Меч и лира. Англосаксонское общество в истории и эпосе

Англосаксонское общество глазами историка

«…Получив от короля приглашение, племя англов, или саксов, отправляется на трех кораблях в Британию и занимает для стоянки место в восточной части острова по приказу того же короля, как бы собираясь сражаться за родину, а на самом деле — для ее завоевания… Говорят, что их предводителями были два брата, Хенгест и Хорса; Хорса позднее был убит на войне с бриттами, и в восточной части Кента до сих пор есть памятник в его честь» — так рассказывает прославленный историк, ученый и писатель VIII в. Бэда Достопочтенный о начальной странице истории англосаксонской Англии (Бэда, р. 34–35). Ни он сам, ни другие хронисты, использовавшие ту же традицию, не сомневались в ее достоверности. Да и современные историки не склонны подвергать ее сомнению, тем более что и археологические, и другие материалы подтверждают появление германцев на Британских островах примерно в это время. И все же… Если вспомнить, что и Русская земля пошла, по свидетельству летописца, от призванных из-за моря трех братьев, Рюрика, Синеуса и Трувора, и Польское государство было создано призванным на правление Краком, а в англосаксонской эпической поэме «Беовульф», как и в скандинавской саге о датских конунгах («Сага о Скьёльдунгах»), повествуется о приплывшем из заморья основателе первой датской королевской династии Скильде Скевинге (скандинавское — Скьёльд), то это сообщение предстает в несколько ином свете. Легенда о призвании первых правителей открывает «историческое существованне» многих европейских народов. В ней смыкается эпическое и историческое прошлое, но она же знаменует и начало собственно исторического времени.

Современные историки выделяют два периода в развитии англосаксонской Англии (середина V — середина XI в.), рубежом между которыми был IX век. Ранний период рассматривается как время разложения родоплеменного строя и зарождения элементов феодальных отношений в экономике и социальной структуре общества. Начавшееся на исходе VIII в. вторжение скандинавов, приведшее к захвату ими значительной части Англии, с одной стороны, на некоторое время замедлило темпы феодализации, с другой — способствовало консолидации ряда варварских королевств в единое раннефеодальное английское государство. На протяжении X — первой половины XI в. (в 1066 г. Англия была завоевана войском Вильгельма, потомка скандинавских викингов, герцога Нормандии, вассала французского короля) происходит постепенное вызревание феодальных отношений: становление классов феодалов и зависимых крестьян, феодальной собственности на землю, системы государственного управления, военной организации, церкви и т. д. И хотя процесс феодализации не был завершен к моменту нормандского завоевания, Англия X — первой половины XI в. представляла раннефеодальное государство. Но вернемся к истокам англосаксонской Англии.

Северогерманские племена англов, саксов и ютов начали переселяться на Британские острова в середине V в. До этого времени, с I в. н. э., Британия, населенная пиктами и кельтскими племенами (бриттами и скоттами), была римской провинцией. Легионеры основали здесь укрепленные поселения, остатки которых сохранились в некоторых местах и до сих пор, так же как и названия на — честер и — кастер (от латинского castrum — «укрепленный лагерь») выросших затем городов.

Они построили разветвленную сеть дорог, связывающих укрепленные пункты; наконец, создали несколько мощных оборонительных линий, протянувшихся на несколько десятков километров, которые должны были охранять «римскую Британию» от местных племен пиктов и скоттов.

В начале V в. гибнущий под ударами готов Рим вынужден был отозвать остатки своих войск из Британии. В 409 г. в ответ на призыв бриттских вождей оказать им помощь против наступления пиктов император Гонорий посоветовал им защищаться самим, насколько это удастся (Бэда, р. 28). Судя по развернувшимся далее событиям, реконструируемым из разрозненных крупиц информации в более поздних источниках, бритты не слишком преуспели в этой борьбе. Уже во второй четверти V в. они оказались перед необходимостью искать наемные силы для отражения нападений пиктов и скоттов.

О событиях этого времени рассказывают источники различного времени и жанров. Среди них важнейшими являются три: гневное обличение падения христианских нравов, написанное кельтским монахом Гильдасом, — О гибели и покорении Британии» (около 548 г.), ученая хроника Бэды Достопочтенного «Церковная история англов» (VIII в.) и светская «Англосаксонская хроника», которая начала составляться лишь в конце IX п., но в которой, видимо, были использованы более ранние записи, в частности в пасхальных таблицах. Гильдас, не называя имен и дат, патетически восклицает: «Яростные саксы, навеки ужасающей памяти, были допущены на остров, как множество волков в стадо овец, чтобы защищать их от северных народов. Ничего сокрушительнее и пагубнее никогда не совершалось в этом королевстве. О, затмение и тупость разума и понимания! О, скудоумие и глупость этих душ!» (Гильдас, р. 30). Историческая информация у Гильдаса, разумеется, скудна. Но все же Гильдас — современник последнего этапа германского завоевания Англии, — хотя и крайне смутно, подтверждает более подробные, но более поздние источники.

В целом же вырисовывается достаточно ясная картина англосаксонского завоевания Британии. Не выдерживая натиска пиктов и ведя постоянные междоусобные войны, бритты, а если следовать Бэде и другим письменным источникам, вождь одного из бриттских племен (или союза племен) по имени Вортигерн, призвали на помощь германцев. В этом Вортигерн последовал установившейся еще в римское время традиции: археологические раскопки на юго-востоке Англии показали, что отдельные — немногочисленные — поселения и могильники германцев встречаются уже в конце IV в. вдоль дорог и у стен римских городов и укреплений (Йорка, Анкастера и др.). В виде платы за службу наемники получали земли, на которых могли поселиться. Пять последовательных записей в «Англосаксонской хронике» под 455–473 гг.1 говорят о начавшемся конфликте между Хенгестом и Вортигерном: видимо, германцы вышли из повиновения и начали действовать уже в собственных интересах, а не в интересах местной знати; об основании Хенгестом королевства в Кенте и о широких военных действиях Хенгеста и его сына Эска (Хорса погиб в сражении с Вортигерном в 455 г.) против бриттов, которые «бежали от англов, как от огня» (473 г.).

Следующая группа сообщений хроники относится к 477–491 гг., когда появляются новые отряды германцев, которых, как кажется, уже никто не приглашал. Они прибывают с семьями, захватывают земли на юго-востоке и востоке страны, основывают поселения и ведут непрекращающуюся борьбу с кельтским населением2. Именно к этому времени относится деятельность легендарного короля Артура, одного из кельтских вождей, оказавшего ожесточенное сопротивление германским находникам. Вплоть до середины VI в. продолжается массовое переселение. Это уже не эпизодические набеги, не дружинная служба и не оседание небольших отрядов, а массовая колонизация южной и средней Англии. Ныне известно более 1500 могильников с 50 000 захоронений англосаксов, относящихся ко времени до 600 г. — таков был масштаб этой колонизации3.

Особую остроту их борьбе с местным населением придавало то, что германцы стремились поселиться в местах с наиболее плодородными почвами, избегая гористых и болотистых территорий. Но именно здесь и жили кельты. Поэтому германцы изгоняют местных жителей с освоенных ими земель. Археологи находят немало заброшенных, разоренных, преданных огню кельтских поселений, свидетельствующих о разгоревшейся здесь борьбе. Тесня бриттов на запад и север (Уэльс, Корнуолл), германцы основывали свои селения, иногда использовали остатки римских укреплений (большая же их часть погибла, и жизнь в них не возобновлялась). Поселения германцев к середине VI в. заняли всю южную и среднюю Англию до Хамбера на севере4. Все же и в области их основного расселения какая-то часть кельтского населения уцелела: данные аэрофотосъемок говорят о сосуществовании в Сассексе и Йоркшире полей кельтского и германского типов, а в судебниках и повествовательных памятниках упоминаются бритты, правда, как несвободные, находящиеся в зависимости от германцев.

Кто же были эти «яростные саксы» и откуда они пришли? Бэда и вслед за ним другие авторы называют три «народа», участвовавших в завоевании Англии: англы, саксы и юты. Локализация этих германских племен на континенте основывается на сообщениях римских историков, в первую очередь Тацита, и на данных археологии: юты, как считается, обитали на Ютландском полуострове (вопрос об их локализации до сих пор остается спорным), англы — на юге Ютландии, саксы — между низовьями Эльбы и Везера.

Видимо, в заселении Англии приняли участие также фризы, населявшие южное побережье Северного моря, и, возможно, небольшое количество франков. Далее Бэда указывает, что англы заселили восточную Англию, саксы — южную, а юты заняли Кент. Однако археологические материалы не подтверждают строгого разграничения областей расселения каждого из племен. По остроумному замечанию английского историка П. Блэра, это сообщение скорее свидетельствует об упорядоченности мышления Бэды, нежели об упорядоченности расселения5. Все попытки археологов выделить специфические племенные черты в материальной культуре переселенцев оказались тщетными. Сходство обычаев, предметов быта, вооружения, типов жилищ; возникло, видимо, еще в период великого переселения народов (IV–V вв.), когда племенные различия между англами и саксами, а в значительной степени и между ютами начали стираться. В ходе же завоевания остатки этнических признаков быстро сгладились6. Поэтому даже немногие виды вещей, этническая принадлежность которых кажется установленной, как выяснилось в последние годы, имеют значительно более широкое распространение, нежели территории, указанные Бэдой. Так, «англские» броши были найдены в Кенте, а «кентские» украшения встречаются и в Восточной Англии. Установить же различия в такой важной категории массовых находок, как керамика, на которой основываются хронологические и этнические построения археологов, не представляется возможным.

