Мечты умирают первыми. Бегство из Занаду

Глава первая

Маленькая докторша, в дымчатых очках, по-европейски скрывавших пол-лица, поднялась из-за стола, подошла к окну и сделала ему знак рукой.

Он приблизился и взглянул. Она указывала на мощный ключ, бивший посреди широкой зеленой лужайки, отливавшей голубизной.

— Знаете, что это за источник, мистер Крейн? — спросила она со своим акцентом жительницы Центральной Европы.

Он кивнул.

— Конечно, доктор Забиски. Источник Понсе де Леона.

Она посмотрела на него снизу вверх.

— Это легенда, мистер Крейн. Аллегория. Ничего общего с действительностью. На самом деле этого никогда не было.

Он помолчал, прежде чем ответить:

— Я знаю, доктор Забиски.

Она вернулась к столу, села и дождалась, пока он усядется напротив. Сняв дымчатые очки, подержала их в руке, потом положила на стол перед собой и сказала:

— А у вас темно-синие глаза.

Он едва заметно улыбнулся:

— А у вас — золотисто-желтые, почти как у кошки.

Она выдержала его прямой взгляд и мягко сказала:

— Если вы ищете здесь бессмертия, мистер Крейн, то только зря потратите время.

Он не отвел глаз.

— Я слышал другое.

— Вас ввели в заблуждение, — сказала она.

Он смотрел все с тем же выражением.

— И насчет двадцати миллионов долларов — тоже?

Ее глаза снова скрылись за дымчатыми стеклами очков.

— Но меня, надеюсь, в заблуждение не ввели, — сказала она. — Я слышала, вы один из богатейших людей в мире.

— Представьте, это не так, — мягко сказал он. — Я самый богатый человек в мире.

Она склонила голову набок.

— Богаче короля Саудовской Аравии, Гетти, Людвига, Хьюза?

— Это детские игры, — слегка поморщился он. — Я могу смести все их фишки одним щелчком.

— Стало быть, для вас осталась одна игра, — сказала она. — В бессмертие.

— Да, последняя игра, доктор. Мы играли в космические игры и выиграли. Играли в игры океанских глубин — и победили в них. Скорость, высота, глубина — назовите, что хотите; мы везде победили. Я и в другие игры наигрался. Деньги, власть, секс. Я их люблю и бросать не собираюсь. Но это все для детей. А меня влечет большая игра. Бессмертие. Я хочу стать первым человеком, который будет жить вечно.

— У вас скромное желание. Просто подай вам то, чего на свете не бывает. — Она пристально посмотрела ему в глаза, но он не отвел взгляда, а продолжал смотреть на нее с тем же упрямым выражением. — Вы не верите, что я тоже не владею этим сокровищем?

— Верю, — сказал он.

Она растерялась.

— Тогда я не понимаю… Чего же вы от меня ждете?

— Ничего, — спокойно ответил он. — И всего. Вы ближе всех в мире подошли к тому, что мне нужно.

— В некоторых случаях мне удавалось добиться замедления старения организма, но отнюдь не полной победы над старостью. Это не бессмертие.

— Вы помогли многим выдающимся деятелям, — сказал он.

Она скромно улыбнулась уголками рта.

— Это правда. Мне приятно сознавать, что я помогла им. Der Alte[3] приезжал сюда из Германии, папа из Рима, даже Сталин из Москвы. Но со временем все они умерли.

— Но ведь они приезжали. И действительно получили здесь что-то.

Она с достоинством кивнула:

— Во всех случаях их кондиции превосходили возрастную норму.

— Физические и психические? — это прозвучало скорее как утверждение, чем как вопрос.

— Да, — сказала она. — Но в конце концов они умерли.

Он смотрел на нее.

— По скольку лет в среднем вы подарили им?

Она выставила ладони, словно защищаясь:

— Не знаю, не знаю. Тут влияют многие факторы. Важен не только возраст и длительность курса, который они проходили у меня. — Она замялась. — Некоторым мой курс вообще не помогает. Нет никаких гарантий.

— Если мне поможет, на что я могу рассчитывать?

— В среднем? — Она на минуту задумалась. — Сейчас вам сорок два?

Он кивнул.

— Через восемь лет, в восемьдесят четвертом году, когда вам будет пятьдесят, ваше состояние будет соответствовать сорока пяти годам; в шестьдесят лет — пятидесяти двум; в семьдесят — примерно шестидесяти; а в восемьдесят, вероятно, шестидесяти четырем — шестидесяти шести. — Она сделала паузу. — Разумеется, при условии, что вы не прервете курс до его завершения.

