И был вечер, и было утро. И пришла сессия. И живые позавидовали мертвым...
На вступительном экзамене по математике абитуриент рассказывает аксиому о параллельных:
— Через любую точку, не лежащую на данной прямой, можно провести одну прямую, параллельную данной, если проводить ее ровно.
— Ровно?! — экзаменатор потрясен. — Откуда вы это взяли?
— Из школьного учебника, — невозмутимо отвечает абитуриент. — Хотите, я вам покажу?
Через минуту приносит книжку и показывает нужное место: «Через любую точку, не лежащую на данной прямой, можно провести ровно одну прямую, параллельную этой данной...»
Реальная история, имевшая место в одном из столичных вузов. Симпатичная студентка, готовясь к экзамену по математическому анализу, пишет на ногах шпаргалки, после чего надевает ажурные черные колготки и короткую юбку. Идет отвечать, садится напротив пожилого профессора-экзаменатора, то и дело поглядывая на шпаргалки. При этом то одну ногу поднимет повыше, то другую. В конце концов, с грехом пополам отвечает. Профессор, молча наблюдавший ее телодвижения во время ответа, что-то пишет в зачетку, после чего отдает ее студентке. Выйдя из аудитории, она наконец переводит дух и открывает зачетку. Там в графе оценка стоит одно слово, со смаком выведенное профессорской рукой: «Хороша!»
Эта реальная история имела место в одном из эстонских университетов. В деканате математического факультета раздается звонок. Трубку берет замдекана, доцент с кафедры матанализа.
— Скажите, как построить угол в 50 градусов? — раздается вопрос.
— Одну минуточку, — говорит замдекана и, прикрыв трубку рукой, начинает вслух размышлять: «Так, 50 градусов — это что-то около одного радиана...» Далее он стал вспоминать про пи, длину окружности и так далее. Видя его мучения в обсуждение включился другой замдекана, доцент с кафедры геометрии. Он авторитетно сказал, что циркулем и линейкой такой угол не построить.
В этот момент в комнату входит декан. Решили спросить у него. В ответ он решительно берет трубку:
— А кто, собственно, спрашивает?
— Это с факультета филологии, — доносится голос.
— Возьмите транспортир, — отрубил декан и положил трубку.
Рассказывают, однажды на экзамене абитуриента попросили привести выражение для биномиальных коэффициентов
Заглянув в шпаргалку и набрав побольше воздуха, абитуриент закричал:
— Эн! Разделить на Ка! И на Эн минус Ка!
— Тише, почему вы так кричите? — изумился экзаменатор.
— Ну как же, здесь же расставлены восклицательные знаки...
(Цит. по книге: Жуков А. В. Вездесущее число «пи». М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ»/URSS, 2009.)
Коллега, принимающая у доски в другом конце аудитории вступительный экзамен, внезапно подходит и смущенно говорит мне:
— Понимаете, на доске все правильно написано, но девушка часто сбивается на другой язык и... при этом ругается...
— Что?! Как ругается? Какими словами?
— Ну, в общем, говорит «сука»... Подхожу к абитуриентке. Обратившись к ней, в ответ слышу родной украинский выговор. Разрешаю отвечать по-украински. Все правильно!..
— Простите. Объясните-ка задачу по-русски.
...И понимаю, в чем дело. Вместо слов «ветви параболы» у девушки слышится «сучья парабола».
(Цит. по книге: Славутский И.Ш. И в шутку и всерьез о математике. СПб., 1998.)
Несколько лет назад преподавателей нашей кафедры обязали консультировать студентов, избравших дистанционное обучение. Одну из таких очных консультаций проводил я. В назначенное время в аудиторию первой вошла студентка-первокурсница.
— Что вас беспокоит? — заранее скучая, спросил я, когда она села рядом.
— Вы знаете, — грустно сказала она, — у меня почему-то нет выпуклостей.
Тема консультации сразу приобрела для меня дополнительный интерес.
— Встаньте, пожалуйста, — попросил я студентку. Девушка послушно встала. При ближайшем рассмотрении она оказалась весьма упитанной. — Не волнуйтесь, с выпуклостями у вас все нормально.
— Вы меня не поняли! — воскликнула она. — Я имела в виду мою контрольную по математическому анализу.
Оказалось, студентку волновала задача из контрольной на построение графика функции. Традиционное исследование предполагает, помимо прочего, нахождение интервалов выпуклости. В ее варианте таких интервалов не было.
В 50-х годах лекции по высшей математике студентам химфака МГУ читал профессор механико-математического факультета Тумаркин. Лектор внятно и размеренно излагал предмет, прохаживаясь за кафедрой вдоль доски. Вдруг передняя стенка кафедры почему-то вывалилась и плашмя, с громким хлопком, упала на пол. Реакция лектора оказалась совершенно неожиданной: он застыл, подняв ногу, и стал вопросительно смотреть на аудиторию.
