Мастер меча

Глава 18

Почти за двадцать шесть лет до того дня, когда Йоши и Нами бежали с горы Хией, произошли события, которые в дальнейшем повлияли на их жизнь.

К 1155 году исход войны между Тайра и Минамото был предрешен. Военная удача отвернулась от рода Минамото, и некоторые его члены отослали своих домашних из Киото, спрятав их у друзей в сельских окрестностях столицы. Солдаты победившей армии, не жалея сил, захватывали в плен и убивали тех из Минамото, кто мог в будущем причинить вред роду Тайра.

Госпожа Сендзё, беременная жена Минамото Йошикаты, скрывалась в деревенской семье. Глава семьи был слугой Йошикаты, а жена Йомодзи – служанкой госпожи Сендзё.

Дзуро, сын Йомодзи, принес известие, что самураи обыскивают эти места, пытаясь обнаружить беглецов. Йомодзи, отвечавшая за госпожу Сендзё, придумала, как увести самураев от своего дома.

– Дайте мне знамя Минамото, – сказала она своей госпоже.

Госпожа Сендзё слабо запротестовала:

– Это я должна нести знамя: мой супруг поручил его мне до своего возвращения.

– Я возьму его на время, чтобы сбить со следа Тайра, – ответила Йомодзи. – Вы не можете двигаться так быстро, чтобы уйти от них, а я могу.

Она указала взглядом на большой живот госпожи Сендзё.

– Скоро появится ребенок, поэтому вы должны спастись. Если вас схватят, умрете и вы, и малыш.

– А как же ты, Йомодзи?

– Я хорошо знаю эти места. Я спасусь, а пока люди Тайра будут гоняться за мной, мой сын проводит вас в безопасное место в горах. Через три дня мы снова соберемся в этом доме.

– Ты так добра ко мне, больше, чем…

– Чепуха, ваш муж много лет заботился о моей семье. Мой муж гордится честью быть его слугой, а я честью служить вам. А теперь уходите с Дзуро!

Йомодзи была низкорослой и широкой в кости крестьянкой с большескулым лицом. Она была красива грубой земной красотой, совершенно не схожей с хрупкой прелестью госпожи Сандзё. Йомодзи с ее мощными руками и мускулистыми икрами являлась словно представителем иной расы, отличной от расы ее хозяев. Она не знала, что такое духи и красивая дорогая одежда, никогда даже не думала о том, чтобы читать и писать, и тем более о поэтических состязаниях, в которых отличалась госпожа Сендзё. Жизнь этой крестьянки была тяжелой и плохо вознаграждала ее за труды, тем не менее Йомодзи любила свою хозяйку.

Дзуро увел госпожу Сендзё от дома своих родителей по горной тропе. Йомодзи следила за ними, пока могла их видеть, потом подхватила руками подол своего грубого холщового платья и медленно побежала по пологому склону вниз, к равнине.

Начинался вечер, воздух был свеж. Йомодзи легко дышала, наслаждаясь запахами: пряными испарениями сухой травы, сладкими ароматами цветов и резким запахом соснового леса. Соломенные сандалии равномерно и ритмично ударяли по земле.

Богиня солнца Аматерасу только что скрылась за далекой горой Хией, когда Йомодзи заметила небольшой отряд самураев. Они успели увидеть блеснувшее на миг белое знамя до того, как крестьянка скрылась в густом лесу.

Самураев было чуть больше десятка, все на конях и в полном вооружении. С холма, где находилась Йомодзи, отряд казался ярким пестрым пятном: красный, фиолетовый, синий и золотой цвета доспехов, серебро седел, драгоценные камни, роскошные узоры, красные знамена, рогатые шлемы и вздрагивающие черные перья на стрелах.

Одетые в доспехи кони вломились в лес. Через несколько минут последние лучи в небе потухли и лес почернел. Йомодзи сложила знамя, сунула его под платье и побежала дальше. Она слышала, как лошади наугад пробиваются сквозь рощу, как самураи ругаются и рубят ветки мечами.

Через час она добралась до равнины, по которой шел путь к озеру Бива. Возле берегов озера росли кипарисы, ивы, кедры и сосны. Бог луны Тсукийоми ярко сиял в безоблачном небе, превращая огромное озеро в чашу с расплавленным серебром. Гроздья светлячков обрамляли опушку леса. Цикады стрекотали, переговариваясь друг с другом в подлеске.

Самураи остались далеко позади. Йомодзи зло усмехнулась: они не знают лес так, как она. Потом она свернулась клубком под ивой и через несколько минут уже спала.

Проснулась Йомодзи на рассвете. Солнце всходило у нее за спиной. На траве лежала роса, и одежда крестьянки промокла. Она сняла ее и разложила на солнце.

Йомодзи хорошо выспалась. Бег и вчерашнее приключение наполнили ее тело бодростью, а душу веселым возбуждением. Большую часть жизни она провела, работая в своем хозяйстве как скотина, которая тянет воз, и это приключение было приятной неожиданностью.

Молодая женщина подошла к краю озера и вошла в спокойную воду. Вода была холодной и свежей, и ее тело дрожало от жажды движения. Йомедзи взглянула поверх спокойной синей глади и увидела множество рыбачьих лодок, стоявших на якорях у берега метрах в восьмистах от нее. Если она сможет увести лодку, то сумеет переплыть озеро: она умеет грести. Йомодзи хорошо плавала, она решила обогнуть рыбацкую флотилию и подобраться к ним со стороны воды, где ее труднее будет заметить с берега.

Отважная крестьянка надела набедренную повязку, скатала мокрое платье в плотный жгут и повязала его вокруг груди. Белое знамя Минамото она засунула за этот импровизированный нагрудник.

Озеро Бива сияло теплым блеском, обещая счастливый во всех отношениях день. Йомодзи скользнула в воду, почти не подняв волн. Ее движения были сильными и уверенными, и скоро она оказалась там, где хотела. Подобравшись ближе к лодкам, она увидела, что в них кто-то есть. Должно быть, некоторые рыбаки провели здесь ночь.

Рыбаки озера Бива были все, как один, верны роду Минамото, а Тайра ненавидели за жестокие налоги. Йомодзи немного отдохнула, потом перевернулась на спину и вынула знамя. В два взмаха она достигла ближайшего суденышка и высоко подняла белую ткань.

– Рыбаки, помогите! Я бегу от самураев Тайра, – крикнула она, приподнялась, разбрызгивая воду, вытянула руку со знаменем и, ухватившись ею за планшир, попыталась подтянуться.

Сверху на нее кто-то смотрел. Чернобородое лицо.

Это не рыбак! Йомодзи разглядела знак Тайра на его одежде, Люди Тайра захватили лодки и разместили на них своих солдат. Йомодзи беззвучно ахнула и попыталась отплыть назад. Меч воина ударил ее по голой руке, перерубил предплечье. Рука со знаменем соскользнула с планшира и погрузилась в воду.

Йомодзи с недоумением смотрела, как ее рука медленно, словно падающий лист, опускается на дно. Вода вокруг раненой покраснела – барахтаясь и захлебываясь, она пыталась дотянуться до обрубка, чтобы остановить хлещущую кровь. Последнее, что Йомодзи увидела в жизни, было грубое лицо чернобородого, который показывал на нее пальцем и смеялся.

Самураи Тайра вернулись в Киото, посчитав, что госпожа Сендзё умерла. В конце четвертого дня крестьянин, который был свидетелем смерти Йомодзи, пришел к Дзуро и рассказал ему о том, что видел. Дзуро сразу же отправился на озеро Бива. Хотя госпожа Сендзё вот-вот должна была родить, мальчик не мог оставаться с ней: он должен был найти тело матери и похоронить ее как положено.

Госпожа Сендзё понимала его, но боялась остаться одна. Она была придворной дамой и мало что умела делать. В своем горе она обратилась к своему единственному таланту: сложила стихотворение в память Йомодзи.

Сочинение стихов отвлекло госпожу Сендзё от грустных мыслей, но вдруг она закусила губы от огорчения: ей нечем и не на чем записать стихотворение – здесь нет ни темно-красной бумаги, ни чернильного камня, ни кисти. Это знак Будды, что жизнь не прочнее морской пены.

Дзуро добрался до озера в сумерках. Там уже не было ни лодок, ни солдат. Мальчик разделся и нырнул в воду в том месте, где крестьянин видел в последний раз Йомодзи.

Через два часа, дрожа от ночного холода, он нашел руку матери, все еще сжимавшую белое знамя. Рука была почти одного цвета со знаменем – бледная и бескровная, она раздулась и потеряла форму. Дзуро прижал ее к сердцу, и слезы полились по его щекам. Он решил, что дальше искать бесполезно. Он принесет эту руку домой, и на похоронной службе седьмого дня она будет сожжена, а пепел похоронен по всем правилам.

Весь обратный путь к своему дому Дзуро проделал, крепко прижав к груди свой жуткий улов. Когда он вернулся, задыхаясь и весь мокрый от утренней росы, его приветствовал крик новорожденного.

Госпожа Сендзё была грязна, ее одежда сбилась, волосы растрепались, но она улыбалась и что-то напевала малышу, который сосал ее грудь.

Он подняла взгляд на Дзуро и, сияя, улыбнулась ему.

– Это мальчик. Прекрасный маленький мальчик. Улыбка превратилась в гримасу боли, когда молодая мать поняла, что Дзуро держит в руках.

– Ох, бедный ребенок, – сказала она, разрываясь между собственной радостью и чужим горем. – Подойди ко мне. – И привлекла его к себе. Малыш продолжал сосать материнскую грудь, а рядом с ним заснул Дзуро, прижимая к себе все, что осталось от его матери.

Утром возле их ворот появился незнакомец. Он подошел тихо, и никто не предупредил о его появлении. Госпожа Сендзё задремала, но ротик младенца по-прежнему сжимал материнский сосок. Дзуро повернулся во сне и теперь лежал возле госпожи, поджав колени, словно зародыш в утробе. Первым поднял тревогу младенец: он громко закричал, и госпожа Сендзё подняла голову.

– Кто вы? – дрожащим голосом спросила она. Это был один из редких случаев в ее жизни, когда мужчина видел ее неприбранной. При дворе госпожа Сендзё все время скрылась за дамской ширмой и говорила с гостями через хлопчатобумажные и шелковые занавески, скрывавшие ее от нескромных глаз. Даже в грубой деревне с ней общалась только приютившая ее семья.

– Мое имя Сайто Санемори, – ответил незнакомец. – Я иду из Киото на север. Увидев этот дом, я подумал, что могу здесь отдохнуть. Мне и моей лошади нужна вода, иначе мы не сможем продолжить путь.

Госпожа Сендзё ничего не знала о жизни за пределами двора и потому не удивилась, что путешественник забрел так далеко от Большой восточной дороги.

– Вы говорите как знатный человек, но одеты просто, – задала Она полувопрос. Молодая мать боялась, что гость – один из разбойников, которые наводняли горы.

– Я подготовился к долгому путешествию – еду паломником в один храм далеко на севере, – объяснил Сайто и тут же сложил стихи:

Госпоже Сендзё стихи показались очаровательными. Только человек, много лет упражнявшийся в стихосложении при дворе, мог так быстро составить танку из тридцати одного слога.

Стихотворение-танка состоит из пяти строк – пять слогов в первой и третьей, семь в остальных. В таких стихах существуют определенные условности, хорошо отвечавшие характеру японского языка: слова-рычаги, слова-подушки и энго.

Слова-рычаги имели несколько значений и позволяли прочесть стихотворение несколькими способами. Слова-подушки были застывшими формулами для выражения некоторых чувств, например, мокрые рукава означали слезы и печаль. Слово энго означало игру на одинаковом звучании разных слов, которая придавала стихотворению второй смысл.

Умение слагать стихи было очень развито при дворе. Каждый, кто занимал достаточно высокое положение в обществе, писал танки. Происходили состязания поэтов за награды и ради славы. Путешественник показал, что он человек образованный, и подозрения госпожи Сендзё рассеялись.

Хотя путешественник был не очень похож на зеленовато-коричневого соловья, поющего печальную песню, этими стихами он показал свой ум и обаяние. Госпожа Сендзё ответила:

Этот ответ был умело составлен, а в первой строке было энго – намек на ее траур и поэтический символ печали: роса, пропитавшая рукав. Стихотворение госпожи Сендзё содержало обещание лучшего будущего: имя богини солнца Аматерасу связывалось с началом нового дня и продолжением вечного круговорота жизни.

Путешественник улыбнулся и поклонился поэтессе:

– У вас быстрый ум и хорошее образование. Мне кажется странным, что вы живете в этой бедной хижине.

Она ответила еще одним стихотворением:

Путешественник одобрительно кивнул. Стихами дама дала ему понять, что она из Киото – «города пурпурных холмов и хрустальных ручьев». Его поиски пришли к концу, едва начавшись. Это, видимо, и есть жена Йошикаты и его сын – те, кого Санемори послан казнить.

Душа Сайто наполнилась печалью. Жизнь опять предстала перед ним во всей своей хрупкости. Эта женщина, умная, одаренная, и ее новорожденный сын будут убиты за проступки своих родственников. Он вздрогнул и побледнел при мысли о том, что должен сделать.

Госпожа Сендзё, заметив его печаль, решила, что гость нездоров.

– Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, – предложила она. – Дзуро приготовит вам чай. – И она разбудила ребенка-слугу.

Дзуро перекатился на спину. Стала видна бледная, сморщившаяся мертвая рука его матери.

Гость тяжело вздохнул.

Сайто был придворным, а не палачом. Ему пришлась по душе эта женщина. И он принял решение: мать и сын останутся жить. Он возьмет с собой сморщенные останки и скажет, что рука принадлежала госпоже Сендзё. Но ему нужна уверенность, что сын погибшей в будущем не раскроет обман.

Сайто объявил госпоже Сендзё и Дзуро, с каким поручением он явился. Они пришли в ужас. Но Сайто убедил их, что не желает им вреда. Однако они должны исчезнуть в горах и порвать всякую связь со столицей. Если госпожа и слуга поклянутся Буддой и синтоистскими богами выполнить его указания, он пощадит их.

Госпожа Сендзё согласилась.

– Мы уйдем далеко в горы Шинано, в дикую местность под названием Кисо. Там живут грубые горцы, и я воспитаю сына как одного из них. Он никогда не узнает придворной жизни.

– Тогда уходите сейчас же!

Госпожа Сендзё крепче прижала сына к груди и сказала:

Глава 19

Четвертый месяц 1181 года принес с собой не по сезону холодную погоду. Рисовые поля покрылись льдом, который погубил всходы. С просом и ячменем дела обстояли не лучше. Крестьяне и прорицатели одинаково уверенно предсказывали новый голод в провинциях Внутреннего моря.

В то время как Йоши и Нами пробирались в Камакуру, Кисо Иошинака, сын госпожи Сендзё и двоюродный брат Иоритомо, обсуждал военные дела со своим дядей Юкийе и своими верными помощниками – Имаи-но-Канехиро и его сестрой Томое Годзен.

Войска Кисо формально входили в армию Йоритомо, но на деле Кисо соперничал со своим родственником. Армия Кисо волей своего предводителя превратилась из разношерстной банды горных разбойников в регулярную воинскую часть. Хотя задача этой армии была беспокоить и по возможности побеждать войска Тайра во имя Йоритомо, старые привычки держатся долго и действия Кисо часто не отличались от действий обычных бандитов.

Лагерь Кисо был беспорядочным нагромождением казарм под соломенными крышами и палаток из грубой ткани. Он находился в горах провинции Шивано примерно в двухстах километрах к северо-востоку от Киото. В центре лагеря под высокой сосной на земле было разложено одеяло, на нем стоял низкий лакированный столик с миской мяса и глиняным кувшином саке.

Недавно рассвело, утро было прохладным и ясным, лучи солнца пробивались сквозь листву. Кисо и его приближенные сидели вокруг столика, скрестив ноги. Кисо был одет в рубаху поверх хлопчатобумажной одежды, два меча торчали из-за пояса, на ногах – соломенные сандалии. Его растрепанные нечесаные волосы скрепляла хашимаки – головная повязка в виде толстого шнура. Он выглядел бы как обычный воин-горец, если бы не жгучий бешеный блеск глаз и не пристальный суровый взгляд человека, привыкшего командовать другими.

Кисо родился в горах за двадцать шесть лет до этих событий. Хотя его мать, госпожа Сендзё, была когда-то знаменитой придворной поэтессой, а его отец, Йошиката, который погиб в бою, ни разу не увидев сына, – высокопоставленным членом рода Минамото, военачальник с гор редко называл себя своим родовым именем – Минамото Йошинака.

Кисо чувствовал приближение предсказанного голода. Его войско кормилось «с земли» – за счет соседних крестьян. Нетерпеливый по натуре, Кисо рвался в наступление, пока этот край еще не стал совсем бесплодным и мог прокормить армию. Для наступления ему было нужно больше людей и больше оружия, и Кисо ломал голову над тем, как расслоить вражеские силы, пока он будет добывать оружие и серебро.

Сейчас Кисо был рассержен, а когда он сердился, это видели все. Военачальник с гор никогда не умел скрывать своих чувств. Он терпеть не мог вежливости, считая ее верным признаком слабости.

– Я никому не позволю мне возражать! – крикнул Кисо своему дяде Юкийе, и его узкое лицо исказилось от гнева. – Здесь принимаю решения только я!

Минамото Юкийе поежился под грозным взглядом племянника и попытался изобразить на своем обрюзгшем лице успокоительную улыбку, но получилась какая-то странная гримаса. Тело у него было дряблое, с толстыми жировыми складками, грудь висела как у женщины, сочетаясь с пышными бедрами непомерной ширины. Ходил он, тесно сдвигая колени и вывернув ступни наружу.

Волосы Юкийе красил, скрывая первые следы седины, щеки густо пудрил, а зубы чернил по старому обычаю.

Дядя был на пятнадцать лет старше племянника, и его характер сформировался в детстве, которое прошло при дворе. Его никто не любил, но поскольку он был братом отца Кисо, самураи все же терпели его.

Юкийе пытался вникнуть в то, о чем говорит Кисо. Он знал, как это важно, но его вытащили из постели до рассвета и он не успел подготовиться к совету. Мысленно Юкийе находился в покинутой палатке, где он оставил своего очередного любовника, красивого молодого воина. Ему трудно было сосредоточиться на военных делах, когда в глазах его все еще покачивалось надвигающееся «мужское острие» юного возлюбленного. Юкийе плотнее закутался в свою поношенную парчовую одежду с узором в виде цветов фиалки, словно спасаясь от холода, сдвинул брови и заставил себя переключить внимание на Кисо. Сейчас он согласился бы с чем угодно, лишь бы вернуться в палатку, но он не должен ошибиться. Его дорогой мальчик Кисо действительно зол.

Кисо продолжал угрожающе смотреть на дядю.

– Да, да. Ты совершенно прав, племянник, – торопливо и робко заговорил Юкийе. – Ты знаешь, что я оставляю за тобой право принимать решения. И, конечно, если ты хочешь, чтобы я повел людей к Овари, я тут же подчинюсь. Я не собирался противоречить тебе, ни в коем случае. Я только спросил, можем ли мы забрать людей из основной армии.

– Можем и заберем. Я хочу, чтобы ты подвел свои войска близко к Киото. Этот отвлекающий удар должен выманить армию Мунемори из столицы. Пусть они гоняются за твоими людьми, а мои воины пойдут вдоль дороги Токайдо, добывая оружие и золото. Тебе не надо будет сражаться.

Юкийе успокоился. Он понял, что опасности не предвидится, зато он проведет целую неделю без общества племянника и этого дьявола, его молочного брата Имаи.

– Конечно, я понимаю твой план, – ответил он племяннику. – Сражаться не нужно. Да, да, я понял. Надо ослабить Тайра, разделить их силы.

Юкийе повернулся к молчавшему Имаи и льстиво проговорил:

– Твой молочный брат мудрый человек, его замыслы всегда великолепны.

Имаи был чуть старше Кисо. Он вырос вместе с Кисо и приходился ему не только молочным братом, но и слугой и лучшим другом. Этому суровому воину трудно было скрывать свое отвращение к Юкийе. А теперь еще тот умудрился поставить его в неловкое положение.

Имаи, сохраняя на лице выражение полного безразличия, словно не слыша Юкийе, потянулся через стол за кувшином и налил себе полную чашку сакэ. Имаи знал о юном красавце в палатке Юкийе. Молочный брат Кисо был самураем и большую часть жизни провел в походах, он тоже при случае развлекался с молоденькими мальчиками. Но женственные манеры Юкийе приводили его в ярость. Что бы мужчина ни делал в походе, он должен сохранять уважение к себе и не терять свою мужскую природу. Этот Юкийе – презренная жаба, заголяет перед всеми свой бледный дряблый зад. Имаи выпил глоток саке и ничего не ответил.

Кисо повернул свое хмурое лицо в сторону Имаи.

– Ты что, не согласен, брат? – спросил он угрожающим тоном.

Прежде чем Имаи успел ответить, в разговор вмешалась его сестра Томое Годзен. Она была маленького роста, гибкая и крепко сложенная. Некоторые считали Томое красивой, хотя ее красота не была обычной для японок того времени: слишком большой нос, слишком выдающийся вперед подбородок и слишком прямой взгляд. Томое не пользовалась никакой косметикой и стригла волосы коротко, как воин. Она носила доспехи и два меча, как самурай. Мечи не были простым украшением: молодая женщина по праву считалась таким же бесстрашным и умелым бойцом, как любой мужчина. Все это время Томое смотрела на Кисо с непроницаемым лицом, но его чувства передавались ей, а ее чувства ему. Она была любимой женщиной и доверенным лицом Кисо уже более десяти лет.

Теперь она заговорила:

– Мы можем выделить для Юкийе только три тысячи человек, большинство из них не обучены и не имеют боевого опыта. Надо учесть, что они будут держаться близко от главной армии Киото, а в ней не менее двенадцати тысяч воинов, и самых отборных.

Имаи отхлебнул еще сакэ и кивнул:

– Томое права. Мы должны быть уверены, что Юкийе сможет…

– Значит, ты полагаешь, провалится? – резко оборвал его Кисо.

– Нет, не провалится. Но только в том случае, если твой дядя будет хорошо командовать своими воинами. Тогда вылазка может стать началом блестящей военной операции. Он может дать нам возможность спокойно собрать оружие и золото, если станет оттягивать на себя силы Тайра, выманивать их в поле, подальше от мягких постелей, но будет достаточно осторожен, чтобы не вступать с ними в бой.

Кисо успокоился и потянулся к саке.

– Прекрасно сказано, – похвалил он. – Мой молочный брат рассудил верно.

– Когда мои люди должны выступить? – спросил Юкийе, нервно облизывая губы.

– Пусть сейчас же начинают собираться, – нетерпеливо приказал Кисо. – Мне не терпится начать действовать. Пусть мой двоюродный брат Иоритомо сидит в своей Камакуре. Мы завоюем Киото, а он не успеет и понять, что случилось.

– Конечно, конечно, выступать сейчас же. Мне опротивел этот уродливый лагерь. Мы с боем пробьем себе путь в Киото. Мои люди будут готовы выступить в полдень, – отозвался Юкийе.

– Не можешь раньше?

– В полдень, в полдень, племянник.

Юкийе неуклюже поднялся на ноги, поклонился Кисо и заковылял к своей палатке. Он облизывал губы, предвкушая наслаждение: до начала подготовки к отъезду у него было не меньше двух часов свободного времени.

Глава 20

По дороге Токайдо ехал всадник на мощном гнедом коне.

Путешественник был одет в плащ из золотисто-красной парчи поверх синей верхней одежды. Хотя его наряд и сбруя коня выглядели как у воина-самурая, этот человек не имел ни мечей за поясом, ни лука и колчана со стрелами за спиной. Он прямо держался в украшенном алыми и золотыми узорами седле. Несмотря на то что путник был безоружен, во всем его облике чувствовалась спокойная сила.

Метрах в трех позади путешественника двигался на крепком горном пони его слуга, тонкий стройный юноша в простой хлопчатобумажной одежде коричневого цвета. На голове у слуги была широкополая шляпа, закрывавшая лицо, из-за пояса торчал короткий меч. К седлу пони была привязана секира-нагината, примерно метр с четвертью в длину, со стальным лезвием размером около тридцати пяти сантиметров. В коротком поводу слуга вел вьючную лошадь.

Путники миновали заставу Аусака – первый и самый важный кордон на дороге, ведущей на север от столицы. Когда-то эта застава была устроена как военный передовой пост. Безоружный путешественник придержал своего гнедого и обернулся.

– Хороший знак, – сказал он.

В стороне от дороги на горной круче виднелся простой забор из крупных кольев, над которым возвышалась голова пятиметровой позолоченной статуи Будды. Будда Аусака, стоя на краю высокого обрыва, неотрывно смотрел на северо-восток.

Дневное небо было покрыто пухлыми белыми облачками, похожими на деревья в цвету. В просветах между ними сияло солнце, окружая нимбом золотую голову.

Слуга улыбнулся, горячо закивал, выражая свое согласие. Нимб действительно был хорошим предзнаменованием.

Вьючная лошадь везла доспехи самурая и дополнительную одежду, а кроме того – свернутые одеяла и полотняную палатку.

В седельной сумке размещались остальные предметы первой необходимости: чернильный камень, кисти, пудра, косметическое мыло и специальная шкатулка с секретным письмом – с виду ничем не примечательная и дешевая, она имела тайник в крышке.

Безоружным путешественником был Йоши. Направляя своего гнедого по дороге Токайдо, Йоши вспоминал события, происшедшие сегодня утром.

Когда он доставил женщин и слуг к воротам дядиной усадьбы, первым, что бросилось ему в глаза, была отрубленная голова, надетая на острие пики, установленной у входа в дом. Голова принадлежала Фумио.

Не было никаких признаков, указывающих, кто совершил это гнусное злодеяние, однако Йоши не сомневался, что тут замешаны его враги. Но ведь Фумио был родственником и верным сторонником семьи Тайра. Он никогда никому не причинял вреда.

Йоши почувствовал себя невыразимо несчастным. Он вспомнил, как Фумио растил его, как любил и оберегал, когда он был ребенком. К горлу подступил комок, и Йоши с трудом сдержал слезы. Бедный дядя! Он так радовался, собираясь в Рокухару. Слезы бурно хлынули из глаз мужчины, словно прорвав плотину. Йоши содрогался от нескольких чувств сразу: яростного гнева против тех, кто погубил Фумио, горя оттого, что жизнь такого хорошего человека кончилась так ужасно, давящей тоски при мысли, что, может быть, он сам стал причиной смерти старика.

Неужели он проклят и проклятие повсюду следует за ним? Все, кого он любит, умирают насильственной смертью, а он каждый раз не может ничего сделать.

– Я больше не стану брать в руки боевой меч, – поклялся Йоши тихим прерывающимся голосом. – Пусть это будет искуплением зла, которое я причинил своим оружием. Я сенсей. Я буду учить, я буду давать советы, но никогда не буду убивать. В этом клянусь!

Нами при виде ужасного зрелища залилась слезами.

– Ты не должен винить себя, дорогой Йоши, – сумела она выговорить сквозь рыдания. – Кто бы ни погубил дядю, этот человек будет мучиться в аду Ави-ти за то, что сделал.

Госпожа Масака смотрела на пику без слез. Несмотря на безутешное горе, она держалась гордо и прямо. Ее рот сжался в тонкую линию.

– Сын, – сказала она. – Найди убийцу Фумио и отомсти.

– Месть не вернет дядю к жизни, матушка, но наступит день, когда виновные в его смерти поплатятся за то, что сделали. Я мучаюсь и не могу утешиться, но мой долг – выполнить поручение императора. Я должен уехать не позже чем через час, по его приказу.

Слуги тем временем сняли голову князя Фумио с пики.

Госпожа Масака пообещала заняться организацией достойных похорон.

– Уезжайте прямо сейчас, – приказала она, – и да улыбнется Будда вам обоим.

Пока Йоши возился с потайной шкатулкой, пряча письмо Го-Ширакавы, Нами переоделась в одежду слуги. Смыв косметику, скрыв волосы под соломенной шляпой, а фигурку под грубой хлопчатобумажной тканью, она убедилась, что ее можно принять за стройного юношу.

Йоши запротестовал: ему хотелось, чтобы Нами путешествовала в карете под охраной стольких воинов, сколько ей полагалось по сану.

– Я хорошо езжу верхом, – настаивала Нами, – не забывай, что я выросла в деревне.

– Пойми, мы поедем через горы, полные разбойников. Вдоль дороги бродят отряды солдат. Если они догадаются, что ты женщина…

– А почему они должны догадаться! И потом разве мне будет безопаснее прятаться за решеткой кареты? Сколько охранников ты сможешь собрать в такой короткий срок? Их будет слишком мало, чтобы защитить меня. Вспомни, император приказал тебе уехать сейчас же. Если нам придется останавливаться у каждой реки или горы, чтобы переправить карету, мы будем двигаться слишком медленно.

– Может быть, тебе стоит остаться в Киото? Я не ожидал, что буду уезжать в таких тяжелых условиях… Может быть…

– Глупости! – Нами была непоколебима. – Я выполнила свой долг перед князем Чикарой, и больше ничто меня здесь не держит. Похоронные службы по дяде Фумио устроит госпожа Масака.

Голос Нами дрогнул, и она вытерла мужским рукавом непрошеную слезу.

– Мы достаточно страдали друг без друга. Я поеду с тобой. А если ты откажешься взять меня, поеду одна.

Йоши вздохнул.

– Что стало с нежной девочкой, которую я знал в детстве? – бросил он вопрос в пустоту.

– Она стала женщиной, – отбила удар Нами. После коротких сборов и торопливых прощаний Йоши и его мнимый слуга с печалью в душе покинули столицу и направились в лагерь князя Йоритомо.

Теперь они миновали заставу Аусака. Первый этап долгого пути остался за плечами.

– Сегодня мы заночуем в Морияме, – сказал Йоши, глядя на начинающее темнеть небо. Облака, утром напоминавшие огромные грибы-дождевики, вытягивались под сильным восточным ветром, который нес их над озером дальше в горы. На дороге, кроме Йоши и Нами, не было никого. Йоши быстрее погнал лошадей.