— То есть до конца жизни? — спросил он.

— Программа рассчитана на всю жизнь, мистер Крейн, — подтвердила она. — Для начала вам придется провести здесь два месяца, пока мы определим, подходит ли вам наша методика. Если мы убедимся в возможности благоприятного воздействия, вам придется раз в три месяца проводить здесь одну неделю для прохождения курса.

Он улыбнулся, чтобы сгладить неловкость следующего вопроса, и произнес:

— Доктор Забиски, скажите, что будет с вами, когда мой курс подойдет к завершению?

Она улыбнулась в ответ:

— К тому времени я умру. Но это неважно. Курс будет продолжен.

Он помолчал.

— Кроме времени на лечение, мне придется отводить еще две недели на дорогу туда-обратно, итого почти два месяца в году. Я не смогу заниматься своими делами.

— Решайте сами, мистер Крейн.

— А нельзя ли как-нибудь устроить, чтобы я принимал процедуры в Штатах?

Она покачала головой.

— Очень сожалею, мистер Крейн, но мне потребовалось тридцать лет, чтобы создать этот комплекс, и он — единственный в мире.

— Доктора Аслам, Филатов и Ниханс выезжают к пациентам, — сказал он. — А вы используете кое-что из их методов.

— Верно, — согласилась она.

— Что же это за секретная составляющая, которую вы так охраняете, и почему ее нельзя применять в другом месте?

Она улыбнулась уголками рта:

— Секретная составляющая, как вы выразились, мистер Крейн, это вы сами.

— Не понял.

— Думаю, что поняли, мистер Крейн, — сказала она.

— Мне известны все теории, — увлеченно воскликнул он. — Я знаю, что вы используете прокаин, магний и минералы Аслама, филатовский имплантат из свежей плаценты и впрыскивание вытяжки из клеток еще не рожденных ягнят по Нихансу. Я даже подозревал, что вы готовите из всего этого один препарат. Но это было бы чересчур просто. Вот потому я и думаю, что есть какой-то секретный ингредиент…

— Вы меня не слушаете, мистер Крейн, — возразила она. — Могу повторить: секретный ингредиент — это вы сами.

Осекшись, он уставился на нее.

Она молчала.

Понизив голос, он спросил:

— Клонирование?

Она ничего не ответила.

— Имплантация живых клонированных клеток из собственных резервов организма. — Его синие глаза потемнели и казались теперь почти черными. — Но это никогда не удавалось осуществить на людях.

Впервые в жизни она испугалась, холодный озноб пробежал по телу. Ее голос слегка дрогнул:

— Мистер Крейн, у меня есть и другие пациенты. Они тоже требуют моего внимания.

Он ничего не ответил.

— Пожалуй, мы могли бы встретиться еще раз завтра, — сказала она.

Он задумался.

— Завтра мне надо быть в Пекине.

— Тогда в другой раз.

Он поднялся со стула.

— Я вижу, двадцати миллионов долларов недостаточно. Пятьдесят миллионов вас устроят?

Она подняла на него глаза:

— Вы не поняли, мистер Крейн. Дело не в деньгах. Это социалистическая страна. Здесь все принадлежит государству.

— Тогда забудем слово «деньги» и заменим его словом «приоритеты». Каждая страна имеет свои приоритеты.

— Теперь я вас не понимаю, мистер Крейн, — сказала она.

Он улыбнулся:

— Доктор Забиски, вы врач и ученый и знаете свое дело. Мое же дело — это торговля приоритетами.

Он протянул ей руку.

— Спасибо, что уделили мне ваше драгоценное время, доктор.

Ее рука была теплой и твердой.

— Всегда к вашим услугам, мистер Крейн.

Она наклонила голову и неожиданно для него улыбнулась. Проводила до двери, попрощалась:

— До свидания, мистер Крейн.

Стоя в дверном проеме, он сказал:

— Вы великая женщина. Auf wiedersehen, доктор Забиски.

Как только Крейн ушел, в кабинете открылась потайная дверь. Высокий русский с решительным лицом человека, облеченного властью, оказался рядом с Забиски, едва она успела дойти до стола. Следом вошла привлекательная молодая женщина в профессорском белом халате и закрыла за собой дверь.

Забиски опустилась в кресло.

— Ну, что скажете? — спросила она.