Таким образом, есть основания говорить не только о культурной близости племен, заселивших Англию, но и об их относительно смешанном расселении, хотя — и здесь Бэда прав — на отдельных территориях преобладали переселенцы различной племенной принадлежности. Наибольшее своеобразие как в культуре, так и в социальной структуре общества обнаруживает лишь Кент.

Стирание племенных различий, которые уже во времена Бэды, видимо, ощущались мало, подготовило почву для сравнительно быстрого формирования единой культуры на всем пространстве, занятом германцами. Сам Бэда, при всем его стремлении к точности, употребляет этнонимы «англы» и «саксы» как взаимозаменяемые. В конце же IX в. король Альфред Великий,' представитель западносаксонской (уэссекской) династии, объединившей большую часть Англии под своей властью, называет свой язык «англским» (английским), а своих подданных — жителей и южной, и средней Англии — «англичанами».

Военно-колонизационный характер переселения англосаксов на Британские острова определил особенности экономического освоения новых земель, их политического устройства, социальной структуры общества. Под предводительством племенных вождей (в латиноязычных источниках их обычно называют rex — «король»), обладавших организованной военной силой — дружинами, в борьбе с местным населением и другими группами переселенцев формировались небольшие территориальные объединения, подчиненные власти «короля».

Политическая карта Англии времени завоевания практически неизвестна. Лишь около 600 г. вырисовывается еще довольно смутно картина политического членения освоенных германцами земель. Появляются сведения о существовании примерно 14 «королевств» (как их называют Бэда и другие авторы), 10 из которых размещались в южной Англии (см. карту 1). Среди них ведущее положение занимают саксонские по преимуществу Уэссекс и Эссекс, англские Мерсия и Восточная Англия, ютский Кент. На севере выделяется Нортумбрия. Ранние английские «королевства» — это уже не племенные, а территориально-политические образования. Однако их нестабильность, неупорядоченность власти и всей системы управления, которая лишь вырабатывается в этот период, не позволяют говорить о них как о сложившихся государствах. Это были так называемые варварские королевства, типичные для периода, переходного от племенной к государственной организации общества.

На протяжении VII–VIII вв. между королевствами идет непрерывная борьба за главенство. Они то расширяются, поглощая более слабых соседей, то уничтожаются более сильным противником, в свою очередь включавшим их в свою сферу влияния. К IX в. политическое положение несколько стабилизируется: окончательно исчезают такие объединения, как Линдсей, Дейре и др. Семь раннефеодальных государств делят южную и среднюю Англию. Их соперничество продолжается, но браки между членами королевских семей, политические союзы, взаимные обязательства все теснее связывают их в одно целое, тем более что ни в материальной, ни в духовной культуре отдельных областей принципиальных различий не имелось. Единые процессы феодализации протекают и в социально-экономической жизни англосаксонских королевств.

На пороге завоевания англы, саксы и юты переживали последнюю стадию родо-племенного строя. Имущественное расслоение общества сопровождалось выделением родовой знати, сосредоточением властз в руках племенных вождей, которые обладали ею не только в военное, но и в мирное время, хотя власть вождя еще в значительной степени ограничивалась советом знати (старейшин). Основная масса населения была представлена свободными общинниками, которые составляли также и войско племени. Рабы, захваченные в военных предприятиях пленники, не составляли значительной прослойки.

Завоевание Англии сильно ускорило общественное развитие переселенцев. В первую очередь оказались подорванными родо-племенные связи в среде свободных общинников. Древнейшие судебники в Кенте («Законы Этельберта», ок. 600 г., «Законы Уитреда», 695 или 696 г.), в Уэссексе («Законы Инэ», между 688 и 695 гг.) и в других королевствах дают достаточно свидетельств того, что к началу VII в. основной хозяйственной ячейкой постепенно становится малая семья. Устанавливается индивидуальная ответственность за любое правонарушение. «Законы Уитреда» (§ 12) отмечают, что муж, впавший в язычество (как раз в это время в стране вводится христианство), «должен быть лишен всего своего имущества», и только если к муж, и жена предались идолопоклонству, должно быть конфисковано все имущество семьи. Так же и в случае воровства: «Если кто-нибудь украдет, однако его жена и дети не будут знать об этом, пусть он уплатит штраф 60 шиллингов. Если же он украл с ведома всех своих домашних, они все должны перейти в рабство» («Законы Инэ», § 7; 7,1).

О происходившем переходе от большой семьи к малой говорят и археологические материалы. Поселения, как правило, состоят из одного-двух больших домов площадью 40–60 кв. м (в Чэлтоне, например, был обнаружен дом размером 24,4x5,1 м) с несколькими массивными столбами, поддерживавшими крышу, и иногда с одной внутренней перегородкой. Остальные — небольшие постройки без столбов и перегородок. Их размеры колеблются от 6 до 20 кв. м. Предполагают, что часть из них служила жилищами для малых семей, часть была хозяйственными постройками: мастерскими, кладовыми и т. д. Большие же дома были местом собраний, коллективных пиров, т. е. общественными зданиями. Все малые дома углублены в землю, в жилых постройках находят очаги. Двери обычно расположены в длинной стене, а в больших домах — по две двери друг против друга'. Иногда комплекс построек, жилых и хозяйственных, был обнесен оградой, от которой остались следы столбов. Это позволяет предполагать, что существовали отдельные усадьбы в составе деревни; о них упоминают и судебники, которые устанавливают штрафы за насильственное вторжение «во двор» («Законы Этельберта», § 17), а в конце VII в. «Законы Инэ» (§ 40) даже обязывают человека держать свой двор огороженным зимой и летом.

Это несомненные признаки постепенной утраты родом значения основной хозяйственной единицы. Однако вековые установления изживались медленно, и элементы родовой организации продолжали существовать длительное время. В первую очередь кровные родичи сохраняли право на получение штрафа — вергельда за убийство сородича; в некоторых случаях, например при бегстве убийцы, родичи должны были заплатить за него вергельд семье убитого («Законы Этельберта», § 23). В юридической компиляции «О вергельдах» (§ 5), составленной в конце X или начале XI в., но включившей материалы VII в., выделены основные категории родственников, участвовавших в выплате и получении. вергельдов. Ближайшую группу сородичей составляли три поколения по нисходящей и боковой линиям: дети лица, о котором идет речь, его братья и дяди по отцу; более дальними, но также имеющими право на вергельд были племянники и дяди по материнской линии, двоюродные братья. Все вместе они образовывали «род». Ближайшие родичи играли определенную роль при наследовании имущества: по кентским законам, бездетная вдова лишалась «имущества», которое переходило к родне мужа, осуществлявшей также и опеку над имуществом при наличии малолетних детей («Законы Уитреда», § 36; «Законы Хлотаря и Эдрика», § 6, последняя четверть VII в.).

Одним из важнейших реликтов родового строя, нашедших наибольшее отражение в героическом эпосе, была кровная месть. Судебники законодательным путем стремятся заменить ее системой штрафов и тем самым изжить из повседневной практики. Однако даже законы VII–IX вв. вынуждены признать право кровной мести, например в тех случаях, когда убийца или его сородичи не могут выплатить вергельд («Законы Инэ», § 74,1).

Королевская власть в известной степени поддерживала сохранение юридической ответственности рода за некоторые правонарушения, повышая роль родовой организации в поддержании общего мира и социального порядка. Поэтому реликты родового строя дожили вплоть до нормандского завоевания в середине XI в., хотя в самой существенной сфере — землепользовании— они были вытеснены значительно раньше.

Установление форм земельной собственности также было в значительной мере определено ходом завоевания страны. Хотя отдельные группы переселенцев представляли кровнородственные коллективы, восстановить семейные общины, как они существовали на континенте, не представлялось возможным. Теперь формирование общин происходило в процессе длительного чересполосного расселения разных племен и родов. Это была уже сельская община, состоявшая к началу VII в. преимущественно из малых семей. Она сохраняла право собственности на сообща занятую часть земли, которая стала называться фольклендом (народной землей) и включала как пахотные земли, так и угодья, пастбища, леса, реки, находившиеся в общем пользовании. Но уже в VII в. судебники допускают существование личных участков на общинной земле («Законы Инэ», § 42), хотя они тем не менее оставались собственностью общины. Их нельзя было завещать, тем более не допускалась продажа и передача постороннему лицу земель, входящих в фолькленд. Поэтому важнейшая предпосылка формирования феодальной собственности на землю — свободно отчуждаемые земельные наделы — в сфере фолькленда возникала медленно8.

Однако к X в. положение меняется. Преобразуются как сама община, так и формы землевладения общинников. Судя по памятникам IX–XI вв., возникает индивидуальная собственность общинника на земельный надел. Пахотные земли начинают передаваться по наследству, они могут быть и проданы. В договоре между англичанами и скандинавами 991 г. подтверждается право частной собственности на землю: «И покупка земли, и пожалование господином (земли), которую он имеет право дарить… (все) это пусть будет прочно, так чтобы никто не мог это нарушить» (§ III,3). В коллективной собственности общины, которая постепенно становится соседской, находятся лишь леса, луга и другие угодья.

