10

– О чем это ты говоришь? – На его лице мгновенно появилась привычная маска, под которой он скрывал свои истинные чувства.

Селин встала и принялась расхаживать по крохотной комнатке.

– Пока я ждала на пристани, ко мне подошел один господин и представился. Он поинтересовался, не нужна ли мне помощь, но я ответила, что нет, я жду мужа.

– Селин, ради Бога, остановись. У меня голова идет кругом от твоего хождения.

Она продолжала метаться по комнате.

– Это от рома у тебя голова идет кругом, Корд! Так вот, этому человеку знакомо твое имя и он очень удивился, что ты намерен обосноваться в Данстан-плейс. Именно тогда-то он и сказал мне…

Селин замолчала так надолго, что Корд рассвирепел:

– Давай, заканчивай.

Ее глаза светились жалостью.

– Он сообщил, что поместье полностью разорено. Сказал, что управляющий уехал много лет назад, а рабы разбежались.

Девушка посмотрела на свои сжатые руки и перевела на Корда нерешительный взгляд, ожидая, что он скажет.

– Он оказался кладезем информации, как я посмотрю. – Руки молодого человека сжались в кулаки, но больше он ничем не позволил себе выдать охвативших его чувств.

– Я думала… – Селин остановилась.

– Звучит весьма устрашающе, – пробормотал он.

– Я думаю, может, он преувеличивает.

– И кто же этот источник плохих новостей?

– Его зовут Коллин Рэй. Его брат – местный мировой судья или что-то в этом роде. По виду весьма самовлюбленный тип.

Селин стояла так близко, что он видел едва заметные веснушки, высыпавшие на ее переносице за час пребывания под ярким солнцем. Корд заставил себя внимательно рассмотреть каждую, словно изучая. Это позволило ему сдержаться и не дать волю гневу.

– Скажи что-нибудь, – попросила она. Он подошел к столу, на который поставил бутылку рома, сорвал пробку и посмотрел внутрь, на темно-коричневую жидкость.

– Говорить-то особенно не о чем, Селин, разве не так?

Он сделал большой глоток прямо из горлышка и с удовольствием ощутил, как ром обжигает горло. Еще немного, и выпивка облегчит боль.

– Ты мог бы найти еще кого-нибудь, кто знает, что происходило в Дантан-плейс последние восемнадцать лет. – Селин протянула руку и остановила на полпути бутылку, которую он снова подносил к губам. – Ты мог бы сделать куда больше, чем просто так вливать выпивку в глотку.

– Но ром – самое быстродействующее средство.

– Да уж, куда проще, чем дать волю настоящим чувствам или принять решение: будешь ты или нет ставить свою плантацию на ноги. – Она помолчала, не сводя с него глаз. – Я знаю, для тебя это удар.

Он шарахнул почти пустой бутылкой по столу, и тот закачался на хлипких ножках от сильного удара.

– Ничего подобного. Дед предупреждал меня, что я, может быть, возвращаюсь к тому, чего уже нет.

– Но ты по-прежнему получаешь ренту с денег матери…

– Ты откуда знаешь? – Заметив жалость в ее глазах, он отступил на шаг назад.

– Я… Фостер и Эдвард рассказали мне, когда я сообщила им о том, что услышала от Коллина Рэя.

Корд запустил пальцы в пышную шевелюру и посмотрел на дверь.

– Значит, вы тут в мое отсутствие проводили совещание? Смешно, наверное, было: три кудахчущих квочки на насесте!

– Они искренне о тебе заботятся.

– Мне ничья забота не нужна. Я не хочу, чтобы обо мне заботились.

– Тебе необходимо, чтобы кто-то о тебе заботился, больше, чем кому бы то ни было из моих знакомых.

– Не вмешивайся в мою жизнь, Селин! Ну какое она имеет право указывать ему, что он чувствует или в чем нуждается?!

– Конечно! Ты бы очень этого хотел, правда? Тебе тогда можно было бы топать ножками, метать злобные взгляды и прятаться от всего мира! Я знаю, ты любишь этот остров, знаю, ты любишь Данстан-плейс…

– Откуда такая уверенность, мисс Всезнайка?

– Из твоего рассказа в ту ночь, когда был шторм.

Ему следует уйти. На сей раз уйти придется ему.