— Самовлюбленная свинья! — выругался русский. — Он думает, что все продается за деньги.

Молодая женщина посмотрела на сидящую докторшу сверху вниз.

— А мне он показался довольно симпатичным, — сказала она. — И толковым.

Маленькая докторша через стол взглянула на мужчину:

— Не стоит недооценивать его, товарищ Николай. Он очень неглуп. Смотрите, как быстро он понял, из чего состоит наша методика.

— Не в этом суть, товарищ доктор, — сказал Николай. — Вы должны позаботиться, чтобы он не ушел от нас.

— А почему он для нас так важен? — спросила Забиски. — По мне, так просто еще один человек хочет продлить свою жизнь. Так же, как и многие другие, прошедшие через эту клинику.

Николай пристально посмотрел на нее и стал втолковывать, как ребенку:

— «Крейн индастриз» не только самая большая промышленная корпорация в мире, это также крупнейший поставщик ряда товаров для правительства Соединенных Штатов — от канцелярских принадлежностей и лекарственных препаратов до самолетов, космических аппаратов и тяжелых вооружений. Мы много лет пытались проникнуть в органы управления этой компанией. Безрезультатно. Потому что Джад Крейн владеет и управляет ею единолично. Он сам принимает все решения, а его помощники только исполняют приказы. Человек, которому удастся встать рядом с ним, будет знать о политике и планах Соединенных Штатов, пожалуй, больше, чем сам американский президент.

Доктор Забиски подняла на него глаза:

— Если вы ожидаете, что я стану этим человеком, то сильно ошибаетесь. Я не смогу поехать туда и работать с ним. Я слишком стара, мне это уже не под силу.

— Никто не ждет от вас таких подвигов. Убедите его, что готовы с ним сотрудничать. А потом назначьте Софью своим заместителем. Она имеет дипломы врача и кандидата наук в области геронтологии и гериатрии и достаточно компетентна, чтобы провести все анализы и подготовить его к терапии, которую вы проведете лично. — Он сделал паузу. — Я слушал ваш разговор через микрофон. Он так хочет верить, что примет любое ваше предложение.

Софья обернулась к нему:

— Николай, он может подумать, что я слишком молода.

Николай усмехнулся:

— Глупости, Софья. Тридцать лет не такая уж молодость. И потом, ты красивая женщина и умеешь этим пользоваться. У тебя ведь есть кое-какой опыт. Так возьми же его за член.

— Он не такой простак, — раздраженно ответила Софья.

— Мы наставили «жучков» в его гостиничном номере, — сказал он. — А внизу, в секретарской, его ждут три проститутки. Разумеется, наши сотрудницы, только он об этом не знает.

— Так вот с кем вы меня равняете, — холодно произнесла Софья. — Я для вас еще одна профессиональная проститутка.

Но Николай не ответил. Резко повернувшись к доктору Забиски, он сказал:

— Надеюсь, вы снова встретитесь с Крейном, и как можно скорее.

— Хорошо, товарищ Николай, — ответила Забиски.

Николай посмотрел на нее:

— Эта его сумасшедшая идея насчет клонирования… Вы думаете, в этом есть рациональное зерно?

Маленькая докторша выставила вперед ладони, словно защищаясь от вопроса.

— Кто знает? Могу сказать одно: нам самим впору у него поучиться. Наши коллеги, побывавшие в Штатах, говорили мне, что «ДНК Инджиниринг корпорейшн» Крейна на тысячу лет опередила нас в клоповом копировании и производстве ДНК.

Николай повернулся к Софье.

— Видишь! — сказал он. — Тем более важно, чтобы ты сблизилась с ним.

Софья скользнула по нему негодующим взглядом и молча вышла из кабинета.

Пройдя через коридор, Софья поднялась к себе. Подошла к окну, настежь распахнула его, закурила сигарету. Она смотрела на сверкающие струи источника, когда за ее спиной открылась дверь. Но она не обернулась.

Его руки легли ей на плечи. Она все не оборачивалась.

— Что за бес в тебя вселился? — недовольно спросил он.

— Восемь лет, — горько проговорила она. — Так ничего и не изменилось. Ты по-прежнему женат на Екатерине.

— Софья, сколько раз тебе объяснять, — примирительным тоном ответил он. — Ее отец пока еще в Политбюро. Если я разведусь с ней, моей карьере конец. Нам надо дождаться, пока Андропов сместит его, тогда я — свободный человек, и мы сможем быть вместе.

