Матрица÷Перематрица

Глава 1. Когда СПРУТы атакуют

«Иеровоам» грохотал по веткам старого метро мимо безупречно чистых, но пустых станций. Немо сидел у окна и смотрел наружу. За стеклом проносились закопченные стены туннелей, опутанные змеями кабелей и тросов. На какую-то захватывающую дух минуту поезд выехал на поверхность, и Немо увидел закатное небо. Он всмотрелся внимательней: огромный алый диск отражался в окнах небоскребов; ни одно не было разбито, ни одного пропущенного квадратика в сияющей мозаике света. Странно. Они в далеком будущем — неизвестно даже, насколько далеком, — а здания стоят целехонькие.

Багровый свет исполинского солнца не резал глаза. Немо долго смотрел на него. Потом «Иеровоам» со свистом влетел в туннель, и окна вновь потемнели.

Однако для Немо жизнь была кончена. Искусственная жизнерадостность Шмурфеуса, Клинити и Тренька заставляла его еще острее ощущать собственные страдания. Всякий раз при виде Клинити он краснел, как томатная паста. Это было ужасно. Мало того что его отвергли — даже если бы Немо мог забиться в какую-нибудь жалкую щель и лежать в тоскливом одиночестве, скрашиваемом лишь бутылкой дешевого бренди, и соленый немереный океан отделял бы его от прекрасной и недоступной женщины, даже тогда ему было бы в высшей степени хреново. Однако еще хуже было встречаться с Клинити каждый день, говорить ей «привет» и «пока», улыбаться, когда все улыбаются, и таить терзания внутри.

Клинити, пытаясь проявить доброту, только усугубляла его муки.

— Ты как? — спросила она на следующий день после того, как разбила его сердце вдребезги и поплясала на осколках.

— Отлично! — улыбаясь, ответил Немо. — Превосходно! Суперски! Лучше не бывает! Правда.

— Рада слышать, — ответила Клинити.

Еще через день она подошла к Немо, когда тот в тоске наблюдал через окно очередной великолепный оранжево-золотой закат. Клинити села рядом и попыталась его утешить.

— Прости, если я тебя обидела, — сказала она.

Немо хотел с достоинством ответить: «Все отлично. Понимаю, что моя любовь к тебе тщетна и безнадежна, что ты никогда-никогда не разделишь моих чувств, так что, пожалуйста, оставь меня в философском одиночестве размышлять о пустоте космоса», но даже это ему не удалось. Он сказал: «Все о…» и замолчал. Попытался снова: «Все о-о…» Потом шмыгнул носом и попытался ладонями вдавить слезы обратно в глаза. Затем уставился на пейзаж за окном. Подпоезд снова въехал в туннель. В голове звучало: «Ты жалок! Жалок!»

— Знаю, тебе тяжело, — сказала Клинити со скорбным лицом, которое, вероятно, должно было выразить сочувствие к его мукам. Лучше бы она не пыталась сочувствовать. Главным желанием Немо (вторым главным желанием, поскольку сильнее всего ему хотелось, чтобы Клинити передумала и стянула свитер) было остаться одному. Однако он не мог сказать: «Уйди, не мучь меня» и не мог спрятаться в тесных отсеках «Иеровоама».

Она снилась ему каждую ночь.

— А нельзя ли, — спросил Немо на следующее утро, — повысить мне уровень? В смысле боевых искусств.

— Немо, не стану тебя обманывать, — сурово произнес Шмурфеус. — Спецом по загрузке у нас был Иуда.

— Ты хочешь сказать, что я застрял на уровне танцев и никогда не научусь драться?

— Танцуешь ты довольно результативно, — утешила Клинити.

Для Немо по-прежнему было нестерпимой мукой даже просто говорить с Клинити. Безумие какое-то! Надо взять себя в руки. Он препоясал метафорические чресла и беспечно сказал: «Да, да. Наверно-о-о». Последнее слово начало переходить в рыдание, но Немо успел подавить его в зародыше.

Остальные с минуту смотрели на него как-то странно.

— Я попробую, лады? — вызвался Треньк. — Только учти, это дело хитрое.

— Не хотелось бы тебя утруждать, — тоненько проговорил Немо.

— Да ладно, — сказал Треньк. — Главное, пойми, Иуда умел заливать весь зазипованный комплекс программ непосредственно в спинной мозг. Мне придется делать это помаленьку, в час по чайной ложке.

— Ясно, — ответил Немо. — Думаю, это лучше, чем ничего.

— Как хочешь. Пошли.

Немо расстегнул клапан на заду, сел в кресло и обреченно приготовился к очередной процедуре. Треньк сидел за пультом управления и возился с тумблерами.

— Это все Иудино хозяйство, я не особо в нем петрю. Ладно, попробуем начать с элементарных навыков. — Он взял картридж с наклейкой «Школа борьбы: начальный уровень» и вставил в отверстие машины.

Когда штекер вошел, глаза у Немо снова расширились. Несколько секунд он чувствовал, как данные щекочут позвоночник, толчками распространяясь вдоль хребта. Он зажмурился. Ощущение неуклонно нарастало, как тошнота на подступах к очистительной рвоте, и тут штекер внезапно выдернули. Немо открыл глаза.

Загрузочная машина горела. Треньк прыгал с ноги на ногу и пытался сбить пламя рукавом джемпера. Рукав, ясно дело, уже горел.

— Ой! — кричал Треньк. — Нет!

Загудела пожарная сигнализация. Она оказала обычное свое действие, добавляя звуковую панику к телесной панике от близости огня, мешая сосредоточиться на борьбе с пламенем.

Вбежали Шмурфеус и Клинити. Огонь плясал на машине, коптя потолок. Немо некстати подумал, что языки огня — полная противоположность сосулькам. Сосульки свисают вниз, огонь прыгает вверх; сосульки холодные, огонь, очевидно, очень горячий; сосульки застывшие, неподвижные, огонь находится в беспрерывном движении. Трудно при всем желании придумать более точную антитезу сосулькам. Треньк подражал огню, то есть энергично приплясывал, встряхивая огненной бахромой на рукаве.

— Ой! — приговаривал он. — Ой!

Клинити направила на Тренька огнетушитель, нажала кнопку и в мгновение ока отрастила себе трепещущую дед-морозовскую бороду. Теперь уже Клинити завопила от неожиданности и выронила огнетушитель. Шмурфеус поднял его, повернул и снова нажал на кнопку. Струя ударила из раструба, пена облепила руку Тренька. Шмурфеус направил огнетушитель на бушующий агрегат.

Сирена смолкла. Наступила тишина. Летающая подлодка миновала станцию «Монинггон-кресент».

— Ну вот, — сказал Треньк, когда все немного пришли в себя. — Не получилось. Кажется, я нечаянно перепутал млюс и пинус.

— Как рука? — спросила Клинити, вытирая с подбородка пену.

— Нормалек, — отвечал Треньк.

— Сумел ли ты обучить Немо боевым искусствам? — спросил Шмурфеус.

Широкое лицо Тренька вытянулось.

— Слышь, шеф, я ведь говорил, что это не по моей части, верно? Был бы здесь Иуда…

— Сумел ли ты научить Немо хоть чему-нибудь? — настаивал Шмурфеус.

