Маски сброшены

Часть пятая

Они думают почти неделю. Но всё-таки соглашаются снизить стоимость до озвученных мною цифр. Мы с Картером оба вносим половину. Он хотел отдать три, всё твердя, что это тоже нормально, но не я уступила. Хотя его накопления больше. На окончательное оформление сделки с получением документов о собственности уходит почти месяц. Только тогда нам передают ключи, и можно переезжать. Я долго решаю, взять ли что-то из мебели, но беру в итоге лишь туалетный столик с зеркалом, памятные сердцу вещи и одежду, куда уж без неё. У Картера почти всё так же, разве что ему не нужно ничего, что связано с уходом за лицом и нанесением косметики. Чтобы перевезти коробки из двух домов, уходит почти целый день. Завершить сборы, наблюдать, как грузчики таскают всё в машину, установить, что вещи Картера уже не поместятся в полном объёме, и поехать разгружать моё, а уже потом отдельно отправиться к нему домой. После все подходящие места на первом этаже нового дома заставлены коробками или чемоданами, в которых тоже переезжали разные вещи. Мы ни хрена не ели с самого утра, и я заказываю две больших пиццы, прежде чем подхватить коробку с косметикой и другими вещами вроде зубной щётки. Я просто переношу её в спальню на втором этаже и спускаюсь снова вниз. Картер сидит на коробке у подножия лестницы. На крышке написано слово, начинающееся с букв «к» и «у». Кухня. Этой коробки не должно здесь быть. Я приближаюсь к Картеру и, упираясь руками в его бёдра, склоняюсь его поцеловать.

— Отнесёшь эту коробку на кухню? — шепчу я ему в губы, когда ненадолго перестаю целовать его мягкие уста. От них веет свежестью воды, что Картер периодически пил, тоже таская коробки. Выглядел он при этом вспотевшим, но сексуально вспотевшим, а не противно. — Потом. А сейчас сделай со мной то, о чём тогда говорил. Трахни меня на этой лестнице, Картер.

Ему не нужно повторного приглашения. Как и моего разрешения отправиться в тур по стране с кратком заездом в Южную Америку. Но Картер всё равно спрашивает, что я бы сказала, если бы он захотел. Спрашивает он через полтора месяца после переезда. Это было не самое простое время. Не всё шло гладко. Главным образом с Джеком. Пару недель назад он стал помногу лежать, почти не вставая, а потом и отказываться от еды. А когда он всё-таки что-то да съел, впоследствии, еле вытащив его на прогулку просто к дому, я увидела следы крови в моче. На следующее же утро мы с Картером повезли Джека к ветеринару. Сходу нам не могли ничего сказать, а Картеру нужно было поехать на встречу. Уезжая на такси ввиду того, что мы приехали на моей машине, он велел звонить сразу, если что станет известно. Но диагностика и проведение анализов затянулись, и Картер уже на своём автомобиле вернулся в клинику раньше, чем они были готовы. Джеку поставили диагноз, который я и не думала, что может быть у собак. Но оказалось, что может. Причина его вялости крылась в анемии. Подтвердилось предположение ветеринара, что мы подцепили клеща, когда паразит был найден среди шерсти. Однако сейчас Джеку уже намного лучше. Терапия приносит свои плоды, хотя поначалу Джека было не провести. Он не ел влажный корм, чувствуя там таблетки, и я стала основательно размельчать их до состояния крошки и всё тщательно перемешивать.

— Не глупи. Нам не пятнадцать, и я не твоя мама, чтобы ты просил куда-то тебя отпустить. Ты тоже без этого не можешь. Я всегда знала, что ты вернёшься к концертам.

— Ты приедешь меня навестить? Не только чтобы мы занимались сексом.

— Приеду. Но родители едут в Бельгию на полторы недели и зовут меня с ними. Я собираюсь согласиться. Ты не возражаешь?

— С чего бы мне возражать? Поезжай. А куда определим Джека?

— Эмма и Мэтт будут рады повозиться с ним напоследок. Они выбрали щенка, и тот будет готов к переезду недели через три. Спаниэль. Просто секс тоже звучит здорово.

— Хорошо. И неожиданно, что спаниэль.

Я чертовски согласна. Спаниэль после ретривера? Да, после моего ретривера, но я думала, что у Джека может появиться друг его породы. Конечно, можно выгуливать вместе и разных собак. Но прежде они должны поладить.

— И я о том же. Это их решение. Неправильно, что я хотела бы, чтобы они тоже выбрали ретривера…

— Щенок сильно младше. Любой щенок независимо от породы.

Тур Картера длится полтора месяца. Точнее, шесть недель, четыре дня и тринадцать часов. Вот сколько проходит времени от его отъезда до мига, когда он возвращается домой и переступает через порог. Я считала. С помощью телефона и калькулятора. Пока его не было, я сняла два клипа и буквально на днях записала песню, о чём ещё не успела рассказать. Но Картер входит почти молча, здороваясь совсем тихо и едва принимая радостного Джека, который прыгает и скачет, потому что хочет запрыгнуть лапами на грудь. И не скажешь, что он сегодня бесился с щенком Эммы.

— Джек, ко мне, мальчик. Папа устал.

— Папа блять, — выкрикивает Картер, пока я отвожу Джека во двор, обхватив за ошейник. Он не хочет, я знаю. Он хочет к Картеру. Но я впервые вижу Картера в таком состоянии. И кидаю Джеку игрушку, прежде чем закрыть дверь. — Я ему не папа. Я хочу быть ребёнку папой.

— И будешь.

— Ни хуя. Ничего не становится лучше. Всё впустую. Эти ебучие таблетки.

Картер швыряет банку, которую вытащил из кармана джинсов. Швыряет с такой силой, что отскакивает крышка, и таблетки разлетаются по полу, когда я наступаю на одну из них, раздавливая пяткой до порошка. Белое вещество на деревянных полах. Минус одна таблетка. Ничего. Мы справимся. Мне просто надо его обнять. Но стоит сделать шаг, как Картер хватает мои руки. Больно. Тревожно. Отталкивая к дивану. Я не удерживаюсь на ногах, оседая на сидение. Я моргаю, поражённая тем, что он сделал. Он хотел меня ударить? Он может сделать так? Он приближается. Нет, он бы никогда не поднял на меня руку.

— Киара. Прости меня, детка. Прости, — теперь он протягивает руки и притягивает меня к себе. Вниз с дивана. На свои колени. Давая почувствовать себя. — Я люблю тебя.

— Не трогай меня. Я так не хочу. Не…

— Хочешь.

Я подаюсь к нему, несмотря на свои слова. Я скучала по нему. Мне тоже это нужно. Молния и пуговица на его джинсах оказываются прямо под моей рукой. Я расстёгиваю, и одновременно Картер целует меня, наваливаясь всем телом. Его тяжёлое тело приговождает к полу так, что почти не пошевелиться. Я ёрзаю, когда чувствую, что он агрессивно тянет за мои шорты и стягивает их с меня после недолгой борьбы вместе с трусиками. Мы сталкиваемся зубами, взаимодействуем в соприкосновении языков и дышим грудь к грудью. Картер добирается и до неё, настойчиво терзая сосок между большим и указательным пальцами до превращения в тугую заострённую горошину. Я уже не могу. Истома захватывает всё тело. Член трётся о мою кожу туда-сюда, вверх и вниз, но не внутрь, где я так хочу его ощутить.

— Картер.

— Я бы тебя не ударил.

— Я знаю, Картер.

— Коснись его. Пожалуйста. Я хочу почувствовать твою руку на своём члене.

На кончике уже поблёскивает выступившая смазка. Мы занимались сексом по телефону, самоудовлетворение онлайн, но дотрагиваться до самих себя, будучи разделёнными расстоянием, не то же самое, что приводить к оргазму друг друга. Не медля, я захватываю член в кулак и, распределяя смазку, перемещаюсь дальше так, как любит Картер. Он не любит нежность, когда я доставляю ему удовольствие. Но сам всегда нежен. Он проникает пальцами в моё лоно, совершает пару диких, настойчивых движений по кругу, прежде чем извлечь и поднести к своему рту. Картер собирает мой вкус языком, но не со всех пальцев. Средний он упирает меж моих губ, почти насильно проталкивая его внутрь. Я сосу, пока Картер не заменяет его ртом. Поцелуй, что болезненно прекрасен. Покусывание, полизывания, рука, мнущая грудь, член, который фактически во мне и наконец продвигается вперёд почти до отказа. Давление на клитор. И стон, что я не могу сдержать, рвущийся наружу криком.

— Господи, Картер. Ещё.

— Ты такая мокрая. Блять.

— Вот так, да, — я чувствую его словно прямо в матке. — Люби меня.

Картер подаётся назад и продвигается обратно. От мощи его толчков сотрясается всё тело. Я сдвигаю его джинсы в желании обхватить задницу. При прикосновении от него ко мне словно проходит жаркая волна, что обосновывается спазмом в низу живота. Я уже готова кончить. Хочу. Мне это нужно. Избавиться от этого спазма. Достигнуть освобождения. Но я не хочу кончать первой. Я хочу кончить одновременно с Картером. Есть средство. Нет, не просто обхватить член, уличив короткий момент, или сжать яйца, а заставить Картера почти выйти. Всегда срабатывает. Я двигаюсь от него, и он выходит, задерживаясь внутри лишь головкой и целуя меня в губы, отбирая дыхание, прежде чем вернуться. И вот так новый толчок сталкивает его в пропасть. Скольжение обратно в моё лоно подводит к краю быстрее, чем если бы он так и продолжал двигаться ещё бессчётное количество раз. Вязкая сперма выстреливает в меня. Я чувствую её там, чувствую, как сотрясается Картер, и подрагивает внутри его член, и как она наполняет меня. Боже. Он замирает, распластавшись. Моя грудь сплющена им. И это ощущение едва ли не больше факта его присутствия во мне доказывает, насколько я вся его. Я обхватываю его руками и ногами. Всё меркнет перед чувством принадлежности ему. Картер шевелится надо мной. От движения запах пота и спермы становится ещё чётче. Насыщеннее.