Выяснилось, что несколько лет назад студенты-химики над ним подшутили, рассыпав вдоль доски влажный йодистый азот, который, высохнув, с громким хлопком взрывается от малейшего прикосновения.
(Цит. по книге: Золотов Ю. А. Химики еще шутят. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ»/URSS, 2009.)
Эту забавную историю пересказываю со слов моего доброго знакомого, профессора из Казани В. В. Скворцова.
Профессор-алгебраист казанского университета В. В. Морозов принимал как-то экзамен у довольно слабого студента. Тот отвечал неудачно и профессор, пытаясь его вытянуть на «четверку», неоднократно вставлял реплику: «А если подумать?» Но толку от этого не прибавлялось, и, в конце концов, Морозов вынужден был заключить:
— Я оцениваю ваши знания на «три».
Студент тут же отреагировал:
— А если подумать?
Профессор оценил находчивость студента и поставил-таки ему «четыре». Стипендия была спасена.
Еще история от В. В. Скворцова. Абитуриент не в силах решить уравнение x2 – 64 = 0. Экзаменатор подсказывает:
— Икс равен корню...
Абитуриент задумался, потом неуверенно изобразил x = N.
Посмотрев на преподавателя, добавил черту
и положил ручку. Экзаменатор с иронией в голосе заметил:
— И это всё?
Абитуриент еще немного подумал и, с облегчением вздохнув, уверенно завершил запись:
Снова из воспоминаний проф. Скворцова В. В.
В середине прошлого века лекции по математическому анализу профессора В. А. Яблокова в казанском университете проходили весело. Он мог иной раз написать формулу не на доске, а на стене, зато как запоминалось!
Опоздавший студент открывает дверь аудитории и просовывает голову:
— Василий Иванович, можно войти?
— Входи, Петька, — ответил Василий Андреевич.
На втором курсе мехмата МГУ лекции по дифференциальной геометрии у нас читал академик Сергей Петрович Новиков, тогда еще молодой и достаточно амбициозный.
На экзамене ему попался студент С., старательный, хотя и не слишком, видимо, способный. К тому времени он учился только на «отлично». Однако тут нашла коса на камень. Очень скоро Новиков разобрался в уровне С. и объявил, что ставит ему тройку.
— Но, Сергей Петрович, — взмолился тот, протягивая ему зачетку, сплошь испещренную «отлами», — посмотрите, у меня тут одни отличные оценки!
— Ерунда, ошибки экзаменаторов, — отмахнулся академик, выводя тройку в зачетке.
На одном курсе со мной учился призер международной математической олимпиады Л., человек, весьма одаренный в математике, но очень экстравагантный и не склонный к регулярным занятиям. Будучи уверен в своей подготовке, он игнорировал лекции по матанализу, которые в его потоке читал довольно суровый профессор Камынин. Подготовившись по какой-то книжке, Л. беспечно явился на экзамен. Взяв билет, он, недолго думая, пошел отвечать. Через две минуты ревнивый лектор прервал его:
— Я вижу, вы готовились не по моим лекциям.
— А что вас, собственно, интересует, — мгновенно парировал Л., — знание матанализа или знание ваших лекций?
— Знание моих лекций, — не моргнув глазом, отрубил Камынин.
— А где здесь сдают матанализ? — нагло спросил Л.
— Вон там, — профессор невозмутимо указал рукой на угол аудитории, где принимал экзамен доцент X., славящийся своей «жестокостью».
Взяв билет, Л. направился к нему. Через десять минут он уже выходил из аудитории с «тройкой».
Практические занятия по дифференциальной геометрии в одной из групп на нашем курсе вел тогда еще совсем молодой доктор наук А. Фоменко, ныне академик, известный, помимо прочего, радикальной критикой традиционной хронологии... в истории. В этой группе училась одна моя знакомая, назовем ее М. Весь семестр она прогуливала семинары, ничего не знала и на экзамене как раз попалась к Фоменко.
Решив проучить прогульщицу и сразу разделаться с ней, он попросил ее доказать какой-то нетривиальный факт. М. было нечего терять, она даже не очень поняла суть вопроса, и от отчаяния брякнула:
— Это очевидно.
Экзаменатор был потрясен — студентке кажется очевидным утверждение, для него совсем нетривиальное (мысль о том, что она блефует, ему не пришла в голову). В сильном волнении он убежал в дальний конец аудитории, где, напрягая недюжинный интеллект, принялся искать более простое решение. Минут через десять, совершенно взъерошенный, он вернулся к обреченно ожидающей своей участи М.
— Вы знаете, — радостно сияя, сообщил он ей, — это и в самом деле очевидно!
И тут же поставил ошеломленной студентке «отлично».
Семинары по теории вероятностей в разных группах нашего курса вели молодой доктор наук А. Вентцель (кстати, сын автора классического учебника по теорверу Е. Вентцель) и доцент М. Козлов. Первый славился особой лютостью на экзаменах, второму же сдать экзамен ничего не стоило. Про эту антагонистическую парочку в наше время сложили характерный анекдот.