— Начальная ступень, — беспечно отвечал Треньк.

— Второй класс? — спросил Шмурфеус.

— Первый.

— Надо ли это понимать, — вмешался Немо, — что теперь я могу драться, как в начальной школе? Как первоклашка?

Клинити, Шмурфеус и Треньк кивнули.

— Поможет ли это против адептов?

Все трое мотнули головой.

— Ясно, — сказал Немо.

— Дальнейшие действия очевидны, — объявил Шмурфеус. — Немо — орудие, с помощью которого мы можем выиграть войну против ВМРов.

— Согласна, — ответила Клинити.

— Ой, — сказал Немо. — Вы уверены? Не хочу казаться пораженцем, но… — Он задумался. — Боюсь, как бы вы с моей помощью не потерпели поражение. Так что я могу оказаться пораженцем. Только в таком смысле.

— Ты — Никто, — просто сказал Шмурфеус. — Из «Иеровоама» мы больше ничего сделать не можем. Иуда нас бросил, его машина сломана. Ты должен вернуться в МакМатрицу на том уровне, на каком ты сейчас, — понял? Ты должен снова пойти к Ораковине. Спросить у нее указания…

— Указания?

— Указания, как попасть к Генеральному Конструктору, — пояснил Шмурфеус, — злому гению, создавшему МакМатрицу. Только встретившись с ним, ты сможешь остановить войну.

— Ладно, — ответил Немо, стараясь, чтобы это прозвучало не слишком убито.

— Мы должны положить конец войне, Немо, — сказал Шмурфеус. — Сион-лейн в опасности. ВМРы пытались вытянуть из меня информацию, как туда попасть. Когда они ее получат — из того или иного источника — и поймут, как расположена Сион-лейн относительно их системы, то пробьют туда туннель и уничтожат все. Все!

— Жалко будет.

— Жалко, — закивали все.

— Но ведь они ничего от тебя не узнали? — спросил Немо. — А, Шмурфеус?

Шмурфеус яростно посмотрел в стену.

— Ничего, — сказал он.

— Точно-точно? — настаивал Немо.

— Да. Да. Да, — в три предложения ответил Шмурфеус. — Честно. — Потом добавил чуть тише: — Разумеется, я не могу помнить все. Но я на девяносто процентов уверен. На семьдесят процентов уверен и на двадцать процентов наполовину уверен. Нет, скорее на шестьдесят пять процентов уверен, на девятнадцать процентов уверен наполовину, на один процент уверен на четверть и на пятнадцать, вернее, на четырнадцать процентов уверен в обратном.

— Так ты хочешь сказать… — начал Немо.

Однако его перебил крик Тренька:

— СПРУТы!

— По местам! — взревел Шмурфеус, явно довольный, что его разговор с Немо прервали. — Треньк, поверни лодку к… где мы сейчас?

— Гудж-стрит! — крикнул Треньк.

— Поверни на Тотенхем-Корт-род в сторону Холборна, у Ковент-Гардена дай задний ход и шпарь на восток.

Подпоезд дернулся и заскрежетал. Немо поднял глаза и увидел, что несколько нечт молотят по окнам суставчатыми щупальцами. Все в них внушало ужас: отполированные до блеска тела, гибкие, как шланги, конечности. Немо, вопреки уверениям в собственной храбрости, заорал, как попугай ара, и отпрыгнул от окна. Он в ужасе огляделся: со всех сторон механические спруты-осьминоги-кальмары стучали в окна и пытались открыть двери.

— Держись крепче! — крикнул Треньк.

Подпоезд резко метнулся вправо. С левой стороны СПРУТы посыпались, как капли воды с собаки, когда та отряхивается. Однако с правой стороны за окна цеплялись все новые каракатицы.

Клинити, пробегая через отсек, сунула Немо в руки длинный металлический прут.

— Если заберутся внутрь, отбивайся этим, — крикнула она и побежала дальше.

— Что это? — спросил Немо. — Лазерная винтовка? Электроразрядное ружье?

Тут он посмотрел и увидел, что держит обычный лом. Клинити уже убежала.

Немо потряс ломом, собрался с духом и двинулся к той стороне подпоезда, которую облепили СПРУТы. Один сумел раздвинуть дверь и просунуть внутрь щупальца. Теперь в дополнение к грохоту колес слышал еще и какой-то не то свист, не то щебет. Немо похолодел, осознав, что этот звук издают челюстные аппараты СПРУТов. Челюстные аппараты у них были жуткие, явно предназначенные для кусания. Немо задумался, зачем роботам-охотникам вообще нужны челюсти, но ни один из возможных ответов не успокаивал.

Дверь подпоезда раздвинулась на фут, на ярд. СПРУТ просунул в отверстие еще три щупальца и передний сегмент тела.

Немо огрел его ломом. СПРУТ вскрикнул и упал в темноту, остальные поползли по окнам к открытой двери. Немо, вопя от ужаса, закрыл створки и, не придумав ничего лучшего, замолотил ломом по окнам. Как ни странно, это подействовало. СПРУТы дрогнули и побежали, некоторые свалились на рельсы. Подпоезд вновь заложил крутой вираж, и последние роботы рассеялись.

Немо стоял, сжимая лом и тяжело дыша. Он не замечал, что вошла Клинити, пока та не положила ему руку на плечо.

— Ты как?

— Жутковато было, — сказал Немо. — Часто такое случается?

— Бывает время от времени, — ответила девушка, — но мы выяснили, что против них лучше всего помогает ЭМП.

— Электромагнитная пушка?

Клинити похлопала по лому у Немо в руке.

— Элементарная металлическая палка. Не любят они это дело. Что-то она им ломает. Кайф, наверное.

— Немо, — сказал Шмурфеус. — Ты должен войти в МакМатрицу и встретиться с Ораковиной.

— Это обязательно? — спросил Немо.

— Да. Найдешь ее в магазинчике, где продают гороскопы звезд.

— Годится. Вообще-то я даже рад. Мне давно хочется сказать ей пару ласковых. Это ж надо было наплести такую чушь! Будто мне придется выбирать между смертью Шмурфеуса и своей! Уверяла, будто я — не Никто! Тоже мне пророчица!

— Нам очень нужен ее совет, — продолжал Шмурфеус. — С Сион-лейн поступают тревожные вести. Совет Старушенций подозревает, что ВМРы начали рыть туннель к Сион-лейн. Надо немедленно нанести ответный удар.

— Хорошо, — решительно отвечал Немо.

— И для этого, — добавила Клинити, — мы должны узнать, как использовать твои особые способности.

— Ну, какие там… — Стоило ему поднять глаза на Клинити, как рот снова наполнился эпоксидкой. — Конечно, конечно.

Больше всего на свете ему хотелось выкопать ямку, забраться туда и закидать себя землей. Неразделенная любовь — жуткая штука.

Глава 2. Возвращение к Ораковине

Немо вновь перенесся в МакМатрицу и вышел из телефонной кабины. Вокруг медленно кружились, оседая на землю, мусор и опавшие листья. Немо подумалось, что они всякий раз попадают в МакМатрицу аккурат к концу малогабаритного смерча. Странно.

