Если на левом фланге постоянно существовал соблазн всеобщей национализации, периодически делались попытки обобществить чистильщиков обуви или продавцов квашеной капусты, то на правом фланге регулярно звучали заявления о том, что можно изменить экономику, не затрагивая отношений собственности.
Подобный призыв внешне согласуется с логикой Маркса. Ведь если отношения собственности лишь юридически закрепляют реальные производственные отношения, значит, в принципе можно реформировать эти отношения, не посягая формально на институт частной собственности. Правда, сразу же напрашивается наивный вопрос: а почему в таком случае нельзя изменить и формальные отношения собственности, тем более что они уже не соответствуют реальным производственным отношениям? Ответ прост и неприятен: юридическая собственность имеет значение. Не изменив режим собственности на юридическом уровне, никакие перемены нельзя закрепить. Именно поэтому буржуазия всегда самым энергичным образом выступает против национализации.
А с другой стороны, всякая ли государственная собственность приближает нас к социализму. Советский Союз объявлял себя социалистическим на том основании, что в нем было ликвидировано частное предпринимательство. Это не помешало захвату реального контроля над производством бюрократией, а затем и прямому восстановлению капитализма, причем реставрации (это принципиально важно), навязанной обществу сверху, в значительной мере насильственно, силами того самого советского политического аппарата, который, по утверждению своих создателей, должен был защищать социализм. И разве не то же самое затем стало происходить в коммунистическом Китае?
Ситуация с собственностью в марксистской теории заставляет вспомнить классическую формулу логики: всякая селедка - рыба, но не всякая рыба - селедка. Далеко не всякая национализация есть социализм (уже Маркс применительно к Пруссии писал про государственную собственность, ничего общего с социализмом не имеющую). Но невозможна социалистическая экономика, не прошедшая национализацию.
Лев Троцкий в «Преданной революции» рассказал притчу о гусенице, которая должна окуклиться в кокон, чтобы стать бабочкой. Кокон - это еще не бабочка. Миллионы коконов погибают, так и не став бабочками. Но если не будет кокона, не будет и бабочки.
Что вылупилось из советского кокона - тема особой дискуссии. Во всяком случае, можно уверенно утверждать, что социалистическое общество в понимании Маркса успешно построено на территории СССР не было.
И все же от национализации никуда не денешься. Это необходимый этап, который надо пройти со всеми его проблемами и противоречиями, включая угрозу бюрократизации и неэффективности.
Что же делает национализированную собственность социалистической? Все зависит от классовой сущности государства, от его структуры и социальной природы. Ленин не случайно говорил, что невозможен социализм, не осуществляющий полной демократии. Это не политический лозунг и не обещание. Без демократии социализм не получится (как не получилось социализма в Советском Союзе), ибо через демократию общество обретает контроль над «своей» собственностью. Если нет демократии, значит, никакое планирование, никакое управление в государственном секторе не является непосредственно общественным.
Польский экономист Влодзимеж Брус писал в 1970-е годы, что между формальным и реальным обобществлением собственности существует разрыв. Ликвидировать этот разрыв - и есть основная задача социалистического общественного преобразования. Акт национализации, однако, создает условия для развития бюрократии, которая непосредственно заинтересована, чтобы процесс шел в прямо противоположном направлении. Бюрократия заполняет собой разрыв между формальным и подлинным обобществлением, затем увеличивает его, беря на себя функции управления, контроля и целеполагания.
Мы имеем дело с бюрократией, которая присваивает себе права общества, отчуждая его от собственности. Социализм должен преодолеть это отчуждение, сделав средства производства (и капитал в первую очередь) достоянием всего общества. А это на практике реализуется через демократическое участие в принятии экономических решений.
В свою очередь социализм ставит вопрос о производственной демократии. Причем не только в смысле самоуправления трудящихся на производстве (как предполагают анархо-синдикалисты), но и в плане участия общества в процессе принятия решений.
Производственные советы должны стать представительными, в них должны найти свое отражение многообразные интересы (местные, общенациональные, возможно - глобальные, экологические, социальные, культурные). Экономика должна стать так же открыта для свободной дискуссии, как и политика.
Проблема того, как организовать общественный сектор, остается открытой. Значительная часть того, что рассказывается о его неэффективности в либеральных экономических учебниках, есть прямая ложь, не опирающаяся ни на какие фактические данные. Сравнительные исследования показали, что при прочих равных условиях в рамках смешанной экономики государственные компании имели в среднем тот же уровень эффективности, что и частные. Однако это не значит, будто проблема эффективности общественного сектора решена.
На протяжении XX века экономический инструментарий социализма был активно и в разных вариантах опробован как на Востоке, так и на Западе, хотя это отнюдь не означает, что социализм как социально-экономическая система где-либо состоялся. Точно так же в эпоху позднего феодализма буржуазные отношения начинали прокладывать себе дорогу в рамках старого порядка, но, чтобы построить капиталистическую систему, потребовалось две сотни лет войн, потрясений и революций.