веселью. Это было так редко в его жизни, что он не мог припомнить последней даты нахождения в увеселительном заведении. Юра отбивал ритм на столе пальцами, Василий ногами изображал под столом движения танца.

— На нас смотрят быки, — уточнил Василий. — Нам бы с тобой неплохо было задержать эту братию и проверить документы. Подозрительные личности и приехали в город неспроста.

— Надо найти повод для проверки.

— Скоро повод найдется. Их боссы веселятся по-настоящему. К ним за столик попросилась пара, видимо супружеская, пришли отмечать свой юбилей.

— Пять лет супружеской жизни, — словно отвечая на их немой вопрос пояснил мужчина и представил свою жену и себя: «Станислав. Елена. Медики».

— Это хорошо, собственная медицина под руками будет на всякий случай.

Супруги сделали заказ официанту и первыми открыли танцевальный вечер. Эта пара прекрасно владела этим жанром. Как будто прибыла с танцевального конкурса. Все обратили на это внимание, а толстый колобок вытер салфеткой губы и подошёл к танцующим супругам. Он попытался разнять их и взял женщину за руку.

— Отстань, — сказал ему громко супруг.

— Пойдем выйдем, поговорим не здесь, — ответил ухажёр, глядя снизу вверх на Станислава.

— Представление начинается, скоро можно будет вызывать патрульную машину.

— У на с тобой всего два кольца на шестерых.

— Мы их цепочкой повяжем, а остальных вырубим.

— Как сказать, быки у них что надо.

— Вот именно быки, неповоротливые громилы.

Из-за столов посыпались желающие танцевать. Многие были уже в некондиции, некоторые вполне владели собой. Шарикоподобный мужичок шёл впереди, а за ним Станислав. Оба отправлялись выяснять отношения. Елена присела за стол.

— Господи, я боюсь за него.

— Кто он по специальности?

— Хирург, — ответила женщина.

— Тогда успокойтесь.

— Посмотрите, за ними пошли двое.

Два быка с задранными носами шли по проходу и приближались к столику ментов. Юра незаметно вытянул ногу в белой туфле и идущий впереди бычок, улегся на пол, протаранив пузом пол. На него сверху откинулся второй. Оглянувшись назад, толстячок сказал Станиславу:

— Пока отбой. Выйдем позже.

Сконфуженные и разъяренные быки были вынуждены подчиниться приказу вернуться за свой стол. Они уселись и грозно вращая глазами, смотрели на столик, откуда невидимое препятствие уложило их на посмешище всему залу.

— Посмеёмся, когда выходить будете, — прошипел Валет, с синяком на щеке, полученным в результате неосмотрительной вылазки на врага. Длинноносый что-то долдонил толстяку и сытая физиономия того кривилась от слов рассерженного приятеля. Он иногда вскидывал свои короткие пухлые ручки и произносил ругательство, слышное всем.

— Может оштрафуем его за брань в общественном месте? — посмеивался Юра.

— Погоди ржать, к нам подгребает битый охранник.

— Без санкции босса?

— Видно получил, мы не заметили.

Верзила подошел к столу и посмотрел на ногу Юры, выглядывающую из-под стола.

— Смешно? — спросил он хриплым голосом.

— Очень, — ответил насмешливо тот.

— Посмеёмся вместе, — добавил Валет и его огромная лапа опустилась на плечо Юры. Тот ускользнул от движения и ручища попала по столу, раздвоив тарелку. Брызги соуса залепили сидящих за столом и попали мордовороту в лицо. Он не обратил внимания на это, но вторая попытка достать нахала, окончилась еще хуже. Под столом ноги Василия сработали точно по курсу, находясь у самого края и Валет, взмахнув руками свалился как куль на пол. Сел, вращая глазами и хрипло выдавил:

— Ты уже сдох. Понятно?

— Понятно, — ответил Юра. — А здесь неплохо на том свете, — сделал он вывод.

Бык вернулся к своим. Он снова получил нагоняй жестами от длинноносого. Скандал назревал. Собственно неизбежность такового смешила ментов, их увеселительная прогулка заканчивалась нетерпением узнать имена «артистов», не случайно появившихся в их городе. Оставалось только ждать. Юра уже не смеялся, он обдумывал как они смогут справиться с шестерыми, явно не хилыми противниками. Между тем пьяный колобок вспомнил об Елене, с которой не удалось потанцевать. Он привстал, чтобы исправить допущенное недоразумение, но носатый усадил его на место.

— Молчать, не мешать, отвалить! — закричал Колобок, широко разевая рот, похожий на блин, с проваленной ямой посередине.

Саня встал, подошел к операм и попрощавшись сказал:

— Мы с Ольгой уходим. Неудачный поход в ресторан получился.

— Мы вас проводим, — Юра и Василий поднялись с места.

— Я тоже, — примкнул к ним Станислав.

Все они направились к выходу. Немедленно вслед за ними поднялась четверка телохранителей. Один наперерез, так как находился ближе к двери и сидел прямо возле них, преградил дорогу Сане. Протянув ручищу он схватил его за грудки, второй подскочил, сгрёб Ольгу. Василий, точным ударом неожиданно выдал под дых третьему и ногой, схватившему Ольгу. Тот пошатнулся, но не упал. Зато тот, что лежал на полу не собирался прощаться со своим ложем.

— Милиции! - закричал Юрий и показал удостоверение.

Вначале быки опешили, но видя свое преимущество и разозленные переодетыми ментами, продолжили наступление. Саня, бывший пограничник, в один момент вырубил желающего лапать Ольгу. Она прижалась к нему, но он отстранив её на позицию позади себя, крутанулся и вырубил еще одного быка. Юра с декольте вместо рубашки прикреплял наручники сваленного им противника к лежащему вниз лицом первому поверженному. Вторыми наручниками Василий прикрепил еще парочку. У него был оторван рукав и под глазом сиял фонарь, на глазах превращающийся из розового цвета в красный. Не обращая внимания на растерзанный вид, Василий подошёл к столу двух приезжих боссов и показал им свое удостоверение.

— Добровольно пойдете, или вам помочь?

— Не надо, дорогой, помогать не надо, — поумнел длинноносый. Договориться надо. По-джилитменскому.

Юра вызвал дежурную спецмашину и вторую для своих. Такую ораву подобрали, впору автобус подгонять. Дятел все долдонил про соглашение и явно предлагал баксы.

— Хрен тебе, сдадим группировочку залётную и проверим, кто такие. Юра уже предвидел, что они обязательно найдут незаконное оружие. Машину, стоящую у ресторана с водителем, тоже забрали в отдел. Дежурный смотрел на бесконечные рожи, входящие в отделение и удивлялся:

— Ну вы даёте, парни. Конец-то будет, или вы весь криминал на сегодня устраиваете ночевать у нас?

— Увидев Василия с фонарем под глазом, с оторванным рукавом он хотел засмеяться, но понял по взгляду опера, что это чревато последствиями и наклонился над бумагами, чтобы не видели его лица, расплывшегося в неугомонной улыбке. Юра с душой нараспашку, с клочьями бывшей рубашки прошёл к себе, и попросил доставить туда двух главных авторитетов. Толстый в подпитии все еще огрызался, а длинный, тот смекнул выгоду от вежливого молчания и старался показаться лойяльным к власти. Зато его дружок костерил на чем свет полицию, милицию, юстицию и всех, кто имеет к ним отношение на все лады нецензурной брани. Дежурный слушал тирады и молчал.

— Пусть потренирует голосовые связки. Собака лает — ветер носит.

Братву устроили в обезьяннике, боссов доставили в кабинеты следователей. Из документов задержанных стало ясно, что они прибыли из далекой Перми, а вот зачем и к кому, нужно было узнать. Все четыре быка имели при себе оружие. Разрешения на ношение такового у них не было. Весёленькое получилось дело. Сразу четыре «макара» лежали на столе дежурного. Пока ещё в городе не было ничего такого, что указывало бы на работу залётных, видимо они посетили ресторан накануне «дела». Боссами оказались не раз осужденные Бакланов и Перетугин. Оба вместе тянули сроки и, вероятно это была их шайка. Боссов пришлось отпускать, но они не хотели уходить без братвы.

— Мы вам поможем доехать до вокзала, — усмехнулся Юра. — Будем вашими телохранителями, чтобы вы не задержались в городе и вас не обидела местная братва.

Хоть и пьяный колобок усмотрел в словах опера оскорбление столь известным особам. Порываясь встать, был пригвождён к месту сухой ручищей длинноносого. У отдела их ждала машина и они помчались по направление аэропорта. Задержанные телохранители должны были пойти под суд. Их авторитеты ничего не могли поделать в этом странном городе, где менты денег не взяли и выпускать «быков» не собирались. Впечатление от посещения отдела заштатного городка было странным. В кабинетах на каждом столе у простых оперов стояли современные компьютеры, вся оргтехника, которая была необходима для работы, имелась в наличии. Новейшие рации, мобильники у каждого и новые машины, говорили о вполне обеспеченной жизни милиции.

— Наверное, у них тут какой-нибудь эксперимент проходит. Иначе откуда у ментов столько техники? — думал залётный и уже точно был уверен, что его парням придется париться в пересылке.

— Лишь бы до своих добраться. Дома все будет хорошо, — думал оставшийся без охраны, как будто без штанов на людях, осиротевший босс. Толстяк хрюкал во сне, выводил рулады от высоких до самых низких музыкальных звуков. Доехали благополучно. Им предстояло самим приобрести билеты, стоять в толпе желающих улететь пассажиров.

— Откуда столько летающих? — пригорюнился длинноносый.