— Думал, что кончу раньше. Может, ещё разок чуть позже, чтобы закрепить…

— Давай пойдём к психологу.

— Нахуя? — напряжение внутри меня от того, что Картер по-прежнему там, уже совсем не сексуальное. — Объясни, что мне у него, по-твоему, делать.

— То, что делают люди, когда посещают психолога. Делятся чувствами или проблемами.

— Значит, я должен поделиться тем, что временно или навсегда бесплоден, и сказать, как это ущемляет моё мужское начало, хотя ни черта не ущемляет, раз мы только что трахались, и ты даже кончила. Я не хочу ни с кем делиться. Это только наше. Твоё и моё.

Картер кое-как слезает с меня, задевая диван и ударяясь локтём о ножку стеклянного столика. Я боюсь, что он собирается уйти, покинуть комнату, но он садится в кресло.

— Ты рассказывал, что ходил к психологу в школьные годы, когда у тебя умерла морская свинка. Родители не были уверены, какие слова подобрать, чтобы тебя утешить.

— И обратились к специалисту, за что я им благодарен, но это другое. У нас сейчас всё по-другому.

— Именно. Речь не о домашнем животном, Картер, а обо мне, о том, что у нас уже есть. Я люблю тебя, но на случай, если мы останемся только вдвоём…

— И что в таком случае?

— Ты должен понять, как провести целую жизнь лишь вдвоём. Общение с кем-то на мероприятиях, родные, фанаты не в счёт. Жить и спать нам преимущественно друг с другом, Картер. Всё остальное временно. Даже Джек. Даже твоя мама и мои родители.

— Блять. Думаешь, я не знаю? Я охуеть как знаю, что всё это временно. Я просто ненавижу мысль о себе, сидящем в безликом кабинете и изливающем душу, когда мне уже не двенадцать, и я мужик, а не сопливый пацан, оплакивающий грызуна.

— Но я-то буду рядом. Могу и найти нам кого-то, — шепчу я, поднимаясь в движении к нему, в неотвратимой потребности оказаться совсем рядом. Картер шевелится, когда я сажусь на подлокотник, и протягивает левую руку у меня за спиной до зоны талии, потирая кожу под измятой нашим сексом майкой. — Тебе не придётся заниматься этим, ладно? Ты просто придёшь. Хотя бы один раз, а там посмотрим.

— Всего один раз, и точка.

Я обращаюсь к Келли. С точки зрения медицины она знает чуть ли не всё, а именно то, к кому лучше пойти на массаж, кто делает самый идеальный педикюр, или кто рассмотрит на УЗИ даже самую мельчайшую неоднородность в каком-нибудь органе. И насчёт психологов у неё тоже есть представления. Она советовала терапию Эмме и Мэтту, но те так и не пошли. Справились со спасением брака своими силами.

— Есть один мужик. Так и не получается, да? Что ж, это хорошее решение. Иногда всё дело в психосоматике.

— О чём ты?

— О беременности. Ты, наверное, не замечала, но порой ты что-то подсчитываешь про себя, когда мы видимся. Окончательно я всё поняла месяца два назад. Ты попросила тампон, будучи у меня, с таким выражением лица, будто кто-то наступил тебе на больную мозоль.

— Эмма тоже знает?

— Не говорила ты, не говорила и я, — не заставляя меня ждать, отвечает Келли. — Это ваше с Картером дело. Я просто даю понять, что догадалась.

— Он пьёт таблетки, но прошло полгода, и, может, их недостаточно. Блять, Келли, я так хотела хоть с кем-то поделиться. Ты и не представляешь, как мне…

— Как хочется говорить, что всё будет хорошо, но ты не говоришь, потому что это может оказаться неправдой.

— Да.

— Но всё будет хорошо. Скажу это за тебя. Просто нужно время. У многих не получается, но однажды всё соединяется воедино, настрой и другие факторы, главное не оставлять попыток, ладно?

Мы с Картером идём к психологу уже через пару дней. Мне пришлось сказать, в чём наш запрос, ещё по телефону, и что это не индивидуальная сессия. По моей просьбе нас записали на самое позднее время, какое только было возможно. Вечером меньше людей. Мне так представлялось, и это оказывается правдой. В приёмной никто не ждёт, а сотрудница рецепшена предлагает напитки, утверждая, что доктор уже заканчивает.

— Нет, спасибо, напитки не нужны. Мы просто подождём.

Я касаюсь руки Картера, притягивая её к себе на бедро. Всё напряжение в его теле концентрируется в том, как он обхватывает мне ногу неудержимой, несдержанной хваткой. Не тот момент, не то место, но я наслаждаюсь этим мгновением. Как я только могла думать, что мы расстанемся, и всё просто забудется?

— У меня спина потеет.

— Я люблю твою потную спину.

— И руки тоже мокрые. Это какой-то пиздец. Не помню такого, когда родители привели меня в связи с свинкой.

— Я люблю тебя, Картер. Потом займёмся, чем хочешь.

— Хочу завтра на студию с тобой. Послушать тебя. А сегодня, может, сходим в клуб с ребятами.

— Позвоню Келли и Эмме позже и узнаю.

Из кабинета выходит мужчина в кепке и с низко склонённой головой. Всё понятно, тоже прячется. Он уходит, и зовут нас.

— Мистер Винтерс. Мисс Миллер. Вы можете пройти.

Картер поднимается на ноги первым, отпуская мою ладонь. Но в кабинете он медлит, ожидает, пока сяду я, позволяет мне выбрать одно из двух кресел и только потом присаживается на левое. Сначала на самый край, но потом всё-таки сдвигается к спинке. Психолог не спрашивает прямо, с чем мы пришли, а просит рассказать о себе.

— Уверен, вы хоть что-то про нас да слышали.

— Слышал, мистер Винтерс. Но что я слышал, не имеет значения, а что услышу лично от вас обоих, останется в этой комнате.

— И что обычно остаётся в этой комнате? Неверность? Попытка уладить проблемы в браке спустя двадцать лет?

— И спустя три тоже, — отвечает мистер Беркрофт. — Но давайте вернёмся лучше к вам. Итак, кто из вас хочет что-то сказать другому или, быть может, сказать в целом?

— Давайте проясним. Мы не женаты официально, но у нас общий дом, и мы друг другу верны, — беря меня за руку вновь, Картер смотрит в мои глаза. Сильно, твёрдо, немигающим взглядом. — Был период, когда мы расходились, но не из-за акта физической измены. Со всем, что было, мы справились.

— А что было?

— Я отдала песни Картера бывшему продюсеру. Я сделала это, чтобы уйти в другой лейбл. Картер… Мы с Картером разошлись, потому что я сказала, что хочу быть одна. Он узнал всё позже.

— И я простил Киару. Мы живём дальше. Хотим ребёнка. Не получается из-за меня.

— Ясно, — мистер Беркрофт что-то помечает себе в своём блокноте впервые за то время, что мы здесь. — Это подтверждено медицински, или вы просто считаете, что…

— Всё подтверждено.

— А почему вы не женаты?

— Потому что до фига людей женятся, и именно в браке выползает всякая хрень, которой не было прежде, а потом наступает развод.

— Потому что ни один из нас не предлагал другому этот шаг, — инстинктивно отвечаю я почти одновременно с Картером, и он поворачивает голову ко мне, ощутимо напрягшись. — Не то чтобы это обязательно, но…

— Я тебе предлагал. Не прямо. Но мои планы насчёт нашего будущего включали в себя и это. Ты хочешь за меня замуж?

— Нам не стоит говорить об этом прямо здесь, Картер.

— Если дело во мне, то не обращайте на меня внимания, — замечает мистер Беркрофт. — Я видел столько ссор в этом кабинете. Споры, ругань, крики, слёзы. Не представляете, каким приятным разнообразием было бы…

Внезапно и за мгновение Картер поднимается с кресла, но только чтобы встать на одно колено. О нет. Или же да? Нет, я не хочу замуж. Или я не хочу церемонию, о которой будут знать все, и папарацци станут неофициальными приглашёнными? Я не хочу, чтобы знали чужие мне люди. Чтобы они увидели то, что не предназначено для их глаз, а должно быть личным. Только моим и только Картера. И максимум наших близких людей. Я не хочу замуж с соблюдением всех традиций. Но я хочу стать женой Картеру. Да, я хочу быть его женой. Я хочу стать лучшей версией себя.

— Киара Миллер, ты подаришь мне несколько приятных минут или часов, выходя за меня замуж, и целую жизнь потом?

— Приятных или нервных?

— Приятных, нервных, комичных, слезливых. Неважно. Так выйдешь или нет? Кольца пока нет, но мы что-нибудь придумаем.

— Выйду. Да, я выйду за тебя, Картер Винтерс, и постараюсь не плакать. Никогда.