Она молча затянулась сигаретой.

Его руки сзади стали торопливо шарить по ее телу. Обхватив одной рукой за талию, он притянул ее к себе, другой в это время задирая ей юбку. Под юбкой выше чулок на ней ничего не было. Просунув руку ей между ног, он дотянулся до лобка.

— Ты вся сочишься, — голос его стал хриплым.

— Как всегда, — сказала она, не шелохнувшись.

Она услышала, как защелкали, расстегиваясь, кнопки на его ширинке, потом, одной рукой надавив ей на спину, он перегнул ее через подоконник. Еще мгновение — и она ощутила его член, огромный и твердый, внутри себя. Она задохнулась, сигарета упала за окно, руки уперлись в подоконник, ища опоры. Ее дыхание пресеклось, и из горла вырвался хриплый, похожий на кошачий стон.

Его руки, как тиски, сжимали ей бедра, пока он таранил ее сзади, словно паровой молот. Его голос окреп, в нем зазвучали нотки торжества:

— Ага, это ты любишь!

Она не отвечала, задыхаясь и давясь стонами.

Его ногти впились ей в бедра.

— Черт возьми! — прорычал он. — Я хочу слышать. Любишь?

— Да, да! — она почти кричала от боли и наслаждения. — Люблю!

Глава вторая

Он вышел из лифта, подошел к широким двустворчатым дверям люкса и надавил на кнопку звонка. За закрытыми дверьми отозвался колокольчик. Через несколько секунд ему открыл Скорый Эдди с иссиня-черным автоматическим кольтом 45-го калибра в руке.

Глядя в спину коротышки-негра, Джад прошел вслед за ним в глубь апартаментов.

— Смотри, не заработай грыжу, таская такие тяжести.

Скорый Эдди поставил свою пушку на предохранитель и засунул за пояс.

— Югославия — самая засранная дыра на свете, — сказал он. — Даже в сортире под толчком тараканы.

Джад кивнул.

— Такова жизнь, — сказал он. — Не каждый может держаться на уровне.

В гостиной он остановился у стола, на котором лежал кейс. Набрав код, открыл его. Внутри была бронзовая пластинка, покрытая красными и зелеными диодами.

— Как рождественская елочка, — сказал Скорый Эдди.

Джад кивнул и повернул переключатель на пластинке, а затем нажал поочередно три кнопки. Цвет диодов сразу сменился на желтый. Джад усмехнулся:

— Как ты думаешь, у тараканов барабанные перепонки не лопнули?

Скорый Эдди расхохотался:

— Не моя епархия, босс. Я лично к вам приставлен.

— Тогда приготовь мне, чем горло смочить, — сказал Джад.

— Как обычно?

— Вишневую кока-колу по-атлантски, да побольше льда, — сказал Джад.

Он проследил глазами, как маленький негр зашел за стойку бара.

— Что это ты такой нервный? — спросил он, имея в виду револьвер.

— Слишком много прислуги, — проворчал коротышка, наполняя стакан кубиками льда. — Три горничных, один человек при пылесосе, двое мойщиков окон, электрик, два телефониста. Как в аэропорту О’Хара. — Он открыл бутылку кока-колы и, наполнив стакан, осторожно подал его через стойку.

— Понюшку? — спросил он.

— Пока не надо, — сказал Джад. Отхлебнув из стакана, он бросил взгляд на Эдди. — Сколько здесь комнат?

— Пять.

— Ты во всех был?

— Да.

— Стенные шкафы проверил?

— Нет.

Джад поставил стакан на стол и вынул из кейса маленькую коробочку, с виду похожую на трансформатор. Взвесив ее на руке, он нащупал сбоку кнопку и нажал.

— Доставай свою штуковину, — сказал он.

Скорый Эдди вытащил пистолет из-за пояса и пошел вслед за Джадом, который, переходя из комнаты в комнату, останавливался перед каждым стенным шкафом и подносил к его дверцам коробочку.

— Это что-то новое, — заметил Скорый Эдди.

— Новинка, — сказал Джад. — Тепловой сканер, настроенный на температуру тела. Если тут кто-то есть, мы узнаем об этом, не открывая дверей.

— Изобретение на изобретении! — проворчал Скорый Эдди. — Вы на них сдвинутый. Играетесь, как малый ребенок.

Наконец, в самой удаленной от входа комнате, Джад увидел, как вздрагивает крошечная иголочка.

— Здесь, — сказал он.

