Я решил попробовать один приём из сёрфинга, который доступен только тем, кто владеет Яром или Ярой, если это девушка. Технику выполнения я, как интересующийся темой, в теории знал, поэтому оставалось только подключить резервуар.
Волны были небольшими, но под мою задачу подходили. Поначалу у меня ничего не получалось, но в какой-то момент я почувствовал некий внутренний баланс и исполнил приём почти в совершенстве!
От радости, я позабыл о планах полетать ночью и катался несколько часов, опомнившись только тогда, когда израсходовал весь свой Яр. Я понимал, что он скорее всего не вернётся. Но моё мнение было таково, что нет никакого смысла всю оставшуюся жизнь беречь половинку резервуара, которую нормальный человек восстанавливает за сутки. Лучше уж с удовольствием её потратить.
На обратном пути я поразмыслил над тем, нужно ли рассказывать отцу о том, что произошло с Гуриели и о том, что ко мне возвращался Яр, в частности. Для меня это означало конец спокойной жизни, таскание по обследованиям и, возможно, новые угрозы моей безопасности с целью вызвать во мне ещё один прилив Яра.
Учтя эти факторы, я сделал вывод, что отцу звонить не буду, а буду молчать до последнего. Дальнейшие события показали, что это было верным решением.
Когда я приехал домой, меня встретил взволнованный Тарас. Он вырос в доме моего отца, Михаила Мартынова, а потому побаивался его по старой памяти. Перед самим же князем Юрием Мартыновым, моим дедом, он просто впадал в транс, как мышь перед удавом.
На самом деле, змеи не гипнотизируют свою добычу, но эта расхожая фраза хорошо иллюстрирует отношение Тараса к моим отцу и деду. Причём, оба они к прислуге всегда относились хорошо, дело было, вероятно, в самой ауре их властности и силы.
– Матвей Михайлович, батюшка ваш здесь. Наверху ждут, – прошептал он.
Я кивнул и отправился по лестнице наверх.
Это было нетипично для моего отца, вечно занятого то политикой, то деловыми переговорами, связанными с принадлежащими нам предприятиями, а чаще всего всем вместе.
– Здравствуй, отец, – сказал я, входя в комнату.
– И ты здравствуй, Матвей, – ответил отец. В комнате он был один. – У нас мало времени, присядь.
Я сел.
– Ты знаешь о том, что вчера, во время твоей смены во дворце, утонул княжич Гуриели? – не то спросил, не то сказал Михаил Мартынов.
– Я видел в новостях, – кивнул я.
– Сейчас люди Его Императорского Величества опрашивают всех, кто там был. Неофициально, разумеется, – сказал отец, – ты знаешь, что-нибудь об этом?
– Нет, – ответил я.
– Не смей мне лгать! – хлопнул по столу отец. – На камерах видно, как ты входишь в ту же комнату, где были Гуриели и эта…
Он замолчал на секунду, вспоминая.
– Фрейлина Аматуни!
Я молчал.
– Мы сейчас поедем к князю Мартынову, там будет человек императора, тебе придётся отвечать на его вопросы. Ты понимаешь это? – спросил отец. – Только влияние твоего деда, и то, что ты Мартынов, позволяет нам неофициально беседовать с этим человеком, а не тратить десятки тысяч рублей на адвокатов, чтобы отмазать тебя от тюрьмы где-нибудь под Новониколаевском.
– Как будто вы не рады были бы избавиться от меня таким образом, – не удержался я от ядовитого замечания.
– Молчать! – гаркнул отец. – Несмотря ни на что, ты мой сын, Матвей. Тебе есть, что мне рассказать?
– Ну, что я могу рассказать, отец? Ты думаешь, я убил его? – горько усмехнулся я. – Я, пустышка Матвей? Княжича?
– Нет, конечно, Матвей, – понурился отец, – конечно, ты не мог…
– Признайся, отец, а ведь ты был бы рад, если бы у меня вдруг обнаружилась сила, и выяснилось, что я убил его в стычке? Не пожалели бы со старым князем денег и обещаний, чтобы я легко отделался, выставили бы как дуэль чести? В конце концов, кто такие Гуриели против Мартыновых в глазах Его Императорского Величества и всего высшего света…
Отец задумчиво посмотрел на меня.
– А пожалуй, что и так, сын, – протянул он. И спросил с надеждой: – А что, обнаружилась?
