Маньяками не рождаются

ПУТИ ГОСПОДНИ НЕИСПОВЕДИМЫ

Хан и Гейша отлежались в тихом месте, у её родственников. Никто не беспокоил их. Участковый приходился ей дядей и часто общаясь со своей сестрой, матерью Гейши, не зная правды о их «деятельности,» являлся их ангелом-хранителем. Он за рюмочкой водки рассказывал о некоторых операциях по задержанию преступников. Гости слушали, поддакивали захмелевшему дядюшке. Никто из соседей никогда не заподозрил милых людей, гостящих у родных. Деньги ещё были из тех, не отданных по назначению никому баксах, которые ему выдал Павел для окружения Василька. Но при запросах Гейши и их жизни с ежевечерними вылазками в ресторан и пикники, деньги таяли, как весенний снег под солнцем. Кроме того пришлось делать документы на выезд заграницу и это стоило недёшево. Документы были готовы, а выехать было не на что.

Хан обдумывал путь добычи купюр. Взять банк или сберкассу означало навлечь на себя опасность и кто знает, сумеют ли они провести такую операцию, тем более, что он рассорился, скрывая деньги, почти со всей бандой. Жорик и Пётр были центром «малины», но Хан понятия не имел более о том, как они живут. Ему нельзя было показаться в своей компании из-за утаивания суммы, где им тоже причиталось кругленькое вознаграждение.

— Что если нам снова потрясти Павла? — осторожно спросила его Гейша.

— Как? Что я скажу ему о ребёнке? Мы с тобой понятия не имеем где он и что с ним?

— Нужно наведаться на хутор и всё выяснить.

— А ты не боишься своих дружков? Они гораздо опаснее Павла. Он в твоих руках и не захочет скандала. Мы можем спокойно поселиться у него под носом во флигеле его законспирированного дома и там решим, как действовать дальше.

— А ты молодец, — похвалил Гейшу Хан. — Павел никогда не заходит во флигель.

— Ещё бы он находится в глубине, за домом и никому не виден со двора. Даже в той комнате, где его можно было бы увидеть, окна полностью тёмные, непроницаемые. Днем он там не бывает, а ночью «все кошки серы».

— Думаю, что парой лимонов мы разживемся безболезненно.

— Сначала нужно позвонить ему в дом и выяснить как и что.

На звонок Хана ответила женщина, сказала, что его нет дома. У него своя юридическая фирма и они могут обратиться туда. Телефон фирмы дала и положила трубку. Вере в голову не приходила мысль спросить, кто звонит. Она считала всех клиентами своего мужа, которым известен его домашний телефон.

В доме Ивановых поселилась грусть. Она прочно вошла сюда и закрепила на годы свои позиции. Анна Ильинична работала в школе. Её специальностью были русский язык и литература. Добрый характер и отличная коммуникабельность позволяли вести уроки без эксцессов и жалоб на учеников. Она было постоянным предметом зависти тех учителей, кто пришёл в школу не по призванию, а дабы иметь специальность. Очень часто такие люди постоянно ссорились с учениками, их родителями, проводили массу мероприятий на создание своего авторитета, а их ученики не ценили, срывали уроки и давали обидные прозвища. Единственным утешением в этой, по их мнению, неблагодарной работе, была власть, власть над непокорными, но никуда от них не скроющимися учениками. Они сладостно, с ожесточением ставили жирные колы и двойки в дневники и писали сопроводительные комментарии, после которых явно обиженные на чада родители, срывали на них зло. Ученики получали подзатыльники и лишались прогулок, отрывались по мнению родителей, от неприятных друзей. Всё это бумерангом возвращалось к учителям сорванными уроками, прозвищами и непослушанием, а иногда и явным бунтом. Директора мало интересовала эта сторона взаимоотношений учителя и учеников. Где их взять Сухомлинских и Макаренко? По призванию учителя — редкое явление. У многих есть знания, а передать их другим они не умеют, и тогда в классе все поголовно ходят в двоечниках. Учителя нервничают, срываются, ставят незаслуженно низкие оценки бунтарям, родители приходят в школу, покорно сносят обиды и многие встают на сторону учителя, иногда оставляя свое чадо обиженным незаслуженно в угоду кому-то. Рабская покорность русского человека зачастую руководит им с детства до старости. Взаимоотношения людей — штука тонкая и разбираться в них нужно долго и кропотливо. Тут всегда не хватает времени и возможности.

Оскорблённые подростки начинают искать выход среди уличных «знатоков» жизни. Те всё понимают, всё рассудят, не то что родители, которым всегда некогда. Не уделяя должного внимания ребёнку, позже, когда он становится взрослым и отдаляется от мамы с папой, они недоумевают — почему? Заботились, поили, кормили, одевали, а сын или дочь волком смотрят, и забывают проведать своих стариков. Дети впитали в себя то, наплевательское отношение к их интересам и вопросам в детстве и теперь передают своим детям ту же самую теорию воспитания. Анна Ильинична считала, что семья — это основное в жизни человека. Здесь воспитывается, развивается и познает законы жизни малыш, а образование и работа являются питательной средой жизни человека. Экономическая основа лишь содержание семьи в достойном для жизни уровне. Качество работы даёт тебе удовлетворение или же ненависть к ней. Сама Анна Ильинична выросла в семье учителей, где интеллигентность прививалась с пелёнок. Но это не значило, что она росла белоручкой. Мать, находясь на кухне, всегда приглашала дочку помочь ей и старалась похвалить первые неудачные кухонные дебюты. Они всё делали вместе. Дочь рассказывала маме о своих друзьях, уроках, книгах, а та внимательно слушала и старалась незаметно дать дочке ту книгу, которая могла благотворно повлиять на её характер, формирование взглядов на жизнь. У Анны Ильиничны не было дочери, зато был сын Василий, следователь прокуратуры по особо важным делам. Его неудачная семейная жизнь волновала родителей. Прошло девять лет с тех пор, как от него ушла Вера, а он так и остался жить с родителями. Дома бывал редко, работа требовала всё его время. О пропавшем сыне из родильного дома так ничего и не слышно. Ему было бы сейчас двенадцать лет. И хотя время — хороший доктор — эта травма осталась на всю жизнь.

Вера вышла замуж за Павла. Василий дал ей развод и сейчас в школе учится их дочь, ей уже восемь лет. Выходит, что с Павлом Вера встречаться начала еще будучи замужем за Василием. Она часто встречает эту неулыбчивую девочку с большими серыми глазами. Смотрит исподлобья на всех из уголка в коридоре и ждёт окончания перемены. Сама не бегает с детьми. Малообщительная, неразговорчивая ожидает после уроков машину, заезжающую за ней каждый день. Павла Анна Ильинична встречает изредка. Тот поспешно пробегает мимо, кивнув головой и буркнув «здравствуйте». Понаслышке она знает, что жизнь у них семейная не удалась. Вера стала похожа на тень. На её лице постоянное выражение усталости. Она словно неживая кукла в облике человека.

Сыграла судьба с ними недобрую шутку. Сама Вера не живёт, а существует и сына обрекла на безбрачие. До сих пор забыть её не может. Отец остался без работы, инженеры теперь не нужны. Купили дачу и он целыми днями возится в земле. Выращивает овощи, фрукты и сдаёт их в детский дом или детсад. Цена всех устраивает, так гораздо ниже рыночной. А приход в дом оказался вполне реальной суммой, они безбедно имеют самое необходимое.

Анна Ильинична шла в школу заменить заболевшую коллегу. Параллельный класс вела не она, но нужно было выручить учительницу, с которой у Анны Ильиничны сложились прекрасные отношения.

Здравствуйте, — поприветствовала Анна Ильинична 8-б класс. Её знали просто как одну из учителей в школе, не более. Сейчас на неё смотрели три десятка глаз с любопытством и ожиданием чего-нибудь непредвиденного. Детям тоже мало нравилось замена учителей, тем более что их заболевшая Елена Аркадьевна была и классным руководителем, и их отношения были хорошими.

— Садитесь, пожалуйста.

Ученики шумно усаживались, обменивались репликами.

— Пожалуйста, тише, — сказала Анна Ильинична. — Это у вас постоянные места?

— Да, — хором закричали дети.

— Тогда я даю вам расчерченный лист бумаги, а вы напишите свое имя, отчество, фамилию по порядку, начиная от окна.

— Зачем вам это? — удивлённо спрашивали ученики.

— Нужно, очень нужно, — пишите поскорее.

— Лист обошел любопытный класс и лёг на стол учителя. Посмотрев заполненные графы листка она увидела фамилию ИВАНОВ, имя ВАСИЛИЙ, отчество ВАСИЛЬЕВИЧ и посмотрела на третью парту с края. Ее хитрость заключалась в том, что она теперь знала всех по имени-отчеству и пользовалась этим при первом знакомстве с учениками.

— Василий Васильевич, — встаньте.

Поднялся паренёк с ладной фигурой, светлой шевелюрой волос, приятными чертами лица, но явно моложе обучающихся в этом классе.

— Почему вы меня называете по отчеству и откуда узнали его? — удивился Василий Васильевич.

— Где работает твой отец? — спросила его учительница.

— У меня нет отца, — ответил он и опустил глаза.

— А мама?

— Мамы у меня тоже нет, — жёстко ответил подросток. — Ещё что-нибудь нужно узнать обо мне? — спросил он. Отвечу сразу на все ваши вопросы. Живу в детдоме. Родителей не имел никогда и кто они не знаю. Меня в три года нашли в лесу и потом отдали в детдом. Это все.

— Прости меня, Василий, — пробормотала Анна Ильинична.

У неё совершенно непроизвольно появились слезы и она, выхватив платок, вытирала их, стесняясь своей слабости.

— Это вы из-за меня расстроились? — неожиданно спросил подошедший парнишка. — Не стоит. Я привык к своему положению в обществе.

— Прости меня, пожалуйста, я не хотела обидеть тебя.

И неожиданно для себя сказала всему классу:

— У меня двенадцать лет назад похитили внука прямо из роддома, мы его до сих пор ищем. Видимо поэтому я так и разволновалась.

— Наверное, — ответил Василий. Не из-за меня же проливать слезы. Я ничейный. И меня никто не ищет.

— В какую неприятность влипла, — думала Анна Ильинична, пытаясь справиться с нервами.

Ничего не вышло. Она так и не сумела выйти из состояния душевной боли из-за инцидента, спровоцированного ею самой. Попросив ребят прочитать текст про себя, она дожидалась звонка, но как на зло, время неумолимо тянулось. Наконец, прозвучал звонок и стайка ребят выныривала в двери коридора. Остался один Василий.

— Ты недавно в нашей школе? — спросила она.

— Неделю. Меня перевели в класс с математическим уклоном.

— Ты не похож на ученика восьмого класса по возрасту.

— Меня экзаменовали и перевели минуя седьмой.

— Так ты и есть тот самый вундеркинд, о котором так много говорят.

— Я просто ученик. Мне повезло с другом. Он в пятнадцать лет уже поступил в институт и меня постоянно готовил по всем предметам. Знаниями я обязан ему, а не школе. В школе программа не обоснованная. Много ненужного и наоборот.

— Тебе понравилось здесь?

— Поживем-увидим, — уклончиво ответил он. — Можно мне вас проводить? — спросил Василий неожиданно. — Вас нельзя отпускать одну. Вы взволнованы.

— Хорошо, — согласилась она. Пойдём.

Это был последний урок и Анна Ильинична, по пути положив на стол журнал в учительской, вышла на крыльцо. Василий ждал ее. Они шли по улице и разговаривали. Она пожаловалась ему на больную голову, а он отвечая на вопрос о жизни в детдоме, рассказывал забавные случаи. Но весь их разговор был каким-то натянутым, неестественным. И расставаться ей тоже не хотелось с этим удивительным парнишкой. Он чем-то напоминал ей сына в детстве.

— Прямо наваждение какое-то, — подумала Анна Ильинична.

Дома никого не было. Муж был на даче, сын Василий в прокуратуре.

— Зайдем, пообедаем вместе, одной скучно и неприятно.

— Можно.

— Проходи, садись, — пригласила она гостя. — Сейчас я быстренько накрою на стол.

— Мне, правда, попадет от воспитателя за опоздание, но я ему скажу, что провожал вас.

— Может мне позвонить в детский дом? — спросила она, тревожась за мальчика.

— Не надо. Я из доверия не вышел. Где можно вымыть руки?

— Налево дверь в ванную. Рядом туалет.

— Сориентируюсь, — ответил необычный гость.

Анна Ильинична быстро разогрела борщ, котлеты с рисом и нарезала салат. На столе стояло сливочное масло, коробка конфет и печенье в вазочке, домашнее.

— Ого, ничего себе сервировочка, — оценил Василий старания хозяйки. У нас скудно насчет кормежки. Все более супчики и каши. Иногда яблоки. Но жить можно, — закончил он своё откровение.

Анна Ильинична пододвинула тарелки поближе к нему. Он отодвинул их назад и, пригласив её жестом хлебосольного хозяина, сказал:

— Простите, но я не привык обедать в одиночестве. Всегда шумный коллектив. Без вас есть не буду.

— Хорошо, хорошо, — я тоже голодная.

Через минуту они ели борщ и Василию, видимо понравилось, так как он умолк и сосредоточенно доедал последние ложки борща, наклонив тарелку от себя.

— Умеешь красиво есть, — заметила она.

— Этому меня учили приемные временные родители.

— Почему временные?

— Я жил у них недолго, после того как они разыскали меня в лесу. Затем я почему-то попал к другим хорошим людям. Мне жаль, что я был водворён в детский дом. Другой. Там я был всего два дня, директор местного детского дома привез нас с другом сюда. Где я и встретил вас, — неожиданно проговорил он. — Я здесь недавно, еще плохо привык к новому обществу.

— Ты владеешь литературным языком без сорняков.

— Этому я обязан молодому прекрасному воспитателю-другу. Мне просто повезло, что такой попался на моем пути. Он для меня словно старший брат. А в основном нас воспитывают, и мы их тоже, люди случайные, грубые, жадные, нечестные. Я не думаю, что государство так плохо заботится о нас. Скорее всего более половины того, что отпускается нам, разворовывается. Мы со старшими ребятами ходили на продовольственную базу, зарабатывали деньги на белила, которые нужны для ремонта детдома. Заработали и покрасили окна и двери. Вы знаете, очень приятно чувствовать себя полезным кому-то. Нужным. Но, это, к сожалению, большой дефицит для брошенных детей. Был у нас директор, педагог по призванию, его перевели, повысили, и он, вероятнее всего теперь занимается воспитанием своего стола. Или бумажками руководит детьми с их плохими воспитателями.

— Так ты совсем ничего не знаешь о своих родителях? — спросила его взволнованная рассказом Анна Ильинична.

Её сердце усиленно работало и она была на грани срыва. Обед закончился.

— Ничего, как будто меня родила коза, которую я помню и мой отец старый Казбек. Я пойду, — сказал Василий. — Спасибо за гостеприимство. Я стараюсь не сближаться с хорошими людьми, потом плохо отвыкать от них. Я пошёл.

— Хорошо, — не зная что сказать, — ответила ему хозяйка дома. — Мы с тобой еще продолжим наше знакомство.

— Может да, а может нет, — ответил этот удивительный мальчик. Я решу, как нужно поступить. Вы человек отличный, но злоупотреблять вашим терпением я не хочу. Кто я вам, чтобы продолжать наше знакомство? Будем соблюдать субординацию, ученик-учитель. До свидания.

Он быстро выскочил из двери. Анна Ильинична слышала топот его ног и стояла у открытой двери, никак не решаясь закрыть её, может быть в надежде, что Василий вернётся. Но шаги стихли и она пришла в себя.

— Чего это я так разволновалась? — подумала она, подходя к зеркалу. Отражение показало ее блестящие глаза. Неестественно блестящие. Отошла от зеркала и присела на диван. Щеки полыхали жаром. Непонятное беспокойство охватило всё ее существо. Она вытащила альбом с фотографиями сына этого же возраста и поспешно закрыла его. Наваждение не проходило. Они показались ей похожими друг на друга. Бесцельно постояв у окна Анна Ильинична подошла к аптечке и накапала себе 20 капель корвалола. Прилегла. Руки дрожали, хотелось плакать. Но почему этот мальчик так взбудоражил ее? Он явно никакого отношения к их потерянному внуку не имеет. Все детские дома в прилегающих областях и здешний были проверены неоднократно. Разыгралось воображение?

— Мадам, — сказала она себе твердо, — успокойтесь, пожалуйста, и забудьте обо всем. Завтра в классе вас встретит обыкновенный ученик и все тревоги улягутся.

— И все-таки он очень милый мальчишка, — подумала она — . Но продолжать знакомство на таком уровне как сегодня, пожалуй, не стоит. И впрямь приучу парня к себе, а потом, скажу «до свиданья». Он не щенок, не котёнок, он человек, заслуживающий внимания. Простого человеческого, но не семейного, близкого, — так решила она и пошла проверять тетради своего родного класса.

Вечером собралась семья за поздним ужином.

— Что-то ты сегодня непохожа на себя, — оценил муж ее внешность. — Щёчки как у школьницы горят и движения ускоренные какие-то.

— Так, — ответила она на комплимент мужа. — Сегодня заменяла коллегу в параллельном классе и не совсем получился урок, вот и разволновалась.

— Да ты как студентка, выпускница, мама, — рассмеялся Василий.

— Там есть мальчик. 12 лет ему. А он уже в восьмом классе. И странное совпадение данных. Он — Иванов Василий Васильевич.

— Тебя это беспокоит? Но на свете много схожих фамилий, имен, отчеств.

— Да, вероятно. Но этот мальчик живет в детдоме и не знает кто его родители. Его нашли в лесу, когда ему было около четырех лет. Так записано в его карте.

— И ты решила…

— Я ничего не решила. Он проводил меня до дому, мы с ним пообедали. Потом после его ухода я взяла альбом с фотографиями…

— И обнаружила его сходство со мной, — продолжил её мысль Василий.

— Да. Обнаружила. Я не сошла с ума. Он действительно не являясь твоей точной копией, очень похож на тебя, двенадцатилетнего.

— Я думал, что ты уже оставила надежду..

— Да, но когда увидела его…

— Что было раньше? — спросил её сын. Совпадение имя отчества и фамилии, а потом уже сходства?

— Да, сначала все данные, а потом сходство.

— Вполне объяснимое явление самозадачи видеть то, что тебе хочется, — вмешался отец. — Этот детдом был нами изучен наизусть и не менее четырех Ивановых Василиев мы с вами там нашли.

— Вы черствые эгоисты, — расплакалась Анна Ильинична и ушла к себе в спальню.

— Надо отнестись к этому серьёзно, — наклонившись к сыну, пояснил отец. — От нас не убудет, если мы познакомимся с парнем поближе.

— Я согласен, — ответил шепотом Василий. — Можно будет даже помочь ему, навести справки о его родителях.

— Мы своего столько лет отыскать не можем.

— Здесь особый случай, я думаю, что заинтересованное лицо подготовилось заранее.

— Но кто это лицо?

— Пока не смогу сказать точно, но я напал на след тех, кто совершил кражу. Все мои старания рассыпаются прахом при конечном расследовании. У меня есть подозрения, но нет уверенности, и все же я найду мерзавца.

— Тише, — отец приложил палец к губам. — Услышит, опять беда будет.

И они пошли заниматься своим делом.

— Вот что мать, — сказал утром Андрей Иванович. — Пригласи-ка ты этого парня к нам на выходные. Мы с ним и на рыбалку сходим и в саду в гамаке покачается. Молока свежего от коровки у соседей возьмем. Устроим настоящий выходной.

— Я тоже согласен с вами и может быть смогу побывать на намеченных мероприятиях, — вмешался Василий.

— Хорошо бы, да мне не верится, что у тебя найдется время.

— Всё может быть, — ответил выскакивая из дома Василий.

Демьян теперь не жил в детском доме. Он уже окончил институт и имел работу. Ему выделили отдельную комнату в общежитии, но забрать Василька он к себе не мог. Администрация детдома блюла свято правила выпуска из стен своих питомцев. Считали, что пока инженер не может содержать своего соседа по детдому. Он частенько забегал к Васильку и не оставлял надежды на то, что когда-либо они будут жить вместе. И действительно эти чужие парни стали родными братьями, так их сблизила жизнь. Василёк ждал его прихода, они долго говорили обо всём, потом Василий провожал названного брата до ворот и стоял, смотрел, как тот шел к автобусной остановке. Василию сейчас было особенно трудно. Отсутствие Демьяна, новая школа, пока малознакомые ребята, все это создавало неуютность в его привычной жизни. Он шёел в школу, боясь опоздать на первый урок.

Однажды возле ворот остановилась машина и из неё вышла женщина с девочкой. Это была Вера с дочерью. Элина уже заканчивала второй класс. Девочка капризничала и не хотела идти.

— Меня вчера Сотников из пятого класса дёрнул за волосы и пообещал отобрать деньги, — жаловалась она матери.

— Он просто грозит, но не посмеет этого сделать, — ответила мама.

Василий подошел к ним и сказал удивленным женщине и девочке:

— Не бойтесь, я позабочусь о её безопасности. Пойдем, малышка, как тебя зовут?

— Элина, — ответила девочка.

Ей понравился этот симпатичный мальчик. Она уже знала о нём как об особом ученике. Их девчонки только и говорили об этом мальчике.

— Василий, — сказал паренек, — не протягивая руки.

— Знает правила приличия, — не подает руки первым, — мелькнуло у Веры в голове.

Ей тоже понравился этот серьезный мальчик и она помахала вслед рукой уходящим детям. С этого дня Василий, взявший шефство над малышкой, постоянно находился возле неё на переменах и попробовал бы кто-то обидеть его подопечную. Ум выделял из толпы этого необыкновенного ученика и даже местные хулиганы относились к нему с уважением. Переменки были заполнены общением Василия с новой знакомой. Она была серьёзна не по годам, внимательно слушала его рассказы, что редко совмещается с девчоночьей логикой, обычно они не умели слушать других и, перебивая собеседника, щебетали без умолку.

— Кто привозит тебя в школу?

— Иногда папа, иногда шофер?

— Ты далеко живёшь от школы?

— Нет. Они боятся меня отпускать одну.

— Странно. Вроде бы такой спокойный город и не слышно о похищениях людей.

— У моей мамы давно уже украли сыночка и теперь она всего боится.

— И что же, его не нашли?

— Она до сих пор надеется, но прошло много лет.

— Мне жаль твою маму.

— Мне тоже. Она иногда такая печальная бывает. У неё даже фотографии не осталось. Ему было всего два дня, когда его похитили. Из-за этого и мне всякие строгости. Никуда одну не отпускают.

Их разговоры были разнообразны. Однажды в школе умерла внезапно учительница и все уроки были отменены. До конца уроков оставалось много свободного времени и Элина предложила Василию сходить за мороженым. Продавали его на другой улице в двух кварталах от школы. Василий согласился, но объяснил девочке, что у него денег нет.

— Зато у меня их много, — ответила она. — Я тебя приглашаю.

Дети отправились за мороженым, весело болтая на разные темы. Подошли к мороженщице. Элина купила две порции пломбира, шоколадного. Они присели на скамейку и им было настолько весело, что хохот привлекал внимание прохожих. Дорога сворачивала к сети магазинов и по проезду мимо скамейки с детьми проезжал Павел с рядом сидящей Ниной. Он увидев, свою дочь с незнакомым мальчиком, старше её по возрасту, смеющимися от души. Павел остановил машину и подошёл к ним.

— Ты почему не на уроках? — строго спросил он дочь.

— В школе умерла учительница и нас всех отпустили.

— В таком случае нужно было позвонить домой, а не болтаться с кем попало по городу.

— Я «не с кем попало», я учусь в этой же школе и мы с вашей дочерью дружим.

— Вы дружите? С моей дочерью? — вскипел Павел.

Он взял девочку за руку, так что у нее вылетели остатки мороженого, и приказал грубо:

— Немедленно в машину.

— Не пойду, — заупрямилась дочь.

Нина с любопытством наблюдала эту сцену. Элина, увидев в машине чужую женщину, сидящую на переднем, мамином, как она считала сиденье, завопила:

— А ты почему с чужой тётей катаешься?

— Ах ты маленькая дрянь, — закричал Павел. — Будешь указывать с кем мне ездить?

— Я скажу маме, — упрямо повторяла, грубо водворённая в машину дочь. — Не поеду без Василия.

Ненавистное имя еще более подхлестнуло Павла.

— Значит его Василий зовут? И ты не могла найти себе друга с другим именем?

— Не могла, не могла. Он самый лучший. Он защищает меня от противных драчунов.

Павел молча уселся за руль и машина покатила по направлению дома. Он высадил Нину возле фирмы и они с дочерью молча доехали до ворот. Посигналив, он дождался охранника и Элине:

— Марш домой и без моего разрешения ни шагу из дома, даже с матерью.

Вера встретила дочь, вытирающую слёзы, и спросила о причине происходящего. Девочка выложила матери всё: о друге Василии, об умершей учительнице и отменённых уроках, о мороженом, о той женщине, что каталась в машине отца.

— Та женщина, она молодая, красивая. Почему папа возит её на твоем сидении?

— Видимо она его сотрудница, с которой они ездили по делам. По работе часто приходится общаться с разными людьми, — объясняла ей Вера. — Я поговорю с папой в отношении твоего друга.

Павел негодовал. Его дочь валандается с каким-то парнем, да еще по имени Василий. Ненавистное имя затмевало его логику.

Не откладывая разговора надолго, было неизвестно придет ли вообще домой Павел во время, Вера отправилась к нему в офис. Он как-то показывал ей из окна машины где он располагается. Поймала такси и вышла на углу. Решила пройтись немного пешком. Она шла тихонько, опустив голову и глядя под ноги. Какая-то смутная тревога проникла как вор в ее душу и беспокоила неясными мыслями, предчувствиями.

— Вера, — услышала она знакомый голос и подняв голову увидела перед собой Василия.

— Здравствуй, — обрадовался он.

— Здравствуй, — ответила она.

Они стояли посреди тротуара и смотрели друг на друга, как будто впервые встретились и теперь не хотели разойтись по своим делам.

— Я шёл и вдруг увидел тебя…

— Я задумалась и не заметила…

— Как ты живешь?

— Нормально, — ответила она. — Не очень, — поправилась Вера.

— Почему?

— Ответа на этот вопрос у меня нет.

— Пройдёмся?

— Да. Можно поговорить, я давно тебя не видела.

— Я тебя иногда вижу, когда ты с дочкой едешь домой или в школу.

— Как мама, отец?

— Отлично, — ответил Василий.

Он не сказал ей, что его родители до сих пор на неё в обиде за сына. Они шли и не замечали куда идут. Вере вдруг показалось, что вся её новая жизнь — сплошная ложь. Нет у нее настоящей семьи, нет теплоты, надёжности, верности. Её замужество, сплошная иллюзия, представление на сцене в виде спектакля, который затянулся и никак не закончится. Всё это промелькнуло у нее в голове и не было выражено словами. Василий понял одно, все эти годы пошли прочь при первой же встрече с ней, той единственной, которая сейчас смущена и ей явно не безразлична их встреча.

— Ты что здесь делаешь? — раздался голос Павла.

Он схватил жену за руку и, не поздоровавшись с Василием, потащил её в двери своего офиса, откуда в окна наблюдали его сотрудники.

Вера и Василий совсем незаметно подошли к его офису и теперь приятная неожиданность превратилась в скандал.

— Мало того, что я застаю дочь на улице с мальчишкой по имени Василий. Через два часа я обнаруживаю жену в обществе еще одного Василия. Ты специально пришла ко мне под окна, чтобы я удостоверился в неверности собственной супруги?

— Судишь по себе? Морочишь голову мне и той молодой, что разъезжает с тобой в машине?

— Не переводи разговор на меня. То, что можно мужчине, не положено замужней женщине.

— А я не знала, что существует особая нравственность для мужчин и женщин.

Звонкая пощечина раздалась в коридоре и Вера с красной щекой и нахлынувшими слезами выскочила на улицу.

— Нет, негодяйка, ты не уйдешь от разговора.

— Люди смотрят, стыдно. Ты взрослый человек, а ведёшь себя как распоясавшийся дебошир.

— Тебе надо было держаться за паиньку мужа. Зачем выходила за меня? Заморочила голову, а теперь ищешь пути назад…

— Ненормальный, — сказала Вера вгорячах и потом пожалела об этом.

— Ненормальный, говоришь? Да, ты выпила из меня всю кровь и сделала посмешищем знакомых. Я унижался как раб, а теперь ты снова крутишь хвостом. Шлюха! Шлюха! — кричал он посреди тротуара и прохожие останавливались, чтобы поглазеть на сцену, похожую на предварительную перед большой потасовкой.

Вера прибавила шагу и почти бежала, он мчался следом. И тогда она, обернувшись с размаха влепила ему одну, вторую оплеуху и это немедленно отрезвило его. Он вдруг резко повернулся и направился назад в офис.

— Какой стыд, — думала она. — А если все это видел Василий?

Ей почему-то больше всего не хотелось предстать перед ним в неприглядном виде. Она дошла до первой попавшейся скамейки и присела, чтобы немного придти в себя.

— Ненавижу, ненавижу, мерзкого, гадкого…

Мысли путались от бессилия, что-либо предпринять. Не может же она вот так просто уйти из дома Павла.

— Куда? К родителям?

Вера представила насмешки матери и грусть отца по поводу её неудавшейся жизни.

— Нет, голубушка, — сказала она себе самой. — Это был твой выбор. Есть дочь, которую он любит больше жизни и она ему отвечает тем же. — Значит иди домой и хорошо подумай над случившемся. Может быть надо просто избегать подобных инцидентов.

Домой она пришла нескоро. Любовь Ивановна ждала её прихода, ей нужно было уходить, а девочку оставить не с кем. Она не рассуждала по поводу отсутствия Веры и не желала быть втянутой в их проблемы.

— Пусть сами разбираются в своей жизни, а меня ждёт любимый.

В это же время в больнице Игнату Терентьевичу стало совсем плохо. То, что он был уже одной ногой на том свете, понимали все его близкие. Но почему-то кроме нанятой сиделки рядом с ним никого не было. Передачи привозил шофер или секретарша. Босс умирал. Создатель благ для жены и сына, множества сотрудников, больше не интересовал никого. Сам он плохо соображал что-либо от боли, мучительной, постоянной, таков был финал его ужасной болезни. От него откупались деньгами и подачками. На просьбу главврача больницы забрать больного домой, чтобы он умер среди своих, не поступило положительного ответа. Ему прислали удвоенный гонорар, добавили еще оплату на другую сиделку и медсестру и на этом все закончилось.

УПЛЫВАЮЩЕЕ НАСЛЕДСТВО

В этот день Игнат Терентьевич пришёл в себя. Ему вдруг стало лучше, прояснилось сознание и он потребовал пригласить к себе нотариуса. Главврач позвонил к ним домой, но к телефону никто не подошел и тогда он решил исполнить последнюю волю умирающего. В палату приехала женщина с правом составлять завещание и пригласила двух свидетелей. Главврач дал ей справку о том, что больной действительно не может сам никуда выехать и его жизнь может составить несколько часов. Свидетели подписали новое завещание, нотариус дала слово не разглашать тайну до его смерти и месяц после. Но времени у Игната Терентьевича совсем не оставалось. Через несколько часов он умер. Позвонили жене и сыну, но подошла только невестка и сказала, что их нет дома. Сама Вера не решилась привезти домой покойника и попросила пока подержать тело в больничном морге. Игнату Терентьевичу было всё равно где находиться, и он лежал на каталке морга под простыней в холодном помещении. В этот день его родные так и не узнали о смерти кормильца. Любовь, его жена, предавалась утехам поздней страсти. Её молодой любовник не был меркантильным человеком, ему нравилась эта женщина, которая снимала необходимость думать о будущем. Оба они понимали, что Игнат муж обречён и ждали конца, после чего двое любящих сердца воссоединятся в законном браке. А пока телефон был выключен, вино на столе было замечательным, время шло незаметно.

Утром на работе оба узнали о кончине человека, которому были обязаны всей этой роскошью. Любовь Ивановна позвонила сыну в офис и сообщила печальную весть.

— Не делай трагедии, мама, оставь хлеб актёрам. Лучше поезжай и забери тело домой. Неудобно как-то.

— Я считала, что мой сын мужчина и сделает это за меня.

— Значит ты ошиблась, — сказал Павел и положил трубку.

Любовь Ивановна трагически заломила руки и расплакалась. Слёзы совсем не означали проснувшуюся совесть по отношению к оставленному в его последние часы мужу. Её расстроил разговор с сыном.

— Погоди у меня, ты еще попляшешь, — злорадно подумала мать. — Прибежишь просить денег. Но больше ты их не получишь. Тогда и посмотрим, кто хозяин в доме?

За телом в морг поехали сотрудники. В доме тоже они, только другие, готовились к похоронам. У Любовь Ивановны был готов траурный наряд, выбранный ею с особой тщательностью и она походила на красивую безутешную вдову, потерявшую дорогого ей человека. Павел тоже в черном костюме и тёмной рубашке, соблюдал приличия. Вера почти не показывалась в зале, где стоял гроб с покойным. Она неуютно чувствовала себя и, признаться по правде, страшно боялась покойников. Девочка взглянув на неподвижно лежащего в гробу бледного деда, повернулась и ушла. Неискушенная в притворстве душа разрывалась от горя. Хороший, тёплый дедушка лежал неподвижно и эта неподвижность пугала ребёнка, напоминала о том, что он умер и его закопают в землю. Она забралась в дальний угол комнаты наверху, где лежало белье и стояла гладильная доска, забилась под неё, прикрытую простыней и дала волю слезам.

Отчаяние было искренним и это была единственная душа, что скорбела по ушедшему из жизни человеку. Он был незаурядным руководителем, любящим семьянином и не заслуживал такого наплевательского отношения со стороны жены и сына. Вся его жизнь была посвящена им. Всё, что он создавал, было для них, во имя их благополучия. Сейчас у гроба толпилось много людей, сновали из комнаты в кухню, располагались стайками во дворе. Ночью остались самые близкие сотрудники, соседи, с которыми мало поддерживали отношения, но они оказались чуткими людьми. Павел не выходил из дома. Он ждал завтрашнего дня, когда состоятся похороны. Тогда можно будет сбежать из дома, где окружающая обстановка становилась неприятной и неуютной…

— Скорее бы на кладбище. Слишком утомительно это видеть, — жаловался он своим коллегам, тоже прибывшим в дом.

Вместе с ними была и Нина. Она с любопытством разглядывала дом, ей очень нравилось в огромных комнатах, где жили всего четыре человека. Пятый, уже завтра обретёт своё вечное пристанище. Отец и мать Веры тоже пришли проводить свата в последний путь. Отцу не понравилось состояние Веры. Он не мог приписать большой печали от смерти свёкра и понял, что у неё в семье наступил разлад. Поговорить было невозможно, слишком много людей собралось вокруг.

Наступил час выноса тела из дома. Оркестранты стояли наготове чтобы сыграть попутный марш в небытие. Зазвучала музыка, резкая, громкая, режущая слух пронзительными звуками траура. Мужчины несли гроб на руках. Сзади шла вдова с сыном и невесткой. Дочь оставили дома. Там готовили стол для поминок. Шли медленным шагом долго. Потом остановились, разместились по машинам. Гроб поставили в катафалк и туда же сели родственники и самые близкие. Среди этих людей почему-то оказалась Нина. Вера вопросительно посмотрела на Павла, но тот отвёл взгляд в сторону. Они после ссоры на улице не разговаривали, но смерть отца всё расставила на свои места, было бы стыдно выяснять отношения. И всё же несмотря ни на что, Вера чувствовала себя отвратительно, зная, что её соперница находится рядом с ней, там, где её не должно было быть. Было ли то ревностью или уколом самолюбия она не знала, но всё же не желала видеть нахальную девчонку рядом с собой.

Приехали на кладбище. У могилы ожидали те, кто рыл её для нового жильца. Гроб поставили на край могилы, началось прощание. Любовь Ивановна подошла, опустилась на колени. Она поцеловала мужа в лоб и приняла скорбный вид. Сцена прощания затянулась. Жена никак не могла найти слов и стояла на коленях, сложив на груди руки. Она проклинала себя за эту паузу и никак не могла достойно выйти из положения. Наконец Павел взял мать под руку. Она благодарно взглянула на сына. Он прекрасно понял ход её мыслей. Два человека одинаковой безнравственности были духовно близки. Гроб опустили в землю. Церемония была закончена.

Оставался поминальный обед. От радости, что всё закончилось, безутешная вдова, хватив лишку спиртного, подняла бокал и вместо слов, — Пусть земля ему будет пухом, — произнесла:

— За здравие нашего Игната.

— Вы хотели сказать «за упокой», — поправил кто-то.

— Да, да, за упокой, — согласилась веселёнькая хозяйка.

— Так как гости тоже были достаточно навеселе, вряд ли кто сильно обратил на оговорку внимания. А тому, кто покоился в могиле было безразлично, какие тосты произносят за столом в его честь.

— Ты придёшь сегодня? — спросила Нина Павла, когда он вышел провожать гостей.

— Конечно нет, — ответил сердито «опечаленный» сын.

Дома остались свои и прислуга, у которой было много работы.

Потом были девять дней, сорок.

Жизнь вошла в свою колею. Предстояло побывать у нотариуса, так как нужно было оформить формальности в связи со смертью главы семьи. После сорокового дня Любовь Ивановна прибыла в нотариальную контору. Нотариус попросила её сообщить сыну о необходимости его присутствия и назначила день. Павел с нетерпением прибыл на эту встречу.

— Может быть отец догадался избавить меня от опеки матери, — думал он, глядя на женщину за столом, вскрывающую конверт с завещанием.

То, что они услышали, было подобно молнии, ударившей в сердце наследников. Половину состояния, находящуюся в недвижимости как-то дом, здание фирмы, завод, заграничные офисы он завещал государству в лице областного управления милиции. Оформленные дарственной другим лицам, не принадлежали жене, так как были разной, несемейной собственностью. Свои акции он распределил тоже пополам и вторую половину отдал сотрудникам, проработавшим с ним более десяти лет. И только десять процентов он завещал сыну. Жене назначил ежемесячное содержание в сумме десяти тысяч рублей оставленной им суммы, предназначенной для этих целей. Дом, в котором они жили, оставил внучке. Дом этот ранее принадлежал его отцу, подаренный сыну в связи с его сорокалетием. Небольшую косметическую фабрику передал жене. Она приносила доходы прочные, но небольшие, не более ста тысяч долларов в год. Павлу оставил свои сбережения в сберкассе в размере трёхсот тысяч рублей.

Обескураженные, шокированные жена и сын покойного метали гром и молнии. Необходимо было через суд восстанавливать справедливость, оспаривать завещание. Это было стыдно, но без суда оставалось мизерное содержание. Любовь Ивановна теряла власть на производстве, Павел лишался безразмерных доходов. До полугода, когда наследники получат доступ к наследству было более четырех месяцев.

— Вполне хватит для судебных разборок, — подумала Любовь Ивановна.

— Я отсужу всё, что он передал по своему бессовестному завещанию, — решил сын.

Оба, полные решимости действовать, садились каждый в свою машину. Любовь Ивановна знала о существовании супружеской доли и явно хотела выиграть раунд у покойного супруга. Но суды. Эта мысль угнетала её.

— В конце концов как говорят: «Стыд не дым, глаза не ест».

Сначала нужно выиграть, а потом распродав все, уехать жить подальше от ненормального сына с его замашками садиста, вернее маньяка.

— На что он способен мне прекрасно известно. Я могу стать его жертвой вместе с Александром, которого он так не любит.

— Ты играешь с огнём, мать, — говорил вслух Павел. — Судись, отсуживай, а я потом все получу по наследству от тебя. — Ты хитрая бестия, но меня тебе не обмануть, вместе со своим любовником загремишь к отцу на тот свет.

Он знал председателей всех трех судов. Тот район, где находилось его имущество и недвижимость были в компетенции председателя Заозерного суда. Павел через своих юристов уже давно вышел на него и когда необходимо было решить вопрос по тому или иному делу, знал через кого обратиться и сколько это будет стоить. Сейчас нельзя было жадничать, слишком о больших деньгах шла речь. Но соперничать с областным управлением милиции он тоже не хотел. Хотя, как понимал, милиция должна отказаться от такого наследства. Кто знает, как оно будет. Старый друг отца приезжал на похороны. Генерал тоже терял здоровье и мог уйти на пенсию. С ним просто необходимо прямо поговорить об этом. Павел прекрасно знал от отца, что тот платил пятнадцать процентов «за крышу», что явно противоречило закону. Именно на этом он и собирался «сыграть» с генералом по делу наследования по завещанию. Время ещё было и спешить не надо. До полугода со дня смерти отца никто не мог вступить в наследство. И пока дела шли по-старому. Приехав к себе на фирму, он сразу же вызвал к себе Нину. Та появилась перед ним в соблазнительной короткой юбчонке, явно не для юриста, бывающего в серьёзных заведениях.