К счастью, ему вспомнилось то время, когда он еще не был криминальным авторитетом, называли его Сёма-заяц, и все приходилось делать самому. А тут еще говнюк толстозадый навязался на его шею. Нажрался, ни шьёт, ни порет. С ним приходится возиться. Еще чего доброго в самолет не пустят и придется тащиться на железнодорожный вокзал. Шофёра с машиной, нанятого на несколько дней пребывания в городе, пришлось отпустить. Сёма, расстроенный чрезвычайным положением их в этом ненавистном городишке, где они ничего кроме неприятностей не добыли, вдруг увидел плывущую лужу из под коротких ног своего приятеля. Дежурный, заметив ЧП, начал орать. Сёма подошёл к нему и, показав две бумажки по сто баксов, сунул в карман горластому блюстителю порядка. Тот смолк моментально и спросил голосом гостеприимного хозяина:

— Может помочь чем?

— Билеты достать без очереди и провести нас на посадку. Чтобы не вернули пьяного дружбана.

Взяв деньги на билеты и сверху для подкупа, ретивый дежурный смылся. Он появился быстро с тележкой и билетами в руках. Рядом с ним шел его сотоварищ по службе.

— На тележку и на посадку, — объяснил новый дежурный.

Пришлось расстаться еще с одной бумажкой. К самолёту прошли через депутатскую комнату без всяких эксцессов, если не считать того, как проснувшийся Шизик поднял руку вверх и до самого самолета пел гимн. Он выводил проникновенно слова из бывшей главной песни развалившейся страны. Пел он про партию Ленина, мудрую и ведущую их к счастливой жизни. Хотя та жизнь была не похожа на теперешнюю, свободную для криминала житуху. Стало братков, как грибов, на поляне летом. Все они кормились на виду дорогого народа за счёт тех, кто пытался наладить свой бизнес во внезапно рухнувшей стране. Почему-то промышленность перестала существовать, или же агонировала из последних сил. Прошла массовая приватизация предприятий, магазинов, ресторанов. И вместо того, чтобы блистать под эгидой новых экономических отношений, предприятия чахли, как трава на асфальтированной территории. Перед самолётом, длинный закрыл рот ладошкой певцу. Тот побагровел от негодования и попытался встать. Мокрые штаны создавали неудобство. Коротышка огляделся по сторонам и, наконец, понял где находится. Икая, он попытался произнести речь:

— Я, ик, желаю, ик, господа, объясниться с народом, — он показал на двух дежурных, стоящих у тележки.

— Заткнись, — буркнул оратору вперед ведущий длинноносый. — Заткнись, или я оставлю тебя на лётном поле.

— Понял, — ик, ик, — икал толстяк.

В конце концов, добавленные купюры втащили обоссанного фраера в самолет и он оказался у окна третьего ряда, зачехлённых кресел. Стюардесса, получив свою долю, пыталась урезонить беспокойного пассажира. Все было бесполезно. Упрямый певец жаждал продолжить концерт в самолете. Он затянул фальшивым пьяным фальцетом: «Хаз — булат удалой».

Длинный неожиданно принял несанкционированные меры. Он ребром ладони вырубил орущего дружка и тот, свесит голову на грудь, ягнёнком продолжал свой путь до самой Перми.

Веру удивило жестокое выражение лица Павла и испугало его нападение на неё. Кроме того, она почувствовала, что вокруг неё плетётся паутина лжи. Мать была в заговоре с сыном. Вначале Вера решила просто не разговаривать с ним, дать понять, что происшедшее омерзительно. Она хотела бы услышать правдивое объяснение по поводу его отсутствия в воскресенье. Когда она услышала об убийстве девчонки, у неё перед глазами почему-то возникло лицо Юли.

— Тоже убитой, — мелькнула подленькая мысль. — Но при чём тут Павел? — строго остановила она себя.

Попытка молчания не удалась. Он на другой день подошёл к ней и зарылся в подол платья, домашнего, широкого в складках. Как маленький ребёнок умоляюще смотрел на нее и повторял:

— Прости, меня, любимая. Сорвался. Встретил холостяков-приятелей, пошли в кабак и я забыл о времени. Очутился на чужом диване в квартире друга. Они меня в таком состоянии не отпустили домой. Ну что здесь такого особенного? — умоляюще произнес грешник, раскаивающийся. А грехи надо прощать, — так написано в святом писании.

Она смотрела на него, этого большого избалованного ребенка и чувства жалости оттолкнуло все другие, до сих пор не дающие ей покоя подозрения и желание наказать его. Потом была шальная ночь примирения и снова установились прекрасные теплые супружеские отношения. Он играл с дочкой. Носил её на плечах, она визжала от радости, катался с нею по ковру, на четвереньках догонял ползающую малышку. Ходил исправно на работу, приносил жене подарки и обязательно цветы. Она нюхала нежный аромат белых бутонов нераспустившихся роз и её душу заполняла нежность. Вера реже стала плакать при воспоминании о сыне. Казалось, что мир и благодать отметили семью с тяжёлым грузом прошлого. Резвая девочка отнимала все её время. Павлу приходилось мириться со столь безумной любовью к ребёнку. Вера была с ним только тогда, когда дочь спала. Жили они в роскоши, ей больше не приходилось бегать по магазинам, стоять в очередях, так как полки продовольственных и промышленных товаров были пустыми. Все распределялось по граммам на человека. И тут надо отдать должное семье Павла, они прекрасно находили выход из положения. Иногда нежеланные мысли посещали её усталую голову, вспоминался Василий, несмелый, любящий её без памяти, потерянный ребёнок, но чем больше проходило времени, тем дальше прятались в потайные уголки сознания крамольные для неё мысли. Она сразу отгоняла их прочь, занявшись чем-то неотложным для сегодняшнего дня. Мысли о работе были оставлены навсегда. Пройденный этап ее жизни, невозвратный, да и ненужный. Обеспеченность дала возможность забыть о былых поисках своего «я». Теперь она целиком посвятила себя семье. Особенно дочери. Ей теперь казалось ошибкой замужество за Василием. Она просто не рассмотрела влюблённого в нее Павла. Ошибка исправлялась жестоко, но все же исправилась. Однажды в кабинете Павла в его отсутствие зазвонил телефон. Обычно ему звонили на мобильный. Вера прошла к столу и взяла трубку.

— Это Гейша, ты слышишь, Павлик? — надрывался голос в телефоне.

Вера слушала его и не отвечала. В трубке раздались короткие гудки. Ей припомнилось письмо от женщины по фамилии Гешанова. Значит могло статься, что звонила она. Фамилия ассоциировалась с прозвищем.

— Спрошу Павла, — решила она.

Вечером после ужина он лежал на тахте, она с дочкой на ковре подле него.

— Тебе сегодня звонила Гейша, — неожиданно сказала она.

Павел вскочил на ноги, точно подброшенный пружиной.

— Откуда ты знаешь, что Гейша? — растерялся он.

— Так она назвалась. А это случайно не та, от которой ты получил письмо, тогда давно?

— Та, — ответил он раздраженно. — Одна из наших сотрудниц филиала. Только я не понял, почему она звонила домой? Что-нибудь просила передать?

— Нет, назвалась и положила трубку.

— Интересно, — помолчав сказал Павел. — Завтра на работе в отделе снабжения узнаю чего хотела она. Ты хоть знаешь сколько лет этой Гейше?

— Нет. Сколько же?

— Под пятидесятник. Толстая, некрасивая баба. Понятно?

Его объяснению Вера почему-то не очень поверила, но не захотела нарушать семейную идиллию. В доме было мрачновато из-за болезни отца. Он все чаще опаздывал на работу на полчасика, начал приезжать в обед домой, чтобы успеть отдохнуть после обеда. Пил лекарства, хотя раньше вообще не признавал медицину. Любовь Ивановна ухаживала за ним, старалась оберегать его от излишних волнений. Стала даже ездить с ним на работу. У неё была специальность экономиста, но проработала она менее года. Он так и не знал до сих пор чем занималась его жена, совмещая любовные похождения с «воспитанием» сына. Сейчас она успокоилась и спохватилась, увидев непредсказуемое состояние мужа. Её интересовала судьба фирмы. И теперь она целиком посвятила себя мужу. Сотрудники удивлялись столь неожиданному постоянному нахождению возле Игната Терентьевича его половины, но судачили об этом потихоньку в своих маленьких группировках. Более всего беспокоился его первый заместитель. У него было приличное количество акций и ему хотелось стать во главе этой фирмы. Но неожиданное наступление мадам на познание работы фирмы, приводили его в уныние. Он пытался любыми путями не допустить узурпации власти этой все еще красивой женщиной, с железной хваткой. Такая может добиться чего угодно. Александр Владимирович Утюгов был довольно симпатичным средних лет мужчиной. Только с женским полом ему не везло. Первая жена его оставила с девочкой на руках, ему пришлось растить дочь со своей матерью, вторая попалась шалава из шалав, проводила время в кабаках, ребёнка не признавала, и он сам отвез ее к родителям, вернул назад. Развод был скандальный, детей у них не было, но она никак не желала расставаться с обеспеченной жизнью и Александру пришлось нанимать специалиста, который наделал множество фотографий и даже заснял на видеокамеру его Зою в нелицеприятном положении в чём мать родила, стоящей на столе с бутылкой шампанского, возле которого находились трое хлопающих в ладони пьяных мужчин. Этот стриптиз и явился основанием для судьи в их бракоразводном процессе. Она до сих пор иногда звонит ему, полупьяная, но он никогда не вступает с ней в разговор. Сейчас на него обрушилось нечто вроде намечающегося романчика с женой Крутых. Любовь Ивановне стукнуло сорок пять и она точно выполняла слова известной поговорки: «В сорок пять — баба ягодка опять». Замуж она выскочила сразу после школы на первом курсе института, но учебу не бросила. До рождения сына закончила три курса. Взяла академический отпуск, но не использовала его. Мать и отец Любы справлялись с уходом за сыном. Дочь благополучно закончила институт, немного прошла практику на работе, но тут случилось несчастье. Её отец попал в автомобильную катастрофу вместе с матерью. Он был за рулём Она сидела рядом. Они только что отвезли маленького Павлика домой. Иван Николаевич был человеком серьёзным и к вождению автомобиля относился также. Он выехал на улицу с односторонним движением и пошёл по своей полосе со скоростью, рекомендованной знаком в данном районе. Совершенно неожиданно из-за поворота навстречу ему на огромной скорости вылетела машина. Невозможность сориентироваться из-за короткого отрезка пути и времени и явились причиной гибели обоих. Пьяненький водитель без прав вылетел им навстречу вопреки всем правилам, и решил судьбу свою и тех, кто находился во встречном автомобиле. Мать еще была сутки жива, а отец погиб на месте. Так и пришлось Любовь Ивановне заниматься самой ребёнком и хозяйством с помощью прислуги. Хозяйкой она была никакой, не любила заниматься хозяйством, ей скоро наскучило сидеть дома с сыном, вести бесконечно одинаковую тягомотину: кашки, соки, режим — всё это было не для ее бурного характера. Сначала она ушла из дома, оставив Павлика с няней на часок, потом на два, и, наконец, если муж бывал в командировке, что было довольно часто, приводила с собой гостя, или оставалась ночевать неизвестно где и с кем. Прислуге она хорошо платила и той было невыгодно предаваться размышлением о нравственности своей хозяйки. Подросший Павлик знал о её похождениях, но никогда не рассказал о тайной жизни матери отцу. Игнат Терентьевич все свои силы и время отдавал работе. Раньше у него было государственное предприятие, но уже связанное по работе с заграничными партнёрами из социалистических стран. При первой же возможности фирма была приватизирована, превратилась в акционерное общество и расцвела еще более, вопреки другим развалившимся предприятиям. Он не подозревал, что его «рога» давно разветвляются в разные стороны. Красивая жена и послушный сын всегда были его гордостью. Он не задумывался над тем, что нигде и никогда не бывает с ребёнком, не знает о его делах, интересах и когда Павел вырос и начал обременять его финансовыми делами, крайне удивился этому. Упрекал жену в плохом воспитании сына. По этому поводу у них неоднократно наступали размолвки, но Любовь Ивановна сумела его убедить в том, что именно он является виновником в возникших проблемах воспитания.