– Нет, – покачал я головой, – конечно, нет. Я пуст, как всегда.
– Я знаю, что у покойного нет никаких внешних повреждений, кроме полученных от удара об воду уже после смерти. Вскрывать его князь Гуриели запретил, а после внешнего осмотра патологоанатомы заявили, что, скорее всего, он умер от ярового шторма, – сказал отец. – Значит, он умер, выпустив больше Яра, чем мог себе позволить.
– Ну так не я же ему сопротивлялся и не фрейлина Аматуни, – поднял я бровь, как бы приглашая отца вместе посмеяться над глупостью подобного предположения.
– Да, это верно, – пожал плечами отец, – так что же там случилось?
– Я не знаю, – начал врать я, – я услышал какие-то вскрики, мне показалось, что нужно вмешаться, я вошёл и увидел княжича возле окна. В следующее мгновение он уже летел вниз.
– Это правда? – подозрительно произнёс отец.
– Да, – кивнул я, – ну, подумай сам, какие ещё варианты.
– А что, если я тебе скажу, что фрейлина Аматуни, заявила, что ты убил его? – резко спросил отец. Меня бросило сначала в жар, потом в холод. Он продолжил: – Характер княжича Гуриели был всем известен, ему ничего не стоило начать ссору, особенно, если ему помешали добиваться взаимности от юной фрейлины.
Конечно, я знал Елизавету Георгиевну меньше одной ночи, но я не мог поверить, чтобы она такое заявила, даже под давлением, особенно после вчерашнего. С другой стороны, что я тогда знал о давлении? Вечер этого дня открыл мне глаза на многое в вопросе получения информации от людей, попавших под подозрение.
– И как же я это сделал? Щит выставил такой, что Гуриели, силясь его пробить, погиб от ярового шторма? – со всей возможной иронией спросил я.
– Конечно, нет, Матвей, – вздохнул отец, – я просто проверял тебя. Как сообщили твоему деду по негласным каналам, фрейлина только плакала и говорила, что Гуриели что-то показывал у окна с помощью Яра и вдруг свалился вниз. Потом она испугалась и попросила тебя проводить её до машины.
Я промолчал.
– Непонятно только, что вы делали в другой комнате, – закончил отец.
– Да ничего, там она расплакалась, попросила никому не рассказывать, чтобы сберечь её честь, которая, кстати, не пострадала. Потом я помог ей привести себя в порядок и проводил к машине.
– То есть, ты молчал, потому что она тебя попросила? – в голосе отца звучало облегчение.
– Ну естественно, – протянул я, даже слегка присев для достоверности.
– Хорошо, Матвей, сейчас мы поедем к деду, где ты всё расскажешь агенту Его Величества.
Я кивнул.
– И ещё, – очень серьёзно сказал отец, – это может оказаться очень неприятным.
Тарас отвёз нас на ближайшую многоэтажную парковку, на крыше которой была площадка для вертолёта. Там нас уже ждал вертолёт с нашим гербом, который и доставил меня, отца и Тараса в поместье моего деда, князя Юрия Мартынова.
Тарас отправился на кухню, а нас с отцом проводили в сад. На ходу я достал «ладошку» – плоский телефон без кнопок с экраном во весь размер корпуса – чтобы посмотреть время. Не трудно догадаться, что размером «ладошки» обычно примерно с ладонь с выпрямленными пальцами. Мою, кстати, производят у нас в княжестве Финляндском, на заводе «Нокиа». Нужно сказать, что доля в производстве есть и у моего деда.
Мы подошли к роскошной беседке, где сидели сам князь Мартынов и какой-то неприметный господин, имя которого осталось неназванным.
Поздоровавшись, мой отец сел напротив князя и неприметного господина. Я же остался стоять. Отец подробно передал суть разговора со мной, не забыв упомянуть, что умолчал я о несчастном случае, постигшем княжича Гуриели, дабы сберечь честь фрейлины Аматуни.
Невзрачный господин внимательно выслушал и что-то быстро записал на «ладошке».
– Это правда? – спросил он, глядя прямо внутрь меня своими тусклыми глазами.
– Да, сударь, – кивнул я.
– Что ж, – он поднялся и одёрнул пиджак, – тогда говорить больше не о чем. А впрочем…
Я почувствовал, как невидимая сила бросает меня на свободное пространство перед беседкой. Как прижимает к земле, как сдавливает все суставы нестерпимой болью. Я сжал зубы. В глазах потемнело.