Более интенсивно становление частной собственности на землю происходило в сфере королевского землевладения. После переселения племенной вождь — король становится верховным распорядителем земли, на которой расселяется пришедшее с ним население. В борьбе с другими группами переселенцев, имеющими собственного вождя, он подчиняет себе определенную территорию — «королевство», наделяет землей членов своего рода, представителей других знатных родов, дружинников. Часть земли образует королевское владение, домен, который уже в начале VII в. в королевских грамотах называется «моя земля». Власть короля распространяется и на общинные земли. На них он чинит суд, собирает подати, поэтому общинные земли в королевских грамотах VII в. обозначаются как «земли моего суда» или «земли моего управления». Установление верховной собственности короля на землю быстро привело к развитию элементов феодального землевладения. Уже в первые десятилетия VII в. распространяется практика пожалования королем земли в управление— кормление. Такая земля стала называться «бок-ленд» (от boc — «грамота»). На деле это означало передачу королем другому лицу власти над свободными общинниками, живущими на этой земле. Человек, пожалованный боклендом, — глафорд получал право на сбор податей, на осуществление суда и взимание судебных штрафов, т. е. осуществление здесь королевских прерогатив. Часть поборов и штрафов он мог оставлять себе как плату за «труд».

Условия предоставления бокленда и объем прав его владельца были весьма разнообразны. В некоторых случаях бокленд давался навечно, и глафорд мог продать или передать по наследству всю землю или ее часть (грамоты № 77, 194). В других случаях бокленд жаловался пожизненно и лишь при условии несения за него военной службы; после смерти глафорда земля вновь возвращалась королю. Иногда бокленд освобождался от ряда или от всех повинностей, т. е. его владелец получал иммунитетные права (например, грамота № 51).

Как правило, такие пожалования получали представители светской знати, а также — по мере распространения христианства — церкви и монастыри. В первых же грамотах, датированных началом VII в., утверждаются земельные пожалования монастырям: принявший на рубеже VI и VII вв. христианство король Кента Этельберт дарит земли монастырю св. Андрея (грамота № 3), вновь основанному монастырю св. Петра (грамота № 4) и др. Верховное право короля на распоряжение землей закреплено судебниками и становится правовой нормой. В то же время вплоть до IX в. бокленд, как правило, не мог отчуждаться из рода человека, которому он был пожалован. При отсутствии у него наследников земля возвращалась королю и либо присоединялась к королевскому домену, либо передавалась иному лицу.

Уже с середины VIII в. бокленд связывается с обязанностью нести военную службу. В грамотах все чаще оговаривается «тройная повинность», которую обязан выполнять получатель бокленда, будь то представитель светской или церковной знати: он должен являться с соответствующим вооруженным отрядом в ополчение, участвовать в восстановлении крепостей и в строительстве мостов. Вот, например, король Инэ жалует землю Винчестерскому епископству (707 г.): «Я, Инэ… возвращаю Винчестерской церкви… некоторую часть селения в 40 дворов в месте, называемом Алрес-форд… Пусть пребывает вышеназванное селение свободным от бремени всех земных служб, исключая трех: участия в ополчении и в восстановлении мостов и крепостей» (грамота № 102). Король оставляет за собой право отобрать бокленд, если его получатель уклоняется от выполнения этих обязанностей.

В конце IX–X в. владельцы бокленда получают все больше прав на свободное распоряжение землей. Если земля была дана «навечно» и с правом распоряжаться ею «по своему усмотрению», однако с обязательным несением воинской службы (а таковы формулы большинства пожалований монастырям и многим светским лицам этого времени), то ее собственник получал возможность продавать или передавать ее любому лицу. В 875 г. некий Эардульф передал Вигхельму землю, «свободную во всех отношениях», с «правом завещать ее, кому пожелает», за плату в «120 манкузов чистейшего золота» (грамота № 192).

В связи с изменением характера земельной собственности и по мере имущественного расслоения существенно изменяется и усложняется социальная структура англосаксонского общества по сравнению со временем завоевания. В середине V в. оно по преимуществу состояло из массы свободных общинников, над которыми возвышалась еще окончательно не оторвавшаяся от их среды родовая знать. Внизу социальной лестницы стояла небольшая по численности прослойка рабов.

К началу VII в. картина усложняется. Ее довольно подробно освещают судебники, которые определяют размеры штрафов за различные правонарушения в зависимости от социального положения потерпевшего. Древнеанглийские судебники отражают развитую стратификацию общества с тщательной градацией социальных статусов внутри трех основных категорий населения: несвободных, свободных общинников, знати. В выделении и юридическом статусе отдельных категорий населения наблюдаются некоторые различия в Кенте и Уэссексе, Мерсии и Восточной Англии. Разнятся размеры штрафов, иногда их соотношение; отличается и терминология судебников: например, обозначение одной из категорий несвободных — эснов — встречается только в Кенте. Поэтому многие конкретные вопросы и терминологии и интерпретации некоторых статей судебников дискуссионны.

Слой несвободных насчитывает несколько категорий: рабы, зависимые, полузависимые и т. д. Основным источником рабов в период завоевания Британии был захват пленных: местных жителей — кельтов, а временами и побежденных в междоусобных войнах жителей других королевств.

Но в X–XI вв. по мере становления феодальной собственности на землю и усиления эксплуатации свободных общинников, которые были обязаны платить подати и исполнять определенные виды работ на собственника земли, часть из них разорялась, утрачивала свои земельные наделы. Обезземеленные крестьяне, лишаясь прав свободного человека, попадали в зависимость. Превращался в раба к тот свободный общинник, который не мог уплатить подать или судебный штраф, если в течение года его родственники не вносили соответствующую, компенсацию. В голодные годы, особенно тяжелые для простых земледельцев, распространялась продажа в рабство детей или обедневших родственников. Поэтому число зависимых в Англии постепенно росло, и главным резервом для их пополнения были свободные рядовые общинники9. Однако процесс этот происходил медленно, и даже еще в 1086 г., когда по распоряжению новых, нормандских правителей составлялась перепись населения — «Книга Страшного суда», до 15 % крестьян в Англии сохраняли землю и личную свободу. Это означало, что и ко времени нормандского завоевания феодализация английского общества еще не была завершена. Тем не менее многие элементы феодального уклада отчетливо проявляются уже в X в.

По мере формирования феодальной земельной собственности рабство, существовавшее ранее в патриархальных формах, утрачивает свое значение. Хотя термин «раб» продолжает употребляться и в X, и в XI вв., содержание его меняется. Судебники X — первой половины XI в., а также другие документы показывают, что большинство зависимых людей, обозначаемых этим словом, не могут считаться собственно рабами. Уже в VII в. появляются первые сведения о «рабах», имеющих надел земли, который они обрабатывают, выплачивая оброк и неся другие повинности (в первую очередь барщину). С IX в. этот термин обозначает в основном лично зависимых земельных держателей, и сохранение его — скорее дань консерватизму терминологии, нежели отражение реального положения вещей. Учащаются сведения о рабах, отпущенных на свободу. Судебники оговаривают процедуру предоставления свободы, многие завещания содержат пункты об освобождении рабов, которые, становясь вольноотпущенниками, сохраняли зависимость от своего прежнего господина.

Положение зависимых крестьян было тяжелым. В своих «Беседах» писатель и церковный деятель конца X — первой половины XI в. Эльфрик устами пахаря, который называет себя «несвободным», рассказывает: «На заре я выхожу, впрягая волов в плут, и принуждаю их к пахоте. Не бывает столь плохой погоды, чтобы я осмелился прятаться в доме, ибо боюсь своего господина. Но когда волы запряжены и лемех и резец надеты на плуг, я должен каждый день вспахивать целый акр и более… Я должен наполнять ясли волов сеном и поить их и вычищать навоз…»10 Хотя признавалось право зависимого человека работать на себя, а также получать от господина надел земли, с которого он должен был платить оброк, барщинный труд был велик, и составители судебников стремились несколько ограничить эксплуатацию несвободных, пусть и в рамках соблюдения церковной дисциплины, требовавшей неукоснительного соблюдения воскресного отдыха: «Если эсн исполняет рабскую работу по приказу господина с захода солнца в субботу до заката [накануне] понедельника, его господин должен уплатить 80 шиллингов» («Законы Уитреда», § 9). «Законы Инэ» прибегают к еще более жестким мерам: «Если раб будет работать в воскресенье по приказу своего господина, то да будет он свободным, а господин пусть уплатит штраф в 30 шиллингов» (§ 3).

Но в целом несвободный нередко приравнивался к имуществу или скоту. Не случайно в описях лично зависимые люди часто перечисляются вместе с инвентарем и скотом: «…13 мужчин, способных к труду, и 5 женщин, и 8 юношей, и 16 волов…»11

Все судебники, начиная с древнейших, борются с бегством несвободных, видимо самой распространенной формой социального протеста. В «Законах Инэ» предусматривается случай, когда преступление совершил человек, бежавший от своего господина. Он подлежит повешению (§ 24). По «Законам Этельстана» (924–939 гг.) беглый, будучи пойман, должен быть забит камнями/ Укрывательство и помощь скрывающемуся несвободному, даже незольная, карается большими штрафами; особенно высоко наказание за предоставление беглому оружия или коня («Законы Инэ», § 29).