Во время сессии в коридоре мехмата встречаются Вентцель и Козлов, только что закончившие принимать экзамены в своих группах.
— Ну, как студенты? — спрашивает Вентцель. — Нормально сдают?
— Да как сказать, — мнется Козлов. — Вот сейчас мне сдавал один студент. По билету ничего не сказал, на дополнительные вопросы не ответил. Но я ему все-таки поставил «четыре».
— Как?! За что? — поражается собеседник. — Он же ничего не знает!
— Теорвер большой, — задумчиво отвечает Козлов, — что-нибудь да знает...
Потом спрашивает Вентцеля.
— А у тебя как студенты?
— Да тоже не очень, — отвечает тот. — Только что принимал экзамен у студента. По билету все рассказал без запинки, на все дополнительные вопросы ответил, однако я ему поставил-таки «три».
— Но почему?! — теперь уже поражается Козлов.
— Теорвер большой, — невозмутимо говорит Вентцель, — что-нибудь да не знает.
Эта забавная история, найденная в интернете, поневоле вызывает в памяти хрестоматийную чеховскую «рениксу».
Экзамен по матанализу. Студентка бойко отвечает билет. Экзаменатор задремал... И вдруг его ухо улавливает неведомое ему слово «биргетит». Померещится же такое — думает экзаменатор, но сон уже не тот... Когда он снова слышит «биргетит» — сна как не бывало.
— Что, что вы сказали?!
— Биргетит.
— А что это такое?
— А вы сами так говорили, у меня все ваши лекции записаны.
— Не может быть, покажите.
Студентка достает конспект, открывает его и торжествующе тычет пальцем в латинское слово supremum — первая буква в нем больше похожа на рукописную б.
Знакомая преподавательница рассказала мне историю со слов своей подруги, преподающей ныне в одном из университетов США. Принимая экзамен по математическому анализу у очень слабого студента, она предложила ему вычислить простенький предел:
Студент оказался в затруднении. Тогда экзаменатор решила помочь бедолаге.
— Смотрите, — сказала она, — чему равен этот предел:
Ну а теперь попробуйте решить аналогичный пример:
Сможете?
— Да! — радостно воскликнул студент. — Я, кажется, понял, в чем тут дело!
И он быстро написал следующее:
Случай из моей практики. В самом начале моей преподавательской карьеры я как-то принимал зачет по аналитической геометрии у студентов-заочников. Один из них, испуганный мужчина в возрасте, «поплыл», рассказывая про поверхности второго порядка. Пытаясь его вытянуть, я нарисовал эллиптический параболоид и спросил, как называется эта поверхность. Бедняга долго заикался, бледнел и дергался и, в конце концов, выдавил:
— Эпилептический параболоид.
Мне стоило усилий не расхохотаться и с самым серьезным видом задать «наводящий» вопрос:
— Вы уверены, что «эпилептический»? Может быть, все-таки шизофренический?
Студент опять долго думал и вздрагивал, после чего пролепетал:
— Нет, все-таки эпилептический.
В итоге я поставил ему зачет «за хорошее знание психиатрии».
Еще случай из опыта общения с заочниками. Довольно слабой студентке на экзамене по теории вероятностей достался билет с задачей, в которой требовалось вычислить дисперсию случайной величины, традиционно обозначенную D(x). Объясняя решение, она то и дело говорила: «Найдем D(x)... D(x) равно... Отсюда D(x)...» и так далее.
— Вот вы все время говорите про D(x), — решил поинтересоваться я, — а как эта величина называется в теории вероятностей?
— Она называется... она называется... депрессия, — немного смущаясь, с трудом выговорила она.
Я не удержался от иронического комментария:
— Ваш ответ вызывает у меня глубокую дисперсию.
Только тут студентка вспомнила правильное название.
В чем-то сходная история, но уже в другом вузе. Преподаватель на экзамене, показывая на некий параметр в выкладках студента, спрашивает его:
— Как называется эта величина?
— Эта величина, — бойко начинает студент, — выражается вот по такой формуле через...
— Постойте, — перебивает преподаватель, — я вас не спрашиваю, как получить эту величину. Я спрашиваю, как она называется.
— Н-ну... — неуверенно говорит студент. — ...Сигма.
— Нет, нет, не надо как она обозначается. Как она называется?
Студент растерянно молчит.
— Ну, как ее у вас на лекциях называли? — пытается помочь преподаватель.
Лицо студента озаряется счастливой улыбкой:
— А-а! Вспомнил! Она называется ХРЕНОВИНА! Наш лектор так и говорил: «Берем эту хреновину...»
Эта легендарная история произошла на мехмате несколько десятилетий назад. Двое разгильдяев-студентов на лекции популярного на факультете профессора С., уютно расположившись на верхнем ряду устроенной амфитеатром аудитории, решили сыграть в одну азартную и опасную игру. Первый тихим шепотом произносит непристойное слово «ж...па» и кладет на стол пятак (в те времена пять копеек стоили гораздо больше, а стипендия равнялась 40 рублям). Второй повторяет то же слово чуть громче и кладет на кон свой пятак. Первый говорит еще громче и снова добавляет пятак и так далее. Тот, кто уже не может, опасаясь лектора, произнести запретное слово громче, чем соперник, проигрывает, и победитель забирает все деньги...
