Меч и огонь Карабаха

Баку, январь 1990 года

Однако в январе 1990 года основной очаг противостояния переместился в столицу Азербайджанской ССР — в Баку. Тут регулярно проводились массовые акции гражданского неповиновения, были блокированы основные государственные учреждения и пункты дислокации воинских частей.

Все эти действия сопровождались многочисленными армянскими погромами: начиная с 13 января погромы в Баку приобрели организованный характер — город методично, дом за домом, «очищался» от армян. Причем зачастую доставалось и русским. Вот, например, рассказ беженки из Баку Галины Ильиничны: «Выломали дверь, мужа ударили по голове, он без сознания валялся все это время, меня били. Потом меня прикрутили к кровати и начали старшенькую насиловать — Ольгу, двенадцать лет ей было. Вшестером. Хорошо, что Маринку четырехлетнюю в кухне заперли, не видела этого… Потом побили все в квартире, выгребли что надо, отвязали меня и велели до вечера убраться. Когда мы бежали в аэропорт, мне чуть не под ноги упала девчоночка — выбросили с верхних этажей откуда-то. Вдрызг! Ее кровь мне все платье забрызгала… Прибежали в аэропорт, а там говорят, что мест на Москву нету. На третьи сутки только и улетели. И все время, как рейс на Москву, ящики картонные с цветами, десятками на каждый рейс загружали… В аэропорту издевались, все убить обещали. Вот тогда я начала заикаться. Вообще говорить не могла. А сейчас, сейчас намного лучше говорю. И руки не так трясутся…»[33]

Существуют многочисленные данные о зверствах в Баку, совершенных с исключительной жестокостью[34]².

Точное число жертв неизвестно. Так, газета «Известия» от 19 января 1990 года сообщала о 66 убитых, 220 раненых, 210 случаях краж со взломом и поджогов, что, по-видимому, является явно заниженной цифрой.

Во время бакинских погромов января 1990 года как минимум 30 тысяч человек было эвакуировано из Баку в Красноводск. И вновь Москва не отдала приказ войскам (прежде всего, достаточно многочисленному бакинскому гарнизону) помочь жертвам погрома. НФА выступил с заявлением, в котором резко осуждались погромы, но при этом отмечалось, что они явились результатом армянской агрессии, толкнувшей 200 тысяч азербайджанских беженцев из Армении и Карабаха на акты отчаяния. Роль НФА в этническом насилии была двусмысленна: с одной стороны, он разжигал антиармянскую истерию, которая сделала погромы возможными, с другой же, когда они действительно разразились, он взял на себя задачу эвакуации людей из Азербайджана в безопасные места.

Тем временем по команде из Москвы 16–19 января на подступах к Баку стала создаваться крупная оперативная группировка общей численностью более 50 тысяч военнослужащих из состава частей Закавказского, Московского, Ленинградского, других военных округов, военно-морского флота, внутренних войск МВД.

О том, как это происходило, сохранились многочисленные воспоминания участников. Приведу только самые характерные. Например, одного из офицеров спецназа Александра Магерамова:

«12 января 1990 года наша 56-я гвардейская десант-но-штурмовая бригада была поднята по тревоге. Личному составу довели приказ, что соединение будет переброшено для участия в боевых действиях, но куда именно, нам не сообщили. Особо этому никто не удивился, так как подобные «командировки» в союзные республики СССР уже давно перестали для нас быть чем-то из ряда вон выходящим. Уйдя из Афганистана, паша армия не увидела обещанного ей руководством мирного неба — огни межнациональных конфликтов запылали к тому времени по всей территории нашей страны.

С момента получения боевой задачи у нас сразу за-к и пела работа. Народ был опытный — почти все офицеры прошли Афганистан, многие с 1988 по февраль 1989 года провели на Пяндже, где бригада занималась обеспечением вывода советских войск «из-за речки». В срочном порядке нашим батальоном получалось новое обмундирование для солдат — это была новая зимняя «афганка» взамен тех стеганых телогреек и бушлатов, которые носили в Туркмении наши бойцы, а также каски, бронежилеты, недостающее по штату оружие, ночные приборы, боеприпасы. Вспомнив афганский опыт, каждый командир стремился спаренные и курсовые пулеметы ПКТ на БМД и БТР-Д зарядить патронами с «бронебойно-зажигательной» пулей Б-32. Фактически это была разрывная пуля, и ввиду вечного дефицита подобного рода боеприпасов провести подобное мероприятие получилось не у всех»[35].