Скоро ветер принес первые брызги дождя. Йоши и Нами развернули соломенные дождевые плащи. Дорога размокла, а копыта лошадей превращали грязь в густое месиво, забрасывая им одежду седоков. Небо совсем потемнело, на востоке вспыхивали молнии. Дождь обрушился на головы путешественников с неослабевающей яростью.

Путники находились примерно в десяти километрах от Кагами. На окраине деревни Морияма Йоши остановил коня.

– Мы переночуем здесь, – сказал он.

Нами передернула плечами, стерла с лица грязь и сказала:

Эти стихи были героической попыткой пошутить: в названии села была игра слов: «мору яма» по-японски «протекающая гора» – гора, из которой льется или сочится вода. Кроме того, в стихотворении был второй план – грусть о покинутом доме.

Йоши ответит напоминанием, что их неудобства не вечны:

Он спешился и показал рукой на крестьянский дом, стоявший у самой дороги.

Постучимся сюда.

За медную монету они получили приют, корм для лошадей и по миске овсяной каши для себя.

Хозяин дома постелил в сарае охапку соломы. Тростниковая крыша была дырявой и пропускала дождь, но путники нашли сухое место и раскинули свой футон. Запасная одежда послужила им постельным бельем.

Хозяин следил за тем, как они устраиваются, и его грубое лицо выражало осуждение. Ну и бесстыдник этот самурай, думал он, собирается блудить со своим мальчишкой в чужом доме.

Когда крестьянин ушел, качая головой по поводу падения нравов, влюбленные рассмеялись, на время забыв прошлые потери и беды, но смех быстро сменился смущенным молчанием.

Дождь прекратился, и через щели в крыше ярко светила луна. Йоши и Нами хорошо видели друг друга. Это было совсем не похоже на романтический мрак ее особняка в Киото. В тот раз Йоши проник к Нами за занавеску и довел до конца их любовь в почти полной темноте. На этот раз не нужно раздвигать ширмы – не было причин торопиться во время любовных ласк.

Йоши нежно коснулся Нами, прижал ее к себе и произнес:

Нами потянулась к нему, словно цветок к солнечному теплу. Ее маленькие руки обняли любимого, она прошептала в ответ:

Йоши вдохнул аромат волос возлюбленной. Слова стали не нужны: их тела сплетались и двигались как одно целое в одном ритме.

Глава 21

Они покинули Морияму на заре. Утреннее небо было словно покрыто розовой пеной. Нами не спала так крепко уже много лет. После целого дня утомительной скачки и ночи любви она чувствовала приятную усталость и боль во всем теле. Йоши был нежным и внимательным любовником, терпеливым, но пылким. Тело ее немело, кожа пылала от ласк. Молодая женщина испытала такую щемящую негу, какой не испытывала доселе и которая подняла ее на иной, более высокий уровень наслаждения. Потом она заснула глубоким сном без сновидений.

Теперь, отдохнув, она покачивалась в седле, следуя за Йоши. Ее пони шел легким шагом. Нами всей грудью вдыхала пропитанный запахом трав утренний воздух, любуясь роскошными красками, расцветившими небо. Как хорошо быть живой и свободной в эти первые дни четвертого месяца 1181 года!

Нами стала думать о том, как волшебно изменилась ее судьба. Некоторые дамы считают жизнь при дворе восхитительной, Нами же мучилась от скуки, вечно сидя в полумраке за дамской ширмой, бамбуковой занавеской или бумажной стенкой. Даже выходя из дома, она должна носить шляпы с вуалью и ездить в каретах с зарешеченными окнами. Девчонкой Нами говорила себе: «Я не буду сидеть за ширмой, ожидая мужа», а со временем оказалась именно в этом дурацком положении.

Мужчины жалуются, что их обязанности тяжелы. Они не представляют себе, каково быть придворной дамой: каково выносить долгие часы ожидания, которые нечем заполнить, каково изнывать от скуки, не зная, куда себя девать. Не удивительно, что придворные дамы заливаются слезами по любому поводу. Больше им нечем заняться.

Нами встряхнула головой, отгоняя эти мысли. Двор остался в прошлом. Она свободна.

Над головой Нами замелькали пышные метелки растений. Лошади грудью прокладывали путь в море высокого тростника. Ноющая боль снова стала давать себя знать, непрерывно движущиеся бока лошадки натирали всаднице бедра. Впрочем, это неудобство – недорогая плата за свободу.

Молодая женщина с интересом разглядывала дорогу, которая, извиваясь, поднималась все выше среди темных сосновых лесов. Время от времени краем глаза она на мгновение замечала внизу неподвижные воды озера. Она наблюдала за Йоши, который неутомимо покачивался впереди нее, погрузившись в свои мысли. Нами позавидовала любимому: он выглядит таким уверенным в себе, словно хорошо знает, что к чему на этом свете.

Мысли Нами вернулись к придворной жизни. Ее уверенность в себе с первого дня при дворе подвергалась испытаниям. Пренебрежительные замечания и скрытые оскорбления раз за разом ранили ее душу. Дамы, родившиеся в Имперском граде, судачили за ее спиной, возмущались ее провинциальной неотесанностью, но, впрочем, считали ее непрошибаемой и толстокожей, даже чересчур толстокожей особой. Если бы они только знали, какие невыносимые сомнения раздирали ее существо, сколько ночей она плакала о своей судьбе, желая, чтобы князь Чикара освободил ее от обязанностей фрейлины.

К счастью, императрица полюбила Нами и поддержала ее. Ее привязанность дала Нами мужество переносить высокомерное пренебрежение остальных дам. Да, она пыталась приспособиться к новой для себя жизни, но свет отвергал ее.

Мысли Нами обратились к более давнему прошлому – к детству в дядюшкином поместье. Воспоминания были прекрасным средством заглушить боль, причиняемую скачкой. Она вспомнила, как заставляла мальчика Йоши воспевать в стихах ее красоту. Какой тщеславной она была в четырнадцать лет! А как важничал Йоши в своем мальчишеском желании казаться светским львом. Какими невинными они тогда были и какими наивными!

– Йоши, – неожиданно окликнула Нами.

Он придержал коня и обернулся.

– С тобой все в порядке?

– Где мы проведем ночь?

– Но… еще и полдень не настал, – Йоши выглядел озадаченным.

– Я знаю. Я спросила просто из любопытства. На самом деле Нами только хотела услышать его голос и почувствовать его ободряющую силу.

– Я хочу добраться до города Оно раньше темноты. Там мы переночуем, а завтра свернем с дороги и поедем к восточному побережью. Ты не хочешь отдохнуть?

– Конечно, нет, – отвечала Нами, скрипнув зубами.

Йоши внимательно смотрел на нее, и Нами вдруг стало неуютно под его взглядом. Ее прекрасные длинные волосы были скручены и спрятаны под крестьянской шляпой. Ее кожа, наверно обветрилась, и погрубела. Наряд оставляет желать лучшего: ни яркого верхнего платья, ни двенадцати шелковых юбок под ним, ни цветных полос на рукавах и подоле. «Что это он, – встревожилась Нами. – Я, должно быть, ужасно выгляжу, плохо одета, обветрилась на воздухе и обгорела на солнце». Она опустила голову, пряча лицо.

А для Йоши перемены во внешности сделали ее только роднее и дороже. Она увидела его счастливую улыбку, когда он пришпорил гнедого и произнес: «Хорошо, едем дальше».

К Оно они подъехали в сумерках. Городок стоял на краю высокой отвесной скалы над озером. Среди деревьев, словно перебирая струны сэмисяна, стрекотали цикады. Светляки чертили огненные узоры в темноте леса, а внизу у берега лягушки на листьях лотоса то заводили свою рокочущую песнь, то просто квакали. В небе медленно проплывали на запад фиолетовые и розовые облака, пронизанные светом заходящего солнца.

У Нами болели все мышцы и суставы. Она была счастлива оказаться в домашнем уюте скромной гостиницы. После скромного ужина – тарелки просяной каши – Нами извинилась и погрузилась в рассчитанную на одного человека ванну. До сих пор она никогда не испытывала от купания в ванне такого удовольствия. Трудности пути обострили ее чувства и превратили маленькие удобства в огромное удовольствие. Нами с наслаждением сбросила уродливую одежду, выпустила из-под шляпы водопад своих волос и смыла грязь, ощущая, как ее кожа смягчается от горячей воды и пара.

– Ах! – сладко застонала она и улыбнулась.

А в это время Йоши раздвинул в комнате бамбуковые занавеси и сквозь стену стали видны широкая поверхность озера и просторы, разворачивающиеся за ней. Пока темнели последние пурпурные облака, Нами успела разглядеть дальние берега озера – от горы Хией до побережья Внутреннего моря.

Ночью они продолжали двигаться по пути взаимного узнавания. Любовные ласки Йоши так увлекли Нами, что она быстро забыла боль и тревоги.

Весь следующий день Нами, усталая, но счастливая, медленно покачивалась на своем пони, пересекая равнинные луга, где травы поднимались выше голов путников.

На третий день ливень вновь превратил дорогу в непроходимую грязь. Лошади еле тащились по бесконечным залитым водой рисовым полям. Тело Нами стало привыкать к новым условиям. Она научилась терпеть боль, и бесконечный путь перестал казаться невыносимым. Теперь молодая женщина смогла с большим вниманием осмотреться вокруг и стала замечать красоту там, где видела лишь однообразие. Последняя весенняя стая гусей летела на север.

Крошечные черные точки наполняли пространство трубными криками. Йоши показал на них и улыбнулся Нами.

На четвертый день путешественники перешли реку Суномата по плавучему мосту, который состоял из цепочки лодок, связанных тяжелыми канатами и накрытых сверху грубыми досками. Мост был шатким. Нами сильно испугалась: она не умела плавать, а река была бурной и глубокой. Но Йоши смотрел на нее, и молодая путешественница удержалась от жалоб. Нами стиснула зубы и не сказала ни слова, пока лошади осторожно ступали по ненадежному настилу.

Во второй половине четвертого дня влюбленные миновали кедровые рощи провинции Овари. Ночь они провели на почтовой станции Оридо и там узнали, что дальше дорога проходима только рано утром при отливе.

На следующее утро Нами почти не чувствовала боли, мучившей ее в первые дни скачки. Хотя лето еще не наступило, кожа ее загорела. Соломенная шляпа, прикрывавшая большую часть лица Нами, отражала свет, и жаркие лучи лишь слегка окрасили белые, как фарфор, щеки путешественницы, но руки ее стали совсем смуглыми и даже – заметив это, она чуть не задохнулась от испуга – начали покрываться мозолями. Она прятала их от взгляда Йоши. Нами выросла в знатной семье, она не могла себе представить, чтобы человек хорошего происхождения мог любить женщину, у которой руки огрубели от работы.

На рассветном небе еще виднелась луна, когда, оседлав лошадей, влюбленные отправились в путь. Полуостров Наруми был свободен от воды. Нами вслед за Йоши спустилась по волнистым холмам на чистый белый песок побережья. Тропа здесь терялась, но стаи толстых длинноногих птиц – ржанок – порой бежали впереди путешественников, оставляя четкие следы на песке. Нами чувствовала себя настолько хорошо, что сложила стихи:

Йоши улыбнулся: ему понравились эти искусно сложенные строки. Он показал рукой на миякадори – черноголовых чаек с красными клювами и лапами, которые кружились над побережьем, то и дело бросаясь вниз, чтобы выхватить рыбу из луж, оставшихся после отлива.

– Столичные штучки, – подсказал он любимой их прозвище. Так в давние времена назвал франтоватых птиц один бродячий поэт, которому они напомнили о Киото.

Эти слова навеяли Йоши ответ на стихи Нами:

Когда стало смеркаться, влюбленные отыскали место для ночлега вдали от берега, у подножия горы Футамура. Нами помогла Йоши расстелить одеяло под огромной хурмой. От усталости и морского воздуха у обоих слипались глаза. Нами дотянулась до руки Йоши, поднесла ее к своей груди и тут же уснула. Через пять минут молодую женщину разбудил непонятный треск. Она еще не проснулась, а Йоши уже скатился с одеяла и, согнувшись, присел у ствола дерева.

– Что это? – спросила Нами, отбрасывая волосы с лица.

– Не знаю. Лежи спокойно, – прошептал Йоши. Вокруг ничего не было видно, кроме темнеющих стволов деревьев, ничего не было слышно, кроме свиста ветра в их ветвях. Никакого врага.

Вдруг треск послышался снова. Йоши отпрыгнул в сторону. Нами испуганно взглянула на него: ей показалось, что лицо любимого искривилось от боли. В следующее мгновение она поняла, что он смеялся. Она никогда не слышала, чтобы Йоши так хохотал. Это было чудесно, и прежде, чем Нами осознала, над чем он смеется, она уже хохотала вместе с ним.

– Что же это было? В чем дело? – наконец сумела выговорить женщина, задыхаясь от хохота.

– Ну, самурай, не страшись. Даже мой меч не уязвил этого врага, Это хурма. Плоды с веток обрушились на мою голову.

Йоши протянул одну хурму Нами.

– Попробуй.

Нами взяла угощение. Смех ее наконец утих. Она надкусила мягкий сочный плод, чуть заметно улыбнувшись, сказала:

– Вряд ли я смогу опять заснуть.

– Я тоже, – ответил Йоши.

Любовные объятия были слаще плодов хурмы.

Утром Йоши и Нами двинулись через полосу пустынных полей и казавшихся бесконечными зарослей вереска к предгорьям хребта Такаши. Перед самыми предгорьями они обнаружили долину, полную местных бахромчатых розовых гвоздик. Цветы окружили их со всех сторон до горизонта, сливаясь вдали в розовое сияние. Нами чуть не закричала от восторга при виде этой красоты, а Йоши был так восхищен, что посвятил гвоздикам тут же сложенное стихотворение:

Нами печально кивнула: это стихотворение имело несколько смыслов. Первую строку можно было понять буквально или как обозначение императорского двора. Название цветка «гвоздика» истолковывалось также и как выражение «балованные дети». В трех последних строках содержался намек на будущие войны и непрочность всего сущего. В словах танки звучало сожаление о том, что скоро придворные императора будут горевать и плакать.

Огибая гору Миядзи, они внезапно выехали из зарослей бамбука, и Нами увидела море. Лошади медленно спускались по склону Инохана к самой воде залива Такаши. Ветер поднимал волны чуть ли не в семь метров высотой. Песок бил Нами в лицо. Она напрягла слух, чтобы разобрать слова Йоши, который что-то говорил ей, пытаясь перекричать рев волн и крики тысяч крючконосых бакланов, искавших пищу в бурлящей воде прибоя.

– Закройся шарфом, – приказал Йоши и сам подал ей пример, накинув на лицо хлопчатобумажный лоскут.

Нами повиновалась: ее нежная кожа и так уже становилась грубой, как мешковина.

Они продолжили путь молча. Вьючная лошадь упрямилась, приходилось тянуть ее силой. Йоши опять ушел в себя. Мускулистые бока его гнедого коня ритмично вздымались, словно под седлом сворачивались и разворачивались огромные змеи. Белая пена и грубый песок непрерывно били в лицо. Нами прищурила глаза как можно уже. Дикая красота штормового побережья покорила ее. Рев и равномерные удары волн, холодный пронзительный ветер с острым привкусом соли наполняли душу женщины леденящим восторгом. Она вспомнила другую – спокойную, ясную гладь – залив Суруга своего детства. Неужели это хлещущее берег чудовище – то же самое море? Да. А она теперь та же Нами? Тоже да. Молодая женщина вздрогнула при мысли о том, как непостоянна и переменчива жизнь.

Она выровняла своего коня грудь с грудью с конем Йоши и прервала раздумья любимого стихами:

Йоши не смог оценить стихотворение по достоинству: ей пришлось надрываться от крика, как простой рыбачке. И даже этот крик он вряд ли расслышал: с самого их отъезда что-то его отвлекало.

Йоши взглянул на Нами, словно не понимая, кто перед ним.

– Знаешь, я предчувствую беду. Сегодня ночью я видел во сне, что мы встретимся с какой-то злой силой на этом участке пути.

Нами его слова ошеломили: поездка проходила так удачно. За пять дней они не встретили на дороге ни одного путешественника. Люди в гостиницах и на почтовых станциях или помогали им, или не обращали на них внимания. Но сон! Духи зла имеют власть над снами, это знают все. Сном нельзя пренебрегать.

– Сколько нам еще ехать? – крикнула она.

– Не много. Мы движемся хорошо. Прямо перед нами лагуна Хамана, а дальше Хикума. Мы переночуем и отдохнем возле переправы через реку Тентю.

Глава 22

– Сегодня мы ночуем на почтовой станции Хикума, – объявил Кисо.

Молчаливый Имаи выразил согласие едва заметным кивком, но Томое нахмурилась. Солнечный свет падал на ее лицо, смягчал его резкие черты, делая их более женственными. В ответ на кивок брата она пожала плечами, словно не соглашаясь с намерением Кисо. Имаи сделал вид, что не заметил ее жеста.

Кони медленно спускались по каменистой дороге. Сзади военачальников ехали Тедзука, Дзиро и Таро – помощники Кисо, а за ними, растянувшись вдоль дороги метров на пятьдесят, следовали двадцать солдат из войска Кисо на крепких горных пони.

Ритмичные тяжелые удары копыт, звон и бренчание оружия, стрекот насекомых, щебет птиц, писк мелких зверьков сливались в общий шум в густом воздухе позднего дня. Вдали визгливо вскрикнула среди деревьев дикая обезьяна, предупреждая сородичей об опасности. Комары тучами носились над головами всадников, гудели у каждого над ухом. То и дело кто-нибудь из отряда беспричинно смеялся, охваченный тем нервным весельем, которое возникает перед боем.

Томое прихлопнула комара. С того момента, как Кисо объявил свое решение, всадники проехали около километра и у нее было время сдержать гнев.

Томое всегда помнила: чтобы воины принимали ее как ровню, она должна быть храбрее и выносливее любого мужчины. Она не имела права проявлять ни малейшего признака слабости.

Томое кашлянула, чтобы прочистить горло, и сказала неодобрительно:

– Кисо, после дождей, что шли на прошлой неделе, гостиницы уж точно полны. Все путники с дороги Токайдо скопились в Хикуме: вода в Тентю не спадет еще по крайней мере сутки.

– А нам какое дело до этого?

– Такое, что нам трудно будет найти ночлег. Нас двадцать пять человек, и нам понадобится целая гостиница. Не похоже, что мы сейчас отыщем такую, которая будет совсем пуста. Почему бы нам не заночевать в горах, а в Хикуму спуститься утром?

– Нет! Моим людям нужно развлечься, а я мечтаю удобно устроиться на ночь. Не бойся, мы найдем комнаты, – Кисо говорил отрывисто, в голосе начинало чувствоваться нетерпение.

Томое узнала знакомый гон. Кисло был не только смел и умен, но еще и очень упрям. Он закусил удила, и теперь любые доводы только заставят его тверже стоять на своем.

Томое рассердилась. Кисо говорил с ней так, словно ее мнение ничего не значит, осрамил ее перед братом и – она оглянулась назад – перед Тедзукой, Дзиро и Таро. Томое поджала губы и уставилась на дорогу.

Отряд находился в пути уже два дня, из них один – под проливным дождем. Томое признавала доводы Кисо – воинам надо развлечься, чтобы забыть о трудностях пути: о мокрой одежде, не сохнущей под доспехами, о поте и зуде в теле, о комарах и слепнях, одинаково мучивших людей и лошадей.

Да, Томое понимала, почему Кисо настаивал на ночлеге в Хикуме. Но ее оскорбили его замашки. Влететь на конях в город среди ночи, вышвырнуть из постелей нескольких богомольцев – это забава для грубых горцев, но не для Томое. Разбойничать в гостиницах Хикумы, как обычные разбойники, значило своими руками рубить под собой сук. Задача отряда – искать золото и оружие, а не ссориться с жителями Хикумы. Хикума, главный город округа Хамамацу, передовой пост имперских властей. Его охраняют солдаты. Не то чтобы Томое их боялась: они трусливы. Просто она хотела сделать дело без суеты и шума и вернуться домой.

– Остался час, – буркнул Имаи, сохраняя бесстрастное выражение лица. Он видел, что сестра сердита. Она была вспыльчива и после двух дней скачки едва сдерживалась. Томое гневно поглядывала на Кисо, но тот делал вид, что не замечает этого. Имаи попытался успокоить сестру и повторил более мягким тоном:

– Всего час, не больше.

– Брат, я говорю не о времени. Я считаю, что глупо беспокоить людей, когда от этого нет никакого проку, – объяснила Томое сквозь стиснутые зубы.

– Никакого проку, кроме того, что наши люди снимут напряжение. Почему ты так волнуешься? Нам нечего бояться охраны поста: во-первых, нас больше, во-вторых, они не станут сражаться. Это чиновники с юга, они хотят одного: жить в уюте и обирать богомольцев.

Кисо повернулся к брату и сестре.

– О чем вы там шепчетесь?

– Ни о чем особенно, Кисо, – торопливо ответил Имаи. – У Томое дурные предчувствия.

– Она рассуждает как жирная придворная дама из Киото. В следующий раз Томое заявит, что видела дурной сон, – Кисо рассмеялся, словно сказал нечто забавное.

Когда военачальник заметил, что смеется один, его узкое лицо, на котором резко выделялись нос и скулы, приняло гневное выражение, брови сдвинулись. Он повернулся к Томое и произнес угрожающим тоном:

– Ты мне надоедаешь. Может, нам отобрать у тебя мечи и бросить одну на дороге?

Гнев Томое прорвался.

– Не смей мне грубить, негодяй! – рявкнула она. – Я этого не потерплю. Вынь меч или извинись, – и она взялась за рукоять своего меча.

Томое любила Кисо с детства и продолжала любить теперь, но была готова умереть от его руки, защищая свою честь. Его выходки угрожали ее авторитету. Кто из мужчин будет слушаться Томое, если увидит, что Кисо обращается с ней как с глупой бабой?

Она плотно сидела в седле, сжимая оружие и коленями удерживая коня на месте. Томое не была серьезным противником для Кисо, но если придется драться, она покажет, на что способна. И женщина вызывающе смотрела на оскорбителя, не отводя глаз.

Одна секунда, другая, ., прошла целая минута. Солдаты сгрудились вокруг повздоривших командиров. Не такая уж редкость – подобные стычки. Случается, один самурай вызывает на поединок другого из-за пустяка и бьется с ним насмерть. Но тут…

Лицо Кисо побледнело, глаза превратились в черные колодцы, не отражающие света. Он тоже пронизывал Томое взглядом, его зрачки расширялись. Даже цикады и древесные лягушки замолкли, прикусив языки.

Наконец Кисло запрокинул голову и оглушительно рассмеялся:

– Где во всех десяти провинциях найдешь другую такую женщину? Клянусь Буддой, я люблю ее.

Солдаты тоже рассмеялись, но сдержанно, и стали шутливо поддерживать предводителей. Их грубые шутки были разрядкой после тревоги, вызванной стычкой Кисо и Томое. Томое была популярна у солдат, они ценили ее воинские способности.

Имаи объехал по кругу веселившийся отряд.

– Хватит, – сказал он. – Мы зря тратим драгоценное время. Едем в Хикуму.

Деревья вокруг дороги росли так густо, что низкое солнце почти скрывалось в их листве. Небо потемнело, и холодный ветер всколыхнул ветви.

Кисо взглянул на клочок неба, который угадывался между деревьями, и повернулся к отряду.

– Скоро снова польет дождь. До Хикумы меньше часа пути. Кому сегодня хочется ночевать в поле?

Воины ответили насмешливыми криками.

– Никому? Тогда гоните коней так, словно у вас за спиной сам Эмма-О.

– В Хикуму! – крикнул Имаи.

– В Хикуму! – подхватила Томое.

В это время Йоши и его стройный слуга договаривались о цене за последнюю свободную комнату в самой большой гостинице города. Река Тентю после обильных дождей разлилась слишком широко, и единственный паром не работал. Уже три дня никто не мог переправиться через реку, и потому гостиницы были полны. В Хикума скопились группы паломников к алтарю Мишима, чиновники, получившие назначение в провинцию, пешие монахи с чашами для подаяния и прочий спешащий по своим делам люд. Даже в помещении станции яблоку негде было упасть. Шестеро солдат, охранявших ее, драли с пришедших в отчаяние путешественников три шкуры за место на полу в старом полуразрушенном здании. Трактиры и постоялые дворы были переполнены. В самой большой и дорогой гостинице Хикамы была свободна только комната прислуги.

Йоши убедил хозяина гостиницы, что может заплатить очень дорого за крошечный чулан в задней части дома. Серебряная монета решила дело.

В комнатушке едва хватало места расстелить футон, но Йоши и Нами так обессилели, что были рады и этому.

За окнами вновь моросил слабый дождь.

– Здесь хотя бы сухо, – пробормотала Нами, распуская волосы, вытянулась и тут же заснула.

Через час молодых людей разбудили резкие крики и громкий шум, доносившиеся из коридора. Кто-то бегал там, стучал в двери и что-то кричал хриплым голосом. Сначала влюбленные не могли разобрать ничего, потом расслышали слова, вызывавшие бессознательный страх в каждом японском сердце.

– Пожар! Гостиница горит! Все выходите! Скорее!

Йоши мгновенно стряхнул с себя сон. Он не раздумывал ни секунды. Бросив все вещи в комнате, он схватил Нами за руку и вытолкнул ее в коридор. Они присоединились к остальным растерянным и заспанным гостям, которые толпились в коридоре, не зная, что делать.

– Выходите! Все наружу! Сюда! – вновь завопил кто-то. Полуодетые и растрепанные мужчины и женщины в панике бросились к выходу, отпихивая друг друга локтями.

– Странно, никакого запаха дыма, – сказал неожиданно Йоши.

Перепуганные люди толкали Йоши в спину. Но вместо того, чтобы присоединиться к толпе, он вжался в стену, подтащив к себе Нами.

– Это не голос хозяина, – сказал он.

– Разве это важно? – отозвалась Нами. – Если дом запылал, не время разбирать, куда делся хозяин. Бежим же!

– Да, – задумчиво отозвался Йоши и плотнее закутался в плащ.

Нами дергала его за руку, но он упирался и повторял:

– Дымом не пахнет, огня не видно. Что-то здесь не так. Пожара нет – нас обманули!

Тем временем главный коридор опустел. В дальнем его конце Йоши заметил самураев в доспехах. Они шли прямо к нему.

– Скорее, Нами! Беги в комнату, спрячь волосы: эти люди не должны знать, что ты женщина. Я задержу их.

Йоши встал между Нами и подходящими самураями.

– Убирайся на улицу, дурень, – раздраженно скомандовал главарь.

Йоши подсознательно не нравился этот человек. У него было узкое лицо и черные глаза, в которых словно тлел готовый вспыхнуть огонь, От самурая исходила грубая сила, и – нельзя отрицать – в ней было что-то притягательное.

– Ты что, не слышал? Хочешь умереть?

Йоши показалось, что в глазах главаря промелькнули искры безумия.

– Я не вижу огня, не чувствую запаха дыма. И удивляюсь, почему вы сами не спасаетесь бегством. Отряд солдат разгуливает по коридорам горящей гостиницы – в этом есть что-то необычное.

– Хватит нести чепуху! – рявкнул узколицый. – Взять его!

– Слушаемся, Кисо, – хором ответили самураи. Кисо отступил в сторону, и шесть крупных бойцов бросились на Йоши.

Солдаты не ожидали сопротивления: Йоши был один, полуодет и без оружия. Но как только первый из них коснулся плеча мастера боя, он получил удар твердым ребром ладони в подбородок. Голова солдата откинулась назад, глаза остекленели, и он свалился, как мешок с рисом, к ногам своих товарищей.

Йоши поклялся не обнажать оружия, но кто запретит ему драться кулаками, ногами, а если понадобится, и зубами, чтобы задержать разбойников и дать Нами время скрыться.

Кисо вынул меч и гневно заорал на своих людей:

– Нападайте все вместе, дурачье! Это не обычный проезжий, Берите его живым. Мы получим за него выкуп.

Центральный коридор был пуст, и Йоши не мог помешать самураям окружить его. Он и не пытался, он лишь надеялся выиграть время, чтобы Нами могла одеться и смешаться с толпой постояльцев.

Два самурая одновременно попытались схватить Йоши. Изогнувшись, он ускользнул от первого врага. Выбросив вперед руку, он словно мечом ударил ею по горлу второго. Тот, шатаясь, отступил назад. Он пытался кричать, но из разбитого голосового аппарата выходили только странные булькающие звуки.

Йоши не стал ждать и бросился на остальных самураев – четырех солдат Кисо. Своей тяжестью противники повалили его, но он успел вывести из строя еще двоих. Один упал с разбитой коленной чашечкой, другой скрючился, держась за свои детородные члены.

Два оставшихся самурая прижали Йоши к полу. Кисо встал над ним. В черных глазах военачальника горел почти сумасшедший гнев.

– Кто ты такой? – спросил главарь. Йоши сжал рот и ничего не ответил.

Кисо кольнул горло пленника острием меча.

– Сейчас ты молчишь, но скоро заговоришь, – пригрозил он.

Кисо послал одного из своих людей за подкреплением, а сам продолжал удерживать Йоши на месте, угрожая мечом. Появились четверо солдат, им было приказано надежно связать пленника.

– Пока не делайте ему вреда, – велел главарь. – Завтра проведем допрос и узнаем, что это за птица. Возможно, он стоит хороших денег. Теперь вот что: с ним кто-то был. Кажется, женщина? Тедзука, обыщи комнаты и найди ее.

Тедзука кивнул и двинулся по коридору, распахивая двери ударом ноги. Солдаты умело обрабатывали Йоши. Когда они закончили, руки мастера боя были скручены за спиной и притянуты к лодыжкам и горлу. Теперь любое движение Йоши начинало душить его.

Тедзука вернулся.