— Что будем делать? — спросил Скорый Эдди.

— Погоди минуту, — сказал Джад, вглядываясь в иголочку. — Так и есть. Ничего не надо делать. У этого парня уже 36,3. Глупо с их стороны помещать агента в тесном замкнутом пространстве. А еще глупее иметь агента с не очень здоровым сердцем, которого может убить один небольшой сонарный толчок.

Он вернулся в гостиную, положил тепловой сканер в кейс, нажал кнопки и поставил переключатель в исходное положение. Желтые диоды снова стали красными и зелеными, как огоньки на рождественской елке. Он закрыл чемоданчик, щелкнул кодовым замком и посмотрел на Скорого Эдди:

— Давай!

Скорый Эдди вытащил из-за ворота рубашки золотую цепь и снял ее с шеи. На цепи висел золотой флакон с золотой ложечкой, Он открыл флакон и бережно протянул его Джаду. Тот вдохнул по разу каждой ноздрей.

Скорый Эдди смотрел на него.

— Мне бы тоже разок, — сказал он. — Меня до сих пор трясет.

— Сделай одолжение.

Скорый Эдди, в точном соответствии со своим прозвищем, не заставил себя ждать. Он сразу ожил. А флакон и цепь моментально исчезли.

— Благодарю. — Он снова поднял глаза на босса. — Еще стаканчик кока-колы?

— Пожалуй, — сказал Джад. — Чтобы первый не скучал.

Маленький человечек направился к бару. В это время зазвонил телефон.

— Я сам отвечу, — сказал Джад, поднимая трубку. — Крейн слушает.

— Мистер Крейн, это доктор Забиски. — По телефону ее акцент чувствовался сильнее. — У меня возникли кое-какие мысли по поводу нашего разговора.

— Слушаю вас, доктор, — сказал он.

— Мы можем встретиться у вас в гостинице в двадцать один час, если это вас устроит. — Ее голос эхом отдавался в трубке.

Он взглянул на часы. Было ровно шесть.

— Меня устраивает, доктор. Может быть, вы поужинаете со мной?

— Я буду со своим ассистентом.

— Пожалуйста.

— Прекрасно, мистер Крейн. Значит, мы увидимся. Спасибо.

— Вам спасибо, доктор. — Он положил трубку и посмотрел на Скорого Эдди.

— В каком номере у нас Мерлин?

— Десять ноль девять. Этажом ниже.

Джад позвонил. Его помощник снял трубку:

— Да, мистер Крейн?

— Вы бы не могли подняться сюда? И захватите с собой портофон, — сказал Джад.

— У меня тут ждут три секретарши — пришли наниматься.

— Не до них, — сказал Джад. — Заплатите им и выпроводите.

— Хорошо, мистер Крейн. Сию минуту.

Скорый Эдди подал стакан и покачал головой:

— Что ж вы так, мистер Крейн! Эти югославские киски выглядели — первый сорт.

Джад отхлебнул холодного напитка и засмеялся:

— Всех не переимеешь.

Портофон был в кейсе, как две капли воды похожем на тот, что лежал на столе перед Джадом. Этот второй кейс держал в руке Мерлин, которому Скорый Эдди открыл дверь. Впустив его и снова закрыв дверь, черный коротышка, прежде чем тот успел вымолвить слово, приложил указательный палец к губам и показал сначала на люстру, а затем на телефон. Мерлин молча кивнул и подошел к Джаду.

— Мистер Крейн, я принес корреспонденцию, — сказал он.

— Спасибо, Мерлин. — Джад положил кейс с портофоном на стол, а другой отдал Мерлину и взял у него пачку писем. — Скажите капитану, что мы вылетаем сразу после полуночи.

— Хорошо, мистер Крейн. — Мерлин открыл кейс и достал портофон. Пока Джад читал письма, он успел поговорить с командиром экипажа самолета и, повернувшись к Джаду, сказал: — Капитан говорит, на пути нам придется сделать остановку для дозаправки.

— Узнайте, нельзя ли дозаправиться на лету, — сказал Джад. — Остановка будет стоить нам двух, а то и трех часов потерянного времени.

Мерлин передал его просьбу, выслушал ответ и положил портофон.

— Капитан говорит, что постарается все устроить.

— Хорошо, — сказал Джад. — А это, — он протянул Мерлину письма, — мы обсудим подробнее завтра, в полете. В девять у меня ужин с доктором Забиски. Вы не могли бы заказать для нас столик в ресторане гостиницы? Мне еще надо успеть вздремнуть и принять душ.