— Ты где был раньше? Не видел как вырос твой сын.

— Но он же потребитель.

— Женское воспитание получил. Отцу некогда было правильно растить сына с твёрдым мужским характером. А я уж как умела, так и воспитала. Собственно чего ты хочешь от него? Высшее образование, ведёт себя нормально. Кроме одной женщины никого не любит. Что тебе нужно ещё? Тратит деньги? А зачем тогда ты их столько зарабатываешь? Может в чулочек складывать начнём до следующей реформы. Хорошо хоть, что у тебя валюта. Сколько людей потеряли все свои денежки.

Игнат Терентьевич согласен был с женой в части грабительских реформ в финансовой сфере. Человек заработал, а государство бессовестно отняло все его сбережения. И надеяться на возврат унесённых ветром денег было нельзя. С облигациями займов тоже провели людей, как воробьев на мякине. Политика государственных чиновников по отношению к людям чисто разбойная, как бы они её не называли.

Любовь Ивановна ехала на работу как на праздник. Выхоленная, элегантная, красивая, хорошо сохранившаяся, так что ей нельзя было дать более тридцати пяти лет. Женщины всех отделов прибегали под любым предлогом, чтобы посмотреть на мадам. Мужчины, те иногда от растерянности роняли папки, или бумаги из рук. Она спокойно, молча смотрела на суету вокруг неё и благосклонно разрешала рассматривать себя всем любопытным. Только один человек смущал ее своим появлением — заместитель мужа Утюгов. Её равнодушие было показным, не терпелось заговорить с ним, но Любовь Ивановна хорошо изучила тактику покорения мужчин. Нужно время, выдержка, момент, подходящий для первого, самого главного общения, а пока она молча сидела на кожаном диване в кабинете мужа и листала журналы. Правда она их не читала и не знала содержания, её интересовали дела фирмы и находясь изо дня в день на всех служебных совещаниях, заседаниях, объяснениях, приёме делегаций, постигала науку руководителя. Экономическое образование делало её способной оценить любые предлагаемые рационализаторские методы внедрения новшеств в производство и она могла делать небольшие резюме по многим вопросам.

— Да ты у меня готовый руководитель! — воскликнул муж.

Любовь Ивановна принимала его похвалы как должное, само собой разумеющееся. Вскоре непредвиденный случай вихрем закружил её в делах фирмы, при этом ей отводилась главная руководящая роль. Случилось неожиданное: Игнат Терентьевич вошёл в комнату сына с невесткой и увидел ползающую девочку. Она замахала от радости ручками, подвернула под себя ножку и поползла к нему, издавая радостные звуки. Он наклонился к малышке и взял на руки. Вера увидела его мгновенно посеревшее лицо с замершей маской боли и подбежав, взяла из рук дочь. Хорошо, что он стоял рядом с диваном, и она смогла сначала усадить его, а потом медленно уложить.

— Нитроглицерин, — прохрипел он, показывая глазами на карман.

Вера быстро положила таблетку ему под язык. Минуты через полторы — две боль отпустила. Он сразу же хотел подняться, но она удержала свёкра. Не прошло и десяти минут, как приступ повторился снова. Немедленно вызвали «скорую помощь». Минут через пятнадцать прибыла кардиологическая бригада. Электрокардиограмму сделали на месте.

— Пока не случилось самого страшного, — объяснила врач, но вы должны быть госпитализированы.

В другое время Игнат Терентьевич, как уже было много раз, отлежался бы часок-другой дома и покатил себе на работу. Но жестокая стенокардия на этот раз повторившая атаку дважды, испугала его. Он согласился и его увезли. Вечером он подписал приказ о назначении жены исполняющей обязанности на время его болезни. Этому приказу предшествовал первый, подписанный тут же о её приеме на работу в качестве заместителя. Этот приказ наделал немало шума в кругах сотрудников. Особенно тех, у кого были маломальские акции, но в открытую спорить не стали. Боялись своего Генерального директора. Так Любовь Ивановна стала практически хозяйкой огромного предприятия. Тут-то и начались её похождения, с которыми она покончила годков семь-восемь назад, когда сын стал взрослым. К ней в кабинет вошёл Утюгов. Он принёс бумаги на подпись. Она взяла молча, подписала не вникая в смысл, и этим дала понять, что доверяет своему коллеге.

— Отметить надо ваше назначение, — вдруг произнёс Александр Владимирович.

— Значит отметим, — в тон ему ответила женщина.

— Где и как?

— Это не моя забота, тут чисто мужские соображения.

— Хорошо. Я позвоню вам.

— Лучше зайдите, я телефону не доверяю, — просто ответила она.

— «Утюг», как его называли за глаза, сделал сальто на одной ножке, что-то промурлыкал, так что секретарша Инночка удивлённо спросила его:

— С вами всё в порядке? Голова не болит?

— Она в полном порядке моя голова, — пропел он опешившей Инне и выскочил за дверь приёмной.

Вечером они встретились в уютном кафе, за отдельным столиком, отгороженном панелью и закрытым шторой. Волнение, охватившее всё ещё не поверившего в удачу Утюгова, улетучивалось по мере произнесения тостов, пока, наконец, он осмелился поцеловать её руку, а потом они сидели рядом и полностью отключили себя от беспокойной пляшущей оравы завсегдатаев. Они рассчитались и скромно удалились из бара. Любовь Ивановна позвонила домой. Ответил Павел. Она, убедившись, что он дома и его дача не занята, отправилась туда на такси со своим новым претендентом в возлюбленные. Веселились от души. Она забыла про свой бальзаковский возраст и предалась любовным утехам. Расстались они лишь в пять часов утра. Любовь Ивановна потихоньку открыла дверь дома, прошла к себе и немедленно уснула. На сон ей оставалось два часа и она их использовала по назначению. Утренняя ванна смыла все ее вчерашние похождения, и она в точно определенное графиком работы время, очутилась в кабинете. Её возлюбленный пришёл через полчаса с бумагами и она подписывала их с видом абсолютно отрешенного от вчерашнего дня человека. Он даже запаниковал. Она же, увидев перемену в настроении стоящего служащего, сама приподнялась со стула и поцеловала его в щечку.

— Это тебе премиальные за чудесный вечер.

— Можно повторить, — предложил он немедленно.

— Обязательно, но не сегодня.

— Когда?

— Я скажу тебе.

— И Александр Владимирович Утюгов, неудачник в семейной жизни снова попал как в той поговорке: — «Быть бычку на верёвочке». Но это была чудесная верёвочка, с которой этот бычок не согласен был срываться. У Любовь Ивановны начался любовный месячник. Она вся расцвела, теперь уже не холодной прелестью, а пышным осенним букетом. От неё веяло сексуальной развязностью и поздним счастьем. Павел заметив перемену в поведении матери, в шутку произнёс: «Любви все возрасты покорны».

— Перестань, насмешничать, — а сама покраснела и поспешила к себе.

— Что это с ней? — недоумевал он.

— Понятия не имею, — успокаивала его жена, тоже заметившая перемену в поведении свекрови. — Нам то какое дело?

— Не скажи, — запротестовал он. — Отец в больнице, а мать занялась любовью.

— Откуда ты знаешь? — недоумевала Вера. — И как ты можешь говорить так о матери?

— Имею основания, — ответил сердито он.

— Оставь ты в покое женщину.

— Я все проверю и тогда не сдобровать голубкам, — рассвирепел сын.

— У неё может быть своя личная жизнь, ты не думал об этом?

— Ты что же, поощряешь измену жены мужу?

— Ну что ты, перестань, а то мы поссоримся.

— Лучше поссориться, чем носить рога.

Павел выскочил из комнаты. Вера понимала, что наговорила лишнего в запретной теме семейных взаимоотношений. Хотя она и понимала, что у женщины, имеющей мужа вряд ли должен быть любовник. Хотя она сама попала именно в такую историю, когда еще не разведясь с Василием, уже совершила грехопадение с Павлом. С точки морали такое поведение недопустимо, но обстоятельства иногда диктуют прямо противоположные разуму и нравственности поступки.

Любовь Ивановна посетила мужа в больнице. Он снял очки и внимательно посмотрел на жену.

— Что-то ты, мать, сияешь как новый пятиалтынный? Удача на работе?