Так они играли, все более повышая ставки, и кучка пятаков, заранее заготовленных, достигла уже внушительных размеров. В конце концов, роковое слово достигло слуха лектора. Быстро оценив ситуацию и вычислив источник звука, он коршуном взлетел на верхний ряд. Внезапно представ перед потрясенными студентами, он гаркнул на всю аудиторию «Ж...па!» и по праву сгреб все пятаки себе. На этом партия закончилась. Говорят, больше в эту игру на мехмате не играли...
Реальный случай в одном из московских педвузов. Экзамен по математическому анализу. Студентка дает определение предела последовательности:
— Число A называется пределом последовательности, если для любого эпсилон задом наперед...
— Постойте! — изумленно перебивает ее экзаменатор. — Откуда вы взяли такое странное определение?
Студентка ударяется в слезы:
— Но так было на ваших лекциях! Вы сами так говорили!
— Ну что вы, милочка! — смеется профессор. — Я говорил чуть-чуть иначе: «...для любого эпсилон, заданного наперед...».
...Нужно сделать последний шаг и доказательство будет завершено. На лекции в воздухе уже витает неуловимая еще догадка. Но аудитория молчит и, талантливо мучаясь вместе с ней, Григорий Михайлович Фихтенгольц, наконец, теряет терпение и восклицает:
— Ну, маленькое красненькое с вишневой косточкой внутри... Ну, что это такое?!
(Цит. по книге: Славутский И. Ш. И в шутку и всерьез о математике. СПб., 1998.)
Из письма читателя в редакцию журнала «Наука и жизнь»:
История эта происходила в 1990 году на зачете в одном из Рижских вузов. Студентку спросили про сечения цилиндра. Что отвечать — она не знала. Преподаватель, желая вытянуть из нее хоть что-нибудь, доброжелательно говорит:
— Петрова, ну вы дома морковку резали?
— (недоуменно) Да...
— А по диагонали?
— (еще более недоуменно) Да-а...
— И что у вас в сечении получалось?
— Морковка...
Выпускники Физтеха старшего поколения наверняка с дрожью вспоминают преподавателя с кафедры высшей математики Игоря Агафоновича Борачинского, известного в студенческой среде, как «Гога». О его строгости на семинарах и экзаменах рассказывали легенды, ставшие впоследствии неизменной частью физтеховского фольклора. Вот лишь несколько из них.
Однажды на экзамене Гоге Борачинскому попался некий отличник. Помучив его изрядно, он собрался ставить бедняге тройку.
— Игорь Агафонович, поставьте мне лучше два, — взмолился студент, надеясь на пересдачу, где можно попасть к нормальному преподавателю и получить привычную пятерку.
— Нет. Вы в принципе не можете выучить больше, чем на три.
— Игорь Агафонович, — канючит отличник, — ну я вас очень прошу!
— Ну, ладно, — смягчается Гога. — Вот вам еще задача. Если решите — ставлю два, а не решите — уходите с тройкой.
У Гоги Борачинского было очень слабое зрение, и он обычно читал, поднося написанное близко к глазам. Как-то раз он принимал задание по матанализу у группы студентов. Берет первую тетрадку, подносит к лицу, читает, через пять секунд откладывает:
— Два!
Берет вторую тетрадку, опять подносит, читает, через пять секунд:
— Два!
И так несколько раз подряд. Наконец, берет очередную тетрадку и долго изучает ее. Проходит пять минут, десять.
— Да, в этом что-то есть, — задумчиво бормочет Гога, продолжая изучать тетрадь.
— Игорь Агафонович, — доносится робкий студенческий голос, — вы тетрадку вверх ногами держите.
Гога тут же переворачивает тетрадь, смотрит пять секунд:
— Та же чушь! Два!
Рассказывают, что однажды на экзамене Борачинский принял одного молодого преподавателя за студента и позвал отвечать.
Тот ради смеха пошел. Гога долго его мучил и, в конце концов, решил поставить трояк. Давайте, говорит, вашу зачетку. Тут, наконец, преподаватель объяснил, кто он. Гога очень расстроился и в этот день экзаменов больше не принимал.
Еще одним знаменитым «злодеем» на Физтехе был проф. Беклемишев, читавший курс аналитической геометрии и линейной алгебры и впоследствии издавший по нему известный учебник. С ним и приснопамятным Гогой Борачинским связана такая история. Однажды они оба принимали экзамен в одной группе.
И вот Гога, несмотря на свое слабое зрение, каким-то образом засек списывающего с учебника студента. Подбежав к нему, он тут же объявил:
— Вы списываете, поэтому вам придется взять другой билет. Будете отвечать мне.