— На кого ты похожа? Школьница, или кокотка?

— Так уж и кокотка?

— Я запрещаю тебе ходить на работу в коротких юбках.

— Может мне монашкой нарядиться?

— Лучше монашка, чем прости-прости…

— Договаривай, ты считаешь, что короткие юбки носят только шлюхи?

— Знаю, что в областной суд тебя в таком виде не пустят.

— Нам пока нечего делать в областном суде.

— Я тебе сказал и повторять больше не буду. Иди и переоденься.

— Даже так?

— Посмотри на других наших девчонок, они не ходят так, как ты, не демонстрируют перед стариками свои прелести. Кто согласится отдать деньги такому юристу, у которого зад оголён до предела и титьки наружу вылезли?

Оскорбленная Нина ушла домой переодеваться. В маленьком коллективе не было секретов. Да еще Ниночка обзавелась здесь же подругой и делилась с ней обо всем. Та в свою очередь дружила с Андреем и все рассказывала ему. Дарья Андрею, Андрей своему коллеге Алексею. И таким образом весь коллектив наблюдал за бурно развивающимся романом. Павел об этом не знал, ему в голову не приходила мысль, что его пассия рассказывает обо всем и все втихаря наблюдают за спектаклем, разыгрываемом в стиле драмы. Все знали о жене и дочери, но знания не мешали судачить о превратностях жизни. Ниночка задрала высоко свою легкомысленную голову и напропалую флиртовала с шефом прямо на виду. Девушка, обиженная судьбой, по имени Наташа, сидела в своем дальнем углу и её унылый нос, похожий на нос Буратино, но в уменьшенном виде, был опущен в строчки на бумаге. Сидит человек и пишет. Заявление, жалобу, да мало ли что мог писать юрист на работе. Физиономия отражала злорадство. Ей очень хотелось бы присутствовать в доме, когда Вера получит её послание. Эту чертовку Ниночку нужно поставить на место. А потом она что-нибудь придумает для шефа, покажет его любимую во время свидания с другим. На неё не обращали внимания, когда шушукались по секрету друг с другом. Молчаливая, незаметная, что с неё возьмешь. Работает себе, никому не мешает. Удобная. В любой момент заменит тебя на процессе или съездит в суд по чужим делам. Никогда никому не отказала в просьбе. Только единственное о чем её никто не просил — придти на свидание. Зная свою «красоту» она привыкла к насмешкам в школе, безразличию в институте и теперь компенсировала беспощадное отношение к ней своей незаменимостью. И действительно без Наташи невозможно было представить себе работу. Было много различных просьб и в ответ на выполнение очередного задания она слышала в ответ:

— Ты настоящий друг. Спасибо, выручила.

Так Наташа Бурлакова стала ушами, глазами, тайником чужих секретов, незаменимым человек для всего коллектива.

Вера получила письмо без обратного адреса. Она повертела его в руках, сначала хотела выбросить, но любопытство оказалось сильнее и она открыла злополучное послание. Письмо было напечатано на компьютере. Его содержание в грубой форме «открывало» глаза зачуханной жене на всемогущую фаворитку мужа, собирающуюся занять её место.

— Ничего себе, послание.

Грязное, отвратительное, но правдивое. Не мог человек врать о таких очевидных вещах: квартире, где иногда, а теперь зачастую оставался на ночь Павел, о бесконтрольности любовницы по работе, самовольном диктате от имени босса. О покупке бесконечных нарядов, обедах в ресторане на виду у всех. И главное о ней, Вере, отзывы были самые не лестные. Оказывается она загубила жизнь такому прекрасному парню, как Павел. И ребенок у неё еще неизвестно чей?

Оскорбленная Вера ждала домой своего гулящего мужа. Сильно задели слова о дочери. И в сердце шевелилась ревность, самая настоящая, циничная ревность, до банальности бабья, ненавистная. Вера собиралась всё ему высказать и попробовать поговорить серьёзно. Павел явился навеселе и начал играть с дочерью.

— Ты не знаешь, почему наша мама сердитая? — спросил он у Элины.

— Спроси сам, — ответила дочь.

Он подошел к ней и заглянув в глаза попытался обнять за плечи. Она вывернулась, взяла со стола письмо и протянула его мужу.

— Ответ здесь.

Пока он читал, она вышла в гостиную. Павел ринулся вслед за ней.

— Ты что, поверила анонимке?

— Я верю своим глазам и сужу по твоим поступкам.

— И что же рассказывают тебе твои глаза?

— То, что ты безнравственный чурбан.

— О, простите меня высоконравственная двумужняя жена, принимавшая любовника, еще будучи замужем. Ты забыла, что была от меня беременна в доме мужа? Или здесь правду пишут и ребёнок не от меня?

— Негодяй, ты слышишь, негодяй! Я уйду от тебя с Элиной немедленно.

— Забудь слово «уйду». Или уходи одна. Я не отдам тебе дочь, слышишь, никогда.

— Это мы еще посмотрим. С гулящим отцом суд вряд ли оставит ребёнка.

— Святая невинность, посмотрите на неё. Да чем ты кормить дочь будешь? За свою жизнь ты полгода проработала. Тогда Василия терроризировала, а теперь меня. «Анна на шее». Да ребёнок с тобой загнётся. Или ты уже себе кого снова присмотрела?

Вера подбежала к нему и с размаху выдала пощечину, но он увернулся и она упала на диван, Павел схватил ее за руку, больно вывернул и ударил по лицу. Синяк был гарантирован. Он сказал ей жёстко и конкретно:

— Побежишь жаловаться, убью. А про дочь забудь. Не отдам я истеричке своего ребёнка. Подумай хорошенько, что для тебя лучше, жить у родителей без Элины, или здесь со мной и с ней.

Он вышел. Примирения не могло быть, потому что она услышала как хлопнула дверь внизу, а шум мотора объяснил, что Павел уехал. Она не знала что делать? Он действительно всемогущ и отберёт у нее дочь. Но она же может устроиться на работу и спокойно жить с ребёнком.

— На мизерную зарплату? Которой не хватит даже на колготки?..

Жить под градом насмешек матери ей не хотелось.

— Куда уйти, кто и что меня ждёт? Но и здесь невыносимо оставаться. Он оскорбил меня, унизил, а я раздумываю, что делать?

Спать легла, заливаясь слезами. Они сами подкатывали и лились ручьем. Её рыданий никто не слышал. Девочка спала. Свекровь и муж уехали к своим зазнобам. Если бы у неё не было дочери, она немедленно ушла бы отсюда, но как жить без малышки? И сочла невозможным допустить такую мысль.

— Как он мог уехать после всего?

Павел приехал в пять часов и вошел в спальню. Наклонился к ней и почувствовал слёзы. Он все еще любил эту женщину и просто понимая, что она его собственность, как рубашка, галстук, другие любимые вещи, перестал уделять ей должное внимание. Он как когда — то раньше взял её на руки и носил по комнате. Потом прилег рядышком и попросил прощения.

— Я люблю тебя, глупышка, просто мы перестали понимать друг друга. Я никогда тебя не отпущу, слышишь, никогда. Ты моя единственная, нужная мне женщина.

Она слушала его слова и перестала думать о том, что до его приезда казалось таким главным и примирение — невозможным. Её любили, она это знала теперь и их ссора была спровоцирована анонимкой. Ей так хотелось думать, и она думала именно так. Мир успокаивал самолюбие и давал надежду на будущее счастье с ним, Павлом.

Василий после встречи с Верой точно получил выстрел в сердце. Он до сих пор не смог забыть её. То, что она несчастлива в своей семейной жизни было очевидно.

— Ей некуда деваться, — подумал он. — Столько пережила, теперь неурядицы, как личность не состоялась.

Он вспомнил время, связанное с похищением сына и теми тремя годами жизни в аду домашней тюрьмы для неё, развод, новое замужество, дочь. Она не выглядит женщиной счастливой. Скорее какой-то потерянной. Жаль что не удалось поговорить. В отделении его ждала новость: позвонили из пригорода и сказали, что видели парня, похожего на Хана, которого разыскивает милиция. Приехали к звонившему. Это был сосед Павла по даче, неугомонный старик.

— Проходите, пожалуйста, — предложил он гостям. — Я вчера глянул в окно, а у ворот дома напротив стоит мужчина, черненький, красивый, с гибкой фигурой. Прямо копия с протокола, так похож на того, кого вы ищете.

— Хозяин дачи объявился?

— Нет. Тут иногда приезжает женщина с мужчиной, но она лет под пятьдесят, хоть и размалёвана, с ней ханурик помоложе. Они бывают несколько часов, иногда остаются на ночь. Больше никого.

— А тот, похожий на Хана, заходил в дом?

— Нет, покрутился и сел в машину. Там находилась молодая женщина, на Шехерезаду похожая. Брови дугой.

— Номер помните?

— Такси? Конечно.

Въедливый сосед полез в стол и достал бумажку с номером такси.

— Вы в следующий раз нам позвоните, когда дама с гостем приедет сюда.

— Обязательно.

Таксиста, молодого парня нашли быстро. Он долго отнекивался, но ехать в отдел не захотел и сказал, что такую парочку высадил возле гостиницы «Центральной». На фотографии он Хана признал не совсем, заявив:

— Может и он, кто их разберет, я не присматривался к нему.

— А женщина?

— На ней была шляпа с полями, прикрывавшими лицо. Её я совсем не рассмотрел.

Ясно было одно, Хан поработал со свидетелем или же был в парике, с наклеенной бородой, и тёмных очках.

— Нужно установить за домом слежку.

— Где мы людей возьмем?

— Остается контакт с Холмсом по соседству.

Милицейские будни шли своим обычным ходом. Преступление. Раскрытие (не всегда), тренировки в спортзале. Личного времени было мало, но когда оно находилось Василий не знал куда его девать — это свободное время. Он прекрасно чувствовал себя пока был занят, малейшее высвобождение начинало испытывать его подлой памятью, обязательно подкидывающей как нарочно воспоминания, от которых он бежал прочь. Сегодня он ехал к отцу на помощь. Дача находилась в пятнадцати километрах от города и он быстро домчался. Мать была там с вечера. Василий вошел в калитку и увидел мальчика, вернее подростка с волевым выражением лица. Одет он был в шорты и майку. На голове белая отцовская кепка.

— Здравствуй, тезка, — приветствовал он гостя.

— Здравствуйте, — ответил Василий и протянул ему загорелую руку.

— Мы с тобой заочно знакомы, а сегодня только встретиться удалось.

— Ваша занятость похвальна. Только праздный человек способен на плохие поступки.

— Твоя теория?

— Общая. Выводы из наблюдений. Вы надолго, Василий Андреевич, — спросил его гость.

— Зови меня Василием.

— Хорошо. Вы еще молоды и это не будет фамильярностью.

Прошли в дом. Анна Ильинична хлопотала вокруг стола, спешила с обедом.

— Я помогу вам, — Василёк подошёл к ней, взял в руки картофель и нож.

— Я сама, — запротестовала женщина.

— А это вы зря, — рассудил парнишка. — Трое мужчин, голодных и одна женщина, которая совсем не обязана одна готовить обед.

— Ничего. Я успеваю. Уже всё варится.

— Да? Хорошо.

Они с Василием отправились к деревьям, где были привязаны гамаки. Там же стоял маленький столик под увитой виноградом крышей. Гамаки помимо деревьев были закреплены с угла к стойке крыши. Уютно покачиваясь, Василёк сказал:

— Тут так же мирно и красиво как было у нас в лесу.

— Ты помнишь это?

— Мои приёмные родители не дали мне забыть всего, что я должен был запомнить. Мы ежедневно прокручивали, как сказку перед сном, мои воспоминания и это прочно укрепилось в памяти. Как таблица умножения или алфавит. Я прекрасно помню все образы, может быть они несколько видоизменены, но я уверен, очутись я там снова, сразу узнал бы всех. Их невозможно забыть. Что-то очень чистое, далёкое, словно пришло ко мне сегодня вновь. Это ваш сад так подействовал на мое воображение. Я раскис, как кисейная барышня.

— У каждого есть слабые места.

— Даже у таких как вы, закаленных оперуполномоченных уголовного розыска?

— Все мы люди, — вздохнул Василий.

— Можно вас спросить?

— Конечно. Только не вас, а тебя.

— Хорошо тебя. Вы хорошо искали своего пропавшего сына?

— Хорошо. До сих пор ищу. Видимо тот, кто его похитил, слишком крепко подготовился к этому варварству.

— А вы не, я имею ввиду вашу семью, не пытались дать обстоятельный материал в газете? Центральной, так как тот, кто это сделал не может держать теперь уже большого мальчика здесь, в городе?

— Нет. Было много шумихи сразу после совершения дикого преступления, телевидение, газеты были подключены в течении длительного времени, но никаких новостей о пропавшем похитителе мы не узнали.

— Это было в масштабе города?

— И области тоже.

— И все-таки нужно было подключить прессу центральную.

— У нас даже фотографии сына не было. Ему исполнилось всего два дня.

— Извини, а почему расстался с женой?

— Это слишком деликатная область и тебе не понять…

— К сожалению, мне пришлось постигать всё самому. Я в свои годы уже изучаю психологию, пытаюсь найти оправдание поступку моих родителей, если они живы.

— Мне приходится встречаться с мерзостями жизни по работе.

— А мне по самой жизни. Накормить и обуть человека, дать ему одежду — это так мало. Человек рождён жить в обществе, но не в толпе. Когда вокруг тебя много людей, но ты конкретно никому не нужен — это очень плохо. Безразличие к твоему горю или радости делает человека замкнутым, достает из глубин души все пороки. Наши многие ребята озлоблены, ненавидят всех подряд, попадают в тюрьму, а им всего-то нужно было обычное человеческое тепло. Крайне необходимо, чтобы вечером кто-то подошёл к твоей постели и пожелал «Спокойной ночи». Мне редко приходилось оставаться наедине со своими мыслями. Повезло, что был дед Роман и окружающие нас люди, потом люди, которых я считал своими родителями. Демьян — вундеркинд превратил меня в достойного ученика. Всеми знаниями я обязан только ему. Моими учителями были книги. Не чтение без разбора, а постоянная подборка нужной литературы для меня Демьяном. Мы с ним обсуждали классику, говорили о политике, учили естествознание и физику. Он выучил меня грамоте. По видимому есть истина в непререкаемой фразе — «Пути Господни неисповедимы». Сейчас мне встретились вы. Ваша семья для меня — как глоток свежей воды в зной. Я припоминаю родники деда Романа. Так вот вы все для меня такой родник.

Василий слушал исповедь мальчика и молчал. Ему было жаль этого прекрасного парня. Нужно будет немедленно начать поиски его родителей. Может быть они живы, или есть кто-то из родственников, тем более, что Вася помнит многие факты своей биографии. Помнит фамилию приемных людей, которых правда уже, вероятно нет в живых, иначе бы он не оказался снова в детском доме.

— Обед готов! — прозвучал голос Анны Ильиничны.

Они встали и пошли, двое мужчин, каждый со своими мыслями, которые сходились в одном: судьбе Василька.

Обед был превосходным. Семья редко бывала в полном составе и Анна Ильинична светилась от счастья. Мужчины и старые и малые уплетали салат, борщ, жаркое, приготовленное так как его любит сын.

— Ого, жаркое, — проговорил Василёк. — Я люблю его, но у нас не готовят такие блюда. Это моя приёмная мама баловала нас.

— Я тоже, — с полным ртом отвечал Василий. — Я тоже люблю его. Мама готовит особенно вкусно.

— Расхвалили, смотрите, испорчусь и разучусь готовить.

Пили вишневый компот. Анна Ильинична смотрела на подружившихся сына и мальчика и думала, что её внук сейчас где-то тоже может быть находится у людей и те его угощают. Андрей Иванович предложил порыбачить.

— Тут недалеко пруд есть. Его скоро собираются приватизировать, но мы пока успеем наловить рыбы на уху.

— А я не умею рыбачить, — признался Василек. — Никогда на рыбалке не был.

— Вот и узнаешь, что это такое. Пойдешь?

— Конечно. «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».

— У тебя на всё есть в ответе пословица или поговорка, — заметила Анна Ильинична.

— Русский язык могуч своим многообразием. У многих слов несколько смыслов, оттенков и поэтому он считается самым гибким языком в мире.

— Ты знаешь ещё какой-нибудь? — спросил Василий.

Василёк ответил ему на английском, который Василий знал не плохо и мог объясняться со словарём. Его поразила легкость разговорной английской речи.

— Молодец, — похвалил он парня.

— Во всём этом заслуга моего старшего друга Демьяна. Я немецкий знаю и свободно читаю, перевожу. А разговаривать не с кем, приходится самому себе перед зеркалом задавать вопросы и отвечать на них.

— Я изучал английский.

— А я немецкий, — вмешался Андрей Иванович. — Мне приходилось переводить труды ученых для наших инженеров. Я свободно говорю и мы с тобой, Василий — маленький, можем разговаривать по-немецки.

Они тут же перешли на доступный им язык и уже не говорили по-русски.

— Вот так, современный молодой человек. Свободно владеет двумя языками в двенадцать лет. И при этом живёт в детдоме, — сокрушалась Анна Ильинична, отправив рыбаков и занимаясь мытьём посуды.

Василёк сиял от счастья. Ему понравилось на рыбалке, но сам процесс вызвал недоумение.

— А вдруг им больно?

— Рыбам? — спросил Андрей Иванович. — Но в святом писании…

— Написано, что Господь создал рыбу, птицу, скот на прокорм человеку, — продолжил мысль мальчик.

— Ты что же и Священное писание читал? — удивился Василий.

— Не зная основ веры христиан невозможно иметь представление о культуре наших предков. Кстати всеми десятью заповедями просто воспользовались большевики, переделав их в коммунистические заповеди. Идея замечательная, а народ любит слушать обещания «золотых» ораторов. Золотые они потому, что дорого обходятся легковерным людям. Идея коммунизма сама по себе прекрасна, но утопическая на сто процентов, потому, что объявить о приходе коммунизма в определенный день — бессмысленно. Самое главное в создании нового общества — воспитание поколения, способного трудиться во благо других и не брать ничего лишнего для себя. При том каждый должен уметь считать, отработал ли он сегодня то, что взял для себя домой. Только равновесие чёткого труда, компенсирующего затраты с перевесом в долю общей собственности может дать предпосылки к такому государственному устройству.

Василий и Андрей Ильич слушали ребёнка и диву дивились. Маленький человек думал об устройстве общественного строя, который бы действительно дал возможность стать счастливыми всем людям. Само то, что он думал не только о себе, а о других делало, его необычным, сверх умным.

— Ты прав, — заявил Василий. — Всё должно начинаться с воспитания нового поколения.

— Но пока образование у нас загнано в угол, — раздумывая об услышанном констатировал факт Андрей Ильич.

— Слишком равнодушно общество к детям, снова продолжил мысль Василёк. — Система больших детских домов неоправданно грубая. Невозможно стать полноценным членом общества, если в детстве получаешь только обиды и не видишь выхода. Столько наших выходцев из детдома становятся добычей криминала и уже идут потом по этой дорожке.

— Все правильно. Я достаточно насмотрелся на категорию беспризорных или вышедших из «инкубатора» — как мы называем детский дом, преступников.

— Мы с вами удалились от рыбалки, того, зачем пришли сюда.

— Для меня человеческое общение дороже, — удивил его Василёк.

Рыбы они не наловили, но пришли домой к ужину счастливые и усталые. Андрей Ильич был доволен тем, что Васильку понравилось на природе, Василий отдыхом, редким явлением в его беспокойной жизни и знакомством с необычайно одаренным маленьким философом, Василёк от хорошей беседы и, как ему показалось, от того, что у него появились настоящие взрослые друзья. Утром в понедельник они должны быть на своих местах в городе, и Василий повез их домой на своём автомобиле.

— В следующий раз я буду учить тебя водить машину, — сказал он Васильку.

— Опоздали. В школе нас научили вождению и разделу по механике. Меня по возрасту не хотели брать в группу, но я настоял. Теперь дело за практикой. Её я не могу получить нигде кроме вас.

— Тебя.

— Хорошо, тебя, — согласился этот ребёнок-взрослый.

Василий довёз его до детского дома и зашёл, чтобы познакомиться поближе с окружением Василька. Орава детей и взрослых парней под восемнадцать лет высыпали встретить его. Они окружили машину и с любопытством рассматривали того, с кем вернулся их коллега. Воспитательница вышла тоже во двор и Василий познакомился с молодым педагогом Ириной. Она работала недавно, умела переживать за детей, пока ещё безразличие и лень не тронули её рвущуюся к переменам душу. Девчушка была невысокого роста, с короткой стрижкой, платье ниже колен, но облегающем формы, довольно выразительные, и почти не отличалась от воспитанников. Некоторые из них были на голову выше своей наставницы.

— Спасибо, что доставили Василька лично.

— Я обязан это делать.

— Вы употребили несовершенную форму глагола. Означает ли это продолжение вашего знакомства с мальчиком?

— Конечно. Вся семья удивлена его знаниями.

— И только?

— Я пока не могу ничего сказать более.

Ребята разошлись кто куда, а они стояли и разговаривали у машины. Василию понравилась девчушка, не испорченная современными критериями поведения в обществе. Видимо она была или маминой дочкой, или же родилась в селе.

— Тургеневская девушка, — подумал Василий. — Такие теперь редко встречаются.

— Хороший человек, — подумала о нём Ирина. — Васильку повезло с новыми знакомыми.

— До свидания, — сказал Василий и протянул ей визитную карточку с телефоном. — Позвоните, если что-то экстренное.

— А если просто?

— Тоже позвоните.

Он уехал и впервые за время его разведенной жизни думал о девушке как о человеке, явно понравившемся ему. Домой он вошел с улыбкой на лице, чем удивил маму. Она уже забыла, когда видела эту беззаботную улыбку на лице сына.

— Чему ты радуешься? — спросила его мать.

— Хороший сегодня день, — сказал он загадочно. — А в хороший день встречаются хорошие люди.

— И кто же эти люди?

— Те, кто работают в детском доме.

— Она или он?

— Какое это имеет значение. Хороший человек и всё, — уточнил Василий и уехал на службу.

Вечером он снова был в хорошем настроении. Шутил, что-то напевал, но усталость, накопленная годами, потянула его в спальню.

Вскоре он заснул и когда мама вошла, чтобы выключить свет, то увидела на лице спящего сына счастливое выражение лица. Такого давно не было. И мать серьезно призадумалась над вопросом, кто же так благотворно повлиял на сына? Но тут, вероятно, можно было ответить однозначно:

— «Ищите женщину».

На этой мысли Анна Ильинична успокоилась и тоже легла спать.

Хан позвонил Павлу и назначил ему встречу за их домом у калитки, той самой, где они когда-то провернули дело с миллионом баксов. Павел приехал скоро.

— Что случилось, зачем ты явился?

— Сам знаешь за чем, — вызывающе ответил Хан.

— Не знаю и не хочу знать.

— Не зарывайся, голубь, ненароком крылышки свяжут.

— Ты меня пугаешь?

— Ставлю конкретно задачу. Мне необходимо два лимона, чтобы свалить с Гейшей заграницу.

— Хотеть не вредно.

— Я специально приехал и не уеду без денег.

— И что же ты сделаешь?

— Отправлю прокурору письмо.

— А сам не боишься оказаться рядышком со мной?

— Я успею свалить, а вот ты закончишь свою весёлую жизнь в тюряге, жаль, что наложили мораторий на смертную казнь. Тебя бы обязательно приговорили к такому зрелищному мероприятию.

— А ты превратился из бандита в шантажиста? Потерял свою квалификацию? Или страх не даёт тебе добыть денег как раньше разбоем?

— Зачем рисковать, если есть такой благородный друг как ты, крадущий детей у друзей.

— Кстати, где мальчишка?

— Не имею понятия. Я тогда свалил, жареным запахло. Ты получил документы? Их тебе Гейша отправила.

Павел промолчал. То, что о ребёнке ничего не известно, его вполне устраивало. Ему не нужен был чужой щенок, как он выражался, но и деньги платить Хану он тоже не собирался. Нужно только выиграть время.

— Денег нет и не будет. Отец умер и оставил завещание не в мою пользу. Свои трудовые накопления он передает родной милиции, областному управлению.

— С ума сдвинулся? — присвистнул Хан.

— Теперь еще четыре месяца до вступления в наследство и мне нужно убедить мента отказаться от доли.

— А если не откажется?

— Буду нищим. Мне ничего не достаётся. Даже дом отец оставил моей дочери. Я не могу им распорядиться.

— Оформишь опекунство и потихоньку продашь, своих нотариусов навалом.

— До этого ещё далеко.

— Мне нужно где-то надежно залечь, — настойчиво сказал Хан.

— Тебя мой дом не устраивает? Ты же там ориентируешься не хуже меня.

— Мне показалось, что твой сосед усёк меня. Фотографии по всей России как знаменитого актера демонстрируют.

— Ты точно, говоришь о соседе?

— Куда точнее и тот парень что нас привез, таксист, Гейшу разглядывал.

— Да. Её брови трудно перепутать с другими.

— А ты, что же помнишь какие у неё брови?

— У меня по-твоему глаз нет, или твоя Гейша не заслуживает внимания?

— Кончай базар, говори что делать будем?

— А ты попробуй с другой улицы попасть в дом. Там тоже калитка есть.

— Давай ключ.

— Пожалуйста.

Павел снял со связки ключ и отдал ему.

Он стоял и смотрел вслед уезжающему Хану с изменённой до неузнаваемости внешностью и думал о том, как ему отвязаться от этого видения. Денег нет, да и были почему от должен был их отдавать тому, кому больше ничего не должен. Но с Ханом спорить трудно. Пока есть причина, смерть отца и препятствия в получении наследства. Но так просто они с Гейшей от него не уедут. Пока Павел не знал, что ему делать, но время на обдумывание угрозы было.

— «Утро вечера мудренее», — решил бедняга и покатил по делам.

Он еще раз вспомнил о соседе и решил, что там появляться ему пока не стоит. Есть выход, правда, так как его дом расположен был на территории двух улиц и с другой стороны соседу был недосягаем. Высокий сплошной забор скрывал любую видимость с улицы, только нужно было законсервировать въезд со стороны Лесной. Поэтому в милицию не поступали звонки от их нового добровольного агента. Обо всем этом не знала Любовь Ивановна. Она все же иногда наведывалась сюда, но чрезвычайные обстоятельства с наследством закружили её и до свиданий в тайном доме не было времени. Обходились городской квартирой. Мать и сын искали пути к судебным властям, чтобы наверняка получить желаемое решение по данному вопросу. А сейчас Павел звонил с мобильного, пользуясь записной книжкой умершего отца генералу и попросил у него аудиенции. Ему назначили встречу через неделю на четырнадцать часов в здании областного управления внутренних дел.

— Посмотрим, что вы запоёте, господин генерал, узнав, что я владею тайной «крыши», — злорадствовал Павел.

Мысленно он частенько разговаривая с генералом. Ему казалось, что он видит его испуганное лицо и, конечно же, тот сразу же отречётся от всякого наследства, потому что наследником должен быть только он, Крутых Павел Игнатович и тогда все узнают в его владении, кто он такой.

— Уволю все стадо послушных отцу овец, — свирепел он при мысле о том, как его ловко оставили «с носом».

— Мать хороша, не могла бывать почаще у него в больнице, он в последний день жизни изменил свое завещание.

Мысли его лихорадочно работали, но ничего утешительного пока найдено не было.

— Стоп! Господин юрист! Ты совершенно забыл, что на экзаменах у тебя была тема «Наследство». Отменить завещание можно, признав отца «не отвечающим за свои действия под влиянием наркотических средств». Ему же ставили в последнее время обезболивающие средства, вот оно, завещание. Конечно, его можно будет оспорить, но только в суде, если добровольно не откажется генерал и прилипалы-акционеры, вновь испечённые. Видите ли ухватили счастье за хвост. Отняли акции у законных жены и сына. Не выйдет, господа хорошие. Не выйдет.

На душе у Павла повеселело, но новая неожиданность — Хан с Гейшей, отравляли само существование в жизни.

— Что-нибудь надо придумать, надо, — думал он, лихорадочно отыскивая в мозгу нужные адреса, имена, кто мог бы справиться с шантажистом.

— Он может мне навредить, этого допустить нельзя.

В это же время Хан с Гейшей въезжали в дом с другой улицы, никак не предусмотренной соседом, поджидающим гостей и хозяев у парадного. Этот въезд был тщательно законспирирован. В полутора метрах от ворот, на расстояние их открытия был маленький забор палисадника, куда можно было въехать под шатер зелени, открыв дверцу железного ограждения. На протяжении всего приусадебного участка здесь не было тротуара. Он был вынесен за зеленые насаждения и был похож на тропинку. Это была не городская улица, дачная, никто не придирался к причудам хозяев. Дом располагался посредине улиц и поэтому тот дотошный сосед не мог обойти его вокруг. Неприступные ограды не допускали видеть чужие владения. Здесь была земля «крутых» деятелей. Гости спокойно выждали время, когда полностью обезлюдела улица и теперь была свободной. Машина нырнула под свод зеленого занавеса. Во дворе, который был не виден с парадного входа находился флигель, где шло заседание двух заговорщиков, решивших по полной программе «обидеть» ранее хозяина, а теперь просто Павла.

— Про два лимона он уже знает?

— Знает.

— И согласился?

— Нет, конечно, пытается улизнуть от выплат, но ему никуда не деваться.

— Ты не думаешь, что он опасен?

— Чем? Он в наших руках.

— Но ты прекрасно понимаешь, милый, что мы тоже рискуем. Если провалим его, нам не уйти тоже от решёток, и он прекрасно понимает, что риск у нас обоюдный. Ты немного задрал? Может снизишь?

— Как раз. Наследство он получит, а там денег не меряно.

— Откуда ты знаешь о положении дел на их фирме?

— Он всегда мне обо всем рассказывал, когда отца облапошивали. Вспомни сколько бабок ушло на содержание маленького поганца?

— Особенно в первые месяцы, когда он мог погибнуть от недосмотра.

— Та врачиха с детьми была настоящим подарком.

— Коза ему была кормилицей.

— Что это мы разговорились о мальчишке? Зачем это нам?

— Если бы его удалось найти, то его мать, теперь жена Павла, отдала бы нам большую сумму.

— Ищи ветра в поле.

— Может он у Жориковой банды?

— Нет. Я разговаривал с его матерью. Как тогда сгинул, так до сих пор нет обоих вместе с его помощником.

— Петром?

— Да, Длинным.

— И все-таки у меня неспокойно на душе. Когда будем ходить в дом, нельзя зажигать свет со стороны Зелёной.

— Знаю. И продукты пусть с этой стороны доставляет Павел или кто там у него есть подручный.

— Нам лучше знать только одного человека.

На всякий случай было приготовлено оружие и решили ночью спать по очереди.

— «Бережёного Бог бережёт», — аргументировала принятое решение Гейша.

Убийца знакомится с Настей

Настя училась в филиале Московского института в Каменьграде. Настойчивая девчонка не захотела быть поближе к матери.

— Здесь точно такой же факультет в Университете.

— А я хочу в Московский филиал Мне как будущему юристу необходима самостоятельность. Твоя опека, мамочка, делает меня маменькиной дочкой, безвольной куколкой, а я собираюсь ловить преступников, где-нибудь в прокуратуре или в уголовке.

— Да что ты придумала, дочка, — увещевала ее мать.

Никакие уговоры не помогли и Настя уже закончила третий курс юридического факультета. Жила в общежитии с двумя девчонками, и теперь находилась на практике в районном суде Заозерного района. Девчонка была соблазнительной, с русалочьим разрезом глаз и нежным, пламенеющем румянцем, лицом, вьющимися волосами. Её физиономия останавливала парней всего факультета, да и других тоже. Когда-то она влюбилась в друга Сергея Саню, приезжавшего к ним. Даже страдала потихоньку от всех. Позже они с Сергеем нанесли ответный визит Сане и тут ей открылась правда о любимом человеке. Саня дружил с Ольгой, девчонкой из их дома, и в тот момент, когда они приехали, та объявила Сане о своей беременности. Настя вылетела пулей из дома, ничего не объясняя оторопевшему хозяину и Сергею, лишь Ольга с кислым лицом объявила глупым парням причину её бегства.

— Да она влюбилась в тебя как кошка, — проворчала недовольная Ольга.

— Не болтай глупости, — остановил ее Саня.

— Я еду на вокзал, — бросил Сергей. — Нельзя отпускать малолетку одну.

— Сами вы малолетки, девчонка приехала к тебе, Санечка, а тут я со своей новостью.

Сергей встал, но Саня тоже решил ехать с ним.

— Смотри не женись, там на вокзале, — закричала на него Ольга. — Так ты обрадовался моей новости?

Настю нашли в углу зала ожидания. Она сидела и хлюпала носом, вытирая слезы.

Увидев их, попыталась сбежать, но два бывших пограничника легко задержали потерпевшую фиаско в своём первом чувстве девушку. Сергей уехал с ней тогда первым же поездом домой, но сдавать экзамены она приехала в город, из которого недавно бежала.

— Хочу выработать характер, — объяснила она непонятливому Сергею.

Эти три года Настя проходила мимо дома Сани, но никогда не встретила его и не попыталась найти. Своё сердце она закрыла «на замок» и печальная красота волновала студентов больше, чем счастливый смех её подруг. Ей нравилось носить маску отрешенности и снимать её она не собиралась.

Сейчас ей пришло распределение на практику. Она попала в помощники судьи Казакова Ильи Ильича, сорокалетнего гуляки и любителя перекинуться в картишки. Его слабость была скрыта под маской серьёзности дневного человека и никто не мог заподозрить тут завсегдатая с бакенбардами и пышной шевелюрой, постоянного представителя ночной жизни города. Увидев практикантку, Казаков принял строгий вид.

— Лучшее средство покорить представительницу женского пола — наличие строгого обращения с ней. Тогда голубушка сама будут искать ближние пути к мужчине, от которого она зависит.

Настя оробела, хотя была не из тех, кто боится трудностей. Уж очень серьезный судья ей попался. Она отдала ему направление и присела у стола по мановению холёной руки. Вид у него был довольно представительный. В шкафу виднелось много последних новинок по юриспруденции. Стопки журналов и газет лежали на длинном столе. Некоторые были открыты и страницы почёрканы разными карандашами.

— Успевает читать, — подумала она. — Много разных закладок.

— Меня зовут Илья Ильич.

— Я уже знаю.

— Не боитесь, что придётся усиленно работать? Работа у вас будет нудная, неблагодарная, целые дни будете проводить за компьютером. Владеете им?

— Конечно, — ответила девушка. — Сейчас без компьютера невозможно представить себе делового человека.

— Вы себя причисляете к таковым?

— Конечно. Специальность обязывает к этому.

— Почему выбрали уголовное право?

— Хочу бороться с преступниками?

— Есть свои способы?

— Зачем изобретать колесо? — ответила вопросом на вопрос дерзкая практикантка.

— Такую трудно обуздать, но, поживем — увидим.

Кабинет находился в самом зале заседаний, к конце слева была входная дверь и вторая прямо из коридора. Её открывали в приёмные часы, чтобы посетители не слонялись по залу. Зал судебных заседаний Казакова был уставлен множеством растений и цветов. Все они были ярко-зеленого цвета и создавали в зале, откуда частенько уводили под конвоем осужденных, особый интерьер, злобной красоты, когда слезы родственников и благоухающий мини-сад, призывающий к умиротворению, были параллельно несхожими в психологическом плане. Но уют был создан потрясающий. Его секретарь Оксана ухаживала за растениями, как за детьми. И сам Илья Ильич привозил подкормки, новую землю, поливал их. Противоречие образа жизни и любви к прекрасному не мешали ему в его судебной практике. У него почти не было затянутых дел. Решал он вопросы скоро и красиво. В гражданских делах, где тягомотина кругов кассационных и надзорных, вынуждала его принимать решения прямо противоположные мнению коллег, создали ореол судьи независимого, народного. Он мог ощипать, как гуся, крутого обвиняемого, но бабушек и дедушек, малоимущих граждан никогда не обижал, решал по Закону и был честен в отношении желающих вручить ему взятку.

— Любить так королеву, а воровать — так миллион, — смеясь провозглашал он свое жизненное кредо.

Теперь ему прислали прехорошенькую практикантку и он должен решить свой разлад в душе, дать ей спокойно пройти практику, или же завести попутный флирт, какой он будет платонический или серьёзный, покажет жизнь. А пока он вышел вместе с нею в зал заседаний, где размещалась секретарь со своим компьютером и сказал ей:

— Ты просилась в отпуск, вот тебе замена, неделя на подготовку нашей практикантки и ты свободно гуляешь все дни к отпуску, которые накопились за год.

— Спасибо, — ответила секретарь.

Они оглядели друг друга с головы до ног. Настя отметила несколько суховатую манеру держаться у Оксаны и её явно не напоминающую фигуру модели. Коротковатые ноги, неумелое использование косметики, дешёвые духи. Волосы, ниспадающие на плечи, открывали большие уши и явно портили внешний вид.

— Ей бы пошла причёска с чёлочкой, короткая, — подумала девушка.

— Хороша ты хороша, злорадно думала секретарь, — да посмотрим как ты петь будешь, когда останешься с этим ловеласом один на один.

Мысли были прочитаны, оценки выставлены и обе девушки начали работу. Оксана очень хотела в отпуск, поэтому серьёзно передавала опыт девчонке с задранным носом.

— Обломаешься, милая, — думала она. — Будешь рада моему возвращению.

— Иди, иди поскорее, неумеха сделать свою внешность привлекательной. Я разберусь без тебя. А насчет кота, в образе судьи, мы еще посмотрим, кто кого? — мысленно отпарировала новенькая.

— Очень скоро, быстро схватывающая все Настя, была введена в курс дела и через неделю практикантка осталась одна в качестве помощника и секретаря суда. С работой она справлялась и ничего такого особенного не было в этом деле. Коммуникабельная и скорая на руку, она быстро расправлялась с бумагами, принимала похвалы от посетителей, с которыми ладила и они считали её родной душой, помогающую им, хотя выполнялись только предусмотренные штатным расписанием служебные обязанности.

Она встречала и провожала до двери стареньких людей и этим заслужила их любовь и благодарность. В здании суда редко кто проявлял радушие. Чёрствость и канитель были верными спутниками этого чопорного заведения. Решения и определения суда она распечатывала незамедлительно и людям не приходилось выжидать в коридоре.

— А ты, молодец, — заметил как-то Илья Ильич. — Приходят на приём посетители и первым делом воздают хвалу тебе, красавица.

Он попросил девушку принести папку с документами и остался ожидать её в дверях. Как только она повернулась от стола и пошла в сторону его кабинета, отступил, сделал вид, что возвращается назад, на своё место. Настя шагнула в дверь и он тоже, получилось так, что они застряли оба и стояли прижавшись друг к другу. Девушка замерла, понимая что эта специальная сцена оскорбляет её. Она попыталась вырваться, но охотник приключений не желал расставаться с нежной феей, её формы сводили его с ума и он отважился поцеловать Настю в губы.

Папка с бумагами была тяжеловесной, рассерженная дичь, вырвавшись из дверного плена, с размаху опустила кожаное с блестящими пряжками изделие на голову новоиспеченного кавалера Фоблаза. Удар был внушительный, пряжка острая и по виску влюблённого, покатились струйки крови из рассеченной головы. Еще несколько минут назад петушащийся перед ней Казанова вдруг обмяк, испугался вида крови и прошипел, заскакивая в кабинет:

— Я тебе это припомню. Подумаешь, недотрога выискалась. Вы теперь в колыбели еще честь свою оставляете, а гонору и звону на всю губернию слышно. Убирайся, с глаз долой.

— Хорошо, пойду к председателю, объясню за что меня с практики увольняют.

— Охренела. Иди домой, завтра разберемся.

Расстроенная Настя не заставила себя ждать. Вихрем вылетела из здания суда и побежала к автобусной остановке. Автобуса не было. Она стояла, от нетерпения переминаясь с ноги на ногу. Совсем неожиданно остановился автомобиль и мужской голос пригласил её в машину.

— Я не сажусь к незнакомцам в машины, — отпарировала она.

— Давайте познакомимся. Павел Крутых. Юридическая организация «Правозащита». Её руководитель.

Он протянул ей удостоверение. Настя смотрела в красивое лицо молодого мужчины.

— Прямо кинозвезда, — сказала девушка.

— А для вас я не нахожу двойника, — проговорил он улыбаясь. — Вы прелестны и ни на кого не похожи.

— А сама на себя?

— Да, конечно.

Она уже сидела в машине, ветер развевал светлые волосы и сердитое лицо начинало светиться улыбкой.

— Мне кажется, что я вас где-то видела.

— Не исключено. Мы с вами живем в одном городе.

— Нет, только не здесь. Я бы запомнила недавнее видение.