— Просто рада тебя видеть, — и она погладила его небритую щеку.

Игнат Терентьевич уже давно понимал, что супруг из него никудышный. Все его заморочки с работой, падения и взлеты, отнимали слишком много времени и сил. Он никогда не был бабником. В его жизни был курьёзный случай, когда много лет назад он взял с собой стенографистку, симпатичную девушку в командировку. Вечером, придя с ужина в гостиничном ресторане, он обнаружил у себя в кровати свою милую сотрудницу. Открыв одеяло и увидев ее прелести во всеоружии без оболочки платья, приказал немедленно покинуть его номер. Девчонка расплакалась.

— Вы меня опозорили, — хлюпала она. — Неужели я недостойна переспать со своим боссом?

— Достойна, достойна, — говорил ей Игнат Терентьевич, бросив платье на кровать. — Я даю тебе десять минут на сборы, на столе оставляю деньги на билет, и когда приду, ты должна ехать по направлению аэропорта.

Девчонка уехала, а на его постель больше не посягали командированные женщины. Он считал свою Любашу недостойной измены и никогда не узнал, сколько у неё было проходных романов. Романы начинались бурно и так же бурно кончались под размолвку. Потом начинались новые и так всю её замужнюю жизнь. Сейчас началась новая полоса. То ли от семилетнего воздержания, то ли от канувшей в Лету молодости, но новый роман предполагал длительную связь. И никто не мог предсказать, чем всё это закончится. А пока она щебетала с мужем, была весёлой, полной жизни и надежд. Этого же нельзя было сказать о муже. Он явно был серьёзно болен. Вышла она через полчаса, довольная собой, что побывала в больнице. На работу больше не поехала, а отправилась на дачу и позвонила своему Сашеньке. Тот быстро прилетел на призыв. Они сидели в гостиной и наслаждались прекрасным вином, хорошей закуской и нежной близостью. Звучала негромкая музыка. Полумрак делал их свидание таинственным, необычным. Хорошая обстановка довершала настроение. Зазвенел телефон и Любовь Ивановна машинально подняла трубку. Она не успела ответить, как в ней раздался голос Павла:

— Кто это? Отвечайте, отвечайте!

Трубка молчала. Он догадался, кто там мог быть, но абсолютно был не уверен в том, понравилось ли это ему. Он твёрдо решил выяснить, что за счастливый соперник появился у его отца, чуть было не уехал немедленно туда, но Вера его остановила.

— Не делай этого, Павел. Зачем разрушать жизнь, которая устраивает твоих родителей? Что ты этим добьёшься? Развода?

— Развода я не хочу, чего доброго появятся тогда у меня и отчим и мачеха.

— Вот и хорошо, успокойся. Где они находятся?

— В одном месте и мне странно, что мать привела туда какого-то хмыря.

— Идем лучше прогуляемся с дочкой.

Вера нежно поцеловала его и они вышли в сад с малышкой. Погода была чудесная. Вера подошла к дереву, погладила его кору.

— Знаешь, Павлик. Мы люди всегда куда-то спешим, чего-то желаем, во что-то вмешиваемся. Посмотри на эту благодать и запомни, что каждый день — единственный, неповторимый, будь то солнечный, дождливый, пасмурный, ветряный. Он никогда не повторяется. Ушел и всё. Мы люди должны учиться жить вот так, благодарить судьбу за посланный день и уходить от неурядиц и зла, как он уходит в ночь.

— А ты философ, женушка.

— Приходилось много думать. Чуть ли жизни себя не лишила, пока мне не открыли тайну бытия. Жить, как тебе назначено. Не делать зла. Помогать тем, кто нуждается в помощи.

— Это уже толстовщина, твоя позиция не всегда выполнима. Жизнь иногда преподносит виражи, из которых нет выхода.

— Выход всегда есть. Нужно только его поискать, отбросив жестокость и эгоизм.

Павлу нравились тихие вечера летние, светлые, прогулки с Верой. Его недавняя выходка в ночь и растерзанная студентка казались сном. Он иногда вообще думал, что все его дикие выходки всего лишь сон, но встречи с милицией утверждали обратное. Он сам не понимал, как на него накатывала буйная жестокость, когда он душил, резал. Бил, истязал живых ни в чем не повинных людей. Это было как ослабление тормозов, как машина идущая накатом, но там шофер справлялся с тормозной системой, а он бил до полного изнеможения. Потом засыпал и просыпался все с той же беспощадной жестокой болью. Он в душе понимал, что убивая, срывает свой гнев на невинных жертвах. Гнев, неподдающийся ему. Или нежелание закрутить гайки гнева покруче и не выпускать его? Но тогда, как ему казалось, у него лопнет голова. Но почему именно насилие ослабляло его жестокость убийства?

— Можно ли остановиться? — задавал он себе вопрос и не знал на него ответа.

— Что это? Болезнь? Вседозволенная распущенность? Очевидность отсутствия наказания за содеянное?

Он не знал, вернее не хотел знать ответа на свой вопрос. Остановиться было можно, но сладострастное испепеляющее душу чувство сверхчеловека, пожалуй были главным немотивированным ответом самому себе. Он не хотел останавливаться, иначе бы наверняка отпустил свою последнюю, самую безобидную жертву. Постепенно в нём притупилось присутствующее в каждом человеке чувство жалости. Нет. Ему не было жаль мать девчушки, сходящую с ума от боли. Сейчас его изменница-память подсунула мысль о мальчике, сыне Веры, который по его, Павла, вине скитается где-то, а может быть его уже и нет в живых. Как им распорядились Хан с Гейшей со своими причандалами осталось тайной. И Заур исчез, словно испарился. Андрей мёртв и ничего не может поведать о мальчишке. Он смотрел на Веру и думал, что этот мальчик, находясь здесь, мешал бы их семейной жизни, да и Вера, не потеряй его, никогда бы не ушла от его бывшего друга. Взглянув на лицо мужа, Вера испугалась его выражения лица. Он как-будто переживал в кинотеатре за героев фильма. Нахмуренное лицо, то закрытые, то гневные глаза, судороги пробегающие по скулам…

— Что с тобой, Павлик?

— Голова разболелась.

— Идём домой, — сказала она просто.

Матери дома не было, Павел был намерен спросить у неё отчёт. Её отлучки вызывали в нем бешеную ревность собственника. Его мать и, пожалуйста, как шлюха таскается по хатам. Теперь уже эта мысль засела у него в голове и пока ещё слабая, но ползущая изнутри боль обрушивалась шквалом на его глазницы, виски, лоб. Глаза мутнели, взгляд становился свинцовым. Вера уговорила его прилечь, положила компресс на лоб, а сама едва заметными движениями пальцев рук массировала голову. Точечными, слабыми кругами. Приподнимала шевелюру и у него от её прикосновений, шли мурашки по телу, а боль остановилась едва начавшись. Потом она поила его чаем с травами и, наконец, справилась с недугом. Боль отступила. Он сел и внимательно посмотрел на неё. Было удивительно, что начавшийся приступ, спровоцированный воспоминаниями, остановился. Значит есть надежда, что можно избежать в дальнейшем нежелательных кровожадных эксцессов.

ПОНЕМНОГУ ОБО ВСЕХ

Жизнь шла своим чередом. Сергея разыскивала его стопудовая родственница. Она не могла обратиться в милицию, но наказала всем соседям через посланца, чтобы он явился к ним. Исчезнувшие Жорик и Пётр не давали о себе знать столь длительное время. Сергею нечего было сказать родственнице и он надеялся, что та подумает и о его исчезновении вместе с ними. Дома он больше не появлялся. Мать свою вызвал к себе, где жил вместе с Нюрой и её семьей. Валентина побывала дома, продала свою избушку и, забрав оставшиеся, сочтенные нужными вещи, загрузила их в мебельный фургон. Прибыла на новое место жительства.

— Терем-теремок, — постучала она в дверь.

— Не бойсяь, мать, места всем хватит. Квартиру обещают скоро. Не забывай где работает и учится без отрыва от производства твой сын.

Дети помогали разбирать вещи. Нашли альбом с фотографиями. На нескольких фото Сергей был изображен с симпатичным парнем, тоже в солдатской форме пограничников.

— Кто это? — поинтересовалась Настя.

— Мой однополчанин. Саня. Живет в Каменьграде. Всего восемьдесят километров от нас.

— Пригласи его в гости.

— Понравился?

— Скажешь тоже. Просто. Дружили в Армии?

— Самый лучший был.

— Как был?

— Ну и остался.

Неугомонная дева заставила написать письмо Сане и пригласить в гости. Через несколько дней Василий возвращался домой вечером. На площадке возле дверей квартиры встретил Саню, того, что тогда был с ними в ресторане. Он с чемоданчиком в руках выбегал из двери.

— Далеко? — поинтересовался Василий.

— К другу. Вместе служили. Неразлучными были. Пригласил. Поеду, посмотрю как устроился.

— Счастливо тебе.

— Спасибо.

Встретили Саню на вокзале. Сергей приехал со своей двоюродной сестрёнкой. Она оказалась востроглазой девчонкой, именно такой, какую бы хотел встретить Саня. Да вот не попадалась. Он на Ольгу запал благодаря её настойчивости.

— Я тебя сама нашла, — говорила она ему.

А тут стоит поглядывает девчоночка лет шестнадцати — семнадцати. Кто эту зелень разберёт. Хорошенькими уродились, как будто урожайный год на девчонок был.

— Настя, — сказала и руку протянула.

Ладошки от волнения вспотели у обоих. Сергей неладное заподозрил.

— Тебе, друг, случайно в поезде язык не отстегнули. Может ты его в багаж сдал?

Саня стоит, с ноги на ногу переминается. Это он-то гроза перебежчиков через границу. Он однажды одного, как ягненка, на спине притащил, а тут от девчонки онемел окончательно. Настя, та стоит и туфелькой землю роет. Ну прямо бульдозер в уменьшенном виде. В такси молчали.

— Вас случаем не шандарахнули по затылку на вокзале?

