На двадцатый день девятого месяца утренний свет превратил небеса в лазурное море с мелкими гребешками облаков. Йоши был разбужен стаей ворон, потревоживших утро своими криками: «Кар, кар, кар».
Он лежал на куче соломы в полутемном сарае. Солома была влажной и гнилой от времени и непогоды. Сарай имел земляные стены и соломенную крышу, когда-то он служил конюшней, а теперь был пуст и заброшен. Слабый запах лошадиного и коровьего навоза впитался в стены. У Йоши мелькнула мысль, что в своей жизни ему удавалось проводить и более комфортабельные ночи. Он путешествовал по проселочным дорогам переодетый бродягой, сторонясь людей, с тех пор как оставил Камакуру три недели назад. В его положении люди могли означать только неприятности.
Слуха Йоши коснулся шум, доносящийся с другой стороны сарая, лязг металла смешивался со звероподобным мычанием. Он вскочил на ноги, чувствуя холодок между лопатками. Стряхнув со своих лохмотьев мусор и мертвых насекомых, Йоши шагнул к двери и украдкой выглянул наружу.
На открытом дворе, который когда-то служил загоном для скота, дрались два человека.
Будда! Что за мечи!
Для слуха Йоши, привыкшего к звону хорошей стали, они звучали как детские оловянные игрушки.
Несмотря на плохое оружие, люди, очевидно, были настроены серьезно. Пот стекал по их обнаженным спинам. Они мычали от напряжения, зло смотрели друг на друга, шатались вперед и назад в неуклюжих пародиях на атаку и защиту.
Одним из бойцов был симпатичный юноша, на вид несколькими годами моложе Йоши. Он казался знакомым, но Йоши не мог вспомнить, где же он видел его. Молодой человек вел неравный бой, еле сдерживая напор зрелого здоровяка зловещего вида, чьи губы мерзко кривились с каждым неуклюжим ударом меча.
Йоши почувствовал инстинктивное желание помочь молодому человеку. Однако у него не имелось при себе никакого оружия. Против меча не выйдешь с голыми руками.
Дерущиеся приближались к месту, где прятался Йоши. Улучив удобный момент, Йоши поднял булыжник и швырнул его в спину верзилы. Результат был вполне удовлетворительным. Мужчина вскрикнул от внезапной боли и выронил меч. Наступила неожиданная тишина, нарушаемая только воплями воробьев, в панике взметнувшихся из-под крыши сарая.
Вместо того чтобы прикончить противника, молодой человек отбросил клинок и подбежал к нему, восклицая:
– Цуре, что случилось? Я ударил тебя? Мне очень жаль. Мне ужасно жаль. Что я могу сделать?
– Это не ты, осел. Кто-то ударил меня сзади. О-о-о!
Крик боли раздался, когда молодой человек ощупал ушибленное плечо старшего.
– Ради Амиды Будды, Шите, – кричал здоровяк. – Перестань.
– Позволь мне позвать Охану. Он сделает тебе массаж.
– Да помолчи ты! – мужчина осторожно оглянулся.
Йоши вновь спрятался за угол. Он пребывал в некотором замешательстве, удивляясь реакции бойцов, пока не понял, в чем дело. Теперь он вспомнил, где видел юношу. Он встречался с ним около года назад, когда жил в лагере в Окну. Юноша был бродячим актером и сейчас, вероятно, вместе с напарником репетировал пародийный бой на мечах для театрального представления.
Йоши в прошлом доводилось встречать представителей этого ремесла: акробатов, танцоров, музыкантов, актеров. Обычно оборванные, плохо организованные и малоталантливые, эти скитальцы кое-как зарабатывали себе на жизнь, показывая деревенскому люду свои занюханные представления. Большинство трупп состояло из хинэн, людей низшей касты. Их представления назывались «Дэнгаку», «музыка рисовых полей», потому что они играли обычно на крестьянских праздниках, посвященных весенней посадке риса или осеннему сбору урожая. Более профессиональные труппы содержались буддистскими храмами и синтоистскими молельнями; артисты самого высокого класса выступали при дворе.
Йоши вздохнул с облегчением. Эти бродяжки не представляют опасности. Он сначала тихо усмехнулся, затем рассмеялся. Ну и ситуация! Игрушечные мечи! Мастер боя обманут игрушечными мечами!
Йоши, давясь от хохота, привалился к стене сарая. Два «дуэлянта», заглянув за угол, уставились на него, один – открыв от изумления рот, другой – выпучив от обиды глаза.
– Эй, крестьянин, ты всегда бросаешь камни в честных людей? – спросил здоровяк.
Серьезность выражения его лица вызвали у Йоши новый приступ смеха.
– С ним что-то неладно, – нервно сказал молодой.
– Ничто ему не поможет, кроме хорошего пинка по заднице! – отозвался старший.
– Продолжайте, продолжайте, – сказал Йоши. – Я не хотел причинить вам зла. Я смеюсь от облегчения. Я думал, что вы деретесь насмерть, и хотел спасти того, кто помоложе.
Йоши снова взорвался от хохота, глядя на озадаченные физиономии актеров.
Комедианты переглянулись. Один улыбнулся, другой хихикнул, и через несколько секунд они присоединились к Йоши, колотя друг друга по спинам от избытка чувств и умирая от хохота.
– Во имя Амиды, что здесь происходит? – раздался за их спинами громкий голос.
Это вызвало у актеров еще более буйный приступ веселья.
– Я послал вас, бездельников, отработать танец с мечами, а нахожу вас обоих пьяными от сакэ или от безумия. Кто этот бродяга? Что он здесь делает? И почему взрослые мужчины воют, как бешеные псы?
Шите, красивому молодому человеку, удалось первому перевести дыхание.
– Этот человек подумал, мы сражаемся на дуэли, – пояснил он. – Можешь себе представить? Он поверил, что мы деремся по-настоящему. Охана-сан, он бросил камень в Цуре, чтобы спасти меня.
– Тогда он еще больший дурак, чем вы. Ваши репетиции выглядят хуже, чем представления. Ваш танец с саблями не может ввести в заблуждение даже слепого и глухого калеку. Возвращайтесь к работе. Завтра мы выступаем перед Даймио.
Он повернулся к Йоши. Охана увидел перед собой мускулистого человека с растрепанными волосами, перехваченными грязной хачимаки, одетого в грубую одежду, в соломенных сандалиях. Возможно, бедный путешественник. А скорее всего, срезатель кошельков и вор.
В его голосе появились властные интонации великой личности, снисходящей до низшей:
– Если ты вообще умеешь говорить, отвечай. Кто ты и что ты делаешь здесь?
Йоши, в свою очередь, оценил Охану как напыщенного наглеца, который, несомненно, незаконно вторгся на эту землю, как незаконно вторгся он на землю его дядюшки Фумио в Окиту. Сквозь командный голос Оханы проглядывал маленький человек, стоящий со вздернутым подбородком, перенеся вес тела на пятки. Тонкие кривые ноги под объемистым брюшком делали его похожим на кривоногого петуха. Эффект усиливали толстые щеки, которые тряслись, когда он говорил. Когда-то Охана был видным мужчиной, но его черты, когда-то классические, расплылись после многих лет тесного общения с бутылкой сакэ. Йоши узнал его по выдающемуся красному носу, давшему этому человеку его имя. Коротышка, несомненно, не узнал Йоши. Какими бы неудобными ни казались Йоши его лохмотья, он был рад, что они так хорошо изменили его внешность.
Йоши уже имел дело с таким типом провинциалов; он полагал, что знает, как обращаться с ними. Йоши решил использовать в разговоре самые изысканные интонации, принятые при дворе в Киото.
– Уважаемый господин, – сказал он. – Вы можете называть меня Суруга, хоть я в действительности не считаю, что вы достойны моего ответа.
Большинство людей неблагородного происхождения получали имена, производные от их физических особенностей или по названию мест, где они родились. Йоши решил назваться Суруга, по названию своей родной провинции. Он смерил Охану холодным взглядом и продолжил:
– Ваши люди имеют не больше прав находиться здесь, чем я, ни в чем не повинный путешественник, сбившийся с пути. Вы знаете, чья это земля?
Охана был изумлен. У этого мускулистого бродяги обнаружились манеры образованного человека.
– Конечно, знаю, – сбавил он тон. – Это шоен господина Хашибуми, даймио Окабе, союзника господина Кисо Йошинаки и работодателя нашей труппы артистов.
Йоши молча проклял свою несчастную судьбу. Хашибуми был верным сторонником Кисо и Юкийе. Хотя с того времени, как Йоши бежал из Шинобара, прошло несколько месяцев, он был уверен, что Кисо и его друзья продолжают разыскивать его.
Описания Йоши были развешаны в каждом городке. Окабе не мог быть исключением. Однако если коротышка не узнал его – то, вероятнее всего, люди Хашибуми тоже не смогут раскрыть его тайну. Йоши решил перейти в наступление и припугнуть этого большеносого наглеца.
– В таком случае, – сказал он, – я не буду подавать жалобу самураям Хашибуми. Они известны своей нетерпимостью к нарушителям территории.
– Мы не нарушители территории. Мы приглашены выступать завтра вечером на большом празднике победы, который господин Хашибуми устраивает в честь Кисо Йошинаки.
– Трудненько будет втолковать это самураям. Как известно, они сначала наносят удар, а потом задают вопросы.
Йоши показалось, что он заметил нотку нервозности в поведении Оханы, и он поспешил добавить:
– Но довольно! Я вижу, у вас есть законное право находиться здесь.
– Конечно, есть, – подхватил Охана.
– У меня есть предложение, выгодное нам обоим. Охана пренебрежительно окинул взглядом грязный халат и полинялые хакама бродяги.
– Сомневаюсь, что у тебя есть что-то, что может нас заинтересовать, – сказал он.
Йоши продолжал, как будто не слышал:
– Если бы я присоединился к вам, я бы мог потренировать твоих фехтовальщиков. Я хорошо владею мечом, и меня бы устроило путешествие с вашей труппой.
К этому времени Охана безнадежно запутался. Он не знал, что и подумать. С одной стороны, оборванная одежда, с другой – ссылка на умение владеть мечом: он не мог решить, к какой категории отнести бродягу. Возможно, это всего лишь лжец, возможно, ронин, попавший в полосу несчастий? Как с ним говорить, как с высшим или как с низшим?
– Я нахожу твое предложение интересным, – сказал он наконец уклончивым тоном. – Моим фехтовальщикам нужна помощь. Если ты разделишь с нами утренний чай и немного сушеной рыбы, мы сможем обсудить вопрос. Мне бы пригодился в труппе кто-нибудь, кто хорошо говорит и владеет мечом.
Уголком глаза он понаблюдал за реакцией Йоши, потом добавил:
– Если ты действительно знаешь, с какого конца за него браться.
– Да будет так, – сказал Йоши, игнорируя шпильку.
Шите и Цуре во время беседы помалкивали. Но тут Цуре вступил в разговор:
– Эмме-О меня побери, если мне нужно, чтобы какой-то бродяга учил меня держать меч. Я исполняю этот танец двадцать лет, и никто не жаловался.
– Значит, ты исполнял его перед дураками и крестьянами, – холодно сказал Йоши. – Если ты хочешь не осрамиться перед такими людьми, как Хашибуми, твое мастерство должно быть выше.
– Я бы хотел учиться, – сказал Шите, его красивое лицо сосредоточенно нахмурилось. – Если мы улучшим игру, мы сможем получать больше приглашений и больше денег. Почему бы не позволить страннику учить нас?
– Ну, я против этого. Все отработано гладко. Зачем надо что-то менять? – ворчал Цуре.
– Это мне решать, – властно сказал Охана. Приподняв края халата, он направился в лагерь артистов.
К горе сумок, мешков и ящиков были привязаны два быка и печального вида лошадь. Лагерь располагался вблизи старого колодца позади заброшенного крестьянского дома. Позже Йоши узнал, что прежний арендатор-крестьянин был казнен за неуплату налогов. Земля лежала невозделанной, пока господин Хашибуми решал, как распорядиться ею с наибольшей выгодой.
Возле повозки вокруг костра сидели остальные артисты труппы: невысокий человек с суровым лицом – музыкант-аккомпаниатор и две привлекательные молодые женщины, а также пожилая матрона, выгребавшая рис ложкой из большого закопченного котелка. Трое мужчин неопределенного возраста возлежали в тени колодца.
Неудивительно, что животные выглядят так грустно, подумал Йоши, им приходится волочь на повозке четырнадцать человек плюс убранство и реквизит. Позже он ближе познакомился с коллективом бродячего театра. Двух молодых девушек звали Аки и Уме. Аки была дочерью Оханы, Уме – сестрой одного из акробатов. Пожилая женщина с котелком приходилась Охане матерью. Ее звали Обаасен Охана, а музыкант, игравший на четырехструнной бива, похожей на лютню, являлся его двоюродным братом, по имени Ито. Семейное предприятие!
Костер выбрасывал вихри искр, вздымал облака ароматного дыма, и Йоши почувствовал внезапный голод.
– Я пригласил этого путника разделить с нами утренний чай, – сказал Охана.
Две девушки, казалось, заинтересовались пришельцем. Уме скромно потупила взор; Аки смотрела на Йоши откровенно оценивающе.
– Могу я сначала помыться?
– Конечно. Бассейн возле дома.
Йоши одолжил умывальные принадлежности и чистый халат у одного из акробатов. Он зашел за дом, стянул свою грязную одежду и тщательно вымылся. Он причесал волосы, уложив их не так, как обычно, и сбрил бороду.
Через несколько минут у костра сидел представительный мужчина. Халат, облегавший его фигуру, был явно театральным; ярко-красный, расшитый драконами. Йоши чувствовал, что этот костюм меняет его внешность даже сильнее, чем лохмотья бродяги. Впрочем, у новой одежды было еще одно преимущество… она была чистой.
Йоши набросился на еду. Он пытался сдерживаться, но это плохо удавалось. В положении бродяги при многих плюсах были определенные недостатки. И хотя в его оби были на всякий случай спрятаны две золотые монеты, он не мог нигде разменять их, не вызывая подозрений. Короче, сегодня он ел первый раз за сутки.
Давала ли служба у бродячих актеров какие-нибудь возможности Йоши? Йоритомо хотел, чтобы он обосновался в Киото к концу следующего года. Может ли он с помощью этих людей рассчитывать пробраться в столицу? Вопрос! Труппа была слишком примитивна, чтобы выступать на столичных подмостках. С другой стороны, комедианты обеспечат ему отличную крышу. Кто заподозрит, что самый жалкий подручный в актерской компании – знаменитый сенсей?
Но если труппа в конце концов не появится в Киото, Йоши потеряет драгоценное время. Нет! Этого нельзя никак допустить. Йоши был обязан добраться до столицы.
В целом, решил Йоши, актерская бражка – хорошая ставка в игре! Он направит свои усилия на то, чтобы внедриться в их ряды, а потом уж позаботится о том, чтобы добраться до Кисо… и Нами.
Солнце поднималось, обжигая рисовые поля и островки бамбуковых рощ, разбросанных по равнине, простирающейся от сверкающей ленты реки до далеких розовато-лиловых гор. Тучи стрекоз посверкивали над разбросанными то тут, то там зарослями чертополоха. Мирная картина.
Йоши, прихлебывая чай, лениво прислушивался к болтовне акробатов.
– Всадники скачут! Там, за рекой! – выкрикнул вдруг один из актеров.
Все моментально вскочили, словно по сигналу тревоги. На севере поднималось облако пыли; через несколько секунд донесся гулкий топот лошадей.
Охана, помня предостережение Йоши о самураях Хашибуми, сначала рубящих, а потом спрашивающих, сказал:
– Шите, пойди поговори с ними, прежде чем они доберутся сюда. Скажи им, что мы встали здесь лагерем по приглашению господина Хашибуми.
– Охана, я не тот, кто умеет говорить с ними. Может быть, Цуре пойдет.
Цуре высокомерно посмотрел на красивого молодого актера.
– Ты достаточно хорошо говоришь, когда это касается тебя. Ты боишься, герой?
– Я не тот, кто умеет говорить с ними, – повторил Шите.
– Может быть, пошлем Обаасен или двух девушек? – саркастически спросил Охана.
Шите был робок, но упрям.
– Может быть, женщины успокоят воинов и убедят их в наших добрых намерениях?!!
Йоши, понимая, что пререкания могут затянуться, почувствовал возможность снискать расположение Оханы. Он сказал:
– Подождите, перестаньте спорить. Я уже раньше сталкивался с подобными ситуациями. Я пойду к ним навстречу, но при одном условий…
– Поторопись, парень, – сказал Охана. – Они уже рядом. Чего ты хочешь?
– Мне нужна работа. Решите этот вопрос сейчас, и я буду говорить с воинами как член труппы.
– Согласен. Теперь поспеши, пока они не добрались сюда и не лишили нас наших лошадей и женщин.
– …а также жизни, – добавил Шите.
Йоши, разодетый как павлин, в расшитом красном халате, важно зашагал к быстро приближающимся всадникам. Их было двадцать пять человек, каждый самурай одет в боевые доспехи. Гербы господина Хашибуми развевались на знаменах отряда. Предводитель поднял руку, дав сигнал осадить коней.
– Кто вы? – прокричал он.
– Труппа актеров, приглашенных великим господином Хашибуми, чтобы дать представление в его замке завтра вечером.
Йоши напомнил себе о необходимости держаться скромней. Он попытался придать лицу подобострастное выражение, что было несколько труднее, чем сменить одеяние.
– Сколько вы будете здесь ошиваться?
– Два дня, господин. Работая и репетируя от зари до зари, чтобы удовлетворить его светлость.
Голос Йоши дрожал. Он потупился, боясь, как бы взгляд не вошел в противоречие с голосом.
– Видел ли ты какого-нибудь путника, проходящего по этой дороге?
– Путника, господин?
– Да, дурак, путника.
– Нет, господин, не думаю, господин.
– Не думаешь, идиот? Подумай получше. Мы ищем человека примерно твоего возраста, мастера меча. Ты видел кого-нибудь похожего на него?
– Определенно нет, господин. Несколько паломников прошло по этой дороге два дня назад, но это были женщины и старики.
– Дурак! Говорю тебе, это мужчина примерно твоего возраста. Сам господин Кисо поручил нам искать этого преступника! Он мог пройти мимо вашей компании в любое время за последние несколько недель. Подумай еще раз!
Брови Йоши поднялись в очевидном замешательстве.
– Я не помню никого похожего, господин. Самурай сердито откашлялся.
– Если ты увидишь человека, отвечающего этому описанию, найди нас и расскажи нам.
– С радостью, господин. – Йоши продолжал смотреть в землю. – Могу я спросить, какое преступление совершил этот человек?
– Спрашивать ты не можешь… но я все равно скажу тебе. Он разыскивается за дезертирство из армии господина Кисо и за предательские действия против господина Кисо и господина Юкийе. Когда мы найдем его… а мы когда-нибудь найдем… он умрет. Ну, хватит болтать. Забирай своих бродяг и проваливайте отсюда.
Йоши нащупал под полой халата золотую монету. Немного подумав, он вытащил ее.
– Господин, я уверен, князь Хашибуми просто забыл предупредить вас о нашем появлении. Но мы с удовольствием заплатим за постой в виде знака нашей добропорядочности. Мы не праздношатающиеся. Мы работаем на его светлость.
– Только одну золотую монету? – усмехнулся самурай.
– О нет, капитан! Я кладу вам в каждую руку по одной монете. Мы бедные люди, его светлость еще не заплатил нам, но мы настаиваем, чтобы вы приняли наши знаки внимания.
Йоши достал последний золотой. Самурай сунул деньги за пояс.
– Вы уберетесь из наших владений сразу же после представления завтра вечером. И горе тому, кого я еще когда-нибудь увижу на земле господина Хашибуми.
Капитан подал знак всадникам. Поднимая тучи пыли, они поскакали обратно к реке.
Йоши пошел обратно к труппе Оханы, отряхивая пыль.
– Что случилось? Что он сказал? – взволнованно спрашивали артисты.
– Я договорился обо всем. Мы можем оставаться тут до завтрашнего представления.
– Что ты сказал ему? – спросил Охана.
– Что мы работаем на господина Хашибуми.
– И он поверил тебе?
– Я убедил его, – сухо сказал Йоши.
– Да, ты не прост…
Охана задумчиво посмотрел на него.
– Они могли убить тебя, – сказал Шите.
– Невелика потеря, – сказал Цуре.
– Давайте допьем чай, – сказала Обаасен, внося в разговор практическую нотку.
Дробный топот отряда самураев затих вдали. Солнце стояло прямо над головой. Было жарко. Йоши вновь присел у костра, прихлебывая из дымящейся чашки ароматный напиток. Он вспотел под плотным халатом, распарился и вообще чувствовал себя неважно. Общение с самураями – опасное занятие для невооруженного человека.
Любой самурай может рассечь человека пополам, только чтобы испытать лезвие клинка. Их право и долг – рубить каждого, кто, на их взгляд, поступает неуважительно. Эта акция называется кирисутэ-гомэн. Одетый бродягой или актером – Йоши беззащитен перед их произволом. Ему никак нельзя забывать, что для самурая сейчас он значит не многим больше, чем эта – раб, выполняющий самую черную и унизительную повседневную работу. Отрезвляющая мысль. Каждый неверный шаг может означать смерть, и эта смерть имеет не больше значения, чем смерть прихлопнутой мухи. Человеку его воспитания трудно постичь это. Урок смирения.
Йоши обязан помнить о своем долге. Он обязан скрываться, чтобы скрыться бесследно. Сейчас ему надо наилучшим образом использовать время и трудиться. Он должен стать лучшим из бродячих актеров. Труппа груба и необразованна, это ничего. В активе у Йоши знание поэзии, музыки, эстетики и боевых искусств. И если говорить без ложной скромности, Йоши умен, одарен и умеет увлечь людей. Он изучит мастерство блуждающих лицедеев и, в свою очередь, поможет им стать достаточно профессиональными, чтобы появиться в Киото.
Какой бы ни была поставленная перед ним задача, каким бы ни был его внешний вид, он – сенсей, учитель и мастер меча.
Акробаты провели день в привычных тренировках на открытом поле. За исключением резких команд, состоящих из отрывистых восклицаний, ворчания и подбадривающих криков, они почти не разговаривали. Йоши очарованно наблюдал за ними.
Сначала они проделали несколько разогревающих упражнений и растяжек, во время которых их позвоночники и суставы прогибались и выворачивались за пределы того, что Йоши считал возможным. Даже самый неповоротливый из акробатов был способен, отклоняясь назад, ровно ставить руки на землю. Все четверо одновременно садились на шпагат и в этом неестественном положении наклоняли верхнюю часть туловища вперед, ровно прижимаясь к земле. Они делали подъемы, поддержки и другие виды экзотических упражнений. Гимнасты занимались босиком, в набедренных повязках, их выпуклые мускулы блестели от пота.
Закончив разминку, акробаты стали отрабатывать программу. Когда артисты увидели, что за ними наблюдают, они принялись работать еще усерднее, каждый старался превзойти остальных. Крича, и подбадривая друг друга, они одновременно проделали колесо. Затем один из них взлетел в воздух и стал падать вниз головой. В последний момент его голова прижалась к груди, и он как мячик скатился на землю, не повредив себя. Другой подпрыгнул, перевернулся назад и опустился на ноги. Он делал такой трюк несколько раз подряд, вертясь на одном месте.
Самый крупный из них, мускулистый гигант, назывался нижним. Гимнасты лазили по нему, как по дереву. Он поднимал по одному человеку на каждом плече, а третий стоял на его голове вверх ногами. Акробаты работали слаженно, от души, и закончили тренировку серией кувырков и кульбитов.
Йоши решил попросить их научить его некоторым из трюков.
Он заметил, что самый легкий и самый бесстрашный из них является организатором и лидером группы. Когда акробаты присели отдохнуть, Йоши сказал ему:
– Я никогда не видел, как работают акробаты. Вы упражняетесь каждый день?
– Каждый день, – ответил акробат вежливо, но сухо.
– Меня зовут Суруга, – сказал Йоши. – Я полагаю, вы знаете, что я новый член вашей труппы.
– Да. Я Коэцу, брат Уме. Коэцу поклонился и улыбнулся.
– Брат девушки, которая сидела рядом с матерью Оханы?
– Да, Уме работала наш номер, но повредила колено. Теперь она шьет костюмы для всей компании.
Коэцу еще раз поклонился, стремясь закончить разговор, но Йоши не отпускал его. Йоши с некоторых пор обнаружил в себе странную способность приноравливаться к окружающим его людям, изучая их манеры и привычки. Его глаза словно широко распахнулись для восприятия чужого образа жизни.
– Может быть, вы когда-нибудь позволите мне поупражняться с вами. Я бы хотел научиться некоторым трюкам, – сказал Йоши.
Коэцу поморщился:
– Слишком тяжело! Для этого нужно много времени!
Акробат помолчал секунду и сказал, внезапно изменив тон:
– Хотя… Может быть, мы сможем сторговаться.
– Но… У меня нет ничего ценного.
– По всему видно, вы образованный человек. Вы умеете читать и писать?
– Да, умею.
– Вы научите грамоте меня, а я научу вас полету. Коэцу кивнул, довольный своим решением.
– Согласен, – сказал Йоши, вежливо кланяясь. Пока шел этот разговор, игрок на бива достал свой инструмент. Он сел, прислонившись спиной к стене дома, наигрывая гаммы. Протяжные ноты порхали в желтом горячем солнечном свете, как разноцветные сойки. Четыре шелковые струны бива мягко вибрировали, резонируя в каплеобразном корпусе, когда игрок ударял по ним большим медиатором.
Коэцу возобновил тренировку. Йоши присел рядом с музыкантом. Невысокий человек с суровым лицом словно бы ожил. Со струн бива стали слетать аккорды, которые закружились над брошенной крестьянской усадьбой словно белые красноклювые аисты.
Йоши не провел с артистами и дня, но уже заметил две важные вещи.
Во-первых, все они, независимо от вида своего искусства, проводили бесконечные часы в упражнениях. Когда-то при дворе ему случалось наслаждаться высокой игрой первоклассных артистов, но он приписывал их успех врожденным способностям, не задумываясь о гигантской работе, скрытой от глаз простодушной публики.
Во-вторых, эти люди готовы были выступать перед единственным зрителем в пустом поле так же старательно, как и на сцене.
Сейчас, когда на них никто не смотрел, акробаты механически отрабатывали номер, но музыкант играл, словно перед ним находилась многочисленная аудитория.
– Я Ито, двоюродный брат Оханы, – представился невысокий человек, аккуратно укладывая бива на охапку соломы.
– Я Суруга, новый член компании, – поклонился Йоши.
– Как дела, приятель? – Черные, печальные глаза задумчиво взглянули на Йоши.
– Да так, ничего, – ответил Йоши, пробежав пальцем по струнам и улыбнувшись нестройным звукам.
– Ты умеешь читать и писать? Ито мягко отодвинул инструмент.
– Да.
– Рисовать?
– Да.
– Ты знаешь музыку и танцы?
– Немного.
– Тогда мой двоюродный брат найдет для тебя много работы.
Ито иронически улыбнулся, затем продолжил неожиданно веселым голосом:
– Ты знаешь, Охана едва умеет читать и писать. Он плохо разбирается в живописи, меньше в музыке и хореографии.
– Тогда что же он делает?
– О, я тоже часто этим интересуюсь.
– Я не понимаю.
– Ты новый человек в нашем деле. Когда немножко освоишься, то поймешь, что артисты похожи на детей. Им нужен родитель, чтобы присматривал за ними, шлепал, хвалил, говорил им, что нужно делать. Такой родитель руководит компанией, заботится о сборе и распределении денег, которые мы зарабатываем.
– Почему кто-то из вас не может делать это?
– О, ты все еще не понимаешь. У каждого артиста есть талант, поэтому он раб, слуга, носитель этого божества. Забота о нем поглощает все время и энергию художника. Поэтому ему нужен кто-то, не страдающий такой блажью, чтобы улаживать дела и вытряхивать денежки из крестьян, господ, священников и горожан. Охана это делает хорошо. – Сказав это, Ито взял инструмент и продолжил игру.
Мелодия была мягкой, с темными полутонами, напоминающими струящиеся трели угуиса, соловья, распевающего под глубокой сенью бамбуковой рощи, Постепенно музыка менялась. Ито привлекал в нее отдельные яркие ноты другой мелодии в контргармонии с басовым аккомпанементом. Сидя на сухой коричневой земле под палящим бледно-желтым солнцем, Йоши закрыл глаза и представил себе цветущие ветви сливы, разбросанные по пушистому снежному покрову, разноцветные искры на белоснежном склоне горы.
Йоши восхитился искусством Ито и, плененный волшебной мелодией, захотел, чтобы он научил его играть на бива.
Мечты Йоши были прерваны Оханой:
– Пора отрабатывать свое содержание. Мои «самураи» готовы к репетиции. Посмотрим, чем ты им можешь помочь.
Йоши вскочил на ноги и, поклонившись Ито, последовал за Оханой. Шите и Цуре готовились к танцу. Трое других актеров беззлобно вышучивали их. Противники взялись за оловянные мечи.
Глядя на танец, Йоши смутился. Как он мог принять эти ужимки за настоящий бой?! Как бы сейчас смеялись студенты его додзё, узнав об ошибке своего сенсея:
Шите был образцом неумелости. Йоши внутренне содрогнулся при мысли, что завтра ему надо выходить на сцену перед опытными бойцами.
– Ну как, хорошо? – спросил Шите, выполняя маневр с грацией бегемота.
– Может быть, мы сумеем тут кое-что поправить, – тактично сказал Йоши.
Он взял меч и показал Шите, как правильно его держать.
– Если ты будешь выпрямляться, вместо того чтобы наклоняться вперед, ты будешь лучше сбалансирован и сможешь двигаться быстрее.
Шите попытался делать так, как было предложено, и, к его удивлению, это сработало. Его лицо осветила удовлетворенная улыбка.
– Цуре, у тебя все хорошо, – громко сказал Йоши.
Он выдержал паузу и добавил тихим голосом:
– Держи колени согнутыми, ты будешь выглядеть сильнее.
Цуре что-то проворчал, но последовал его совету, сделав вид, что всю жизнь так и поступал.
– Я оставлю вас порепетировать, – сказал Охана, слегка поклонившись.
Было трудно судить, удовлетворен ли он работой Йоши. Охана исполнял при театре обязанности режиссера, он ставил сценки, скетчи и, конечно же, танцы. Хотя ему и нужна помощь, самолюбие его может быть задето, если какой-то бродяга слишком сильно улучшит работу его подопечных.
Йоши работал с танцорами весь день. Трое незанятых актеров ушли, чтобы отрепетировать фарсовую сценку, которую они покажут завтра.
Шите предложил отдохнуть. Цуре вложил меч в ножны и отошел, не сказав ни слова.
– Я обидел его? – спросил Йоши.
– Нет. Он всегда такой, потому что играет вторые роли. Цуре хочет быть героем, но Охана говорит, что он слишком мрачен, поэтому Цуре и злится.
Шите пожал плечами и беспечно улыбнулся.
