— Как я выгляжу? — крутится у зеркала в гардеробной Обезьянка, придирчиво разглядывая свое отражение.
— Потрясающе, как и всегда, — говорю я, застегивая молнию на брюках.
— Ты уверен? Может мне надеть что-то менее броское? — спрашивает с сомнением. — Я в этих серебристых пайетках толстая и блестящая. Как шар на новогодней елке…
— На дворе июнь, детка.
— Тем более!
— Прекрати, ты прекрасна, — парирую спокойно.
Надеваю футболку и подхожу к Царице со спины. Одной рукой обнимаю за плечи, притягивая к себе. Второй заползаю ладонью под подол ее платья, легонько сжимая попку. Целую в раскрасневшуюся щеку, под ее внимательным взглядом в зеркале, и шепчу на ушко:
— Жду не дождусь момента, когда мы вернемся домой и я сниму с тебя это платье…
— Потому что оно ужасно на мне сидит, да?
— Марта-а-а, — закатываю я глаза.
— Ну что? — бурчит она обижено. — Посмотри вот сюда, — тычет пальцами в лиф. — Они не умещаются в этот долбанный вырез! А сюда, — на живот, — он уже выпирает если встать боком и даже свободный покрой платья не спасает. И задница моя…
— Задницу не трогай, — предупреждающе шлепаю по озвученной части тела. — Она моя. Святая и неприкосновенная часть твоего прекрасного тела. Выпирающий животик это естественно, у тебя там, на минуточку, наш ребенок сидит. Или лежит? Короче, растет…
— А сиськи?
— А что с ними не так?
— Они огромные!
Я ныряю взглядом в декольте Царицы. По моим губам расплывается улыбка чеширского кота. Да, сиськи просто огонь! И для этого платья их и правда… много. Лиф обтянул упругие груди, выставляя на показ соблазнительную ложбинку. И смотрится это чертовски секусально. Моя беременная жена — ходячий секс.
— Ясно все с тобой, — фыркает Обезьянка. — От тебя поддержки я не дождусь.
— Поддержки в чем? — офигеваю я. — В попытке загнобить себя?
Марта хмурится.
Снова оглядывает свое отражение в зеркале и вздыхает:
— Ладно, я просто волнуюсь, — говорит, прильнув ко мне всем телом.
Я обнимаю ее, укладывая подбородок на макушку.
— Все пройдет замечательно.
— Знаю…
— Тогда чего волнуешься?
— Не знаю.
— Обезьянка, — смеюсь я.
Она в ответ улыбается. Накрывает своими ладонями мои, переплетая наши пальцы. На безымянных поблескивают обручальные кольца. Подумать только, всего месяц прошел со дня нашей свадьбы и четыре со дня знакомства, но уже столько успело произойти: от зачатия нашего мелкого до победы в чемпионате. Какая стремительная эта зараза — жизнь. И как сильно иногда хочется замедлить бег времени. Я не успеваю насладиться. Ей, нами, нашим новым статусом и положением. Мало мне. Всего!
— Пора ехать, — вздыхает Обезьянка. — Ты готов? — спрашивает, крутанувшись в моих руках. — Ой, воротничок замялся, — сосредоточено разглаживает воротник моей футболки-поло.
Я, не удержавшись, поддаюсь вперед и ловлю своими губами ее губы. Накрываю на удивленном выдохе. Целую, медленно умирая от понимания того, что в ближайшие несколько часов уединиться нам не светит. Родители уже ждут нас в ресторане. Но вот потом…
Потом мы оторвемся на полную катушку. Это я и даю Царице понять, углубляя поцелуй и крепко ее в себя вжимая. Ныряя ладонью под подол ее платья, поглаживаю лениво, забираясь пальцами под резинку трусиков и ниже. Еще ниже. Касаясь заветного местечка.
Марта тихонько стонет и начинает брыкаться:
— Стой, стой, стой… Арсений, стой!
— Стою, — выдыхаю. — Уже везде где надо стою.
— Дурачок! — хохочет женушка. — Не надо так, а то мы рискуем никуда не поехать.
— Хороший план. Нет?
— Нет!
— Я быстро, мы успеем…
— Исключено! — отскакивает от меня Царица и шлепает меня по руке, которую я снова тяну к ее попке. — Я не хочу быстро. Я хочу качественно и долго, — строжится. — Но не сейчас. Нам нужно сообщить твоим родителям новость, — раскрасневшаяся, растрепанная, но такая горячая одергивает платье, поправляя. — Я что, зря так заморочилась со всем этим ужином? Только представь лицо Ирины Георгиевны, когда она узнает…
Представляю.
И жена моя представляет, отчего в ее глазах начинает плясать озорной огонек.