Вдруг сила пропала так же внезапно, как появилась. Я посмотрел в сторону беседки, князь Мартынов, мой отец и неприметный господин, смотрели в мою сторону.
– Что?.. – хотел спросить я, как пытка началась снова для того, чтобы прекратиться в следующее мгновение.
Я понял, что происходит. Неприметный человек атакует меня волнообразной пыткой, настолько болезненной, настолько нестерпимой, что любой, у кого есть Яр, воспользуется им, только чтобы это прекратить.
Снова волна боли. Снова перерыв. Я перестал понимать, сколько это продолжается, перестал понимать, кто я такой и где нахожусь, остались только мгновения продыха и вспышки боли. В какой-то момент я осознал, что инстинктивно выставляю перед собой руки, пытаясь сделать щит, как за день до этого с Гуриели. Но мой резервуар был пуст после сегодняшнего катания на сёрфе.
В тот момент, я бы, наверное, предпочёл, чтобы у меня был Яр, чтобы выставить щит, а ещё лучше ударить в ответ. По зрелом размышлении, тем не менее, очевидно, что мне повезло, что я опустошил свой резервуар заранее и тем самым не смог выдать себя, защищаясь от атак неприметного господина.
Наконец, пытка прекратилась. Боль ушла сразу, как будто её и не было.
– На этом всё, – бесцветно сказал тусклый господин, – Ваше Сиятельство, Ваше Сиятельство, Ваше Сиятельство, – кивнул он нам троим по очереди и удалился.
Я поднялся с земли.
– Матвей, ты в порядке? – спросил дед.
– А как вы думаете, Ваше Сиятельство? – криво улыбнулся я. – Почему ему позволено пытать княжичей? Почему вы не вступились за сына и внука?
Отец промолчал. Ответил князь:
– Потому что это человек, который выполняет особые поручения Его Величества.
– И что, ему позволено пытать внуков князя Мартынова? – спросил я, уже догадываясь о том, какой ответ меня ждёт. – Император как никто другой понимает, что его власть держится только на верности ему князей.
– Само собой, Его Величество помнит об этом каждую секунду своей жизни. Но здесь ситуация уникальная. Во-первых, предположительно, имел место поединок в императорском дворце. Наказание за это полагается весьма суровое для обоих участников, а тут один из этих возможных участников мёртв. Значит, нужно доскональное разбирательство. Пытал он тебя, пытаясь спровоцировать на применение Яра, чтобы убедиться, что ты никаким образом не мог сражаться с Гуриели. – Ответил дед.
И добавил то, чего я и ожидал:
– А, во-вторых, Матвей, ты должен понимать, что существует разница, кого из внуков князя пытать: наследника или сына моего младшего сына, обладателя Яра или…
– Пустышку, – закончил за старого князя я. Отец тяжело выдохнул.
– Именно, – кивнул дед. – Но есть и хорошая новость. За годы своей службы этот человек так обращался не только с тобой, и его власть длится ровно столько, сколько он будет полезен Его Величеству. И даже Его Величеству иногда приходится идти на компромиссы…
– Ты намекаешь, что в какой-то момент император может отдать этого человека на расправу князьям, которые имеют на него зуб? – уточнил я.
– Я не намекаю, а прямо говорю. Всё, как писал Макиавелли, – дед мечтательно улыбнулся: – Вполне может быть, что это случится ещё на моём веку. Как бы там ни было, ты – мой внук, Матвей.
«Которого ты стыдишься» – подумал я. Вслух же я задал вопрос, который меня по-настоящему волновал в данный момент:
– А фрейлину он тоже будет пытать?
– Конечно нет, Господь с тобой, – князь даже удивился. – Всем известно, что женская сила не предназначена для боя.
Это действительно было так. Щит мужчины можно сравнить с деревянной доской для того, чтобы разбить которую, нужно приложить резкое однократное усилие. Защита женщины же, это скорее мягкая подушка, которую нужно долго продавливать, чтобы порвать.
Сильный удар по доске в случае неудачи сломает вам руку, сильный удар по подушке просто потратит ваше усилие напрасно. Поэтому, удары по щиту мужчины могут вызвать у нападающего яровой шторм от сильного напряжения, удары же по щиту женщины для нападающего безопасны.