— Мне тоже кажется, что ваше лицо мне кого-то напоминает, но кого не могу вспомнить.

— Они болтали о том, о сём и Павел пригласил её пообедать в ресторан. Время еще далеко от обеденного не ушло, девчонка была голодна.

— А была, не была, — махнула она рукой.

Они зашли в солидный ресторан, тот самый, хорошо знакомый Павлу. Услужливый официант не заставил себя ждать, что обычно не практикуется в их заведении. Клиент должен созреть, понять, что находится в серьёзном ресторане, где всё готовится с пылу с жару. Ничего не разогревается.

— Бутылочку шампанского.

Павел пробежал глазами меню, Настя разглядывала другое. Сногсшибательные цены повергли её в уныние. Она впервые вошла в здание такого серьёзного по ценам заведения и теперь боялась что-либо заказать. Она не знала потянет ли карман Павла сумму блюд, очень уж дорогостоящих для студентки в особенности.

— Я закажу, а вы, если что не так меня поправите. Идет?

— Идет, — согласилась она.

Бокал шампанского заставил Настю рассматривать происшедшее в суде, как отвратительную шутку, о которой стоит забыть. Вскоре она уплетала то, что лежало на тарелках, и не имела понятия о названии деликатесов. Её открытая натура не мешала ей воспринимать всё, что делает ее новый знакомый, как жест, идущий от сердца щедрого человека. Павел был в «ударе». Ему страшно понравилась эта большеглазая русалочка, похожая на картину великих мастеров. И вновь ему пришла мысль в голову, что он её где-то видел. Но где? Такие не забываются. Значит просто она совпала с его представлением того образа, который мысленно преследовал его многие годы. Это было как наваждение, как призрак прекрасного, но непостижимого. И, глядя, как это юное прекрасное существо уплетает обед, без ужимок, расшаркиваний, уговоров, понимал, что — девушка необыкновенная.

— И где же работает юная принцесса?

— Практикантка в суде. Юрфак.

— И как нравится?

— Сегодня разонравилось.

— Кто посмел разочаровать прекрасную леди?

— Господин судья, тот у кого я на практике.

— Если не секрет, кто он?

— Секрет, — увернулась она от ответа. — А вот то, что произошло, думаю сейчас не столь трагическое событие, как мне сначала показалось.

И она в комической форме пояснила ему ситуацию.

— Получил папкой по голове? — хохотал Павел над её манерой рассказывать.

— Получил, бедняга, кровью залитого оставила.

— Какое несчастье.

Теперь смеялись оба. И как будто не бывало всех тревог, затянувших его в водоворот наследственных дел и не было ни одной женщины на свете, кто вот так легко и свободно покорил его душу. Для Насти это был проходной эпизод. Но она отметила, что не прочь была бы ещё встретиться с ним. Он ей понравился своей заразительной весёлостью и податливостью. Он и сам не понимал, как из человека, обремененного комплексом извращения он стал совсем другим, пусть ненадолго, но абсолютно непохожим на себя.

— Вы на меня благотворно действуете, — заметил Павел. — Мне впервые вот так хорошо с человеком, с которым я только что познакомился. Я не хочу с вами прощаться.

— Почему с вами? С тобой, — поправила его юная особа.

— У тебя сказочное имя, доброй девушки, Настенька, — протянул имя, как ноты, Павел.

— У тебя есть жена?

— И дочь в придачу.

— И ты спокойно обедаешь с девушкой в ресторане?

— С обиженной девушкой, — поправил ее Павел. — Я не мог равнодушно проехать мимо девчонки, пребывающей в растерянности и гневе.

— А ты психолог.

— Все мы психологи.

— Жену любишь?

— Вопрос на засыпку?

— Просто думаю, как легко женатый мужчина делает «ручкой» своей жене?

— Поживешь с моё, всё поймешь.

— Значит вечной любви не бывает, — вздохнула девчонка.

— Может быть ты и права.

Ей нравилось говорить с красивым солидным бизнесменом. Раньше такие ей не встречались. Но постоянная мысль, что она где-то его видела, мешала мыслям, как осенняя назойливая муха. Павел тоже пытался вспомнить, но снова согласился с к мыслью, что увидев такую красотку, вряд ли забыл где встречал. Потом он довез её до общежития. Девчонки в распахнутое окно увидели шикарную машину и не менее роскошную внешность её владельца.

— Кто это? — окружив Настю, — с нетерпением спрашивали они.

— Один знакомый, — кокетничала Настя.

— И ты будешь с ним встречаться?

— Он женатик.

— Какие строгости? — пропела ближайшая подруга и сокурсница Катя.

— А такие, что у него жена и ребёнок.

— Если смотреть по-современному, нужна ещё и любовница.

— Я не подхожу на эту роль.

— Он похож на короля? — не отставала подруга.

— Как только его венчают на королевство, я обязательно стану королевой, а пока, пока вопрос закрыт.

Настя ушла, а девчонки еще долго обсуждали столь легкомысленную несговорчивость. Слишком несовременно смотрит на жизнь глупая девчонка, обладающая уникальными внешними данными. А женат? Кто сейчас холост?. Да и разводы составляют огромный процент от созданных семей.

Хан доложил Гейше о препятствии с деньгами, об уплывшем от Павла наследстве и долгих судебных тяжбах по возвращению капиталов законным владельцам.

— Ты говорил, что в доме у них имеется сейф.

— Да, у матери Павла?

— И что там ничего нет?

— Думаю драгоценности, она любит цацки.

— Ты представляешь сколько там миллионов, она любительница алмазов, сапфиров, золота. Зачем нам ждать чего-то. Ты не хочешь продумать этот вариант?..

— Можно. От дома у меня имеются все ключи. От сейфа, где-то дома. Я примерно представляю, раньше Павел говорил об этом, держал вариант на всякий случай.

— Занимаемся только этим. Сбыт у нас с тобой есть. Павел днём на работе. Любовь Ивановна тоже. Вера возит девчонку в школу, но вот когда возвращается?

— Ты говорил, что половина хозяйки дома отделена от кабинетов и молодых.

— Это так. Но с главного входа охранник. И он каждые полчаса делает обход.

— Это не страшно. За полчаса можно до Европы добраться.

Хан и Гейша приступили к обсуждению плана действий.

Павел ехал на разговор к генералу. Он готовился к встрече с ним и прокручивал слова, обидные для служаки, которые должны оскорбить его самолюбие, после чего он откажется от свалившегося на ментовские головы частного наследства. Генерал принял его незамедлительно.

— Проходите, Павел Игнатович, присаживайтесь. Рассказывайте, что привело вас ко мне?

— Господин генерал! Мне известны ваши отношения с моим отцом дружеские и неуставные.

— Что ты имеешь ввиду?

— Те пятнадцать процентов прибыли, что ежемесячно отдавал вам отец.

— И что?

— Я думаю, что огласка вам ни к чему, господин генерал. Рэкет в сердце правоохранительной системы области. А сейчас и половину наследства вам предстоит присвоить из семейного бюджета.

— Присвоить говоришь? Мне твоя мама об этом рассказала. Я принял решение.

— Какое?

— Перед тобой отчитываться не буду.

— Может тогда перед Генпрокуратурой?

— А ты не в отца пошел. С гнильцой парень. Далеко пойдёшь с такой философией. Даже Магадан можешь увидеть.

— Вы меня пугаете?

— Жалею, что по просьбе отца не дал раскрутить тебя местным Пинкертонам.

— Я чист перед Законом.

— Глубоко сомневаюсь.

Генерал встал, нажал кнопку вызова и в кабинет вошел полковник с бумагами в руках.

— Заберите этого господина и разъясните всё по интересующему его вопросу.

— Идёмте.

Павел посмотрел на генерала, отвернувшегося от него и пошел вслед за полковником. Бешенство начинало охватывать его. Пришли в кабинет. Полковник стоял и поэтому Павел тоже не присаживался.

— Подойдите к окну, — приказал полковник.

Удивленный Павел, не спрашивая причины, подошёл и посмотрел туда, куда был обращён взор полковника.

— Видите милицейские машины последней модификации и их количество?

— Вижу. И что из этого следует?

— Генерал открыл спецсчёт помощи милиции сразу же после предложения вашего отца, когда на него наехала мафия. Состоялся договор с вашим отцом. Никогда, ни разу не было наличных денег. Деньги поступали в банк и оттуда спонсорская помощь распределялась на приобретение техники и оснащение компьютерной системой все правоохранительные органы нашей области. Вы, вероятно, заметили, что у сотрудников мобильная связь. Семьи погибших милиционеров ежемесячно получают дотации к пенсии в десятикратном размере.

— Но всё это незаконно. Не может милиция принимать от частных лиц пожертвования.

— Может быть мы что-то и нарушили, но о нашей системе знают все в вышестоящих органах. Да, вместо криминала деньги ушли на оснащение милиции.

— Я понятия не имел…

— Если бы ваш отец был связан с криминалом, или вёл двойную жизнь бизнесмена, несомненно такого эксперимента мы бы не допустили. Кстати, ваши бумаги для нотариуса готовы. А также в суд.

Секретарь принесла бумагу, где начальник областного управления милиции от лица управления отказывался от наследства, подаренного частным лицом коллективу, так как были замешаны интересы семьи. Павел прочитал бумагу, посмотрел на полковника и спросил:

— Мне можно извиниться перед генералом?

— Нет, он уже уехал. Этот документ для вас, в суд и нотариусу высланы такие же.

— И всё-таки скажите мне, то, что отец переводил деньги пусть в качестве спонсорских на счет милиции, есть нарушение?

— Нарушение то, что криминал получает миллиарды и в придачу бьёт, убивает своих плательщиков. Я бы лично возвёл в ранг закона отчисление за спокойную работу без унижения человеческого достоинства в фонд милиции на спецсчёт те деньги, что их вынуждает платить криминал. Хотя это вопрос риторико-нравственный. Но с битыми физиономиями, униженные люди вполне были бы согласны работать с нами. Если бы не кормили криминал под «крышами», он исчез бы как общественное явление навсегда. Я считаю, что экономическая модель общества предусматривает обязательный труд каждого, кроме нетрудоспособных. А у нас четверть населения кормится за счёт рэкета, грабежей, разбоя. Вторая половина — перекупщики, перепродают произведённое другими людьми. Если эти цифры сложить и отдать в казну государства, закончится трагедия с бюджетниками и их зарплатой, похожей на слёзы. Блеснули и высохли. Посмотрел на ведомость и сиди голодом.

— Не знал, что тут у вас целая философия. — А со мной вы будете работать?

— Нет, — ответил полковник.

— Почему?

Тот пожал плечами, нажал кнопку звонка и попросил дежурного проводить господина Крутых до выхода.

Всю дорогу Павел проклинал себя за невыдержанное обращение к генералу. Тот был настоящим заступником их фирмы. Отец часто говорил о нем, как о замечательном человеке.

— Я все испортил. Ну да ладно: «Время — хороший доктор».

Хан подготовил операцию по изъятию драгоценностей и денег в доме Крутых. Сегодня утром он должен приехать туда сразу же после того, как Вера с девочкой уедут в школу. Он по минутам рассчитал операцию и готовился к стремительной экспроприации. Ключи от задней калитки и дома у него были и он без труда вместе с Гейшей пробрался в дом через задний ход. Строгая фигура охранника промаячила к парадному подъезду и только тогда они, используя интервал по времени, вошли в дом. Для Хана все было давно знакомым объектом. Прошли в спальню Любовь Ивановны. Постель была не застелена.

— Горничная. Могла быть приходящая горничная, — сказал Хан.

— Я постою у окна, посмотрю за входом, — успокоила его Гейша.

Хан быстро просмотрел те места, где мог быть ключ от сейфа. Рядом с кроватью стояла напольная ваза. Он приподнял её и отметил, что не зря. Под вогнутым дном лежал ключ. Открыть сейф было мгновением. В его пасти он нашел то, зачем они пришли с Гейшей. Две коробки драгоценностей и несколько пачек «зелёных», все это он сгреб в сумку. Денег было тысяч двести, можно было спокойно сматываться. Драгоценностей, судя по алмазному ожерелью, брошам, огромному количеству колец, перстней и браслетов, достаточно на всю оставшуюся жизнь. Бумаги? Не нужны, на них можно сгореть. Он скатился кубарем с лестницы и в это время Гейша показала ему знак молчания, прижав пальцы г губам. Хорошенькая молодая девушка входила в двери, открыв их своим ключом. Они всего минуту не успели выбежать из-под лестницы на заднюю половину дома. Кухня была открыта и было трудно прошмыгнуть мимо девчонки. Она остановилась перед дверью своего рабочего места и сказала в диктофон охраннику:

— Приходи через полчаса завтракать.

— Хорошо, — ответил он.

Хан с Гейшей оказались в ловушке. Вот-вот могла приехать Вера.

Он вопросительно посмотрел на свою спутницу и показал рукой на шею. Она замотала отрицательно головой. Девушка напевала песенку про миллион алых роз. Аппетитно запахло кофе. Что-то ворчало на сковородке. За окном послышался шум автомобиля. Хан прыжком вместе с сумкой подскочил к двери кухни. Девушка обернулась и застыла в страхе. Он с размаху обрушил на нее кастет, та сползла на пол. Он ещё раз врезал по виску железом, с вложенной силой злого зверёныша и они с Гейшей помчались на выход. Перемахнув расстояние до калитки, быстро влезли в автомобиль, украденный с вечера, и тот послушно, окраиной довез их до дачи. Там, открыв ворота, машину поставили в невидимое место с улицы и забежали во флигель. Теперь нужно было сматываться, но как? Посреди бела дня — опасно. Ждать до вечера? А если там хватятся и дойдёт дело до Павла, он поймёт, кто побывал у них в доме.

— Сейф я закрыл, а ключ прихватил с собой, чтобы сразу невозможно было определить, что кто-то был там.

Они прикрыли сумку во дворе у ворот остатками листьев, там где никто и никогда не ходил. Сели у стола и беспокойство, настигшее при убийстве невиновной девчонки, всё ещё заставляло колотиться сердца в бешеном ритме.

— Мы с тобой можем спокойно вызвать такси, — наконец, проговорила Гейша. — Потом пересядем на междугородный автобус, или первый попавшийся поезд, снова сделаем пересадку и собьём со следа сыщиков.

— Если они поймут, что это мы с тобой?

— Им кроме Павла не может сказать этого никто.

— А ему нельзя нас выдавать. Он рад будет избавиться от «друзей».

Вера вошла в дом и пошла на запах свежего кофе. Дойдя до двери, она увидела сидящую на полу Галю с разбитым лицом или головой, залитую кровью. Вера закричала и сбежала с лестницы назад. Анатолий, охранник увидев её бледное лицо, ни о чём не спрашивая, побежал наверх. В несколько прыжков он осилил лестницу. Быстро по мобильному позвонил Павлу и Любовь Ивановне, а затем в скорую и милицию. Девушка не подавала признаков жизни. Анатолий, понимая, что был дома один на один с несчастной, не подходил близко, чтобы не портить картину преступления своими отпечатками и следами. Быстрее всех подъехала милиция. Весь уголовный отдел был налицо. Вскоре появился прокурор. Вслед за ним Павел, Любовь Ивановна.

Каждый занимался своим делом. Осмотрели дом и не нашли ничего, что могло бы говорить о хищении.

— Сейф, мама, посмотри сейф, — сказал Павел.

Прошли в спальню, где стоял сейф. Дверка была закрыта. Ничего подозрительного.

— И все-таки откройте и посмотрите, — настоял Юра.

Любовь Ивановна полезла под вазу, стоящую рядом с кроватью и не обнаружила ключ.

— Его здесь нет, — тихо проговорила она.

— Может вы его положили в другое место?

— Нет, он всегда лежал тут.

— Запасный ключ есть?

Да, — спохватилась она, — у мужа был свой ключ. Сейчас я посмотрю его в письменном столе в кабинете.

Она вышла и быстро вернулась с ключом.

— Я уверена, что с сейфом все в порядке, — открывая дверцу говорила женщина и вдруг замерла с вытянутым лицом.

— Сейф пуст. Мои драгоценности!!! Деньги!!!

— Сколько было денег?

— Двести тысяч долларов. И много, на несколько миллионов драгоценностей. Мне их муж дарил всю жизнь.

— Кого вы подозреваете?

— Кого? Никого, разумеется. Дома воров нет, а приходящий не попадёт сюда через охрану.

— Пригласите охранника.

— Я тут, — ответил Николай, работавший не менее десятка лет в доме.

— Никого не было, никто не подходил, никто не спрашивал, ничего подозрительного я не видел. Девушка подошла за двадцать минут до приезда Веры Геннадьевны. Я собирался через десять минут пить кофе, меня уже пригласили, но увидел приближающуюся машину хозяйки и открыл ворота.

— Вы давно открывали сейф? — спросил несчастную женщину Василий.

— Вчера вечером. Заменила кольцо, — она показала на свой палец, со сверкающим в солнечных лучах камнем, вделанным в перстень. — Все было в абсолютном порядке.

— Кто знал о драгоценностях и деньгах, находящихся в сейфе?

— Никто никогда не интересовался ими.

— И даже домашние?

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что слышите.

— Знали все о существовании сейфа, но никто никогда не интересовался содержимым.

— К девушке приходили посторонние?

— Нет. Она у нас недавно.

Павел мрачнел на глазах. Он понимал, кто мог это совершить и хотел немедленно уехать.

— Задержитесь, — попросил его Юра.

Эксперты осмотрели тело. Вскоре его погрузили на носилки и увезли. Разговор с домашними продолжился, но результаты были на нуле. Никто ничего не слышал, никто ничего не знает. Вернувшись в отдел, Василий достал свои заветные бумаги и отметил новый кружок: украдены драгоценности. Рядом снова Павел. В каком качестве — предстояло выяснить. На кухне, в прихожей, у сейфа — никаких отпечатков пальцев.

Утром Саня, сосед Василия, встретился с ним на лестнице. Оба собирались на работу. Саня в форме инспектора ГИБДД и Василий в форме майора милиции.

— Давно тебя не видно, — сказал Василий. — Как твоя Ольга?

— Нормально.

Василий высадил Саню на перекрёстке, а сам направился к себе на работу. Именно тогда с работы его и вызвали в дом Павла с бригадой.

Саня шёл на службу в прекрасном настроении. Развод оформлен, теперь можно будет говорить с Настей. Его чувства к ней ничуть не ослабли и теперь он готов был немедленно сообщить всему миру о своей любви. И хотя за эти годы у неё многое могло измениться, он не терял надежды на крутой поворот в своей жизни. С Ольгой они не жили, а изводили друг друга не схожими требованиями, но так и не создали семейного уюта. Кроме ссор ничего хорошего нельзя было вспомнить из их жизни. Сегодня он с напарником дежурил на шоссе при выезде из города. Прямо на дороге возле патрульной машины они смеялись над анекдотом, рассказанным Володей, любителем самых новеньких жареных, смешных историй. Саня держался за живот. Володя, глянув на дорогу, дотронулся до его плеча.

— Глянь с какой скоростью валит?

Оба приняли боеготовность и стали у обочины дороги, показывая жезлом остановку. Машина сбавила скорость. Остановилась, резко затормозив. За рулем сидела женщина, похожая на Шехерезаду, только со светлыми вьющимися волосами.

Володя представился и попросил документы. Её спутник полез в бардачок и выхватил пистолет. Саня тоже сориентировался и наставил на него дуло автомата. Внезапно женщина выстрелила в Володю, тот упал у колёс машины. Саня успел выстрелить предупреждающим вверх, но вторым пистолетным хлопком был ранен. Стреляли оба.

— Быстрее, Гейша, — услышал он, теряя сознание.

Машина со скрежетом сорвалась. Володя приподнялся и автоматной очередью успел дать по машине. Она вдруг потеряла управление и покатилась навстречу идущему грузовику. Тот не успел отклониться в сторону и «Москвич» врезался прямо в колёса громадины. Треск металла раздался в тишине солнечного дня. Раненый от резкой остановки шофер грузовика, ошалело смотрел на искорёженную машину, в которой упершись в руль полулежала мертвая блондинка. Парик съехал с головы и под искусственными волосами показались чёрные, часто перекрашиваемые волосы. Рядом с ней на сидении поник головой раненый, но еще живой мужчина. На другой стороне у патрульной машины лежали два человека в форме. Водитель, еле двигаясь, включил свой мобильник и позвонил по 02.

Скорая помощь с воем прибыла первой. Следом за ними милиция. Прокуратура. Василий наклонился над парнем лежащим лицом вниз и, повернув его к себе, вскрикнул:

— Саня!! — и уже коллегам: — Это мой сосед, сегодня вместе выезжали на работу.

Оба парня оказались живы. Их быстро положили на носилки, в «скорой» им оказывали помощь. В машине нарушителей женщина была мертва, а её спутник жив, правда без сознания, но жив. В их сумке оперативники нашли много чего неожиданного. Среди найденных вещей оказались драгоценности и деньги, явно похищенные из сейфа семейства Крутых. Как драгоценную реликвию везли раненого бандита в больницу. Он им был нужен живым. На связке ключей нашли два, те, которые подходили к калитке заднего хода и к двери, но об этом пока сыщики не знали. Гейшу отправили в морг. Опознавали по фотографиям, имеющимся в старых делах. Хан тяжело раненый, постоянно просил спасти свою подругу. Он лепетал о мальчике, которого когда-то похитил и обещал рассказать, лишь бы её спасли. Раненые милиционеры тоже находились в больнице. Саня потерял много крови и был слаб, но серьезно ничего задето не было. Владимир получил пулю в голову и находился между жизнью и смертью. Василий с коллегами ждал, когда Хан очнется.

Павел остановил мать и попросил сесть к нему в машину.

— Нужно срочно найти кого-то, кто поможет перекочевать Хану на тот свет, — мрачно сообщил он матери.

— Кого? Ты же знаешь после Заура…

— Не рассказывай сказки, найди немедленно.

— Но как пройти к нему, если у входа дежурит милиция?

— Ты мастер на все руки, и это тебе будет не трудно. При таких деньгах, любая медсестра согласится отключить его от системы жизнеобеспечения, а если нужно и подушку применит.

— Она же потеряет работу?

— Какую? Мизерную зарплату ты ей компенсируешь в тысячу раз и купишь билет в теплые края.

— Ты задаешь непосильную задачу, сын, — сопротивлялась Любовь Ивановна.

— Для тебя будет лучше, если он подведет меня под пожизненное? Да и тебя тоже как сообщницу. Трупы убирала? Молчала? Значит быть тебе в Магадане вместе со мной.

— Циник.

— Лицемерка. Расшаркиваться некогда. Думай. Он может сегодня придти в себя.

Любовь Ивановна была озадачена. Дело слишком серьёзное. Её сын не рыцарь и за собой потащит обязательно. Спасать нужно собственную шкуру. Она приехала к главврачу. Тот прекрасно знал Игната Крутых, да и с ней они встречались, когда оказывалась благотворительность больнице. Станислав Александрович встал из-за стола и пошел навстречу гостье.

— Здравствуйте, давно вас не было видно.

— С тех пор как умер мой муж.

— Проходите, присаживайтесь.

— Я сегодня завезу вам мебель мягкую для хирургии и травматологии. Терапии телевизор и видео. Где — то к вечеру поближе, часиков в восемь.

— Глубоко признателен.

— Я обязана была сделать это давно, да все недосуг. Наконец, собралась.

— Меня не будет, но я скажу, чтобы заместитель по хозяйственной части принял всё как положено.

— Для столовой посуду хорошую приобрели.

Они простились вполне довольные друг другом. В помощь ей он дал медсестру Варю, она придёт помочь спонсору. Сейчас пришла получить зарплату и огорченная мизерной суммой, вслух считала кому она сможет отдать долги. Получалось никому, так как тогда жить будет абсолютно не на что. Любовь Ивановна обняла её за плечи и предложила поехать вместе в магазин за мебелью. Варя согласилась. Она любила поглазеть на товары, хотя самой что-либо покупать ей приходилось крайне редко. Рядом с мебельным, призывно распахнутыми, приглашали войти двери Универмага.

— Зайдём? — шепнула Любовь Ивановна своей спутнице.

— Да, — ответила она с надеждой.

Эта красивая дама была видно не в себе, если покупала мебель для больниц и приглашала её, незнакомую девушку в магазин, явно не для того, чтобы поглазеть на товары. В магазине их встретили как дорогих гостей: Любовь Ивановна бывала здесь частенько.

— Мне нужно, чтобы вы одели с ног до головы эту чудесную девушку и пару платьев с собой. Обувь тоже.

Пока Варя ошалело примеряла предложенные ей удивительно красивые вещи, Любовь Ивановна прошла в ювелирный отдел и купила ожерелье. Такого девушка ни за что не могла бы предположить. Даже во сне. Она совсем не походила сейчас на ту, похожую на воробья в своем платьишке и старых босоножках. Сейчас стояла у зеркала тонкая, в платье, подчеркивающем фигуру и прекрасно сочетающемся с цветом глаз, девушка, похожая на принцессу, так, по крайней мере казалось приодетой Варе… Туфли изящно подчеркивали красоту ее ног. Сумочка дополняла шикарную внешность столь не похожей на себя, час назад вошедшей в магазин девушки.

— Спасибо, — обняла она Любовь Ивановну. — Я ваш должник по гроб жизни.

— Ну что ты. Я лишь подчеркнула твое естественное изящество.

Варя была тщеславной, самолюбивой девушкой, страдающей хроническим недостатком денег и болезненно воспринимающей свою бедность.

— Может она какая-нибудь моя родственница, — подумала обласканная внезапной удачей девушка.

После Универмага зашли в Мебельный магазин. Любовь Ивановна сделала заказ и позвонила на работу. Ответил ей главный бухгалтер. Получив приказ немедленно оплатить мебель и отправить в больницу.

— Но уже вечер. Осталось пять минут до конца рабочего дня?

— Касса не расстроится за переработку. А вам я даю два дня отгулов.

— Но у меня квартальный отчет…

— Я сказала, оплатить немедленно.

Пока оплачивался товар, грузился, наступил вечер. Любовь Ивановна в своей машине отправилась вслед за грузовиком. В больнице ожидал заместитель главного врача и в расстроенных чувствах начал искать тех, кто поможет выгрузить мебель.

— У вас там милиция дежурит, попросите их, — подсказала Любовь Ивановна.

Сама она прошла в сестринскую комнату, где Варя приняла смену. Видимо милиционер, дежуривший у палаты Хана, согласился помочь.

— Я сейчас, — только в палату раненого преступника схожу и приду.

— А можно мне на него посмотреть?

— Вам можно. Идёмте.

Они зашли в палату и потерпевшая увидела своего врага — Хана. Его глаза были закрыты. Дышал он через резиновый шланг.

— К нему через каждые пятнадцать минут нужно бегать. Девушка что-то поправила, отладила скорость капель и пошла вперёд. Любовь Ивановна задержалась и выдернула шланг, обеспечивающий искусственное дыхание. Вошли в кабинет, где делались процедуры ходячим больным. До вечерних процедур было ещё время и Любовь Ивановна предложила Варе выпить чаю. Зам. главврача присоединился к ним. Из сумки гостьи появилась бутылка коньяка. Чай с коньяком начали с чайных ложечек, а затем просто рюмками с закуской икрой, намазанной на хлеб. Хохотали над анекдотами Евсеича, обрадованного появлением спонсора с такой шикарной мебелью. Час пролетел незаметно. Она уже собиралась уходить, как Варя сказала, что на минуту сбегает проведать больного. Прибежала она бледная и попросила Евсеича оставить их одних.

— Тот человек, он умер.

— Как? — удивилась Любовь Ивановна.

— Я долго не проверяла его, забыла и почему-то отключена система.

— Да брось ты глупостями заниматься. Сначала подключи всё как было. Вызови дежурного врача. Не говори, что не заходила долго, скажи пятнадцать минут. Какое значение имеет теперь время? Не плачь и не расстраивайся. Если что-то будет плохо для тебя со стороны администрации, я заберу тебя к себе на работу в наш профилакторий. Там зарплата в двадцать раз выше. Поняла?

— Поняла.

— Мы с тобой пятнадцать минут были, пока я сдала мебель заместителю. Ты сделала всё правильно. У этого преступника много врагов и тебе отвечать за них нет необходимости. Начнут ругать, бросай все и иди ко мне. Вот мой телефон. Я тебя завтра же устрою.

— Ой, спасибо вам. Буду звонить. Только с системой управлюсь.

Дежурный врач нашёлся быстро. Он констатировал смерть. Позвонил главврачу и рассказал что и как.

— Об этом охранники знают?

— Нет. Только я и медсестра.

— Запишите естественную смерть. Я сейчас буду. Пока молчите. Нам с вами криминал в больнице не нужен.

Приезд главврача напугал дежурившего милиционера. Он понял, что что-то происходит в палате, но ему ничего не говорят.

— Я должен знать, что случилось?

— Остановка сердца.

— Отчего?

— Это покажет вскрытие.

— Я должен доложить.

— Пожалуйста. Вы сами находились у двери, никто туда не заходил и обвинить кого-либо в смерти нельзя. Это было бы не по правилам. Человек умер сам.

— Действительно, никто не заходил, я это подтверждаю.

Так и закончилась непутевая жизнь Хана в местной больнице.

Про выгрузку мебели дежурный рассказывать не стал, это было бы причиной служебного расследования. Варя тоже не сказала никому, что вместе с ней заходила в палату Любовь Ивановна. Да её об этом никто и не спросил, так как на дежурстве она была одна, а милиционер отвечал за посторонних. Всё же она позвонила утром Любовь Ивановне, и та предложила ей уйти из больницы. Девушка так и сделала, сославшись на болезнь матери, проживающей в деревне. Никто её ни о чем не расспрашивал, текучесть кадров при такой зарплате была постоянной. Редко кто надолго задерживался в отделении. А с нянями так совсем крах. Медсестры ещё и полы мыли за копеечную доплату. Любовь Ивановна не захотела испытывать судьбу. Работу она девушке не дала, а подарила три тысячи долларов и билет в Ялту. Написала адрес своей знакомой с просьбой устроить девушку в пансионат или больницу к частникам. Варя попрощалась с Каменьградом и уехала навстречу новой жизни.

Вопрос смерти тяжело раненного преступника сомнений не вызывал, тем более что был подкреплён результатами вскрытия патологоанатома больницы.

Жаль, что вместе со смертью Хана умерла надежда на тайну ключей от дома Крутых. Их опознала Любовь Ивановна. Где и как он мог из взять, не по слепкам сделанные, а настоящие заводские. Поиски убийцы заканчивались на Хане с Гейшей. У них ключи, драгоценности, они пытались скрыться на угнанной машине, так спешили, что избавлялись от свидетелей и два сотрудника ГИБДД были ранены. Все сходилось и «глухарь» не повис на раскрываемости.

Настя, внимательно следившая в институте за Саней, вдруг не обнаружила его на занятиях в течение нескольких дней. Она пошла в деканат и спросила знакомую секретаршу о причине отсутствия студента.

— Тебе зачем этот гаишник?

— Мой родственник интересуется. Они вместе служили.

— Александр лежит в больнице. Его ранили на посту преступники.

Не дослушав, что еще вслед говорила ей секретарша, она съехала по перилам лестницы лихо, как в детстве, и выскочила на улицу. До больницы было несколько остановок, но она не могла ждать и останавливала такси. Как назло никого не было. Подкатил Павел. Девушка обрадовалась и вскочила на заднее сиденье, переднее было занято. Там сидела и с любопытством разглядывала Настю Ниночка.

— Далеко мчитесь, госпожа?

— В больницу.

— Там смерч, наводнение?

— Там лежит парень, раненый при перестрелке. Это друг моего родственника. Они вместе служили.

— Мир тесен, — сказал Павел.

К больнице подъехали быстро. Настя, выскочив из автомобиля, бегом понеслась к входу.

— Любовь, любовь..- пропела Ниночка.

— Ты же слышала, однополчанин её родственника.

— За чужими однополчанами так не бегают, — отрезала она.

— Ты хочешь сказать?

— Именно хочу, тебя интересует эта молодая газель?

— Ты с ума сошла. У меня и в мыслях не было.

— Я твои мысли по твоим блудливым глазам читаю.

— Это что ревность?

— Хотя бы и так.

— Права не имеешь.

— Имею. Ты мне обещал развестись с женой, а сам уже другую юбку подцепил.

— Не строй героиню из трагедии. Твоя практичность не уживается с романтикой.

— Я выхожу.

— Иди. Не держу.

— Ты пожалеешь.

— Это мы еще посмотрим, кто из нас пожалеет.

Ниночка широкой поступью, согнув спину, уходила по улице в сторону фирмы. В её голове был ералаш.

— Ненавижу, гадину, — решила она, не понимая сама, кого конкретно подразумевает под эти названием.

Придя на работу, она немедленно уединилась с Наташей, гордой от востребованности по тайным делам гордячкой Ниночкой. В душе она проклинала её со своими тайнами, но прямо глядя в глаза разъяренной коллеге, сочувствовала ей, охала и ахала, называя Павла разными кобелиными названиями. По её мнению, его нужно было четвертовать, кастрировать и утопить в болоте. Такие кары остудили пыл оскорбленной Ниночки и она присев сказала слушательнице:

— Я подумаю, что с ним сделать?

— Лучше всего — бросить и завести себе другого.

— А как же квартира, деньги, подарки?

— Выбирай сама, что тебе дороже.

К сожалению, Ниночка не могла решить столь трудную задачу. С подлым другом расставаться нельзя, иначе лишишься всех благ, а это Ниночка любила больше чем объект, набитый деньгами.

— Подумать надо, — решила она и совещание закончилось.

Павла интересовала Настя. Было любопытно узнать побольше о её визите к раненому. Он прекрасно понимал, что речь идет о том самом парне, которого ранили его «друзья». Он знал о них от матери и беспокоиться было не о чем. Вот только ни к чему было примешиваться сердечным делам.

Он стоял, ожидая её, в надежде узнать побольше о пикантной теме человеческих взаимоотношений. Насти долго не было и он решил сам подняться в больницу. Упускать возможность поговорить с ней, а может и провести время, он не мог. Вошел в больницу. Спросил у справочной дежурной палату. Когда он поднялся наверх, та уже прощалась с парнем, лежащим на больничной койке. Забинтованный, бледный с блестящими глазами, явно не от больничных процедур, Саня был на седьмом небе. Они смотрели друг на друга и не надо было ходить к гадалке, чтобы понять их родственные чувства, свойственные лишь Ромео и Джульетте. Павел отступил и пошёл к выходу. Досада, разочарование появились в его душе. Но он был не из тех, кто отступает перед трудностями. Его закалила Вера и он знал, что можно добиться всего, было бы желание и терпение.

— Опять терпение? Сколько можно? — разочарованно размышлял он.

Настя удивилась его ожиданию. Она беспрекословно села в машину и улыбалась мыслям, далеким от сидящего рядом спутника.

— Это твой любимый?

— Нет, конечно, но я была влюблена в него, когда мне было лет четырнадцать. Потом он женился на другой и я больше его не видела. Сейчас он попал в больницу и я пришла его проведать.

— Снова любовь?

— Не знаю. Но то, что он человек моей мечты — явно.

— Будешь продолжать с ним отношения?

— Не знаю. Я ничего не знаю о нём, может быть у него куча детей. Он учится на заочном отделении института.

— И вы с ним не виделись?

— Издали, я.

— А он?

— Он не знал, что я здесь.

— Поедем пообедаем.

— Да, можно.

Бездумное согласие давало повод для надежды Павлу. Девушка не предполагала о существовании целых условностей. Её бесхитростная душа была далека от разных меркантильных мыслей. Обед прошел замечательно. Павел решил воспользоваться её чистой натурой по отношению к людям и начал готовиться к встрече с ней в загородном доме. Когда и как, будет видно, но затягивать не стоит, Ромео поправится и может быть поздно.

— Я не должен упустить этот кусочек чистоты и невинности.

Ничего не подозревающая Настя болтала, ездила, обедала, не понимая, что все это называется быть обязанной. Воспитанная в доброй семье мамы и дедом Романом она понятия не имела о серьёзности постоянных встреч с понравившемся ей Павлом. Красивый, общительный, не жадный, ничего не требующий взамен, он казался ей ниспосланным судьбой другом. Именно такие друзья, подруги описаны в классических произведениях, готовые ради дружбы на всё. И она таяла от его бесед, шуток, хождений обедать в дорогой ресторан.

Его импозантность была особо выделена судебным процессом, где он в качестве истца появился вместе с матерью перед Настей. Женщина была хороша. Её возраст не мешал ей останавливать взгляды мужчин на своей особе.

Павел заранее договорился с Казаковым, что обошлось ему в пятьдесят тысяч долларов и в процессе было установлено, что Игнат Терентьевич в последний день не мог руководить своими действиями, так как получал наркотики от жестоких болей. Письмо областного управления милиции тоже было на стороне наследников. Когда судья вынес решение о признании завещания недействительным, никто не подал кассационной жалобы, так как сочли, что действительно семья есть семья. Настя порадовалась за друга, быстро оформила решение после его вступления в силу и отдала Павлу. Казаков был обижен на свою помощницу, отвергшую его в пользу богатого бизнесмена. Но ничего не говорил ей. Он побаивался своеобразного характера молодой студентки. С таким темпераментом можно и работы лишиться. А работник она была незаменимый. Как будто мысли читала. И он довольствовался тем, что председатель суда ставил в пример его протоколы другим судьям.

У Павла с Верой начались неприятности. Он редко бывал дома, покрикивал на неё и дочь, словно чужой, пробирался ночью в гостиную на диван. Вера понимала, что полоса абсолютного подчинения ей — прошла. Это был другой человек, грубый, ненадёжный, а с некоторого времени и опасный. Когда Вере показали в милиции фотографии Гейши она сказала, что понятия не имеет кто это. Но, порывшись в памяти, вспомнила как в первый год супружества с Павлом она увидела письмо от Гершановой. Павел еще тогда проговорился, назвав её Гейшей. Потом через несколько лет, совсем недавно она по телефону услышала, как женщина представилась ей Гейшей. Идти в милиции и рассказать об этом она не захотела. Такая мелочь не может им помочь, решила она. Да и коллеги Василия подумают, что нарочно пришла на мужа бывшего посмотреть. Ранее она не думала о Василии. Ушла, как в омут канула. Перечеркнула всё, что было. А было много хорошего и с недавних пор непрошенные мысли нет-нет, да и приходили к ней, чтобы напомнить о светлых, счастливых днях, светлых потому, что не было в них никаких подозрительных случаев, когда приходится сомневаться в порядочности всего семейного клана.

С Павлом всё было наоборот. Не нашёл сына, ради которого она и согласилась на развод с Василием. Исчезновение Заура, охранника, смерть Андрея, уехавшего с ним за мальчиком. Как теперь ей казалось, не простая история с Юлей, со Светланой их одноклассницей, ограблением, убийством тех двух знакомых свёкра, теперь убийство в доме прислуги.

Любовница, в открытую разъезжающая с ним в машине, квартира, подаренная ей. Исчезновение драгоценностей и смерть Хана и Гейши. Снова Гейши. То, что Павел был с ней знаком — очевидно и почему-то скрывает это. Идти на разрыв она не хотела, нужно было обо всём подумать. Но вся эта муть вокруг его имени и всей семьи, вызывало в ней чувство брезгливости, нечистоплотности, и она думала, что в такой атмосфере постоянной лжи нельзя воспитывать дочь.

— Сплошное лицемерие, — думала Вера. — Но как разрубить этот «гордиев узел»? Хватит ли сил на сопротивление семейке Крутых? Молодящейся разгульной Любовь Ивановне и столь же необузданному в личных делах мужу?

Теперь Василий казался ей ореолом чистоты и преданности. При встрече с ним она терялась и не могла сосредоточиться, скорее убегала, как будто можно было убежать от себя самой. Его родители — предмет обожания, остались таковыми до сих пор.

Она не могла себе представить Анну Ильиничну в обществе любовника, развлекающейся в доме, где живет ее внучка. Нет. Анна Ильинична, её муж, сын были аборигенами в чуждой им стране безудержной страсти к деньгам и похоти. Их жизнь была похожа на интересную, не затасканную книгу в хорошем переплёте с не загнутыми страницами. Чистыми, интересными, не похожими ни на какие бульварные романы. Сегодня Вера снова получила письмо от доброжелателя с фотографией девушки рядом с Павлом, юной, нежной, весёлой в своей неомраченной молодости.

В письме рассказывалось о том, как Павел возит девчонку по ресторанам, больницам, это слово было подчеркнуто, что позволяло толковать его в двояком смысле. Девушка могла «подзалететь» и они обратились к специалистам. Вера отбросила в сторону бумагу и она белым пятном красовалась посреди гостиной.

Василий только что приехал из дома, где они с Васильком простились до следующей недели. Паренёк нравился ему своей неординарностью, умом, чистым сердцем.

— Я должен найти его родителей, — сказал он Юре.