— Поехали! — хлопает Марта в ладоши и выскакивает из гардеробной прежде, чем я успеваю хоть что-то ответить.
Я качаю головой и улыбаясь, иду следом.
Слово жены — закон. Кажется так звучит первое и единственное правило кодекса подкаблучников?
Но, по правде говоря, мне и самому не терпится сообщить матери такую долгожданную для нее новость. Мы с Обезьянкой по-честному молчали до последнего. Пока живот не начал очевидно расти. Еще маленько, и уже никакие мешковатые толстовки и платья не скроют нашего “интересного положения”. А это значит, что прямо с завтрашнего дня звонков и визитов Ирины Георгиевны к нам станет в разы больше. И это в лучшем случае. В худшем — она вообще переедет…
Шутка.
Но не лишенная доли правды.
Родителям Царицы мы сказали еще до свадьбой. Ну как мы? Я. Когда, отдавая дань традиции, поехал к ним знакомиться и просить руки их дочери — мой язык зажил собственной вольной жизнью. Обезьянка говорить не хотела. Мол, рано, лучше после свадьбы и прочее бла-бла. А вот я не сдержался. Выйдя с Марком Романовичем на балкон, на мужской разговор тет-а-тет, взял, да и ляпнул со счастливой улыбкой олуха на лице:
— Марк Романович, а у вас скоро родится внук.
То ли это было на стрессе, то ли с испугу. Так-то я впервые в жизни руки и сердца чьей-то дочери просил! Да и, в целом, с родителями избранницы знакомился в первый и, уверен, последний в жизни раз. Но слова вылетели сами. А, как известно, обратно их уже не вернуть.
В общем, думал Обезьянка меня там же и порешает. Только позже понял почему. Когда нам еле удалось отбиться от предложения Людмилы Витальевны — мамы Марты — о их с мужем переезде в столицу. Мол, и к внукам ближе, и город больше. А то, что у ее мужа в их городе была стабильная хорошая работа и квартира, в которой они только недавно сделали ремонт — женщину мало волновало.
Нет, разумеется, я ничего не имею против помощи бабушек и дедушек и крепкой связи с родственниками. Но, камон? Представьте, в какой вечный хоровод превратилась бы наша с Обезьянкой дальнейшая жизнь? А мы молодожены. Нам уединения хочется. Мы еще не натра… кхм, не успели насладиться супружеством и всеми из него вытекающими. До ресторана с Обезьянкой доезжаем за час с небольшим. На улице стоит теплый летний вечер. Вокруг все зеленое, цветущее и благоухающее. Птички поют, машины гудят, люди шумят. Улицы трещат от обилия выползших из своих квартир горожан.
Я паркуюсь в кармане у ресторана и выхожу первый, открывая и придерживая своей Царице дверь. Она, выпорхнув с переднего пассажирского, привстает на носочки и чмокает меня в нос.
— Спасибо, мой рыцарь.
— Всегда пожалуйста, моя королева.
— И чего это ты так расстарался, Бессонов?
— У меня большие ожидания от предстоящей ночи.
— Так я и знала, — притворно вздыхает Обезьянка, — все старания исключительно ради секса.
— Не всегда, — захлопываю дверь. — Иногда исключительно потому, что я люблю тебя.
— Но не сейчас? — вперивает в меня свой пытливый взгляд Царица.
— Ну, — почесываю подбородок, якобы задумавшись, — пятьдесят на пятьдесят?
— Вот зараза, — качает головой жена. — А я то думала, что я просто вышла замуж за джентльмена.
— Детка, я хоть раз давал тебе повод так обо мне думать?
— И правда, что это я кислое с пресным попутала…
Мы переглядываемся. Смеемся. Она знает, что для нее я готов быть кем угодно: от джентльмена до супермена. Сколько бы я не хорохорился. Я знаю, что она это знает. И что любит и принимает меня со всеми косяками. Что это, если не идеальный союз?
Обезьянка кладет свою ладошку мне на щеку и мимолетно целует.
— Не забудь пакеты, — шепчет у моих губ.
— Будет сделано, — шепчу в ответ.
Метнувшись к багажнику достаю два бежевых подарочных пакета для родителей и, поставив тачку на сигналку, догоняю свою Царицу у дверей ведущих в ресторан. У входа, столкнувшись нос к носу с парочкой хоккейных фанатов, раздаю быстрые автографы и вежливо отделываюсь от фото сославшись на важную встречу.
Мы с Царицей заходим в ресторан. В помещении играет легкая музыка и стоит тихий гул голосов посетителей. Оглядываемся. Мать с отцом уже на месте. Сидят за забронированным нами столиком и о чем-то переговариваются пока еще не замечая нас.
Обезьянка едва заметно передергивает плечами.
Я кладу ладонь ей на поясницу, успокаивающе поглаживая.
