Мечта

— Ты про Виталину, малыш?

— И про нее.

— Мы развелись. Я свободный человек и могу совершенно законно вступить с тобой в брак. Мы так долго ждали этого.

— Долго. Только разве теперь оно нужно?

— Ты не хочешь быть моей женой?

— Больше, чем я есть сейчас?

— Мы найдем сына и зарегистрируем отношения. Совсем чуть-чуть осталось.

— Главное найди сына.

Я больше не могла говорить. На меня накатила неимоверная усталость, и я провалилась в сон граничащий с забытьем. Когда проснулась, он был уже одет и готов к выходу. Но будить меня не стал, просто сидел в кресле и ждал моего пробуждения.

— Машенька, собирайся, я отвезу тебя домой.

— Я не хочу туда.

— Из-за Виталины?

— Нет. Да. Не знаю. Просто не хочу. Я здесь останусь.

— Нет. У меня нет людей на которых я мог бы положиться на сто процентов. Хорошо, поедешь со мной. Работать будешь. Будешь?

Если бы вы знали, как я обрадовалась.

— Машенька, но работать будешь по настоящему. Я тебе дам задание, и сядешь рядом.

И села. Правда, не совсем рядом, но в одном кабинете. Мне столик принесли, маленький такой и кучу всяких бумажек и бухгалтерских книг. Вера Алексеевна объяснила, что от меня требуется и я занялась делом. Я получила уникальную возможность хоть немного отвлечься и увидеть своими глазами, как Он работает!

Не поверите, но посмотреть было на что. Как Он вел совещание! Как держал себя с людьми. Было видно, что Он авторитет. Нет, не криминальный, а просто авторитет. Его уважали, его слушались. Но и Он уважал людей. Я не услышала нигде приказного тона, Он объяснял и Он доказывал. И ОН был прав! Всегда был прав! Он знал, Он умел! Я млела, наблюдая за ним. ОН был необыкновенный, просто необыкновенный, умный такой, и весь мой! Понимаете — МОЙ!!! Он выбрал меня. Вот такую как есть. Да никакую почти. Неуклюжую, неразумную, непутевую, приносящую одни проблемы и неприятности. Но Он хочет быть со мной, хочет любить только меня и прижимать ночами мое тело. Он и ребенка хотел со мной, и не с кем другим. Так чего же мне надо?! Ведь я счастлива с ним! Почему я считаю, что он мне должен больше чем дает сейчас?! Почему я думаю, что он мне уделяет мало времени?! Да только лишь потому, что я ревную ко всему. К работе, к людям на работе. К Федору, к родителям его. И даже к Виталине. А Он готов был на все, чтобы быть со мной!!! Только со мной!!! Что же я за дура такая?! Как я не понимала, своего счастья. Вот, хоть теперь поняла.

У меня из глаз полились слезы…

Он подошел ко мне, сел на корточки и стал стирать слезинки.

— Что, Машенька? Мы найдем его… Вот увидишь, детка. Найдем.

— Я люблю тебя…- больше я ничего не смогла сказать.

====== Выкуп ======

Пришел четверг. Мы с Володей поехали в банк и на моих глазах он снял всю сумму. Интересно, что вся сумма поместилась в одну большую сумку. А это ведь просто немыслимые деньги. Правда поднять ее было достаточно тяжело. Вместе с деньгами мы вернулись в его дом и стали ждать.

Ждать, ждать! Вы вообще представляете, что такое ждать? Ведь вроде бы да. Все когда-то чего-то ждали. Но, что такое ожидание я поняла только за этот месяц. Вы вот думаете, что ожидание это действие, потому, что ждать — глагол. Но нет. Я совершенно точно могу сказать, что ожидание это расстояние между мечтой и реальностью. Между желаемым и действительным. И пройти его трудно, может, даже невозможно. Так как получается, что это расстояние может быть большим и маленьким, долгим и коротким. Оно меняется во времени и пространстве. А иногда попросту исчезает и теряется, потому что нашим мечтам не судьба осуществиться.

Мы с Володей сидели в гостиной на диване и ждали. Он (Костя) должен был позвонить или прислать инструкции по передаче денег. Мы молчали. Но думали об одном и том же.

А время шло… Шло и шло. Ощущения приближения разрешения проблемы не было. Казалось наоборот, что все сгущается, что все концентрируется и давит все сильнее и сильнее.

Он обнял меня и прижал к себе. Ласково целовал мои волосы у виска и что-то шептал. Я сначала не слышала что, а потом разобрала. Он повторял одну и ту же фразу: «Все будет хорошо, Машенька! Все будет хорошо». Наконец, его смартфон пискнул извещая о пришедшем сообщении. Он схватил его открыл и прочитал.

Это было от Кости. Сначала фотография нашего мальчика, а потом подробные инструкции, куда надо отвезти деньги. Сообщение было с разового телефона и совершенно незнакомого номера. Его конечно пробили. И телефон нашли в мусорке. А номер был куплен какой-то женщиной на имя нищего у метро. Ему заплатили огромные по его меркам деньги и он с удовольствием получил номер.

Наш дом наполнился людьми. Пришел следователь и частный детектив и еще какие-то мужчины. Все говорили и обсуждали, все думали, разглядывали карты, вносили различные предложения, но все они разбивались людьми из той же компании. У меня в голове возник шум, из голосов. Я не слышала их, не различала слов. Они сливались в хор, в какофонию звуков.

Потом часть из них ушли, остальные остались. Володя подошел ко мне и глядя прямо в глаза произнес:

— Милая, я завтра отвезу деньги. Утром рано, еще до рассвета. Ты только не бойся. Молись, Машенька.

А я поняла, что просто ждать я уже не могу. Я должна действовать и быть с ним там. И везде быть рядом и пройти свой путь самой с ним — с любимым мужчиной. Пусть короткий путь, ведь все могло случиться, но пройти мы его должны только вместе.

— Я с тобой!

— Далеко за городом, надо ехать почти до леса, а потом пешком. Холодно, Машенька.

— Я с тобой… И не спорь и не возражай. Я должна быть там. Понимаешь, должна. Я оденусь потеплее. Я в силах идти, я в силах терпеть холод и усталость. Я больше ждать не могу, бездействовать не могу, думать не могу. Я схожу с ума, Володя. Уже сошла, разве ты не видишь?! Я должна и я буду. Чтобы не случилось. Вот теперь я не подчинюсь тебе. Я знаю, как ты хочешь меня защитить. Но не сегодня. Пойми. Не сегодня.

ОН отправил меня спать пораньше. Но сна не было, вот просто не было ни в одном глазу. Я смотрела в потолок. А воспаленный мозг рисовал картины — одну страшней другой. Я была в лесу, холодно, деревья стоят почти прижавшись друг к другу и тьма колышется в кронах, вместо листьев, ветки покрыты густым мраком вперемешку с туманом, так что и лучик света сквозь эту тьму пробиться не может. Я иду, между деревьями, протискиваясь в самых узких местах, но иду к реке, я знаю, что река там в том направлении, и оттуда раздается детский смех и тихий зовущий голос: «Мама». Я четко слышу голос, зовущий меня и уверена, что он принадлежит моему сыну.

— Машенька, просыпайся, пора.

Мой мужчина будит меня, а голос ребенка все звучит в голове. Но я спала, а все было лишь сном. Ну что ж, добро пожаловать в реальность. Вот она начинается. Я умылась и оделась во все теплое, но не затрудняющее движений. Я выпила кофе и взяла с собой в термосе. Мы вышли на улицу. Федор закинул в багажник сумку. Володя сел за руль, я рядом. Все кто был во дворе, то есть охрана, и полиция разместились по машинам и мы поехали. Я сама не знала куда. Но главное, что ОН знает.

Ехали долго. Я не спала, молча смотрела на пробегающие мимо дома, потом поселки, участки леса и новые поселки. Машины за нами стали отставать, и к месту назначения подъехали лишь мы и Федор.

— Машенька, умоляю останься с Федей. Я пойду один. Он сказал, что укажет путь. Я не знаю чего он хочет. Может там ловушка. Останься. Я так хочу, чтобы ты жила и была счастлива. Ведь если все чисто я пойду оставлю сумку и вернусь.

Он говорил искренне. От чистого сердца. Я понимала, что он заботиться обо мне. Но нет. Я должна быть с ним, чтобы не ждало нас там за деревьями. Я покачала головой, обняла его за шею и поцеловала в губы. Он улыбнулся и достал мои перчатки из бардачка машины. Взял сумку с деньгами и как я поняла встроенным передатчиком и мы пошли.

Я удивлялась Косте, он все продумал и подготовил. Все мелочи учел. На деревьях висели красные шелковые тряпочки, как галстуки. И они указывали нам путь. Мы шли по ним вглубь леса. Огибали поваленные деревья, но шли вперед. Уже не видна была дорога и машины наша и Федора. Я устала, я никогда не давала себе такой физической нагрузки. Я не привыкла и у меня болели и налились тяжестью ноги. Я видела, что мой мужчина тоже устал, тем более, что сумка была очень тяжелой. Сил идти дальше уже просто не было. Мы присели на ствол поваленного дерева заросшего мхом. Но как только перестали двигаться почувствовали холод, и это было толчком продолжать путь. Мы шли больше часа, так показывали Володины часы, и вышли к реке. Вода была черной на рассвете, черной и гладкой, спокойной как зеркало. Но мне было страшно. И никого вокруг. Тряпочки закончились, к последней был на булавке приколот мешочек с бумажкой. Запиской. Володя вытащил ее и прочел. Он просто схватился за голову от бессильной злобы на нашего обидчика. Он дал прочесть мне. Там говорилось, что на реке за кустом привязан плот. Небольшой такой и добротный. Так вот сумку мы должны были поставить на него, отвязать и пустить плыть по реке. А где он его выловит, и как сообщит нам о местонахождении ребенка одному Богу известно… Но делать было нечего. Плот отвязали и он поплыл унося в неизвестность миллионы. Но мне не было их жалко. Просто вместе с исчезающей сумкой рушились и надежды, да и вся жизнь. Мы посмотрели вслед плоту и пошли назад к дороге.

