Мечты о пламени

— Я здесь, — он нежно укачивает меня. — Я не ухожу, — его голос хриплый, густой от эмоций. — Я никогда не оставлю тебя, — он вытирает мои слёзы.

* * *

Я просыпаюсь. На этот раз мне легче открыть глаза. Я моргаю и смотрю на Садру, которая расправляет тунику, сидя в кресле-качалке. Она улыбается мне и спешит к двери, чтобы поговорить с кем-то снаружи, а затем возвращается к кровати.

— Татума, — мягко говорит она, поглаживая мои волосы. — С возвращением.

В отличие от Джована, она немедленно даёт мне воды. И много. Я с жадностью глотаю её, и ещё бульон.

Позже я жалею об этом.

Дверь распахивается как раз в тот момент, когда я опускаю голову к ведру, предоставленному нежной женщиной.

— Что случилось? — рявкает Король.

— Она отвыкла от еды, — тревожится Садра. — Бульона оказалось слишком много.

Я отворачиваюсь от набранной в рот воды, и большие руки прижимают меня обратно к подушкам. Я хватаюсь за живот, пока боль не отступает.

— Через несколько часов мы попробуем снова, — шепчет Садра.

Звук закрываемой ею двери эхом разносится по комнате.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Джован, поглаживая большим пальцем мои волосы.

Я вызываю самый сухой взгляд, которым обладаю, и направляю его на него, пока призрак улыбки не украшает его рот. Он наклоняется и нежно целует меня в лоб.

— Я оставлю тебя отдыхать, — говорит он, начиная выпутываться.

Рука, лежащая на его предплечье, напрягается, останавливая его. Некоторое время он смотрит мне в лицо.

Я зажмуриваю глаза.

— Не уходи.

Напряжение покидает его, словно он стряхивает снег с одежды. Он улыбается и идёт к двери, торопливо разговаривает с человеком, или, скорее всего, несколькими людьми, снаружи. Я хмурюсь, так как разговор задерживает его надолго.

Он возвращается и вместо того, чтобы занять прежнее место, удивляет меня тем, что снимает сапоги и, подняв меха у меня под боком, проскальзывает под них рядом со мной. Он осторожно поднимает мою голову и кладет её поверх своей твёрдой руки. Он слегка притягивает меня к себе, обхватывая свободной рукой мой живот.

— Скажи, если я сделаю тебе больно, — требует он.

Мои веки тяжелеют, но мне удаётся закатить глаза.

* * *

Щекотание на моей щеке вытягивает меня из глубин сна. Я убеждаю себя открыть глаза и смотрю мутными глазами на грудь Джована. Я достаточное количество раз изучала её гладкую упругость, чтобы сразу узнать. Я откидываю голову назад и заглядываю ему в глаза. Выражение его глаз согревает меня изнутри.

Он отходит, чтобы подать воды. На этот раз я сохраняю её в себе. Когда я заканчиваю, у него всё то же выражение лица. Он возвращается в постель и снова прижимает меня к себе. Джован облизывает губы, проводя пальцами по моей коже. Мои щёки, мой нос, мои глаза. Мои плечи расслабляются.

— Что произошло? — спрашиваю я.

Его взгляд темнеет.

— Там был ещё один солдат. Малир сказал, что вы сражались с пятнадцатью, но их было шестнадцать, один разведывал замок. Тебя ударили мечом в спину.

— Я ослабила бдительность, — говорю я, раздосадованная своим промахом.

— Ты сражалась с несколькими опытными бойцами и, по некоторым данным, забралась на гобелен в обеденном зале. Ты была измотана, — просто говорит он. — Этот человек мёртв. Убит твоим братом.

Я полусижу.

— Ландон в порядке?

— Да, — Джован отталкивает меня назад. — Рон, Санджей и Лёд были ранены, но выживут.

Слёзы застилают уголки моих глаз. Мой брат. Мои друзья. Они в безопасности.

Джован поглаживает мои волосы.

— Я… должен кое-что тебе сказать.

Я полусерьезно улыбаюсь ему, слишком расслабленная его движениями.

— Когда Осколок пришёл сообщить о твоём ранении, — начинает он.

Я смотрю, как тускнеют его глаза.

— Меня никогда не ударяли оружием, как тебя, но я думаю, что чувствовал ту же боль, о которой говорил Осколок, — он смотрит в сторону. — Его слова поставили меня на колени.

— Битва была окончена. Солати ушли, — добавил он, положив голову на подушку позади себя. — Я оставил Роско за главного и бежал сквозь ночь, чтобы добраться до тебя.

Я хочу побольше узнать о битве, но не желаю перебивать. Его рука под моей головой обвивается вокруг моего плеча, притягивая меня к себе ещё крепче. Моя рана дёргается, но у меня не хватает духу сказать ему, что мне больно. Не тогда, когда он так смотрит на меня.

— Ты всё ещё была жива, — он выдыхает, глаза сияют.