Бакинская бухта и подходы к ней были блокированы кораблями и катерами Каспийской военной флотилии. В частях и подразделениях бакинского гарнизона были по возможности изолированы все офицеры, прапорщики и военнослужащие срочной службы азербайджанской национальности. Под предлогом инвентаризации табельного оружия массово разоружались республиканские органы МВД и КГБ.

В ночь с 19 на 20 января советские войска были введены в город, предприняв операцию по разблокированию инженерных заграждений, созданных НФА па подступах к Баку и в его черте.

Встречали их крайне агрессивно. Вот что о первых часах ввода войск вспоминал генерал Лебедь: «Рязанский полк, а за ним Костромской двинулись на Баку. Тульский я придержал в резерве, на случай непредвиденных обстоятельств. Командный пункт развернули здесь же, на аэродроме, в двух комнатах офицерского общежития. Рязанцы шли тяжело. В общей сложности им пришлось расшвырять, разбросать, преодолеть 13 баррикад разной степени плотности, 30 километров и 13 баррикад. В среднем одна на 2–2,5 километра. Дважды противодействующая сторона применяла такой прием: по шоссе, где предстоит пройти полку, мчится наливник тонн на 15. Задвижка открыта, на асфальт хлещет бензин. Топливо вылито, наливник отрывается, а из окружающих виноградников на дорогу летят факелы»[36].

Ввод войск при наличии на руках у населения большого количества огнестрельного оружия не мог не сопровождаться многочисленными огневыми столкновениями, в результате которых жертвы среди гражданского населения были неизбежны.

«Вдруг посветлело небо, стрелы трассирующих пуль исполосовали его во всех направлениях, — вспоминает участник событий офицер внутренних войск МВД СССР Стас Раздобреев. — Отовсюду был слышен треск автоматных и пулеметных очередей, раздавались хлопки взрывов. Подразделения выходят на площадь и начинают разворачиваться веером по ее периметру. Цепь солдат уже находилась в нескольких метрах от проезжей части на краю площади, как справа на площадь на большой скорости выезжает ЗИЛ-131. Из кузова автомобиля в направлении солдат ведется непрерывный огонь из автомата. В конце площади автомобиль делает правый поворот и уезжает по направлению к проспекту Нефтяников, огонь при этом не прекращается. Командир полка дает команду «Ложись», но бойцы стоят в замешательстве. Кричу: «К бою!» Эта команда оказалась более понятной, солдаты падают и готовят оружие для отражения нападения. Я получаю сильный толчок в спину от командира полка, и мы также падаем на землю. Все произошло очень быстро. От командира взвода связи принимаю доклад о том, что он стрелял по уходящей машине, на перекрестке есть пострадавшие. Запрашиваю командиров батальонов об обстановке в подразделениях. Они доложили, что пострадавших среди военнослужащих нет. Доложил командиру полка и прошу разрешения убыть на позицию роты связи и разобраться на месте. С трудом, но я это разрешение получил. Прибыв на позицию роты связи, я увидел, что военнослужащие заняли оборону, укрывшись за каменной изгородью опоясывающей центральную часть площади. Перед нами перекресток проезжей части, на перекрестке автомобиль «жигули», рядом с ним раненый водитель. В это время из улицы, куда уехал ЗИЛ, подъехал автобус, из него вышли несколько человек без оружия. Они забрали раненого и унесли в автобус. Двое вернулись и начали рыться в багажнике автомобиля. Я щелкнул затвором автомата. Те двое испугались и, что-то выкрикивая, убежали в автобус. Автобус быстро исчез с площади.

Командир взвода доложил, что стрелял в направлении автомобиля ЗИЛ-131. Те, кто находился в ЗИЛе, вели огонь по военнослужащим, но попали в «жигули», внезапно появившиеся на перекрестке»[37].

Несли потери и советские солдаты. По состоянию на 9 февраля потери частей Советской армии и внутренних войск достигли 29 убитых и 98 раненых[38]. Большинство погибли и были ранены в ходе оказания противодействия экстремистам: «В 7.05 с моря подошло судно «Нефтегазфлота», развернулось бортом метрах в 250 от берега, и человек 15–17 автоматчиков открыли по полку огонь. В первые секунды были тяжело ранены сержант и рядовой. Сержанту пуля попала в спину, в район поясницы, правее позвоночника, и проникла в брюшную полость. Сержанту в госпитале отмотали метра полтора кишок, но он остался жить. Рядовой получил через каску слепое ранение головы. Слепое — это когда входное отверстие есть, а выходного нет. Слепым-то оно стало, наверное, потому, что через каску. Через месяц солдат, не приходя в сознание, скончался в госпитале[39]. Рота, находящаяся на пирсе, ответила огнем. Командир полка принял мгновенное решение: четыре БМД-1 выползли на причал, каждая машина всадила в судно по две кумулятивные гранаты, судно загорелось. Уцелевшие боевики прыгнули в благоразумно привязанную за кормой моторку. Им дали уйти»[40].

