Глава 12

Я верю в человека. Я верю в его добрые помыслы. Я верю в то, что все мы пришли для того, чтобы творить добро. И если мы будем это делатьто нас ждет успех в отношениях между собой. Но самое главное — мы добьемся комфорта в своем собственном сердце.

Владимир Путин

Кровь все ещё капала с клинка, сочилась по лезвию, каплями кислоты падала на пол. Он избавлялся от неё торопливыми взмахами, вытирал рукавом потрепанного плаща, даже сбрызнул святой водой из оставшихся бутыльков.

Только она все еще продолжала течь.

Кровь его невинных жертв, кровь его несостоявшихся убийц.

Сознание возвращалось к Санитару урывками. По мере того, как исчезало вдохновение. По мере того, как проходила его странная одержимость. По мере того, как возвращалась идеальная память человека с самым высоким уровнем в городе.

В голове поселилась кристальная чистота. Мысли больше не казались хаотичным наброском, не возникали внезапно чернильными кляксами, неряшливой карандашной вязью. Тело вновь становилось послушным, отлаженным до последнего винтика механизмом.

Больше некому было дергать его из стороны в сторону, подбрасывать дрова в топку ментальной распущенности и саморазрушения. Деструктивные эмоции вовремя нашли выход, пластичная психика перестроилась, исцелилась. Вот только, даже если высокая регенерация может излечить смертельные раны, она всегда оставляет после себя чудовищные рубцы.

Виктор никогда не чувствовал себя настолько опустошенным, как в тот момент. И никогда — таким свободным.

Его упругие, дышащие силой шаги грустным эхом отражались от закопченных стен, проникали сквозь выбитые стекла, монотонной вибрацией расходились от пола.

Исчезла разлитая в воздухе ненависть. Ушла, сочась красной жизнью из-под сжимающих клинок пальцев, огненная ярость. Опустошенность, терпкая горечь со сладким послевкусием, приятная усталость, легкое эхо прошедших эмоций, уходящая дрожь нервотрепки.

Смолкли чужие голоса, оттенки эмоций, наведенной боли и нечеловеческой злобы.

Смолкли чужие голоса, оттенки его собственных чувств, невысказанной тоски и потребности в других.

Санитар снова стал самим собой. Поднялся, как новый дом на старом пепелище. Он понимал, что уже никогда не станет прежним. Понимал, что произошедший бой изменил его глубоко внутри. Сломал тщательно выпестованные запреты, планки… Оставленные на потом привязанности.

Он отчетливо понял это, когда в поле его зрения показалась маленькая, скрюченная на полу фигурка напарницы. И на секунду в голове возникла малодушная мысль замедлить шаг. А то и вовсе — сначала разобраться с кучкой выживших армейцев в углу на противоположной от баррикад стороне.

Потому, что его рыжая напарница, его едкое солнышко из прошлой жизни теперь воплощала собой все те моменты битвы, которые он хотел навсегда похоронить в глубине своего сердца.

Потому что лишь для той грязи, которую он мысленно выливал на девушку, не нашлось никаких оправданий. Вина, отвращение к себе, бессознательное желание переложить ответственность на внешние обстоятельства, оправдаться хотя бы перед самим собой. Все это возникало при взгляде на красное золото ее волос.

Все это резало как по живому, возвращало в минуты собственного безумия, обесценивало его сохраненный рассудок. Игра стоила свеч, Санитар знал это точно. Стоила, но он не смог бы признать это перед лицом напарницы.

Однако, он все же заставил себя поспешить.

Чувства ушли. Но осталась ответственность, осталась благодарность за прошлое и трезвый расчет. Ира была ценна. Как член команды, идущий за ним до конца. Как тот, кто не предал хитокири даже под ментальным гнетом самого сильного монстра в этой части города.

— Ты жива, — Безо всякого выражения сказал Виктор.

Ира не слышала. Ее тело дергалось в луже крови, хрипело и царапало ногтями остатки пола. Руки сложены под животом, движений почти не видно, а хрипы обычный человек услышал бы только наклонив ухо к ее губам.

"Стоит лишь подождать минуту-другую…" — Он со злостью отмел эти мысли. К сожалению, полностью свои собственные, безо всяких сомнений. Отмел, и склонился над девушкой.

Заражение перешло в терминальную стадию, и это уже могло и не излечиться. Ира имела слишком высокий уровень, чтобы погибнуть от глубокой, но не смертельной раны и вируса нежити, но… Всегда было какое-то но.

Ни уникальный навык, ни усиленное тело не спасут от банальной потери крови.