На его слова — ноль внимания. Когда такси остановилось, Саня вышел первым и подал руку Насте. Та вся изогнулась, потом как солдат в строю, спину выпрямила, и бросила всего одно слово:

— Спасибо.

Пошел за ней Саня как пришитый. И все дни что находился в гостях говорил немного. Куда девался Саня-балагур, знала только Настя. Хитрым девичьим умом поняла, что парень от любви с первого взгляда потерял ориентир в жизни. Сергей посмеивался, он до сих пор не поймал стрелу Амура и не знал что это такое. Друзья разговаривали долго и обстоятельно. Вспоминали службу, но главной темой бесед была жизнь на современном этапе, сумбурная и малопонятная, в которой было слишком много запуток и никаких гарантий на будущее. Безоблачные обещания политиков перед выборами не имели под собой реальной почвы. Благополучие семьи зависело от господина случая, как у Сергея. Саня поведал ему о своём беспокойстве за несостоятельность в социальной среде.

— Пока не знаю, что точно буду делать. Перепробовал все. От грузчика до охранника. Что-то беспредельно — анархическое присутствует везде. Полная зависимость от новоиспеченных хозяев, небольшая зарплата, не соответствующая возможности жить по среднему. Ищу, думаю, не нахожу.

— А ты не хочешь в милицию?

— Думал, но про них теперь такие страшные были рассказывают. Я не хочу участвовать в жестоких проделках оборотней.

— Ты веришь всему, что говорят?

— Дыма без огня не бывает. У меня сосед в уголовке работает. Он замечательный человек. И его коллега тоже. Но может быть они исключение?

— Ты сам-то встречался с «плохими» ментами?

— Не приходилось. Только по слухам.

— Если бы меня не свел господин случай с моими теперешними родственниками, я пошел бы только в органы служить.

— Может быть ты и прав. Приеду, поговорю с соседом.

— В личном плане у тебя всё в порядке?

— Как тебе сказать. Есть девчонка, Ольгой зовут. Из нашего дома, знаком с детства. Но мне приятно проводить с ней время, а вот жениться, что-то не тянет. Видимо тут просто дружба.

— Так и ходите, платоническую любовь изображаете?

— Да нет. Тут было всё.

— Значит ты обязан…

— Ничего я не обязан. У нас договор, наскучим друг другу — разбежимся.

— Интересная теория, но я с ней не согласен. У женщин на этот своё мнение существует. Если она соглашается во всем с тобой, значит рассчитывает на другой исход. Женщины, чтобы они не говорили, признают только путь в ЗАГС.

— Ты откуда стал таким подкованным в вопросах женской логики?

— Из жизненных наблюдений, дружище.

— Дай слово, что приедешь ко мне.

— Даю. Обязательно приеду, больше не потеряемся. Как тебе моя сестрёнка?

— А это уже удар под дых. Вопросы исключаются.

— Понятно. Задела значит.

Настя действительно задела, зацепила Александра. Но по возрасту она была еще несовершеннолетняя, семнадцать через месяц будет.

— «Хороша Маша»… Да ей ещё расти надо. Учиться. Что он может дать прелестной девчонке, если сам не устроен как следует. Из-за неё он собрался уехать раньше намеченного. И уехал. На вокзале Настя молчала, снова копала землю туфелькой. Он из окна вагона видел, как она смотрит вслед убегающему поезду и думал:

— Забудет. «С глаз долой — из сердца вон».

Но глубоко ошибался этот Саня, лихой пограничник, плохой знаток по женской части. Упрямая девчонка влюбилась и решила добиться ответного чувства. Она слышала про Ольгу, но поняла, что это соперничество для неё не страшно. Лишь бы не женился. А для этого необходимо видеть его.

— Когда мы с тобой поедем к Александру? — приступила сестрёнка к улыбающемуся братцу.

— Когда прикажете.

— Нужно выждать время, — ответила она. — Через месяц ровно. За несколько дней до начала занятий.

— Ты считаешь себя студенткой еще не сдав экзамены?

— Отсталый, дремучий ты, Серёженька. Кто же сейчас беспокоится за экзамены? С введением платного обучения никто, из таких простых семей как наша, не проскочит в ВУЗ без денег. Мама уже знает сумму и Сергей Иванович согласен оплатить.

— Тебе не стыдно идти таким путем?

— К сожалению, у меня нет выбора. Чиновники за меня решили все. «Нет денег — нет стульев». Понятно, господин либерал?

— Ты меня обзываешь?

— Называю. Ты похож на страуса. Он, когда спит, прячет голову себе подмышку. Таким образом ему кажется, что он защищён от наступления врагов. Так и ты. Все ещё не желаешь воспринять действительность.

— А ты опасный человек, моя сестрёнка.

— Пытаюсь быть реалисткой.

Они часто спорили о смысле жизни и Сергей всегда оказывался побеждённым. Он до сих пор не утратил веры в счастливый исход всякого дела. Провал с поисками мальчика не ожесточил его. Сделал сильнее и терпеливее. От молодого нигилизма ничего не осталось. Но и пессимистом его нельзя было назвать. Вот с реальностью у него происходили некоторые разногласия. Он никак не хотел верить в очевидное. Может потому, что жизнь забросила его к хорошим людям. Была обеспеченной и сулила нормальное будущее.

Судьба преподнесла новые испытания маленькому Васильку. Ему уже сравнялось шесть лет по биологическим данным, о которых не могла знать Прасковья Тихоновна. Она считала его днём рождения тот день, когда его привёз домой Пётр Иванович. В этот день ничто не предвещало несчастья. Пётр Иванович выехал на работу как положено. Но отъехал он недалеко. Прямо в машине на повороте с ним случился приступ. Сердце резануло болью, он уронил голову на руль и создал пробку. Подошедший мужик начал трясти его за плечи и орать дурным голосом:

— Куда лезешь, старая пьянь? Тебе кашу есть манную из ложечки, а ты нажрался и поехал, старый козёл!

Пётр Иванович не смог объяснить ничего орущему человеку. Он был мёртв. Ужасное горе потрясло его жену. Она, прожившая с ним всю жизнь, начиная с двадцатилетнего возраста, потеряла «стержень» в жизни. Словно громом побитая, сидела и не слышала, что говорил ей Василёк. Только останавливая на нем свой невидящий взгляд с трудом понимала, что ему она нужна, необходима, но ничего не могла поделать с собой. После оцепенения начались слёзы. Но все эти проходящие явления не могли заставить ее продолжить жизнь в том ритме, в каком она была необходима для ухода за мальчиком. Мужа похоронили, а она, вернувшись с кладбища, сидела и смотрела в одну точку. Василёк ее тормошил, но бесполезно. Пока соседки убирали столы после поминок, мальчик был сыт тем, что подавали ему сердобольные женщины. Но не все на свете были такими как эти двое супругов. Мальчик оказался практически оставленным без присмотра. Клавдия, соседка, мать троих детей, сочла, что ребёнка нужно определить куда-то. Он не сможет жить с психически парализованной бабулей. Она сходила в сельский совет, объяснила историю с ребёнком, всей правды о которой она не знала, и, вскоре пришли две женщины. Пытались поговорить с Прасковьей Тихоновной, но безрезультатно. Василёк ответил на их вопросы.

— Где твои родители?

— Не знаю.

— А они у тебя есть?

— Нет, — говорил дед Роман.

— Где этот дед?

— В лесу. Там Питер, Казбек и Дереза.

— Заповедник?

А что такое заповедник?

— Мы тебе все объясним. У мальчика есть документы? — спросили они хозяйку.

— Нет, — ответила она и заплакала. — Муж нашёл его на дороге.

— Мы забираем мальчика.

Она ничего не ответила. Даже не спросила, — Куда?

Василька повезли в близлежащий город, в детский дом. Заведующая заохала.

— У меня нет мест. Нельзя же ребёнка поместить в коридоре.

— А на улице оставить можно? — спросила сердитая тетенька, привёзшая Василька.

— Хорошо оставляйте.

— Вам придется руководствоваться только сведениями от него самого. Нам ничего о нём неизвестно.

Сопровождающая женщина уехала и Василёк остался наедине с заведующей. Снова одни и те же вопросы были заданы и точно также ответил мальчик. Благодаря стараниям Прасковьи Никитичны в его памяти прочно держались сведения и образы прошлой жизни.

— Куда я тебя помещу? — рассуждала незнакомая женщина.

В это время в детский дом приехал директор из Каменьграда. Он должен был забрать вундеркинда Демьяна Волошина, пятнадцатилетнего подростка, с особыми способностями к техническому обучению. Совершенно неординарного парня. Дело в том, что в Каменьграде открылся филиал Московского радиотехнического института, куда, по мнению всего педагогического коллектива уже мог поступать этот одарённый парнишка. По возрасту он не мог быть выпущенным из детского дома. В свои пятнадцать лет он уже получил аттестат о среднем образовании и заявил, что будет учиться только на отделении «Вычислительные машины, системы и сети». Здесь не было такого отделения и в пятнадцать лет его нельзя было поселить в общежитии института, в случае поступления на учёбу. Дотошный директор, увидев Василька, смирно ожидающего своей участи в коридоре, подошёл к нему и вскоре услышал его повествование о маленькой жизни в больших рамках случайностей.

— Не горюй, малыш, мы с тобой что-нибудь придумаем.

Через час Василёк и вундеркинд покидали детский дом вместе со смешливым директором, совсем не похожим на чёрствых тётенек, встретившихся Васильку в течении двух дней. Он посадил их в свой «Жигулёнок» на заднее сиденье, сам сел за руль и они помчались по направлению незнакомого города Каменьграда.

Здесь Васильку повезло. Директор Заславский Денис Валерьевич был педагогом по призванию. Его тридцатилетний жизненный стаж не мешал быть в педагогике новатором, воспитателем нового типа. В свои тридцать лет он работал без устали и отдыха, как настоящий фанат. Молодость не мешала ему находиться все время на работе.

— Жаль, что в сутках всего двадцать четыре часа, — говорил он посмеиваясь. — Не хватает на сон.

