Маскарад со смертью

6 Тревожные будни полиции

Утром в полицейском управлении всегда царила повседневная и слегка напряженная рабочая неразбериха. Нижние чины с папками носились верх и вниз по лестницам, а начальство размеренно и чинно шествовало по коридорам первого этажа. Обычно так продолжалось до обеда. Затем все расходились по кабинетам или отправлялись в город.

Полуденное солнце окончательно разморило начальника Ставропольской губернской полиции Ипполита Константиновича Фен-Раевского. Прогнать внезапно нахлынувшую дремоту лучше всего было стаканом хлебного кваса, приготовленного из ключевой воды, бежавшей по глиняным трубам из лесного родника, что в предместье Ставрополя. Старики считали этот источник целительным и спасающим от многих болезней. Как утверждал местный доктор Конради, вода из урочища Карабин действовала как успокоительное средство и отличалась повышенным содержанием йода. Главное – отпив несколько глотков удивительного напитка, всегда удавалось найти нужные слова и аргументы для очередного отчета вышестоящим начальникам. Да и здоровье, подорванное нервной работой и многолетними вредными привычками, мятному квасу никак не противилось.

Наполнив хрустальный стакан, Ипполит Константинович стал набрасывать план срочной депеши в Санкт-Петербург о готовящихся мероприятиях по обезвреживанию банды Рамазана Тавлоева, головореза и убийцы, по кличке Рваный. Прозвище свое он получил еще в семнадцать лет, когда, несмотря на разорванную чабанской собакой кровоточащую лопатку и прокусанную руку, проскакал на лошади до своего родного аула почти двадцать верст.

Спустя месяц, когда раны затянулись, а русские пастухи успокоились, Рамазан купил у соседа винтовку, вернулся и, перестреляв всех собак, угнал чужую отару. А досадившего ему чабана привязал к стволу сухого дерева, что лежало поперек волчьей тропы на водопой. С наступлением темноты за несколько верст были слышны крики мученика, перекрывавшие даже шум быстрой реки Кумы. Обглоданный труп нашли только через три дня.

Бежавший с этапа на Читинскую каторгу, приговоренный к семнадцати годам за убийство, воровство и разбой, уроженец Башиганских песков, сын даргинца и черкешенки вселял ужас всем почтарям губернии. Последние три месяца курьеры отказывались отправляться в уезды без охраны. Большое Дербетовское приставство, Трухменское и даже спокойный Медвеженский уезд стали зоной действия шайки. В этой ситуации помочь могли только решительные и продуманные действия. Медлить было нельзя. Уже на 1 августа насчитывалось четыре вооруженных нападения на почтовые фаэтоны, перевозившие наличность для выплаты жалованья земским чиновникам, учителям и врачам. Во всех случаях свидетели безжалостно уничтожались.

Разграбив карету, сопровождающих отводили в сторону от почтового тракта и убивали из маузера выстрелом в голову. А двум несчастным фельдъегерям, чей мундир напоминал полицейский, перерезали горло от уха до уха. Оставшихся лошадей с помощью перекупщиков продавали цыганам. Благодаря сведениям от осведомителя в ресторане гостиницы «Варшава», полового Федьки Кожемяки, был установлен, задержан и помещен в тюремный замок Ставрополя один из скупщиков ворованных коней. Через него планировалось выйти на Рваного. Однако старый прощелыга отказался сотрудничать с полицией, уверяя, что он всего лишь «хотел купить пегую пару подешевле, а продать подороже и знать не знал и духом не ведал, что лошади были казенные», а что до клейма – так он сразу его и не разглядел, потому как стар да зрением слаб. А купил их у какого-то черкеса, фамилию у него не спрашивал. Никакого Рваного или Рамазана он не знает. «Обманул мазурик, сказал, что кобылы его. Теперь вот и лошадок забрали, и гроши потерял. Вы уж, господин полицейский, помогите да найдите жулика», – фальшиво кривляясь, лепетал оказавшийся дважды судимым за воровство Степан Безуглов.

