ГЛАВА 7

Незадолго до рассвета его разбудил Хенк Редклифф.

— Я все-таки приволок это чертово снадобье, док! — похвастался он с довольной ухмылкой. — Топал пешочком от самого Питко-3. Наш пескоход сломался милях в двадцати от ММК, но мне повезло — поймал попутку. А ребята до сих там загорают у машины, ждут техпомощь…

Тони очумело повертел тяжелой от недосыпа головой. Сначала он хотел сгоряча высказать гостю в красках свое недовольство по поводу столь раннего пробуждения, но потом быстро остыл. На Хенка вообще невозможно было долго сердиться, да и будильник должен был прозвенеть где-то через четверть часа, напоминая о том, что пора вставать и отправляться в Лабораторию на утренний обход. Правда, с некоторых пор Тони начал сомневаться, есть ли смысл продолжать ежедневный ритуал? Обходить с дозиметром Лабораторию, искать новые лекарства для Джоан… Что толку, если им всем скоро так или иначе придется возвращаться на Землю?

— Свари-ка мне лучше кофейку, раз уж ты такой шустрый, — проворчал доктор и крикнул вдогонку: — Кипеть должен ровно минуту, смотри не передержи!

Он потянулся, спрыгнул с постели, сбросил пижаму и наскоро обтерся влажной губкой. На умывание ушла целая чашка драгоценной воды, а это означало, что сегодня придется довольствоваться только Одной порцией кофе. Спирта в шкафчике с медикаментами хватало, но бывали дни, когда доктор чувствовал такое отвращение к запаху метила, что махал рукой на режим экономии.

Подрагивая от утреннего холода, он в несколько глотков выпил кофе, надел стеганые штаны, парку и натянул сапоги-пескоходы.

— Ну вот, теперь показывай, что ты там притащил, — сказал Тони. — Кстати, доктор Беноуэй случайно не передавал для меня письма или записки?

— Черт, совсем позабыл! — виновато покачал головой Хенк, протягивая одной рукой ампулу, а другой — свернутый вчетверо листок папиросной бумаги. Тони развернул послание от коллеги из ММК и начал читать:


Дорогой Хеллман!

С удовольствием посылаю вам препарат Т7-43 «Келси», согласно радиограмме за вашей подписью, подтвержденной личным посланием, доставленным мне мистером Редклиффом. С сожалением констатирую, что описанные вами симптомы ни о чем мне не говорят. Скорее всего, один из тех случаев, с которыми врачи компании предпочитают не связываться и рекомендуют скорейшую отправку больного на Землю. Со своей стороны подтверждаю, что Т7-43 отлично зарекомендовал себя на практике, в частности, при лечении тепловых и кислотных ожогов. Побочных явлений пока не наблюдалось. Не откажите в любезности сообщить мне, как пойдет процесс в вашем случае.


Остаюсь искренне ваш

А. Беноуэй, доктор медицины.


Одобрительно хмыкнув, Тони сунул письмо в карман и жестом пригласил Хенка на выход. Сам он задержался не больше чем на несколько секунд прихватил саквояж с инструментами и выскочил вслед за Редклиффом прямо на мороз.

— Так ты говоришь, что шагал пешком от самого Питко-3? — спросил доктор, внезапно припомнив услышанные спросонья слова молодого человека.

— А что тут такого? — удивился Хенк. — Отличная разминка, между прочим. Послушайте, док, я не собираюсь лезть не в свое дело или учить вас жить, но я ведь тоже не вчера родился. Если не умеешь темнить, так лучше и не стараться — все равно ничего не выйдет. Знаете, правда — она всегда выплывет наружу.

— Тс-с! — прервал его Тони, потому что они уже подошли к дому Редклиффов.

Войдя в столовую, доктор раскрыл саквояж, наполнил шприц из доставленной Хенком ампулы и на цыпочках подошел к двери в спальню.