— Ты не сдержишь это обещание, — качает он головой.

— Не сдержу, — соглашаюсь я.

— И что теперь? — Картер встаёт и не отпускает мою руку, когда садится обратно в кресло. — Дадите совет для успешного брака, в котором может не быть детей?

— Он такой же, как в браке с детьми. Слушать и слышать партнёра. Рано или поздно дети разъедутся, и вы останетесь в той же точке, откуда начинали. Только вы двое, и больше никого. Я о людях, не о домашних животных. Мало кто думает об этом в начале пути. Но думать стоит.

— Это же будет хрен знает когда, — мне не удаётся сдержать эмоции. — Зачем людям думать о чём-то, что может и не наступить через несколько десятилетий? Можно умереть и не дожить.

— Да, можно, — мистер Беркрофт закрывает блокнот. — А если вы оба доживёте, если у вас появятся дети, и они уедут, что вы станете делать в тот день, когда им потребутся строить свою собственную жизнь вдали от вас? О чём вы станете говорить? Останется ли у вас общее увлечение музыкой, когда вы перестанете гастролировать? Однажды вы двое…

— У нас оно возникло до встречи друг с другом. Музыка в нашей жизни существовала и до знакомства. Я не думаю, что кто-то из нас её бросит. Послушайте, мы же пришли к вам не за этим.

— Знаю, мистер Винтерс, но у меня нет универсальных ответов. Я не скажу ни вам, ни какой-либо другой паре, как не сломаться, когда речь о чём-то важном, что не удаётся обрести. В психологии не существует универсальных средств. Всё индивидуально. Я могу только направлять вас, но только вы сами в конечном итоге путём собственных проб и ошибок поймёте, что для вас действенно, как способ не зацикливаться. Всем помогает разное. Проводить время с близкими или разговаривать только друг с другом. Кто-то, я уверен, приходит к усыновлению. А кто-то ищет и находит суррогатную мать. Что вы оба ощущаете при упоминании мною других вариантов?

— Ну я не против усыновления, — после взгляда на меня, ещё крепче обхватив мою ладонь, говорит Картер. — В целом, по-моему, не против. Понимаете, это дети, которым не повезло в жизни, и их много, и они… Никто из них не виноват, что от него отреклись. Но я не думаю, что хотел бы усыновлять, не попытавшись достаточно долго. И не уверен, что выбрал бы подростка. Я не настолько стар, чтобы сойти за его отца. И никаких суррогатных матерей. Наверное, так.

— Почему?

— Не потому, что ребёнок не будет полностью моим, как вы наверняка считаете. Но для меня лучше не обрести ребёнка совсем, чем знать, что его родит посторонний человек, а я ему за это заплачу. Я не хочу покупать ребёнка. Это не покупка в буквальном смысле, но вы же понимаете, да? Мой ребёнок в чьём-то чужом животе, не в животе моей жены или невесты, которого я мог бы касаться. Это дико для меня. Дико.

— Ладно. А что думаете вы, Киара?

— Тоже никаких подростков. И я тем более не хочу выбирать другую женщину, чтобы она родила мне ребёнка, — исключено. Исключено. Исключено. Это не так, как если бы Картер переспал с кем-то, чтобы у нас появился ребёнок, которого выносит эта женщина, но я, правда, не желаю видеть, как у чужой женщины растёт живот из-за моего дитя. С суррогатными матерями может быть много проблем. Девять месяцев проблем. И всякие сложности до зачатия. — Но вообще я сомневаюсь в усыновлении в целом. Я никогда об этом не думала. Не было потребности.

— Конечно, не было. Это нормально. Но главное, что вы открыты друг перед другом. Что решились прийти сюда и проговаривать свои чувства, прорабатывать их. Что у вас они не одинаковые, но схожие. Вы оба не хотите пользоваться сторонними услугами, поэтому у вас есть только два пути. Продолжать пытаться или подумать об усыновлении. Или вы можете сделать всё это. Сначала что-то одно, а потом другое.

— Да, наверное, — осторожно говорю я.

— Ну тогда мы пойдём, да?

— Время до окончания сессии ещё есть, мистер Винтерс.

— Так вот как это называется? Сессией?

— Вы можете называть это так, как называете. Приёмом или консультацией. Могу ли я спросить?

— Да. Спрашивайте.

— Кто-то ещё знает о ваших проблемах?

— Да, но это не слишком большой круг людей. Только мои родители. Точнее, мама. У меня осталась лишь мама.

— Не только.

— Что? Ты сказала кому-то?

— Нет. Но Келли догадалась сама. Из-за того, что я подсчитывала при ней дни и… Не суть.

— Не суть? Это не так, — повышает голос Картер. — Я пришёл сюда, потому что думал, что ты нашла его сама, а не что ты прежде обсудила мои проблемы с подругой.

— С подругой, Картер. Не с незнакомкой в метро или в очереди на кассу. Я не болтала и ничего не обсуждала. Она поняла сама. Это всё, что было.

— Ладно. Ладно. Прости.

— Не надо извиняться без причины, Картер.

— Иногда стоит, Киара.

— За что я должна была извиниться, но не извинилась? — я вытаскиваю руку из ладони Картера и больше поворачиваюсь к нему боком. — За песни я извинилась. И я подразумевала простить меня и за то, что это в принципе ощущалось мною, как самоё легкое решение, легче, чем поговорить с тобой. Извини меня и за то, что я попросила подругу найти нам толкового психотерапевта, потому что в этом она как гуру. Эмма не знает. Мама с папой тоже. Это между нами. Ты же мне веришь?

— Верю.

— Хорошо.

— Без обид, доктор, но я бы действительно хотел уйти.

— Как вам будет угодно. До встречи, если вы двое захотите поговорить ещё. Или кто-то один.

Мы прощаемся с мистером Беркрофтом и совсем вечером встречаемся в клубе с Эндрюсом и Келли. Эмма и Мэтт заняты с новым мохнатым членом семьи, но и быть вчетвером тоже неплохо. Я прекрасно провожу время с друзьями и не менее замечательно ночь с Картером. На нём, под ним и просто рядом. Он крепко обнимает меня после секса.

— Днём поедем за кольцом.

— Обязательно так торопиться? Я не передумаю.

— Не хочу долгой помолвки. Давай поженимся в июле. Находясь в туре, тебе нужно будет только отвечать на мои вопросы, а потом ты вернёшься, и почти всё уже будет организовано. Останется только купить платье.

— Ты сам посмотришь много мест для церемонии?

— Почему бы и нет. Для второго мнения могу взять Эмму или Келли или снимать всё для тебя на видео.

— Снимать видео будет лучше.

В комнату заходит Джек. Он тащит в зубах свою плюшевую игрушку носорога. И просится в постель к нам голым. Мы голые. Но недавно мы стригли когти. Сами. Картер держал, а я стригла. Хотя Джек воспринял всё терпеливо и не пытался дать дёру. Мой хороший мальчик. Нет, наш хороший мальчик.

— Запрыгивай.

— Но только в ноги, Джек. Нет, не сюда.

Но уже поздно. Он располагается поверх одеяла всем своим тяжёлым весом аккурат между мною и Картером. Мой отныне жених уже не может обнимать меня. И обнимает Джека, смотря на меня поверх его холки, которую поглаживает туда-сюда.

— Что?

— Мы ещё даже не женаты, а уже происходит это.

— По-моему, ничего нового не происходит. Джек любит меня, и втайне тебе же нравится, что он лезет к нам.

— Нравится, но иногда надо будет закрывать дверь. Чтобы более плотно заниматься нашими делами. Поедешь со мной в тур?

— Зовёшь меня на разогрев?

— Для всякого разогрева, — шепчу я, — моего, людей. Ты действительно мог бы исполнить пару песен передо мной.

— Ты мне заплатишь?

— Все расходы уже распределены.

— О как, — притворно обижается он. — Смотри, если твои разогреватели будут плохо справляться, я приеду и за бесплатно, но думаю, они справятся с людьми. А я буду ждать тебя дома и организую нам свадьбу.

Утром я просыпаюсь как раз в то мгновение, когда Картер заходит в комнату с двумя бокалами. Кофе. Определённо пахнет кофе. То, что нужно. Я потягиваюсь, так и оставшаяся обнажённой под одеялом, и тяну штаны Картера за пояс, прежде чем отпустить. Он морщится от удара, но с ухмылкой.

— Доброе утречко.

— Доброе, жених. Где Джек?

— Бегает во дворе. Я его уже выгулял. Ему нужен новый поводок.

— Или ты хочешь, чтобы у него был новый поводок. Старый ещё вполне ничего.

— Думаю, он тоже заслуживает чего-то нового.

— Хорошо, купим ему поводок.

Картер целует меня губами, от которых пахнет кофе и ощущается его бодрящий вкус. Впервые мне особенно тяжело уезжать из дома от Картера и Джека, но, по крайней мере, у меня есть кольцо. Знак верности и преданности. Подтверждение, что я вернусь. Я ещё привыкаю ощущать вес одного единственного, но крупного бриллианта на том самом пальце, когда держу в руке микрофон или просто что-то делаю, или снимаю кольцо, чтобы оно не контактировало с водой. Фактически постоянно находясь на связи, для места проведения свадьбы мы с Картером выбираем ранчо слегка за городом, которое сдают в аренду именно для всяких торжеств. Я уже представляю, как можно будет развесить гирлянды над столами, наняв декораторов, и что в атмосферу вполне впишутся фиолетовые салфетки и чехлы на стулья. Но скатерти должны быть белыми, только белыми. Я так и говорю Картеру однажды вечером примерно за три недели до возвращения домой. Я вернусь, и у нас ещё будет предостаточно времени всё доделать, в том числе и выбрать мне платье. Келли и Эмма уже пошили платья себе. У меня лучшие подруги. Кто-то из них каждый раз выбирается с Картером для какой-либо встречи по поводу свадьбы, но при этом они не претендуют заменить меня на дегустации тортов и не суются давать мне советы, какие цветы достойны быть в моём свадебном букете.