Другие облавы на Рваного тоже закончились неудачей. В самом начале года стало известно о нелегальном доме терпимости, открывшемся под вывеской «Массажный салон» на Мещанской улице. Некая Фатима Загилова поселила в снятых ею апартаментах девиц легкого поведения. До поры до времени полиция лишь наблюдала за деятельностью «красного фонаря» и никаких мер не предпринимала. Когда же сводница зашла слишком далеко и попыталась через портье гостиницы «Коммерческая» предложить постояльцам услуги своих подопечных, с нею провели беседу, по окончании которой она «добровольно» согласилась на тайное сотрудничество с полицией.

В первых числах июля новоявленная осведомительница сообщила, что повадился к ней один даргинец. По описаниям, как раз Рваный. Появляется он ближе к полуночи, в номерах не остается, а берет белокурую Ингу и, оплатив ее услуги, уезжает вместе с ней на извозчике куда-то в район бывшего солдатского поселения, именуемого в простонародье Форштадтом. Наутро девушка возвращалась сама.

Это городское захолустье никак не освещалось, и с наступлением темноты в нем немудрено было и заблудиться. Полиции с трудом удалось найти турлучную хату, где проводила время парочка. Засады, устроенные в салоне на Мещанской и в доме на Форштадте, результатов не дали. Рваный как в воду канул.

Поскольку все предпринятые усилия по поимке Рамазана провалились, у Ипполита Константиновича все более крепло убеждение, что у преступников имеются осведомители среди либо полицейских, либо иных лиц, непосредственно соприкасающихся с носителями закрытой информации.

Исходя из проверенной временем истины «что знают двое, то знает и свинья», старый и опытный чиновник решил не описывать руководству все подробности плана, а ограничиться лишь общими фразами. Весь текст было поручено зашифровать и отправить телеграфом.

Незаметно рабочий день приближался к концу, и шеф ставропольских полицейских мысленно предвкушал вкусный ужин с селедочкой под уксусом, настоянном на базилике, а к нему обязательное приложеньице – запотевший от холода графин со «Смирновской»… Но неожиданно двери шумно распахнулись, и в кабинет вихрем влетел обеспокоенный начальник сыскного отделения. За ним неслышно ступал его заместитель Антон Каширин. Встревоженный вид главного сыщика губернии свидетельствовал о том, что стряслось что-то из ряда вон выходящее.

– Ваше высокоблагородие, на Николаевском Жиха убили, только что. Мы обследовали место происшествия и пока можем говорить лишь о том, что смерть наступила примерно час-полтора назад. Задушили его прямо на лавочке. Видать, кто-то сзади подкрался и затянул петлю у бедолаги на шее. Первой убийство обнаружила разносчица сладостей, она конфетами на углу всегда торгует, – деловито объяснял Ефим Андреевич. – Мы допросили ее. «Смотрю, – говорит, – подходит ко мне прилично одетый господин, дает червонец и покупает коробку монпансье. А сдачи не нашлось. «Ступай – говорит, – милая, поменяй в трактире, а я тут на лавочке пока твои леденцы отведаю». Через пять минут она вернулась, чтобы отдать сдачу, а он уже мертвый. Понятное дело, у нее истерика началась. Вокруг народу собралось… Тьма! Ведь место это особой любовью у парочек гуляющих пользуется.

– Смею донести до сведения вашего высокоблагородия, – несколько смущаясь своей смелости, подобострастно начал Антон Каширин, – у покойного во внутреннем кармане лежал пузырек с микстурой «Капли от мигрени» и квадратная коробочка с леденцами «Георг Ландрин». А у торговки он купил монпансье «Москва», но уже в круглой коробке. Так вот их при нем почему-то не оказалось.

– Где же они? – спросил начальник.

– Исчезли. Вряд ли бы их кто-то из прохожих подобрал, – поделился сомнением Поляничко.

– Получается, что их убийца забрал, что ли? Чепухенция непонятная, господа. А деньги целы? – задал обязательный вопрос Ипполит Константинович.

