Маршрутом Земля - К чертовой Бабушке

Глава седьмая. О глюках и глоках

Я на мгновение вывалился из черного небытия. Совершенно очевидно, что я знаю две истины. Знание первой внушает мне неясное беспокойство и глухую тревогу. Я знаю, что я ничего не знаю. Причем я знаю, что эта истина далеко не бесспорна.

Подспудно в голове крутилась мысль, что это вовсе не я знаю, а некто проживающий в бочке или нет, кто-то из ванны, он еще голым по улицам бегал и что то кричал.

Что-то глубоко внутри подсказывает, что так не должно быть, но я погасил эту мысль и сосредоточился на второй истине — у меня есть браслет. И с ощущением радости проваливаюсь в никуда.

В следующий раз пробуждение из черного небытия происходит гораздо болезненнее. На сей раз, меня преследовала другая ставшая банальной от частого употребления сентенция — я мыслю, значит, я существую.

На этот раз вторым планом мелькал кто то в камзоле.

Не могу сказать, что эта мысль доставила мне удовольствие. К сожалению, на этот раз я знал все, и у меня не было браслета.

Конечно, на моем месте утверждать что я знаю все, было, мягко говоря, значительным преувеличением. Я не имел не малейшего представления о том, откуда взялись эти бойкие ребята, которые так старательно пытались размазать меня по асфальту. И уж совершенно не понятно, как им удалось снять с меня браслет.

Во всяком случае, они за пять минут решили проблему, которой я посвятил тридцать лет жизни.

Правда, была одна гипотеза, которая все могла расставит по своим места. Сводилась она к тому, что никакого браслета у меня не было, никто меня не бил, а сам я законченный шизофреник, место которому в сумасшедшем доме. Это гипотеза не удовлетворяла меня только по одной причине. Она грешила отсутствием личного патриотизма.

Поэтому остатками мозгов я попытался припомнить подробности инцидента. Кстати, а почему мне их совсем не вышибли? И где это я, черт побери, валялся. Ответить на второй вопрос вроде бы не представляло труда.

Валялся я на лесной поляне, в центре которой рос дуб великан не менее трехсот лет от роду. Пение птиц, легкий ветерок, голубая шелковистая трава, глубокое розовое небо придавали окружающему оттенок идилличности. Во всяком случае, все это мало чем напоминало индустриальную бестолковую сумятицу многомиллионного города, в одном из грязных тупиков которого, меня окружила пятерка странного вида придурков.

Мелькнула мысль: «надо вспомнить, что у этих уголовников показалось мне странным». Но я тут же оборвал себя. Не надо суетиться. Приходится признать очевидный факт, что крыша у меня поехала. Только таким образом можно объяснить окружающий пейзаж.

Интересно, что положено делать в такой ситуации. Узнавать адрес ближайшего сумасшедшего дома. Но у кого? И как быть с глубоко укоренившимся убеждением, что сумасшедший не может осознать своей болезни.

Однако голубая трава и розовое небо — это аргумент, с которым не очень поспоришь. Ну а если такое нелепое желание все же возникает, то милое существо, представляющее кошмарную смесь пингвина, дикобраза и дракона, размером с белого медведя, внимательно меня разглядывающее, все ставит на место.

Болезненное порождение моего воспаленного мозга встало в полный рост и нелепо ковыляя, подошло ко мне почти вплотную. Вблизи существо открыло ряд дополнительных достоинств. Черное массивное туловище покрывала блестящая перламутровая чешуя. Огромные трехпалые лапы вызывали ассоциации мелового периода и динозавров. А нелепая щетка двухметровых иголок вдоль хребта переходила в короткий хвост. Все это дополнялось декоративными крылышками, крокодильей мордой, резким запахом и внимательным взглядом голубых глаз.

— Может хватит на меня тупо глазеть. Вставай. Через полчаса здесь будут глюки и к этому времени нам надо убраться как можно дальше.

Все это чудовище произнесло скрипучим, раздраженным тоном, который почему-то вызвал у меня чувство протеста.

— Не хватало только, чтобы я выслушал указания от собственной галлюцинации, пусть даже такой колоритной как ты — решительно заявил я.

Конечно, в глубине души я понимал, что я лукавлю. Однако в сложившейся ситуации, мне представлялось предпочтительней оставаться сумасшедшим, нежели признать реальность окружающего.