— Белые скатерти, Картер. Только белые, — повторяю я, потому что связь ужасна. — Никаких других.

— Почему? На них будет видно любое пятно.

— Мне всё равно на пятна. Это наш день, Картер. Ты же не хочешь предложить постелить чёрные? Это единственный цвет, на котором не будет видно.

— Есть ещё тёмно-синий.

— Нет, Картер. Я сказала, что нет. В основном используют белые скатерти. Я за традиции.

— Не на все сто, — возражает он. — Ты не купишь платье, как у принцессы, с пышной юбкой, и ты не хочешь фату, хотя её обычно хотят все.

— Скатерти это другое. Они должны быть белыми. Видишь, даже Джек со мной согласен, — я слышу, как он громко гавкает на заднем плане. — Я так скучаю по вам.

— Мы тоже. Но ещё три недели. Даже меньше. Двадцать дней, семь часов и сколько-то минут. Я тебя люблю, Киара. И, по-моему, мне надо убрать коробку с моими свадебными ботинками, потому что Джек начал её раздирать.

— Иди. И я тоже люблю тебя.

— До завтра, детка.

Я кладу трубку с ощущением внутренней тоски. Она как нечто, что сверлит изнутри. Подтачивает скрытые резервы организма. Но на следующий день у меня два концерта. Нагрузка больше, чем обычно. Мне некогда ни грустить, ни болеть. Однако после первого мне становится слегка плохо. Или не слегка, а сильно. Меня мутит прямо в гримёрке, просто мутит, не рвёт, однако девушка, которую приставили ко мне здесь для любой помощи, где-то находит и притаскивает мне таз. Боже, я не помню, как зовут эту девушку. Она помогает, а я не помню.

— Спасибо. Не напомнишь своё имя?

— Кларисса.

— Как Кларисса из «Молчания ягнят». Это такой фильм. Старый. Ну относительно.

— Я знаю этот фильм. Я не настолько юна, чтобы даже не слышать.

— Ты не поможешь мне? Где у вас тут ближайшая аптека? Ты сможешь купить мне какое-нибудь лекарство посущественнее ипуброфена и привезти потом в тот клуб?

— Да, конечно. У вас предменструальный синдром? У меня иногда такое бывает из-за него. Я знаю, что может помочь.

Кларисса пододвигает ближе ко мне упаковку салфеток, поясняя, что на всякий случай, и спрашивая, идти ли ей прямо сейчас или сначала проводить меня до машины. Что? Ох. Месячные. До меня начинает доходить. Я наклоняюсь за телефоном, который лежит также на столике. От движения живот пронзает вспышкой дискомфорта. Я морщусь, потираю бок и открываю календарь. Так и есть. Месячные должны были прийти позавчера. Позавчера. Как я могла ни вспомнить, ни проверить? Я не настолько думала о скатертях или о рутине концертов, но… Господи. Если это правда, то новая методика лечения могла и подействовать. Если это правда, то мне нужно домой. Нужно к Картеру и к врачу. Всё посмотреть, посмотреть, есть ли там ребёнок, или это просто глупая задержка из-за нервов. Как бы я хотела иметь возможность заглянуть внутрь себя без всякого оборудования. Картер приезжал ко мне на тот момент в Иллинойс через пару недель, как я уехала. Сказал, что ему было нужно меня увидеть. Он пробыл со мной четыре дня, и три из них мы просто валялись в постели всё время, что я только могла. Мы валялись и просто разговаривали. Никакого секса до того самого четвёртого дня. Нам вроде и не хотелось, но потом… Либо тогда, и мой срок недель пять, либо он уже больше.

— Кларисса?

— Да, мисс.

— Ты можешь купить мне несколько тестов подороже?

— Тестов… — она повторяет, переводя взгляд ко мне. — Вы имеете в виду тесты на… Конечно, — она пытается контролировать себя, но её глаза выдают то, как она ошеломлена. Или тем, о чём я прошу, или тем, что я в принципе прошу об этом кого-то вроде неё, а не пытаюсь найти время купить самой. — Я всё сделаю. Да. Я привезу вам в клуб. Встретимся там.

— Я заплачу по чеку.

В по-прежнему не самом лучшем самочувствии я перебираюсь на место второго выступления. Но делать нечего. Я не могу отменить всё менее, чем за три часа. За несколько дней ещё куда не шло. Я готова вернуть деньги за билеты и заплатить все неустойки. Бесспорно, лейблу это может не понравиться. Наверняка и не понравится. Но ребёнок… Я сама поправляю макияж, когда дверь в гримёрку открывается после стука. Кларисса приезжает не только с пакетом из аптеки, но и с чаем. Он ещё горячий и пахнет чем-то травяным.

— Выпейте, полегчает. Потом вот это, — она выкладывает на стол упаковку таблеток, — и ещё эти витамины. Просто для тонуса. Тесты тоже здесь, но их…

— Лучше делать утром. Я знаю. Спасибо, Кларисса. Сколько я должна за всё?

— Мы можем разобраться с этим позже.

Она уходит и оставляет меня одну. Мне скоро на саундчэк. Необходимо всё окончательно проверить. Я запиваю таблетку водой и дожидаюсь растворения витамина, прежде чем выпить ставшую жёлтой воду. От желания услышать голос Картера сердце стучит в груди быстрым темпом. Удар, короткая секунда отдыха, и снова удар. Те же чувства, что в первый раз. В первый раз, когда я увидела его на той вечеринке. И в первый раз, когда у нас случился секс. Я смотрю на кольцо, набирая Картеру. Он отвечает почти сразу и кричит Джеку.

— Джек, ко мне. Иди сюда. Привет, невеста. Джек!

— Привет, жених. Гуляете?

— О да. Он убежал за мячом и всё не возвращается из кустов. Джек! Наконец-то. Иди сюда, мальчик, — Джек гавкает. — Как у тебя дела? Где ты сейчас?

— Всё нормально. Я в гримёрке. Пью чай. Картер.

— Да?

— Я хочу выйти за тебя.

— Я помню. Кроме того, тебе и не отвертеться. Мы женимся одиннадцатого июля. Это назначенная дата.

— Да, но дело не только в этом, — импульсивно говорю я. — Если я не куплю платье, или случится пожар, и оно сгорит, или если Джек порвёт твои ботинки, когда ты оставишь их без присмотра всего на минуту, я выйду за тебя хоть в чём, и даже если ты придёшь в одних носках. Вот что я имею в виду.

— Киара, что происходит? Ты точно в гримёрке? Тебя кто-то заставляет это говорить? Да или нет. Просто скажи «да», если ты не в порядке. Ты должна позвонить мне по видеосвязи. Если ты не перезвонишь, то я звоню в полицию.

— В какую?

— Естественно, в полицию Сан-Франциско. Ты там, и если у вас что-то происходит…

— Ничего.

— Докажи.

Я перезваниваю, только чтобы закончить с его беспокойством о террористах. Удостоверившись, что надо мной никто не стоит с оружием, Картер выдыхает, прежде чем наклониться и нацепить поводок на Джека.

— Хорошо. Хорошо. Теперь мне спокойнее. У тебя есть ещё пара минут?

— Для тебя всегда.

— Я предварительно выбрал нам фотографа. Того, которого ты хотела. Созвонился с ним. Он работает в паре с видеографом. Нам нужен видеограф? Ты хочешь видео?

— Хочу. Нам нужно видео. Иначе что мы будем показывать детям? На фото у них может не хватить терпения. У нас они будут. Так или иначе. Дети.

— Родить бы одного…

— Родим. Твои показатели стали лучше. У врача оптимистичные прогнозы. А у нас собака, что идеальна в качестве пушистой няни.

Что, если на самом деле он не готов? Что, если не готов сейчас? Я пока ничего не знаю, не знаю, действительно ли беременна, но я могу быть. И тогда мне будет нужна полная и безоговорочная поддержка. Тогда мне нужно будет всё. Будет нужен мой мужчина, который не сомневается. И который настроится на долговременный хаос. На новые не всегда приятные запахи в доме и в машине и на игрушки повсюду. Картер не сбежит. Он не сбежит. Он же купил автомобиль для нас всех давным-давно. Безопасный семейный автомобиль.

— Думаешь, Джек не будет ревновать и не попытается откусить ему руку при знакомстве?

— Или ей. Но я уверена, что не попытается. У него тоже будет девять месяцев на подготовку. У нас всех будет. Если мы всё сделаем правильно, то справимся со всем.

— Не девять.

— Ну около того.

— Около того, — кивает Картер. — Ты должна будешь пускать его в кровать чаще. Иначе как тогда Джек поймёт, что внутри тебя кто-то поселился?

— Да, вероятно, придётся пускать его чаще.

— Я очень тебя люблю, детка.

— Я люблю тебя больше всех, Картер. Я позвоню тебе ещё вечером.

— Я уже жду.