Володя связался с Федором через спутник. Я и не знала, что так можно со смартфона. Рассказал ему все наши действия. Сообщил, что я устала и плетусь из последних сил, просил прочесать всю местность вниз по реке. Федор обещал. А я шла, периодически опираясь на моего мужчину. Путь до машины занял гораздо больше времени, чем туда к реке. Цели уже не было.

Но мы дошли. Я пила кофе из термоса и ждала.

Прошло несколько часов, пока к нам подъехали все те, кто был задействован в этом деле. И все с пустыми руками. Передатчик вложенный в сумку передавал все тоже место у реки, где мы спустили плот. И никто ничего просто не мог понять. Вертолет подняли, но он ничего не засек.

Наконец, Володя сообразил, что надо идти снова к тому же месту и искать там. В конце концов именно там была записка с инструкциями к передаче денег посредством плота и реки.

ОН пошел с ними. Я тоже хотела, но на меня только ехидно посмотрели и очень скептически отозвались о моих желаниях.

Ждать опять пришлось долго. Больше двух часов. Мужчины вернулись злые, но с результатом. С сумкой с передатчиком, только без денег.

Оказывается Костя находился чуть выше нас по течению, всего в полу километрах. А к плоту была привязана веревка, за которую он его и вытянул, как только мы ушли. Его искали вниз по течению, а он был вверх по течению…

Получается, бывший охранник всех следователей и оперативников надул. Да еще как надул. И ушел незамеченным.

Володя внимательно обследовал сумку и нашел. Там был листок в конверте с адресом.

====== Где мое счастье? ======

Мы ехали в строну города. Я не представляла даже с какой скоростью. Все остальные машины сильно отстали, а мой Володя гнал. Как он гнал! Обгоняя все встречающиеся машины, порой выскакивая на встречную полосу. Он как будто боялся не успеть… А я что? Я была благодарна, что не ползет, как все остальные. И самое главное, я понимала, что каждая минута, каждый километр приближают меня к моему мальчику. Смотрела на мелькающие деревья и автомобили, в стороны шарахающихся от нашей машины, и молчала. Но в голове стучало, а сердце готово было выскочить из груди. Вот не поверите, я чувствовала, как оно стучит по ребрам, аж до боли.

Я сама себя убеждала, что все почти кончено, что сейчас я увижу ЕГО! Но сколько бы не убеждала, сердце готовое сбежать из моего тела не верило, вот не верило и все…

В Москве пришлось сбросить скорость. Опасно, слишком опасно. Он бил по рулю, попав в пробку, и готов был, казалось, бежать своими ногами, если так будет быстрее. Он матерился и изрыгал такие ругательства, что я таких и не слышала, а смысла многих, не знала.

А я молилась. Молилась Богу-творцу, Богу создавшему всех нас и отправившего своего единственно сына на гибель. Только вот мысль о том, что он может пожертвовать сыном, меня не вдохновляла. А вдруг не только своим сыном, но и моим… Мне снова стало страшно… Вот все-таки мысли нам совершенно не подчиняются. Рождаются, думаются и делают выводы независимо от наших желаний, которые в свою очередь тоже являются нашими мыслями.

Мы въехали во двор. Там кругом стояло оцепление. ОМОН в своих жутких костюмах и штатские, тоже в костюмах.

Я выпрыгнула из машины и побежала к ним. Меня не пропускали. Еще какая-то очень пожилая женщина доказывала человеку в сером костюме, что она тут живет, что ей домой надо, а еще соседке молоко занести, ребенок у той, вроде приболел, а она одна, куда пойдет с ребенком, холодно еще. Вот и просила: «Сергеевна, молоко себе брать будешь, так и мне литр.» А за это платит ей чуть больше, чем в магазине стоит. А ей, пенсионерке деньги — то не лишние. Я же в это время трясла этого мужчину в костюме за полы пиджака, и просила пропустить меня к сыну, потому что я его обязательно узнаю. Тот же обещал меня арестовать, если я не отпущу его пиджак. Все как всегда решило появление Володи. Только глянув на него я подумала о самом ужасном, потому что лица на нем не было. Я закричала… Очнулась у него на руках. Я сидела у него на коленях, а он гладил мои волосы.

— Машенька, он жив. Наш мальчик жив. И она его любит. Видимо настолько, что решила его не отдавать. Но мы найдем его и ее.

А я смотрела в его глаза. Там было все: безысходность, жалость, печаль, мука, только надежды там не было. И почему-то именно в этот момент, я поняла, что теперь я должна быть сильной! И моей материнской любви, и любви женщины, должно хватить на двоих: и на него, и на меня — на нас обоих, потому что мы едины и мы семья. Мы найдем его, чего бы нам это не стоило! Главное поставить цель и верить…

Потом подъехал Федор и следователь. Бабушку никуда не отпустили, а просто по человечески попросили помочь. А она, глядя на меня и поняв, что произошло на самом деле, все причитала: «Как же так! Не по людски ведь!» И никуда не собиралась и готова была сделать, все, что угодно только бы быть полезной в поисках моего сына.

Она рассказала интересную историю. Но прежде мне с Володей позволили войти в квартиру, где жил мой мальчик. Там было чисто и уютно, только немного беспорядок, из-за быстрого бегства той женщины. В ванне на веревке висели уже досохшие, но не снятые пеленки, ползунки и кофточки. Они были мокрыми, когда она уходила, вот и остались… Манеж аккуратно застелен, все очень чисто и с любовью, пусть и не дорого. Сергеевна сказала, что коляска была, исчезла и игрушки погремушки всякие, тоже исчезли.

Потом мы проехали в отделение, где Сергеевна составила фоторобот, и рассказала все, что знала.

Хозяйкой квартиры была некая Александровна. По молодости они с Сергеевной дружили, а потом судьба развела. Так вот Александровна много лет сдавала квартиру. Разные постояльцы встречались: и тихие, и буйные, и скандальные, и даже негры. А два месяца назад ремонт она сделала, так небольшой: потолки закатала, да обои поменяла. Потом квартира пустовала, аж целый месяц пустовала. На Александровну похоже не было. Но факт. А потом в нее заселилась Зина с малышом. Мальчонку звали Сереженька, так Зина говорила. Сама она уже не первой молодости, лет на сорок выглядит. А любовник к ней ходил молодой — лет тридцать- тридцать пять.

Красивый, высокий, при теле, таком накачанном. Видный мужчина. А Зина сама так: — не себе взять, ни людям показать.

Она из дому — то не выходила недели две, а потом стала гулять с мальчонкой. Я с ней гуляла, сдружились мы. Она его жуть как любила, мальчонку в смысле, а вот с любовником ругались. Она его и в дом — то пускать не хотела. Особенно позавчера ругались они. Двери закрыты, а все слышно. То есть слов не разобрать, но все на повышенных тонах. Дети у Зины взрослые, сын и дочка, где живут не знаю. Но не в Москве. У нее и не узнаешь ничего- скрытная она, не то, что я — душа на распашку. Вот я про своих внуков ей все рассказала: и где живут, и где учатся. Я ж как на духу.

Дальше Сергеевна стала рассказывать про детей и внуков, причем с подробностями. Ее следователь еле остановил и вернул к Зине.

— Так, Зина, что, говорит для себя родила. Я спрашиваю, что замуж не вышла, а она: «Не тот он человек, чтобы замуж» Про возраст спросила, так не ответила она, ну я прикинула, лет сорок не меньше. И любовника своего боялась она. Мальца качает бывало и приговаривает: « Сереженька милый, любимый никому я тебя, солнце мое, не отдам!» и слезы у нее капают. А я ей, кто ж у матери ребенка то отнимет. Так она совсем в слезы. Если б ты, говорит, знала, Сергеевна… А что знала, так и не сказала. А мальчик улыбается, милый такой, и ямочки на щечках. А вон оно как, не ее ребенок, значит, у матери украденный. Не, не могла Зина, добрая она. Не могла она. Она ж любит его, как своего любит. Расплакалась Сергеевна, то ли от жалости к Зине, которая ребенка украсть не могла, то ли от того, что мальчика жалко стало. Кто ж ее поймет.

Ей фото показали, Костино, не одно, с десяток и среди них его. Она узнала его. Сразу узнала. А потом хозяйку квартиры привезли, так и она опознала. Фоторобот Зины составили. Пальчики снятые в квартире по всем базам пробили. Одни Костины были, а ее нигде не значились. Не судима, не привлекалась, не задерживалась. Чистый человек. Только вот искать ее где? И куда она с нашим сыном девалась? Вопросы, одни вопросы. Только из всего я теперь знала одно — он жив, и та женщина его любит.

Домой мы вернулись ни с чем и совсем — совсем поздно. Навстречу нам выбежала Виталина и Володины родители.

— Что? — только и спрашивали они.

Он же подошел вплотную к Виталине и очень грозно произнес

— Кто такая Зина? Где вы ее взяли? Откуда она?

— Я не знаю. Володя, я честно не знаю…

Больше она ничего не успела сказать, он наотмашь ударил ее по лицу.

— Будь ты проклята, стерва. Вон из моего дома! И чтобы я о тебе больше никогда не слышал! Ты получишь двадцать процентов от моей компании, в память о твоем отце, и не появляйся здесь больше. Я не прощу тебя никогда!

— Я не виновата, я не думала… Я не хотела… Прости.

Но он прошел в нашу спальню, а я лишь бежала за ним. Там открыл бутылку виски и пил прямо из горлышка.

Я пыталась отобрать ее, пыталась говорить что-то, но все без толку. Потом завалился на кровать, прямо в том, в чем был и уснул: Я лишь смогла стащить с него обувь и носки и укрыла пледом. Потом спустилась вниз.