Разложение общинной организации и развитие частной собственности на землю вели к росту социального расслоения и в среде свободных. В VI–VIII вв. стратификация общества углубляется, возникает все больший разрыв между знатью и свободными общинниками— кэрлами. По «Законам Этельберта» вергельд за убийство кэрла был равен половине вергельда эрла, представителя одной из категорий знати (§ 13–16). К концу VII в. это соотношение меняется, и вергельд кэрла становится равен 7з вергельда эрла («Законы Хлотаря и Эдрика», § 1, 3). В то же время в Уэссексе в соответствии с «Законами Инэ» вергельд рядового общинника соответствует lU вергельда эрла (§ 5).

В VII–VIII вв. свободные общинники-кэрлы имели пахотные наделы земли в личном пользовании и обладали всеми правами свободного человека. Они посещали народные собрания, выполняли военные обязательства, получали компенсацию за вторжение в дом или усадьбу, могли иметь рабов и других зависимых, были вольны покидать свой участок земли и переходить на другое место. Подавляющее большинство установлений судебников VII–VIII вв. посвящено охране прав кэрлов: их жизни, чести, имущества, рабов, безопасности усадьбы. В то же время кэрлы несли и многочисленные обязанности. В первую очередь это уплата податей королю, если кэрл имел усадьбу на территории королевского домена, или собственнику земли, а также церковной десятины. Кэрлы несли воинскую повинность, служа в ополчении и составляя основную массу пешего войска. Кроме того, они участвовали в задержании преступников, выступали в суде в качестве истцов и свидетелей, наконец, вели торговлю, как местную, так и международную. Таким образом, в VII–IX вв. кэрлы составляли основу общества.

Размер земельного надела варьировался в очень широких пределах. Средний надел составлял одну-две гайды пахотной земли (гайдой назывался участок пахотной земли, который можно было обработать одной упряжкой из четырех пар волов). В источниках упоминаются и более зажиточные кэрлы: например, в грамоте Этельреда (984 г.) назван «крестьянин», владевший восемью гайдами. С конца VIII в. допускается изменение социального статуса кэрла, владеющего пятью гайдами земли: он получает больший вергельд—1200 шиллингов вместо 600, т. е. приравнивается к тзну, что было связано и с изменениями в организации войска. Кэрл, владеющий таким наделом в третьем поколении, приобретал наследственный статус тэна (первоначально этот термин обозначал дружинников, слуг, позднее он был распространен на всех представителей привилегированной части общества). Тэном становился и купец, «трижды плававший за море» («Законы северных людей»^ 9, 11; «О светских различиях и законе», § 2).

Но такие случаи были нечасты. Значительно более распространенным был процесс обеднения кэрлов и постепенной утраты ими независимости. С VII в. в Англии возникает практика патроната: материальная необеспеченность, невозможность выплатить долг или штраф вели к тому, что свободный общинник попадал в личную зависимость, временную или постоянную, от человека, который оказывал ему покровительство. Возможно, часть патронируемых получала от господина земельный надел и попадала в поземельную зависимость. В таком случае бывший свободный общинник мог быть лишен свободы передвижения, права на его имущество и вергельд переходили к патрону. По «Законам Уитреда» (§ 8, ср. «Законы Инэ», § 39, 62, 70) он должен был выполнять определенную работу в пользу патрона. Формы зависимости были чрезвычайно разнообразны и включали денежные налоги, продуктовые оброки, различные формы барщины. Видимо, к началу X в. относится запись о повинностях кэрлов в одном из поместий: «…с каждой гайды они должны платить 40 пенсов ко дню осеннего равноденствия и давать 6 церковных мер пива, 3 сестария пшеницы для белого хлеба и вспахивать 3 акра в свое собственное время, и засевать их собственными семенами, и в свое собственное время доставить [снятый урожай] в амбар, и давать три фунта ячменя в качестве гафоля (продуктовой ренты. — Е. М.), и пол-акра сжать в качестве гафоля в собственное врехмя, и сложить урожай в скирды, и нарубить 4 подводы дров… И каждую неделю они должны исполнять такую работу, какую им будет приказано делать, исключая 3 недели: одну — в середине зимы, другую — на пасху и третью — в канун праздника вознесения»12. Как видно из этой описи, кэрл был лично свободным, так как на нем лежала денежная подать. В то же время наряду с продуктовой и денежной рентой он должен был выполнять некоторые формы барщины, что ранее являлось повинностью только несвободных.

Усиление эксплуатации и ущемление личной свободы кэрлов сопровождалось тенденцией к их прикреплению к земле. В ряде судебников IX — первой половины XI в. предусмотрены меры, затрудняющие переселение из одного графства (шайра) в другое или смену господина. Уже в «Законах Альфреда» (конец IX в.) право на изменение места жительства свободного общинника ограничено: «Если кто-нибудь из одного селения захочет искать себе господина в другом селении, то пусть он совершит это с ведома того элдормена, которому он до сих пор был подчинен в его шайре» (§ 37). Особое опасение властей вызывают люди, не имеющие господина и потому неподсудные местным судебным органам. Они рассматриваются властями как возможные нарушители порядка. В первой половине X в. не имеющие господ люди, очевидно, составляют меньшинство, и «Законы Этельстана» прямо обязывают каждого человека иметь «покровителя»: его сородичи должны «сделать такого человека оседлым в интересах народного права и должны найти ему в народном собрании господина» (§ 11,2). Если же господин не будет найден, то «впредь его следует остерегаться, и тот, кто его преследует, может убить его как вора» (там же).

Трактат первой половины XI в. «Об управлении поместьем» подробно рассказывает о структуре поместья, об обязанностях различных категорий земледельцев, об организации труда и формах феодальной ренты. В нем называется несколько групп крестьян, державших от владельца поместья землю, а иногда и скот и инвентарь. Хотя одна из них — гениты — сближается со свободными и, видимо, является бывшими кэрлами (поскольку они выплачивают денежный налог, принимают на постой служилых людей)13, все они обязаны нести определенные повинности в пользу феодала: военные и сторожевые, барщину в форме обработки господской пахотной земли, выпаса скота, починки изгородей; продуктовый сброк. Очевидно, что в феодальном поместье конца англосаксонского периода различия в повинностях между свободными и несвободными крестьянами стираются. Постепенно утрачивала полноправие и подвергалась все большей эксплуатации и та значительная по численности часть крестьян, которая имела свое хозяйство. Уплачивая налоги государству и церкви, выполняя ряд государственных повинностей, они постепенно втягивались в формирующийся класс феодально зависимого крестьянства: Степень свободы общинников сокращалась, и устанавливалась в той или иной форме их экономическая и личная зависимость от собственников земли.

Социальную верхушку общества наряду с королем и членами королевского рода составляют другие представители родовой знати — эрлы, а также служилая аристократия— гезиты и тэны. В VII–IX вв. дифференциация в среде знати была менее выражена, чем различия между знатью и простыми свободными. Королевская служба уже в VIII в. давала ряд привилегий, повышая статус свободного человека. Так, ущерб, причиненный человеку, выполняющему поручение короля, карался двойным вергельдом; значительно увеличивался штраф в пользу любого лица, свободного или несвободного, находящегося на королевской службе. Нередки и пожалования королем более высокого статуса своим приближенным. Например, в грамотах Альфреда 871–877 гг. часто упоминается некий Этельнот, который свидетельствует пожалования короля. Позднее, в «Англосаксонской хронике», он именуется элдорменом, возглавлявшим войско одного из шайров в походе против датчан15.

Представители высшей знати, как светской, так и церковной, становятся постепенно крупными собственниками земли. Королевские пожалования, покупка земли, насильственное подчинение свободных общинников ведут к формированию обширных земельных владений, разбросанных на большой территории. Например, тэн Вульфрик Спотт, основатель монастыря в Бёртонена-Тренте (1004 г.), владел более чем 72 поместьями, основная часть которых находилась в Стафордшире и Дербишире. Остальные располагались в семи других графствах. Вульфрик принадлежал к одному из наиболее могущественных родов, и многие его родственники были элдорменами "5. Еще обширнее были владения эрлов Годвине и Леофрика, самых могущественных приближенных короля Эдуарда Исповедника (середина XI в.). Однако таких крупных землевладельцев было немного. Преобладали владения из 15–20 поместий.

Представители знати обычно жили в своих поместьях или по крайней мере имели там резиденции. И письменные, и археологические источники дают представление о жизни в усадьбе знатного человека. В раннее время в усадьбе стоял одноэтажный, как правило, деревянный дом, состоящий из одного большого зала. Здесь проводили время днем, устраивали пиры. Ночью здесь спали дружинники. Рядом с залом строились отдельные небольшие жилые помещения — спальни владельца усадьбы, членов его семьи. В усадьбу входили также хозяйственные постройки, включая ремесленные мастерские, конюшни, полуземлянки, где жила челядь. Весь комплекс обносился земляным валом с деревянным тыном поверху17 (см. фронтиспис). В строительстве бургов, как назывались подобные усадьбы, в более позднее время все шире стал использоваться камень для возведения как жилых построек, так и стен. Подобные бурги строили на своих землях и короли.