"Хотя… любой другой бы умер, еще когда я разбирался с Фулиго. То есть с Вереском, но все равно Фулиго. У нее слишком высокие характеристики для восьмого уровня. Даже для девятого, если Рыжая успела повысить его. Например, пока мы дрались во дворе, или зачищали школу. Нет, все равно не сходится. Почему просто не ушла в стазис, как в тот раз, с Кошмарниками? Гм… Использовала способность еще до ранения?

Наверняка. Слишком тяжелым выдался тот бой. Туман, голоса в голове, давящая на мозги способность, куча высшей нежити. Бой против всех в агрессивной среде, без обзора, без тактики, без напарника. Просто свалка. Удивлен, что Рыжая вообще продержалась так долго. Неважно, с этой своей пародией на уязвимость, или без нее".

Он больше не хотел звать ее Ирой, даже в мыслях. Имя будило в нем ностальгию, пополам с горечью потери и тупой ноющей болью. Бередило раны, взывало к тому, прежнему Виктору. Молодому, талантливому бездельнику с мечтательной натурой под броней поверхностного цинизма.

Поэтому Рыжая, и только Рыжая. Сильная, преданная напарница. Человек, которому можно доверить спину. Ценный ресурс, без розового сиропа и приветов из прошлого.

Однако он так и не придумал, как после таких выводов будет смотреть ей в глаза.

"Черт, малое зелье тут не поможет", — Санитар склонился над телом, поколебался, однако все же взял ее за руку, — "Придется тратить среднее".

Он раздраженно вздохнул, но все же вытащил зелье из инвентаря, перевернул напарницу на спину, зубами открыл пузырёк, вылил половину сначала на рану, а затем ей в глотку.

Девушка тоненько вскрикнула, закашлялась, начала дергаться сильнее. Санитар держал крепко. Не давал девичьему личику выскользнуть из тисков сжатых на ее скулах пальцев. Поил неприятным, огненным зельем, затем вытащил из пространственного кармана слабенькую заживляющую мазь, втер в раны.

После зелья настал черед святой воды.

Виктор досадливо поморщился. Он не догадался полить ее на рану сразу, так бы процесс заживления произошел не в пример быстрее. Пришлось вместо этого поить напарницу, причем прямо из канистры. Тройку мелких бутыльков со святой водой он извел на Филиппу.

К счастью, свойства этой чудодейственной жидкости не сводились к примитивному урону по нежити и очищающим свойствам. Водичка церковников вообще оказалась многофункциональной: восполняла запасы микроэлементов в организме, повышала регенерацию, заживляла внутренние повреждения в местах циркуляции крови. А у церковников слабенький эффект удваивался, приближаясь по действию к легкому зелью здоровья. Ира, не смотря (или, скорее, вопреки) на все свое дезертирство, принадлежала к последним. Крестоносцы остаются таковыми даже после своей смерти.

"Неудивительно, что у хитрожопых монахов выживаемость после ранений мое почтение. По эффективности приближается к госпиталю до Катастрофы. Правда, в бою водичку не попьешь, да и от действительно серьезных ранений она не спасет. Или от мгновенного урона. Разве что пить перед дракой. Как вариант, кстати. Но вообще, многим и этих свойств хватает за глаза. М-да, а я ее вместо смазки для клинка использую. Настоящее кощунство", — Усмехнулся он.

— Вик… Ты спас меня, — Мутный взгляд Иры остановился на фигуре перед ней, в глазах засияли радостные искорки, — Мы победили, правда? Ты победил…

— Да, мы победили. Молодец, что продержалась, до моей помощи. И… — Санитар замялся. Его гордость восставала против извинений, тем более, что симпатия улетучилась вместе с наведенным безумием. Однако голос разума велел ему другое, и мечник привычно к нему прислушался:

— Прости меня. Я нес какую-то чушь. Все из-за этого Фулиго, он хорошо присел тут всем на мозги…

— Ничего, я понимаю…

— Ты знаешь имя монстра! — Донесся до него голос забытой было Лики. Та с удивлением и разгорающейся злобой смотрела на хитокири со входа в коридор. Рядом вповалку лежали тела, а между ними то и дело бегала парочка незнакомых армейцев и Нана.

— Мне оно попалось в задании, — Спокойно пояснил Виктор, — Фулиго Гнилостный и кобольд какой-то там, не помню. Первый навел на нас морок, распустил туман, может еще что-то сделал. А второй — командовал рейдом мертвецов.

— Почему ты не сказал раньше?! — Все никак не унималась блондинка.

— Вы уже ускакали по лестнице вперед меня. Как я мог помешать бравым армейцам проявить молодецкую удаль? — Насмешливо бросил мечник, — К тому же, что ты бы ты сделала с такой важной информацией? Поприветствовала местного босса по всем правилам этикета?