Они все еще были в гостиной. Виталина плакала. Но мне было ее не жаль.

— Вы еще здесь? Так убирайтесь, я вызову такси. Он прав. Вы не достойны жалости. Вы есть само зло, раз придумали такое. Убирайтесь из нашего дома.

— Маша, — моя свекровь попыталась что-то сказать, но свекор остановил ее.

— Его нет! Понимаете, его украли второй раз! — Я уже кричала, — И выкупа не попросят, потому, что она решила, что она лучшая мать, чем я! Откуда ей знать, какая я мать. Я же даже поцеловать его не успела. Но я найду его. Пусть жизнь положу, но найду! Всем все ясно?! А теперь помогите ей собрать вещи и пусть идет. Я желаю Вам родить и вырастить Вашего сына. Но всегда помнить про моего. Про то, что Вы сделали с нами. Просто так, ради каких-то жалких денег.

Я развернулась и ушла к единственному человеку, которого любила.

====== Вернись! Прошу тебя! ======

Комментарий к Вернись! Прошу тебя! https://www.youtube.com/watch?v=X_dP5Mk98Lc

Он так и проспал всю ночь в том в чем был. А я не спала, сидела рядом на кровати, иногда ложилась, слушала его бормотание и периодически храп. Я пыталась прислушаться и понять, что же он говорит. Но ничего разобрать не могла. Иногда меня одолевала дремота, и я погружалась в нечто среднее между сном и бодрствованием. Вот так я всю ночь практически и не спала. Очень обрадовалась когда чернота ночи за окном сменилась серостью утра. Почему-то казалось, что рассвет нового дня принесет новую надежду. Ведь не может всю жизнь продолжаться полная безысходность…

А мне уже казалось, что моя безысходность длиться всю мою жизнь. А сколько я прожила то всего? Каких-то девятнадцать лет.

Но оказалось, что мой предел не настал. Володя проснулся, посмотрел на меня стеклянными глазами и попросил пить. Я принесла стакан воды со льдом. Он выпил и встал. Но он не пошел в душ и не спустился завтракать, а достал из бара следующую бутылку виски, откупорил и налил в стакан и выпил залпом. Потом повернулся ко мне

— Хочешь, Маша?

— Нет. И тебе не советую. Ты на работу собираешься?

— Нет. Зачем?

Он сломался, я поняла, что от него больше ждать поддержки не приходится. Я осталась одна…

Я пыталась позвать его в душ, пусть даже со мной, но он пил второй стакан, а за ним следующий. А потом он снова завалился спать. Я даже не смогла уговорить его переодеться. Я спустилась вниз, прошла на кухню и сварила себе кофе. С чашкой вернулась в гостиную, и чуть не вскрикнула и не обожглась, разлив горячий напиток. В комнате был Федор.

— Доброе утро, Маша!

— Для кого как.

— Я понимаю, но мы делаем все возможное. Поверь, я правду говорю.

— Знаю и верю. Он жив и он не один. Я про сына говорю. Значит нужно только время. Мы найдем его, я чувствую. А я мать, он связан со мной.

— Вот и умница. Даже не представлял, что ты такая умница. Я просто преклоняюсь перед тобой. Если бы ты знала, как я люблю и уважаю тебя. Ты действительно необыкновенная. «Его Маша.» Сколько раз я слышал эти слова, еще не зная тебя, и удивлялся той нежности и любви, которые он в них вкладывал. Ты его спасение, его мечта, его реальность. Ты его оплот.

— ОН сломался, Федор. Можно просто Федор?

— Конечно. Пьет?

— Да. Что делать?

— Подожди. Пару дней и все пройдет. Так было раньше. Если тебе нужна помощь, то я ведь здесь. Я могу быть круглосуточно.

— У Вас же семья…

— Он мой друг, Машенька.

— Спасибо!

Я не хотела больше говорить с Федором. Вообще ни с кем не хотела говорить. Я допила кофе, вымыла чашку, поставила на место и пошла к Володе.

В комнате воняло, его рвало. Я бросилась к нему, он лежал на кровати мокрый и в рвотных массах. Но живой. Слава Богу живой…

Я ругала себя в душе, что не уследила, что ушла. Зачем мне кофе, я то, что! А его оставлять нельзя было. Я же знала сколько он выпил. Все знала, все видела, и в туалет его сводить надо было.

Я попробовала его поднять, повернуть — переодеть же надо, вымыть все. Но он был слишком тяжел. А я что? Да, я длинная, высокая в смысле, но тонкая и слабая. Я уселась на мокрую кровать рядом с ним и расплакалась от собственного бессилия. В такой ситуации я еще не была, и как поступить не знала. Я вообще не сталкивалась с пьяными. У нас дома были одни женщины, и никто не пил. Может мамины ухажеры и пили, но я то откуда знаю, пили они или нет. Герман точно не пил, и Володя тогда тоже не пил. Что же с ним случилось за прошедшие годы… И куда делись его родители. Я их не видела со вчерашнего вечера, может, они мне помогут. Господи, что делать?! Господи, помоги!!! Я вышла из спальни и постучалась в комнату, где жили его родители. Мне никто не ответил, я толкнула дверь и вошла. Там никого не было.

— Они уехали, еще вчера.- услышала я голос Федора.- Они знают чем заканчивается его выпивка, а мама его все плохо переносит, предпочитает не видеть.

— Вы мне поможете? — я с надеждой смотрела на Федора.

— Конечно, Машенька. Не здесь мне быть надо, и не тем заниматься, но что поделаешь. Как знал, что вот так закончится. Но ты не волнуйся, все работают, все ищут твоего мальчика. Я слежу, мне докладывают.

Он вошел в спальню, смачно выругался и врезал Володе по морде. Тот открыл глаза и заплетающимся языком, без тени агрессии произнес.

— За что, Федя?

— За то, что скотина, вот за что. Что ты тут устроил, давай вставай и в ванну.

— Отстань.

— Я тебе отстану! Сейчас тебя в душ, может протрезвеешь. Ты же мне обещал, что больше не повторится. А перед Машей как ты выглядишь. А она тебя идиота любит… Вот говорю же скотина.

— Маша ушла? — В его глазах отразился страх.

— Да нет, здесь твоя Маша. В шоке, правда. Она такого отродясь не видела.

Он поднял Володю и буквально на себе утащил в ванную комнату. Потом вызвал людей, которые убрали все и выстирали. Комната стала опять чистой и обычной. А врач, которого я видела впервые ставил моему мужу капельницы, делал уколы и сочувственно поглядывал в мою сторону. Я же с ногами забралась в кресло и наблюдала за всем происходящим. Я опять выпала из времени. Но шевелиться не хотелось.

— Маша, сок и бутерброд. Съешь, пожалуйста.

Я съела. Потом уснула в том же кресле. Не знаю, сколько проспала, когда открыла глаза Федор был в комнате, за окном темно, а Володя лежал на кровати. Я встала и подошла к нему. Села рядышком и рукой коснулась его лица.

Я люблю его. Я знаю, что люблю чаще вопреки, но люблю. Только боюсь… Понимаете, ужасно боюсь потерять те ошметки счастья, что у меня остались…

Что же ты со мной делаешь, Боже?! За что?! Ведь мне всего девятнадцать, а такое впечатление, что жизнь прошла, и до конца совсем чуть-чуть осталось… Я ведь и хотела то всего ничего, только немножко счастья. Семью хотела, сына. Просыпаться и засыпать с любимым человеком… Я просто хотела быть женщиной с земными женскими радостями… Разве ж я не заслужила?! Что я сделала не так?! Мне не нужно богатства, и деньги мне такие бешеные не нужны, только счастья немножко и все.

Вот так я гладила его лицо, его волосы и молилась. Молилась, чтобы Бог вернул мне его прежнего, чтобы прекратил все наши страдания, чтобы сын наш рос с нами, и мы баловали его, и умилялись всем его шалостям и причудам.

А он спал под действием снотворных и даже не догадывался о том, что происходит в моей душе. А потом на меня накатила усталость, и я решила прилечь. Тем более, что Федор, уверил меня, что будет с ним, и глаз не сомкнет. Спать в спальне, где находился Федор, я не собиралась. Я прошла в одну из гостевых комнат, приняла ванну, после которой почувствовала себя живой, но ужасно слабой. Спускаться до кухни сил не было, а есть очень хотелось. И я решила не ходить, до утра потерплю. Я укрылась одеялом, уютно свернулась калачиком, вспомнила тепло его рук, жар его тела. Он всегда весь прижимался ко мне, когда я спала. Как мне его не хватало… Но будет завтра и я надеюсь, что он образумится. Я даже в чем-то завидовала ему. Он смог отключится при помощи виски, а я нет. Я просто не пила, а такую гадость как виски, тем более.

Думать долго я не думала, а просто уплыла в сон.

И сон мне снился такой добрый и счастливый. И Володя там, и сын наш, и дочка с бантиками. И ромашки, целые поля ромашек.

А я так люблю ромашки…

====== Я ему нужна! ======

Комментарий к Я ему нужна! https://www.youtube.com/watch?v=3AsEtxrW6sQ

Я проснулась! Даже время представить трудно. За окном пасмурно, дождь. Мелкий такой, как осенний. Встала, только потому, что беспокоилась за него. Прошла в спальню, там никого не было. Постель застелена. Попыталась найти свой смартфон. Я точно помнила, где его оставила, но он отсутствовал. Ладно. Папин номер я помню, куплю другой. Если свой, конечно не найду.

Я спустилась по лестнице, посмотрела в гостиной, там его тоже не было. Интересно, а Володя где? На работе, наверно. Вот его номера я точно не помнила… Придется заехать к нему на работу, узнать как он. Федор наверняка с ним. Пойду кофе сделаю…

И я поплелась в сторону кухни. Мой Володя сердился на Федора.

