Музей, основанный нами в колхозе, состоит из двух разделов; раннее средневековье и наши дни. А что в середине? Ничего. Истории в этих местах не было. Жизнь текла по законам природы.
Что такое оставленные людьми глинобитные дома и крепости, если смотреть на них как на создания природы, как на составную часть пустынного пейзажа?
Крепость - это глиняное плато довольно правильной формы, ограниченное валами и останками стен. Дом - приплющенный бугор. Замок - нечто вроде глиняного утеса.
Природа стремится вернуть глину в ее первобытное состояние, мочит, сушит, разъедает солями, пронизывает трещинами, выветривает, размывает, обрушивает, округляет, сглаживает, населяет птицами, змеями, ящерицами, тушканчиками, обсаживает пустынными растениями.
Спешить некуда. Подрывная работа длится тысячелетиями. И крепости стоят, превратившись в монолит, забитые завалом собственных помещений вперемешку с наносами и натеками. Теперь это уже в самом деле создания не только человека, но и природы. Странные, причудливые, сказочные, как облака.
В оплывших развалинах нет-нет да и различишь вполне сохранившиеся участки стен со стрелковыми галереями и прорезями бойниц, или вознесенные ввысь углы с арочками для прохода на башни, или сами башни, расположенные по углам крепости наподобие ласточкиного хвоста, или отчетливо проступающую кирпичную кладку, или, наконец, массив жилой башни - донжона - «высотного здания» древности.
Впрочем, и в жизни природы бывают периоды, когда она не сглаживает и округляет, а, наоборот, громоздит уступы, прочерчивает прямые, возводит конусы и пирамиды, образует обрывистые склоны и резкие углы. Это времена катаклизмов, титанических землетрясений, провалов, извержений, сдвигов и сбросов, времена, когда на месте морей возникают горные хребты, а сами материки уходят на дно океанов, когда, как говорится, земля меняет свой лик.
И если взглянуть с высоты на Беркут-калинский оазис с его замками и крепостями, на фоне которых нынешние дома колхозников выглядят совсем игрушечными, на эти выпирающие из земли утесы донжонов, непременную принадлежность не только феодальной, но и любой крестьянской усадьбы VIII века, то можно подумать, что перед нами застывшая картина великого катаклизма.
Ведь только крайняя необходимость, только величайшая и каждодневная угроза свободе и самой жизни могли заставить хорезмийских мужиков сооружать из глины жилые башни, крутые и неприступные, как скалы. Прочность у этих глинобитных исполинов такова, что они простояли тысячу лет. Ее не хватило разве что на краткий век самих строителей.