— Не знаю кто из нас чья галлюцинация, во всяком случае ты доставляешь мне массу головной боли и можешь на законном основании быть зачислен в разряд кошмаров — проскрипело существо. — Но я твердо знаю, что если глюки до нас доберутся, то мало никому не покажется. Давай быстро сматываться или клянусь Глухим Сапожником, я так наподдам тебе под зад, что ты будешь лететь до самой избы перевертыша.

Я не имел не малейшего представления не только о том, как далеко находится эта злополучная изба, но и вообще что это такое. Да и образ Глухого Сапожника не вызывал никаких эмоций. Однако внушительные размеры моего собеседника заставляли серьезно отнестись к его словам.

— Хорошо, не заводись шеф, — сказал я, с трудом поднимаясь на ноги.

— Командуй, что делать и в какую сторону рвать когти, а самое главное от кого и зачем.

Я сделал попытку шагнуть вперед и тут же свалился на подкосившихся ногах.

— Похоже, что тебя и вправду здорово помяли, Малыш. В голосе у ходячего кошмара послышались нотки сочувствия. — Ладно, хоть это и расходится с моими принципами и оскорбляет меня, как существо мыслящее, придется тебя тащить на себе.

Огромная крокодилья голова наклонилась надо мной, акульи зубы щелкнули на затылке и намертво ухватились за воротник жесткой кожаной куртки. Интересно, откуда она у меня. Чудовище небрежным движением забросило меня на спину и, не разжимая зубов, огромными прыжками помчалось вперед. А я в очередной раз погрузился в благое небытие.

В следующий раз я очнулся от громкого шепота, которым пререкались невидимые мне спорщики. Лежал я в деревянной избе на деревянном топчане, покрытом ворохом мягких шкур. На сей раз, ни одна философская сентенция в голову не приходила. Судя по розовому небу за окном, я все еще находился в мире глюков и крокодилообразных драконов. И все еще не имел ни малейшего представления, куда подевался столь любимый мне многомиллионный человеческий муравейник, автомобильные пробки, смог, синее небо и зеленая трава в оранжереях. А самое главное, куда подевался мой браслет.

Вообще, с этим браслетом много непонятного. Я всегда помню его на своей левой руке. Он представлял из себя двух змей, заглатывающих хвосты друг друга. Первая странность браслета заключалась в том, что мне никак не удавалось снять его с руки. Он казалось рос вместе со мной, и к моему совершеннолетию представлял из себя массивную штуковину из черного серебра.

Вторая странность браслета доставляла мне гораздо больше беспокойства. Где-то лет в семь я осознал, что мой браслет никто не видит. Пара-тройка детских экспериментов, быстро отбили у меня желание привлекать чье либо внимание к этой проблеме.

И последнее. Браслет регулярно вытаскивал меня из крупных неприятностей. До сих пор помню обжигающую боль в руке под браслетом и приступ параноидальной клаустрофобии, возникший у меня при посещении посольства одной из экзотических стран, которую я собирался посетить. Я выскочил на улицу, жадно хватая воздух, а через несколько минут в здании посольства раздался мощный взрыв, не оставивший камня на камне. Потом часа два пришлось путано объяснятся в полицейском участке по поводу своей фантастической удачи. Правда, наученный детским горьким опытом, на браслет не ссылался. Неизвестно, чем бы эта история для меня закончилась, если бы революционно настроенные представители той самой экзотической страны не взяли на себя ответственность за взрыв. Моя персона в этот расклад совершенно не вписывалась.

В голове вертится история с типом под завязку накаченным наркотиками, который держал в руке пушку тридцать восьмого калибра и глядя на меня безумными глазами требовал кошелек. Не зная что там ему показалось, но курок он нажал, а потом была голубая вспышка браслета, и я, слегка ошалелый, но совершенно целый тупо рассматривал грабителя неудачника, валяющего на асфальте.

По правде говоря, странные случаи со мной происходили с завидной регулярностью. Чего только стоит та милая сиамская кошечка, которую я подобрал в парке во время утренней пробежке и которую застукал на следующий день, работающей за моим компьютером. Не понимаю, как ей удавалось лапами нажимать на кнопки, но мою личную базу данных, закрытую паролем, она благополучно вскрыла. Обнаружив меня в комнате, изумленно ее разглядывающего, кошка издала какой то утробный рык, подпрыгнула вверх, сделала в воздухе кульбит и выскочила в окно. И это все с семнадцатого этажа! Выглянув в окно, я ничего на земле не обнаружил, как, впрочем, в последствии не обнаружил и своего архивного диска.