— Ты быстрее есть можешь! Надо ехать быстро! Времени сколько! Уже почти одиннадцать. А вдруг еще куда уйдет?! А ты ешь тут! И как в тебя лезет!

— Я ж не пил как свинья, вот и лезет. Не мешай завтракать. Сам бы поел. Ты сегодня работать собираешься? А ,товарищ генеральный директор.

— Федя, ну почему она ушла?

В его голосе было столько боли. Мне стало смешно и интересно. Ведь Федор точно знал, что я никуда не ушла. И сколько можно бегать, изображая глупую девчонку подростка? Так я уже не девчонка, и далеко не подросток. Мужняя жена однако.

— А ты помнишь, что вчера было?

— Нет, Федя, а что было?

— Упился ты, облевал все вокруг, даже естественные потребности не контролировал. А она испугалась. Тебя испугалась. Нужен ты ей такой?!

— Нет не нужен, Федя. Я все время боюсь, что рано или поздно не буду ей нужен. Она ж молодая, красивая. Ты видишь насколько она красивая?

— Вижу. А ты ее душу видишь?

— Мне не жить без нее.

— Это у тебя отходники, с жалостью к себе.

— Чтоб ты понимал. Ешь быстрее! А то я сам за руль сяду.

— Ты! За руль?! После запоя?! Не смеши меня. И вообще куда ты торопишься?

— Ну ты идиот, Федор! Маша ушла! Понимаешь, моя Маша ушла. Опять ушла. Вон даже смартфон оставила. Она обещала не уходить, обещала со мной до конца…

— Не доводи не уйдет…

— Да чтоб ты понимал?!

— А что я не понимаю? Так ты объясни… Пьянство твое не понимаю, и никогда не пойму. До Маши, ты говорил, что пьешь, потому, что нет Маши. Твоей Маши. Той единственной девочки, которая тебя искренне любила. Причем любила просто так, только потому, что ты случился в ее жизни. Ты помнишь, как рассказывал мне о ее признании тебе в твою первую брачную ночь. Помнишь, как в глазах стояли слезы? Так, что же ты делаешь с ней сейчас?!

— Так доедай уже и поехали к ней! Я сорвался, Федя. Я так спешил, думал, что все. Все мучения наши кончились. Сейчас получим сына и… Я знаю Костю и ты знаешь. Он на ребенка руку не поднимет.

— На Виту поднял. Не прав ты, Вов. Он Виталину избил, чтобы она ребенка потеряла. Причем его ребенка.

— Он мог быть не уверен, что его. У нее знаешь сколько таких как он было?

— Знаю. Я все знаю. Мы сейчас всех его друзей, родственников и сослуживцев проверяем. Да даже просто тех мимо кого он проходил, и кто мимо него проходил. Зина эта не чужой ему человек. Он бы чужого не привлек. Дело деликатное. А ребенок живым был нужен. Значит и женщина должна быть надежная.

— Поехали, Федя!!! Ну сколько можно?!

— Куда поехали?

— Ну ты тупой! — дальше он произнес непроизносимое и долбанул кулаком по столу.- К Маше мой поехали!!! — И он продолжил отборным.

— Так ты обернись и за мат свой извинись. А то, то надираешься, до чертиков, то ругаешься как сапожник.

Но Володя не слушал его уже. Он вскочил из-за стола и бросился ко мне. Поднял, закружил. Целовал так, как никогда раньше. А, может, мне так казалось. Потому, что я теперь точно знала насколько я нужна ему.

Вот как все в жизни интересно! А не упади я тогда у магазина со свадебными платьями, то не встретились бы мы никогда. Он прошел бы мимо, да и я тоже. И не заприметили бы мы друг друга. И жизни, и судьбы бы наши не пересеклись. И жили бы мы по другому и с другими, и сына бы никогда не было, и слез бы не было… А счастье? Интересно, а счастье было бы?! Или тоже было бы другое?! Или не было бы его вовсе! И тут мне подумалось, что счастья бы не было, потому, что не было бы любви. Нашей с ним любви. Которая возникла и крепла у каждого в сердце или в душе. Короче, там где любви жить положено. Но крепла и развивалась она у нас, когда мы были вдали друг от друга. Значит любовь это не отношения, не совместное проживание и даже не плотские утехи. Любовь — это стремление к счастью и даже не только своему, но и другого, того самого, которого любишь. А счастье — это совместное обретение и реализация мечты!

Вот как все оказывается просто, если задуматься и разложить по полочкам.

А он все целовал меня. А я отвечала на его ласку, даря ему свою. И мне было удивительно хорошо…

— Машенька, — наконец заговорил он — где же ты была? Я думал, что ты… Если бы ты знала, что я думал, когда открыл глаза, а тебя нет… А телефон твой лежит. Я чуть с ума не сошел. Я думал…

— Там Федор с тобой в комнате оставался. Не могла же я при нем спать с тобой лечь. Я так испугалась, Володечка! Боже, как же я испугалась. Я не знала, что делать следует… Я так боялась за тебя… Вот не знаю, я что в таких случаях… Знаешь, как страшно все…

— Прости, малыш. Я больше никогда…

— Никогда?

— Никогда. Ты мне веришь?

— Я всегда тебе верю. Потому я и с тобой.

— И не уйдешь?

— Только, если сам прогонишь…

— И откуда ты взялась такая?

— А ты не помнишь?! Свалилась я, запнулась о ступеньку, когда на платья засмотрелась…

— Хочешь такое платье?

— Хочу. Я же девочка. А все девочки мечтают о самом красивом свадебном платье.

— Ты помнишь, какое оно было?

— Помню. Каждую деталь помню. Оно было, как мечта. Я каждый день ходила на него смотреть… А ночью представляла свадьбу свою.

— С кем, Машенька?

— Не смейся только. С тобой… Всегда только с тобой.

Он прижал мою голову к своей груди и прошептал.

— Все у тебя будет, моя Машенька. И свадьба, и платье то, что хотела, из-за которого коленки разбила. И сын с нами будет. И еще дети. Ты родишь мне детей?

Я лишь только кивала ему в грудь. Потому, что верила каждому слову. Потому, что в его словах была моя жизнь и она принадлежала ему… Потом я вместе с ним слушала, что раскопал Федор, вернее его люди и что делает следствие. По всем детским учреждениям были разосланы ориентиры на Зину и нашего сына, все больницы и поликлиники были проинструктированы. Рано или поздно, она должна была обратиться в какое-либо из них. Полиция тоже проявляла чудеса смекалки. Они посещали каждую квартиру или дом где был маленький ребенок. Каждый участковый обходил свой участок, в надежде найти пропавшую Зину. Ведь наличие ребенка скрыть очень трудно. Она покупает детское питание, вещи, пеленки. Гуляет с ним в конце концов. Я, да и все кто его искал, были уверены, что она делает для него все, что положено, потому что она его ЛЮБИТ…

====== Сереженька! ======

Шло время. Две недели пролетели, как один день. Почему пролетели? Да лишь потому, что день начинался и заканчивался. Все по расписанию. Подъем, завтрак, работа. Куча заданий и их выполнение в кабинете главного, под его недремлющим оком. На расслабиться и задуматься времени не было. Потом отчет Федора о продвижении поисков. Обед и опять работа. Даже голову поднять некогда. К вечеру я уставала так, что засыпала прямо в машине по дороге домой. Потом ужин немного общения, во время которого без слез не обходилось, и спать. А утром все тоже.

Надежда найти сына меня не покидала не на минуту. И моего Володю тоже.

В наш дом вернулись его родители. Но с ними мы не обсуждали происшедшее. Вообще ничего не обсуждали. Просто сосуществовали. Иногда говорили со свекровью. Готовили вместе обеды по выходным.

Так шло время, бесцельно и бестолково. Просто шло. И я не замечала смену дней. Все слишком однообразно…

Сегодня я сидела над цифрами, а они сливались и плыли оттого, что слезы стояли в глазах. А мысли бежали в разных направлениях. Неужели вот так вся моя жизнь пройдет, в этих безликих цифрах, никому не нужных отчетах, в суете и асфальте. Да, именно асфальте, потому, что все в конце концов заканчивалось этим асфальтным покрытием, и все крутилось вокруг него. Дороги и асфальт. Утрирую? Да утрирую! Просто делаю одно, а думаю совсем о другом.

Я настолько ушла в свои мысли, что не сразу услышала голос Володи, который звал меня.

-Маша, Машенька.

Очнулась только от прикосновения его рук к моим плечам. В кабинете был Федор.

— Детка, в одну сельскую поликлинику обратилась женщина с больным полутора месячным ребенком. Ребенка госпитализировали. Она с ним, документов на ребенка нет. Зовут Сережа.

— Наш Сережа? — я вскочила со стула.

— Я не знаю. Просто глав врач посчитала нужным сообщить в полицию. Они к ней даже не приближаются. Говорят, она убита горем из-за его болезни. Но он вне опасности. Мои люди уже там. Сразу выехали по первому сигналу. У ребенка взяли материал на генетическую экспертизу. Скоро доставят в лабораторию. Мы едем? или будем ждать результата?

— Едем. Немедленно едем и врача, возьми хорошего надежного врача.

— Уже отправили на всякий случай. Он взял генетический материал.

Я схватила сумку, накинула пальто и была готова.

Всю дорогу мы молчали. Могло быть всякое и оба это понимали. Это мог быть не наш ребенок. Скорее всего не наш. Такие сигналы уже были. И мы мчались сломя голову, но потом оказывалось, что отец уже привез документы и та женщина, которая обратилась в больницу была биологической матерью, того ребенка, и мы могли только пожелать им скорейшего выздоровления и помочь медикаментами и деньгами.

Вот и сейчас деревья мелькали за окном машины, домики поселков, ох как далеко ехать, сколько мы уже в пути, больше двух часов, это при нашей то скорости. И Москва давно позади, и леса, и поля, и деревушки. А впереди что?