Студент обреченно взял другой билет и вернулся на место. Этот билет он тоже не знал и снова достал книгу. На этот раз списывание заметил уже Беклемишев.
— Так, — зловеще произнес он студенту-неудачнику, — вы списываете. Идите сюда, будете отвечать без подготовки.
Тот на ватных ногах поплелся к Беклемишеву. Но тут неожиданно встрял Борачинский:
— Постойте, это же мой студент.
— Нет, — отрезал Беклемишев, — он списывал и будет отвечать мне.
— Но я первый увидел, что он списывает, — не сдавался Гога.
Студент, участь которого была предрешена, безропотно внимал их перепалке. В конце концов, алчущие крови преподы избрали компромиссный вариант — один проставил двойку в ведомость, а другой расписался.
В другой раз Беклемишев принимал экзамен у еще одной группы. Семинарист там был гораздо добродушнее Борачинского. Поэтому, увидев, что хорошая студентка попала к Беклемишеву, подошел к «Беку» и попросил:
— Не обижайте ее пожалуйста, это хорошая студентка!
— Хорошо, — ответил Беклемишев.
Тем не менее, через несколько минут заплаканная девушка ушла с двойкой. Недоуменный семинарист опять подошел к «Беку»:
— Как же так? Вы же обещали ее не обижать!
— Это не я ее обидел, — развел руками Беклемишев. — Это Бог ее обидел!
Коль скоро речь зашла о Физтехе, не могу не вспомнить об одном любопытном способе приема экзаменов, использованном однажды знаменитым советским ученым, лауреатом Нобелевской премии, академиком Ландау. И хотя Дау был физиком-теоретиком, он с детства любил решать заковыристые математические задачи (достаточно сказать, что уже в 4 года маленький Лев усвоил все арифметические действия и научился считать довольно сложные примеры), в том числе им же придуманные (об этом будет сказано далее, в разделе «Забавные формулы, теоремы, задачи...»). [7] Поэтому присутствие нескольких забавных историй, связанных с Ландау, здесь вполне оправданно.
В самом начале 1950-х годов Ландау должен был принимать экзамены у одной группы на Физтехе. По-видимому, в тот момент у него не было никакого желания это делать, и он решил радикально упростить стандартную процедуру. Войдя в аудиторию, где его уже ждали студенты, он без предисловий сказал:
— Поднимите руки те, кто хочет получить за экзамен «три».
Поднялось несколько рук.
— Подойдите сюда, — сказал им Ландау и тут же поставил всем «тройки» в зачетки. Когда «счастливцы» покинули аудиторию, он обратился к остальным:
— Теперь поднимите руки те, кто хочет получить «четыре».
Опять несколько человек подняли руки. Ситуация повторилась, и еще одна группа студентов ушла с желанными оценками в зачетках.
— Ну что же, — сказал Ландау, оглядев горстку оставшихся, — вы, стало быть, хотите получить «пять»?
Студенты скромно потупились.
— Ничего не поделаешь, — улыбнулся академик, — давайте ваши зачетки.
И он быстро проставил всем отличные оценки. Весь экзамен занял пять минут.
Эта удивительная история имела забавное продолжение. В начале 1970-х «способ Ландау» приема экзаменов решил возродить на Физтехе молодой доктор наук Г., ныне академик. Начиная экзамен в одной из групп, он точно так же обратился к студентам:
— Поднимите руки желающие получить «три».
И тут к его ужасу... вся группа подняла руки. В сильном смятении Г. побежал в учебную часть.
— У меня проблема с экзаменом, — взволнованно обратился он к заведующей. — Я не знаю, что делать.
И он пересказал ей ситуацию с экзаменом в своей группе.
— Ну что я могу сказать, — развела руками заведующая, — вы — не Ландау...
История умалчивает о том, поставил ли экзаменатор всем «тройки» или вернулся к обычной системе приема (и опять-таки выставил всем по «три балла»).
Знакомый преподаватель рассказывал, что как-то разговаривал с бывшей выпускницей матфака педагогического университета и по ходу беседы вспомнил про курс функционального анализа, который он слушал на мехмате МГУ.
— У нас тоже был функциональный анализ! — обрадовалась педагогиня и, желая показать, что кое-что помнит, добавила: — Помню, там еще были интегралы Люмбаго. [8]
Доцент Белорусского университета М. на экзамене по курсу функционального анализа, который он вел, любил спрашивать, что такое «норма» и что такое «мера». Когда на праздновании «дней мехмата» бывшие студенты задали ему те же вопросы, он невозмутимо ответил:
— Норма — литр, мера — стакан!
Идет лекция по аналитической геометрии в одном из московских вузов. Нарисовав некую конструкцию в трехмерных координатах, лектор обращается к студентам с риторическим вопросом «Если это у нас X, а это Y, то где тогда наш Z?»
В ответ из аудитории доносится чей-то хриплый голос: «Zed is dead, baby».
