ГЛАВА 14

Перед выходом на арену к Рафи подошел хозяин.

— Ты подумал над моими словами? — спросил он.

— Да, — ответил Рафи.

— Хорошо. У тебя есть только один шанс. Если и сегодня будешь спать на ходу, вечером мы уедем без тебя.

— Я все понял. Я постараюсь сделать так, чтобы зрителям понравилось.

— Что ж, надеюсь… Помни, я буду атаковать, как бык. Хороший надежный бык. Всегда прямо. Без всяких сюрпризов. Пропускай меня слева. Топать постараюсь погромче… Слушай мои шаги.

— Я знаю, — сказал Рафи. Ему не нужен был этот разговор. Он и так прекрасно знал, что делать. Куда лучше было бы побыть сейчас в одиночестве.

По его тону хозяин догадался об этом и, что-то тихо ворча, отошел в сторону. Рафи вздохнул с облегчением. Ни к чему сейчас была эта болтовня. Каждый раз, когда он выходил на арену против этого клоуна, Рафи отлично понимал, что тот делает или собирается делать. Ни одно движение «быка» не ускользало от него. Все было ясно, словно он действительно видел. Рафи чувствовал, что вполне смог бы справиться и с настоящим быком. Не взрослым, конечно, а совсем молодым. Но справился бы… Почти наверняка. Главной проблемой была не слепота А обыкновенная гордость, которая заставляла его игнорировать все, что происходит вокруг. Теперь предстояло преодолеть ее. Ради того, чтобы не умереть с голоду в чужом незнакомом городе. Ради того, чтобы найти Марию. Ради того, чтобы показать этим алчущим развлечений бездельникам, что он настоящий мужчина и матадор.

— А теперь, почтенная публика, — услышал он кривляющийся голос хозяина, — позвольте представить вам быка по кличке Gordo![17] и храбреца матадора, который, не глядя, проткнет его деревянной шпагой… Рафи!

С этого визгливого объявления начиналось каждое их выступление. Рафи от него тошнило, но у хозяина было свое мнение насчет того, как нужно представлять артистов. Юноша услышал крики и громкий смех и понял, что хозяин уже выбежал на арену. Он помедлил немного, чтобы дать толпе возможность насладиться этим зрелищем, а потом, с мулетой в одной руке и шпагой в другой вышел на арену.

Как всегда, люди не сразу поняли, что перед ними слепой. Лишь спустя какое-то время Рафи услышал недоумевающий ропот. Он знал, что скоро он перейдет в смех и улюлюканье. Вернее, всегда переходил… Но не сегодня. Рафи поклялся себе, что сегодня над ним смеяться не будут.

Отсчитывая шаги, он вышел на середину арены. Хозяин тяжело пыхтел чуть справа, и Рафи повернулся так, чтобы оказаться к нему лицом. Пора было начинать. Он выпрямился и сдвинул ноги, как делал это бесчисленное количество раз, и только однажды — перед настоящим быком. Рафи горько усмехнулся. Действительно, он, скорее, шут, а не матадор. Он обречен лишь изображать бой… Дразнить мулетой пустоту или другого шута, наносить удар деревянной шпагой, а не стальным клинком и рисковать только своей гордостью, но никак не жизнью… Бумажный матадор, бумажный герой.

Но другого выхода у него не было. Ничего уже не вернешь. Надо жить с тем, что осталось. Если тебя лишили всего, что было тебе по-настоящему дорого, у тебя есть два пути — или опустить руки и провести остаток дней в собственной пустыне, сожалея о потерянном, или, презрев слабость и неуверенность, построить новый храм. Но и к тому, и к другому нужно идти с полным осознанием. Иначе у тебя не будет даже пустыни… У каждого есть право выбора. Но не у каждого хватает мужества воспользоваться этим правом.

Так думал Рафи, стоя на площади незнакомого города и слушая неровный гул толпы. Настал момент, когда он должен был выбрать свой путь. Он уже делал это. Тогда — пять лет назад на площади родного города; совсем недавно, когда отправился на поиски Марии… Он уже делал это. И сделает снова Если понадобится, то и не один десяток раз. Ибо вся жизнь — это бесконечная череда мгновений, когда нужно делать свой выбор.

И Рафи, изящно изогнувшись, поманил «быка» мулетой.