— Идем? — киваю, подхватывая и сжимая ее ладошку в своей. Ободряюще улыбаюсь и тяну за собой, вперед по проходу к нужному нам столику.
Матушка замечает нас первая. На ее губах расцветает довольная улыбка, а в глазах гордость, когда она опускает взгляд на наши с Обезьянкой руки. Наверное, пока я сам не стану отцом, не смогу понять ее непомерного рвения женить меня. Но понять то, что Марта моей матери нравится — на это у меня жизненного опыта и проницательности хватает.
— Мам, пап, привет.
— Ирина Георгиевна, Владимир Александрович, здравствуйте!
Оба родителя поднимаются на ноги, тепло нас встречая.
— А мы вас уже потеряли.
— Пробки в городе. Вы еще не делали заказ?
— Нет, решили подождать вас.
Покончив с приветственными обнимашками, я подзываю к нам официанта и отодвигаю для Обезьянки стул. Сам сажусь рядом, наблюдая за ней. Вроде градус ее нервозности немного падает. Волнение моей жены выдает, разве что, румянец на щеках и забавная привычка сжимать и разжимать пальцы.
Уличив момент, накрываю ее ладошки своей, останавливая. Ловлю ее благодарную улыбку. Мы делаем заказ и между нашей четверкой завязывается ненавязчивый разговор. Пока на столе медленно появляются салаты и закуски, мы обсуждаем все: от предстоящего хоккейного сезона до нашей свадьбы, на которой мы со все командой знатно гудели почти три дня. Это было событие таких масштабов, что почти все спортивные каналы мельком, но упомянули о нашей с Царицей росписи. Самые фартовые даже получили от нас короткое интервью из двух слов:
— Поженились и счастливы.
В огромном загородном особняке, на выездной регистрации, мы собрали всех друзей и родных, устроив реально сказочную церемонию бракосочетания. От воспоминании о том дне и о моей Обезьянке в белом платье — до сих пор ком в горле встает. Эта весна в моей жизни выдалась по-настоящему яркая.
Выныриваю из мыслей, когда к нашему столику подходит официант с горячим и бутылкой красного вина. Ставит четыре бокала. Я свой отодвигаю:
— Я за рулем, — объясняю, а у самого голос проседает до хрипа.
Поерзав на стуле, смотрю на Царицу, взглядом говоря: когда, если не сейчас. Она, едва заметно, кивает, тоже отодвигая свой бокал, жестом дав понять официанту, что он ей не понадобится. Парень забирает лишнюю посуду и ретируется. Оставляя нас вчетвером.
— Марта, деточка, а ты тоже не будешь вино? — спрашивает матушка.
Обезьянка смущенно улыбнувшись, качает головой.
Я тянусь к пакетам у нас за стульями.
— Мам, пап, мы вообще-то сегодня не просто так устроили этот ужин.
— Правда? — хмыкает отец. — А мы-то думали, что вы просто по нам соскучились.
— Не без этого! — пихает меня локотком по ребрам Царица. — Но есть и кое-что еще. Вот, — забирает у меня пакеты, протягивая родителям, — это вам от нас небольшой презент.
— Какой еще презент, вы чего удумали? — охает мать. — Зачем вы тратитесь, дети?
— Да мы, собственно, не сильно тратились, — улыбается Царица, обнимая меня за руку. — Просто хотели сделать вам приятно. Надеюсь у нас это получилось, — договаривает тихо.
— Нам приятно уже то, что вы нашли время в вашем плотном графике, чтобы с нами встретиться, — отмахивается беззаботно мама, — остальное, знаете, такие мелочи, — посмеивается, доставая из пакета небольшую картонную коробку с бантом.
Мы улыбаемся, переглядываясь.
Знала бы она, что ее ждут за “мелочи”…
— А упаковали-то как красиво, — приговаривает Ирина Георгиевна, потянув за белую ленточку, развязывая массивный бант. — Ну вот, теперь мне неудобно, что мы без подарков пришли. Сынок, так нельзя же!
— Можно, мама, можно, — киваю и бросаю взгляд на отца.
Он уже открывает крышку.
Обезьянка крепче сжимает мою руку.
Батя хмуро заглядывая внутрь коробки, спрашивает:
— Что это? — достает оттуда маленькие голубые пинеточки. — Погодите, это… — вскидывает взгляд. — Да ладно… — теряет дар речи будущий дед.
Мы с Царицей синхронно задерживаем дыхание.
Матушка тоже открывает свою коробку.