Эту историю мне рассказал ведущий редактор одного научно-популярного журнала, выпускник физфака МГУ. На экзамене по аналитической геометрии ему достался вопрос «Поверхности второго порядка». Рассказывая про гиперболоиды, он, ничтоже сумняшеся, назвал один из их них ДВУЛОПАСТНЫМ гиперболоидом.
— Двулопастным, — заметил на это экзаменатор, большой любитель водного туризма, — бывает весло у байдарки. А гиперболоид, молодой человек, бывает двуполостный! [9]
По окончании третьего курса группа моих однокурсников записалась в стройотряд. Среди них был и некто Н., человек достаточно странный и фанатично увлеченный современными разделами топологии. Летом стройотряд отправили возводить коровник в каком-то далеком колхозе.
По вечерам наиболее активные из студентов заигрывали с молодыми доярками. Один из них показал им простой фокус, в котором вроде бы завязанный на веревке узел куда-то потом исчезает (на самом деле узел, конечно же, был фальшивым). Простодушные девушки были в восторге и раз за разом просили повторить представление, не понимая, куда же подевался узел.
Тогда присутствующий при этом Н., видимо ревнуя к ослепительному успеху доморощенного фокусника, решил раскрыть секрет трюка ближайшей доярке. Наклонившись к ее уху, он вкрадчиво прошептал:
— А вы попробуйте посчитать фундаментальную группу дополнения этого узла к R3.
Доцент Ф. Московского технического университета связи и информатики (МТУСИ) читает первокурсникам лекцию по аналитической геометрии.
— Записывайте, — ровным голосом диктует он студентам. — У эллипса есть две оси симмЕтрии...
— А может быть симметрИи? — доносится чей-то ехидный голос с задней парты.
— Запомните, — так же ровно продолжает лектор, — у эллипса есть две оси симмЕтрии и ни одной оси симметрИи.
Опять МТУСИ. Доцент А. тестирует очень слабого абитуриента. В конце концов, выясняется, что тот не может решить даже простейшие неравенства.
— Скажите, — потеряв всякую надежду, спрашивает А., — что больше: –1 или 0?
— Конечно, минус единица! — уверенно говорит абитуриент.
— Но почему?! — хватается за голову А.
— Ну как же: –1 это хоть что-то, а 0 это вообще ничто.
Мехмат Киевского университета, 1980 год. Член-корреспондент АН СССР А. М. Самойленко читает первую лекцию по дифференциальным уравнениям. После нескольких вступительных слов он произносит:
— Ну а теперь записываем.
Студенты прилежно открывают тетради.
— В 1654 году... — ровным голосом начинает лектор. Все старательно скрипят перьями, доносится шепот: «В каком, каком году?»
— ...дифференциальных уравнений... — невозмутимо продолжает Самойленко.
Аудитория послушно записывает.
— ...еще не было.
Взрыв хохота.
Экзамен по математическому анализу в одном из московских вузов. Профессор просит студента написать неравенство Коши-Буняковского. Тот подумал и написал левую часть неравенства. Потом еще немного подумал и написал правую часть. После чего смущенно сказал:
— Вот только я не помню, что больше, а что меньше...
Случай в Российском Университете Дружбы Народов (РУДН). Решая задачу на экзамене по математическому анализу, студентка получила в итоге выражение ln0. Нисколько не смутившись этим обстоятельством, она пишет в ответе ln0 = e.
— С чего вы взяли, — протестует преподаватель, — что ln0 = e? Ведь логарифм нуля не определен?
— Да что вы меня запутать пытаетесь? — возмущается студентка. — Вот, сами убедитесь!
И она торжествующе достает калькулятор и вычисляет ln0. На экране естественно высвечивается буква E.
— Ну что, убедились! — торжествует студентка. — А вы говорите, не определен!
Конец 1980-х годов. Июль. Я принимаю устный вступительный экзамен по математике во Всесоюзном заочном электротехническом университете связи (ВЗЭИС). Подходить отвечать абитуриент из солнечного Азербайджана. Начинаю спрашивать — полный ноль! При этом — я мельком заглядываю в экзаменационный лист — за письменный экзамен, а там задачки гораздо сложнее, у него стоит 4 (по пятибалльной системе). Отчаявшись услышать хоть что-либо вразумительное, я опускаю планку ниже плинтуса:
— Скажите, чему равна площадь квадрата со стороной a?
— Нэ знаю, — невозмутимо басит абитуриент.
— Запомните, — назидательно говорю ему я, с наслаждением выводя двойку в ведомости, — площадь квадрата со стороной a равна a2!
Проходит месяц. Второй поток вступительных экзаменов во ВЗЭИС. И снова на устном экзамене мне попадается все тот же абитуриент, и снова у него за письменный экзамен стоит 4.
— Ну как вы на этот раз, — спрашиваю, — подготовились?
— Да, — говорит он, — падгатовился.
— Ну что ж, — радуюсь я, — тогда скажите, чему равен объем куба со стороной a?
— Эта я знаю, — довольно улыбается он. — Он равен a2.