Не надо обладать особым умом и проницательностью, чтобы увидеть связь между браслетом и теми многочисленными странными событиями, которые преследовали меня всю жизнь.

Со временем, я настолько сжился с браслетом, что не представлял свое существование без него. С одной стороны он стал для меня чем-то необычайно важным, чуть ли не смыслом жизни. Одновременно браслет воспринимался мною как еще одна конечность и вместе с тем — дополнительным органом чувств. Звучит бредово, но объяснить все это обычными словами у меня не получается.

И вот теперь, впервые в своей жизни, я перестал его ощущать.

От нерадостных мыслей меня оторвала оживленная дискуссия, к которой я наконец-то прислушался.

Тихий шепот, который меня разбудил, к этому времени перешел в совершенно неприличный визг. За дверью два голоса о чем-то отчаянно спорили. Судя по всему, речь шла о моей скромной персоне.

Скрипучий голос, принадлежащий моему крокодилообразному знакомому, настаивал на том, что он не позволит приготовить меня ни в жаренном, ни в варенном ни в каком другом виде.

Целиком разделяя этот подход, я был слегка не удовлетворен аргументацией, которая сводилась к тому, что меня, видите ли, и на один зуб будет мало. А кроме того, мой новый знакомый утверждал, что он ко мне привык.

Его оппонент больше напирал на различные кулинарные рецепты, в познании которых высказывал недюжинную эрудицию. При этом он регулярно упоминал Глухого Сапожника и мою совершенную общественную бесполезность.

Из их беседы я узнал, что моего зубастого знакомого зовут Атилл, а его оппонента — Джо. Так как спор явно склонялся в пользу Джо, который в качестве непререкаемого довода обещал лично собрать дрова, разжечь костер и приготовить изумительное жаркое да так, что я ничего и не замечу, мне пришлось вмешаться.

— Эй, вы там, поскольку дело касается моей шкуры, хочу заявить, что я против жаркого.

Голоса разом смолкли, а потом Джо пробурчал: «Ну вот, опять орехи жрать».

Я вскочил с топчана, чувствуя во всем теле удивительную силу и легкость. Открыл дубовую, добротную дверь и вышел на поляну. Она казалось точно копией той, на которой я очнулся впервые. Только под трехсотлетним дубом стояла изба и солнце, приобретя зеленоватый оттенок наполовину скрылось за фиолетовым горизонтом. Рядом с громадным Аттилом стоял обыкновенный лис. Ничто не указывало на то, что именно он яростно настаивал на приготовлении из меня жаркого.

Однако при моем появлении лис решительно заявил: «Послушай, Малыш. Я конечно ужасно рад, что выбрался из этой передряги живым и здоровым. Но я бы хотел, чтобы мы принципиально решили вопрос о том, как нам поступать в случае, если одному из нас прошибут голову. Я за жаркое. Поскольку каждому из нас нужны белки, которых катастрофических не хватает на этой долбанной планете, и поскольку наш различный облик снимает обвинения в каннибализме, то мы не можем допустить бесполезной порчи хорошего куска мяса. — При этом Джо непроизвольно облизнулся. — Опять же похоронный ритуал некоторых религий предполагает съедение тела отважного воина своими соплеменниками. Твои предки не придерживались таких убеждений? Мы с Аттилом вполне можем заменить твоих соплеменников».

— Мои предки сдирали с таких как ты шкуру и набивали ее опилками. И я не сделаю это только потому, что первый раз в жизни вижу такую разговорчивую лису. И вообще, что это все, черт побери, значит, где это я?

— Глухой сапожник, — задумчиво сказал лис, внимательно меня разглядывая.

— Что? — переспросил я.

— Не черт побери, а Глухой сапожник, — повторил лис. — Послушай Аттил, а ведь это не Малыш, — вдруг заявил лис обращаясь к крокодилообразному монстру.

— То есть как это не Малыш? — Чудовище от возмущения даже захлопало крыльями. — Ты хочешь сказать, что я полтора часа тащил на своем горбу невесть кого. Две руки, две ноги, одна голова — определенно Малыш. Да и кто здесь еще может тут взяться.