— Оставайся здесь и жди, пока я не позову, — прошептал он и тихонько вошел в соседнюю комнату.

— Вот твое новое лекарство, Джоан, — сказал Тони, когда больная проснулась от его легкого прикосновения. — Ты готова?

Она слабо улыбнулась и едва заметно кивнула. Он быстро сделал укол в вену, шагнул к двери и широко распахнул ее.

— А вот и твоя награда за терпение, — торжественно объявил доктор.

При виде бросившегося к ней мужа глаза Джоан засветились таким счастьем, что у Тони сразу потеплело на сердце, а из головы мгновенно выветрились всякие мрачные мысли.

Повара в общественной столовой приготовили на завтрак жареные зеленые марсианские бобы и неизменный «кофе» — вполне съедобное меню в обычных обстоятельствах, но только не сегодня, в атмосфере всеобщего уныния, царившего над длинным общим столом и в душах собравшихся за ним колонистов. Тони жадно выпил горячий напиток и решительно отодвинул тарелку с бобами, игнорируя косые взгляды кое-кого из соседей, считающих кощунством оставлять недоеденной пищу, даже если та не лезет в рот.

Утренняя радиационная проверка в Лаборатории на этот раз закончилась без последствий. После тщательной дезактивации доктор нанес деловой визит Нику в его кабинете, занимавшем большую нишу в стене на задворках основных производственных помещений.

— Ну и что ты скажешь сегодня, на свежую голову? — с места в карьер осведомился Кантрелла. — Все еще готов выбросить белый флаг? Или согласишься со мной, что мы сможем-таки надрать задницу этой поганой планете, если будем действовать дружно и без оглядки?

— Согласиться пока не могу, — скрепя сердце признался Хеллман и коротко поведал о вчерашнем посещении фермы Толлеров. — А посмотри хотя бы на нашего папашу Лероя! — добавил он. — Только-только за шестьдесят перевалило, а выглядит столетним старцем. Что, не верится? Давай считать вместе. На Марсе он появился, когда ему стукнуло двадцать один год. По крайней мере, он сам так утверждает. Прибавь еще четыре десятка или около того, и получается, что так оно и есть. Но я лично проводил подробное обследование Тероя несколько месяцев назад и со всей ответственностью утверждаю, что его организм по подавляющему числу параметров изношен, как минимум, на все девяносто. И в подтверждение этого я готов поручиться своей профессиональной репутацией.

Ник негромко присвистнул.

— Неужели действительно все так плохо?

— А ты чего ожидал? — пожал плечами доктор. — Хронический авитаминоз, недостаток необходимых микроэлементов и минеральных веществ, нехватка воды и пищи, изнурительный труд почти без сна и отдыха на протяжении многих лет… Чтобы жить и выживать в условиях неблагоприятной среды обитания, приходится дорого платигь. И порой цена бывает слишком высокой.

Как будто беседуя сам с собой, Ник задумчиво проговорил:

— Шесть месяцев… Мы лишимся наших коммерческих контрактов и всей наличности, которая пойдет на оплату неустойки. А что, если мы напрямую выйдем на партнеров и расскажем, какое безобразие здесь творится?

Тони раскрыл рот, чтобы ответить, но Ник опередил его и сам дал ответ на свой вопрос:

— Ни хрена не получится! Они не рискнут больше иметь с нами дела, хотя бы из опасения, что может повториться то же самое. А у нас не хватит денежных резервов, чтобы выстоять грозу и переждать, пока все забудется. Выходит, мы в глубокой заднице, дружище!

— Мы еще не проводили обыска, — возразил Хеллман.

— Какого черта? Ты не хуже моего знаешь, что никто из наших к этой краже не имеет отношения.

— Давай соберем Совет. Я все же намерен настаивать на его проведении.

Внеочередное заседание Совета колонии в составе Ника, Тони, Джо Грейси и Мими Джонатан проходило в неофициальной обстановке и имело место в кабинете доктора.