Ей хватает ровно двух секунд, чтобы проанализировать увиденное, после чего с ее губ срывается рваный выдох. Губы мамы начинают дрожать. Она смотрит на нас и на содержимое коробки. На коробку и на нас. Трясущимися руками роняет крышку, совершенно того не замечая, и достает из коробки крохотную распашонку с машинками и открытку с аистом. По щекам родительницы катятся слезы, когда она переворачивает открытку и читает шепотом:
— Привет, бабуля, — дрожит ее голос. — Ж-жди меня в январе. Твой… внук, — вскидывает взгляд на нас. — Внук? Вы… вы что… правда…? — всхлипывает матушка, прикрывая рот ладошкой. — Правда?! — смотрит на Марту.
Тут уже и моя жена не выдержав, начинает плакать.
Кивает, сквозь слезы с улыбкой, говоря:
— Мы беременны. У нас будет мальчик.
— Деточка моя-я-я! Золото ты мое! Любимые вы мои!
— Мам, спокойно, дыши, — вскидываю я руки.
— Да какой тут “дыши”, Сеня? Тут такое… Такое! Идите сюда! — подскакивает с места матушка. — Я бабушкой буду. Буду бабушкой! Представляете?! — заявляет громко, на весь ресторан, который тут же сотрясают понятливые смешки и аплодисменты.
Мы с Царицей смеемся. Обнимаемся. Я получаю поздравления от отца. Сдержанные на слова, но богатые на эмоции. Впервые в жизни вижу, как в глазах бати блестят непролитые слезы. А уж про наших женщин, думаю, и говорить не нужно.
Соплей в этот вечер было много. Счастья — полный ресторан. И разговоров о предстоящем появления ребенка столько, что к завершению ужина у моей матери точно должна была образоваться мозоль на языке. Никогда я не видел ее такой взбудораженной.
Смотрю на все это и думаю, наш парень точно вырастет тем самым нарциссом с комплексом бога, каким однажды обозвала меня Обезьянка. С такими-то гиперактивными бабушками и дедушками.
Хотя, давайте честно?
У нашего пацана такие шикарные гены, что другим он просто вырасти не может!
МОТ — Когда мужчина влюблен
— Деталь один соединить с деталью два стянув конфирмантом, — читает Арсений, хмурясь.
— Логично, — кивает Ярик, оглядываясь. — Про один и два. Ты видишь первую?
— Полагаю это изголовье. Если верить рисунку. А два? И что такое, мать твою, конфирмат? — спрашивает Арс почесывая висок кончиком того самого конфирмата.
— Шуруп, который у тебя в руке, балда, — пихает друга в плечо Ярик.
Я прикрываю рот ладошкой тихонько прыская от смеха. Благо мужчины этот смешок не слышат, увлеченно изучая всю глубину инструкции по сборке детской кроватки. Это выглядит забавно. Особенно растерянное выражение лица Бессонова — живое воплощение фразы: смотрю в книгу вижу фигу. Прелесть.
— Нашел вторую, — бурчит мой муж.
— Отлично. Ставим и крутим, — командует Ремизов.
О, кажется дело сдвинулось с мертвой точки?
А, нет, упс. Что-то трещит и падает…
Мужчины делают новую попытку. Но на этот раз промахиваются с деталью. Не то прикрутили, и не туда. Третья тоже не увенчалась успехом. Шуруп, неожиданно отрекошетив, едва не прилетает Ярику в лоб. А спустя полчаса у этих красавцев идеально владеющих клюшками, но хреново инструкциями получается что-то, что мало походит на каркас будущей кроватки.
Я качаю головой, привалившись плечом к дверному косяку в детской. Интересно, как быстро им надоест возиться самим? У меня наготове уже номера, как минимум, трех фирм, где можно вызвать “мужа на час”.
Слышу как в коридоре хлопает входная дверь. Оглядываюсь, улыбаясь:
— Приветик!
— Привет, — машет мне Релька, скидывая пуховичок и ботинки. — Бр-р-р, какая на улице холодрыга! Еле вытащила Ральфа на прогулку, представляешь? — стягивает с головы шапку и идет ко мне. — Даже наш любитель снега смекнул, что сегодня можно запросто отморозить себе хвост. А ты чего тут стоишь? — спрашивает, чмокнув меня в щечку.
— Вон, — киваю головой на наших мужчин.
— А-а-а, — тянет Ава, — о-о, а что они делают?
— Собирают кроватку, — пожимаю плечами я.
— Сами? — интересуется с изрядной долей скепсиса сестра.
— Представляешь.
— Давно?
— Кажется, м-м, — бросаю взгляд на наручные часы, — уже часа полтора возятся.
— Прости, что ты говоришь собирают? Кроватку? Тогда почему эта конструкция больше похожа на шкаф? Плохой, косой шкаф…
— Не мне одной кажется, что они делают что-то не так, да?
— Определенно. Знаешь, наши мужчины очень талантливые хоккеисты, но столяры из них весьма посредственные, — задумчиво произносит сестренка.