Не знаю я что впереди. Хочется, чтобы был там наш Сереженька. Ох как хочется.

Володя поднес к губам мою руку и поцеловал. Нежно очень. Я отвернулась от окна и положила голову ему на грудь. Я слушала биение его сердца. Быстрое такое, а мое вообще готово было выскочить и бежать впереди машины.

— Володь, далеко еще?

— Да, родная. Село Семибратово. Там районная больница.

— Хорошо. Был бы он.

— Видно будет. Скоро доберемся.

Скоро не получилось. Прокололи колесо. Остановились у обочины чтобы поменять. Я пошла вдоль дороги к магазинчику, купить минералки. Там стояла бабушка и просила милостыню. Я открыла кошелек и отдала ей все что там было. Все наличные.

— Ты же хотела что-то купить, дочка.

— Да ладно…

— Что на сердце у тебя, девочка? Тебе же еще только влюбляться и радоваться жизни нужно. Ты же еще ребенок совсем.

Она пыталась заглянуть мне в душу, а я готова была рассказать ей всю мою жизнь… Я не могла объяснить такую тягу открыться чужому человеку, но мне очень хотелось высказаться, и больше не держать все в себе. И я была уверена, что она поймет.

А она смотрела на меня с таким сочувствием и казалось все понимала без слов.

Навернулись не прошенные слезы и одна покатилась по моей щеке, а я мы с ней все смотрели друг на друга глаза в глаза.

— Машенька, что ты хотела в магазине? — услышала я голос Володи.

— Минералку, но уже ничего.

— В машине есть, детка. Поехали.

— Береги ее, — произнесла женщина, обращаясь к Володе, а потом добавила то, что заставило мою душу покинуть мое тело. — Вы правильно едете. Вас там ждет, то, что вы ищите… Благослови вас Господь!

До самого Семибратово, мы молчали. Подъехали к стационару по адресу Некрасова дом 27. Нас уже встречал мужчина, лет пятидесяти на вид, в белом халате.

— Добрый день. Добрались? Вот сообщаю, что мы не смогли уговорить эту женщину отойти от ребенка. Она с ним. Она заботится о нем. Любит. У меня сомнения, может быть она действительно его мать. Сложно все, будьте осторожны. Результатов генетической экспертизы еще нет, как только будут, они сразу мне сообщат.

— Как ребенок? — спросила я.

— Состояние средней степени тяжести. Пневмония у него. Но уже лучше. Она сразу обратилась.

Мы с Володей подошли к палате, постучали и вошли в сопровождении врача.

Она сидела около манежа, где спал малыш, гладила его и тихонечко пела колыбельную. А он спал, тихо посапывая, раскинув ручки и ножки. Просто спал.

— Зина, он ел?

— Да, доктор, и температурки нет. — Она схватила врача за руку, и закрыла глаза — Грех на мне, доктор. А мне бы лишь Сереженька был здоров. А я не уберегла, я так старалась, а вот не смогла.

— Расскажите?

— Покаюсь. Мне бы только он… мне с мальчиком все образовалась. Как я испугалась, если бы вы знали, как я испугалась. Мои так не болели никогда, да и болели ли, я не помню. Если бы, что серьезное, то помнила бы. А он… — Она расплакалась.- Он не мой сын, доктор. Его родителей найти надо. Но я с ним, с самого его рождения. Понимаете? Я его, как своего… Посадят меня и поделом. Только мальчика я не увижу больше никогда… Он выздоровеет, доктор?

— Обязательно, Зина. Вот тут господин Субботин с супругой приехали. Так вы им и мне все расскажите. Пока полиция не приехала.

— Так Сереженька его сын? Господина Субботина?

— Не знаю, но может быть.

— Мой брат говорил, что шлюха его мать, по залету его родила, что не хотела его. А я то люблю мальца. Только вот не уберегла…

Я подошла к ней и взяла ее за плечо.

-А как звать, то брата?

-Господи, ты то кто, девочка? И глаза у тебя такие… Это твой мальчик? Костя мой брат.

А я уже не слушала ее стоя на коленях у манежа. Я плакала почти в голос и только шептала

— Спасибо, Господи! -а потом еще, — Здравствуй, сынок!

Федор находился рядом с плачущей Зиной, которая только причитала, что ее посадят и она больше никогда Сереженьку не увидит, а мне дали сына на руки и он не проснулся, а продолжал спать у меня на руках, и улыбался во сне.

А я была абсолютно счастлива с одной стороны и совершенно растеряна с другой, потому, что даже не представляла как держать его, как ухаживать и, что мне вообще с ним делать. Я понимала, что университет для этого кончать не надо, но надо, чтобы все путем, чтобы рядом были родные руки, а кто ему сейчас роднее я, или Зина? И я решилась, несмотря на свой страх и риск. Я решилась и сказала, то, что почему-то вертелось у меня на языке.

— Зина, Вы поможете, мне с Сереженькой? Он ведь у меня первый, и мама моя далеко, и у нее свои малыши. А я не знаю, как с ним обращаться и не умею… Но я люблю его. Если бы Вы, Зина, знали, как же я его люблю. Сколько всего я пережила за это время, как искала его, как боялась. Я ведь не шлюха, и рожала от любимого человека. А Костя свои деньги получил… Все получил, что хотел. Но разве то по людски, таким путем?!

— Деньги? — Зина возмутилась, — Какие деньги?

— Четыре миллиона евро.- совершенно спокойно озвучил мой Володя.

— Сколько? — Зина была бледна, как мел.- Не может быть!

— Так он, что с Вами не поделился?

— Нет, он дал мне тысячу долларов на ребенка, на одежду, памперсы. А они кончились, я подгузники стирать стала. Печка потухла ночью, он мокрый лежал, а я устала, дрова колола с вечера, вот и проспала, и не заметила. А Сереженька простыл. И на питание у меня уже не было. Я кашу варила жиденькую, манную, он ел, еще как ел. Сахарку на кончике ложечки добавлю, и он сосет, так сладко бутылочку свою. А Косте звоню, телефон выключен. А как температура поднялась, так я с ним прямо сюда, в больницу, так он за день схуднул как, и щечки опали.

Она действительно его любила. В том даже усомниться было нельзя, она любила моего мальчика.

====== Зина ======

— Вы расскажете мне всю правду. Я не моя жена и я не верю в сказки. Вы соучастница преступления. И Вы ответите за то, что совершили.

— Она ребенок по сравнению с Вами. Вы совратили девочку и обвиняете меня?

— А, Вы украв чужого ребенка, будете читать мне мораль?!

— Костя говорил, что Вы подобрали шлюшку на улице у ресторана, и изнасиловали ее. Это правда?

— Нет. Она никогда не была шлюшкой, она мне досталась девственницей. Маша необыкновенный человечек. Пусть она не так умна, не так образованна. Но у нее настолько светлая душа, что только позавидовать можно. А вот обидеть никак. А у Вас рука поднялась. Если бы Вы знали, что она пережила за это время.

— Костя говорил, что она не хотела рожать, что Вы ее заставили.

— Я? Посмотрите на нее, Вам не ясно?

Я слушала их разговор, держа моего спящего мальчика. И мы улыбались друг другу. Я разглядывая его личико, а он мне во сне. Наверно каждый раз когда он засыпал раньше я снилась ему. Не могла не сниться, ведь он помнил и любил меня. Не мог не помнить. Я же мать его… Мне он снился, причем именно такой, как сейчас. Интересно я смогу его кормить, или уже все? Время ушло? Надо спросить. Очень надо. Я же собиралась кормить его долго, лет до трех.

— Володя, а я могу как-то вернуть молоко?

Он посмотрел на меня с улыбкой.

— Вряд ли, малыш. Не в этот раз.

— Жаль, я бы так хотела…

— Я знаю.

Он обнял нас вместе с сыном.

— Успокоилась?

— А генетическая экспертиза?

— Еще нет, но разве ты не уверена?

— Уверена, конечно. Просто поверить в свое счастье так трудно!

А он открыл глазки и разулыбался совсем по настоящему, с искорками, и открыв свой беззубый ротик.

В палату вошел Федор. Улыбнулся мне очень светло и искренне. А потом обратился к Зине.

— Пройдемте.

— Нет, я тут. Меня Маша просила помочь.

— Маша?!

— Да, Федя. Маша просила помочь ей. Я против, но спорить не буду.

— Кто Вам Костя? Зина, я сделаю все, что захочет Машенька. Но вам все равно придется отвечать перед законом. Тем более Вы получили выкуп.

— Я нет. Что Вы. Я ж говорила. Да если бы у меня деньги были, разве ж… яб… мальцу памперсы не купила? И сняла бы квартиру теплую, а не дачу эту.

— Костя мне как брат, как сын. Понимаете? Он вырос у нас. Мы им соседями были. На одной площадке. Отец его военный, мать в части медсестрой, а он один. Вот мы с ним и возились. Мама моя прибирала у них, стирала там. Я уроки с ним делала. Дружно мы жили. Он такой красивый мальчик был, я же любовалась им всегда. И умненький такой. Я ему и сказки читала, и гулять водила. Он всем говорил, что брат мой! Брат, понимаете?! А у меня никогда не было брата, только он. Лет пять ему было. Говорит мне: ” Зина, мы с тобой не просто соседи. Ты сестра моя, и я горжусь этим.» Он такой весь… и гордится. — Она плакала, даже не смахивая слезы, и они падали на ее блузку на халат на грудь. – Я ж некрасивая, угловатая, да никакая. И он… Он любил меня, а я его любила. Я все для него, что могла и не могла. Сама конфеты не съем – ему дам, все, что он любил покупала. По копейкам складывала. А он возьмет и не съест сам, а мне откусить даст. Потому, что мы брат и сестра. Понимаете?! А потом друзья у него появились, прогуливать школу стал. Отец его выпорол даже, так он так злился! Говорит: «Выросту — убью».