— Мы с тобой твоего сына не смогли до сих пор найти, — ответил тот.

— Или хотя бы установить, что их не существует в живых.

— Зачем тебе это?

— Мои старики сильно привязались к этому парню. Да и я не прочь пойти на усыновление.

— Вот как! Это уже серьёзно. С чего начнем?

— С местного детского дома. — Мы там бывали несколько лет подряд после случившегося.

— И всё-таки снова с него. Нужно узнать откуда прибыл Василёк.

— Я схожу, — вызвался Юра.

— Спасибо.

Заведующий детским домом не хотел показывать документов, но Юра настойчиво попросил его об этом, вместе со своим удостоверением, что убедило заведующего более, чем просьбы.

Оказалось, что мальчик прибыл из областного центра более шести лет назад. Там не оказалось мест и его вместе с одарённым ребёнком привезли сюда. Демьян уже закончил институт, а Василёк учится в математической школе. По делу было видно, что у Иванова Василия Васильевича не было родителей и из ЗАГСа справки — тоже. Ему для школы делали документы. Не может человек жить без документов. И теперь он узаконенный гражданин, не имеющий родителей.

— Его не пытались усыновить?

— Пытались. Но он категорически вместе с Демьяном был против.

Взяв данные мальчика, Юра привез их в отдел. Василий попросил разрешения начальства на поездку в область и странно, но ему не отказали. Через день Василий был в приёмной детского дома у приятной наружности женщины и расспрашивал её о мальчике.

У нас остались данные, что его привезли из села Никольского. Вот фамилии, имена тех, кто его привёз. До села Никольского было 50 километров и Василий тут же отправился в путь. Он добрался до сельского совета после обеда, и на его счастье обе женщины оказались на месте. Вскоре он знал, что воспитывающая его подопечного женщина находится в неврологии, она так и не смогла освоиться в жизни после смерти мужа. Прасковья Тихоновна молча смотрела на гостя. Тот задавал ей вопросы, а она никак не реагировала на них. Василий оставил ей пакет с фруктами и уехал домой, мало узнав что-то нового.

— Ну как поездка? — спросил его Юра.

— Можно сказать никак. Следов не осталось от тех, кто был до стариков, у которых жил мальчик.

— Может он сам что-то тебе рассказывал о той его жизни, пока вы бывали на даче или дома.

— Да так, ничего особенного. Помнит деда Романа, собаку Казбека, кота Питера, козу Дерезу, Настю, Сергея, телевизор, Нюру, Дарью и Витька. Но где это — ничего не знает. Как по этим именам можно установить местонахождение хутора?

— Да, маловато данных о местности, одни имена. Зоопарк какой-то.

— А тебе не кажется, что мы с тобой встречали дело, где упоминались именно коза, кот, собака. На хуторе.

— Не припоминаю. Постой. Постой. Несколько лет назад исчез один охранник Крутых и второго убитого привезли сюда с хутора. В протоколе упоминаются раненые люди и эти животные. По всей вероятности.

— Срочно дело из архива.

Согласно описанию следователя, который вёл дело, убитого охранника нашли на хуторе, где находились еще трое раненых. Старик, молодой пограничник Сергей и девочка Настя. Всех их доставили в больницу, а животных куда-то отвёз ученый, находившийся там. Он перед этим нашёл в лесу мальчика, забрал его домой. И вынужден был поехать ещё раз, где и встретил побитую компанию. Адрес этого человека в деле имелся.

— Юра. Мы с тобой остолопы. Никто тогда не обратил внимания на эти данные. Лес, коза и прочие. Кто мог подумать?

— Давай-ка срочно закажем переговоры по адресу.

Голос в квартире ответил им, что сын Алексей с невесткой находятся в Канаде уже несколько лет. Он учёный, где — то там читает лекции в Университете.

— Вы мне можете дать его адрес? — спросил Василий.

— А вы кто такой?

— Я майор милиции. Мы ищем мальчика.

— Василька? — спросила она.

— Да. Вы знаете где он?

— Нет не знаем. Он как тогда потерялся, так мы ничего и не знаем. Адрес я вам диктую.

Через несколько минут довольные Василий и Юрий сочиняли письмо в Канаду Алексею и Раечке. Они попросили подробно изложить всё, что знали и почему тогда они не обратились в милицию. Написали обратный адрес Василия и письмо полетело в далекую страну, где находились сейчас люди, которые могли пролить свет на всю эту историю. Дома Василий ничего не сказал о письме, боялся что не ответят, не захотят ворошить прошлое.

Элина и Василек стояли у ворот школы.

— Ты ко мне домой придёшь? — спросила она.

— Не знаю. — засомневался он. — Твои родители могут не понять моего визита.

— Ты мой друг.

— Это ты так говоришь, а они могут рассердиться и я окажусь в смешном неприятном положении.

— Я поговорю с мамой, — упрямо ответила девочка. — Хочу, чтобы ты посмотрел как я живу. Познакомился с нашими поближе. С бабушкой, например.

Приехала Вера, с шофёром на шикарной машине. Вышла из неё и подошла к ним, так как Элина не спешила ей навстречу.

— Здравствуй, Василий, — поприветствовала она мальчика.

— Здравствуйте, — ответил паренек.

Он разглядывал мать Элины и отметил про себя, что она симпатичная, грустная, чем-то озабоченная и рассеянная.

— Вас кто-то расстроил? — спросил он Веру.

— Почему ты так думаешь? — удивилась она.

— У вас глаза печальные и мысли не сосредоточены на стоящих перед вами людей.

— Маленький психолог, — улыбнулась она. — Ты правильно понял ход моих мыслей.

— Мама, я хочу, чтобы мой друг поехал с нами. Я покажу ему свой дом, игрушки.

— Хорошо, — ответила Вера, — Я согласна. Прыгайте в машину.

Дом был огромный и ухоженный. Комнат много. У девочки небольшая, но очень удобная детская. В ней все необходимое: компьютер, принадлежности к нему, шкаф с книгами, другой с игрушками. Письменный стол с торшером, шахматный столик, уютный диван, мягкие кресла. Посредине пушистый ковёр.

— Сначала я накормлю вас.

— За обедом малышка болтала без умолку, развлекая гостя.

Вдруг Вера спросила:

— В детдоме вам плохо?

— Я привык, не знаю как бывает хорошо. Шумно. Ты зависишь от толпы и распорядка. Сам себе не принадлежишь.

— В комнате много вас?

— Двое. Это самая маленькая комната. В других по двадцать, тридцать человек.

— У тебя есть друзья?

— Демьян, закончил институт. Василий, Анна Ильинична, Андрей Иванович.

— Ивановы?

— Да. А вы их тоже знаете? Я с ними на даче бываю, на рыбалке. Отличные люди. Как в раю, чувствуешь себя.

— Ты знаешь, что такое рай?

— Думаю знаю, это противоположное явление аду. А там, где под одной крышей живёт много разных людей — ад. Хотя без него у нас не было бы крыши над головой и остального, необходимого человеку.

Вера смотрела на него и думала, что вероятно её сыну было бы сейчас столько же лет. Ей жаль этого мальчика, но с её родственничками ничего изменить нельзя. Она не знает даже того, как поведёт себя Павел, увидев у себя дома мальчика из детского дома. Прибежала Любовь Ивановна, погладила гостя по голове и помахала им ручкой. Спешила как всегда.

— У нас как на постоялом дворе, ничего стабильного.

После обеда смотрели альбом с фотографиями. На одной из них, чудом уцелевшей, Василек увидел троих молодых людей, стоящих в обнимку.

— Это мама, — показала на девушку с фотографии Элина. — Это папа.

— А это Василий, — узнав его, сказал мальчик.

— Какой Василий? — заинтересовалась девочка.

— Ты его не знаешь, — забирая из рук дочери альбом, сказала Вера. — Едемте на реку, посмотрим на людей, побродим по берегу.

— Ура! Едем, едем, — обрадовалась Элина.

Вера просто-напросто увозила их из дома, чтобы не дай Бог, не появился Павел. Ей припомнились слова мальчика «жизнь зависит о толпы». Вот и у неё малочисленная, но толпа, от которой она зависит. И она вдруг осознала, что является рабыней в этом большом доме. Не смеет никуда надолго отлучиться, никого пригласить. Может возникнуть скандал. Даже упрекнуть его опасается. В гневе он невменяем и неизвестно чем может все закончиться.

Прогулка удалась. Дети бегали наперегонки, строили замок из песка, бросали камни в воду кругами, собирали красивые камешки и никак не хотели ехать домой. А было уже пора. Наконец машина остановилась у забора обшарпанного здания с вывеской «Детский дом». Василек вышел, попрощался и сказал:

— Вы мне подарили чудесный день. Как будто я побывал в другом мире.

Вера смотрела на него сзади, как он идет по ступеням серого крыльца, маленький человек со своим характером, связанный жизненными обстоятельствами.

— Что я могу для него сделать? — и, подумав, ответила себе, — Ничего.

Вера превратилась в странное существо, именно существо. Из неё не получилось юриста, она второй раз замужем, потеряла и не нашла ребёнка.

Теперь второй муж становился все непонятнее, дома не бывал, в открытую имел любовницу и она не протестовала, а молча сносила все неприятности, связанные с его изменой. У неё словно надломилась внутри пружина реагирования на внешние раздражители. Невыносимая боль после похищения сына выжгла всё внутри и ей хотелось отгородиться от всего и не знать жестокой правды жизни.

Только дочь, близкое, самое главное существо заставляла Веру двигаться, думать, есть. У нее образовался собственный мир, в который не был допущен ни один человек. И к окружающим её людям не было сострадания. Опустошенная душа не желала больше страдать. Друг дочери Василий ей очень нравился, но его не любил Павел. Следовательно во избежание неприятностей в семье нужно было прекратить близкое знакомство с мальчиком.

— Мама, а когда Василёк придёт в гости, — спрашивала дочь ежедневно.

— Не знаю, — отвечала мать. — Твой папа будет сердиться.

Элина не хотела уступать матери в продолжении дружбы с Васильком. Ей хотелось, чтобы он часто бывал у них дома. Выбрав момент, когда отец был дома, что в последнее время это была непоказательная роскошь для родственников, она уселась к нему на колени и потёрлась щекой о его щеку.

— Что случилось, лиска?

— Я Элина, а не лисичка, — оборвала она его.

— Ого, характер вырабатываешь?

— Я хочу, чтобы мой друг Василий бывал у нас дома. Он поможет мне учить уроки.

— Уроки тебе поможет учить мама.

— А я хочу, чтобы он. И обедать с ним тоже. У них в детдоме плохо.

— А я не хочу посторонних в нашем доме.

— Почему? Тебе он не нравится?

— Да, не нравится. Человек неизвестного происхождения и ты, моя дочь.

— А я все равно хочу, чтобы он приходил к нам.

— Что будет, если я все-таки не разрешу?

— Я буду уходить с ним из школы в детдом.

— С ума сошла? Хочешь болезнь подцепить какую-нибудь?

— Разреши, папочка, я тебя так люблю.

Павел растерялся. Запретить можно. Сказал и точка. А она будет бродить с ним где-то по улицам. Разрешить, значит постоянно видеть у себя неприятного гостя. Хотя дома он бывает редко, и можно этого паренька считать живой игрушкой. Надоест — сама выбросит.

— Хорошо, — сказал он. — Пусть он учит с тобой уроки. Обедает у нас, но мама сама должна будет привозить вас из школы. Я не разрешаю тебе бегать по улице, даже в сопровождении парня.

— Папочка, миленький, какой ты замечательный. И ещё я хочу сделать ему подарок.

— Какой?

— У него ужасный портфель и плохие ботинки.

— А он примет этот твой подарок?

— Не знаю. Спрошу.

— Сначала спроси, а потом покупай. Эти подкидыши воображают из себя княжеских детей.

Павел торопился. Вера вышла из комнаты. У них были натянутые отношения и он решил залатать дыру в расползающемся браке.

— Наша дочь попросила разрешения бывать её другу у нас дома, обедать, учить уроки, бывать на прогулках, но только под твоим контролем. И посмотри, что можно купить для него.

— И это говоришь ты? — Вера не верила своим ушам.

Ей показалось, что все их ссоры померкли из-за такого поступка по отношению к брошенному кем-то ребёнку.

— Я тебя не узнаю, — сказала она.

— Значит мир? — спросил он тихо.

— Мир. Ты — молодец.

Павел уехал довольный. Небольшая уступка внезапно превратилась в восстановление домашнего спокойствия, что уже давно не наблюдалось в их доме. Он ехал довольный собой и даже мальчишка не казался ему таким противным. На работе его ожидал сюрприз. Наташа боком вошла в полуотворенную дверь и сказала:

— Шеф, вас обманывают, а вы этого не заслуживаете.

— Кто?

— Ваша пассия. Она крутит любовь уже две недели с другим.

— Кто он?

— Бизнесмен с вашей фирмы. Немолодой, но богатый, холостой, обещает жениться.

— Как его зовут?

— Александр Владимирович. Заместитель директора.

Павел присвистнул. Любовник матери поменял амплуа.

— А ты откуда знаешь?

— Она со мной делится.

— И какое же место отводится мне?

— Рогатое. Вы же не можете на ней жениться, а она хочет семью, детей.

— Чего хочешь ты?

— Искренне?

— Конечно. Информация стоит денег.

— Я хочу автомобиль. Мне его самой никогда не купить. При моей внешности на подарки рассчитывать не приходится.

— Грязно, но честно. Я тебе выписываю чек на «Ладу». Сама подберешь нужную марку автомобиля.

— Я уже давно знаю, чего хочу.

— Вот и отлично. Чек, получи. Но ты должна мне сообщить о месте их встречи и времени.

— Обязательно.

— Всего хорошего.

— До свидания.

ЗА ДВУМЯ ЗАЙЦАМИ

Павел задумался над отношениями с Ниной. Вроде всё для неё делал. Материально полностью обеспечил, а сучонка осталась сучонкой. Он решил особо не расстраиваться, но отомстить по полной программе, обдумать каждую мелочь. Сначала нужно придраться к работе. Но не самому. Он пригласил к себе Костю, далеко идущего в планах парня, женатого, имеющего детей и живущего у тёщи.

— Входите Константин Кузьмич, присаживайтесь.

— Я хотел вам сказать, что вы вызываете во мне особую симпатию. Присмотревшись к работе всех, я пришел к выводу, что именно вы должны стать моим замом.

— Спасибо.

— Я собираюсь в отпуск, нужно привести дела по наследству в соответствие и я назначаю вас исполняющим обязанности. Сегодня же заготовьте два приказа. Первый о назначении вас заместителем с первого числа текущего месяца, а второй с сегодняшнего дня — исполняющим обязанности директора с правом подписи в банке, получении денег и полной ответственности.

— Я смущен. Это может отразиться на взаимоотношениях с некоторой особой?

— Отлично. Чем сильнее вы прижмёте эту особу по работе, тем больше премии получите от меня. Вы знаете, что квартира, занимаемая особой, принадлежит фирме. При увольнении она теряет её, и квартира будет передана нуждающимся с правом приватизации. Вам карты в руки. Надеюсь, что она наломала дров и будет нетрудно подвести её под увольнение.

— Там хватит на двадцать увольнений.

— Действуйте. Я буду часа через два, приказы должны быть готовы.

Если бы разразилась гроза, это не так ошеломило бы Камышного, вылетевшего пулей из кабинета шефа.

— Вот оно, счастье, само в руки привалило, — думал новоиспеченный исполняющий обязанности. — Значит звезда фаворитки закатилась.

В тот же день приказы были подписаны, передана печать, ключи от сейфа, чековая книжка, всё, что положено для организации работы фирмы.

Ниночка приехала после обеда. Она вбежала в кабинет Павла и опешила, увидев Костю на его месте.

— Что это значит? — спросила она надув губки, капризным тоном.

— Потрудитесь ответить где вы были до сих пор и почему опоздали на работу?

— Ты что белены объелся? — раскричалась она. — Забыл кто я?

— Недисциплинированный сотрудник фирмы и на первый раз я объявляю вам выговор.

— Не имеешь права. У меня не было замечаний.

— Сегодня утром вы не явились в судебное заседание, из-за вас было отложено слушание дела. Клиент написал заявление и оставил мне. Он просит отстранить вас от дела и передать его другому юристу.

— И вы забрали дело?

— Слово клиента — закон. Распишитесь в приказах. «Поставить на вид», утром и выговор в обед.

— Расписывайся сам.

Костя пригласил секретаря и Наташу, в присутствии виновной в приказах было поставлено «от подписи отказалась». Оба свидетеля подписали документы. Ниночка села. Лобовая атака результатов не дала.

— Где Павел?

— Павел Игнатович в отпуске на два месяца.

— Что так долго?

— Отпуск очередной и без содержания зарплаты.

— Где он сейчас?

— Неизвестно.

— Я поеду к нему.

— И получите новый, но уже строгий выговор за уход с работы.

— Это что же? Можно расценивать как облаву на меня?

— Ни в коем случае. Организация трудовой дисциплины.

Ниночка вылетела из кабинета и уселась на свое место. Чего доброго и впрямь уволят, а Павел неизвестно где находится сейчас. Его телефон не отвечает. Может специально выключен? Положение было серьёзным. Она вышла на крыльцо и дозвонилась до своей новой пассии.

— Я попала в неприятное положение, — пожаловалась она Александру Владимировичу.

— Ты сюда не звони, твой Павел здесь и его мамаша тоже. Они занимаются наследственными документами.

— Он мне нужен.

— Ты хочешь раскрыть нашу тайну?

— Но ты же обещал!

— Ради Бога, не сейчас. Вечером поговорим у тебя, — ответил он и положил трубку.

Ниночка вернулась на место и в это время совсем некстати пришли муж и жена, её клиенты, которые уже месяц не могли поймать юриста ни здесь, ни в суде.

— Ага, попалась, бесстыжая рожа, — закричала на Нину женщина.

— В чём дело, — пыталась вывернуться она.

— А в том, что в суде нет нашего искового заявления, вы его не подали. Деньги наши схватили, а дела нет.

На шум прибежал Костя.

— Что случилось? — спросил он у разъяренной женщины.

— Да вот, юрист липовый, деньги с нас взяла, кроме тех, что мы оплатили в кассу. Сказала с пустыми руками к судье идти нельзя. Я ей пять тысяч отдала и четыре в кассу заплатила. А дела нет. Судья ничего не знает. Отправила меня к вам.

— Сейчас разберёмся, идёмте ко мне.

Он привел супругов в кабинет, выслушал их и понял, что лихо взятые деньги юристом, якобы «на взятку» судье, прикарманены Ниночкой. И даже исковое заявление она в суд не подала.

— Пишите заявление на имя директора фирмы.

Он дал им лист бумаги, ручку и вскоре читал произведение, уличающее юриста в мошенничестве. Взять деньги и ничего не сделать… Константин успокоил женщину и пообещал вернуть ей эти деньги, подать заявление в суд, согласно договора с оплатой в кассу предприятия.

— Ничего нам от вас не нужно, — заявила женщина. — Деньги и те и другие на стол. Иначе идем жаловаться выше.

Дело запахло скандалом. Костя вызвал Ниночку и предложил ей выложить пять тысяч, те, что она взяла обманным путем.

— У меня нет денег.

— Ты хочешь объясняться в прокуратуре? — спросил он ее.

Ниночка не знала что делать. Деньги были, но расставаться с ними вот так запросто, она не могла. Но и скандал ей был ни к чему. Подумав, она полезла в сумочку и выложила купюры на стол. Взяла их и пошла в кабинет Кости.

— Возьмите ваши деньги, я всё равно бы подала это заявление. Подумаешь, не успела.

— Уходите, — сказал ей Костя, увидев, как гневная женщина краснеет на глазах и приподымается со стула.

Ниночка вышла. Пришлось приглашать бухгалтера и оформлять возврат четырех тысяч рублей, не отработанных юристом и потребованных назад клиентом. Деньги были отданы, инцидент погашен, в стол легло заявление о нечестности Ниночки. Можно было оформлять приказ об увольнении как «не внушающей доверие». Костя с удовольствием написал его и попросил секретаря вручить его виновнице.

— Ты с ума сошёл, да знаешь ли ты, что тебе сделает Павел?

— Знаю. Поэтому без отработки прошу покинуть помещение. Не забудь сдать свои дела мне. И ключи от квартиры завтра.

— Ты чокнулся? — завопила она. — Да тебя самого уволят немедленно.

— Хорошо. Уволят, уйду.

Ниночка пригласила Наташу и начала изливать ей душу.

— Этот дурак не знает, что его ждет.

— Ты же говорила, что с Павлом всё покончено и ты выходишь за другого.

— Кто их разберет, мужиков, — раздраженно ответила Ниночка. — Я Павлу соврала, сказала, что моя мама попала в больницу и мы пока не можем встречаться. Я должна смотреть за детьми. Сегодня приедет Александр и мы решим с ним вопрос будущего.

— Но как же квартира?

— У Александра есть своя в два раза больше моей. Он живет с дочкой вдвоем. Ладно, — сказала она мрачно, — вечером мы разберёмся во всём, я думаю, что Костя перегрелся, его Павел остудит.

— Мне можно к тебе приехать?

— Когда?

— Часов в семь.

— Но ненадолго. В восемь я буду занята.

Именно это и хотела услышать её коварная подруга, получившая свои «тридцать сребренников» в виде автомобиля. Через час, позвонивший ей Павел, хохотал над действиями Кости и обещал окончание спектакля сделать ещё более комическим.

— Сук надо учить, — сказал он и выключил телефон.

— Мамуля, — нежно сказал сын, обняв за плечи так давно не обласканную им мать. — Сегодня моя сучка и твой кобелина встретятся в восемь часов вечера. Как ты смотришь на это?

— Ты точно знаешь время и место?

— Точнее некуда.

— Ты-то сам что предпримешь?

— Пока не решил, но подумаю.

— Я тоже. Встретимся в шесть и обсудим.

— Хорошо.

Ниночка решила, что сегодня добьётся от своего немолодого вздыхателя предложения руки и сердца и тогда Павел увидит что потерял. Решил поиграть с нею в кошки-мышки, Костю подставил. Но она всем покажет, на что способна её деятельная натура. Позвонила Наташе, единственной оставшейся верной ей подружке и откровенно изложила планы на вечер.

— Я сегодня пойду в самый шикарный ресторан, где и получу предложение руки и сердца от Александра. Музыка, приглушенный свет.

— Как бы я хотела увидеть твой триумф? Меня никто никогда не приглашал в ресторан.

— Идея. Ты пойдешь со мной. Только будешь за столиком рядом. Я сделаю заказ и оплачу. Мы с тобой будем соприкасаться друг с другом, тебе все будет слышно и видно.

— Но я одна, неудобно как-то.

— Я попрошу официанта подсадить к тебе кого-нибудь приятного. У них есть такие парни за оплату на времяпровождение.

— Только учти у меня денег нет.

— Все войдёт в один счет Александру. Итак, дорогая в восемь я жду тебя.

Они еще поболтали о том, во что одеться и как Наташе лучше проехать к ресторану.

Через несколько минут Павел знал уточнённые данные о вечернем приключении. Любовь Ивановна созревала для выдержки. Сделать «нос» прямо на виду у всех она не могла. Тогда он действительно вынужден будет уйти с молодой пассией. Нет, нужно чтобы все было ясно и красиво. Его пока держать при себе, не выясняя отношений, а ей дать урок на всю жизнь, как отбивать любовников у зрелых богатых дам, да ещё оставлять молодого любовника, такого как Павел, давшего ей всё для начала в жизни. Предстояло отрепетировать сцены и «сделать разводку», как в хорошей трагедии, элементами комической оперетты. Готовилась она основательно. Ходила по комнате, словно раненая львица, лишь её рычание заменяло мысли, бушующие гневом и жаждой мести. Выпила успокоительного. Позвала сына.

— Ты позвони Гоше, официанту и попроси посадить их за наш столик. Пусть ничему не удивляется и побольше разных закусок, вин, самых дорогих.

— Собралась с ними ужинать?

— Никогда. Поймешь в конце, что значит оскорблённая женщина.

— Я тоже должен присутствовать?

— Заедешь, заберёшь у неё ключи от квартиры.

— А она куда пойдёт?

— Предоставь мне заботу о ничтожестве. Вздумала тягаться сразу с двумя Крутых. На всю жизнь запомнит этот день. Внукам будет рассказывать, как сказку, только в третьем лице.

— Ты её побить хочешь?

— Глупые мысли у тебя, сынок. Физически побить — ерунда, стыд для обеих сторон. Я с ней расправлюсь так, как ещё никто не расправлялся с подобной девкой.

— Интересно, — сказал Павел, весело глядя на мать. — Очень хочу увидеть финал спектакля.

— Ты его увидишь, сынок, и оценишь. До вечера. В половине девятого в ресторане встречаемся мы с тобой.

Александр Владимирович пребывал в раздумьях и оценках будущего. Ему нравилась его молодая пассия Ниночка, он понял, что ей тоже нравится. Даже разлад с Павлом произошел из-за него. Но его мучила мысль об объяснении с Любовь Ивановной, которая ему порядком поднадоела, но от которой он зависел по службе. Оставлять такую работу нужно быть или ослом или чересчур влюбленным. Ни то, ни другое к нему не относилось. Работа давала стабильность обеспеченной жизни и даже, если он женится на хозяйке предприятия, большой куш в несколько миллионов зелёных. Он то точно знал обстановку на работе и умел сосчитать прибыли, относящиеся именно к нему, измени он свое семейное положение.

Но чертовка Ниночка хороша, свежа, не сравнишь со стареющей молодящейся женщиной. Она не была ему противна, он привык за долгие годы к ней и даже любил по-своему, но видеть ежедневно круглые сутки возле себя тяжеловесную «голубушку», как он её называл, трудно. Остаться с Ниной — значит потерять миллионы, к которым он так близок, стоит, только протянуть руку, оформить отношения в ЗАГСе, и они твои. Люба сегодня пригласила его на дачу, но он нашел отговорку по здоровью и сказал, что останется дома. Она не стала настаивать и в конце рабочего дня они расстались и разъехались по своим домам.

Была пятница. Предстояли выходные. Александр решил провести все выходные с Ниночкой, а заодно решить нужна ли она ему действительно, или это просто блажь, страсть видеть в своих объятиях молодое тело, без жировых складок и желтеющего цвета кожи. Дома его ждала дочь. Он поговорил с ней так, ни о чём, прилег отдохнуть. Девушка присела рядом.

— Тебе не пора завести жену?

— Зачем?

— Затем, что у меня есть парень и ты скоро останешься один.

— Как парень? Откуда?

— Папочка, мне уже девятнадцать. Моя мама была в эти годы замужем за тобой, а меня ты спрашиваешь: — «Откуда?»

— Как ты выросла незаметно.

— А мне показалось я росла долго. Особенно до восемнадцати лет.

— Ты меня с ним познакомишь?

— Обязательно. Он вундеркинд. Вырос в детдоме, в пятнадцать лет поступил в институт и с отличием закончил его. Зовут Демьян. Парень отличный, критиковать и отговаривать — не советую. Я его люблю и точка.

— Когда я его увижу? — забеспокоился отец.

— Можно в воскресенье. Сходим вместе в театр. Пригласи свою Любу.

Озадаченный отец не мог взять в толк, когда его дочь успела вырасти, влюбиться и научиться рассуждать, да так, что её трудно переубедить. Да и стоит ли. У молодёжи сейчас есть на всё своё мнение.

— Я ухожу, отец. Мы с Демьяном идем в кино.

— Я тоже уйду. Приду поздно.

— Хорошо, отец. Я убежала.

Александр Владимирович был доволен своей дочерью. Она была нетребовательна к вещам, носила все простое, удобное, идущее ей к лицу. В питании стремилась к обычной, реальной пище.

Мысли раздвоились о дочери и предстоящем вечере с молодой, уведённой у хозяина любовницей. Наконец, наступил вечер. В ресторане только что начинали собираться желающие хорошо провести время. Ниночка уже сидела за столиком и о чём-то оживленно разговаривала с соседкой по столу. Столики стояли так близко, на уровне протянутой руки. Увидев входящего Александра, Ниночка шепнула Наташе:

— Это он.

— Поняла. Ничего дядечка, представительный.

— И богатый, — добавила Нина.

Александр Владимирович был представлен её знакомой и вскоре начался оживленный разговор, подогреваемый искристым шампанским. Наташа была не одна. С нею рядом, по заказу Ниночки, о чем не знал Александр, сидел смазливый парень, с маленькими черными усиками и похожими на спелые сливы глазами. Они усердно беседовали вперемешку с едой и выпивкой и соседям не мешали. Ниночка ждала объяснения. Она сегодня потерпела на работе фиаско и вся надежда была на респектабельного Сашеньку, от вида которого Павел должен был впасть в отчаяние. Но время шло, а объяснения не происходило. Ниночка решила взять бразды правления в свои руки.

— Милый, ты не хочешь ничего сказать мне?

— Ты очаровательна, самая красивая из присутствующих здесь дам.

— И это все?

— Нет. Идем потанцуем.

— Идем.

Ниночка повисла на Александре, слишком прижимаясь грудью к нему и надеясь этим расшевелить неразговорчивого спутника.

— Я хочу так танцевать всегда, вечно, — прошептала она.

— Я тоже, — ответил кавалер.

— Тогда мы можем с тобой не расставаться никогда.

— Это зависит от многих обстоятельств.

Музыка смолкла. Они вернулись на место и вдруг словно потолок начал опускаться вниз. Она увидела идущего прямо к ним Павла. Он подошёл, присел на свободный стул и как ни в чем ни бывало сказал:

— Привет, влюблённые!

— Привет, — автоматически ответил Александр и поперхнулся.

Павел стукнул его по загривку и заверил:

— Не боись, я ничего не скажу матери.

— О чём он? — недоуменно спрашивала, повторяя вопрос Ниночка, но не получала ответ от побагровевшего Александра.

— Может вы для меня что-нибудь закажете?

— Да, конечно, — обрадовалась Нина и подозвала официанта.

— Повторите закуски для гостя и еще шампанского, — сказала она голосом признанной хозяйки.

— Хорошо, мадам.

Закуски потеснили и без того уставленный стол. Павел выпил с ними рюмочку, попросил у Ниночки её сумку.

— Зачем тебе?

— Нужно.

Она машинально поставила сумку на стол.

— Открой! — приказал он.

Удивленная, она открыла сумку и продолжала наблюдать за действиями Павла. Он достал связку ключей и снял с неё два, от машины и от квартиры. Остальные положил на место. Заглянул внутрь и с удовольствием обнаружил лишь несколько десяток, денег было не более сотни рублей.

— Почему ты забрал мои ключи? — возмутилась Ниночка.

— Они мои. Твоими были временно. Сейчас я с милицией опечатаю квартиру, а ты завтра заберёшь свои вещи в домоуправлении. Мы их оставим там.

— Ты не посмеешь!

— Уже сделал. Вещи выставлены с комиссией по описи. Ключ я конфисковал. Ночью там будет дежурный и тебя не впустят. Прощай, девочка.

Павел шел по направлению к выходу, а она не могла закрыть рот от удивительной наглости.

Наташа, свидетель происшедшего, ликовала.

— Как он её красиво сделал! — и она рассекла воздух рукой. — Как элегантно.

Ниночка сидела потупив глаза. Растерянный ухажёр пытался её утешить. Но не эти слова были нужны оскорбленной душе, ей нужно было предложение руки и сердца, а он всё что-то рассказывал, пытаясь её рассмешить.

— Ты бы женился на мне, — спросила она его в лоб.

— Думаю да, при известных обстоятельствах, — растерянно ответил он.

— Прямо сейчас, здесь, давай объявим о нашей свадьбе.

— О какой свадьбе идёт речь? — спросила Любовь Ивановна, подходя к столу и присаживаясь на место, где только что сидел Павел.

Растерявшийся ухажер что-то пролепетал, а Ниночка схватила бутылку водки, налила большой фужер из-под шампанского, залпом выпила её и принялась хватать еду.

— Мадам, — милейшим голосом сказала гостья, — я похищаю вашего поклонника на несколько минут. Он вернётся и вы продолжите разговор о свадьбе. Прощайте, мадам, счастливого вечера.

Оба встали и пошли на выход. Впереди ссутулившийся мужчина и сзади усмехающаяся недоброй улыбкой женщина. Она остановилась у стойки и пальчиком подозвала официанта. Тот подбежал. Она положила ему пятьсот долларов в кармашек и сказала:

— Это тебе за спектакль. Начнёшь сразу же после нашего ухода.

— Понял, Любовь Ивановна. Будет сделано. Не сомневайтесь. Я вам позвоню после окончания трагедии.

И они расстались, лукаво улыбаясь друг другу. Официант подошел к сидевшему в дальнем углу человеку с длинным носом, низким лбом, неприятной наружности. Они о чём-то пошептались. Официант шёл по залу к столику одиноко сидящей Ниночки. Внезапно прямо перед носом подошедшего, на стул плюхнулся тот неприятный тип из дальнего угла и спросил:

— К вам можно, девушка?

— Нельзя, — отрезала Ниночка, поглядев на страшилу, сидящего перед ней.

— А может договоримся? — не унимался он.

— Пошел ты, козёл вонючий…

— Я козёл, нет вы посмотрите, она меня назвала козлом. А ты тогда кто? Коза немытая. В рожу захотела?

Ниночка вопросительно взглянула на официанта:

— Где мой спутник?

— Извините, дамочка, но он ушел вместе с той дамой.

— Как ушёл? — растерялась искательница приключений? — Как ушел? — крикнула она в отчаянии. — А платить кто будет?

— Вы, конечно, если сидите одна за накрытым столом.

— И сколько нужно платить?

— Три тысячи восемьсот пятьдесят рублей.

— Сколько?

Официант положил на стол счёт и она начала рассматривать цифры, ничего не понимая в них.

— Будете платить? — настойчиво повторил невозмутимый представитель заведения.

— Но у меня нет денег.

— Зачем же вы заказывали всё это?

Ниночка с ужасом поняла свою промашку. Играя роль хозяйки положения, именно она заказала это и теперь понятия не имела, что делать. Повернувшись к Наташе, она обнаружила, что за столом её нет. Снова посмотрела на своего мучителя, но тот стоял как изваяние.

— Мне долго ждать оплаты?

— Но у меня нет, — затянула она ту же песню.

— Тогда выбирайте один из двух вариантов. Номер один: вас выносят из ресторана, за ноги и за руки. Раскачивают и вы летите в помойку с отбросами. Паспорт мы оставляем себе и через суд взыскиваем долг с процентами. Номер два: вы подниметесь с пожелавшим снять вас на ночь господином наверх в номер. Исполняете все его желания и он расплачивается за вас.

— Никогда! — отрезала бабёнка.

Официант махнул рукой и четверо дюжих парней подойдя к ней, взяли ношу за руки и за ноги.

— Остановитесь! — в ужасе закричала она. — Я согласна наверх.

— Пожалуйста, — проговорил ожидающий её решения тот, страшненький, сидевший на стуле. — Пойдём.

Она встала. Господин подхватил её под руку и повёл по направлению внутренней лестницы в гостиницу.

— А оплата?

— Как только вы выполните всё что положено, счёт будет погашен.

Ниночке пришлось узнать, что такое погасить счёт в ресторане, её поили, по очереди драли, сколько их было, она не поняла, а к утру как мочалку выставили из номера. Услужливый швейцар подал ей сумочку. В ней оказалось сто долларов и записка: «На ночлег».

Походила она сейчас на покойницу, вылезшую из гроба с потеками от бывшей косметики. Ей надо было бы в ванную, но где? К кому пойти в таком виде. Она села на скамеечку в сквере возле ресторана и так сидела долго, опустив голову. А в это же время два режиссёра, устроившие спектакль, упивались победой. В тот же день Ниночка отправилась домой, к матери. Вальяжная жизнь для нее закончилась вместе с провалившейся победой. Она искала врагов и натыкалась на себя, именно её самоуверенность и привела к такому печальному концу. С собой у неё был только тот чемоданчик, с которым она пришла в свое новое жилище. Его вручили ей в домоуправлении. Что она будет делать пока не знала. Полученный урок воспринимала, как происки врагов и вместо того, чтобы извлечь из него пользу, чтобы выйти из сложившейся ситуации, затаила злобу и желание мстить. И выбрала явно неподходящих спутников для начала новой жизни.

НОВАЯ ЖЕРТВА

Павел торжествовал. Как красиво он сделал изменницу! Запомнит навсегда. Пусть скажет спасибо, что живая и невредимая ушла назад, домой к матери. Смутные мысли бродили у него в голове с тех пор, как однажды по дороге, возвращаясь домой, он увидел девчонку лет четырнадцати-пятнадцати, идущую по асфальту впереди.

Она была чуть полноватой, ножки, такие аппетитные были открыты до самых трусиков. И шла она как-то вихляя задком, и ножки её лениво мелькали, передвигаясь по асфальту. Он ехал на самой малой скорости и неотрывно наблюдал за беспечным существом, полуголым, одним на дороге. И вот именно сейчас, когда так хотелось новеньких приключений, он увидел толстушку. Поравнявшись с ней, он помахал ей рукой и крикнул:

— Подвезти?

Она остановилась, с любопытством зверька смотрела настороженно, но не сердито и не пыталась сбежать. Её глазёнки говорили о желании прокатиться, но видимо действовал наказ родственников не садиться в машину с незнакомыми.

— Не могу, — с сожалением сказала девочка. — Мама заругает.

— У тебя сердитая мама?

— Ого. И поддать может.

Он припарковал машину и вышел.

— Тогда может быть мороженое, здесь на скамеечке?

— Мороженое? Наверное, можно, если здесь.

— А какое ты любишь?

— Эскимо, — ответила лакомка.

Она уселась на скамеечку в тени, а он пошёл покупать мороженое, улыбаясь своим явно неплатоническим мыслям. Ему уже давно хотелось приключений, дерзких необычных. Вера с лицом монашки не была желанной в такие минуты, да и доступность собственной жены была отвратительна искателю приключений. Вскоре он вернулся с мороженым и они уплетали его, сидя на бульварной скамейке. Кругом тишина, полуденный зной не привлекал гуляющих. Наступило бабье лето. Шикарный пейзаж из осенних деревьев делал сказочным вид города. Багряные краски с зелёными, оранжевыми, жёлтыми коврами из листьев создавали нереально счастливую гармонию прекрасной жизни без опасностей и печали. Лара, убаюканная прелестью дня, приятным собеседником и беспечной юностью, рассказывала Павлу о себе Вскоре он знал, что она живет с мамой и бабушкой, учится в школе, отца у неё нет, никогда его не видела, сегодня прогуляла уроки из-за контрольной по алгебре и совсем не хочет учиться.

— Скорее бы работать, — вздохнула маленькая прелестница.

— Кем же ты хочешь стать?

— Продавщицей. Они все время с людьми общаются. Там много всего вкусного.

— Ты голодна?

— Еще бы. Утром чай и всё. Живот урчит.

Её непосредственность волновала Павла. Он думал, как покрасивее уговорить девочку пообедать с ним, но только не в ресторане, на виду у всех. Хорошо бы она согласилась уехать за город. Там на выезде есть харчевня, вполне приличная. А после видно будет.

— Хочешь поедем пообедаем?

— Я боюсь.

— Кого? Меня? Разве я похож на волка, который ест детей?

— Нет, ты красивый, хороший, но что скажет моя мама?

— Ты думаешь, она тебя видит? Ау, мама, ты где?

— Ладно, ладно поедем.

Она забралась в машину на переднее сиденье и автомобиль помчался за город. Харчевня была маленькой и уютной. Сюда даже из города приезжали. Зазывало название «Тёщины блины».

— Какое интересное название, — удивилась Лара.

Их встретили приветливо, усадили за полированный столик с маленькой льняной скатертью в цветах. В конце стола стоял тульский самовар и возле него на подносе чашки с блюдцами, заварной чайник, ложечки в вазочке. Скромный букет из разноцветных листьев довершал натюрморт. В меню кроме обычных мясных блюд и салатов были блины: с икрой, сметаной, с медом, блинчики с творогом, мясом и ещё с кем-то, но путешественники уже выбрали себе лакомства. Вскоре стол был заставлен так, что краев не было видно. Всевозможные напитки в открытых бутылках притягивали Ларин взгляд. Но места в желудке больше не было. Она смотрела на всю остающуюся снедь и качала головой.

— Вот бы сюда мою бабушку. Она так любит поесть.

— А дома плохо с едой?

— Супчик, каша — пища наша, — так говорит мама. — Молоко.

— Значит мы с тобой будем почаще обедать здесь.

— Невозможно. В школу ходить надо.

— Значит после школы. Это будет наша с тобой тайна.

— Еще что. Мать голову открутит, если узнает, где я была.

— Я придумал кое-что. Ты скажешь дома, что нашла деньги на дороге и отдашь их маме.

— А мама отнесет их в милицию и отдаст.

— Но зачем в милицию?

— Все находки нужно отдавать.