Йоши внутренне согласился с Оханой. Цуре выглядел зловеще, тогда как Шите был образцовым героем. В жизни Шите был робок, неуклюж, слаб и немножко глуповат. Но в целом Йоши находил его привлекательным.
– Как теперь мой танец? – нетерпеливо спросил Шите. – Ты знаешь, в прошлом месяце все смеялись и бросали в меня всякие огрызки, когда я исполнял его на празднике риса.
– Танец стал намного лучше, – сказал Йоши.
– Ты действительно так думаешь?
– Несомненно. Скоро публика будет аплодировать твоей работе с мечом.
Шите стал похож на котенка, которому чешут живот. Йоши впоследствии понял, что все актеры так реагируют на похвалу. Они существуют в полуреальном мире и оживают только на сцене или когда им льстят.
– Что ты думаешь об Аки? – спросил Шите, меняя тему разговора.
– Не знаю. Мы не разговаривали. Чем она занимается?
– Она красива. Она может делать все. Она играет и мужские, и женские роли, раскрашивает декорации и… она делает больше, чтобы достать нам работу, чем ее отец.
– Тебе она нравится? – спросил Йоши.
Шите опустил глаза и сказал тихо, но с огромной силой:
– Я люблю ее.
За ужином все говорили о дневных репетициях, и лишь акробаты молча отправляли в себя огромные количества риса. Аки осторожно наблюдала за Йоши, Шите восхищался новшествами, введенными в танец с мечами. Шите рассказывал очень подробно, перескакивая с одной мысли на другую, выказывая свое добродушие и свою меру глупости. Уме робко поглядывала на него, укрываясь за котелком с рисом.
Ито, игрок на бива, увидел, что Йоши заметил странность в поведении девушки. Он поближе наклонился к нему и прошептал:
– Да, она любит этого дурака. Сможет ли мужчина когда-нибудь понять сердце женщины?
Как только Шите умолк, Уме тут же наполнила рисом его чашку.
Вечер утихал; компания разбилась на небольшие группы. Дым костров, на которых готовилась пища, вился призрачными волнами, разнося аромат горящих кедровых поленьев. Далекие холмы стали темно-коричневыми, а заходящее солнце превратило островки лиловых колокольчиков в таинственные оазисы над морем травы.
Охана выдал Йоши грубое стеганое одеяло, и вскоре болтовня актеров утомила его. Он расстелил постель за домом, натянул до подбородка красный халат и лежал, вспоминая все, что он видел и слышал в этот богатый событиями день.
Как отличалось его теперешнее представление об актерах от того, которое он составил о них в Окитсу. Он тогда самонадеянно заявил Нами, что может проделать все лучше, чем они. Мечом – да. Но эти летающие дьяволы акробаты! Но волшебная музыка бива! Эти люди настолько развили свое мастерство, что ему не угнаться за ними. Он хотел, чтобы Нами была сейчас с ним и разделила его восторг. Наконец-то он нашел способ пользоваться мечом, не причиняя боли.
Йоши улыбнулся, вспомнив сарказм Нами, когда она сказала:
– Подходящая карьера для великого мастера меча.
«Будда! Хатшиман! Пусть с ней все будет в порядке! Пусть она думает обо мне, как я думаю о ней». Его мысли беспорядочно блуждали; голоса актеров убаюкивали его. Брошенный искоса взгляд Аки – последнее, что он помнил, прежде чем провалиться в сон.
На следующее утро труппа находилась в состоянии управляемого бедлама, упаковываясь, двигаясь и одеваясь к вечернему представлению.
Дворец князя Хашибуми находился в двух милях к северу от города Окабе и менее чем в двадцати пяти милях от заброшенного шоена князя Фумио, где Йоши впервые увидел Охану.
Городок Окабе располагался далеко от Киото, но самураи Хашибуми без устали разыскивали Йоши. Казалось, Кисо, сделавшись силой, стоящей за троном, приобрел неограниченную власть. Йоши спросил себя, удастся ли Йоритомо добиться успеха в борьбе против столь сильного и непримиримого врага. Шигата га най, с этим ничего было не поделать. Йоши должен постараться сделать все возможное, чтобы оказаться на месте в час расплаты.
Охана встал до зари. Ясное розовато-лиловое небо раскинулось над равниной. Мелкие птицы сновали туда и сюда в бамбуковых рощах, разбросанных по невозделанным рисовым полям. Чирикая, перекликаясь и выводя трели, они усиливали гвалт, производимый людьми при навьючивании на лошадей котелков, кастрюль, костюмов и ширм заднего плана. Охана распаковал маски и выдал их каждому из актеров. Акробаты пойдут впереди процессии, приплясывая и кувыркаясь, за ними двинутся актеры в масках, а замыкать шествие будет Ито, бьющий по такому случаю в барабан.
Йоши было предписано охранять багаж вместе с Аки, Уме и Обаасен.
– Охана, не будет ли полезнее, если я тоже надену маску? – спросил Йоши.
– Зачем? Ты должен стеречь вещи.
Охана был слишком занят, чтобы тратить время на новичка.
– Если я надену маску, горожане подумают, что я актер. Они посчитают, что твоя труппа больше, чем она есть.
– Это так, но ходить в маске жарко и неудобно. Охана подозрительно взглянул на Йоши. Почему это кто-то должен хотеть носить маску?
– Я с радостью потерплю неудобство, чтобы помочь твоей труппе, – дипломатично сказал Йоши.
– Очень хорошо. Надень эту маску демона.
– Я с радостью буду носить ее, – сказал Йоши. Теперь его никто не опознает. Никому не придет в голову связать мускулистого актера с Тадамори-но-Йоши, сенсеем и мастером меча.
Труппа позавтракала горьким зеленым чаем и рисовыми лепешками. Когда солнце стало пригревать, они покинули заброшенный крестьянский дом и направились через равнину к горам, возвышающимся над Окабе. Пыль, поднятая копытами животных, клубилась над рисовыми полями, отмечая путь каравана к городу.
К полудню они достигли узкой тропы у подножия горы и остановились отдохнуть под гранатовым деревом. Березовые стволы окружали поляну, как бледные часовые, отбрасывая желанную синюю тень.
– Кто же ты? – спросил голос.
Йоши испугался. Он оглянулся и увидел Аки, сидящую в нескольких футах от него. Она в раздумье смотрела на него.
– Ты что-то сказала мне? – спросил Йоши, чтобы выгадать время собраться с мыслями.
– Да. Я думаю, ты что-то таишь за душой. Будь осторожен. Ты не сможешь долго скрывать свой секрет. Наша труппа живет в тесном контакте. В конце концов мы все вызнаем про тебя.
– Меня зовут Суруга, – солгал Йоши. – У меня нет секретов, касающихся труппы, только желание быть полезным и отработать свое содержание.
Йоши рассматривал Аки на фоне зеленой травы. Она была красивой женщиной. Обильная косметика делала Аки похожей на куколку. Форма лица придавала ей сходство с умной горной лисой, и это сходство подчеркивалось ее привычкой поворачиваться боком и смотреть на собеседника уголком глаза.
Каковы бы ни были ее недостатки или достоинства, в этот момент она выглядела очаровательно.
Аки заговорщически наклонилась к мужчине:
– Хорошо, если это правда. Чем больше мы открыты друг другу, тем лучше для нас. Труппа – это клубок сплетен.
Она сделала паузу, чтобы вздохнуть, затем тихо спросила:
– Что тебе говорили обо мне или о моем отце?
– Совсем ничего, – ответил Йоши, с удивлением обнаружив, что под маской агрессии девушка искала утешения. Его тронула ее почти детская мнительность.
– Те, с кем я говорил, отмечали твой талант и красоту.
– Ты находишь меня красивой? – спросила она.
– Да. Очень.
Тяжелый запах гранатового дерева, свет, падающий пятнами через листву, и близость Аки помогли произнести эти слова. Йоши почувствовал себя виноватым. Что бы подумала Нами, если бы услышала, как он говорит комплименты актрисе? Но… его задачей было смешаться с этими ханэн, стать одним из них. И, надо сказать, это не так уж неприятно – девушка была прехорошенькой.
Под влиянием минуты он сказал:
– Я бы хотел сочинить стихотворение для тебя.
– Ты сочиняешь стихи? Будда! Ты что, человек многих талантов?
Холодное самообладание Аки моментально вернулось к ней. Ее тон стал сардоническим, даже неприятным.
– Что ж, разве я кажусь необразованным?
– Напротив. Ты говоришь хорошо, слишком хорошо. Меня интересует твое происхождение. Кто ты?
Аки отвернулась к Обаасен и Уме, оставив Йоши наедине со своими мыслями. Йоши чувствовал, что его оценили и забраковали. Аки была молодой девушкой, привыкшей поступать по-своему. Снаружи – своевольная, независимая, увлеченная собственной красотой, внутри – уязвимая и требовательная. Легко понять, почему Шите полюбил ее. Йоши должен быть осторожен; девушка решила, что над ней подсмеиваются, и это могло принести трудности. Йоши не может позволить себе беспричинно наживать врагов среди труппы.
Охана встал. Отдых окончился.
Тропа, уводившая в гору, была длинной и узкой. Крутой обрыв с одной стороны ее делал путь особенно опасным. Караван медленно полз по крутому склону, зажатый между сосновым лесом и пропастью.
Йоши помогал женщинам, в трудных местах предлагая руку, переправляя Обаасен через самые неприятные места. Уме покорно опустила голову и следовала его советам, зато Аки стряхивала его руку и резко отвечала, что способна идти сама. Казалось, она сожалеет о своей откровенности.
Труппа добралась до главной улицы Окабе без происшествий. Прежде чем войти в город, актеры надели маски, акробаты размялись на обочине, а Ито подтянул барабан. Когда все были готовы, Охана повел театр через город, подняв транспарант, на котором было написано объявление о вечернем празднике. За ним следовали акробаты, поднимая тучи пыли, крутясь колесом под бой барабана. Актеры в масках шли гуськом, Шите и Цуре размахивали бутафорскими мечами, остальные пели воинственную песню о подвигах князя Хашибуми.
Следуя за женщинами и лошадьми, Йоши смотрел на охваченных благоговением горожан, плотной стеной стоявших по обе стороны улицы. Откуда их столько? В таком маленьком городе? Он получил третий урок. Люди пройдут много миль ради бесплатного представления. Казалось, они вырастали из-под земли. Провинция развлекается мало: в Новый год и в праздник урожая риса. Сегодняшнего зрелища хватит на много месяцев.
В центре города Охана остановился. Он вывесил на стене объявлений афишу и трудолюбиво прочел имевшиеся здесь сообщения: объявления о продаже, объявления об обмене, о покупке, о наградах за информацию. Одно объявление привлекло его внимание – о дезертире, разыскиваемом князем Кисо.
Описание не вызывало сомнений. Итак, новичок затесавшийся в труппу дезертировал в разгар битвы. Неудивительно, что он теперь прикрывается маской. Он настолько ошалел от страха, что даже не договорился о своем жаловании.
Эту ситуацию нужно использовать с выгодой для Оханы. Если он выдаст этого человека самураям, он получит вознаграждение только один раз… если получит вообще. Самураи могут просто убить доносчика, чтобы прикарманить денежки. Однако если пока что прикусить язычок, то в будущем может наступить момент, когда это вознаграждение удвоится или утроится. Кроме того, Охана всегда может сообщить об этом человеке; нужно только объяснить, что сначала не распознал его.
Стоит ли обсудить это с Аки? Нет. Он сохранит эти сведения до более благоприятного времени. Она умна, но она всего лишь женщина. Будет лучше, если Охана сохранит все в секрете. А пока нужно все как следует взвесить.
Охана был Непривычно задумчив, когда вернулся, чтобы вести труппу во дворец господина Хашибуми.
Праздник был в полном разгаре. Флейты, колокольчики, лютни и цитры были слышны во всех углах дворцового сада. Кавалеры и дамы, приехавшие издалека, даже из самого Киото, парами и группами прохаживались по мягкой душистой траве, проводя время в оживленной беседе. Некоторые галантные мужчины музицировали на инструментах, одолженных у музыкантов, другие пели или танцевали.
На искусственном озере, покрытом водяными лилиями, состязались в скорости небольшие лодки, скользя по сине-зеленой воде. Одежды съехавшихся повеселиться господ яркими пятнами расцветили парк. Тут были китайские камзолы, богато отделанные парчой, элегантные костюмы для верховой езды, кимоно всех оттенков. Особенно нежными красками переливались женские платья – травянисто-зеленые, персиковые, цвета созревшей сливы.
Труппу Оханы провели в павильон ожидания и оставили там среди толпы конюхов, служанок и носильщиков.
Йоши когда-то присутствовал на подобных празднествах в Киото и знал, какая утонченная публика посещает их. Он боялся, что труппа Оханы будет в одночасье освистана и прогнана, если не казнена на месте. Их третьесортная карикатура на театр не могла удовлетворить вкус самого грубого солдафона из местной знати. Йоши взглянул на аляповато размалеванные лица новоприобретенных товарищей и невольно поморщился.
Актеры меж тем, отложив маски, деловито доставали костюмы. Ито отложил барабан и настроил свою бива. Акробаты разминались, Шите и Цуре проводили последнюю репетицию. Йоши, оставаясь в маске, стал помогать Уме и Обаасен распаковывать фоновые ширмы для фарса.
Аки накладывала на лицо плотный грим, необходимый для ее роли. Присмотревшись, Йоши нашел грим отвратительным. Он не видел Аки на репетиции, поэтому не имел представления, что она будет делать.
Труппа ожидала сигнала к действию. Пришел мажордом и объявил, что их выступление начнется не раньше, чем сядет солнце и загорятся огни. Комедианты должны приступать к делу сразу после того, как большой концертный ансамбль прокатит свою программу.
Охана кликнул Йоши, Шите и акробатов помочь ему установить сцену. Йоши был поражен ее убожеством. Сцена представляла собой приподнятую над полом платформу, огороженную подобием рампы и загроможденную ширмами, на которых был намалеван лес с багрово-оранжевыми цветами на его фоне.
За сценой Йоши сел рядом с Аки, ловя сердитые взгляды Шите и Оханы.
– Ты выглядишь замкнуто. Ты волнуешься перед выходом? – спросил Йоши.
– Я совсем не волнуюсь, – огрызнулась она и отвернулась.
– Прости. Надеюсь, мой вопрос не обидел тебя, – сказал он.
– Вопрос ничего не значит, меня обижает твое отношение к нам, – холодно сказала она.
– Почему ты так говоришь?
– Ты считаешь, что ты выше нас. Бродяга, который спит в гнилой соломе, вдруг заявляет, что умеет писать стихи… Конечно, он думает, что мы грубые существа, намного ниже его…
– Ты ошибаешься. Я восхищаюсь талантами труппы. Писать стихи – небольшое умение. Стихотворение – это только слова. Вот… – Брови Йоши сдвинулись. Он пошевелил губами. – Я обещал тебе стихотворение, и я написал его.
Йоши заколебался.
– Конечно, если ты не хочешь слушать…
– Ну ладно… прочти… раз уж написано.
Йоши продекламировал:
Солнца сиянье.
Свет серебристый луны.
Ты их затмила
Нежной своей красотой.
Блещет она, как слеза.
– Ты написал это для меня?
– Для тебя.
– Возможно, я неверно судила о тебе.
Аки улыбнулась. Когда она улыбалась, она была прекрасна. Йоши снова почувствовал волнение. Его влекло к девушке, несмотря на ее сумасбродное поведение; возможно, это даже придавало ей пикантности в его глазах.
Внутренний двор погрузился во тьму. Вокруг озера загорелись огни и бумажные фонари; гости медленно направились к импровизированному театру. От рыдающих звуков бива сентиментальная слеза навернулась на глаза Йоши. Музыка напомнила ему о Нами. Где она сейчас? И где сейчас он сам? Он недоуменно взглянул на Аки и смутился. Жизнь театра совсем не похожа на жизнь воина.
– Поспеши, мы начинаем, – голос Оханы прервал его размышления.
Находясь за кулисами, Йоши не видел публики, но сцена была перед ним как на ладони. Представление спасли акробаты.
Летающие гимнасты восхитили господ и дам. Крепкие мускулистые фигуры атлетов вызвали симпатию зрителей. Головокружительные трюки не раз награждались рукоплесканиями. Кроме того, вид человека, стоящего на голове, сам по себе вызывает удовольствие. Дамы в знак одобрения махали своими веерами, господа подбадривали акробатов криками. Было похоже, что оборванному ансамблю достанется вся слава дня.
Охана несколько сбил темп, взявшись читать трактат о военной распре между семьями Садато и Абэ. Никто не понимал, о чем говорит этот коротышка. В мерцающем свете фонарей Охана выглядел довольно импозантно. Но придворные мало интересовались военными приключениями прошлого. Дамы заерзали, стали перешептываться. Господа слушали около минуты, затем перестали обращать на оратора внимание. Охана покинул сцену, сопровождаемый пренебрежительным гулом.
К удивлению Йоши, зал затих, когда появилась Аки. Девушка держалась на сцене свободно. Грим, выглядевший таким уродливым, в свете рампы стал совершенным. Ясным голосом, напоминающим прозрачный звон далеких храмовых колоколов, Аки прочитала короткое стихотворение. И закружилась в танце под звуки бива. Она танцевала легко, естественно, переливаясь в пространстве, словно хрустальная струйка горного родника.
Аки очаровала публику. Йоши был горд, что принадлежит к ее миру. После ее ухода в зале несколько минут не стихали аплодисменты. Теперь в хорошем настроении публике могло понравиться почти все.
Почти все.
Фарс потерял зрителя. Он мог бы понравиться деревенскому люду на празднике рисовых полей, но был слишком тяжел и груб для придворных. Ощутив неприязнь зала, актеры начали играть еще грубее, усиливая отчуждение. Публика насмешливо улюлюкала. Аляповатый задник усугубил провал. На его размалеванном кричащими красками фоне выгодно выделялось светлое платье Аки, но разноцветные костюмы комедиантов совершенно терялись. На Шите и Цуре зашикали после первых выпадов. Господа смеялись и отпускали колкости. Даже слуги, толпившиеся рядом с Йоши, находили фехтовальщиков никудышными.
Акробаты и Аки были забыты. Публика разошлась раньше, чем закончилась программа, не обращая внимания на грандиозный финал.
С Оханой расплатился мажордом, который велел труппе как можно скорее покинуть поместье. Однако не было сказано ничего, указывающего на то, что господин Хашибуми разочарован программой.
Отработав свое, актеры были голодны. Им хотелось посидеть тесным кружком, обсудить выступление. Мажордом неохотно провел их к столу в дальнем углу павильона.
– Что ты думаешь, Суруга? Тебе понравилось мое обращение с мечом? – спросил Шите, запихивая горсть риса в рот.
– Твою игру нужно еще отработать. Я думаю, можно улучшить ее, если найти клинок получше. Боюсь, господа заметили, что он оловянный.
– Ах, если бы мы только могли себе позволить иметь настоящие мечи, – пробормотал Шите, взглянув на Охану.
– Публика была невыносима, – сказал Охана, игнорируя Шите. – Не понимаю, в чем дело? Мы выступали сотни раз, но нигде не получали такого хамского приема.
– Вам приходилось прежде выступать перед таким залом?
– Что ты имеешь в виду?
Охана приподнялся и свирепо посмотрел на Йоши. Он напоминал сердитого петуха, и эффект усиливали несколько зерен риса, прилипших к уголку рта.
– Охана, это аристократы. Непонятно, какие блага наобещал им Хашибуми, чтобы выманить их из Киото. Это йоко-хито, люди качества, большинство из них принадлежит к пятому рангу. Сегодня вы играли перед такой утонченной публикой, какую можно найти только во дворце императора.
– Ты хочешь сказать, они сочли нас за олухов? Охана сердито стряхнул рис.
– Откровенно говоря, да. Но у меня есть опыт общения с подобными людьми, – осторожно произнес Йоши.
Охана и Аки переглянулись. Глаза Оханы сказали: «Ты видишь? Он знает больше, чем говорит».
Взгляд Аки отвечал: «Пусть! Он может быть мне полезен!»
Шите надул губы, Цуре проворчал:
– До того как ты пришел, мы были достаточно хороши. Теперь ты говоришь, что нас держат за олухов. Чего ты от нас хочешь?
– Ничего, если вы хотите играть для крестьян. Если вы хотите играть за золото, нужно внести некоторые изменения, – сказал Йоши.
Выражение лица Оханы стало холодным.
– Это мой театр, – сказал он. – Я буду решать, нужны ли нам перемены.
Аки вступила в разговор, шутливо толкнув отца в бок:
– Конечно, ты будешь решать, дорогой папа. Мы любим и уважаем тебя. Мы знаем, что ты как никто ценишь мнение труппы. Если мы можем заработать больше золота, внеся незначительные изменения в нашу программу, давайте внесем их.
– Мой ум открыт, любой подтвердит это. Но каковы эти «небольшие изменения», которые, несомненно, приведут нас во дворец императора к Новому году?
Йоши проигнорировал сарказм Оханы.
– Новый год – это слишком скоро, – сказал он. – Но в свое время мы будем выступать в столице, если начнем работать по-новому.
– С чего ты хочешь начать? – спросил Шите.
– С разрешения Оханы, я бы сменил задник.
– Задник! Он достался мне от отца, – возмущенно сказал Охана.
– Значит, пора его менять. Он слишком ярок. Публика не видит актеров.
– Что ты предлагаешь? – спросила Аки.
– Изобразить силуэт сосны на фоне светлого неба. Никаких лишних пятен. Коричневый ствол, зеленые иглы. Работе актеров ничто не должно мешать.
– Кто возьмется за это?
– Я, чтобы отплатить вашу доброту, У меня есть некоторое умение обращаться с кистью.
Ито, молча слушавший разговор, сказал:
– Он прав, Охана. Наш задник слишком тяжел. Если люди стремятся к простоте, мы должны поступать так же.
– У нашего нового друга много талантов, – сказала Аки. – Пусть он рисует свою сосну. Отец решит, что с ней делать дальше.
Месяц шел за месяцем. Йоши был занят от утренних храмовых колоколов до деревянных трещоток ночных сторожей.
Труппа разбила лагерь в пригороде Шимады, в десяти милях от дворца Хашибуми. Шимада был важным торговым центром из-за своего расположения на реке Ои. Караваны купцов из дальних и ближних провинций не могли миновать его. Здесь имелись еда и жилье для людей и пастбища для усталых животных.
Переделка задника повлекла за собой цепь событий, которая привела к тому, что Йоши сделался по существу руководителем труппы. Он взял на себя задачу подготовки театра к выступлениям в Киото. Когда он думал о Нами, фактически находящейся в заключении у Кисо, следующий год казался вечностью.
Задник, что называется, был первой ласточкой. Дни превращались в недели, недели в месяцы. Охана не хотел терять власть, но природная лень и амбиции дочери заставили в конце концов отойти от дел.
Охана пил и ни во что не вмешивался.
Устранив Охану, Йоши взялся за режиссуру; сначала он работал с Шите, который был податлив, как мягкая глина. Шите смотрел Йоши в рот и скоро стал ходить за ним, как верная собачка.
Как-то, после долгой, утомительной репетиции, Шите разоткровенничался.
– Я люблю Аки, – сказал он. – Я хочу жениться на ней, но она говорит, что я глуп и необразован. Помоги мне научиться манерам благородного человека. Может быть, тогда она наконец полюбит меня.
Йоши чувствовал себя неловко. Его самого тянуло к Аки. Ничто не мешало ему сделать ее своей любовницей. Это было в обычае времени. Многие мужчины при дворе имели любовниц; часто им давали официальный статус вторых жен. Князь Чикара был женат, когда сватался к Нами.
Поняла бы его Нами? Йоши рассудил, что данная ситуация никак не повлияла бы на ее положение главной жены.
Связь с Аки повысит надежность его маскировки, даст ему больше власти в труппе, ускорит прибытие в Киото.
Терпение, говорил он себе, терпение.
Аки не так-то легко управлять. Она самостоятельна и практична. Она всегда сама решает, что ей надо делать. Бедный Шите, такой красивый, добрый и – Аки права! – такой глупый.
Йоши нравился Шите. Он совсем не хотел причинять ему боль. Изгнав Аки из своих мыслей, он взялся за воспитание юноши, пытаясь обучить его стихосложению и умению обращаться с мечом.
Эти усилия привели к неравнозначным успехам. Стихи появились, но оставались деревянными, а танец с мечом не клеился вообще.
– Я когда-нибудь научусь? – спрашивал Шите.
– Достаточно хорошо для театра, – отвечал Йоши, почти теряя терпение.
– Когда-нибудь я возьму настоящий меч и стану настоящим героем, а не жалким актером. Тогда Аки будет поражена моей храбростью.
– Это возможно, Шите, но прежде тебе придется проделать долгий путь.
– Можем мы попробовать еще раз?
– Завтра, Шите. Работа с бутафорскими мечами бесполезна. Ты никогда не станешь настоящим героем, играя в игрушки.
– Суруга, не думаешь ли ты, что настоящий герой живет в сердце; что он может преобразить игрушечный меч своей внутренней силой и доблестью?
– Великий герой – да. Но, Шите, ты не великий герой. Ты актер в труппе «Дэнгаку».
– Если бы я был настоящим героем, Аки полюбила бы меня.
– Может быть, – говорил Йоши, глядя в глаза наивного «героя» и зная, что слишком мало шансов к тому, что надежды Шите когда-нибудь сбудутся.
– Ты чудесный друг, Суруга. Как я жил до тебя?!! После Аки я люблю тебя больше всех на свете.
Шите вырос в небольшом городе. Его родители были крестьянами, возделывавшими три чо второсортной земли для местного землевладельца. С раннего детства Шите отличался от других детей в деревне. Он сторонился шумных игр и мечтал о времени, когда он станет воином.
Охана, проходя через город, где жил Шите, увидел и разглядел его. Красивая внешность, мечтательный вид, угловатые движения делали мальчика идеальной кандидатурой в театральные герои.
Не пришлось долго разговаривать, чтобы убедить деревенского парня, что его будущее принадлежит театру. Он взял новое имя – Шите, герой – и пошел за Оханой, оставив семью и дом ради кочевой жизни. В этом решении он никогда не раскаивался. Труппа полностью отвечала запросам. Он мог воображать себя героем и играть эту роль перед всем миром.
Люди театра были такими нарядными и образованными по сравнению с крестьянами, среди которых он рос. Не было большего счастья в жизни, чем находиться рядом с такой красивой девушкой, как Аки, или с таким – по всему видать – благородным человеком, как Йоши.
А Йоши принялся писать тексты для декламации. Грубый фарс, сказал он им, годится для рисовых полей; Киото нужна утонченность.
Однажды Охана объявил о трехдневном ангажементе. Театр был приглашен выступить на празднике ириса. Йоши помнил праздник ириса в Киото, торжественное время, когда дома, дворцы и крепостные стены столицы украшались листьями этого изящного растения и его цветущими ветвями, время, когда листьями ириса набивали подушки, листьями оплетали оружие, носили их в виде гирлянд, время, когда при дворе устраивались состязания по фехтованию, танцам и стрельбе и проводились скачки.
– Мы отправимся завтра при звуке храмовых колоколов, – объявил Охана.
Труппа была взволнована. Придут ли на концерт господа и дамы из дворца местного даймио? Многие из них имеют связи в столице. И, что более важно, на этой публике будут проверены произведенные в театре перемены.
Первый же вечер был триумфом по сравнению с выступлением в Окабе. Новый задник был принят с гулом одобрения; одинокая зеленая сосна на небесно-голубом фоне придавала спектаклю оттенок элегантности.
Акробаты задали тон, и представление покатилось почти не срываясь. Охана был более импозантен, чем когда-либо.
Пение Аки могло очаровать ангелов небесных. Сценкам и скетчам сердечно аплодировали. Провалился только Шите. Его танец с мечом вызвал смешки у дам и несколько взрывов грубого хохота у солдат, рассеянных среди публики.
После представления Йоши ожидал похвалы от Оханы; взамен получил угрюмое молчание и мрачный взгляд.
– Не обращай внимания, – сказала Аки, исполненная самодовольства. – Он ревнует, потому что нашим успехом мы обязаны твоим усилиям.
– Я не хочу, чтобы он сердился.
– Не говори ничего. Я знаю моего отца. Когда он теряет лицо, он злится, и, что бы ты ни сказал, это разозлит его еще больше.
– Но…
Аки положила мягкую руку на рукав Йоши.
– Суруга, я даю тебе добрый совет. Какое-то время держись подальше от Оханы. Нам с тобой нужно обсудить дела труппы и сегодняшнее представление. Она искоса взглянула на него. – Ты придешь ко мне попозже вечером? Мы сможем поговорить наедине.
– Сочту за честь, – сказал Йоши, у него внезапно перехватило дыхание. Она была прекрасна!
Йоши мало думал о женщинах с тех пор, как покинул Нами; он подавлял свои сексуальные побуждения, обращая их в работу.
Аки его волновала.
Она запахнула полог палатки и завязала шнурки. Аки, несомненно, была опытна в искусстве любви. Каждое ее движение таило намек. Ее розовато-лиловое кимоно шелестело и шуршало. Ее полуоткрытые груди блестели, словно опрокинутые блюдца китайского фарфора. Она вела себя так, словно хотела возбудить страсть в Йоши, и это ей удалось. Он попытался поставить чашку и пролил чай. Руки мужчины дрожали.
Аки улыбнулась и расстелила футон. Кимоно распахнулось, обнажив разворот бедер. Аки не носила нижних юбок.
– Ты волнуешься? – хитро спросила она.
– Нет… да…
– Мне кажется, я понимаю тебя. Ты нравишься мне, Суруга. Ты многое сделал для меня и для труппы. Я хочу выразить мою признательность. Сядь ближе, здесь тебе будет удобнее.
В этой Аки не было ничего трогательного. Перед Йоши была женщина, и эта женщина полностью контролировала ситуацию.
Йоши прижался к ее податливому телу, вдохнул сладостный аромат. Он понял, что здесь можно не церемониться. Как долго он не позволял себе… слишком долго! Дыхание Йоши пресеклось.
Быстро, по-деловому, не снимая кимоно, Аки оголила ягодицы и позволила Йоши проникнуть в себя.
Миновала полночь. Полная луна висела над горизонтом, когда Йоши откинул края палатки, собираясь уходить. Аки, приводя в порядок кимоно и прическу, тихо ойкнула.
– Что случилось? – спросил Йоши, замирая от страха.
– Шите! Он стоял в тени! – Аки словно обезумела.
– Чепуха. Здесь никого нет.
Йоши внимательно огляделся по сторонам.
– Говорю тебе, я видела его. Он шпионит за мной, – прошипела Аки.
В лагере было тихо. Только лошади тихо ржали, как будто кто-то их потревожил.
– Наверно, ты ошиблась. Все спят, – сказал Йоши, но его сердце забилось быстрее. Может быть, это Шите напугал лошадей?
– Я видела его. Я видела Шите.
– Если он был здесь, я поговорю с ним утром.
– И что ты ему скажешь? – Голос Аки был резок.
Йоши нравился бедный романтический дурачок, но проблемы юноши сейчас мало заботили его. У него хватало своих переживаний.
