Меченая

Глава 3

С первого взгляда мой злотчим Джон Хеффер кажется обычным парнем, даже нормальным. (Да, это его настоящая фамилия, и, к сожалению, теперь это и фамилия моей мамы. Она миссис Хеффер1. Можете поверить?) Когда они с мамой начали встречаться, я слышала, как некоторые ее друзья называли его «красивым» и «очаровательным». Сначала. Конечно же, у мамы теперь совершенно новая компания друзей, тех, что мистер Красивый и Очаровательный посчитал подходящими, в отличие от группы веселых незамужних женщин, с которыми она раньше проводила время.

Мне он никогда не нравился. Серьезно. И я говорю так не просто потому, что сейчас его не выношу. С первого дня знакомства с ним я видела только одно – притворство. Он притворяется хорошим парнем. Он притворяется хорошим мужем. Он даже притворяется хорошим отцом.

Он похож на любого другого папашу. У него темные волосы, худые куриные ноги и растущее брюшко. Его карие глаза, как и его душа, – выцветшие и холодные.

Я зашла в гостиную и увидела, что он стоит возле дивана. Мама сидела на краю, сжимая его руку. Ее глаза были красными и полными слез. Отлично. Теперь она будет изображать «обиженную мать-истеричку». С этой ролью она хорошо справляется.

Джон приступил к попыткам испепелить меня взглядом, но Метка отвлекла его. Его лицо исказилось от отвращения.

– Изыди, Сатана! – произнес он, словно на службе.

Я вздохнула:

– Это не Сатана. Это всего лишь я.

– Сейчас не время для сарказма, Зои, – сказала мама.

– Я справлюсь с этим, милая, – успокоил ее злотчим, рассеянно похлопывая по плечу, прежде чем снова обратить внимание на меня. – Я говорил, что твое плохое поведение и проблемный характер тебе аукнутся. Я даже не удивлен, что это случилось так скоро.

Я покачала головой. Это было ожидаемо. Я действительно ждала подобного, и все равно это шокировало меня. Весь мир знал, что никто никак не мог навлечь на себя Метку. Все эти «если тебя укусит вампир, ты умрешь и станешь одним из них» – просто выдумка. Ученые пытались понять, что вызывает события, ведущие к вампиризму, многие годы, надеясь, что если поймут, то смогут вылечить его или, по крайней мере, изобрести вакцину, чтобы сражаться с ним. Пока все безрезультатно. Но теперь Джон Хеффер, мой злотчим, внезапно обнаружил, что плохое поведение подростка – особенно мое плохое поведение, которое в основном состояло из периодической лжи, гневных мыслей, острых комментариев в адрес родителей и, может, еще полудетского влечения к Эштону Катчеру (жаль, что ему нравятся женщины постарше) – действительно вызывало реакцию в моем теле. Ну-ну! Кто бы мог подумать?

– Я не виновата в этом. – У меня наконец получилось заговорить. – Это случилось не из-за меня. Это случилось со мной. Любой ученый на планете согласен с этим.

– Ученые всего не знают. Они не люди Бога.

Я просто уставилась на него. Он – старейшина среди Людей Веры. Должность, которой он так гордится. Вот одна из вещей, которая привлекает в нем маму, и на строго логическом уровне я могла понять почему. Быть старейшиной значит быть успешным. У него хорошая работа. Милый дом. Идеальная семья. Ему полагалось делать и верить в правильные вещи. Формально он был отличным вариантом нового мужа и нашего отца. К сожалению, формальностью дело и ограничилось. И теперь, как и следовало ожидать, он собирался разыграть карту Старейшины и бросить Бога мне в лицо. Я бы поставила мои новые крутые туфельки «Стив Мэдден» на то, что это раздражало его Бога так же, как и меня.

Я попыталась снова.

– Мы проходили это на уроке продвинутой биологии. Это физиологическая реакция, происходящая в телах подростков, когда уровень гормонов поднимается. – Я сделала паузу, усиленно размышляя и гордясь собой за то, что помнила что-то из прошлого семестра. – В некоторых людях гормоны могут задействовать что-то в… эээ… эээ… – Я напрягла мозги и вспомнила: – Избыточная цепочка ДНК, она начинает Изменение. – Я улыбнулась, но не Джону, а своей способности вспомнить вещи из урока, пройденного месяцы назад. Я поняла, что улыбка была ошибкой, когда увидела знакомо сжатые челюсти.

– Знания Бога превосходят науку, и то, что ты думаешь по-другому, юная леди, – святотатство.

– Я не говорила, что ученые умнее Бога! – Я вскинула руки и попыталась подавить кашель. – Я просто объясняю, как все это устроено.

– Мне не нужны объяснения шестнадцатилетней.