— И что мы будем делать, когда ты убедишься, что в наших сундуках нет никакого маркаина? — ворчливо поинтересовался Джо Грейси. — Станем разбирать по кирпичику Лабораторию?

— Станем разбирать, если потребуется, — сказал Тони, сохраняя каменное выражение лица и в то же время с горечью вспоминая, во что превратилась чета Толлеров, долгие годы лишенная элементарных жизненных благ по причине их дороговизны и земного происхождения. — Мне случалось выполнять и более грязную работу.

Он подумал о вчерашней стычке с миссис Бейлз, когда ему пришлось в профилактических целях проколоть мыльный пузырь непомерно раздутого эго этой истерички, за что та его конечно же возненавидела. Да и доктору мысль о ней не доставляла ни малейшего удовольствия.

Ближе к полудню начался повальный обыск жилого сектора, проходивший под руководством Мими Джонатан. А Тони оккупировал радиорубку, бомбардируя посланиями штаб-квартиру комиссара в Марсопорте и пытаясь связаться с лейтенантом Нили. Оператор в Питко-3, через которого осуществлялся контакт с Марсопортом, неизменно выдавал по факсу один и тот же ответ на все четыре запроса:

АДРЕСАТ ОТСУТСТВУЕТ. СВЯЗАТЬСЯ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ ВОЗМОЖНЫМ. КОНЕЦ СВЯЗИ. ДЕЖУРНЫЙ ПО РАДИОЦЕНТРУ КАПРАЛ МОРРИСОН.

И только с пятой попытки удалось получить более или менее внятный ответ, правда, не от лейтенанта Нили, а от самого комиссара Белла:

ЛЕЙТЕНАНТ НИЛИ НАХОДИТСЯ НА СПЕЦЗАДАНИИ ПО МОЕМУ ПРИКАЗУ. ПОИСКОВО-ТРАССЕРНОЕ УСТРОЙСТВО М-27 НИ ПОД КАКИМ ВИДОМ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРЕДОСТАВЛЕНО ЧАСТНЫМ ЛИЦАМ. ПРЕДУПРЕЖДАЮ, ЧТО СОДЕРЖАНИЕ И ХАРАКТЕР ВАШИХ ЗАПРОСОВ НЕ ПОДПАДАЕТ ПОД КАТЕГОРИИ «СРОЧНО» И «ВАЖНО», В СВЯЗИ С ЧЕМ ОПЛАТА ЗА НЕЛИМИТИРОВАННЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ БУДЕТ ПРОИЗВОДИТЬСЯ ПО КОММЕРЧЕСКОМУ ТАРИФУ. СОВЕТУЮ ПРЕКРАТИТЬ ЗАСОРЯТЬ ЭФИР. КОНЕЦ СВЯЗИ. ХЭМИЛТОН БЕЛЛ.

— Разве он имеет право так с нами поступать, доктор Тони? — возмущенно пропищала Глэдис Поровски, с утра заступившая на дежурство в радиорубке. Ведь трансляция передач по цепочке осуществляется согласно частной договоренности между администраторами поселков и не входит в компетенцию Управления! Разве я не права?

Хеллман беспомощно пожал плечами. Конечно же девочка была права, а комиссар Белл самым наглым и беспардонным образом превышал свои полномочия, но управу на него можно было найти только на Земле, да и то при условии наличия времени, терпения и солидной суммы на адвокатов для защиты гражданского иска.

В рубку заглянул Грейси и поманил доктора пальцем.

— Пойдем, полюбуешься, — сказал он с горечью. — Чего только мы не нарыли! За исключением маркаина, разумеется.