После упоительных мгновений страсти пришло похмелье. Йоши был утомлен и подавлен. Нужно остановить Аки, прежде чем она переполошит весь лагерь. Он огрызнулся:
– Я решу завтра. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи.
Аки опустила полог, столь же сильно расстроенная резким тоном Йоши, как и видом бледного лица Шите… подсматривающего!
Киото готовился к празднеству. Императорский дворец был охвачен интенсивной деятельностью – слуги развешивали кусугама, декоративные мешочки с травой, на жалюзи и карнизы. Щеголи украшали цветами ириса свои прически; дамы плели венки.
Горожане устилали ветками ириса крыши домов; они, как известно, отпугивают ками – болезни и несчастья, которые особенно свирепствуют в это время.
Ближе к вечеру в этот день император-отшельник Го-Ширакава обычно вручал кусугама своим высшим чиновникам. Они поднимали чаши вина, настоянного на измельченных стеблях чудодейственного растения, что давало им дополнительную защиту от ками.
Этот год не был благоприятен для обитателей города. Многие придворные покинули Киото до прибытия грубых горцев. В восьмом месяце предыдущего года ребенок-император Антоку сбежал из столицы со своим дядей Мунемори, своей матерью и своей бабкой – Нии-Доно. Антоку увез императорские регалии – сундук, в котором лежали бронзовое зеркало, меч и грубо сработанные украшения. Регалии были подарком Аматерасу, богини солнца, первому императору Японии. Владея регалиями, Антоку почитался как истинный владыка страны, и Го-Ширакава не имел права посадить на трон никого другого.
И все же Го-Ширакава полагал, что он правит страной из императорского дворца, а Кисо Йошинака полагал, что он правит Го-Ширакавой из своей штаб-квартиры в перестроенной усадьбе Рокухара.
В этот неблагоприятный год горцы Кисо наводили ужас на горожан. Для них не существовало законов. Они брали все, что хотели, вселяя смятение в сердца добропорядочных обывателей. Самураи-завоеватели считали вежливость оскорблением; они отвечали на улыбку ударом. Грабежи, насилие и убийства стали повседневным явлением.
В час змеи, около десяти утра, Нами развешивала ирис.
Особнячок Йоши был типичен для северо-западных районов. Крытая древесной корой крыша здания поддерживалась красными лакированными столбами. Широкая лестница из настоящего дерева вела в главный этаж, приподнятый над землей, чтобы избежать сырости, досаждавшей западному городу. Помещение, где жила Нами, было связано крытыми переходами с двумя пристройками. Одну из них занимал Горо, пожилой слуга.
Сегодня ставни южной стены были открыты. Нами, вешая ирис, могла без помех любоваться интерьером комнаты. Тут не было ничего лишнего – лакированный сундук, ваза с камелиями, приподнятое спальное возвышение и круглая жаровня для обогрева.
Нами помогал Горо, поддерживая плетеную корзину. Он подавал ей стебли цветка, а она прихотливо располагала их между поперечными балками и столбами террасы. Она была задумчива и замкнута. Она жила в доме Йоши девять месяцев, не общаясь ни с кем, кроме Горо. У нее появилась привычка разговаривать вслух, отвечая собственным мыслям.
– О, Йоши, где же ты?
– Вы что-то сказали, госпожа? Горо был немного туговат на ухо.
– Нет, Горо. Я вздохнула от одиночества. Я скучаю по нашему господину.
– Я понимаю.
Нами попала в Киото как пленница. Томое, используя свое влияние на Кисо, устроила дело так, чтобы ее поселили в доме Йоши, но ей не разрешалось покидать его.
Хотя Горо, при всем старании, не мог скрасить одиночество молодой женщины, дом и сад не оставляли ей времени для скуки. Будучи главной женой князя Чикары, она привыкла ко множеству слуг, что сильно разнилось с ее теперешним положением.
Сад сиял и благоухал, но его прелесть не радовала Нами. Она думала о Йоши. Что с ним? Где он сейчас? Томое сказала, что Йоши жив и что Кисо неотступно разыскивает его.
Томое! Спасибо Хатшиману и Будде! Что бы она делала без нее? Нами нахмурилась, вспомнив события недавних дней. Кисо, одурев от сознания своего всемогущества, возобновил притязания. Томое встала перед ним с мечом в руке и сказала: выбирай. Кисо отступил, но его улыбка не предвещала ничего хорошего.
Кисо теперь проживал во дворце Рокухара, по ночам объедаясь белым рисом и упиваясь сакэ. Нами слышала, что придворные дамы посмеиваются над чванливым неотесанным горцем.
Томое, с другой стороны, была принята и обласкана в свете. Нами приложила немало усилий, обучая амазонку правильно одеваться и говорить. Без ее помощи Томое выглядела бы при дворе даже более глупо, чем Кисо. Томое настояла на своем праве посещать Нами, и Кисо не осмелился возражать.
Развесив стебли ириса, Нами удалилась в комнату. Она намеревалась провести день одна, думая о Йоши и вознося молитвы о его безопасности.
Перебирая четки, Нами размышляла о быстротечности жизни. Дядя Фумио умер. Ее бывший муж, князь Чикара, умер. Мать Йоши находилась в изгнании, сопровождая ребенка-императора. Ничто не осталось прежним. Год назад она обнимала любимого, а сегодня заточена в его доме. Где сегодня Йоши? Почему все складывается так плохо? Молодой женщиной овладела печаль, которую не могли рассеять солнечный свет и свежесть, веющая из сада. Нами выглянула в окно, посмотрела на яркие цветы… недавно расцвели – скоро завянут. Она уже немолода, но еще не произвела на свет наследника. Она не оправдала надежд князя Чикары и, похоже, разочарует и Йоши.
– О, Йоши! – произнесла Нами вслух. – Любимый, где ты?
Она в отчаянии прикусила губу. Ей было тесно и душно. Она нуждалась в новостях из внешнего мира. Если бы приблизительное местонахождение Йоши было известно, Томое известила бы ее.
– Горо, – кликнула Нами.
Ближе к вечеру Горо объявил о прибытии Томое. Нами приняла подругу в открытой южной комнате.
Нынешняя Томое разительно отличалась от грозной воительницы прошлого года. Куда делся ее боевой пони? Томое прибыла в паланкине, который несли восемь носильщиков. Где мечи, лук, стрелы, колчан, поскрипывающие на каждом шагу доспехи? Вместо них – роскошное платье вишнево-красного шелка, под ним несколько нижних юбок кремово-коралловых тонов. Ее волосы отросли до пояса. Они были аккуратно зачесаны назад и перехвачены тугим белым бантом.
Только лицо Томое осталось прежним – те же сильные выразительные черты, та же гладкая смуглая кожа. Прежней оставалась и ее самурайская походка, широкий шаг, немного неуместный при нынешнем наряде, но такой естественный для нее.
– Томое, как я рада видеть тебя.
– Дорогая Нами, и я рада повидаться с тобой. Я скучала без тебя.
– Милая Томое. Дни тяжелым грузом ложатся на мое сердце. В моем заточении все события, происходящие за стенами этого дома, представляются мне ужасными.
– Ты недалека от истины. Мы обманулись – Кисо, Имаи и я. Нам нужно было оставаться в поле, предоставив Киото Йоритомо. Мы солдаты, мы мало знаем о придворной жизни.
– Кисо хотел править.
– Он хотел власти и думал, что это его путь. Он ошибся. Мрачные предчувствия томят его. В несчастье Кисо безрассуден. Придворные живут в постоянном страхе перед его жестокими выходками. Он не был готов к такой жизни.
– Никто, рожденный вне двора, не готов к ней.
– Правда. Но ты помогла мне. Без твоих дружбы и советов моя жизнь стала бы совсем невыносимой. Кисо знает, что придворные смеются за его спиной. Он приходит в бешенство, но сдерживается, чтобы не выглядеть еще большим дураком. Я понимаю, что он чувствует, хотя, мне кажется, двор принимает меня.
– Двор в самом деле принимает тебя. Ты дама.
– Спасибо, милая Нами, и все же я скучаю по прошлому, я думаю, наше место – в поле.
Женщины проболтали около часа. Нами наслаждалась обществом Томое. Ей нужно было выплеснуть свои эмоции, накопленные за долгие дни одиночества.
После лепешек и чая лицо Томое приняло серьезное выражение.
– Я бы хотела обсудить события при дворе, – сказала она. – Я не собираюсь обременять тебя моими проблемами, но мне нужен твой совет.
– Если я могу помочь, спрашивай, – просто сказала Нами.
– Кисо и его капитаны не готовы к хитрым интригам придворной жизни, – продолжила Томое. – Го-Ширакава – коварная лиса. Он двигает Кисо, как фишкой в игре го. Кисо считает, что властвует он, но в действительности им манипулирует плененный император.
– Чем же Го-Ширакава так беспокоит тебя?
– Го-Ширакава убеждает Кисо разыскать Тайра и отобрать у них императорские регалии. Тогда Го-Ширакава получит официальное право избрать нового императора и продолжить свое царствование.
Нами, вспомнив свой обет бороться против Тайра, сказала:
– Что же тут плохого? Го-Ширакава привык к власти и понимает жизнь двора. Если Кисо уничтожит остатки рода Тайра, страна будет объединена под знаменем Минамото.
– Нами, ты была в изоляции слишком долго. Ты не знаешь всего. Кисо, захватив Киото, пренебрег Йоритомо. Теперь Йоритомо набирает армию, чтобы идти на столицу. Тайра больше не имеют значения. Теперь Минамото идет против Минамото.
– Значит, Кисо будет сражаться со своим двоюродным братом?
– Будет, если его не одурачит Го-Ширакава. Го-Ширакава хочет получить императорские регалии. Он обещал Кисо титул сегуна, если он добудет их.
– Сёгун? Более ста лет никто не удостаивался такой чести.
– Кисо стремится к этому титулу.
Томое сделала паузу. Когда она продолжила, ее голос словно отяжелел:
– Я убеждена, Го-Ширакава предаст нас. Когда Кисо вернет регалии, Го-Ширакава отречется от него, потому что люди Кисо опустошили столицу. Придворные и горожане требуют, чтобы Го-Ширакава урезонил их. Но Го-Ширакава бессилен без Йоритомо. Он отдаст Кисо в руки князя, как только получит возможность.
– А ты, Томое? Если это произойдет, ты пострадаешь от бешенства Кисо, – в раздумье сказала Нами.
Перемены! Везде перемены. Жизнь зиждется на зыбучем песке. Шигата га наи, с этим ничего нельзя сделать.
В конце беседы Нами спросила Томое, нет ли известий о Йоши.
– Йоши? – произнесла Томое, вопросительно подняв брови. – Он, по-моему, в армии Йоритомо? Шпионы сообщают, что Йоритомо приказал ему убить Кисо.
– Невозможно! Йоши дал обет не убивать. Вряд ли он нарушит свою клятву, даже по приказу.
– Я не знаю… Кисо боится. После смерти Сантаро Кисо преследуют мысли о Йоши. Хочу предупредить тебя, Кисо установил постоянное наблюдение за твоим домом. Он уверен: если Йоши доберется до Киото, он станет искать тебя.
– Если бы только это было так.
– Страх перед моим гневом и местью твоего мужа охраняет тебя от его похоти. Он выжидает, пока не получит голову Йоши. – Лоб Томое покрылся морщинами. – Он продолжает поиски Йоши с тех пор, как мы вышли из Шинохара. Бесплодные поиски, – Йоши словно провалился сквозь землю.
– Милая Томое, боюсь, Кисо прав: Йоши явится сюда, как только сможет.
– Ты можешь предупредить его?
– Я не знаю, где он, но сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать ему попасть в ловушку.
– Если будут новости, я сообщу их тебе немедленно.
– Спасибо, дорогая Томое.
– Мне нужно идти.
Томое поднялась и поправила халат. Она взяла руки подруги в свои и сказала:
– Будь осторожна. Помни, люди Кисо начеку.
Лагерь бродячего театра располагался сразу за городской чертой, на поле, поросшем подорожником. С трех сторон он был окружен ягодным кустарником, с четвертой – вишневым садом. Покрытые утренней росой, влажные плоды шиповника блестели, словно алые звездочки на фоне темно-зеленых листьев.
Девять шатров бродячего театра привольно раскинулись на поляне. Палатка Шите прижималась к другой, побольше, которую Йоши делил с Ито. Охана, Аки и Шите занимали отдельные помещения; другие члены труппы проживали компактными группами.
В это утро Йоши поднялся со звоном храмовых колоколов. Ночь не принесла ему отдыха. В тяжелых сновидениях являлись образы Фумио, Нии-Доно, Сантаро, Кисо и Томое. И что хуже всего, Нами, словно грозный судия, стояла во главе призрачного сборища, обвиняя Йоши в неслыханных поступках.
Йоши с облегчением вырвался из плена ночных кошмаров и откинул полог. Его настроение тут же ухудшилось, – он взглянул на палатку Шите. Неужели Шите вчера следил за ним? Это неудивительно, юноша с некоторых пор следовал за Йоши, как привязанная собачонка.
Подобно щенку с влажным носом, Шите был создан из глупых эмоций; он разыгрывал роль героя, не подозревая, как ему далеко до своего идеала.
Йоши сказал себе: «Я должен встретиться с Шите и объясниться». Он побрел по влажной траве, чувствуя, как стебли ее нежно хрустят под его босыми ногами. Через некоторое время он осторожно стучал по деревянному шесту, подпирающему палатку.
Нет ответа.
– Шите.
Он поскреб ногтем по пологу. Мертвая тишина.
– Шите, проснись! Это Суруга. Нет ответа.
– Эй, Шите. Мне нужно поговорить с тобой. Тишина.
Йоши просунул руку под туго натянутое полотнище, пытаясь нащупать узлы шнуровки. Что за ребячество дуться и прятаться, играя в молчанку, как будто таким образом можно избавиться от неприятностей.
Утреннее солнце было ярким, и контраст с полумглой, царившей внутри помещения, на несколько секунд ослепил Йоши. Затем он увидел…
Шите, обнаженный по пояс, валялся перед небольшим алтарем. В воздухе витал застоявшийся запах ладана. Юноша лежал на боку, немного склонившись. Его внутренности выворачивались из рваной раны, тянувшейся через живот до подреберья. Потоки крови почти полностью залили покрывало постели; вышитые красные цветы слились с пропитанной кровью тканью.
Рука самоубийцы все еще сжимала рукоять клинка. Оловянный меч!
Глаза Йоши наполнились слезами. Он не мог сглотнуть горький ком, подступивший к горлу; его ладони увлажнились, вены набухли. Пятясь, он выбрался из зловонной палатки на свежий утренний воздух. Амида Буду Ниорай! Бедный Шите. Какова же была степень его отчаяния, если оно заставило его зарезать себя таким жалким предметом. Где он нашел силу вонзить тупое лезвие в трепещущую плоть? Кто же он на самом деле? Герой? Глупец? Как бы там ни было, причиной его смерти стал его друг Йоши.
Йоши обрел дар речи.
– Охана! Иди скорее сюда! – крикнул он.
– Что случилось? Кто зовет?
Голоса откликнулись отовсюду. Необычные нотки в тоне Йоши встревожили всю труппу.
Ито первый подбежал к нему. Один взгляд, брошенный внутрь палатки, объяснил ему все. Музыкант положил руку на плечо друга и повел его прочь.
Труппа была в шоке. Смерть мало что значит в жизни воина, но простые актеры сталкивались с ней редко. Все сошлись на том, что Шите погиб как герой, хотя только Аки и Йоши догадывались, почему он покончил с собой. Эти двое теперь держались порознь. Они не разговаривали ни с кем, тая свои мысли.
Охана велел акробатам вырыть на дальнем конце поляны яму, где они и похоронили изуродованное тело Шите по короткому синтоистскому обряду, умоляя Аматерасу принять душу страдальца.
Йоши провел остаток утра в тяжелых раздумьях. Его поступок вновь привел к смерти хорошего человека. Даже обет не предотвратил невинной крови. Горькие слезы застилали взор Йоши. Многие люди умирали на его глазах, некоторые от его руки, но ничья участь не волновала мастера меча так глубоко, как гибель молодого актера. Почему?
В прошлом году его дядя пал от рук Тайра; совсем недавно его друг Сантаро был казнен негодяем Кисо. Мастер перенес эти события стоически! Тогда почему смерть Шите так сильно потрясла его? Он проанализировал свои чувства. И понял, что виноват! Физическое влечение, грубый позыв плоти заставил его совершить предательство. Шите умер, не будучи в силах снести измены.
Чем дольше размышлял Йоши, тем несчастнее он становился. Возможно, ему теперь следует оставить труппу и действовать в одиночку, выполняя задание Йоритомо. Хотя времени оставалось мало, Йоши мог еще найти способ решить свои дела, не подвергая опасности ни в чем не повинных людей.
Охана прервал его раздумье. Ито, наигрывавший траурные мелодии, отложил свою бива и тактично удалился.
– Мы все скорбим о смерти Шите, но что случилось, то случилось. Мы должны вернуться к своим делам и продолжать жить, – сказал Охана.
Йоши ничего не ответил.
Охана молча выждал несколько секунд, затем добавил:
– Хватит, Суруга. Довольно распускать нюни. Никто не может помочь мертвым, а нам нужно обсудить ситуацию. – Его тон сделался нетерпеливым.
– Нечего обсуждать. Я покину труппу завтра. – Йоши отвернулся, показывая, что разговор окончен.
– Чепуха! Ты сейчас не в себе. Это пройдет. – Охана пытался придать теплоты своему голосу. – Я все понимаю. Вы были друзьями. Шите любил тебя.
– Я знаю, – печально сказал Йоши.
– Перестань казниться. Шите сам решил свою судьбу. Он воображал, что умирает смертью героя… Но умер смертью жалкого труса. Он боялся смотреть в лицо реальности. Ты в десять раз отважнее его. Перестань вести себя как ребенок. – Голос Оханы неожиданно стал резким.
Челюсти Йоши сжались, глаза вспыхнули. Он мрачно сказал:
– Поступок Шите требует огромного мужества. Предупреждаю, Охана, не оскорбляй его памяти.
– Мне больше нечего добавить, Суруга, кроме того, что у меня есть обязанности перед коллективом театра, и… смею заметить, у тебя тоже.
– У меня нет никаких обязательств. Я отрабатывал свое пропитание. Я уйду, как пришел. – Йоши начинал злиться.
– Ты не уйдешь. Ты будешь играть роли Шите, пока я не найду ему замену.
Йоши был застигнут врасплох.
– Охана, – сказал он. – Ты потерял рассудок. Я не актер и не имею никакого намерения валять дурака.
– Это тебе не грозит, – огрызнулся Охана, его толстые щеки взволнованно затряслись. – Ты можешь играть роли лучше, чем Шите. Согласись с этим. Ты обучал его ежедневно, и ты знаешь каждое слово и каждое движение.
– Нет!
Что несет этот болван? Как он может предлагать ему заменить погибшего? Охана явно не понимает, что Йоши чувствует себя ответственным за сеппуку.
– Ты будешь играть! – Охана в свою очередь угрожающе уставился на Йоши. – Послушай меня. Я не глуп. Ты явился невесть откуда в оборванной одежде, грязный и голодный. Через час появились солдаты, разыскивающие человека, похожего на тебя. И ты, образованный человек, говорящий как сын императора, вдруг согласился работать, не требуя платы. Почему?
Охана выдержал паузу, ожидая ответа Йоши. Не дождавшись его, он продолжил:
– В Окабе висел плакат с описанием дезертира: за его поимку предлагалась значительная награда. Каюсь, у меня возник соблазн выдать тебя, но, будучи добросердечным по натуре, я укротил демонов алчности в своей душе. Пойми, Суруга, ты сейчас на свободе благодаря моей доброте.
Щеки Йоши вспыхнули.
– Ты угрожаешь мне? – спросил он.
– Вовсе нет. – Охана стал подобострастен. – Нет причин браниться. Я предан твоим интересам. Я убежден – ты станешь блестящим актером.
В животе у Йоши похолодело. Он раскрыт. Он теперь лишь игрушка в руках злобного ничтожества. Но… в словах Оханы была доля истины. Йоши действительно мог справиться с ролью лучше Шите. Что скрывать, он был сейчас не только раздосадован, но и польщен. Мастер меча вновь вспомнил наказ Йоритомо: «Будь терпелив, но доберись в Киото к следующему Новому году». Актерская труппа была идеальной маскировкой, а кибитка театра – отличным средством, чтобы проникнуть в столицу необнаруженным.
Охана был, конечно, грубым лицемером, но он предлагал возможность, которой Йоши не мог пренебречь.
– Способность подавать советы еще не делает человека актером, – сказал Йоши.
– Актер, не актер, все это пустая болтовня. Только ты знаешь роль достаточно хорошо, чтобы играть ее сегодня.
Охана ткнул пальцем в грудь Йоши, подчеркивая важность своих слов.
– Сегодня? Ты сошел с ума! Я не смогу подготовиться. Мне нужно порепетировать.
– Ты должен! Впереди целый день. Репетируй, сколько, душе угодно. Но вечером будь добр пожаловать на сцену, иначе окажешься в руках самураев Хашибуми еще до утра.
– Ты опять угрожаешь мне?! Негодяй!
– Тише, тише, Суруга! – Охана испугался. – Это злые слова. Не будем ссориться. Я не держу на тебя зла за содеянное тобой.
– Зла? Я работал как каторжный, чтобы возродить театр, а ты платишь мне угрозами!! !
– Суруга, ты нужен мне. Ты нужен всем нам. Ты настроил против меня дочь, узурпировал мои права режиссера, но я прощаю тебя. Без героя спектакля не будет. Неужели не ясно? – Голос Оханы стал льстивым. – Ты ведь сделаешь это для своих друзей?
– Сегодня вечером – да, – ответил Йоши с ненавистью.
Приняв это решение, Йоши занялся подготовкой к вечернему выходу. Комплексовать не было времени. Аки пыталась поговорить с ним, но, сосредоточившись на стоящей перед ним задаче, он отмахнулся от нее. Ярость актрисы не имела пределов! Ее новоявленный любовник посмел проигнорировать ее? Гордость девушки была глубоко уязвлена. Никто, говорила она себе, никто не может использовать ее и бросить.
Труппа вернулась к своим занятиям; только Уме убивалась по Шите. Для остальных бедного мечтателя как будто никогда и не существовало.
На репетиции Йоши смотрелся великолепно. Он так часто возился с Шите, что сейчас без напряжения вступил в игру и чувствовал себя очень уверенно.
Даже Цуре проворчал:
– Суруга задает тон. Он надежен, как скала. Актеры зааплодировали.
Аки, наблюдавшая за репетицией, сказала отцу:
– Посмотрим, сумеет ли он держать зал.
Нос Охана был краснее, чем обычно. Он, пожалуй, рано сегодня принялся за сакэ. Его голос стал невнятен, лицо выражало бесконечную усталость.
– Он должен хорошо поработать сегодня. От этого зависит его жизнь, – сказал Охана.
Аки раздраженно пожала плечами.
– Неразумно сейчас выпускать его на сцену. – сказала она. – Ты даешь в руки дополнительные карты.
– Не беспокойся, дорогая. Я крепко держу его в узде. Он будет хорошо служить нам, пока нужен. А затем… затем увидим!
Йоши гримировался перед небольшим зеркалом, принадлежавшим Шите. Он старался накладывать белила плотно, нивелируя черты лица. Он подумывал было играть весь спектакль в маске, но решил, что это будет слишком нарочито. Йоши нарисовал себе широкие черные брови, переделал рот в героическую красную щель, изменил прическу, опустив челку до бровей и зачесав волосы с боков назад, придавая себе преувеличенно задиристый вид.
– Ты думаешь, тебе удастся обмануть их? – Аки наблюдала за ним, приоткрыв полог. Презрительная усмешка портила ее симпатичное личико.
Йоши испугался. Неужели актриса способна читать мысли?
– Обмануть кого? – спросил он так спокойно, как только мог.
– Публику, конечно. У тебя нет опыта работы на сцене. Ты выставишь ослом себя и опозоришь всех нас.
Йоши почувствовал облегчение. Охана таки не выдал его. Он твердо сказал:
– Я репетировал роль много раз. Все будет нормально.
Самоуверенность Йоши раздражала Аки. Неужели он так быстро забыл обо всем? Ведь они целую ночь провели вместе. Ах, если бы только он сейчас посмотрел на нее, как мужчина… если бы он вспомнил… но нет! Нет!!! Женщина сердито отвернулась, со стуком уронив полотнище входа.
Йоши чувствовал себя гораздо менее уверенно, чем держался. Он не хотел оттолкнуть Аки, он нуждался в ее поддержке, но чувство вины не позволяло ему заискивать перед ней.
Йоши запретил себе думать о чем-либо, кроме предстоящей работы. Он раскинул по палатке костюмы Шите. Они выглядели бедно, в неудобных местах дыры, рукава обтрепались, бахрома неровно подрезана, небрежно подшита. Четыре коричневых верхних платья с вышитыми цветами, расположенными кольцами на фоне листвы, лежали перед ним. Он выбрал наименее поношенный наряд, надеясь, что дыры будут не очень видны. Хакама прикроется халатом. Костюм должен сойти.
Мать Оханы, Обаасен, поскребла полог палатки:
– Пора отправляться в театр.
Странное чувство: идти пешком через лес в полном театральном наряде. Искусственное существо в естественном окружении. Шиповник уже погрузился в тень, только редкие красные искры вспыхивали в глубине зарослей.
Эстрада была расположена в саду, напротив главного здания дворца. Хозяин и его свита уже восседали на открытой веранде. Листья ириса свисали с карнизов, покачивались над их головами, Публика второй ночи празднества была немногочисленной.
Йоши ожидал в павильоне вместе с остальными актерами. С каждой минутой он нервничал все больше. Не странно ли, мастер меча, которому доводилось сражаться насмерть сразу против дюжины противников, не находит себе места из-за декламации каких-то стихов.
Труппа Оханы должна была выступать после того, как отыграет свое городской квинтет. Призрачные стенания флейты причудливо сплетались с пятитактным ритмом малого барабана. Большой барабан вел котрапункт. Струнные инструменты сопровождали мелодию импровизированными аккордами.
Музыка немного успокоила Йоши, но с последним ее тактом волнение нахлынуло на него с новой силой.
Йоши попытался мысленно повторить текст своей роли. Бесполезно! Он все забыл. С чего же он начнет? Его ладони стали влажными, сквозь грим каплями проступил пот, ступни похолодели, пальцы ног потеряли чувствительность.
Акробаты труппы меж тем уже крутились, прыгали и кувыркались по лужайке под аплодисменты, доносящиеся с веранды.
Время выхода Йоши подошло слишком внезапно! Он не помнил, как очутился на сцене. Он услышал знакомую реплику и отвечающий на нее чей-то баритон. Неужели это его голос? Начало программы прошло как во сне. Казалось, кто-то другой двигается по сцене, произносит грубые шутки, получает и раздает удары. Внезапно, повинуясь какому-то наитию, он сбросил верхний халат. Оловянный меч оказался в руке Йоши. Смутно – казалось, издалека – доносилась до него музыка бива, и мастер меча понял, что это он поворачивается, делает выпады и парирует удары, подчиняясь мелодии. Затем все кончилось… И маленькое пространство возле эстрады вспыхнуло от оваций. Аплодисменты были бурными и долгими.
Йоши никогда раньше не аплодировали. Незнакомое прежде чувство восторга накатывало на него огромными волнами, подхватывало и уносило в море бесконечного счастья. Йоритомо, Кисо, смерть Шите – все было забыто. Не существовало ничего – ни театра, ни труппы. Это был триумф Йоши. Его одного и никого больше.
Позже, в лагере, он сидел вместе с другими артистами возле костра, охваченный сладкими воспоминаниями. Даже Цуре поздравил его. Все, кроме Аки и Оханы, восхищались выступлением дебютанта.
– Не помню ничего лучшего, – сказал один из актеров. – Я бы работал с тобой, как ни с кем другим за многие годы.
– Танец был изумителен!..
– Ты обращался с мечом, словно настоящий сенсей!..
– Все шло как по маслу.
– Ты слышал мою вторую реплику?
Общий разговор разбился на отдельные диалоги. Теперь Йоши понимал, почему актеры не могут спать после представления. Казалось, его пребывание на сцене длилось несколько секунд. Однако хотелось вспоминать о нем бесконечно, еще и еще раз мысленно перебирая каждое движение, каждую фразу, хотелось вновь погрузиться в море рукоплесканий.
По кругу пошла открытая бутылка. Охана, тряся щеками, провозгласил тост:
– За мое открытие, – сказал он невнятным голосом. – За человека, которого я подобрал в поле, которого я выучил и развил так, что он принесет нам славу.
Брови некоторых из присутствующих удивленно поднялись. Члены труппы хорошо знали о растущей ревности Оханы к успехам Йоши и его ярости из-за вызванной этим потери лица. Молчание, последовавшее за тостом, нарушил Йоши, подняв свою чашу в ответ.
– Спасибо, Охана. Я следую твоему примеру с тех пор, как ты был настолько добр, что взял меня на работу. Предлагаю тост в знак признательности.
От колес кибитки, возле которых располагалась Аки, послышалось отчетливое «хмфх».
– И, – продолжал Йоши, не улыбнувшись, – я также благодарю за поддержку и ободрение твою очаровательную дочь.
Все пригубили свои чаши, кроме Аки. Она разгневанно смотрела на Йоши, подозревая в его словах скрытый подвох.
Позже Аки сошлась лицом к лицу с отцом в его палатке.
– Отец, ты даешь Суруге слишком много власти. Он завладеет твоим делом, если ты не будешь осторожен.
– Моя дорогая Аки, не нервничай понапрасну. Я тщательно слежу за ним. Он ничего не получит от нас.
Охана отпил глоток сакэ.
Аки раздраженно возразила:
– Он дурачит тебя.
– Ты обижаешь меня, дочка. Говорю тебе, он делает, что я хочу. Я управляю им. Ты должна больше доверять мне. Мы используем талант этого человека, чтобы улучшить и усилить труппу. Возможно, с его помощью мы когда-нибудь будем играть перед императором. Ради такой цели можно потерпеть. Предлагаю тебе сделать то же самое.
Охана потянулся за флягой, чтобы снова наполнить свою чашку. Он долго и сердито тряс ею, обнаружив, что она пуста.
Следующие полгода пролетели быстро – компания путешествовала вдоль побережья по дороге на Токайдо. Каждый месяц все больше приближал их к столице. Слава театра росла с каждым представлением, и в городах, лежащих на их пути, с нетерпением ожидали нового «Шите» и очаровательную Аки.
Смерть Шите очень сильно повлияла на Йоши. Если раньше труппа была для мастера боя лишь промежуточным средством в его борьбе против Кисо, то теперь дела театра заполонили всю его жизнь. Не то чтобы он стал меньше ненавидеть Кисо. О нет! Он по-прежнему считал Кисо виновным во всех несчастьях его жизни – в казни Сантаро, в разлуке с Нами, даже в смерти Шите.
