Уговаривать князя Мечислава мирно пропустить через свои владения крестоносное войско отправился лично великий инквизитор Торквемада, а в качестве основной ударной силы он взял с собой владыку Мефодия – того самого, который не мог без содрогания смотреть на женщину без платка и утверждал, что всякое совокупление, которое не закончилось беременностью, есть тяжкий грех.
Обилие простоволосых женщин, да к тому же еще и босоногих, действовало на владыку угнетающе. Их число явно увеличилось с тех пор, когда он имел в этих местах резиденцию.
Но мефодьевцы здесь тоже еще оставались, и они встречали своего лидера с восторгом, в буйном экстазе вливаясь в его эскорт.
И к концу пути у княжеского терема собралась толпа мефодьевцев, которая раза в три превышала по численности регулярную дружину Мечислава.
Владыка решил, что это достаточное основание, чтобы выдвинуть ультиматум, но Истринский князь был не из пугливых.
– Собирай вече, – сказал он своему другу-былиннику.
Тот щелкнул пальцами, и четверо дружинников вышли во двор вместе с ним.
Впятером с мечами и щитами они легко проложили дорогу в безоружной толпе и ударили в било. Через минуту отозвался колокол на церковной колокольне, а через пять минут княжеских сторонников на подворье было уже втрое больше, чем мефодьевцев.
– Это чрезвычайно интересно, – констатировал великий инквизитор. – Однако численность крестоносного войска приблизительно сопоставима со всем населением ваших владений, включая женщин, детей, стариков, калек и пацифистов. Может быть, все-таки стоит внять голосу разума?
– Я бы, может, и внял, – в тон ему отвечал князь Мечислав. – Но есть одно осложнение. В Орлеане живут мои друзья, а королевой у них – моя любимая женщина.
– Да, это серьезное осложнение, – согласился Торквемада не без сожаления.
Он конечно мог прямо сейчас, практически не трогаясь с места, убить Мечислава, и охрана не успела бы среагировать. И уйти через двор, заполненный сторонниками князя, тоже не составило бы труда. Только число этих сторонников сильно бы поредело.
Все это просто, но тогда война началась бы немедленно и с непредсказуемыми последствиями.
Мечислав не один на свете и он – вовсе не главное осложнение.
Поэтому Торквемада просто повернулся и вышел.
– Эй! – окликнул его в самой гуще народа женский голос. – А я тебя знаю.
– Меня никто не знает, – хмуро откликнулся Торквемада, даже не поглядев на женщину.
– Разве не ты был палачом на фазенде Балуева?
– Если ты до сих пор жива, значит, наверное, не я, – сказал Торквемада, но меч был уже в его руке.
Девушка укрылась за широкой спиной дружинника, и тот тоже схватился за меч, но это не спасло бы его.
Но Торквемада упустил момент. Он всегда был решителен в бою, но тут в дело мешалась политика.
А потом не выдержали нервы у мефодьевцев, и перед княжеским теремом началась драка.
Девушка, которая узнала палача, в эту минуту просто кипела от желания сказать кому-нибудь, кого она встретила только что.
Но потом ее любимый мужчина получил кастетом по голове, и это несчастье затмило все мысли в ее голове.
А когда он умер, в ее голове вообще не осталось мыслей.