По исключению из правил о проживании одновозрасных детей в группах, Демьяна и Василька поселили в маленькую двухместную комнатку, где разместились две кровати, тумбочка, стол для занятий и небольшое пространство посередине. Денис Валерьевич понимал, что оба парня вновь знакомятся с людьми и практически им приходится адаптироваться в новой среде с самого начала. То, что у них был разный возраст, по его расчётам должно было создать иллюзию семейных отношений, где старший брат заботится и занимается воспитанием младшего, а младший постигает с его помощью мудрость жизни и не становится одиноким среди большого коллектива. Мудрый педагог знал, что много окружающих людей не делали счастливым человеком. Каждому нужна была особая привязанность к индивиду, а не к коллективу. Стадное воспитание порождало озлобление и несовершенство характера будущего взрослого человека. Маленький Василёк с его особой судьбой и одарённый подросток должны были в будущем поддерживать друг друга. А пока комната вполне устраивала двух новых жителей Каменьграда.

В столовой сразу же заметили появление новеньких. Нашлись и насмешники, пожелавшие произвести впечатление перед девчонками. Но коммуникабельные Демьян и Василек быстро разрушили желание недружелюбия. В детском доме царила тёплая обстановка. Ссоры гасились настойчиво и быстро, не оставляли в душе тлеющих угольков ненависти. Вечером за чаем директор объяснил в пределах доступной информации о новеньких.

— Ого, — прошелестел хор голосов, узнав о том, что Демьян уже окончил среднюю школу с золотой медалью.

И с пониманием отнеслись к злоключениям Василька. Ему пришлось несколько раз повторить свою историю. Демьян пообещал воссоздать в компьютерной графике образы всех по памяти.

— И козу Дерезу с рогами нарисуешь?

— Всех.

Детский дом Каменьграда был подшефным фирмы Игната Терентьевича и поэтому у них не было проблем с оргтехникой и книгами. Несколько телевизоров вполне удовлетворяли любопытство желающих посмотреть различные программы. Правда здесь существовало «табу» на слишком безнравственные фильмы, которые более всего и нравились беспечной маленькой аудитории. Вопрос нравственного воспитания был под контролем самого директора и он сам выбирал программы, необходимые для корректирования сознания личности. Демьяну выделили компьютер, так как его будущая специальность инженера-программиста требовала постоянной работы с ним. У Василька появилась возможность освоить невиданную до сих пор отрасль. Вскоре появились на мониторе очень похожие на себя кот Питер, коза Дереза, старый Казбек и дед Роман с его родничками. Отчетливо лица его Василёк не помнил, но подыскивая похожие фрагменты, дед Роман получился почти как живой.

— Мы с тобой, Василий, запустим в интернете эти снимки и попросим всех, кто знает эту гвардию, ответить нам. Так можно разыскивать всех, кто потерялся. Не в лесу же они живут до сих пор?

— В лесу, — запротестовал малыш. У них нет компьютера.

— Раз появился телевизор, мог и компьютер оказаться тоже. Ты говоришь, что еще была Настя, Витя и тётя Нюра с Дашей.

— И Сергей, — дополнил Василек.

— Значит молодежь обязательно когда-нибудь войдет в интернет.

Васильку везло на хороших людей и теперь также повезло с Демьяном. Малыш вызывал у него нежные братские чувства, ему хотелось защитить его от всего мира. Правда мир Демьяна до сих пор был ограничен детдомом и школой. Но человек так создан, что неизбежно должен кого-то любить, за кем-то ухаживать, кого-то охранять. Демьян просыпался ночью и укрывал малыша, который спал беспокойно и всегда раскрывался, одеяло вечно сползало на пол. Он смотрел на спящего и думал, что как только у него появится возможность стать самостоятельным, содержать самого себя, он обязательно заберёт к себе ставшего ему младшим братишкой мальчика. А пока во имя приближения будущего нужно было поступить в институт. Теперь стало модно открывать повсюду филиалы и это решало его судьбу по интересующей специальности. Чтобы его допустили к экзаменам нужно было особое разрешение. Оно было получено. В день его единственного экзамена, как положено отличнику, в аудиторию прибыли представители прессы. Демьян в специально пошитом для него к этому торжеству костюме, волновался и покашливал, смущенно глядя на большое количество людей, обращавших на него внимание. Среди других присутствовал и его директор детдома Денис Валерьевич. Он волновался больше, чем абитуриент. У него даже спина стала мокрой. Демьян сдавал экзамен по физике. Он взял билет, четко назвал его номер и прочитал вслух вопросы. Этот листочек бумаги сразу же его успокоил. Он прекрасно знал материал.

— Разрешите отвечать на английском языке, — спросил он комиссию.

Все переглянулись. Но физика была предметом, где помимо разговорной речи нужны были решения задач. Посовещавшись, разрешили. Демьян подошел к доске, написал необходимое по билету и начал отвечать. Говорил он спокойно, убедительно и, чтобы не смущать почтенную комиссию из-за их недостаточного знания иностранного языка, быстро повторил все по-русски. Ответ был ясным и исчерпывающим.

Вечером того же дня от стал героем местной телевизионной передачи, назавтра красовался на первой странице местной газеты. Детдом торжествовал. По этому поводу был испечён огромный торт, и виновник торжества вместе со своим помощником Васильком разрезали его к чаю. Заславский был на «седьмом небе». Не из-за славы его детдома, а от радости за Демьяна, который в пятнадцать лет стал студентом прославленного ВУЗа. Васильку предстояло пойти в школу, в первый класс. Первого сентября он с другими учениками отправился туда, вместе с тремя первоклашками. Любознательный, с гибким умом, не по годам развитый мальчик, сел за парту первого школьного дня. В школе ему понравилось. Вечером он выложил новости Демьяну. А тот уже приготовил для него сюрприз. Вместе со школьной программой первого класса мальчик начал изучать иностранный язык и компьютерные азы. Все в пределах допустимой нагрузки, как игровые уроки.

Демьян оказался бесподобным учителем. В конце первого года учёбы, Василек неплохо владел разговорным английским языком, техническим письменно, работал на компьютере как серьезный пользователь. Проблема была одна, по русскому языку мальчик допускал ошибки. Он не любил замечаний и воспринимал их как большое огорчение. Однажды Демьян пришел из института и сказал:

— Меня исключают за безграмотное написание по русскому языку.

Василек оторопел.

— Как? И что же делать?

— Есть один способ, но боюсь, что он тебе не понравится.

— Что надо сделать?

— Ты должен научить меня грамотно писать.

— Я? — удивился без пяти минут второклассник.

— Ты. Кто же мне поможет кроме моего маленького братика.

— Конечно, — согласился тот.

— Ты будешь мне диктовать, а я писать диктанты и изложения. Ты должен проверять меня и ставить оценки. Если мы с тобой за лето справимся с этим, значит меня не отчислят.

Маленький учитель был озадачен, но нетерпение проверить работу Демьяна и поставить оценку, радовало его.

— Я учитель! Учитель! — запрыгал от радости юный педагог. — А где я возьму диктанты?

— Я об этом уже позаботился.

— Демьян достал компьютерные тексты, составленные им от минимальной восходящей диктантов и выложил на стол справочники по русскому языку.

— Ты не должен давать мне заглядывать в справочник, а сам используй его для проверки. Вот видишь на каждой страничке есть буквы. Ты смотри как написаны слова и проверяй мою грамоту.

В первый день Демьян получил единицу. Его безграмотность была ужасающей. Слово «корова», он писал карава. Слово «ещё» у него значилось как «исчо», то есть в слове из трех букв он допустил четыре ошибки. Серьезный учитель искал в справочнике то или иное написание и проверял работу ученика. Это так понравилось «учителю», что он без конца рассматривал словари и пытался найти для ученика самое трудное слово. Однажды Демьян получил двойку. Это был шаг вперед. А ещё через некоторое время у него появилась оценка — три. Надо сказать что этот метод так благотворно сказался на учителе, что он не пропускал ни одной ошибки и все реже обращался к словарю.

Наконец, наступил день, когда Демьян получил «пять». Довольный учитель сложил словари и спросил его серьезно, совершенно не заподозрив подвоха в их работе:

— Теперь тебя не исключат из института?

— Нет, ты мне помог стать грамотным.

А у маленького учителя исчезли ошибки в русском языке.

Математика была не так сложна у парня с математическим складом ума, но все же помощь Демьяна ему требовалась. Тот не решал за него задачи, а лишь объяснял подобную. По естественным наукам было проще учить уроки. Они рассуждали на заданную тему с примерами из жизни и в конце концов, Василёк стал лучшим учеником в классе. Он спокойно ходил в интернете, знал много того, что было недоступно его ровесникам. Природная любознательность делала его полиглотом во всех отраслях жизни. Однажды он, сидя у телевизора, выдал речь:

— Если бы я был Президентом, то в школах поставил бы компьютер каждому и сделал так, чтобы не было сердитых учителей. Они ненавидят нас и поэтому дети плохо учатся.

— Что все такие плохие?

— Нет есть настоящие, есть поддельные, которые приставляются учителями, а сами не умеют объяснять урок. Или злые. Дерутся с учениками. Это стыдно. Просят деньги у ребят. А где я должен взять ей деньги на подарок? И почему надо дарить их тем, кого не любишь? Нет, — заявил он, — я бы по конкурсу в школу набирал училок.

— Как ты сказал? — возмутился Демьян.

— Ну ладно, учителей. Но есть среди много училок.

— Запомни, Василий, серьёзно объяснил его старший друг. — Нельзя употреблять слова, искажающие русский язык. В единственном языке — русском существует многообразие различных трактовок слова по смысловому звучанию.