Тони последовал за агрономом и вскоре уже стоял рядом с ним, в немом изумлении разглядывая огромную кучу мелкой контрабанды, извлеченной из семейных тайников в результате пусть необходимого, но все же унизительного обыска. Там были красочные выпуски комиксов, пачка порнографических открыток, хранившаяся в сундуке молодого холостяка из группы химиков, пистолет тридцать второго калибра, найденный в матрасе одинокой женщины, известной своим настороженным отношением к лицам противоположного пола, полдюжины пузырьков с лекарствами и упаковок с таблетками, при виде которых доктор озабоченно нахмурился, и, наконец, крошечный пакетик настоящего земного кофе, предназначенного, несомненно, для единоличного смакования подальше от завистливых взоров соседей.

И еще много чего обнаружили ретивые следопыты, но уже к обеду стало совершенно ясно, что ни у кого из колонистов не имеется дома в заначке даже самой минимальной дозы искомого наркотика.

Следующим этапом поисков неминуемо должна была стать Лаборатория.

Тони даже не подозревал, что будет испытывать такое облегчение, вырвавшись на время из тягостной атмосферы подозрений, порожденных кражей и обыском, и очутившись как будто в другом мире — теплом и светлом, хотя этот мир сосредоточился всего лишь в стенах тесной больничной палаты. Он замер на пороге, завороженно созерцая семейную идиллию: отец и мать, всецело поглощенные друг другом и своим совместным творением — новорожденным младенцем в люльке.

До сих пор не верилось, что роды прошли так гладко. Тони не раз задумывался, особенно в последние месяцы, что же все-таки препятствовало нормальному протеканию беременности у Полли в земных условиях и почему эти препятствия не проявились на Марсе?

— Он опять проснулся, — сообщила Полли, не зная толком, гордиться ей этим обстоятельством или наоборот. — Он заснул ненадолго после вашего ухода, но потом начал хныкать во сне и пробудился. И личико у бедняжки такое красное, будто он на весь мир злится.

— По-моему, сейчас он ведет себя спокойно, — с сомнением произнес доктор и наклонился над колыбелью, пристально вглядываясь в миниатюрный овал лица младенца, частично перекрытого черной нашлепкой кислородной маски.

Никаких признаков патологии Тони не заметил. Ребенок был безусловно здоров и бодр, подтверждением чего служили матовый блеск розовой кожи и энергичные движения конечностей, которыми малыш дрыгал с неослабевающим энтузиазмом. С другой стороны, практика свидетельствует, что новорожденные дети спят большую часть суток, а этот что-то подозрительно много бодрствует.

— Возможно, он просто голоден, — предположил доктор. — Он много плакал с тех пор, как проснулся?

— Нет, совсем чуть-чуть. Так, поскулит немного и перестанет, стоит его только на животик перевернуть.

Тони прошел к умывальнику и тщательно протер руки раствором метилового спирта. Потом вернулся к колыбели и еще раз осмотрел маленького.

— Давайте попробуем его покормить, — сказал доктор. — Вообще-то было бы правильно дождаться, пока ребенок сам не начнет кричать и требовать пищи, но, я полагаю, попытка в данном случае оправдана. Вдруг это как раз то самое, чего он хочет?

— Но как же… — заикнулся было Джим, однако тут же покраснел и умолк.

Полли весело рассмеялась.

— Джим хотел сказать, доктор, что в моей груди еще не появилось молоко! Глупый! — произнесла она с укоризной, обращаясь к мужу. — Мы только поучим малыша, как надо сосать. Он ведь пока не нуждается в пище, а эта штука ему не повредит. Я все забываю, как она называется, доктор?

— Молозиво, — напомнил ей Тони, одновременно вынимая ребенка из колыбели.

Он проверил, плотно ли прилегает маска, и только после этого передал младенца матери.

— Будь осторожна, Полли, — предупредил он, — и следи, чтобы маска не сползла с носа. Главное, не позволяй ему прижиматься слишком близко, иначе он не смажет дышать и сосать одновременно.