Тем не менее Йоши усердно работал, и компания процветала. В кошельке Оханы звенело золото. Чем больше Охана зависел от Йоши, тем богаче он становился. Отказавшись от управления труппой, Охана стал прикладываться к рюмочке; из повелительного хвастуна он превратился в пропитанного сакэ обывателя, ставшего посмешищем для всей компании. Охана номинально считался главой труппы, но все решения теперь принимал Йоши. Хотя мастер меча официально числился учеником труппы, он фактически управлял сценическими и бытовыми делами компании. Охана теперь поддерживал контакты с работодателями, в число которых сейчас входили не только местные землевладельцы, но и крупные синтоистские и буддистские храмы. Охана заключал договоры и собирал золото. Йоши как ученик не получал никакой платы, он работал за стол и ночлег.
– К следующему танабата мацури, празднику ткачихи и пастуха, нам понадобятся новые костюмы. Я планирую новую постановку из их жизни, – сказал Йоши Охане однажды утром.
– Мы сшили новые костюмы в прошлом месяце. Золото не беспредельно.
– Тем не менее тебе придется потратиться еще раз.
– Ты слишком многого от меня требуешь.
– Недостаточно много! Охана, пойми, ты должен вкладывать больше денег, чтобы сделать театр достойным императорского дворца.
– Ты уже нанял двух музыкантов и еще одного актера. Ты пошил роскошные платья на всех и купил новые мечи для танца. – Охана был разъярен, его голос прерывался от гнева.
– Неважно. Нам вскоре понадобятся костюмы ткачихи и пастуха. К тому же придется изменить и твой наряд. Ты будешь играть небесного властителя. Я задумал для тебя нечто совершенно грандиозное.
– Моя наряд? Роль небесного властителя? Хм!.. Хорошо, полагаю, если нам нужно…
Жадность и тщеславие. Эти два дракона стерегли подходы к сердцу Оханы. И хотя хитрый толстяк больше ни разу не упоминал о нелегальном положении Йоши, молодой человек знал, что Охана отнюдь не выбросил из головы мысль о выдаче Йоши, что он вынашивает ее как оружие, которым воспользуется тогда, когда его жадность и тщеславие перестанут удовлетворяться.
Когда остальные артисты отдыхали от ежедневных репетиций, Йоши самозабвенно работал над своей первой самостоятельной постановкой.
Исторически праздник ткачихи основывался на поэтичной китайской легенде о любовном увлечении пастуха, символизируемого звездой Альтаир, и ткачихи, символизируемой звездой Вега. Страсть охватила молодых людей, заставила их забыть об окружающем мире. Ткачиха перестала выполнять свою работу для богов, а пастух забросил свои стада. Обнаружив нерадивость слуг, небесный властитель развел их по разным сторонам неба. Они с той поры могут встречаться только один раз в год; если ночь седьмого дня седьмого месяца выдавалась ясной, стая небесных птиц выстраивалась колеблющейся дорожкой, чтобы Вега могла пересечь небосклон и обнять возлюбленного. Если ночь была облачной или дождливой, встреча откладывалась на год.
Праздник являлся значительным событием в культурной жизни страны; в честь любовников, разделенных звездами, писались стихи, и женщины молились о даровании им подлинного мастерства в ткачестве и портновском искусстве. Это был один из пяти самых важных праздников года.
Йоши создал свою версию древней легенды, написав пьесу, в которой объединил стихи, прозу и песни. Себе он отвел в пьесе роль пастуха. Ткачиху должна была играть Аки. Ито сочинил специальную партитуру. Ничего подобного в театре раньше не делалось. Действие спектакля было динамичным и красочным, образы спектакля настолько ярки и символичны, что представление должно было удовлетворить вкусам взыскательной публики.
С тех пор как Йоши присоединился к театру Оханы, он ввел в его работу Много художественных изменений. Актеры труппы больше не были просто актерами «Дэнгаку»; они достигли новых высот мастерства и стали предвестниками нового вида театра – театра «Но».
Слава Аки росла по мере того, как Йоши усложнял ее роли. Достоинства, которые он видел в ней, развивались с каждым спектаклем. Успех и признание должны были, казалось, сделать девушку счастливой. Но не делали. Подобно тому как растущее богатство Оханы сделало его еще более жадным, так и актриса становилась все более капризной по мере того, как ее имя становилось все шире известным.
Аки избегала Йоши, наказывая его за пренебрежение прошлых дней. Она сторонилась его общества и говорила с ним только на репетициях.
Йоши замечал расстояние, которое Аки сохраняла между ними. Ее холодность была слишком подчеркнута и нарочита. Он намеревался извиниться перед девушкой за свое бестактное поведение, но никак не находил подходящего времени. Когда он пытался заговорить с ней о личных проблемах, Аки уходила или переводила разговор на дела компании.
Коэцу, руководитель акробатов, по утрам тренировал Йоши в основных акробатических упражнениях. За это Йоши учил его читать, писать и играть небольшие вспомогательные роли. Йоши находил, что такие гимнастические позиции, как «шпагат» или «рыбка», придают ему подвижности и пластики как актеру. Сила, которую он развил в себе в качестве мастера меча, помогала ему свободнее владеть своим телом. Коэцу имел способности к актерской игре, Йоши с радостью обнаружил в себе способности к акробатике; он чувствовал связь своего тела с окружающим его пространством.
Вечерами Йоши шлифовал с Цуре танец.. Цуре делал успехи. С новыми мечами танец стал более реалистичным и волнующим. Хотя Цуре и не был великим фехтовальщиком, он был хорош как партнер для тренировок. Йоши нашел, что акробатические упражнения с Коэцу улучшают его подвижность, а ежедневные тренировки на мечах с Цуре поддерживают высокий уровень его профессионального мастерства.
Сейчас Йоши находился один в своей палатке, просматривая сценарий пьесы. Над головой его мерцала лампа, отбрасывая на бумагу тяжелые пляшущие тени. Рисовальная кисточка Йоши проворно летала от чернильницы к бумаге, четко выводя значки иероглифов на белом поле листа. Пьеса была готова, оставалось только внести незначительные изменения. Актерский состав знал назубок свои роли. Новые костюмы радовали глаз; даже Аки и Охана были довольны ими. Охане очень шел полный придворный наряд, полагавшийся по чину небесному властителю. Особенно же гордился толстяк золотым мечом, специально изготовленным для этой роли.
Аки, играющая девушку-ткачиху, в процессе спектакля надевала поверх халата китайский камзол цвета нежных лепестков персика и юбку с длинным шлейфом, расшитым блестками небесных сфер.
Йоши был доволен, Сегодняшняя репетиция прошла хорошо. Ито превзошел себя, сочинив божественную мелодию. Труппа и публика будут довольны выступлением.
Па другой стороне лагеря, в палатке Оханы, Аки ругала отца.
– Это должен быть твой триумф, а ты сидишь как отупевший чурбан, глядя, как Суруга настраивает против тебя твою труппу.
– Он ничего не получит, – пробормотал Охана, затем резко повысил голос: – Командую я. Он слушается моих приказаний.
– Он делает, что он хочет, затыкая тебе рот нарядными тряпками!
– Говорю тебе, командую я. Я заплатил за костюмы, а не он.
– Тем более ты глуп. Голос Оханы задрожал.
– Замолчи! – приказал он. Толстяк с усилием приподнялся, и его голос стал жестким. – Я достаточно слушал тебя, теперь ты послушай меня. Скоро мы будем выступать в столице. Когда мы попадем в Киото, Суруга нам будет больше не нужен. Тогда я решу, что делать с ним.
Охана прогнал дочь властным взмахом руки и снова повернулся к своей чашке.
Первое представление «Чи-ну», таково было стилизованное китайское название новой постановки, оставило грустное ощущение. Среди гостей местного даймио находился куродо, управляющий двором императора, и его одобрение могло значительно ускорить их продвижение к столице.
Один неприятный момент омрачал благоприятный во всех отношениях вечер… Аки играла хуже, чем обычно. Все остальные актеры превзошли себя. Впрочем, девушка все же была достаточно выразительна, и куродо послал ей приглашение на ужин.
– Аки играла из рук вон плохо. Она не больна? – спросил Коэцу.
– Она была прекрасна! – сказал Охана, свирепо глядя на акробата.
– Прекрасна, да. Она пела как ангел, но играла как сапожник.
– С чего бы это? – презрительно сказал Охана. – Управляющий императорским двором не нашел, что ее игре чего-то не хватает.
Йоши был обеспокоен отсутствием девушки.
– Неразумно со стороны Аки принимать приглашение кого-то из публики, кем бы этот человек ни был, – сказал он.
– Предоставляю тебе честь самому высказать ей это. Как ее отец, я горжусь, что человек такого высокого ранга ищет ее общества…
– Тем не менее она должна была отказаться.
В душе Йоши царила сумятица. Его радовал успех «Чи-ну», но раздражало поведение Аки. Йоши написал для девушки замечательную роль. Труппа выступила с успехом. Теперь решение Аки отужинать с куродо могло иметь неблагоприятные последствия. Йоши чувствовал, что успех «Чи-ну» может стать движущей силой, которая приведет театр в Киото. Необдуманные действия Аки могли иметь отрицательный эффект.
Уме и Обаасен положили в чашку Йоши несколько ложек риса и овощей. Веселое настроение остальных актеров еще более приподнялось, когда они пропустили по чашке сакэ. Они запели вступительный марш, путаясь в словах и немилосердно фальшивя. Йоши тихо поднялся с места и проскользнул в свою палатку.
Ночь была жаркой и тихой. Каждый березовый листок смотрелся в белом лунном свете как на гравюре. Лошади, быки и актеры крепко спали. Храп утомленной труппы смешивался с тонким стрекотом цикад и с басовитым урчанием древесных лягушек.
Йоши не спал, сочиняя стихи и ожидая возвращения Аки. Душная ночь наполняла его душу беспокойством и неудовлетворенностью. Ему не с кем было поделиться своими чувствами. Он был вдалеке от Нами почти год. Много ночей он беспокойно ворочался, не в силах уснуть, думая о ней, спрашивая себя, когда же они будут вместе, и беспокоясь о ее судьбе.
Эта ночь вполне соответствовала таким грустным размышлениям Йоши. Долгое время он жил в обмане, будучи не в состоянии говорить что думает. Ито и Коэцу стали ему дороги и близки, но мастер нуждался в большем. Его мысли перенеслись к Аки. Он вспомнил их единственную проведенную вместе ночь, ночь смерти Шите. Как печально устроено все в этом мире! Такова жизнь: она быстротечна и хрупка, как пена на воде.
Тихий звук долетел до него со стороны дороги.
По залитой серебряным светом тропе двигался роскошный паланкин, который молча несли шестеро носильщиков. Он остановился на краю поля, из него выпрыгнула Аки, улыбаясь кому-то внутри экипажа. Йоши не мог расслышать сказанного, но Аки прикрыла лицо веером и поспешила в свою палатку.
Дворцовый управляющий! Йоши сомневался, что он всю ночь лишь услаждал слух девушки невинной беседой. Впрочем, какое ему дело до связей Аки? Она взрослая женщина и способна отвечать за себя. Охана прав: любой женщине низкого происхождения лестно провести вечер с императорским чиновником. Йоши спросил себя, чем же он раздражен? Или его мучает одиночество этой ночи, отсутствие живой понимающей души, с которой можно разделить успех спектакля? Паланкин удалился. Йоши подождал, пока он не исчез из виду, и поскребся у входа в палатку Аки.
– Кто там?
– Суруга, – ответил Йоши.
– Что тебе нужно в такой час? Голос Аки был холоден и бесстрастен.
– Я хочу поговорить с тобой.
– Очень хорошо. Входи. Но говори поскорей. Я очень устала.
Палатка была освещена единственным небольшим фонарем. Одеяло Аки было расстелено на спальном возвышении. В воздухе витал легкий запах духов и театрального грима. Она готовилась лечь спать, ее туалетные принадлежности были аккуратно разложены, халат ровно расправлен на лакированном сундуке. Волосы девушки были распущены, и то ли из-за их близких в недавнем прошлом отношений, то ли из-за пренебрежения к нему она не сделала попытки собрать их.
Жар опалил щеки Йоши. Тускло освещенная палатка показалась мужчине уютной и чарующей. Он с особой остротой осознал свое одиночество и, пытаясь сдержать нежелательные эмоции, сказал намеренно грубым голосом:
– Что случилось сегодня вечером?
– Куродо пригласил меня на ужин.
– Я имею в виду, во время представления.
– Это тот важный вопрос, который ты хотел обсудить? – огрызнулась Аки.
– Да. Это важно. Ты поставила под угрозу весь спектакль.
– Моя игра понравилась публике и очаровала куродо! – В голосе Аки появилась ироническая нотка.
Йоши сказал:
– Я не понимаю твоего тона. Ты сердишься на меня?
Лицо Аки застыло.
– Как ты смеешь спрашивать меня об этом? Ты, который пробыл со мной одну ночь и затем пренебрег мной? Неужели я стала так омерзительна? Неужели я унизила твое мужское достоинство? Воспитанные мужчины на следующее утро посылают стихи даже случайным дамам. Воспитанные мужчины… но не великий Суруга!
– Аки, я не виноват. Амида тому свидетель. Я работал для твоей славы. Я написал пьесу, чтобы сделать тебя знаменитой в родных провинциях. Но, пойми, когда умер Шите, я почувствовал, что я предал его. Он был моим другом, и я не мог приблизиться к тебе, пока память о несчастном самоубийце была свежа во мне.
– Как я могу поверить этому? Аки была недоверчива, но слушала.
– Я написал еще одно стихотворение для тебя. Йоши вытащил заранее приготовленный свиток, развернул его и прочитал:
Кончилось лето.
Нет уж прекрасных цветов
В поле осеннем.
Дни безмятежной любви,
Так пролетели и вы.
– Что ж? Немного поздновато… но это прекрасно. Ты написал это для меня? – Ее рот смягчился.
– Для тебя.
Йоши подошел ближе к женщине и обнял, ощущая упругую податливость ее тела. Его ноздри расширились, втянув терпкий аромат ее духов. Аки медленно уступила, ее глаза потемнели, рот приоткрылся.
Тело Йоши моментально откликнулось на призыв. Он подтолкнул актрису к расстеленному футону, одновременно раскидывая полы ее халата.
– Будем ли мы снова любовниками, – прошептала она, и в ту же секунду полог палатки задрался, и внутрь ее ввалился Охана.
– Что, во имя Будды… – пробормотал он, глядя на распущенные волосы и на распахнутый халат дочери. – Что, Авити подери, здесь происходит? Как ты посмел!! ! Негодяй, я принял тебя, защитил от тех, кто искал твою голову, а ты платишь мне тем, что соблазняешь мою дочь. Я пригрел на груди змею. Охана пьяно всхлипнул от жалости к самому себе.
– Говори же! У тебя нет стыда? Ты предал меня. Йоши растерялся, но его желание смягчить гнев Оханы уступило место негодованию. Он сказал:
– Ты еще больший дурак, чем я думал. Без меня ты бы за гроши надрывался на рисовых полях. Я тружусь не покладая рук, чтобы сделать тебя богатым, а ты еще считаешь, что я предал тебя. Да! Меня тянет к твоей дочери. Однако тебе нечего беспокоиться, с Аки не случится ничего плохого. Я сделаю ее знаменитой актрисой и обеспечу вам обоим процветающую жизнь. Но, Охана… Ты слишком пьян, чтобы это понять?!.
Охана разрыдался, его устранили от руководства труппой, а теперь этот выскочка похищает любовь его дочери. Он упал на колени, бормоча:
– Я предан, предан плотью от плоти моей.
Приход зимы, который в прошлом всегда был трудным испытанием для кочующей труппы, на этот раз застал театр на постоялом дворе невдалеке от Киото. Охана, как всегда, жаловался на отсутствие денег, особенно после того, как к расходам на актеров, нанятых Йоши, добавились новые затраты на оплату зимних квартир.
У Аки появилось большое количество постоянных поклонников. Вот уже несколько месяцев они следовали за актрисой из города в город, из храма в храм, из замка в замок – посещая все спектакли с ее участием. Девушка же, казалось, довольствовалась ухаживаниями Йоши и держала экзальтированных обожателей на расстоянии вытянутой руки.
Йоши появлялся перед публикой только на сцене и в полном гриме. За год, проведенный им с Оханой, никто не потревожил его, и он решил, что может без опаски появляться на улицах Киото. Было слишком мало сходства между задиристым мускулистым актером – волосы подстрижены по театральной моде, одежда чрезмерно яркая и пышная – и полным достоинства мастером меча, каким он был год назад. Он отправился в Киото один, сделав первую остановку в доме агента Йоритомо, придворного пятого ранга. Агент был рад видеть Йоши.
– Я тут же сообщу князю, что ты прибыл в Киото и готов к действиям, – сказал он.
– Скажи Йоритомо, что я надеюсь воспользоваться моей маской актера и попробую захватить Кисо, когда он будет без охраны, – сказал Йоши.
– Хорошо, – кивнул агент. – Пока мы не получим известий от князя, оставайся с театром и появись здесь недели через две, чтобы получить дальнейшие инструкции.
Прежде чем уйти, Йоши спросил, нет ли новостей о Нами. Агент сочувствовал ему, но ничего не мог сообщить.
– Ходят слухи, что она изолирована где-то в городе, – сказал агент. – Люди Кисо стерегут ее круглые сутки.
– Она в безопасности? С ней все в порядке?
– Это все, что я знаю, – был ответ.
Йоши был огорчен, не получив более определенных известий о состоянии супруги. Впрочем, уже хорошо то, что агент был оптимистичен. Йоши при первой же возможности постарается разыскать Нами. И гастроли театра в Киото будут его первым шагом к достижению цели. Он провел остаток дня в поисках подходящего помещения. В дальнейшем Йоши планировал развернуть театр на постоянной сцене и каждый вечер демонстрировать публике новый спектакль. На специальной афише будет указан репертуар театра, и все, кто в состоянии заплатить за билет, смогут насладиться искусством труппы.
Стационарный театр со стабильным репертуаром будет следующим этапом расцвета труппы Охана. Укрывшись в ее коллективе, Йоши начнет действовать.
Теперь мастер меча знал – Нами находится в Киото. Где прячет ее Кисо? В заточении во дворце Рокухара?.. В императорском дворце?.. В старом доме Фумио?.. В поместье князя Чикары или в собственном особняке Йоши? Киото велик. Нужно не теряя времени начать систематический поиск, Это опасное предприятие: безоружный актер в осажденном, городе может привлечь к себе нежелательное внимание. Он не должен ставить под угрозу свою миссию. Йоши весь дрожал от нетерпения, но внутренний голос призывал его к осторожности.
Идя по Судзаку-Одзи, широкой главной улице столицы, Йоши прислушивался к резким крикам уличных торговцев, цокоту копыт, грохоту повозок, запряженных волами. Он вдыхал запах лошадиного навоза, бычьего пота, ладана, все ароматы шумной городской суеты. Он впитывал энергию столицы. Жизнь города кипела, разительно отличаясь от сонливости провинций.
Город был объят беспокойством, В поведении его жителей ощущался затаенный страх. Йоши остановился возле небольшого постоялого двора на одной из боковых улиц. Группа лавочников возбужденно гудела тут, обсуждая последние новости. Йоши вслушался в разговор. Основной темой его было поражение, которое Кисо потерпел в недавние дни.
Кисо допустил тактическую ошибку, разделив свою армию на группы, чтобы сражаться с войсками Тайра в нескольких местах. Хотя Тайра были сильно ослаблены, они собрали силы, наголову разгромили один из отрядов людей Кисо при Мицусиме. Другой отряд Кисо, под командованием Юкийе, разбежался, когда трусливый генерал бросил своих людей возле Мироямы. Разбитые, приведенные в бешенство остатки некогда великой армии Кисо вернулись в Киото, чтобы отомстить за свое поражение. Процветающая некогда столица была объята жестоким террором. Лавочники боялись буйных толп самураев. Только старые и непривлекательные женщины осмеливались теперь появляться на улицах города. Паланкины знати охранялись вооруженными носильщиками. Горожане пробирались по своим делам, стараясь не глядеть по сторонам.
Город был оккупирован безжалостным врагом. Люди в Киото жили в постоянном страхе перед грубыми горцами, которые брали все, что хотели, и убивали тех, кто сопротивлялся.
Какими бы бессердечными ни были императорские гвардейцы Тайра, самураи Кисо превосходили их в неукротимой ярости.
Сначала Йоши радостно вдохнул атмосферу города, наслаждаясь счастьем долгожданного возвращения, но, прислушавшись к разговорам горожан, он ощутил чувство подавленности. Прекрасный Киото задыхался в руках безжалостного врага.
И все же первые дни зимы были не по сезону теплыми и мягкими. На северо-востоке вершину горы Хией роскошным ковром покрывал ослепительный снег. Белизна его резко контрастировала с темно-зелеными отрогами Хигасиямы. После жестоких зим трех последних лет погода в столице была такой приятной, что даже бесчинства самураев Кисо не могли полностью подавить настроение добропорядочных обывателей, занимающихся своими повседневными делами.
В первую половину двенадцатого месяца Йоши несколько раз наведывался в Киото. Труппа полагала, что он подыскивает помещение для постоянных выступлений. Он так и делал, обходя квартал за кварталом, ожидая вестей от Йоритомо и осторожно наводя справки о Нами.
Йоши предполагал разместить театр в фешенебельном северо-восточном квартале поближе к императорскому дворцу, где проживала знать. К тому же северо-восток столицы был удален от штаб-квартиры Кисо – поместья Рокухара.
Для защиты Йоши носил боевой веер, подобающий его театральному костюму. Ношение меча было запрещено оккупантами и каралось смертью.
Йоши проводил дневные часы, подыскивая удобное помещение для труппы. После наступления темноты он методично обходил город, пытаясь напасть на след Нами. Прежде всего он решил обследовать имение Фумио и Чикары. Если Нами там не окажется, он двинется дальше, прочесывая императорские владения, затем заглянет в свое собственное поместье. Интересно, как Горо управляется там в его отсутствие? Ставку Кисо в Рокухаре Йоши решил оставить напоследок.
Исследования одной из ночей привели Йоши в бывший дом князя Чикары. Некогда роскошный особняк лежал в руинах. Главные ворота были сорваны с петель; огонь разрушил многие постройки; все мало-мальски ценное имущество было разграблено.
Йоши ушел, подавленный эфемерной сущностью творений рук человеческих! Князь Чикара так гордился своим роскошным имением. Теперь оно лежит в руинах и только ветер посвистывает в его уцелевших углах. Нами в последнее время там не проживала.
Неделей позже Йоши удалось найти подходящее здание. В течение одного дня он заключил контракты на аренду и необходимое строительство, затем послал известие агенту Йоритомо, сообщив ему свой новый адрес. Он решил ничего не говорить коллективу труппы о своих действиях, пока строительство не приблизится к завершению.
В эту же ночь он подобрался к прежнему дому дядюшки Фумио. Особняк Фумио был обитаем!
К вечеру город усыпали легкие хлопья снега, первые в этом году. Из-за мягкой погоды они растаяли почти сразу же, и мостовые раскисли, покрывшись широкими мутными лужами. Сапоги Йоши тонули в грязи, хлюпая и оставляя неровные следы вдоль главной стены здания. У ворот дома не было караульных, но дым, струящийся из кухни, хорошо различимый в лунном свете, показывал, что здесь живут люди.
Пульс Йоши участился. Может быть, он находится в нескольких шагах от Нами! Он огорченно осмотрел обувь; не годится идти через ворота, следы грязи будут слишком заметны. Стена здания была в хорошем состоянии, и возле нее никто не дежурил. Йоши заткнул боевой веер за оби и забрался на кипарис, нависавший над гребнем ограды. С громким всплеском он свалился с него в широкую лужу… и замер, услышав вблизи грубый голос, сказавший:
– Рокуро, ты слышишь?
– Нет. Вернись и поешь.
– Здесь кто-то возится!
– Должно быть, это одна из одичавших собак. Иди за стол. Ужин остынет.
– Нам положено охранять дом. Я пойду и проверю.
– Что ж, если хочешь, валяй дурака. А мы хорошенько заправимся!
– Ладно, – пробормотал первый голос. – И все же вы не правы.
Итак, подумал Йоши, их там несколько человек. Он молча продолжал обход главного здания. Если Нами находится здесь, она, скорее всего, живет в одной из пристроек.
Через тяжелые полчаса Йоши закончил осмотр поместья. В большинстве зданий имелись следы пребывания людей; целая компания самураев обитала в главной части особняка. Однако состояние комнат не обнаруживало присутствия женщины.
Он уже пробирался к воротам, когда услышал яростный крик:
– Здесь кто-то есть! – кричал тот же грубый голос.
– Здесь вдоль стены идут свежие следы!
– Где?
– Что?
– Кто?
В доме поднялся переполох.
– Свежие следы! Лазутчик должен быть где-то поблизости! Рокуро, охраняй ворота. Вы двое, обыщите двор! Остальные должны прочесать здание. Быстрее!
Мысли Йоши бешено заработали. Он попал в ловушку. Вспомогательные калитки, ведущие из усадьбы, были заперты. Единственный путь к спасению пролегал через главные ворота.
Йоши вытащил боевой веер. Он попытается уйти без боя, но, если придется, будет сражаться насмерть. Хотя… он слышал имя одного из самураев, Рокуро. Грубый голос первого стражника, возможно, принадлежал командиру отряда, а Йоши все-таки… был актером.
Ночь была темная. Только несколько сосновых факелов освещали двор. Йоши храбро пошел к воротам и закричал, вполне сносно подражая грубому тону вожака.
– Рокуро! – крикнул он. – Скорее, чужак, кажется, прячется в кустах около озера. Беги! Напади на него справа, а я зайду слева.
Рокуро не раздумывал; вытащив меч, он помчался в глубь двора к искусственному пруду.
Через несколько секунд Йоши, выскочив из ворот, мчался по полутемной улице, сопровождаемый беспорядочными криками взбудораженных самураев.
В холодный, ясный двадцатый день двенадцатого месяца Йоши провел день, наблюдая за строительством театра. Плотники деловито постукивали топорами, возводя просторную сцену с широкой рампой. На заднем крыле помоста устанавливались особые ширмы, над галереей возводился балкон.
Плотники, стосковавшиеся по работе, трудились не за страх, а за совесть. Йоши пребывал в задумчивости, перебирая в мыслях варианты поисков Нами. Поместье князя Чикары стало необитаемыми развалинами, а усадьба дядюшки Фумио превратилась в армейскую казарму. Осталось еще три необследованных объекта: императорский дворец, его собственный особняк в северо-западном квартале города и Рокухара – ставка Кисо.
Сегодня вечером он должен проникнуть в императорский дворец. Йоши не бывал там с момента тайной встречи с Го-Ширакавой. В ту ночь он переоделся рыботорговцем. Йоши вспомнил запах тухлой селедки и криво улыбнулся. Без этого камуфляжа ему трудно было бы решить проблему. Что же можно придумать сейчас?
Случайный разговор с начальником бригады строителей подсказал решение. Плотники по ночам работали во дворце, ремонтируя помещения, годом раньше сожженные бежавшими Тайра. Йоши пойдет с ними. Зачем? Йоши намекнул на любовную связь с придворной дамой. Глава плотников понимающе кивнул.
– Опасное предприятие, – сказал он. – Поместье патрулируется императорской гвардией и самураями Кисо. Мы можем помочь тебе попасть внутрь, но не сможем защитить тебя.
– Это моя проблема, – сказал Йоши. Дворцовый комплекс состоял из более чем пятидесяти зданий и павильонов.
Йоши проник в императорский град через Судзакумон, южные ворота, вскоре после полуночи. Он шел в составе бригады, волоча на себе пакет досок. Рабочих впустили во двор, не задавая вопросов, – сосновые доски пахли приятнее, чем вонючий рыбный рассол.
Миновав ворота, Йоши поблагодарил помощников и быстрым шагом направился к женским павильонам, расположенных позади Дайри, императорского дворца. Он был настороже, готовый к возможной встрече с людьми Кисо; было известно, что эти бандиты рыскают вокруг жилищ женщин, наводя ужас на утонченных красавиц.
Йоши был сегодня одет в свое самое скромное коричневое платье, чтобы, выглядеть как можно незаметнее. Без мечей и знаков отличия он походил на простолюдина, и ему грозило жестокое наказание в случае поимки. Как разыскать Нами? Дамы проживали в двенадцати просторных павильонах. Каждая занимала отдельную, отгороженную ширмами спальню, защищенную тяжелыми деревянными ставнями. Йоши пробирался в лабиринте строений, перебегая из тени в тень. Один вид постороннего человека в простой одежде мог вызвать у обитательниц двора панику.
Присев на корточки возле зарослей шиповника, молодой человек осмотрелся. Он хотел бы больше знать о нынешней жизни дворца. Положение члена актерской труппы имело свои недостатки. Агент Йоритомо сказал Йоши, что Кисо держит Го-Ширакаву в заключении. Когда он встречался с Го-Ширакавой год назад, император стремился к союзу с Йоритомо. Однако не было никаких гарантий, что ситуация не изменилась. Теперь Го-Ширакава вполне мог отречься от Йоши, чтобы спасти свою жизнь.
Несколько раз группы возбужденных самураев проходили мимо места, где прятался Йоши. Они выкрикивали грубые шутки, нестройно орали пьяные песни и неумеренно хохотали. Редкие императорские гвардейцы уступали дорогу распоясавшимся разбойникам. Дворец полностью контролируется горцами Кисо.
На востоке забрезжила золотая полоска. Йоши был готов отказаться от своих поисков и вернуться сюда следующей ночью, как вдруг удача улыбнулась ему. Из комнаты одной из дам выскользнул мужчина. Провожающая любовника дама появилась в дверях, луч света коснулся ее лица. Йоши узнал женщину. Это была госпожа Шимеко! Молодой человек встречал ее при дворе. Она служила когда-то фрейлиной Нии-Доно, и ходил слух, что за ней ухаживал сам Тайра Кийомори. Йоши помнил фарфоровую красоту кукольного личика фрейлины и волны роскошных волос, ниспадающих до пола. Поговаривали, что она неохотно служит у Нии-Доно и боится Кийомори.
Йоши беседовал с милой дамой несколько раз, всегда через ширму ее комнаты… она слыла чрезвычайно порядочной и скромной молодой особой. Он по-настоящему разглядел ее только однажды, когда она появилась вместе с Нами на придворном торжестве. Красоту молодой женщины было нелегко забыть. Шимеко дружила с Нами, и Йоши был уверен, что она поможет ему в розысках.
Когда гость госпожи Шимеко ушел, Йоши перелез через перила веранды и тихо подобрался к закрытым ставням комнаты. Он легонько постучал по деревянной полированной планке.
Шимеко, полагая, что вернулся ее возлюбленный, широко распахнула дверь. Увидев постороннего человека, женщина отчаянно завизжала.
Застучали, раскрываясь, ставни, зажглись фонари, множество перепуганных голосов наполнили пространство.
Йоши спрыгнул с перил. Он приземлился на четвереньки, вскочил и оказался… лицом к лицу с отрядом императорских гвардейцев, невесть откуда появившихся тут.
– Взять его, – закричал их командир, взмахнув мечом.