— Очень на то похоже, — поддакиваю я.
— Мы вас слышим, вообще-то, — оглядывается Ярик, отрывая взгляд от зажатой в руках инструкции. — И, давайте будем объективны, все не так уж и плохо. Привет, Птичка.
Аврелия кокетливо посылает мужу воздушный поцелуй.
— Привет, родной. Не обращай внимания. Мы вас любим. Даже таких.
— Каких это таких? — спрашивает Бессонов одаривая уже меня возмущенным взглядом.
— Любых. Любим вас любых! — нахожусь я. — Детка, может все-таки вызвать мастера по сборке мебели, а? Один звонок и…
— Мы сами справимся! — в унисон выдают Ярослав с Арсением и снова переключают свое внимание на злосчастную детскую мебель. С умным видом кружась вокруг оставшихся в коробке частей и деталей, явно плохо понимая, что следует прикручивать дальше.
Бедное дерево, я слышу как оно молит о пощаде.
Мы с Авой переглядываемся.
— Чаю? — предлагаю я.
— Спасибо, не откажусь, — кивает она.
Мы топаем на кухню, что находится в противоположной от детской комнаты части квартиры. Сестренка с улыбкой оглядывает обстановку нашего с Бессоновым нового семейного гнездышка. Кстати, расположенного в том же ЖК, что и квартира Ремизовых.
Да, вы не ослышались, наши дома разделяет буквально один двор. И мы вполне можем гонять друг к другу в гости в пижаме и домашних тапочках. Нет, не в декабре месяце, конечно. Но в целом это не может не радовать мою тревожную, вот-вот готовящуюся стать матерью, натуру. Первые месяцы материнства мне жизненно необходимо будет присутствие рядом знающего человека. И лучшей кандидатуры, чем сестра — не придумаешь.
Это все так страшно и волнительно одновременно.
Я провожу ладонью по прилично округлившемуся животу. Даже не верится, что до нашей встречи с малышом осталось чуть больше четырех недель. Когда успели пролететь остальные?
— У вас здесь очень уютно, знаешь? — хитро улыбается Аврелия.
— Знаю, — улыбаюсь я. — Над проектом работал классный дизайнер.
— Насколько классный?
— Самый лучший в Москве.
— О-ой, да прекрати, — отмахивается смущенная Ава.
Я оглядываюсь на сестру, подмигивая. Мы с Арсением приобрели эту квартиру три месяца назад и сразу же затеяли ремонт. Мне то было, откровенно говоря, все равно какого цвета на стенах обои и линолеум на полу. Главное, чтобы чистенько. Но Бессонов задался целью свить свое гнездо от и до. И, какое счастье, что в нашей семье есть человек с чувством стиля и отменным вкусом. А еще знанием фотошопа и основ колористики.
Да, вы опять правильно поняли. Это Ава разработала нам с Бессоновым дизайн-проект квартиры. От цвета стен до самого маленького светильника. Целых два месяца мы, под чутким руководством сестры, дотошно выбирали отделочные материалы и заказывали мебель. Мы обошли, кажется, все возможные в столице бутики и салоны. Обставляли квартиру не забывая даже про самые незначительные детали.
Результат превзошел все ожидания!
Апартаменты превратились в квартиру мечты. Во что-то волшебное, словно с картинки модного журнала. Но особое место в моем сердце занимала наша с Бессоновым спальня, откуда открывался самый потрясающий вид на город. Я могла залипать у окна часами. Без шуток! Мой заботливый муж даже купил мне кресло-качалку, в которое я частенько забиралась, укрывшись пледом, с мурчащим на коленях Хаси и дремлющим, похрюкивающим у ног Питти, наблюдать за перемигивающимися в ночи огнями столицы. Это хорошо успокаивает нервы. Не пробовали? Попробуйте.
— Я серьезно, — говорю я, включая на кухне свет, — если однажды у тебя на заладится с иллюстрациями, ты можешь открыть собственное агентство. Отбоя от клиентов не будет.
— Я подумаю. Неплохая идея для стартапа.
Я ставлю чайник закипать. Ава достает из холодильника торт и тарелки из шкафчика над раковиной. Педантично нарезая медовик на кусочки, Релька спрашивает как бы мимоходом:
— А что с твоим?
— С моим чем?
— Стартапом.
Я в непонимании оглядываюсь на сестру, зависая с заварником в руках.
— Я про барбершоп, — поясняет она. — Помнишь, по весне ты хотела в столице открыть свой? Даже помещение присматривала в центре…
— А-а, это! Пока ничего. Сначала мне было финансово не по карману, а потом все так закрутилось. Кубок Арса, наша свадьба, квартира, ремонт, сейчас уже вот-вот и меня в роддом откомандируют. В общем, понятия не имею куда в такой плотный график впихнуть открытие собственного мужского салона. Салон в нашем городе, под чутким маминым руководством, приносит какой-никакой доход, и ладно. Хотя там тоже уже пора бы сделать небольшой ремонт.