– В доме никого нет, – доложил он. – Кто бы ни был с ним, он сбежал через задний выход.

Кисо разглядел едва заметный огонек радости в глазах Йоши.

– Ну, что ж… – сказал он. – В Хикуме негде спрятаться. Завтра мы найдем второго, кто бы он ни был, и решим, как его наказать.

– Ас этим что будем делать, Кисо? – спросил один из самураев, небрежно толкнув Йоши в бок ногой.

– Уберите его, чтобы не мешал. Думаю, мы заслужили право повеселиться. Отпразднуем удачу, которая помогла нам найти такое прекрасное место для отдыха.

Кисло вложил меч в ножны и спросил:

– Дождь еще идет?

– Да, и сильнее прежнего.

– Хорошо. Вытащите этого негодяя во двор и подвесьте на криптомерии. Подтяните его повыше и оставьте там до утра.

Самурай, недовольный тем, что снова придется мокнуть, грубо потащил за собой пленника. Йоши захрипел.

– Осторожно, ты, болван. Мы пока не хотим его смерти. Эй, вы двое, помогите поднять этого буяна на дерево. И привяжите его надежней, мы же не хотим, чтобы он упал и ушибся.

Лицо Кисо расплылось в добродушной улыбке, недавний гнев был уже забыт.

Один из самураев засмеялся, за ним другой, и через несколько секунд они все оглушительно хохотали.

– Поторопитесь! – крикнул Кисо. – Сделайте дело, и скорей назад. Нас ждут саке, женщины и теплые постели.

Когда Йоши велел Нами бежать, она сразу поняла, что происходит. Если эти воины дознаются, что она женщина, они превратят ее в свою забаву. Нами не обманывалась на этот счет. Ей хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять, какого сорта люди ворвались в гостиницу.

Нами проскользнула в комнату, завернула вещи в одеяло, убрала волосы под соломенную шляпу и вышла так быстро, как только могла. Она услышала звуки ударов, мужчины дрались. Ее пульс бешено заколотился, губы пересохли и словно распухли. Что эти люди делают с Йоши? Амида Будда, помоги ему!

Нами, давясь слезами, прокралась на кухню, бесшумно миновала помещение кладовой и выбралась из дома – на площадку, куда обычно сгружались поставляемые в гостиницу продукты.

Мелкий дождь обернулся сильной весенней грозой. Вспышки молнии выхватывали из мрака обрывки жуткой картины, от которой сжималось сердце. Хозяин гостиницы, прислуга и постояльцы беспорядочно суетились, сбившись в кучку под струями холодной воды. Они причитали и плакали, поднимая руки к небу, но раскаты грома заглушали вопли несчастных.

Конные разбойники в соломенных дождевых плащах и широкополых шляпах кружились возле выброшенных из гостиницы людей, не давая им уйти с этого пятачка.

Нами повернула обратно. Вдоль стены гостиницы она пробралась на задний двор и поползла к группе деревьев. Кусты и трава там не были подстрижены.

И Нами забилась в эти заросли, разрывая одежду об острые колючки куманики, обдирая лицо и руки.

Теперь даже при свете молнии ее не обнаружат. Она спряталась еще глубже и накрыла узел с вещами своим плащом.

Нами дрожала под проливным дождем не только от холода и сырости, но и от страха за Йоши. Что с ним? Жив ли он? Может ли она ему помочь? А если может, то как? А что, если страшное сдавленное бульканье, которое она услышала, выбегая в заднюю дверь, было его предсмертным хрипом? Амида Будда, нет! И слезы женщины мешались с дождем, лившим как из ведра.

Шел час за часом. До Нами доносились из гостиницы громкие звуки гуляния и пьяные голоса, поющие грубые горские песни. Два самурая, покачиваясь от выпитого, обхватив друг друга за плечи, вышли на террасу и оказались метрах в полутора от Нами. Сердце испуганно забилось в груди беглянки – сейчас ее обнаружат! Она слышала тяжелое дыхание этих двоих сквозь шум дождя, чувствовала шедший из их ртов запах саке и лука. Вспыхнула молния, потом на миг потемнело, снова вспышка, и почти сразу за ней с чудовищным треском ударил гром.

– Эй, это не ты пернул? – послышался пьяный голос. Шутник еле сдерживал смех.

– Нет, я думал, это ты, – ответил его товарищ.

Вновь молния на миг осветила двор, и Нами увидела, что разбойники стоят рядом и мочатся на кусты. Она почти могла дотронуться до них. Оба неумеренно смеялись своей шутке.

– Провалиться мне в Йоми, ну и льет этот дождь!

– Ну, я лью посильнее, – опять смех.

– Каково, по-твоему, нашему пленнику в такую погоду?

– А ты и на него полей, – снова смех.

– А он крутой малый. Я рад, что мне не пришлось с ним драться.

– И я тоже. Видел, что он сделал с горлом Ханадзо? Бедняга теперь неделю не сможет говорить.

– А во что превратились яйца Масакиё? Придется ему пока посидеть без работы.

– Этот негодяй еще мало получил за то, что сотворил с нашими друзьями. Надо пойти убедиться, что он не сможет сбежать.

– Пошел он к Эмме-О. Я весь промок, идем в дом. Хочу попробовать ту толстуху, которой ты полакомился.

– Послушай, мы и без того здорово намокли, несколько минут ничего не значат.

– Ладно, – и пьяная пара, качаясь, двинулась вдоль боковой стены гостиницы.

Сердце Нами забилось быстрее. Эти двое, должно быть, говорили про Йоши. Она последует за ними. Она узнает, где его держат. Молодая женщина убедилась, что ее кинжал надежно заткнут за пояс, и пошла, прорываясь через кусты куманики, морщась от боли, с твердым намерением не терять самураев из виду.

Заросли кончились. Нами стала осторожно пробираться вдоль стены. Карнизы крыши были достаточно широкими и защищали ее от дождя. Капли громко барабанили у Нами над головой. Кроме двух шутников, все разбойники сидели в гостинице, где было тепло и сухо. Сквозь шум дождя, подчеркивая его монотонность, прорывались смех, песни и время от времени женский крик.

Очевидно, разбойники, выгнав мужчин на улицу, задержали нескольких женщин. Нами вздрогнула при мысли о том, что сталось бы с ней, если бы Йоши не встал на пути бандитов.

Сверкнула молния, Нами увидела, что два самурая, качаясь, стоят в грязи перед огромной криптомерией и пьяными голосами выкрикивают ругательства, обращаясь к ее ветвям. Один из них бросил вверх камень, засмеялся и поскользнулся.

При свете следующей молнии Нами разглядела силуэт Йоши, связанного, как курица, которую несут на базар, и подвешенного к огромной ветке. По тому, в каком положении веревки удерживали его, Нами поняла, что одна из них сильно давит ему на горло.

Стоит ему шевельнуться, и он задохнется. Ох, мужчины словно дети – не понимают, как они жестоки!

Пьяные воины скоро устали от своих забав и нетвердым шагом направились обратно к гостинице.

Нами осталась под деревом одна.

– Йоши, – тут же торопливо позвала она.

– Уходи, Нами. Уходи, пока можешь. Я выкручусь, я приду за тобой, – ответил Йоши, с трудом проталкивая звуки через гортань: ему было трудно говорить из-за душившей его петли.

Нами не ответила. Кора дерева была шероховатой и потрескавшейся. Те, кто привязал Йоши, взбирались вверх по стволу, и она сделает то же. Нами ухватилась за выступы коры, чувствуя, как они крошатся у нее под пальцами. Ствол был мокрым от дождя. Два раза она соскальзывала вниз, обдирая ладони и бедра. Третья попытка – и Нами добралась до самой нижней ветки. Ее руки были исцарапаны в кровь. В голове мелькнуло совсем неуместное сейчас воспоминание – какой несчастной она чувствовала себя совсем недавно, когда обнаружила на этих ладонях мозоли.

Нами подтянулась и вскарабкалась на следующий сук. Дело пошло проще. Через некоторое время Нами удобно устроилась рядом с возлюбленным, который следил за ней печальным взглядом.

– Ты упадешь, – предупредила она. Его слов невозможно было разобрать. Нами решила, что Йоши приказывает ей сейчас же уйти. Глупости, раз она зашла так далеко, она не бросит его. Нами наклонилась вниз и кинжалом перерезала веревку, привязывавшую руки Йоши к горлу. Как только любимый заговорил, он приказал ей сейчас же уходить, спасаться самой.

Нами не послушалась. Вместо этого она перерезала веревки, которые стягивали руки и ноги Йоши. Теперь его тело выпрямилось, но он все еще был подвешен к ветке.

– Ты можешь взяться за сук? – спросила Нами.

– Я не чувствую ни рук, ни ног, – хрипло ответил Йоши.

– Если я перережу остальные веревки, ты упадешь на землю. Мне подождать, пока восстановится кровообращение? Или ты сможешь вынести падение? Сверкнула молния, вдалеке ударил гром.

– Режь сейчас! – скомандовал Йоши.

Нами сморщилась, словно от боли: до земли было около пяти метров. Внизу темнели кусты, а земля раскисла от ливня.

– Наму Амида Буцу! – произнесла молодая женщина и одним взмахом перерубила первую веревку. Теперь Йоши качался в воздухе ногами вниз. Нами быстро перерезала второй и третий канаты.

Йоши упал в заросли молодой шелковицы, и кусты громко затрещали под тяжестью его тела.

Нами торопливо соскользнула по стволу, разрывая плащ. Йоши лежал на спине, как-то странно и неуклюже раскинув руки и ноги. На миг язык ее словно распух, она не могла заговорить. Ох, Будда, он умер!

Потом… она услышала стон, и Йоши перевалился на бок.

Нами облегченно вздохнула, опустилась на колени рядом с любимым и притянула его голову к своей груди. Йоши медленно согнул и разогнул пальцы, – руки, ноги.

– Йоши, слава богам, ты жив. Дай я помогу тебе. Нами растерла его мышцы, чтобы восстановить кровообращение. Когда Йоши достаточно восстановил силы, она сказала:

– Пожалуйста, пойдем отсюда. Надо спрятаться, пока они не нашли нас.

Йоши сделал усилие и встал, качаясь почти так же, как недавно пьяные разбойники.

Нами взяла его под руку и поддержала. Они заковыляли вдоль террасы к заднему двору гостиницы. При каждом шаге кровообращение в ногах и руках Йоши усиливалось. Словно тысячи иголок вонзались в его мышцы, кровь возвращалась в изголодавшиеся ткани. Странный вид был у него сейчас: на шее черный след от веревки, одежда изорвана, волосы спутались и свисали космами.

– Пожалуйста, Йоши, поторопись, – молила Нами. – Наши лошади, наверно, в конюшне. Идем туда.

– Да, пойдем к лошадям, – голос Йоши звучал странно. Нами никогда еще не слышала, чтобы он говорил таким тоном.

Они прокрались вдоль стены гостиницы мимо кухонь и комнат прислуги. Там Йоши настолько окреп, что мог уже двигаться без поддержки.

– Самураи слишком пьяны, чтобы сообразить, что я на свободе, – сказал Йоши, седлая коня. Он затянул подпруги, проверил вьюк, убедился, что письмо императора лежит на месте, и проговорил:

– Перед отъездом мне нужно кое-что сделать.

Нами почувствовала, как от волнения у нее напряглись мускулы живота. Этого она и боялась: он хочет мести. И почему мужчины такие глупые?

– Не надо, Йоши, – взмолилась она. – Ты поклялся не обнажать меча. Что ты можешь сделать без оружия? Ты не должен рисковать жизнью, когда у нас есть возможность бежать.

– Нами, я не могу оставить этого человека безнаказанным. Честь требует, чтобы он заплатил за то, что сделал со мной.

Лицо Йоши было словно вырублено из гранита. Он казался сейчас воплощением бога Фудо: глаза сверкают, брови нахмурены, углы рта опущены.

– А твой долг перед императором? Тебе доверено передать важное письмо Йоритомо. Нельзя же поставить все под угрозу.

– Нами, моя задача шире, чем у курьера. Мне дано поручение оценить возможных союзников императора. Я думаю, Кисо не просто разбойник, хотя выглядит таковым. Имя Кисо часто встречается в горах, возможно, этот Кисо и не тот, который мне нужен, но я должен это проверить. Он может стать важным союзником или смертельным врагом. Я не могу уехать, пока не добьюсь истины. Кроме того, я не могу позволить унижать себя, если хочу что-то значить для императора. Поэтому – хватит разговоров. Я сделаю то, что должен сделать.

Глава 23

Шум попойки затихал по мере того, как люди Кисо один за другим отваливались от стола. У входа в гостиницу выставили двоих караульных, но и те выпили свою долю сакэ: дисциплина в войсках Кисо была не слишком крепка.

Одна Томое была почти трезвой. Она еще чувствовала себя оскорбленной недавней выходкой Кисо. Она пила и ела мало и, отужинав, вскоре ушла, с отвращением качая головой при виде драк из-за пленных женщин.

Кисо выпил больше всех: он гордился способностью пить больше своих подчиненных, как и положено начальнику. Теперь он раздумывал о том, как вести себя с Томое. Он любил ее с тех пор, как помнил себя, и продолжал любить теперь. Может быть, уйти от солдат и лечь с ней в постель? Но… Томое уж очень независима. Будь она проклята во веки веков! Почему она такая обидчивая, чуть тронь – колется?

Самолюбие горца не вынесло бы отказа этой ночью.

Нет, лучше остаться с солдатами, чем рисковать быть отвергнутым, Мужчинам он может приказывать что угодно, и они не обижаются на него, почему же она обиделась? После Имаи она самый лучший и самый умный солдат из всех его подчиненных. На его беду, Томое знает это. Ну и провались она в преисподнюю Авити!

Кисо сидел скрестив ноги в темном углу обеденного зала за низким столом, одобрительно кивал своим воинам и мелкими глотками пил сакэ из большой плоской бутыли. Он заставлял себя сосредоточиться на застольной беседе, но не мог этого сделать. Грубые самураи были лишены полета, напившись, они отпускали те же шутки, что и всегда, и, хотя Кисо улыбался им, они ему порядком надоели.

Его мысли постоянно возвращались к Томое. Кисо хотел пойти к женщине и попросить у нее прощения.

После того как последний из его людей свалился на пол мертвецки пьяным, предводитель горцев выпил последний глоток сакэ и выпрямил вдоль циновки ноги, собираясь подняться.

Вдруг мускулистая рука обхватила его горло и чей-то голос прошептал ему в ухо:

– Не поворачивайся, не двигайся, вообще не шуми, или ты умрешь.

Хмель мгновенно выскочил из головы, и полупьяная путаница в мозгу сменилась ясным и полным пониманием ситуации. Человек двадцатого века сказал бы: порция адреналина, выброшенная организмом в кровь, уничтожила действие алкоголя. Кисо почувствовал, что кроме душившей его руки что-то острое касается его кожи под ухом.

– Руки на колени! – приказал тот же голос.

Кисо подчинился, и тут же откуда-то сбоку выбежал юноша в широкой крестьянской шляпе на все время опущенной голове. Он убрал саке, отодвинул столик и связал военачальнику руки шелковым шарфом.

– Сейчас я отпущу тебе горло, – сказал повелительно голос – Помни: один звук, и ты тут же умрешь.

Кисо мог бы броситься вперед на второго, молодого врага, Можно было и закричать, но никто не пришел бы ему на помощь. Имаи, Тедзука, Дзиро и Таро исчезли с женщинами в номерах гостиницы. Немногие оставшиеся в зале самураи валялись мертвецки пьяные на полу. Кроме того, Кисо видел, что мальчишка, прячущий лицо, держит кинжал наготове и может отбить его удар.

Давление на горло ослабло.

– Кто бы ты ни был, ты дурак, – прошептал Кисо. – Ты не доживешь до утра.

– Молчать. Говорить, только когда я позволю. Теперь медленно вставай и выходи в центральный зал.

Слуга побежал впереди. По его движениям Кисо решил, что этот мальчишка мог бы заинтересовать его дядюшку Юкийе: в развороте бедер и движениях ног его было что-то женственное, Любопытно, этот воин, пленивший Кисо, тоже развлекается с мальчиками? Кисо насмешливо улыбнулся.

Когда они дойдут до выхода из гостиницы, их встретят караульные, которых он там поставил. Кисо напряг мускулы, готовясь начать действовать, как только стражники схватят слугу.

Мальчишка спокойно выбежал через переднюю дверь. Выйдя следом за ним, Кисо, к своему возмущению увидел, что оба солдата лежат на земле в самом отвратительном виде – связанные и с кляпами во рту, беспомощно скорчившись под укрывавшим их от дождя карнизом крыши. Оба они были не способны сосредоточить взгляд на Кисо, когда его выводили под дождь.

Над горами прокатился гром, но дождь не ослаб. Главный двор гостиницы был похож на рисовое поле: только верхушки травы торчали над поверхностью заливавшей его воды, Местами более высокие участки почвы поднимались над этой огромной лужей, как острова над морем.

– Ты не уйдешь отсюда, – прорычал Кисо, когда дождь застучал по его непокрытой голове и стал заливать глаза.

– Посмотрим, – услышал он спокойный ответ.

Враг заставил Кисо лечь лицом в грязь под раскидистой криптомерией. Один раз предводитель горцев попытался поднять голову и почувствовал, что острие, приставленное к его шее, вонзилось в кожу. Он шепотом выругался и сдался. Через несколько минут Кисо был тщательно связан. Потом враг перекатил его на спину и засунул ему в рот мягкий платок.

Тут Кисо в первый раз увидел, кто взял его в плен – тот самый путник, который дрался с его самураями и был схвачен! Тот, кого он в последний раз видел связанным и подвешенным к ветке дерева Авити! Как он мог вырваться из рук его самураев? Это – невозможно, но вот этот бродяга, скаля зубы, стоит перед ним.

Кисо скрипнул зубами от ярости: у врага в руках была только острая палка. Ни меча, ни кинжала и вряд ли еще какое-нибудь оружие. Они поменялись ролями, и Кисо не мог ждать пощады. В глазах военачальника вспыхнуло бешенство, он попытался угрожать и ругаться, но через кляп доносилось нечто похожее на кошачье мяуканье.

Вдруг какая-то сила оторвала Кисо от земли и, бешено раскачивая, подняла почти до одной из веток. Тот, кто взял его в плен, привязал к дереву толстую веревку, которая тут же была переброшена через другой сук и подтянула Кисо еще выше. Предводитель горцев пришел в ужас от позора: он понял, что будет качаться тут до утра и держать его будет только эта веревка, обвязанная вокруг пояса.

Утром, когда дождь кончится и его люди протрезвеют, они явятся сюда за пленником, а найдут Кисо! Какой срам, – они увидят своего вождя в таком унизительном беспомощном положении! Будда! А если они узнают, что его взял в плен безоружный враг? Кисо попытался освободиться, но только крепче затянул петлю на своей шее. Он вспомнил свое напутствие охранникам, которые вязали пленного:

– Не торопитесь возвращаться за ним, пусть повисит подольше, чтобы хорошенько запомнить урок.

В ярости от своего бессилия Кисо прорычал какое-то ругательство. Дождь, стучавший по листьям, заглушил слабый звук, вырвавшийся из-под кляпа.

Никто его не услышит. Никто не придет. Кисо приготовился долго и терпеливо ждать, как положено солдату.

Томое утром проснулась первой: она выпила меньше других и легла спать раньше, чем остальные самураи. Она встала не торопясь, оделась и почистила оружие. Ее удивило, что Кисо не пришел к ней ночью: долго злиться было не в его характере. Кисо был вспыльчив, но обычно забывал мелкие ссоры. Надо найти его и загладить вину. Глупо продолжать сердиться.

Она прошла в обеденный зал, где в последний раз видела Кисо. Ну и видок! Самураи лежали вповалку среди сломанных столов, бутылок, луж пролитого саке и разорванных ширм.

В коридоре она увидела Имаи, который валялся на полу и оглушительно храпел. Возле его руки лежала перевернутая бутылка.

Томое толкнула его ногой под ребра.

– Вставай, брат. Праздник кончился. Надо браться за дела.

Имаи открыл глаза и взглянул на нее, потом потянулся за бутылкой. Томое ударом ноги отшвырнула сосуд.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал Имаи. – Я сейчас проснусь.

Томое сошла во двор и обнаружила связанных караульных. Это просто отвратительно! Без часовых отряду мог причинить вред любой прохожий. Вот она, первая неприятность! Томое предчувствовала ее и была права. Им сегодня всем могли перерезать горло! Она опустилась на колени возле одного из неудачливых стражей и разрезала веревку, которая удерживала кляп у него во рту. Самурай жалобно смотрел на воительницу: по всем военным законам он заслужил суровое наказание и чувствовал, что грозный ангел смеоти, готовый забрать его душу, уже стоит у него за спиной.

– Нас захватили врасплох, – чуть не плача, стал он оправдываться. – Нас хитростью победило целое войско дьяволов. Они были сильнее.

– Ах ты, червяк! Кисо решит, как тебя наказать.

– Кисо! Они его схватили! Я видел, как они увели его.

– Что? Куда увели? Говори, болван, или сдохнешь на месте!

– Я не смог разглядеть, куда они пошли, видел только, что они вывели его во двор через эту дверь.

Томое была потрясена. Вчерашний гнев был забыт. Будда, дай Кисо остаться невредимым!

Бормоча эти слова, она побежала к воротам. Хотя дождь прошел, земля была еще пропитана водой, и только пучки травы выступали из луж. Никаких следов. Томое пришла в полное смятение. Бежать назад за помощью или продолжать поиски одной? И тут она увидела Кисо: он висел на веревке метрах в трех над землей, раскачиваемый порывами ветерка. Ей захотелось крикнуть ему в лицо, что она оказалась права, что она не зря предупреждала его вчера, но бешеный взгляд Кисо заставил ее промолчать. Если их солдаты найдут его в таком виде, позор станет невыносимым. Томое обрадовалась, что оказалась здесь одна.

Веревка была обвязана вокруг ствола. Томое перерезала ее коротким мечом и осторожно, как могла, спустила Кисо вниз, лицом в дождевую лужу. Потом она разрезала его путы и наконец добралась до кляпа.

Кисо заговорил так быстро и горячо, что слова его сливались между собой в невнятное бормотание.

Томое растерла его, чтобы восстановить кровообращение, потом наклонилась ближе и наконец разобрала, о чем он бормочет.

– Я его найду. Смерти для него мало. Он у меня помучается, помучается! – снова и снова повторял Кисо.

Глава 24

Река Тентю разлилась и превратилась в бешеный поток, несущийся с гор к Восточному морю. Йоши и Нами уже несколько часов бродили на ее берегу в тщетной надежде переправиться. Единственный паром, осуществлявший перевозку людей, был вытащен на песок. Две почерневшие от времени лодки, связанные между собой канатами, между ними – грубый настил из растрескавшихся досок.. Перевозчик был еще старше своего диковинного катамарана. Он терпеливо объяснил путешественникам, что прожил так долго потому, что не работает, когда вода в Тентю стоит так высоко.

Йоши предложил ему серебро. Старик улыбнулся во весь свой беззубый рот и визгливо рассмеялся, словно предложение было хорошей шуткой.

– А что мне делать с такими деньгами? Я слишком стар, чтобы ходить в веселые дома. Риса и проса на еду мне хватает, а новая одежда мне не нужна. Нет, молодой воин, меня нельзя купить.

Йоши взглянул на поднимающееся солнце. Скоро сюда прискачут воины Кисо. Он поклялся не обнажать меч против ближних. Сделают ли они то же? Ясно, что нет. Йоши знал, что он может спастись, если поскачет вдоль берега на север, но боялся, что Нами не сможет долго выдерживать тягот пути в горах.

После того, что произошло с женщинами из гостиницы, Йоши не обманывался насчет того, что случится с его любимой, если она будет схвачена отрядом обозленных деревенских самураев. Обет не применять меча в бою оказалось легче дать, чем исполнить. Сейчас он сумел обмануть Кисо, приставив к его горлу острую палку. Второй раз эта хитрость вряд ли пройдет. Йоши надо стараться избегать столкновений, а это не в его характере. Йоши виновен в гордыне – он слишком высоко ставит умение владеть мечом. Гордыня большой грех, но ведь трусость еще больший! Сможет ли он жить, всегда убегая от опасностей? Легче встать лицом к врагу и сразиться с ним.

Но Йоши умом понимал, что насилие только порождает еще большее насилие. Он вздрагивал от отвращения, вспоминая, как убивал подростков-охранников и рубил на куски монахов. Когда это кончится? Если Кисо придет сюда, а Йоши откажется от схватки, пострадает Нами, чего, конечно, нельзя допустить. Но если он сразиться с врагами, как он потом станет держать ответ перед своей совестью и богами, которым принес клятву, и совместимо ли его любое решение с императорским поручением, которое он выполняет?

Может ли Йоши позволить себя унижать? Если его не станут уважать самураи, с которыми он будет вести дела, останется ли он по-прежнему нужен Го-Ширакаве? Йоши разрывался между своим обетом небу, ответственностью за Нами и долгом перед императором.

В это утро многие путешественники подходили к парому, но все уходили ни с чем. Белая пена на гребнях потока ясно доказывала путникам – паромщик прав: переплывать сейчас реку – самоубийство.

Йоши нервничал в мучительных раздумьях. Нами во время его переговоров с паромщиком держалась в стороне. Через некоторое время она подъехала ближе и шепнула что-то на ухо возлюбленному. Сначала он отрицательно потряс головой, но после нескольких минут жаркого спора уступил. То, что она предлагала, могло увеличить опасность, которой они подвергались, но, если сидеть сложа руки, гибель неизбежна.

Нами бросила на Йоши последний многозначительный взгляд. Она спешилась и подошла к перевозчику, сидевшему на корточках возле каната, которым его паром был привязан к стволу дерева. Толстый канат туго натягивался, когда бурное течение пыталось сдернуть паром с отмели.

– Паромщик, мне надо сказать тебе пару слов, – начала Нами.

– Пожалуйста, говорите, молодой человек, но прежде чем что-либо скажете, знайте, я отвечу вам то же, что и вашему хозяину.

– Я понимаю вас, капитан. Вы хороший речник, мудрый и благоразумный человек. Никто этого не отрицает.

Перевозчик кивнул, давая понять, что это само собой разумеется.

– Но мы не те, кем кажемся, – продолжала Нами. – Мой спутник величайший мастер боя на мечах, но он поклялся применять меч только в самом крайнем случае и даже тогда делать все, чтобы избежать схватки. Вы видите, он не носит оружие. Сейчас за нами гонятся злодеи, если они захватят моего господина, то убьют его.

– Это не мое дело, – сердито фыркнул лодочник.

– Я говорю снова: мы не те, кем кажемся. Я не слуга моего господина.

– Не слуга?

– Нет. И на самом деле я не заслуживаю тех слов, с которыми вы обратились ко мне: я даже не молодой человек. Я придворная дама и бегу от тех же разбойников. Нужно ли мне объяснять, что будет со мной, если они меня схватят?

Выслушав это признание, паромщик удивленно раскрыл глаза. Нами сняла крестьянскую шляпу, и ее волосы упали почти до земли. Паромщик в это время не отрываясь глядел на ее лицо. Его беззубый рот широко открылся от изумления: за свою долгую жизнь он ни разу не видел знатную госпожу без занавесок и покрывал. У этой девушки несомненно было лицо придворной дамы.

Паромщик не находил слов от потрясения.

– Я нахожусь на службе императора, выполняю секретное поручение. Если ты не перевезешь нас до того, как появятся наши преследователи, мое поручение не будет выполнено и, когда об этом станет известно императору, тебя накажут.

– Накажут меня? За что? Я же ничего не сделал, – паромщик был поражен и напуган.

– Вот именно, ничего, – Нами понизила голос и продолжала доверительным шепотом: – Из-за того, что ты ничего не сделал, поручение императора может остаться невыполненным. Представь себе, какие пытки ты вынесешь перед тем, как тебе отрубят голову.

Старый перевозчик сдвинул брови, обдумывая ее слова.

– А как они узнают? – тревожно спросил он.

– Слуга моего спутника уже скачет к императору с письмом. Ты не уйдешь от расплаты. Рискни переправиться через реку или умрешь под пыткой, когда слуга вернется с отрядом солдат.

– Мне кажется, вода немного спала, – осторожно произнес паромщик. – Думаю, сейчас самое время попробовать.

И старик начал отвязывать канат.

– Тогда торопись, – приказала Нами и подала Йоши знак заводить лошадей на паром.

С дальней стороны пристани послышались крики: там появились четыре всадника. Кисо, Томое, Имаи и Дзиро неслись к реке словно ангелы-мстители, поднимая облака грязи и фонтаны брызг.

Канат ослаб, и течение отнесло паром от берега как раз в тот момент, когда всадники подъехали к границе воды.

Кисо рывком остановил коня. На лице предводителя горцев застыла злоба. Он рывком вынул стрелу из колчана, одним быстрым движением наложил ее на тетиву и выстрелил. Это был хороший выстрел, но Кисо не учел скорость течения и снос парома. Стрела запуталась в гриве лошади Йоши.

Грубую ругань промахнувшегося предводителя заглушил шум реки. Преследователи выпустили целую тучу стрел, но ни одна уже не долетела до парома. Перевозчик, работая шестом, уже подогнал его к середине реки. Теперь отважные путешественники неслись по течению со слабым уклоном в сторону противоположного берега. Худые мускулистые руки паромщика равномерно давили на шест. Вдруг старик оступился и чуть не упал, потеряв опору. Шест перевозчика перестал доставать до дна. Паром завертелся, утратив управление, ныряя, как щепка в мутных волнах.

Нами и Йоши успокаивали лошадей. Они ничем не могли помочь старику.

Прямо перед ними ревело устье реки, где мутные стремительные воды тесно сшибались с грозными валами штормового моря. Казалось, спасения нет! Но тут шест паромщика на секунду поймал дно, вонзился глубже, и старик сумел развернуть плот в нужную сторону. Через несколько мгновений они врезались в отлогую косу песчаного пляжа, очутившись на северном берегу Тентю.