Полдюжины мужчин подскочили к Йоши. Он выхватил из-за пояса боевой веер. И, повернувшись, нанес удар. Раздался глухой стук. Один из нападавших упал. Йоши опустился на одно колено. Лезвие меча просвистело над его головой. Он ударил тупой рукоятью оружия в солнечное сплетение гвардейца и был оглушен болезненным воплем человека, согнувшегося пополам.
Остальные гвардейцы словно оцепенели! Простолюдин, вооруженный веером, двигался со сверхъестественной скоростью. С криком ярости двое бойцов одновременно шагнули вперед. Йоши блокировал клинок одного из них железными ребрами веера и, продолжив выпад, полоснул второго стражника по скуле. Из разрубленных ноздрей мужчины вырвался красный фонтан; меч вывалился из его руки, он рухнул на землю, прижимая ладони к разбитому лицу.
Йоши прыгнул назад движением, которому он научился у акробатов. Он приземлился согнувшись, выпрямился и толкнул наседавшего на него противника ногой в грудь. Схватка продолжалась меньше минуты, а четверо гвардейцев были уже выведены из строя. Капитан гвардейцев неправильно истолковал ситуацию. Он подумал, что Шимеко и Йоши – любовники. Стражник ухватил женщину за волосы, оттянул ее голову назад и приставил лезвие меча к ее горлу.
– Остановись. Брось оружие, или женщина умрет, – крикнул он.
Йоши заколебался. Шимеко могла помочь найти Нами. Но если он сдастся в плен, его, несомненно, казнят. Йоши в досаде скрипнул зубами. Нет! Он не мог допустить гибели невинного человека.
Капитан гвардейцев сильнее потянул Шимеко за волосы и угрожающе двинул лезвием.
– Живее! – прорычал он. Йоши выпрямился и уронил веер.
– Не троньте ее, – сказал он. – Она не моя женщина.
Капитан отпустил дрожащую фрейлину.
– Берите его. Вяжите покрепче, – рявкнул гвардеец. – Этот негодяй сегодня же поплатится за свои действия.
Яркое зимнее солнце освещало простор небес, когда Йоши привели в императорские покои. Несмотря на солнечный день, приемный зал дворца был тускло освещен масляными лампами. Медные жаровни едва согревали огромную холодную комнату. Она была похожа на пустующую пещеру с высокими потолками, теряющимися в темноте.
Йоши был окружен отрядом императорских гвардейцев. Он стоял на коленях, руки мастера боя были жестко связаны за спиной. Его волосы были всклокочены, на щеке и под глазами темнели синяки.
Йоши помнил этот запах горящего масла, мешающийся с угаром, идущим от покрытых пеплом углей жаровни. Он находился перед возвышением, в центре которого стояло игравшее роль трона китайское кресло, За троном располагались ширмы, расписанные изображениями древних китайских храмов. Го-Ширакава холодно смотрел на мастера; его рот кривился от раздражения. Юкитака, покрытый морщинами старый слуга Го-Ширакавы, поставил сбоку от господина чашу с засахаренными фруктами, и коротенькие толстые пальцы императора то и дело ныряли в чашу, перебирая ее содержимое.
Го-Ширакава нетерпеливо сказал:
– Ты проявил большую настойчивость, убедив моих гвардейцев потревожить меня.
Он плотнее запахнул халат на груди и откинулся на спинку кресла.
– Кто ты? Чего ты хочешь? Говори!
Йоши трижды коснулся лбом лакированных половиц. Несмотря на растерзанный вид, лицо мастера было спокойно и исполнено достоинства.
– Ваше величество, мне надо говорить с вами наедине. У меня есть сведения, предназначенные только для ваших ушей.
– Я восхищаюсь твоей наглостью. Ты, жалкий нарушитель спокойствия, осмеливаешься диктовать условия! – В голосе императора появились язвительные нотки. – Скоро ты будешь казнен.
– Подарите мне несколько мгновений! Ваше величество! Я все объясню вам.
Го-Ширакава покосился на Йоши, его бритое темя наморщилось.
– В тебе есть что-то знакомое, пришелец, – сказал он. – Где я видел тебя раньше?
– Я объясню, когда комната освободится, – холодно сказал Йоши.
Го-Ширакава приказал:
– Стража, подождите за дверьми.
Он опустил взгляд на Йоши и добавил:
– Мой слуга останется со мной. Йоши кивнул.
– Я доверяю Юкитаке, – сказал он.
Старый слуга казался озадаченным.
– Ты знаешь меня? – произнес он. Затем спросил, подражая Го-Ширакаве:
– Кто ты?
Гвардейцы вышли, недовольно ворча. Йоши гордо поднял голову и поймал взгляд императора.
– Я Тадамори-но-Йоши. Вы послали меня… Император перебил его:
– Йоши?
Он повернулся к Юкитаке.
Старик внимательно вгляделся в пленника и, поколебавшись, сказал:
– Кажется, это он. Изменившийся. Другой… Но все-таки – он!
Йоши кивнул.
Го-Ширакава расслабился и отправил в рот кусочек лакомства.
– Да, это ты. Теперь я узнал тебя. Император хитро улыбнулся и добавил:
– Ты пахнешь гораздо приятнее, чем в нашу прошлую встречу.
– Спасибо, ваше величество.
– Хватит!
Го-Ширакава надкусил плод. Он приказал Юкитаке развязать Йоши. Мастер боя потер запястья, чтобы восстановить кровообращение. Когда он немного пришел в себя, Го-Ширакава велел:
– Говори!
– Ваше величество, вы посылали меня доложить о готовности Йоритомо служить вам! Вы получили мои сообщения. Далее вы приказали мне работать под началом Йоритомо…
Йоши наклонился к императору и спросил:
– Вы все еще заинтересованы в союзе с князем, ваше величество?
– Более, чем когда-либо.
– Тем не менее, несмотря на мои рекомендации, вы объединились с Кисо, которого Йоритомо считает врагом.
– Кисо вынудил меня вступить в контакт с ним, – горько сказал император. – Я заинтересован в благополучии империи. Когда Кисо встретился со мной на горе Хией, я полагал, что он и Йоритомо – союзники. Оказавшись в руках Кисо, я не имел другого выбора. Мне пришлось поддержать его. Правление Кисо – это катастрофа. Кисо и его люди разрушают мою столицу и вселяют ужас в моих подданных.
Го-Ширакава устало вздохнул.
– Я от всего сердца поддержу Йоритомо, если он сможет вызволить меня из Киото. Фактически я пленник в собственном дворце. Скажи это Йоритомо, когда еще раз увидишь его.
– Я не видел Йоритомо больше года. Я не увижу его, пока не выполню особого поручения.
– Что это за поручение?
– Взять в плен и наказать Кисо! Находящийся в заключении император втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– Желаю тебе удачи, – сказал он. – Но твоя задача почти невыполнима. Кисо никогда не появляется без своих телохранителей, «четырех царей», и своей любовницы, Томое. Они поклялись защищать его до смерти. Как ты сможешь подобраться к нему достаточно близко? Я знаю, что Йоритомо требует его головы, но он не получит ее, пока люди Кисо не будут разбиты в бою.
Го-Ширакава дал знак Юкитаке приблизиться и что-то прошептал ему. Юкитака кивнул в ответ.
– Йоши, мы доверяем тебе. Мы знаем, что Йоритомо собирает армию, чтобы идти на Кисо. Силы Кисо ослабли, когда Коремори разгромил его в Мицусиме, а Шигехира – при Мурояме.
– Я слышал об этих поражениях. Кисо всегда был хорошим тактиком. Почему он разделил свои силы?
– Я предложил это, – самодовольно сказал император.
– Он согласился? Это похоже на самоубийство.
– Кисо предал своих людей в обмен на награду; награду, которой он добивается больше всего на свете. На следующей церемонии возведения в ранг он будет провозглашен сэй-и-тайсёгуном, третьим сегуном в истории империи!
– Титул и ваше официальное признание усилят его политические позиции.
– Он получит титул, но у него не хватит силы удержать власть. Его армия ослаблена недавними поражениями. Кисо считает, что Юкийе своим трусливым бегством от Муроямы предал его; он по-глупому разделил своих людей снова, послав часть своей армии взять в плен Юкийе. Боевой дух войск упал. Его люди будут сражаться, но они уже не смогут победить Йоритомо.
– Если я смогу добраться до Кисо и взять его в плен, его люди сдадутся без боя, – сказал Йоши.
– Если?.. – Брови Го-Ширакава приподнялись.
– Я добьюсь успеха, – уверенно сказал Йоши. Он внезапно переменил тему разговора:
– Ваше величество, могу я просить вас о личной милости?
Го-Ширакава вяло взмахнул рукой, давая позволение.
Йоши выдержал паузу, затем решительно задал вопрос, занимавший все его помыслы:
– Знаете ли вы что-нибудь о местонахождении моей жены Нами?
Го-Ширакава и Юкитака обменялись многозначительными взглядами. Старый слуга шагнул вперед и сказал дрожащим голосом:
– Берегитесь, молодой человек. Она используется как приманка в ловушке. Она живет в северо-западном квартале, на улице Сандзё…
– В моем доме?
– Да. Особняк патрулируется самураями Кисо. Кисо мечтает отомстить тебе. Он говорит, что однажды ты придешь за женщиной и будешь схвачен.
– Я достаточно хорошо знаю свое имение и смогу войти незамеченным, чтобы освободить ее, – сказал Йоши, не обращая внимания на комментарии Юкитаки.
– Если тебя увидят, люди Кисо возьмут твою супругу заложницей. Или ты попадешь в плен, или ее убьют. Мои гвардейцы доложили мне, что ты сдался, когда совсем чужая тебе дама оказалась под угрозой, Будешь ли ты сражаться, если это приведет к смерти твоей жены? Я сомневаюсь. Держись подальше от Нами!
– Я должен знать, все ли с ней в порядке! Император печально сказал:
– Все хорошо, за исключением ее одиночества. Подобно мне, она находится в заключении. Ей позволено держать только одного слугу и впускать только одного посетителя, Томое. С ней все в порядке.
– Значит, Нами никогда не покидает имения?
– Только по моему непосредственному приглашению, – сказал Го-Ширакава.
Йоши мягко сказал:
– Я думаю, есть способ освободить вас и Нами и заполучить Кисо в мои руки.
– Говори!
– Я остановился в северо-восточном квартале и через агента связан с Йоритомо. Прежде чем Йоритомо осадит Киото, он пошлет самураев помочь мне. Когда я буду готов, я пошлю за этими людьми и…
Йоши описал театральную труппу, рассказал о строящемся здании театра, о своих дальнейших планах. Он подробно изложил, какой помощи ждет от Го-Ширакавы.
Когда мастер меча закончил, Го-Ширакава сделал несколько замечаний. Йоши согласился с их мудростью.
– Я долго был терпеливым и буду выжидать и дальше.
Йоши вновь трижды коснулся лбом пола. Он теперь знал, что делать.
Йоши долго обдумывал различные способы увидеться с Нами и решил все-таки попытаться проникнуть к ней самостоятельно. Несмотря на предупреждения Го-Ширакавы, Йоши был уверен, что он сумеет добраться до возлюбленной, не потревожив ее сторожей. Под охраной находился его собственный дом, и он знал его лучше, чем кто бы то ни было. Решено! Он проникнет в особняк под покровом ночи.
Йоши провел этот день на строительстве. С наступлением темноты он переоделся в одежду, не бросающуюся в глаза – темную и без рисунков. Боевой веер оттягивал его пояс. Быстрым шагом Йоши пересекал пустынные улицы столицы. Ночь была холодной и ясной; Тсукийоми находилась в третьей четверти; от деревьев, изгородей и стен падали резкие тени. Днем прошел неожиданный снегопад; большая часть снега растаяла, но около стен и стволов деревьев вдоль обочин резким северо-восточным ветром намело небольшие сугробы. После захода солнца заметно похолодало. Редкие прохожие поторапливались домой. По дороге к цели Йоши встретилось несколько вооруженных групп самураев, но эти отряды казались менее буйными, чем обычно. Возможно, холод умерил пыл вояк, скорее всего, их подавленное состояние объяснялось близостью сил Йоритомо. Срок тирании Кисо подходил к концу.
В час птицы, около семи вечера, Йоши приблизился к своему особняку. Комок подступил к его горлу. Вот ему и довелось снова увидеть свое жилище! Он подумал, что надо было ставить вокруг него стены покрепче, чем загородка, оплетенная колючками… но что толку теперь рассуждать об этом. По крайней мере, ему не нужно перебираться через высокую преграду.
Йоши скользил из тени в тень, осторожно осматривая округу. Он постарался сосредоточиться на своей задаче, но мысли о Нами постоянно мешали ему. Мастер боя замечал каждое дуновение ветра, ощупывал взглядом каждую шевельнувшуюся тень, прислушивался к каждому хрусту. Знание того, что он идет в западню, давало ему преимущество. Охранники не ждали его. У них не было причин соблюдать молчание или стараться оставаться невидимыми. От слабо дисциплинированных солдат Кисо вряд ли можно было ожидать повышенной бдительности. Время делало самураев беспечными.
Йоши удалось обнаружить посты охранников: одна группа притаилась возле южного крыла усадьбы, другая сторожила восточные подступы. Так как большая часть квартала была снесена с лица земли землетрясениями и пожарами предыдущих лет, караульные соорудили себе временные навесы для защиты от непогоды.
Йоши двигался как призрак, бесшумно пробираясь мимо южного наблюдательного поста, У небольшого костра сгрудились четыре человека; они сердито кляли собачью службу. Никому из них не хотелось покидать насиженные места и отправляться на обход объекта. Прислушавшись к их разговору, Йоши удовлетворенно кивнул. Пока из поместья не раздастся ни одного тревожного звука, об этих людях можно забыть.
У восточного крыла здания положение было сходным. Отряд из шести самураев жался к гудящему пламени. Солдаты пустили по кругу флягу с сакэ и с жадностью поглощали ее содержимое.
Йоши без помех обошел и этот кордон. Тихо, как ночной дух, он проскользнул к северной стене двора. Он знал о существовании там узкого лаза между колючих кустов. Обмотав руки полой плаща, Йоши раздвинул ветви и проник во двор, оказавшись возле задней стены гостевой пристройки.
В ней кто-то находился.
Он взглянул вверх. Небо безоблачно. Нет надежды, что лик Тсукийоми скроется. Ему придется пересекать открытое пространство в ярком лунном свете. Быть по сему.
Йоши промчался к веранде и юркнул под ее навес, ожидая, что раздастся сигнал тревоги. Но все было тихо, только за стеной пристройки раздавались невнятные голоса. Мужчина медленно приподнялся, затем беззвучно переполз через низкие перила. На веранде он прижался к стене и прислушался.
Разговаривали два человека. Уверенные, что их никто не слышит, они даже не пытались понизить голоса.
– Мы напрасно торчим здесь!
– Я согласен, Ичидзё. Мы ошиваемся тут больше года. Если Йоши еще жив, он, наверное, сейчас с армией Йоритомо.
– Что за вопрос! Кисо должен казнить женщину и старика; тогда мы сможем отправиться на охоту за генералом Юкийе. Я присоединился к Кисо не для того, чтобы играть роль сторожевого пса. Теперь, с наступлением зимы, нет вообще никаких шансов, что Йоши явится за женой.
– Что ты предлагаешь?
– Пойду в таверну и подыщу себе теплую компанию.
– Это же дезертирство. Если Кисо узнает, он отрубит тебе голову. Вспомни Сантаро.
– Он не узнает.
Внутри пристройки раздался грохот. Йоши крепче прижался к стене.
– Кажется, ты сегодня нервничаешь, – язвительно сказал Ичидзё.
– Да. Я не хочу один оставаться тут.
– Я подежурю за тебя завтра.
– Нет. Моя голова слишком дорога мне. Я не смогу развлекаться, думая, что может случиться, если я буду обнаружен.
Два стражника продолжили препирательства, а Йоши задумался над тем, что слышал. В доме два человека. Если он будет терпелив, то, может быть, на посту останется только один… один, но нервный, настороженный! Должен ли Йоши пройти мимо них сейчас, пока солдаты ругаются, или ему лучше подождать, пока один не уйдет?
Он решил подождать. Если гуляка Ичидзё оставит напарника в одиночестве, Йоши легко сможет в случае опасности придушить его, прежде чем тот поднимет тревогу. С одним человеком можно справиться, имея преимущество внезапности. Когда самовольщик вернется и найдет своего товарища связанным, ему волей-неволей придется хранить молчание. Иначе оба стражника потеряют головы. Йоши мрачно улыбнулся: ради такой шутки стоило потерпеть неудобства ожидания на холоде.
Йоши перелез через перила и подкатился под веранду. Земля была холодной и влажной. Он лежал, не издавая ни звука. Время тянулось бесконечно. Вдали колокола и трещотки объявили о наступлении часа собаки. Еще одна бесконечность минула, пока не пробил час кабана, до полуночи оставалось два часа.
Йоши знобило. Он находился меньше чем в пятидесяти шагах от Нами, а она и не подозревала об этом. Желание увидеть ее как можно скорее заполнило все его существо. Он чувствовал, как кровь закипает в жилах при мысли о ней. Он больше не мог ждать. Стражник мешкал. Самурай, видимо, все-таки боялся покинуть пост. Что ж, Йоши придется перехитрить их!
Уже выбравшись из своего убежища, мастер боя внезапно услышал тяжелые шаги прямо над своей головой. Он откатился назад, благодаря Хатшимана и Будду за то, что они спасли его, не дав двинуться десятью секундами раньше.
– Я вернусь до зари, – сказал Ичидзё прямо над ним.
– Постарайся не опоздать, а не то мы оба кончим тем, что наши головы окажутся на шестах.
Ноги, обутые в медвежьи сапоги, протопали мимо лица Йоши.
– Не нравится мне это, – пробормотал оставшийся стражник.
Йоши выждал некоторое время, чтобы убедиться, что Ичидзё не передумает и не вернется обратно. Тело его закоченело от холода. Мастер боя помолился Будде и синтоистским богам, чтобы они дали ему сил выдержать испытание.
С горы Хией зазвонили храмовые колокола. Полночь, час крысы, Йоши выполз из тесного убежища. Ему стоило труда встать на ноги. Он размял мускулы, проверил суставы. Когда мужчина убедился, что гибкость вернулась к нему, он перепрыгнул через перила и скользнул к ставням пристройки. Там, где створки неплотно прилегали друг к другу, сквозь узкую щель он заглянул внутрь помещения, Обычно пустая, комната для гостей была завалена разным хламом; грубые солдаты за год дежурства развели здесь полнейший бедлам. Стражник сидел, согнувшись над медной жаровней, повернувшись спиной к двери. Его мечи лежали на полу сбоку от него. Чтобы согреться, самурай обернул вокруг плеч большое одеяло.
Йоши отполз от щели и проверил дверь. Он выругался про себя. Все получилось бы проще, если бы дверь была не закрыта. Но она заперта на засов. Охранник, видимо, решил застраховаться от неожиданностей, когда его товарищ ушел. Йоши вынул из-под камзола боевой веер и громко постучал по стене.
– Это ты, Ичидзё? – спросил охранник. Неплохо подражая язвительному тону ушедшего стражника, Йоми проворчал:
– Да. Открывай. Быстрее! Я тут замерз как собака!
Засов сдвинулся. Человек внутри только успел сказать:
– Я рад, что ты решил вернуться. Я говорил тебе… В этот момент дверь сильно стукнула его по лбу.
Рот стражника открылся; он повалился на спину, слишком оглушенный, чтобы кричать. Увесистый веер Йоши ударил беднягу в висок, когда он в отчаянии потянулся за мечами. Из носа самурая с тонким свистом вырвался вздох, он захрипел и затих без сознания.
Сердце Йоши колотилось. Он был близок к провалу. Если бы охранник закричал, вместо того чтобы тянуться к оружию, другие стражники толпой поспешили бы ему на помощь. Потянувшись за мечом, стражник дал Йоши шанс.
Порывшись среди разбросанного повсюду тряпья, Йоши нашел веревку. Он крепко связал караульного и заткнул ему рот. Теперь, если Ичидзё не вернется рано, у Йоши есть часов пять, чтобы побыть с Нами. Он смело прошел по крытому коридору к главному зданию. Там было темно и тихо. Он проверил ставни – закрыты наглухо. Он проверил дверь – заперта.
Йоши поскреб ногтем по дереву.
– Нами, Нами, – настойчиво прошептал он.
Он услышал, как кто-то движется внутри помещения, и внезапно засомневался. Что, если это не Нами?
– Нами, – повторил он, доверяясь судьбе. – Открой. Это я – Йоши!
Он услышал громкий вздох и щелчок поднимаемой щеколды.
Дверь открылась. В лунном свете появилось бледное лицо Нами, ее глаза были широко открыты, рот изумленно изогнулся.
– Йоши, – с трудом вздохнула она. – Тебя поймают. Беги!
– Нет! Я в безопасности. Впусти меня. Быстрее! Нами отступила от двери, как лунатик, не в силах поверить, что любимый действительно стоит перед ней. В комнате Йоши сказал:
– Запри дверь. Зажги светильник. Я хочу увидеть тебя.
Нами защелкнула задвижку. Когда дверь закрылась, комната оказалась в полной темноте. У Йоши закружилась голова от сладкого аромата знакомых духов.
– Нами, зажги свет.
– Мы не должны. Стражники…
– О них я позаботился. Нами! Иди ко мне! Влюбленные прильнули друг к другу. Нами всхлипывала, Йоши трепетал.
– Как ты нашел меня? Где ты был? Что ты здесь делаешь? Стражники?
Нами задыхалась, крепко прижимая Йоши к груди, слова еле слышно слетали с ее губ.
Йоши не отвечал, лаская ее волосы, целуя в лоб, нос, губы. Наконец он проговорил:
– Нами, Нами. Так долго. Слишком долго. Любимая…
Нами откликнулась на нетерпение его тела. Она прошептала:
– Обними меня крепко, люби меня.
Нами повела Йоши к своему шодай, занавешенному спальному возвышению, и раздвинула шторы. Не разжимая рук, они опустились на футон.
– Нами, любимая! – Йоши уткнулся лицом во впадину на ее плече.
– Так долго… смеем ли мы?..
– Да, да…
Йоши развязал свой оби. Нами расстегнула спальный халат.
– Как я скучала по тебе, – вздохнула она.
Потом они любили друг друга так, как будто никогда до этого не бывали вместе и словно им не суждено увидеться вновь.
Наконец, насыщенные любовью, они разомкнули объятия. Йоши, поглаживая волосы любимой, удовлетворил ее любопытство, рассказывая о себе.
– Я не смогу прийти к тебе снова, пока моя миссия не будет выполнена, – сказал он в заключение. – Скоро ты получишь приглашение от Го-Ширакавы. Тебе нужно будет присутствовать на театральном представлении, даваемом в честь Кисо и Томое. Ты примешь его…
– Я не смогу его принять. Я не могу находиться рядом с Кисо.
Йоши заметил странную нотку в голосе Нами. Он сказал успокаивающе:
– Ну конечно же, ты сможешь. Я ненавижу Кисо больше, чем ты, и по многим причинам…
Нами возразила ровным, мертвым голосом:
– Нет… Нет!
В темноте Йоши не мог видеть, что она отвернулась, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
– Ты пойдешь туда, потому что любишь меня, – сказал Йоши.
Нами не могла больше скрывать правду. Ей придется рассказать возлюбленному о своем позоре, о тайне, которую она тщательно скрывала со времен Хиюти-яма.
Молодая женщина забилась в истерике.
– Что с тобой, любимая моя? – снова и снова растерянно спрашивал он, ничего не понимая.
Наконец всхлипывания утихли, и Нами сумела связно рассказать Йоши, как она была обманута и изнасилована. Ее голос прерывался, молодая женщина приходила в ужас от своих слов.
Йоши молчал.
Закончив рассказ, Нами умолкла, ожидая реакции Йоши. Молчание!
Нами дотронулась до его лица и ощутила, что горячие слезы бегут по щекам возлюбленного. Йоши непроизвольно дернулся, уклоняясь от ее рук.
– О, Йоши. Прости меня, – вновь зарыдала женщина.
Его голос был тускл и бесконечно напряжен.
– Ты не виновата, любимая. Зло совершил Кисо. Он за него ответит! Теперь я понимаю твою печаль, твое состояние перед нашей свадьбой. – Голос Йоши дрогнул от ярости. – Кисо должен умереть!
– Нет, Йоши, Ты дал обет. Он не должен быть нарушен из-за меня.
– Мой обет будет нарушен, – сказал Йоши сдавленным голосом.
– Нет, любимый. Твой обет важнее, чем месть. Ты сам говорил мне об этом сотни раз. Твой обет принесен богам и значит больше, чем мирские дела. Что сделано, то сделано. Моя любовь не стала меньше. Моя любовь к тебе сильнее, чем когда-либо.
– И моя любовь тоже, – просто ответил Йоши. – Великий Будда, чего же тебе стоило хранить молчание… защищая меня от меня самого?!
Йоши сглотнул горький комок. Он чувствовал, что теряет самообладание. Самообладание мужчины, мастера сенсея. Нами права. Несмотря ни на какие побуждения, он не должен использовать свой меч для убийства… если только ему не будет дан свыше несомненный знак разрешения от клятвы.
Но, может быть, этот знак ему уже дан?
Сердце говорило: «да»! Разум отвечал: «нет!» Он принял смерть Сантаро, не отрекаясь от своего обета, когда сердце кричало: «Ничего не может быть хуже!» И как сравнить смерть друга с тем чудовищным злом, о котором он узнал только что? И чем же сам Йоши отличается от Кисо? Он ведь спал с Аки? Да. Но…. Аки добровольно легла в его постель, а Кисо силой заставил Нами подчиниться его воле.
Йоши повернулся к Нами и прижался щекой к ее щеке, чувствуя, как ее слезы смешиваются с его собственными.
– Кисо должен умереть, – пробормотал он. – Но он умрет не от моей руки.
После этой ночи, проведенной с Нами, Йоши было трудно оставаться вдали от нее. Он разрывался между желанием увидеть ее снова – и необходимостью следовать плану, разработанному им совместно с Го-Ширакавой. Он сосредоточился на строительстве театра, внося в него небольшие усовершенствования по мере продвижения работы. Через несколько дней его синяки достаточно зажили и он смог показаться труппе. Незадолго до новогодних празднеств Йоши вернулся на постоялый двор.
– У нас теперь есть театр, – объявил он за обедом.
В обеденном зале собрался весь коллектив труппы. Тут вкусно пахло копченой рыбой. Над столом витал терпкий аромат зеленого чая.
– В этот момент плотники заканчивают сцену, художники рисуют новый задник. Помещение будет готово вскоре после новогодних церемоний.
Артисты принялись взволнованно обсуждать новость.
– Как насчет музыкального салона? – спросил Ито, взмахом руки подзывая музыкантов.
– На сцене будет устроена специальная площадка для оркестра, – сказал Йоши. – Фонари дадут достаточно света, под сценой в пол вмуровали пустые бочки для усиления резонанса. Вы сможете играть без напряжения; каждая нота будет слышна.
Он отвернулся от Ито, улыбнулся остальным и продолжил:
– Актеры и певцы также смогут говорить и петь более естественно благодаря акустическим ямам и плотному заднику.
– А что будем делать мы? – спросил Коэцу, имея в виду акробатов.
– Вы не забыты. Вы будете работать на заднем плане в пьесе, и… я подготовил специальную программу для вас.
Прежде чем Коэцу успел расспросить об этой специальной программе, несколько голосов перебили его, задавая один и тот же вопрос;
– Когда мы сможем увидеть театр?
– Скоро, но сначала нам нужно разучить совершенно новую постановку. С помощью Оханы я написал пьесу, в которой у каждого будет отличная роль.
Охана выглядел удивленным, однако приосанился, решив, что замысел Йоши не умаляет его славы.
– Расскажи нам о новом спектакле! – крикнул один из актеров.
Йоши встал на ноги и раскинул руки. Громким голосом он объявил:
– ; Я буду играть бога Хайя-Суса-но-во. Возвратившись на землю, будучи изгнанным с небес, бог встречает старика, которого будет играть наш руководитель Охана, и старуху, которую будет играть Уме…
– О нет, я не смогу, – Уме вспыхнула и прикрыла лицо.
Йоши, не обращая внимания на ее слова, продолжал:
– Здесь же находится красивая девушка, которую играет Аки. Старик и старуха плачут, потому что восьмиголовый змей Коси много лет назад съел их другую дочь; змей теперь должен явиться за красавицей – их последним ребенком. Старик сообщает Хайя-Суса-но-во, что он – Асинадзучи, сын бога горы, и поет песню, описывающую восьмиголовое чудовище. Его глаза красны, как зимняя вишня; его тело с восемью головами и восемью хвостами простирается через восемь долин и восемь холмов и покрыто соснами и кедрами.
Йоши глубоко вдохнул и драматически возвысил голос:
– С разрешения Асинадзучи Хайя-Суса-но-во забирает дочь и превращает ее в гребень, который втыкает в свои волосы. Он велит старой паре сварить сакэ восьмикратной крепости и налить его в восемь лоханей, а лохани поставить у восьми калиток-рей в огромном заборе. Змей появляется и выпивает сакэ, пьянеет и ложится, а Хайя-Суса-но-во достает клинок и убивает его. Разрубив тело чудовища, бог находит внутри него огромный меч под названием Кусанаги, покоритель трав, и сообщает о своей находке Аматерасу, богине солнца.
Труппа молчала, потрясенная замыслом Йоши.
Первым заговорил Коэцу.
– Что же будут делать акробаты? – спросил он.
– Вы будете изображать восьмиголовое чудовище Коси, двигаясь вместе, как один человек.
Лицо Коэцу расплылось в лучистой улыбке. Ито вскочил на ноги.
– Блестяще, – сказал он. – Я сразу же начну писать музыку. Я уже слышу рокочущую песню чудовища, которую подхватят басовые барабаны и бива, и противостоящую ей тему Хайя-Суса-но-во, которую поведут флейты.
Йоши сказал:
– Мы должны хорошо поработать, чтобы не ударить в грязь лицом в Киото. Столица открыта нам! Вскоре мы будем играть для императора!
Когда труппа зааплодировала, он мысленно добавил: «А я буду близок к выполнению моей миссии. Кисо заплатит за содеянное!»
Акробаты вошли в Киото за неделю до предусмотренного расписанием открытия. Они развесили на перекрестках афиши с рекламой труппы Оханы и предлагаемой программой работы. Остальные артисты прибыли в столицу под вечер. Накануне спектакля они вошли в город без обычной помпы и разместились в здании театра. Их молчаливое появление в городе вызвало жестокую ссору между Йоши и Оханой.
– Комедианты всегда оповещают о своем прибытии прыжками акробатов. Как иначе люди могут узнать, кто мы такие? – бушевал Охана.
– Охана, это Киото, Наши афиши висят здесь уже неделю. Находясь под гнетом Кисо, столица видела мало развлечений. Горожане ждут нас.