– Все на месте. Триста пятьдесят рублей находились в портмоне, да и часы золотые швейцарские брегет с цепочкой – в целости и сохранности. Еще пустой кожаный саквояж под скамейкой валялся. Все, что было при нем, сдали в участок по описи. Да, вот еще. Куда нам деть сдачу, что торговка принесла? – доставая из кармана деньги, поинтересовался Ефим Андреевич.

– Все вносите в опись, а потом вдове передадим, – указал полицмейстер и добавил расстроенным тоном: – Вот это новость так новость. Хуже не придумаешь. Придется губернатору утром докладывать. Одного понять не могу, кому этот Жих не угодил? Ведь человек был тихий, никого не трогал. Женился недавно. Что-то здесь не так. – Ипполит Константинович поднялся из-за стола, подошел к окну и, глядя на склонившуюся под зрелыми плодами яблоню, про себя заметил: «А Жиха-то убили аккурат на Яблочный Спас». Из раздумий его вывел голос Поляничко:

– Если позволите заметить, надобно расспросить всех, кого видел Соломон за последние дни. Может, поссорился с кем или дорогу кому перешел? Я уже разузнал, что молодая жена покойного, Клара Сергеевна Жих, была замешана в адюльтере с поручиком 15-го драгунского полка, – козырнул умением добывать быстро нужную информацию лучший сыщик губернии.

– Ну-ка, ну-ка… поподробней… И кто же он? – осведомился полицейский чиновник, а в глазах у него вспыхнул какой-то хитрый огонек.

– Бронислав Арнольдович Васильчиков. Говорят, отчаянный храбрец. Добровольцем ушел на японскую войну. Конный разведывательный дозор под его командованием захватил японского генерала со всей свитой и документами. Сам же поручик остался прикрывать отход и увел погоню в ложном направлении. Спасся чудом. За это был награжден именными часами и георгиевским крестом. Досрочно присвоен чин штабс-ротмистра. Вернувшись обратно в полк, пытался соблазнить жену местного предводителя дворянства, но потерпел фиаско. Затеял ссору на рождественском ежегодном балу и вызвал на дуэль кого-то из местной польской знати. За этот поступок снова был понижен до поручика и переведен в Ставрополь.

– И как она, Клара Сергеевна, хороша? – подмигнул полицмейстер.

– Весьма! – парировал сыскарь.

– Ну, и удалось ли ему окончательно ангажировать сию мадам? – с некоторой долей азарта осведомился Ипполит Константинович.

– Этого знать не могу, да и не хочу. Как говорит наш батюшка Филарет, «незаконные интимные связи богопротивны суть».

– А зря, зря. Ты все знать должен. Для того мною здесь и поставлен. Ну ладно, значит, так: пьянь эту завтра же утром арестовать, – тяжело опустившись в кресло, приказал полицмейстер.

– Осмелюсь заметить, для этого мы не имеем достаточных оснований, да и его полковое начальство сразу же начнет скандалить, – возразил Ефим Андреевич.

– А это, господин коллежский асессор, не вашего разумения дело. Постановление на арест подготовьте, а я подпишу, – раздраженно заметил начальник полицейского управления.

– Прикажете допросить подозреваемого? – осведомился Поляничко.

– Вы что, циркуляр забыли или, может, напомнить вам обязанности при производстве ареста? Вы где обучались? – теряя самообладание, все больше выходил из себя хозяин кабинета.

– Виноват, ваше высокоблагородие, на медные деньги учен-с. Исполню как прикажете-с, – не желая дальше «дразнить гуся», вытянулся во фрунт Ефим Андреевич.

– То-то же. Вы, Поляничко, не зарывайтесь. А то вот поставлю на ваше место Каширина, тогда у вас хватит времени с инструкциями ознакомиться, – кивая в сторону молчавшего все это время Антона Филаретовича, слегка подобревшим голосом вполголоса пробубнил начальник. – Ступайте работать! – закончил беседу Фен-Раевский и хлопнул слегка ладонью по зеленому сукну письменного стола.

Откинувшись в кресле и глядя вслед удалявшимся подчиненным, полицейский начальник самодовольно хмыкнул: завтра он сможет доложить губернатору о поимке опасного злодея, осмелившегося учинить смертоубийство чуть ли не под окнами губернаторского дома. Останется только документально изобличить мерзавца и получить собственноручно написанное признание. А уж это в Ставропольском полицейском управлении делать умели всегда.