— М-м, — тянет сестренка, расставляя тарелки с тортиком на обеденном столе, — тоже верно. Но ты же знаешь, что если попросишь Бессонова, он тебе с радостью поможет? А то и сам все организует.
— Знаю, конечно. Но и ты знаешь, какой у них плотный в этот сезоне график игр, — закатываю глаза. — Этот засранец либо на выездных сериях, либо пропадает в ледовом. И небольшие остатки его свободного времени я предпочитаю занимать другими приятными вещами, — поигрываю бровями.
Ава смеется.
— Ясно, все с вами. Продолжаете спариваться как кролики.
— А вы нет?
— Ну-у, — передергивает плечами Ава, зардевшись. — Вообще, я до сих пор не могу восстановиться после медового месяца, — тут же перескакивает на другую тему. — В том плане, что у меня какая-то затяжная акклиматизация. Меня все время клонит в сон. И слабость эта жуткая. С ног буквально валюсь.
— М-м, — кусаю я губы, присаживаясь за стол напротив сестры. — Слушай, — начинаю осторожно, — а ты уверена, что это не… ну… — киваю, намекая на возможную беременность.
— Уверена, — обрубает Ава поспешно.
— Ладно, — отступаю я, грея ладони о кружку.
Тема беременности для сестры все еще болезненная. Уже прошел почти год, как они с Яриком пытаются сделать ребеночка, но пока безрезультатно. Вот как удивительно бывает: кто-то не хочет и залетает по щелчку, а кто-то жаждет и не может. Откровенная вселенская несправедливость.
Хотя, надо заметить, что последние месяцы сестра стала значительно спокойнее. Начала по-философски относиться к ситуации. Во многом благодаря Ярику. Я говорила, что ее муж — чистое золото? И мой. Мой тоже — настоящий алмаз. Прошу это запротоколировать!
— Своих мужчин — очумелые ручки — пить чай звать будем? — спрашивает Ава.
— Боюсь они слишком увлечены процессом, но попробовать стоит, — посмеиваюсь я. Семейство Ремизовых уходит домой уже в начале десятого. С горем пополам собрав несчастную кроватку, Ярослав с Арсением расставляют мебель в детской по местам и гордо выпячивают грудь колесом, заявляя, что с такой душой ни один мастер по вызову мебель не соберет.
Бесспорно!
Мы с Арсом упаковываем свои тушки в теплые парки, наматывая шарфы до самого носа и выводим Питти на вечернюю прогулку. В отличии от лабрадора Ремизовых — нашему французу морозы не страшны. Эта заводная пигалица скачет по сугробам, что в два раза выше него, роя мордой свежевыпавший снег. К слову, раньше я за ним такой любви к зиме не замечала.
— Хоть кто-то кайфует от температуры минус двадцать пять, — смеется Бессонов, пряча поводок Питти в карман.
— И не говори. Моя бы воля, я бы свою жопку из квартиры до весны не выносила, — хмыкаю, скидывая варежкой тонкий наст снега на детской качели, присаживаясь.
— Звучит классно, — легонько раскачивает меня Арс, подталкивая, — но нереально.
— Почему это? — смотрю на мужа, поглядывающего на меня с непередаваемой теплотой во взгляде. Черт, так мягко и в тоже время страстно смотреть умеет только он. И это снова до мурашек. Точнее — всегда! Всегда до мурашек. Это вообще нормально?
— В век высоких технологий, доставки продуктов и клининга — самоизоляция в теплой квартире вполне возможна, — с умным видом заявляю я.
— Да, но скоро мы станем предками, забыла? Ежедневные прогулки с коляской станут для нас такими же естественными, как завтрак по утрам. Независимо от того: минус на градуснике или плюс.
— Ну не-е-ет! Это будет мой ребенок, который так же как и я будет ненавидеть морозы!
— Да, но у твоего ребенка отец — хоккеист. Морозы фактически моя стихия.
— Но ты же не какой-нибудь там полярник!
— Но я девяносто процентов времени провожу на холодной арене, гоняя по льду.
— Я протестую! Этот твой ген наш сын не унаследует, — качаю головой. — Только жара, только хардкор! Я уверена. Делаем ставки? — тяну ладошку в варежке с белым цветком.
— Мы правда будем спорить на собственного ребенка? — заламывает бровь Бессонов.
— Мы ужасные родители, да? — с сомнением спрашиваю я.
— Самые лучшие! И победа будет за мной, — пожимает мою руку муж.