* * *

— Ну, вот видишь, — сказал хозяин после того, как они ушли с арены, а их место заняли настоящие матадор и бык. — Как я тебе и говорил, они в восхищении. Бьюсь об заклад, что они даже забыли о твоей слепоте. Я даже опасаюсь, как бы работа Луиса не показалась им скучной…

Хозяин явно немного преувеличивал, чтобы подбодрить Рафи. Но тому все равно было не до разговоров. В ушах все еще стоял шум аплодисментов. Он и сам не ожидал такой реакции от «почтенной публики».

Они подошли к составленным полукругом фургонам. Хозяин до сих пор тяжело отдувался — Рафи заставил его попотеть.

— Когда ты мне дашь настоящего быка? — спросил Рафи, когда они присели отдохнуть.

— Я хочу, чтобы ты выступил еще пару раз со мной.

— Почему?

— Один успех — это не успех, это счастливая случайность. Второй — слепая удача И только третий — настоящая заслуженная победа, после которой уже нет пути назад.

— Но сегодня я выступил хорошо?

— Даже очень хорошо! — послышался голос Вероники.

Рафи не слышал, как она подошла.

— Ты знаешь мою дочь? — спросил хозяин труппы.

— Да, папа, он знает. Рафи кивнул.

— Ну, хорошо, — сказал шут. — Значит, ты не такой уж одиночка, каким я тебя представлял.

— Как бы не так, — вмешалась Вероника. — Мне едва удалось его разговорить.

— Но все-таки удалось… Ладно, я пойду отдохну. Ты меня сегодня совсем загонял. Скорее бы дать тебе настоящего быка. Долго я таких игр не выдержу, — опять полушутя, полусерьезно сказал хозяин и поднялся. — Знаешь, Луис прав — ты был бы чертовски хорошим матадором, если бы мог видеть, Рафи.

— Да, — тихо ответил Рафи. — Но этого никогда не будет.

— Не отчаивайся… Помни, что весь мир может измениться в любую секунду. И надо быть к этому готовым.

Шут ушел, и Рафи с Вероникой остались одни. Юноша ждал, когда девушка заговорит, но та стояла рядом, тихо напевая себе под нос какую-то простую песенку. Неподалеку слышались крики зрителей, следивших за поединком Луиса с очередным быком. Судя по всему, они были в восторге от работы матадора.

Рафи стало грустно. Все равно, как бы он ни старался, по-настоящему людей будут волновать не его безупречные, но абсолютно безопасные вероники, а вот эта игра со смертью, в которую вступит кто-нибудь после его представления. Он так и останется шутом Пускай хорошим, мужественным, сумевшим преодолеть собственную слабость, но все же лишь шутом.

— А твоя девушка видела, как ты управляешься с мулетой? — услышал он голос Вероники.

Он подумал, что она специально выбирает такие моменты, когда он занят своими мыслями.

— Видела, — ответил он хмуро.

— Тебя что, опять что-то злит?

— Да нет…

— Значит, видела, да?..

— Да.

— Ей нравилось смотреть на тебя?

— Не знаю… Надеюсь, что нравилось.

— Скорее всего, нравилось. Такое не может не понравиться. Ничего красивее я не видела.

— Правда? — Рафи был польщен.

— Правда. Я всегда говорю правду. Луис куда хуже…

— Но он сражается с настоящим быком, а я с твоим отцом, держащим тупые рога в руках.

— Когда я на тебя смотрела, я видела настоящего матадора. Ты сумел даже клоуна превратить в быка. Мне кажется, что все это видели. Да и вообще, неважно, что ты делаешь, важно как. Ты заставил всех поверить в то, что против тебя на арене настоящий бык. Как тебе это удалось, я не знаю. У меня даже сердце замирало, хотя вроде бы волноваться было не о чем… А замирало.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — сказал Рафи.

— Ладно… Хотя зря ты так расстраиваешься…

— Давай о другом

— О чем?

— Хотя бы о тебе.

— Обо мне скучно… Обыкновенная девушка. Ничего особенного.

— Ты красивая?

— Как можно задавать такие вопросы девушке? Что я, по-твоему, могу ответить?

— Ты же всегда говоришь правду.