Малыш жадно вцепился губами в сосок и сделал несколько глотательных движений, но уже в следующее мгновение захрипел, закашлялся, побагровел и отрыгнул тонкую струйку белесой жидкости. Тони поспешно отнял ребенка от груди Полли, похлопал по спине и держал на весу в горизонтальном положении, пока спазм не прекратился. Затем вернул на прежнее место в люльке.

Полли и Джим заговорили разом.

— А ну-ка помолчите, вы оба! — прикрикнул на них Хеллман. — Это еще не конец света, уверяю вас! Очень многие новорожденные сначала не умеют брать материнскую грудь, и ваш тоже из их числа. Но он обязательно научится — к тому времени, когда у тебя появится молоко, девочка. Голод — отличный учитель, а я что-то не встречал голодающих грудничков! Он обязательно привыкнет, как уже привык к кислородной маске. Вы никогда не задумывались, почему она закрывает только нос, оставляя рот открытым? Все очень просто: ребенок дышит носом, потому что там воздух лучше! И нам не нужно его ничему учить. Как только ваш малыш по-настоящему захочет есть, он быстро разберется, для чего у него рот.

— Но вы уверены, доктор, что с ним все в порядке? Вы уверены?

— Знаешь что, Джим, в моей профессии ни в чем нельзя быть уверенным на все сто процентов, — наставительно произнес Тони. — Одно вам скажу: не было в моей практике детей, которых так или иначе не удавалось накормить. Если ваш драгоценный в ближайшие дни так и не привыкнет брать грудь — что ж, попросим Анну выдуть для него полдюжины молочных бутылочек. Все очень просто, как видите.

На самом деле все было далеко не так просто. Восьмимесячная Лоретта, дочь Джорджа и Гарриет Берген, зачатая на Земле, но появившаяся на свет уже в Сан-Лейк-Сити, была единственным ребенком в колонии, питающимся материнским молоком. Скоро придет пора отнимать ее от груди и переводить на стандартную диету с добавлением витаминных концентратов. Точно так же питались все остальные дети колонистов, давно позабывшие вкус молока.

Разумеется, в колонии имелось вполне приличное козье стадо, и в перспективе молочные продукты должны будут стать неотъемлемой принадлежностью стола в каждой семье, но пока все наличное молоко уходило лишь на кормление многочисленного приплода. Вот когда поголовье увеличится еще в несколько раз, тогда и потекут по домам Сан-Лейк-Сити молочные реки…

А вспомнить, сколько было забот с этими паршивыми козами! Лучше бы, конечно, было разводить яков, почти идеально приспособленных к суровому марсианскому климату, но взрослые животные оказались слишком велики для перевозки, а телята не выдерживали перегрузок и погибали. Зато козы чувствовали себя в космосе как дома, и первым приобретением колонии стали три годовалые козочки, которые незамедлительно начали плодиться и размножаться. Половина новорожденных козлят не выживала, а оставшиеся нуждались в каждой капле молока из вымени матерей. Но если встанет вопрос выбора, кого-то из козлят придется принести в жертву, а молоко отдать Кендро-младшему.

С внезапной злостью Тони отмахнулся от своих дурацких расчетов. Какой резон строить планы на будущее, если комиссар Белл может в любую минуту разом решить все проблемы, лишив их этого самого будущего?

— Если есть еще вопросы, спрашивайте, пока я не отправил вас домой, предложил доктор. — С маской освоились?

— Анна показала, как с ней обращаться, — ответил Джим. — Ничего сложного.

— А где она, кстати?

— Пошла домой, — отозвалась Полли. — Сказала, что голова разболелась. Как раз Джим пришел, она и его научила, как маску надевать, а потом убежала…

— Привет, Тони! Можно тебя на минутку?

В дверном проеме показалась очаровательная головка Мериэн Кантрелла. Хеллман молча кивнул и вместе с ней вышел на улицу.

— Она уже готова к выписке? — поинтересовалась гостья.