— ТЫ-Ы-Ы-Ы! — Окончательно разъярилась девушка. Пальцы ее уцелевшей руки сжались на подранной ткани штанов, она неприятно оскалилась и пошла в сторону своего обидчика. Предупреждающие крики своих уцелевших сокомандников блондинка проигнорировала.

— Это все из-за тебя! Ты втянул нас в это дерьмо! Ты позволил уйти генералу! Из-за тебя Вереск… — Ее голос задрожал, но Лика быстро взяла себя в руки. Бросила на Санитара очередной полный ненависти взгляд, продолжила свой монолог:

— ЭТО ТЫ УБИЛ ВСЕХ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫХ ДОЛЖЕН БЫЛ ЗАЩИЩАТЬ! Мы шли к ним на помощь! Мы сражались ради них! Наш лидер отдал свою жизнь, чтобы сохранить чужие! Тех, кто больше не мог сражаться. Тех, остался по ту сторону баррикад. А ты убил их! Больной ублюдок, мразь! Ты хуже нежити! Жди теперь трибунала, тварь!

Она не ожидала ответа. Развернулась так резко, что ее собранные в хвост волосы свистнули у Виктора перед лицом. Сделала шаг обратно к уцелевшим армейцам. И застыла, когда мечник поймал ее за руку.

Он развернул ее обратно, грубо дернул на себя. Так, что Лика по инерции уткнулась лбом ему в грудь. Второй рукой Виктор сжал ее тело, не дал вырваться. Лишь холодно смотрел на ее безмолвные попытки, полные злобы и боли в наспех замотанной культе.

— Трибунал? — Тихо спросил хитокири, но от звука его голоса волосы на голове зашевелились даже у полубессознательной Иры.

Лика же и вовсе оцепенела. Вся ее злость улетучилась. Остался лишь душный, обволакивающий ужас. Совершенно не похожий на страх перед рейдом нежити, кошмарником, или даже Гнилостным боссом.

Здесь, в интимной близости с телом мечника, она в полной мере могла прочувствовать его подавляющую ауру. Эта мощь обрушилась на нее, пробрала косточки до дрожи в коленях, поставила на грань обморока. Вот только уйти за эту грань Санитар ей не дал.

— Ты слишком привыкла сидеть своей задницей на теплом месте, перестала осознавать риски, — Произнес он спокойным, невыразительным голосом, однако его руки продолжали цепко держать девушку в своих объятиях, — А теперь как Моська, лаешь на слона. Знаешь, были такие мелкие недоразумения со злобным характером. Ловили инфаркт от резких движений, зато лаяли на каждую тень. Убогое воплощение человеческого эгоизма. В дикой природе они не продержались бы даже минуты.

— Что ты..?

— Я не армеец. Я никогда не был членом вашей группировки, ни чьим либо еще, к слову. И, конечно, не имел никаких обязанностей ни перед вашей бандой, ни перед Вереском лично.

А ты, наглое, самодовольное существо, чье единственное достоинство — это безотказность, решила судить МЕНЯ? Я СПАС ВАШУ ЗАДНИЦУ ВО ВРЕМЯ ВТОРЖЕНИЯ! — Проревел он в пергаментно-белое лицо блондинки. Затем продолжил уже более спокойным тоном:

— Я спас ваше жалкое, никчемное сборище торчей и свингеров от полного вайпа, убил Фулиго, которому проиграл Вереск. Да, я уничтожил МЕРТВОЕ тело твоего генерала. Или что? Тебе было бы приятнее, разгуливай сейчас сраная плесень в его теле, да убивай рядовых по соседству?

— Н-нет, — Выдавила она, отчаянно отводя взгляд куда угодно, кроме лица человека перед ней. А человека ли?

— У меня не было ни одной реальной причины помогать вам. Однако я помог. И что в итоге? Получил свою долю пуль и другого говна, причем во время боя. Во время боя, в котором решалось будущее вашей же дебильной группы.

— Т-ты убил их… — Едва слышно произнесла Лика.

Санитар даже слегка зауважал ее. Говорить что-то против под таким давлением — это надо быть либо смелым до обморока, либо фанатичным до взрыва в метро.

— Я наказал тех, кто ударил мне в спину, — Твердо ответил хитокири, — Они умерли в тот момент, когда подняли на меня оружие.

"Да, именно так и никак иначе. Я слишком часто шел на поводу у всякого мусора, не наказывал подзаборную шваль за их слова и действия. Вот уж действительно: кто везет, на том и едут.