– Тебе лучше забыть все, что было той ночью, Селин.

– А ты забыл?

Ее вопрос удивил его.

– Конечно, – солгал он. – Да не о чем и помнить было.

Кажется, он нанес ей сокрушительный удар. Корд направился к двери. Ему необходимо было бежать из этой комнаты, от горького выражения ее глаз. Весь Бэйтаун ликует и веселится. Он найдет способ выбросить из головы мысли о Данстан-плейс. В городе не было недостатка в роме и шлюхах, с которыми он может развлечься. Через час ему будет наплевать на состояние плантации. Ему будет наплевать даже на то, что его ворчливая, беспокойная женушка только что смотрела на него подозрительно затуманившимися глазами, стараясь сдержать блестящие слезинки.

Словно о чем-то вспомнив, он замер в дверном проеме и оглянулся:

– Для тебя это прекрасная возможность уйти, Селин. Поскольку мы еще не трахались, брак можно объявить недействительным.

Она стояла, не говоря ни слова, и смотрела на него, понимая, что он нарочно постарался сейчас шокировать ее.

– Это значит – нет?

Она не ответила, просто смотрела на него в надежде на что-то, чего он не мог ей дать, ожидая, что он смягчится, скажет, что не хотел обидеть грубым словом, попросит прощения. Она ждала от него того, на что он был не способен, и Корд почувствовал себя бессердечным негодяем.

– Это для тебя, – только и сказал он, указав на сверток на кровати. Потом отвернулся, лишь бы не видеть ее внимательных глаз, и ушел, оставив ее в полном одиночестве.

Селин не пошевелилась, пока он не пересек холл на первом этаже и не смолкли его шаги. Из-за тошнотворного запаха чеснока и жира, доносящегося из столовой, в комнате было почти невозможно дышать. Корд попытался рассердить и шокировать ее, постарался предложить ей легкий путь к отступлению, но Кордеро Моро не знал, из чего сделана его молодая жена. Немного вульгарности ее не испугает!

Она медленно подошла к кровати, взяла в руки коричневый сверток и потянула за веревочку. Бумага с шумом развернулась, и Селин обнаружила белоснежную, всю в кружевах ночную рубашку из батиста. Очень похожую на ту, что Корд недавно разорвал. Подол украшали пышные оборки, но, учитывая жаркий климат острова, рубашка была скроена на манер нижнего белья: без рукавов, лиф застегивался на ряд мелких перламутровых пуговок. Она приложила рубашку к себе и обнаружила, что, в отличие от предыдущей, эта сорочка точно подходила ей по размеру. У Селин потеплело на душе: значит, не все это утро он провел в таверне.

Мужчина, который так старался убедить всех, что он никогда не испытывает никаких чувств, потратил время на то, чтобы купить ей новую ночную рубашку, причем такую, которая не только пришлась ей впору, но была лучшего качества, чем та, что он порвал.

Селин спрятала лицо в мягкую белую ткань, закрыла глаза и дала себе клятву: судьба привела ее к Кордеро Моро неспроста. И если ей уготовано возродить его израненную душу к жизни, она это сделает!


Фостер замер в тени лестницы и жестом подозвал к себе Эдварда, который не замедлил подойти к приятелю.

– В чем дело?

– Я накрыл ужин для мисс Селин. Она может поесть в отдельном кабинете в компании пожилого джентльмена, торговца книгами с Барбадоса. Я как раз собираюсь ее позвать, – сообщил Фостер.

– А где Кордеро?

– Я не видел его с того момента, как Селин сообщила ему о Данстан-плейс. И, чует мое сердце, мы не увидим его до завтрашнего утра.

Эдвард бросил обеспокоенный взгляд в сторону темной лестницы:

– Думаю, чем скорее мы увезем его в Данстан-плейс, тем лучше. Здесь, в городе, для Кордеро слишком много соблазнов, а уж вкупе с плохими новостями…

– И все-таки мне кажется мало вероятным, что плантация пришла в полный упадок. Я хотел бы убедиться в этом собственными глазами.

– Бедная мисс! Не похоже, что она получит от всего этого много радости: сначала такое тяжелое путешествие, а теперь все это… – Эдвард печально покачал головой.