— В семь часов у вас назначена здесь встреча с заместителем министра туризма, — сказал Мерлин.

Джад криво усмехнулся:

— Вот я и вздремнул. Надеюсь, хоть душ принять успею.

— Какие еще поручения, сэр? — спросил Мерлин.

— Кажется, все. Когда я спущусь к ужину, вы со Скорым Эдди можете возвращаться в самолет.

— Мне сразу же и проверить его, сэр?

— Хорошая мысль! — сказал Джад. — Тогда я смогу отправляться прямо из ресторана.

— Белую рубашку, черный галстук и костюм, сэр? — спросил Скорый Эдди.

— А у нас есть что-нибудь другое? — весело осведомился Джад.

— Нет, сэр. Но помечтать-то можно?

Тут даже Мерлин улыбнулся. Этот наряд Джад называл своим походным обмундированием. Где бы он ни жил, по всему миру, в шкафах висело не меньше сотни одинаковых черных костюмов.

Без десяти девять они уже ждали доктора Забиски в вестибюле. Мерлин и Скорый Эдди смотрели, как коридорный таскает вещи к лимузину.

— Я оставлю портофон у себя, — сказал Джад.

Мерлин кивнул, держа в руке второй кейс.

Скорый Эдди посмотрел на хозяина.

— Меня беспокоит номер, который вы освободили, — сказал он. — По-моему, вам бы лучше ехать к самолету с нами.

— Двенадцать миллионов нашептывают мне, что проблем не будет, — сказал Джад. — Министерство туризма осталось очень довольно, получив четыре клуба «Адриатика» и два новых отеля.

— Может, это вообще не их игры, — сказал Скорый Эдди, — а какого-то другого министерства.

— Здесь одно министерство, — сказал Джад, — оно же и правительство. И все у него в кулаке. Думаешь, почему Забиски так срочно позвонила? Ей приказали начать со мной переговоры. Так что я не беспокоюсь. — Он посмотрел на вращающуюся входную дверь. — Вот она идет, — сказал он. — Ну, пока, увидимся в самолете. — И, оставив их, поспешил к дверям навстречу доктору.

Вслед за доктором через вращающуюся дверь прошла высокая молодая женщина — светлая шатенка, одетая в плохо сшитый костюм «шанель». Но, как ни плохо был сшит костюм, он не мог скрыть совершенства ее фигуры. Крейну невольно вспомнились слова Скорого Эдди: «Югославские киски — первый сорт».

Глава третья

Едва метрдотель принял заказ, маленькая докторша приступила к сути дела.

— Доктор Ивансич уже два года является моим первым ассистентом, — сказала она. — До этого она два года была ассистентом по геронтологии в Грузинской академии наук, еще раньше два года — доктором гериатрии в Академии наук СССР в Москве, перед тем два года посвятила специальным исследованиям в Национальном институте старения в Балтиморе. А окончила она Медицинскую школу Колумбийского университета в Нью-Йорке.

Джад посмотрел на молодую женщину.

— Я поражен, — искренне произнес он. — Доктор Ивансич достигла небывалых для своего возраста высот.

Она ответила по-английски с американским акцентом:

— Я не так уж молода, мистер Крейн. Мне тридцать лет.

— Это немного, — возразил Джад.

Официант подал консоме. Джад дождался, пока он отойдет от стола, и, взглянув на доктора Забиски, продолжал:

— Вы говорили, что после нашей беседы у вас возникли какие-то новые соображения…

Доктор Забиски кивнула:

— Если вы заинтересованы в прохождении моего курса, возможно, нам удастся сократить первые два месяца до двух недель.

— Каким образом?

— Я могу похлопотать об отпуске для доктора Ивансич, чтобы она сопровождала вас. Тогда она сможет провести предварительные исследования и анализы и выяснить, подходит ли вам наш метод.

С этими словами она подала ему крошечный листочек бумаги. Джад прочел, стараясь делать это незаметно. На листочке было убористо написано карандашом: «Уничтожьте после прочтения. Д-р И. заслуживает полного доверия. Я весьма заинтересована вашим предложением».

Джад молча посмотрел на нее, скомкал бумажку и сунул в рот. Медленно прожевал, запил несколькими ложками консоме и улыбнулся:

— Я всегда обожал крутоны.

Доктор Забиски впервые улыбнулась и одобрительно кивнула.