Ну, на нем были ужасные штаны и кошмарная рубашка. Очевидно, что он нуждался в объяснении некоторых вещей подростком, но я знала, что сейчас не время упоминать его явно плохой вкус в одежде.

– Но Джон, дорогой, что мы будем с ней делать? Что скажут соседи? – Мамино лицо еще больше побледнело, и она подавила всхлип. – Что скажут люди на собрании в воскресенье?

Он сузил глаза, когда я открыла рот, чтобы ответить, и прервал меня, прежде чем я успела заговорить.

– Мы сделаем то, что должна сделать любая хорошая семья. Мы обратимся к Богу.

Они собираются отправить меня в монастырь? К сожалению, мне пришлось бороться с еще одним приступом кашля, так что он продолжал говорить.

– Мы позвоним доктору Эшеру. Он должен знать, как справиться с этой ситуацией.

Потрясающе. Восхитительно. Теперь он собирается позвонить нашему семейному психиатру, Невероятно Безэмоциональному Человеку. Отлично.

– Линда, позвони по горячей линии доктора Эшера. Думаю, будет разумным созвать всех на совместный молебен. Убедись, что другие старейшины знают, что им нужно собраться здесь.

Мама кивнула и начала вставать, но слова, вырвавшиеся из моего рта, заставили ее сесть обратно на диван.

– Что? Ваш ответ – позвонить психиатру, который вообще ничего не понимает в подростках, и вызвать сюда всех этих озлобленных старейшин? Словно они действительно могут мне чем-то помочь! Нет! Не понимаете? Мне нужно уехать. Сегодня же. – Я закашлялась – это был сжимающий внутренности звук, отдающийся болью в груди. – Видите! Станет только хуже, если я не уйду к… – Я колебалась. Почему так сложно произнести «вампирам»? Потому что звучало это так незнакомо – так окончательно – и часть меня признала это – фантастически. – Мне нужно отправиться в Обитель Ночи.

Мама подпрыгнула, и на мгновение я подумала, что она спасет меня. А потом Джон собственнически обнял ее за плечи. Она посмотрела на него, и когда повернулась снова ко мне, ее взгляд был почти извиняющимся, но слова, как и всегда, отражали только то, что хотел услышать от нее Джон.

– Зои, тебе же не навредит еще одна ночь дома?

– Конечно, нет, – сказал ей Джон. – Я уверен, доктор Эшер поймет необходимость приехать на дом. Здесь, с ним, ей будет хорошо. – Он погладил ее по плечу, притворяясь, что ему не все равно, но он казался не милым, а скользким.

Я переводила взгляд с него на маму. Они не дадут мне уйти. Не сегодня вечером и, скорее всего, никогда, по крайней мере пока меня не вынесут парамедики. Внезапно я поняла, что дело не только в Метке и перемене в моей жизни. Дело было в контроле. Если бы они меня отпустили, то по-своему бы проиграли. В мамином случае мне хотелось думать, что она боялась потерять меня. Я знала, чего не хотел потерять Джон. Он не хотел утратить свою драгоценную власть и иллюзию, что мы идеальная маленькая семья. Как уже сказала мама: «Что подумают соседи… Что подумают люди на собрании в воскресенье?» Джону нужно было сохранить иллюзию, и если это означало позволить моему состоянию ухудшаться, тогда эту цену он был готов заплатить.

Но я не была готова.

Думаю, пришло время взять ситуацию в свои руки (в конце концов, на них хороший маникюр).

– Отлично, – сказала я. – Звоните доктору Эшеру. Приглашайте священников. Вы не против, если я пойду прилягу, пока все едут сюда? – Я специально закашляла.

– Конечно нет, милая, – сказала мама с очевидным облегчением. – Небольшой отдых, скорее всего, улучшит твое самочувствие. – А потом она освободилась от собственнических объятий Джона, улыбнулась и обняла меня. – Хочешь, я принесу тебе лекарства?

– Нет, все в порядке, – ответила я, цепляясь за нее мгновение, так отчаянно мечтая, чтобы это произошло три года назад, когда она все еще была моей, все еще на моей стороне. Затем я сделала глубокий вдох и отступила. – Я буду в порядке, – повторила я.

Она посмотрела на меня и кивнула, сказав, что ей жаль, единственным доступным ей способом – глазами.

Я отвернулась и направилась обратно в спальню. Злотчим сказал мне в спину:

– И почему бы тебе не оказать нам всем услугу и не попробовать найти пудру и замазать эту штуку на лбу?

Я даже не остановилась. Просто продолжила идти. Я не собиралась плакать.

«Я этого не забуду, – сурово сказала я самой себе. – Я не забуду, как ужасно они заставили меня чувствовать себя сегодня. Так что когда мне страшно и одиноко и что бы еще со мной ни начало происходить, я не забуду, что ничего не может быть хуже нахождения здесь. Ничего».