– Она постоянно меня удивляет. – Фостер оттянул пальцами воротник, шея его стала липкой от пота, воздух был тяжелым и влажным. – Я был уверен, что дочь богатого торговца ни за что не войдет в эту комнатенку наверху, а она восприняла все, как должное. Как ты думаешь, может, в истории, что она пыталась рассказать нам в Луизиане, что-то есть? Может, она действительно собиралась найти работу служанки в поместье Генри?

Эдвард принялся обмахиваться обеими руками.

– Я уже не знаю что и думать. – Он нахмурился и посмотрел на Фостера. – В одном я по-прежнему уверен: они – прекрасная пара.

– Только сами они этого еще не знают, – заметил Фостер.

– Значит, мы должны помочь им это заметить.

Фостер потер подбородок большим пальцем.

– То, что на корабле они оказались в одной каюте, похоже, не слишком способствовало их близости.

– А в Данстан-плейс восемь спален! – обеспокоено вздохнул Эдвард.

– Тогда мы должны проследить, чтобы в конце концов они оказались в одной… или по крайней мере в соседних. – Фостер ухватился за лестничные перила. – Пойду наверх и приведу ее поужинать. Для нас кое-что есть в баре, я присоединюсь к тебе, поедим и отправимся разыскивать Кордеро.

Эдвард покачал головой:

– Чувствую я, сегодня ночью нам придется познакомиться с темными сторонами жизни Бэйтауна.


Из-за жары и влажности есть совершенно не хотелось. Съев немного рыбного соте в горячем перченом соусе, Селин даже не попыталась продолжить трапезу и просто сидела за столом в маленькой комнатенке, которая называлась в этом заведении «отдельным кабинетом». Вместе с ней обедал пожилой худощавый мужчина, смуглый, с редеющими волосами цвета жженого мускатного ореха и проницательными синими глазами, торговец книгами, прибывший на Сан-Стефен в связи с открытием памятника.

Хотя поначалу Селин мечтала пообедать в одиночестве, вскоре она обнаружила, что мистер Говард Уэллс настоящий джентльмен, воспитанный и образованный. Посочувствовав Селин в связи с перенесенной ею морской болезнью, он пустился в долгие, подробные разглагольствования об опасностях морских путешествий в целом. Наконец, он откинулся на спинку стула и замолчал ровно настолько, чтобы выпить кружку эля.

– Так вы говорите, ваш муж вернулся на Сан-Стефен после продолжительного отсутствия?

– Да, именно так. – Девушка замолчала, прислушиваясь к раскатам хохота, доносящимся из соседнего помещения, где была пивная. – Он вырос в Новом Орлеане.

– Тогда все понятно.

В его голосе звучало столько сочувствия, что Селин пришлось спросить:

– Что именно понятно?

– То, что вас не пригласили остановиться в другом месте. Совершенно очевидно, что у вашего мужа нет никаких связей в Бэйтауне. У него нет семьи?

Она отрицательно покачала головой:

– Насколько я знаю – нет.

Вошла молоденькая миловидная официантка, собрала тарелки и пообещала принести кофе для Селин и еще одну кружку эля для мистера Уэллса.

– Плантаторы, живущие здесь, на английских островах, составляют весьма сплоченную группу. Так было всегда, с тех пор, как первые аристократы отделились от прочих колонистов и исключили из своего круга всех недостойных. Если бы у семьи вашего мужа здесь были хорошие друзья, вам не пришлось бы мучиться сегодня вечером в этом заведении: вы просто гостили бы в чьем-нибудь доме здесь, в Бэйтауне. Сейчас, когда торжества в разгаре, повсюду дают приемы и званые вечера – сегодня и всю предстоящую неделю.

– Уверена, что, как только станет известно о возвращении моего мужа, его сразу примут в местном обществе.

– Вы говорите, он здесь родился? – переспросил мистер Уэллс.

– Да. Семье его матери принадлежала плантация, которую унаследовал Кордеро. А его отец был креолом из Нового Орлеана.

– А вы?

– Я тоже из Нового Орлеана.

У Селин и без того было немало забот, так что она совершенно не печалилась из-за отсутствия приглашений на приемы, где яблоку негде упасть от местной знати. Служанка принесла кофе с молоком, как просила Селин. Девушка смотрела на дымящийся напиток, ожидая, когда он немного остынет. Воцарилось дружелюбное молчание, и мысли Селин вернулись к тому, о чем она размышляла весь вечер: может ли она хоть как-то помочь Корду наладить дела в Данстан-плейс, чтобы поместье снова начало приносить доход.