Начиналась новая лекция. Василёк стоял на тропе создания нового вундеркинда. У него были все предпосылки для этого. Сейчас его ум был похож на не огранённый алмаз. И Демьян вводил природный данные в познание многообразия мира. Благодатная почва незамедлительно давала всходы. Их комната была похожа на библиотеку. Справочная литература, новинки журналов на иностранных языках — всё это было вспомогательной базой для формирования его ума. Василёк в свои восемь лет становился похожим на убелённого сединами учёного, его гибкий ум жаждал все больших познаний. По своим знаниям он опережал сверстников и его перевели перепрыгнув через один класс. За два года он осилил программу трех лет и приближался еще к одной высшей по возрасту ступени.

ПАВЕЛ РАЗВЛЕКАЕТСЯ

Вера готовилась к дню рождения дочери. Ей исполнялось четыре года. Павел задерживался. В последнее время его задержки стали носить хронический характер. Он без причины мрачнел, стал раздражительным, частенько запоздно явившись домой, оставался ночевать на диване. Сначала Вера воспринимала его выходки болезненно, позже поняла, что трата нервов бесполезна и обреченно успокоилась. Нельзя же было разрушить вторую семью.

Она занималась дочерью и уже меньше вспоминала о сыне. Иногда прорывалась запрятанная далеко в глубинах мозга мысль о нем, она вздрагивала, слезы наворачивались на глазах, но тут же, понимая бессмысленность переживаний, отгоняла прочь наваждение, от которого не хотелось жить. Малышка разрешала её раздвоенные в такие минуты желания уйти от жестокости мира и опасения за судьбу данного ей судьбой нового счастья.

Девочка бойко говорила, была непоседой и с ней Вера забывала все, что волновало ее сию минуту. В доме установилась напряженная атмосфера. Игнат Терентьевич уже почти не бывал на работе, всем заправляла его жена. Павел злился, что не может возглавить компанию, но понимал, что только от него зависела данное решение. Он не мог быть руководителем. Время расставило все по полочкам и его полочка оказалась далеко от кипучей жизни фирмы. Он не мог быть постоянно на работе, не умел ладить с людьми и теперь приписывал все издержки воспитания отцу с матерью.

Он винил их во всех своих грехах. Любовь Ивановна продолжала свой затянувшийся роман с Утюговым. Только встречались они теперь в квартире, принадлежащей ему. Дочь не жила с ним. Она предпочла родителей матери. Он помогал ей ежемесячно так, что никаких финансовых проблем она не испытывала. Любовь Ивановна, несмотря на новую любовь, относилась к мужу ровно, без эксцессов. Меркантильное желание быть преуспевающей не позволяло ей уйти из семьи. Она могла потерять всё и это удерживало от скоропалительных решений.

Павел был осведомлен о каждом шаге мамаши. Мысль уничтожить её дружка давно вертелась в голове. Но тогда матушка могла завести другого. И что он выиграет от этого? Утюгов хорошо относился к нему, решал финансовые вопросы, снова возникающие у сыночка его зазнобы.

— Павел снова попросил двадцать тысяч баксов, — докладывал он Любаше.

— Куда ему эти деньги понадобились? — недоумевала она.

— Странно, но факт. Видимо у него свой бизнес где-то имеется.

Вечером Любовь Ивановна, оставшись один на один с сыном, задала ему в лоб вопрос:

— Ты своё дело открываешь, сынок?

— Успел нажаловаться, твой хахаль?

— Нужно было выдернуть наличку, ты понимаешь, что это неучтённые деньги?

— У вас много их, этих неучтённых, не разоритесь.

— А может быть у тебя возникли осложнения с женщинами?

Павел отбросил салфетку и встал на ноги.

— Ты забудь свои слова о женщинах? Поняла? Не тебе меня учить нравственности.

Он выскочил из комнаты и выбежал во двор. Сел в машину и помчался неизвестно куда. Так просто. Мысль о деле засела в его голове сверлящим гвоздём.

— Может быть и впрямь открыть свое дело? Но какое?

Перебирая в уме виды занятий он вдруг подумал о собственной юридической фирме, штате адвокатов и юристов — хозяйственников. Адвокаты — народ самостоятельный, они были закреплены за юридическими консультациями или имели свой бизнес. Но дела, по совместительству, могли бы вести и по договору с ним.

— Точно. Вот она свобода действий. Собственная независимость от родителей.

Только работать Павел сам не собирался. Ему нужен был деловой человек, умеющий организовать работу. Первое — это зарегистрировать свое предприятие. Предположим с громким названием «Правозащита». Сделать рекламу. Дать льготы пенсионерам и студентам. Нужно, чтобы шли люди в его фирму. Чтобы все знали его имя. Он был человек нетерпеливой натуры. Загорался скоро, но также быстро и остывал. Найти юристов — дело скорое. Перекос воспроизводства кадров на коммерческой основе создал целый отряд безработных юристов. Государство как и всегда устранилось от контроля за подготовкой специалистов и теперь появилась категория потративших годы и деньги на обучение невостребованных людей. Павел порылся в памяти и вспомнил несколько человек с его курса.

Миша Гусаров находился дома. Он жил с матерью и сёстрами. В адвокаты не попал. Туда принимались только дети адвокатов, прокуроров, судей. Не имея протеже, пробивался случайными заработками. Он обрадовался приходу однокурсника и предложение Павла стать во главе его фирмы, принял с энтузиазмом. Взять в аренду помещение оказалось несложным. Они выбрали три комнаты в доме, где было не менее десятка арендаторов. В одной комнате разместился кабинет Павла, в двух других поставили письменные столы для десяти юристов. Компьютеры, кондиционеры, удобные стулья, мягкие дорожки на полу, создавали уютный интерьер. В обычных юридических консультациях со штатом в человек шестьдесят, стояли обшарпанные столы и не было даже пишущих машинок. Ободранные двери, окна без штор — унылое сопровождение несчастного посетителя ввергнутого в пучину судебных передряг. Здесь же были созданы комфортные условия для работы и для тех, кто придет за помощью в их контору. Рядом с кабинетами в просторном светлом коридоре стояли мягкие банкетки, перед ними журнальные столики с газетами и журналами для ожидающих своей очереди на приём. В комнатах стояли холодильники. Прохладительные напитки могли понадобиться расстроенным клиентам в любое время.

В юридические консультации люди приходят как больные на приём к врачу. Тоже болезнь своего рода — эта судебная тяжба. Оставалось зарегистрировать фирму. Нетерпеливые руководители столкнулись с препятствиями в регистрационной палате. Павлу не хотелось оттягивать удовольствие открытия собственного дела. Он вручил Мише деньги на ускорение дела и тот, получил свои документы зарегистрированной фирмы в тот же день к вечеру. Постановка на учёт в статистике, налоговой инспекции, пенсионном и других фондах при скоростном обороте с презентами заняла один день. Только в налоговой строгие чиновники категорически отказались от подарков, не задерживая ни на минуту регистрацию новой фирмы. Это удивило Мишу Гусарова.

— Значит есть у нас в стране еще светлые пятна, налоговики чётко работают.

Отбор претендентов на работу прошел по конкурсу. Миша успел принять на работу трех мужчин, но дальше занялся этой работой Павел и через несколько часов был укомплектован полностью штат.

— Ты не боишься, Павел, что придется платить через год декретные и разные пособия твоим протеже?

— Если это будут наши с тобой дети, только поприветствую, — отшучивался Павел.

Реклама зазывала бесплатных клиентов. Юристы, скрывая свое смущение первого дня работы, деловито консультировали клиентов по гражданским делам. Десять дел было взято сразу. В этот день проведено было не менее ста бесплатных консультаций. На следующий к ним пришло ещё больше народа и юристы не успевали объяснять каждому его права и возможности обращения в суд. То, что людей было много, радовало Павла, но огорчало Мишу.

— Как ты собираешься платить зарплату и делать отчисления по налогам, содержать здание, бухгалтерию, свой транспорт? — спрашивал Миша упоённого обилием клиентов Павла?

— Первый месяц заплачу вам сам, из своего кармана, а ты сделай расчёты по оплате работы.

— Оплата одинакова везде, возьмем данные готовые. Мы не можем увеличивать ставки. А ниже будет невыгодно тебе.

Прошёл месяц. Толпа рвалась на бесплатное ведение дел в суде. Но одно дело провести консультацию, а другое защищать его. Неоднократные заседания, сами поездки в суд отнимали много времени. Расценки были установлены. У Павла появилась забава, собственная игрушка с живыми людьми и властью над ними. Ему нравилась их зависимость от него, работодателя. Зарплата была приличной, зависела от количества взятых дел. Пока все шло нормально. Были выиграны первые несколько дел. Семь молодых сотрудниц, из которых только двое были замужними, разместили Павла в женский цветник. Девушки были приятными, по-женски привлекательными, но юристами им только предстояло стать. Знаний практических не хватало, а теория не могла помочь во многих процессуальных вопросах. Павла привлекла Ниночка, Нина Сергеевна Одинцова, девушка двадцати пяти лет из многодетной семьи. Сейчас она являлась фактической кормилицей и старалась заработать как можно больше. Она воспринимала данную работу подарком судьбы. После окончания университета долго была безработной. Помогала бесплатно секретарям судебных заседаний, иногда удавалось получить небольшое дело. Одета была скромно, но платье сидело на ней так, что вовсе не было заметно как она одета, выделялась только её истинно «королевское» тело. Она умела преподнести себя. Каждый шаг, поворот головы, движение рук было неоднократно прорепетированы перед зеркалом. Ее нравственность была в полном разладе с реальным положением дел. Материально от неё зависели сестренки, брат, мать. Отца у них не было. Лет пять назад его увела лихая бабёнка со смазливым сучьим взглядом. Увела и всё. Без всяких предисловий и разводов. Фактически он числился мужем брошенной им жены и отцом оставленных без помощи четверых детей. Именно тогда Ниночка поняла, что скромная тургеневская девушка должна превратиться в человека, обречённого обстоятельствами обеспечить семью. У неё был романчик с судьёй, он вскоре пошёл на повышение и побоялся бегать на свидания с девчонкой. Жена начала подозревать, а скандалы карьере мешали. Павел увидев Ниночку впервые почувствовал лёгкий укол в сердце. Она молча стояла перед его столом, а он рассматривал её заявление о предоставлении ей места в общежитии.