Физически мне становится лучше, но не настолько, чтобы не ощущать усталости в ногах после концерта. Особенно они ноют в области коленей. Дискомфорт, которому, однако, далеко до боли. И ничего, с чем не справится тёплая ванна. Именно тёплая. Я налила бы, как обычно, погорячее, если бы не вероятность беременности. Мы с Картером говорим, пока я лежу в ванне. Он всё шепчет, как хотел бы оказаться в ней со мной, как мог бы потереть мне спину, хотя он знает, что я могу и сама, и как будет чудесно, когда я окажусь дома. Ночью мне почти не спится из-за разных мыслей. Я поднимаюсь в начале седьмого, устав бесполезно ворочаться. Мои тесты все в ванной. Я не настолько хочу в туалет, чтобы сделать четыре, но два должно получиться. Но я не могу делать это в тишине. Это глупо, но я включаю музыку на телефоне. Включить музыку не так глупо, как если бы я позвонила Келли или сразу отцу своего ребёнка, чтобы попросить повисеть на телефоне, пока я сначала делаю, а потом жду. Нет, будить Картера нельзя. Если тест отрицательный, то и тем более нельзя. Я не поступлю так. Автоматическое воспроизведение включает нечто рок-н-ролльное, но это не то, что нужно. И я переключаюсь на новую песню Картера, на её пробную запись на студии только для меня. Почти без инструментов, лишь его голос и гитара. Так намного лучше. Будто Картер прямо здесь. Ну или за дверью. И ждёт вместе со мной. Я поднимаюсь, размещая тесты на столешнице у раковины. Не могу сказать, что у меня дрожат ноги, или потеют ладони. Я не настолько восприимчива. Но это момент, который может определить всю мою дальнейшую жизнь. Ни один концерт, ни одно интервью, ни одна фотосессия именно так никогда не смогут её определить. Это всё вторично. Но когда речь о детях… Второй тест отображает результат чуть раньше первого. Это хорошо или плохо? Я ведь делала его вторым. Он такой же, но другой фирмы. Никаких полосок, только специальное окно, в котором проявляется ответ. Беременна. Беременна? Ох Господи. Секунда или несколько, и первый тест тоже выдаёт итог. Беременна. Если это не ошибка, то я… Мама. Стану мамой. Нет, я уже мама. Год назад я даже не думала об этом. Но в последние месяцы это превратилось в мечту, в сокровенное желание на грани с необходимостью. Не ради Картера, не ради того, чтобы наши отношения окончательно восстали из пепла и продолжить жить, а для меня самой в том числе. Я возжелала этого до боли. 6:23. Время, когда моя жизнь изменилась, возможно, навсегда. И никто пока не знает. Потому что я в чужом городе и в номере отеля. Я хочу вернуться домой. Я смогу это сделать. Отменить концерты и договориться о возвращении денег. Мой продюсер теперь женщина. Она поймёт, как никто. У неё у самой есть дети. Двое. Девочка и мальчик. Но как же рано звонить прямо сейчас. В 6:24 не звонят сообщить прямо-таки хорошие новости. Это время скорее для плохих вестей. Просьба об отмене почти двадцати концертов не слишком приятная вещь. Чёрт. Я могу, по крайней мере, отправить сообщение. И его увидят тогда, когда увидят.

Привет, Джойс. Мне надо с тобой поговорить. Это важно. Я буду ждать звонка.

Я заворачиваю тесты в туалетную бумагу, прежде чем убрать в сумку в отделение на замке. Я не могу просто избавиться от них, выкинуть в ведро, чтобы потом они оказались на каком-нибудь мусорном полигоне. Немыслимо. Этого не будет. После тёплого душа я заказываю ранний завтрак в номер. Точнее, лишь кофе. Я привыкла завтракать позже. Точно не в семь утра. И даже не в восемь. Кофе приносят ещё горячим в белой чашке на блюдце. Как я и просила, он просто чёрный без всякого сиропа. Беременным можно пить кофе? Я обожаю кофе. Он как допинг, когда спишь мало, а сил требуется много, и хочется контролировать всё по максимуму. Мне всегда хочется. Иначе я, по-моему, и не умею. Для меня важен кофе. Каждый день. По несколько раз в день. Я наслаждаюсь ощущениями от вкуса первого глотка за утро, от того, как напиток приятной горчинкой смачивает горло. Всё хорошо. У меня всё хорошо. И, если что, я смогу обходиться без кофе. Я привыкну. Я едва делаю третий глоток, как мелодия звонка в клочья разрывает тишину. Джойс. Уже? Да, уже. По опыту моего общения с ней она всегда выключает звук на ночь. Но я не знаю, когда именно для неё заканчивается ночь, какой час она считает уже за утро.

— Джойс. Спасибо, что так быстро позвонила. Я не уверена, разбудила тебя или нет, но если разбудила…

— Нет. Доброе утро мне уже пожелали в семье.

— Что-то случилось?

— Сыну нужно в школу для подготовки выпускного, но на сломавшейся машине далеко не уедешь, а вчера он забыл об этом сказать. О чём ты хочешь поговорить? Ты же не заболела?

— Нет, Джойс. Не совсем. Но я хотела поговорить о том, чтобы отменить концерты. У меня возникли некоторые обстоятельства, и я не могу…

— У тебя кто-то умер? Голос ты точно не посадила, я слышу.

— Никто не умер, Джойс.

— Тогда что?

— Я беременна, — я решаюсь и произношу это. — Мне действительно нужно…

— Ты была у врача? — перебивает Джойс. — Ты в туре много недель. Если ты знала ещё до тура и всё равно поехала, ты хоть представляешь, что это означает? Это не форс-мажор. Это означает, что нам не только придётся вернуть деньги людям, но и платить за многое. У тебя производственная страховка на время тура. Но если ты знала, то это как мошенничество.

— Я не знала. И я не была у врача.

— В таком случае ты должна его посетить, и тогда при наличии оснований мы вернёмся к этому разговору. Я просто не могу верить тебе вот так, когда ты, возможно, лишь сделала тест. Я бы хотела, но так дела не делаются.

— Я не успею попасть к врачу, пока мы здесь.

— Можешь успеть завтра в Сакраменто. Или даже сегодня, если повезёт. Вы будете там уже днём.

Я где только не была. И в крупных городах вроде Нью-Йорка, и в более мелких, таких, как Цинциннати, куда доезжает не всякая звезда. Сакраменто не самое ужасное место, чтобы пытаться попасть к врачу подтвердить беременность. Мы с Картером всё ещё можем сделать правильно потом. Найти действительно хорошую клинику дома и сходить вдвоём. Если я посещу врача, и он или она найдёт там малыша, увидит маленькое пятнышко или что-то побольше, то я уже не стану звонить Джойс первой. Чёрта с два. Я чувствую себя такой глупой, что позвонила ей. Стоило вспомнить про страховку и прочее.

— Я поняла. До свидания.

— Подожди, Киара. По-женски я тебя понимаю, но, как твой продюсер, у которого есть босс… Позвони мне, как что-то узнаёшь.

— Да.

Я кладу трубку. До Сакраменто всего два с небольшим часа пути. Мы выезжаем в одиннадцать. Даже с разными задержками вполне реально добраться туда не позднее двух, а то и раньше. Я могу обзванивать клиники прямо из гастрольного автобуса по пути. Мне нужен свежий воздух. Надо пройтись. Я не могу оставаться в этом номере ещё несколько часов. В этой тишине. И Картер дома наверняка ещё спит. Если только Джеку не приспичило. Но вряд ли. Иной раз он тоже соня. Правда, потом ему бывает нужно срочно, и он еле справляется с тем, чтобы дотерпеть до ближайшего куста. На его счастье, кусты теперь поближе. На нашем нынешнем заднем дворе их больше, чем дома именно у меня. Я сдаю его семье без ребёнка, но у них есть кошка. Она не должна сильно загадить мне там всё. Я надеюсь. Я выхожу из отеля, не забыв на всякий случай про солнцезащитные очки в качестве маскировки. Мне не нужны поклонники. Не сейчас, когда я так уязвима и не могу ни с кем поделиться. По правде говоря, я могу, но что скажет Картер? Он попросит просто вернуться, пообещав, что с остальным мы разберёмся позже. Я его знаю. В этот раз всё по-другому. Он не позволит мне сказать слово, только чтобы я оставила всё, как есть. Чтобы осталась и завершила тур. Он просто не позволит всему так продолжаться. Лишь слово о предполагаемой беременности, и он захочет, чтобы я немедля вернулась к нему. Но я не готова сидеть дома все семь или восемь месяцев. Я хочу работать и дальше в разумных пределах. Я не вынесу, если он попытается меня запереть. Всё, что угодно, кроме этого. Я завтракаю вне отеля, потому что по-прежнему не хочу возвращаться. Даже ради оплаченного завтрака. Я не единственная, кто находится в заведении внутри или за столиками снаружи в половину восьмого утра. Однако среди людей нет ни одного ребёнка, лишь одни взрослые. Полагаю, детей кормят дома, потому что ехать куда-нибудь поесть занимает больше времени, а всем скоро либо в школу, либо на работу. Что будет любить мой ребёнок, когда ему перестанет хватать грудного молока? И что он начнёт требовать в более старшем возрасте, решившись сказать, что ему не нравится каша или какие-то хлопья? Мне придётся каждый день жарить блины или оладьи? И где при этом будет Картер? Дома или за много тысяч километров от нас, повесив всё на меня? Будет ли он любить меня так, как сейчас? Будет ли он любить меня злой и уставшей, и, возможно, не способной скинуть несчастные пять или семь килограмм, так и оставшиеся после беременности? Он звонит, как раз когда я думаю обо всём этом. Словно знает, что все мои мысли прямо сейчас так или иначе посвящены ему. Я выжидаю несколько секунд, прежде чем ответить голосом, который, как я надеюсь, звучит обычно. А не так, будто я вот-вот расплачусь.