А я убеждала, что нельзя так. А потом он совсем хулиганом стал. Отец его тогда в суворовское училище определил. Я навещала его. А там Петра встретила. Он по хоз части был. Думала любовь. Поженились. У меня год за годом дочка и сын. Я в семье, занята совсем. Про Костю забывать стала. Как забывать, не то, что забывать, брата не забудешь. Просто он мне дальше стал, чем дети мои, а потом в другой город уехал учиться. Был у меня с Петром. Говорили они. Мои-то уже в школу собирались. Уехал. А Петра со службы поперли. Недостача там вышла, или украли что. Вот я и пахала за двоих, а он пил. Жутко пил. А как напьется, так меня гонял, я так кричала, соседям в двери стучала, а кто выйдет? Никто! Уж поверьте, а дети решили, что папа за дело меня, что денег мало приношу. Так и семья моя никудышной стала. А потом как-то раз Петр бил меня, я плакала вдруг раз и тишина. Глядь, а Петя на полу лежит, еле дышит. А за ним Костя стоит. Он придушил его. Петр долго в себя приходил. А у Кости выражение лица такое было… вот даже описать не могу и превосходства и брезгливости. Дети мои со мной жить после развода не захотели. Они считали, что я их отца угробила. Да и родители его так пели. Осталась я одна. Вот совсем одна. Только Костик у меня и есть на всем белом свете. Он не забывал меня никогда не забывал. И в Москве уже работал, так то посылку пришлет, то приедет, купит что красивое. Дети выросли без меня. Петр умер в одном из запоев. Только я им родной не стала. Да что теперь. Надо было самой их растить, а не мужу алкашу доверять. Так и жила я, одна одинешенька, лишь только Костик обо мне вспоминал. Тут еще у дочки неприятности. С мужем разошлась, а у нее ребенок на руках остался. Пришла ко мне. Пустила я ее. С внучком возилась, все путем. Да только муж к ней вернулся, в мою квартиру. С ним я не ужилась. С дочкой ссора за ссорой. Он же прав во всем. А я так дура непутевая. Тут меня Костя в Москву позвал. Надо говорит с детём помочь. Мать у него прости господи, да и отцу он не нужный. Платить тебе будут. Ты заботься о нем, Зина. Вот и принес мне его, новорожденного. А документов то и нету. Говорит- Сережей зовут. Вот тут я и смекнула, что нечисто дело. Малец хороший, нормальный совсем. А документы где? Если б с ним просто поседеть надо было, да матери помочь, я б с удовольствием. А так как-то не по людски. Косте сказала. А он говорит, ты не возьмешь, значит в детский дом подкину. Потом пообещал документы справить. А я же не могла позволить мальчика в детский дом… Ну не могла. Мало ли чего там с ним будет. Согласилась. Он мне денег дал, на мальчика и ушел. Мне соседка помогала. Молоко носила. А потом пришел Костя и говорит: «Завтра, Зина, все прогенералишь, чтобы ни одной соринки, ни одного отпечатка пальцев не было, оставишь ребенка и уйдешь. Поругались мы с ним. Как можно ребенка одного оставить. Никак нельзя. А я уже любила его. Больше жизни любила. Вот и решила, что с собой его заберу. Потом мне Костя с документами поможет. Обещал же. И я выращу его. Будет мне отрада на старости лет. Пустилась в бега. Сюда, куда подальше от центра. Чтоб не нашел никто. Да и Костя, чтоб не нашел. Вот его больше всех боялась. Что он там придумал. А вдруг мальца на органы отдадут?! Боялась я. А вот не уберегла. Заболел он. Так я сразу сюда. Понимаете?!

— То есть на органы, вы подумали, а про похищение нет.

— Потом подумала, уже здесь, под треск дров в печке. Но Костя и похищение не вязались. Я ему звонила, но он вне зоны доступа, а потом телефон был отключен.

— Врете Вы все, Зина. Думали Вы про похищение. Только отдавать ребенка не хотели. Можно было в полицию пойти и все узнать. И мать его найти. Его вся страна искала. Понимаете, все абсолютно. Себя Вам было жалко, а не его. Жизнь свою неудавшуюся жалко было. И Вы решили свое одиночество скрасить чужим сыном. Это у Вас с головой что-то не так. Да я трупом лягу, но не позволю Вам быть рядом с Машей. Никогда. Понимаете. Косте хоть деньги глаза затмили. А Вам что? Неужели Вы мать, не понимали, что чувствует другая мать?! Да нет, конечно, не понимали! Вы же своих не растили, на мужа алкаша все скинули! А сама где была все годы? Где? Чего ждала, что вырастут и полюбят мать бросившую их. Что дочь предпочтет кукушку? Так ведь яблоко от яблони…

Володя высказался. И был зол. А я благодарила Зину, что сына моего сберегла. А мужа просто за то, что он у меня есть такой рядом!

====== И что теперь, Маша? ======

Нашему сыну исполнилось полгода. Я воспитываю его сама. То есть как сама, с Володей конечно. Да и мой папа чуть ли не каждую неделю с семьей приезжает, и родители Володи с нами живут. И у меня если не еще одни руки, то еще одни глаза есть всегда. Маме его нельзя тяжелое поднимать, так она за Сереженькой только приглядеть может, а папе его я не очень доверяю, просто потому, что не очень. Но моего сына все любят! Ох как любят! А он милый такой, правда копия папа. Как будто в процессе его изготовления я никакого участия не принимала.

Но я только рада, потому, что больше жизни люблю моих мужчин. Институт я практически бросила. Туда же ходить надо. А это пол дня, а то и больше. Кто с моим сыном будет?! Я его никому не доверяю. Вот просто ни- ко-му! Хотите поиграть, так в моем присутствии пожалуйста. Даже Володе… И не потому, что он или кто другой из родни могут обидеть его, нет. Просто мне кажется, что если я уйду или отвернусь просто, а потом повернусь, а его нету… И не надо мне о шизофрении рассказывать. И бороться со мной не надо. Бесполезно! Понимаете?! Просто бесполезно!!! Я первое время после больницы даже спать не могла, всю ночь за прутья манежа держалась. Вставала раз по сто, пусть он и не плакал и не капризничал. Вот вставала, наклонялась и слушала. Сопит или не сопит, а иногда мне казалось, что я не слышу его дыхания, тогда я его осторожно поворачивала или просто гладила и он начинал двигаться. Обруч на сердце сразу отпускало как-то — живой, значит все в порядке. Вот так мы и жили день за днем, ночь за ночью, месяц за месяцем. Мой мальчик рос, толстел и не было ничего лучше его смеющейся рожицы или пухлых ручек тянущихся мне навстречу. Я люблю его слезы и его обиженное личико, я люблю все в нем абсолютно все. Даже памперсы с какашками. Так с некоторых пор для меня весь мир со всеми его радостями и развлечениями просто перестал существовать. Моим миром стал сын и только сын. Ну еще муж, конечно, который все чаще и чаще задавал вопрос когда и с какой помпой мы сможем оформить наши отношения. Он все еще считал, что я мечтаю о свадьбе… Ошибался! Для меня все уже свершилось и больше мне ничего было не надо. А справка о том, что мы есть друг у друга?! Так мы есть друг у друга без всякой справки и записи в книге регистрации!!! Разве мало? Ведь он сам говорил, что браки совершаются на небесах перед Богом. А перед Всевышним мы семья. Разве нет? И ему, Всевышнему, глубоко наплевать поздравили нас в ЗАГСе или нет. И надела ли я то самое платье, о котором мечтала… Кстати о платье. Володя мне его заказал и оно уже месяц висит в шкафу. Красивое… А главное такое значимое. Ведь все в моей жизни началось с него.

Погасла я как-то внутри. Рассыпалась. А вот собрать себя снова и жить, как жила, совсем не могу. Вроде все при мне и счастлива я должна быть, а отчего же не получается? Вот не получается и все тут. И за ворота нашей усадьбы я выйти боюсь, и нового охранника Федор взял, так тоже боюсь. И сколько он мне не втолковывал, что человек тот надежный, а я не верю. И Костя казался надежным, а на деле что?

А еще мне Володя сказал, что я должна быть с ним на приеме у какого-то партнера по бизнесу. Платье мне привез, туфли. Все для выхода. А как же я пойду? Как Сереженьку оставлю? Сказала, что не пойду — обиделся. Вчера опять повторил, что я обязана, уже с нажимом. Вот должна ты и все. Есть правила. И если он женатый человек, то жена должна быть с ним на мероприятиях. Холодно так сказал. Как приказал прямо. Поняла, что не отступит от своих слов и не простит отказа. А я не могу!!! Понимаете не могу! Ну почему все так?! Почему он пережил и восстановился и счастлив, а я не могу. Боюсь, что проснусь, встану, а Сереженьки нет. Боюсь, что уйду, а Костя вернется. Боюсь, что Зина придет, со слезами и горем своим. А я не хочу видеть никого не хочу. Только я муж и сын… Ну еще папа. А остальные… как занозы прямо.

Ревела ночью. Думала Володя меня не слышит. Уткнулась лицом в подушку и ревела. Так обидно мне все, а он слышал. Только не мешал мне в начале выплеснуть все мои слезы, но когда понял, что конца им не видно, решился со мной поговорить.

— Машенька, — нежно так обратился, за плечо взял и к себе лицом повернул.- Машенька, ты же понимаешь, что так продолжаться не может. Это для всех плохо, и для сына нашего в первую очередь. Ведь он чувствует тебя, как никто, вы же одно целое с ним. А ты ему неразумному столько страхов передаешь. И у тебя самой откуда столько? Все ж хорошо, посмотри вокруг себя, видишь же. Нам с тобой хорошо вместе. Мы любим друг друга. И Сережа вон какой чудный. Все прошло, родная, все позади. Будут еще и неприятности в жизни, и приятности, все будет. Но мы вместе и справимся. Зачем замыкаться в четырех стенах? Зачем самой себя есть и бояться собственной тени?