– Мистер Уэллс, вы что-нибудь знаете о выращивании сахарного тростника?

– Тот, кто прожил жизнь на Барбадосе, не может не знать хотя бы что-нибудь о сахарном тростнике. А почему вы спрашиваете?

– Боюсь, я не имею об этом деле ни малейшего представления, а ведь в мои намерения входит поселиться на сахарной плантации. Мне хотелось бы оказаться хоть чем-то полезной, когда мы прибудем на место.

Он посмотрел на нее так, словно она не от мира сего:

– Это что-то новенькое! Жена плантатора действительно хочет работать?

– Это так странно?

– Если сравнивать с теми, кого я знаю, – более чем…

– Может быть, но я всегда была немного не такой, как все, мистер Уэллс. – Селин знала, что выразилась весьма мягко.

Он улыбнулся:

– И что же вы хотите узнать?

– Много ли нужно денег, чтобы восстановить плантации и превратить их в отличное хозяйство?

– Небольшое состояние, чтобы приобрести рабов. Не так уж много денег на покупку оборудования, правда, если у вас уже есть сам завод: дробилка, котельная, заготовительный цех, установка для перегонки, плюс контракт с хозяином какого-нибудь склада.

Селин с сомнением подумала, хватит ли Корду денег на то, чтобы восстановить хозяйство в Данстан-плейс.

Говард Уэллс тем временем продолжал:

– Рабов нужно кормить, одевать и обеспечивать жильем. Им также время от времени необходима помощь врача. Еще необходимы портниха, плотник, кузнец, каменщик, бондарь, чтобы делать разные бочки и бочонки, еда… – Он замолчал и после паузы обеспокоенно проговорил: – Милая моя, у вас, кажется, голова пошла кругом.

– Я не знаю, как Корд сможет со всем этим справиться.

– Шаг за шагом – так я думаю. Он может начать с получения кредита, как это делают многие плантаторы.

– Но долги…

– Долги вообще основа сахарного производства. Каждый кому-то что-то должен. Только совсем глупый плантатор теряет деньги, даже в самые худшие времена. Это, конечно, если чуть-чуть повезет, и земля не истощится. – Обхватив кружку ладонью, он уставился в потолок, продолжая рассуждать: – Существует несколько опасностей: во-первых, желтый вредитель – насекомое, проникающее в корни тростника и высасывающее из него все соки, во-вторых, так называемый черный вредитель – это когда рой насекомых налетает на плантацию и уничтожает весь урожай. К тому же случаются ураганы, слишком сильные ливни или полная засуха, набеги крыс…

Селин облокотилась на стол и положила подбородок на руки. Говарда Уэллса теперь будет нелегко остановить.

– Может сломаться мельница, может расколоться каменная плита под печью, могут лопнуть медные котлы в котельной или вдруг треснут трубы, идущие к цистернам. Такие напасти способны погубить результаты целого года и оставить вас без дохода. Если отложить переработку тростника на день-другой, сок испортится и считайте, что урожай потерян.

– Звучит весьма удручающе.

– Я уверен, что ваш муж знает, с чем ему предстоит столкнуться.

Она догадывалась, что Корд, действительно, может быть, представляет себе, что ему предстоит, и, вполне вероятно, уже решил, что это не для него. Дед ее мужа так и сказал, что не верит в своего внука. Столкнувшись с такими трудностями, Корд и впрямь мог поступить так, как предрекал старик: сядет под пальмой и будет целыми днями глушить ром с аборигенами.

– Ну ладно, милая моя, я пожилой человек и должен отправляться спать. Позвольте я провожу вас наверх, чтобы вам не идти одной через пивной зал.

– Благодарю. Боюсь, у наших слуг сейчас действительно есть другие дела, – согласилась она.

Фостер заверил ее, что они вернутся, как только обнаружат Кордеро и убедятся, что с ним все в порядке. По всей вероятности, им пока это не удалось.