Наряду с бургами — укрепленными усадьбами знати и короля, а нередко и вокруг них образуются поселения городского типа, где в первую очередь оседали ремесленники и где велась торговля18. Города римского времени пришли после англосаксонского завоевания в упадок и, за исключением нескольких, наиболее крупных и удобно^ расположенных на торговых путях, типа Лондона и Йорка, были заброшены. Но уже в VII–IX вв. начинается возрождение старых и появление новых городских центров. Лондон и Йорк, Вестминстер и Дорчестер, Кентербери и Сэндвич и многие другие становятся центрами ремесла, международной, а в X — первой половине XI в. и внутренней торговли. В них сосредоточиваются органы управления, они являются центрами епархий и резиденциями светских и церковных феодалов, в них формируется городская культура, отличная от сельской. Наконец, в первой половине XI в. возникает особое городское право, окончательно отделившее город от деревни и усилившее значение города как одной из опор королевской власти.

Военный характер завоевания обусловил резкое усиление власти племенного вождя. Уже на континенте, судя по сообщениям римских историков, его власть стала приобретать наследственный характер. Но и после переселения, и даже в X в. старший сын совсем не обязательно наследовал отцу (см. таблицу). Преемником на троне мог стать любой из сыновей короля, а также его брат или племянник (даже при наличии сыновей). В «Истории» Бэды не раз упоминается, что еще при жизни король назначал своего преемника. Очевидно, королевская власть рассматривалась еще как прерогатива не одного лица, а рода в целом, и любой его член мог претендовать на трон. Именно это родовое обладание правом на королевскую власть послужило причиной многих распрей внутри ранних английских государственных образований. Лишь в X в. постепенно закрепляется право старшего из сыновей короля на трон.

Одновременно упрочивается и положение самого короля. В соответствии с германскими нормами (сохранившимися, например, в Скандинавии и в более позднее время) король, действия которого наносили вред обществу, мог быть изгнан или убит. Еще в VIII в. к этой мере не раз прибегала знать отдельных королевств. В 774 г. был смещен король Нортумбрии Эльхред, в 757 г. король Уэссекса Сигеберхт был лишен королевской власти советом знати «по причине неправедных дел». Но уже в конце X в. известный церковный деятель и писатель Эльфрик утверждает, что король не может быть низвергнут: «…после того, как он коронован, он имеет власть над людьми, и они не могут сбросить его ярмо со своих вый» 19.

В VII в. личность короля ограждается от посягательств, так же как и личность любого свободного, вергельдом, хотя и значительно большего размера. По «Законам северных людей» вергельд за убийство короля, равный вергельду эрла, выплачивается его роду и такая же сумма — «народу» для оплаты «королевского достоинства» (§ 1). О том, что практика и ранее была именно такова, говорит «Англосаксонская хроника», где, например, упомянуто, что в 694 г. жители Кента выплатили королю Уэссекса Инэ 30 000 пенсов за сожжение его родственника, члена королевской семьи20. Дополнительная оплата «королевского достоинства» свидетельствует об особом статусе короля, его возвышении не только над народом в целом, но и над знатью.

На протяжении VII–IX вв. королевская власть укрепляется, король начинает занимать в социальной иерархии место, несопоставимое с положением любого другого представителя светской знати. Королю (как и архиепископу) не требуются свидетели или принесение присяги в суде — эта норма впервые вводится в «Законах Уитреда» (§ 16). Нарушение мира в жилище короля, на территории его бурга и просто в его присутствии карается все большим вергельдом. Наконец, в «Законах Альфреда» появляется статья, свидетельствующая об окончательном отрыве социального статуса короля от прочих свободных: «Если кто-нибудь злоумышляет против жизни короля лично сам или посредством предоставления убежища изгнаннику или одному из его людей, то он возместит своей жизнью и всем, чем владеет» (§ 4). Речь теперь идет не о денежной компенсации, как прежде, а о смертной казни преступника. Убийство короля, таким образом, выходит за рамки обычных преступлений. Личность короля становится неприкосновенной. С середины VIII в. королевская власть освящается также и авторитетом церкви: в правление короля Оффы в Мерсии была введена церемония помазания на царство и вручения королю атрибутов власти. В грамотах Оффы впервые появляется формула «король божьей милостью». Альфред в конце IX в. обосновывает правомерность земельного пожалования «данной богом властью» и королевским авторитетом.

Изменение отношения к королю являлось следствием резкого возрастания его роли во всех сферах общественной жизни: внешне- и внутриполитической, военной и в первую очередь в сфере гражданского управления21. Уже в VII в. король является высшей судебной инстанцией, по некоторым видам преступлений король может карать смертной казнью (например, вора, пойманного с поличным). За королем как представителем верховной власти закрепляется право распоряжаться жизнью и свободой населения, причем не только рядовых общинников, но и знати.

В IX–X вв. знать, обладая обширными земельными владениями и административными и судебными правами на местах, начала проявлять независимость от королевской власти, а временами и вступать с ней в открытую борьбу. Судебники отражают стремление королей осуществлять контроль над знатью, пресечь своеволие и непокорство «могущественных родов». Попытки воспрепятствовать правосудию стали караться штрафами в пользу короля. Этельстан впервые оговаривает право короля преследовать непокорную знать, изгонять из страны и казнить феодалов, не желающих подчиниться власти и оказывающих ей сопротивление («Законы Этельстана», § 8, 2–3): «И если случится, что какой-либо род станет столь могущественным и таким большим… что они будут отказывать нам в соблюдении наших прав и выступать на защиту вора, тогда мы все вместе приедем… и призовем столько людей, сколько нам покажется необходимым для данного случая, чтобы эти провинившиеся люди почувствовали сильный страх перед нашим сборищем, и мы все съедемся и отомстим за ущерб и убьем вора и тех, кто сражается вместе с ним…»

Для подавления сопротивления внутри страны и отражения нападений извне короли уже в VII–VIII вв. обладали немалой военной силой. С одной стороны, это были дружины (5), состоящие из профессиональных воинов, находившихся на службе короля и получавших в качестве вознаграждения плату, а также земельные наделы. Младшие дружинники, гезиты, по преимуществу жили в королевских бургах и выполняли наряду с военными и другие функции, выступая нередко в качестве королевских чиновников. Более знатные приближенные короля, тэны, как правило, владели землей и часть времени проводили в своих усадьбах, находясь при дворе короля определенные установленные сроки. Они также участвовали в управлении государством, были членами королевского совета, выступали в качестве должностных лиц. Значение служилой знати по мере феодализации англосаксонского общества растет, и выполнение военной повинности становится первейшей обязанностью знати. С другой стороны, основную массу войска составляло ополчение, набиравшееся по территориальному принципу: по одному снаряженному воину из числа свободных общинников-кэрлов от земельного владения в пять гайд. Каждый административный округ, таким образом, поставлял в войско короля определенное количество людей, возглавляемых элдорменом этого округа и местными тэнами-землевладельцами. Строгое соблюдение воинской повинности и наличие профессиональной части войска привело к созданию в IX–X вв. мощной и боеспособной армии, которая успешно справлялась со сложными задачами, вставшими перед Англией в это время22.

Одновременно происходит и становление органов государственного управления, в VII в. находившихся еще в зачаточном состоянии. Однако именно тогда формируются некоторые основные принципы будущей системы управления, которая более отчетливо проявляется в IX–XI BB.2J Создается сеть административных округов — шайров (впоследствии — графства), управление которыми осуществляют королевские чиновники — элдормены, представители наиболее знатных родов. В их обязанности первоначально входит сбор налогов и судебных пошлин в пользу короля, руководство окружным ополчением во время военных действий, отправление судопроизводства. В правление Альфреда на территории к югу от Темзы элдормены назначались в каждый из шайров, но в конце X — первой половине XI в. власть элдорменов (под влиянием скандинавской социальной терминологии их теперь обычно называют эрлами — от скандинавского jarl — «знатный человек») распространяется на несколько округов, а непосредственное управление ими переходит к шерифам, выполняющим только административные и судебные функции. Выделяются и чиновники — герефы, управляющие королевскими имениями, занимающиеся сбором податей в пользу короля, представляющие интересы короны, а позднее обязанные заботиться о поддержании порядка («Законы Этельстана», § 11; «Законы Эдгара», § 3, 1; 959–975 гг.)24.

Основным органом местного управления на протяжении всего англосаксонского периода остается совет шайра, возглавляемый вначале элдорменами, а позднее шерифами. Через эти советы король осуществляет все усиливающийся контроль за состоянием дел. Судебники X в. определяют, что совет шайра должен собираться не реже двух раз в год, рассматривая тяжбы и судебные дела, выходящие за пределы компетенции низшей судебной инстанции — собрания сотни, а также решая вопросы налогообложения, военной службы и пр. Более мелкие судебные дела рассматривались на собраниях сотен, небольших административно-территориальных единиц, составлявших шайр. В них участвовали представители сельских общин, входящих в сотню, священники, крупные землевладельцы, а позднее и специальные чиновники. Посещение собраний сотни являлось обязанностью и привилегией всех свободных общинников-кэрлов. Под руководством выборного «сотенного», а позднее королевского чиновника-герефы вершился суд над преступниками, рассматривались тяжбы, решались вопросы местного управления. На собраниях сотен лежали также и полицейские функции: обязанность найти и обезвредить преступника, обеспечить уплату вергельда.