— Это не я, Володечка. Это смерть.

— Что?! Что за новые глупости?!

— Ничего ты, Володечка, не понимаешь. А я поняла. Вот рождается человек, а с ним вместе рождается его жизнь и его смерть. Они находятся в равновесии сначала. А потом, если ребенку рады, его любят, то побеждает жизнь. И ее становится все больше и больше. С радостью, с улыбкой, с познанием окружающего — жизнь усиливается. Ну это как бы две субстанции в одном сосуде, понимаешь. Одна светлая, а другая темная. И смотря, как идет по жизни, так та и увеличивается. Вначале жизнь. Потому, что пока ты мал, и беспомощен и любим родителями — жизни больше. А потом когда человек растет и взрослеет, у него все больше и больше разочарований, и вот тут начинает поднимать голову темная субстанция смерти. Но жизнь напитанная родительской любовью и теплом пока побеждает. Каждая же новая обида и каждое разочарование, болезнь, горе, все взращивает темноту внутри. И иногда она поглощает тебя целиком и кажется, что все, что это конец. Понимаешь? Вот и меня она поглотила. Раньше я боролась, у меня была цель, но столько всего творилось со мной, что смерти во мне теперь много больше чем жизни. И я ничего не могу с этим поделать. Так что прими меня такой какая есть, Володечка.

— Да я принимаю, тебя чуднуʼю такую, какая ты есть, и люблю тебя такую же. Но разве наша с сыном любовь не питает твою светлую субстанцию?

— Питает, потому я и жива, наверное.

— Фантазерка ты моя!

С этими словами он сгреб меня к себе и ласкал мое тело. А я отдалась своим ощущениям — мне было так хорошо, что моя душа очищалась, и раскрывалась для любви. Ведь мы в это время были единым целым и его светлая субстанция объединялась с остатками моей, и ее становилось все больше и больше.

Господи, как же мне хорошо с ним! Даже сын мирно спал в своей кроватке и нам не мешал. С утра настроение было лучше. Как все-таки хорошо, что мой мужчина не осуждает меня, а стремиться понять.

Правда к обеду опять навалилась тоска, а как Сереженьку спать уложила так вообще, хоть на стены лезь.

Но совершенно неожиданно домой вернулись Володя с Федором. Я накрыла на стол обед разогрела, так как готовить собиралась только к ужину. Сама с ними села. (Володя настоял). То, что я услышала вызывало столько вопросов, и ответов на них пока не знал никто. Оказывается всплыла часть денег, которые мы заплатили за выкуп. Кто-то принес их в банк. Конечно его тут же арестовали. Но мужчина объяснял, что получил деньги совершенно легально продав квартиру в Москве. Покупатель с виду был приличный и деньги подлинные. Так утверждал задержанный. А откуда у покупателя деньги ему знать откуда. Документы на месте все.

Вот вроде и информации на грош. И Костю не нашли вовсе. Но я так обрадовалась. Ведь сдвинулось все с мертвой точки. Вот найдут Костю. И я почувствую себя свободным человеком. И все мои страхи пройдут… или уже проходят. Потому каждый получит по своим заслугам. И если не закон накажет преступника, то Всевышний уж обязательно.

====== Возвращение ======

Ни на какой прием я не пошла. Володя там был с мамой. Про меня сказал, что просто нездоровится. А что еще говорить? Ведь никому о моих страхах слушать не интересно. Тем более его партнерам по бизнесу. Но зато у нас в доме появилось два чужих человека: одна горничная, другая няня. Я их встретила в штыки, но мой муж проявил характер и заявил, что их присутствие не обсуждается. И няня, и горничная теперь весь день крутились у меня под ногами. Вернее со мной рядом. Няне было лет тридцать, горничной под сорок. И вообще на горничную она не тянула, слишком лощенная, слишком умный взгляд, заглядывающий в душу.

В первый же день, я попыталась с ними поругаться и выжить их из нашего дома. Но у меня ничего не получилось. Обе со мной лишь соглашались и делали все так как я хотела. Через неделю я привыкла к их присутствию. А еще через неделю уже начала отвечать на их вопросы. И вопросы были безобидные. И как не ответить, если они искренне так моим Сереженькой восхищаются. А что еще нужно матери?! Да ничего не нужно. Нужно душевное тепло и доброжелательность по отношению к малышу, вот и все. А еще надо поделиться каждой мелочью: как агукнул, как играл, как улыбался, над чем смеялся в голос, как сел, хватаясь за прутики манежа, как потянулся за игрушкой, как взял ее, как я попросила и он дал ее мне, что ел, а от чего отворачивался. И, понимаете, всем хочется поделиться сегодня, сейчас, а не завтра или вечером, когда муж вернется с работы. А мужа нет в данный момент, а Оля — горничная есть, и Катя есть, няня которая. И с ними всегда можно поговорить, потому что они просто рядом. Потому, что нужен кто-то, кто тебя выслушает и не оттолкнет, даже если по мнению других (свекрови моей, например) ты говоришь просто глупости и делаешь тоже сплошные глупости.

Они умели слушать и слышать, особенно Оля. Катя была просто доброй, домашней такой. А Оля умной. Она столько знала… Я могла говорить с ней часами. Мы подружились. Оля стала мне просто необходима, к ее советам я стала прислушиваться. Она заменила мне старшую сестру, подругу, мать в конце концов. Я сама не заметила, как рассказала всю свою жизнь.

Она выслушала. Только кивала и улыбалась. А я была так эмоциональна. А все, что было связанно с Володей я озвучивала с особой тщательностью, сама переосмысливая и переживая все как будто вновь.

Представляете, меня отпустило… Я смогла спать ночами, смогла говорить и общаться с людьми. Я захотела учиться дальше. Я только боялась теперь одного, что Оля уйдет, она ведь не горничная, она психолог с очень высокой квалификацией. А если она уйдет, я останусь совсем одна. Я попросила Володю и он обещал, что Оля будет со мной столько сколько нужно.

Я почти почувствовала себя живой, когда произошло следующее событие в моей жизни.

К нам приехала Кира с парнем. И не просто приехала в гости, или познакомить нас с ним, а пригласить на свадьбу. Вот сколько я пропустила. Моя Кира, моя лучшая подруга выходила замуж, а я ничего о нем не знала — ни как познакомились, ни кто он такой, я даже не имела о нем собственного мнения и не представляла можно ли ему доверить свою лучшую подругу. Он был старше ее лет на пять, дрыщеват. Бегал глазами по нашей гостиной, разглядывал обстановку, потом попросил показать дом. Я сама была не везде в этом доме, но Володя показал ему все. Оказывается у нас даже спортивный зал есть и сауна и два бассейна: один теплый в доме, а второй на улице — во дворе. Не понравился мне Кирин жених, я Володе сказала, а он говорит — ее жизнь, ее выбор. И чтоб не лезла с советами сказал.

Вот в субботу мы к ней на свадьбу и поехали. Я даже Сереженьку с Катей и Олей оставила. Платье нарядное надела в пол, и туфли на каблуке. С нами Федор и еще один охранник. Неприятности начались прямо в ресторане. Кроме Киры с женихом нас встречала его мать. И первой ее фразой было

— Кира, по списку их двое, а на деле четверо. Мы так не договаривались и еще на двоих не рассчитывали.

Володя изменился в лице. Может, это было не так заметно окружающим, но его жесткий взгляд я знала. Он отозвал Кирину свекровь и вытащил чековую книжку. И судя по ее ухмылке, он решил все вопросы. Кира была расстроена, а я пыталась ее утешить. Я конечно понимала, что она влипла и отчасти винила себя. Потому, что забыла о ней, занимаясь только своей семьей.

Пробыли мы там не долго. К Володе начали подтягиваться их родственники с различными просьбами, он не отказывал, но и не соглашался. И вообще у меня создавалось впечатление, что его держат там за свадебного генерала. Его терпению, наконец, пришел конец и мы собрались уходить, сославшись, что сына укладываем спать только мы сами. На прощание мы пожелали им счастья, потому, что так положено желать. Хотя было совершенно очевидно, что никакого счастья там не будет, и очень скоро Кира поймет куда она попала. Я обещала поддержать ее если что. И мы ушли. Вот так я потеряла подругу. Может, мы и будем созваниваться по телефону, но встречаться, как раньше уже нет. У нее семья, у меня семья. У нас разные семьи и совершенно несовместимые мужья. Остается только телефон. Сначала часто, потом по мере течения времени все реже и реже. А потом от нашей дружбы останутся только воспоминания. Потому, что общего уже ничего не будет в настоящем, только лишь, тени прошлого.

Но жизнь продолжалась. И у меня все хорошо, я научилась снова радоваться. И со мной были муж и сын. А что еще нужно?

Еще нужно, что бы Костю поймали. И тогда я освобожусь от всего негативного. Я думаю, что со временем и это случится. А пока будем жить.

Володя долго смотрел на меня за ужином. Внимательно так. Потом спросил

— Как ты, Маша?

— Нормально. Все хорошо. Что-то не так, Володечка?

— Не знаю. Понимаешь, я и говорить тебе боюсь, и в себе держать не могу.

— А что не можешь держать? Плохое оно или хорошее?

— Не знаю. Потому и смолчать не могу. Поделиться мне надо, Машуня. Я, пожалуй, столкнулся с тем, что не укладывается у меня в голове, не поддается здравой логике, и вообще ничему не поддается. Понимаешь?

— Понимаю. У меня много, что не укладывается в голове и не поддается здравой логике. Оно существует отдельно от моего понимания. Я просто допускаю, что если так есть, то оно имеет право на существование.

— Ух ты. Философ, прямо!

Он рассмеялся, глядя на меня влюбленными глазами. А я что? Я рада! Потому, что люблю его больше жизни.