Его слова начинают произноситься торопливо.

— Мне сказали, что тебе осталось недолго. Меч прошёл насквозь, — он сжимает челюсть. — Ты маленькая, но ты лежала на кровати, такая крошечная и хрупкая. Одеяла выглядели так, будто могли раздавить тебя. Я сначала подумал, что ты умерла. Кажется, что все умирают. И я не смел надеяться, но ты дожила до следующего дня, и до следующего за ним, не двигалась, но каким-то образом по-прежнему дышала.

Слёзы стекают по моему лицу и впитываются в тунику Джована. Он поворачивается ко мне и сцеловывает их нежными губами.

— Я не надеялся вчера, не смею надеяться и сейчас.

— Я был в ярости от самого себя, — тихо говорит он, прижимаясь к моему виску.

Я отстраняюсь, чтобы изучить его.

— Я говорила тебе… — начинаю я.

— Дело не в этом, — вмешивается он. — Я должен был довериться своим инстинктам и держать тебя рядом с собой. Не потому, что я сомневаюсь в тебе, — быстро уточняет он. — Что-то было не так. Какая-то часть меня знала, что твоя мать и дядя попытаются причинить тебе вред. А если бы я заставил тебя остаться в замке? Женщины и дети были бы мертвы… ты была бы мертва.

— Но я ненавидел себя не поэтому.

Он движется прямо передо мной, и у меня нет выбора, кроме как посмотреть ему в глаза. В животе у меня что-то ёкнуло от его сосредоточенной решимости.

Он проводит большим пальцем по моему подбородку.

— Я слишком долго ждал, чтобы сказать тебе. Я уже давно знаю, что чувствую. Возможно, даже с тех пор, когда Рон пришёл сообщить мне о твоём решении освоить езду на упряжке, — он хмурится. — Конечно, я не сразу признал это. И потом отрицал, пока мне не сказали, что ты сбежала из замка. Тогда я подумал, что уже слишком поздно.

Я качаю головой.

— Джован, что ты…

— Я люблю тебя.

Я застываю, уставившись на Короля Гласиума немигающим взглядом.

— Ч-что?

— Тебе было трудно смириться со своими чувствами ко мне. А я не знал, что ты всё ещё чувствуешь к Кедрику. Ты не представляешь, как это мучило меня — ревновать к брату. Я не хотел перегружать тебя.

Я закрываю рот, понимая, что он говорит бессвязно. Он захлопывает рот.

— Ты ненавидел себя, потому что любил меня и не сказал мне? — спрашиваю я, не смея ещё радоваться.

Он медленно опускает голову.

По мне распространяется тепло. Что-то неописуемое и радостное. Неважно, что я едва могу пошевелить пальцем, потому что я пылаю изнутри. Это жидкая храбрость. Лучше, чем любой напиток, который я пробовала. Он обнажил себя передо мной. Я вспоминаю последние мгновения перед тем, как потеряла сознание, и мучительно прочищаю горло.

— Кровь покидала моё тело, но боли не было. Тогда я поняла, что умираю. Я не контролировала свои мысли. Я помню, что в моих мыслях были мои братья и другие.

Я смотрю чуть ниже его глаз, затем заставляю себя посмотреть прямо на него. Делать это почти больно. Он здесь, прямо передо мной. Несмотря на всё, что произошло, я всё ещё чувствую себя самым счастливым человеком на свете.

— Но я помню, что моей последней мыслью было сожаление. Что я никогда не увижу тебя и никогда больше не прикоснусь к тебе, — говорю я.

Я провожу пальцами по его волосам до плеч. Сколько раз я хотела это сделать? Почему я потратила так много времени?

— Что ты никогда не узнаешь, что я чувствовала… Я никогда не испытывала такого отчаяния.

— И что ты чувствуешь, Лина? — надавливает он, сжимая объятие.

Я перевожу взгляд на свои колени.

— Я поняла, что не должна принимать ни одно мгновение как должное.

Я делаю глубокий вдох и позволяю своей маске соскользнуть. Я позволяю ему увидеть всё.

— Я чувствую то же самое, Джован. Я… тоже люблю тебя.

Я робко поднимаю глаза, услышав его резкий вдох. Его ухмылка по-мальчишески лучезарна. Он чувствует ту же невесомость, что и я. Его лицо — отражение моего собственного.

Он наклоняется и целует меня, лишая меня всех мыслей и воздуха. Я беру столько же, сколько отдаю, и этого недостаточно. Никогда недостаточно. Мы целуемся так, будто никогда больше не увидимся, а может, это потому, что мы обрели ещё один момент, когда казалось, что всё потеряно. Может быть, Джован знает, что наши дни сочтены. Он нужен мне, а я нужна ему.

Я издаю болезненный писк, когда мои губы трескаются. Джован отпускает меня, со стоном прижимаясь лбом к моей голове.