Высшим органом государственного управления являлся уитенагемот, совет знати при короле. В его состав входили члены королевской семьи, епископы, элдормены, королевские тэны. Вплоть до конца англосаксонского периода функции уитенагемота не были расчленены: на его собраниях решались все административные, судебные, законодательные и внешнеполитические вопросы. Члены уитенагемота утверждали (или в случае необходимости избирали) короля, участвовали в составлении законов, свидетельствовали особо крупные земельные пожалования, принимали решения о войне и мире25.

Можно предполагать, что и собрания сотен, и королевский совет восходят к народным собраниям и советам старейшин, существовавшим в родовом обществе. На это указывает и происхождение названия «уитенагемот»: от слова witan — «мудрый, знающий». Но в IX–XI вв. и тот и другой, при всей нерасчлененности функций, являются органами управления раннефеодального государства и носят отчетливо классовый характер.

По мере вызревания феодальных отношений все ярче проявляется тенденция к объединению отдельных королевств и формированию единого древнеанглийского государства. Уэссекс, Кент, Восточная Англия — наиболее крупные из южноанглийских королевств — в VII–IX вв. поочередно главенствуют над остальными. Правители господствующего королевства получают титул Bretwalda — «правитель Британии», который не был номинальным, но давал реальные преимущества перед другими королями: право на дань от остальных королевств, на утверждение крупных земельных пожалований. По временам при дворе «правителя Британии» собирались другие короли, во время войны они должны были оказывать ему военную помощь. В 829 (827) г. автор «Англосаксонской хроники» насчитывает за весь период жизни германцев на Британских островах всего восемь правителей, которые удостоились этого титула (точнее, были достаточно могущественны, чтобы завоевать его)26.

В VII в. на первое место выдвигается Нортумбрия и удерживает приоритет на протяжении трех поколений. В конце VII в. господствующее положение захватывает Мерсия; короли Этельбальд и Оффа распространяют свою власть на всю территорию южнее Хамбера, и лишь в начале IX в. к верховной власти приходят короли Уэссекса, господство которых на протяжении более двух столетий объясняется как высоким социально-экономическим развитием южной Англии, так и политической ситуацией, сложившейся в стране в IX в.

Это столетие во многих отношениях было переломным и знаменовало начало нового этапа в развитии англосаксонского общества. Изменения в характере землевладения, в положении свободных общинников, резкое усиление королевской власти и укрепление аппарата управления означали становление феодальных отношений и создание государства. Немало способствовала этому и внешняя опасность, которая в IX в. потребовала от Англии напряжения всех сил. Эта опасность исходила от бывших соседей англов и ютов на континенте — датчан, а позднее — от норвежцев и шведов27.

В VIII в. скандинавские племена вступают в последнюю стадию разложения родо-племенного строя, что сопровождается усилением внешней экспансии. Аналогичную ситуацию переживали племена англосаксов в V в., когда миграционные процессы привели их на Британские острова. 793 год открыл новую эпоху как в жизни европейских стран, расположенных на западе и юге континента, так и в самой Скандинавии — эпоху викингов. В этом году датчане напали и полностью разграбили монастырь св. Кутберта на о-ве Линдисфарн (6, 7), в следующем году пострадал монастырь в Ярроу, а в 795 г. скандинавских викингов увидели жители сразу южной и западной Англии и Ирландии. Скандинавы и ранее плавали в Западную Европу, торговали с местным населением, иногда совершали нападения на прибрежные селения. Но события последнего десятилетия VIII — середины IX в. превосходили все предшествующее в первую очередь своими масштабами. До 830-х годов датчане с востока и юга и норвежцы с севера и запада совершают набеги, грабя населенные пункты и монастыри на побережье и в устьях крупных рек. Норвежцы оседают на Шетландских и Оркнейских островах, которые на протяжении всего средневековья будут принадлежать Норвегии, нападают на Ирландию, о-в Мэн, северное и западное побережья Англии. Ужас и панику сеют викингские корабли-«драконы» (8). Ежегодные нападения норманнов были истинным бедствием для Англии, гораздо худшим, по мнению современника, чем голод или мор: «Послал всемогущий бог толпы свирепых язычников — данов, норвежцев, готов и свеев; они опустошали грешную землю Англии от одного морского берега до другого, убивали народ и скот и не щадили ни женщин, ни детей». Обладавшие отличной военной организацией и прекрасным вооружением, викинги в середине IX в. перешли от разовых набегов к захвату и колонизации обширных территорий на юго-востоке Англии, которые кривели к существенным изменениям политической карты страны (см. карту 2).

С 835 по 865 г. ежегодно отряды датских викингов на десятках кораблей («Англосаксонская хроника» насчитывает их в некоторых походах до 350) осаждают южное и восточное побережье Англии. Вслед за нападением на о-в Шеппей в устье Темзы разорению подвергается п-ов Корнуолл, Эксетер, Портсмут, Винчестер, Кентербери, наконец, Лондон. В 851 г. викинги впервые зимуют в Англии. До этого, проводя у ее берегов лишь летнее время, они возвращались осенью домой. Нечасто проникали они пока и в глубь острова, ограничиваясь прибрежной полосой в 10–15 км. Разрозненные и ведущие непрерывные междоусобицы английские государства, не имевшие опыта отражения нападений с моря, оказались бессильными перед лицом хорошо вооруженного, обученного и организованного врага, использующего быстроходные корабли с малой осадкой, что давало возможность викингам подплывать прямо к берегу (9).

В 30—50-е годы IX в. усиливается натиск норвежцев на Ирландию. В 832 г. некий Тургейс, по сообщению поздних ирландских источников, насыщенных легендами, высадился со своей дружиной на севере Ирландии, затем, воспользовавшись междоусобицей местных правителей, захватил Ольстер и главный город области и религиозный центр Армах, после чего победно прошел чуть ли не по всей Ирландии, став ее верховным правителем. Но, несмотря на то что часть ирландцев примкнула к нему, борьба с завоевателями ширилась, и в 845 г. Тургейс был взят в плен и погиб. В 850–855 гг. в борьбу вступают датчане, но норвежцы, отступившие было после смерти Тургейса, снова набирают силы, и в 853 г. их флотилия под командой некоего Олава, сына норвежского конунга (его обычно отождествляют с полулегендарным Олавом Белым), подходит к Дублину. Ирландцы признали его власть и выплатили дань, а также вергельд за Тургейса. Норвежское «королевство», основанное Олавом, с центром в Дублине просуществовало более двух столетий и послужило исходным пунктом для норвежской колонизации западной Англии.

На востоке же натиск датчан продолжался, «Великое войско» датчан, как его называет «Англосаксонская хроника», высадилось в Восточной Англии осенью 865 г. Его вели сыновья знаменитого викинга Рагнара Кожаные Штаны — Ивар Бескостный и ХальвДан. Проведя год в Восточной Англии по соглашению с местными властями, они обзавелись конями и снаряжением для дальнейших походовuв глубь страны. Первый из них был направлен на Йорк. Как рассказывается в исландской «Саге о Рагнаре Кожаные Штаны», целью Ивара и Хальвдана была месть за отца, который окончил жизнь в змеином колодце в Иорке. Эта история сильно напоминает легенду, но каковы бы ни были истинные причины, 1 ноября 866 г. датчане вошли в Йорк. Объединившиеся для отражения скандинавов два враждовавших до того претендента на нортумбрийский трон пали в битве, юго-восточная Нортумбрия попала во власть датчан, а северо-западная — под власть норвежцев, нападение которых совпало с походом Ивара и Хальвдана. На протяжении девяти лет датское войско сражалось в Мерсии, нападало на Уэссекс, разгромило совместную мерсийско-уэссекскую армию, руководимую Этельредом и его братом Альфредом, захватило в 871 г. Лондон. Наконец, в 876 г., разделившись на две части, датское войско начало оседать на захваченных землях. Хронист записывает под этим годом: «Хальвдан разделил земли Нортумбрий, и они занялись пахотой и обеспечением своей жизни»28. Другая часть войска двинулась снова на Уэссекс, но положение там на этот раз было иным. После смерти брата в 871 г. к власти пришел Альфред, прозванный позднее Великим. Имея уже большой опыт борьбы с викингами, Альфред отметил две особенности их тактики: использование морского флота и уклонение от сражений в открытой местности. Уже летом 875 г. построенные по указу Альфреда корабли выдержали первые морские сражения. Важным стратегическим действием Альфреда было восстановление старых и основание новых крепостей, способных содержать большие гарнизоны и отражать нападения некрупных отрядов противника или продержаться до подхода основного войска. В источниках упоминается до 30 крепостей, выполнявших к концу жизни Альфреда оборонительные функции. Неудачи на море и тяжелое поражение в битве, которую Альфред навязал им в 878 г., вынудили датчан покинуть Уэссекс. Предводитель скандинавов Гутрум был крещен и заключил с Альфредом мирный договор, после чего и эта часть войска расселилась в Восточной Англии. Таким образом, к 878 г. большая часть земель на востоке острова от р. Тис на севере до Темзы на юге оказалась заселенной датчанами — участниками похода 865 г… и стала называться Денло — «областью датского праьа».

Но политического и военного могущества южной Англии было недостаточно, чтобы один Уэссекс мог и дальше сдерживать натиск датчан. Поэтому в 886 г. Альфред занял Лондон и, используя брачные связи с королевскими династиями Восточной Англии и Мерсии, короли которых как раз в это время один умер, а другой бежал за море, стал верховным правителем всей Англии, не занятой датчанами. Так в ходе сопротивления внешним нападениям формировалось единое древнеанглийское государство.