«Зря я все-таки обидел этого старого служаку, – с горечью сожаления подумал полицмейстер. – Уж как ни как, а двенадцатый год верой и правдой… При нем розыск преступников достиг несомненных успехов. А фотографирование и ведение картотеки на каждого задержанного? Ведь это опять же Поляничко организовал. Чуть свет – он уже на службе, а уходит затемно… Оно, конечно, мужичонкой-то неотесанным от него несет… Ну а куда деваться? Отец-то его из крепостных в купцы выбился, да и отдал младшего сына на обучение… Ну да ладно! Чего уж там! Вся страна такая! Вот недавно привели одного мазурика. На стул посадили, на грудь, как положено, повесили дощечку с фамилией, с годом съемки и номером. Фотограф магний жечь стал. Накидку набросил. Вроде бы все быстро и без затей: раз – en face, два – в профиль. Да куда там! Вор, чтобы его фотографическое изображение не удалось, начал гримасы корчить! Ефим Андреевич смотрел на его выкрутасы, смотрел, молчал, все табачок нюхал, а потом надоело ему, и приказал он этого супостата увезти. Утром охрана рассказывала, что этот самый вокзальный воришка всю ночь в дверь камеры стучал. «Хочу, – говорит, – на энту карточку сниматься, и как можно скорее». Спрашиваю на следующий день у Поляничко, как это он его так быстро сумел уму-разуму научить. А тот молчит и только хитро в ус посмеивается… Ну, вобщем, рассказал. Оказывается, посадил он его в камеру к одному буйно помешанному преступнику. Жена его в заезжем цирке арену подметала да изменила мужу с клоуном. Но «люди добрые» ему об этом донесли. Домой пришел, как мог, себе лицо размалевал, Арлекином нарядился и стал ждать благоверную. Не успела она войти – он ей нож в сердце… А потом голову ей отрезал и вместе с этим искаженным от страха женским лицом стал заглядывать в окна домов и самолично корчить рожи. Полгорода чуть заиками не сделал. Насилу его городовой догнал да в камеру запер. Мужик-то умом тронулся, но гримасы строить продолжал. Вот к нему-то и подсадили вора, чтобы не скучно было, да только он такого соседства не вытерпел… Ну, а что до православных правил, то, конечно, лучше Ефима Андреевича только один батюшка, наверное, церковную службу знает. Тут уж ему равных нет! Да и то, бывало, сетует, что молодые священники служат с пропусками, торопливо и небрежно. А как он молится! Истово, усердно крестясь с поясным поклоном, как старый опытный монах, и большую часть службы простаивает на коленях. С главной задачей – раскрытием преступлений – Поляничко справляется, но делает это не столько благодаря логике рассуждений, сколько житейской мудрости и огромному жизненному опыту. Даст бог, до пенсии дослужит. А там, году в двенадцатом, выйдет в отставку с шестым разрядом – коллежским советником. Ну, это потом будет, а пока только двести рубликов в месяц – особенно не разгуляешься. Шутка ли, шестеро детей и всем образование дал! Четверых сыновей выучил! А две его девочки-близняшки с отличием гимназию окончили. Теперь вот барышни на выданье. Такой вот у меня начальник губернского сыска – другого не надо».

Жалобно застрекотал телефонный аппарат. Оказалось – жена. Наталья Никитична сообщила мужу, что Высотские сегодня приглашают к себе. Идти в гости не хотелось. Придется утолять любопытство присутствующих и отвечать на вопросы о сегодняшнем происшествии, чего должностное лицо, да еще такой важный полицейский чин, делать не должно. С другой стороны, не меньше прельщала возможность получить дополнительную информацию о фигурантах нашумевшего преступления. В таком деле даже сплетни могут оказать неоценимую услугу, а потому приглашение было принято, и через час Фен-Раевские уже поднимались по ступеням мраморной парадной лестницы, охраняемой с боков каменными львами.