В сопровождении Говарда Уэллса она прошла через переполненную пивнушку. Пока они поднимались по ненадежной, покосившейся лестнице, ей пришлось повысить голос, чтобы попытаться перекричать стоящий вокруг шум. В коридоре было темно и страшно, деревянные половицы прогибались и скрипели под ногами, штукатурка осыпалась со стен прямо на голову, на сырых потолках темнели уродливые пятна.

Новый знакомый проводил Селин прямо до дверей и пожелал ей спокойной ночи. Надеясь, что Корд не будет иметь ничего против, она пригласила мистера Уэллса посетить их в Данстан-плейс, если у него будет время. Он заверил, что сделает это с удовольствием, и пожелал ей удачи.

Селин вошла в свою комнату и закрыла дверь. Не зажигая лампы она вышла на балкон и облокотилась на перила, наблюдая за покачивающимися на якоре лодками, заполонившими бухту. «Аделаида» все еще стояла у причала. Одинокий матрос ходил взад-вперед по ее палубе. Горели всего несколько корабельных фонарей. Голые мачты вонзались в беззвездное небо, по которому плыли низкие тучи.

Начал накрапывать дождь, и Селин вынуждена была спрятаться в комнате, но оставила дверь на балкон открытой, прислушиваясь к звукам сбегающих по черепичной крыше струй. Все это до боли напомнило ей жаркие летние ночи Нового Орлеана. Селин смотрела вдаль сквозь завесу дождя, мачты и реи кораблей в гавани на темный горизонт. Она знала, что годы, прожитые с Персой, навсегда останутся в ее сердце. И могла только надеяться, что прошлое сменится не менее замечательным будущим.


– Иди и постучи. – Эдвард подтолкнул Фостера локтем. Они стояли в узком, плохо освещенном коридоре самого известного публичного дома острова – «Отеля мадам Фелисити».

– Я не вижу другого способа, а ты? – Фостер задавал этот вопрос уже третий раз, словно повторение могло каким-то образом изменить ответ друга.

– Нет, я тоже не вижу. Если мы собираемся вернуть его на постоялый двор к мисс Селин, другого способа нет. Стучи.

Фостер оглянулся и посмотрел на зал внизу. Никого не было видно. Из-за соседней двери послышалось громкое хихиканье, за которым последовали пронзительные восторженные возгласы. Эдвард сжал губы, поморщился и неодобрительно покачал головой.

Фостер быстро и часто постучал в дверь.

– Ты уверен, что это та комната?

– Двадцать четыре. – Эдвард указал на выписанные золотой краской цифры на ярко-фиолетовой двери.

– Никто не отвечает. – Фостер готов был повернуть назад, но Эдвард сделал шаг вперед и снова постучал.

Внезапно дверь распахнулась и на пороге показалась неряшливого вида блондинка лет тридцати. Она оказалась почти на голову выше обоих мужчин. Нечесаные волосы торчали во все стороны. Правда, у нее оказался бесподобный бюст, но это для того, кто интересуется подобными вещами. Ноги дамочки, слишком оголенные по мнению обоих слуг, впечатляли длиной и прекрасной формой. На лице ее было написано нетерпение.

– Что такое? – потребовала она объяснений.

– Мы… видите ли… Понимаете… мы подумали… – Эдвард никак не мог найти нужных слов.

Фостер выступил вперед и взял инициативу в свои руки:

– Нам необходимо увидеть Кордеро Моро. Нам сказали, что он здесь.

Оба они уже прекрасно видели в глубине комнаты объект своих долгих поисков: со стаканом янтарного рома в руке, совершенно одетый, Корд лежал поперек кровати, занимающей почти всю комнату. Красотка по-прежнему стояла между слугами и хозяином, который вел себя так, словно был слеп и глух.

– Никто не имеет права называть номера комнат, – возмутилась блондинка.

– Сама мадам Фелисити сказала нам, что он здесь, – заявил Фостер, не удосужившись при этом объяснить, что за солидное вознаграждение мадам Филисити – необъятных размеров негритянка, обернутая в километр ярко-малинового шелка и бельгийских кружев, – готова была выдать не только номер комнаты, где укрылся Корд, но и любую другую информацию, если бы Фостер проявил к ней интерес.

– Пусть войдут, Бонни, – приказал Корд. – И поздоровайся с двумя воплощениями моей совести. Я везунчик – у большинства людей совесть только одна.