— Привет. Как ты?

— Привет. Только встаю. Ты наверняка уже давно не спишь, и из-за этого мне почти стыдно, — хриплым голосом отвечает Картер. У него всегда такой после сна. Даже если среди ночи он встаёт и пьёт воду. — Я так скучаю по тебе. Может, я прилечу? Я ещё успею, пока ты будешь в Сакраменто. Джека кто-нибудь да возьмёт. Блять. Сегодня встреча с координатором насчёт музыки.

— Я припоминаю. В два?

— В три. Она её перенесла.

— Но это не займёт много времени. Ты просто отдашь флешку.

Мы выбирали песни вместе. Гуглили, какие композиции используют люди на своих свадьбах, и изучали подборки с самыми романтичными синглами. Но нам не хотелось быть предсказуемыми. Не хотелось избитых песен. Мы постарались выбрать что-то оригинальное. Было трудно просто не наполнить плейлист сплошь собственными песнями.

— Хочешь, чтобы я приехал?

— Очень.

— Тогда я смотрю рейсы и покупаю билет?

— Да. Пристроишь Джека к Келли? Я ей позвоню и попрошу.

— Я могу и сам позвонить. У меня есть номер. А ты не переживай о ерунде. И вообще не переживай ни о чём, — он даже не представляет, насколько для меня это невозможно. Что-то находится вне моего контроля. Непривычное чувство. И как глупо при этом какой-то частью сознания думать о платье, которое теперь мне подойдёт. Я хотела приталенное, не объёмное. — Я уже смотрю. Есть места на утренний рейс. 6:15.

— Ты не встанешь.

— Встану. Обещаю. Будильник каждые две минуты. И тогда в 7:45 я уже приземлюсь.

— Когда однажды нам надо было вылететь на твой концерт в Нью-Йорк в шесть утра, той ночью ты вообще не собирался спать, но в итоге прилёг часа на два в третьем часу ночи, и хорошо, что концерт был только на следующий день. Иначе бы ты его не вывез даже с двумя литрами кофе в организме.

— Ради нас я встану.

— Хорошо. Дай мне знать, когда купишь билет. Я оплачу счёт и пойду в отель.

— А ты не в отеле? — я слышу, как Картер перестаёт что-то двигать. По звуку кажется, что это дверь шкафа-купе. Следом раздаётся лай, и Картер шикает на Джека. — Где ты в таком случае?

— Я не хотела есть там и пошла в кофейню. Что он делает?

— Его игрушка улетела под кровать, и он утаскивает мой носок. Я должен произвести обмен.

— Да. И лучше побыстрее.

— Нет, слушай. Я люблю тебя, Киара. Если что-то происходит, если дело ни хрена не в отеле, если это блять снова Кеннет, потому что я не слышу, чтобы те мои песни исполнял кто-то другой, то ты должна сказать мне прямо сейчас. Что бы там ни было, я так или иначе узнаю, но я не хочу спрашивать у твоих подруг, не говорила ли ты им что-то.

— Мне нечего говорить, — по крайней мере, именно о Кеннете мне нечего сказать. Вряд ли он банкрот или уволен, потому что о таком в общей тусовке точно кто-нибудь да обмолвился бы. Но у меня не осталось с ним никакой связи. Вообще никакой. — Его номер у меня заблокирован с тех самых пор. Он физически не может мне ни позвонить, ни написать. Если тебя это успокоит, то я не взяла бы трубку. И не стала бы открывать сообщение.

— Это не успокаивает, потому что я не уверен, что всё действительно было бы так.

— Может быть, ты и прав, — нехотя признаюсь я, — но этот прецендент в прошлом. Всё это в прошлом. Мы скоро женимся, — возможно, мы скоро станем и родителями. — Как мой муж, ты будешь обязан делать и говорить многие вещи, но я ценю, что ты готов кого-нибудь урыть ради меня и без слов. Моего нынешнего продюсера или ещё кого-то. Я люблю тебя за это, Картер Винтерс.

— Я бы разобрался с Кеннетом.

— Ты не знал. Мы можем поговорить об этом завтра, если ты хочешь поделиться ещё какими-то своими чувствами по этому поводу. Но сначала тебе нужно приехать.

— Я приеду. Вот увидишь. Встречать не надо, сразу говорю.

— Ладно. Заказать тебе трансфер из аэропорта, когда я вернусь в отель?

— Давай. Часов на восемь, — просит Картер. — Ага, вот ты и попался. Нет, это мой носок. Не смотри так, будто я не покупал тебе башмачки. Я покупал, но тебе не понравились, и нам пришлось их отдать. Победа! Я его перехитрил.

— Я и не сомневалась. Поздравляю.

Он заразительно смеётся. Джек гавкает, но тихо, не в полную силу. Он бывает громким, когда что-то не по его. Прямо сейчас он точно не злится. Скорее забавляется с возвращённой ему игрушкой. Я люблю их до одури. В моём сердце хватит же места и любви, чтобы любить кого-то ещё, любить с большей отдачей, потому что малышам нужно больше? Я не могу знать прямо сейчас. Я могу только верить, что мы справимся. Как и планировала, в автобусе я обзваниваю клинику за клиникой. Везде есть врач, который свободен в то или иное время, но ни одно время не подходит для меня. Если сегодня, то слишком поздно, когда у меня уже начнётся концерт. А завтра только во второй половине дня, хотя мне нужно как можно раньше утром. Мне говорят, что перезвонят, если появятся варианты в случае, если кто-то отменит визит. Обнадёживает ли это? Да нет, ни в коей мере. Поэтому я продолжаю звонить, и через два звонка в медицинском центре находится свободное окно в 8:45. Всего спустя час после прилёта Картера. Мы можем и не успеть добраться. Но я записываюсь на приём. Там будет видно. Когда до Сакраменто остаётся рукой подать, мы встаём в пробку. Я выхожу из своей комнатки, отодвигая дверь, к своим музыкантам. Эндрю и Пит играют в карты, Брайан зависает в телефоне, Смит появляется из ванной, а Кевин похрапывает на боковушке. У них всё будет в порядке. Они со мной все эти годы. При моём нахождении в декрете они не пропадут. Им легко удастся найти себе новое место. Хотя бы временное. Ведь однажды я вернусь и надеюсь, что вместе с ними. Это та ещё засада искать себе новых музыкантов. Парни Картера его дождались и вернулись к нему. Меня же тоже будут ждать? Я присоединяюсь к Эндрю и Питу. Пит, как проигравший, перемешивает карты.

— Раздавайте и на меня. Сыграю с вами пару раз.

— Круто, — оживляется Пит. — А то уже заебало проигрывать.

— Думаешь, теперь буду проигрывать я?

— Ты тоже часто проигрываешь. Не чаще моего, но всё равно. Едва верится, что это последний наш тур, когда ты формально свободная. Всё изменится.

— И начал он причитать, — Брайан подаёт голос с того места, на котором сидит, растягивая слова. — Вероятно, она станет запираться и перестанет выходить оттуда в ночной сорочке по утрам, но всё это, по-твоему, что? Именно всё точно не изменится. Посмотри на себя. Ты женат, у тебя дочь, но ты всё так же гастролируешь с нами.

— Потому что у меня нет груди, тогда как с Таш по большей части находится её мать. Улавливаешь мысль? Брак это дети. У кого-то один, у кого-то больше. Мы с Эрикой подумываем о втором.

— А Кэти не хочет, — отвечает Брайан, — но я бы хотел. Однажды.

— Мег тоже не говорит желанием. Сначала же всё равно кольцо и свадьба?

— У всех по-разному, — по выражению лица Эндрю понятно, что он мне не верит. Он поджимает губы, когда автобус сдвигается с места, только чтобы почти сразу вновь затормозить на месте. — Некоторым это вообще не нужно. Мне кажется, брак имеет смысл, лишь когда люди действительно хотят заботиться друг о друге, а не когда просто стремятся быть, как все, и следовать за обществом. Я готова взять обязательства, но быть с Картером полностью это не моя обязанность, это моё желание.

— Значит, ты не станешь подавать разные сигналы, чтобы мы поняли, что тебя срочно нужно спасать? — Смит подтаскивает стул к столу. — Подмигни, если ты в опасности.

— Да иди ты. И я никогда не выходила в ночной сорочке.

— Выходила. Просто не знаешь, что мы видели тебя в таком виде, — неожиданно доносится голос Кевина с боковушки. Он со стоном переворачивается на спину, накрывая глаза подушкой. — Не помню, когда это было, но ты точно думала, что мы все ещё спим, и выскочила в туалет. Мы притворились. Мне что-то снилось, а вы и эта тряска… Давайте ляжем сегодня сразу, как вернёмся в отель после выступления. Проведём хоть один вечер без выпивки в номере.