— Ты дремучий человек, Лара. Уже давно нет пионеров и никто не носит найденные деньги в милицию. Ты спокойно можешь оставить их себе. Будут карманные, собственные. Для школьного буфета и прочего. У девчонки засверкали глаза. Он достал бумажник и дал ей полторы тысячи рублей. Для неё это было целым состоянием.

— Спасибо, — обрадованная Лара клюнула его в щеку. — Мне пора домой.

Он остановил машину за углом её дома и смотрел как мелькают ножки, так сильно возбуждающие его. Они договорились встретиться завтра на том же месте, но только в три часа. Весь день его не покидало приподнятое настроение. Дома он напевал что-то из оперетты и поражённая неестественным настроением мужа Вера, спросила:

— Что с тобой происходит?

— Мне нельзя пребывать хорошем настроении? — окрысился он.

— Отчего, приятно видеть тебя таким, но надолго ли?

— Уже исчезло. Твой уксус может испортить окружающее рядом.

— Значит я — уксус, а кто же источник радости?

— Явно не ты. Ты ошиблась в жизни, тебе нужно было пойти в монастырь, стать утешительницей страждущих, а ты портишь жизнь мне и себе.

— Я порчу тебе жизнь?

— Как чемодан без ручки, который неудобно нести и бросить жалко.

— Спасибо за разъяснения. Мы с дочерью сегодня же освободим тебя от неудобств жизни с нами.

— С тобой, — подчеркнул он. — Не употребляй множественное число по отношению своей персоны. «Иду на вы» — это не для тебя. А о дочери забудь. С твоей депрессией и никчемностью никто не разрешит тебе воспитывать её.

— Никчемностью?

— Конечно. Кто ты? Несостоявшийся юрист? Не ужившаяся с мужем жена? Если это повторится дважды, то я уверен, что виновата будешь ты.

— Ты, ты — подлец.

— Приятно слышать, мадам. По крайней мере подлец, на иждивении которого ты живешь как королева. С прислугой, не выходишь пешком из дома. Личный водитель прикреплён. Ты себя запутала плохим настроением, мордуешь всех окружающих. Рядом с тобой даже молоко киснет.

— Я сейчас же… сейчас же ухожу.

— Скатертью дорога. Только дочь не трогай, не отдам.

— Это мы ещё посмотрим. Гуляка.

— Психопатка. Твое место в психушке.

Вера убежала наверх в спальню и принялась собирать свои вещи. Оказалось, что тех её вещей, что она принесла с собой, давно не было. Всё было новое, приобретённое Павлом. Она услышала, как отъехала от дома машина. Элина смотрела на мать и не понимала почему она плачет. Быстро собрав девочку и несколько перемен белья, пару платьев и шубку, она взяла дочь за руку и направилась к выходу.

— Девочку оставьте, — сказал охранник, преграждая ей путь.

Вера попыталась пройти мимо, но он твердил одно и тоже.

— Маленькая, — сказала мама. — Я сейчас ненадолго уеду, но вечером вернусь за тобой.

— Я хочу с тобой, — захныкала дочь.

— Нельзя пока. Подожди, я приеду.

Охранник увёл девочку назад, а Вера остановила такси. Денег у нее было немного, но доехать хватало. Дома были родители. Мать случайно заскочила на обед, и прилегла отдохнуть, поспала и теперь стояла на выходе.

— Ты что это с вещами?

— Да, — ответила дочь.

— А ребёнок?

— Он не отдал мне дочь.

— Возьмем через суд, — вмешался отец.

— Какой суд? — взревела мать. — Что снова развод? Второго ребёнка потерять хочешь?

— Не потеряю. Дочь я ему не отдам.

— Ладно, вечером поговорим, сейчас мне некогда.

После ухода неприветливой матери, отец расспросил Веру о случившемся, и она ему все рассказала, без утайки. Он был единственным человеком сейчас, кому можно было довериться. Её состояние и нравственное и физическое внушало страх. Сломленное существо, родное, беззащитное находилось рядом с ним. Он поклялся себе не давать её в обиду никому.

— Мама плохо знает Павла, потому и заступается за него.

— Не расстраивайся, дочка, ты сегодня же составишь заявление о разводе в суд, и мы с тобой завтра отдадим его на рассмотрение.

Вечером отец вызвал мать в кухню, запер дверь и они долго говорили неизвестно о чем. Но только после этого разговора мать больше не цеплялась к Вере и даже изрекла:

— Ишь чего захотел, дочь отобрать. Не выйдет, господин хороший.

Василий получил письмо из Канады. Быстро пришло, быстрее, чем обычная почта доставляет местную корреспонденцию. Алексей подробно написал обо всём, что знает.

Итак, теперь Василий знал с чего начинать. Есть адрес дома женщины, которая воспитывала ребенка, милиция, отправившая в больницу раненых. Значит нужно ехать. Вот только со временем как будет. Заработанного сверхурочно — не пересчитать, а коснётся личных дел и на тебе, некогда. Можно увязать дело бандита Андрея Зотова, может и прояснится тогда, куда исчез его напарник Заур. Хотя «глухарь» пылится много лет на полке архива и поднимать его вряд ли кто захочет. «Нет трупа — нет дела». И всё же, поделившись сомнениями в отношении нескольких дней отпуска с Юрой Подрезовым, решился пойти на «ковёр» к начальству. Странно, но страхи оказались напрасными.

— Очень надо? — спросил его полковник.

— Очень, — ответил Василий.

— Другого бы не отпустил, а тебя пожалуйста. Слишком ты хорош для мента. Не растерял сострадания и чести.

Василий собрался на поиски родителей Василька. Отец с матерью одобрили благое дело. Анна Ильинична втайне надеялась, что таковых не окажется и они спокойно смогут взять к себе на усыновление понравившегося парня. Прямо прилипли к нему сердцами. Еженедельно выходные он проводил с ними. Парнишка тоже привык к семье и ему всё труднее становилось ожидать следующей субботы. Он не слушал увещеваний Анны Ильиничны о том, что она сама вымоет посуду, или повесит выстиранное белье. Василёк был непреклонен. Молча забирал из рук женщины таз и шёл развешивать белье на площадке возле дома. Играючи мыл посуду и при этом рассказывал, что-нибудь забавное. При очередном прощании с ним она вопросительно смотрела на мужа, но он после ухода мальчика говорил ей:

— А если отыщутся его родственники, как расставаться будешь? Сын недаром поехал на их поиски.

ВАСИЛИЙ ВЫХОДИТ НА СЛЕД ВАСИЛЬКА

Василий приехал в город и сразу же пошел в районное отделение милиции, чьи сотрудники вывозили с хутора пострадавших. Было много новеньких и не сразу нашли того, кто был нужен. Дело подняли и вскоре Василий стал обладателем адресов Сергея, Насти. Он приехал на улицу Сиреневая, нашел нужный ему дом и постучал в ворота. На стук вышла женщина.

— Вы Нюра? — спросил он.

— Нет, мы здесь недавно живём, купили этот дом у бывших хозяев.

— А где они сейчас, не знаете?

— Нет. Больше ни разу не встречались. Они отсюда уехали.

В паспортном столе ему удалось выяснить из формы N9 о том, что такая-то гражданка выехала по адресу такому-то. Это был областной центр. Василий развернул машину и двинулся по направлению указанного адреса. Вечером того же дня он входил в ворота особняка и сразу же понял, что попал в точку. Во дворе был пёс, но не тот старый Казбек, о котором он наслышан, а новый игривый доберман «Щеголь» и старый кот, точно тот самый, только дряхлый, с облезлыми ушами, жмурящийся на солнышке.

— Питер, — прозвучал голос женщины. — Питер, ты почему не выпил молоко?

— М-ры-м, — ответил кот и снова зажмурился.

Полненькая, симпатичная женщина вышла к Василию.

— Здравствуйте, я бы хотел поговорить с Анной Федоровной.

— Это я, проходите.

Василий прошел в прохладную комнату и сел в предложенное кресло.

— Я к вам по необычному делу.

— Слушаю вас.

— Вы знали Василька, маленького ребёнка?

Женщину словно ужалили. Она вскочила и показала гостю на дверь.

— Уходите.

— Простите, я друг, ищу родителей ребёнка. Он находится в детском доме в Каменьграде и частенько бывает у нас. Мы всей семьей к нему привязались и хотели бы усыновить его. Но вдруг его родители где-то тоже разыскивают сына.

Нюра села. Она смотрела на посетителя и не знала как себя вести, чтобы не навредить парнишке. Василий достал удостоверение и показал ей.

— Майор милиции, — задумчиво сказала она. — Вот что Василий. Пойдемте ужинать, там и решим, что нам с вами делать.

— А Казбека уже нет? — спросил Василий.

— Значит вы действительно знаете Василька, — сказала женщина. — Казбек умер от старости. Роман от побоев. Стар был.

Пришел её муж. Достали вина. Прибежали Дарья с Витей. Дети симпатичные. Дарья, почти взрослая девушка. Они без умолку вспоминали о хуторе и рассказывали разные случаи о жизни, пока они наведывались в гости. А это было каждую неделю.

— Я вот что вам скажу, — промолвила Нюра, — человек вы, кажется хороший. Только давайте не будет торопить события. А что если там, или здесь, остался кто-то заинтересованный в мальчике. Ведь кто-то его опекал. Тратил деньги, благоустраивал хутор. Я знаю, что здесь были замешаны бандиты, в частности Хан, Жорик, наш дальний родственник и другие. Но все они были пешками. Меня узнала откуда-то Гейша. Она привезла маленького и сказала, что у него умерла мать, а отец ранен после перестрелки. Вот я и растила малыша. У меня трое детей, жить было нечем, и я согласилась ухаживать за ним. Как родного сына берегла. Условием было — присутствие ребёнка на хуторе постоянно. Даже козу персональную для него купили.

Я не могу больше ничего сказать вам. Кто его родители — не знаю. Живы ли они, тоже не знаю. С тех пор, как ранили моего племянника и дочь, я не ищу Василька. Сама живу как на иголках, все ожидаю, что меня найдут.

— Хана и Гейши нет в живых, они погибли при перестрелке.

— Очень хорошо, я их больше всего и боялась. А главный?

— Кто у них был главный, Анна Федоровна?

— По имени не знаю. Только один раз приезжал вместе с ними на хутор. Из машины не выходил. Окна тонированные, тёмные. А Настя, дочка моя в переднее стекло заглянула во внутрь и увидела его. Говорит, там красивый дядя сидит в машине. Я думала ей померещилось. Но когда Хан садился в машину, я услышала как он сказал кому-то внутри:

— Все в порядке, босс.

— А где сейчас ваша дочь?

— Учится на юриста в Каменьграде.

— У нас?

— Да. Захотела в филиал Московского института, а это только там.

— Скажи лучше к Сане поближе, — вмешался подслушивающий Виктор.

— Болтун — находка для шпионов, — отрапортовала Дарья.

— У вас не осталось никаких вещей от ребёнка?

— Нет, — соврала женщина.

Они после случившегося больше не были на хуторе, боясь за других детей и она промолчала о вещах из роддома. Кто их знает, может давно ничего там нет, а человека обнадёжу. Хозяин дома слушал, не вмешиваясь в разговор. После ужина Василий стал прощаться.

— Я обязательно найду вашу дочь и передам ей привет от вас. И возьмите, пожалуйста, мою визитку. Тут и служебный и домашний телефоны. А мне, если можно дайте ваш. Хозяин достал из пиджака маленькую визитку и Василий прочел вслух: «Начальник областного строительно-монтажного управления». Провожали его всей семьей до машины. Доберман сунул влажный нос ему в руки, а уважающий себя кот только чуть приоткрыл один глаз, словно сказал:

— И чего такую шумиху подняли, приехал человек и уехал, какое мне до него дело?

Но вслух Питер ничего сказать не мог и только повернулся на другой бок.

— Мне этот парень понравился, — сказала Нюра. Нужно будет расспросить Настю, не следят ли там за ней. Мало ли что.

— У страха глаза велики, — обняв ее, промолвил муж. — Парень действительно стоящий, если беспокоится о чужом ребенке.

СЕНСАЦИЯ ИЗ ЗАЛА СУДА

Павлу пришла повестка в суд на развод.

— Стерва, — пробормотал он, расписываясь за получение. — Ну что ж, завтра газеты закричат о сенсации. Госпожа Вера получит по заслугам. Поздно будет, голубушка, сама захотела, — ворчал он.

У Юры Подрезова было дело в суде. Его вызывали на 11 часов утра. Необходимо было его пояснение по уголовному делу. Он пришел за пятнадцать минут раньше. У двери судьи увидел отца Веры.

— Здравствуйте, Геннадий Алексеевич! Вы тоже по уголовному делу?

— Нет, я с дочкой по разводу.

— Вера разводится?

— Да. Подала заявление. Муж дочь не отдаёт.

— Странно, — пробормотал Юра, — вроде было у них хорошо.

— Никто не ведает этого. Мы недавно узнали, как она живет. Всё молчала.

Вышла секретарь и пригласила свидетеля Полякова. Юра вошёл в кабинет судьи, его дело слушалось тем же судьёй Епифановым.

— Свидетель Поляков, что вы скажете по поводу проживания ребёнка после развода.

— Ребёнок должен жить с матерью.

— Закон не утверждает этого столь категорично.

— Мать в девочке души не чает. Особенно после случившегося с первым ребёнком.

— А что случилось с первым ребёнком? — монотонно спросил судья.

— Его похитили из роддома на второй день после рождения.

— Нашли?

— Нет. Ищем до сих пор. Дочь три года не могла придти в себя от ужаса. Конечно же девочка должна жить с ней.

— А у матери есть возможность содержать дочь?

— Каждая мать прокормит своё дитя. Она же не на улице будет жить, а с нами.

— У девочки будет отдельная комната?

— Она будет жить вместе с матерью.

— По справке отца у него в доме двенадцать комнат и прислуга. Материальная обеспеченность. Согласно нашего запроса ваша дочь нигде не работает и не имеет постоянного дохода. На что вы рассчитываете, если сами являетесь безработным?

— Я подрабатываю, где могу. Дача наша приносит доходы.

— В данном случае суд решает, где будет лучше для ребёнка. В доме отца, или на квартире у родителей матери?

— Я вас прошу…

— Суд выслушал ваши доводы, и приходит к выводу, что мать ребёнка содержать пока не может.

— Разрешите сказать, — закричала взволнованная Вера.

— Не разрешаю. Мы вас уже выслушали. У отца дочери есть вопросы к матери или ходатайства к суду.

— Есть, — ответил Павел, поднимаясь с места.

Юра вдруг увидел, что Крутых сидит на скамейке рядом с корреспондентом местной газеты «Время».

— Скажите, пожалуйста, Вера Геннадьевна, сколько вы имеете рабочего стажа после окончания института?

— Семь месяцев, — ответила она.

— И почему вы не работали? Вам что-то мешало? — продолжал он.

— Рождение сына. После его похищения я не могла ни физически, ни психически думать о работе.

— Позвольте усомниться в ответе гражданки Поляковой-Ивановой-Крутых. Она действительно три года проливала слезы, терроризировала всех, чтобы её жалели…

— Крутых, я делаю вам замечание…

— Позвольте закончить, ваша честь и вы поймёте, почему я так говорю. Перед ней все ходили на цыпочках, ублажали, подавали еду в постель, выносили капризы, оскорбления, а она всё более и более входила в роль несчастной матери.

— Что ты говоришь?! — крикнула Вера, — опомнись!

— Я говорю и отвечаю за свои слова. Ребёнок не был похищен. Она сама письменно отказалась от него в роддоме и передала за деньги людям, пожелавшим его усыновить.

Раздался невыносимый шум. Вера громко рыдала. Геннадий Алексеевич ворочал головой, переводя взгляд с Павла на дочь. Юра в ужасе привстал и не знал, что ему делать. Шокированный небывалым скандалом судья, успокаивал присутствующих.

— Тихо! — крикнул он так громко, что сорвал голос.

Все смолкли. Это была зловещая тишина ожидания обличения виновной в столь неслыханном обвинении.

— У вас есть доказательства?

— Вот они!

И Павел положил перед судьей какую-то бумагу.

— Вера Геннадьевна, подойдите сюда, — пригласил ее судья.

Вера встала, шатаясь подошла к столу и, судья, подав ей бумагу, спросил:

— Это ваш почерк?

— Мой.

— Заявление написано вами?

— Да, — ответила она.

Подпись ваша?

— Моя.

— Секретарь, занесите в протокол сказанное гражданкой Крутых под роспись.

Веру заставили расписаться. Всех интересовало, что там в заявлении. Судья взял бумагу в руки и громко прочёл заявление от гражданки Ивановой Веры Геннадьевны об отказе от ребёнка и передаче его в руки усыновителей. А также обещание никогда не искать и не предпринимать мер к возвращению ребенка назад. Дата. Подпись. Роддом N1.

Ужасное молчание повисло над залом суда. Глухой нервный ропот негодования исходил от присутствующих на заседании людей. Геннадий Алексеевич онемел, ноги стали ватными и не слушались. Он видел, как Вера заваливается набок. Секретарь выскочила, чтобы вызвать скорую помощь.

— Опять трагедию разыгрывает перед вами. Актриса. Она три года вот так всех заставляла на цыпочках перед нею ходить.

Юра молча поднялся со своего места, схватил не ожидающего такого подвоха Павла за шиворот и, поддав под зад коленкой открыл дверь. В коридоре он врезал ему ещё и вышел на улицу. У него сердце разрывалось от боли за Василия. Но он пока ничего не мог думать о поступке Веры.

— Может это провокация?

Но ведь она признала свое заявление, подпись признала. Юра шел, курил, останавливался и не знал куда ему пока деваться. Он не мог рассказать всего Василию, слишком страшной была правда.

— Она может покончить с собой? — вдруг испугался он. — Нет, Василия нужно найти, что-то предпринять, пока этого не сделает пресса.

— Господи, — простонал верный друг. — Неужели женщины настолько коварны?

— Он шел долго. Присаживался на скамейках, вскакивал, бежал, останавливался. Можно было подумать, что этот человек вдребезги пьян.

Василия он нашёл в кабинете. Тот стоял у окна и курил. Юра увидел, что его друг взволнован не менее его самого.

— Мне позвонил Самохвалов из газеты «Время» и рассказал, что было на суде.

— Я там был.

— Значит правда, то что завтра появится в печати?

— Да. Со слов Крутых и её заявления.

— Она что же не опровергла, не объяснила ничего?

— Ей стало плохо, она не смогла говорить, вызвали скорую.

— Увезли в больницу?

— Не знаю. Я этому поддал под зад. Башкой двери открыл. И ещё пару раз врезал в коридоре.

— При свидетелях?

— Прямо в зале заседания башкой, а остальная часть в коридоре, без зрителей.

— Девочку оставили ему?

— Конечно.

— Что ты думаешь по этому поводу?

— Не знаю.

— Веришь тому, что было сказано?

— Не знаю. Она же признала свою подпись и заявление в целом.

— Не понимаю, как такое могло случиться. Тут что-то не так.

— В тебе говорит любовь. Факты — против неё.

— Она может покончить с собой.

— Может.

— Этому надо помешать.

— Но как?

— Я пойду к ним домой.

— Думаешь примет твоё утешение?

— Это не важно, главное уберечь от необдуманного поступка.

Василий сел в автомобиль и остановился у подъезда Вериного дома. Он позвонил в дверь. Открыла Таисья Васильевна.

— Порадоваться пришёл?

Василий молча отстранил женщину в сторону и вошёл в комнату. Вера полулежала на диване. Слезы беспрерывно текли из глаз, она их даже не вытирала. Василий опустился на диван и взял ее руку.

— Маленькая моя, успокойся, я разберусь с этой чудовищной ложью.

Он гладил её по голове, плечам и она открыв глаза, хрипло спросила:

— Ты мне веришь?

— Конечно верю, только тебе. Там не было ни одного слова правды. Успокойся, пожалуйста.

Она прильнула к нему, как маленькая обиженная девочка и громко зарыдала. В комнату вбежала мать, за ней отец.

— Я подумала, — что…

Увидев картину представшую перед глазами родители предпочли исчезнуть, не мешать. И это остановило отчаявшуюся Веру.

— Ты спас меня сегодня.

— Поэтому и приехал.

— Ты правда разберёшься?

— Конечно. Ты сейчас отдохни, а завтра…

— Я не могу ждать завтра, иначе сойду с ума. Ты хочешь знать откуда взялось это заявление об отказе от ребёнка?

— Да.

— Я его написала, но для другой женщины, с моими данными, из детского дома она, не могла воспитывать малыша и попросила меня написать это проклятое заявление.

— А почему не сама?

— У неё была сломана рука. Я у главврача в кабинете написала вместе с ней эту бумагу. А он попросил и подпись поставить. У неё правая рука не действовала.

— Ты мне никогда этого не рассказывала.

— Когда было разговаривать, если сына украли. Я вообще не придала этому значения и забыла обо всём.

— Ты помнишь внешность этой женщины?

— Конечно. Как будто сегодня с ней рассталась.

— Ты хорошо рисуешь, не можешь набросать портрет?

— Смогу. Только сейчас руки трясутся.

— А главврач. Это тот самый старичок?

— Нет, он был средних лет, на киноактера похож.

— Ты больше не встречала эту женщину?

— Однажды видела из машины, она садилась в автобус.

— Какого маршрута?

— Не помню. Но он останавливается на площади Победы. В сторону реки.

— Фоторобот создать поможешь?

— Наверное. Хотя черты лица теперь уже нечёткие, размытые, столько лет прошло.

— Ты подумай, а мне пора.

— Ты приедешь? — с надеждой спросила его Вера.

— Обязательно, скоро.

Она осталась одна. Шквал страдания, ненависти, стыда, ужаса вновь зажали в тиски. Она вдруг поняла, что ненавидит жизнь, такую несправедливую. Машинально пошла на кухню и там обнаружила таблетки сильнодействующего успокаивающего средства. Сердце разрывалось от боли за дочь.

— А вдруг и она так же думает, — пришла ей в голову подленькая мысль.

Подошла к телефону, набрала номер. Услышала детский голос.

— Алло.

— Доченька, — заплакала Вера.

— Я тебе не доченька. Ты скверная, продала братика.

Вера уронила трубку. Не мигая, уставилась на свое отражение в зеркале. На нее смотрела бледная, испуганная, сломленная нравственно женщина.

— Она истинная дочь своего отца, — подумала несчастная. — Прекрасно обойдётся без меня. Я всё потеряла и мне нет места в этом подлом обществе. Каждый будет показывать на меня пальцем. Смеяться.

Она даже головой замотала в отрицании представленной картины.

— Нет! Нет! Нет! — закричала она в ужасе и, подойдя к графину с водой, выпила из пузырька горсть горьковатых таблеток.

— А вдруг они не помогут? Надо предпринять что-то более серьёзное.

Вера подошла к бритвенному прибору, отец до сих пор брился, используя станок с лезвиями, вытащила из упаковки новое лезвие и открыла воду в ванной. Легла, положила руку на край, задрала рукав, зажмурилась и полоснула себя по сгибу руки. Потом ещё и ещё для уверенности. Боли она не чувствовала, но увидела как кровь расходится по воде. Вдруг ей стало тошно и мерзко. Какая-то ужасная слабость влилась внутрь, липкий холодный пот выступил на лице. Мгновения превратились в гулко стучащие удары собственного сердца. Наконец, свет померк и ей стало всё безразлично. Угодливое сознание отключилось.

Геннадий Алексеевич отсутствовал недолго. Он сидел в углу двора на скамеечке и не мог подняться. Тяжесть давила его, не тяжесть тела, а тяжесть дум, пережитого в суде. Он видел как уехал Василий. И надо бы пойти, не видеть любопытных глаз, которые скоро начнут окружать его. Он поймал себя на мысли:

— Да ведь я больше боюсь пересудов, чем думаю о состоянии дочери.

Посидев еще некоторое время, он медленно встал, и словно дряхлый старик, потащился по лестнице. У двери полез в карман за ключом, ключа не оказалось. Он вспомнил, что оставил его на столе дома. Позвонил в дверь. Подождал. Ответа не было. Противная мыслишка о дочери скользнула в его голове. Он настойчиво зазвонил, застучал, но ответа не было. Рванул к соседям, их балкон был общим и только отделялся низенькой перегородкой. Дверь открыла соседка. Увидев Геннадия Алексеевича, испугалась.

— Можно мне на балкон, я ключ забыл, — а сам уже шагал по комнате.

— Что случилось, Гена? — спрашивала она, едва поспевая следом. Он вошел через балкон и пробежался по комнатам. Веры не было. Заглянул в ванную и увидел мертвенно-бледное лицо в кроваво-красной воде, набравшейся до краев. Идущая следом соседка, медицинская сестра, немедленно отключила воду. Пережала место над раной попавшимся под руку матерчатым жгутом и крикнула оцепеневшему Геннадию Алексеевичу:

— Неотложку, срочно. Скажите срочно!

Она что-то там колдовала над распростертым телом Веры. Вода стекала с дивана на ковер. Рёв неотложки известил о прибытии. Почему-то вместе с ними приехала милиция, незнакомые люди. Врач объявил:

— Пока жива, срочная госпитализация.

Веру погрузили на носилки. Геннадий Алексеевич поехал с ней.

В операционной Вере зашили порезанные вены. В палате её окружили соседки и она словно из-под земли слышала их голоса, далекие и ей казалось, что слова опускаются на голову маленькими молотами и бьют её. Зловещий шёпот начинал звучать громче по мере вливания в неё содержимого капельницы.

— Это та, которая продала своего ребёнка в роддоме, — услышала она.

— Ну и сдохла бы, нашли кого спасать.

— Тише вы, она уже понимает.

— Ну и пусть понимает, волчица.

По щекам Веры потекли слезы. Она не смогла выдержать досужих переговоров. Волна поднявшегося изнутри гнева невинности собрали все силы. Она приподняла голову, потом руки, так, что иглы вышли из её вен и завыла по-звериному. Прибежавший врач понял ситуацию и выгнал всех из палаты. Но Вера потеряла над собой контроль и билась как большая рыба на берегу, которой нужен был воздух. Пришлось приглашать на помощь санитарку и медсестру. Ей срочно вкололи успокоительное и когда она заснула, возобновили вливания. Никакие уговоры не действовали на активных кумушек. Они потребовали убрать из палаты эту даму, или им придется уйти из больницы.

— Какие вы жестокие и несправедливые, — урезонивал их главврач.

Но он знал одно. Состояние пациентки было неудовлетворительным и эмоциональное и физическое и решил направить ее в психиатрическую больницу. Другого выхода не было. По крайней мере там не будет демонстраций. Веру на носилках, с капельницей, перевезли в психушку и поместили в одноместную палату.

— Случай неординарный, видимо ему есть объяснение. Нельзя травмировать больную.

— Я понаблюдаю за ней, не беспокойтесь, — пояснил психиатр коллегам из городской больницы.

Просмотрев историю болезни новой пациентки, Георгий Емельянович, ведущий психиатр больницы, задумался. Нежелание жить трудно поддается лечению, скорее рецидивы все-таки иногда доделывают начатое задуманное. А тут примешано чувство стыда, общего морального площадного избиения. Еще не разобравшись в сути происходящего, люди вынесли свой беспощадный приговор. Её нужно поберечь от контактов, которые снова могут нанести непоправимый вред. Внешне женщина выглядела чистой, прекрасной, одухотворенной нервной натурой. Но жизнь показывала контрасты между внешностью и содеянным. Через несколько часов, вполне достаточных для сна, он вошел в палату. Вера уже проснулась и смотрела на него. Санитарка, дежурившая в палате, встала и вышла.

— Меня зовут Георгий Емельянович, я врач-психиатр.

— Психиатр, — повторила Вера тихо.

— Не бойтесь этого звания. Сейчас я именно тот, кто больше всего нужен.

Вера слушала молча. Она решила свою судьбу и сейчас ей было безразлично, что скажет этот приятный человек с глазами, проникающими в душу, среднего возраста, с хорошими манерами.

— Вы решили, что ваша жизнь закончена и всё это, благодаря мнению кумушек, рассуждающих о неведомых им явлениях со своего потолка. Я уверяю вас, время разберется, кто прав, кто виноват. Я абсолютно отторгаю людскую молву и понимаю вас.

— Вы, доктор, а это как священник-утешитель, — мрачно промолвила Вера. — Не заткнёшь рот каждому, кто захочет посудачить обо мне.

— Но жизнь одна, вы можете продолжить её где-нибудь далеко отсюда.

— От себя не убежишь.

— Вы можете рассказать мне всё?

— Сейчас нет.

— Хорошо, я подожду. Мы с вами разберемся вместе в ситуации и я помогу вам.

— Мне может помочь только Господь Бог.

— Вот и хорошо, что вы верите. Может случиться чудо, которое сразу же излечит вас.

— Я жду этого чуда уже двенадцать лет. Оно пока задерживается.

— Не будьте маловерны, позвольте провидению вмешаться в вашу судьбу.

Вера заплакала. Она не могла остановить потока слез и сквозь них что-то отрывочно говорила, высказывала свою боль. Мудрый доктор слушал и понимал, что эта женщина ни в чем неповинна, попала в сложный переплет обстоятельств, где нужна не только врачебная помощь, но и сотрудников правопорядка. Пока же она в глазах людей выглядела преступницей. Они проговорили довольно долго.

— Я вам рекомендую встречаться с приятными вам людьми. Кого можно впускать в больницу к вам?

— Василия. Папу. Мать. Мальчика по имени Василёк, если он пожелает меня видеть.

— Хорошо. Я ухожу, сейчас вам сделают инъекцию, вы отдохнёте.

— А если кто-нибудь придёт в это время?

— Вам нельзя быть в постоянном ожидании. Мы с ними оговорим время встреч. А сейчас успокойтесь и поспите, увидите, все наладится.

— Дай Бог.

Вошла медсестра сразу же после ухода доктора со шприцем в руках. Вскоре Вера уснула.

ДРУЗЬЯ ПОЗНАЮТСЯ В БЕДЕ

Василий поехал в больницу к Вере. Врач встретил его и объяснил ситуацию.

— Вы с нею можете встречаться. Вот график, когда возможно будет поговорить. Сейчас главное — снять нервное возбуждение и её полную апатию к жизни.

— Она серьёзно больна?

— Более, чем мы предполагали. Барьер жизнестойкости она перешла и теперь ей все равно, нежелание жить перекрывает мотивацию жалости к окружающим. А это значит, что попытка самоубийства может закончиться трагически.

— Как ей можно помочь?

— Словами утешения вряд ли. Они временно заглушают душевную боль, но желание умереть остается. Она слабовольна и для неё уход из жизни, способ прекратить страдания.

— Я постоянно работаю над поисками сына, но никак ничто не указывает на главного виновника.

— Вы собираетесь бросить поиски?

— Нет. У меня есть новый план действий. Пока рано говорить. Позже, если всё получится, Вера найдет своего сына.

— Которого отдала?

— Я не верю в это. И никогда не поверю.

— А вы хороший человек, — заметил доктор. — Жаль, что вы не вместе.

— Это дело времени.

— Я так не думаю. Она безразлична ко всем.

Василий уехал расстроенный. Он с Юрием вчера отыскал маршрут той дамы, о которой говорила Вера. Но ни фамилии, ни имени никто не знал, да и внешность только по описаниям, могла измениться за эти годы.

В отдел уголовного розыска вошла женщина, возраста чуть более тридцати лет, с волосами пепельного цвета, с огромной красной сумкой и таким же багровым румянцем на щеках. У неё тряслись руки.

— Что случилось? — спросил Юра, предложив предварительно сесть.

— За мной следят и меня преследуют.

— Кто?

— Не имею понятия.

— Ваше имя, отчество, фамилия.

— Костина Надежда Ивановна.

— Где вы живете?

Она назвала адрес, совпадающий с автобусным маршрутом, по которому они разыскивали мнимую Иванову из роддома.

— И как это проявляется?

— Мне в окно вчера вечером бросили камень. А сегодня я увидела, следующую за автобусом машину с затенёнными стеклами. Она шла до той остановки, где я должна была выйти. Я вернулась в салон, машина затормозила у остановки. А потом снова ехала за автобусом. Возле милиции я взяла под руку незнакомого мужчину, сказала ему, что мне плохо и вместе с ним в толпе, прошла к вам. Та машина остановилась, но он в толпе потерял меня. Я пригнулась, чтобы не показаться преследователю на глаза.

— Вы знакомы с водителем этой машины?

— Никогда не видела.

— Почему вы считаете, что кто-то может следить за вами?

Женщина замялась.

— Я боюсь рассказывать.

— Тогда ждите, пока он найдёт вас.

— Нет, — испугалась она.

Достав газету из сумки, раскрыла её на странице, где крупно было выведено: «СЕНСАЦИЯ из СУДа», и разглаживая перегиб страниц, тихо сказала:

— Я считаю, что это из-за газеты.

— Какое отношение вы имеете к статье?

— Тут описывается суд над Ивановой Верой Геннадьевной. Я её знаю. Я была той, другой Ивановой.

Юра присвистнул и вскочил с места. В это время в двери вошёл Василий. Юра знаком показал ему на стул и спросил женщину вновь:

— Вы были другой Верой Ивановой в роддоме, двенадцать лет назад?

— Да, — подтвердила она.

— Кто вас заставил назвать чужое имя? — вмешался Василий.

— Я точно не знаю его имени. Женщина, которая меня уговаривала назвала его Ханом. Я еще подумала, что это довольно странное имя.

— Что она вам предложила? — у Василия дрожал голос и руки.

— Она сказала, что женщина хочет лишить его ребёнка, так как уходит к другому. А он любит её и желает сам воспитывать малыша. Он еще тогда добавил, что она пьющая и гулящая особа и ей не подобает даже близко подходить к малышу. И молоко у неё пропитано наркотиками, нужно помочь спасти малыша. Мне жалко стало отца и я согласилась помочь.

— Но как вы проникли в роддом, в предродовую палату?

— Они договорились с акушеркой, та обо всём этом знала. Говорила, что не допустит распутную наркоманку до ребёнка.

— А дежурный врач?

— Я с подушкой под халатом ждала, чтобы никого не было в предродовой. Мой друг, актер нашего театра, тоже согласился спасти младенца. Я сообщила ему по мобильнику и он тут же вошёл, где мы и разыграли спектакль с двумя Ивановыми. Потом Веру увезли в палату, а я ушла и сидела в коридоре перед роддомом. Мы знали, что главврач выезжает в командировку на несколько дней. Мне загипсовали руку с помощью Софьи Ивановны. Заявление об отказе от ребёнка было готово. Вера родила. На следующий день Софья Ивановна впустила меня в палату к ней и я вызвала Веру в коридор. Рассказала о своём «сиротстве», попросила написать заявление об отказе. Она написала, но нужна была подпись. Наш человек, изображающий главврача попросил поставить и подпись, так как у нас были одинаковые данные, а моя сломанная рука не работала, вторая, ушибленная, левая, не могла держать ручку. Вера расписалась и ушла. Я отдала заявление Хану с женщиной, которые нас ожидали.

— А кто унёс ребенка?

— Думаю акушерка. Они о чем-то шептались и я только слышала о двух часах ночи.

— Вам заплатили?

— Сто тысяч рублей и сказали, чтобы я забыла об этой истории, так как в противном случае именно меня обвинят в мошенничестве и похищении ребенка.

— Так оно и есть, — сказал Юра.

— Меня посадят?

— Все зависит от вашего поведения.

— Мне нельзя возвращаться домой.

— Понятно. Но нам желательно узнать машину и хозяина, преследующего вас.

— Я боюсь.

— Мы будем рядом.

Из милиции вышли втроём и сели в дежурный УАЗик. Проехали несколько кварталов, но никого не обнаружили.

— Испугали. Он может затаится.

— Вы хоть номер машины запомнили?

— Нет, я перепугалась.

Вернулись в отдел, решили тайком увезти свидетеля и разместить на квартире у Юры. Квартира почти пустовала, так как хозяин постоянно находился на работе.

— Я забыла вам сказать, что женщина позвонила при мне и сказала:

— Босс, все в порядке, — а потом своему спутнику: — Босс доволен.

— Значит босс, невидимый руководитель. Кто он? И зачем ему ребёнок? Может и вправду бездетный с причудами. Нужен был ребёнок хороших родителей.

— Нужно снова пересмотреть все дела по Хану.

— И Гейше.

— Да и Гейше.

Друзья вновь взялись за более тщательное изучение дела.

Павел ликовал. Такого фурора он не ожидал сам. Месть предателям была полной. Вера в психушке, пыталась покончить с собой. Василий опозорен такой женой. Ребёнка нет. А теперь она и дочь потеряла. Полный разгром в стане врагов. Вот она месть, беспощадная и в тоже время ненаказуемая. Победа! Полная победа! Но вместе с ликованием в душу вползала неуверенность в полной законченности дела. Он внезапно, после выхода статьи подумал о тех двоих, кто сыграл спектакль в похищении ребёнка. До сих пор они считали себя участниками правого дела, а теперь, если статья попалась в руки их, могли понять свое неблаговидное поведение. Павел видел их обоих со стороны. Хан договаривался, Гейша убеждала, а Павел в своей машине стоял находился рядом с ними на площадке, как стороннее лицо, не имеющее отношения к делу. Он прекрасно разглядел девчонку и парня, а от Хана знал их адреса и фамилии. Он вчера сделал предупреждение через подкупленного парнишку, который разбил окно девке. А сам он сегодня преследовал автобус. Вероятно это было большой глупостью с его стороны, но постоянная безнаказанность разнуздала и притупила чувство ответственности. Наоборот, ему понравился страх на её лице. Он сегодня постарается побывать у неё ночью и разрешить проблему на месте. Навечно.

Сейчас у него была другая забота. Найти Лару и объясниться с ней физически. Он больше не смог ждать того времени, когда её полненькие ножки не окажутся в его полном распоряжении. Он даже застонал от предвкушения сладостного момента. Они с ней договорились встретиться у фонтана. Подъехал точно по времени. Малышка ждала его и впрыгнула в машину, как только он открыл дверь. Оглядев свертки, лежащие на заднем сиденье, спросила хитренько улыбаясь:

— Там что-то вкусное?

— И вкусное и красивое, всё там есть.

Она захлопала в ладоши.

— Можно посмотреть?

— Посмотришь на месте. Долго собирать обратно придётся.

— Куда мы едем?

— Ко мне в загородный дом.

— Далеко?

— Нет. Уже совсем рядом.

— Мы будем там одни?

— А как бы ты хотела?

— Одни. И музыка.

— А шампанское?

— Тоже. Только я его пила всего два раза.

— В твои годы можно бы и ни разу.

— Девчонки уже давно водку пьют.

— А ты?

— Мне она не нравится.

— Правильно.

Подъехали к особняку на улице Лесной.

— Это твой дом?

— Мой.

— Какой красивый.

Павел открыл ворота и загнал машину внутрь. Но пока он проделывал этот маневр, занавеска соседа Зверева, бдительного подглядывающего за чужой моралью, колыхнулась и борец за справедливость против буржуев, записал номер машины. Ворота захлопнулись. Павел с Ларой вошли в дом. Уютное гнездо стояло давно пустым и не знало приключений. На сегодня намечалось нечто масштабное. Наблюдатель Зверев решил, что хозяин приехал с дочкой и поэтому не стал беспокоить милицию. Они долго не будут.

— Еще кого привезёт, тогда и звонить буду.

— Помогай накрывать на стол, — скомандовал Павел.

— Сейчас.

Ошеломленная изобилием закусок, Лара таращилась на его быстро действующие руки и стояла столбиком у стола.

— Помогай. Режь хлеб, ополосни фужеры, тарелки. Давай, двигайся.

— Слушаюсь и исполняю, — отрапортовала она.

Лара включилась в работу и вскоре стол, уставленный деликатесами, заманил голодных приезжих. Они сели рядышком в высокие кресла, удобные для застолья. Можно было откинуться назад, качнувшись, повернуться на триста шестьдесят градусов, сделать сидения выше или ниже. Лара визжала от удовольствия, кружась в кресле.

Павел поднял бокал искрящегося шампанского, второй подал ей и произнес:

— За нас.

— За нас, — повторила девчонка и выпила до дна содержимое фужера.

Вскоре её розовые щечки и безумолку болтающий язык, послужили для Павла сигналом к действию. Он повернул её кресло к себе и поцеловал, сначала нежно, а потом долго, грубо. Она не оттолкнула его и он, взяв прекрасную ношу на руки, понёс ее в спальню. Она растянулась на кровати и он принялся стаскивать с нее полуодежду. Лара не сопротивлялась. Вот он долгожданный момент, преследовавший его в видениях. Её прелестные совсем юные ножки были в его руках и Павел погрузился с ходу в ожидающее его тело. Но что-то подсказало ему по её бурной реакции, что в свои четырнадцать лет она давно познала плотские отношения между мужчиной и женщиной.

— Ты это делала раньше?

— Конечно, — ответила она.

— С кем?