Он двинулся быстрым шагом, стараясь не наступать на трещины в асфальте. Все плохо. Жизнь на «Иеровоаме» после того, как Клинити ясно выразила свои чувства, стала невыносимой. Клинити его ненавидит. Если бы навидела, то не стала бы сокрушать надежды так жестоко и бесповоротно. Неужто она не понимает, как сильно он ее любит?

Немо остановился перед магазинчиком, где торговали гороскопами звезд, обреченно огляделся и открыл дверь. Внутри стоял, вытянув руки по швам, пожилой азиатский господин.

Лицо казалось смутно знакомым, но Немо не мог вспомнить, где его видел.

— Добрый вечер! — весело произнес незнакомец. — Вы — Немо?

— Да. Я ищу Ораковину. Не подскажете, как ее найти?

Незнакомец стремительно подошел к Немо и остановился напротив, по-прежнему улыбаясь. Внезапно он резким движением вскинул руку и залепил Немо звонкую пощечину, потом так же быстро отошел назад и сложил руки на груди.

— Ой! — воскликнул Немо, хватаясь за ушибленную щеку. — За что?

— Я должен был убедиться, что ты — тот, за кого себя выдаешь.

— И для этого надо было меня бить?

— Чтобы узнать человека как следует, с ним надо подраться.

— И это была драка?

— Почти.

— Что за ерунда, будто надо подраться с человеком, чтобы как следует его узнать? — взвизгнул Немо, по-прежнему потирая щеку. — Значит, если ты спьяну подрался с кем-то в пивной, то знаешь его лучше, чем человека, с которым двадцать лет дружишь?

— Друзей обязательно надо бить, — сказал странный человек. — Время от времени. Чтобы сохранить душевную близость.

— Ты псих. Садомазохист, — предположил Немо.

Тот нимало не смутился.

— Сейчас, — сказал он, — я отведу тебя к Ораковине.

Все еще держась за щеку, Немо ответил:

— Да, спасибо, хорошо.

— Сюда. — Человек указал на дверь в углу магазина с логотипом известной компании — производителя компьютерных игр — и табличкой «ПОТАЙНОЙ ХОД».

— Прошу, — сказал человек. — Пройдите в дверь мистера Бенна.

— Мистера Бенна? — переспросил Немо. Ему вспомнился детский сериал, в котором забавный мистер Бенн через дверь магазинчика попадал в другие эпохи и в каждой получал какой-нибудь моральный урок.

Однако человек уже открыл дверь и шагнул в ярко освещенный коридор. Немо пошел за ним.

Они шли по безликому офисному коридору.

— Это потайной ход, да? — задыхаясь, спросил Немо. — Я бы и не догадался, если бы не табличка.

— Сюда, пожалуйста, — сказал гипертрофированно вежливый азиатский джентльмен, открывая дверь во дворик, похожий на школьную спортплощадку. — Ораковина вас примет.

— А вы ей кто? Телохранитель? Слуга?

Человек улыбнулся и вошел в дверь. Немо шагнул следом и тут же вздрогнул от громкого, отчетливо женского вопля. Ораковина, с несвойственной ее возрасту живостью, выпрыгнула из-за двери и грациозным каратистским ударом лягнула вежливого господина в голову. Тот опрокинулся назад, перевернулся в падении, вскочил и принял каратистскую стойку.

Немо остолбенело наблюдал, как Ораковина двинула его слева, двинула справа и наконец звезданула так, что он перелетел через деревянную скамейку и остался лежать без движения.

— Много лучше, Като, — снисходительно заметила она. — Ты раз от раза растешь. Рефлексы заметно улучшились.

Впечатанное в асфальт тело простонало что-то вроде: «Спасибо, мэм».

— Зачем вы так? — спросил Немо, подходя. — Вышибли из бедняги дух. Я думал, он — ваш слуга. Это что, переодетый враг?

Ораковина закрыла за Немо дверь.

— Враг? Нет, конечно. О Като не беспокойтесь. Это у нас вроде игры. Своего рода тренировка. МакМатрица в последнее время стала опасным местом — на улицу выйти страшно. Это вроде школы — помогает развить реакцию.

— Уж больно суровая школа.

— Ты, наверное, — сказала Ораковина, — единственный в наши дни, кто не видел мультфильмов про розовую пантеру.

— У меня аллергия на розовый цвет, — сказал Немо, — сразу крапивница высыпает.

— Ну что ж, — сказала Ораковина, улыбаясь, — садись, садись.

Еще раз оглянувшись на стонущего Като, Немо опустился на скамейку. Это и впрямь был школьный дворик — забетонированная площадка между тремя высокими стенами. На противоположных стенах были нарисованы низкие воротца, а на бетоне перед ними — полукруги для вратарей, однако краска уже почти стерлась. За проволочной сеткой Немо видел пустой отрезок дороги, а на другой стороне — магазин уцененных диванов. Голуби клевали крошки от школьных завтраков. Дверь, через которую они вошли, оказалась парадным входом высокого кирпичного дома. Во дворе никого не было, кроме самого Немо, Ораковины и все еще постанывающего Като.

— Ну вот, — сказал Немо.

— Вот, — согласилась Ораковина.

Наступила неловкая пауза.

— Итак. — Немо прочистил горло. — Как поживаете?

— Хорошо, — ответила Ораковина.

— Очень рад, — сказал Немо.

Снова наступила неловкая пауза.

— Ты зачем-то хотел меня видеть? — спросила наконец Ораковина.

— Ну, — проговорил Немо, ерзая на скамейке. — Дело в том… собственно… хм… Вы сказали, что я — не Никто.

Ораковина кивнула.

— Я не то чтобы в претензии, — продолжал Немо, — но вроде бы как выяснилось, что я все-таки Никто. Я стоял в потоке «Пежо-308», и меня даже не задело. Очень странное ощущение.

— Поздравляю, — с довольным видом произнесла Ораковина.

Немо разозлился.

— Послушайте, я уже сказал, что не в претензии. Только вы определенно уверяли, что я — не. А я — да. Очень даже. Кроме того, вы говорили — я отчетливо помню, — что возникнет ситуация, в которой мне придется выбирать между смертью Шмурфеуса и моей собственной. Передо мной, мол, встанет выбор: либо Шмурфеус умрет, а я останусь жив, либо я погибну, зато спасу Шмурфеуса.

— И?

— И я по-прежнему жив!

— Ты недоволен?

— Доволен, — кивнул Немо. — Просто я сомневаюсь в точности ваших пророчеств. Вроде бы вы должны знать будущее. А то, что вы говорите, не сбывается.

— Разве?

Немо прижал обе ладони к груди, что на его собственном, только что изобретенном языке жестов означало: «Разумеется, не сбывается. Ведь я еще жив!»

— Ты пересек реку автомобилей, — сказала Ораковина, — и вернулся в реальный мир.

— И не умер. И Шмурфеус тоже, вот я о чем. Вы сказали, что один из нас умрет, а мы оба живы.

— Тогда ответь мне, что случилось, когда ты открыл Клинити свои чувства?

Немо помолчал.

— Это не считается.

— Разве ты не умер в каком-то смысле?

Немо вскипел, по крайней мере забулькал от волнения.