Ох. Выпивка. За эти недели я тоже иногда выпивала с ними. Пиво или вино. Но обычно вино. Алкоголь мог навредить? Прямо сейчас бессмысленно думать об этом. За игрой в карты остаток пути, в том числе и тот, что в пробке, проходит незаметнее. Клуб, в котором я выступаю вечером, заполнен до отказа. Особенно сильный драйв от толпы проходит по всему моему телу потоком мурашек. Я чувствую их и через одежду. Не могу сказать, когда ощущала себя настолько энергетически наполненной и находящейся в гармонии с самой собой и миром. Я много двигаюсь и танцую на сцене, как в последний раз. Но не в последний. Точно нет. По возвращении в отель мы все сразу разбредаемся по своим номерам в пределах одного этажа. Мне и тем более нужно встать рано. Я не говорила парням о приезде Картера. Они сами увидят его завтра. Я набираю ему, отложив пока поход в душ, но начиная стирать макияж. Мой будущий муж отвечает после нескольких гудков. И он уже в кровати. По видео чётко видно. Я разбудила? Нет, не похоже. Он не выглядит сонным.

— Привет.

— Привет. Ты спал? Извини.

— Не спал. Но подумываю об этом. Ты в отеле?

— Да, недавно приехали. Я просто позвонила, чтобы сказать об этом. Ты можешь ложиться. Не будем долго говорить.

— Нет, — он передвигается, немного меняя положение. — Я хочу поговорить. Посмотри на меня, — я беру телефон в руку и сажусь на ободок ванны. Снять макияж можно и чуть позже. — Ты такая красивая этим вечером. Много было людей?

— Полный клуб. Обычно так только у тебя.

— Завидуешь?

— Иногда. По-доброму.

— Не стоит. Это не так и важно. Мы с тобой важнее. То, что у нас есть, и что ещё может быть. Когда мы поженимся, всё моё станет твоим. Это клише, которые ты так не любишь, но так оно и есть.

— Я не так уж и против клише, — шепчу я. Я точно никогда не говорила этого прежде, но чувствую, что это правда. Мне нравится мысль о том, чтобы всё решать сообща. Не так, как я уже нарешала раньше с Кеннетом. А действительно вдвоём. Когда его семья и моя, и, случись что вновь, я буду рядом, и когда я не разделяю свои деньги и его и всегда могу заплатить в магазине или оплатить бензин, который он заливает в свою машину. — Всё моё уже твоё, Картер. Спокойной ночи, родной.

— Спокойной ночи, любимая. До встречи утром.

Отключившись, я снимаю макияж и переодеваюсь ко сну. Будильник завожу на десять минут восьмого. Раньше ни к чему. Мне нужно будет только встать, собраться и ждать Картера. Сначала когда он пришлёт сообщение или позвонит, что приземление прошло нормально. А потом и физического появления. Прежде чем заснуть, я думаю о том, какими могут стать наши отношения в период беременности, будет ли Картер подолгу гладить мой живот и разговаривать с ним. Мы же останемся счастливы, как сейчас? Мы останемся. Это не так и сложно. Мы близки. Хотим одних вещей. Доверяем друг другу. И преисполнены обоюдной потребностью друг в друге. Утром я просыпаюсь по сигналу будильника и прохожу в ванную. Прохладная вода, стекающая по лицу, смывает с меня остатки сна. Нужно взять тесты с собой. Для врача. Вдруг понадобятся. Я чищу зубы, двигая щёткой сильнее необходимого. Мне волнительно, и подрагивают пальцы рук. Я натягиваю легинсы, чтобы не возиться потом с джинсами, если на осмотре скажут снять штаны, а такое вполне может быть. В интернете пишут, что ребёнка на слишком маленьком сроке можно и не увидеть на обычном УЗИ через живот. Но пять недель не кажутся мне маленьким сроком. Если у меня хотя бы около пяти. Меньше быть не может. Время идёт не слишком быстро. Но наконец около восьми раздаётся звонок. Я хватаю телефон.

— Да. Прилетел?

— Так точно. Нас уже выпустили. Моя единственная сумка при мне, так что я уже иду на выход.

— Хорошо, — он скоро будет здесь. У меня не так много времени, чтобы подготовиться и решить, как именно всё сказать. — Я тебя жду.

— Ты давно встала?

— Не очень. Номер машины не потерял?

— Нет, всё сохранил. Позвоню, если что. Ну а так увидимся в номере.

— Да.

Он не перезванивает, а просто добирается до отеля. После тихого стука в дверь я открываю её, кажется, через секунду. Картер минует порог, обнимая меня ещё раньше, не успев совсем перешагнуть. И вот этот запах, запах по-настоящему любимого человека, единственный в своём роде. Другого такого больше нет. Я вдыхаю в миг, когда Картер целует меня в волосы. Он любит так. Любит проводить по ним рукой, что происходит и сейчас. Я отстраняюсь совсем немного, чтобы ему не пришлось её убирать и перестать меня касаться. Глаза Картера направлены строго в мои. Как всегда. Каждый раз, когда мне нужно что-то сказать. Уверена, он уже знает, чувствует, что мы не пройдём просто в комнату. Его опережающие слова звучат кротко, но одновременно и увесисто.

— Знал же, что что-то так себе. Но я готов. Куда надо ехать?

— Не так себе. Давай присядем на минуту.

— Ладно.

Картер захватывает мою руку в плен своей ладони. В небольшой гостиной номера я сажусь на диван, и Картер размещается рядом очень близко, сгибая левую ногу в колене и соприкасаясь с моим бедром. Я покрываюсь мурашками в первый же миг.

— Я сделала тест, — начинаю я. — Не хотела говорить по телефону. Не хотела, чтобы ты был там, а я здесь. Только в самом крайнем случае я бы…

— Он положительный?

Вдох Картера, то, с какой интонацией он спрашивает, выдаёт все его эмоции. Нетерпение, боязнь, предвкушение и сдерживаемую радость. Если рано радоваться.

— Оба положительные.

— Думаешь, это может быть правдой?

— Думаю. У меня небольшая задержка, на днях мне стало нехорошо между концертами, но всё в порядке, и мы готовы. Разве нет?

— Мы никогда не будем действительно готовы, ты же понимаешь? Это не о материальном, это об эмоциях. Надо будет выспаться на восемнадцать лет вперёд.

— Это будет проблематично, но не невозможно. Надо быть у врача через… — я протягиваю руку к Картеру и приподнимаю его руку, чтобы взглянуть на часы, которые он иногда носит. В основном когда нужно точно знать время, не доставая каждый раз телефон. Они остались ему от отца. — Через двадцать пять минут. Если ты не хочешь ехать, если ты боишься разочарования…

— Боюсь. Но разочарование это лишь часть жизни, часть нашего пути. Я не останусь тут сидеть один. Мы должны быть вдвоём.

— И никак иначе. Поехали.

Мы добираемся до клиники за четыре минуты до времени моей записи. Нас просят присесть. В приёмной ждут ещё люди, и почти все места заняты. Одному из нас придётся сесть на диване рядом с мужчиной, который выглядит почти чьим-то дедушкой, а другому в кресло. Картер медлит. Точно не хочет сидеть без меня. Я и сама не хочу. Но что делать. Я уже собираюсь разместиться рядом с мужчиной, когда он встаёт и пересаживается в кресло, уступая диван нам.

— Садитесь вместе.

— Спасибо.

Я беру Картера за руку. С ощущением его согревающего тепла другой рукой я дотягиваюсь до буклета на стеклянном квадратном столике. Буклет, конечно же, посвящён беременности и родам. Краткая информация о развитии ребёнка по месяцам, изложенная доступным языком. Размеры малыша, то, как он выглядит и к чему близок по размерам. От семечки до арбуза. Картер заглядывает в буклет как раз на той странице, где упоминается тот самый фрукт, что красный внутри и полосатый снаружи.

— Арбуз. Почему не дыня?

— Дыня была раньше. Арбуз больше. Поэтому арбуз. Женщины делают это столетиями.

— Я знаю. Но арбуз…

Открывается дверь кабинета. Выходит женщина, у которой очень большой живот. Правда, очень большой. Как будто там двое детей. Думаю, я не против иметь больше одного ребёнка, но не хотелось бы вынашивать двоих за раз. Это сложнее. Тяжелее физически. Вес двух детей не может быть равен весу одного малыша, а это соответствующая прибавка в весе.

— Мисс Миллер, пожалуйста, проходите на осмотр к врачу. Супруг тоже может зайти.

Супруг… Ещё нет. Но осталось совсем немного. Пока я возвращаю буклет на место, Картер уже поднимается с дивана и даже успевает подхватить мою сумку. Я прохожу в кабинет первой, а Картер за мной, закрывая дверь.

— Здравствуйте. Меня зовут Элисон Брин. Садитесь, кому где удобнее. Кто-то может сесть пока на кушётку, или вы, сэр, можете взять тот стул.

— Садись, Киара. Я сейчас.

Врач дожидается, когда Картер перетащит стул и расположится рядом со мной по левую руку. Он касается моей ноги, помедлив несколько секунд, и я чувствую, как едва уловимой дрожью у него подрагивают пальцы. Я дотрагиваюсь в ответ. Он со мной, а я с ним. Всё хорошо.

— Итак, что вас сюда привело? Я вас слушаю.

— У меня задержка три-четыре дня, и я сделала тест. Два. Они положительные.

— Назовите первый день последних месячных.

— Второго мая, — опережает меня с ответом Картер и смотрит на Элисон. В том, что он знает и такое, нет ничего унизительного. Но сомневаюсь, что это знают прямо-таки все мужчины и, находясь с женой или партнёршей, способны ответить даже раньше неё. — Я что, не должен знать её дату?

