Петр Васильевич Спиридонов проснулся внезапно. Ему чудились какие-то голоса, негромкий скрип – точно кто-то осторожно открывает окно, чудился еще какой-то звук-тонкий, противный, похожий на вой сирены. Говорят, что комары – существа совершенно безобидные, а все дело в комарихах – их кровожадности нет предела. Петр Васильевич стукнул себя по носу – и вой сирены смолк. «Так тебе и надо, кусучка проклятая!» – подумал Петр Васильевич, нащупал на тумбочке пачку сигарет, зажигалку. Посыпались искры, вспыхнул огонек, неярко осветив комнату – темные бревенчатые стены, покрашенный белой масляной краской потолок, кровати детей – Кольки и Милочки. И тут-то папа Спиридонов удивился: постели были пустые.
– Хо-хо! – сказал Петр Васильевич и поднял зажигалку повыше. – Это уже становится интересным!
Он сунул ноги в шлепанцы, подошел к постелям детей, еще не веря себе, пощупал одеяла, взглянул на часы – они показывали пять минут четвертого – и забеспокоился не на шутку. Тут увидел он, что окно распахнуто, подбежал и посмотрел растерянно на тайгу, черными зубцами уходящую в небо. Роса со звоном скатывалась с листьев, где-то пробовала охрипший заспанный голос птица, лес, казалось, разминал затекшие за ночь плечи – шорохи, хруст, потрескивание.
Испуганный папа Спиридонов стал будить жену:
– Аня, – говорит он, – Аннушка, да проснись же!
– Что тебе не спится? – рассердилась жена. – Ночь-полночь, а все тебе покоя нет.
– Понимаешь, Аннушка, они это самое…
– Кто? Что? Ты уж говори пояснее.
– Исчезли они, Аннушка, сбежали, пропали!
– Ой, господи! Да кто пропал-то? Можешь ты мне сказать, в чем дело?
– Дети пропали!
– Послушай, Петр Васильевич, тебя вчера, случаем, никто чайком покрепче не угостил? Или, может, приболел, а? Дай-ка я лоб пощупаю.
– Ну что ты, Аннушка, право. Дети, говорю, пропали, а ты со всякими пустяками.
– Какие дети?
– Она еще спрашивает, какие! Да наши же – Коля и Милочка!
Жена все же пощупала лоб Петра Васильевича, взглянула на него сочувственно, как на тяжелобольного.
– Не мели чепухи, Петя, – сказала она, покачивая головой. – Вон же они спят.
Петр Васильевич повернулся к постелям детей, и его глаза округлились от удивления. Он даже ущипнул себя на всякий случай: дети и в самом деле мирно спали. Тут папа Спиридонов почувствовал боль в пальцах – зажигалка, которую он все еще продолжал держать в высоко поднятой руке, раскалилась, бензин в ней догорал.
Прошел час и второй, а папа Спиридонов все не мог прийти в себя. Недоуменно пожимая плечами, он поставил на тумбочку будильник, который ненароком уронил на пол, и закурил.
Отвернувшись к стене, новый сон рассматривала жена. Спал, уткнувшись носом в подушку, Колька, Милочка причмокивала губами.
«Окно! – вдруг подумал Петр Васильевич. – Окно! Оно-то оказалось раскрытым, а я сам с вечера его запирал, чтоб комары не налетели».
Он нашарил в темноте шлепанцы, подбежал к окну. Оно было добросовестно закрыто на все запоры.
Петр Васильевич рассеянно сунул сигарету горящим концом в рот, вскрикнул.
– Что? – сквозь сон проворчала мама. – Опять исчезли?
– Да здесь они, здесь… Спи.
Петр Васильевич, стараясь не шуметь, добрался до кровати, улегся и подумал: «Пожалуй, завтра надо зайти к врачу».