— Дома нет условий для работы. Подготовка к судебному процессу требует внимания, а у нас в двух комнатах проживает шесть человек. Комнаты смежные, небольшие.

Павел взглянул на неё и задумался. О каком общежитии может идти речь для такой красотки. Он прикинул во сколько ему выльется приобретение квартиры, а пока пообещал обдумать её просьбу. Нине очень понравился Павел. Она уже знала историю его женитьбы и относилась к Вере, как к помехе, недостойной внимания. Девушка решила окрутить Павла и этим самым выбраться из своих мучительных финансовых затруднений. Буквально назавтра он пригласил её к себе, где она и услышала ошеломляющую весть:

— Я решил приобрести квартиру для сотрудников фирмы. Двухкомнатную. Мы её выделим вам по всем правилам существующих законов. Но вы должны будете отработать не менее пяти лет у нас. Договор составит Михаил Афанасьевич. Вы подпишите его?

— Конечно, — поспешно ответила ошеломленная девчонка.

— Пригласите нас на новоселье и мы подумаем о мебели.

Она готова была расцеловать его, этого прекраснодушного человека. Ликованию её не было предела. Сотрудницы, видя её странно — приподнятое настроение, ждали пока она сама объяснит происходящее. Но Ниночка предпочла промолчать.

— Кто знает, как он выполнит своё обещание? — думала она, непрерывно улыбаясь своим мыслям.

Павел развил активную деятельность по приобретению квартиры. Он подошел к матери и сказал:

— Мне нужна двухкомнатная квартира для сотрудников. Можете приобрести по безналичному расчету.

— А без квартиры нельзя?

— О чем ты? — рассердился Павел.

— Смотри, чтобы эта квартира не превратилась в ловушку для тебя.

— Ты берешь неверный тон, Любовь Ивановна, позволяешь себе затрагивать запретные темы.

— Хорошо, хорошо, — отступила мать. — Будет сделано.

Она вообще-то всегда выполняла данные обещания и через неделю «Правозащита» получила спонсорскую помощь в виде квартиры для сотрудников. Было собрано экстренное совещание. Павел объявил о предоставлении квартиры Нине Сергеевне Одинцовой. Это был удар под дых. Такого сотрудники не ожидали. Многие из них не имели собственного жилья, некоторые скитались по частным «углам». С развалом огромного государства, развалилась и жилищная система. Теперь можно было надеяться только на свои собственные силы. Покупать крышу над головой, если, конечно, имеются возможности. Таких возможностей ни у кого не было.

— «Лиха беда — начало», — процитировал Миша. — Дерзайте, господа, дерзайте и наш шеф осуществит ваши мечты.

Вскоре отмечали новоселье. Собрались все сотрудники. Ключ был пока у Миши. Подошли к дверям квартиры на втором этаже в престижном районе. Хозяйка ещё сама не видела квартиры и с нетерпением ожидала своего вселения. Ордер, выданный их организацией на право занимаемой двухкомнатной красавицы, имелся. Она его разглядывала, целовала и кружила по своей маленькой комнате на утеху матери. Та прослезилась, расставаясь с дочерью, но это были слезы радости и надежды. Наступил торжественный момент: Миша открыл замок и вручил его хозяйке. Всей гурьбой молодежь отправилась рассматривать жилище. Великолепная стенка, мягкая мебель, красивый стол, торшер в стиле модерн, музыкальный центр, телевизор «Панасоник» с огромным экраном, видеомагнитофон, компьютер последней модификации на специальном столе в углу.

— Такое можно увидеть только в сказке, — промолвила ошеломленная Ниночка.

Гости ахали, разглядывали, удивлялись. Распахнув дверку стенного шкафа они увидели уложенное стопкой постельное белье, импортное, с нежным рисунком.

На кухне было всё, начиная с посуды и кончая мебелью. Здесь стояли коробки с винами и продуктами. Началось шумное новоселье. Праздник удался. Если бы Павлик захотел предстать перед своим коллективом в образе рыцаря, то это бы не произвело такого впечатления, как волшебство с квартирой. Павел играл доброго босса. Он настолько вошёл в свою роль, что решил немедленно удалиться, чтобы окружающие воспринимали его как доброго, независимого, не ожидающего благодарности облагодетельствованного им человека. Ниночка расстроилась, но провожая его, в коридоре поцеловала в щечку.

— Вы просто волшебник, — прошептала она. — Я не могла бы даже в сказке придумать такое.

Он, молча улыбаясь, вышел из подъезда и поймал такси. Ему не хотелось идти домой, видеть примелькавшееся в повседневной жизни лицо жены. Да и куда она денется, эта с таким трудом завоёванная женщина. Ему победа досталась трудно. Миллионы денег вложены в мальчишку, который так и неизвестно жив ли. Может Хан сыграл с ним злую шутку и объявится когда закончатся деньги. Нет, этот парень был больше не нужен. У него растёт обожаемая дочь, ждёт всё еще любимая, но уже явно прирученная женщина.

Ему нужна перемена обстановки вне дома. Почему бы не флиртануть с девушкой, которая счастлива по его решению. Но он боялся себя. Своей непонятно откуда берущейся необузданной склонности к насилию, убийству.

— А может быть всё закончилось с той студенточкой? — подумал он. — И больше не вернётся к нему злость? Всё обойдется развлечением?

Он ясно представлял как сегодня Нина будет долго лежать без сна в раздумье о происшедшем. Эффект действительно был необыкновенным. Домой он попал поздно. Вера, не удивляясь опозданию, пригласила его поужинать. Он отказался. Она пожала плечами и удалилась к себе. Павел пошел в кабинет и даже не вспомнил о жене. Ему представилось лицо другой, новой женщины, которую он страстно желал. Назавтра все вошло в свою колею. На работе он не показывал вида, что интересуется Ниной, а она удивленная его щедростью в сочетании с холодностью, сама поспешила ему навстречу. Вошла. Он пригласил ее присесть.

— Я вам хотела еще раз выразить благодарность, Павел Игнатович!

— Из благодарности шубу не сошьёшь, — усмехнулся он. — Я шучу.

Одарив шефа многообещающей улыбкой Ниночка вышла из кабинета.

На него накатила волна добрых дел. Он решил закрепить славу волшебника. К ним приходили на консультацию разные люди. В том числе и старики, забытые родственниками. Были и совсем одинокие. Он продумал и поручил провести акцию помощи таковым, но только обставить с шумом, чтобы знали его, Павла Крутых, как единственно неповторимого по своим щедротам человека.

Они пошушукались с Мишей и через несколько дней компания из трех молодых юристов пришли на почтовое отделение. Там в огромной очереди понуро стояли старики за пенсией, задержанной за несколько месяцев. Молодые люди точно знали кто им нужен. У самого окошка, закрытого за неимением денег, стояла старушка, сгорбленная, в платочке, на вид ей было лет семьдесят пять. Они уже знали, что эта старая женщина отработала медсестрой более сорока лет. Родственников не было и в связи с невыплатой пенсии, голодала. Ей соседка иногда отрывая от своей оравы детей, наливала супчика, или клала пару ложек каши в тарелку. Семья сама перебивалась с хлеба на квас. Звали старушку Галина Григорьевна. Миша посадил её на переднее сиденье в автомобиль и они помчались к своему офису. Галину Григорьевну пропустили вперёд. Она вошла и увидела за накрытым столом свою соседку, двух стариков из их дома. Молодые красивые парни и девушки пригласили за стол. Она сегодня была именинница, но за душой не имела ни гроша, поэтому думать о ненужном дне рождения ей не хотелось. Усадив именинницу за стол, все дружно поздравили её. На столе поблескивая холодными боками, стояло шампанское, водочка, закуски радовали глаз своим аппетитным оформлением. Фрукты стояли в вазах на столе посреди бокалов. Бедная старушка прослезилась. Начались тосты. Павел сидел рядом со старым Степаном Ильичем и его распирала гордость от похвал в свой адрес.

— Надо же учудили, такое торжество для Галины отгрохали. Она бедная опомниться не может Прямо сказка какая-то.

Веселились, пока старики занемогли больше есть и пить. В ходе подготовки этого дня данные о старых заброшенных пенсионерах они узнали в домоуправлении. Сейчас для них домой были готовы корзинки с продуктами питания: масло, консервы мясные и рыбные, колбаса, сгущёнка, сухое молоко, овощи, фрукты. И каждому в конверте по пятимесячной сумме, их пенсии, которую они так давно не видели. Все это Павел сделал, чтобы закрепить свою репутацию доброго человека. Стариков отвезли на машинах. В одну не поместились их объёмные пакеты. Галину Григорьевну пришлось нести до квартиры на руках. Высохшая старушка не могла идти, она падала от охватившего её волнения. Шофер Павла Лёня быстро поднял именинницу по лестнице и опустил на пол перед дверями. Парни помогли занести домой подарки. Роскошный букет цветов лёг на стол в пустой от продуктов кухне.

— Вам помочь разобрать пакеты? — спросил Леня.

— Я сама, — старушка махнула рукой — Было бы что разбирать. Спасибо, родимые. Не чаяла увидеть такого дня рождения даже во сне.

На другой день старики отнесли в местную редакцию письмо с благодарностями и просьбой написать о Павле заметку с его портретом. Павел не удивился появившемуся корреспонденту. Сам на эту тему говорить не стал, а отослал дотошливого парня к Мише.

Вера раскрыла свежую газету субботнего номера и обнаружила портрет Павла и хвалебную оду в его честь.

— Странно, — подумала она, — дома не обмолвился ни словом. — Вот тебе и Павел.

Она собиралась поговорить с ним об этом вечером, но он не пришёл домой. Было два часа ночи и она легла спать. А Павел в это время обрёл себе новую женщину. Он буквально купался в лучах славы за свою благотворительность и получил приз в объятиях Ниночки. На этот раз всё закончилось благополучно. Голова его осталась спокойной, чувство гнева как будто и не бывало. Радость новизны способствовала новому чувству привязанности. Ему явно понравилась Нина и у них завязался роман.