Какой прок от высокого уровня, если каждый утырок считает нужным указывать мне, что делать и как жить? А то и просто — призывает к наказанию или убийство лишь за подавляющую его убогое воображение силу. Надо было убивать того наемника с монахом, после боя в холле института.

Репутация бы упала, да, как и шансы отряда на выживание, но незначительно. Зато подобные проблемы ушли бы в прошлое. Но нет, клятый гуманизм все время толкал меня под руку. Ах, как же так, нельзя убивать людей за слова в твой адрес! За действия? Ну, ты ж не умер и даже не покалечился. Что реально может парочка дегенератов, даже если попытается?

Изначально неверный ход мыслей. Тюфяк остается тюфяком, даже если приобретает титановую прочность. Такие попытки стоит пресекать максимально жестко. И люди сами тебя зауважают. Потому что это в их психологии. Когда с человеком, который вызывает негатив, ничего нельзя сделать, он превращается в аналог стихийного бедствия.

Никто не будет мстить лавине или наводнению. Будут ругать ответственных чиновников, или, на крайняк, спасателей. Так же и здесь: если тебя обидело воплощение смерти, то ты будешь винить не его, а, например, напарников, которые его разозлили. Или начальство, которое отправило тебя к нему. М-да. Ну хоть в чем-то плюс от этого безумия. Навел порядок в голове путем пожара внутри нее".

— Я наказал тех, кто ударил мне в спину, — Повторил Санитар. И ему даже возразили. Но не Лика, а ее подруга, что "незаметно" подбиралась к нему с того самого момента, как он поймал ее подругу.

— Ты убил тех, кто держал оружие. Но там были и другие, беззащитные. Они даже не видели самого боя. За что ты наказал их, Санитар?

— Слава Тебе, Боже наш, за посланную скорбь; достойное по делам моим приемлю, — Хмыкнул он, процитировав молитву разбойника на Кресте.

— И что это значит? — Нахмурилась она.

— Кто знает? Можешь считать, что они стали ступенькой к Прощению.

— Воцерковленный выродок, вот ты кто! — Выпалила Лика ему в лицо. Попыталась сказать что-то еще, но подруга зажала ей рот ладошкой.

— Не надо, — Чуть ли не плача прошептала девушка, — Он убьет тебя.

А затем произнесла, обращаясь уже к Санитару:

— Пожалуйста, прости Лику. Она все еще не в себе после смерти лидера и потери руки. Мы не собираемся рассказывать подчиненным об этом бое, и, тем более, созывать трибунал. Во всем виноват монстр-босс. Армия… благодарна тебе, а также твоей напарнице за наше спасение. В качестве жеста доброй воли, прошу, прими этот скромный дар…

Она нарочито медленно протянула руку к его ладони, которой мечник держал осиную талию блондинки, слегка надавила на кожу кончиками пальцев.

Виктор моментально почувствовал системный звеньк, после чего открыл окно и увидел предложение трансфера. Три сотни кристаллов некроса безо всяких требований или условий. Просто нажать кнопку "принять" и это натуральное богатство, даже по меркам самого хитокири, моментально станет его.

— Обставим все более официально, — Зубасто улыбнулся он трясущейся Нане, — А теперь отойди в сторону. Твоя подруга тоже должна получить причитающееся. Потом подойдешь и заберешь ее. Или то, что от нее останется… ЖИВО. ПОШЛА. ОТСЮДА. ВОН.

Аура взметнулась вместе с последними словами, надавила на людей вокруг бушующей жаждой крови. Лика потеряла сознание, повисла безвольной куклой в его руках. Нана упала на колени, да так там и осталась.

Девушка разрыдалась, просила попеременно, то прощения, то снисхождение, предлагала еще больше кристаллов, оружие, зелья, предметы роскоши, даже себя.

Виктор не стал слушать. Подхватил тело блондинки, да поставил ее на колченогий стул, выбитый взрывом откуда-то с верха баррикады. Сноровисто привязал ее, оглядел задумчивым взглядом получившуюся композицию, а затем непритворно задумался, что ему делать дальше.

Санитар понимал, что его дальнейшие действия окажут большое влияние как на политику, так и на его собственный авторитет. А также — на дальнейшие действия. Стоит раз и навсегда решить, как именно наказывать людей за враждебные действия в свой адрес.

"Репутация — это тоже ресурс. Один из самых важных, раз на кону стоит выживание города, а моя фигура — ключ к его освобождению. Извини, Лика, ничего личного. Ненавижу причинять боль красивым девушкам", — Мысленно вздохнул он и потащил из инвентаря запасной нож.

Загрузка...