— Я уезжаю сегодня вечером, — сказал Джад. — Если вы сообщите мне, когда доктор Ивансич будет готова, я встречу ее, где бы ни находился в этот момент.

— Сегодня, если вам угодно, мистер Крейн, — сказала маленькая докторша. — Ее вещи у меня в машине. Я уже похлопотала.

Джад улыбнулся:

— Как только я увидел вас, я понял, что вы мой доктор. — Он повернулся к доктору Ивансич. — Надеюсь, вам понравится путешествие, доктор.

— Я люблю путешествовать, мистер Крейн.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Мы поездим вдоволь. — И, помолчав, добавил: — «Доктор Ивансич» звучит слишком уж внушительно. Зовут-то вас как?

— Софья, — сказала она.

— А я Джад, — сказал он. — Это вполне по-американски, звать друг друга по именам. Не возражаете, доктор?

— Нисколько, Джад, — сказала она с полуулыбкой. — В конце концов, моя мать была американкой, и я долго училась в Штатах.

К столу приблизился метрдотель.

— Доктор Забиски, вас просят к телефону, — поклонившись, сказал он.

Маленькая докторша повернулась к Джаду:

— Извините меня.

Джад кивнул и привстал, пока она выходила из-за стола, затем снова повернулся к доктору Ивансич:

— У вас интересная биография, Софья. Америка, Россия…

— Ничего особенного, — ответила она. — Только эти две страны могли создать условия для исследований, которыми я занималась. Если бы мой отец не проработал почти двадцать пять лет в ООН и я не родилась в Нью-Йорке, вероятно, все сложилось бы иначе. Пока мы не вернулись в Югославию, я не бывала в России. А возможность работать с доктором Забиски я получила только тогда, когда ее труды были признаны нашим правительством.

— Два года назад? — переспросил он. — Без сомнения, где-то в другом месте вы смогли бы заработать врачебной практикой гораздо больше, чем здесь, в Югославии.

— Вероятно, — сказала она. — Но тогда я лишилась бы опыта работы с доктором Забиски, а ее я считаю истинным гением в нашей области.

— Это серьезный комплимент, — сказал Джад.

— Это мое твердое мнение, — сказала она.

Краешком глаза Джад заметил, что маленькая докторша возвращается. Он вскочил на ноги. Казалось, она слегка побледнела.

— Все в порядке? — спросил он, пододвигая ей стул.

— Ничего серьезного, — ответила она, глядя, как он возвращается на свое место. Но, встретившись взглядом с глубокой, темной синевой его глаз, она снова ощутила, как тогда, в кабинете, пробежавший по телу странный озноб. Словно этот человек имел над ней какую-то власть.

Она опустила глаза на скатерть, разгладила салфетку на коленях и лишь после этого снова посмотрела на него.

— Ну, не странно ли, — тихо сказала она, — вдруг обнаружить, что смерть и бессмертие — это одно и то же?

Смерть и бессмертие. Слова эти эхом отозвались в тайниках его памяти. Больше двадцати лет назад его отец высказал почти в точности ту же мысль.

Это было в пятьдесят шестом году. Ровно через два дня после того, как президент Эйзенхауэр был переизбран на второй срок. Джад выехал из Бостона в 8.02. В Нью-Йорке стоял солнечный и свежий день, он поднялся по лестнице от Центрального вокзала и зашагал по Парк-авеню. Кругом кипела жизнь, спешили погруженные в свои дела люди. Это было так не похоже на неспешный распорядок Гарвардского кампуса в Кембридже. Он взглянул на часы. Еще не было одиннадцати. Времени навалом. Отец просил быть у него в конторе в полдень.

Все же он пришел на двадцать минут раньше и теперь стоял перед новым зданием компании, глядя на огромные полированные буквы из нержавеющей стали, нависающие над входом: «КРЕЙН ИНДАСТРИЗ». Постояв немного, он поднялся по ступеням между двумя фонтанами, вошел в стеклянную дверь. Так как к отцу было все еще рано, он прислонился к мраморной стене и стал глядеть на входящих и выходящих людей.

Через пару минут к нему подошел охранник — дородный мужчина, исполненный сознания собственной важности, в форме, с армейской офицерской портупеей и пистолетом в кобуре.

— Ты чего здесь, сынок, слоняешься? — грубовато осведомился он.

— Я не слоняюсь, — вежливо ответил Джад, — я пришел раньше времени, ну, и думал, что можно подождать здесь.