— Запомните, — опять говорю ему я, ставя очередную двойку, — объем куба со стороной a равен a3!
Больше я его не видел.
О нелепых ошибках абитуриентов можно писать тома. Приведу только один, но весьма характерный пример из практики МТУСИ, в котором я преподаю.
Абитуриенту надо было упростить стандартное алгебраическое выражение. В нем, помимо прочего, встречался tg(x). Проявляя недюжинные познания в тригонометрии, он написал tg(x) = sin(x) / cos(x),
после чего приступил к «сокращению»:
Доцент кафедры теории вероятностей и прикладной математики МТУСИ Троицкий как-то рассказывал мне, что в хрущевские времена он, будучи аспирантом, написал вместе со своим научным руководителем профессором Левиным статью. Отдав рукопись машинистке (сейчас бы сказали «наборщице»), он с нетерпением ожидал машинописного варианта статьи, чтобы поскорее отнести ее в научный журнал. Получив «распечатку», он уже дома стал тщательно выверять набранный текст — все вроде было в порядке — после чего вставил формулы (тогда это делалось от руки). Теперь статью можно было отправлять в редакцию, и напоследок Троицкий решил показать ее научному руководителю. Первые же два слова статьи повергли того в «шок и трепет» — в заголовке вместо фамилий авторов Левин и Троицкий стояло... Ленин и Троцкий.
Страшно подумать, что было бы, если бы статья в таком виде добралась до редакции всего несколькими годами раньше, при Сталине. Да и во времена хрущевской оттепели от такой опечатки авторам бы не поздоровилось. Пришлось срочно перепечатывать первую страницу...
Профессор-математик одного из столичных вузов Кондратьев «славился» своим пристрастием к алкоголю. Однажды он пришел на лекцию в сильном подпитии, однако, как ни в чем ни бывало, вышел к доске и начал доказывать какую-то довольно громоздкую теорему. Но принятая им на грудь доза была, видимо, изрядной, и он, выписывая какую-то мухобойную формулу, стал медленно оседать на пол, постепенно отключаясь. При этом рука его продолжала судорожно держать мел, который в итоге выписал на доске замысловатую линию. Впоследствии студенты прозвали ее «кривой Кондратьева».
Студент на экзамене с пеной у рта доказывает существование в математике понятия «КРУГЛОЕД». Преподавательница в трансе, просит показать место в ее лекции, где было впервые введено понятие. После разборок выясняется, что лекция была студентом списана у отличницы из его группы, где возле первого упоминания о частной производной стояло (для себя) «круглое д», в отличие от «прямого д» для обозначения обычной производной.
Написав очередную математическую статью, профессор К. отнес ее машинистке (дело было в докомпьютерную эпоху), молодой одинокой женщине. Вскоре работа была напечатана. Каково же было удивление автора, когда он обнаружил характерную опечатку: вместо «бесконечно малый член» в статье стояло «бесконечно милый член».
Реальный случай в одном из вузов, готовящем будущих чиновников. Во время лекции кто-то из студентов спросил профессора:
— Пи это чётное число или нечётное?
Лектор, не задумываясь, ответил:
— Конечно чётное, пи — это же 180 градусов.
Эту поучительную историю мне прислал к. ф.-м. н. Винниченко А. П., несколько лет проработавший в Пакистане.
Когда я работал в Карачи, мне дали на обучение двух молодых людей: инженера (закончил институт) и интера (закончил два курса института). Вспомнив МАТИ'вские [10] абитуриентские задачи, я попросил их ответить, что больше: 1/2 или 2/3?
Первым отвечал инженер. Сначала, загораживаясь ладонью, долго писал что-то на листочке. Потом сказал, что больше 1/2.
Вторым отвечал интер. Тоже листочек, загораживание, писанина... Наконец, говорит: «Умом я понимаю, что больше 1/2, но сердцем чувствую, что 2/3».
Восток — дело тонкое!
Многочисленные реальные истории, слышанные мной, про математическое невежество нынешнего поколения убеждают меня в одном: никогда не надо недооценивать уровень подготовки студентов — в действительности он еще ниже. Вот еще одна такая история, рассказанная преподавателем военно-морской академии.
В качестве эксперимента я на семинаре написал своим подопечным на доске табличный интеграл от e в степени x и спросил, что получится. Ждал чего угодно, но только не этого — один из курсантов простодушно уточнил:
— А как вам это слово Sex, что вы написали, пояснить, нарисовать картинку что-ли?
Каждый, даже самый занудный, лектор рано или поздно обронит фразу, которую потом долго будут вспоминать благодарные студенты. Я, например, и спустя годы помню «глубокомысленную» тавтологию доцента Л., читавшего нам на мехмате курс высшей алгебры: «Очевидно ли это тривиальное утверждение? Безусловно!» Что уж говорить про чемпионов в этом жанре, щедро рассыпающих забавные обороты и экстравагантные фразочки, украшающие скучную лекцию, как изюм булку, и передающиеся потом от одного поколения студентов к другому. Такие лектора особенно любимы, а их перлы бережно собираются, вывешиваются на сайтах, печатаются в институтских газетах и так далее. Одна из лучших коллекций таких искрометных математизмов собрана студентами физтеха. Привожу лишь малую часть ее из книги «Занаучный юмор». М., 2000.