Когда Фостер и Эдвард вошли в комнату, Корд поднял бокал в приветственном тосте:

– Джентльмены, что привело вас сюда в столь мрачную, дождливую ночь? Почему вы так спешили и почему не хотите проявить ко мне снисхождение? Ничего срочного, надеюсь?

– Я думаю, вы сами знаете, сэр, – сказал Фостер.

– Напротив, я понятия не имею, чего вы хотите.

– Мы просто подумали, сэр…

– Вам обоим платят не за то, чтобы вы думали… Но я с интересом выслушаю, что вы хотите мне сказать.

– Мы считаем, что для мисс Селин небезопасно оставаться одной на постоялом дворе.

Корд допил ром из своего стакана, внимательно посмотрел на дно, чтобы убедиться, что там не сталось ни капли, и уставился на Фостера.

– Если бы вы не оставили ее, она не была бы одна, не правда ли? – Он нахмурился. – Вы проследили, чтобы она поужинала?

– Да, сэр.

– Хорошо. Тогда почему бы вам не вернуться и не подежурить по очереди у ее дверей или сделать еще что-нибудь, что найдете нужным, до тех пор, пока я не вернусь завтра утром?

– Завтра? – Эдвард бросил тревожный взгляд на проститутку, которая стояла, уперев руки в пышные бедра, и с нетерпением ждала, пока они уберутся прочь.

– Я вернусь завтра утром и ни минутой раньше. И никаких разговоров. Вы не хуже меня знаете, что эта женитьба – не моя идея.

Эдвард с унылым видом молчал, но Фостер не удержался и возразил:

– Но это и не ее идея, с вашего позволения, сэр. Она рассказала нам о Данстан-плейс. Мы огорчены не меньше, чем вы…

– Я совершенно не расстроен и даже ожидал этого. А теперь убирайтесь! Оба явитесь ко мне утром.

Корд смотрел вслед слугам. Бонни, призывно покачивая бедрами, направилась к нему. Подойдя к кровати, она опустилась на колени возле молодого человека, взяла у него из рук пустой стакан, поставила его на столик и начала расстегивать пуговицы его батистовой рубашки.

– Я так понимаю, эта Селин – твоя жена? – Она склонилась к нему и прижалась губами к пульсирующей на шее жилке над ключицей.

– Одно название, – бросил Корд, обнимая женщину за талию и притягивая к себе.

Чувствовалось, что держишь в руках, не то что крошка Селин. Завалившись в бордель, он потребовал у мадам Фелисити самую высокую шлюху с самыми пышными формами. Обязательно блондинку. Ему было безразлично, какого цвета у нее глаза, если только они не цвета аметиста. Он заплатил вперед за всю ночь.

Корд откинулся на спину и позволил Бонни расстегивать его рубашку. Он проклинал Эдварда и Фостера за то, что они напомнили ему о Селин как раз в тот момент, когда у него появилась слабая надежда выбросить из головы мысли о ней хотя бы на несколько часов.

Он оскорбил ее в гостинице и солгал, пытаясь убедить, что ром сделает его нечувствительным к боли, которая пронзила его, когда она сообщила ему то, о чем недавно услышала. Слуг он не обманул: он действительно почти ожидал, что плантация пришла в упадок. Но когда Корд услышал, что предположения его подтвердились, ему показалось, что старый Генри собственноручно нанес ему этот болезненный удар.

С того самого момента, когда он покинул постоялый двор, Корд не переставал во всех подробностях представлять себе, что ждет его впереди. У него есть приданое Селин, но от него уже осталась только половина, и ее явно недостаточно, чтобы восстановить и заставить приносить доход сахарную плантацию. Имеется также рента с наследства матери, но этих денег едва ли хватит на жизнь ему самому, Эдварду и Фостеру, не говоря уже о жене. Женщины нуждаются в стольких вещах…

– Твоя жена, видно, полусумасшедшая, если не пускает в свою постель такого мужчину, как ты, – пробормотала Бонни, покрывая поцелуями его обнаженную грудь.

– Только полу?..