Йоши и Нами свели лошадей с шаткого настила. Йоши сказал:

– Возьми: ты заработал это, – и протянул перевозчику полный кошелек серебра.

– Я перевез вас для императора, – важно ответил старик, но, не раздумывая, схватил кошелек и спрятал его в набедренную повязку.

Путешественники сели на коней и поехали прочь от реки. Йоши обернулся и крикнул старику, который привязывал паром к маленькому пню:

– Не торопись возвращаться за другими людьми! Паромщик ответил, закрепляя причальный канат:

– Не торопиться? – Он удивленно поднял брови, – Я не сумасшедший и не поплыву обратно до завтра, а то и до послезавтра.

Йоши и Нами провели весь следующий день в трудной скачке. На второй день они переправились вброд через мелкую, но широкую реку Ои. Третий день застиг путников на побережье возле маленького приморского городка Окитсу, который когда-то был центром поместья князя Фумио.

Взгляд Йоши затуманили слезы, когда он увидел знакомые картины жизни обитателей этого края провинции. Тринадцать лет назад юноша Йоши стоял почти на этом самом месте и следил за работой солеваров. Его ноздри вздрагивали от едкого ароматного дыма костров, смешивавшегося с запахом гниющих водорослей. И сейчас все здесь было так, словно он никуда не уезжал. Каким наивным был тогда юноша Йоши – придворный щеголь, изгнанный без подготовки в суровую жизнь!

Йоши смотрел на женщин, таскавших к кострам соленую воду. Тяжесть ведер оттягивала им руки, сгибала их спины и плечи. Как слабы и жалки были их фигурки на фоне утонувшей в заливе косы Михо, похожей на кривой меч и поросшей могучими старыми соснами.

Теперь он с полным правом мог сострадать этим крестьянкам, чья участь так тяжела и однообразна. За тринадцать лет тяжких испытаний жизнь Йоши переменилась, развились его способности, расширился кругозор, а женщины все это время день за днем устало ходили по кругу, сгибаясь под тяжкой ношей. Они взвалили ее на себя еще детьми и постарели под ней.

Йоши произнес:

Нами задумчиво кивнула. У нее не было жизненного опыта Йоши, но и ей этот пейзаж напомнил о днях, когда она была наивной и счастливой. В детстве Нами часто бывала на песчаном берегу с кормилицей и смотрела, как работницы солеварни ведут свой бесконечный хоровод. Стихи Йоши вызвали у молодой женщины слезы на глазах. Нами никогда не трудилась физически, но сейчас, после долгих дней тяжелого путешествия, она могла понять, каково приходится этим несчастным созданиям. Она вытерла лицо рукавом дорожной одежды и почувствовала, что прикосновение грубой ткани словно очистило ее душу.

– Я хочу взглянуть на дядюшкин замок, прежде чем мы покинем Окитсу, – сказала Нами.

– Это может увеличить грозящую нам опасность, – отозвался Йоши, – но мне кажется, будет неуважением к дому нашего детства, если мы не заглянем туда.

Старый замок Окитсу располагался на плоской вершине невысокой горы в полутора километрах от дороги Токайдо. Путешественники поднялись по каменистой дороге, минуя храм Сейкен-дзи, где Йоши когда-то молился. Когда они добрались до лужайки, на которой стоял замок, подступил вечер. Йоши и Нами обогнули купу берез, означавшую поворот тропы! Сейчас им откроется вид на родные ворота!

Путники замерли в удивлении: высокая стена, некогда окружавшая замок, превратилась в кучу извести и поросших травой камней. Ворота исчезли, на их месте едва виднелась балка-порог.

Замок сгорел до основания, и вокруг развалин вырос молодой лес. При виде этого запустения Йоши почувствовал, как горе сдавило ему грудь. Князь Фумио так гордился своим деревенским поместьем, он возводил его с любовью и терпением. А теперь то, что было одним из первых архитектурных ансамблей провинциальной Японии, стало кучами пепла и камня, чем-то инородным среди деревьев и кустов, шелестевших вокруг.

Там, где когда-то находился сад, кто-то разбил лагерь. Повозки и палатки были расставлены без всякого порядка, лошади и волы лениво двигались в лучах вечернего солнца, пережевывая траву. Йоши и Нами молчали, охваченные противоречивыми чувствами. Ни он, ни она не хотели произнести первое слово, боясь потерять контроль над собой. В это время к ним вразвалку подошел какой-то низенький толстый человек.

– Что вам нужно? – спросил он воинственным тоном.

Глава 25

Ноги у коротышки были кривые, брюшко вылезало из-под пояса. На круглом толстощеком лице выделялся красный нос – признак того, что толстячок не отказывал себе в удовольствии выпить.

– Это наша стоянка. Мы не желаем видеть здесь посторонних, – объявил он.

Коротышка был без оружия и не намного выше Нами. Его угрожающий голос звучал грубо.

Йоши самым мягким тоном, на который был способен, представился ему как самурай, путешествующий со слугой, и попросил разрешения переночевать.

– У нас не гостиница, – отказал коротышка. – Ниже, в Окитсу, есть дома, где можно остановиться на ночлег.

– Но уже почти стемнело, – спокойно ответил Йоши расшумевшемуся коротышке. – Мы хотели бы остаться здесь. Мы никому не помешаем.

– Да что вы говорите? – не унимался тот. – Откуда вы знаете, что мне мешает, а что нет? Словом, нечего толковать…

Он отвернулся от путешественников и крикнул:

– Шите, Шите, иди скорее сюда!

Высокий, хорошо сложенный юноша, которому подходило его имя – «шите», что значит «герой», – прибежал от одной из палаток на зов, едва не спотыкаясь от спешки.

– Да, Охана, я слушаю, – не успев отдышаться, проговорил он, поправляя свои хакама.

– Вышвырни этих нарушителей покоя с нашей стоянки, – приказал Охана тоном, не допускающим возражений.

– Но… Охана, мы же не купили эту землю и… Шите неуверенно взглянул на самурайскую одежду Йоши, на снаряжение его коня, стоявшего рядом.

– Мы ищем приюта и только, – сказал Йоши, но сделал Нами знак встать сзади него.

Она удивленно посмотрела на Йоши, но все-таки повиновалась. Йоши продолжил:

– Мы когда-то жили возле этого замка, и нам хотелось бы знать, что привело его в такой прискорбный вид. Может быть, вы имеете сведения об этом?

Юноша по имени Шите охотно ответил:

– Говорят, прежний хозяин поместья много лет назад бежал в Киото. Здешние крестьяне заняли его замок и поля. Однажды замок загорелся, и бездельники так растерялись, что дали ему сгореть дотла. Большинство крестьян давно разбежалось отсюда. Кое-кто остался, обрабатывает соседние поля, но таких немного. А мы всего лишь бедные бродячие актеры, играем «Дэнгаку». Мы останавливаемся здесь всегда, когда приезжаем в эти края.

– Спасибо, – поблагодарил Йоши. Шите повернулся к Охане.

– Пожалуйста, позвольте им остаться, – попросил он. – Они не желают нам зла.

Охана хрипло откашлялся. Он чувствовал облегчение от того, что ссоры не случилось: Шите, несмотря на свои имя и внешность, не был способен на геройские дела.

– Пусть ночуют на поляне подальше от наших палаток, – уступил Охана. – Нам надо репетировать, и я не хочу, чтобы они нам мешали.

Шите был доволен, как щенок, которому почесали брюшко.

– Вы можете остаться, – объявил он радостно. – Добро пожаловать в театр мастера Оханы.

Йоши и Нами разбили свою палатку возле руины наружной стены двора.

– Отказавшись от ссоры, мы добились своего, – сказал Йоши. – Где бы мы ночевали, если бы я вынул меч?

Нами ответила стихами:

– Да, – похвалил ее Йоши. – Дни нашего невинного детства действительно остались в прошлом. Я могу попытаться вернуть себе первозданную чистоту души, но понимаю, что тогда мне придется искупать свою вину и расплачиваться за смерти, причиной которых я стал.

– Ты несправедливо обвиняешь себя. В жизни самурая часто бывает так, что нужно убить кого-то ради сохранения своей жизни… или чести.

– И тем не менее я хочу встать на новый путь: старый путь всегда приводил только к горю. Я не могу забыть о судьбе дяди Фумио.

– Ты не был в том виноват. Может быть, однажды мы узнаем, кто убил его и почему…

– Ты сомневаешься, что его убили из-за меня?

– Йоши, твои враги были его друзьями. Зачем им делать это?

– Чтобы досадить мне, они способны сделать все что угодно: убить Фумио, мою мать, тебя. Нами, им нужна моя голова. Я не боюсь за себя и с радостью отдал бы жизнь за тебя и матушку, но я должен теперь помнить о поручении императора. Ответственность за судьбу Японии лежит на моих плечах, и я считаю, что, если отложу мечи в сторону, боги позаботятся, чтобы моя задача была успешно выполнена.

Утром Йоши и Нами наблюдали за репетицией актеров. Бродячие труппы вроде театра Оханы кочевали по сельским местностям, давая представления на рисовых полях, в замках провинциальных князей и веселых кварталах маленьких городков. Представление было примитивным: маленькие сценки, грубые песни и акробатические номера.

В один момент Йоши шепнул Нами:

– Я уверен, что мог бы проделать все их трюки не хуже.

Она ответила с издевкой:

– Да уж, подходящее занятие для великого мастера фехтования!

К полудню влюбленные снова были в пути, Йоши настоял на том, чтобы ненадолго посетить храм Сей-кен-дзи.

Слава Амиде, храм не изменился. Йоши встал на колени перед статуей Будды и стал молиться, чтобы божественная мудрость направила его по верному пути. Он повторил свою клятву не обнажать меча для боя. Наконец, очистив душу, он вернулся к Нами, и они двинулись дальше по тропе, выходившей на дорогу Токайдо.

Йоши и Нами старались пробираться вдоль берега, держась в стороне от городов и провинциальных застав. Пересекая полуостров Ицу, они увидели Фудзияму, Вершина священной горы была белой и резко выделялась на темно-синем небе. Из кратера вулкана вырисовывались белые и серые струи дыма. Эти траурные цвета так взволновали Йоши, что он сложил стихи:

Нами кивнула: сравнение белых струй дыма с трауром и со знаменем Минамото и напоминание о непрочности жизни вызвали у нее тоску по прошлому. Направляя своего пони вслед за гнедым Йоши, она думала о своей жизни. Она покинула императорский двор, где все было ей знакомо, ради путешествия в неизвестность. Ее жизнь в столице действительно была скучной и полной ограничений, но было и то, что вознаграждало Нами за тоскливые часы одиночества: приятельницы, с которыми она могла делиться своими самыми сокровенными мыслями, добрые отношения с императрицей, которая хорошо обращалась с ней. Нами бросила столицу ради неверного счастья быть вместе со своим могучим защитником и нежным возлюбленным.

Она любила Йоши, любила его мощь, славу и уважение, с которым относились люди к лучшему бойцу на мечах во всей империи! Но теперь Йоши становился другим. Он убил своего отца, убил мальчиков из охраны, убил монахов и обвиняет себя в смерти Фумио, – все словно нарочно складывается так, чтобы отвратить Йоши от жизни, которую он вел до сих пор и которую она хотела с ним разделить.

Нами не была уверена, что Йоши прав, решив расстаться с мечом. Из-за этого и ее жизнь оказалась под угрозой. Женщина самурайского сословия не имела права требовать у мужа отчета в его поступках, но Нами не была обычной светской дамой. В детстве жизнь в имении дяди сделала ее независимой. В Киото она оттолкнула от себя многих фрейлин двора тем, что не стесняясь высказывала свое мнение и судила обычаи предков. В самом деле, что за вздор – молчать и повиноваться мужу?! Нами не всегда побеждала в своей одинокой борьбе против могучей силы традиции: на какое-то время она подчинилась требованиям Чикары и играла роль его покорной супруги. Но считала это время бесполезно потерянным.

Теперь она находится с Йоши по собственному выбору. Она терпит грубую одежду и лишения дорожной жизни потому, что Йоши относится к ней как к равной. И потому она чувствует, что имеет право на то, чтобы Йоши считался с ней, принимая решение, которое касается их обоих.

Нами очень расстроилась, узнав, что Йоши поклялся отказаться от меча, не посоветовавшись с ней. Он говорит, иногда для того, чтобы избежать схватки, нужно больше доблести и силы, чем для того, чтобы сражаться. Он говорит еще многое, и Нами согласна с ним, но все-таки сомнения немного подтачивают ее веру в любимого. Неужели Йоши теряет свое мужество?

Нами отогнала эту мысль, как только она возникла.

В следующие три дня не случилось ничего особенного. Лошади медленно брели по дороге все светлое время суток. Нами погружалась в мечты, чтобы не замечать бесконечных часов пути через поля, вересковые пустоши, заросли бамбука и песчаные отмели. Одну ночь влюбленные провели в бедной рыбачьей деревне, пропахшей морем и сухой рыбой. На следующую ночь, уже по другую сторону перешейка, соединявшего полуостров Ицу с материком, Йоши и Нами остановились в столице провинции Ицу, в большой гостинице, имевшей все удобства. Нами смертельно устала после целого дня пути, но Йоши решил оставить ее одну, объявив, что он ненадолго уйдет помолиться у алтаря Мишима, который находился за чертой города.

Тогда-то влюбленные первый раз поссорились. Позже Нами объяснила свою вспыльчивость трудностями пути. К накопившейся усталости и неудобствам прибавилась боль в нижней части живота. Нами испугалась, что скоро у нее начнутся месячные кровотечения, во время которых женщина считается нечистой. Если это произойдет до их приезда в Камакуру, им придется прервать путь. Ей надо будет провести в одиночестве несколько дней, пока не кончится время нечистоты.

Усталая и болезненно чувствительная, Нами с нарастающим раздражением слушала Йоши.

– Я иду к алтарю Мишима, чтобы подтвердить мой обет перед синтоистским богом Хатшиманом, – объявил он.

– Еще и синтоистский алтарь? Ты уже подтвердил свой обет в буддийском храме Сейкен-дзи. Может быть, когда мы приедем в Камакуру, мой муж превратится в монаха? Ты стал проводить больше времени с богами, чем со мной!

Нами почувствовала, как непрошеные слезы потекли по ее щекам; И что только заставило ее сказать такое? Она готова была откусить свой язык, но слова были сказаны, и злой дух, который внушил их, не позволит ей взять их назад.

На лице Йоши отразилось такое огорчение, что сердце Нами тут же растаяло. Потом она увидела, что его челюсти сжались и лицо приняло знакомое ей упрямое выражение.

– Разве я когда-нибудь пренебрегал тобой? – спросил он. – По-моему, нет. Если я считаю нужным повторить свой обет перед Хатшиманом, то лишь потому, что путь, который я выбрал, – трудный путь. Мы живы. Мы в безопасности. Путь мира требует жертв от идущих по нему.

Йоши заговорил тише, и в его голосе послышалась боль:

– А сейчас я должен уйти. Отдохни до моего возвращения.

Йоши покинул комнату, из вежливости не поворачиваясь спиной к Нами, но стараясь не встречаться с ней взглядом.

Нами подняла руку, чтобы остановить его и извиниться. Слишком поздно. Она увидела только темную, словно тень, фигуру, растворившуюся в ночи.

Нами упала на свой футон. Как она могла говорить с любимым так необдуманно? Это было так некрасиво, так не похоже на нее. Она лежала, глядя в потолок и мучаясь от противоречивых чувств.

Глава 26

Пока Нами беспокойно ворочалась на своей постели, не в силах уснуть, Йоши задумчиво брел к алтарю Мишима. Ветер шевелил белые флажки на коротких, около двенадцати сантиметров, древках, воткнутые в землю по обеим сторонам дороги. На каждом флажке было имя бога Хатшимана и имя того, кто просил у него помощи.

Алтарь Мишима был одним из древнейших святилищ бога войны Хатшимана. Его часто навещали путники, проезжавшие по дороге Токайдо. Йоши уже смутно различал очертания храмовой постройки: святилище в стиле Тайши – прямоугольной формы, с большой колонной в центре.

Йоши совсем не смущало, что он идет поклониться Хатшиману у синтоистского алтаря всего через несколько дней после того, как возносил молитвы Будде в Сейкен-дзи: он, как и все японцы, одинаково почитал Будду и синтоистских богов.

Йоши поднялся по некрашеным деревянным ступеням, снял обувь и совершил очистительное омовение в водоеме возле главного входа. Внутри святилища стояли освещенные сосновыми факелами статуи Хатшимана и его легендарного сподвижника Такенути-но-Сукуны. Святилище было пусто, если не считать пожилого монаха, который молча молился в темном углу. Ступив под своды храмовой постройки, Йоши ощутил душевный покой – впервые со времени трагического поединка с князем Чикарой. Такенути-но-Сукуна символизировал долгую жизнь, и его соседство с Хатшиманом, богом войны, показалось Йоши хорошим предзнаменованием.

Мастер боя мучился противоречивыми чувствами с той ночи, когда узнал о своем родстве с князем Чикарой. Теперь, опускаясь на колени перед алтарем, он вспомнил о поединке и обо всем, что произошло с тех пор.

Колесо судьбы поворачивалось самым непредсказуемым образом. Йоши никогда не считал себя религиозным, но учение синто говорило, что почитать предков очень важно, и он верил в это. Каждым домом управляли духи предков живущей в нем семьи, неисчислимое множество духов умерших управляло миром живых: они сопутствовали человеку всегда – днем, ночью, весной, летом, осенью, зимой, они распоряжались дождями, снегопадами, землетрясениями, лавинами, грозами и пожарами. И если даже предков нужно просить о милости, какое преступление, по учению синто, может быть хуже отцеубийства? Даже буддисты считали его одним из пяти величайших грехов. Йоши задвинул воспоминание о своем преступлении в самый темный и дальний угол своей памяти, однако оно не переставало влиять на его жизнь. После того рокового поединка Йоши потерял уверенность в себе, с тех пор несчастье следует за ним повсюду. В какую сторону ему теперь направиться? Как жить, чтобы не погубить тех, кого он любит? Он перестал быть прежним невозмутимым сенсеем.

Да, это поединок с Чикарой стал причиной его душевного непокоя. Убив его, Йоши решил пользоваться мечом, но не начинать схватку первым. Потом на его глазах погиб Хироми, и он убил мальчиков из охраны Кийомори. Хотя Йоши убил этих детей защищаясь и чуть не погиб сам, он начал сомневаться, следует ли ему вообще браться за меч. Путь меча каждый раз, когда Йоши вступал на него, неизбежно вел к смерти, косившей одинаково виновных и невинных.

Когда Го-Ширакава спросил Йоши, готов ли он подвергнуть себя смертельной опасности ради империи, Йоши, не сомневаясь, ответил «да». Но его задача станет еще труднее, если он откажется от меча. И Нами будет хуже защищена. Она и он сам будут отданы на милость таких людей, как разбойник Кисо. Кисо?.. Кисо – распространенное имя, в провинции Шинано проживают сотни мужчин с таким именем. Что, если встреченный ими негодяй и есть Кисо Йошинака, союзник Йоритомо? Йоши в таком случае придется оценивать его качества и пригодность для Го-Ширакавы. Что он сможет сказать о нем? Кисо откроется только вооруженному воину. Сможет ли Йоши дать верный отчет о Кисо и Йоритомо, если они не будут его уважать?

Но… Кисо был очень близок к тому, чтобы убить его и захватить в плен Нами. Но боги защитили Йоши. Он схватился с Кисо без мечей и сумел его победить.

– Я буду обучать воинов бою на мечах во имя твое, – поклялся мастер боя Хатшиману, – но я больше не буду носить боевых мечей. Я буду защищать себя и свою семью, но не употреблю меча для убийства.

С этими словами Йоши прижался лбом к отшлифованной поколениями паломников половице.

– Меня могут назвать трусом. Я подавлю свою гордость. Ты поймешь, Хатшиман, что проявить сдержанность труднее, чем сражаться. А если настанет час, когда я должен буду нарушить этот обет, чтобы выполнить поручение императора, прошу, пошли мне знак. До того времени я буду служить тебе как можно лучше, с чистыми руками и чистой душой.

Йоши отошел от алтаря, чувствуя себя легче, чем когда-либо за много месяцев.

У главного выхода из святилища монах-сторож предложил ему омамори – листок размером с ладошку младенца, на котором было начертано благословение Хатшимана. Йоши заплатил. Монах, который молился в тени, вышел следом за Йоши из святилища и благословил его путь, пожелав ему спокойствия и долгой жизни.

Это было хорошим предзнаменованием.

Глава 27

Князю Минамото Йоритомо, главе рода Минамото, в 1181 году исполнилось тридцать четыре года. Он жил на севере с тех самых пор, как его еще ребенком изгнали из Киото. За те двадцать лет, что прошли с того момента, как его пощадила карающая рука Тайра Кийомори, Йоритомо многому научился, набрался сил и дал клятву, что сам никогда не повторит ошибку врага – никогда не помилует поверженного противника. К 1180 году Йоритомо перенес свою ставку в северный приморский городок Камакуру и провозгласил себя князем Камакуры.

Йоритомо был хрупкого телосложения и физически не силен. Замкнутый по характеру, он при необходимости мог быть очень обаятельным, но этот дар расходовал очень скупо, в основном для достижения политических или общественных выгод. Его сила как главы рода складывалась из ума, безжалостности и твердой решимости когда-нибудь победить Тайра и вернуть дому Минамото былое величие.

Когда Йоритомо сохранили жизнь и отправили его в изгнание, ему было четырнадцать лет, возраст, достаточный для принятия самостоятельных решений. Он решил оставить двор в прошлом. Уже в молодые годы Йоритомо чувствовал, что придет к власти не этим путем. За его образованием наблюдал Ходзё Токамаса, князь из старинного рода и сторонник Тайра, который, впрочем, на многое смотрел сквозь пальцы и предоставил подростку большую свободу. Йоритомо запретили обучаться дисциплинам, необходимым воину, но юноша воспользовался добротой Токамасы и в течение многих лет прилежно учился военному мастерству и политике.

Прежде чем Йоритомо исполнилось двадцать лет, его судьбу окончательно определила встреча с Монгаку – полусумасшедшим монахом, который ненавидел Тайра Кийомори. Этот монах посвятил свою жизнь подрывной деятельности против рода Тайра и увидел в Йоритомо хорошее орудие для своих целей. Он принес мальчику череп и объявил, что это череп отца Йоритомо, которого убил Кийомори. Потом Монгаку заставил Йоритомо поклясться, что тот положит все свои силы на уничтожение Кийомори и рода Тайра. Ему не пришлось долго убеждать: хотя Йоритомо тогда был еще молод, он уже мечтал управлять Японией. Монах только подбросил поленьев в огонь снедавшего его честолюбия, и с тех пор Йоритомо был занят лишь одним: поисками путей, могущих вернуть ему и его роду власть, которая – по его мнению – должна была стать благом для империи.

Но Йоритомо уже понимал, какими губительными могут быть слишком поспешные действия. Минамото были почти полностью уничтожены после поражения в восстании Хоген потому, что недостаточно хорошо подготовились к попытке захватить власть. Йоритомо был осторожным человеком и в политических делах был терпелив. Он решил, что будет обеспечивать себе победу старательной подготовкой каждого шага.

Одним из первых шагов молодого политика была женитьба на Ходзё Маса, дочери его тюремщика и благодетеля. Этим браком Йоритомо достигал двух целей: с помощью влиятельного тестя он закладывал основы своей власти, а имея жену, мог не растрачивать себя на любовные увлечения. Маса была выше его ростом, широкая в кости, с крупными чертами лица, тяжеловесная и некрасивая, Но… молодая жена Йоритомо с первых дней совместной жизни показала себя большой умницей. Это качество было для честолюбца неожиданным, но приятным открытием, и он внутренне ликовал, что интуиция помогла ему найти такой бриллиант. По натуре княжна была добрее и мягче своего мужа, временами даже немного сентиментальна. Умиротворяющее влияние этой мягкости также шло на пользу Йоритомо. Он был достаточно умен, чтобы понять: его холодные сухие выкладки лучше принимаются людьми, когда окрашиваются ее эмоциями.

Йоритомо явился организатором провалившегося выступления принца Мочихито, которое произошло в предыдущем году. Этот провал только укрепил решимость князя действовать лишь тогда, когда он уверен в успехе. Принц Мочихито мог придать честолюбивым мыслям Йоримото черты благородного бескорыстия, но августейший отпрыск погиб из-за предательства своего молочного брата. Йоши не сумел спасти принца в бою у моста через реку Удзи, но рассказ о его героической борьбе с непреодолимыми препятствиями дошел до Иоритомо, и с того времени князь Камакуры стремился увидеться с легендарным мастером боя, чтобы добавить его к числу своих многочисленных бойцов.

И вот теперь в ставку прискакали гонцы с сообщением, что Тадамори-но-Йоши в сопровождении слуги скоро прибудет в Камакуру. Было похоже, что планы Иоритомо использовать военное мастерство Йоши близки к осуществлению.

Ходзё Маса вошла в комнату с чашкой чая и тарелкой сухих фруктов. Она была облачена в верхнее платье без подкладки с синим узором, изображавшим бамбук, из-под него выглядывали восемь шелковых нижних юбок различных оттенков – от розового до тускло-оранжевого. Княгиня опустилась на колени перед возвышением, где восседал Иоритомо, и с большим вкусом сервировала приборами для чаепития небольшой лакированный столик, подвинув его ближе к мужу, чтобы тому было удобнее.

В Камакуре многие предметы придворной атрибутики, например, ширмы для знатных дам или вуалетки, были отменены. Большинство мужчин и женщин, хотя и не были равны между собой – и каждый здравомыслящий человек понимал, что никогда не будут равны, – одевались просто и жили просто, по-сельски. Ходзё Маса одна позволяла себе роскошь одеваться как при дворе. Она знала, что наряды позволяют ей скрывать недостатки фигуры. Впрочем, княгиня свободно обходилась без ширм и занавесок и считала себя вполне современной женщиной.

Йоритомо надкусил ломтик сухого яблока, потом вновь положил его на поднос.

– Ты слышала? Тадамори-но-Йоши, тот самый знаменитый мастер меча, через час прибудет в наш лагерь.

– Да, одна из моих фрейлин принесла мне эту новость. Этот тот человек, который едва не спас принца Мочихито?

– Да. Но мы не должны забывать о главном.

– О чем?

– Он его не спас.

– Но препятствия были слишком велики. Князь Чикара из рода Тайра бросил почти тридцать тысяч человек против горсточки храбрецов, и все-таки Йоши продержал их целых два дня у моста Удзи. А мы так и не вознаградили его!

– Награждать за поражение? Как бы доблестно ни сражался Йоши, бой закончился смертью принца и нанес огромный урон нашему делу.

– Ты не можешь винить его.

– Я не виню, но и не награждаю за такие дела. Впрочем, посмотрим на него, когда он приедет.

Йоритомо немного помолчал, затем добавил:

– У Йоши есть дар военачальника: он доказал это. Я хочу, чтобы он принял под свое начало отряд воинов и сразился с передовыми войсками Тайра.

– У тебя много других военачальников. Зачем посылать именно Йоши?

– Мои разведчики доложили мне, что молодой Шигехира ведет тридцать тысяч воинов через провинцию Мино. Пусть Йоши проявит свои качества в битве с ними.

– Да, мой супруг, это мудрое решение, поскольку мы едва ли сможем выделить для этого и вдвое меньше людей, чем у противника.

Йоритомо улыбнулся тонкой холодной улыбкой и опустил руку в вазочку с фруктами. В этот раз он, не разжевывая, проглотил половину абрикоса и запил его чаем.

У главного входа звякнул колокольчик: явился посетитель.

В дверь осторожно постучали. Слуга. Йоритомо невозмутимо раскусил еще один ломтик фрукта и на этот раз стал жевать его очень медленно, Немного подождав, он сказал: «Войди!»

Слуга торопливо приблизился к нему на коленях, пригибая голову к самому полу.

Йоритомо улыбнулся Маса, и его губы беззвучно произнесли: «Йоши».

– Прибыл посланец от князя Кисо и требует, чтобы вы его приняли сейчас же, – сообщил слуга.

– Требует? – между бровями Йоритомо появились две продольные морщины – признак раздражения и недовольства. – Впусти его.

Слуга поспешно удалился, и на его месте появился самурай в запыленных доспехах. Посланец Кисо с вызывающим видом подошел к возвышению и приветствовал Йоритомо легким кивком.

– Я Окабе-но-Сантаро, командир в войске дьявола среди воинов, Кисо Йошинаки. Я прибыл с сообщением и просьбой.

– Говори, Окабе-но-Сантаро, – произнес Йоритомо.

– Я скакал много часов без остановки. Сначала я хотел бы освежить пересохшее горло, так мне будет легче говорить.

Йоритомо нахмурился, но едва заметно, и только Ходзё Маса разглядела его недовольство. Князь подумал, что чопорный придворный этикет имеет и свои хорошие стороны. Эти горские воины нового поколения не соблюдают простейших правил вежливости, которые обеспечивают нормальную работу власти. Йоритомо внимательнее вгляделся в Сантаро и увидел перед собой крепко сложенного широкоплечего горца с густой бородой, судя по всему грубого в общении, но одетого в хорошие доспехи синего цвета, скрепленные фиолетовыми кожаными ремешками. Шлем свой самурай снял, однако остался в башмаках из звериной шкуры, которые оставили пыльные следы на лакированном полу. Неотесанный деревенский малый, но держится как воин.

Йоритомо шевельнул пальцем. Ходзё Маса поторопилась налить чашку чая посланцу Кисо.

Сантаро жадно выпил чай, потом вытер рот и бороду тыльной стороной руки.

– Мы потерпели поражение в провинции Овари, – отрывисто заговорил он. – Генерал Юкийе должен был повести туда небольшой отряд, чтобы отвлечь главные силы генерала Шигехиры. Он попал в засаду на реке Суномата. Его люди отступили в горы с большими потерями.

– Да, на дядюшку Юкийе нельзя полагаться как на военачальника, – холодно признал Йоритомо. – Зачем же Кисо доверил ему такую важную задачу?