— С мальчишками.

— Что не с одним?

— Отсталый ты лапоть. Престижно иметь несколько любовников.

— Как несколько?

— А вот так. У нас такое заведено. На вечеринке выключают свет и тот кто попался, тот и твой, а потом снова по кругу.

В голове Павла началась свинцовая подвижка раздражения. Он хмуро смотрел на эту девку, она в свои годы знала всю мерзость любовных групповых утех и его глаза наливались свинцом, тяжелели. Злость, ненависть за время, потраченное на ухаживания за этой маленькой сучонкой, вонзались в мозг искрами огня.

— Значит я кобель в собачьей свадьбе?

Он ухватил её за волосы и начал головой долбить об край кровати. Она завизжала. Он с размаху ударил кулаком в ненавистный рот и сжал шею. Она забилась, пытаясь вывернуться. Но в него уже вселился неуправляемый демон безумия и пока не затихло трепещущее тело, он не разжал рук. Кипящий от злости и вымотанный физически он сполз с кровати, подошёл к столу и закурил.

— Что делать? Как избавиться от трупа?

Теперь у него не было помощников, а матери он звонить не хотел. Подумав немного, вспомнил о подвале, огромном, цементном, где было несколько оборудованных комнат на случай необходимости. С тех пор как он начал убивать, такая необходимость существовала. Он нашёл ключ, открыл дверь и потащил за ноги ту, кого еще недавно звали Ларой, к подвалу. Ступеньки были крутыми, их было много, спускающихся вниз. Он не захотел идти туда и столкнул ногой тело с такой силой, что оно покатилось и шлёпнулось вниз с глухим звуком мягкого. Туда же он сбросил одежонку, закрыл двери. Надавил кнопку, дверь исчезла. Стена встала на свое место.

— Приеду и уберу как следует. Зарою её там. Сейчас не могу.

Сосед Зверев задремал на страже у окна и лишь услышав звук отъезжающей машины, выглянул из-за занавески. Машина уходила вперед. Ворота были закрыты. Он записал дату и время.

— Авось пригодится.

Дома у Василия мнения раздвоились. Мать считала Веру виновницей во всех грехах и не хотела слушать доводов мужа и сына. В споре они не заметили, как внимательно слушал их Василёк, сидевший в углу на диване с пультом телевизора в руках.

— Дыма без огня не бывает, — говорила Анна Ильинична. — Что — то там ложь, а что-то правда.

— Я не верю, что Вера могла отдать ребенка, отказаться от него.

— А почему же тогда никто не потребовал выкуп, если он был похищен?

— Вот это самое слабое место в версии о похищении, — твердил Андрей Иванович.

— В школе стыдно показаться, — плакала она. Каким-то образом написала она это проклятое заявление?

— Василий сказал, что в больнице оказалась еще одна с такими же данными, после аварии в гипсе, она и попросила Веру написать отказ от ребенка.

— Тогда почему похитили нашего?

— Извините меня, что я вмешиваюсь, — вступил в разговор мальчик.

— Это ты нас извини, забылись от горя, не надо было при тебе.

— Надо. Пока не доказана вина человека, его нельзя считать преступником. И газета — не внушает полного доверия. В ней много белых пятен. Тут нужно разбираться серьезно. А пока нужно спасать Веру Геннадьевну. Ей сейчас хуже всех. А если она вообще не виновата и стала жертвой гнусного заговора? Может быть был кто-то безнадежно влюбленный в неё так вот отомстил?

Анна Ильинична и Андрей Иванович переглянулись. У каждого мелькнула мысль о Павле, которую они тут же отбросили. Он был постоянно на виду, всегда у них и столько старался помочь молодой семье. Споры прекратились. Размышления Василька сделали их бессмысленными.

— Если бы у меня сейчас нашлась мама, пусть самая плохая, я бы её не оставил, а помог выбраться из омута. Вы не понимаете, что такое жить, не зная родителей, считать себя ничейным, никому не нужным. Детдом это место где тебя накормят, оденут, призрят. Но мы там все чужие. И никто никого не слышит. Никого не интересует что ты чувствуешь, чего желаешь, что тебе не нравится, но ты вынужден исполнять чужие прихоти. Нет такого угла на свете, куда бы ты мог придти, зная что тебя ждут. Я хочу сходить в больницу к Вере Геннадьевне, поддержать её, сказать, что она хорошая и я ей верю.

Анна Ильинична засуетилась, начала собирать на стол еду.

— Я тоже пойду с тобой, — сказал Андрей Иванович.

— И я с вами.

— Замечательно. Во-первых, у вас отпадет злость на неповинную голову. Во-вторых, вы почувствуете себя сильными, добрыми, от того что человеку доставили радость. Это так важно, не проходить мимо чужого горя.

— Ты мой маленький философ. Надо же, в один миг все расставил по своим местам. Мне легче на душе стало. Сейчас, наверное, уже поздно.

— Никогда не поздно подарить человеку радость. Пойдёмте прямо сейчас.

— Я термос с чаем прихвачу и пышки, да пирожков немного осталось.

— Главное не пирожки, а вы.

В больнице удивились приходу троих в неурочное время. Главврач был на месте и когда ему доложили о приходе родственников первого мужа Веры, он решил их пропустить к ней. Она только что проснулась. Увидев вошедших Вера опешила. Она никак не ожидала такого шага от бывшей свекрови. Свёкор, мягкий и добрый человек вполне бы мог придти, а вот она, и это очень смутило и обрадовало бедняжку.

— Здравствуй, Верочка, — запросто поцеловав её сказал Андрей Ильич.

— У Веры на глазах появились слезы.

— Ты тут сырость не разводи, Веруня, я чай принесла и твои пирожки любимые. Будем чаёвничать.

Вера не могла от неожиданности придти в себя и взять нужный тон Она была похожа сейчас на расстроенное пианино, требующее опытного мастера, чтобы вновь зазвучали его уверенные тона.

— Вера Геннадьевна, они стесняются сказать, что очень любят вас и я тоже…..

Вера посмотрела на маленького парламентёра и вдруг, словно гора сошла с её плеч. Она улыбнулась и поцеловала, присевшего к ней на кровать Василька, так как в палате было всего два стула. Они пили чай, говорили о посторонних предметах, но Вера чувствовала искренность в их отношении к ней. И Анне Ильиничне стало жаль её, как и собственного сына. На прощание она поцеловала невестку и тихонько шепнула:

— Мы к тебе часто приходить будем. Можно?

— Конечно, — ответила она и смотрела на них как на солнце, пробившееся сквозь ненастье.

Главврач, зайдя к ней после ухода гостей, отметил удовлетворительное изменение в настроении своей пациентки, которую ему почему-то было искренне жаль. Он так и не пожелал верить газетным страницам.

Любовь Ивановна переживала вторую молодость. С того дня, когда посрамлённая Ниночка исчезла с любовного горизонта, её Саша больше не делал никаких выпадов в сторону. Она всерьёз подумывала о браке с ним. Ей, немолодой матроне надоели встречи, ожидания, ревность. Нужны были стабильные отношения. Вот только объяснения с сыном смущали мамашу. Всё-таки возраст. Работала она самозабвенно, умела руководить и фирма приносила стабильные доходы. Нельзя было снимать со счетов успеха и вклад сотрудников, много лет работавших с хозяином и до сих пор честно относившихся к своим обязанностям. Вот и сейчас Любовь Ивановна выслушивала отчет заведующих отделами за неделю, вносила заметки в блокнот и осталась довольной. Совещание закончилось. Они остались вдвоём с любимым.

— Ты что-то кислым сегодня выглядишь?

— Ошибаешься, как обычно.

— Я женщина и для меня нет секретов. Я вижу по твоему лицу, что тебя что-то тревожит.

— Домашние пустяки.

— Какие?

— Моя дочь влюбилась.

— Хорошо. Ты уже об этом говорил.

— Но он живет в коммуналке, вундеркинд, заумный. В пятнадцать лет в институт поступил и уже окончил его. Чересчур умный.

— Тебе с ним не жить, а молодые сами разберутся.

— Боюсь я этого брака.

— Он что бандит, одноглазый, хромой?

— Закончил институт с отличием. Как мужчина вполне привлекательный. Программист.

— Нам тоже нужен хороший программист.

— И что делать, не знаю.

— Пригласи к нам, присмотримся.

— Я поговорю с Эрной.

— И всё-таки зачем вы дали ей немецкое имя?

— Так жена захотела.

— У неё в ВУЗе всё в порядке?

— На диплом вышла.

— Вот и отлично. Можно будет сыграть сразу две свадьбы, — рассмеялась Любовь Ивановна.

— До их свадьбы долго ждать, а вот мы с тобой можем оформить наши отношения.

— Это предложение?

— Считай — да.

— Наконец-то ты решился. Нужно поговорить с Павлом.

Разговор с сыном вышел тяжким.

— Ты не сошла с ума на старости?

— Как ты говоришь с матерью?

— А как мне еще разговаривать с женщиной лёгкого поведения? Ты на внучку глянь. Ею надо заниматься.

— Я к тебе в няньки не нанималась! У меня пока голова работает!

— Или за твою голову работают другие. Ты вцепилась в фирму и думаешь, что стала умнее. Пора передать правление мне.

— Только через мой труп.

— Это легче всего сделать, — мрачно проворчал сын и вышел из комнаты.

Любовь Ивановна, зная на что способно её чадо, призадумалась. От него можно ожидать всё что угодно. Но кому сейчас опаснее: ей или Александру? Настроение мгновенно испортилось. У неё давно уже не было нежных отношений по отношению к собственному сыну. Их убили трупы, которые пришлось убирать после его оргий. И сейчас она поняла нависшую смертельную опасность над своей любовью.

— Что предпринять?

Поделиться с Александром она не могла. Неизвестно во что выльется чистосердечное признание. Ей вспомнилась внучка, маленькая девочка, брошенная на руки прислуги. Мать в психушке. Ей жаль было Веру. Она-то знала обо всём и молчала. Сначала из любви к сыну, потом из боязни его гнева. И теперь все чаще ей стали приходить мысли о том, какого зверя она воспитала и сейчас подкармливает его неуемную жестокость своим молчанием и непротивлением. Чем все это закончится, она могла предположить и приходила в ужас от мыслей, рисующих мрачную неизбежность. Теперь он потребовал фирму. Явно не умеющий и не желающий работать, спустит с проститутками всё за несколько лет и оставит людей без работы, а семью без средств существования. Такого допустить было нельзя. На сегодня была запланирована встреча с парнем Эрны, её будущей падчерицей.

Вечером она приехала в дом Александра. На диване сидели молодые.

— Демьян.

— Любовь Ивановна.

Сели за приготовленный к ужину стол. Демьян, чернобровый со светлыми глазами, короткой стрижкой, рослый, спортивного типа парень, понравился ей. Он рассказывал случаи из жизни в детдоме, институте и они покатывались со смеху. До икоты. Он немного приостанавливался, давая возможность вытереть слезы от хохота и продолжал рассказывать. Общее веселье заглушило досадное настроение. Посредине ужина понравившийся им парень поднял бокал, встал и произнес:

— Мы с Эрной решили пожениться.

— Так скоро? — удивился отец.

— Не так уж и скоро. Мы встречаемся с ней целых два месяца. Я давно искал именно такую.

— Хорошо, — невесело протянул отец.

— А что за загробный тон?

— Как-то неожиданно.

— Я хочу увезти вашу дочь к себе.

— Нет, — запротестовала Любовь Ивановна. — Мы уже тебе Демьян, и работу хорошую приготовили. У нас на фирме.

— Но у меня есть хорошая работа.

— Подумай, Демьян. Эрна одна дочь и отец совсем останется одиноким.

— Судя по вам, Любовь Ивановна, тут одиночеством не пахнет.

— Верно, мы тоже решили соединить свои судьбы, — сказал Александр Владимирович.

Любовь Ивановне понравился парень.

— Хорошо. Я плюс к программированию и экономист и умею просчитывать ситуацию. Что я буду иметь у вас на фирме?

— Зарплата в десять тысяч долларов вас устроит? Заграничные командировки? Жильё?

— Соответственно. Сейчас у меня в два раза меньше. Но от добра, добра не ищут. Мне необходимо обдумать ваше предложение.

— Завтра приезжай к нам и посмотри все на месте.

— Договорились. А свадьба к делу не относится. Мы вас предупреждаем, что завтра подаем заявление в ЗАГС.

Оспаривать решение никто не стал.

Сергей шёл по улице и вдруг увидел Настю, сидящую в машине незнакомого ему человека. Он махнул рукой, Павел по просьбе Насти затормозил. Машина скользнула намного вперёд и Сергею пришлось преодолеть небольшое расстояние.

— Привет, — сестренка.

— Привет. Познакомься.

— Павел.

— Сергей.

— Ты разве не уехал домой сегодня? — поинтересовалась девушка.

— Обстоятельства переменились. Саня болен. Придётся задержаться.

— Тебя подвезти?

— Да. В больницу, моя машина сломалась и до вечера простоит на СТО.

— Ты долго будешь у Сани?

— Пока не знаю. По обстоятельствам. А ты куда направилась?

— Я у него практику прохожу, — «Правозащита» называется.

— Все дороги ведут в Рим, — улыбнулся Сергей.

Павел довёз его до больницы и они распрощались.

— Привет больному.

— Передам.

ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В РИМ

Саня безучастно смотрел на оконный переплет. Увидев Сергея обрадовался.

— Ты как тут, дружище?

— Уже лучше. Настю видел?

— Только что ехал с ней в машине.

— Почему она не зашла?

— Торопилась на работу. Практику проходит.

Саня был явно огорчен. Ему хотелось подробнее расспросить Сергея о девушке, но он не решался.

— Не беспокойся, мы с ней придем вечерком как-нибудь.

— Ты сейчас к нам?

— Да. Куда же еще?

— Передавай привет нашим.

Вскоре Сергей ушел. Он направился к Сане домой. Мать его была дома и радушно встретила гостя.

— Спасибо, что не забываете. Обедать будешь?

— Голоден как волк.

Пока они обедали, пришла Анна Ильинична.

— Познакомьтесь:

— Сергей, однополчанин Сани.

— Анна Ильинична — соседка. У меня мужчин в доме нет, а пробки перегорели.

Сергей с готовностью поднялся с места:

— Идемте, я починю.

На площадке встретился Василёк, посмотрел на Сергея, поздоровался с ним.

— Привет. Сергей.

— Привет. Василёк.

— Василёк? — удивленно спросил Сергей.

— Да. А что вам это имя не нравится?

— Наоборот. Я знавал лет девять назад одного маленького мальчика, его тоже звали Васильком.

— Я думал, что только меня так зовут.

— Оказывается нет.

— И где теперь мой тёзка?

— Не знаю. Мы потеряли его.

— Как потеряли? Разве можно потерять ребёнка?

— Можно, Василёк. Можно. Он был маленьким непоседой и вышел в лес без спроса. И оттуда исчез. Больше мы его не нашли.

— А в лесу том была Дереза?

— Откуда ты знаешь? — удивился Сергей.

— И Питера знаю и Казбека и дедушку Романа с Настей.

Сергей ошалело смотрел на мальчика. Анна Ильинична, бледная от волнения зазвала их в квартиру и усадила за стол. Она затаив дыхание слушала их разговор и боялась поверить в то, что нашелся очевидец жизни Василька в лесу.

— А телевизор помнишь?

— Так это вы и есть тот дядя Сережа, который на крыше ставил антенну, а я его ждал внизу.

Сергею стало жарко. Сердце выстукивало учащенный ритм. Перед на стуле за столом сидел Василёк, маленькая пропажа, причинившая столько горя всем. Никто не знал до этого момента где мальчик и что с ним произошло.

— Я тогда пошел смотреть телевизор, пока дедушка с Настей спали. И заблудился. Меня подобрали люди, увезли. Потом я ещё у кого-то жил недолго, потом долго у приемных родителей, сейчас живу в детдоме.

— Целый роман, — сказала Анна Ильинична.

Сергей не знал, что и думать. Всего рассказать он не мог, опасаясь за судьбу Василька. И теперь не знал, как выйти из положения.

— Саня, мой однополчанин, мы вместе на границе служили, отвлекся Сергей от темы.

— Серёжа, но ты-то должен знать, кто привез Василька к вам на хутор?

— Знаю не я, знает моя родственница, которая его вырастила с пелёнок.

— Где она?

— Я позвоню ей и она приедет сюда, — успокоил он Анну Ильиничну.

Василёк смотрел на Сергея вопросительно и тот отвёл глаза, не зная имеет ли он право сейчас рассказывать правду. Починив пробки, он снова направился к Сане в больницу за консультацией. Удивленный Саня, выслушав своего друга, сказал:

— Это у моих соседей украли ребёнка, Васильком зовут, его отец — майор милиции, а мать с горя в психушке. Они постоянно разыскивают его и если ты, хоть что-то знаешь, помоги. Я за этих людей ручаюсь как за себя.

— Обстановка понята. Еду в милицию.

Когда Сергей предстал перед Василием и Юрой, те приняли его за обычного посетителя и попросили минуточку обождать. Но присмотревшись, Василий вспомнил, что когда-то видел этого парня у Сани.

Саня тоже узнал соседа его друга.

— Здравствуйте, поприветствовал Сергей оперов. — У меня к вам новость, для вас она — сногсшибательная, как и для меня. Дело в том, Василий, что я только у вас в доме познакомился с Васильком, тем мальчиком, который жил на хуторе и так неожиданно потерялся.

Василий вскочил с места и умоляюще произнёс:

— Пожалуйста всё, что знаете.

— Василек вспомнил всех, кто там был. Я могу сказать, что привезли его Хан с Гейшей. Деньги на благоустройство хутора и содержание обслуги мальчика привозили тоже они. Только один раз с ними был босс. Но его никто не знает, только слышали, как человека в машине называли: «босс». Это меня тогда ранил охранник Андрей, а потом сам себя застрелил, так как он не мог двигаться и понимал, что умрёт. Бойню устроил криминал. Один из приехавших за мальчиком, Заур, убил авторитета Жорика, а его в драке, не знаю кто. Сам лежал раненый. Я тогда всех отвез в безопасное место, но Василёк выбрал момент, пока меня не было, а другие спали, выбежал на тропинку и заблудился. Позже я это узнал от представителей ГАИ, когда пришел в себя. Долго валялся без сознания.

Василий и Юра словно онемели. Наконец, Юра хрипло выдавил из себя: А о его родителях что-нибудь известно?

— У моей тети Анны есть его пелёнки и клеёночка с надписью, которую вешают младенцу на ручку или ножку при рождении.

— У Анны Фёдоровны? — спросил Василий.

— Да.

— Я был у неё, но она мне этого не сказала.

— Правильно сделала. После стольких смертей трудно представить, кто друг, а кто враг.

— Верно, — согласились оба.

— Но теперь ты можешь назвать мне имя родителей?

— Я серьёзно не знаю. Мы сейчас прямо от вас попросим по телефону тетушку продиктовать то, что там написано.

— И вызовете её сюда, или я снова поеду к ней.

Нюра обрадовалась звонку и объяснила, что вещи до сих пор так и остались в укрытии. Они с мужем немедленно поедут за ними, а оттуда уже сама привезёт их Василию.

— Жаль, что вы мне тогда при нашей встрече не рассказали всей правды.

— Бережёного Бог бережёт, — ответила женщина.

И с нею нельзя было не согласиться. Нетерпение нарастало. Сыщики вместе с Сергеем отправились домой к Василию. Василёк и Анна Ильинична были дома. Василий во всех подробностях расспрашивал мальчика и с добавлениями и вопросами Сергея, картина была ясной. Это тот самый Василёк, с двухдневного возраста, живший на хуторе. Сомнений быть не могло: это был сын Василия и Веры. Василий сел с ним рядом. Тесно прижавшись друг к другу обменивались мнениями. Вот только пока ничего не говорили вслух. Боялись ошибиться и ранить этим мальчика.

— Значит мы скоро узнаем, чей я сын? Найдём моих родителей?

— Совсем скоро. Может быть вечером завтра, или даже раньше.

В это же время Демьян знакомился с делами фирмы. Его кабинет на втором этаже был удобно расположен в смысле обзора, близ лежавших перекрестков улиц и самой Промышленной, вид был как на ладони. Снующие люди, шумящий транспорт, лотки с мороженым и продавцов газет находились рядом. Столовая фирмы была солидной с большим ассортиментом блюд. Сразу видно, что зарплата у людей приличная, если они могут обедать в такой роскоши. Через несколько дней, на закрепленной за ним машине, он освоил все городские места с Эрной. Эрна недавно познакомилась с Настей и теперь иногда девушки выезжали вместе, вот и сегодня они собрались совершить маленький вояж. Мужичок, водитель-охранник, на вид лет сорока, давно работавший на фирме. Как-то он остановился у загородного ресторанчика и Демьян пригласил его пообедать с ними.

Георгий согласился.

— Нас Заур, бывший начальник охраны, учил никогда с хозяевами не садиться за один стол.

Настя изумилась. Ей было знакомо имя Заур, да ещё и охранник в придачу. Тот, кто лежал в болоте, тоже звался Зауром.

— Почему?

— Субординация нарушается.

— А сейчас Заур тоже начальник охраны?

— Нет он девять лет назад пропал без вести. Его напарника привезли мёртвого, где-то на хуторе сам себя шлепнул, а Заур исчез.

— Хороший человек был Заур?

— Как тебе сказать? Бешеный. Нечистый на руку.

— Но почему же его держали?

— Он служил жене хозяина и сыну Павлу. С ним постоянно вращался. И когда в командировку уезжал, я видел, как они разговаривали у машины, о чём было не слышно, но Павел Игнатович, что-то наказывал ему, сердился даже. Я даже думаю, что это тёмная история. Я однажды подвозил Павла Игнатовича и женщину, похожую на сказочкую Шехерезаду, с восточными глазами.

Демьян задавал вопросы просто так, из любопытства. Настя же поняла, что речь идет о тех убийцах, и связаны они с мальчиком Васильком и хутором. Разговорчивый Георгий болтал без умолку.

— Я даже помню тот дом, куда возил их. Видно место свидания. Хороший дом, красивый, ограда выше человеческого роста. Улицу не запомнил, а дорогу знаю.

Настя промолчала. Нельзя было показать, что она знакома с теми головорезами и знает, где находится последний приют Заура и его компании. Пообедали. Девчонки болтали. Но так, для отвода глаз. Настя должна узнать как можно больше о Павле, её вздыхателе, оказывается тесно связанном с бандитским миром и имеющим отношение к пропавшему мальчику. Может быть он удерживает его где-то в подвале? Или убил? Но за что и зачем был им нужен этот ребёнок? Покрутившись по городу с остановками, мороженым, отдыхом решили ехать по домам. Поравнявшись с домом Эрны, высадили её. Настя решила ехать в свое общежитие. Нужно было всё обдумать и взвесить. Новости ошарашили её.

Павел сидел за рулем невозмутимый, как китайский болванчик. Настя, стоя у открытой дверцы, перегнулась и заглянула в переднее стекло.

— И все-таки я раньше где-то тебя видела, — сказала она Павлу. — Никак не могу припомнить где?

— Во сне, — засмеялся он.

— Точно. Во сне только и можно увидеть такого красивого парня, — сказал Демьян и взяв девушку за руку, отвёл в сторону от машины.

— Зайди ненадолго. Очень нужен твой совет Эрне.

— Павел скрестил руки, потом жестом приказал ей садиться в машину и она, пообещав друзьям, что зайдет непременно завтра, села в автомобиль. Машина тронулась с места.

Назавтра Настя приехала как и обещала. Эрна пребывала в приподнятом настроении. Её роман успешно завершался. Скоро они распишутся и она станет женой. Солидное звание для молодой девчонки. И Демьян согласился жить у них, временно до получения квартиры. Значит с отцом не надо расставаться. Ей нравилась Настя, необыкновенная девчонка, умная, да к тому же красивая. От жениха Эрна была без памяти, влюбилась с первого взгляда окончательно и бесповоротно. Сейчас Эрна оставила их в гостиной, а сама пошла на кухню, готовить кофе.

— Ты давно знакома с Павлом?

— Не очень, но прилично.

— Он тебе нравится?

— Как ты думаешь, нет. Он отличный собеседник, мой руководитель, спас меня от назойливого поклонника.

— Вы с ним где-то бываете?

— Иногда обедаем в ресторане. Несколько раз выезжали с сотрудниками на пикник.

— Ты не думаешь, что это к чему-то обязывает? Он тратит на тебя деньги и явно интересуется твоей особой не платонически.

— Тебе кажется. Павел не такой. Он душа общества, у него недавно еще была любовница, они с ней расстались.

— Между женщиной и мужчиной не может быть дружбы, если она красивая.

— Это твое мнение?

— Давно известный факт.

— Понимаешь, Демьян, я его где-то раньше видела. Такую физиономию не забудешь. А вот где? Никак не могу вспомнить.

— Может он просто похож на другого человека?

— Нет. Его жесты, глаза. Явно знакомы мне.

— Значит вспомнишь.

— Тебе имя Заур о чём-то говорит?

— Не имею понятия.

— А мне о многом. Я вспомнила мальчика, хутор, бандитов.

— Господи. Заур, Жорик, Андрей, Пётр. Это же те самые бандиты, которые приехали за Васильком. Я почему-то тебе верю, как брату.

— То-то и оно. Сегодня пока вы с Эрной болтали, мне водитель рассказал, что Заур и Андрей по заданию Павла несколько лет назад уехали в командировку. Андрея привезли мёртвым, а Заур исчез.

— Значит Павел знаком с этими людьми?

— Она замолчала в раздумье, как вдруг, всплеснув руками, сказала ему тихонько, на ухо:

— Я вспомнила. Вспомнила.

— О чём это ты вспомнила? — спросила Эрна, с подносом в руках, входя в комнату.

— Вспомнила, что забыла запереть комнату в общежитии. Нужно срочно бежать.

— Конечно. А то еще пожар устроишь или обворуют тебя.

— А кофе?

— Кофе подождёт. Вернусь — выпьем.

По дороге в такси она обдумывала свой разговор с Демьяном. Подъехав к общежитию, свернула в аллею и присела на пустующую скамейку. Деревья заслоняли её от прохожих и можно было подумать. Она вдруг спохватилась, что до сих пор не познакомилась с другом Демьяна, Васильком, всё еще находящемся в детдоме. А вдруг это один и тот же мальчик? Шальная мысль влетела в её голову:

— Я вспомнила. Мне было лет двенадцать или чуть меньше. Василёк совсем еще маленький. Подъехала машина и остановилась не у входа в дом, как обычно, а не доезжая, за углом. Мы с Дашей играли в индейцев, Витя был маленький вождь. Василёк сидел на траве и хохотал над моей шляпой с перьями. Я выглянула из-за кустов. Из машины вышли двое. Он гибкий, похож на ягуара, а она красивая с узким разрезом глаз, одетая ярко, вызывающе. Кто-то крикнул из машины:

— Поскорее там, Хан. Я мысленно прибавила, — хан Гирей. Мне стало любопытно и, продолжая игру, я пробралась к машине и постучала в переднее стекло:

— Выходи, бледнолицый.

Человек в машине, скрестил руки и махнул мне, чтобы я уходила. Но моё любопытство было сильнее страха. Я встретилась с его взглядом. Это был он, Павел. Точно он. Не выдержав моего упрямства, отвернулся. Я оскорбилась и отошла от машины. Даже играть перестала. Вскоре женщина с мужчиной уходили из дома. Мама провожала их. Они сели и уехали. Но на повороте, тот человек оглянулся. Наши взгляды встретились вновь. Это он. Он. Я теперь точно знаю. Сегодня же скажу ему, что я вспомнила где видела его.

— А вдруг он и есть тот похититель, который всё это затеял? Ты ничего не скажешь, Настя, ничего, поняла? — убеждала она сама себя. Если он был вместе с теми, значит он тоже бандит! Может ты ошиблась? Тебе просто очень хочется узнать где ты его видела и получится ошибка. — Думай, Настя, думай, — уговаривала она себя. — Нет, не нужно ничего говорить ему. Всему своё время. — Ждать не хочется. Хочется выяснить тайну, рассеять мои сомнения. Данный случай не тот. Нужно потерпеть с объяснением.

Настя ещё раздумывала о Павле. Почему он оказался там на хуторе? Это было единственный раз, но было. Что бы это означало? Может просто попутчик. Сегодня Саня обещал ей устроить ужин у своих родителей. Врач пообещал вечером отпустить его домой ненадолго.

Саня очень нравился своенравной девчонке, она ходила с ним на танцы, даже целовалась, но с таким же успехом она смогла бы отправиться и с Павлом в ресторан и ей тоже не было бы скучно. Вообще-то Павел внёс в ее голову смятение. Она его не ревновала, но любила находиться в обществе преуспевающего красивого бизнесмена, которому не нужно думать где и как взять десятку до стипендии. Своих родных она не обременяла просьбами денег и те по привычке высылали ей одну и ту же сумму, хотя запросы у неё явно претерпели изменения под влиянием Павла. Она уже давненько принимала от него дорогую косметику, мелочи разные, то брошь, то кошелёк особенный с десятью золотыми монетами, то зеркальце в дорогой оправе, и всё это шутя, как бы невзначай «дорогой подруге» от друга презентик, пустячный. Девчонки в общежитии предрекали ей: — Быть бычку на верёвочке.

Она только посмеивалась. Сначала думала, вспомнив, где она видела его, просто всё ему расскажет и они, вместе, посмеются над этим. Сейчас это выглядело иначе и решения, — «что делать»? — не приходило.

Она немного «покопалась» в своем сознании, затем резко встала и пошла, так и не найдя ответа для себя самой. Сумбур остался сумбуром.

Василёк начал атаку на Элину, уговаривая её пойти к матери. Девочка, памятуя слова отца о том, как она продала своего ребёнка, не желала её видеть.

— Она злая лгунья.

— Она несчастный, оболганный человек. Не могла твоя мама совершить ничего подобного.

— Не хочу и всё.

— Ты не понимаешь, что такое жить без матери.

— У меня есть бабушка, папа, Спиридоновна.

— Хорошо, — рассердился Василек, — значит тебе мое мнение безразлично?

— Нет. Ты мой друг.

— Тогда почему не хочешь послушать меня?

— Не знаю, не хочу её видеть.

Василёк отправился к Вере. Она обрадовалась его приходу. Обняла его, поцеловала. Усадила рядом с собой.

— У Элины всё хорошо, учится. Вы не думайте, она вас не забыла. Просто пока нельзя ей выйти из дома. Не отпустят.

Вера смотрела на него и видела, что он пытается оправдать дочь.

— Я подожду. Расскажи о себе.

Он рассказывал ей о себе, о школе, о детдоме, о Василии и Анне Ильиничне, Андрее Ивановиче и Вера словно побывала там сама лично. Ей нравился этот симпатичный мальчик. Она начала относиться к нему, как к близкому человеку. Видела как он болезненно воспринимает случившееся и как хочет искренне помочь своими маленькими возможностями. Она была нужна ему. Эта добрая обиженная собеседница, которая заинтересованно выслушивала его рассказы. То, что ей было интересно его житьё — бытьё он отмечал в задаваемых ею вопросах, возвращению к рассказанному ранее. Она ничего не забывала. Между ними росла крепкая дружба. Они нашли утешение друг в друге, никому не нужный мальчик и обиженная незаслуженно женщина. Она видела, что он верит ей и это покорило её окончательно.

Она ждала его прихода, каждый раз приготовив для него что-нибудь вкусное. Он с удовольствием уплетал апельсин или яблоко так, что ей самой тут же хотелось есть. Иногда приходили с ним и Анна Ильинична с Андреем Ивановичем. Сидели, разговаривали и мало-помалу жизнь возвращалась в эту исстрадавшуюся душу. Однажды после прощания с мальчиком она подумала:

— Почему бы мне не взять к себе этого замечательного ребёнка. Мы уедем с ним подальше отсюда, где худая молва не омрачит жизнь им обоим. И улыбнулась сама себе, глядя в зеркало.

— Умирать надумала, молодая баба, из-за сплетен, обмана. Я нужна Васильку, он мне будет сыном. Настоящим. Я люблю этого мальчика. Жду его прихода, но пока он почему-то утешает меня, а не я облегчаю его нелёгкую жизнь.

А вдруг мне не отдадут его? — испугалась Вера. — Вдруг опять начнут чернить её невообразимыми сплетнями?

— Павлу нужно было разрушить нашу жизнь не из любви ко мне, а из эгоизма. Мальчику не дали конфетку, она досталась другому.

Поздно понявшая суть Павла Вера, сожалела о случившемся. Но знала, если и удаётся склеить разбитое, остается шов и слабое место, всегда способное вновь развалиться на куски. Но сейчас это неважно, кроме мальчика, которому необходима помощь, нежность, домашний уют и она именно она, должна дать ему всё во имя потерянного сына.

Сегодняшний приход Василька был не похож на другие. Он явно чем — то был взбудоражен, но говорить на тему, обсуждаемую сегодня в доме Василия, пока было запрещено. Маленькому человеку очень хотелось рассказать обо всём ей, Вере, но, как сказал Василий, заранее нельзя давать никому надежду. И он говорил, увиливал, а Вера понимала, что маленький друг, что-то явно скрывает от неё. Настаивать не стала. На прощание поцеловала его и вернулась обратно в палату.

Павел услышал от матери, что она решила все-таки вопреки его воле выйти замуж за Александра. Он молча выслушал «бред» старухи и решил принять энергичные меры. К нему в «Правозащиту» иногда обращались и уголовники, которым нужно было связаться с судьями до начала процесса. У Павла была такая возможность и он через знакомства и деньги «вынул» из грозившего тому срока, наркомашу. У наркомана были свои связи и когда его спаситель попросил помощи, он незамедлительно откликнулся.

— Только, Павел Игнатович, там я платил, здесь вы. «Дружба дружбой, а табачок врозь».

— Идет.

— Есть один идиот, возомнивший себя сверхчеловеком. Я покажу тебе его дом, покажу его. Нужно встретить его в подъезде иди рядом с домом, сам решишь и дать показательную обработку, чтобы отпала охота жениться. Только не до смерти. Хочу видеть его рожу. Не перепутай, там бывают разные люди. Если договоримся, дам тебе фотографию. И ключи от дома.

— У тебя есть ключи?

— Много будешь знать — скоро состаришься.

— Если не удастся возле дома или в подъезде, зайдешь домой. Только смотри, чтобы он был один. Сколько?

— Три штуки.

— Заметано.

— А если замочить?

— Восемь. Баксов.

Павел усмехнулся. Так дешёво стоит шкура женишка матери. Пусть пока живет, но в больнице поваляется.

Демьян возвращался с Эрной из кино, с последнего сеанса. Обычно у них горел свет, отец ожидал возвращения дочери. В окнах было темно. Спит, значит. Замок двери не поддавался. Демьян толкнул дверь и та скрипнув открылась. Щёлкнул выключатель. Кто-то метнулся к окну. Демьян, в два прыжка настиг человека и схватил за шиворот. Тот вывернулся вместе с расстегнутой курткой и повернув на сто восемьдесят градусов, поскакал к двери. Демьян бросился вдогонку. Но внезапно полетел кувырком натолкнувшись на что-то мягкое.

— Свет, быстро включай, — крикнул он застывшей Эрне. Пока та щелкнула выключателем, неизвестный бежал по лестнице. Демьян вдогонку через несколько ступенек летел за ним. Он почти настиг убегающего, как ему преградил дорогу человек в форме милиционера и приказал остановиться. Демьян не послушал и продолжил преследование. Теперь его преследовал милиционер, свистел, кричал. Гонка продолжалась. Совсем рядом бежал человек в чёрной одежде, запыхавшийся, следом за ним Демьян в костюме с галстуком, а уже за ним человек в камуфляже. Наперерез помчалась машина с воющей сиреной. Она остановилась напротив человека в чёрном. Тот продолжал бежать. Кто-то подставил ножку Демьяну, он кувырком пролетел и распластался на земле, протаранив приличное расстояние животом. Его схватили, обшарили карманы, не слушая объяснений повезли в отдел.

Тот, кого преследовал Демьян, успел скрыться. В отделе долго и дотошно, не слушая ничего, расспрашивали где родился, крестился и прочее, хотя Демьян несколько раз пытался объяснить ситуацию и попробовать найти скрывшегося человека.

— Что он сделал?

— Забрался в квартиру.

— Что-то вынес.

— Не знаю, не успел рассмотреть.

— Могла быть дверь открыта и он вошел. Вы не заметили, может это был кто-то из вашего дома?

— Позвоните к нам и узнаете, что там случилось.

— В наши обязанности не входит узнавать не случилось ли чего-нибудь у вас?

— В данном случае, входит.

— Грамотный. Поддать бы тебе следовало, да связываться неохота.

Демьян промолчал. Он вспомнил, что у него с собой мобильник. Вытащил из внутреннего кармана и набрал номер.

— Демьян, — услышал он голос Эрны. Папу увезли в больницу. Он ранен. Ты где?

— Я в милиции.

— Ты чего это здесь раскомандовался? — вырывая из рук телефон, рассвирепел дежурный.

Он поднес трубку к уху и злорадно спросил:

— Что там у вас, пожар, наводнение?

— Человека увезли без сознания в больницу. Кто-то напал на отца, — рыдала Эрна в трубку.

Глаза дежурного мгновенно приняли округлое кошачье выражение.

— Адрес говори.

— Поехали вместе.

— А может ты и есть тот бандит.

В дежурку вошел Василий. Он только что вернулся с другого происшествия и увидев Демьяна спросил почему он тут.

Вкратце изложив происшествие, они вместе выехали в дом Александра Владимировича. Василий был знаком мельком с другом Василька — вундеркиндом давно и сейчас рад был встретить его.

— Неподходящая встреча у нас получилась.

— Встретимся и при других обстоятельствах.

Картина происшедшего начала проясняться. Кто-то открыл дверь ключом, так как никаких повреждений в замочной скважине не было. Хозяина оглушили, а затем зверски избили ногами. Он без сознания был доставлен в больницу. Нужно было ждать пока придёт в себя, чтобы окончательно прояснить картину.

Любовь Ивановну новость застала в постели. Разбудил звонок Эрны. Выслушав плачущую девушку она немедленно поехала в больницу. Предварительно заглянула в комнату внучки, та мирно спала. В палату её впустили беспрекословно, Любовь Ивановна была своим человеком в больнице. Здесь находился Василий, ждал возможности поговорить с раненым. Это была палата, где раньше находился Хан, и Любовь Ивановна вспомнила всё, до мельчайшей подробности.

— Это меня Бог наказал, — подумала она, глядя на синее лицо любимого. Его шея, лоб, подбородок были багрово-красными. Руки в синих полосах. Сломаны несколько ребер и голова в гематомах.

— Били тяжелой обувью, пинали нашивками из металла, — пояснил врач.

— Он будет жить?

— Пока не знаем. Что там в голове внутри неизвестно.

— Александра увезли на операцию. Ждали приезда какого нейрохирурга, очень знаменитого, долго занятого на другой операции. Василий разговаривал с Эрной. Они сидели на мягких креслах, подаренных Любовь Ивановной. Тут же находился и молоденький милиционер, ранее дежуривший у палаты Хана. Василий встал, чтобы выйти покурить и Ваня, первый год служивший в милиции, последовал за ним.

— Я эти кресла лично таскал в отделение, — похвастался он Василию.

— Ты? Когда?

— Когда Хан находился в отделении, вы меня отправили дежурить сюда.

— И как ты попал в грузчики?

— Зам. главврача попросил помочь. Никого из мужчин уже не было, мебель привезли после рабочего дня. Я и таскал.

— А у двери палаты кто находился?

— Так никого ж посторонних не было на этаже, я посмотрел в коридоре, пусто.

— Так, — разозлился Василий, — и почему ты об этом тогда не сказал?

— Меня никто не спрашивал.

— Кто привез мебель?

— Эта женщина, которая сейчас приехала к раненому.

— И где была она?

— Ушла к медсестре, пока разгружали попить чаю.

— И когда ты вернулся, вскоре вызвали к умершему Хану врача?

— Ну да. Молодая медсестра. Я её хотел увидеть, да она уволилась.

— Хорошие дела. Утром напишешь подробный рапорт обо всем.

— Да я же..

— Ты же, ты же и виноват в том, что Хану питание искусственное отключили.

Парень ошалело ворочал глазами.

— А сейчас никому ни слова. Я отстраняю тебя от дежурства. Возвращайся в отдел.

Василий вызвал другого дежурного и тот вскоре прибыл в больницу. Получив инструкции, принялся за исполнение знакомых ему обязанностей.

— Значит, — подумал опер, — матушка Павла причастна к смерти Хана. Нужно немедленно найти эту исчезнувшую медсестру.

— Как только больной придет в себя, дайте мне знать. Я сегодня дежурный по отделу.

Василий уехал. Он нашел телефон подруги медсестры и решил позвонить ей, несмотря на позднее время.

— Алло, — раздался в трубке веселенький женский голос.

