Исход крестоносцев из Москвы тянулся больше суток. Дзержинцы ворвались в город буквально по пятам крестоносного арьергарда, но буфером между ними встали кремлевские спецназовцы.
Они на какое-то время задержали дзержинцев в восточной части города, в то время как белые воины Армагеддона утекали из западной.
Потом бои перекинулись в центр, и в гостинице «Украина» забеспокоились. Тут остался только понтифик Петропавел с частью своей гвардии и охрана резиденции, представленная худшими из худших крестоносцев.
Чувствуя, что толку от этой братии не будет, понтифик собрался уже было вернуться в свой личный дворец на Красной площади под охраной лучших сил спецназа. Но оказалось, что боестолкновения идут уже на ближних мостах и проникнуть в центр города практически невозможно.
В больном мозгу понтифика это сообщение трансформировалось в весть, что турки перешли в контрнаступление и отбили проливы обратно.
В эти дни Петропавел стал совсем плохой. То он видел себя в Риме, то в Константинополе, а один раз и вовсе угодил в Иерусалим и потребовал, чтобы ему сплясали хава-нагилу и проводили к стене плача.
Понятно, что руководить обороной резиденции Белого воинства Армагеддона ему в таком состоянии было трудно.
Охрана отправила гонцов вдогонку императору, но пока они добрались до места его ночлега, Лев это место уже покинул.
Он спешил на соединение с великим инквизитором Торквемадой, еще не зная, что Магистр трибунала уже забыл и думать о прежних раскладах.
У него в плену сама Орлеанская королева – ему ли мечтать о большем.
Еще не вошел в силу третий день похода, а Торквемада уже собрался с добычей назад, в охваченную огнем и насилием Москву.
Тем более, что гонцы с паническими сообщениями, не найдя императора, наткнулись на боевое охранение черных монахов.
Теперь у него было не одно, а целых два оправдания на случай, если кто-то спросит, почему он прервал поход. Одно из них – бесценная добыча, а другое – оборона резиденции и священной особы Вселенского понтифика.
Из сумбурных показаний очевидцев Торквемада сделал вывод, что большая опасность резиденции пока не угрожает. Кремлевцы и дзержинцы бьются в центре города, а сатанисты жгут север и кучкуются вокруг Останкина. Кто-то сказал им, что сатанофобы собираются поджечь последний зримый символ сатанизма в Москве – башню, которая есть не что иное, как фаллос Вельзевула, воплощенный в камне.
И Торквемада не сомневался, что дальше все пойдет по накатанной колее.
Как бы сатанофилы ни защищали башню, она все равно загорится.
Но это нисколько не беспокоило великого инквизитора.
У него были другие планы, и Останкинская башня не имела к ним никакого отношения.