— Это жульничество. Вы не говорили, что я умру в метафорическом смысле от разочарования в любви; вы сказали, что я просто умру. Не «умру внутренне», а умру по-настоящему. Напугали меня до дрожи в коленках. Честное слово.

Ораковина взирала на него с прежней безмятежностью.

— Я не могу повлиять на то, как ты трактуешь мои слова. Нужно внимательнее слушать прорицательницу, если намерен следовать ее советам. Читать между строк. Неужто ты ни разу не видел «Макбета»?

— Вы хотите сказать, что сознательно сбивали меня с толку? — сказал Немо, злясь все сильнее.

— Ничуть. Я играю в игру. Таковы ее правила.

— Игру?

— Так говорят знаменитости: политики, кинозвезды, известные люди. Ты когда-нибудь слышал, чтобы политик, кинозвезда или просто известный человек прямо ответил на вопрос? Разумеется, нет. И я объясню почему: потому что сама идея славы построена на обмане. Знаменитость — это тот, кто не хочет видеть фундаментальную истину: что он ничего не значит. Никто ничего не значит. Все существуют, никто не имеет цены. Когда-нибудь солнце взорвется и поглотит землю. Когда-нибудь вселенная умрет холодной смертью. И что будут тогда значить знаменитости? Ничего. Чтобы чувствовать себя знаменитостью, необходимо уходить от истины, не то она разъест твою славу. Отсюда уклончивость в речи.

— Насчет политиков, — осторожно сказал Немо, — это верно. Но насчет знаменитостей в целом? Неужто они такие уклончивые? Я не убежден.

Ораковина издала смешок — как будто столкнулись два бильярдные шара.

— Они говорят: «Мы безумно друг друга любим, я ношу на шее флакончик с кровью любимой как символ нашей неразделимости», а через три месяца у них обоих новые романы. Они говорят: «Огромное удовольствие — работать с X», а сами думают: «Я ненавижу его, он затмевает меня, хоть бы он сдох!». Они говорят: «Перед тем, как получить эту награду, я хотел бы поблагодарить таких-то и таких-то», но значит это: «Я! Я! Это моя слава!»

— Я правда… — раздражение Немо сменилось жалобной мольбой, — правда не понимаю. Нельзя ли просто объяснить мне, что происходит? И вообще, кто вы?

— Кто я? — мило переспросила Ораковина. — А ты как думаешь?

— Думаю, что вы из тех, кто никогда не отвечает на вопрос ответом, если может ответить другим вопросом.

Она кивнула.

— И?

— Думаю, что вы — программа. Не человек, а один из ВМРов.

— Почти верно, — сказала Ораковина, по-прежнему улыбаясь. — Я стою между двух миров. Я — связующее звено, через которое они могут дотянуться один до другого.

— Ясно, — протянул Немо и, помолчав, добавил: — И что это означает?

— Что я могу тебе помочь. Хочешь знать, как победить ВМРов и спасти Сион-лейн?

— Ну конечно, — сказал Немо. — Хотя…

— Хотя?

— Ну, я правда очень хотел бы… ну, что вы сказали. Спасти человечество, положить конец войне и все такое. И в то же время…

Ораковина улыбнулась джокондовской улыбкой. Впрочем, нет, выражение у нее было чуть более хищное. Скорее анакондовское, чем джокондовское.

— Что в то же время?

— Конечно, славно было бы — победить ВМРов и все прочее. Но не могу сказать, что я здесь исключительно с военными целями. Меня больше заботит… ну, вы понимаете.

— Клинити.

— Да. Клинити.

— Ясно, — милостиво произнесла Ораковина.

— Только… — начал Немо. Надежда, всколыхнувшаяся в сердце, придала его тону заискивающий оттенок. — Если вы и впрямь хотите мне помочь…

Ораковина смотрела в сторону. У них за спиной Като медленно поднимался на ноги.

— Да, — сказала прорицательница. — Я могу помочь тебе, Немо. Ты любишь Клинити, что само по себе важно. Она тебя не любит. Это дилемма. Лишь одно лицо способно разрешить дилемму.

— Кто же это?

— Ну разумеется, тот, кто создал МакМатрицу. Генеральный Конструктор. Ты должен к нему попасть.

— И как его найти?

— Тебе потребуется ЦУ.

— Что-что? — спросил Немо.

— Особое приспособление, которое укажет тебе путь к Генеральному. Ценная указка, — ответила Ораковина. — Сейчас она в руках у очень древней, очень могущественной программы по имени Мусью. Он обитает в МакМатрице невероятно долго. Дольше, чем мы все.

— И где же он живет?

— В башне ВМРов. Твои друзья знают, как ее найти. Раздобудь приспособление — и сумеешь попасть к Генеральному.

— И это поможет мне уломать Клинити?

— Возможно, — сказала Ораковина. — Конечно, тут уравнение. Клинити должна умереть, чтобы Клинити жила. Клинити должно не стать, чтобы ты ее обрел.

Немо тоненько застонал.

— Как это понимать? Как очередную макбетовскую подначку? «Клинити должно не стать, чтобы я ее обрел»! Так будет она моей или нет?

— Прости, малыш, — сказала Ораковина и похлопала его по коленке.

— Я люблю ее! — выпалил Немо. Слезы брызнули из глаз и побежали по горячим щекам, сворачиваясь на ходу, как яичный белок на сковородке. — Правда люблю! Жить без нее не могу!

Однако Ораковина уже, кряхтя, поднималась на ноги. Като открыл пожарную дверь, и она зашаркала к дому.

— Мне пора идти. Тебе никогда не разобраться, что сулит пророчество, которого ты не понимаешь.

— Разумеется, не разберусь. — Немо вскочил и со скамейки и вытер рукавом слезы. — Это и так ясно. Почему нельзя дать четкое и ясное пророчество? Такое, чтобы я понял?

Ораковина помедлила на пороге открытой двери и оглянулась на Немо.

— Следующий раз, как будешь в реальном мире, посмотри хорошенько.

— На что? — с подростковой сварливостью выкрикнул ей вслед Немо. Слезы мешали говорить внятно.

— Не знаю. На небо. На солнце. Ответы там, их надо только рассмотреть. Это все очевидно, ты просто не замечаешь.

И она шагнула в дверь.

Дверь защелкнулась.

Долгие минуты Немо стоял, пытаясь прийти в себя. Слезы выбили его из колеи; не так просто было вновь обрести нормальное состояние. Лишь перестав всхлипывать, он понял, что не знает, как выбраться из МакМатрицы. Ясно, что через тот же узел, через который вошел, но в какой это стороне?

«Надо было выйти вместе с ними через дверь мистера Бенна», — подумал он.

Однако жалеть было поздно.

— Что же мне делать? — сказал Немо вслух и огляделся в поисках телефона, хотя и не знал, кому звонить.

Внезапно захлопали крылья, вспугнутые голуби поднялись в воздух, и Немо увидел, что к нему с решительным видом направляется адепт.

— Мистер Эвримен, — прогудел тот. — Вот мы и встретились.

— Ой… — У Немо неприятно засосало под ложечкой. — Надо же. И впрямь.

— Вас очень трудно разыскать, мистер Эвримен. Однако я настойчив.