– Князь Кисо не хотел, чтобы Юкийе вступал в бой. Кисо поручил ему только отвлечь противника, чтобы самому сделать вылазку на побережье за золотом и оружием.

– Он сделал ее?

Сантаро покраснел.

– К сожалению, поход на побережье был неудачным. Поэтому меня и прислали к вам.

– Вот как? – глаза Йоритомо теперь смотрели в одну точку, он словно отключился от происходящего. Нетерпение, с которым он слушал Сантаро, исчезло, он словно забыл о посланце Кисо. Такое поведение было обычным для князя Камакуры, когда он чувствовал, что вот-вот услышит неприятное требование.

– Кисо нужно больше людей и оружия: он готовит наступление против Тайра в ближайшие месяцы.

– А почему ты приехал ко мне?

– Наши войска будут нести основную тяжесть войны. Мы готовимся отдать свои жизни ради победы над Тайра, которая выгодна и вам, и нам. Мы хотим согласовать ваши планы ведения войны с нашими и также просим помочь нам с продовольствием.

– Это и есть просьбы Кисо? Я замечаю, что он входит во вкус власти. Если я дам ему своих людей, свое золото, свое оружие, как я могу быть уверен, что он не обратит их против меня? Я усилю его армию, а свою ослаблю.

– Кисо – Минамото и ручается своей честью самурая, что не замышляет обмана против вас. Этого достаточно.

– Я хотел бы более надежных доказательств его преданности, прежде чем предоставлю ему своих людей, золото и вооружение.

Губы Сантаро сжались.

– Князь Йоритомо, скоро поля выгорят под летним солнцем, и продовольствия будет мало. Мы должны начать свое наступление, пока нам еще хватает еды.

Сантаро развел руками, показывая, как огромны трудности армии Кисо, недолго помолчал – и решительно закончил:

– Ответ мне нужен сейчас.

Гнев Йоритомо усиливался с каждым словом Сантаро.

– Мой дорогой Сантаро, вы являетесь с непомерными запросами, а потом имеете наглость вырывать у меня ответ сейчас же. Ваше поведение дерзко, ваши требования оскорбительны. Кто вы такой, чтобы говорить со мной таким образом? Вы еще живы лишь потому, что у меня и моего двоюродного брата общие цели. Запомните это хорошо. Я буду обдумывать свое решение столько времени, сколько мне будет нужно.

Йоритомо повернулся к Ходзё Маса.

– Передай мой приказ: пусть кто-нибудь следит за этим посланцем и его конем. Он не должен покинуть лагерь без моего разрешения. Пусть ему найдут жилье и держат там под арестом.

Сантаро качнулся, словно от удара. Его бородатое лицо потемнело от ярости. Он был одним из высших командиров армии Кисо, но переоценил вес своего звания: Иоритомо обходится с ним как с безродным крестьянином. Это оскорбляет честь Сантаро. Самурай злобно смотрел на Иоритомо, решая, что выбрать – защищать свою честь или сдержаться. Смерти он не боялся, но у него были обязанности перед Кисо. Он не поднимет меч на Иоритомо. Сдержанность победила.

Пока Сантаро стоял неподвижно и его воля боролась с волей Иоритомо, Ходзё Маса выскользнула из комнаты и вернулась с отрядом из шести солдат.

Сантаро прервал молчание.

– Кисо не понравится то, как вы меня приняли, – прорычал он.

– Еще меньше ему понравится, если вы вернетесь, не выполнив его поручения.

Иоритомо почти презрительно сделал знак солдатам, приказывая увести задержанного.

Сантаро упустил момент, когда мог защитить свою честь. Теперь он мог лишь попытаться спасти свою миссию. Он проворчал что-то, прикрывая свой позор, повернулся лицом к выходу, даже не поклонившись Иоритомо, – и гордо вышел из комнаты впереди отряда солдат, высоко подняв голову и развернув плечи.

Ходзё Маса обратилась к мужу:

– Я думаю, ты слишком строг с ним. В ближайшем будущем нам могут понадобиться хорошие отношения с Кисо.

– Кисо должен научить своих солдат оказывать нам уважение, а не вести себя подобно грубым разбойникам. Сейчас численность наших обеих армий меньше численности одной армии Тайра. Если мы не будем поддерживать дисциплину, мы погибнем. Этот человек вел себя как разнузданный варвар, Явился в мой дом в пыльных башмаках, не опустился на колени, предъявлял требования! Указывал, как мне поступать! Я оставил его в живых только из-за Кисо.

– Ты выполнишь его просьбы?

Йоритомо вновь стал задумчиво жевать половинку абрикоса.

– Я хорошо обдумаю это. Я не верю Кисо, но он мне нужен.

Ходзё Маса бросила быстрый взгляд на мужа, решая, заговорить или нет. Наконец она сказала:

– Воины Кисо – сброд, не знающий дисциплины. Но они в то же время прекрасные бойцы. Мы не должны допустить, чтобы личные амбиции помешали нам принять верное решение.

– Мои чувства никогда не влияют на мои решения.

– Я знаю. Прости, что напрасно обеспокоила тебя. Йоритомо впился холодным взглядом в крупное лицо жены. Постепенно выражение его лица смягчилось.

Ходзё Маса не была красивой, она даже не была привлекательной, но Йоритомо испытывал к ней теплые чувства, которые мало при ком обнаруживал. Даже сама Ходзё Маса редко ощущала его нежность.

Йоритомо ласково пояснил:

– .Жизнь вождя – трудная вещь. Хотел бы я, чтобы это было иначе. Я должен взвесить все преимущества и недостатки своего союза с Кисо. С одной стороны, Кисо ставит целую армию под наши знамена. С другой стороны, ему нельзя доверять. Моя цель – помочь империи устранить от власти развращенный двор Тайра. Но я не собираюсь отдавать управление государством двоюродному брату-варвару. Моя ссора с посланцем Кисо лишний раз показывает, что для нас начинаются несчастливые времена раздора. Я надеялся, что первым, кто придет утром, будет Йоши.

Может быть, когда он окажется здесь, он изменит направление нашей кармы.

– Гонцы передают, что он вот-вот прибудет.

– Будем надеяться, что он приедет невредимым и скоро.

Глава 28

Был час змеи – десять часов утра, когда князю Йоритомо объявили о прибытии Йоши.

Йоритомо улыбнулся – едва заметно, но искренне. Обстоятельства менялись в лучшую сторону. После трудного утра он мог расслабиться и сменить гнев на милость!

Как человек, облеченный властью, он не может наградить бойца, проигравшего битву: за поражения не награждают. Но как князь, как вельможа, как истинный владыка ее верных провинций, он может сделать широкий жест и щедро одарить героя битвы при Удзи. Он уверен, что Йоши с благодарностью примет его дар – чин генерала и командную должность в армии Минамото.

Зазвонил колокольчик.

– Войдите, – сказала Ходзё Маса.

Слуга Йоритомо вполз в комнату на коленях и замер в поклоне. Ходзё Маса снова заговорила и велела слуге сообщить, с чем он пришел. Йоритомо смотрел прямо перед собой. Его спокойное лицо ничем не выдавало его чувств.

– Я имею удовольствие доложить моему господину, что тот, кого он ожидал, находится в прихожей и ждет разрешения войти.

– Впусти его.

Ходзё Маса повернулась к Йоритомо и скромно спросила, может ли она остаться: прибытие героя – особо торжественный случай, и, может быть, по этикету женщине лучше не участвовать в такой встрече.

Иоритомо милостиво кивнул, разрешая жене остаться.

Йоши вошел твердым шагом и немедленно опустился на колени перед возвышением, склонил голову до пола, потом выпрямился и откинулся на пятки.

– Я Тадамори-но-Йоши, – представился он, – родился в одной из семей рода Тайра в провинции Суруга. Я названый сын Тайра-но-Фумио, который был храбрым солдатом на службе императора. Я служил моему господину князю Иоритомо в Киото как член Имперского совета и нахожусь здесь для того, чтобы передать ему письмо от императора-отшельника, а потом засвидетельствовать князю Иоритомо свое почтение и предложить ему свои услуги.

– Хорошо сказано, хорошо, – похвалил Иоритомо и едва заметно кивнул Ходзё Маса. Хотя движение было слабым, она уловила его и поняла, что муж хотел сказать: «Вот это настоящий воин, не то что неотесанный Сантаро из войска Кисо».

Иоритомо откашлялся.

– Где же письмо? – поторопил он гостя. Йоши вынул из складок одежды шкатулку, достал письмо из тайника и молча передал его князю.

Князь Камакуры осмотрел императорскую печать, показал ее Ходзё Маса, затем быстро сломал сургуч. Читая послание, Иоритомо удивленно поднял брови:

– Го-Ширакава обещает перейти на нашу сторону, если мы начнем поход на Киото в ближайшие полтора года.

Иоритомо был так потрясен, что даже не скрывал этого. Он задумчиво постучал свитком по подставке для локтя и тихо, словно про себя, добавил:

– Это значит, что я должен заключить союз с другими знатными родами – Миура, Дои, Одзяи. Чтобы объединить их всех под одним знаменем, потребуются все восемнадцать месяцев, назначенные императором. – Йоритомо задумался. – Смогу ли я сделать это?

– Конечно, сможешь, – ободрила его Ходзё Маса. – Мой отец поддержит тебя. Великие семейства севера с радостью присоединятся к тебе, когда узнают о поддержке со стороны Го-Ширакавы.

– Йоши, ваше сообщение имеет величайшую ценность. Я должен вознаградить вас за то, что вы успешно доставили его.

Йоши коснулся лбом пола.

– Мы много слышали о вашей службе нашему белому знамени, – продолжал Йоритомо. – Вы говорите, что по рождению принадлежите к роду наших врагов, но уже много раз доказали свою верность нашему делу.

Йоши поклонился, принимая похвалу.

– Вы знаете, что я не раздаю награды по любому случаю. Но ваши услуги я хочу отметить, хотя это и не будет называться наградой. Тадамори-но-Йоши, я даю вам должность генерала в армии Минамото. У вас под началом будут пять тысяч самураев. Вы обучите их и поведете в бой против узурпаторов Тайра. Что вы скажете об этом?

Йоши снова коснулся лбом пола.

– Для меня это великая честь. Вы предлагаете мне гораздо больше того, что я мог ожидать, и гораздо больше того, что я заслужил.

Йоритомо не смог полностью скрыть свое удовольствие. Перед ним находился воин старой выучки, самурай, который соблюдал этикет так же строго, как берег свою честь.

Массивное лицо Ходзё Маса осветилось внезапной улыбкой: она заметила, что Йоритомо доволен, и была счастлива за него.

Йоши немного помолчал, но продолжил:

– И все же, как бы я ни ценил вашу щедрость, я вынужден отказаться от нее.

Глаза Йоритомо чуть-чуть расширились. Ходзё Маса приоткрыла рот и беззвучно ахнула от удивления.

– Разрешите объяснить, – говорил дальше Йоши. – Я самый верный ваш слуга и хочу служить вам тем, что умею лучше всего. Я преподаватель и мастер боя на мечах. Боги дали мне пережить много схваток. Но я постепенно понял, что мой меч служит больше злу, чем добру. Обстоятельства вынудили меня ради спасения моей жизни совершить тяжелые грехи: я убивал детей… и слуг божьих.

– Такова судьба всех самураев, – прервал его Йоритомо. – Я знаю историю вашей жизни. Вы всегда вели себя достойно, может быть, даже достойнее, чем большинство воинов в подобном же положении. Вам не следует стыдиться себя.

– И все же меня мучает чувство вины: я чувствую, что моя эгоистическая любовь к мечу принесла боль и смерть тем, кого я любил.

– Это тоже часть жизни солдата, – холодно ответил Йоритомо.

– Я наставник, а не солдат, – упорно стоял на своем Йоши. – Я дал обет Будде и синтоистским богам, что не подниму меча против другого человека, если не получу явный знак небес.

– Я, Йоритомо, князь Камакуры, теперь даю вам этот знак. Вы поведете моих людей в бой. Это приказ.

Йоритомо плотно сжал губы и тяжело посмотрел на Йоши.

Под его взглядом Йоши постепенно опускал голову, пока его подбородок не лег на грудь.

– Я не могу выполнить ваш приказ. Приказывайте мне что угодно, но не заставляйте меня нарушить мою клятву.

В продолжение разговора Йоши мысленно оценивал Йоритомо. Стоил ли князь Камакуры доверия императора? Пока Йоши мог сказать «да». Йоритомо казался суровым, но благородным человеком. Йоши решил пока не принимать окончательного решения. Так ли силен Йоритомо, как пытается показать? Кто его союзники?

В разговор вступила Ходзе Маса.

– Йоши, – мягко спросила она, – вы знаете, что за вашу голову назначена награда? Наши люди передают из Киото, что Нии-Доно готова заплатить землей и деньгами тому, кто принесет ей вашу голову или голову моего супруга.

– Не знаю, госпожа, но это ничего не меняет. Йоритомо с отвращением взглянул на мастера боя.

– Награда за наши головы одинаковая. Разница лишь в том, что я буду сражаться с этой злобной женщиной и со всем бесчестным и порочным кланом, породившим ее. Йоши, мне говорили, что вы храбрейший из людей, а я обнаружил, что вы трус. Вы боитесь нового назначения и потому уклоняетесь от него.

– Я делаю то, что должен делать.

– Я презираю вас за это безумие. Я должен бы казнить вас, чтобы вы не заразили им других… но я ваш должник за прошлое. Поэтому я сохраняю вам жизнь и готов выслушать любую просьбу или предложение об устройстве вашего будущего.

Йоши снова коснулся головой пола, благодаря Йоритомо за великодушие. Он был спокоен и уверен в себе. Обет помогал ему: боги чудесным образом спасли его от карающей руки князя.

– Я хочу применить свои знания и способности для обучения ваших самураев. Я опытный преподаватель фехтования. В моей школе в Сарашине учились бою на мечах некоторые лучшие фехтовальщики империи. Позвольте мне остаться в Камакуре и организовать здесь школу боевых искусств.

– Никогда! – резко ответил Йоритомо. – Я не могу позволить трусу учить моих солдат: вы подадите им дурной пример.

Йоши покорно поклонился. На его лице не было видно ни малейшего признака того смятения, которое царило в его душе. Йоши никогда не предполагал, что Иоритомо может ему отказать. Где же боги, заботящиеся о нем? Он не мог ничем ответить на оскорбления, которыми осыпал его Иоритомо; он отрекся от гордыни и должен покорно сносить их. Йоши знал, что его обет не вызван страхом, знал и то, что новый путь, который он наметил для себя, опаснее старого, и считал естественным, что кому-то уклонение от сражений покажется явным признаком слабости. Но такого сильного возмущения он не ждал от главы рода Минамото. Иоритомо в глаза называет его трусом, и он должен терпеть это?!

– Повинуюсь, мой господин! Позвольте служить вам мирно!

– Что нам делать с вами? Вы отказываетесь от звания генерала и настаиваете на своем трусливом решении. Мирная служба мне?! Вы просто дурак. Мне не нужны люди для мирной службы. Мне нужны воины, которые сражаются и убивают, а не божьи люди с ласковыми словами. Уходите! Станьте монахом. Поступите в братство Амиды и забудьте наш грозный мир. Под белым знаменем для вас места нет!

Взгляд Йоши был прикован к полу.

– Слушаюсь, – ответил он.

Тут в разговор снова вступила Ходзё Маса.

– Мой супруг, разрешите?

Иоритомо кивнул. Он был разгневан и… растерян и хотел, чтобы подходящее решение проблемы, которую поставил перед ним Йоши, пришло со стороны.

Ходзе Маса заговорила медленно, обдумывая каждое слово:

– Мой супруг, перед вами две задачи. Вы можете решить их одновременно.

– Хорошо, хорошо. Продолжай, – нетерпеливо отозвался Йоритомо.

– Самурай Сантаро явился к вам с поручением от Кисо. Несмотря на то что вы рассержены на Сантаро, вы собираетесь выполнить его просьбы в том случае, если решите что можете доверять Кисо.

– Правильно, жена. Говори, что у тебя на уме.

– Используйте способности молодого героя с выгодой для себя. Он не хочет командовать армией, но заверяет, что предан нашему делу, и, я думаю, говорит это искренне. Судя по тому, что мы слышали о нем, он не может быть трусом.

– Люди меняются, – сердито бросил Йоритомо.

– Я чувствую, что это не так. Отказ сражаться потребовал от Йоши огромной силы характера. Я думаю, что он так же храбр, как раньше… и… может быть, как закаляется сталь благородного клинка, так и он стал прочнее и надежнее, чем был до сих пор.

Йоши поклонился.

Йоритомо проявил признаки интереса. Ходзё Маса продолжала:

– Пошлите Йоши в лагерь Кисо. Кисо считает себя блестящим полководцем. В этом он прав, но иногда он позволяет своим личным чувствам брать верх над здравым смыслом. Пусть Йоши станет советником Кисо, нашим представителем при нем и нашим разведчиком. Возможно, Йоши сможет удержать его от ошибочных порывов.

Йоритомо откинулся на пятки и поджал губы, обдумывая слова жены. Наконец он заговорил:

– Ты хорошо сказала, жена. Я предпочел бы, чтобы Йоши сам вел войска в бой, но я не буду так глуп, чтобы отказаться от выгодного решения из-за своего самолюбия.

Он долго и пристально смотрел на Йоши, потом спросил:

– Что вы скажете о предложении Ходзё Маса?

Йоши это предложение заинтересовало. Окажется ли тот, к кому его посылают, тем Кисо, с которым он уже столкнулся, или нет, в любом случае Йоши получит возможность лично оценить самого сильного союзника Йоритомо для Го-Ширакавы. И он будет иметь поддержку князя Камакуры. Ходзё Маса предлагала ему способ достойно служить двум господам.

– Я охотно буду представлять вас в этом лагере вашего союзника. Но прежде, чем мы придем к соглашению, у меня есть один вопрос.

– Спрашивайте.

– Кисо – узколицый воин с глубоко посаженными глазами, который командует отрядом грубых горцев?

– Да, это описание очень похоже.

– Тогда я предвижу некоторые трудности. Недавно я встретился с этим человеком в Хикуме и…

Йоши коротко рассказал о недавних событиях и закончил словами:

– Я не чувствую злобы против него, но хочу предупредить, что он может не принять меня.

Йоритомо не мог удержаться от смеха во время рассказа Йоши, а он редко проявлял перед другими свои чувства.

– Ваш рассказ только подтверждает мое решение, – весело сказал он. – Вы, несомненно, будете мне верны, если останетесь в живых. Тодаморо-но-Йоши, вам хватило смелости сразиться с Кисо без оружия. Я снимаю с вас обвинение в трусости. Вы получите звание генерала моей армии и повезете с собой верительные грамоты, в которых будете объявлены моим полномочным представителем. Кисо поймет из них, что причинить вред вам значит причинить вред мне. Помогайте ему стратегически, но не доверяйте ему.

– Я понимаю вас и принимаю назначение, – просто сказал Йоши!

– Еще одно, – добавил Йоримото. – Слабость Кисо в том, что он часто ставит собственную гордость выше здравого смысла. Он может пренебречь моим указом и приказать убить вас, не думая о последствиях. Вас не пугает такая возможность?

– Я не боюсь.

– Наму Амида Буду, – нараспев произнес Йоримото, моля богов помочь тому, чья душа может скоро покинуть тело.

Глава 29

Пошел шестой месяц года. Первые два его дня Йоши был очень занят: он отвечал за снаряжение и организацию отряда из тысячи человек. Сантаро лишь номинально присутствовал при сем и большую часть времени сердито наблюдал за приготовлениями.

Йоритомо выделил генералу небольшой домик-павильон на морском берегу, а также предложил трех личных слуг, от которых Йоши отказался, заявив: «У меня есть собственный верный слуга, и другие мне не нужны».

У Нами началось время женской нечистоты. Она не выходила из домика и никому не показывалась. Йоши разговаривал с ней только через ширму, разделявшую их комнаты.

Вечером второго дня Сантаро, изнывающий от безделья, сидел в кабаке и много пил. В лагере существовало несколько увеселительных заведений, где развлекались солдаты, когда не несли службы. Воины Йоритомо были более дисциплинированны, чем люди Кисо, и подчинялись армейскому распорядку, но становились дерзкими и обидчивыми в свободное время. Зачастую выпивки кончались стычками. Командиры в эти дела не вмешивались: они чувствовали, что их бойцам нужно где-то выплескивать избыток энергии. Время от времени в пьяных драках погибали хорошие воины, но выжившие благодаря такой практике оттачивали свое мастерство.

Йоши в этот вечер разыскивал Сантаро, чтобы сообщить ему о времени выступления. Отряд должен был покинуть Камакуру в час зайца, иначе говоря, в шесть утра. Ему указали заведение, где обычно бывал Сантаро. Едва Йоши оказался возле него, громкий шум нарушил тишину спокойного вечера: огромный самурай, проломив решетку наружной стены, вылетел из кабака и свалился у ног Йоши.

Прежде чем улеглась поднятая незадачливым воином пыль, через тот же пролом выпрыгнул Сантаро и приземлился на полусогнутые ноги, держа ладонь на рукояти меча.

Его противник успел откатиться в сторону и встать, несмотря на тяжелые доспехи. Самурай вытащил меч, не переставая при этом ругаться.

Меч Сантаро молниеносно вылетел из ножен, и офицер Кисо стал обходить противника по кругу, ища возможности напасть. Оба самурая нетвердо держались на ногах, но не было сомнений, что они собираются драться насмерть.

– Ты нарочно толкнул меня, неуклюжая обезьяна! Извинись или сдохни! – прорычал Сантаро, отходя вбок.

– Я не заметил тебя, червяк безмозглый, но все равно ты умрешь! Ты бесчестно набросился на меня, когда я не ожидал подвоха. Ты уже труп, недомерок, айнский дикарь! – проревел великан.

Сантаро прыгнул вперед и повернул лезвие горизонтально, направляя удар в корпус противника. Это движение было таким внезапным, что бой мог тут же закончиться, но Сантаро слишком много выпил и потерял глазомер. Клинок отскочил от доспехов великана.

Тот с яростным криком ответил ошеломляюще быстрым ударом «водяное колесо». Сантаро откинулся назад и прижался спиной к опорному столбу террасы. Лезвие, едва не отрубив ему ухо, глубоко вошло в твердое дерево.

Посланцу Кисо повезло. Он с бешеной злобой смотрел на безоружного противника. Пена, извергнувшись из его рта, потекла по бороде, грудь тяжело раздувалась. И снова выпивка помешала: Сантаро занес меч, но удар его не достиг цели. Горец поскользнулся на арбузной корке и грохнулся в уличную пыль. Падение ошеломило его, но он все-таки сумел удержаться на четвереньках.

Великан не упустил удобного случая. С торжествующим воем он прыгнул на спину своему обидчику. Воздух с громким свистом вырвался из легких Сантаро. Великан навалился на него всем своим непомерным весом и распластал его по земле, как лягушку. Сантаро оказался совершенно беспомощным. Силач сидел на нем, зажимая его ноги коленями. Хрипло дыша, самурай вынул короткий меч и оттянул голову поверженного врага назад, добираясь до горла.

Сантаро знал, что это конец. «Наму Амида Буцу», – выдохнул он и приготовился к смерти.

В этот момент Йоши вмешался в схватку. С кошачьей ловкостью он одним прыжком оказался возле великана, обхватив его шею левой рукой. Он прижал голову самурая к себе и сдавил ему глотку, пустив в дело мощь правой руки. Великан стал задыхаться, делая судорожные попытки освободиться. Он царапал ногтями руки неизвестного богатыря, но хватка была мертвой. Меч великана с громким стуком упал на землю, и он потерял сознание. Сантаро выполз из-под своего противника. Он потряс головой, мстительно ухмыльнулся и занес клинок.

Голос Йоши заставил его остановиться:

– Стой, Сантаро. Я спас тебе жизнь только потому, что ты мне нужен. Этот самурай храбро сражался. Он прикончил бы тебя. И он не умрет из-за моего вмешательства.

Покрасневшие глаза Сантаро угрожающе сузились. Он был вооружен, а Йоши нет. Сантаро замер, решая, что делать. В одурманенном вином мозгу пронеслась мысль: один удар – и он избавится от человека, который с недавних пор сидит у него в печенках. Однако что-то в свободной, расслабленной позе советника заставило Сантаро усомниться в том, что его можно легко взять. Йоши с голыми руками напал на вооруженного самурая, который в полтора раза выше его. Он не испугался грозного великана и, похоже, не боится теперь.

Сантаро почувствовал вдруг, что волосы на его затылке поднимаются дыбом. В первый раз за свою полную опасностей жизнь он испытал нечто, похожее на страх.

Сантаро слышал, что Йоши отказался пользоваться мечом, и поэтому считал его трусом. Теперь он думал иначе.

Злобный огонь в глазах горца постепенно погас. Сантаро вложил меч в ножны и стер пену с бороды тыльной стороной ладони.

Йоши стоял перед офицером Кисо, слегка согнув колени, расслабив опущенные руки, и следил за ним внимательным взглядом. «Ну?» – словно спрашивал он.

Наконец Сантаро поклонился ему:

– Хорошо. Я обязан вам жизнью. Скажите мне, чего вы хотите от меня?

Йоши поклонился в ответ:

– Идемте, У нас есть дела в лагере. Тысяча самураев ждет сигнала к выступлению. Вьючные лошади нагружены, люди получили снаряжение и готовы к походу.

– В этом только ваша заслуга.

– Это так – я справился без вашей помощи. Но теперь вы мне нужны. Отряд подкрепления должен уважать Кисо и его командиров. Вы офицер Кисо. Я хочу, чтобы вы приняли командование и вели отряд.

– Честь стоять во главе отряда принадлежит вам.

– Сантаро, я не хочу ни славы, ни власти. Йори-томо назначил меня своим советником при Кисо, большего мне не нужно. Вы поведете отряд, пока мы не Доберемся до места.

– Я неверно судил о вас, Тадамори Йоши. Вы достойнее меня, и я горжусь тем, что участвую с вами в одном деле. Считайте меня с этого дня своим другом и слугой.

– Спасибо, Сантаро. Я принимаю вашу дружбу как большую честь.

Утром четвертого дня шестого месяца тысяча конных самураев в полном боевом снаряжении выступила из Камакуры. За ними следовал обоз из пятисот вьючных лошадей с оружием и доспехами. Впереди отряда ехал Окабе-но-Сантаро, великолепный в своих ярко-синих доспехах с фиолетовой шнуровкой. За седлом блестящего офицера развевался белый флаг Минамото, с левого бедра его свисали два меча, из-за спины выглядывал колчан с двадцатью четырьмя боевыми стрелами, У правого бога лошади Сантаро грозно посверкивало лезвие двухметровой нагинаты.

Йоши в коричневом охотничьем плаще, без оружия и доспехов, замыкал движение на своем гнедом. Худенький симпатичный слуга следовал за господином, ведя в поводу вьючную лошадь.

Голову Нами прикрывала широкополая крестьянская шляпа. Ее изящную фигурку облегал ставший привычным дорожный хлопчатобумажный костюм. Уже несколько часов она ехала молча. Но теперь, когда маленькая армия продвинулась далеко вперед и они с Йоши оказались на дороге одни, Нами пришпорила пони и нагнала возлюбленного.

Нами дарила любимому эту танку в знак примирения. Ее недомогание закончилось еще вчера, но у молодой женщины до сих пор не было возможности поговорить с Йоши: он провел всю ночь, занимаясь вместе с Сантаро последними приготовлениями к выступлению. Ни тот, ни другой до утра не спали.

Нами продолжала играть роль слуги и должна была соблюдать субординацию при посторонних. Все утро она искала случая загладить свою вину. После их размолвки Йоши сделался молчалив и угрюм, а в стане Йоритомо с головой погрузился в дела, но Нами не была уверена, что только служебные хлопоты мешают ему уделять ей достаточно внимания. Неужели он все еще сердится на нее?

Стихи она прочла застенчиво, с тревогой ожидая, как их воспримет любимый. Нами чувствовала себя виноватой перед Йоши, но надеялась, что ее маленький подарок поможет им помириться.

Йоши был погружен в свои мысли, и, когда Нами подъехала к нему, он даже вздрогнул от неожиданности. Йоши по достоинству оценил и стихотворение, и добрые побуждения Нами. Он так до конца и не понял причин ее возмущения в тот вечер, когда он пошел молиться к алтарю Хатшимана, но был счастлив, что Нами вновь становится той милой и ласковой женщиной, которую он любил. Йоши улыбнулся ей и ответил:

Этими стихами он сказал Нами, как сожалеет, что на время вынужден был отдалиться от нее, и как счастлив, что она подарила ему стихи. Прочитав танку, Йоши дотянулся до руки Нами и сжал ее, успокаивая любимую.

– Поездка утомляет тебя. Потерпи. Скоро мы отдохнем. Когда мы приедем в лагерь Кисо Йошинака, ты сможешь снять одежду слуги. Поскольку я представитель Йоритомо, Кисо не осмелится причинить тебе вред.

Нами взглянула на него с легкой иронией:

– Это тот самый Кисо, который преследовал нас в Хикуме?

– Да. Судя по описанию Йоритомо, это он.

– А ты уверен, что он отнесется с уважением к твоему титулу?

– Вполне, – солгал Йоши.

Сомнения одолевали его, но он не хотел этого показывать. Что греха таить, он даже подумывал оставить Нами в Камакуре, но потом отказался от этой мысли. Если начнутся боевые действия, он может пробыть в армии Кисо не один месяц. В этом случае Нами лучше находиться с ним рядом. Собственно говоря, Нами вообще могла не подчиниться его приказу остаться в Камакуре. Йоши с огорчением обнаруживал в любимой черты упрямства и своеволия. Несколько дней назад он увидел еще одну Нами – разгневанную, сварливую. Йоши, как многие мужчины, не понимал, что такие вспышки раздражения иногда возникают у женщин перед днями недомоганий.

– Сколько времени мы пробудем в пути? – спросила Нами.