Лицо Йоши не выражало никаких эмоций, но ему стоило огромных усилий подавить раздражение. Глупость и жадность хозяина труппы могли поставить под угрозу планы Йоши. Он спрашивал себя, стоит ли держаться за этого человека? Может быть, ему следует сосредоточить все внимание на Кисо и бросить напыщенного болвана Охану на произвол судьбы? Нет! Он не ссорился с труппой. Актеры его друзья! Йоши должен быть терпеливым.
– Суруга, откуда ты знаешь, что люди ждут нас? Еще не поздно ударить в барабаны! Я заплачу! – Охана захныкал.
– Охана, доверься мне. Твоя клоунада отпугнет публику. Мы должны считаться с эстетическим чувством зрителя, чтобы снискать расположение горожан, а с ним славу и богатство.
– Но давай все-таки пустим по улицам акробатов, чтобы возбудить у людей аппетит!
– Никаких акробатов!
– Отец, Суруга прав. Мы должны доверять ему! Аки влюбилась в свою новую роль и была готова принять все, что предлагал Йоши.
Охана также неплохо смотрелся в своей роли, но его терзало, что с ним обращаются как с простым актеришкой. Он с прискорбием осознавал, что все управление театром перешло в руки Йоши, который использует труппу для достижения своих таинственных целей.
Премьера пьесы «Хайя-Суса-но-во» состоялась на второй вечер новогодних торжеств. Несмотря на холод, театр был полон. Колеблющееся пламя светильников покрывало призрачными тенями черные стропила потолка. Хорошо освещенная дорожка вела из центра зрительного зала прямо на сцену; актеры пользовались этим путем. Музыканты, сидя со скрещенными ногами, наигрывали увертюру перед задником с одинокой сосной. Хор в костюмах и масках выстроился по краям приподнятой деревянной эстрады.
Основная часть публики сидела полукругом под открытым небом. Дворяне и дамы пятого ранга и выше располагались в особой двухэтажной крытой галерее. Шорох зимних халатов и кимоно смешивался с монотонным пением хора:
Вот Хайя-Суса-но-во,
Вот Хайя-Суса-но-во,
Он пришел к нам с небес,
Держа божественный меч
Хайя-Суса-но-во,
Со священных небес,
Держа божественный меч,
Держа божественный меч!
Так пела одна половина хора, другая повторяла строчку: «О, как я мечтаю о божественном мече» – контрапунктом.
Голоса гулко разносились по всему зданию театра, отраженные акустическими устройствами.
Коэцу пел из-под ханниа, маски демона, изображающей восьмиголового дракона. Охана носил маску старика, а Уме – маску старухи. Остальные актеры наложили на лица сценический грим. Йоши, выступавший в качестве кими, корифея хора, был одет в полное боевое облачение Хайя-Суса-но-во.
Охана дрожал под маской, больше от нервного напряжения, чем от холода. Представление было, по его мнению, обречено на провал. Он привык к шумной, буйно веселящейся толпе, которую акробаты вдохновляли на смех и грубые шутки. Эта публика, сидящая тихо, единственным признаком жизни которой был шелест шелковых одежд, пугала толстяка.
Хайя-Суса-но-во шагнул вперед и стремительным движением выхватил меч. Он топнул правой ногой, наклонил тело, расставив ноги и сжав колени, будто охватив ими крутые бока могучего коня:
На краю реки небесной,
Вековечной, быстротечной,
Собрались на встречу боги
Обсудить дела земные…
Представление началось. Охана затрепетал. О, Будда! Зачем он позволил этому бродяге командовать его труппой! Достичь таких высот и разрушить все в одночасье!
Охана прерывистым голосом бормотал слова текста! Отчаяние, которое он чувствовал, предвидя провал спектакля, придавало облику его героя черты подлинной трагичности.
Когда появились акробаты в образе восьмиголового чудовища, публика затаила дыхание, а когда Хайя-Суса-но-во, продемонстрировав блестящую игру с мечом, наконец отрубил змею голову, тишина взорвалась восторженными аплодисментами.
Маска спасла Охану от принародной потери лица. Он стоял онемевший, разинув рот, не в силах произнести ни слова. Им понравилось! Они рукоплещут! Представление прошло успешно! Театр спасен!
За ужином червь ревности зашевелился в душе главы компании «Дэнгаку». Труппа толпилась вокруг Йоши и Аки, игнорируя Охану. Он пытался скрыть свои чувства, криво улыбаясь, размахивая чашей с сакэ.
– Тост! Я хочу сказать тост! – кричал Охана.
– Тише, все, – сказал Йоши. – Наш директор хочет провозгласить тост.
Кто-то хихикнул. Насмешка не прошла мимо Оханы. Он почувствовал во рту горький привкус желчи.
– Пью за Суругу! Я хорошо обучил его. Он неплохо поработал под моим руководством! – напыщенно произнес толстяк, сильнее, чем когда-либо, напоминая ощипанного петуха.
– Ты обучил его?! – выкрикнул пьяный актер. Йоши жестом утихомирил буяна.
– Сегодня ночь нашего триумфа. Без Оханы не было бы театра. Мы все обязаны ему!
– Тебе, а не Охане! – крикнул один из недавно нанятых музыкантов.
– Хватит, – сказал Йоши. – Я поднимаю тост за директора величайшей актерской труппы десяти провинций. За Охану и его прекрасную дочь, Аки!
Он поднял чашу и выпил. Компания свистела и аплодировала.
Вторую чашу опрокинули за гимнастов, потом пришел черед музыкантов, потом…
Йоши не был приверженцем сакэ, но он из вежливости не мог отказать друзьям. Он пил… и пил.
Боги! Почему так трудно поднимаются веки?
Йоши открыл глаза. Он тупо смотрел на бамбуковую планку, стучавшую по решетке окна. Сквозняк, раскачивающий ставни, принес из соседней комнаты слабый запах зеленого чая. Слуха его коснулись ржание лошадей, скрип повозок, говор людей. Звуки медленно проникали в сознание. Постепенно он сосредоточился.
Он находился в своей комнате на постоялом дворе. Йоши вспомнил вчерашнее и застонал. Как он мог забыть? Голова великого артиста пульсировала, рот был словно заткнут набедренной повязкой борца сумо. Он тяжело вздохнул.
– А, великий Суруга наконец проснулся, – сказала Аки с другой стороны ширмы.
– Амида! Наверно, уже полдень. Что со мной?
– Об этом же и я спрашиваю себя. Я думала, мы сможем вместе отпраздновать наш успех. Я пришла к тебе… но твердый, как железо, Суруга стал мягок, как шелковое оби. Я не смогла разбудить тебя…
Йоши подумал о Нами, об их недавнем свидании… Зачем Аки здесь? Низкий гортанный голос красавицы вызывал отвращение.
Йоши резко сел в постели и вновь застонал.
– Дай мне чая. Мне нужно кое-что сделать!
– Никаких дел сегодня. Мы теперь нуждаемся в отдыхе больше, чем в репетициях.
Аки вошли к нему с чашкой ароматного напитка. Йоши с жадностью припал к нему. Боги, что за ужасный вкус!
– Думаю, ты права, – сказал он, немного отдышавшись. – Нам нужно несколько часов отдохнуть. Артисты вчера превзошли себя. Сегодня, наверно, все находятся на седьмом небе от счастья.
– За исключением моего отца, – сухо сказала Аки.
– Я думал, он счастливее всех.
– Я лучше знаю его. Он теперь разрывается между радостью и завистью.
Йоши нахмурился, обхватив разламывающуюся голову.
– Я хвалю его больше, чем он того заслуживает.
– Именно поэтому он и сердит.
Аки приготовила еще чая. Движения ее были аккуратны, изящны, ловки. От женщины исходили возбуждающие токи.
Подавая чашку, она сказала:
– Забудь о моем отце. Давай воспользуемся нашей свободой. – Аки улыбнулась, призывно облизнув губы.
Йоши поморщился.
– Я очень устал, – сказал он. – Почему бы тебе не присоединиться к остальным и не погулять по городу, пока я наберусь сил?
Рот Аки сжался.
– Киото дурно влияет на тебя, Суруга! Ты то слишком устаешь, то слишком занят. Ты сердишься на меня? Я чем-нибудь обидела тебя? – Голос актрисы стал резким.
Йоши попытался успокоить девушку. Нет, конечно, она ничего не сделала ему, но… Мужчина сбивался, путался, мямлил… Он не мог сказать любовнице о жене, о том, что чувствует себя перед ней виноватым.
Ох, Будда! Не стоит сердить Аки. Наверное, нужно сейчас приласкать ее, но сердце сопротивлялось позывам плоти.
Аки следила за Йоши уголком глаза. В выражении лица актрисы опять появилось что-то лисье. Все ясно! Любовник вновь отвергает ее. Ее, за которой ухаживают мужчины самых высоких рангов! Как смеет Суруга так бесцеремонно обращаться с ней?
На пятый день первого месяца 1184 года в императорском дворце Сэйрё-Дэн состоялась церемония новых назначений. Руководил ею Го-Ширакава и высочайшие министры Правой и Левой стороны. Император-отшельник восседал на своем китайском троне, завернутый в роскошную мантию августейшего синего цвета, подбитую аквамариновым шелком. Из-под мантии торчали яблочно-зеленые хакама. Круглое лицо Го-Ширакавы с внушительным носом хранило неопределенное выражение. Он бесстрастно рассматривал окружающих, еле приподнимая тяжелые веки.
Высшая знать, одетая в самые лучшие одежды, расселась по обе стороны от солнцеликого властителя. Придворные низших рангов томились стоя.
Церемония новых назначений была довольно утомительной процедурой для большинства собравшихся. Внимание дворян блуждало, монотонное бормотание чиновника сопровождалось тихим жужжанием разговоров. Однако последнее объявление взбудоражило всех. Кисо был назначен сегуном. Третьим сегуном за время существования Поднебесной!
Словно гром грянул среди ясного неба!
Назначение явилось для всех полной неожиданностью. Гул удивленных восклицаний взлетел к потолку. Дворяне знали, что Кисо и Го-Ширакава не ладят друг с другом. Что же заставило императора пойти на такой шаг? Особенно теперь, когда армия Йоритомо стучится в городские ворота, а войска Кисо близки к мятежу!
Когда шум утих, Го-Ширакава как ни в чем не бывало продолжил церемонию. Были розданы традиционные чаши вина, провозглашены соответствующие здравицы. Го-Ширакава с удовлетворением заметил, что некоторые дворяне придержали свои чаши, когда прозвучал тост за новоявленного сегуна. Старый хитрец улыбнулся, довольный собой. Он сдержал обещание, данное Кисо. Теперь он может требовать с горца полную стоимость монаршей милости.
Этой ночью по предложению Го-Ширакавы вновь назначенный сёгун направился в театр, чтобы отпраздновать свое повышение.
У входа в театр самураи Кисо сдерживали толпу зрителей, заворачивая восвояси тех, кто одет похуже. Охана оплакивал потерянные деньги. Йоши уверял его, что публика вернется сюда назавтра.
В конце дня Йоши разыскал Юкитаку. Он объявил, что на представлении будет присутствовать Кисо, но тем не менее Йоши не должен предпринимать никаких необдуманных поступков, Го-Ширакава не получил подкреплений, которых ждал от Йоритомо. Юкитака вручил Йоши письмо императора, перевязанное малиновый шелковой лентой. На тонком рисовом листе было начертано только одно слово: «Жди».
Музыканты грянули вступительный марш. Йоши нетерпеливо оглядывал зал. Его ожидание было вознаграждено. Кисо, окруженный верными ши-тенно, появился перед началом спектакля. Высокочтимые гости заняли почетные места на балконе.
Нижняя часть галереи была битком забита знатью. Императорские чиновники теснились в партере и толкали друг друга с несвойственной фамильярностью.
Слух об успехе «Хайя-Суса-но-во» распространился по столице, словно лесной пожар по склону Фудзи, Побывать в новом театре очень скоро стало считаться признаком хорошего тона.
Йоши заставил себя забыть о Кисо. Он ждал долго и подождет еще, пока не наступит время действовать.
Когда представление окончилось, зал загремел от оваций. Охана играл хуже всех, но его отвислые щеки были закрыты маской. Зато Аки выложилась полностью. Роль невинной жертвы была специально написана для нее, и она исполняла ее с полным самозабвением и отдачей.
Поклонники театра протиснулись за кулисы, чтобы выразить актерам свое восхищение. Йоши в гриме «Хайя-Суса-но-во» беседовал с группой дворян, считавших себя знатоками поэзии. Он и прежде замечал, что дилетанты любят поболтать о проблемах искусства с профессионалами, вываливая перед ними ворох доморощенных суждений. Добившись успеха на сцене, Йоши теперь несколько свысока поглядывал на этих людей, однако благосклонно кивал им, делая вид, что поражен знаниями и глубиной восприятия собеседников.
Беседуя с поклонниками, Йоши краем глаза заметил Кисо. Его враг возглавлял группу дворян, шумевшую возле Аки. В свете коптящихся масляных ламп толпа знатных щеголей представляла собой ослепительное зрелище. Их роскошные одежды, отливающие всеми цветами спектра, кружились вокруг актрисы, словно радужная пленка нефти в медленном водовороте. Танцующие тени придавали сборищу призрачный вид.
В толпе выделялись двое – Аки, словно бледная изящная сердцевина многослойного цветка, и – напротив нее – Кисо, завернутый в черную мантию с вышитой на спине головой тигра.
Йоши был поражен его внешностью. Казалось, волны энергии исходят от неподвижной фигуры врага. Узкое продолговатое лицо. Большой нос. Горящие глаза. Достигнув власти, Кисо процветал.
Сердце Йоши опалила волна ненависти, смешанная с долей восхищения. Его оскорбитель находился в пяти шагах от него. Этот человек воспользовался беспомощностью Нами. Этот ли?
Нами изнасиловал грубый горец!
Этот Кисо изменился. В нем появились представительность, сила, непринужденность и внешнее царственное величие. Его волосы, когда-то встрепанные и нечесаные, прихотливо уложены под черной шелковой шапочкой-эбоши. Его прическа теперь не знает веревочной хачимаки. Хищное тело воина укрывают складки китайского шелка.
Будда! Есть ли справедливость в твоем ненадежном, как паутина, мире?
Куда подевался заносчивый буян? Вместо него стоит гордый сёгун Кисо, отполированный до алмазной твердости годом придворной жизни.
Йоши попытался протолкаться к группе Аки. Бесполезно! Поклонники сплотились вокруг актера! Знаменитому Хайя-Суса-но-во не уйти из их железной хватки. Завтра они будут повторять дома и при дворе каждое слово великого артиста.
И все же вечер заканчивался. Накатила усталость, неизбежная после сценической эйфории, Менее назойливые посетители стали расходиться. Вскоре откланялись и самые настойчивые из них.
Однако возле Аки все еще стояли Кисо и Имаи.
Йоши направился к ним. Он помнил предупреждение Го-Ширакавы, он должен ждать, но безудержное желание заглянуть в глаза врагу пересилило осторожность. Йоши отыграл в столице два спектакля, и дворяне из публики его не опознали, хотя многие были с ним прежде знакомы. Пульс Йоши участился, пот каплями проступал сквозь грим. Кисо и Имаи носили мечи; Йоши был безоружен. Если враги узнают его, если Кисо только заподозрит, кто скрывается под личиной Хайя-Суса-но-во, их вражда разрешится быстрым ударом сверкающей стали.
Йоши почувствовал нервное подергивание щеки. Кисо надменно смотрел на него. Его узкое лицо выражало холодное любопытство.
– Прими поздравления, герой, – сказал он. – Мне говорили, что ты больше, чем актер, и я верю в это. Ты хорошо работал мечом на сцене. Это правда, что ты поставил сегодняшнюю программу?
– С помощью директора труппы Оханы. Я всего лишь бедный актер, работающий, чтобы свести концы с концами, – ответил Йоши, саркастически поклонившись.
Он обрел уверенность; его маскировка надежна. Ему хотелось поддразнить Кисо. Будь осторожен, посоветовал тихий голос.
– Ты хорошо говоришь и, по слухам, пишешь стихи?
– Это только дар имитации, господин Кисо.
– Ты знаешь мое имя?
– Все знают ваше блистательное имя. Оно с некоторых пор стало синонимом доброты, щедрости и сострадания для простого народа.
Йоши осмелел. Голос актера был лишен интонаций, но в почтительном изгибе его тела сквозила легкая насмешка.
Кисо повернулся к Имаи.
– Мне кажется, актер посмеивается надо мной. Возможно ли это? Если это так, мне придется отрубить ему голову и выставить ее завтра здесь вместо спектакля.
– Он слишком разговорчив. Надо бы обучить его подобающим манерам, – прорычал Имаи.
– Возможно. – Кисо, не понижая голоса, вновь повернулся к Йоши. – В тебе есть что-то знакомое. Я не могу понять, что, но оно вызывает во мне неприятные ощущения. Избавь меня от своего присутствия до того, как я силой помогу тебе сделать это. Ты хорошо играл сегодня вечером. Ты восхитил меня, но теперь ты испытываешь мое терпение.
Глаза Кисо превратились в осколки твердого черного оникса.
– Мой господин, я скорее отрежу себе язык, чем осмелюсь обидеть вас, но должен напомнить – мое место здесь. Посетитель – вы.
– Еще пара слов, и я сам отрежу тебе язык. Это будет несомненной потерей для такого таланта!
Прежде чем Йоши смог отпарировать удар в этой постепенно разгорающейся словесной битве, Аки встала между мужчинами.
– Суруга, ты стесняешь меня, – прошипела она. – И причиняешь беспокойство гостям. Пожалуйста, уйди.
– Как ты пожелаешь. Возможно, мы закончим нашу беседу в другой раз, господин Кисо.
– К твоим услугам, актер.
{***}[2]
бивались из-под банта, небрежно стягивающего растрепанную прическу.
Ожидая Аки, Йоши много размышлял о своей выходке. Он был не прав, наговорив колкостей Кисо, не прав и опасно глуп. Заварив кашу, он, конечно, лишь пытался удержать Аки от неверного шага, но чему помогло это? Актриса все равно ушла с Кисо. Неблагодарная дура.
Йоши работает как проклятый, чтобы оставить театр в наследство вздорной девчонке и старому ослу! Они не заслуживают этого! Один жаден и недалек, вторая алчна и развратна! Двусмысленность положения приводило Йоши в бешенство. Что он мог поделать, чтобы уберечь Аки от нее самой? Он хотел накричать на нее, ударить, но вместо этого сдержался и только сказал:
– Ты поступила неразумно. Кисо угрожал мне, он оскорблял меня, а ты принимаешь его ухаживания.
– Я делаю, что хочу, – парировала Аки с ледяным спокойствием. – А ты, Суруга, вел себя как ребенок. Зачем ты провоцировал Кисо на ссору? И потом, я не нуждаюсь в твоих одобрениях или советах. Кисо ведет себя с женщиной как и положено мужчине. Ты же отверг меня… дважды. И никогда не получишь еще шанса.
– Выслушай меня. Не связывайся с этим негодяем! Он предаст тебя!
– Ты просто ревнуешь, Суруга! Откуда ты можешь знать его? Ты жалкий актер, а он сёгун.
– Я знаю его, он злой человек, – сказал Йоши, рассерженный упрямством Аки. – Он живет со знаменитой женщиной-воительницей Томое. Они знакомы с детства, Томое никогда не позволит тебе делить Кисо с ней.
– Не хочу ничего слушать. Кисо честнее, чем ты. Он все рассказал мне о Томое… и о других. Он сильный мужчина, имеющий средства, чтобы содержать нескольких женщин. Что мне за дело до остальных? Я уверена, Кисо сделает меня официальной супругой.
– Кисо – животное, которое только использует женщин. Он бросит тебя, как бросил других… униженных и оскорбленных.
– Не равняй меня с ними. И потом – лучше быть любовницей знатного человека, имея место при дворе, чем актрисой, чьи средства к существованию зависят от театра.
В зимний сезон «Хайя-Суса-но-во» был предметом разговоров всего Киото. Каждый вечер театр был полон, и каждый вечер Кисо и Аки после представления уходили вместе.
– Аки глупа, – сказал Йоши Охане однажды. – Ей не нужно вешаться на Кисо. Ты ее отец. Посоветуй ей остановиться, пока не поздно. Кисо обречен. Его враги приближаются к городу…
– У каждого за пазухой есть совет для старика, – сказал Охана. – Можно подумать, в мире полно мудрецов. Но я как-то неплохо выживаю и в положении глупца. Я основатель и управляющий пользующегося успехом театра…
Охана посмотрел в лицо Йоши и поспешно добавил:
– Я ничего не украл у тебя, Суруга. Согласимся на том, что мы помогали друг другу. Я честно хранил твой секрет, хотя мог бы и предать тебя… с выгодой. До сих пор, несмотря на обещанную за твою голову награду, я храню молчание.
Охана с пьяной ухмылкой посмотрел на Йоши, чтобы увидеть, как он воспримет скрытую угрозу, но ничего не прочел на бесстрастном лице мужчины.
Толстяк нервно прочистил горло.
– Почему тебя так задевает успех нашей семьи? Я знаю свои обязанности отца. Ты слишком молод, чтобы поучать меня на этом поприще!
– Где Аки сейчас?
– Несомненно, с господином Кисо.
– И ты не препятствуешь этому?
Йоши потряс головой. Логика Оханы выходила за грань его понимания.
– Препятствую? Конечно, нет. Я польщен. Кисо – великий человек. Сёгун! Благодаря его милостям мы будем богаты.
– С каждым днем Йоритомо подходит все ближе к Киото. Если Кисо выживет в предстоящей битве, он останется верен Томое. Когда ему надоест Аки, он бросит ее, не задумываясь.
– Ты слишком рано хоронишь Кисо! Он не так беспомощен, как ты считаешь. Аки уверена в его победе. При поддержке такого богатого человека, как Кисо, мы будем вести спокойную и легкую жизнь. Что может предложить актерская компания, кроме бесконечной работы и неопределенности? Мы с дочкой выросли из этих пеленок!
Аки вернулась позже, чем обычно, в роскошном халате из яблочно-зеленого китайского шелка, расшитого золотыми драконами. Халат был новый и несомненно дорогой. Она победоносно улыбнулась отцу и Йоши.
Ночь восемнадцатого дня первого месяца была чрезвычайно холодной. Масляные лампы и несколько расставленных дровяных жаровен почти не обогревали продуваемый сквозняками театр. Публика куталась в зимние халаты, пытаясь сохранить тепло. У придворных, сидевших в открытой галерее, лица были бледны, белая пудра и зачерненные зубы подчеркивали округлость их щек. Однако то здесь, то там среди этих расфранченных театралов можно было заметить людей иного сорта. Они сидели спокойно, сосредоточенно, в зловещем молчании, с мечами, свободно подвешенными к запястьям. На их грубых плащах не наблюдалось никаких знаков различия. Их лица, слишком темнокожие для светских людей, были одинаково худы и скуласты. Если бы они держались группой, их облик, повадка и стать несомненно выдали бы опытному наблюдателю упрямых воинов севера. Однако среди толпы, спрятанные в тени, северяне не бросались в глаза.
Йоши сразу понял, что это за люди. Несмотря на холод, грим его был испещрен струйками горячего пота. Рассматривая толпу, артист бессознательно барабанил пальцами по рукояти меча.
В зале не хватало одного человека.
Где он?
Прибыл Го-Ширакава, вызвав суматоху в публике и ажиотаж за кулисами. Йоши обещал артистам, что они будут играть для императора. Никто ему по-настоящему не верил, однако это время пришло.
Нами и Юкитака помогли Го-Ширакаве занять свое место. Го-Ширакава со свитой разместился в специальной ложе, устроенной на балконе. Император внимательно оглядел публику, слегка кивая, когда его взгляд останавливался на темных молчаливых фигурах.
Йоши поймал взгляд Нами. Она несомненно узнала его, несмотря на грим. Сердце Йоши заколотилось. В прошлую встречу он едва различал черты возлюбленной в призрачном лунном свете. Теперь ничто не мешало ему наслаждаться ее очарованием.
Йоши сделал усилие и отвел глаза. Ему надо теперь быть предельно собранным. Долгое затянувшееся затишье готово было вот-вот разразиться грохотом действия.
Музыканты настроили свои инструменты, Актеры разошлись по местам. Большая часть публики нетерпеливо захлопала, поторапливая труппу. Где же Кисо? Обычно он приходил рано, дарил Аки цветы и желал ей удачи перед выступлением.
Он никогда не опаздывал. Где же он?
Йоши поймал взгляд Го-Ширакавы и приподнял брови в знак озабоченности. Го-Ширакава ответил пожатием плеч. Он сделал все, что мог сделать, Остальное было в руках Йоши, Йоритомо и богов.
За месяц, прошедший после визита Йоши к Нами, случилось многое, Но главным событием было то, что Йоритомо начал наступление на Киото по двум направлениям, приближаясь с юга, со стороны моста через Удзи, и с севера, от Сэта, рассекая словно мечом потрепанные силы горцев.
Зная непредсказуемый характер Кисо, император решил заманить его сегодня в театр с помощью хитрой уловки. Он велел после завтрака устроить соревнования лучников. Праздник обычно знаменовал традиционное окончание новогодних торжеств и сводился к состязанию между стражниками внутреннего и среднего дворцов. В этот раз Го-Ширакава позволил участвовать в борьбе самураям Кисо.
Люди Кисо победили, Император настоял, чтобы сёгун посетил театр в качестве его гостя. Кисо не мог отказаться, не нанося прямого оскорбления императору. Под видом каприза Го-Ширакава потребовал также присутствия на спектакле пленницы Кисо, Нами.
Юкитака, пожилой слуга Го-Ширакавы, предупредил Йоши о близящейся развязке. От него же Йоши узнал, что посещение театра не входило в намерения сегуна, но Го-Ширакава вырвал у него согласие прийти на спектакль хитростью. Сегодня вечером судьба дает последний шанс захватить Кисо прежде, чем он возглавит свои войска на поле брани. Йоритомо тайно прислал своих людей, которые рассредоточились среди публики. Они готовы на все и ждут команды Йоши. «Кисо не должен сбежать, – писал Го-Ширакава. – Наши жизни зависят от его пленения или смерти».
После ухода Юкитаки у Йоши состоялся разговор с Оханой, рассердивший его. Охана сказал:
– Я уже сообщил властям кое о чем. Сегодняшний триумф театра будет полностью моим!
Он вытянул свои петушиные ножки, раздуваясь от спеси.
Йоши понял, что Охана пьян. Надутая физиономия толстяка погасила последние искорки сострадания к нему в душе мастера боя. Что ж. Хорошо. Охана получит триумф… пожалуй даже больший, чем ему полагается, и по заслугам.
И все же Йоши попытался воззвать к совести управляющего:
– Триумф театра? Охана, подумай! Без меня ты и твоя труппа прозябала бы в тяжких трудах, потешая сборщиков урожая риса. Твоя благодарность не нужна мне, и все же, согласись, – своим процветанием ты обязан моей работе.
– Никогда! Ты бродяга, преступник! Ты делаешь не больше моего!
– Охана, ты валяешь дурака! – Йоши потряс головой. Как слеп и ограничен этот человек!
– Бывает, я валяю дурака, следуя твоим советам, но моя дочь скоро сделает меня богатым! Мой театр уже сделал меня знаменитым! А ты мне надоел. Ты мне больше не нужен. Сегодня ты последний раз выйдешь на сцену! Я нанял другого актера, который заменит тебя. Будь умен. Уйди раньше, чем моя доброта иссякнет, чтобы я не отдал тебя самураям Кисо!
Йоши вздохнул.
– Охана, – сказал он. – Я сочувствую тебе и твоей алчной дочери. Наконец-то я избавлюсь от вас обоих.
На этом беседа закончилась, и Йоши ушел, спрашивая себя, как ему удавалось так долго выносить общество Оханы. Грозные события надвигались, уже ничего нельзя было изменить. Поэтому отставка пришлась как нельзя кстати. Она давала Йоши повод попрощаться с друзьями.
Бутафорские мечи мастер боя оставил Цуре, костюмы – Коэцу, личные вещи – музыканту Ито, а шелковый платок, предназначенный для Аки, подарил Уме. Он пожелал актерам удачи и разделил с ними слезы сожаления. Пока краски вечера переходили от светло-голубых к иссиня-черным тонам, он подготовился к боевым действиям.
Вместо тупого сценического реквизита Йоши взял настоящий меч и целый час полировал лезвие, пока не убедился, что оно отточено наилучшим образом. Было приятно работать с доброй сталью. С внезапной горьковато-сладкой болью он вспомнил о счастливых днях, проведенные в додзё, о том удовольствии, которое получаешь, когда тяжелая работа делается хорошо.
Ближе к ночи пришел посыльный с коробкой для Аки. Она была украшена гербом Кисо. Аки открыла ее перед труппой и, улыбаясь, извлекла из нее рулон дорогой парчи. Затем она пробежала глазами приложенную к подарку записку. Ее лицо словно распалось на множество резких плоскостей и углов. Девушка отвернулась, всхлипывая, кинулась в свою гримерную. Йоши понял. Кисо бросил актрису, подарив ей клочок ткани.
Ночь обложила небосклон тяжелыми тучами, собиралась гроза. Воздух был заряжен электричеством, пахло озоном. Видно, богам судьбы полюбилось посылать испытания Йоши в такие ночи, когда демоны ревут и швыряют молнии через все небо…
Йоши ждал, Его взгляд был прикован к пустым креслам в глубине балкона. Может быть, приближающаяся гроза изменила планы Кисо? Неужели дерзкий сёгун посмеет оскорбить Го-Ширакаву?
Музыканты ударили в барабан. Йоши неохотно покинул свой наблюдательный пункт и присоединился к другим актерам.
Одна половина хора завела вступительную песню:
Вот Хайя-Суса-но-во!
Он пришел к нам с небес,
Держа божественный меч!
Хайя-Суса-но-во!
Со священных небес!
Держа божественный меч!
Другая половина хора отвечала:
О, как я мечтаю о божественном мече.
Йоши усмехнулся. Подходящая увертюра к надвигающимся событиям!
Голоса хора перекатывались по сцене и, отражаясь от акустических бочек, улетали к тяжелым, набитым льдом и заряженным электричеством тучам. Песня приобрела громкое сверхъестественное звучание. Казалось, древние боги Синто собрались взглянуть на представление – и подпевают актерам.
Хайя-Суса-но-во выскочил на помост, приподняв правую ногу, воздев над головой меч. Он топнул ногой и принял грозную «кибадачи», позу всадника на боевой лошади. Сегодня каждое движение героя имело дополнительный смысл. Публика была потрясена. Волны энергии хлынули в зал со сцены. Неуклюжие одежды, замерзшие лица, руки – все было забыто. Зрители испытали редчайшее наслаждение полного слияния с действом, разворачивавшимся перед ними, – момент почти недостижимый, но всегда желанный.
На краю реки небесной,
Вековечной, быстротечной!
Йоши увидел – Кисо входит в ложу. Он возвысил голос в торжествующем крике. Стены театра задрожали.
Собрались на встречу боги,
Обсудить дела земные!
Хайя-Суса-но-во снова царил на сцене… в последний раз.