Однако некоторая доля небоевых потерь тоже присутствовала: «От офицеров узнал, что имеются убитые и раненые во 2-м МСП и других частях дивизии, которые подверглись обстрелу боевиками. Кроме этого, узнал, что десантники обстреляли из КПВТ солдат ОБС, которые устанавливали антенны на крыше райкома, к счастью, никто из них не пострадал. Бойцы ОМОНа, приняв за боевиков, в упор расстреляли автомобиль с солдатами дивизии, прибывшими им на помощь, имеются убитые и раненые. Все это было следствием того, что не было общего руководства операцией, отсутствовала связь взаимодействия между подразделениями различных ведомств»¹.

О количестве мирных жителей, погибших в результате штурма города, есть официальные данные Минздрава Азербайджанской ССР, согласно которым по состоянию на 9 февраля 1990 года погибло 170 человек, и том числе русских — 6, евреев, татар, лезгин — 7. Среди погибших 6 женщин, 9 детей и подростков. Ранено.170 человек. Пропал без вести 321 человек.

20 января 1990 года Москва, в сущности, «потеряла» в геополитическом смысле Азербайджан. Почти псе население Баку вышло на общие похороны жертв ночных событий. Они стали первыми шахидами («мучениками»), похороненными на специально организованной Аллее Шахидов в Баку, на вершине холма. И эти же дни тысячи членов коммунистической партии публично сожгли свои партийные билеты, и даже председатель Президиума Верховного Совета Азербайджана Эльмира Кафарова осудила действия «военных преступников».

В завершение рассказа о январских событиях в Баку хотелось бы привести еще одно свидетельство — на нот раз бывшего министра обороны СССР Д. Язова:

«Вместе со мной в Баку должны были полететь министр внутренних дел и председатель КГБ. Но они по каким-то причинам увильнули и послали своих заместителей. Член Президентского совета Евгений Примаков, который уже находился в Азербайджане, сразу же сказал, что он не полководец и вообще это не его дело. По должности выходило, что вроде бы, кроме меня, так и некому. Тогда пригласили первого секретаря ЦК компартии Азербайджана Абдул-Рахмана Ветрова и председателя президиума Верховного Совета республики Эльмиру Кафарову, и я объявил решение: войска в город вводим в три часа ночи с трех направлений… Вопрос о руководстве решился сам собой…

Стреляли в городе буквально из каждого окна, поэтому я приказал не открывать люков и не высовываться. В Сальянских казармах, например, снайперы сразу же положили шесть человек. Пришлось врезать по чердаку, откуда стреляли, из БМП. Артиллерийским огнем ответили и на обстрел наших кораблей, которые эвакуировали семьи моряков Каспийской флотилии. Еще был эпизод, когда поймали наших солдат и на кладбище привязали их проволокой к крестам. Расправиться не успели только потому, что подоспела помощь.

На следующий день после ввода войск в Баку я зашел к председателю Совета министров Азербайджанской ССР Аязу Муталибову. Сидит в своем кабинете и плачет. Весь в слезах. Спрашиваю: «Не верите, что наведем порядок?» — «Мне жалко, что столько людей погибло». — «А сколько погибло?» — «Больше ста человек». Действительно, на горе, где раньше стоял памятник Кирову, вырыли сто десять могил. А похоронили сорок девять человек… На этом эпизоде я еще раз убедился, что в политике нет ничего святого. Дело в том, что накануне ввода войск в полуторамиллионном Баку две недели, пока продолжались армянские погромы и митинги, было не до похорон. Естественно, оказалось много непогребенных тел, которые потом представили жертвами. Просто и цинично.

На волне эмоций кто-то, возможно, и поверил. Сторонников у Народного фронта Азербайджана тоже было немало. Но многие все понимали и откровенно выжидали, чем дело кончится. Вспомнить хотя бы историю с массовым выходом бакинцев из КПСС: четыре человека несли через центральную площадь города простыню, и в нее, как в мешок, грудами летели партбилеты. Так вот, я потом попросил верных людей занести эту простыню ко мне в штаб. Стали разбираться — а там одни обложки, партбилетов насчитали не более десятка»[41].