Лис продолжал настаивать: «У Малыша были короткие черные волосы, а у этого длинные светлые. И куда, скажи на милость, подевалась его борода?»

— Джо, не дури, увещевал дракон. Ты же прекрасно знаешь, какие шутки вытворяет виртуальная адаптация. Будь иначе, да неужели ты считаешь, что я бы ходил в виде пивной бочки с чешуей и с этими дурацкими иголками. Вспомни, каким красавцем я был в прошлый раз. Просто Малыш снова трансформировался.

— Трансформация никогда не происходит в середине погружения. Она заканчивается в начальной фазе — В голосе у лиса появились четкие академические интонации. — Я не знаю, что случилось, но твердо убежден, во-первых, в том, что это не Малыш, а во-вторых, в том, что у нас серьезные проблемы.

— Эй, приятели, не выдержал я. Может, вы и мне объясните, где мы, кто вы такие, и, что все это значит.

Более-менее удобоваримое объяснение, заняло часа два. Говорил в основном лис. Аттил время от времени угрюмо поддакивал и непроизвольно шевелил иголками на спине. Объяснение сводилось к тому, что мне крупно не повезло, поскольку с ума я не сошел, и попасть в сумасшедший дом мне не светит. А попал я в сверхсекретный правительственный эксперимент по изучению виртуальной реальности. Причем попал так, что вышиб куда-то третьего законного участника эксперимента.

Что касается проблем, которые обещал Джо, то их оказалось предостаточно.

Во-первых, эта троица, которая в реальной жизни представляла из себя смесь суперменов и агентов 007, не умела по отдельности выходить из виртуальной реальности. Их нынешние образы представляли совокупность трех сознаний и при выходе подлежали расщеплению на три базовые матрицы. При отсутствии хотя бы одной таковой, расщепление не могло произойти и у правительственных чиновников в лучшем случае должен быть остаться комплекс динозавра, а в худшем непонятно что.

Во-вторых, оставалась проблема Малыша. А именно, куда он подевался. Оба в один голос утверждали, что его исчезновение должно было привести к немедленному разрушению их образов и автоматическому прерыванию погружения.

И, несмотря на то, что Малыш исчез из общего пространства, этого не произошло, или пока не произошло.

Ну и, наконец, мои личные неприятности. Если тела этих ребят лежали на удобных медицинских кроватях в сверхсекретной лаборатории, сплошь увешанные аппаратурой, то где валялось мое тело, один Глухой Сапожник ведал.

Самое интересное было оставлено на десерт. Та самая виртуальная реальность, в которой мы сейчас пребывали, по идее порождалась коллективным сознанием тут присутствующих. Однако, начала порождаться она после того, как, предположительно, какой-то полоумный гений года три назад сначала внедрил систему биообратной связи для работы диспетчеров, обеспечивающих специальные полеты НАСА, а потом так перепрограммировал базовый компьютер, что тот категорически перестал управлять полетами.

Потом полоумный гений, исчез, а диспетчеры, работающие в прямом контакте с компьютером, по трое и исключительно тройками, в рабочее время, стали превращаться в участников космических шоу.

Диспетчеров отправили на заслуженный, хорошо оплачиваемый отдых, взяв с них все мыслимые и немыслимые подписки по режиму секретности.

На поиски полоумного гения отрядили целую свору лучших сыщиков, а компьютер передали в изучение одному очень секретному правительственному учреждению, в котором имели честь служить и мои нынешние собеседники.

Возможно, все это так ни чем бы и не кончилось, если бы аналитики, изучая воспоминания очевидцев не сделали совершенно ошеломляющий вывод. Представленные картинки — есть отражение объективной реальности, причем эта объективная реальность не имеет к планете Земля ни малейшего отношения. Все иллюзии внутренне не противоречивы, имеют право претендовать на реальность, однако, человеком выдуманы быть не могут, в силу полного отсутствия по ряду позиций Земных аналогий.

Дальше больше. Одна троица, проведя две недели то ли в космических диспутах, то ли в оргиях — мнения аналитиков на этот счет разошлись, по возвращению к реальной жизни вдруг приобрела способность левитировать, ввергнув в шок своими перелетами обслуживающий персонал.