Гроза неопределенно стихла, словно выжидая своей реплики. Воздух стал холоднее и сильнее насытился электричеством. Зрители завороженно следили за действием. Только темные фигуры в грубых плащах время от времени посматривали по сторонам и ощупывали свои мечи.
Восьмиголовый дракон был убит, и Хайя-Суса-но-во распорол его живот, чтобы найти там великий меч Кусанаги. Он торжественно запел фнальную песню:
Во дворце стоит в Киото
Трон империи могучей.
Правит там богоподобный
Солнца истинный потомок,
Муж блистательный, почтивший
Ясным ликом мир подлунный.
Будешь ты для всех народов
Дорог, как цветы весною,
И, как дождь с небес, желанен.
Вся страна к тебе стремится…
Первые хлопья снега упали на лица публики в партере, заметались над залом, искажая звучание песни.
Актеры пришли в замешательство. Это была не та песня, которую они репетировали!
Йоши продолжал, не обращая внимания на сумятицу:
Но внезапно стих твой голос.
Вся земля омылась горем,
И в борьбе за справедливость…
Темные фигуры поднялись среди публики.
Рать спешит на поле брани!
Голос Йоши прогремел со сцены, произнося пароль, служивший сигналом к действию. Мечи сверкнули в свете ламп, рассекая хлопья снега. Внезапные сполохи молний и раскаты зимнего грома обрушились на зал, словно реплика Йоши разбудила духов преисподней.
Зигзагообразный трезубец молнии пронзил полумглу за спиной Кисо. Из разбитой масляной лампы вырвался язык пламени. Пожар! Самое ужасающее явление в мире дерева и бумаги. Пожар!
Йоши стоял, как пригвожденный к месту. Вспышка небесного огня выжгла силуэт Кисо на сетчатке его глаз. Знак! Знак богов! Освобождающий от обета! Охваченные паникой люди визжали и толкались, пытаясь выбраться из театра. Выходы были забиты ревущей толпой, разметавшей бойцов Йоритомо.
Со сцены Йоши отчетливо видел Кисо. Сёгун, сохраняя спокойствие, встал, оттолкнул ногой лежащие по бокам подушки и повернулся к выходу. Йоши крикнул через головы толпы:
– Кисо, трус! Вернись и погляди в глаза судьбе. Кисо в недоумении оглянулся. Он стоял в отсветах разрастающегося пламени, его узкое мрачное лицо казалось призрачным от пляшущих бликов. Черный шелковый халат узурпатора сливался с движущимися тенями, делая его фигуру нечеловечески грозной.
– Кто бросает мне вызов? – Голос Кисо перекрыл крики публики.
– Я, Тадамори-но-Йоши из Суруга, поклявшийся отомстить за смерть Сантаро и поругание дорогого мне человека.
– Йоши? Суруга? – Кисо онемел на секунду. – Где ты? Покажись мне!
Йоши понял, что в неверном свете пожара за струями метели враг не различает его.
Пламя полыхало все ожесточеннее, но Кисо не делал попыток к бегству. Наоборот, он двинулся вперед, чтобы увидеть того, кто бросил ему вызов.
– Это я, Хайя-Суса-но-во, – крикнул Йоши, шагнув на авансцену.
Толпа стонала, мычала и визжала, потеряв человеческий облик. Люди Йоритомо боролись с обезумевшими людьми, стараясь пробраться ближе к своей Цели. Кисо не двигался. Он стоял как вкопанный, но между ним и северянами бушевала кипящая человеческая река.
– Ну, выходи! Встань передо мной! – ревел Кисо, рассекая воздух клинком. – Я демонический воин Кисо и не боюсь ни человека, ни бога, ни духа!
Труппа на сцене пришла в полную растерянность. Аки упала в обморок. Уме истерически кричала. Ито Поддерживал старую Обаасен. Цуре и Коэцу боролись с Оханой, который вел себя как безумный, изрыгая площадную брань и пытаясь накинуться на Йоши сзади. Маска свалилась с его лица. Глаза толстяка горели красным огнем, рот и подбородок были покрыты пеной. Несмотря на свой небольшой рост, он таскал двух гимнастов по сцене, как кукол. Охана видел, как рушатся его мечты. Театр разваливается, горит, превращается в прах. И во всем виноват этот бродяга, Суруга, или Йоши, или каким там еще проклятым именем он себя называет!
Когда Йоши приготовился спрыгнуть со сцены в толпу, Охана высвободился из рук мужчин. Он выхватил у Цуре бутафорский меч и сделал выпад в спину Йоши. Предупреждающий крик Коэцу пробился сквозь вой толпы. Йоши повернулся и увидел Охану, летящего на него с мечом. Реакция мастера боя была мгновенной. Он рубанул по безумным глазам.
Острие клинка рассекло лицо Оханы от виска до виска. Из раны хлынула смесь крови и глазной жидкости, окрасив припорошенную снегом сцену. Охана выронил меч; он качнулся вперед, слепо хватая руками место, где только что видел ненавистного врага.
Йоши отступил и рухнул спиной в колышущуюся людскую массу. В падении он еще раз на мгновение увидел Кисо, увидел его людей, окруженных пламенем, выводящих Го-Ширакаву и Нами через запасной выход. Ему показалось, что он увидел и Томое, вставшую между Кисо и Нами, как будто для того, чтобы загородить ее. Затем стены театра опрокинулись, и толпа вынесла Йоши на улицу. Итак, тщательно разработанный план поимки врага провалился. Не содействовал ли его провалу знак, данный Йоши богами?
Шелковая придворная шапочка Кисо сбилась набок. Его халат обгорел, на гладких твердых щеках лежали пятна сажи. Мятая эбоши и черные пятна придавали чертам горца нечеловеческое выражение. Он и не чувствовал себя человеком. Кисо был в ярости! Йоши находился у него в руках! Йоши говорил с ним. Он смеялся ему в глаза. Губы Кисо растянулись, превратив его лицо в демоническую маску. Он сердито толкнул Го-Ширакаву, шедшего впереди него, а когда Юкитака запротестовал, изо всех сил ударил старика. Юкитака упал в шоке. Кисо и его бандиты тысячу раз показывали себя варварами… но то, что произошло, выходило за всяческие рамки. Кисо толкнул императора и ударил его слугу. Воистину, близки последние дни закона.
– Заберите ее с собой, – голос Кисо звенел от бешенства.
Имаи толкал впереди себя упирающуюся Нами.
– Обоих их в паланкин, – приказал Кисо. Императорский паланкин ожидал возле театра.
Тридцать два носильщика, дрожащие от холода, испуганно смотрели на грозный пожар. При появлении императора они встали по стойке «смирно».
– Томое, ты поедешь с пленниками. Хорошенько стереги их. Имаи последует за тобой на лошади. Отправляйтесь в дом монахини Хахаки. Я поскачу вперед и скажу часовым, чтобы ожидали вас.
Особняк монахини Хахаки, находившийся под контролем Кисо, был расположен на улицах Рокудзё и Хорикава. Особняк принадлежал богатой фрейлине императрицы Хачидзё-Ин; его стены были высоки и считались неприступными. Кисо редко пользовался им, предпочитая роскошь дворца Рокухара. Имение монахини Хахаки было идеальным местом для тюремного заключения старого императора и Нами.
В паланкине Го-Ширакава запахнул халат и сел около ставней, уныло поглядывая на заснеженные улицы. Нами казалась несломленной, но подергивающийся уголок рта выдавал ее страх. Она снова была в руках Кисо.
Томое всмотрелась в лицо подруги.
– Не бойся, Нами. Я прослежу, чтобы тебе не причинили вреда.
Нами слабо улыбнулась и кивнула в знак признательности. Она сказала:
– Томое, ты хороший друг, но ты не можешь отвечать за Кисо. В прошлом он причинил мне зло, и я не доверяю ему. Теперь он обезумел от ярости. Даже ты не сможешь совладать с ним.
– Нами, я сказала, что тебе не будет причинено никакого вреда. Я буду защищать тебя всей своей жизнью, даю тебе слово самурая.
Го-Ширакава повернулся к Томое:
– Ты будешь щедро вознаграждена, женщина, если сумеешь спасти нас.
– Я не ищу наград. То, что я делаю, я делаю ради дружбы.
– Тем не менее…
Томое бесцеремонно перебила императора:
– Мы прибыли в дом монахини. Приготовьтесь выйти.
Как только Го-Ширакава, Нами и Томое вошли в паланкин, Кисо приказал носильщикам следовать в дом монахини. Он злобно ударил хлыстом лошадь и поскакал впереди. По пути к месту назначения Кисо принял несколько важных решений. Когда-то он предназначал Нами себе в наложницы, но в Киото редко виделся с ней; Томое вмешивалась и путала ему карты. Мысли о Нами вновь разожгли гнев Кисо. Нами была женщиной Йоши, и, хотя наглецу опять удалось бежать, Кисо сможет причинить ему боль. Нами должна умереть. Кисо поднимет ее голову на шесте в людном месте, Йоши увидит ее.
Что касается императора… Старик слишком хитер. Йоритомо приближается, нужно заточить Го-Ширакаву под стражу и не спускать с него глаз. Иначе старик хитрец сбежит и присоединится к Йоритомо… давая Йоритомо лишние козыри в игре против Кисо. Го-Ширакава утверждает, что проводит дни в благочестии, читая сутры и медитируя. Теперь он сможет доказать это на деле. Никаких слуг, никакой личной охраны, никаких посетителей. Пусть читает любимую сутру лотоса. Пусть показывает глубину своего благочестия.
Кисо внезапно понял, что сегодняшний вечер не был случайностью: Го-Ширакава и Йоши сговорились. Мысленно возвращаясь назад, он вспомнил похожие на тени фигуры, поднявшиеся из публики, обнажившие мечи… Люди Йоритомо!
Молния и пожар спасли его от заговора. Благоприятный знак. Император пытался помешать Кисо вернуться к своим войскам, но сверхъестественные силы спасли его. Теперь он поведет своих людей к победе.
Река Удзи образовывала естественную преграду между столицей и вражескими силами. Только в двух местах армия Йоритомо могла пересечь реку, чтобы сразиться с Кисо: мост Сэта при впадении реки в озеро Бива и мост Удзи на юго-востоке столицы. Войска Йоритомо подошли к мостам, захватывая Кисо в клещи. После военных поражений при Мицусиме и Мурояме Кисо поклялся больше никогда не разделять своих войск. Но похоже, сейчас у него нет выбора. Однако Йоритомо не идет в город, потому что боится Кисо. Поэтому он и послал к нему заговорщиков. Убийц! Они должны были подобраться к Кисо в театре. Но… Кисо не собирался сегодня в театр! Его вынудили пойти туда. Заманили. Кисо скрипнул зубами. Го-Ширакава, старый лис. Это он устроил состязание лучников! Это он сделал так, что победили самураи Кисо!
Кисо громко выругался и вновь ударил лошадь, чтобы дать выход своему гневу.
В особняке монахини Хахаки императору приготовили роскошные покои. Небольшую хорошо охраняемую комнату в отдаленном крыле Кисо предназначал для Нами. Она пробудет в ней не слишком долго. Прибыл паланкин. Охранники потащили протестующего императора в его апартаменты. Кисо приказал двум самураям препроводить Нами. Томое пошла было следом за ними.
– Стой! – крикнул Кисо, – Этого не нужно. Ты должна отправиться в Рокухару и подготовиться к раннему отъезду. Мы поедем в Удзи на заре.
Кисо повернулся к своему заместителю.
– Имаи, ты примешь командование над армией в Сэта.
– Прежде чем ты отправишь меня в Сэта, – сказал Имаи, – я скажу, что я думаю. В театре был Йоши. Он в Киото. Я должен сначала найти и убить его.
– Тогда ты сыграешь на руку Йоритомо и Го-Ширакаве… Им выгодно, чтобы мы тратили время, гоняясь за Йоши по всему городу. Нет! Если мы лично не вступим в командование войсками, мы отдадим Киото армии Йоритомо. Мы не можем допустить этого. Мы должны сражаться и победить, Йоритомо нужно разгромить у мостов, прежде чем он пересечет Удзигаву.
– Тогда Йоши ускользнет безнаказанным!
– Нет. Моя месть будет ему стоить больше, чем жизнь. Он сам захочет умереть.
Томое забеспокоилась:
– Что ты задумал?
– Не твое дело, женщина. Тебе нужно быть в Рокухаре. Здесь командую я.
– Как командир самураев и твой советник я имею право все знать. – Смуглое лицо Томое стало упрямым.
Кисо посмотрел на Томое неподвижным взглядом. Она снова близка к неповиновению, Эмма-О ее побери! Ему придется раскрыть свой план, или он потеряет лицо перед Имаи.
Кисо заговорил спокойно, терпеливо, что стоило ему больших усилий.
– Мы не можем ждать, пока Йоши вновь появится. Мы нужны на Удзи. Йоши сам придет искать нас. Когда он отыщет этот особняк и Нами, я хочу, чтобы здесь его ждала ее голова. Нами умрет сегодня вечером, до того как мы уйдем.
– Нет! – воскликнула Томое. – Я дала слово, что Нами никто не причинит вреда. Убей ее, и тебе придется убить меня. Имаи перебил:
– Сестра, пожалуйста, не возражай, Кисо прав. Смерть женщины будет нашей местью. Ее жизнь ничего не стоит. Мы убьем ее и сосредоточимся на том, чтобы победить Йоритомо. Ты понимаешь…
– Я понимаю, что ты и Кисо ведете себя как дети, думая только о мести. Сражайся с Йоритомо, и я буду сражаться рядом с тобой. Посягните на мою честь, и, брат ты мне или нет, ты будешь биться со мной насмерть.
Кисо раздраженно поджал губы.
– Нет времени на разногласия. Завтра нас ждут великие битвы. Томое, если ты не желаешь подчиняться моим прямым приказаниям, ты не будешь сражаться при Удзи. Ты останешься здесь и будешь стеречь пленников. Когда Имаи и я вернемся с победой, мы поговорим снова. Мне нужен Йоши. Женщина пусть живет пока.
– Я заслужила право сражаться рядом с тобой. Ты позоришь меня, оставляя здесь.
– Хватит! Ты пойдешь со мной, если женщина умрет. Она поможет мне завладеть Йоши. Если ты не подчиняешься мне из-за такого пустяка, я не могу доверить тебе сражаться рядом со мной.
Кисо сделал паузу, глубоко вздохнул и добавил:
– Сражаться рядом со мной и, возможно, умереть со славой, принеся в жертву Нами!
Губы Томое сжались в упрямую линию.
– Я дала слово, – сказала она. – Я останусь здесь. Иди ты к дьяволу Авичи. Я всегда любила тебя, я дралась за тебя. Ты сам отталкиваешь меня, когда я больше всего тебе нужна. Передумай. Оставь Нами в живых, позволь мне ехать вместе с тобой за славой.
– Если она умрет, ты поедешь.
– Нет! – Томое отвернулась от Кисо и одеревеневшей походкой вышла из комнаты.
Губы Кисо скривились от гнева и раздражения. Отступничество Томое было неблагоприятным знаком. Он был задет упорством женщины. Кисо никогда не шел в битву без Томое и Имаи, защищавших его с флангов. Завтра Имаи отправится в Сэта, а Кисо поедет в Удзи один.
Кисо прочистил горло и хрипло сказал:
– Имаи, давай не станем дожидаться утра. Наденем добрые доспехи и отправимся в путь сейчас же.
Много часов Йоши и остальная труппа боролись с пожаром, полыхавшим по всему театру. Зимняя гроза прошла так же быстро, как и началась. Незадолго до зари вновь начался неожиданный снегопад и потушил огонь. Крупные снежные хлопья падали на последние тлеющие угли, с почерневших остатков поддерживавших сцену столбов поднимались клубы дыма и пара.
Коэцу с испачканным сажей лицом, с руками, покрывшимися волдырями от жара, остановился и вытер лицо обуглившимся рукавом. Гимнаст только сильнее размазал по щекам черную жижу.
– Бесполезно, – обратился он к Йоши, работавшему около него. – Больше не осталось ничего, что стоило бы спасать.
– По крайней мере, пожар ограничился театром и никто в округе не пострадал, – сказал Йоши.
Коэцу испытующе посмотрел на него.
– Кроме Оханы, – сказал он.
– Амида Будда, да! Я должен помочь ему. Где он?
– Слишком поздно. Аки увела его несколько часов назад. Он останется слепым, если выживет.
– Будда, прости меня. Как ни неприятен он был мне, я не хотел причинить ему зла.
– Охана обезумел. Я видел его. Если бы ты не защитился, он бы убил тебя.
– Но…
– Не нужно винить себя. Виноват он.
– Без Оханы что будет делать труппа?
– У нас нет выбора. Мы останемся здесь и вновь отстроим театр. Ты показал нам путь. Я стану управляющим, Уме возьмет себе роли Аки. У нас очень мало денег, но, проявив упорство, мы добьемся успеха.
– Хотя я должен покинуть вас, я буду помогать вам, чем только смогу, – сказал Йоши.
– Человек, которому ты бросил вызов, куда он ушел? – спросил Коэцу.
– Если бы я знал, я бы пошел за ним.
Йоши помолчал и продолжил рассеянным тоном:
– Я чувствую, что нашим путям суждено пересечься в ближайшем будущем.
В этот момент подбежал один из акробатов и что-то прошептал Коэцу.
– Тебя на улице ждет какой-то старик, – сказал Коэцу. – Он хочет поговорить с тобой. Он говорит, что это важно.
Брови Йоши нахмурились. Старик?
– Я вернусь, как только смогу, – сказал Йоши. Вблизи повозки, запряженной быками, стоял Юкитака.
– Ты должен действовать немедля, – сказал он без предисловий. – Императорские гвардейцы следовали за императорским паланкином до имения монахини Хахаки. Император и твоя жена содержатся там в заключении. Кисо с Имаи ушли, чтобы сражаться с армией Йоритомо. Ты должен спасти императора и госпожу Нами из-под стражи Кисо.
Йоши поскакал на одной из лошадей труппы в сторону Шестой улицы. Он прибыл на место, когда первые лучи Аматерасу веером выглянули из-за восточного горизонта.
Йоши опоздал. Дом и поместье Хахаки были покинуты. Переведя дыхание, Йоши выругался и повернул к северо-восточному кварталу.
После того как Кисо с Имаи уехали каждый в свою сторону, Томое направилась прямо в комнату Нами в северном крыле здания. Она нашла подругу стоящей на коленях с закрытыми глазами. Лицо женщины было мертвенно-неподвижно; тонкие черты его казались восковыми при свете единственной стоящей на треножнике масляной лампы.
– Дорогая Нами, прости нам боль, которую мы причинили тебе, – сказала Томое.
Глаза Нами медленно открылись. Она огляделась по сторонам, как во сне.
– Йоши был так близко, – сказала она наконец. – Я думала…
– Я знаю, – сказала Томое, взяв Нами за руку. – Не отчаивайся. Ты скоро будешь с ним.
– Судьба настроена против нас. Мистические силы влияют на путь Йоши через этот жизненный цикл. Что он мог сделать в предыдущей жизни, чтобы вызвать эту странную карму?
– Все будет хорошо, – сказала Томое, расстроенная печалью Нами.
– Как же может быть хорошо? Я связана с Йоши. Но всегда, когда мы соединяемся, с нами происходят ужасные трагедии.
– А я связана с Кисо. Он поскакал на юг, чтобы возглавлять свои войска в Удзи. Мой брат поскакал на восток к Сэта. Меня оставили, чтобы охранять тебя… но мое место с Кисо, я должна сражаться спиной к спине с ним, хотя и боюсь, что наше дело погибло. Несмотря на его ошибки, я не могу оставить его, когда я знаю, что близки его последние дни.
Томое проглотила ком, подступавший к горлу, и вытерла глаза рукавом своего придворного халата. Она продолжала мягким, тихим голосом:
– Я сейчас отошлю ваших охранников к мостам Сэта и Удзи. Когда они уйдут, я присоединюсь к Кисо в его последней битве. Иди к Го-Ширакаве и уведи его из этого проклятого дома.
– Я не могу согласиться на это, как бы я ни лелеяла мысль о свободе. Освободить нас – значит, предать того, кого ты любишь. Кисо никогда не простит тебя, Томое.
– Он никогда не узнает, что я сделала. Я скажу ему, что ты надежно заперта и хорошо охраняешься.
– Томое, когда Кисо вернется и обнаружит, что мы ушли…
Томое крепко сжала руку Нами.
– Кисо обречен, – сказала она. – Его армия карикатурна. Она не сможет противостоять объединенным силам Иоритомо, Иошицуне, Нориери, кланов Миура, Доил и Очиай. Я присоединяюсь к нему, потому что хочу с честью умереть рядом с ним.
– Томое, пожалуйста, останься со мной и спаси себя.
– Я не могу. – Томое поднялась на ноги. – Как только я сниму этот придворный халат и надену добрые воинские доспехи, я поскачу к Удзи. Возможно, Кисо решит воспользоваться той же тактикой, что когда-то использовал Йоши, – разобрать мост и удержать превосходящую армию.
– Йоши проиграл ту битву.
– Мы можем выиграть. Наши горцы – отважный народ, лучшие самураи в мире.
Нами поднялась, встав перед Томое, и протянула к ней руки.
Подруги прижались друг к другу на несколько секунд, затем Томое отпустила Нами и быстро сказала:
– Через полчаса я освобожу людей от караульной службы. Они с радостью поскачут за мной к славе.
Так получилось, что незадолго до зари Нами вывела Го-Ширакаву через незапертые ворота имения монахини Хахаки на улицу.
Они подняли лица к небу и почувствовали на щеках и губах снежные хлопья, вкус свободы.
– Я не привык ходить пешком, – сказал император, – но, если ты поведешь меня, я пойду за тобой.
Они уже подходили по широкой улице к императорскому дворцу, когда услышали настигающий их топот копыт. Император и Нами быстро отошли к обочине дороги, ища укрытия от преследователя. В тусклом свете Нами пыталась разглядеть всадника. Всадник подскакал ближе. Нами подняла руку, призывая Го-Ширакаву к молчанию.
Ее сердце подскочило, когда она разглядела, кто нагонял их.
– Йоши, – крикнула она. – Йоши, мы здесь!
Равнина напоминала вид самой холодной преисподней в подземном мире Эммы-О. Река Удзи, питаемая подземными родниками с гор, окружающих озеро Бива, наполняла русло стремительным, ревущим, мечущимся потоком. Шестьдесят тысяч всадников кружились и топтались на восточном ее берегу. Ординарцы сновали с вестями от отряда к отряду. Обозные повозки буксовали в обледенелых колеях. Крики, лязг оружия и доспехов, пронзительное ржание лошадей, жалобное мычание быков усиливали суматоху. Пейзаж был залит холодным светом луны, находящейся в третьей четверти на двадцать второй день первого лунного месяца 1184 года.
Генерал Йошицуне, младший брат предводителя клана Йоритомо, командовал переправой через Удзи. Йошицуне был смелым, но недостаточно опытным генералом. Его люди подошли к берегу реки в мощном боевом порыве. Приказы Йошицуне вести себя осмотрительно не были расслышаны в шуме и суматохе. Генерал потерял контроль над армией; всадники тысячами ныряли в ледяную воду, их уносило могучим течением.
Мост через Удзи был разобран. Люди Кисо удалили его доска за доской. Они последовали примеру Йоши, который четырьмя годами раньше применил подобный прием для сдерживания превосходящих сил князя Чикары.
Вдохновляемые тактикой того же Йоши при Хиюти-яме, люди Кисо вкопали подводные колья и протянули толстую веревку вдоль русла реки. Воины Йошицуне, миновав середину потока, цеплялись за канат, спотыкались, падали на колья, в конце концов их тоже уносило прочь.
На рассвете картина почти не изменилась.
Солнце поднималось, ярче освещая пейзаж. Утро полнилось криками людей и животных, пойманных предательскими ловушками.
Досадные заминки с переправой не портили настроения людей Йошицуне. Угрозы смерти для них словно не существовало. Они соперничали друг с другом. Заключали пари, кто первым пересечет Удзи, и в избытке боевого духа пускались на хитрости, чтобы добиться первенства.
Хатакияма, старый воин, первым выбрел к дальнему берегу, но услышал окликавший его голос. Он оглянулся и увидел, что юноша по имени Огути борется с течением, из раны на плече его лилась кровь, оставляя в воде след, похожий на длинный флаг. Лошадь Огути уже унесло потоком, и самого Огути, ослабевшего от потери крови, несомненно, ожидала такая же участь.
Хатакияма, знавший молодого самурая с детства, вошел обратно в реку, схватил его и вышвырнул на берег. Опираясь на камни, Огути здоровой рукой поднял меч и провозгласил: «Я, Огути Шигетика, рожденный в провинции Мусаси, объявляю, что я первым достиг берега Удзи».
Сотни самураев присоединились к Хатакияме и Огути… и они все прибывали и прибывали… Многие были унесены потоком, как цветы вишни, швыряемые пенящейся рекой; другие достигли дальнего берега и вызывали воинов Кисо на единоличный бой, Тысячи пар бойцов сражались тут нагинатами, мечами и даже кинжалами. Люди отчаянно рубились, скользя в грязи, ледяной слякоти и крови.
К десяти часам армия Кисо была разгромлена; ее боевой дух угас перед лицом неустрашимого противника.
Кисо и Томое бились храбро. Каждый убил более дюжины врагов. Спина к спине они сражались против самых доблестных самураев Йоритомо. Томое была облачена в сине-серебряные мужские доспехи. Ее волосы, еще вчера причесанные и надушенные, были теперь небрежно стянуты веревочной хачимаки. Они развевались вокруг ее лица на холодном утреннем ветру, когда она защищала спину возлюбленного от дюжины нападавших.
Один рог золотого шлема Кисо, свернутый набок боевой стрелой, придавал ему лихой вид. Его красный парчовый хитатаре был разорван в полудюжине мест, и сёгун страдал от множества мелких ран, но китайские доспехи хорошо сдерживали натиск врага.
Когда Кисо разрубил клинком шлем очередного нападавшего, расколов череп человека от макушки до подбородка, он крикнул Томое:
– Я рад, что ты пришла ко мне. Без тебя я несовершенен в бою.
Сквозь шум выкриков, вопли раненых и звон оружия Томое едва расслышала его.
– Как могла я не прийти, мой господин? – ответила она через плечо, нанося удар «бабочкой», глубоко проникший под ребра врага. – Стражники позаботятся о заключенных.
Она лгала с чистой совестью. Кисо никогда не узнает правды. Им суждено умереть.
Прежде чем противник Томое упал на холодную землю, еще один бросил ей вызов. Отражая его атаку, она услышала, что Кисо вновь зовет ее:
– Мы были не правы, разделившись. Имаи заслужил того, чтобы сражаться рядом со мной в этой последней битве. Мы бы умерли все вместе.
Томое ответила:
– Я не хочу умирать без моего брата. Битва проиграна, а я устала. Давай пробивать дорогу отсюда, пока у нас есть силы. Мы можем поскакать к северу и присоединиться к Имаи. Потом позволим богам решить нашу судьбу.
– Хорошо сказано, Томое.
Кисо, вместо того чтобы прочно стоять на своей позиции, начал яростную атаку, продвигаясь вперед.
Его лезвие чертило в воздухе непредсказуемый стальной иероглиф.
– Следуй за мной, – приказал он.
Они отвоевывали пространство, сначала медленно, затем, по мере удаления от центра схватки, все быстрее.
В одну из передышек, оглянувшись, Кисо увидел, что битва, несомненно, проиграна. Он стал сегуном. Его мечты скоро осуществились и так же скоро обратились в прах. Груды мертвых людей и лошадей заполняли ледяное поле. Все больше нападающих перебиралось через Удзи. Защитники столицы распались на небольшие кучки по два-три человека, сражаясь против сотен бойцов, толпившихся вокруг них. Один быстрый взгляд сказал Кисо, что большинство его самураев побеждено людьми Йошицуне.
– На север, к Имаи! – крикнул Кисо, добравшись до дерева, к которому были привязаны его серый боевой конь и лошадь Томое.
Когда Кисо и Томое поскакали прочь, сзади раздался крик.
– Кисо уходит! – крик перешел в рев. – В погоню! Не дайте ему уйти!
На небе клубились тяжелые тучи. Хотя стоял только полдень, было темно, как ночью. Кисо и Томое гнали своих коней через обледенелые рисовые чеки и замерзшие поля, продирались сквозь густые леса и бамбуковые рощи. Часом раньше они оторвались от своих преследователей, но, хотя расстояние до Сэта было невелико, они постоянно отступали и прятались, замечая отряды, обыскивающие окрестности.
Кисо согнулся в седле, украшенном золотой чеканкой. Он устал и был обессилен кровотечением из дюжины небольших ран. Его дух был удручен бесславным бегством с поля боя. Энергия, поддерживавшая Кисо в Удзи, исчерпалась за часы отступления и блужданий.
Крепкая горская лошадь Томое легко шагала рядом с огромным серым боевым конем Кисо. Хотя доспехи Томое были рассечены и помяты в нескольких местах, на теле женщины не было ни одной раны. К флагштоку, прикрепленному к ее седлу, была крепко пришнурована эмблема Кисо на белом поле Минамото.
– Ну же, Кисо. Будь мужественным, – сказала она. – Мы не можем терять времени. Мы должны добраться к Сэта до наступления ночи.
Кисо заставил себя выпрямиться. Он сбросил шлем, выдававший в нем командира; его волосы растрепались, черты узкого лица были искажены и затуманены печалью. Его глаза, обычно горевшие как угли, стали тусклы и безразличны.
– Я был не прав. Мы напрасно разделились с Имаи, – пробормотал он. – Мы никогда не найдем его. Может быть, он погиб у Сэта без нас. Дурное предзнаменование. Мы поклялись жить и умереть вместе… а я отослал его прочь.
– Мы не должны сдаваться, – настаивала Томое.
Порывы ветра несли крупные струи снега горизонтально над землей. Всадники могли видеть перед собой не больше чем на несколько чо, а лошади еле брели. Они прошли северо-западнее Сэта и подошли к мосту со стороны озера Бива в Оцу.
– Стой! – затаив дыхание, шепнула Томое. Она потянула лошадь за уздцы, остановив ее. Кто-то пересекал поле почти за пределами видимости.
Кисо равнодушно ждал.
– Один человек, – с жаром сказала Томое. – Пусть он подойдет ближе, мы получим его голову.
Йоши достиг моста Удзи вскоре после того, как людям Йошицуне удалось пересечь реку. Он находился на западном берегу и вступил в битву на ее раннем этапе. В первые минуты сражения его лошадь, пронзенная стрелой, упала под ним. Знак богов в виде молнии и пожара освободил Йоши от его обета. Он спешился и продолжал сражаться в каком-то трансе, не задерживаясь нигде надолго. Работая мечом, он искал среди врагов Кисо, но его поиски были напрасны.
Йоши несколько раз выкликал противника:
– Я, Тадамори-но-Йоши из провинции Суруга, вызываю изменника по имени Кисо на единоличный бой во имя императора и господина Минамото Йоритомо.