— Ой, — вздрагиваю я, хватаясь за живот. — Ой-ей… — напрягаюсь, задержав дыхание.
— Ой? — переспрашивает обеспокоенно Бессонов. — Что за “ой”, Марта? Все хорошо? — присаживается на корточки рядом. — Обезьянка? — накрывает своими ладонями мой живот. — Не молчи.
— Пу-у-уф, — выпускаю я воздух сквозь сжатые зубы. — Да, да, порядок. Просто твой сын пинается, — конючу. — Он еще не родился, а удар уже поставлен как надо. Звезданул прямо по ребрам! Футболистом будет. Точно тебе говорю.
— Хоккеистом, — непреклонно заявляет Арс.
— Опять протестую! — охаю я.
— Имеешь что-то против хоккеистов, жена? Подумай хорошо и выбери правильный ответ.
— Зять, племянник и муж, — загибаю пальцы. — По моему в моей жизни уже и так слишком много парней с клюшками. Не находишь? Да и хоть где-то у меня должно быть право выбора? Я же не хоккейный инкубатор!
Мой обаятельный муж в ответ только, не менее обаятельно, посмеивается. Телефон в его кармане начинает дребезжать. Я обиженно заряжаю ему по плечу варежкой. Бессонов, улыбаясь, отскакивает, отвечая на входящий вызов:
— Да, слушаю… — отходит чуть в сторону.
Я поднимаю на руки скачущего у моих ног Питти, жалуясь:
— Нет, ты это слышал? Он собрался нашего сына отдать на хоккей!
— Гав! — вторит моему возмущению пес.
— Вот и я тоже против. Предлагаю диверсию.
— Вуаф! — тычется своей мокрой от снега мордой в мой живот.
— Да, да, будем отстаивать честь нашего ребенка заранее. Чур, твой ботинок — левый, мой — правый…
— Я вас слышу, — ржет Арсений, оглядываясь. — Да, — бросает уже в трубку. — Спасибо, это отличная новость! Да… завтра буду…
— Где это ты завтра будешь? — поднимая я свою тушку беременного бегемота с качели, и подгребаю ближе к мужу.
Арс вскидывает палец, прося минутку тишины.
Я клацаю зубами.
Бессонов закатывает глаза, но тут же довольный лыбится.
— Я вас понял, — говорит моя серьезная зараза собеседнику на другом конце провода. — Еще раз от души благодарю за оперативность. До связи, — сбрасывает вызов и смотрит на меня сверху вниз своими очаровательно-голубыми глазами, улыбаясь.
— Чего? — подозрительно щурюсь я.
— Детка, у меня есть новость, — еще шире улыбается муж.
— Какая? Надеюсь на этот раз хорошая для меня?
— А когда была плохая?
— Пару минут назад.
— Ты не объективна. Та новость тоже была потрясающая.
— И не говори, потрясло так потрясло! — язвлю я.
— Я серьезно, — обхватывает своими ладонями в варежках мои щеки Бессонов. — Сосредоточься. Хотя-я-я, нет, — отмахивается. — Знаешь, я планировал сообщить тебе это только в новогоднюю ночь, так что…
— Эй, нет, — хватаю Арса за руку, — так не честно! До нее еще целая неделя, меня же разорвет от любопытства. Что у тебя там? Выкладывай! — воинственно выдыхаю облачко пара.
— Подарок у меня там.
— Большой?
— Достаточно.
— Это что-то съедобное?
— Не-е-ет…
— М, не живое надеюсь?
— Думаю сына, кота и собаки нам пока достаточно. Пятого ребенка на своих плечах я пока не вывезу.
— Вот тут я с тобой солидарна. Стой, а кто четвертый ребенок?
Бессонов улыбается.
Погодите!
Я?
Это он на меня намекает? Это я-то ребенок?
Охаю возмущенно, резко качнув головой:
— Я твоя жена! — рычу, но выходит отнюдь не воинственно, а комично, потому что именно в этот момент моя шапка сползает мне на глаза.
Супруг — негодяй — угорает, тут же ее поправляя.
— Ку-ку.
— У нас в семье демократия! — бурчу я. — Равноправие полов. Партнерство.
— Вообще-то ситуация, когда ты командуешь, а я слушаюсь — больше похожа на матриархат. Но… ладно, — вскидывает руки мой зарвавшийся хоккеюга.
— Лучше говори, что там за подарок, пока мы не разругались! — воинственно складываю руки на груди, смотря на Бессонова исподлобья. — У тебя остался мизерный шанс меня задобрить.
Он улыбается. Щелкает меня по кончику носа, заговорщицки прошептав:
— Я купил тебе помещение для открытия собственного салона. Как тебе такое?
Что?
Что он сделал?