— Еще утром была готова. Вот только этот чертов обыск… У них дома, наверное, все вверх дном. Кто-нибудь догадался прибраться там хоть немного?

— Я только что оттуда, — засмеялась Мериэн. — Мы и порядок навели, и пристройку закончили. Стены, правда, еще не до конца подсохли. Это малышу не повредит?

— До завтрашнего утра все высохнет, — прикинул вслух Тони, а сегодня ночью он может и с родителями поспать.

— Вот и отлично!

Она уже собралась уходить, как вдруг остановилась и снова повернулась к Хеллману:

— Ой, совсем позабыла! Хенк просил узнать, можно ли ему привести посмотреть Джоан? Я тут с ней разговаривала на днях — она вся такая несчастная, неприкаянная…

— Можно, пожалуй. — Он на секунду задумался. — Только пусть ни в коем случае не позволяет ей ходить. В Лаборатории есть сломанная тачка. Если Хенк ее починит, будет очень здорово. Все-таки удобней, чем на носилках. И передай ему, что Джоан вредно утомляться.

— Спасибо, я все улажу, — пбобещала Мериэн. — Мне кажется, для нее это будет очень важно! Пока, Тони. — И она пустилась бегом вниз по улице, окруженная сияющим ореолом золотистых локонов, выбившихся из-под капюшона парки.

Он проводил девушку взглядом и вернулся в палату.

— Ладно, ребята, хватит вам здесь прохлаждаться, — сказал доктор с преувеличенной суровостью. — Пора освобождать помещение для настоящих больных, а всякиетам симулянты могут выметаться домой!

Сидящая в кресле Полли одарила его благодарной улыбкой и тут же запричитала:

— Ой, Джимми, а что же я надену? Мне же теперь все велико будет! Как я на люди покажусь в этом балахоне? Сбегай-ка ты…

— Слушай меня, Джим! — бесцеремонно прервал ее Тони. — И постарайся вдолбить хоть малую толику здравого смысла в голову твоей благоверной. Ты пойдешь домой в том виде, в каком ты есть, — повернулся он к Полли, — а когда придешь, немедленно ляжешь в постель. Ты еще слишком слаба, чтобы оставаться на ногах так долго!

Пока Джим помогал жене надевать парку и натягивать сапоги, Тони заботливо укутывал малыша для его первого «выхода в свет». Сборы длились недолго, но Мериэн обернулась еще быстрее. На пороге больницы их встречала целая толпа. Знакомые, приветливые, жизнерадостные лица. Казалось, все сто тридцать два обитателя Сан-Лейк-Сити собрались здесь, у дома доктора. Не важно, что случится с ними через неделю или две, но сегодня колонисты были твердо намерены устроить из возвращения домой увеличившегося семейства Кендро если не всеобщий праздник, то хотя бы триумфальное шествие.

— Уверен, что всем хочется полюбоваться на малыша, — возвысив голос, обратился к собравшимся Тони. — Медицина в моем лице не возражает. Только помните, друзья, он еще слишком юн для напряженной светской жизни, поэтому предлагаю компромиссный вариант. Чтобы не толпиться и не пугать ребенка, разберитесь на две линии вдоль улицы. Мы пойдем медленно, и каждый из вас получит возможность увидеть и сказать все, что пожелает.

Совместными усилиями Тони и Джим усадили Полли в кресло-каталку, дали ей в руки конверт с младенцем, а кислородный баллон пристроили в ногах. Затем не спеша тронулись по улице, останавливаясь через каждые несколько ярдов, чтобы желающие могли пожать руку Джиму, одобрительно похлопать по плечу Полли и с интересом полюбоваться несколькими квадратными дюймами личика новорожденного, не скрытыми кислородной маской.