Четырехмерное пространство вообразить довольно просто. Для этого достаточно представить четыре ортонормированных вектора. Остальное приложится.
Сейчас я расскажу о методе ортогонализации Грамма-Шмидта, который я очень люблю за его звучное название.
Если эти условия выполняются, говорят, что функция имеет компактный носитель. Это выражение модно среди математиков, как среди вас, студентов, модно выражение «не фонтан».
Мне чрезвычайно лестно первым познакомить вас с великолепным методом Фурье.
Итак, прошу вас освободить кору головного мозга для следующей теоремы.
Сегодня предстоит интересная лекция... По крайней мере для меня.
Задачи будут интересные. Одну из них сейчас решает вся кафедра. Если решит, мы ее включим в экзаменационную работу.
Сами разбирайтесь, верно или нет, мое дело написать.
Я рисовал так, чтобы было ясно, что разобрать здесь что-нибудь совершенно невозможно.
...Я буду рисовать на двумерной доске, поскольку рисовать в n-мерном пространстве довольно затруднительно.
Какую бы глупость вы ни придумали, найдется человек, который эту глупость сделает
Это теорема Эмми Нётер. Нётер, как известно, была женщиной.
На «б» называется — функция Бесселя.
Сейчас я провозглашу торжественное определение!
Если лягушкам давать яд дигиталис, то они дохнут по такому же нормальному закону, какой я написал.
Чтобы вывести эту формулу, мне достаточно спинного мозга.
Зачем мне думать о знаке? Я же не студент.
Уж и не знаю, как вы там привыкли рисовать (n–1)-мерную гиперплоскость.
Что я и доказал с присущим мне остроумием.
Вот ось. Назовем ее ξ, для простоты...
Возьмем ε > 0. Нет, не будем брать ε > 0. Зачем? Ведь жизнь не только из ε > 0 состоит.
Вы увидите, что вы родились с мерой Жордана, и первым словом, что вы сказали, было слово «мама», а вторым — «мера Жордана».
Что больше — дельта большое или дельта маленькое?
Сейчас вылезут пипополамы.
Этот метод называется методом «тыка», или, по-научному, — «метод Монте-Карло».
Таким образом математика из науки чисто теоретической стала наукой экспериментальной.
Эти вычисления я проведу в уме, так что вам несложно будет их проверить.
И учтите: это не какая-нибудь ерундовина, это самая могучая теорема анализа!
Так как ε — произвольное, то его можно стереть.
Вместо того, чтобы думать, интегрируема функция или нет, надо просто взять ее и проинтегрировать.
Когда говорят, что z2 + 1 = 0 не имеет действительных решений, то это чудовищное преувеличение!
Чтобы не забыть, я хочу сразу пожелать вам успеха на контрольной.
Нам заданы три параметра: объемище, объем и объемчик.
Если мы будем задавать что-нибудь совсем по-бестолковому, то это будет ни на что не похоже.
Дайте-ка я покрупнее нарисую бесконечно малые треугольники.
...Подтасовка — плод деятельности поколения математиков.
Вот уже пять минут я ничего не говорю, а вы все пишете и пишете...
Ради этой книжки каждый уважающий себя студент должен продать пиджак.
Возьмем произвольное число n... Нет, мало — m!
Представьте, что я центр мира, а от меня расходятся векторы.
Теорема не предвещала ничего опасного, она, казалось, утверждала, что жизнь прекрасна.
Полное имя этого объекта есть «полный дифференциал». Мы будем называть его уменьшительно, ласково, «дифференциалом».
2 + 3 будет 6, извините, 5, я немного забежал вперед.
Извините, я ошибся. Сотрите там у себя...
Эллипс нужно рисовать, взяв треугольную ниточку.
— Область — это очень хорошо. Знаете, почему математики так любят работать с областями? Это здорово. Я сейчас объясню. Область — это...
Голос с места:
— Связное открытое множество!
—Верно.
Если я бьюсь головой о стенку, то всегда есть некоторая вероятность, что я попаду в соседнюю аудиторию не сломав стенки.
Я сейчас или соображу или подсмотрю... Нет, кажется я соображаю.
Забудьте это еще раз и навсегда!
Будем менять знак от минус бесконечности до плюс бесконечности.
Вот. Неравенство треугольника. Треугольник — это не фамилия.
У нас такой зарок: в одну лекцию больше трех звездочек не вводить!
Вы меня извините, что я иногда пишу слева направо...
Эта функция интересна тем, что ее производная равна самой себе.
Иногда я делаю ошибки, иногда несу чушь. Но вы должны различать.
Легко убедиться, что эта функция бесконечно дифференцируема. Сейчас мы продифференцируем один раз, а дома вы закончите...