— Когда встречаются мужчина и женщина, правде иногда лучше немного поспать, — рассмеялась Вероника

— Да? Я не очень хорошо разбираюсь в этом, — смущенно сказал Рафи. Ему вдруг стало немного жарко. В смехе девушке промелькнуло что-то совсем незнакомое ему. Мария так никогда не смеялась. Этому «что-то» Рафи не мог найти определения. Просто он почувствовал себя мальчишкой, сморозившим какую-то глупость в обществе взрослых людей. Ему показалось, что Вероника едва ли не в два раза его старше.

— Разве твоя девушка не говорила тебе этого?

— Нет.

— А вы целовались?

Рафи не знал, куда деться от смущения. И дело было даже не в вопросах Вероники, а в тоне, которым они были заданы.

— Зачем ты об этом спрашиваешь? — пробормотал Рафи.

— Нравится смотреть, как ты краснеешь, — снова рассмеялась девушка. — Ну, так целовались или нет?

— Один раз, — едва слышно ответил Рафи.

— Понравилось?

— Перестань, пожалуйста.

— Почему ты не хочешь ответить?

— Перестань или я уйду.

— Ну хорошо, хорошо… Не буду больше. Никогда не видела, чтобы парни так смущались, — весело сказала Вероника и тут же серьезно добавила: — Не обижайся. Никак не могу со своим языком совладать. Просто беда.

— Да уж, — буркнул Рафи. Он до сих пор чувствовал, как горят щеки.

— Не обижайся, — повторила девушка примирительно. — Я постараюсь держать язык за зубами… Хотя это ох как тяжело! Ну что, я пойду? Тебе ведь нужно отдохнуть…

Рафи кивнул. Он хотел остаться один. Слишком уж вольные вопросы задавала эта странная девушка. Впрочем, может быть, как раз ничего странного в ней и не было? Откуда Рафи было это знать, если за всю свою жизнь он говорил только с ней да Марией. Что если как раз Мария была странной? Рафи понял, что, возможно, упустил за эти годы гораздо больше, чем думал…

— Да, кстати, о твоем вопросе, — сказала Вероника, уже отойдя на несколько шагов. — Я очень красивая. Мне даже жаль, что ты не можешь меня видеть.

Рафи хотел что-нибудь ответить, но язык словно присох к небу. Все-таки он очень много упустил…

* * *

За первым удачным выступлением последовало второе, которое было еще лучше, а за ним третье, еще более блистательное. Публика уже специально приходила посмотреть на слепого юношу, который так ловко управляется с мулетой. Рафи перестал слышать на своих выступлениях смех. Если кто и смеялся, то над шутом, который изображал быка. Но всякий раз, когда Рафи плавной вероникой уводил «быка» в сторону, зрители затихали, будто на самом деле каждую секунду юноше угрожала смерть от рогов. Постепенно хозяин перестал подыгрывать юноше. Он не бросался по строгой прямой на мулету, заранее отводя рога чуть в сторону, как делал это раньше. Теперь он всерьез старался попасть «рогами» в матадора, атаковал неожиданно и стремительно, как настоящий торо. Дошло даже до того, что он снял с рогов кожаные чехлы, которые смягчали удар. Он хотел, чтобы Рафи действительно мог показать все, на что способен.

Сам Рафи больше не считал свое занятие унизительным. В самом деле, какое может быть унижение, если каждый твой выход на арену встречают аплодисментами? Хозяин был прав — яркое мужество и чужое мастерство всегда вызывают уважение. В Рафи все видели не слепца, а человека, преодолевшего свою слепоту. Ты побежден и достоин лишь жалости, только когда сам признал свое поражение. Но если ты смог хотя бы поднять голову, ты становишься победителем.

Однако несмотря на все успехи Рафи, хозяин не спешил выпускать против него настоящего быка. Если юноша заговаривал об этом, шут старался всеми правдами и неправдами уйти в сторону. Наконец, однажды, после особенно удачного выступления, когда публика не хотела отпускать слепого матадора с арены, Рафи решил, что пришла пора поговорить об этом серьезно.

— Ты доволен тем, как я работаю? — обратился он к хозяину, улучив момент.

— Конечно, доволен! Ты же сам все слышал… Они чуть глотки не сорвали. Если и дальше так будет продолжаться, мы можем и разбогатеть.