Другая троица по памяти составила чертежи чего-то очень миниатюрного и незамысловатого, что путешественники единодушно называли «жужжакой». Для чего эта «жужжака» предназначалась, выяснить так и не удалось. Однако, будучи собранной по предложенным чертежам и включенной на экспериментальном полигоне, «жужжака» во-первых разнесла этот полигон в пыль, во- вторых, не нанесла ни малейшего ущерба ни одному из злополучных экспериментаторов, в-третьих, повторно не в виде копий, ни сама больше никогда не включалась.

По ходу рассказа у меня возникло ряд сомнений, которыми я тут же поделился со своими собеседниками. Непонятно, каких Земных аналогов не хватает для того, чтобы придумать голубую траву и розовое небо. Скорее всего, такой набор говорит об убогости фантазии присутствующих. Кроме того, ежели все изложенное правда, почему я не могу быть обычным фантомом, к изучению которого они должны приложить свои силы. И, наконец, откуда они знают, что Малыш исчез, а не временно отлучился, да и имеет ли существенное значение это исчезновение, если присутствующие здесь двумя часами ранее собирались приготовить из Малыша шикарное жаркое. При таком подходе сожалеть можно только об утраченном ужине.

Оппоненты возражали по пунктам. Вид и форма окружающего мира их вполне устраивает, а если кому-то хочется зкзотики, то пусть пообщается с глюками и тогда, Глухой Сапожник, рассказывает о возникших ассоциациях. Жрать или не жрать друг друга это их личное дело, но, независимо от своего физического состояния, каждый из них существует в некой фантомной форме, которой глубоко безразличная форма телесная и которая, в конечном счете, и есть их настоящее я. Фантомные формы друг друга они чем-то там чувствуют независимо от расстояния. Так вот фантомной формы Малыша больше нет а есть моя, достаточно, с их точки зрения, неприглядная и во взаимодействие не вступающая.

Местные же аборигены всегда представляются только физическими формами и к духовным контактам не расположены. А духовный контакт совершенно необходим, если появляется желание вернуться назад.

Причем опыты показали, что нужны объединенные мозговые усилия трех специально подобранных персон.

По утверждению моих собеседников, лучшая гипотеза, наиболее полно объясняющая этот феномен, была разработана не учеными, а начальником охраны того самого секретного учреждения, в котором числились мои собеседники.

Так вот, этот просветленный служака упирал на наличие трех персон в святой троице, как то бога отца, сына и духа святого.

По всем признакам я на место третьего не подхожу.

— Кстати, как тебя все же зовут, — поинтересовался Джо.

— Адам, — ответил я.

— А меня зовут Роберт, вернее, будут звать, когда мы от сюда выберемся, — вздохнул Джо.

— Если выберемся, — уточнил Аттил. — Я Аллан.

— Называй, приятель, меня Аттил. А его Джо. Да и тебя есть смысл переименовать в Малыша.

— Послушай, Аттил, почему твои колючки начали завиваться в спираль, а зубы покраснели?

— Глухой Сапожник, — выругался Джо. Похоже началась адаптивная трансформация. Сколько мы здесь без Малыша — часа четыре? А я думал, что образ должен разрушиться сразу. Интересно, что мы вдвоем натворим. Вряд ли Адам примет в этом участие.

— Джо, посмотри, а у Малыша начали расти рога.

Я изумленно уставился на Атилла, как вдруг почувствовал жжение на голове. Жжение перекинулось на копчик, пятки на ногах и пальцы рук и достигло болезненного уровня. Скоро боль расползлась по всему телу и стала невыносимой. Похоже, аналогичные ощущения испытывали и мои партнеры. Они корчились, скрипели зубами, матерились, а, самое главное, они на глазах менялись. Через полчаса все закончилось.

Я тупо смотрел на двух монстров, стоящих передо мной. На сей раз, оба моих знакомых обладали человекообразной формой. Правда, человекообразность сводилась к наличию двух ног, двух рук и одной головы. Один из них был бы совершенно похож на гориллу, если бы не двадцатисантиметровые клыки, торчащие на манер саблезубого тигра, да странная рыже-голубая узорчатая раскраска шерсти. Похоже, это был Аттил, поскольку вдоль хребта он сохранил роскошные колючки, слава богу размер не более чем у дикобраза.