Сердце у Немо запиналось, словно ягненок, который пытается сделать первые шаги. Он мысленно собрался с духом. Все не так плохо, сказал он себе. Теперь я умею не только танцевать. В меня заложены бойцовские навыки, пусть самые рудиментарные. Главное, перехватить инициативу. С другой стороны, возражал он себе, это адепт. Я не могу драться с адептом. В меня загрузили лишь самый детский уровень. А это и есть детская площадка, убеждал он себя. Немо стоял, в нерешительности закусив губу, пока два полушария его мозга вели ожесточенную перепалку. «Давай врежь ему», — говорил один внутренний голос. «Дуй без оглядки», — советовал другой. «О господи, — вмешался третий, — ну сколько можно спорить?»

Через двор на бреющем полете пронесся голубь, едва не врезался в адепта, развернулся и устремился к Немо. Тот рефлекторно закрылся рукой; голубь судорожно затрепыхал перед самым его лицом, взмыл ввысь и полетел, свободный и гордый. Перед глазами Немо по-прежнему стояло мельтешение крыльев, когтистые лапы, пустые глаза, но и преломленный свет в перьях на груди птицы.

— Мистер Эвримен, — говорил адепт. — Эта шарада слишком затянулась. Пришло время положить ей конец.

Немо решился.

Он побежал прямо на адепта, вопя: «Ааааааааааа!», и успел увидеть, как у того на лице изумление сменилось испугом. В следующий миг Немо сбил противника с ног, пробежал по нему и, не останавливаясь, помчался дальше. Он ничего не мог с собой поделать, только носился кругами и кричал: «Ууу! Ууу!»

Адепт быстро вскочил.

Немо заставил себя остановиться, однако ноги не желали стоять на месте. Они описали плавный пируэт и принялись отплясывать румбу. «Ааааааа!» — в отчаянии завопил Немо.

— Вы не оставляете мне выбора, — сурово произнес адепт.

Он двумя руками взялся за верх цилиндра и потянул вниз. Донце цилиндра пошло вниз, как поршень. Адепт отпустил его, и шляпа вновь распрямилась.

Немо с интересом смотрел, приплясывая на месте.

Раздался щелчок, налетел внезапный порыв ветра, и второй, абсолютно идентичный адепт появился рядом с первым. От оригинала его отличала лишь синяя лента на цилиндре с надписью CTRL–V. Немо не успел задуматься, что бы это значило, потому что оба адепта нажали на свои цилиндры. Щелк! Щелк! — налетел новый порыв ветра, и появились еще два адепта.

Четверо превратились в восьмерых.

Восемь превратились в шестнадцать.

— Ну и ну! — сказал Немо, когда ветер улегся.

— Мистер Эвримен, — хором произнесли шестнадцать адептов. — А теперь пришло время навставлять вам.

— Навставлять? — переспросил Немо. — Ой.

Исходный адепт, тот, чей цилиндр не украшала синяя лента с надписью CTRL–V, выступил вперед и поднял руку.

— По моей команде, — крикнул он, — налетай всей кодлой!

Толпа адептов застыла в боевой готовности.

— Налетай! — завопил первый адепт.

Вмиг вся толпа набросилась на Немо. Его придавила к бетону извивающаяся куча мала. Что ж, подумал Немо, разве это не аллегория всей моей жизни? Вечно он оказывался в самом низу, придавленный гнетом обстоятельств. Жалкая работа. Неинтересные друзья. Потом Тори Амос выскочила за инженера вместо того, чтобы выйти замуж за него (или остаться в одиночестве, что хотя бы оставляло простор для мечтаний). Потом выяснилось, что все его существование — фикция, порожденная ВМРами, компьютерная программа. Правда, так он познакомился с Клинити, но — жизнь продолжала валить одно несчастье за другим — Клинити к нему равнодушна. А сейчас его пытаются расплющить шестнадцать копий полицейской программы в цилиндрах и сюртуках. Ирония, можно сказать. Вернее, можно было бы сказать «ирония», если бы он знал точное определение этого слова. Если бы с уверенностью отличал ее от сарказма, метафоры или литоты.

— Мистер Эвримен, — хором сказали шестнадцать одинаковых адептов над и вокруг него. — Мы — сила неотвратимости и раздавим вас, как комара.

— Отлично, — прохрипел Немо. Все. Хуже — некуда. Он умрет жалкой смертью и никогда больше не увидит Клинити. Невыносимо!

И вдруг как по волшебству тяжесть отпустила. Груда адептов со стуком осела на бетон. Немо встал, распрямляясь сквозь тела врагов.

Ощущение было диковинное: перед его глазами проходили поочередно черная материя сюртуков, красновато-лиловые внутренности, в которых пульсировала кровь, желтовато-белые балки костей. Куча адептов была выше его роста; в какой-то миг оказалось, что он стоит, а взор ему застилает что-то темное. Немо шагнул вправо и оказался в чем-то губчатом, слабо освещенном. Адепт, чьи внутренности он видел, что-то закричал: сверкнули зубы, резко дернулся ярко-алый язык. Рот закрылся, и снова стало темно.

Немо сделал два шага и высвободился из вороха адептов.

Он глянул на мешанину взбешенных врагов. Те пытались распутать руки-ноги и в ярости озирались вокруг. Немо не останавливался. Прошлый раз его невидимость оказалась недолговечной — где гарантии, что сейчас она продержится дольше? Он торопливо обогнул свалку адептов и прошел сквозь кирпичную стену — перед глазами на мгновение потемнело, и тут же в них ударил искусственный дневной свет. Немо был в ярко освещенном школьном коридоре. Он пробежал через закрытую дверь и оказался в классе. Ребятишки за партами внимательно смотрели, как учитель что-то выводит мелом на доске. Пробегая мимо, Немо успел прочесть: «ВСЕ МЫ ЛЮДИ» и удивился неуместности этой фразы. Однако медлить было нельзя.

Стремительно мелькнула темнота: Немо прошел через стену и оказался на полоске газона. Что делать? Куда идти? Быть невидимым и проходить сквозь стены хорошо, когда надо удирать от адептов, но как эту невидимость отключить? Сможет ли он есть? Что будет, если проглотить булочку — она просто упадет на землю? Сможет ли он вообще взять ее в руки?

Он уже начал впадать в панику, когда раскатистый бас за спиной сказал: «Привет, Немо».

Это был Шмурфеус.

Глава 3. Мусью

— Тебя нелегко было отыскать, — сказал Шмурфеус, ведя Немо к новому узлу, который открыл в паре кварталов от школы. — Помощник Ораковины увел тебя за много миль от точки входа. По счастью, мы видим тебя даже тогда, когда не видят адепты.

— Они набросились на меня, — задыхаясь, выговорил Немо. — Несколько десятков. Потуже натянули цилиндры и каким-то образом…

— Цилиндры? — переспросил Шмурфеус. — Они не носят цилиндров. Просто у них голова такого цвета и формы.

Немо аж поперхнулся.

— Шутишь, — сказал он.

— Такими их сконструировал Конструктор. То, что ты принял за цилиндры, на самом деле — кнопки, которые они нажимают сам видел зачем. Но нам нельзя мешкать, надо возвращаться на «Иеровоам».

Немо снял телефонную трубку и вышел из МакМатрицы.