Полли и Джим в свою очередь изо всех сил подыгрывали толпе. Выражение изумленного блаженства на их лицах при виде еще влажных от штукатурки стен новой пристройки к их скромному жилищу послужило всем, кто приложил к этому руку, более чем достаточной наградой. Аналогичную реакцию вызвала и груда подарков, разложенных внутри помещения, как экспонаты на выставке.

Тони позволил им некоторое время полюбоваться свалившимся на них богатством, но потом решительно настоял, чтобы Полли с ребенком ложились в постель. Пока он распеленывал мальчика, хозяева о чем-то тихо шушукались, а спустя мгновение входная дверь снова открылась, и Джим вышел на порог. Он оставил ее слегка приоткрытой, поэтому доктор и Полли слышали все, что происходило снаружи.

— Задержитесь немного, друзья! — раздался звучный голос Джима, в котором проскальзывали, однако, дрожащие нотки волнения. — Я хочу сказать всем вам, как глубоко благодарны мы с Полли за все, что вы для нас сделали. Но я не оратор и даже не знаю, с чего начать. Не стану врать, что ваша забота была для нас полной неожиданностью, — вы поступили так, как должно поступать добрым соседям и настоящим друзьям. Когда мы с Полли поселились здесь… Нет, мы всегда были далеки от политики и всяких там течений, просто нам нужно было где-то приткнуться, а в Сан-Лейк-Сити нам понравилось.

Многие из вас знают или догадываются, как сильно хотели мы этого ребенка. К сожалению, на Земле у нас ничего не получалось. От этого мы чувствовали себя какими-то отщепенцами, перекати-поле, и эмигрировали мы тоже по этой причине. Мы соединили свои судьбы с вашей общиной, потому что сначала нас устраивали условия. Ведь это здорово, когда отношения людей складываются на основе взаимопомощи и совместного труда, а все усилия направлены, как записано в Статусе колонии, на «расширение горизонтов для всего человечества». Пусть не сразу, но мы тоже прониклись этой благородной целью и тогда ощутили себя членами одной дружной семьи, а не просто служащими какой-нибудь коммерческой компании.

Да, друзья, не сразу открылись у нас глаза, но вы были рядом все это время, вы помогали нам и знаете, что сегодня я не кривлю душой и говорю чистую правду! Мы теперь одно целое, и эта пристройка — только наглядное тому свидетельство. На Земле такое немыслимо, да и на Марсе, в других поселениях, пожалуй, тоже. А потом случилось это чудо, и док сказал, что на сей раз у нас может получиться…

Вот тогда мы с Полли пораскинули мозгами и кое-что придумали. Пускай это прозвучит глупо или смешно, но мы уверены, что только здесь это и могло произойти. Вот наш первенец, вы все его видели. Надеюсь, никто не станет возражать, если я скажу, что мы твердо решили назвать его Сан Лейк Кендро…

Джим на мгновение умолк, словно у него перехватило дыхание. Собравшиеся перед крыльцом люди тоже молчали, и молчание это было зловещим и тяжелым, как будто в голову каждому одновременно пришла одна и та же мысль.

— Может, кому из вас, друзья, наша идея покажется несвоевременной, продолжал Джим, справившись с волнением, — но мы с Полли так не считаем. Нет, если большинство будет возражать, мы придумаем малышу другое имя… Но я вот еще что вам скажу. Согласен, дела у нас сейчас обстоят паршиво, но Комиссии и комиссару Беллу, а также любому другому желающему придется набить немало шишек и зализать немало ран, прежде чем нас удастся выставить вон с Марса!

— Молодец, Джим! Правильно сказал! — выкрикнул Ник Кантрелла и повернулся к толпе, взметнув над головой обе руки со сжатыми кулаками. — Кто согласен с тем, чтобы назвать парнишку Сан Лейк Кендро?

Дружный рев одобрения стал ответом на его слова, и даже у Тони Хеллмана немного отлегло от души, хотя он-то лучше других понимал, как беспочвен этот голый энтузиазм.

Загрузка...