Джо повезло меньше. Он напоминал кошмарную комбинацию тролля и утопленника, вытащенного из воды через два месяца после погружения. Маленькие красные глаза, две дыры вместо носа, огромные в полголовы уши, нервно сворачивающиеся в трубочку, отвисшее брюхо, тело, покрытое подозрительного вида белесыми пятнами, заставили меня отшатнутся. По-видимому, Джо уловил мою реакцию и тут же огрызнулся: «Ты на себя сначала посмотри. На черта похож. Хвост подбери».

К сожалению Джо был прав. Я превратился в добротную копию обыкновенного черта, со всеми присущими последнему атрибутами, как то: рогами, копытами, хвостом и темно бурой шерстью.

— Ну, ладно. Хватит комплексовать, — скомандовал Аттил. — Нам еще задание выполнять. Хорошо, что так получилось. А что. Мне такая форма нравится. Гораздо приличнее, чем быть крокодилом с иголками. А к твоей расцветке, Джо можно привыкнуть.

Аттил критически оглядел меня и Джо.

— А вообще, Малыш, похоже, это твое мрачное настроение сделало из нас вурдалаков. — Расслабься. Давайте думать, как нам справиться с программой эксперимента, за ее провал нас по голове не погладят, а заодно и как нам отсюда выбраться. Во всяком случае, очевидно, что без Малыша — Адама нам не обойтись. Похоже, он полностью заменил нашего Малыша, который благополучно сейчас балдеет под наблюдением заботливых медсестричек — продолжил мысль Джо.

Позже я узнал, что облик здорово влияет на характер субъекта, особенно в первый момент после трансформации. Поэтому, неудивительна инициативность Аттила и угрюмая молчаливость Джо. Да и мое настроение совершенно изменилось. Куда-то отошли все проблемы. Хотелось покуролесить. От избытка чувств я высоко подпрыгнул да так и завис метрах в двух от земли.

— Ну вот, только этого нам не хватало, — заворчал Джо.

Ты уверен, что нам нужны глюки? — спросил Атилл. Мужики, что за глюки и зачем они нам нужны?

— Ну, что такое глюки, мы и сами не знаем, — ответил Аттил. — А дело тут, Малыш, вот в чем. При каждом погружении тройка встречает только одну вещь, которую понять не возможно. Вот ради этой вещи мы и ныряем. Прошлый раз это был Глухой Сапожник. Ну и гадость. Сейчас глюки. Называют это артефактами. Что это, и какой от них прок никто так и не разобрался. Но только от контакта с артефактами всегда что то остается. Если конечно удается вернуться.

— А что, кто-то не возвращался? — поинтересовался я.

— Хватает таких. Некоторые третий год, с первых экспериментов, пластом лежат. А кое у кого крыша поехала. Да и не мудрено. Я думал, что после Глухого Сапожника мы не очухаемся. Вроде пронесло. Хотя, все может быть. Тройка Хола через два месяца после Бешенной карусели начали в Сахаре дубы сажать из желудей, сотни три посадили прямо в песке, представь, все принялись. Метров под десять за месяц вымахали. Они теперь под теми дубами сидят и медитируют. Шеф велел их оттуда в лабораторию перевести. Так пока отбой не дали, полк тяжелых танков загубили. Меня посылали туда. Картинка х- сплошной сюрреализм. Пустыня, песок, в песке дубы, под дубами три голых чудака медитируют, а вокруг танки ржавеют. Теперь это все еще колючей проволокой обнесли и собак по периметру пустили.

— Все равно не понимаю, — заявил я. — Судя по вашим рассказам, от вашей работы одни неприятности. И как удается все это сохранять в тайне.