— Тогда почему ты не даешь мне настоящего быка? Только не увиливай. Сегодня это тебе не поможет.

— Вижу, — проворчал шут. — По-моему, кто-то из нас двоих начал зазнаваться.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так. Так как насчет быка?

— А ты уверен, что у тебя получится? Бык не станет тебе подыгрывать… Он не станет атаковать так, как хочешь ты…

— Станет.

— Я не об этом. Знаю, ты сможешь заставить его бросаться тогда, когда тебе будет нужно, и так, как тебе нужно… Я говорю о том, что он не остановится, заметив, что что-то пошло не так.

— Это мои трудности.

— А если он тебя покалечит?

— Я и так калека… Что мне терять? — сказал Рафи.

— Ты лишился только зрения, хочешь лишиться и остального?

— А ты пробовал жить во тьме? — глухо спросил Рафи. — Ты знаешь, каково это — потерять мир, когда ты совсем молод и у тебя все впереди? Что бы я ни делал, как бы ни старался цепляться за эту жизнь, я все равно никогда не получу то, чего хотел больше всего на свете. Никогда, понимаешь ты это?!

Рафи почти кричал. Он никогда не говорил о своей слепоте с другими людьми, долгие годы держа в себе эту боль. Он не знал, что вдруг заставило его так раскрыться перед шутом. Но начав говорить, остановиться он уже не мог.

— Я живу во тьме. Тьма окружает меня, тьма наполняет меня… Она везде. Что я могу потерять? Способность ходить во тьме? Способность слышать во тьме? Невелика потеря… К чему мне все это, если я никогда не смогу быть настоящим матадором? Настоящим, понимаешь? А не клоуном с деревянной шпагой! Мне нечего терять, кроме этой деревянной шпаги… Да и потом, — продолжил он, немного успокоившись, — у меня был друг — он ушел, я мог видеть, но лишился этого, у меня была девушка, которую я любил, — она исчезла из моей жизни. Как видишь, я привык терять. Так что дай мне быка. И если он меня покалечит, значит, так тому и быть… Будь моя воля, я вышел бы против хорошего взрослого торо, а не против молодого бычка.

— Вышел бы, чтобы умереть? Рафи промолчал.

— Вот что я тебе скажу, — начал хозяин. — У каждого есть своя тьма и своя боль… Не перебивай… Ты не единственный, кто страдает в этом мире. И не единственный, кто считает, что с ним поступили несправедливо. Кто поступил — неважно… Судьба, другой человек… Это мелочи. Главное, что ты совершаешь ту же ошибку, что и большинство людей.

— Какую? — спросил Рафи.

— Ты считаешь, что мир таков, каким ты его видишь.

— Неправда. Я много думал об этом и понял, что…

— Я знаю, что ты понял. Но и это твое понимание — тоже иллюзия. Любое мнение, любое представление об этом мире будет лишь твоей иллюзией. Картинкой, которую ты сам себе нарисовал, а потом убедил себя в том, что именно так мир и выглядит… Совсем недавно ты считал для себя позором выходить на арену, а теперь едва ли не гордишься тем, как тебя встречает публика. Что, мир вокруг тебя изменился? Люди изменились? Я превратился в быка? Нет. Мои слова стерли твой мирок, как стирает прибрежная волна рисунок на песке… И вот ты снова лихорадочно начинаешь чертить новый узор, который будет так же смыт волной завтра. Но ты тут же примешься за новый… И так, пока последняя волна, которую мы называем смертью, окончательно не сотрет твои рисунки вместе с тобой. В этом ты видишь свою жизнь. В бессмысленном рисовании на песке во время прилива… Перестань это делать, Рафи. Перестань водить палочкой по мокрому песку. Перестань делать выводы и строить предположения. Освободись сам от себя. Ты никогда не постигнешь этот мир и никогда не постигнешь себя. Зато ты можешь быть свободным. Когда человек свободен, у него в душе нет места отчаянию. Он не считает, что стал жертвой несправедливости, потому что знает: в этом мире не может быть такого понятия, как справедливость.

— Я не совсем понимаю тебя… Что значит быть свободным?

— Не рисовать на песке, Рафи, не рисовать на песке.