— Прошу прощения. Я забылся, — выдавливает он. — Этот поцелуй был…

Я облизываю губы, онемевшие от боли.

— Да, — шепчу я. — Был.

Я отодвигаю его голову от своей, чтобы снова получить доступ к его губам.

В конечном счете, он отступает.

— Не искушай меня, любовь моя. Садра убьёт меня собственными руками, если я воспользуюсь твоим состоянием, — шутит он, но я вижу в его глазах беспокойство.

Мой желудок переворачивается от его непринужденного использования слов «любовь моя». Если бы у меня была возможность удержать этот момент навсегда, остаться в его объятиях и забыть об окружающем мире, я бы сделала это. Сейчас я могу притвориться, что у нас есть совместное будущее.

— О чём ты думаешь? — спрашивает он.

Я трусь ухом о его грудь, чтобы избавиться от его щекочущего дыхания.

— Что мы должны сбежать, — честно говорю я. — Но это не сработает.

Он смеётся.

— Почему?

Я моргаю, глядя на него слипающимися глазами.

— Ты слишком большой, чтобы спрятаться, — зевая, говорю я.

Его смешок посылает приятные вибрации в моё тело.

Я послушно глотаю, когда он отстраняется и снова направляет струйку воды в моё горло. Я отмахиваюсь от бульона. Его запах заставляет мой желудок подниматься. Наконец, я сдаюсь и просто закрываю глаза. Он целует мой лоб, глаза, потом рот, когда я откидываю голову назад, требуя этого. Никто и никогда не заставлял меня реагировать так, как он. Это и есть любовь.

— Я должен вернуться к своему совету, хотя каждая частичка меня желает остаться здесь, — говорит он в мои волосы.

Это должно быть повсюду. Я снова хочу быть чистой.

— Моим людям нужен их Король.

— Скольких ты потерял? — мягко спрашиваю я.

— Пятьдесят шесть мужчин здесь, тех, кто охранял замок, трёх женщин из Внутреннего Круга, которые пытались сбежать от Элиты, и никого на Великом Подъёме.

Мои глаза распахиваются.

— Никого? Что случилось? — выговариваю я.

Я гадаю, кем были те три женщины. Если бы они только подождали немного дольше. И я знала о мужчинах, видела их тела, сваленные на крыше.

— Они просто стояли там день и две ночи. Теперь мы знаем, что они ждали сигнала от Элиты, — он потирает челюсть.

— Они прошли весь путь через Оскалу, а затем повернули обратно, потому что не загорелся огонь? — медленно спрашиваю я.

Джован пожимает плечами.

— Кроме того появились Ире. Солати, возможно, всё же вступили бы в бой с моей армией, несмотря на неподанный сигнал, но думаю, что Ире были слишком непредсказуемым фактором и сильно перевесили шансы в нашу пользу. У меня не было возможности отделить конечности от тела твоего дяди. На третий день Солати начали отступать через Оскалу.

Я устраиваю мозговой штурм вслух.

— Интересно, это уловка, чтобы мы последовали за ними в Осолис? Солати всегда выигрывали битвы на нашей родной земле.

— Я пока что не хочу думать о таких вещах, — говорит он, смыкая челюсти. — Ты будешь рада узнать, что Джимми жив и здоров.

По моему лицу распространяется счастливая улыбка. Спасибо Солису.

— Спасибо тебе, — говорю я.

Джован вытягивается во весь рост. Я смотрю затуманенными глазами на подтянутые мышцы, которые он при этом обнажает. Он целует меня и направляется к двери, и мне хочется попросить его остаться. Но так будет всегда. Желания моего сердца всегда будут на втором месте после того, что я должна делать, после того, что правильно. Для Джована это так же.

Но при всём этом, он по-прежнему любит меня. Я буду держаться за это вечно.

— Король Джован, — зову я, когда он кладёт руку на дверь.

— Татума Олина, — с полуулыбкой говорит он.

Я сжимаю меха на коленях, не зная, как сформулировать слова и привести в движение следующий этап моей жизни. Всю свою жизнь я мечтала править, но в последние месяцы я крутилась вокруг этой мысли, зная, что до этого дойдёт, но, не зная, когда именно наступит подходящий момент. Мой народ голодал. Татум совершила слишком много преступлений.

Джован всё ещё ждёт, пока я заговорю. Я решаю называть вещи своими именами. Брумы ценят прямоту.

— Мне нужно убить свою мать, — говорю я.

Мой комментарий заставил бы нормального человека задуматься о моём здравомыслии или отстраниться, но полуулыбка Джована растёт. В ней нет смеха, только холодный расчёт. Это взгляд человека, которого загнали слишком далеко.

Всё моё тело напрягается, когда он, приподняв одну бровь, отвечает:

— Нам нужно.

~ КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ КНИГИ ~

Переведено для группы https://vk.com/booksource.translations

Заметки

[

←1

]

Charity — англ. — благотворительность.