— Чего не понимаю, — сказал Немо, вставая с кресла, — так это как я не проваливаюсь сквозь землю. В смысле, когда становлюсь Никтом. Вроде как сквозь все остальное я прохожу.

— Все дело в тебе, — провозгласил Шмурфеус, натягивая штаны. На него опять нашел пророчески-менторский стих. — Ты — Никто. МакМатрица, построенная на культе знаменитостей и потребления, не видит тебя; полые люди, полые здания…

— Полые «пежо», — кивнул Немо.

— Но Земля! — прогремел Шмурфеус. — Не! Полая! Она поддерживает всякую жизнь, даже твое полное никтошество. Она поддерживала жизнь за миллионы лет до того, как человечество охватила чума логотипов, погони за славой и сверхпотребления.

— Отлично, — сказал Немо. — Превосходно. Великолепно. Теперь гораздо понятнее. Впрочем, если быть совсем честным, — продолжал он, чувствуя, что природная трепливость вновь забирает над ним власть, — не могу утверждать, что полностью согласен. В таком случае я должен проваливаться сквозь мостовую. Хотя бы по щиколотку. Однако ничего подобного. Получается, что я — Никто в горизонтальном направлении, но не в вертикальном.

— Я уже объяснил, — заносчиво произнес Шмурфеус.

— Я как раз и думаю о твоем объяснении, — сказал Немо, — и не уверен, что оно годится. Земля? Земля в МакМатрице не более реальна, чем все остальное. Я хочу сказать, это одна видимость.

— Отлично, мистер Всезнайка, — огрызнулся Шмурфеус, жертвуя частью своей величавой невозмутимости, чтобы лучше выразить раздражение. — И как же ты это объяснишь?

— Не знаю, — с вызовом отвечал Немо. — Наверное, я мог бы разобраться, если бы лучше понимал рациональную сторону никтошества. Это что-то программное? Тогда возможно, что тот, кто его запрограммировал, хотел, чтобы я проходил сквозь стены, а не сквозь землю, или…

Вошла Клинити. Слова застряли у Немо в глотке. Он почувствовал, что его лицо превращается в концептуальный пейзаж с изображением заката.

— Привет, Немо, — весело сказала Клинити.

Ее слова ранили, как мечи.

— Привет, — выговорил Немо, запинаясь не хуже тинейджера. Он отвел взгляд, как будто ее красота, словно солнце, способна повредить сетчатке его глаз.

— Как наши дела?

— Немо видел Ораковину, — объявил Шмурфеус. — Она велела нам искать Мусью.

— У него есть некое приспособление, — сказал Немо, по-прежнему глядя в стену.

— С помощью этого приспособления, — пробасил Шмурфеус, — мы попадем к Конструктору.

— К Конструктору? — чуть тише повторила Клинити. На нее эти слова явно произвели глубокое впечатление. — Но к нему же нельзя попасть! Он никого не принимает.

— Немо попадет, — уверенно ответил Шмурфеус.

— Потрясающе, — сказала Клинити. — Если попасть к Конструктору…

— …то можно остановить войну, — подхватил Шмурфеус.

— Победа! — вскричала Клинити.

— Я постараюсь, — промямлил Немо, — но не знаю, как мне удастся в одиночку остановить войну.

— Просто проведи нас в его кабинет, — сказал Шмурфеус, — а уж мы с Клинити… убедим Конструктора отозвать СПРУТов. А теперь давайте поспим и восстановим энергию. Сразу как проснемся, отправимся в МакМатрицу — и закончим войну раз и навсегда.

Все остальные забрались на свои узкие спальные полки, кроме Тренька, который вел поезд и высматривал в темноте СПРУТов. Однако Немо, несмотря на усталость, не мог уснуть. Мысли его неслись быстрее, чем подпоезд, внутри которого он сидел, глядя в окно.

Поезд ехал то в туннеле, то поверху. Снова в реальном небе горел закат. Немо ни с того ни с сего подумалось, что в реальном мире как будто всегда вечер. Всегда огромное алое солнце у горизонта. Небо всегда абрикосово-сливово-томатное, и облака — словно рваная кожица мандарина. Красотища, конечно, неимоверная. Может, это некий эффект расширения времени от пребывания в МакМатрице, из-за которого он всегда попадает в реальный мир перед заходом солнца.

Однако на самом деле его мысли занимало другое. Он мог думать только о Клинити, о том, как сильно ее любит, как безнадежна и безответна его любовь. Какая-то часть мозга подсовывала оптимизм, словно букет увядших гвоздик: «Может быть, если ты отведешь их к Конструктору и они сумеют остановить войну… может быть, на нее это произведет такое сильное впечатление… может быть, она настолько исполнится благодарности…»

Однако Немо знал, что так не бывает. Клинити к нему равнодушна. И точка. Что там сказала Ораковина? Он должен потерять Клинити, чтобы обрести Клинити. Немо никак не мог взять в толк, что это означает в реальных словах. Однако первая часть пророчества, насчет того, чтобы потерять Клинити, щемила сердце совершенно реальной болью.

В отсек ворвался Шмурфеус.

— Ужасные известия! — объявил он. — Сион-лейн под угрозой! ВМРы пробивают новый туннель от Ричмонда, под высохшим руслом.

— Пробивают новый туннель?

— Они доберутся до Сион-лейн через шесть часов.

— Ой, — сказал Немо. — Неожиданный поворот событий.

— Да! — воскликнул Шмурфеус. — Мы сражаемся с ними внутри их системы годы… уж и не упомнить сколько. И вдруг они непонятно с какой радости начинают прорываться в нашу…

— Это, безусловно, нас поторапливает, — заметил Немо.

— Верно. Мы не можем ждать; надо скорее попасть к Конструктору. К полуночи тысячи СПРУТов начнут громить Сион-лейн.

— Жалко будет, — проронил Немо, хотя мысли его занимала исключительно Клинити. — Надо поспешить.

Все уселись в кресла, и Треньк их подключил.

— Удачи, ребята, — сказал он.

Все трое спроецировались в МакМатрицу.

Шмурфеус, Клинити и Немо шагали по людным лондонским улицам к желтовато-белому зданию.

— Штаб-квартира ВМРов в МакМатрице, — объяснил Шмурфеус. — Здесь мы найдем Мусью.

Они осторожно приблизились к зданию; адептов нигде видно не было. Однако, когда они шагнули к дверям, им наперерез метнулся необычайно всклокоченный бродяга.

— Погодите! — прохрипел он. — Погодите!

Все трое разом повернулись. Бездомный, который к ним приближался, был одет в драное пальто. Копна длинных свалявшихся волос полностью скрывала лицо, из-под нее выступала лишь не менее спутанная борода. Растительность на руках была такой длинной и густой, что клоками торчала из манжет, словно взрыв на фабрике диванной обивки.

— Они изменили мне внешность! — стенало существо. — Да! Я копия знаменитости! Шмурфеус!

— Откуда ты знаешь мое имя? — рявкнул Шмурфеус.

— Господи, — выговорила Клинити, всмотревшись. — Иуда!

— Они сделали из меня кузена Итта! — продолжало волосатое существо. — Жулики! Обещали Блейка Карригана. Но только посмотрите, на кого я похож! Шмурфеус, Клинити, я горько раскаиваюсь, что вас предал! Простите меня, Христа ради!