По социально-экономическому развитию скандинавы, расселившиеся в Англии, значительно отставали от англосаксов. Принесенные ими формы землевладения, политический строй, правовые нормы были намного примитивнее и архаичнее англосаксонских. Но, расселяясь среди местного населения, скандинавы довольно быстро усвоили более прогрессивные формы социально-экономического уклада англосаксов, придав им лишь некоторое своеобразие. В X в. в Денло, как и по всей Англии, устанавливается система административно-территориальных округов (wapen-tac в Денло и сотни в других частях Англии) для взимания податей, формируется феодально зависимое крестьянство. Большое значение имеет и христианизация язычников-датчан, стирающая грани в духовной культуре местного и пришлого населения. Различия же их в материальной культуре уже в первой половине X в. перестают ощущаться в результате отмечаемого археологами этнического смешения и постепенной ассимиляции датчан.

Процессы этнического синтеза собственно в Денло усугублялись в X в. активными действиями преемников Альфреда, перешедших от обороны к наступлению. Эта борьба привела к подчинению Денло власти английских королей и прекращению его политической независимости. В 955 г. был изгнан последний скандинавский правитель Йорка Эйрик Кровавая Секира, и вся Англия, включая Нортумбрию и северо-западную Мерсию, была объединена в руках уэссекской династии, которая удерживала власть до начала XI в.

В правление Этельреда Нерешительного (978— 1016 гг.) снова усиливается экспансия скандинавов. Войско датского короля Свейна Вилобородого, который, как считается, создал в Дании специальные военные лагеря для подготовки воинов (Треллеборг, Аггерсборг, Фюркат; 10), в 1003–1010 гг. грабит земли на востоке Англии, не встречая особого сопротивления. «Когда враг был на востоке, наше войско держалось на западе, а когда враг был на юге, то Наше войско находилось на севере. Затем все советники были призваны к королю, чтобы обсудить, как следует защищать эту землю, но, хотя решение и было принято, ему не следовали и месяца, и наконец не осталось ни одного вождя, который бы был склонен собрать войско, но каждый бежал как только мог»29,— писал хронист из Абингдона. Английское государство выплачивало колоссальные контрибуции, откупаясь от нападений: «Англосаксонская хроника» сообщает о выплате датчанам 24 000 фунтов серебра в 1002 г., 36 000 фунтов— в 1007 г. Мощный поток серебра отразился в скандинавских кладах этого времени, содержащих около 35 000 англосаксонских монет, большая часть которых чеканена при Этельреде Нерешительном.

В 1013 г. Свейн высадился в Сэндвиче, затем проник в Хамбер и вверх по р. Уз дошел до Гейнсборо, где его провозгласили королем Нортумбрии. Отсюда он направился в Мерсию и Уэссекс, после ожесточенного сопротивления захватил Лондон и стал королем всей Англии. Этельред оказался перед необходимостью бежать в Нормандию. В 1016 г. после его смерти (Свейн умер в 1014 г.) королем Англии становится сын Свейна Кнут. Его популярность в стране упрочилась женитьбой на вдове Этельреда Эмме (11). Вплоть до его смерти в 1036 г. внутреннее и внешнее положение Англии стабилизируется. Однако его сыну Хардакнуту не удалось удержать власть, и с 1042 г. после нескольких лет междоусобной борьбы английское государство вновь вернулось к представителю старой англосаксонской династии Эдуарду Исповеднику, сыну Этельреда Нерешительного и Эммы.

Немаловажную роль в социально-экономическом развитии англосаксонского общества играла церковь. Бэда рассказывает, что будущий папа Григорий I (12) однажды увидел в Риме красивого юношу-раба, привезенного для продажи. Пораженный благородством осанки и силой юноши, Григорий заинтересовался им. Узнав, что это житель Британии, он высказал сожаление, что столь могучий и красивый народ пребывает в грехе, не ведая истинного бога (Бэда, р. 96–97). Вскоре после восшествия на папский престол Григорий направил в Британию Августина для проповеди христианства.

Шел 597 год, и, конечно, христианская религия не была чужда населению Британских островов. Многие группы кельтов были христианизованы еще в III в., чадолго до переселения германцев, но в ходе завоевания церковь утратила былые позиции. Значительная часть христиан-кельтов эмигрировала на континент, в Арморику, часть ассимилировалась германцами. Однако на западе страны и в Ирландии сохранились немногочисленные монастыри, где поддерживались традиции кельтского варианта христианства30. В Ирландии по-прежнему жило немало отшельников (13), один из которых, св. Колумба (521–597 гг.), совершил попытку привести англосаксов в лоно церкви и основал знаменитый впоследствии монастырь в Иона. Успеха эта миссия не имела. Тем не менее к началу VII в. почва для принятия новой религии была подготовлена как собственным развитием общества на путях к феодализму, так и постоянными контактами с христианским миром. Поэтому миссии св. Августина и последующих проповедников принесли желаемые результаты.

Однако на всем протяжении VII в. положение христианской церкви в Англии было неустойчивым. Правители, принимая новую веру, во многом руководствовались практическими соображениями и при изменении обстановки легко возвращались к язычеству. Король Кента Этельберт в 601 г. принял христианство под влиянием своей супруги, французской принцессы-христианки, которая привезла с собой епископа (Бэда, р. 52–55); но вскоре после его смерти в 616 г. культ языческих богов был восстановлен, хотя и ненадолго (Бэда, р. 111–112). Лишь в середине VII в. кентские короли получили возможность уничтожить языческие капища, но прошло еще 50 лет, прежде чем король Кента Уитред установил штраф за идолопоклонство. В середине VII в., во время эпидемии чумы, проповедники-христиапе, как сообщает Бэда, были вынуждены бежать из, казалось бы, обращенного Эссекса (Бзда, р. 240–241). Идолопоклонство охватило все королевство, и потребовалось немало времени, чтобы укрепить положение христианства в этой части Англии.

Нередки были и случаи двоеверия. Рэдвальд, король Восточной Англии и один из восьми «правителей Британии» (ум. около 624 г.), погребение которого было, вероятно, раскокано в Саттон-Ху, был крещен, но затем вернулся к вере предков и в храме установил два алтаря: один для христианского богослужения, другой — для языческих ритуалов (Бэда, р. 140). В его захоронении, языческом по обряду (в корабле, с большим. количеством различных предметов), обнаружены две ложечки, на одной из которых выгравировано имя «Павел», на другой— «Савл».

Еще позже проникает христианство на север и северо-запад. Христианизация Мерсии начинается лишь с 685 г. Однако политические выгоды христианства, его способность поддержать королевскую власть были оценены знатью южных, наиболее развитых областей Англии, и в 664 г. собор в Витби признает его официальной религией.

Методы введения новой религии и первоначальные формы церковной идеологии, внедряемой в сознание массы населения в Англии, на этой окраине христианского мира, были своеобразны и отличались значительной терпимостью. Тонкий политик, папа Григорий I писал в 601 г. миссионерам, действовавшим в Британии: «…храмы идолов в этой стране вовсе не следует разрушать, но ограничиваться только истреблением одних идолов; пусть окропят такие храмы святою водою, построят алтари и поместят мощи; ибо если эти храмы хорошо отстроены, то полезнее просто их обратить от служения демонам на служение истинному Богу; сам народ, видя свои храмы неразрушенными и изъяв из сердца заблуждения, будет тем охотнее стекаться в местах, к которым издавна привык, познавая и поклоняясь притом истинному Богу. И так как язычники имеют обычай приносить в жертву демонам многочисленных быков, то необходимо им заменить и это каким-нибудь торжеством: в дни памяти или рождения св. мучеников, которых мощи положены там, пусть народ строит себе из древесных ветвей шалаши около церквей… и празднует такие дни религиозною трапезою… когда им будет обеспечено материальное довольство, они легче воспримут и радость духовную» (Бэда, р. 79–80)31. Постепенное вытеснение языческих обычаев, подмена их христианскими вплоть до временного сохранения языческих божеств, но уже в другой ипостаси — как злых духов, пособников дьявола, — такова тактика христианской церкви во вновь обращенных странах.

Одним из таких примеров приспособления языческих представлений и их совмещения с христианскими может служить заклинание от прострела и ревматических болей, где языческие боги, эсы, приравниваются к ведьмам, а все заклинание завершается обращением к христианскому богу.

От внезапного колотья — ромашка и красная крапива, прорастающая, сквозь стену дома, и щавель. Кипяти в масле.

В стремительной скачке неслись по холмам, по землям мчались злобные духом. Защищайся теперь, исцелись от зла.

Вон, копьецо, коль вонзилось внутри! Я щит свой схватил, сверкающий панцирь, когда могучие девы урожай собирали, полет ускоряли визжащих копий. Я пошлю им обратно дар не хуже — рассекшую воздух, разящую стрелу.

Вон, копьецо, коль вонзилось внутри! Кузнец ковал, нож точил, грозное оружие, гибель несущее.

Вон, копьецо, коль вонзилось внутри! Шесть кузнецов ковали, копья смерти точили.