— Насчет тайны — это я думаю до первой очень крупной неприятности, сказал Джо. Может еще год, может больше, а может и завтра. Когда Блэк и компания после Святого причастия стали из ушей Черные дыры доставать, симпатичные такие размером с бусинки, а те начали в себя мебель засасывать и расширяться, так ведь объявили в лаборатории полную эвакуацию. Хорошо, нашелся умный человек, посоветовал Блеку засунуть эти штуки в задницу. И посоветовал-то с перепоя. Но ведь помогло. Блек распсиховался да и засунул все тринадцать черных дыр ему в это самое место, а самая крупная, та которая засосала стол для совещаний, уже размером с яблоко была. Не очень хорошо получилось. Так что насчет неприятностей ты прав. Но прикрыть эту лавочку тоже не удается. Пробовали. Если не отправлять в погружение по тройке в неделю, то трое необученных граждан вдруг впадают в кому, а по возвращению один из них такое начинает нести. Слава богу, два других ничего не помнят. Хорошо хоть вся чертовщина происходит в Кливленде. Городок небольшой. Быстро удалось вычислить всех путешественников. Кстати, ты сам откуда? Из Лос-Анжелеса? Ну вот, еще одна проблема, теперь с географией. А кроме того, от общения с артефактами всегда остается что-то полезное. Например, дубовая роща в Сахаре, — подвел итоги Аттил. — Да и не наше это дело. Нам нужно в этом погружении найти артефакт, вступить с ним в контакт, а потом смыться отсюда как можно быстрее. А по возвращению тот, кто будет все помнить, обязан подробно изложить историю погружения аналитикам. Такова программа эксперимента. С артефактом все ясно как божий день — это глюки. Давайте думать как с ними в контакт вступать, только так, чтобы держаться от них подальше. Меня не вдохновляет мысль, еще кого либо из нас поменять. Хватит неприятностей с Малышом.

— А что такое глюки и что случилось прошлый раз? — Спросил я.

— Что такое глюки, голубь ты наш ненаглядный, никто не знает, потому что артефакт объяснению не подлежит, — ответил Джо. — Прими это как данность. А прошлый раз мы разошлись в разные стороны, знакомиться с обстановкой, а потом ты, вернее твой предшественник на фантомном уровне не своим голосом заорал: «Глюки, глюки, будут здесь через полчаса». А когда Аттил тебя нашел, валялся ты бревно, бревном, что представляется весьма удивительным, учитывая нашу энергетику. Поскольку по инструкции артефакт следует встречать всеми наличными силами, то бишь втроем, то и потащил тебя Аттил к нашей избушке перевертышу без оглядки. А вот кажется и они. Эх, Глухой Сапожник, пронеси.

Со стороны леса что-то надвигалось. Горизонт внезапно вспыхнул радужными искрами, окрашенными в самые невероятные цвета. Внутри у меня глухой рокочущий бас начал обратный отчет: «семнадцать миллионов сто пятьдесят девять тысяч четыреста четыре, семнадцать миллионов пятьдесят девять тысяч четыреста три». При счете ноль весь мир взорвался. Визгливый голос, женский на вкус и оранжевого цвета категорически заявил: «гоза бракуздра велко сибрелозит куздренка». Откуда то повеяло перегаром.

А я предупреждал, — свистнул Джо и рассыпался на серебряные пятнышки.

Показался розовый кролик с совком и метелкой. Он аккуратно подмёл пятнышки в совок, тяжело вздохнул, утер со лба пот и исчез. Глухой рокочущий бас внутри меня последовательно и медленно продолжал обратный отчет: «минус пятьсот шестьдесят восемь миллиардов семьсот двадцать девять, минус пятьсот шестьдесят восемь миллиардов семьсот тридцать».

Я проваливался в светящуюся дыру, которая глядела на меня, игриво подрагивая ресницами. Ангельские чистые голоса в сопровождении серебряных флейт выводили непристойные частушки. Запах перегара стал невыносим. Светящаяся дыра, в которую я проваливался странно деформировалась и вдруг показала мне кукиш. Вернулся розовый кролик. На сей раз в горностаевой мантии и с рыцарским мечом. Он поднял меч и торжественно произнес: «Нарекаю тебя Се……, Сера…… Се-ра — фф., - последний слог кролику явно не давался. — Ладно, Глухой Сапожник с тобой, нарекаю тебя Кокой», — сказал кролик и исчез в россыпи петард и фейерверков. Исчезли звуки, запахи, краски. Исчез свет и тьма. Исчез верх, низ. Исчез я сам. Не было ничего. И, хотя время исчезло тоже, длилось это вселенское ничего бесконечно долго. И в этом ничего, вдруг ниоткуда раздался голос: «да будет свет» И все вернулось на свои места. Я почувствовал, как мимо меня, едва не задев за локоть, или даже немного задев, промчалась галактика, потом, как будто подвешенная к гигантскому маятнику, со свистом пронеслась обратно. Рядом совсем под ухом раздался голос Джо: «Ну, все, пошла Большая качалка. Уходим. Все дружно». Я отчетливо понял, что это — последний шанс вырваться в реальный мир. Инстинктивно куда-то рванулся и в четвертый раз за день вырубился.