— Иуда, что ты здесь делаешь?

— Дальше по улице — адепты, — шаркая, проговорил Иуда. — Я вас предупреждаю. Я готов на все, лишь бы загладить свое предательство…

— Адепты, — прошипел Шмурфеус, оглядывая улицу.

— Я их отвлеку! — Слова Иуды тонули в густой массе отвратительных волос, покрывающих все его тело. — Завяжу драку, а потом уведу их по Шафтсбери-авеню. Это даст вам время на то… на то, что вы задумали.

— Спасибо, Иуда, — сказал Шмурфеус.

— Надеюсь, меня убьют, — проговорил Иуда и снова зашаркал, волоча полы драного пальто, словно шлейф подвенечного платья. — Я думал, что с волосами буду выглядеть клево. О господи, лучше бы я остался лысым! Я пытался их сбрить — после того, как понял, что ВМРы меня надурили, — но они снова отрастают! В секунды! Это как в сказках про исполнение желаний! Я проклят!

— Нам нельзя мешкать, — перебила Клинити.

— Еще одно, — сказал Иуда, поднимая рукав, плотно набитый волосами, и трогая Шмурфеуса за локоть. — Они показали мне правду! Правду!

— О чем ты?

— О том, что мы все позабыли! Мы когда-то это знали, но постарались забыть! Теперь я вновь знаю, и мне хочется умереть! Умереть!

Он метнулся в сторону и зашаркал по улице.

— Иуда, — крикнул вдогонку Шмурфеус, — о чем ты говорил?

Однако тот уже бежал прочь. Сальные волосы кометой развевались сзади.

Они быстро поднялись по ступеням белого строения и смело вошли в вестибюль.

На вопрос о Мусью девушка за стойкой отправила их в ресторан на втором этаже.

— Он вас ждет, — сказала она.

— Странно, — заметила Клинити, когда они вошли в лифт. — Мне не понравилось слово «ждет».

— Может быть, Ораковина его подготовила, — предположил Шмурфеус.

— Может быть, — с сомнением ответила Клинити.

Ресторан был заставлен зеркальными столиками. За самым длинным, у дальней стены, сидела пара, величаво взирая на собравшихся. Женщина была красива. Мужчина — нет. Его длинный, массивный нос настолько сильно выдавался вперед, что казался слепленным из воска. Глазки были свинячьи, то есть — розовые, жирные, с морщинками в уголках, отходящими наподобие поросячьих хвостиков.

Шмурфеус, Немо и Клинити подошли к столу.

— Ты, — сказал Шмурфеус, складывая руки за спиной, — Мусью.

Длинноносый поднял глаза, раздул ноздри и с силой втянул воздух. Взгляд его остановился на Клинити. Немо подумал, что этого человека окружает аура непоколебимой самоуверенности.

— Шмурфеус, — сказал длинноносый.

— Нас послала Ораковина, — произнес Шмурфеус.

Едкая улыбочка тронула губы Мусью.

— Кель рандеву! — воскликнул он и внезапно затараторил: — Доб’ое ут’о! П’ославленный Шму’феус, нес па? А это, я так понимай, Клинити, ма шери, шерше ля фамм, ай люли, се тре жоли, флер д’оранж, пье-де-пуль, и Немо, тьен, п’ошу, п’ошу садиться. Сан фасон! Манифик! Же не манж па сиз жур! Тет-а-тет, визави, бомонд, амикошон. Анкор юн тас де кафэ.

Он погладил щеку и улыбнулся еще шире.

— Есть ли у тебя, — спросил Шмурфеус, несколько опешив, — ценная указка? Ораковина сказала…

— Натюральман, — перебил Мусью, — как это у вас гово’иться, на самом деле я не есть француз, я есть отшень умный, я могу гово’ить по-английски, если вам так больтше пон’авит-ся, но п’едпочитаю парле франсэ. О-ля-ля! Ле фромаж, кель домаж. Ноблес оближ. Эст пан рэпу аконтраву. Ви знай, потшему я п’едпочитай парле франсэ?

— Почему? — спросила Клинити.

— Потому што на этот язик лутше всего ругайся, как смо’каться в тонкий шелк. Филь-де-перс! Я показать. — Он прочистил горло. — Камамбер! Бри де Мо! Рокфор! Бле де Кос! Рамболь! Жульен! Дор блю!

Он улыбнулся и склонил голову набок.

На Немо тирада произвела очень сильное впечатление.

— Можете повторить последнее? — Ему хотелось запомнить словцо, чтобы при случае ввернуть в разговор.

— И часто вам приходится ругаться? — спросила Клинити.

Однако Мусью не отвечал. Он в упор смотрел на Клинити.

Неловкая тишина растянулась с секунды до полминуты. Наконец мадам вздохнула.

— Прошу извинить моего мужа, — сказала она. — Он любит пустить пыль в глаза новым знакомым.

Мусью сидел абсолютно неподвижно, его улыбка становилась все более и более пугающей.

— О, дьябль! — пробормотала мадам, наклоняясь к нему ближе. — Астерикс и Обеликс, это невыносимо! Снова завис! — Она толкнула мужа в плечо, и тот откинулся на стуле, словно картонная фигура. Казалось, все его тело основательно накрахмалено. Капельки пота мелкими бриллиантиками блестели на лбу. Жуткие немигающие глаза и растянутые в улыбке губы с каждой минутой выглядели все более напряженно.

— Завис? — переспросил Немо.

— Так бывает, когда он слишком взволнован. Простите, он пускал вам пыль в глаза и перевозбудился. — Она неодобрительно прищелкнула языком и покачала головой. Немо заметил, что, когда красавица качает головой, ее пышный бюст слегка колышется в противофазе. Бюст был необыкновенно велик и затянут в тугой кремовый полиэтилен. Немо велел себе не смотреть. Он подумал о Клинити, которая стоит рядом и с осуждением смотрит, как он позорится. Он велел глазам посмотреть в другую сторону. Те подчинились, но неохотно.

— Он — устаревшая программа, — объяснила мадам. — Новая МакМатрица в основном совместима, но иногда старые программы не очень хорошо с ней согласуются. Ладно, я его перезапущу. — Она встала, зашла мужу за спину и вместе со стулом резко выдернула его неподвижное тело из-за стола. Потом одной рукой схватила его за левое ухо, другой — за правый мизинец, и одновременно дернула. Мусью ойкнул, резко выпрямился и строго огляделся.

— Кто ви? — спросил он. — На што уставились?

Немо повернулся к мадам.

— Говорите, он устаревшая программа?

— Четыре ноль, — ответила та.

— Я заснул ненадлежащим об’азом, — зычно объявил Мусью. — Возможно, у меня ви’ус, петэтр инфлюэнца. Хотите, чтобы я п’оверил свои внут’енние о’ганы на п’едмет возможной инфексии? Да, нет, отменить? П’оверяю. — Глаза его остекленели.

— Через минуту очнется, — сказала мадам.

— Что значит четыре ноль? — спросил Немо. — В чью пользу?

— Четыре — версия, — объяснила мадам. — Вторая цифра означает вероятность безглючной работы. Точка один значит, что вероятность работы без затыков равна одной десятой, а точка ноль… — Ее передернуло.