— Мне бы Варю?

— Вот как. А кто её спрашивает?

— Знакомый. Мы с ней встречались и вдруг она уехала, не сказав ни слова.

— Бывают обстоятельства.

— Скажите, где её можно найти.

— Но она просила никому не давать ее адреса.

— Мне можно, я ее люблю и хочу жениться на ней.

— Даже так?

— Вообще-то она сейчас находится в городе у своей тетки. Березанская, 15, частный дом. Только не говорите, что я вам дала её адрес.

Василий с Димой, дежурившим с ним, помчались по указанному адресу. Поздний визит не напугал хозяев, они веселились. На столе стояла бутылка вина, закуска. Две женщины составляли компанию одна другой.

— Мне с вами нужно поговорить, Варя.

— Вы знаете моё имя?

— Ваша знакомая, Крутых Любовь Ивановна, попала в неприятное положение и нуждается в вашей помощи.

— Чем я могу ей помочь?

— Вы тогда были на дежурстве, когда умер раненый. По кличке Хан.

— Ну и что. Я же не виновата, что он умер.

— Вот и Любовь Ивановна не виновата и просит подтвердить, что она только заходила с вами в палату, но не оставалась одна.

— Правильно, Мы с ней зашли, она посмотрела на него, я пошла к выходу и она следом за мной.

— Как долго она замешкалась?

— Всего несколько секунд, я увидела, что она не идет за мной и окликнула её. У неё чулок порвался.

Пьяненькая Варя расчувствовалась.

— Любовь Ивановна такой хороший человек.

— Она ей денег дала три тысячи долларов, — похвасталась тётка.

— Что ты плетёшь? — испугалась Варя.

— Я не плету, а говорю правду. На какие шишы ты жила бы без работы сейчас? Она ей и билет купила на Юг, только я отсоветовала ей ехать. Вот и живет у меня, пропиваем подарочек.

— Собирайтесь, едем с нами.

— Зачем? — спросили обе враз женщины.

— Дать показания. Протокол оформить, а то Любовь Ивановне плохо приходится.

Женщины собрались и приехали с ними в отдел. Показания были написаны, зафиксированы подписями и уже поздно ночью свидетельниц отпустили домой. Теперь Василий знал, что семейка Крутых была знакома с Ханом. Многое становилось ясным, но пока недоказуемым. Вездесущий Хан тогда увёл деньги из дома Крутых, это ясно и его работа — машина с мёртвыми людьми, получившими деньги. Вот только с какого боку Павел тут прилеплён? Непонятно. В деньгах он не нуждался и воровать с Ханом ему было не нужно. Следовательно? Это Хан исполнял поручения Павла. Как же это доказать?

Александр Владимирович умер после операции через два часа. Любовь Ивановна срочно поехала разыскивать Павла. Она нашла его дома, лежащим на диване, что было чрезвычайно редко. Подойдя к сыну, она резко приказала ему:

— Встань, подонок!

— Случилось что-то невероятное?

— Убийца. Это ты подослал к Александру того, кто убил его?

— Маман, не хамите. Вы женщина красивая, хоть и потасканная, найдется сотня желающих на наследство.

Любовь Ивановна принялась колотить кулаками куда попадя этого мерзкого, чудовищного зверя, именуемого её сыном. Он схватил её за руки, крутанул, так что она вскрикнула, и усадил на диван.

— Заткнись, ребёнок дома, может услышать.

— Ну и пусть слышит, какой у неё отец.

— Закрой, хайло, пустышка. Матерью называешься. Позор ты, а не мать. Тем более бабушка. Замолчи, или я убью тебя.

Любовь Ивановна испугалась. Его глаза наполненные ненавистью, выражали готовность на всё.

— Я тебя считаю потаскухой. На старости лет замуж выходить решила. А я тебе сюрприз приготовил, чтобы ты больше не трудилась искать себе мужиков. Вон там коробочка с механическим, захочешь, включишь и айда, сколько влезет.

Любовь Ивановна задохнулась от стыда и гнева. Она пыталась что-то сказать и не смогла. Повалилась на диван. Павел посмотрел на мать, но не предпринял ничего по оказанию помощи.

— Скорей подохнет, — решил он и вышел из комнаты.

Через некоторое время горничная увидела лежащую на диване хозяйку и вызвала «скорую» помощь.

Павел в бешенстве мчался на машине по городу. Он не знал куда направляется и ехал так, куда глаза глядят. Остыв от разговора с матерью думал, что явно переборщил.

— Пусть не лезет в любовницы, старая лошадь. Замуж решила. Наследство по миру пустить. Ничего не выйдет. Нужно вообще заставить её переписать на меня всё, оставшееся от отца. На мой век хватит. А она пусть внучкой занимается.

Он в последнее время охладел к дочери. Видимо пока была любовь к Вере, была нужна и дочь, а теперь она его начала раздражать бесконечными: «Почему?». Хорошо, что не одна находится дома днем после школы. Бабка занята, горничная работает. Этот мальчишка до вечера бывает у них. Помогает делать уроки. Павел почти не бывает дома. Но когда приезжает, делает вид, что рад маленькому гостю. Было бы невозможно оставлять Элину совсем одну.

— «Чем бы дитя не тешилось — лишь бы не плакало», — повторял он мудрые слова.

У Павла настал период полного разлада с самим собой. Вседозволенность и богатство, балующее человека, жестокого, склонного к насилию, убеждали одну его половину, что люди не его круга и возможностей — червяки, которых можно и нужно давить, тот же, кто стоял рангом выше и не мог в открытую предпринять что-либо против таковых, должны были покориться тайной силе, на которую у него было достаточно возможностей. И еще бабы. Ему надоели простушки, податливые, продажные, покорные. Ему теперь нужна была Настя.

— Строит из себя недотрогу. Я знаю, что все бабы одинаковые, только цена у них разная. У одних, выражается суммарно. У других желание поломаться, чтобы потом сдаться, зная, что у него деньги и обеспеченное будущее. Только вот эта непонятно какая. Недотрога. Нет, она просто меня дурачит. Набивает цену. Пора уже заканчивать мой платонический роман. Сегодня — завтра он увезет её в свой загородный дом. А там будет видно: под венец или в могилу захочет девица.

Нюра с мужем побывала на хуторе. Она давно хотела туда попасть, но раньше боялась преследования, а теперь, когда жизнь входила в норму появилась необходимость забрать вещи ребёнка. Она знала, что они хранятся в том, потайном, никому из чужих, неизвестном домике. Её надежный муж счёл поездку не только привлекательной, в смысле отдыха, но и полезной для нервной системы жены. Она уже забыла, что там было написано на ярлычке из клеёнки, которую вешают при рождении ребенку сразу же в первые минуты его появления на след.

Нюра после визита Василия постоянно думала, что не имеет права больше скрывать правду, этот ярлычок может помочь ему в поисках другого мальчика. Кто знает? Один и тот же или два разных. Поэтому она и была благодарна мужу за согласие на поездку. Поздняя осень делала лес непроницаемо-сказочным. Полуоголённые деревья и шуршащие листья подавали надежду на приход весны, после снежной холодной зимы. Этот круговорот жизни в природе повторял человеческую судьбу. Весна — рождение, неизвестность судьбы — жаркое лето, невзгоды, осень, стабильность и неизбежность пережить сюрпризы зимы. Хочешь — не хочешь, а жизнь твоя проходит как и смена времён года. Человеку не дано остановить мгновение. Они текут, уходят и неизбежность, конец никого не минует. Так думала Нюра. Приехали к дому на хуторе. Там теперь была база отдыха ГИБДД. В доме находилась женщина, смотрела за порядком. Мини-электростанция не работала. Уехали добывать солярку.

— Свет включаем только по вечерам, ненадолго. Живём в городе. Сюда приезжаем отдыхать по очереди, человек по пять, шесть.

— Мы оставим возле вас машину и пройдёмся по лесу.

— Пожалуйста. Наши приедут не скоро. Я ещё несколько часов буду здесь.

Нюра не стала объяснять женщине, что когда-то жила здесь. Они с мужем прошли по тропинке, Нюра едва смогла отыскать место, где можно было пройти к домику. Заросли стали дикими. Все заросло. Еле пробрались сквозь чащу на тропинку. Домик разрушался. Потрескались стены, вылетели окна. Возможна в этом были повинны буйный ветер и гроза с ливнями. Дверь покосилась и открылась еле-еле. В потайном месте лежали как и раньше, завернутые в целлофан вещи: больничные пелёнки со штампами, одеяльце, тонкое, байковое, распашонка и кусочек клеёнки, со вдетыми бинтиками, служащими для того, чтобы привязать бирку с данными матери на ножку ребёнку, или ручку.

— Иванова Вера Геннадьевна, — прочитала Нюра вслух.

— И вы до сих пор хранили главное доказательство здесь? Почему не отдали в милицию?

— Ребёнка привезли плохие люди и что можно было ждать от них? А если у них свой кто-то в милиции был? Тут не знаешь, что правильно, а что нет.

— Возможно ты права. Кому отдашь?

— Тому майору из Каменьграда, что приезжал ко мне. Сергей с ним познакомился, ручается за честность. Я тогда побоялась сказать правду. Кто их всех разберёт. За ребёнком охота шла, как за зверем. Сколько раненых и погибших было!?

— Ты и об этом ему расскажешь?

— Нет. Никого уже не вернешь, а остеречь парнишку нужно.

— Идем назад?

Нюра обвела взглядом остающееся жилище, печальное, неуютное, ставшее никому не нужным. Вспомнила былые времена и слёзы навернулись на глаза.

— Сырость разводим? Пойдем, пойдем отсюда. Здесь слишком печально и неуютно.

Нюра вышла на улицу и поклонилась домику.

— Спасибо тебе, что сохранил всё.

— Ты как с живым разговариваешь.

— А он и есть живой.

Она перекрестила жилище.

— Оставайся с Богом. Может ещё и встретимся когда-нибудь.

Молча, пробираясь сквозь заросли, они вышли к домику. Нюра положила вещи в машину незаметно, чтобы не возбуждать любопытство женщины, и избежать ненужных расспросов.

— Прощайте.

— Счастливого пути.

ЗАНАВЕС ТАЙНЫ ПРИПОДНИМАЕТСЯ

Как только они приехали домой, Нюра позвонила Василию и сообщила:

— Я нашла свёрток из роддома с вещами мальчика. Приеду послезавтра и привезу.

— Спасибо, — ответил Василий.

Он срочно выезжал на задание и не смог продолжить разговор.

— Через два дня у меня будут вещи мальчика. Не знаю, имеют ли они отношение к Васильку, узнаем скоро.

— Хорошо бы имели, — проговорил Юра.

Они ехали домой к Ларе, так как по заявлению матери она исчезла, не приходит два дня домой. Уже обзвонили и обошли все соседей, друзей по школе и лишь после этого обратились в милицию.

— Можно фотографии Лары? — попросил Юра плачущую мать.

В альбоме были фотографии маленькой девчонки, с большими бантами и платьях с рюшками и кружевами.

— Новые фото есть?

— Есть.

— С фотографии смотрела миловидная девчушка.

— Мы возьмем её. С кем дружила ваша дочь?

— С Леной, они вместе учатся.

— Где её найти?

— Вот телефон. Живет она в доме рядом.

Лену разыскали на волейбольной площадке. Бойкая, с открытыми по трусики ножками, она явно желала нравится мужчинам и теперь кокетничала напропалую с прибывшими операми из угрозыска.

— Лару давно видела?

— Два дня назад. Она собиралась поехать с кем-то за город.

— С кем?

— Она не говорила.

— С ребятами, с женщинами?

— Она что по-вашему дура? У нее богатый хахаль завёлся.

— Его имя?

— Не знаю, она не говорила.

— Куда за город они собирались?

— В какой-то дом. У него там шикарный домина.

— Где?

— Говорю, не знаю. Обещала познакомить меня с ним в субботу, а сама исчезла.

— Может она до сих пор развлекается?

— Может быть.

— Откуда они должны выехать? Где встретиться?

— У фонтана.

У фонтана было много народа. На скамеечке сидели молодые мамы с детьми, бабушки с внуками, изредка папаши или деды. Юра и Василий пошли в разные стороны, показывая фотографии Лары.

— Вы были здесь два дня назад?

— Нет.

— Вы были здесь два дня назад?

Наконец, после многократных вопросов нашёлся дедок, который вспомнил эту девчонку.

— Я подумал, что такая откровенная демонстрация своих ножек, может привести к печальным последствиям.

— И что же случилось?

— Она сидела на краю каменной ступеньки к фонтану и болтала ногами. Многие останавливались, посмотреть на зрелище. Все прелести наружу у девчонки. Я покачал укоризненно головой, а она показала мне язык. Я отвернулся на некоторое время, а когда снова взглянул туда, её уже не было, но я видел, как она бежала к обочине дороги в машину. Молодой мужчина, высокий, вышел ей навстречу, она повисла у него на шее. Он открыл переднею дверцу с другой стороны и она села на сиденье рядом с ним. Тут же несколько раз поцеловала его с визгом, услышанным всеми. И они уехали.

— Вы человека рассмотрели?

— Да, насколько было возможно. Расстояние небольшое. Лицо чистое, глаза большие, волосы зачесаны назад. У него рубашка с галстуком, заколотым булавкой, большой и блестящей.

— А машина? Номер помните?

— Нет. Импортная, чёрная или тёмно синяя. В номере есть 0. Больше не знаю. Следил за её действиями.

— Мы запишем ваши данные в отделении. Вы сможете помочь составить фоторобот?

— Нет. Я рисовать не умею.

— Вам помогут.

— Хорошо. Только можно завтра. У меня сейчас уезжает жена, и я должен её проводить. Поезд через два часа.

— Хорошо. Утром мы вас ждем в отделении. Майор Иванов. Капитан Подрезов.

— Приду обязательно.

Знаешь, что я думаю по этому поводу? — спросил Юра Василия.

— Понятия не имею.

— Наша девочка кувыркается где-то с мужичком, а мы ищем её.

Может уже не кувыркается, а спокойно лежит где-нибудь в подвале.

— Типун тебе на язык.

— Согласен.

Вера стояла у окна и смотрела вслед уходящему Васильку. Он теперь ежедневно навещал её. Это стало необходимым и она считала минуты до его прихода. Нет, не потому, что он рассказывал ей о дочери, а потому, что он вдруг стал частью её существа. Ей хотелось защитить этого мальчика от жестокостей жизни. Кто-кто, а она понимала, что такое одиночество, когда у тебя есть родные и одновременно как бы их нет. Сегодня она твёрдо решила поговорить с главврачом. Войдя в его кабинет, остановилась в нерешительности. Он пригласил женщину сесть.

— Ответьте мне прямо, если это возможно: вы считаете меня нормальной?

— Конечно, абсолютно нормальной. А срыв — лишь стечение обстоятельств, крайне неблагоприятных. Тут любой мужчина бы скис, а вы выстояли.

— Спасибо. Я решила усыновить мальчика, который приходит ко мне.

Доктор откинулся на спинку кресла. Для него это было полной неожиданностью.

— Рад слышать. Это значит, что вы полностью победили свою депрессию, если у вас возникла необходимость о ком-то заботиться.

— Я юрист и понимаю, что могут возникнуть преграды с усыновлением.

— Я постараюсь вам помочь. Единственное, что сейчас вам срочно необходимо, это решить вопрос с работой. Иначе мальчика не отдадут. Справку, которую требуют из психдиспансера у всех усыновителей, я вам дам. Я ручаюсь, что вы хороший человек и временное нахождение у нас, не является причиной отказа в вашем желании.

— Этот мальчик перевернул мою жизнь. Он рассказал, как дети в детдоме нуждаются в человеческом общении, ласке, им необходимо тепло дома, чтобы не толпу, а именно его одного пожалели, приласкали, любили. И мне стало стыдно за себя, здоровую физически женщину, из-за клеветы, чуть не лишившую себя жизни. Он показал мне мое ничтожество эгоистичности поступка. Причинила боль родным. Но теперь всё.

— Вера Геннадьевна, вы можете спокойно идти домой. А в отношении вашей работы, я тоже помогу вам. Мой сын заместитель главы администрации города. Я попрошу его устроить вас так, чтобы можно было прожить с ребёнком. Немедленно свяжусь с ним и завтра же сообщу результаты. И с усыновлением он может помощь нам, поскольку органы попечительства подчиняются администрации.

— Как мне вас отблагодарить, доктор?

— Вашей чудной улыбкой и сознанием того, что я смог помочь хорошим людям, вам и вашему будущему сыну.

— До свидания, доктор.

— Прощайте здесь, и здравствуйте в новой жизни.

Вера через час уже направлялась к подъезду своего дома. Она не сообщила родным о своем приходе, хотела сделать для отца сюрприз. Мать вряд ли обрадуется появлению домой дочери.

— Доченька, как хорошо, что ты дома, а мы собирались к тебе.

— Уже и сумку приготовила, — сказала выходя с кухни мать.

— Доктор отпустил меня.

— Тебе только что звонили из администрации, заместитель, сказал что перезвонит еще.

— Хорошо, — ответила Вера. — Это в отношении моей работы.

Вскоре раздался звонок.

— Алло. Меня зовут Виктор Николаевич. Я по просьбе доктора.

— Слушаю Вас.

— У нас есть место юриста в администрации. Если вы согласитесь, завтра в 9-оо я вас жду. Второй этаж, приемная.

— Я обязательно приду. Спасибо вам за заботу.

— Ну вот, кажется я нашла себе работу и если завтра пройдёт всё хорошо, буду работать в администрации города юристом.

— Отлично, дочурка. Отлично.

— Я хочу вам сказать, что решила усыновить мальчика, вы его знаете, видели в больнице у меня постоянно.

— Рехнулась, — грубо спросила мать. У тебя дочь отобрали.

— Как отобрали, так и вернут.

— Правильно дочка, они ведь дружат между собой.

— Кормить чем будешь, несчастная? — спросила мать.

— У тебя не попрошу.

— А я и не собираюсь выкармливать разных подкидышей. Кто-то нарожает и бросает, а ты подбираешь.

— Прекрати, — прикрикнул на жену Геннадий Алексеевич.

— Я правду говорю.

— Твоя правда хуже змеиного яда.

— Значит я змея, по твоему.

— Ты хуже. Змея безмозглая, сознательно жалишь людей. И кого? Родную дочь.

Таисья Васильевна пошла в кухню проливать слёзы. Её всхлипывания и причитания, что-то вроде, сироты горемычной при родном муже и дочери, никто не слушал.

— Как ты всю жизнь можешь терпеть такое отношение?

— Сам не понимаю. Сколько раз уходил, опять возвращался. Рабская психология души русской. Терпение, терпение, терпение.

— А если оно лопнет?

— В истории много примеров когда у русского мужика терпение лопалось. Тогда он брал дубину и крушил все вокруг. Потому-то и непобедимым является.

— Зачем тратить силу духа на третирование по мелочам?

— Кто его знает. Много таких семей как наша, многие разбегаются, другие просто не заводят семью с властными половинами. Женщина — берегиня тепла и уюта в семье. Оттого каков её характер зависит жизнь семейства. Мужчина только называется главой семьи. А на самом деле семью создает женщина. Кто с детьми возится? Она. Тут-то и закладывается основа воспитания. Отец тоже участвует в нём, закрепляя уже привитое матерью понятие об окружающем мире. Он больше занят на работе, общественными делами, позволяет себе расслабиться с друзьями, иногда некоторые заводят на стороне любовные шашни. Только мудрая жена, не замечающая проказ мужа, терпеливая, любящая, сохраняет семью. Он никуда не денется из теплой, дружной семьи. Только из постылой, от постоянной грызни, мужчины уходят к другим женщинам, но всегда пытаются сохранить плацдарм, куда в случае неудачи, можно повернуть назад.

— Слишком мудрено.

— Лучше так, чем разбивать все вдребезги. Раз-другой разобьёшь, а потом и склеивать нечего.

— Мне жаль тебя, папа.

— Не жалей. Ты многого не понимаешь. Она, твоя мать, так балабонит, а любит тебя без памяти. Характер у неё вздорный.

— По законам общежития все должны в чем-то уступать друг другу.

— Я проворонил этот момент, вот она и села мне на голову.

— Тебе сядешь, где сядешь там и слезешь, — сказала выходя из кухни зарёванная мать.

Она присела на диван между ними и обняла обоих за плечи.

— Простите меня, болтушку несчастную, думаю одно, а язык ляпает другое. Я сама часто про этого мальчонку думала. Наслышалась разговоров от вас и от людей. Правильно дочь, не слушай никого, и если он согласится, прошу любить и жаловать. Я хоть сейчас заявление в опеку напишу, что мы с мужем обязуемся помогать тебе в воспитании сына и квартиру предоставляем для проживания.

— Вот это выдала маманя, — рассмеялся Геннадий Алексеевич. — Вот тебе и Таисья Васильевна, таинственная русская душа.

— Какие вы у меня славные! — Вера поцеловала родителей и пошла в ванную. Слёзы близко подошли к глазам. Не хотела показывать их. Но это были слёзы радости.

Анна Ильинична с таинственным видом приблизилась к мужу.

— Я хочу поговорить с тобой о серьёзном деле.

— Какое совпадение! Я — тоже с тобой хотел поговорить.

— О чем?

— Ты первая начала, я тебя слушаю.

— Мы с тобой, Андрей, уже не молодые, но и не старые люди. Наш сын постоянно на работе, а мы с тобой как два пенька.

— Ну-ну. Слушаю, госпожа, пенек!

— Я серьезно, а ты паясничаешь.

— Я весь внимание.

— Я подумала, что нам с тобой просто необходимо усыновить Василька.

— Постой-постой, ты когда это придумала?

— Уже давно. И даже бумаги собрала кой какие. Была в детдоме, в опеке, взяла характеристику с работы, справку об обеспеченности жильем, справку из наркодиспансера, что я не наркоман и не алкоголик.

— Так ведь я тоже все справки собрал и решился сказать тебе сегодня об этом.

Они расхохотались. Здорово получилось. Только вот ещё Василию не говорили, а уже документы заготовили, как ты думаешь, что он ответит?

— Вечером узнаем.

Но Василий появился раньше, чем они его ожидали.

— У меня к тебе просьба, отец. Нужно взять справку из домоуправления, о том, что у нас хватает площади и вы согласитесь прописать сюда одного человека.

— Кого? — спросили оба враз.

— Я долго думал и решил, что у мальчика должна быть семья: бабушка, дедушка, отец. Я о Васильке.

— А он знает?

— В воскресенье на даче, все соберёмся и сообщим.

— Ну так слушай, сынок, мы с матерью уже все справки собрали, хотели тебе рассказать о своем решении усыновить мальчика.

— Вы у меня замечательные родители.

— Ну уж и замечательные. Парнишка к нам привык, мы к нему, чего же ему одному на свете маяться. Нужно будет подготовить сюрприз, оборудовать комнату, как положено подростку.

— Я ему подарю свой музыкальный центр. Мне он ни к чему, а парнишка любит музыку.

— Хорошую музыку, — добавила Анна Ильинична.

— Богатств у нас с вами нет, но тепло и уют он найдёт в этом доме.

Василий отправился на работу. Он ехал по центральной улице и вдруг увидел Веру, переходящую дорогу на его сторону. Василий окликнул ее и она подошла к машине.

— Тебя подвезти?

— Я уже пришла. В администрацию. Хочу заглянуть в отдел опеки.

— С дочкой не получается?

— Нет, другое. Я потом тебе расскажу.

Вера застучала каблучками по ступенькам крыльца административного здания, а Василий стоял и ждал, обернется она или нет. Сейчас это было для него очень важно. Вера обернулась. Увидела, что его машина всё ещё стоит на месте. Помахала ему рукой и автомобиль тронулся.

Настя закончила практику, ей подписали документы, характеристику. Уже собиралась уходить, как вдруг в окно увидела подъехавшего Павла. Она свернула в общий кабинет и подсела к Наташе.

— Ты что? — удивилась та. — Только что мы с тобою попрощались.

— Я так. Посижу с тобой.

— Приветствую всех, — проговорил Павел, входя в эту же комнату.

Наташа увидела, как Настя сжалась в комочек.

— Тебя подвезти? — спросил он, останавливаясь у стола девушек.

— Нет. Я ещё долго буду здесь.

— Как хочешь.

— Он отправился к своему заместителю и тот сказал ему, что документы практикантке все оформлены и выданы.

— Тогда почему она всё ещё здесь?

— Наверное, какие-то дела неоконченными остались.

— Ты давал ей самостоятельные дела?

— Нет, но она помогала в суде Наташе.

— А-а, — разочарованно протянул он. — Я думал, что будет продолжать работать.

После его ухода Настя еще поболтала о том, о сём, как вдруг звонок матери удивил ее. Нюра искала дочь. Она приехала в общежитие и не нашла её там.

— Мамочка, откуда ты взяла мой рабочий телефон?

— Ты мне его сама продиктовала, когда приступила к работе.

— Я скоро буду. Ты на машине?

— Да, но плохо ориентируюсь в городе. Лучше возьми такси.

— Моя мама приехала, — сообщила она Наташе. — Побегу скорее, найду машину. — Счастливо оставаться.

Настя выскочила на перекресток, но ни одного такси не было, как и автобусов тоже. Совершенно неожиданно появился Павел и остановился прямо напротив неё.

— Ты меня ждал?

— Нет, возвращался случайно. Садись, я тебя не съем.

— А я и не боюсь, — ответила девушка.

Она уже залезла в машину и пристегнула ремень.

— В общежитие, там приехала моя мама, ждет меня.

У Павла сработала интуитивное чувство обострённой подозрительности.

А что если там какие-то новости нехорошие для него.

— Заедем в одно место, я только возьму папку с документами. Идет?

— Ты меня добрось до общежития, а сам куда хочешь, езжай.

— Тут всего несколько минут.

— Хорошо, только поскорее, — согласилась она.

Машина мчалась с бешеной скоростью.

— Что-то непонятно, куда мы едем? — забеспокоилась девушка.

— Ты что боишься меня?

— Нет, конечно, просто спешу.

Мы же договорились. Он чувствовал, что в поведении Насти по отношению, к нему появилось что-то новое, пугающее его. Нужно во что бы то ни стало добраться до его загородного дома, а там всё решится само собой.

Вскоре появилась табличка, извещающая о их прибытии на улицу Лесную. Павел нажал кнопку пульта и ворота плавно открылись. Машина въехала во двор и точно также плавно за ними закрылись ворота.

— Зайдём на секунду, — предложил Павел. — Здесь моя дочь должна быть со своим другом. Мы их заберем с собой. Я обещал маме привезти Элину. Это сразу же успокоило Настю и она вошла в прохладный дом, величавый, красивый. Пройдя по комнатам, никого не обнаружили.

— Значит они еще не приехали.

— Едем назад?

— Заладила, едем, едем. Ты впервые в гостях в моем загородном доме и грех не выпить чаю.

— Но меня ждет мама?

— Полчаса не решат судьбы.

— Хорошо, давай по быстрому.

У Насти не было желания ссориться с ним, но она уже знала, что он связан с теми бандитами, которые удерживали Василька на хуторе.

— А вдруг я узнаю побольше обо всём? — подумала новоиспеченная мисс Марпл. — И открою тайну.

Павел с подносом вошёл в комнату, поставил на стол бутылки с прохладительными напитками и какое-то печенье в премудрых пачках.

— Пожалуйста, госпожа, кушать подано.

— Благодарю, ваше холопское ничтожество.

— Круто ты меня обозвала.

— Не тебя, холопа, подающего с поклоном напитки.

Напиток, который налил ей Павел действительно был чудесным. Но почему-то ей захотелось вдруг прислониться к этому мужчине, поцеловать его и, кроме того ей хотелось спать.

— Я вспомнила, где видела тебя, господин босс, — борясь со сном и искушением упасть в его объятья сказала Настя, совершенно не похожая на себя.

— Где? — насторожился охотник за девичьим телом.

— Мне было лет двенадцать и мы были с Васильком, мамой, дедом Романом на хуторе. Приехал Хан и Гейша. Привезли продукты и деньги. Мы все понимали, что они бандиты и почему удерживают ребенка, очень хотели бы знать. Мы с братом, сестрой и Васильком играли в индейцев. Твоя машина с затенёнными окнами стояла за углом. Ты не вышел вместе с теми. Я заглянула внутрь через переднее стекло и увидела тебя. Твои глаза расширились от испуга, ты посмотрел на меня внимательно и отвернулся. А потом я слышала, как Хан, назвал тебя боссом.

— Ты что-то путаешь, девочка.

— Нет, твои глаза невозможно сравнить ни с какими другими. Я долго пыталась напрячь свою память…

В это время сработало снотворное и она упала на диван. Павел посмотрел на поверженную, теперь совсем доступную строптивую девчонку, но у него не было никаких желаний, кроме чувства страха.

— Если до ментов дойдет эта информация они смогут воедино соединить все звенья происшедшего и мне конец, — подумал Павел.

Он пока не знал, что ему делать с ней. Впереди было часа четыре свободного времени. Снотворное не подведет. Но подстраховаться все же надо. Перенес Настю в наглухо закрепленное кресло, привязал руки к перилам сидения. Связал накрепко ноги, залепил рот специальной клейкой лентой, отключил телефон, вынул из её сумочки мобильник, бросил его к себе в карман.

— Надо посоветоваться с матерью, — решил он. — Я её обидел, но она всегда прощает меня. Срочно домой.

Войдя в комнату дочери, он увидел сидящих за компьютером Элину и Василька. На экране он увидел рисунки кота, собаки, старого деда и девчонки в перьях на голове.

— Что это у вас? — спросил он дочь. — Вот это кто? — указал он на девчонку-индейца.

— Это Настёна, она жила на хуторе с Васильком.

Павел похолодел. Значит этот друг дочери и есть тот самый парнишка, украденный им. Но как тогда он исчез? Куда? Кто помог? Где Заур. Чтобы не ошибиться, он спросил у мальчишки:

— А кто ещё тут с вами играет?

— Сестра и брат Насти. Это Дереза, наша коза, говорят её купили для меня специально, пока я был совсем маленьким. А это дед Роман. Тётя Нюра, мама Насти.

Сомнений не было. Всё правильно. Вот только знает ли что-то мать, приехавшая к дочери? Или она пока не в курсе, что дочь опознала его. А этот змеёныш, ему конец. Нет, не для того досталась ему такая трудная победа, чтобы в конце концов потерять лавры.

— Василёк, — ласково обратился Павел к мальчику. Ты не хотел бы помочь мне привезти один подарок для моей дочери?

— Конечно хочу.

— Какой подарок, папа?

— Увидишь. Только одно условие, никому не говори, что мы с твоим другом уехали в магазин.

— Хорошо. А вы скоро?

— Очень скоро.

СМЕРТЕЛЬНАЯ ЛОВУШКА

Павел понимал, что совершает ошибку, вот так увозя парнишку. Тогда он позвал шофера-охранника и приказал ему увезти Василька к парку с фонтаном.

— Я тебя там найду, только молчи, мы сделаем сюрприз.

— Хорошо, — ответил таинственно Василёк.

Они уехали. Охранник никогда не разговаривал с пассажирами, действуя по инструкции хозяина. Вскоре он остановил машину и высадил мальчишку. Вернувшись домой, доложил об исполнении.

— Я совсем забыл, что у меня назначена встреча и я не смогу съездить с твоим другом за подарком. Мы его купим позже. Ты не огорчайся. А Василек сам доберется до детского дома. Павел сел в машину и поехал к фонтану. Мальчик ждал его и спокойно сел в автомобиль. Доехали до Лесной улицы. Ворота приняли своих гостей. Тишина удивила мальчика.

— Пойдем на кухню, выпьем холодненького пепси.

— Я люблю холодное пепси.

Павел налил стакан и подал мальчику.

— Пей маленькими глотками, чтобы не простудить горло, — позаботился он о ребенке.

Через некоторое время Василёк спокойно спал, крепко связанный на диване, а Павел решал главную задачу: как увезти из общежития Нюру. Незаметно.

Это ему не удалось. Той в общежитии не оказалось. Она поехала к Василию в милицию, а дочери оставила записку у дежурной.

— Настя придет и расстроится, — сокрушалась Нюра.

Василий был на месте. Они с Юрой встали навстречу Анне и усадили как дорогую гостью в кресло.

— Вы все же побывали там?

— Позавчера. Вот вещи ребёнка, который жил с нами на хуторе.

Они быстро развернули сверток. На бирочке увидели данные матери А на пеленке есть ясный штамп в углу: роддом N 1, г. Каменьград. Мы не могли тогда разобрать буквы, думали, что написано Кировград, или что-то вроде Кемероград, тут есть буквы неясные, а когда я посмотрела и прикинула, узнав про этот город, то и выходит, что написано Каменьград. Здешний наш Василёк.

Василий, прочитав надпись на клеёнке сел и прижав пелёнку к груди, сидел не шевелясь.

— Значит — нашли?

— Да — это он.

— Где он сейчас? И не грозит ли ему узнанному опасность?

Все переглянулись. Нюра взглянула на часы и обеспокоенно сказала:

— И Настя не звонит. Я ей в общежитии записку оставила.

Юра позвонил в общежитие, дежурная ответила, что девушка пока не приходила.

Время шло, а Насти не было. Нюра занервничала.

— Не расстраивайтесь. Сейчас позвоним ей на работу. Может пообещала выйти и задержалась.

Василию ответила Наташа, и сообщила, что Настя уехала в общежитие, так как к ней приехала мать.

— Она с кем-то уехала?

— Нет, одна, ушла на остановку.

— Странно, должна давно быть дома.

Снова позвонили в общежитие, попросили пригласить кого-нибудь из её комнаты.

— Нет, не приходила, — отвечала Оля, соседка по общежитию. Ничего неизвестно о ней, как утром ушла на работу, так и нет до сих пор.

Дело близилось к вечеру. Странно было то, что она сказала матери, что спешит к ней.

— Куда можно исчезнуть днем в городе? — вслух произнёс Василий.

— С ней что-то случилось, чует моё сердце. Моя дочь исчезла.

— Вася, — услышал он в трубке голос матери. — Василёк, он не пришел на три часа. Мы собирались с ним на выставку.

— Мама, а ты позвонила в детский дом, может он занят и забыл?

— Он не приходил после школы. Я выяснила у ребят его класса, что он уехал с Элиной домой к ней, но собирался вернуться к трём часам.

— Хорошо, я сейчас выясню.

— Квартира Крутых? Мне Элину к телефону позовите, пожалуйста.

— Кто её спрашивает?

— Из школы.

— Хорошо сейчас.

— Я вас слушаю, — прозвенел голосок девочки.

— Элина, это из школы. Василёк обещал пойти на выставку с классом, но его нет. Он у вас?

— Я скажу вам по секрету, его мой папа пригласил поехать куда-то за подарком мне. Я их жду, жду, и никак не дождусь.

— Дай трубку охраннику.

— Извините, это снова я. Вы не скажете на какой машине уехал Павел Игнатович с мальчиком?

— Он с ним никуда не уехал, наш охранник доставил мальчика к фонтану, а потом хозяин уехал сам.

— К фонтану? Зачем?

— Мне это неизвестно.

Наступило молчание. Потерялись сразу два человека. Вероятнее всего это простое недоразумение, которое скоро выяснится. Но холодок предчувствия, плохого предчувствия, залез Василию в мозг. Он не понимал случившегося, но нужно было срочно искать пропавших. Сын. Его сын снова исчез.

— Я позвоню матери Павла, — сказал Василий.

— А лучше может быть поехать к ней самим?

— Точно.

— Я с вами, — заявила Нюра.

— Нет, — сказал серьёзно Василий. — Мы вам обо всём немедленно сообщим.

Они довезли её до дома Эрны, и она осталась стоять у ворот, глядя вслед уезжающей машины.

Любовь Ивановна не ожидала приезда неожиданных гостей. Она в кабинете проводила совещание, но по просьбе Василия, извинилась перед ними и отпустила всех.

— Слушаю вас, — сказала усталая женщина. Её смешливое великолепие уступило место плохому настроению и нескольким морщинкам возле глаз, которые не осмелились бы появиться в другое время. Сейчас Любовь Ивановна переживала личный кризис. Любовник, без пяти минут муж, убит, а возраст беспощадно овладел её настроением.

— У вас сегодня находился мальчик с вашей внучкой — Василек?

— Да. Но он уже несколько часов как исчез. Выехал из вашего дома с охранником до фонтана и нигде его нет. Вскоре выехал и ваш сын, один. Мы не можем совмещать факт с его именем, но может вы объясните, где можно найти вашего сына?

— Не имею понятия.

— Исчезла еще и девушка, Настя, она проходила практику в фирме вашего сына. Её тоже нигде нет уже более шести часов.

— При чем здесь я?

— При том, что вы, вероятно знаете, где у вашего сына есть скрытое место?

— Не знаю.

— Любовь Ивановна, если случится что-нибудь с этими людьми, вы будете отвечать наравне с ним.

— Вы не имеете право говорить со мной в таком тоне. Он преступник и вы это доказали?

— Докажем. Слишком много случилось тёмных дел, где рядом стоит имя Павла.

— Даже так?

— Хорошо, у нас есть дом загородом, по Лесной. Но я уверена, что его там нет. Он его уже давно не посещает.

— Позвоните ему.

— На мобильник?

— Нет в дом.

Любовь Ивановна набрала номер.

— Алло, — послышался голос сына.

Василий нажал на рычаг и она положила трубку.

— Он там, — сказала она упавшим голосом.

— У вас есть ключи от дома? Там вероятно целая крепость.

— Я не дам вам ключи.

— Дадите. Ваш сын обвиняется в подозрении похищения людей и сопротивляясь, вы оказываете ему содействие.

— Берите сами, — указала она на лежащую на столе сумку.

— Потрудитесь достать и передать нам ключи, — жестко сказал Василий.

Ключи она отдала и даже объяснила что от чего и как открыть автоматические ворота.

— Там с другой улицы есть еще один вход. Можно через него незаметно пройти в дом.

Не успели они проехать и пятисот метров, как на мобильник Василия позвонил бдительный сосед Павла Зверев.

— Я слушаю.

— Зверев говорит. Мой сосед уже два раза привёз кого-то, но до сих пор не выезжает обратно. Сначала приехал с девушкой, потом с мальчиком, я думаю, что это его сын.

— Хорошо, наблюдайте и не предпринимайте ничего. Мы уже едем.

Зверев потирал ручки. Наконец-то и он поможет разоблачить тёмного соседа. Наверняка наркоман, торгует анашой. Почему именно анашой, Зверев не знал, но был уверен, что все наркоманы одинаковы и продают одно и тоже зелье. Иначе зачем бы городить такой забор, через который сроду не пролезешь.

Только отъехали от дома Крутых, как увидели на дороге у обочины Сергея. Он узнал Василия и поднял руку. Переглянувшись с Юрой, решили взять парня с собой. По дороге объяснили куда едут.

Павел не знал как ему поступить Сразу же, как только Настя проснулась, он приступил к ней с вопросом:

— У тебя есть два выхода, первый, ты выходишь за меня замуж и мы с тобой уезжаем заграницу. Денег хватит на всю оставшуюся жизнь.

— Ты всем делал предложения, предварительно связав их?

— Ты не пленница. Я побоялся, что сбежишь. А я решил твёрдо не выпускать тебя, пока не ответишь согласием.

— А если нет?

— Тогда у меня заготовлен для тебя сюрприз.

— Большего сюрприза, чем это кресло, ожидать трудно.

— И тем не менее… Я развяжу тебя, если ты мне дашь слово вести себя подобающе.

— Светские приличия с завязанными руками и ногами — соблюдать трудно, господин подонок.

— Что ты сказала?

— То что слышал, безмозглый босс. Меня уже повсюду ищут, мама приехала и я обещала ей через полчаса быть дома. А прошло уже чуть ли не полсуток.

— Живая ты не выйдешь отсюда.

— Голодом заморишь или прибьёшь? — издевалась Настя.

— Есть средство пострашнее голода.

— И что же это за средство?

— Сейчас увидишь.

Павел вышел за дверь и вскоре вернулся с мальчиком лет двенадцати. Тот тоже был связан по рукам.

— А младенец тебе зачем понадобился? — насмешливо спросила она.

— Я не младенец, — возразил Василёк.

— Скажи ей как тебя зовут, — приказал Павел.

— Зачем? — заупрямился мальчик.

Павел с размаху врезал ему оплеуху. Тот свалился на пол.

— Прекрати, гад, подонок, негодяй, — закричала Настя, — с детьми сражаешься, ублюдок.

Павел подошел к ней и врезал молча, но убедительно. По разбитой губе потекла струйка крови.

— Теперь уже не к чему разводить этикет, — мрачно сказал он. — Оставлять живыми вас нельзя.

— Вы сошли с ума, Павел Игнатович? — спросил его Василёк.

— Я давно потерял себя, с тех пор как твоя мать вышла замуж за другого, а тебя я забрал из роддома. Воспитал волчонка, надеялся, что подохнешь, а ты все же жив оказался, да ещё так близко подошел к моей семье.