– Сегодня мы заночуем в предгорьях. Завтра пересечем провинцию Шинано. Потом углубимся в горы Кисо. Думаю, на дорогу уйдут три или четыре дня.

– Я хочу быть с тобой этой ночью. Я буду с нетерпением ждать захода солнца, а пока позволь мне вернуться на свое место: конец колонны уже виден.

Глава 30

Утром десятого дня шестого месяца стаи черных дроздов кружили в безоблачном небе цвета меди. Воздух был раскален и неподвижен. Утомленных всадников не освежало ни малейшее дуновение ветерка, до слуха их не доносилось ни одного постороннего звука, кроме криков ошалевших от зноя птиц. В горах Кисо уже неделю не было дождя, дороги рассохлись, и трава местами на корню превратилась в сухое бурое сено.

Доспехи Сантаро были покрыты толстым слоем бурой пыли. Командир отряда более двух часов покачивался в седле во главе передового дозора колонны, прежде чем был остановлен часовыми Кисо. Сантаро тут же узнали и повели через лагерь к палатке военачальника.

После однообразных дней монотонного неторопливого перехода Сантаро был ошеломлен переменами, происшедшими в лагере. Обозленный поражением Юкийе в бою у реки Суноматы, Кисо измучил своих солдат учениями. Он понял, что без военной дисциплины армия никогда не станет боеспособной.

Несмотря на ранний час, жару и давящую духоту, оружейники и кузнецы лихорадочно суетились вокруг дымных костров, изготавливая в походных кузнях все виды оружия от наконечников стрел до боевых топоров.

Окраина лагеря была превращена в стрельбище, на пустом высохшем поле самураи упражнялись в стрельбе из лука, поражая мишени со спин несущихся галопом коней. Воздух гудел от ударов копыт.

Обнаженные по пояс, новобранцы, обливаясь потом, сражались учебными деревянными мечами. Рядом с ними воины повыше рангом проделывали упражнения с настоящими клинками – вынь! ударь! отбей и вложи в ножны! И лишь в палаточном городке армии Кисо царило непривычное запустение и стояла звенящая тишина.

Палатка Кисо ничем не отличалась от походных жилищ простых воинов. Она выделялась из них только размерами и была разделена ширмой на две неравные половины. В малой жили Томое и Кисо, в большой собирались военные советы. Здесь на голом земляном полу стоял низкий столик, а вокруг него были разбросаны одеяла. С опорного столба свисали два меча, под ними был укреплен боевой шлем с широко расставленными позолоченными рогами. Других украшений в палатке не было.

Сантаро предупредили, что в лагере введена строгая дисциплина и панибратские отношения, к которым он привык, больше не допускаются. Эти новшества ему не понравились, но, памятуя об уроке, данном ему Йоритомо, офицер решил соблюдать формальности.

Когда Сантаро вошел в палатку Кисо, вождь горцев восседал за столиком на одном из одеял. Возле Кисо никого не было, но Сантаро услышал шум за ширмой и решил, что там находится Томое. Он поправил свои мечи и опустился на колени напротив Кисо.

– Окабе-но-Сантаро, начальник охраны, прибыл с докладом о своей поездке к Йоритомо, – объявил самурай.

Кисо кивнул. Он ничего не ответил, но долго и внимательно рассматривал Сантаро. Его военачальник, побывав у Йоритомо, научился правилам хорошего тона – добрый признак, подумал Кисо.

Предводитель горцев сгорал от желания скорее узнать о результатах поездки Сантаро, но усилием воли сдерживал свое нетерпение: Кисо знал, что его считают слишком порывистым, и теперь старался вести себя как государственный деятель. Под руководством Томое он готовился стать властителем империи. Честолюбие Кисо не знало границ: он желал в будущем добыть себе титул сегуна – военного правителя Японии, что было почти немыслимым делом. За всю историю Поднебесной этого звания смогли удостоиться только три полководца.

– Мы ждали, что ты вернешься раньше, – начал Кисо.

– Князь Йоритомо задержал меня, – объяснил Сантаро.

– Да, с ним трудно иметь дело, – сказал Кисо и подумал, что когда-нибудь ему со своим двоюродным братцем придется схватиться, чтобы решить, кто из них возглавит род Минамото.

Кисо устал сохранять видимость спокойствия. Резким, отрывистым голосом, похожим на лай, он спросил:

– Людей и оружие он прислал?

– Тысячу человек на конях и еще пятьсот вьючных лошадей. Они в дороге, Я обогнал их на два часа.

– Хорошо, очень хорошо, Сантаро, Теперь мы почти готовы к боям. Как только этот новый отряд вольется в наши ряды, мы встанем на боевую тропу и не остановимся до самого Киото.

– Йоритомо поставил одно условие.

– Условие? – голос Кисо понизился до зловещего издевательского шепота.

– Он прислал вместе с отрядом советника – своего эмиссара.

– Пошел он к Эмме-О, не нужен мне его проклятый советник!

– По требованию Йоритомо его советник должен всегда находиться рядом с тобой.

– Советник – или, иначе сказать, «лазутчик»!

– Может быть, и так, но этим войскам отдан приказ не выполнять твоих распоряжений, если их не одобрит посланник Йоритомо.

– Этот сын греха заходит слишком далеко. Мы можем перебить его отряд и захватить оружие и продовольствие. В конце концов, мы сможем воевать и без этой тысячи самураев.

Томое молча вышла из-за ширмы.

– С твоего разрешения, Кисо, я скажу кое-что. Ее смуглое лицо казалось совершенно спокойным, резко очерченный нос и волевая челюсть были словно высечены из гранита. Даже в свободной рубахе воина и штанах-хакама женщина выглядела соблазнительной: здоровая чувственность светилась в ее смелом взгляде и в том, как она держала свое небольшое крепко сложенное тело.

– Не сейчас, – запретил Кисо.

– Именно сейчас, – твердо заявила Томое и поздоровалась с Сантаро: – Доброе утро.

– Охае годзаймасу, – вежливо ответил Сантаро тем же приветствием.

Томое кивнула.

– Сантаро, сейчас, когда, кроме нас троих, здесь нет никого, будем говорить без околичностей. Ты один из наших ближайших помощников. После меня и «четырех царей» – Имаи, Тедзуки, Дзиро и Таро – ты имеешь самую высокую должность в нашей армии. Я предложила послать тебя к Иоритомо. Ты часто бываешь упрямым и заносчивым, но я думаю, что у тебя есть все способности, чтобы стать прекрасным полководцем.

– Хватит! Что ты хочешь сказать? – прервал ее Кисо.

– Именно то, что сказала. Я доверяю мнению Сантаро. Он проделал вместе с эмиссаром Иоритомо путь от Камакуры сюда, и у него сложилось представление об этом человеке. Подослан ли он как разведчик? Поможет он нашему делу или повредит?

Сантаро медленно поклонился и заговорил, обращаясь к Кисо и старательно подбирая слова:

– Этому генералу я обязан жизнью. Из-за собственной глупости я мог погибнуть и заслужил бы такой конец. Этот человек спас меня, напав на вооруженного самурая, когда сам был без оружия. Я говорю это тебе для того, чтобы ты понял меня. Моя жизнь принадлежит генералу, но ты мой предводитель. Я поклялся в верности твоему делу и буду служить ему до конца дней.

– Хорошо, продолжай, – нетерпеливо перебил Кисо.

– Этот человек – разведчик. Он ставленник самого Иоритомо. Его произвели в генералы только поела того, как он дал согласие отправиться сюда. Мы должны смириться с этим необходимым злом. Говорят, что эмиссар Йоритомо – хороший тактик и не ищет славы для себя. Ему можно верить, он станет верно служить тебе, но лишь до тех пор, пока будет считать, что ты служишь Йоритомо. Томое снова вступила в разговор:

– Я думаю, не так уж страшно, что советник предан Йоритомо.

– Только до тех пор, пока мне выгодно служить Йоритомо. В тот день, когда наши интересы разойдутся, этот генерал, – тут Кисо усмехнулся, – умрет.

Сантаро поклонился. Он ни за что не позволит Йоши умереть от руки Кисо. Он поклялся в дружбе и сдержит клятву. Когда придет роковой день, Йоши будет предупрежден и получит возможность бежать.

Через два часа отряд самураев из Камакуры вступил в лагерь Кисо. Воины Йоритомо расчистили себе отдельную площадку и уже ставили палатки, когда подъехали Йоши и Нами и привели последних вьючных лошадей. Еще через час для лошадей был огорожен загон, а сами лошади развьючены и отпущены пастись в поле.

В два часа дня – время овцы – Сантаро ввел Йоши в палатку Кисо.

– Тадамори-но-Йоши, генерал армии Минамото Йоритомо, – представился советник.

Кисо сидел напротив Томое и прихлебывал саке из бутыли. Он взглянул на советника. Узкое лицо Кисо покраснело, на висках набухли серые вены.

– Ты?!! – прорычал он.

Глава 31

Йоши опустился на колени и коснулся лбом пола. Он держался как положено генералу, который делает доклад своему полководцу, – спокойно и почтительно, но непринужденно. Ничто не показывало, что он узнал Кисо.

– Я представляю командование Камакуры, Князь Йоритомо назначил меня генералом войск Минамото. Я доставил сюда тысячу воинов с полным снаряжением и пятьсот лошадей, нагруженных оружием и доспехами. Это дар князя Йоритомо Минамото Йошинаке, известному как Кисо.

Во время этого доклада Кисо был не в силах произнести ни слова.

Наконец, задыхаясь от ярости, он сумел выговорить:

– Хикума… Ты! Ты посмел явиться сюда… Ты… Кисо от бешенства не мог справиться со своим голосом настолько, чтобы его можно было понять. Он оглянулся на столб, где висели мечи, и потянулся к ним. Но Томое, успокаивая, взяла его за руку, и этот жест удержал его на месте, Внутренний голос шепнул Кисо, что неразумно убивать этого человека сейчас, не разобравшись, чего он хочет! Кисо перевел дух и постарался взять себя в руки.

– Ты ставленник Йоритомо! Почему я должен терпеть твое присутствие в моем лагере? – отрывисто проговорил он.

– Потому что я предлагаю вам людей и оружие, которые нужны вам для выполнения ваших планов.

– Я могу убить тебя и получить их.

– Может быть, но в таком случае вы получите их как пленных, но не как солдат, желающих сражаться под вашим знаменем.

– Все равно, я заберу их оружие и его будет достаточно, чтобы выполнить мою задачу.

– Вы получите это оружие, но потеряете расположение вашего двоюродного брата и расторгнете союз с ним.

Томое по-прежнему крепко держала Кисо за рукав и беспокойно вглядывалась в его лицо. Оно снова приобрело обычный цвет, а вздувшиеся вены опали. Было похоже, что он снова овладел собой. Томое решила, что пока за ним можно не приглядывать.

Женщина задумалась. Она вспомнила, какое лицо было у Кисо, когда она сняла его с дерева. Разобрав среди гневных выкриков Кисо слово «Хикума», Томое поняла, что это стоящий перед ними человек опозорил его в ту ночь. Она знала, что Кисо никогда не забудет и не простит ему этого. При первой же мало-мальски подходящей возможности он убьет представителя Йоритомо, чего бы это ни стоило ему политически.

Мужчины как дети, подумала Томое. Из-за отвлеченных понятий вроде чести и мести они могут отказаться от целого царства. Что ж, именно для этого она и нужна Кисо: напоминать ему, когда необходимо сдерживаться. Если советник из Камакуры должен умереть, пусть умрет, но место и время для этого выберет она.

Томое почувствовала, что Йоши пристально смотрит на нее, прочла немой вопрос в его взгляде и ответила ему тем же. Когда ее темные глаза встретились с глазами советника, Томое почувствовала к нему невольную симпатию, а это случалось с ней редко. Она отвела взгляд и представилась:

– Я Томое Годзен, правая рука князя Кисо. Йоши своим ответом признал ее право на это звание.

– Я много слышал о ваших подвигах, живя в Камакуре. Ваше имя широко известно.

– Тогда вы знаете, что меня надо принимать всерьез, – отрезала она, а потом добавила с некоторым раздражением: – Генерал Йоши, вы явились в наш лагерь один. Конечно, вы понимаете, что мы запомнили вас после нашей недавней встречи. Вы либо очень смелый, либо глупый человек.

– Я ни то и ни другое, Томое Годзен. Я служу императору и моему вождю Йоритомо, Я прибыл без оружия и не представляю для вас угрозы. Я положился на волю богов и надеюсь, они позаботятся обо мне, потому что я поклялся не служить злу. Я достаточно уважаю ваш ум, чтобы доверить вам свою жизнь.

– Если вы не чрезмерно отважны и не слишком глупы, то остается одно: вы повредились в уме.

Томое слегка покачала головой, выражая этим свою неспособность понять причины такого странного поведения Йоши. Может быть, этот генерал не так прост, как кажется, подумала она. Может быть, он поставил где-то рядом отряд солдат, готовых в любую минуту прийти к нему на помощь.

Она надеялась, что это так: Томое нравился этот человек, и ей не хотелось считать его сумасшедшим.

– Вы прибыли к нам один? – спросила она.

– Со мной еще один человек, Кисо ворвался в разговор.

– Еще один шпион! – рявкнул он. – Кто он такой? Почему не представился мне?

– Князь Кисо, мой спутник ждет моего распоряжения, чтобы появиться здесь. Пошлите кого-нибудь за ним в мою палатку, и вы получите возможность увидеться с нами обоими.

Кисо повернулся к Сантаро, который все это время стоял на коленях в стороне.

– Ступайте в палатку генерала и немедленно приведите сюда его спутника.

Кисо умолк, злобно глядя на Йоши из-под насупленных бровей. Томое Годзен попыталась продолжить вежливый разговор.

– Вы до самого недавнего времени находились в столице. Какова политическая обстановка при дворе?

– Та же, что обычно, – не вдаваясь в подробности, ответил Йоши.

– Вы присутствовали на похоронах Тайра Кийо-мори?

– Да.

– Как Го-Ширакава относится к Мунемори, новому главе рода Тайра?

– Мунемори слабый и безвольный человек.

– Каким образом Тайра рассчитывают победить нас без сильной руки в своем клане? Они же не так глупы, чтобы позволить кому-нибудь отнять у них империю?

– Вы совершенно правы, Томое Годзен. Кисо нетерпеливо вмешался.

– Мунемори – пустое место. Его брат Шигехира молод, но он настоящий солдат. Шигехира, видимо, и возглавит род Тайра. Он их единственная надежда.

– Возможно, вы правы, генерал Кисо, – согласился Йоши.

– Конечно, я прав. Соотношение сил меняется. Духовенство уже не имеет большого значения. Сейчас в империи есть три силы: я, Йоритомо и семья Тайра. Если Тайра ослабнут из-за Мунемори, борьба за влияние на императора пойдет между мной и Йоритомо.

– Прекрасный анализ, – похвалил Йоши.

В этот момент Сантаро отодвинул дверную занавеску. Выражение его бородатого лица было каким-то странным, и представил он нового посетителя как-то неуверенно, почти извиняющимся тоном.

– Слуга генерала Йоши просит разрешения войти. Кисо кивнул своему военачальнику, приказывая ввести слугу.

То, что они увидели в следующий момент, поразило даже Йоши. Нами успела сбросить грубую одежду слуги и переодеться в свой лучший наряд. Ее напудренное лицо было белым и гладким, как луна, ложные брови – две плавных дуги – были нарисованы кисточкой выше настоящих, длинные волосы, разделенные четким пробором, элегантно блестели; они свободно падали вниз, и у бедер их перехватывала лента розовато-лилового цвета.

Точеную фигурку Нами изящно облегало сиреневое платье с узором, изображавшим иву. Его цвет выгодно контрастировал с бирюзовыми тонами нижних одежд, крайчики которых пышными слоями охватывали запястья гостьи. Она распространяла вокруг себя изысканный запах духов – опьяняющий, но чистый. Куда делся щуплый мальчик-слуга в лохмотьях, который недавно въехал в лагерь Кисо?

Глава 32

В начале восьмого месяца в одном из павильонов поместья Рокухара состоялась тайная беседа, имевшая далеко идущие последствия.

В беседе принимали участие трое: Первый министр Имперского совета князь Тайра Мунемори, его вдовствующая мать Нии-Доно и единовластный правитель Этиго и прилегающих в нему провинций князь Дзо-Сукенага.

На третьем часу переговоров стороны стали приходить к согласию.

– У меня в Этиго четыре тысячи воинов, – сказал Сукенага. – Нужно отправить гонца, чтобы предупредить их. На это уйдет время. Мой сын встанет во главе моих самураев и начнет действовать, как только получит известия от меня, но ему также понадобится несколько дней, чтобы поднять воинов в поход и привести их на юг.

– Мы отдаем под ваше начало четыре тысячи имперских охранников, – перебил его Мунемори. – Они полностью вооружены и хорошо обучены. Через час после получения приказа эти войска будут готовы к выступлению.

– Мне ясен мой долг! Я остановлю Кисо в Этидзене! – произнес Сукенага.

– У каждого есть свой долг, – напыщенно произнес Мунемори. – Ваш долг не тяжелее нашего. Люди чести не выбирают – они принимают и исполняют.

Тут заговорила Нии-Доно – в первый раз с начала беседы.

– Хорошо сказано, сын! – похвалила она, потом обратилась к Сукенаге и прошипела голосом, от которого у того мороз пошел по коже: – Добудьте нам голову Тадамори-но-Йоши! Это самая важная часть вашей задачи.

Дзо-Сукенага встал с колен и поклонился. Лицо его было спокойным. Но внутренне он содрогался от отвращения и зловещих предчувствий. Князь отогнал от себя эти ощущения и, почтительно пятясь, вышел из павильона. Тайра правы. Надо признать, Кисо действительно с некоторых пор успешно разворачивается у него под носом. Сукенага сам виноват, что слишком долго не обращал внимания на очевидную опасность. Теперь он должен бороться с ней. Как только Сукенага пришел к этому заключению, он успокоился и повеселел. В уме его возник хорошо рассчитанный план войны. Он лично поведет против Кисо четыре тысячи воинов имперской охраны. Они оттеснят армию Кисо на север. Тем временем гонец прибудет в его замок в далеком краю Этиго и передаст сыну приказ отвести его, Сукенаги, собственные войска навстречу армии горцев. Кисо будет раздавлен, как орех между молотом и наковальней. Если правильно рассчитать время – победа в кармане. Операция будет простой и блестящей.

Глава 33

В начале девятого месяца армия Кисо стояла на северном берегу реки Хино в провинции Этидзен. Погода была сухая и жаркая. Посевы засохли, и урожай злаков погиб. Рисовые поля превратились в большие обезвоженные пустыри. Если не будет дождей, северные провинции еще до конца года станут огромной пустыней.

Уже две недели небо днем походило на чашу с расплавленным металлом. Все это время армия Кисо передвигалась по пыльным дорогам северных провинций, пополняясь умирающими от голода крестьянами.

Кисо объявил, что теперь у него под началом более десяти тысяч человек. Йоши знал, что на самом деле их меньше пяти тысяч, часть из которых простой необученный люд.

Лагерь армии беспорядочным нагромождением палаток и навесов тянулся от северного берега реки Хино до отвесной скалы, находившейся на западном краю отвесной площадки, омываемой причудливым изгибом реки.

Кузнецы уже установили свои наковальни и разожгли костры, которые добавили к духоте еще больше жары и чада. Лошади бродили в кустах, скребя зубами землю в поисках корма.

Кисо восседал на коленях в совещательной половине своей палатки лицом к расположившимся по кругу офицерам своего войска, шел военный совет. Томов сидела слева от вождя горцев, Имаи, Тедзука, Дзиро и Таро – справа. Эти четыре отважных воина – «четыре царя», как их прозвали воины, – знали Кисо с детства и были готовы умереть за своего вождя. ^

Йоши и Сантаро также находились здесь, сидя плечо к плечу, как раз напротив Кисо. Кроме уже названных военачальников на совете присутствовали князь Юкийе и еще четыре офицера-самурая.

Кисо заговорил:

– Наши лазутчики сообщают – Сукенага ведет из Киото большое войско. Известно, что он получил приказ выбить нас из этих мест и уничтожить.

– Сколько людей под началом Сукенаги? – спросил Йоши.

– Около пяти тысяч человек: в основном это имперские охранники и с ними немного крестьян, которых Сукенага добрал по дороге.

Кисо помолчал и добавил:

– Они сейчас в двух днях пути от нашего лагеря. Князь Юкийе беспокойно задвигался, его жирное тело дрожало. Он вытер пот с бровей надушенным платком и спросил:

– Можем ли мы избежать столкновения с ними? Можем ли мы продолжать двигаться на север, пока они не ослабнут от нехватки пищи?

– Дядя, – холодно глядя на него, ответил Кисо. – Они получили императорский приказ. У Дзо-Сукенаги запасов больше, чем у нас. Наши войска два месяца в походе. Нам нужен отдых и время, чтобы пополнить запасы продовольствия. Это достаточные причины, чтобы не отходить, но важнее то, что мне не нравится мысль о бегстве.

Юкийе отвел глаза от сердитого лица Кисо. Его губы прыгали, голос шепелявил больше обычного:

– Племянник, у Дзо-Сукенаги больше, людей, чем у нас. Ты сам сказал, что наши воины устали и голодны. Иногда сдержанность бывает мудрее отчаянной храбрости.

– На тебя действует поражение у Суноматы! – отмахнулся Кисо. – Не беспокойся, мы не полезем в ловушку.

Кисо обвел глазами почтительно молчавших офицеров.

– Имаи, скажи свое мнение!

Имаи, все это время не сводивший глаз с Йоши, переключил свое внимание на совет. Он заговорил, сперва медленно, но постепенно голос его стал громче и речь быстрее.

– Ты прав, Кисо. Генерал Юкийе слишком поспешно предлагает нам удариться в бегство. Мы должны остаться здесь и сразиться, хотя бы ради нашей чести и славы. Чем дальше мы двигаемся на север, тем больше становится наша армия, но те, кто присоединился к нам, сбегут, если решат, что мы слабы! – теперь Имаи почти кричал. – Наша мощь, наша сила! – вот что привлекает, к нашему делу!

– Значит, ты советуешь остаться на месте?

– Больше того, – глаза Имаи заблестели. – Я говорю – покажем им наше истинное лицо. Повернем назад и нападем на войска Сукенаги, пока они еще находятся в пути!

Тедзука, Дзиро и Таро захлопали в ладоши, одобряя слова Имаи, и через какое-то мгновение многие члены совета восклицали, перебивая друг друга:

– Вот слова настоящего самурая!

– Да здравствует Имаи! Да здравствует Кисо!

– Смерть Тайра! Прогоним Дзо-Сукенагу!

– Сразимся с ними – лицом к лицу, меч против меча!

Кисо кивал. Он был счастлив: его командиры, под стать их вождю, – прирожденные воины! Вдруг глаза его сузились, лицо приняло жесткое выражение: два участника совета молчали – Юкийе и Йоши. Странная пара, между ними так мало общего… хотя, возможно, не такая уж странная. Кисо подумал, что, может быть, в советнике от Йоритомо гораздо меньше мужского начала, чем кажется. Ему хотелось верить в это. Если так и окажется, красавица Нами когда-нибудь увидит это и поймет, что настоящий воин, то есть он, Кисо, сумеет сделать ее гораздо счастливее, чем ее боязливый избранник. Кисо решил выжать все возможное из сложившейся ситуации. Йоши на глазах у всех праздновал труса!..

Он поднял руку и подождал, пока его военачальники успокоятся.

– Среди нас находятся двое людей, которые не согласны с Имаи, – усмехаясь, объявил Кисо. – Вон они сидят, эти две старухи, которые пугаются блеска меча, боятся сразиться с врагом и предпочли бы битве трусливое отступление.

По толпе советников Кисо пробежал ропот. Сантаро покраснел, отстранился от Йоши и посмотрел на него с укором.

Томое чувствовала нездоровую подоплеку этого выпада. Подземный гул вражды к посланнику Йоритомо не стихал с момента появления Йоши в лагере. Кисо и Имаи не упускали случая выказать ему свою неприязнь. Кисо при всяком удобном случае посылал Нами нежные взгляды. Имаи, преданный своему молочному брату, всеми способами вынуждал Йоши пойти на поединок. Томое понимала, что, если бы не она, Кисо уже убил бы Йоши и забрал Нами себе. Она решила не допустить этого. Хотя Томое полюбила Нами – первую и единственную женщину среди своих друзей, Кисо принадлежал только ей, и она не собиралась ни с кем делить его. Ум военачальницы работал с бешеной скоростью, она пыталась придумать, как избежать ссоры.

Юкийе побагровел: слова Кисо больно задели его. Оскорбительные выходки племянника были непростительны, но Юкийе хорошо знал, на чьей стороне сила. Он не мог открыто враждовать с Кисо и только весь передернулся с несчастным видом.

На Йоши оскорбление словно не подействовало. Его лицо осталось спокойным, словно он не слышал Кисо.

– У меня нет необходимости доказывать свое мужество, – медленно заговорил он в давящей тишине, нависшей над столом совета. – Я представитель князя Йоритомо. Моя обязанность – помочь вам разбить врага.

Йоши замолчал и посмотрел на собравшихся. Он увидел, что завладел вниманием всех, сосредоточился и продолжил:

– Я приветствую отважный замысел генерала Имаи, но мне кажется, что лучше обеспечить победу обдуманными действиями, чем проиграть сражение из-за необоснованного пренебрежения к противнику. Дзо-Сукенага одаренный военачальник, воин, известный смелостью и умом, Послать наших людей против его превосходящих сил для нас верная гибель. Дзо-Сукенагу можно победить только умом и тактикой.

Йоши замолчал.

Кисо внимательно смотрел на него.

Имаи не выдержал:

– Мы солдаты! Нам не нужны бабьи уловки и «тактика», – это слово он произнес как грубое ругательство, – чтобы побеждать. Я считаю…

Кисо недовольно прервал его:

– Тихо! Пусть советник выскажется!

Имаи взглянул на молочного брата так, словно тот его предал, и удивленно открыл рот.

– Я…

– Я сказал, подожди!

Кисо сердито посмотрел на Имаи, чтобы заставить его замолчать, потом кивнул Йоши.

– Продолжайте. Что вы предлагаете?

– Дзо-Сукенага ведет сюда из Киото солдат Мунемори. Но не забывайте – он является еще и князем Этиго. Там у него под началом еще пять тысяч воинов. Разведчики сообщают, что Сукенага сейчас в двух днях пути от нас. Я предполагаю, что он изо всех сил поторапливает свои войска. Если мы побежим на север, как предлагает генерал Юкийе, мы попадем в ловушку – окажемся между силами империи и самураями из Этиго. Уверен, что гонцы Сукенаги уже предупредили воинов Этиго, что мы движемся в их сторону. Дзо-Сукенага задумал раздавить нас между молотом и наковальней – между людьми Мунемори и личной армией.

Йоши обвел взглядом участников военного совета, изучая каждого по очереди, и сказал:

– От нашего лагеря до Этиго не менее пяти дней пути. Если мы двинемся на север, мы встретимся с вражескими войсками как раз тогда, когда Сукенага нас догонит.

– Мы согласны, что план моего дяди бежать на север неудачен, но в предложении генерала Имаи, по-моему, есть свои достоинства, Что вы можете предложить вместо него?

– Не бросаться слепо на юг к своей гибели. Я предлагаю извлечь урок из поражения генерала Юкийе на Суномате. Если вы помните, в двадцать пятый день четвертого месяца Юкийе попал в засаду. Он вел свой отряд в атаку, которую считал внезапной. Но кто-то предупредил воинов Тайра, и они засели в сумерках у реки, получив приказ убивать каждого солдата в мокрых доспехах. Юкийе бежал, бросив своих людей на произвол судьбы. Позор был еще большим оттого, что генерал Кисо запретил ему вступать в бой с врагом…

Юкийе терпел оскорбления от Кисо, но этот выскочка не имел никакого права совать нос в чужие дела. Незадачливый генерал покраснел от стыда, потом побагровел от гнева. Казалось, его толстое лицо вот-вот лопнет.

– Как вы смеете?! – с силой выкрикнул Юкийе.

– Веди себя спокойно, дядя, – одернул его Кисо, в глубине души довольный, что его родственник попал в неприятное положение. – Ты потерпел поражение от более слабого противника потому, что из-за своей глупости не выполнил приказ.

Юкийе неуклюже поднялся, поправил одежду, пытаясь сохранить достоинство.

– Ты заходишь слишком далеко, племянник, – прошипел он и быстро вышел из палатки своей переваливающейся походкой.

Один из самураев фыркнул, не сумев сдержать смех, но тут же замолчал, похолодев под суровым взглядом Кисо. Командующий расправил плечи и суровым тоном заявил:

– Юкийе – мой дядя. Что бы он ни говорил мне и что бы ни делал с ним я, неуважения к нему я не прощу.

Все скованно молчали, пока Кисо не кивнул Йоши:

– Мы стоим лагерем на северо-западном берегу Хино, – продолжил советник. – Река делает петлю вокруг нас и создает с трех сторон естественный ров. За нашей спиной крутые непроходимые скалы – эта стена защищает наш тыл. Прежде чем Дзо-Сукенага успеет добраться сюда, мы должны перенести к скалам палатки, и, прежде чем к нему присоединится его северное войско, мы должны подготовить несколько ловушек, используя выгоды нашего положения.

Глава 34

Следующие два дня для людей Кисо были заполнены работой. Под руководством Йоши они рубили деревья и строили двухметровые стены, которые шли под углом от берегов реки и образовывали проход длиной около четырехсот метров, по которому должен был пойти враг. Эти бревенчатые стены были замаскированы колючим кустарником. Когда солдаты выкапывали с корнем и пересаживали эти колючки, слышалось не только много ругани, но и немало добродушных шуток.