– Совершенно сумасшедшая…

Корд опустил глаза на блондинку, которая старательно трудилась, с жаром лаская его широкую, мускулистую грудь. То, что она вытворяла языком и губами, должно было давно заставить его забыть и о Селин, и о Данстан-плейс. Тут было от чего прийти в полную готовность, даже если только вообразить, какие восхитительные штучки она способна ему продемонстрировать. А он вместо этого представляет себе Селин, одну в комнатенке на постоялом дворе, одетую в скромную ночную рубашку, которую он принес ей днем! Корд рассвирепел, осознав, что роскошная и очень дорогая Бонни с ее длинными ногами, выдающимся бюстом и умелым языком, бледнеет по сравнению с этим образом.

– Почему бы тебе не налить мне еще рома? – резко спросил Корд, злясь на себя за то, что не может ответить на ласки Бонни.

Бонни отстранилась, не в силах скрыть раздражение. Пытаясь откинуть со лба непокорные вьющиеся волосы, она сказала:

– Я тебе не какая-то чертова официантка.

– Я заплатил за то, чтобы ты сегодня ночью делала все, что пожелаю.

Ром стоял на полу около кровати со стороны Корда. Она перегнулась через него, соблазнительно прижимаясь грудью к его бедрам, дотянулась до бутылки и так же медленно скользнула обратно. Взяв стакан со столика, Бонни проговорила:

– Будьте любезны, ваше высочество! – Она откупорила бутылку и плеснула ром в стакан. Наполнив его, она прижала бутылку к груди и перевела взгляд на живот Корда. Нахмурившись и сжав губы, Бонни состроила рожицу, которую большинство мужчин посчитало бы забавно-призывной.

– Может, ты подумываешь о чем-то более возбуждающем? – предложила она.

– Правду сказать, то, о чем я думаю, довольно скучно. Я хотел бы прикончить эту бутылку и лечь спать.

– Спать? Ты хочешь сказать, просто закрыть глаза и захрапеть?

– Ну, можешь представить себе это именно так.

Она недоверчиво покачала головой:

– Спать? И это все?

– Спать. Я заплатил за целую ночь с тобой, но не буду возражать, если ты пойдешь вниз и найдешь другого клиента, только оставь меня в покое.

– Но…

– Если есть какие-то проблемы, я поговорю с Фелисити. С ней, похоже, можно договориться.

– Нет, – быстро сказала Бонни и села, разглядывая его с таким вниманием, словно у него только что появилась вторая голова, и она пытается понять, как он это сделал. – Если хорошенько подумать, получить целую ночь, за которую тебе заплатили, и хорошенько выспаться – не так уж плохо. Признаюсь, это нечто новенькое! Сейчас подам ром. – Она наполнила его стакан до краев и поставила пустую бутылку на пол, потом вытянулась на своей половине кровати рядом с Кордом, повернувшись к нему лицом.

Несколькими большими глотками молодой человек опустошил стакан и посмотрел на женщину, которая с улыбкой за ним наблюдала. Ей было просто необходимо высыпаться не одну ночь подряд, чтобы восстановить ту естественную красоту, которой она когда-то, может быть, обладала.

– Хочешь, чтобы я обняла тебя или что-нибудь еще? Я могу изобразить из себя твою няню. Может, тебя покачать, как младенчика? – Она протянула руку и погладила молодого человека по волосам, отводя их с его лба.

– Я хочу только одного… – Корд вытянулся на кровати, скрестив ноги. – …Немного поспать. Ты можешь остаться здесь и сделать то же самое, но только на своей половине кровати.

– А может, ты предпочитаешь мальчиков, а? У Фелисити как раз объявился паренек, который когда-то жил с…

– Нет, спасибо.

– А как насчет этакого типчика, который…

– Не сегодня, – едва не рассмеялся он. Прежде чем закрыть глаза, он заметил, что Бонни все еще задумчиво хмурится, лежа на спине и покусывая ноготь большого пальца. Он не мог сказать точно: сомневалась ли она в своих способностях соблазнительницы или все еще удивлялась его просьбе оставить его в покое. Его гораздо больше беспокоило его собственное полное отсутствие интереса к этой женщине, чем то, что она о нем подумает.

Когда он наконец закрыл глаза, перед ним снова возникло лицо жены, ее аметистовые глаза.

– Ведьма, – пробормотал он и почувствовал, что Бонни резко села рядом с ним.

– Ведьма? Ты хочешь, чтобы я гоготала и делала вид, что скачу, вместо помела, на твоем…

– Потуши свет и спи, или убирайся.

Загрузка...