Они замолчали. Рафи был в который раз поражен словами шута. Даже не самими словами, а тем, что их произнес именно этот человек, которого Рафи считал обыкновенным дельцом. Не очень удачливым и не очень разборчивым в средствах дельцом. И в этот миг, едва подумав так о хозяине, Рафи понял, что удивлен он лишь потому, что нарисовал этот образ на песке…

— Сегодня ты последний раз выступал со мной, — голос хозяина заставил Рафи вздрогнуть. — Я дам тебе молодого быка. Посмотрим, что ты с ним сможешь сделать… Или он с тобой. Но учти, тебе придется работать с этим быком не один раз. Я не могу позволить себе покупать двух быков для одного выступления. Хватит с меня и торо для Луиса. Да, сразу хочу тебя предупредить — если ты плохо выступишь, тебе снова придется работать со мной. Это, по крайней мере, приносит доход… Ну а коли бык все-таки тебя покалечит, тебе придется или придумать какой-нибудь новый номер, или…

— Что «или»?

— Или умереть с голоду. Нянчиться я с тобой не буду. Ты согласен на такие условия?

— А у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда. Просто иногда нужно хорошенько присмотреться, чтобы его увидеть… Ты ведь можешь и отказаться от быка. Будем выступать, как и раньше, вместе…

— Нет. Я не буду отказываться, — твердо сказал Рафи.

— Ну что ж… Смотри сам Кстати, ты уверен, что это не помешает тебе достигнуть твоей цели? Ведь не ради заработка ты присоединился к нам.

Рафи закусил губу. За последние несколько дней он ни разу не вспомнил о Марии. Словно той никогда и не было. Он уже настолько свыкся со своей ролью бродячего артиста, что действительно начал забывать о том, что его привело к этой жизни.

— Пускай случится то, что должно случиться, — ответил он. — Но я хочу, чтобы ты дал мне быка.

— Хорошо. Будет тебе бык. Как знать, может быть, это как раз то, что тебе сейчас по-настоящему нужно.

Хозяин ушел. Рафи остался один, наедине со своей тьмой и своими мыслями. Почему-то он не чувствовал радости от того, что ему удалось добиться своего. Снова после разговора с шутом осталось очень много вопросов. И, как всегда, ни одного ответа.

Рафи услышал шаги Вероники. Он уже давно научился узнавать людей по их походке, дыханию, запаху и по другим почти неуловимым приметам, вносившим изменения в окружающее его пространство, о существовании которых раньше он и не подозревал. Ему теперь даже не верилось, что почти пять лет он практически просидел на одном месте, боясь отойти от своего сарайчика дальше, чем на десяток шагов. Подумать только — тогда он был уверен, что иначе и не сможет жить… И вот он ходит, почти не пользуясь своей палочкой, безошибочно называет людей по именам, когда они за добрую дюжину шагов от него, и даже выступает на арене… Пусть в качестве матадора-шута, но все-таки… Могло такое раньше прийти ему в голову? Неужели хозяин прав, и все, что было до сих пор, — это лишь рисунок на песке, который вот-вот смоет очередная волна?..

— Ты сегодня превзошел сам себя, — сказала Вероника.

— Нет. Все было просто. Но скоро…

— Скоро ты выйдешь против быка, да?

— Ну, это будет совсем маленький бык. Правда, для начала хорошо и это.

— Это опасно, — сказала Вероника.

— По сравнению с настоящим быком это ничто. У него ведь даже не будет нормальных рогов.

— Не буду спрашивать, зачем тебе это нужно. Но, по-моему, это глупость. Ты ведь просто ищешь свою девушку… Я думала, что для тебя это главное.

Рафи промолчал. Он попытался вспомнить голос и запах Марии, но не смог. Ему показалось, что он и правда сворачивает со своего пути. Но что он мог сделать? Уходя, Мария не дала ему ни малейшего намека, где ее искать. «Следуй за артистами» — это слишком уж туманное указание. Чересчур туманное… Очередной рисунок на песке…

— Хочу попросить тебя только об одном, — не дождавшись ответа, продолжила Вероника. — Будь осторожен. Будь очень осторожен.

— Почему ты говоришь мне это?

— Ты не понимаешь?

— Нет, — честно признался Рафи.

— Ну и не надо тебе это понимать, значит, — тихо сказала Вероника. — Может быть, потом… Позже… А быть может, и никогда.

Загрузка...