Наилучшее место для переправы через реку находилось на изгибе ее подковообразной петли, огибавшей лагерную площадку. Теперь любой, кто будет переправляться там, увидит впереди проход шириной в сто метров и низкие кусты по его сторонам. Этот проход вел к группе пустых палаток, стоявших у подножия каменистого холма. Перед ним горели костры, дым от которых медленно поднимался над деревьями и растекался в медно-желтом небе. Этот ориентир для врага был виден за многие километры. Настоящий лагерь войск Кисо располагался справа от прикрытых колючками заграждений.

Сантаро работал вместе с солдатами. Пот стекал по его лицу, смачивая бороду. Его тело покрылось царапинами и пятнами грязи, но он был счастлив и бросался выполнять любые приказы Йоши.

Новый друг не переставал удивлять его. Сантаро поклялся Йоши в дружбе, когда тот спас его жизнь. Но за два месяца жизни в лагере советник не приобрел больше ни одного товарища. И все эти два месяца Йоши враждовал с Имаи и не искал путей к примирению. Ошибочный шаг, подумал Сантаро. Имаи если кому-то враг, то враг смертельно опасный, А сестра Имаи, Томое?.. Интересно, замечает ли Кисо перемены, происходящие с ней? Сантаро воевал рядом с Томое больше пяти лет и считал ее точно таким же воином-самураем, как Тедзука, Дзиро, Таро или Имаи. Ему теперь очень странно видеть ее в палатке Нами, одетой в шелковое кимоно, с причесанными волосами и пудрой на лице.

Сантаро руководил установкой бревна, помогая выравнивать его, когда заметил Кисо. Рядом с главнокомандующим шагал Имаи, а сзади них брел Юкийе, поддерживаемый молодым солдатом. Сантаро на миг показалось, что он читает мысли Кисо. Если капкан сработает, это будет считаться заслугой эмиссара Йоритомо, если нет, армия Кисо будет уничтожена и честолюбивым замыслам горца придет конец.

Сантаро оторвался от работы, выпрямился и с силой выдохнул воздух. Он вытер лоб грязной рукой и стал внимательно наблюдать за военачальниками, которые в это время со скучающим видом прохаживались по ложному лагерю. Он должен предупредить Йоши, чтобы тот вел себя осторожнее. Чем бы ни кончился бой, советник наживет себе двух смертельных врагов. Нет – трех: Юкийе тоже ненавидит Йоши. Оскорбления от Кисо он терпит, но никогда не простит чужаку, что тот напомнил Совету о его поражении у Суноматы. Юкийе был хитрее Кисо с Имаи и, в своем роде, не менее опасен.

Дзо-Сукенага ехал верхом на белом в черных яблоках жеребце. Его доспехи были украшены золотой чеканкой и зеленым тиснением по коже и прошнурованы яркими шнурами. Голову князя Этиго защищал позолоченный шлем с назатыльником и широко расставленными железными рогами, – за поясом два меча, за спиной колчан с полным набором стрел, сверкающих белым оперением. Седло также было позолочено и расписано зелеными фигурами драконов. Следом за князем скакал слуга, который вез красное знамя семьи Тайра и зеленое знамя самого Сукенаги с изображенной на нем верхней половиной его герба.

Сукенага беспощадно гнал имперских солдат от самого Киото. Он был уверен, что Кисо будет по-прежнему продвигаться на север в сторону Этиго, и собирался через пару дней вступить в бой с армией горцев примерно в восьмидесяти километрах от ее последнего известного ему лагеря. Однако новые сообщения разведчиков привели его в замешательство.

Кисо решил оставаться в Этидзене. Подкрепления из Этиго запаздывали, находясь сейчас в трех днях пути от вражеского стана.

Сукенага нахмурился. В этой ситуации более четырех тысяч воинов не успеют к началу сражения и не смогут участвовать в бою с Кисо. Впрочем, решил князь, его имперских войск вполне достаточно, чтобы разгромить банды горцев без дополнительной помощи.

Дзо-Сукенага был военным до мозга костей. Хотя в последнее время князь не участвовал в боях, он, как истинный профессионал, презирал дилетантов. Он уважал молодого нахала за маневры в северных провинциях, он слышал похвальные отзывы о его советнике Тадаморо-но-Йоши. Но все равно у этих удальцов не было времени превратить неотесанных крестьян в настоящих воинов.

И все же Сукенаге было не по себе, что Кисо действовал не так, как предполагалось. У Кисо горячий нрав. Если горец не побежал от имперских войск, он должен был повернуть им навстречу, чтобы перехватить инициативу. Что-то шло не так, как должно бы.

Князь Этиго расправил плечи и пришпорил коня. Незачем волноваться попусту. Он даст урок этим гордецам. Жаль только, что они умрут и не смогут извлечь из него пользы.

Отчасти причиной самоуверенности Сукенаги было то, что последние тридцать пять лет войска Тайра выигрывали почти все сражения со своими противниками Минамото. Прошлогоднее бегство Коремори и Санемори не идет в счет, ибо в этом случае молодого генерала подвела собственная глупость, а отнюдь не военный талант Йоритомо.

Дзо-Сукенага не наделает никаких глупостей: он профессионал.

– Князь Этиго! Князь Этиго! – прервал его размышления чей-то задыхающийся голос. – Наши разведчики заметили дым костров Кисо!

Между бровями Сукенаги появилась вертикальная морщина. Как странно, что человек, чьи военные способности так высоко ценят, беспечно выдает свое местонахождение. Все-таки он дилетант, решил князь.

Они, кажется, даже не выставили дозоров. Сукенага презрительно поморщился: о такого противника не хотелось марать сталь.

– Как далеко их лагерь? – спросил он.

– Примерно в часе пути отсюда. Они стоят на другом берегу Хино.

Сукенага поднял голову, придержав коня. Еще несколько часов продержится жара. Солнце жгуче сияло в безоблачном небе. Князь Этиго чувствовал, что пот струйками стекает у него по спине. Все тело чесалось. Он с удовольствием бы скинул доспехи и освежился, но нельзя подавать дурной пример бойцам. Лицо Сукенаги было абсолютно бесстрастным, когда он объявил:

– Мы не бросимся в бой сломя голову: мы не так безрассудны. Пусть разведчики полностью выяснят обстановку и доложат мне обо всем. Мы же пока остановимся, отдохнем, помолимся перед боем и атакуем врага в сумерках.

Глава 35

К полудню Йоши расставил войска для боя. Солдатам было приказано затаиться в своих укрытиях и не высовывать носа столько времени, сколько понадобится. Сцена была подготовлена. Теперь оставалось только ждать появления столичных актеров.

Этот день был тяжелым и сложным для эмиссара Иоритомо. Кисо нервничал. «Почему Сукенага не атакует нас?» – спросил он советника после того, как дозоры сообщили, что противник уже показался. И сам ответил себе: «Он разгадал наш замысел и сам готовит ловушку!»

– Нет! – отвечал Йоши. – Сукенага опытный солдат. Он поступает разумно. Если бы вы командовали его войсками, разве вы бросились бы форсировать реку в самое жаркое время дня… и к тому же, после трудного перехода? Нет! Он считает, что мы находимся в западне, прижатые к высоким отвесным скалам. Он понимает, что нам некуда деться. Сукенага дождется, пока солнце опустится, а его люди достаточно освежатся и отдохнут. Тогда он пойдет в атаку по всем правилам военного искусства.

– А если он поступит по-другому?

– Мы должны оставаться на своих местах. Имаи, всегда находившийся рядом с Кисо, сердито вмешался в разговор:

– А я думаю, мы должны переправиться через реку и застать солдат Сукенаги врасплох прежде, чем они наберутся сил. Зачем позволять им готовиться к бою? Ударим первыми. Способ посланника Йоритомо хорош только для трусов.

Йоши не мог позволить себе рассердиться. Предстоящий бой был первой возможностью оценить Кисо и его воинов. Кисо, несмотря на самодурство, все же прислушивается к разумным советам и, что еще ценнее, следует им. Горец не нравился Йоши как человек, но он признавал, что он отличный солдат. Если армия Кисо выиграет битву, Йоши даст о ее военачальнике отличный отзыв. В то же время вызывающий тон Имаи еще раз напомнил мастеру боя, что новый путь, который он избрал, труднее пути меча. Меч прост и прям. С клинком в руке Йоши не приходилось думать, он действовал. Нынешний путь тернист и тяжел. Йоши зачастую ощущал, что у него не хватает силы следовать по нему. Доколе он сможет еще сносить оскорбления? Наверное, до того момента, пока гордость его не взбунтуется и не опрокинет принципы. Гордость диктует: возьми клинок, убей Имаи, убей Кисо! Он может это сделать. Но потом ему придется сражаться с Тедзукой, затем с Дзиро, дальше с Таро, и кровопролитие кончится лишь тогда, когда он и Нами заплатят жизнями за глупую горячность. А поручение императора не будет выполнено.

Йоши проглотил горький ком и ответил:

– Имаи, ваше нетерпение ведет вас к преисподнюю Эмме-О. Применять расчет не значит быть трусом. Лобовой удар не всегда самый лучший, гибкость подчас важнее силы. Вы испытываете мое терпение, но я стараюсь не замечать этого.

– Не смей меня учить, ты, тайровский ублюдок! – рявкнул Имаи. – Найди себе меч, или я зарублю тебя на месте, все равно, вооружен ты или нет!..

Кисо удержал молочного брата.

– Когда настанет время сводить счеты, я сам сделаю это, – увещевающе проговорил он и добавил уже официально: – Мы выработали план сражения на Совете. Давайте сосредоточимся на нем!

Солнце быстро опускалось. Близился час собаки. Самая жаркая часть дня кончилась. Легкий ветерок шевелил ветки сосен, за которыми укрывалась армия Дзо-Сукенаги. Лягушки затянули свои песни по берегам Зино низкими грудными голосами.

Река Хино была похожа на полосу блестящей ткани примерно двадцати метров шириной. В ее покрытой рябью воде отражались редкие силуэты деревьев. Запах вражеских костров доносился с противоположного берега до замершей в ожидании сигнала армии. Дзо-Сукенага тронул коня и выехал на открытое место в сопровождении знаменосца и трех командиров. Поднявшись на стременах, он произнес слова официального вызова:

– Я, Этидзен-но-Самми Дзо-Сукенага, князь Эти-го, ханван имперских армий Тайра Мунемори, верен делу рода Тайра и императору Антоку и потому вызываю любого, кто слышит мой голос, – поодиночке или всех вместе. Есть ли среди вас самурай достаточно храбрый, чтобы сразиться с моим лучшим бойцом?

Сукенага опустился в седло и подал знак одному из офицеров выпустить церемониальную жужжащую стрелу, формально открывавшую бой.

Среди палаток, жавшихся к подножию скалы, кто-то задвигался, показались пять самураев в доспехах.

Солнце, бьющее в глаза, мешало князю видеть вражеский лагерь. Это неудобство беспокоило его. Лагерь был подозрительно тих – ни суеты, ни криков, ни топота солдат. Вместо всего этого Сукенага различал только силуэты палаток, развевающиеся знамена и приближающихся к берегу пятерых самураев. Главный из врагов громовым голосом прокричал:

– Имаи-но-Широ Канехира мое имя. Я молочный брат Кисо Йошинаки, дьявола среди воинов. Все провинции империи знают мое имя и боятся его, поэтому высылайте своего лучшего бойца, если осмелитесь.

С этими словами он выпустил боевую стрелу, целясь в знаменосца Сукенаги. Она, свистя, перелетела через водную гладь и прошла совсем близко от цели.

– Нужен доброволец! – крикнул Сукенага.

И тут же три офицера, толкнув пятками лошадей, подъехали к нему.

Сукенага выбрал одного из них, молодого – не старше девятнадцати лет, с гладкой кожей и ясными глазами. Назначенный единоборец пришпорил коня и въехал в реку. Конь и всадник сразу же оказались по шею в холодной воде, но быстро выплыли и поднялись на противоположный берег. Командир гибким движением прыгнул с коня, поднял меч и двинулся к Имаи.

Тот положил лук на землю, выхватил из ножен свой клинок и выслушал вызов молодого противника.

– Я Икава-но-Токохаши, сын князя области Ига, офицер в войске императора. Хотя мне всего лишь девятнадцать лет, я сражался с узурпаторами Минамото и наносил им поражения в трех походах.

Имаи прыгнул вперед, орудуя мечом с такой скоростью, что мерцающая сталь образовала вокруг него размытую алую завесу. Свет гаснущего солнца отскакивал от его клинка. Имаи был напорист и решителен, но бой складывался далеко не с его односторонним преимуществом. Токохаши помогала молодость, его оборона чуть ли не превосходила атаку Имаи. И первым пролил кровь врага самурай Сукенаги.

Имаи, не веря своим глазам, смотрел на кровь, красное пятно, расплывавшееся у края его наплечной пластины. Замешательство длилось сотую долю секунду, потом соратник Кисо пришел в бешенство и стал яростно наседать на противника. Его атака была слишком мощной и непрерывной, чтобы ей можно было противостоять. Токохаши не сумел защититься от удара «водяное колесо», и первая схватка Этидзенской битвы закончилась: молодой офицер покатился по земле, держась за разрубленный живот.

Имаи одним прыжком оказался возле врага, схватил его за волосы и перерезал ему горло. Брызнувшая фонтаном кровь залила лицо и доспехи Имаи так, что они обагрились.

С момента начала поединка прошло меньше двух минут.

Сердце Дзо-Сукенаги сжалось: Токохаши был одним из его любимцев. Его смерть была дурным предзнаменованием. Но сожалеть было некогда. Князь поднял меч и опустил его, подавая сигнал к общей атаке.

Конники Сукенаги выдвинулись из-за сосен, бешеным галопом промчались к воде и по сорок всадников в ряд съехали в реку. Пришпоривая коней, они стремились навстречу солнцу, наклоняясь в седлах и скашивая глаза, чтобы разглядеть врага. Лошади стали спотыкаться на коварных выступах каменистого русла. Они скользили и падали, бесцеремонно сбрасывая седоков, поднимали со дна грязь и мутили воду. Река была довольно мелкой, так что большинство упавших самураев встали на ноги и, шатаясь, двинулись за теми, кто скакал впереди.

Мокрые лошади бродили по северо-восточному берегу, а их незадачливые седоки в это время вытряхивали воду из доспехов и оглядывались по сторонам, ища противника. Солдаты Сукенаги были дисциплинированны. Форсировав поток, они быстро построились в ряды и беспечно поскакали к видневшимся вдали лагерным кострам. За первой группой нападения следовали другие. Отряды кавалерии мешались в воде, сталкиваясь друг с другом. В шуме и толчее очень немногие из нападавших заметили, как из-за колючих кустов бесшумно поднялись лучники.

Воздух наполнился гудением стрел, несущихся навстречу атакующей массе. В несколько секунд авангард армии Сукенаги был уничтожен, а в это время все новые волны всадников перекатывались через мелкую реку. Смертоносный дождь из стрел не прекращался, тени за кустами снова и снова натягивали луки.

В сумерках ханван Дзо-Сукенага первым добрался до вражеского лагеря. Его конь ступал по телам имперских солдат. Только тут полководец, словно громом оглушенный, осознал весь размах устроенной ему ловушки, ощутил всю горечь позорного поражения. Отсюда для него не было возврата.

Дзо-Сукенага был смелым человеком. Он много лет провел рядом со смертью и не боялся ее. Но опала! Позор! Ему были доверены жизни тысяч людей, а он не уберег их. Его перехитрили, бой был проигран.

Слезы покатились по щекам старого воина. Он сожалел не о себе. Он сокрушался о немилости, которую навлек на свою семью. Его черно-белый жеребец ступал по пустому лагерю, широкой грудью опрокидывая шатры, валя на землю знамена. За его спиной по всей четырехсотметровой полосе шла бойня, какой не устраивали ни одной армии многие годы. Лошади пронзительно ржали и падали. Умирающие солдаты выли и хрипели, раненые ползли к зарослям, пытаясь укрыться от туч безжалостных стрел.

Несколько cot имперских воинов штурмом взяли колючие стены и схватились с врагами лицом к лицу, Сталь звенела, ударяясь о сталь. Сталь прорезала скрипящую кожу. Сталь бесшумно входила в тело. В такой тесноте трудно было отличить своего от чужого, но бойцы Кисо получили приказ убивать всех, у кого доспехи мокры от воды Хино.

Дзо-Сукенага пришпорил коня и помчался на звуки схватки. По крайней мере, он может умереть, сражаясь рядом с теми, кого не сберег. Он подмял конем одного лучника, перерезал глотку другому. Но случилось непредвиденное – его конь оступился в яму. Треск ломающейся кости и пронзительный визг животного отдавались в ушах Сукенаги, когда он, перелетев через голову жеребца, покатился по земле. Сукенага с трудом поднялся на ноги и, гневно оглядываясь по сторонам, закричал:

– Покажитесь! Сразитесь со мной лицом к лицу! Стрела пробила чешуйчатую рубаху его доспехов и глубоко вонзилась в бедро. Сукенага упал на бок и, одной рукой вытаскивая из раны скользкое от крови древко, а другой размахивая в воздухе, уже со стоном продолжал кричать:

– Покажитесь, негодяи! Покажитесь!

Лошадь, мчавшаяся мимо, с тревожным ржанием встала на дыбы и повернулась на задних ногах. Кто-то склонился к нему с седла. Сильная рука подхватила раненого военачальника и перебросила через луку седла. Это был один из молодых офицеров, вызывавшихся начать бой. Он вдавил пятки коню в бока и поскакал вместе с Сукенагой к затененной стене скалистого обрыва.

Темнота быстро заливала поле боя. Отдельные кучки солдат Сукенаги сражались против почти невидимого врага. Один за другим они умирали, захлебываясь в крови, под стрелами, мечами и нагинатами воинов Кисо. Когда молодой офицер осадил коня у скалы и спрыгнул с него, вокруг стояла уже непроглядная тьма. Он бережно стащил Сукенагу с седла и уложил на землю.

– Все погибло! Погибло! – простонал князь.

– Они не получили пока вашей головы! – сказал молодой храбрец, – Позвольте же нам лишить их хотя бы этой последней радости.

– Да! Ты прав! – сказал Сукенага, – Пожалуйста, помоги мне в этом.

Не обращая внимания на кровь, которая струей хлынула из раны, он встал на колени и оголил грудь и живот.

– Возьми мою голову. Спрячь ее. Я надеюсь на тебя! – твердо сказал побежденный военачальник.

Молодой помощник расстелил на коленях Сукенаги широкий платок. Когда все будет кончено, нужно только сложить края ткани и унести голову воина от рыщущих повсюду врагов. Кисо не получит этого трофея!

Сукенага прижал ко лбу лезвие своего короткого меча и произнес стихотворное прощание с жизнью:

На губах его заиграла слабая улыбка. Этой танки никто не узнает, но Сукенага был доволен игрой слов. «Увидеть солнце» можно понять и так: «увидеть сына»[1]. Как верно получилось! Он больше никогда не увидит сына… и жену тоже, и трех своих дочерей! Улыбка исчезла. На глазах Сукенаги выступили слезы. Но судьба велит ему умереть здесь, вдали от дома, и он покорится ей.

Больше нельзя медлить. Враг приближается. Ему пора уходить в Западный рай. Сукенага быстро прошептал: «Наму Амида Буду!» – затем с силой вонзил меч себе в левый бок, тут же повернул его и повел вправо, вспарывая живот.

Кровь едва успела показаться из разреза, когда клинок молодого офицера описал полукруг и голова Дзо-Сукенаги зарылась в складки платка, лежащего у него на коленях.

Глава 36

К полуночи от армии Сукенаги осталось лишь несколько горсточек храбрецов, которые сражались, зная, что не могут победить. Меньше полутысячи имперских воинов вырвались с поля боя, переплыли Хино и бежали на юго-восток. Вскоре после полуночи битва закончилась: последний солдат Тайра упал мертвым в лужу собственной крови.

Несмотря на все старания, воины Кисо не смогли найти голову Дзо-Сукенаги, но эта неудача мало что значила по сравнению с победой, одержанной над князем Этиго. Он приказал прекратить поиски.

По настоянию советника от Йоритомо вокруг лагеря победителей были выставлены часовые. Все остальные бойцы праздновали победу, напиваясь до бесчувствия.

Лишь двое из тех, кто входил в военный совет армии-победительницы, не пировали сегодня: Йоши, думавший о бесчеловечности устроенной сегодня с его помощью резни, и Кисо, у которого были свои планы.

«Четыре царя» веселились вовсю, особенно шумели и буйствовали Дзиро и Таро, колотя друг друга по спине и валясь от хохота на землю. Имаи и Тедзука опустошали бутыль за бутылью, громко похваляясь своими подвигами. Томое, пьяно смеясь, повторяла:

– Вы видели, как мой меч пробил доспехи их командира? Видели, какое у него было лицо? Нет бойца лучше Кисо и нет воинов лучше его четырех царей, кроме Томое, которая сражается как пантера и превосходит их всех!

– Я видел все! – крикнул Дзиро. – Его глаза чуть не вывалились из, глазниц, когда он понял, что ты женщина!

– Верно, черт возьми! Может быть, в подземном царстве он научится больше уважать дам!

Кисо делал вид, что пьет и смеется вместе со всеми. Никто не замечал, что он с начала праздника держит в руке одну и ту же бутыль, не наполняя ее. Горец внимательно следил за Йоши, который сидел с закрытыми глазами на границе ночной тьмы и света, идущего от костра.

– Идите сюда, советник! – крикнул Кисо пьяным голосом. – Садитесь с нами! Это и ваша победа!

Веки Йоши были по-прежнему опущены. На его широких скулах отражались вспышки огня, и эти блики делали его похожим на погруженного в размышления Будду, Едва шевеля губами, он ответил:

– Мы выполнили свой долг. Я не жалею об этом, но и не радуюсь. Почти четыре тысячи достойных людей умерли сегодня. Я молюсь, чтобы их души попали в Западный рай.

– Вы портите нам весь праздник, советник! Вот что…

Кисо взмахнул бутылью, делая вид, что пьян.

– Вы настояли на том, чтобы мы выставили посты! Вам с ними и возиться. Назначаю вас до утра начальником караула.

Кисо фамильярно подмигнул Йоши:

– Может быть, вы и правы. Я помню, однажды мои часовые оплошали и вы причинили нам маленькую неприятность! Верно?

Кисо хрипло рассмеялся, исподволь наблюдая за Йоши.

Советник медленно поднял глаза.

– Да. Этот праздник не доставляет мне удовольствия. Я возьму на себя проверку караулов.

Кисо мрачно улыбнулся.

– Будьте спокойны, друзья! – выкрикнул он. – Генерал Йоши позаботится о вашей безопасности!

Компания одобрительно зашумела.

Йоши медленно поднялся на ноги и обошел вокруг костра. Отыскав Сантаро, он хлопнул его по спине, поздравил с геройскими подвигами и, выпив чашку сакэ, исчез в темноте. Кисо поставил на землю бутыль и незаметно удалился от костра в противоположную сторону.

Глава 37

Для Нами день перед битвой прошел трудно. Мужчины вторые сутки занимались устройством засады. Во второй половине дня Нами, прогуливаясь, встретила Йоши, но он, погруженный в свои заботы, даже не узнал ее. Она видела и Томое, – воительница с неприступным видом шла по лагерю, задумчиво сдвинув черные брови. Нами хотела окликнуть ее, но закусила губу и промолчала. Она позавидовала Томое, которую мужчины принимали как равную, и пожалела, что не умеет обращаться с оружием.

Нами вернулась к себе, в одну из больших палаток для лиц высокого ранга, которую они занимали вместе с Йоши. Палатка делилась ширмами на два просторных отделения, так что Нами при желании могла здесь уединиться так же надежно, как при дворе. Пол жилища устилали пышные соломенные циновки, хотя при такой сухой и жаркой погоде в них почти не было надобности. Футон свой Нами обычно раскладывала у входа: сквозняки освежали ее.

Солнце клонилось к закату, и внутри палатки стало почти темно. Нами прилегла. Что-то словно давило ей на левый глаз, обычно так бывало с ней перед сильными приступами головной боли. Из-за царящей в природе жары и духоты от полотна палатки шел сильный запах пыли. Он мешался с чадом горящего масла, и эта смесь вызывала у Нами легкую тошноту.

Почему не идет Йоши? Она почти не видела его в последние дни. Очередной военный совет? Ох уж эти советы! Он так увлечен ими, что не помнит о своей возлюбленной.

Головная боль, запахи, шум напряженной работы, доносившийся снаружи, наводили тоску. Нами вспомнила дядюшку Фумио, раздутое лицо старика, скалящееся с высоты древка, прислоненного к воротам усадьбы, – ужасное зрелище! Слезы невольно полились из ее глаз.

Нами утерла лицо рукавом. Шелк приятно холодил кожу. Молодая женщина забеспокоилась, нет ли у нее жара, и тут же прикрикнула на себя: «Прекрати вести себя как дура! Это скука, одиночество – ничего больше!»

И все-таки она чувствовала какое-то странное томление, приближение неведомой неотвратимой беды. Словно все силы подземного мира ополчились против нее. Нами задрожала.

Разве Йоши намеренно избегал ее? Нет. Она знала, что он исполнял свой долг и что обязанности советника были для него нелегки. Она завидовала его целеустремленности. Йоши всегда умел собираться, полностью сосредоточиваться на чем-то одном. Но женщину огорчало, что зачастую это делалось за ее счет, «Если будущее сражение пройдет хорошо и все окончится благополучно, я не позволю ему больше забыть обо мне, – пообещала себе Нами. – Я буду любить его, пока он не запросит пощады. Мы поженимся, и после этого он будет со мной всегда».

Веки Нами словно отяжелели. Ей казалось, что стенки палатки кружатся. Удары топоров по дереву, крики и ругань солдат, ржание лошадей, звон оружия и упряжи, суетливый топот готовящихся к бою воинов слились в один неясный гул, и Нами заснула.

Примерно в это время Дзо-Сукенага пошел в атаку.

Из тьмы Кисо внимательно оглядел своих военачальников, праздновавших победу в пляшущем свете костра. Убедившись, что никто не заметил его отсутствия, он повернулся и торопливо зашагал к палаточному городку. Молодой часовой – подросток, не старше пятнадцати лет, – окликнул его, но, узнав командующего, покраснел и стал испуганно извиняться.

– Ты хорошо поступил, – похвалил Кисо. – Не теряй бдительности, громко окликай каждого, кто идет мимо. Завтра я награжу тебя. А пока оставайся на посту и забудь, что видел меня.

– Слушаюсь, генерал Кисо!

Молодой человек дрожал от желания выглядеть как можно лучше перед своим полководцем.

Кисо продолжил путь. Городок был освещен плохо. В нем царила тишина: большинство женщин и слуг присоединилось к веселящимся воинам. Время было позднее, но праздник только набирал силу.

Кисо заглянул в несколько пустых палаток, прежде чем обнаружил нужную ему. Он остановился у входа и прислушался. Вдали прорезали ночной воздух пьяные крики. Ближе звучали шумы дикой природы: стрекотание насекомых, зловещее уханье совы, тревожный крик обезьяны в скалах. Легкий ветерок все усиливался и уже шелестел в кронах криптомерии. Больше ничего не было слышно. И все-таки Кисо держал руку на рукояти меча, когда осторожно откидывал полог.

Масло в лампе выгорело. Кисо пришлось подождать, пока его глаза привыкнут к темноте. Наконец в ночной мгле у самого входа стали проступать очертания спящей фигуры. Даже если бы Кисо не мог ничего видеть, он бы понял, что нашел то, что искал: приятный легкий аромат духов окружал ложе, словно прозрачная завеса, которую можно потрогать руками.

Кисо почувствовал необычайное возбуждение и застонал от резкой боли в паху. Он так долго ждал этой минуты. Мужчина отстегнул мечи, развязал пояс оби, быстро сбросил доспехи и сложил их у входа в палатку. Теперь на нем оставались только нижняя свободная рубаха и черные шелковые хакама.

Женщина не шевелилась. Кисо прислушался к ее дыханию и ощутил, как его собственное дыхание, тяжелое и прерывистое, подстраивается под ритм ее вдохов и выдохов. Его сердце билось так, словно пыталось проломить ребра, руки тряслись.

Кисо нетерпеливо развязал хакама и рывком скинул их, приближаясь к футону. Его «мужское острие», твердое и горячее, вздрагивало с каждым ударом его сердца. Кисо опустился на колени, потом осторожно прилег рядом с теплым податливым телом и прижался к нему.

Нами долгие часы металась в лихорадочном полусне. Она смутно слышала вдалеке шум начавшейся битвы. Временами ей казалось, что это сон, временами она вспоминала, что сражение идет наяву, что именно сейчас люди умирают на поле брани, и ее душа сжималась от сострадания и страха.

Потом отголоски битвы превратились в звуки праздника – крики, песни. Нами заворочалась в постели, подумав о Йоши. Он обещал ей, что не будет сражаться и что, если боги даруют армии горцев победу, придет к ней, как только сможет. Она чувствовала во всем теле дремотную тяжесть, хотела встать, посмотреть, что происходит, но не смогла.

Где-то после полуночи она вновь крепко заснула.

Когда Нами очнулась, ее лихорадило. Злой дух, околдовавший ее, когда она укладывалась, наслал на нее болезнь. «Йоши», – пробормотала она. Почувствовав спиной его мускулистое тело, женщина подумала, что это опять сон. Но сильная мужская рука обняла ее за талию, раздвигая шелковые одежды. Жесткая от мозолей ладонь легла на бедро женщины, коснулась чувствительных складок. Нами вздрогнула, еле слышно застонала от наслаждения и протянула руку назад, чтобы помочь ему.

Тонкие пальцы женщины отыскали «мужское острие», ласково сжали его и нежно подвели к укромной ложбине.

«Йоши» меж тем нетерпеливо вздыхал, пытаясь одной рукой откинуть легкую ткань сорочки, мешающую любовной игре. Нами и тут помогла ему. Другая рука мужчины, вынырнув из-под слегка расставленных, подрагивающих бедер, скользнула выше и, обхватив грудь женщины, больно сдавила ее. Нами ощутила жаркое прикосновение «острия» и проснулась окончательно. В ноздри ей ударил удушливый запах пота и крови.