Шум битвы был так силен, что его слышали только немногие самураи. Многие принимали вызов, Кисо среди них не было. Йоши не носил доспехов, его рукава превратились в лохмотья, халат был рассечен в нескольких местах, но он сражался с быстротой божественного ками, – ни меч, ни нагината не коснулись его тела. Он был покрыт кровью… кровью его врагов, которая лилась потоком, пачкая и забрызгивая его, когда он оставлял их мертвыми на ледяной земле. – Кисо, Кисо! – кричал он снова и снова. Ответа не было.
Клинок Йоши свистел в воздухе, чертя смертоносные узоры, рассекая врагов, словно их плоть была бумажной. Он двигался с неуловимой скоростью, недосягаемый для окружавших его людей. Он искал только одного противника.
Перевес в битве оказался на стороне превосходящих по численности сил Йошицуне. Самураи Кисо были разделены на небольшие группы. Шел час змеи, около десяти утра. Йоши вышел из сражения, осмотрел вытоптанное поле и обнаружил врага. Он был здесь! Кисо! Он бежал к своей лошади, прикрываемый самураем низшего ранга. Йоши поднял тревогу.
– Кисо уходит! В погоню! Не дайте ему уйти! Йоши помчался через поле. Поздно. Кисо был слишком далеко. К дереву были привязаны только две лошади; Кисо и его спутник вскочили на них и ускакали.
Йоши кинулся к полю битвы. Он должен найти лошадь.
– Имаи! Это Имаи, – сказала Томое с мрачным удовлетворением.
Кисо выпрямился, словно его ткнули мечом. Его удрученное настроение вмиг исчезло.
– Имаи, Имаи, – победно восклицал он, скача навстречу своему молочному брату, холод и слезы обжигали его глаза.
Имаи высоко поднялся в стременах, откинул голову и радостно закричал:
– Кисо! Томое!
– Я боялся оставить тебя одного в Сэта, – сказал Кисо. – Я не мог умереть, ничего не зная о твоей судьбе. Имаи, друг, брат, я оставил свои войска, чтобы прийти к тебе.
– Как много значит твоя забота для меня, – сказал Имаи. – Мои люди бьются с генералом Нориёри одни, потому что я боялся, что ты умрешь без меня.
Томое всмотрелась в друзей. Она подивилась слезам, катящимся по их лицам, по твердым широким щекам брата и по узким ястребиным скулам возлюбленного. Она почувствовала влагу на собственных глазах. Всадники сгрудились и обняли друг друга.
Томое первой оправилась от наплыва чувств. Она вытерла щеки рукавом и сказала:
– Теперь, когда мы вместе, давайте развернем наш флаг и соберем под ним тех, кто еще жив. Давайте умрем со славой вместе.
Кисо посмотрел на Имаи. Они жили как один человек – одни мысли, одно сердце. Имаи согласно кивнул, хотя Кисо ничего не сказал.
– Нет, Томое. Ты должна остаться, чтобы спасти свою жизнь. Наш обет дан друг другу… не тебе.
– Ты не можешь так унизить меня. Я сражалась храбро, как мужчина. Сегодня я показала себя. Без меня вы бы не встретились сейчас.
– Тем не менее не годится умирать рядом с женщиной. Рядом с женщиной надо жить, чтобы любить ее!
Кисо кивнул Имаи. Братья пришпорили боевых коней и галопом поскакали прочь, оставив Томое в поле.
– Вы не отделаетесь от меня. Я заслужила свое право умереть с вами, – крикнула Томое.
Она развернула белый флаг над седлом и направила свою лошадь в бой, следуя за мужчинами.
На равнине Сэта Кисо увидел сцену побоища, превосходившего все, что он видел до сих пор. Из восьми тысяч человек армии Имаи в живых осталось три сотни. Облака клубились низко над землей, и в просветах меж ними проступали различные части одной шевелящейся массы, рубящей, колющей, режущей, передвигающейся из стороны в сторону, втаптывающей в ледяное крошево тела мертвых и раненых.
Имаи приподнялся в седле и громоподобным голосом объявил:
– Господин Кисо из Шинано вернулся. Храбрые воины, присоединитесь к нам в добыче последней славы.
Услышав призыв командира, люди выходили из единоличных схваток и присоединялись к Кисо с Имаи. Среди оставшихся в живых воинов были братья Дзиро и Таро. Они поскакали к Кисо, рубя направо и налево людей Нориёри, вьющихся вокруг них, как мухи вокруг падали.
– Эй, Кисо, – крикнул Таро. – Теперь мы покажем этим собакам, как сражаются люди из Шинано.
– Сколько нас? – спросил Кисо.
– Меньше трех сотен, – был ответ.
– А врага?
– Больше шести тысяч.
– Тогда это хорошая битва. За мной! – Кисо взмахнул мечом над головой, указал клинком в сторону врага и галопом поскакал туда, увлекая за собой воинов. Его лицо исказилось в демонической гримасе. Люди отступали перед дикой яростью черных бешеных глаз.
– Я Кисо Йошинака, – кричал он. – Я князь Ийо, князь Шинано, сёгун империи. Встаньте и сражайтесь против меня, если посмеете.
Три сотни жаждущих крови демонов смерти вломились в ряды закаленных бойцов армии Йоритомо, но только пятьдесят из них прорубились сквозь строй. И около семисот бойцов скатились под ноги боевых коней.
Пока Кисо собирал своих самураев, из пелены тумана появился двухтысячный отряд свежих солдат противника.
– Я Дои-но-Санехира. Где так называемый демонический воин? Пусть он встанет передо мной, – объявил Санехира, их командир.
Вызов был принят, и пятьдесят оставшихся в живых воинов Кисо пришпорили лошадей, бросившись в смертельную схватку. Не заботясь о своей жизни, усталые, избитые, раненые горцы орудовали мечами, образовав непроницаемую стену из порхающей стали. Люди Санехира попытались приблизиться, но отступили перед их отчаянной яростью. Горцы пошли в атаку.
Кисо второй раз прокладывал дорогу сквозь стену людей, Когда он вырвался на простор, с ним оставалось пять человек и никого больше.
Люди Нориёри и Дои Санехира придержали своих коней в почтительном молчании, ожидая дальнейших действий Кисо.
Дневной свет почти угас. Туман клубился над полем, милосердно укутывая мертвых и умирающих. Кисо поднял своего серого боевого коня на дыбы. Лошадь дико заржала и трижды повернулась вокруг себя. Две тысячи людей Дои Санехира стояли справа, шесть тысяч людей Нориёри слева. Кисо оглядел своих товарищей; тут был храбрый Имаи, тут были Дзиро и Таро, и тут же была Томое, – полоска крови протянулась от корней ее волос к воротнику доспехов.
Кисо успокоил коня и повернулся к Томое. Он наклонился в седле и взглянул ей в глаза.
– Ты покинешь нас сейчас, – приказал он голосом, не терпящим возражений. – Я не буду опозорен перед моими врагами, умерев рядом с женщиной. Я всегда любил тебя… – он задохнулся на этих словах, – …но моя честь не допускает этого. Ты должна уйти.
Пристальный взгляд Томое перемещался с одного лица на другое.
– Имаи, брат мой… – сказала она. Имаи отвернулся. – Дзиро, Таро, мы ведь товарищи. – Они отвели взгляды.
Она крикнула:
– Постыдитесь, когда увидите смерть, которой я умру.
Томое ударила лошадь и поскакала к группе из тридцати самураев, пробиравшейся в тумане.
– Я Томое Гозен, – хрипло крикнула она, устремившись к их командиру, – храбрее сотни мужчин. Встаньте передо мной, если посмеете!
– Я Онда-но-Хачиро Моросиге, – запальчиво ответил командир, – капитан на службе у Йоритомо. Ни одна женщина не может встать передо мной.
Он едва успел закончить свое заявление, Томое налетела на его лошадь, сбив седока на землю. Когда офицер поднялся, наполовину ошеломленный, женщина зарычала, как злой дух, прижала его шею к своему седлу и одним ужасным ударом короткого смертоносного меча отрубила ему голову.
Женщину тут же скрутили соратники Моросиге. Двое держали Томое, остальные помчались дальше, чтобы сразиться с Кисо. Один из самураев дернул ее за волосы, чтобы обнажить горло. Томое открыла глаза, взглянула на своего убийцу, и плюнула ему в лицо.
Йоши прочесывал окрестности с двумя десятками людей генерала Миура. Они искали Кисо в туманных низинах, пока звуки битвы не привели их к мосту Сэта. Всадники достигли поля сражения и увидели, как Дзиро и Таро падают под стрелами лучников Моросите.
– Там! – крикнул Йоши, указывая. – Кисо! Кисо с Имаи разделились. Кисо пришпорил коня, направив его сквозь туман в сторону соснового леса Авазу. Имаи водил скакуна по кругу, бросая вызов теснящимся возле солдатам.
Имаи имел устрашающий вид, выныривая из тумана как призрак. Его лошадь пятилась и дико всхрапывала, выпуская из ноздрей облачка белого пара.
– Я Имаи Широ-но-Канехира, – кричал Имаи. – Молочный брат сёгуна Кисо Йошинаки. Возьмите мою голову, если посмеете.
Один из людей Онда Моросиге принял его вызов. Йоши скакал к месту схватки, когда увидел самурая, держащего клинок у горла Томое.
– Остановись, – приказал он и спрыгнул с лошади. Йоши железной хваткой схватил самурая за руку.
– Я генерал Тадамори-но-Йоши, – сказал он. – Я приказываю тебе отпустить женщину.
Самурай неохотно поднялся, но, признавая ранг Йоши, отошел.
Йоши поставил Томое на ноги.
– Убей меня, – потребовала она.
– Нет. Ты спасла жизнь Нами, и теперь я отплачу тебе.
– Ты можешь отплатить мне только оставив моего брата и Кисо в живых.
– Это не в моей власти, – твердо сказал Йоши.
– Тогда позволь мне умереть рядом с ними.
С поля битвы раздался победный крик. Томое и Йоши увидели Имаи, приподнявшегося в седле, держа над собой голову одного из самураев Онда Моросиге.
– После Кисо я самый могучий из оставшихся в живых воинов. Теперь я покажу, как я умею умирать.
Имаи швырнул голову в приближающегося самурая, взял короткий меч в рот и спрыгнул с лошади лицом вниз. Меч прошел через его горло и ударил в череп с такой силой, что пробил стальной шлем на его затылке.
Губы Томое задрожали, когда она увидела, что ее брат умер.
– Такой смелый, но такой глупый, – заплакала она. – Я не боюсь смерти, но такая смерть не служит никакой цели. Я выбираю жизнь… и, Йоши…
– Да, Томое?
– Отплати мне за жизнь Нами еще одной милостью.
– Я сделаю все, что в моих силах.
– Не забирай голову Кисо. Пусть он умрет с достоинством.
– Я могу обещать это.
Томое сбросила доспехи и растаяла в тумане прогалины.
Кисо направлял своего серого боевого коня через сосновый лес Авазу. Энергия, пылавшая у него внутри как солнце и бросавшая его против врагов, истощилась, от нее остались тусклые угольки, едва дававшие ему силы, чтобы управлять конем.
Пока он ехал, в его мозгу эхом отдавались последние слова Имаи, обращенные к нему:
– Так как мы оба умрем сегодня, мы выполнили наш обет. Позволь мне сражаться в одиночку, пока ты не скроешься в лесу и не окончишь свою жизнь с честью.
Он не должен был оставлять Имаи. Он был приведен в растерянность потоком событий. Он не должен был… и он вспоминал все, чего не должен был делать. Перечень был бесконечен. Он вырос из полуголодного горца в сёгуна империи и позволил жадности, похоти и лени погубить себя.
Опускалась ночь. Туман плавал над землей, делая тропу ненадежной. Было трудно понять, ехал ли всадник по твердой почве или конь его дробил копытами замерзшую поверхность небольшого пруда, что изобиловали в округе. Разбросанные там и тут камни таили опасность. Порою тонкий лед начинал потрескивать под тяжестью лошади и седока. Кисо бросил поводья, положившись на инстинкт благородного животного. Несмотря на усталость и подавленность, его чувства были обострены. Он слышал визг диких обезьян за много миль вдали, слышал писк мелких животных, продирающихся вблизи сквозь подлесок, слышал крик совы на сосне у себя над головой, слышал шорох снега, падающий с ветвей у него за спиной… но погони не было.
Как мог он оставить Имаи? Он вновь припомнил его слова: «Позволь мне сражаться с ними в одиночку, – просил Имаи, – пока ты не скроешься в лесу и не окончишь свою жизнь с честью». Имаи умолял дать ему возможность показать себя и помочь своему молочному брату избежать позорной смерти от руки безродного самурая. Кисо слабо улыбнулся, вспомнив браваду в голосе Имаи, когда тот сказал: «Я, Имаи Широ-но-Канехира, могу сразиться с тысячью обычных людей. Позволь мне нагнать на них страху».
Улыбка Кисо стала угрюмой. Имаи был грубым, неотесанным горцем, но его верность и храбрость обеспечат ему самое высокое место в колесе судьбы, в следующем цикле он вернется на землю императором.
Кисо пустил коня вскачь через широкое поле. Густой туман низко клубился над равниной, покрывая ее, насколько хватало глаз. Четверть лица Тсукийоми заливала луга мрачным бледным светом. Вдали на фоне звезд ярко вырисовывался крестьянский дом. Ветер свистел в соснах, срывая с них клочья снега, кусая спину Кисо сквозь доспехи. Со стороны крестьянского двора доносился истошный лай. Хотя собаки находились в добрых десяти чо от всадника, они чувствовали его присутствие и реагировали на запах крови.
Кисо не собирался бежать дальше. Смерть, завещанная ему Имаи, была близка. Он пересечет прогалину, найдет укромный уголок и закончит свою жизнь с честью.
Тихая ночь была потревожена криком, донесшимся из сосновой рощи. Кисо повернулся в седле и увидел всадника, скачущего к нему. На мгновение глаза Кисо расширились. Летящая к нему фигура казалась воплощением ужасного бога войны, Фудо. Всадник стоял в стременах, обнажив меч и отражая лунные лучи описывающим круги лезвием.
– Ки-и-и-с-с-с-о-о-о! – крик заморозил бы кровь в жилах менее храброго человека, но он лишь пробудил Кисо от летаргии. Он узнал голос и понял… Йоши нашел его.
И он нашел Йоши!
Энергия вспыхнула в нем тяжелым огнем преисподней. Высокомерное лицо Кисо с резкими чертами, образовавшими маску смерти, угрожающе повернулось к приближающемуся противнику.
– Йоши, – утверждающе прорычал он, когда тот на полном скаку надвинулся на него. Всадники сшиблись.
Лязг металла, скрип кожи, короткое ржание – оба всадника вылетели из седел. Кисо упал на плечо, перекатился на спину. Он увидел, как Йоши перевернулся в воздухе и приземлился с акробатической ловкостью. Кисо заставил себя подняться. Йоши уже стоял возле него, нанося разрезающий ветер удар.
Кисо отразил клинок в последнее мгновение. Сталь зазвенела о сталь. От почвы пахнуло запахом гнили и разложения; земли не было видно под покрывалом тумана. Кисо тяжело дышал; из его ноздрей вырывались облачка пара.
Кисо ответил на первую атаку Йоши рядом выпадов, слившихся в мерцающий стальной узор. Лезвие двигалось так быстро, что в отраженном лунном свете оно казалось сияющей трепещущей стеной.
Йоши отступил, дожидаясь конца атаки, и ответил ужасным ударом «водяное колесо», направленным в голову Кисо, затем провел удар, рассекающий туловище, и закончил каскад обратной восьмеркой. Стремительность нападения была устрашающей, но, черпая силы в темных глубинах своего существа, Кисо парировал каждый выпад.
Рукояти клинков сцепились, мужчины свирепо взглянули друг другу в глаза. Пар от их дыхания слился в единое облако, окутавшее их головы. Они яростно боролись за преимущество, нащупывая слабые места в обороне противника. Глаза Кисо горели ненавистью и бешенством. Лицо Йоши оставалось спокойным и холодным, как лед.
– Я должен был убить тебя, когда мы в первый раз встретились в Хикуме, – рычал Кисо, пока бойцы качались из стороны в сторону, сойдясь в силовой борьбе.
В ответ Йоши сильнее надавил на руку Кисо. Внезапно Кисо отступил, высвободив Меч, и махнул им, пытаясь рассечь лодыжки врага.
Йоши перепрыгнул через серебряную спираль и острием меча, словно нагинатой, ткнул в нагрудную пластину Кисо. Необычная тактика захватила горца врасплох. Он едва спасся, – панцирь отразил острие.
Несмотря на обжигающе холодный ветер, Кисо начинал потеть. Он никогда не знал страха и не мог распознать его, но что-то заставляло его руки дрожать; его горло словно перехватывала мощная рука, и он начинал ловить ртом воздух. Кисо отступал снова и снова. Что случилось? Упал ли он духом… чувствуя себя виноватым в том, что он сделал с Йоши… и Нами? Невозможно. Он был Кисо, сёгун империи, демонический воин! Губы Кисо скривились, обнажив зубы в волчьем рычании, он пошел в новую атаку.
Йоши парировал и блокировал удары с минимальными усилиями; на его лице не было ни напряжения, ни других чувств, кроме холодной отрешенности. Кисо чувствовал, что Йоши изучает его, словно он был любопытным насекомым, которое в ближайшее время нужно посадить на булавку. В душе горца шевельнулся ужас.
В начале схватки противники были равны. Кисо был уверен, что его мастерство поможет ему быстро справиться с врагом. По мере развития боя каждое движение Кисо стало предвосхищаться, равновесие сил нарушилось, преимущество Йоши становилось все более очевидным. Неземное спокойствие Йоши и его сверхъестественная интуиция поражали. Кисо ощутил, что сражается с призраком, с ужасным ками, который пришел заступиться за слабые души, которым Кисо причинил зло.
Пот заливал брови Кисо и замерзал на леденящем ветру. Его пальцы отказывались ему повиноваться. Он оглядел клубящееся море тумана, пустое, здесь нет ни единой живой души, кроме демона, который атакует и контратакует его без всяких усилий… Кисо задрожал. Его рот раскрылся в напрасной попытке втянуть воздух. Он твердил себе, что не должен поддаваться страху… он Кисо, побеждавший в тысяче поединков; если ему на этот раз суждено погибнуть, он должен храбро встретить смерть. Он прокричал свой боевой клич и бросился в последнюю атаку, нанося каскады ударов, которыми прежде неизменно опрокидывал врага. Йоши легко уклонился от сверкающей стали. Казалось, он колышется, как дьявольское видение, вместе с туманом.
Кисо отступил в отчаянии. Разве нет никакой возможности убить ками? Йоши придвинулся ближе, плавно скользя сквозь молочные струи клубящейся мглы с поднятым над головой мечом. У Кисо оставался лишь один выпад… прием, который он отрабатывал много лет, но никогда не применял. Прием отчаяния, необычный, неожиданный; он не мог не сработать.
Кисо крепче обхватил рукоять, нацелил клинок в грудь демона и метнул его, как копье, всей оставшейся у него силой. Меч полетел вперед как стрела. Кисо почувствовал мощь броска, верность руки. Меч не мог не достичь цели.
Кисо вытянулся в струну, напрягая брюшной пресс рычанием, которое наверняка должно было выжать все силы из его утомленного тела. Ликующий вопль перешел в стон. Йоши даже не двинулся с места, только немного отклонил корпус. Разящий клинок скользнул вдоль его груди и исчез в молоке тумана.
Глаза Кисо расширились: Йоши улыбался! Мрачная улыбка, холоднее, чем ночь.
Кисо упал на колени; мужество покинуло его. Он понял, что бился с духами ада… или неба! Он был напуган… но старался побороть свой страх. Он – Кисо Йошинака; он умрет так же храбро, как жил.
Он поднял голову и успокоился перед лицом ангела смерти. Он сам подал Йоши свой короткий меч.
– Убей меня, – сказал он. – Я готов.
Из сосен Авазу донесся слабый топот копыт и звон доспехов. С юга приближались солдаты.
Йоши рассматривал врага, стоящего на коленях в тумане, его горло было открыто для смертоносного клинка. Кисо сражался храбро и хорошо. Во время битвы были даже моменты, когда Йоши сомневался в своей победе, но лень и легкая жизнь умерили силу Кисо.
Йоши вспомнил, что Кисо сделал с Нами, с Сантаро, с делом Йоритомо. Кисо разрушил единство клана Минамото. Йоши поднял меч, ожидая, что Кисо дрогнет, затрепещет, взмолится о пощаде.
Молчание.
Кисо бестрепетно смотрел на Йоши. Теперь Йоши спрашивал себя: а что же его обет? знак? удар молнии? пожар? Вправду ли боги освободили его от клятвы? Да! Он сражался и убивал при Удзи и чувствовал божественный экстаз, когда сталь рассекала плоть. Да! Йоши теперь свободен. Миг возмездия близок. Кисо находится в его руках.
Йоши подумал о Томое, спасшей Нами, любящей Кисо, умолявшей его дать Кисо умереть с честью. Он посмотрел на Кисо и увидел в его узких глазах жестокость и надменность. А еще он увидел в них храбрость и преданность товарищам… Кисо был самым лучшим и самым худшим из самураев.
Но сразить в бою – не то же самое, что убить беззащитного человека. Йоши не сделает этого. Кто-нибудь другой убьет Кисо. Йоши взмахнул мечом.
Кисо не дрогнул; он дерзко и яростно смотрел на врага.
Йоши вложил клинок в ножны. Глаза Кисо расширились.
– Что ты делаешь? – спросил он. – Убей меня. Ты победил. Мне незачем больше жить.
– Садись на свою лошадь и скачи на север, к Томое, – сказал Йоши. – Я дарю тебе жизнь от ее имени.
– Нет. Нет! Ты не сделаешь этого. Ты бесчестишь меня. Я проиграл единственную битву. Ты должен взять мою голову.
– Иди.
– Эмма-О тебя побери! Возьми мою жизнь. Мои «четыре царя» мертвы, мой молочный брат, Имаи… У меня осталась только моя честь. Убей меня… пожалуйста.
Йоши повернулся и пошел к серому боевому коню Кисо. Он подвел его туда, где Кисо стоял на коленях со слезами, блестевшими у него на щеках.
– Уходи! – повторил Йоши. Он бросил поводья у ног Кисо.
– Пожалуйста, – молил Кисо. – Возьми мою голову.
Йоши сел на своего скакуна.
– В конце концов, оставь мне меч, чтобы я сам мог покончить с собой!
Йоши направил лошадь к туманным соснам Авазу. Топот приближался. Отряд вывернет из леса и окажется здесь через несколько минут.
– Уходи, пока можешь, – в последний раз крикнул Йоши через плечо.
С проклятиями Кисо вскочил на коня и повернул на север. Йоши пожалеет об этом оскорблении. Если ему пришлось принять свою жизнь как нежеланный дар, он воспользуется ею, чтобы заставить Йоши проклясть этот день. Кисо мчался через луг, когда солдаты выехали из-за сосен.
Кисо пустил своего коня медленным галопом. Под копытами затрещал лед – он находился на одном из сотен замерзших озер. Краем уха Кисо услышал, как один из солдат бросил ему вызов.
– Кто это ускакал? – спросил солдат.
– Человек, не имеющий значения, – ответил Йоши.
– Это один из людей Кисо, – крикнул самурай и, обогнув Йоши, пустился в погоню.
– Я Миура-но-Тамехиса из Сагами, – крикнул самурай. – Трус, остановись и встреться со мной, если посмеешь.
Кисо попытался повернуть серого коня, чтобы встретиться с врагом, бросившим вызов, но услышал только, как замерзшее озеро затрещало сильнее. С пронзительным ржанием лошадь по холку погрузилась в черную ледяную воду. Кисо ударил ее и выругался. Это была не та смерть, которой он хотел умереть, смерть без оружия и без славы. Теперь он больше, чем когда-либо, хотел жить, чтобы отомстить Йоши за свое унижение.
Серый конь барахтался в черной полынье, погружаясь все глубже в вязкую жижу. Кисо приподнялся в седле и оглянулся, чтобы разглядеть своего преследователя.
Миура-но-Тамехиса выпустил боевую стрелу. Она ударила Кисо в лицо. Стрела пробила хрящ высокомерного носа и вышла через затыльник шлема, разбрызгав сноп красных и серых частиц, тут же замерзших в холодном воздухе и осыпавшихся кристаллами по складкам плаща, обернутого вокруг вертикально стоящей фигуры.
Кисо перегнулся через шею лошади и соскользнул с нее, растворившись в черной воде. Лошадь дико билась и ржала, пока милосердная стрела не утихомирила ее, и она ушла под лед, присоединившись к своему хозяину.
Тамехиса, придерживая своего скакуна, стоял рядом с Йоши, наблюдая, как сходятся льдинки. Он спросил:
– На плаще этого всадника я заметил герб Кисо. Вы не знаете, кто он?
– Человек, не имеющий значения, – ответил Йоши. – Не стоит мокнуть, чтобы получить его голову.
Прошло три недели после разгрома армии Кисо Йошинаки.
Киото праздновал. Радость некоторых придворных умерялась опасениями, что занявшая город армия Йоритомо под командованием генералов Йошицуне и Нориёри будет чинить не меньший произвол, чем армия Кисо. Страхи не подтвердились. Хорошо дисциплинированные люди Йоритомо твердо контролировались военачальниками.
Одиннадцатый день второго месяца 1184 года был официальным днем экзаменов в Большой совет. Го-Ширакава и Йоритомо бок о бок сидели на центральном возвышении в Большом зале Совета. В этот день чиновники, которые выдвигались для повышения из шестого разряда в пятый – огромный скачок из низших советников в высшие, – опрашивались Великими министрами. Если чиновники выдержат экзамен, их имена внесут в Список Избранных и они будут возведены в ранг старших советников после церемонии «Три раза по три чаши вина».
По этому случаю Йоши было предложено занять свое место на трибуне для советников. За время его отсутствия в составе Совета произошли некоторые перемены. Члены клана Тайра бежали на юг, прихватив с собой Антоку, ребенка-императора, его семью и императорские регалии. Тем не менее среди советников Йоши узнал многих из тех, кто два года назад поддерживал Мунемори. Как часто бывает с людьми, находящимися у власти, их взгляды менялись в зависимости от личной выгоды. Эти люди отреклись от своих прежних союзников Тайра и теперь поддерживали Йоритомо.
Бритая голова Го-Ширакавы привычно отражала свет множества факелов и фонарей, освещавших Большой зал Совета. Он добродушно кивал головой, когда зачитывались имена удостоенных повышения чиновников. Когда было объявлено последнее имя, император прочистил горло и посмотрел на Йоритомо.
Йоритомо слегка улыбнулся. Публика понимала – властители хранят какой-то приятный секрет. Го-Ширакава вновь откашлялся. В собрании воцарилась тишина.
– Мы приветствуем новых членов наших августейших рангов и предвидим в будущем долгий период взаимного процветания.
Совет вежливо зааплодировал.
После небольшой паузы Йоритомо сделал объявление.
– Наши задачи далеки от завершения, – начал он тоном, не предвещающим ничего хорошего, – Императорские регалии находятся в руках ребенка Антоку и его бабушки, Нии-Доно. Регалии должны быть возвращены прежде, чем новый император будет признан богами. Существует и армия, преданная Тайра, которая, хотя и ослаблена нашими усилиями, все еще представляет угрозу нашей стабильности. Но это – заботы будущего. Сегодня мы приветствуем новых старших советников и объявляем еще об одном повышении, о переводе советника пятого ранга в четвертый ранг.
По совету прокатился гул любопытства. Повышения из пятого ранга в четвертый обычно совершались на церемонии присвоения рангов в пятый день первого месяца.
Йоритомо подождал, пока советники утихнут.
– Генерал Тадамори-но-Йоши оказал беспримерные услуги находившемуся в заточении императору и мне. Сегодня он будет вознагражден, – Йоритомо бросил взгляд в сторону Йоши. – Генерал Йоши, подойдите сюда, – сказал он.
Йоши был изумлен таким оборотом дел, но, скрывая удивление, подошел к мату, лежащему перед центральным возвышением, встал на колени и трижды дотронулся лбом до пола.
– Земли и поместья князя Фумио… а также земли и поместья князя Чикары императорским указом переводятся на ваше имя. Генерал Йоши, с этого дня вы назначаетесь губернатором провинции Суруга.
Советники разразились искренними аплодисментами. Йоши вновь поклонился и принял чашу вина, протянутую ему слугой. Он сказал:
– Да буду я служить императору и князю Йоритомо так же хорошо, как они услужили мне. И да будем мы наслаждаться мирными плодами наших стараний десять раз по десять тысяч лет.
Чаши были трижды наполнены и опорожнены.
Сердце Йоши трепетало от радости. Теперь он сможет с триумфом вернуться на землю отцов. Замок князя Фумио будет перестроен на доходы от должности. Он и Нами будут вести полноценную и счастливую жизнь…
Несмотря на прохладную ночь, Йоши открыл ставни и поднял бамбуковые шторы на южной стене. Через окно ветерок донес аромат первых цветов сливы. В мерцании круглой деревянной жаровни вырисовывался чодай, спальное возвышение, на котором Йоши возлежал в объятиях Нами.
На северо-востоке тысяча храмовых колоколов горы Хией возвестили час зайца. На западе прокричал олень, ухнула сова, и первая в этом сезоне кукушка пропела свое «хо-то-то-гису» в предутренней темноте. Мир был наполнен звуками и запахами наступающей весны.
Сердца возлюбленных бились в одном ритме. Их тела согревали друг друга под тяжелыми спальными шелковыми накидками. Слабый запах духов и сопутствующих любви испарений смешивался с ароматами сада, окутывая чодай чувственным коконом. Йоши вытянулся под футоном, полностью расслабившись. Он чувствовал сладкое прикосновение груди Нами к своей груди, она свернулась около него, положив голову на сгиб его руки. Йоши прижался к ее телу, наслаждаясь его упругой податливостью. Слова были не нужны, В эту ночь они разделили все свои радости и отринули горести. Они обменялись обетами любви и отпраздновали их, испив вино наслаждения из чаш собственных тел.
Нами сонно прошептала:
– Йоши, любимый, мне нужно что-то сказать тебе. Глаза Йоши внезапно открылись, и на мгновение его охватила тревога. Неужели что-то идет не так в этот счастливейший день в его жизни? Нами продолжала невинным голосом:
Солнце погасло.
Милый, меня обними,
Крепко и нежно
Там, в глубине существа,
Новое солнце встает!
Чувство невыразимой радости залило сердце Йоши, Он почувствовал, как внутри него нарастают слезы. Нами ждет ребенка! Кто это будет? Сын? Дочь? Не имеет значения. Цикл станет полным. Ребенок появится в доме его предков, и род Йоши будет продолжен.
Йоши потерся щекой о щеку Нами и прошептал в ответ:
Мир наш изменчив.
Значит, не вечна печаль.
Славит кукушка
Даже в ночной темноте
Нового солнца восход…
Когда Йоши закончил, теплый поток золотого света с востока озарил цветущий сад. Печали зимы были теперь далеко.
Йоши поцелуем снял слезу радости с ресниц Нами и прошептал:
– Я люблю тебя, Нами.
– Я люблю тебя, Йоши! – ответила она.