— Как тебя зовут, мальчик? — крикнула Настя?

— Василёк.

— Где ты живёшь?

— В детском доме.

— Скажи вернее — жил, — вмешался Павел.

— Ты кто?

— Настя.

— Настёна? Та самая с хутора?

— Да, Василёк, да. Я та самая.

— Зачем мы вам? — спросил мальчик Павла.

— Ты отравил всю мою жизнь. Мне удалось одержать победу над двумя бывшими друзьями.

— Преступную победу, — добавила Настена.

— И кто же мои родители?

— Теперь всё равно, можно и сказать, отсюда вы не выйдете. Мои друзья Вера и Василий.

— Они мои родители? Но почему они меня не искали?

— Искали. Василий сам по себе, а я старался искать для Веры. Как видишь удачно. Кто мог догадаться, что лучший друг похитит своего крестника из роддома. А я одно время хотел вернуть тебя матери и даже послал за тобой Заура.

— Ты не человек, ты дьявол, — сказала Настя. — Тебя нужно застрелить как бешеную собаку.

— По иронию судьбы я вас вынужден застрелить, хотя зачем портить патроны. Можно сделать вашу смерть страшнее, мучительнее. Сейчас я вам продемонстрирую, как это будет.

Он схватил мальчика и потащил его к двери, замаскированной в стене. Нажал кнопку, стенка — дверь повернулась и Павел ногой швырнул ребёнка вниз в подвал. Дверь так же закрылась наглухо. А с тобой мне надо потолковать. Столь роскошная девственность не должна принадлежать червям.

Настя плюнула ему в глаза. Он рассвирепел, начал бить её ногами, руками, так что казалось, ей не выжить. Она ухитрилась укусить его за нос. Он взвыл. Кровь лилась, а крови он ужасно боялся. И тогда отвязал ее от кресла, открыл дверцу подвала и она покатилась по ступеням, пока не наткнулась на что-то мягкое. Это был Василёк Откуда-то сверху очень высоко через маленькое отверстие зарешеченного квадратика люка просеивался свет, слабый, беспомощный, но приглядевшись в темноте, можно было чуть-чуть что-то видеть. Падение принесло множество болевых страданий. Но самое страшное было в том, что здесь их никогда не смогут найти. Заклеенные рты не давали возможности кричать.

Павел привел кресло в соответствующий вид. Он подошёл к окну и опешил. По стене тихонько уже во дворе крались люди. Они видимо зашли с другой стороны. Но как они проникли через столько запоров? Та половина, на которой находился он, была далеко от них и он мог спокойно уехать на своей машине. Потихоньку вышел во двор, машина стояла у самых ворот. Он нажал кнопку автоматики, дверь бесшумно раскрылась. Он вытолкал машину на улицу, закрыл ворота и завёл мотор. Проезжающих машин было довольно много и никто из сыщиков не обратил внимание еще на одну. Юра открыл двери дома с заднего хода и они проскочили внутрь. С пистолетами наготове, обошли комнату одну за другой. Никого не было.

— Облом, — огорчился Василий.

— Не думаю, — сказал Юра, вытаскивая из-за кресла сумку.

В сумке оказались документы на имя Насти. Обшарили каждый угол, обошли все комнаты, никого не было.

— Что будем делать?

— Сделаем вид, что уезжаем. Он вернется за вещами Насти.

— Я остаюсь в засаде, — сказал Сергей.

— Нет, — это сделаю я.

— Тогда он не поверит в наш отъезд, — объяснил Юра.

— Хорошо, едем в отдел, а к вечеру по этому же пути назад.

— Он мог нас увидеть и поэтому удрал с пленниками.

Появился Зверев. Он начал объяснять причину его отсутствия на посту, но никто его не слушал. Нет пленников, нет и преступления. Сумка могла оказаться забытой Настей. Она ведь его сотрудница и вполне могла бывать здесь. Павла этой уликой не возьмешь.

— Я когда проснулся, то уже увидел как сползались ворота на место, а сосед сел в машину.

— Он был один?

— Одного видел. Стекла тёмные, кто его знает, что внутри.

— Его нужно найти и заставить объясниться по поводу исчезновения Насти и Василька.

Павел мчался по городу. На его машину была дана установка о задержании. Но он беспрепятственно проехал мимо постов. У него была не одна машина и он сейчас ехал на давно не используемой.

— Куда податься? — думал он.

Ему нужно было собраться с мыслями, чтобы отвечать на вопросы сыщиков. То, что ему нужно пока скрыться, не сомневался. Для отъезда нужны были деньги. Загранпаспорт с визой у него был. Но он как-то после кражи денег из сейфа матери, не подумал о наличности и сейчас должен был найти её обязательно. Он понимал, что пленники никогда не выберутся из глухо замаскированного подвала. Никогда. Со злорадством подумал о том, что их соседкой является мёртвая Лара. Наверное запашок уже дошёл до них. Своды подвала невысокие, прилив воздуха только с крыши через вентиляционное маленькое оконце. Он готовил это убежище на всякий случай для себя с Ханом. Всегда бывали критические ситуации. Внезапно мелькнула мысль:

— Срочно в дом Александра Владимировича, покойничка. Там его доченька, можно в крайнем случае диктовать условия.

Он вошёл в дверь дома. Она была не заперта. Девчонка отсутствовала, но зато здесь находилась какая-то женщина, он сразу же вспомнил хутор и невысокую приятную кормилицу мальчишки.

Значит это мать Насти. А что если рискнуть? Он точно знает, что в его доме никого не нашли, значит они оттуда уже выехали, а ещё одна заложница не помешает.

— Здравствуйте, вы мама Насти?

— Она нашлась? — обрадовалась Нюра.

— Конечно и ждет вас в гости. Она моя невеста.

— Невеста? Она никогда не говорила мне о вас.

— Вот сегодня и скажет. Собирайтесь, поехали.

— Но мне нужно сообщить, чтобы не искали.

— А мы с вами им напишем. Идет? Пишите: Уехала с женихом Насти. Скоро пригласим на свадьбу. Анна.

Нюрочка написала, положила записку на стол. Павел усмехнулся. Когда её прочтут господа сыщики, сойдут с ума от неизвестности, что это за жених. Они вышли, защелкнули дверь, и сели в машину. Ветерок развевал волосы спутницы Павла. Она с нетерпением ждала свидания с дочерью. Вскоре подъехали к дому Павла. С другой улицы. Он открыл дверь, загнал машину и они вошли в дом. Сергей, оставшийся дежурить в доме, находился в нише под окном, задёрнутый занавеской. Он заранее наделал дырочек для обзора и теперь смотрел, как впереди идет мать Насти, а сзади он, Павел Крутых.

— Садитесь, я приготовлю кофе.

— Не надо, поскорее хочу увидеть дочь.

— Вы её увидите, но вам придется поговорить с ней серьезно. Она начала противиться нашему договору.

Он усадил Нюру на то же кресло, ловко накинул ей на запястья наручники и пристегнул к подлокотникам ремнем. Сергей не мог пока обнаружить свое присутствие, ему нужно было узнать о судьбе потерявшихся Василька и Насти. Нюра закричала. Павел выхватил ленту и заклеил ею рот своей жертвы. Он начинал терять терпение. Глаза его стали бешеными, даже слюна потекла из уголков рта.

— Не рыпайся, тётка, сейчас я покажу тебе твою дочь.

Он вышел из комнаты. Сергей потихоньку прокрался за ним. Он увидел, как Павел снял со стены овальное зеркало, небольшого размера и что-то нажал под ним. Стена разверзлась и открылись ступени вниз. Сергей немедленно вышел в соседнюю комнату, пока тот спускался вниз с фонариком и позвонил по мобильному Юре.

— Срочно приезжайте, он здесь с еще одной заложницей.

Павел на лестнице посредине включил свет и Сергей из-за угла увидел лежащих на полу связанных Настю и Василька. Действовать было рано. Пленников необходимо было вывести наружу. В руках Павла оказался пистолет. Он взял за шиворот Настю и потащил наверх. Втащил брыкающуюся девушку и положил у ног матери. Та замычала, задергалась. Павел прицелился, Настя напряглась, пытаясь освободить руки. Он рассмеялся звериным рыком и пошел снова в подвал. Мальчишку таким же манером он вытащил и положил на пол у подвала, намереваясь закрыть дверь. Сергей бросился со спины негодяя и свалив его на пол, выбил пистолет из руки. Павел оказался сильным. Он постоянно занимался спортом и сейчас Сергей еле удерживал его. После ранения на хуторе Сергей был несколько слабее противника. Завязалась борьба. Дверь подвала была незакрытой. Сергей изловчился и ногой ударил так, что Павел, находившийся рядышком со ступеньками подвала, свалился наполовину туловища вниз.

Сергей поддал ему ногой, но тот сумел выпрямиться, перевернулся и встал на ноги. Он смотрел на Сергея и тяжело дышал.

— Сейчас вы все подохнете, скоты. И с криком кинулся на пригнувшегося во время его прыжка парня. С рёвом пролетел мимо и головой ударился о тумбу стола. Сергей подскочил к нему и не давая опомниться, вырубил ударом в шею. Затем за ноги подтащил к подвалу и сбросил по лестнице. Мягкий шлепок и Павел покатился вниз по лестнице. Сергей захлопнул подвал. Он не знал, открывается ли он изнутри и есть ли выход там, с другой стороны. Но с улицы звучали сирены милицейской машины и орудуя своими ключами, опера вбегали во двор. Одного оставили у ворот, второй побежал к главному входу.

Увидев картину происходящего, Василий бросился к мальчику, Юра освобождал Настю, а Сергей уже освободил Нюру. Все молча плакали. Ни слова не говоря, они смотрели друг на друга.

— Вот так закончилась история с Павлом, моим другом детства, — сказал Василий.

— Вором, укравшим твоего сына, — сказала Настя.

— Принимай, своего мальчика, господин оперуполномоченный.

— Сынок, здравствуй, — Василий прижал испуганного мальчика к себе. У Василька катились слезы.

— А это правда, точно, что я ваш сын?

— А вот и доказательства, — сказала Нюра, доставая из кармана маленькую клеёночку с марлевыми завязками.

— Иванова Вера Геннадьевна. 1 роддом, г. Каменьграда. 20 июня 1991 года. Мальчик. Вес 3850 грамм, рост 54 см.

— Точно. Твои параметры, — тихо сказал Василий.

— Мои параметры, папа, или ты всё ещё не веришь?

— Сын. Ты такой замечательный, что я боюсь на тебя смотреть.

— Я так долго ждал объятий своего отца и матери.

— Вы все забыли, что у нас в подвале находится зверь. Его еще нужно взять.

— Сережа, ты увози отсюда наших милых пленников, а мы…

— Ни за что не уступлю чести взять подлеца. Я имел схватку с его подонками, приехавшими за мальчиком, я был ранен Из-за него умер дед Роман. Мне с Васильком довелось встретиться там на хуторе.

— Телевизор? Дядя Сережа. Антенна на крыше, — вспомнил Василёк.

— Да, именно то, о чём ты говоришь.

— Если бы не Сережа, сейчас не было бы никого из нас в живых.

— Я никуда не поеду без тебя, папа, — запротестовал Василёк.

— Я тоже, — встала к нему рядом Настя.

— Ну а мне не привыкать встречаться с опасностями. Я тоже остаюсь.

— Мы не имеем право подвергать вас опасности. Инструкция…

— Давай забудем об инструкции Василий. Вот только у него там может быть оружие. Все быстро отсюда на кухню. Она далеко от подвала.

Отправив всех в безопасное место, приготовились открыть подвал. Никто не знал, какие сюрпризы их ожидают.

А два пистолета находились именно там, заряженные полной обоймой.

— Посмотрим, менты, кто окажется на коне. Вас много, а я дома, мне и стены помогут.

Он стоял у стены на лестнице с двумя пистолетами наготове.

По обе стороны двери поставили столы, чтобы он не смог маневрировать. Прямо перед дверью вылили мыльную воду, натянули бечёвку, так что бегать он не сможет. Дверь открылась и раздались выстрелы. Несколько раз он пальнул вхолостую. Осмотрелся. Стоя в двери и никого не увидев, настороженный, шагнул вперед, глядя по сторонам и тут же свалился, поскользнувшись в мыле. Василий прыгнул на него сверху, заломил руку. Из второго пистолета Павел успел выстрелить. Пуля угодила в окно. Он попытался вывернуться, но на него навалились с другой стороны Сергей и Юра. Отчаянное сопротивление не спасло от превосходящей силы. Наручники щёлкнули. Его усадили в то же кресло и привязали ноги, как он делал со своими пленниками. Вошли те, кто еще недавно были повергнуты им.

— Вот так вы выглядите лучше, женишок, — сказала Настя. — Вы, там в подвале посмотрите, ребята, запах ужасный.

Из подвала Дима позвал Василия.

— Тут труп девушки молоденькой. Уже разлагается. Увозите своих, а мы здесь разберемся.

— Слушать мою команду. Мы с вами сейчас уезжаем. Здесь достаточно людей для проведения следствия. Бригаду экспертов уже вызвали. А вас всех пора по домам.

— По каким домам? — испугался Василёк.

— По своим. Твой дом у нас, можно поехать всем вместе. Там, уже наверное, все глаза проглядели ожидая приезда.

— Я боюсь расстаться с тобой, отец, вдруг снова потеряемся?

— Ни за что! — заверил его Василий.

Он вёз сына домой и сам в это мало верил. Настолько сказочным оказалось его внезапное становление из мальчика знакомого в сына родного. Все ехали к ним. Просто по-другому никто бы сейчас не согласился поступить. Двери открыла Анна Ильинична. Она была в курсе похищения Василька, у них тоже спрашивали о нем. Она прижала его к себе и целовала в макушку. Андрей Иванович тоже погладил его по голове и обратился к жене:

— У нас столько гостей, а ты внимания не обращаешь, Аня.

— Я так рада, что мальчик нашёлся.

Гостей усадили за стол. Не ожидая приглашения, все принялись щипать хлеб. Наконец, на стол был водворён борщ, котлеты, рис. Вскоре молчание было прервано Василием.

— Дорогие родители! Я не знаю как вам сообщить, но:

— Я скажу словами Давида Коперфильда, — обращаясь к Анне Ильиничне, сказал Василёк, — Здравствуйте, бабушка, я ваш внук! И дедушка тоже.

— Ты узнал, что мы решили тебя усыновить? — удивилась Анна Ильинична?

— Нет, это я теперь всех вас удедляю и убабляю, я ваш внук, хотите вы этого или нет.

— Больше всего на свете, — запричитала бабушка.

Василий протянул им лоскуток клеёнки из роддома и они оба, прочитав, заплакали как дети.

— А это Нюра, Настя, Сергей, те люди, которые и спасли Василька. Двухдневного. Его Нюрочка кормила козьем молоком.

— Господи, говорила плача Анна Ильинична, Пути Господни неисповедимы! Моё сердце сразу приросло к тебе, мой внучек. А мы-то усыновить тебя решили, документы приготовили.

— А как же мама, она же ничего не знает.

— Она недавно звонила, сказала, что хочет с нами и с тобой, внучек поговорить.

Раздался звонок в дверь.

Побежал Василёк, но его не пустил Василий.

— Я сам открою.

На пороге стояла Вера. Она смотрела на Василия решительно, серьезно.

— Вася! Ты меня извини, но я решила усыновить Василька.

— Но его уже усыновили.

— Кто? — чуть не плача, спросила она.

— Сейчас увидишь.

Они вошли в комнату, полную гостей и Вера растерялась. Василий подвел её к счастливому, хитренько улыбающемуся мальчику и сказал:

— Вы его хотите усыновить, Вера Геннадьевна?

— Его, — растерялась она.

— Я уже усыновленный, — радостно сообщил он и подал ей всё тот же печально знакомый кусочек клеёнки из роддома. Вера прочитала, побледнела и начала падать. С нею случился обморок. Все захлопотали. Нюра, врач, быстро привела её в сознание с помощью средств, имеющихся в аптечке дома.

— Мамочка, — услышала она голос сына, — я так давно мечтал обнять маму, папу, дедушку, бабушку. — Мамочка, ты самая милая, самая красивая мама на свете.

Вера боялась, что вдруг всё это ей только кажется. Невозможность такого счастья пугала. Но рядом с нею находился этот чудный мальчишка и крепко обнимал её за шею.

— Сыночек, — повторяла она, — сынок, сколько же ночей я не спала. Я постоянно разговаривала с тобой, ждала тебя, мою радость. Пойдем домой, сынок.

— Куда? — удивился Василек.

— К другим бабушке и дедушке, они тоже будут очень рады узнать, что ты нашёлся.

— А эти? Я не могу оставить их.

— Сынок, ты должен пойти. Не лишай меня моего выстраданного счастья.

— А зачем тебе уходить, мама? Или ты хочешь, чтобы я рос в неполной семье, без отца?

Все посмотрели на Василия. Он стоял скрестив руки у окна и на глазах его были слёзы.

— Я не могу сама решить этого вопроса, — сказала Васильку мать. — Я провинилась перед твоим отцом и теперь…

— Повинную голову с плеч не рубят, — заявил Василёк. — Папа, ты ещё любишь маму?

Все смотрели на них и ожидали ответа. С напряжением Анна Ильинична, с надеждой Андрей Иванович, с мольбой Вера и с отчаянным желание получить свое, Василёк.

— Больше жизни, — ответил Василий. Я никогда не перестану ее любить.

— Ура, — закричал проказник. — Ура. У меня теперь есть семья.

Веселье захватило всех. Были забыты на время неприятности, ожидающие проведением следствия и отдачей под суд Павла. Позвонили домой Вере и другие родители примчались быстрее ветра.

— Замечательный внук, — сказал Геннадий Алексеевич, узнав обо всем.

— Я - бабушка строгая, — сказала Таисья Васильевна.

— Я обожаю строгих бабушек с веником в руках, — рассмешил всех внук.

Долго говорили, слушали повесть Нюры, Насти, Сергея и никак не могли придти в себя от злодейства Павла.

— Потому и была сбита со следа милиция. «Друг» постоянно находился на глазах у всех.

— А как же Эллина? — спохватился Василек. Она же, наверное, сейчас одна? Я хочу поехать за ней.

— Правильно, — одобрил его намерения хор голосов.

— Будет правильно, если за нею поедут Вера с Васильком, — сказал Василий.

ВОЗМЕЗДИЕ

Элина сидела одна в комнате. Отца не было. Бабушка не приезжала. Василёк исчез и до сих пор о нем нет известий. И маму очень хотелось видеть, вопреки запретам отца. Прозвенел звонок в дверь. Охранник впустил в двери Веру и Василька. Она, не поверив своим глазам, бросилась им навстречу. Сначала повисла на шее у мамы, потом трясла за руку Василька и все говорила, говорила, говорила что-то, неважное, но просто не могла остановиться от радости.

— Я увожу Элину, — сказала Вера охраннику.

— Мне попадёт?

— Нет, — ответила она. — Твой хозяин уже не вернётся сюда, он арестован.

Удивленный охранник сопротивляться не стал.

— Доченька, — помнишь я рассказывала тебе о маленьком мальчике, которого у меня украли?

— Да, мама, помню. Он нашёлся?

— Нашёлся.

— И где он?

— Сидит рядом с тобой.

— Как. Это Василёк?

— Да.

— Вот здорово. У меня теперь есть старший брат и друг.

— Сейчас мы едем туда, где теперь ты будешь жить.

— Вместе с ним?

— Да. И его папой.

— Он тоже нашелся?

— Нашелся и хочет тебя видеть, — сказала Вера.

— А мой папа?

— Он надолго уехал.

Дети щебетали и не имели понятия как всё сложно завязалось в преступный узел по имени Павел Крутых.

Любовь Ивановна уже знала обо всём. Её пригласил Юра и рассказал о событиях, о которых она была осведомлена, но не собиралась показывать этого. Она не могла рассказать Юре, что давно обо всем знает и является пособницей в его преступных делах. При тщательном обыске дома были найдены документы, сумочки Юли, Светланы, девчонки с улицы, Павел не выбрасывал вещи, потому, что в момент убийства он не помнил себя от гнева, а позже ему это было не нужно. Извлекли из подвала труп Лары и теперь родители опознали его в морге. Любовь Ивановна наняла сразу трех адвокатов, одного из них московского, местного, знакомого судьи, который будет судить Павла и ещё одного, имеющего связи в высших кругах и криминале.

— Денег на всех хватит, — подумала она. Ей уже богатства ни к чему, нужно выручить сына и заставить лечиться.

В одном доме ликовали от счастья, в другом — горевала мать, вырастившая маньяка, безудержного разрушителя.

В ходе следствия Павел старался как мог очернить Василия и списать многие дела свои на происки ревнивца, у которого он увёл жену. Дело казалось ясным для следствия, труп Лары нашли в доме Павла. Похищал людей он сам и держал их в подвале. Хранение и применение оружия. Убийства ни в чем не повинных женщин, все это давало в совокупности высшую меру наказания. Василия отстранили от ведения дела. Занимался им следователь по особо важным делам прокуратуры Горюнов Николай Викторович. Человек он был себе на уме и обычно делал так, как того хотят сильные мира сего. Дело было серьёзным, деньгами его не заткнёшь, слишком большой резонанс получило оно у общественности. Местное радио и телевидение сообщало о пойманном маньяке, который вскоре предстанет перед судом.

Любовь Ивановна пребывала в ужасном состоянии. Её единственный сын может быть осужден к высшей мере, или огромному сроку и пребывать будет в самых невозможных для него условиях. Она понимала всю степень его вины, но не могла согласиться с тем, что его ожидает такая беспощадная участь.

— Он не выдержит там, — думала она беспрестанно. — Его будут окружать страшные бездуховные люди, замки, стражи, унижения. Я постараюсь сделать всё, чтобы облегчить наказание. Денег хватит. Адвокаты — лучшие. С судьей нашли общий язык. Как сказал московский защитник:

— Будем драться за каждый эпизод, как во время войны за русскую землю.

Эта кощунственная речь не показалась ей таковою. Во имя своего Павлика она сделает что угодно. Она ненавидела Василия, Веру, их сына, потому что сейчас с ними жила её внучка. Элина радовалась встрече с бабушкой, но категорически не хотела идти к ней домой.

— Мне хорошо с мамой, — отвечала она на предложения бабушки.

— Элина, ты знаешь, что являешься наследницей огромного состояния и тебе придется самой управлять целой империей бизнеса.

— А кем я буду?

— Капиталисткой.

— Я не кипитолиска, я бинзесмен, — гордо ответила ей Элина.

— Хорошо, пусть будет бинзесмен, но это всё равно капиталист.

Адвокату удавалось передавать ей записочки от Павла. Странно, но в нём не было никакого раскаяния, только обострённое чувство мести. Судя по его письмам она поняла, что он вступит на тропу мести, кровопролития, как только она его оттуда вытащит. Чувства матери болезненно обострённые, смешались со стыдом униженности, быть матерью маньяка, но она понимала, что и сама помогала ему избавляться от трупов. Знала об украденном ребенке. Каково было Вере? Наверное не лучше, чем ей сейчас. Но недаром говорится: «Чужую беду — руками разведу, а своей — ума не приложу».

Если бы он смирился и стал как другие, без жажды мщения, они могли бы уехать заграницу и жить там спокойно, где никто не знает о его делах. Но Павел ни за что не смирится. Он как зверь, раненный охотниками, идет на таран.

ПОСЛЕДНЯЯ ТОЧКА

Прошло время, наступил день суда. Суд был показательным, по просьбам трудящихся его решили провести в конференц-зале Дома Культуры, где количество мест могло обеспечить желающим слушать дело. Заранее судачили, что ему будет применена высшая мера наказания, досужие языки не смущал мораторий на смертную казнь.

Зал был переполнен. У двери была сооружена переносная зарешеченная железная клетка с сидением посредине. Павел находился за спинами присутствующих и его видели прямо перед собой только судья и присяжные заседатели. Возле судейского стола находился столик секретаря судебного заседания, напротив расположились адвокаты, слева, ближе к секретарю — прокурор. Все места были заполнены. Любовь Ивановна расположилась на подставном стуле у стены, в полутора метрах от клетки, где сидел Павел. Она отметила при взгляде на него, что в его глазах таится искромётная ненависть. Он ничуть не раскаивался в содеянном и держался героем. Барьер стыда, видимо, отсутствовал у её сына.

Началась обычная процедура начала судебного заседания. Это продлилось несколько часов. Чтение обвинительного заключения слушали внимательно, только «охи» прокатывались по залу, да тонкий плач родственников убитых им людей. Всё казалось чудовищно-неправдоподобным. Этот красивый, респектабельный с виду человек мог совершить такие злодеяния? Особенно поразил всех факт украденного из роддома ребёнка, много лет скитавшегося, пока господин случай не свёл его с родителями. Первый день суда закончился. Заседание следующее было назначено назавтра. Как и предыдущее заседание началось с разбирательства по каждому факту отдельно. Дело касалось Юли Чернышевой.

— Да, она действительно была со мной в гостях и пару раз в ресторане. Это была доступная девушка, но я больше её не видел. Находился заграницей. К убийству не имею никакого отношения Павел говорил медленно и настойчиво..

Адвокат хорошо подготовил линию защиты и этот эпизод к Павлу, как оказалось, не имеет никакого отношения.

— Да встретил свою одноклассницу Светлану, полчаса поговорили, подвез её, а это возбраняется?

И снова умные адвокаты отвели эпизод и Павел стал непричастен к убийству Светланы.

Девчонка? Тоже никакого отношения не имела к нему.

— Куда послал Заура с Андреем? И где сейчас Заур и почему убит Андрей?

Это отверг начисто Павел. При допросе Насти был задан вопрос:

— Вы сразу узнали Крутых при первой встрече?

— Нет.

— А когда?

— Недавно. Я заглянула в переднее стекло машины и, увидев его, вспомнила хутор, машину, человека сидящего в глубине. Человек, сидящий за решеткой и тот в машине на хуторе, что приезжал с Ханом и есть Павел Крутых.

— Сколько вам было лет?

— Примерно двенадцать.

— Очень хороший свидетель, для введения в заблуждение суд.

— Какие у вас были отношения с подсудимым?

— Хорошие, дружные.

— В чем они заключались? Вы ходили с ним в ресторан, кино, выезжали на прогулки?

— Да.

— Все это вы воспринимали как должное?

— Он предлагал мне выйти за него замуж.

— И поэтому, по вашим словам, он бросил вас связанную в подвал?

— Да.

— Вы добровольно приехали с ним?

— Да.

— Он приставал к вам?

— Нет. Предлагал жениться.

— И при вашем отказе связал вас?

— Да.

Адвокаты ликовали. Эпизоды со смертью девчонки и Александра Владимировича тоже никакого отношения не имели к подсудимому. Зато эпизод в больнице оказался роковым для самой Любовь Ивановны. Назавтра назначили продолжение процесса. Адвокат сказал ей, что Павел решил сдать «маман» как он выразился, потому что нашлась девчонка-свидетельница и Павел не хочет иметь никакого отношения к этому делу.

— Угрохала своего любовника, пусть и отвечает сама.

Так просил передать ваш сын. Здесь посложнее будет отыграть назад данный эпизод. Вас могут взять под арест.

— А он? Как вы думаете, его отпустят?

— Несомненно. Вы же видите, что ни один эпизод не доказан. Дом этот вашему сыну не принадлежит. И он завтра будет говорить о том, что майор Иванов из-за мести подбросил все эти документы сам, чтобы погубить соперника. И еще выплыло снова письмо, где Вера Иванова сама отказалась от сына, а её бывший муж снова из мести, используя служебное положение, сделал его похитителем ребёнка. Ни один человек не указал на вашего сына как на похитителя. Бред двенадцатилетней девчонки, дающей показания более через десяток лет — не свидетельство. Ещё его беспокоит то, что вы неумело распоряжаетесь деньгами фирмы. Он сам, как только выйдет, будет заниматься делами. Вам, вероятнее всего дадут срок. Не могу сказать какой, будем защищаться, но дадут. Вскоре надоевший ей адвокат ушел.

Любовь Ивановна села на диван, прислонив голову к спинке и тяжкие раздумья затуманили ей голову. Вот и всё. Как бычка на заклание он отдаёт родную мать суду. А ведь это его киллер убил Александра. Да с ним можно было стать счастливой. Она вдруг поняла, что не нужна собственному сыну, он вышел из того возраста, когда нуждался в посторонней помощи. Он ненавидит её за то, что она знает о всех его преступлениях и является соучастницей по их сокрытию. Между ними стала стена преступлений, когда каждый не желает видеть того, кто знает о его тайных постыдных делах. Она встала, тяжело прошлась по комнате и поняла, что жить нечем, не для кого. Что она вдруг потеряла право на продолжение жизни. Её слепая любовь привела на скамью подсудимых сына, а теперь и её будут судить как убийцу. Подошла к бару. Налила рюмку коньяка.

Боль не проходила. Опустошенность, раскаяние, стыд. Она ненавидела себя за все, что случилось и казалось, что вся она липкая от грязи, но никакая вода не отмоет бесчестия.

Набрала номер телефона и услышала:

— Нотариус Светлов слушает.

— Крутых.

— Я понял.

— Приезжайте срочно. Оплата за выезд десятикратная.

— Через полчаса буду.

Вера и Василёк находились на даче. Оттуда она возила его в школу вместе с Элиной. Вера боялась, что они услышат по радио или телевидению новости.

— Мам, — бойко произнесла Элина. — Это правда, что мой новый папа сфабриковал дело против моего настоящего отца?

— Откуда ты взяла эту чушь?

— В школе говорят.

— Я тоже слышал. Но ты не верь им.

— А я и не верю. Он мне нравится новый папец. Не то что тот. Дома никогда не бывал и со и со мной не разговаривал.

— Ну в отношении бывать дома у Василия тоже проблемы, — проговорила Вера.

— Зато когда он с нами, мы играем, веселимся, катаемся на машине, ловим рыбу, ходим в кино.

— И часто ты бываешь с ним в кино?

— Уже один раз ходили и еще собираемся.

— Действительно много, — утвердительно серьёзно усмехнулась мама.

— А бабушки у меня теперь три и два деда. Я такая богатая.

— Это хорошо или плохо?

— Замечательно. Всё время в гостях и всё время вкусно кормят.

— Ты раньше была голодная?

— Неухоженная, — так говорит баба Тая.

— А еще что тебе говорят?

— Ты мой цветочек аленький.

— Кто это так тебя расхваливает?

— Бабушка Анна Ильинична.

— И ты конечно согласна с ней?

— Да. И ещё дед Андрей говорит, что я — подарок судьбы. Самый лучший в их жизни.

— Понятно. Это всё?

— Нет. Дед Геннадий говорит, что я его надежда и свет в очках.

Вера расхохоталась.

— Может свет в очах?

— Ну может. Все равно свет.

— А как же тебя называет без нас твой брат?

— Не ошлифованный бриллиант, с которым надо много работать.

— А ты как называешь его?

— Мой цветочек Василёчек.

— Василий тебе что говорит?

— Моя маленькая принцесса.

— И ты теперь задираешь нос?

— У меня прямо двор царский родственников стал. Сидела одна дома, скучала, а теперь по расписанию в гости ходить не успеваю.

— Это плохо?

— Замечательно! Только, мамочка, как же папа Павел? Он правда преступник?

— Никто этого не знает, пока не закончится суд.

— А суд знает обо всем?

— Да. Они все выяснят и скажут, напишут в бумаге, виноват или не виновен.

— И нам дадут почитать?

— Да.

— А ты мне тоже дашь эту бумагу?

— Когда вырастешь.

— О-о-о, это несправедливо, мамочка, я сейчас хочу все знать.

— Хорошо. Ты опаздываешь к деду…

— Геннадию. Уже бегу.

— Одна?

— Нет. С дедом Андреем. Они теперь вместе все новости смотрят и обсуждают. А еще придумывают как нас с Васильком воспитывать.

Подошел Василёк. Элина сорвалась с места, только ножки замелькали в туфельках, так неслась она навстречу мальчику. Она повисла у него на шее, а он закружил её вокруг себя. Оба счастливые, со смеющимися рожицами подбежали к Вере. Она обняла их, прижала к себе и подумала впервые за долгие годы:

— Как прекрасен этот мир! Вот оно настоящее счастье.

Василий следил за судебным процессом. Они с Юрой и Димой были полны негодования. Действительно в изворотливости и уме Павлу отказать было нельзя. Летели напрочь эпизод за эпизодом. Даже труп Лары оказалось был в подвале, а он ничего не знал. Дом записан на другого человека, которого до сих пор не могут найти. Даже их «шпион» Зверев подтверждал редкие приезды обвиняемого. Кто мог подложить труп, Павел сказать не мог, кроме как все та же милиция, которая желает сжить его со света. Соперник майор и его друзья.

Разве он мог бросить в подвал любимую невесту? То, что говорит мальчик, оговор. Сын соперника, постоянно находился в его доме вместе с маленькой Элиной. Сами залезли в подвал, чтобы его осудили за жестокость. Сегодня присяжные должны вынести по нему вердикт. Вопрос о допросе Любовь Ивановны не состоялся в связи с исчезновением свидетельницы медсестры. Все ждали окончания рассмотрения дела, но по всему была видна предвзятость, нежелание знать суть. Если этот маньяк окажется вновь на свободе, придется туго Василию с семьёй. Всё будет разрушено и кто знает, чем все это кончится. Настя по молодости бушевала в открытую. Ей делали замечания в суде, даже выставили за дверь и назначили штраф. Она в перерыве подошла к Любовь Ивановне и попросила разрешения сказать ей несколько слов. Та согласилась.

— Только поскорее.

— Я кратко.

— Вы подарили людям выродка.

— Ты кто такая, читать мне мораль?

— Выслушайте. Если сейчас суд его оправдает, он снова начнет убивать, только еще изощрённее. Вы в ответе за это чудовище и нет вам прощения ни от людей ни от Бога.

— Заткнись, девчонка. Что ты понимаешь. И не поминай имя Господа всуе.

— Вам не замолить грехов своих и сыночка, даже если за вас будет молиться весь город. Мне стыдно за то, что вы существуете в мире. Нельзя допустить распространение порока на земле, нельзя убивать, как делаете вы с сыном. Решите сами вопросы как поступить. Или чужого убить легко. Труднее признаться в грехах собственного выродка?

— Убирайся, девчонка. Уходи!

Любовь Ивановна прошлась по коридору и вошла в зал на свое обычное место у окна. От неё до Павла было чуть больше метра. Она присела на стул и смотрела на него в упор. Затем подозвала адвоката и попросила организовать разрешение сказать сыну несколько слов. Разрешение было получено. Они стояли лицо в лицо по обе стороны клетки.

— Ты раскаиваешься, сынок? — спросила она с надеждой.

— Нет, мама, мне не в чем раскаиваться. Я давил и буду давить подлецов, мешающих мне жить. И первых — свою жену и ее вновь обретённого мужа.

— Опомнись, Павлик!

— Дура, — крикнул он, — дура! Неужели ты не понимаешь, что они обречены. А ты, уходи на покой, я сам теперь буду заниматься делом. Мне нужны деньги, много денег.

— Прощай, сынок, — сказала тихонько Любовь Ивановна и прошла на свое место.

Народ заполнял зал. Переговаривались, усмехались, плакали. У каждого своё горе, своё настроение. Кто-то любопытствует, кто-то страдает, кто-то радуется. Суд чем-то похож на театр со своими мизансценами и диалогами. Монологи обвинения и защиты заставляют содрогаться от ужаса или же смеяться над нелепостью суждений.

— Суд идет! — объявила секретарь.

Все встали. Судья разрешил сесть. Начинался самый кульминационный момент в судебном заседании. Присяжные вынесли свой вердикт и их председатель развернул бумагу.

— Невиновен, — услышала Любовь Ивановна и тут же раздались громкие рыдания родных жертв, убитых Павлом. Этот плач эхом отозвался в душе матери того, кто заставил страдать стольких несчастных.

Еще никто не успел толком понять происшедшее, как вдруг раздался хлопок выстрела и улыбающийся Павел осел на пол с дыркой во лбу. Ужас — возглас пронёсся по залу.

Стражники перевели взгляд с убитого на толпу, ища того, кто совершил свой суд, собственный, другой, моральный, и вдруг они увидели у стены женщину с пистолетом в руках. Между ними были ряды скамеек, заполненных толпой. Охранники ринулись к ней, продираясь сквозь воющую толпу и тут раздался второй выстрел. По белой стене потекли струйки алой крови, а женщина падала мимо стоящего стула. Её висок обагряла, словно роза, дырка от пули.

— Кто это???!!!! — вопрошала толпа.

— Заседание окончено, — провозгласил председательствующий. Толпа стояла до тех пор, пока охранники, те, что были в зале и вновь подошедшие, не начали буквально выставлять ничего не понявших людей.

Вечером в новостях диктор скороговоркой объявил о том, что сегодня в суде во время вынесения вердикта невиновности подсудимому, его мать застрелила сначала его, а потом выстрелом в висок, убила себя.

Прошел месяц. Веру и Василия срочно вызвали к нотариусу.

— Зачем? — удивился Василий.

— Понятия не имею.

— Значит нужно пойти и узнать.

Так они и сделали. Нотариус принял их вежливо, пригласил присесть поудобнее в кресло и сказал:

— Я должен выполнить волю покойных Игната Терентьевича и Любовь Ивановны.

— Нам это не нужно, — сказал Василий.

— У вас есть Элина, которую вы не имеете права лишить законного наследства. Если вы откажетесь быть её опекуном, мы передадим опекунство другим людям, но воля умерших должна быть исполнена. Элина пока несовершеннолетняя и принять наследство или отказаться от него не может. И ещё. Вам оставлено письмо. Вы его прочитайте, а я пока займусь делами в другой комнате. Он положил перед ними запечатанный конверт и вышел. Вера с Василием переглянулись. Он нерешительно взял конверт. Распечатал его и хотел передать Вере.

— Читай ты, я не могу.

— Хорошо.

В письме оставленном Любовь Ивановной было написано:

— Вера и Василий!

Считайте, что это письмо написано на том свете, так как я написала его перед тем, как решиться на свершение правосудия. Я не стану оправдывать сына и себя, так как нет таких доводов, которые могут оправдать содеянное им. Я виновата в том, что вырастила чудовище и сама стала его добровольной помощницей. Я знала всё. Пыталась образумить его, но у меня это не получилось. Суд земной оправдал его и это заставило меня свершить свой, собственный. Я судья и палач тому, кого любила больше жизни. Всё, что было на суде — правда. Только он был слишком умён не в ту сторону, которая предназначена каждому человеку. Вместо того, чтобы сеять доброе, он стал исчадием зла.

У него осталась дочь — Элина, которая сейчас ничего не смыслит в жизни. Дедушка Игнат был непорочным бизнесменом. Он честно зарабатывал свои огромные деньги и давал возможность заработать другим. Если сейчас вы станете в позу и отдадите фирму кому-то, те обрадуются и с удовольствием возьмут готовое. Павел никогда не занимался делами, он только расходовал то, что приумножал его отец. Элина — наследница всего и вы не можете отказаться принять наследство и быть опекунами. Когда она вырастет, то сама решит как ей жить дальше. Я оставляю только честные деньги и судьбу пяти тысяч человек в разных филиалах фирмы. От вас зависит их дальнейшая судьба. Все эти люди стояли у истоков создания нового бизнеса вместе с Игнатом. Они привыкли к хорошей жизни и от вас теперь зависит продолжение её.

— Вера! Ты грамотный юрист. Я понимаю, что тебе не хочется прикасаться к тому, что напоминает тебе Павла. Документы на назначение тебя Генеральным директором имеются. Тебя ждут все сотрудники. Если ты не хочешь использовать нажитый капитал, работай Главным. Твоей зарплаты будет вполне достаточно, чтобы создать свой собственный капитал. А остальное будешь приращивать для дочери. Не говори о морали, нравственности. Дело в том, что теперь Россия идет по новому пути, пути бизнеса и безнравственно не работать, ходить в старых чулках и кричать о социальной несправедливости. Именно бизнес сделает Россию богатой, а людей счастливыми. Не будем опираться на индивидуум Павла. Из него никогда бы не получился капиталист, дающий жизнь другим, умножающим благосостояние людей и тем самым делающим могущественной страну.

— Василий! Я отношусь к тебе как к тому маленькому мальчику, которого знала с детства. Ты оказался настоящим человеком и думаю, что Элина выиграла от того, что именно ты будешь её воспитывать. Я заранее благодарю вас за то, что вы вырастите мою внучку такой, какой я её себе представляю. Васильку низкий поклон от меня, пусть он простит, если сможет моего непутёвого сына. Прощайте, мои дети. Я не заслуживаю доброго слова, но у меня не было иного выхода. Джин не должен был больше выбраться из бутылки. Элине прочитайте мое письмо, когда она вырастет.

Любовь Крутых.