— Немногие считают нужным знать, сэр.

— Всё по-другому, когда планируете ребёнка.

— Что ж, ложитесь на кушетку, Киара. Попробуем найти малыша.

— Хорошо.

Картер передвигает стул. Я снимаю обувь, прежде чем лечь, и смотрю на Картера, на его ладонь, поправляющую край ткани. Закончив, Картер обхватывает моё плечо. Врач занимается оборудованием, что я едва замечаю боковым зрением. Картер подаётся ближе ко мне.

— Давай потом найдём какую-нибудь кофейню и съедим каждый по три или четыре пончика.

— Вы не местные?

— Нет, мы проездом, — я немного продолжаю ёрзать. В основном двигать ногой по кругу. Картеру ничего не стоило бы остановить меня, обхватив стопу, но он позволяет мне чувствовать, позволяет выражать всё вот так и только чуть крепче сжимает ладонь у ключицы. — Порекомендуете что-нибудь?

— Есть кофейня в двух кварталах отсюда, — Элисон прыскает на датчик спреем и вытирает салфеткой, тщательно проходясь по всем изгибам. — Пончики они не делают, но варят самый вкусный кофе в Сакраменто. Хотя кофе нужно ограничить. Готовы? Будет прохладно.

— Да.

Она наносит гель в нижней части живота. Я проходила такие исследования прежде. Чтобы следить за женским здоровьем и быть уверенной, что всё в целом в порядке. В те дни я почти не смотрела на экран. Для меня там не было ничего понятного, что может различить лишь взгляд профессионала. Но сейчас я смотрю. Картер водит рукой по моей шее, расслабляя. Как же много значит для меня то, что он здесь. Если бы я проходила через всё в одиночку… Врач перемещает датчик ещё ниже, щёлкает по кнопкам и двигает датчик в сторону, прежде чем остановить его. На экране всё либо зернистое, либо чёрное. Почти всё.

— Видите небольшое пятнышко не совсем правильной формы? — Элисон переводит взгляд на нас. — Оно…

— Немного отличается по цвету.

— Да, сэр, верно. Отличается. Это ваш малыш. Поздравляю. Вы действительно беременны. Тесты не ошиблись. Пять недель.

Пятнышко трепещет. Немного колеблется в пространстве. Можно и не заметить, если не всматриваться напряжённо, как всматриваюсь я. Не больше семечка. Как и было сказано в том буклете. Картер гладит меня по руке. Один жест, но сколько же в нём эмоций. Ещё больше их в его взгляде. Я смотрю на Картера и вижу счастливого мужчину. Не нужно ничего специально облекать в слова. Он наклоняется ко мне, к моему лицу, и моё резво бьющееся сердце стучит ещё быстрее. От улыбки любимого человека. От любви. От такой сильной любви, которую я думала, что растоптала, но она выжила, уцелела и разрастается. От того, что у нас получилось. Что всё было не напрасно.

— На данный момент он в порядке?

Это волнует прежде всего. Я совершаю вдох. Первый полноценный вдох после известия. Картер водит рукой туда-сюда. Думаю, уже неосознанно. Думаю, он пока весь в своих мыслях. Пусть так. Я уверена, что он всё равно услышит главное. Не упустит совсем.

— Да. На данный момент всё нормально. Беременность маточная, плодное яйцо в матке, параметры соответствуют нормам для вашего срока. Но дома вам нужно сдать анализы, не затягивая.

— На днях у неё было недомогание, — говоря, Картер перемещает ногу. — Это опасно?

— Недомогание сопровождалось болью или непривычными выделениями?

— Ничего такого.

— А что вы делали до возникновения дискомфорта? Может быть, занимались спортом, или была иная физическая нагрузка на организм?

— Была. На самом деле я певица, и у меня сейчас тур. В тот вечер у меня было два концерта. Я не как Бейонсе, но…

— Я не знаю вас в качестве певицы. Но беременным нельзя перенапрягаться, нужно избегать стрессов и поддерживать вокруг себя максимально спокойную атмосферу. Меньше переживаний, больше новых впечатлений. Посещайте места, которые любите, ходите на выставки или в музеи. В конце концов посещайте концерты сами. Это я говорю вам устно. Остальное всё распишу и распечатаю снимки. Можете вытираться, — врач указывает на рулон полотенец справа от меня. — Если у вас есть вопросы, то задавайте.

— Вы напишите, какие анализы нужно сдать?

— Могу написать. Но когда вы выберете врача, он в любом случае начнёт с этого, а также назначит вам витамины. Это стандартная практика, не о чем переживать.

Я отрываю полотенце и тщательно вытираю живот, но не слишком усердно. Малыш глубоко, и он просто крохотная точка. Ему не должно быть больно, даже если начать именно тереть. Он вряд ли уже что-то чувствует. Урна стоит ближе к Картеру. Он забирает у меня использованные полотенца, не успеваю я и слова сказать, и выбрасывает их, а потом наклоняется поставить мои кроссовки ровно.

— А что скажете насчёт секса? Мы можем продолжать вести сексуальную жизнь?

— Киара… — Картер смотрит на меня, склонив голову и не моргая. Он будто совсем не ожидал, что я могу спросить о таком. Но почему нет? Я не собираюсь отказываться от близости с ним только из-за беременности. Или он уже прокручивает в голове разные методы и способы удерживать меня на расстоянии все девять месяцев и после родов тоже? Ну нет, это же бред. — Давай обсудим это дома с тем врачом, кого найдём там, и вообще…

— Вообще вы оба молоды. Я не вижу угроз для плода, поэтому у вас нет никаких поводов для отказа от того, чтобы жить половой жизнью. При отсутствии противопоказаний это даже приветствуется. Положительные эмоции, помните? Можете подождать в коридоре, пока я закончу с данными.

Картер поднимается и отступает от кушетки. Он терпеливо ждёт, пока я приведу себя в порядок, чтобы выйти из кабинета вдвоём. Но я вспоминаю, что ещё хотела спросить.

— Подождёшь меня снаружи? Я выйду через минуту.

— Ну ладно.

— Что-то ещё, мисс?

— Да, — я убеждаюсь, что дверь плотно прикрыта. Врач энергично стучит по клавишам, но поворачивается телом в мою сторону и прерывается на пару мгновений. — Мой парень принимал витамины, лекарства и гормоны, чтобы мы смогли зачать. Полагаю, это не совсем ваш профиль…

— Вы хотите знать, сможете ли вы родить ещё ребёнка через несколько лет?

— Да, хочу.

— Даже репродуктолог не даст вам однозначного ответа на этот вопрос. Вы лечились в моменте. Это не такая болезнь, которая проявляется внешне и влияет на качество жизни в целом. Это проблема более узкого спектра. Возможно, вам повезёт, и всё случится само. А может, уже не поможет и лечение. Вы молоды, но с возрастом становится сложнее. Забеременеть, выносить и родить. Всё индивидуально, Киара, — она совсем переходит на профессиональный тон. — Я советую вам сосредоточиться на том ребёнке, что уже есть внутри вас. Некоторым и этого не дано.

— Я понимаю.

— Дайте мне ещё пару минут, и я вынесу вам бумаги.

Я выхожу к Картеру. Но его нет в комнате ожидания. Он не мог уйти далеко. Всего один этаж. По указателям я направляюсь в коридор, где находятся туалеты. Картер может быть там. И он там. Просто стоит, облокотившись на стену в укромном уголке, и поднимает глаза на звук моих шагов.

— Привет, мамочка.

— Привет, папочка.

— Я стану отцом, — он улыбается душераздирающе. В хорошем смысле. Я представляла себе момент, когда мы узнаём, много раз. Но, думая об этом, я никогда не отдавала должное тому, какой будет его улыбка. Или как именно он обнимет меня, приблизившись в пространстве. Он скользит своими сильными руками по моей талии с глубоким вдохом, что пронзает до каждой клеточки, до самого глубоко заложенного атома. — Я так тебя люблю.

— Я люблю тебя тоже.

— Я никогда не просил тебя о многом, Киара. Мы оба знаем, что это правда.

— Знаем.

— Я собираюсь попросить сейчас, — шепчет он, как из последних сил. — Один раз за несколько лет. Давай поедем домой. Я заплачу сколько угодно за срыв всего. Но я хочу оказаться с тобой дома. Это наш ребёнок. Его жизнь тесно связана с твоей. Сейчас и в ближайшие месяцы теснее, чем с моей. Твоя карьера всё ещё будет здесь. Она никуда…

— Она никуда не денется, — я обнимаю его. Он действительно просит впервые. Я никогда не слышала запредельных просьб о невозможном или требований поступить каким-то определённым образом. И находясь в отношениях, я чувствовала свободу, а не ограничения и запреты. Ничего не изменилось. Я всё ещё вольна в своих решениях. Но готова покориться. — Одна неделя. Дай мне одну неделю, чтобы решить всё спокойно. Либо перенести концерты, либо дать людям возможность сдать билеты не в срочном порядке. И потом мы поедем к Джеку.

— Одна неделя?

— Одна. И ни днём больше. Или ты просто посадишь меня в самолёт.

Мы забираем бумаги и первый снимок нашего малыша. Я не знаю, каким он станет и на кого будет больше похож, или какого цвета у него вырастут волосы. До встречи с ним мы узнаем лишь пол, да и то без гарантий. Это первый день моей оставшейся жизни. Жизни, которая может повернуть в какую угодно сторону. Но пусть поворачивает. Я готова.