– Что у тебя с ней? – спросил молчавший дотоле отец.
– С кем? – я притворился, что не понимаю.
– С фрейлиной Аматуни, – нахмурился отец.
– Да ничего, – пожал я плечами, – я помог даме в трудной ситуации, проводил до машины, вот и всё. Вы сами так меня воспитали.
– Это-то понятно и естественно, – ответил отец. – Но важно, чтобы ты понимал: княжна Аматуни – не девка какая-нибудь простая, с ней нельзя будет просто расстаться. Если дойдёт до постели, ты будешь обязан на ней жениться, и князь Аматуни использует это как повод, чтобы породниться с нами.
Отец замолчал, задумавшись, как будто эта гипотетическая ситуация требовала разрешения прямо сейчас. Дед продолжил за него:
– Аматуни, конечно, не последний род в Российской Империи, но мы – это мы. Если они хотят с нами породниться, они должны дать нам, мне, как князю Мартынову, в первую очередь, что-то большее, чем просто подложить дочку под одного из Мартыновых. Даже под такого, как ты.
– Вы же знаете, что это невозможно по самой природе вещей, – ответил я. – Из-за моего пустого резервуара ни одна женщина не захочет со мной уединяться… в этом смысле.
– Знаем, – кивнул отец, – но также мы знаем, что вы, держась за руки, уединились в комнате, которая как раз для этого и существует, и провели там какое-то время вдвоём. Поэтому предупреждаю. Возможно, она действует по указке князя Аматуни, который решил с нами породниться, зная, что на такого жениха, как ты, спроса среди влиятельных родов не будет.
«Что ж, на сегодня я получил достаточно пыток и унижений» – решил я.
– Ваше Сиятельство, – намеренно официально обратился я к деду, – разрешите откланяться?
Князь махнул рукой. Я обозначил поклон деду, затем отцу. С облегчением направился к вертолёту, посмотрел на время. Цифры на часах меня натурально огорошили: оказалось, что с момента нашего прилёта не прошло и двадцати минут. Мне же казалось, что только одна пытка продлилась часа полтора.
– Барин, барин, – ко мне со стороны княжеского дома подбежал, дожёвывая что-то, Тарас и принялся меня оттряхивать от земли и травы, которые успели налипнуть на мою одежду, пока меня пытал неприметный господин. – Что же это такое?
– Да так, Тарас, не важно, – я махнул рукой.
Вертолёт доставил нас обратно к нашей машине. Тарас сел за руль, и мы отправились домой. У самого здания я увидел припаркованный автомобиль, показавшийся мне знакомым. Мы с Тарасом уже направлялись к двери в нашу квартиру, на первый этаж которой можно было зайти прямо с улицы, когда из припаркованной машины вышел водитель и обратился ко мне:
– Добрый вечер, Матвей Михайлович Мартынов?
– Добрый вечер, – кивнул я.
Водитель протянул руку со сложенным конвертиком. Тарас взял его и передал мне. Водитель вернулся в машину. Вот содержание конвертика:
"Здравствуй, Матвей,
Не удивляйся, что пишу тебе. Меня сегодня опрашивали на тему несчастья, постигшего нашего общего знакомого. Я рассказала, как всё было, а именно, что он, рисуясь перед нами, выпал из окна. Больше я ничего сказать не смогла, расплакавшись. Пришли ответ с водителем, а лучше приезжай вместе с ним и отведи меня на ужин.
Елизавета"
– Тарас, передай водителю, что я приведу себя в порядок и поеду с ним, – сказал я, складывая записку в карман. – И приготовь мне костюм. Нет, лучше фрак.
Я поднялся к себе и молниеносно принял душ. Когда я вышел, фрак ждал меня на стуле. Тарас быстро посушил мне волосы феном. К сожалению, он не умел сделать даже минимальной укладки, поэтому я предпочитал стричься достаточно коротко. В противном случае, мне приходилось бы постоянно посещать цирюльника, чего мне совершенно не хотелось.
Одевшись с помощью Тараса, я спустился и сел в машину. На пути к Константинопольскому дому князя Аматуни я проверил свой резервуар. Он был пуст. Что ж, жил всю жизнь без Яра, нечего и начинать. Я погрузился в мысли о фрейлине и о предстоящей встрече. По моим прогнозам, при встрече со мной фрейлину должно было ждать очень неприятное удивление.