— Маша, а ты бы могла простить человека, которого прокляла?

— Не знаю. Я только одного человека прокляла. И простить его? Нет. Я думаю нет.

Володя перевел с меня глаза на стол и разглядывал лежащую там вилку, как будто произведение искусства какое-то. Как-будто видел такой столовый прибор впервые. А потом вздохнул, тяжело так. И у меня в душе, что-то шевельнулось. Он нуждался во мне, в моем понимании, сейчас именно нуждался. И тут я осознала, что он что-то знает, то, что тяготит его душу. И боится мне сказать именно потому, что это связанно с Костей. Ведь он единственный человек, которого я прокляла. Которому желала такие муки, которые ни один грешник, бы не заслуживал. А я желала за все то зло, которое он причинил моему ребенку. Ведь он мог и умереть. В любой момент, пока был без меня. Психолог Оля объяснила мне все, и я поняла, что она выразила словами, то что я чувствовала, и просто напросто озвучила мой страх. Но свои проклятья Косте я не снимала. И сколько раз мне говорили, что зла желать нельзя, что к тебе и вернется, но ему я желала. Не за себя, за сына, а теперь Володечка что-то о нем знает. И боится мне рассказать, потому, что оно видимо хуже того, что я могла придумать в наказание.

Я молчала. Еда не лезла в горло. Я тупо смотрела на тарелку, а он на вилку лежащую на столе. Первой наше молчание прервала я.

— Говори. Расскажи, что с ним и где он? Умер, да?!

Последнюю фразу я произнесла с ехидной улыбкой, потому что желала смерти Косте. Я ждала подтверждения, но он молчал. Я была уверена, что Костя умер. Потому что Володины деньги всплывали то там, то сям. Их тратили, не подозревая об их происхождении. Люди путались, рассказывали небылицы о происхождении денег. Но когда тратили их открыто, то те небылицы как правило подтверждались: и нашел в помойке пачку евро, или ребята за ниточку привязывали, а я отобрал и понял, что они настоящие. Вот такие истории были правдой. А теперь, вспоминая все это, я ждала рассказ моего мужа, о демоне, чуть не разрушившем нашу семью. Да что семью, жизнь нашу.

— Маша, он жив. Но его нашли. Проблема в том, что привлечь его к ответственности практически невозможно.

— Почему?

— Он ничего не помнит. Вот просто ничего. Он даже не знает, как его зовут. Вообще ничего не знает. Мы сейчас пытаемся восстановить его жизнь, найти очевидцев, понять в конце концов, что случилось. Он жалок, понимаешь, просто жалок. И я уже не ненавижу его. Он не человек и не животное. Он ест и спит. Он не говорит, и взгляд его безумен. Я помню его другим. И не знаю, наше ли проклятье так подействовало на него, или Бог его покарал. Но я понимаю, что такое наказание слишком. У него отняли разум, и он перестал быть человеком. Но он стал идеальной машиной для убийства. Он силен, ловок и все навыки бойца сохранил. Он убил троих в драке. После чего был ранен полицейским и сейчас находится в больнице. Я был у него. Он после операции. Он не узнал меня.

— Может, симулирует?

— Нет! Врачи уверены, что нет. И почему он жил с бомжами? У него нет денег. Он нищий, без роду и племени, он никто. У него нет документов. Он опустился, он не человек, Маша. понимаешь, он не человек. И мне его жаль. И я испытываю муки совести. Я не желал ему такого. Много желал, но не этого.

— Мне все равно, — произнесла я, но мне было не все равно.

— Его опознали, когда сняли отпечатки пальцев.

— Что теперь?

— Не знаю. Я оплатил его лечение. Я хочу чтобы он вспомнил и ответил за содеянное.

— Наверное, ты прав. Я подумаю об этом позже. Но разве он уже не ответил?

Мой вопрос так и остался без ответа и больше мы об этом не говорили, ни сегодня, ни завтра, ни ближайшую неделю.

====== Каждому свое ======

Вчера мы с Володей официально зарегистрировали наши отношения. Теперь у меня есть документ, что он, Володечка, принадлежит мне со всеми потрохами. И фамилия теперь у меня Субботина, как у мужа и сына.

Я восстановилась в институте. Грызу гранит науки, так сказать. И не просто так грызу, а под строгим контролем собственного мужа. Он считает, что я буду его правой рукой. Но я то понимаю, что бизнес — не мое призвание. Так если только в отдельном закрытом кабинете, чтобы подальше от людей может и смогу помочь как-то. Не люблю я шумные компании, и всякие там деловые разговоры. Не люблю делать хорошую мину при плохой игре. И вообще все эти взрослые игры не по мне.

Я хочу простого человеческого счастья. Такого о котором каждая девушка мечтает, и каждый хочет. Я хочу любить и быть любимой. И я люблю. Совершенно безрассудно и безгранично люблю единственного мужчину о котором грезила с самого раннего возраста. И он меня любит. Вот и вся сказка. И сын у нас есть, и «мама» он уже говорит, и «папа» тоже. Так что больше чем я имею, мне пожалуй и не надо. Но оказывается надо. Не все так просто. Остановиться на достигнутом просто не возможно. Ведь жизнь продолжается, возникают проблемы, которые надо решать, бывают неприятности крупные и мелкие. Мы с моим Володечкой порой даже ссоримся. Но так не серьезно ссоримся. А как иначе? Мы же люди. Просто люди, не выдающиеся там какие-то, не супер, а просто люди со своими достоинствами и недостатками, и чего больше кто его знает. Не знаю я чего в ком больше. День так видится, а день по другому. Но это все мелочи. Главное, что мы вместе. Вместе!!! Прямо так, как в моих мечтах.

Вот сижу я рядом с ним и вспоминаю, что именно так я все в снах своих и видела… И не слышу я тогда уже всего того, что говорит он мне, а просто любуюсь. И даже не им любуюсь, а тем, что свершилось все… Все сбылось!!!

Следствие по делу о похищении нашего сына закончилось. Был суд, но судили только одну Зину. А что она собственно? Она и не знала ничего. Так ввязалась по дурости, а потом решила, что мать моему мальчику заменит. Дура она. Дура и все. Получила свой условный срок и стала в няньки ко мне проситься. Но Володя только глянул, и она замолчала.

А потом мы ее из зала суда отвезли в больницу к Косте. Он не узнал ее. Смотрел на нее, как на все и всех совершенно безразличными глазами. Ему уже не помочь. Так и проведет он свои дни и годы в доме инвалидов. Не человек и не растение. Так, никто!!!

А вот Зина так плакала, все достучаться до него хотела. И гладила его и ласкала и за плечи трясла, и вспоминала все, и рассказывала… Только вот он никак. Тогда она на Володю бросилась. В сердцах! Аж кулаками по его груди колотила.

— Что вы, — говорит — с моим мальчиком сделали! За что вы его?! Он же такой славный был… Это вы — говорит, — во всем виноваты.

А Володя мой ничего, просто с сожалением глядел на нее. И я с сожалением. Ведь вроде взрослая тетка, а что хорошо, а что плохо, не понимает. То чему нас с детства учат. Что такое хорошо, и что такое плохо, не знает. И градации такой у нее в сердце нет. Вот какие люди на свете живут. Не просто же, ох, как не просто… Но живут. Значит, и они нужны. Пусть даже для того, чтобы плохое наглядным было.

Дома уже мне Володя все рассказал. Потому, что его люди вместе с полицией восстановили, что случилось с Костей. А случилось следующие: ехал он в электричке с сумкой с деньгами. И мечтал о безбедном существовании, и билет за границу у него уже был на поезд правда, но был. Тут к нему привязались два алкаша, стали на водку просить. Он их послал, встал и пошел с сумкой. Они его в тамбуре нагнали, завязалась драка, они его в двери открытые и толкнули. Это на полном ходу. Он упал, покатился с насыпи, они испугались и сумку вслед за ним выкинули. Сумку эту обходчик нашел, открыл, а там деньги. Вот он и зажил красиво. Квартиру в Москве купил, машину. Он утверждает, что человека на путях не видел. А кто теперь докажет был там человек или не был. Скорее всего Костя был тогда в сознании когда упал, но не совсем. Или он решил, что сумка осталась в вагоне, но он ее не искал. Он, видимо, поднялся и пошел в сторону города. Только гематома между оболочками и мозгом нарастала, потому, что кровь текла и не останавливалась. А помощь ему никто не оказывал. Бомжи к которым он попал клялись, что он говорил вначале, а потом перестал. Плакал, по земле катался. Болел — одним словом. Они его и пригрели — человек же. Кормили, водку давали. Говорят мужик хороший был сильный. Если чего — дрался. Кровоизлияние не рассосалось, а так и осталось, как опухоль. Вот и давило на мозг. Слишком долго давило. Столько, что человеком он уже никогда не будет.

Вот и вся история. Каждый получил… То, что хотел или не то, не знаю. Я — то!!!

А, забыла сказать. Виталина родила и уехала с ребенком в свою Италию. Так, что я не вижу ее и не слышу о ней ничего. А оно мне надо?! Я бы пожалуй закончила свой рассказ. Но есть еще кое-что, чем очень хочется поделиться. Я у врача была и он подтвердил, что нас скоро будет не трое, а четверо! Я побежала прямо из консультации в офис к мужу. Андрей еле поспевал за мной. Я так спешила, так спешила, что запнулась об порожек и со всей высоты моего немаленького роста грохнулась на пол в его офисе. Боже, как это больно!!! Я даже разревелась от боли и обиды… А коленки мои многострадальные стали сплошным синяком и опухли. Вот приехали мы в больницу, чтобы жидкость из сустава откачивать, меня врачи спрашивают, есть аллергия или противопоказания какие к лекарствам. Тут я и говорю, что беременная я… Так мой Володечка и узнал, что отцом во второй раз станет. А теперь все. КОНЕЦ!!!