Молодая женщина почувствовала неладное. Кисть руки, больно мявшая ей грудь, была непривычно узка и костлява. Йоши вел себя как-то странно.

Нами беззвучно вскрикнула – и тут же рука, помогавшая ей совлечь одежды, грубо зажала ей рот.

Это не Йоши!

Амида Будда! Помоги верующей в тебя! Нами пыталась закричать, но рот ее был крепко зажат, и воздух с тихим свистом вышел через нос. Она чувствовала резкий запах крепкого сакэ и непривычный едкий запах мужского пота, возбуждающий и вызывающий отвращение.

Она стала бороться, извиваться, пыталась укусить руку, сдавившую ей рот, старалась ускользнуть от пальцев, которые настойчиво мяли, тискали, поглаживали, щипали ее тело. Против своей воли она чувствовала, что начинает возбуждаться сама.

Дьявол, не позволявший ей шевельнуться, задвигался быстрее, его запах усилился. Рука, лежавшая на ее губах, разжалась, и Нами закричала. Она кричала снова и снова, хотя знала, что это бесполезно, что шум праздника победителей заглушает ее голос. Она попыталась ударить это чудовище, но насильник крепко прижал ее руки к бокам.

Потом она почувствовала жаркий порыв его похоти и безвольно уступила, с отвращением и ужасом. Она лежала, покоряясь его желаниям, обесчещенная, искалеченная, оскверненная до самых глубин существа. Лихорадка и оцепенение, погрузившее ее в сон во время сражения, прошли, к сердцу подкатила волна жгучей ненависти. Кто бы с ней сейчас ни был, он заплатит за муку и унижение!

Мужчина отодвинулся. Нами услышала, как он шуршит одеждой у нее за спиной. Темнота в палатке была непроглядной. Нами с трудом приподнялась на локтях, пытаясь разглядеть насильника, но при всем старании могла различить только смутную тень.

Потом занавеска, прикрывавшая вход, отодвинулась, и в свете далеких костров она увидела его профиль – большеносое, скуластое лицо.

– Кисо! – прошептала Нами, скрипнув зубами. – Вы скот! Вы поплатитесь за это!

Кисо уже не было. Темнота опять сомкнулась вокруг Нами, она опустилась на циновку и незаметно для себя заплакала, как ребенок.

Что она могла сделать? Что?

Глава 38

Наутро на месте ночного веселья еще ползало несколько самураев, не желавших расставаться с праздником. В воздухе стоял резкий запах тлеющих мокрых дров: проливной дождь загасил большинство костров. Ливень был слишком коротким, чтобы спасти пересохшие поля, но над лагерем вновь клубились тяжелые тучи.

Поле боя было усыпано трупами людей и животных. С большинства тел было уже снято все ценное: мечи, доспехи, луки и личные вещи. Женщины, дети и старики, следовавшие с обозом, собирали добычу с мертвецов во время праздника.

Йоши проследил за сменой караула и ушел в свою палатку.

Ему показалось, что из-за ширмы, скрывавшей Нами, слышится плач, но, когда он заглянул туда, Нами лежала, накрывшись своим футоном, и не двигалась.

Нами явно крепко спала. Йоши пожал плечами, решив, что рыдание ему почудилось или Нами всхлипнула во сне.

Йоши с неизъяснимым наслаждением развязал шнуры, которые закрепляли правую пластину его чешуйчатых доспехов и швырнул ее на пол. За ней последовали наплечные пластины, главный панцирь Йорои, облегавший всю левую половину его торса и наколенники.

Опустившись на футон, Йоши через голову, не расшнуровывая, стянул защитную рубаху и отправил ее в образовавшуюся груду.

Чистка, починка, укладка – потом, все потом…

Закрывая глаза, он подумал, что мало проводит времени с Нами, слишком мало… завтра он извинится перед ней… завтра?., или сегодня?., наверно, уже сегодня…

Ему показалось, что он не спал и минуты. Однако по царившей в палатке знойной духоте он понял, что уже миновал полдень. Он услышал стуки и грохоты за тонкой стенкой и догадался, что, пока он спал, Кисо велел сворачивать лагерь. Что ж… По-своему он прав. Солдаты империи сразились с горцами и проиграли бой. Теперь император и его семья отданы на милость Кисо.

Йоши вытащил затычку из бамбуковой баклаги, набрал пригоршню воды и швырнул себе в лицо, чтобы прогнать сонливость.

Пора вставать. У него много дел сегодня. Ему надо проследить за снятием палаток, разобраться с трофеями, задать… Но!.. Но прежде всего ему надо поговорить с Нами. Поговорить и… упросить ее потерпеть без него еще денек.

Половина палатки Нами была пуста. Футон свернут. Йоши нахмурился. Куда могла подеваться женщина в боевом лагере, который вот-вот снимется с места? Он забеспокоился, но быстро подавил тревогу: Нами, должно быть, у Томое, и ему не о чем волноваться. И все-таки походная жизнь очень переменила Нами. Его любимая, конечно, всегда была своевольной и независимой женщиной, но при всем при том в прежние годы она ни за что бы не вышла из дому одна.

Йоши в последние месяцы много раз обдумывал свалившуюся на него проблему. С одной стороны, он верил в непогрешимость старинных устоев: женщина должна сидеть дома и вести хозяйство. С другой, он сам позволил Нами отправиться с ним в дорогу на коне, под видом слуги, и проделать без соблюдения кодекса приличий путь из Киото в Камакуру, а оттуда в горы Шинано. Оттого что Нами опять одевается как положено женщине, может ли он требовать, чтобы она опять пряталась за ширмой и вела себя так, словно ничего не переменилось.

Мир становится на голову. Йоши вздохнул. Похоже, действительно наступают последние дни закона, как уверяют предсказатели.

И все же он любит Нами. Любит такую, какая она есть, и никогда не заставит ее отречься от самое себя. Да и что здесь дурного? Нами соскучилась в одиночестве и пошла повидаться с Томое. При все своем, даже внешнем, несходстве, эти женщины стали близкими подругами, И Томое дружба явно пошла на пользу. Йоши беспокоит другое. Ему кажется, Нами несколько огрубела, общаясь с Томое. Нет, что ни говорите, замашки бойца в юбке не подходят для его любимой.

Ну, хватит об этом! Йоши еще успеет повидаться с Нами до переноса лагеря.

Под действием жары трупы, валяющиеся в поле, уже начали разлагаться. Облака, клубившиеся в вышине, опустились ниже, и под их плотным, прижимающимся к земле слоем запах падали стал совершенно невыносим. Он проникал даже в офицерские палатки, и советник недовольно сморщил нос. Что ж, пора приниматься за дело.

Лагерь был перенесен примерно на восемь километров севернее, в поросшую густой травой долину. Посланные в разведку дозоры сообщили, что сын Дзо Сукенаги увел свою армию обратно в Этиго. На пути войск Кисо к столице можно больше не ожидать организованного сопротивления, поэтому военачальник из Шинано решил сделать временную остановку в своем походе по северным провинциям. На вечернем совете он был, казалось, в особенно хорошем настроении.

Победа была достаточной причиной для ликования полководца. Он сиял таким самодовольством, что даже согласился с Сантаро, который потребовал отметить заслуги эмиссара Йоритомо. Обычно Кисо раздражался, когда в его присутствии начинали воздавать кому-то почести за достижения, которые он приписывал себе. Но на этот раз его настроение не испортилось. Наоборот, он в присутствии всего состава совета поблагодарил Йоши за службу, хотя и странным тоном – снисходительным и высокомерным.

Йоши стало не по себе. Он всегда не склонен был доверять Кисо, и меньше всего сейчас, когда он вдруг сделался дружелюбен.

– Советник не очень хорошо владеет мечом, – сказал Кисо с легкой иронией, придававшей его словам двойной смысл, – но его умение предвидеть события показывает, что он мудрый человек и знает, когда нужно избегать боя.

Имаи проворчал:

– Замысел Йоши удался только потому, что наши воины лучше владеют оружием, чем воины Тайра. Мой план принес бы нам ту же победу, но с большей славой и честью.

! – Конечно, конечно, – самым мягким тоном согласился Кисо, – но нам нужно отдать должное нашему советнику. Его тактика позволила ему управлять войсками, не рискуя собой. Так воюют благоразумные и осмотрительные люди. Разве я не прав, дядюшка Юкийе?

Лицо Йоши было высечено словно из одного куска полированного мрамора: он холодно смотрел на полководца холодным немигающим взглядом. Юкийе хуже владел собой: толстые плечи дядюшки Кисо вздрогнули, и он сердито надулся. Солдаты Юкийе были единственным отрядом, который не устоял на своих позициях в этом бою. Злые языки поговаривали, что они отступили вслед за командиром, подрумянивая щеки.

– Однажды ты зайдешь слишком далеко, племянник, – сердито ответил Юкийе, шепелявя от волнения.

– Боюсь, что никогда, дорогой дядюшка! – с лукавой насмешкой произнес Кисо, затем, словно устав играть непривычную роль, стал серьезным:

– Вокруг лагеря достаточно пастбищ, чтобы прокормить наших коней. Здесь есть озерцо, и воды в нем тоже достаточно, несмотря на летнюю засуху. Крестьянских хозяйств тут немного, но хватит на то, чтобы обеспечить войска продовольствием в течение нескольких месяцев. Мы неплохо повоевали и теперь заслужили отдых. Я решил так: мы остаемся здесь на зимовку. Все это время мы будем набирать людей из соседних провинций и обучать воинскому делу, чтобы сделать их достойными нашей славы.

– Вы должны сообщить князю Камакуры о вашем решении, – напомнил Йоши.

Кисо ответил с необычным для него коротким смешком:

– Да, разумеется. Позаботьтесь об отправке такого письма.

Этой ночью Йоши подготовил два послания. Одно предназначалось князю Йоритомо и содержало описание битвы горцев с войсками Сукенаги. Концовка письма предостерегала: армия Кисо растет, победа над Сукенагой делает его власть очень прочной.

Гонец, который повез это письмо, получил и второе, которое он должен доставить императору. Письмо помещалось в той же шкатулке с секретом. Йоши предупредил курьера, что он может лишиться жизни, если это письмо исчезнет, и, наоборот, разбогатеть, если оно благополучно дойдет до адресата.

Письмо содержало развернутые характеристики Йоритомо и Кисо, но заключение его было кратким:

«Йоритомо доверяйте, Кисо умело используйте».

Крестьяне Этидзена многие месяцы молили богов о дожде, и боги ответили целым потопом. Температура понизилась на двадцать градусов, небо, даже днем, было черным от туч и разрывалось зигзагами молний. Долина превратилась в болото, во многих местах стояли лужи глубиной по колено. Солдаты забились в палатки, их обучение на время прекратилось, и каждая палатка казалась островком в мутном море грязи.

Йоши обнаружил, что Нами по непонятным причинам избегает его. Он надеялся, что возлюбленная радостно примет его теперь, когда он свободен от дел и может посвятить себя ей. Вместо этого она отдалилась от него: сжималась от его прикосновений и не хотела разговаривать с ним.

Йоши решил, что эти странности в поведении Нами связаны с приближением ее циклов. Уже не в первый раз он отказывался понимать ее поступки, когда ее мучил овладевавший ею на это время злой дух. Но все-таки трудно жить в палатке с любимой женщиной, не зная, как держать себя с ней, когда она не хочет с тобой говорить, не отвечает на твои ласки…

Теперь у Йоши появилось время обдумать их будущее. Он решил официально оформить их брак. Нами не раз давала ему понять, что чувствует себя неудобно из-за двусмысленности своего положения, и Йоши был уверен, что это предложение излечит ее от тоски.

Дождь непрерывно стучал по крыше палатки. Со дня Этидзенской битвы прошла неделя, и уже третий день подряд на лагерь Кисо обрушивался ливень. Он сопровождался ураганными ветрами, вырывавшими с корнем вековые деревья. Даже в защищенную от ветров долину, где располагался полевой городок, проникали обрывки этих тайфунов, раздувая и опрокидывая плохо укрепленные палатки.

В этот день Йоши возился со входным полотнищем своего жилища, дублируя его шнуровку. Нами отрешенно сидела напротив входа и смотрела на дождь. Когда полог опустился, она даже не шевельнулась и продолжала смотреть на ту же точку. Йоши попытался пошутить. Нами не отозвалась на шутку, но медленно повернула голову и внимательно посмотрела на него. Ее глаза были тусклыми, взгляд затуманивали слезы.

Йоши впервые подумал, что любимая серьезно больна и что ему вскоре, может быть, придется звать лекарей и священников.

– Тебе что-нибудь нужно? – участливо спросил он.

– Нет, – с усилием ответила Нами.

– Я посижу с тобой?

– Посиди, если хочешь.

Разговор оборвался. Йоши понял – Нами трудно отвечать даже на простые вопросы. Он почтительно поклонился любимой и сказал:

– Мне кажется, тебе лучше побыть одной! Я уйду, но буду рядом, за ширмой. Если понадоблюсь – позови.

Нами приоткрыла рот, неуверенно шевельнула рукой, словно желая удержать Йоши, потом тихо проговорила: «Нет, нет, не волнуйся…» – отвернулась и вновь стала смотреть на занавешенный вход.

Как легко бы объяснилось поведение Нами, если бы она призналась, что разлюбила его! Но… почему? Он не сделал ей ничего плохого. Йоши пожал плечами. Главное, что он любит ее. А все, что бы ее ни тревожило, – пройдет.

Йоши вынул чернильный камень, плеснул в его выемку немного воды из чернильницы-суми и добавил туда немного туши. Потом он разбавил получившуюся смесь до нужной густоты и остался удовлетворен качеством полученных таким образом чернил. Он развернул лист дорогой китайской бумаги, окунул кисть в раствор и четкими уверенными движениями начертал:

Смысл танки был ясен, почерк изящный и разборчивый, завитков-украшений ровно столько, сколько надо. «Завтрашнее солнце» – «завтрашний сын». Да, у них будут прекрасные дети, их ждет замечательная, полная радости жизнь. Йоши улыбнулся в первый раз за много дней, подумав о том, как счастлива будет Нами.

Он аккуратно свернул бумагу, перевязал ее яркой лентой, потом прошел за ширму и протянул послание возлюбленной.

Нами сразу же поняла, что означает этот свиток. Тщательно скрываемые слезы едва не прорвались наружу. Усилием воли женщина сдержалась, приняла послание и поднесла его ко лбу.

– Спасибо, милый Йоши! – тихо проговорила она.

– Незачем отвечать немедленно, дорогая. Я знаю, ты нездорова. Думай столько времени, сколько понадобится. Я не тороплю.

Нами прикрыла глаза и благодарно поклонилась.

Йоши, обогнув ширму, вернулся на свою половину.

Как только он ушел, слезы хлынули из глаз Нами. Почему? Почему он пришел именно сейчас? Слишком поздно. Поздно!

Время после той черной ночи тянулось для Нами мучительно. Два чувства владели молодой женщиной: ненависть к насильнику и отвращение к себе. Горе Нами усугублялось еще и тем, что обо всем случившемся невозможно было ни с кем поговорить. В своей печали она побрела тогда к Томое, потому что была не в силах встретиться с Йоши. Но даже у подруги Нами не нашла покоя. Томое порывалась помочь ей. Возможно, она даже догадывалась, что произошло, но Нами так и не смогла заставить себя сказать ей правду. Поведение Томое невозможно было предсказать. Она была ревнивой и вспыльчивой. Неизвестно, на кого мог обратиться ее гнев. Молодая женщина побоялась подвергать такому испытанию дружбу.

– Теперь она в ужасном положении. И нет ответа на вопрос – как быть. Некому довериться, Если она расскажет все Йоши, он нарушит свой обет и сразится с Кисо – в этом Нами уверена. Он убьет негодяя, несмотря на то что в последнее время несколько потерял боевую форму. Но тогда их мирная жизнь кончится, и рано или поздно Йоши падет от руки какого-нибудь самурая-горца.

Что же делать? Если она не отреагирует на стихи Йоши, если сейчас же не ответит на них, то этим покажет, что отвергает его предложение. Он придет к ней и спросит – почему? Что она ему ответит? А если она пошлет ему танку согласия, то как потом сможет глядеть ему в глаза, имея такое пятно на совести?

Как все придворные дамы, Нами во время своей придворной жизни при дворе в годы брака с Чикарой имела короткие любовные связи. Этого от нее ожидали, ее мужчины вели себя сдержанно и ухаживали за ней, соблюдая светские правила: посылали стихи, дарили цветы в знак любви. Она охотно следовала обычаям двора. Хотя телесная близость с ними не доставляла Нами настоящего удовольствия, ей нравились лесть и внимание. Муж Нами пренебрегал ею много лет и совершенно открыто имел вторую жену, поэтому ее поведение не вызывало порицания.

В этот раз все случилось иначе. Кисо, это животное, взял ее силой, и теперь Нами вынуждена смотреть в лицо насильнику, тая от всего мира свой позор. Может быть, она сумеет уговорить Йоши уехать? Без веской причины – никогда! Долг для него важнее жизни.

Непрекращающийся стук дождевых капель вызывал у нее желание закричать. Но тогда Йоши придет сюда, убаюкает ее в своих объятиях и захочет узнать, почему она вскрикнула.

Нами прикусила губу. «Как быть?» – повторяла она мысленно в такт ударам капель. Как-быть? Как-быть?

Не в силах больше терпеть барабанную дробь безжалостного дождя, которая лишь подчеркивала царившую в палатке тишину, Нами открыла дорожную шкатулку, вынула письменные принадлежности и написала:

Словно для того, чтобы подчеркнуть переносное значение слова «дождь», капелька с ресниц скатилась на страницу, и на последнем иероглифе осталось влажное пятно. Нами свернула листок и отнесла его Йоши.

Глава 39

Второй день девятого месяца был тайаном – счастливым днем недели. Йоши посоветовался со священнослужителями, знатоками «инь» и «янь». С их помощью он решил, что выбрал самый благоприятный день для свадьбы.

Нами по-прежнему была тихой и замкнутой. Разговоры Йоши о свадебной церемонии она принимала без увлечения, что было совсем не похоже на нее.

Казалось, предстоящая свадьба совсем ее не интересует.

У Йоши сердце разрывалось, когда он смотрел на свою молчаливую возлюбленную, одиноко грустившую в палатке. Он вспоминал, как много лет назад сам пребывал во власти злых духов. Нами выходила его тогда, вернула здоровье и жизнь. Йоши твердо решил сделать все возможное, чтобы помочь ей.

Он вызвал лекарей. Они не нашли у Нами никакой болезни. После долгих анализов, после тщательного рассматривания астрологических сводок, анатомических рисунков, математических выкладок было дано заключение – на женщину влияют злые духи. Это было знакомо Йоши. Он хорошо помнил свое состояние и мучительную операцию изгнания дьявола.

Йоши мог пригласить монахов – специалистов по борьбе с врагами рода человеческого, но, памятуя о том, что процедура изгнания бесов опасна, решил подождать и попытаться излечить Нами силой своей любви и нежности.

Болезнь Нами была дурным предзнаменованием для будущей совместной жизни молодой четы. Чтобы преодолеть влияние злых чар, Йоши и решил сыграть свадьбу в самый счастливый день недели.

Томое деятельно хлопотала, помогая Йоши. Она взяла на себя устройство первой части церемонии и сама приготовила свадебное рисовое печенье, которое подавалось на стол в честь синтоистских богов Изанаги и Изанами, тех, что первыми пришли в этот мир.

Утром свадебного дня Йоши и Нами обменялись чашами сакэ в своей палатке при немногих гостях. Теперь они официально стали мужем и женой, но праздник еще не закончился: вечером предстояло свадебное застолье и торжественная церемония обмена чашами, которая называлась сан-сан-кудо – «три-три-девять».

На окраине лагеря была разбита специальная палатка, в ней были установлены два низких деревянных помоста – один напротив другого. Каждому из гостей было отведено свое место на одном из возвышений, и для каждого были приготовлены коврик, низкий столик и чаша Для сакэ.

В этот вечер командиры-самураи войска Кисо восседали на помостах двумя рядами лицом друг к другу, все в своих лучших одеждах, предназначенных для торжественных случаев.

Великолепное зрелище, Лица мужчин спокойны, суровы. От каждого веет сдержанной силой. Каждый исполнен достоинства и сознания значимости момента. Волосы каждого собраны в строгий пучок, перевязанный яркой лентой. На макушках собравшихся аккуратно сидят черные шапочки-эбоши, как при дворе. Боевые мечи повернуты режущей кромкой вверх. Их лезвия ярко блистают, отражая пламя светильников.

Никогда еще с тех пор, как существовала армия Кисо, встреча ее командиров не обставлялась так торжественно и с такой пышностью.

Невеста была хороша, как цветок весенней порой. Нами вышла к гостям в традиционной ватабаши – шапочке из тонкого шелка, символически подавлявшей «рога ревности», которые, по японским представлениям, имеются у каждой женщины. Ревность – низкое чувство. Буддисты считают его злом.

Традиционная свадебная блуза невесты полыхала огнем зари, верхние платья переливались оттенками нежных акварелей – от фиолетовых до бледно-зеленых. Под этими одеждами фигуру Нами облегало еще одно платье – многослойное, пышное платье из алого редкого китайского шелка.

Гладкие, расчесанные на пробор волосы обрамляли напудренное лицо новобрачной, но даже под искусно наложенной косметикой была видна нездоровая краснота ее горевших от внутреннего жара щек. Нами нервничала и, когда к ней обращались, отвечала невпопад, отрывисто, неуверенно смеялась.

Йоши и Томое много дней готовились к сегодняшнему торжеству. По древнему обычаю, во главе одного из помостов должна была помещаться семья невесты, во главе второго – семья жениха. Но, поскольку родственники молодых отсутствовали, было решено, что Томое возьмет на себя роль представительницы родни Нами. Представлять на празднестве семью Йоши попросили Кисо.

Когда Томое сообщила об этом невесте, разразился скандал. Нами разрыдалась:

– Нет! Ни за что! Ни за что на свете Кисо не будет посажёным отцом на моей свадьбе!

Томое пыталась успокоить подругу:

– Я знаю, наши мужчины не ладят между собой. Но Кисо – наш командующий. Мы должны соблюдать субординацию. Он поведет себя как положено. Можешь не сомневаться, я послежу за этим.

– Я не желаю, чтобы он участвовал в обряде! Нами впала в истерику.

На скуластом лице Томое заиграли желваки. Тут что-то не так. Слишком много крика из-за пустяка. Определенно, Кисо причинил ее подруге какое-то зло. Какое?

– Ты обязана согласиться! – пустила пробный шар Томое.

– Никогда!

– Объясни, почему?

– Не могу!

– Нами, я твоя подруга. Откройся мне. Кисо оскорбил тебя?

– Я не хочу говорить об этом!

Томое кивнула. Истерика подруги окончательно убедила ее – Кисо чем-то жестоко обидел Нами. Томое также нисколько не сомневалась, что Нами ни в чем не виновата перед ней. Что ж, ничего не поделаешь. Придется щелкнуть Кисо по носу. А если он заартачится, Томое найдет способ утихомирить его.

Военачальница припомнила, что в ночь празднования победы над имперскими войсками Кисо куда-то отлучался от костра. Не с той ли ночи так переменилась Нами? Теперь, конечно, ничего не проверить, но… Томое чувствовала, что напала на верный след. Ладно, Кисо еще ответит перед ней за свои дела.

Сейчас нужно спасать положение.

– Нами, – взяла Томое подругу за руку. – Ты не будешь возражать, если представлять Йоши мы попросим Сантаро?

– Конечно. Он наш друг.

– Хорошо. Я позабочусь об этом.

Так и сделали. Вечером Сантаро возглавлял гостей со стороны Йоши. Надутый Кисо мрачно восседал рядом с ним. Томое царила на противоположной стороне зала. Невеста и жених сидели друг против друга, замыкая ряды собравшихся.

Между помостами двинулся священник, читая молитвы и обмахивая собравшихся веткой священного дерева сакаки. Закончив обряд очищения, он поклонился, как положено по этикету, и ушел.

Церемония «три-три-девять» началась.

На специальном свадебном подносе перед невестой расположили чаши и налили в первую сакэ, трижды наклоняя бутыль. Невеста тремя глотками осушила поданную ей чашу. Лицо новобрачной стало торжественным и спокойным. Черты его исказились лишь на краткий миг. Когда взгляд Нами скользнул по лицу Кисо, из глаз ее словно вылетела молния. На губах Кисо зазмеилась усмешка. Этой короткой перестрелки взглядов никто не заметил, только Томое наклонилась вперед.

Что взволновало подругу? Чему ухмыльнулся милый друг Кисо? Томое оправила синее кимоно и опять откинулась на пятки. Она будет внимательно наблюдать за Кисо. Она не позволит ему омрачить счастье Нами в такой день.

Чашу вновь наполнили и поднесли Йоши. Он осушил ее так же, как и Нами, тремя глотками. Вторую чашу подали сначала жениху, потом невесте. Из третьей чаши Нами опять пила первая.

Эта церемония – три чаши наполняются сакэ в три приема и выпиваются в три глотка – завершила свадебный обряд. Теперь Йоши и Нами стали по всем правилам законными супругами.

Началось застолье.

Слуги торопливо забегали взад-вперед по центральному проходу, потчуя гостей сладкой кашей из ямса, рисовыми пирожками с начинкой из водорослей, печеной, маринованной и жареной рыбой. Затем подали дичь с фруктами и ореховыми булочками. Снова и снова на столы выставлялись бутылки сакэ. Сантаро громогласно прокричал здравицу в честь жениха. В ответ Томое предложила тост за невесту. Даже Кисо увлекся церемонией и казался искренне растроганным, когда предложил выпить за счастье обоих новобрачных.

Горячий жир капал на дорогие наряды, сакэ проливалось на колени гостей. Таких мелочей не замечали. Гулянье набирало силу. Кто-то предложил устроить поэтическое состязание. На бестактного гостя недовольно зашикали. Зато популярная песенка «Девицы из Нанивы» была подхвачена многими офицерами и допета до последнего куплета под одобрительные возгласы одних самураев и презрительные смешки других.

Через какой-нибудь час большая часть гостей была пьяна до бесчувствия. На пол валились куски еды. Некоторые гуляки уснули, уткнувшись в свои подносы. Какой-то самурай, вставая, споткнулся о ноги соседа и грохнулся в проход между помостами. Он тут же выхватил меч и, лежа на спине, бешено замахал им, угрожая неведомому врагу.

Только Кисо и Томое заметили, как Йоши увел Нами в ночную темноту.

Мрак был почти непроглядным. Стояла полночь второго дня лунного месяца, и в небе сияла самая тонкая улыбка Тсукийоми. Йоши вел молчаливую Нами в палатку, которая теперь была их супружеским домом.

Йоши разостлал футон, обнял молодую жену и нежно увлек ее на брачное ложе.

Они не были вместе со времени Этидзенской битвы. Йоши почувствовал резкую боль и привлек Нами к себе. Но еще большая боль пронзила ему сердце, когда он понял, что Нами просто покоряется ему, не испытывая прежней радости.

– Я люблю тебя, Нами! – прошептал он. Она чуть слышно ответила:

– И я люблю тебя, Йоши!

Он прижался щекой к ее щеке и ощутил, как колотится ее сердце.

Он понял, Нами плачет. Он почувствовал ее слезы на своей щеке и осторожно утер рукавом халата лицо любимой.

– Какой бы злой дух ни держал тебя в своей власти, мы будем бороться с ним вместе и победим, – прошептал Йоши.

Нами молча всхлипнула, ее плечи задрожали. Йоши положил левую руку поверх платья на бедро Нами и почувствовал, как она напряглась.

– Нами, мы наконец муж и жена, но я стану терпеливо ждать, пока ты не будешь готова. Я не грубое животное, которое может насильно овладеть женщиной… даже собственной женой.

Нами всхлипнула громче.

– Йоши, будь со мной! Обними меня. Приласкай. Может быть, лекари правы, и это злые духи терзают меня. Мне нужна твоя любовь. Помоги мне, Йоши. Излечи меня. Что бы я ни делала, не оставляй меня одну в этой постели. Я хочу тебя…

Ресницы Йоши намокли. Он ответил ей стихами:

Нами придвинулась к любимому и оплела его ногу своей.

Как только Нами произнесла последние слова танки, злой дух, владевший ею долгие дни, исчез. Ее пульс забился быстрее, и она почувствовала мучительную, как боль, жажду любовной ласки, которую всегда испытывала до горького соития с Кисо. Ужас, казалось вселившийся в нее навсегда, был отринут. Нами хотела Йоши. Она хотела вернуться к жизни.

Тонкие пальцы Нами коснулись чресел возлюбленного, стали нежно поглаживать их, и через несколько секунд молодая женщина поняла, что он полностью готов к любви. Она наслаждалась трепетом рук, ласкавших ее тело, мягкими прикосновениями его ладоней к своей груди. Потом рука Йоши легла ей на бедро, и Нами развернулась к нему навстречу, как цветок раскрывается навстречу солнцу.

Лагерь почти полностью погрузился во тьму. Шум праздника постепенно сменился тишиной: последние пьяные голоса умолкли. Было слышно лишь стрекотание кузнечиков, обычное для начала десятого месяца, Изменчивый мир не сможет проникнуть сюда. Нами перекатилась на спину, с удовольствием слушая, как ее шелковые одежды, раскиданные по футону, шуршат под ней. Она помогла Йоши приподняться, привлекла его и направила, когда он склонился к ней.

Мир исчез для Нами, и все ее чувства сосредоточились в одном маленьком пятачке ее тела. Она ощутила поиск, вторжение, нажим. Горячая волна поглотила ее. Солнечная искра – огонь богини Аматерасу – зажглась в глубине ее существа, погасла, снова загорелась. И каждый раз, когда эта искра вспыхивала, она разгоралась все ярче. В ее мозгу с бешеной скоростью сменялись чудесные образы: Западный рай, цветы и сады, освещенные солнцем храмы, дворцы и сияющее небо. Нами смутно услышала крик Йоши. Она напрягла все силы своего существа и сама закричала в сладком исступлении.