Мусью очень медленно повел глазами слева направо. Когда он обвел таким манером всю комнату, то сказал: «Пип!», как микроволновка, и выпрямился.

— Где я?

— Мы пришли, — снова сказал Шмурфеус, — за приспособлением.

— А! За п’испособлением, кото’ое указывай путь к Ле Констрюктёр?

— Да.

— Бьен! Тре бон! Авек плезир! Вот. — Он полез в карман и достал маленький туристический компас. — Он п’иведет вас п’ямиком к Ле Конструктёр.

Шмурфеус взял компас.

— И ты просто отдаешь его нам?

— Пуркуа бы и не па? Бьен сюр! Бе’ите на здо’овье! Мы ведь одной к’ови, ты и я? Существа одной по’оды? Один за всех, и все за одного!

Шмурфеус всем своим видом выразил несогласие, но вслух возражать не стал.

— Ви получай п’испособление, нес па? Либертэ, эгалитэ, фратернитэ! Ки вивра, вэра! Можно нам идтить с вами?

Шмурфеус взглянул на Клинити, потом на Немо.

— Наверное, — сказал он.

— Ми тоже хотели бы побеседовать с Ле Констрюктёр, но нас к нему не пускай. Может, ви будете больше — как это сказать? — везутший.

Он встал, и с ним его импозантно сложенная жена.

Немо пришлось снова сделать нагоняй своим глазам.

Шмурфеус, следуя указаниям компаса, вывел их из ресторана и повел по длинной череде лестниц. Следом шли Мусью с супругой и четверо мрачных телохранителей с одинаковыми прическами в стиле «мокрые крысиные хвостики», или «Ленни Кравиц в кляре», или «белым парням не стоит носить дреды». Глаза телохранителей горели тупой жестокостью, могучие мускулы поигрывали. Немо стало немного не по себе.

— Тут нет никакой тайны, — сказала мадам, — дверь в кабинет Конструктора сразу за этим поворотом.

Отряд поднялся по лестнице, прошел по коридору; но за поворотом оказался тупик. Клинити напряглась, как для драки.

— Где обещанная дверь? — спросила она.

— Все в порядке, — сказал Шмурфеус, сверясь с компасом у себя в руке. — Если верить этому устройству, Конструктор — по другую сторону стены.

— Но здесь нет никакой двери, — сказала Клинити.

— Дверь без петель, ручки и щели, — подтвердила мадам. — Мы перепробовали все, чтобы попасть на ту сторону. Динамит, ружья, крепких молодцов с разбега плечом…

— Однако, — подхватил Мусью, — без никакой успех. Может быть, ви знай способ полутше. Сек’етный козы’ный туз дан ле карман?

Шмурфеус сцепил руки за спиной.

— Возможно, — ответил он. — Позвольте полюбопытствовать: зачем вам к Конструктору?

— Мы имей желание обсудить с ним один воп’ос, — сказал Мусью, вынимая из пиджака тоненький серебряный револьвер. Словно по команде все четыре телохранителя вытащили из-за пазухи помповики с хромированными дулами. Мадам извлекла из прически короткий пистолет. Шмурфеус, Клинити и Немо не успели глазом моргнуть, как на них уставились шесть дул.

— Что это значит? — вскричала Клинити.

— Неужели ви думай, — сказал Мусью, — что ми, как это называется, п’осто отдадим вам п’испособление и отпустим вас к Ле Констрюктёр одних? Нон-нон-нон, фоли-бержер, кулер локаль, форс-мажор, анфан террибль. У нас с Ле Констрюктёр давний в’ажда. Его МакМат’ица не вполне совместим с наш п’ог’аммный код — он должен ее изменяй! Табльдот! Круассан!

— Чего вы от нас хотите? — спросил Шмурфеус.

— Очевидно, вы знаете, как пройти в эту дверь, — сказала мадам. — Иначе бы вы сюда не явились.

Она выразительно взглянула на Немо.

Тот почувствовал, что содержание багрового пигмента в его коже стремительно возросло.

— В чем дело? — спросил он. — Почему вы на меня смотрите?

— Не знаю, — с улыбкой отвечала мадам. — Может быть, ты — тот самый Немо, о котором мы столько наслышаны? Который умеет проходить сквозь стены?

— Скажем, — добавил Мусью, — ты, Немо, попадай в кабинет. Скажем, ты оставляй нам свои д’узья в качестве заложники — уи? Скажем, ты отк’ывай дверь с той сто’оны че’ез пять минут?

— Четыре, — поправила мадам.

— Манифик! Четы’е минут, или мы пиф-паф! Убивай твои д’узья. Са ва?

— Чудовища! — воскликнула Клинити.

— Мы попали в трудное положение, — сказал Шмурфеус Немо. — Думаю, ничего не остается, кроме как выполнять их требования. Как по-твоему, справишься?

Немо шагнул к стене.

— Говорите, вы пробовали динамит и все такое?

— Да.

— Не похоже.

— Мы заново ее пок’асили.

— А вы уверены, что с другой стороны действительно есть ручка? То есть я смогу ее открыть, когда окажусь внутри?

— Мы ничего не думаем, — сказала мадам. — Мы ни разу не были у Конструктора в кабинете. Но должно быть что-то, иначе бы как он сам выходил в случае надобности?

— А ля сортир, пар экзампль? — добавил Мусью.

— Отлично, — сказал Немо, выпрямляясь во весь рост. — Я войду туда и открою дверь. И тогда вы обещаете не причинять вреда моим друзьям?

— Обещаем, — сказал Мусью.

— Оба обещаете?

— Да, — сказала мадам.

— Отлично. Я мигом.

Немо набрал в грудь воздуха и опустошил мозг. Он сказал себе, что представляет собой полное ничто, ноль, что может проходить сквозь дыры в программе этого мира. Он невидим, неуязвим.

Немо последний раз оглянулся. Шмурфеус и Клинити напряженно стояли под направленными на них дулами. Приятно было думать, что враги его не видят. Немо на прощание показал им язык.

Он повернулся к двери и побежал. В следующий миг он лежал на полу, охая и держась за нос.

— Што ст’яслось? — в изумлении спросил Мусью.

— Ой, — сказал Немо, с досадой и удивлением глядя на стену. — Вот сволочь!

— Это все, что ты умей?

— Потерпите, — сказал Немо, вставая. — Потерпите. Я был не совсем готов. Сейчас попробую еще.

На этот раз он решил испытывать стену не лицом, а руками. Она по-прежнему была твердой.

— Хм, — сказал он. — Дайте подумать.

По голове уже бежал пот. Немо чувствовал, что все на него смотрят. А главное, смотрит Клинити.

— Отлично, — сказал он, — у меня есть план.

Однако плана у него не было. Плаксивый голос в голове твердил: «Я снова опозорился» и «Я снова выставил себя идиотом». Немо видел себя глазами Клинити. Немудрено, что она его не любит. Он — жалкий червяк.

И в этот самый миг его рука погрузилась в стену, как в стоячую лужицу молока. Немо так удивился, что едва не упал. Он качнулся вперед, а в следующую секунду увидел слепящий свет, холодный, как звезды, но яркий, как фейерверк, и…