Я теряюсь. Вокруг медленно кружатся пушистые снежинки и носится Питти. А я стою с глуповатым выражением на лице и, долгие пару секунд, прокручиваю в голове полученную информацию. Отвисаю. Округляю в неверии глаза, переспрашивая:
— Что ты сделал? — хлопаю ресницами. — Повтори, пожалуйста.
— Нежилое помещение. Купил. Для тебя. Помнишь тот зал, что ты смотрела под барбершоп по весне? Просторный, с классной транспортной развязкой, в самом центре города и прочие плюшки.
— Д-да, — сиплю. — Помню, конечно! — договариваю уже уверенней. — И аренда там была заоблачная. Я еще жаловалась тогда Аве… Ава! — осеняет меня. — Она тебе рассказала?
— Не без этого, — улыбается мой муж. — Я вышел на хозяина этого помещения и договорился по цене. Пришлось хорошенько поднапрячься, но у нас получилось найти компромисс. Так что, он нам его не сдал, а продал. Теперь оно твое, Царица. Осталось только оформить документы. А потом ты можешь делать там все, что твоей душе заблагорассудиться. Строить, перестраивать, клеить, красить, да хоть сносить.
— Ты… — открываю и закрываю рот, пытаясь подобрать слова, — просто… ты… сумасшедший, Арсений! Господи! Сейчас. У меня слов нет. Но заче-е-ем? Ты чего? Это же очень, очень дорого!
— Как зачем? — сползает улыбка с губ мужа. — Я думал ты хотела…
— Очень! — выдыхаю. — Очень хотела, но это же… — морщусь, — Бессонов! У-у-у, — всхлипываю, бросаясь в объятия мужа, прижимаясь настолько крепко, насколько позволяют мои беременные габариты. — Сумасшедший. Чокнутый. Ненормальный. Свалился же такой безумец на мою голову! — бубню, уткнувшись носом в его грудь. — Люблю тебя. Так сильно тебя люблю, что даже ненавижу!
Арсений смеется, обнимает меня за плечи. В холодную щеку целует, согревая своим горячим дыханием. Так и замираем посреди заметенного снегом двора элитных многоэтажек. Окруженные успокаивающей тишиной и теплом друг друга. Я его не заслуживаю. Нет, правда! Мне всю жизнь придется тянуться, чтобы оказаться хотя бы на одном уровне с этим идеальным мужиком! А уж выше…
Люблю его. Все два метра: от макушки до мизинчика. От первого до последнего таракана. Всего люблю! И даже хоккей этот его, чертов, уже люблю! Командировки, правда, ненавижу. Скучаю всегда. Сильно. Но скоро вылупиться наш цыпленок и скучать будет некогда. А потом подрастет, пойдет на хоккей… тьфу! Футбол. Эх.
— Спасибо, — выдыхаю тихо, содрогаясь всем телом от прилива чувств.
— Мечты сбываются, по моему так говорится в рекламе?
— Ага, только спонсор сбычи мечт не рекламируемый банк, а хоккей-муж-банк. Нет, и все таки — это очень дорого! — отстраняюсь.
— Ну, знаешь, — улыбается Арс, — не дороже того шага, на который ты пошла ради меня, — стягивает варежки и обхватывает мое лицо широкими ладонями, стирая подушечками больших пальцев капельки талого снега с моих щек.
— То есть, — хитро щурюсь я, — если бы у тебя была физическая возможность выносить ребенка, то я должна была бы тебе подарить помещение стоимостью в кучу нулей? Знаешь, пожалуй, я начну копить. Потому что второй ребенок в нашей семье появится только в том случае, если ученые найдут способ оплодотворять мужчин.
Бессонов запрокидывает голову и смеется.
— Я серьезно, — хмуро заявляю я, сама едва сдерживая улыбку.
— Посмотрим, — клюет меня в лоб Арс, увлекая в сторону подъезда.
— Бессонов, никаких “посмотрим” в этом вопросе быть не может!
— Подумаем?
— И думать мы о втором тоже не будем!
— Как на счет время покажет?
— Это я тебе покажу, если ты вздумаешь подсадить в меня еще одного человека!
Муж, в ответ на это, только многозначительно хмыкает. У него на нашу жизнь определенно имеется какой-то коварный план. А все, что остается мне — расслабиться и получать удовольствие.
Что ж, ладно…
На этот раз не протестую!
Все:)
Спасибо, дорогие, что вновь всю историю были со мной!
Спасибо, за вашу поддержку и теплые слова!
Бессонова и Мартышку свели, но у нас еще столько холостых чемпионов… работы нам с вами еще непочатый край)))))
Сейчас чуть отойду от истории Марты и Арса, и возьмусь за новую. Заглядывайте в мой ТГ, там будут все новости:)