Вон, копьецо, коль вонзилось внутри! Коль кроха железа скрылась внутри, творение ведьм, да течет оно вон! Ранен ли ты в кожу, или ранен в плоть, или ранен в кровь, или ранен в кость, или ранен в ногу, да не вредит твоей жизни! Ранен ли ты эсами, или ранен эльвами, или ранен ведьмами — я помогу тебе! Это — против ран эсов, это — против ран эльвов, это — против ран ведьм — я помогу тебе! Пусть летит в горы пославший копье! Да излечишься ты, да поможет тебе Бог!32

Несмотря на поражение 664 г., кельтские миссионеры не прекращают своей деятельности на севере и северо-западе Англии. Монастырь в Иона стал центром распространения христианства на территории севернее Хамбера, т. е. в первую очередь в Нортумбрии. Кельтские миссионеры в VII–VIII вв. наводняют не только Англию, но и континент, проповедуя христианство у германцев-язычников: во Фризии, Саксонии. Они играют немалую роль в становлении христианской церкви в этих областях: занимают посты епископов, основывают многочисленные монастыри, становятся их настоятелями. Поэтому влияние кельтской церкви сказалось в немалой степени и в Англии.

Ирландская церковь была по преимуществу монастырской, и это обусловило бурный рост монастырей в Англии VII–IX вв. Одним из первых был монастырь св. Кутберта в Линдисфарне, за ним последовало основание монастырей в Эли, Ярроу, Витби и десятках других мест. Их создателями были как проповедники христианства, а позднее церковные иерархи, так и представители светской знати, щедро предоставлявшие землю и средства для постройки церквей и монастырских зданий, украшения церквей, приобретения предметов, необходимых для богослужения, и книг. Многочисленные земельные дарения превращают церковь в крупнейшего наряду с королем собственника земли, увеличивают ее богатство и авторитет.

В VIII в. положение церкви упрочивается, создается стабильная система диоцезов — церковных округов во главе с епископами. Еще Августин избрал своим центром Кентербери, где и в последующее время находилась резиденция главы английской церкви. Могущественная и богатая, поддерживаемая Римом, англосаксонская церковь играла существенную роль в укреплении государства и королевской власти, освящая ее своим авторитетом. Церковные деятели активно включались в решение внутри- и внешнеполитических вопросов, участвовали в составлении судебников, являлись членами королевских советов. Как единый организм, не связанный с отдельными ранними государственными образованиями, англосаксонская церковь способствовала их консолидации в IX–X вв.

Бурная, исполненная перемен общественная и политическая жизнь находила отражение и в духовном мире англосаксов: в устной словесности и литературе, изобразительном и прикладном искусстве, архитектуре и ремеслах33. Накануне нормандского завоевания Англия славится на всю Европу изяществом оформления рукописей, великолепием шитья, богатством ювелирных изделий. Не случайно произведения английских мастеров VIII — первой половины XI в. можно найти во Франции, Германии, Голландии, Италии: это дары английских королей и церковных иерархов правителям и монастырям соседних стран, это сокровища, награбленные викингами и проданные ими в торговых центрах Западной Европы, это, наконец, добыча норманнов Вильгельма Завоевателя, вывезенная во Францию после 1066 г. Особую ценность и привлекательность англосаксонским изделиям придавало на редкость своеобразное соединение различных традиций: римских, кельтских, скандинавских, французских, элементы которых, переосмысленные и сочетаемые с древнегерманскими, сливались в новых формах островного стиля.

Наиболее ранними, сохранившимися до нашего времени памятниками искусства являются ювелирные изделия из драгоценных металлов и бронзы. Уже в VI в. англосаксы великолепно владеют техникой филиграни и перегородчатой эмали, инкрустации и чеканки. Круглые броши, первоначально заимствованные у франков, усложняются по своему оформлению, в котором широко используются мотивы германского «звериного СТИЛЯ»— схематического изображения животных и птиц. Под влиянием кельтского искусства входит в обиход и геометрический узор. Вставки из гранатов, горного хрусталя, цветного стекла придают им особую пышность, как, например, броши VII в. из Кингстона (14). Полихромный стиль становится излюбленным в VI–VII вв. Камни, чаще всего гранаты, вставлялись между золотыми перегородками, которые образовывали различные геометрические фигуры: звезды, розетки. Так оформляются в языческое время броши, застежки (см. 15), рукояти мечей, после принятия христианства— кресты (16). Основным материалом для них является золото, реже — серебро и бронза.

В это же время не меньшей популярностью в орнаментике пользуется «звериный стиль», германский по своему происхождению. Условные фигуры животных украшают предметы вооружения, щиты (17) и шлемы, броши и застежки. Кельтский декоративный мотив — плетенка — подсказывает англосаксонским мастерам новую возможность: его соединение со «звериным орнаментом», что достигается созданием сложнейших композиций, в которых туловища, лапы, шеи, хвосты животных удлиняются и переплетаются, образуя причудливые узоры. Все чаще очертания зверя теряются в извивах полос, плетенка занимает все пространство орнаментируемого предмета. Вот два восточноанглских изделия (18 и 19). На более ранней броши VI в. еще хорошо различимы звериные головы в центре, тогда как поле застежки пояса заполнено плетением.

Разнообразие ювелирной техники допускало изготовление самых различных предметов из многих материалов. Тонкая чеканка золотого «кольца Эллы» (VII в., 20) и инкрустация золотом, гранатами и стеклом по моржовой или слоновой кости на крышке кошелька из Саттон-Ху (2), пять медальонов с черненными по серебру изображениями Христа во славе и евангелистов на «кубке Тассило» (около 770 г., 21) и серебряный реликварий с инкрустацией (22) являются свидетельствами высокого мастерства англосаксонских ремесленников VI–VIII вв. Эти же традиции продолжаются и развиваются в IX–X вв. (23).

Большое распространение приобретает другая форма прикладного искусства — резьба по кости. Как и скульптура в целом, англосаксонская резьба зарождается под сильным влиянием позднеримской пластики, — .и древнейшие ее образцы, как, например, некоторые изображения на ларце Фрэнкса (VII в., 24, 25), обладают монументальностью и статичностью позднеантичных прототипов. Постепенно, однако, в резьбе усиливаются естественность, выразительность, динамика. Крышка евангелия из слоновой кости (начало IX в., 26) с двенадцатью сценами на новозаветные сюжеты и в центре — с фигурой Христа, несущего крест, обнаруживает не только тенденцию к реалистичности, но и глубокую экспрессию и одухотворенность сложных многофигурных композиций. Стремление к максимальной выразительности в резьбе по кости, дереву выливается в страстные, патетические сцены, как, например, на навершии епископского посоха середины XI в. с напряженными, полными движения и патетики фигурами людей (27).

Одновременно развивается, хотя и в более традиционных формах, резьба по камню, уходящая корнями в кельтское искусство и не имеющая параллелей в Западной Европе. Уже в VII в. в Ирландии появляются каменные кресты с рельефами, изображающими Христа и сцены на евангельские сюжеты. Одним из лучших является крест из Монастербойс (около 900 г.), на котором высечены рельефы на темы страстей Христовых, а в перекрестии ветвей — фигура распятого Христа (28). Проникая сначала в Нортумбрию, камнерезное мастерство распространяется и в других частях Англии. Нередко скульптурные композиции на крестах сопровождаются текстами на латинском и англосаксонском языках, причем последние выполняются английским руническим письмом. Наиболее примечателен Рутвельский крест (29), который наряду с изображением Марии с младенцем, Марии Магдалины, Иоанна Крестителя, сцен «Благовещения», «Бегства в Египет» и многими другими содержит текст поэмы «Видение креста», сохранившейся также и в рукописи. Проникновение скандинавского искусства в IX–X вв. заметно сказывается на орнаментике крестов: сложное переплетение полос в скандинавском стиле заполняет всю поверхность ствола одного из самых высоких — 4,6 м — крестов, увенчанного небольшими ветвями с кольцом (30). Насколько можно судить по письменным источникам, эти и десятки других крестов служили для совершения молитв и упрощенных богослужений в тех местах, где поблизости не было церквей, заменяя до известной степени алтари. Тем более странно выглядит крест из Миддлтона (Йоркшир) с изображением викинга (31) и без каких-либо христианских символов, кроме самой формы памятника. Вероятно, он был нысечен скандинавским резчиком-язычником, жившим и Денло и усвоившим обычную для каменных монументов Англии форму — крест. Другой работой, бесспорно принадлежащей скандинаву, является фигура «большого зверя» — традиционный мотив «звериного стиля» в Скандинавии^ — на каменной плите, найденной в Лондоне (32).

В значительно меньшей мере известны архитектурные памятники англосаксов. Подавляющее большинство построек было деревянными, и даже при раскопках их останки прослеживаются с трудом. Каменное строительство началось в VII–VIII вв., причем по преимуществу это были монастырские здания и церкви. Светских строений этого времени практически не сохранилось, да и немногие уцелевшие церкви подверглись в последующее время перестройкам и поновлениям. Тем не менее постройки англосаксонского периода свидетельствуют о проникновении на остров романской архитектуры и ее чрезвычайном упрощении. Небольшие размеры, крайне скромное наружное оформление как стен, так и порталов характерны для большинства церквей ( 33). Лишь в X–XI вв. появляются более значительные строения, непременным элементом церквей становится башня в юго-западной части (34), начинают использоваться некоторые элементы декоративного оформления стен. Но наибольших успехов в христианское время англосаксы достигли в литературе и в искусстве рукописания и оформления рукописей.