— Извини, сынок, — сказал охранник, — но если тебе рано, то приходи попозже.

Джад пожал плечами.

— Да теперь уже, пожалуй, не рано, — сказал он и направился к тому лифту, над которым значилось: «до 40-го этажа — экспресс».

Но охранник остановил его:

— Это административные этажи.

— Знаю, — сказал Джад.

— Ты к кому идешь? — спросил охранник.

— К мистеру Крейну, — ответил Джад.

Охранник окинул его скептическим взглядом и жестом подозвал своего товарища, стоявшего напротив лифтов. Тот подошел.

— Этот парнишка утверждает, что его ждет мистер Крейн.

Второй охранник оглядел его и вежливо спросил:

— У вас есть при себе удостоверение личности, сэр?

Джад расстегнул куртку. На нем была белая рубашка, а под ней бордовый свитер-гольф, казавшийся совсем темным в неверном свете лифтовых панелей. Из внутреннего кармана он достал кожаный бумажник.

— Водительские права годятся?

— Само собой, — кивнул второй охранник.

Он раскрыл бумажник, посмотрел в него, потом на Джада, бережно сложил его и вернул.

— Извините нас, мистер Крейн, — сказал он примирительно. — Приходится быть бдительными. В последнее время у нас было несколько случаев — являются люди, которым здесь совершенно нечего делать.

— Я понимаю, — сказал Джад, засовывая бумажник в карман.

Второй охранник повернул ключ на панели. Двери одного из лифтов раскрылись.

— Сорок пятый этаж, мистер Крейн, — сказал он, отступая на шаг.

Джад вошел и нажал кнопку. Из-за закрывающихся дверей до него донесся голос второго охранника.

— Жопа! — говорил он первому. — Это боссов сын, а ты…

Джад улыбнулся про себя, а голос растворился в потоках воздуха, едва лифт стал подниматься. Прислонясь к стене, он смотрел, как карабкается вверх огонек на индикаторе этажей. Когда он вышел из лифта, было без пяти двенадцать.

У двери его встретила дежурная по приемной.

— Доброе утро, мистер Крейн, — сказала она. — Ваш отец ждет вас.

Она открыла дверь специального лифта, ведущего в кабинет отца, который занимал самый верхний этаж.

Как только они вышли из маленького лифта, им навстречу поспешила личная секретарша отца. Она улыбалась:

— Джад!

— Мисс Баррет! — воскликнул он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку. — Вы все молодеете и хорошеете!

Она засмеялась:

— Спасибо, спасибо, — и тепло добавила: — Но тебя я знаю со дня твоего рождения, и можешь не демонстрировать мне стандартную гарвардскую галантность.

— Честное слово, — засмеялся он в ответ, — я искренне. Гарвард тут ни при чем.

Они миновали приемную и вошли в ее кабинет, располагавшийся рядом с кабинетом отца. Джад спросил:

— Ну, как он? Я его почти шесть месяцев не видел.

— Ты же знаешь своего отца, — сказала она как-то уклончиво. — Он всегда верен себе.

Он посмотрел на нее с недоумением.

— Что за странный ответ? Что-нибудь не в порядке?

Вместо ответа она распахнула дверь в отцовский кабинет, и в ее глазах, показалось ему, блеснула влага. Он вошел, и она закрыла за ним дверь.

Отец стоял у окна спиной к нему.

— Джад?

— Да, отец, — отозвался Джад от двери.

— Подойди, — позвал тот, не оборачиваясь.

Джад подошел к окну и встал рядом с ним. Они не глядели друг на друга.

— Какой ясный день. Отсюда видны Баттери, весь Статен-Айленд, а на северо-востоке пролив Лонг-Айленд и Коннектикут.

— Да, — сказал Джад, — на редкость ясный день.

Отец немного помолчал, потом повернулся к нему и протянул руку:

— Ты хорошо выглядишь, Джад!

Держа его руку в своей и стараясь сохранить непринужденный тон, Джад спросил:

— Я стал слишком взрослым для отцовского поцелуя?

Отец быстро обнял его и поцеловал в щеку.

— И никогда не станешь, надеюсь.

Джад поцеловал его в ответ и улыбнулся:

— Ну, так лучше. А то мне уже показалось, что ты меня больше не любишь.

— Что за глупости, — сказал отец. — Конечно, люблю.

— И я тебя.

Отец разомкнул объятия.

— Сначала я думал пообедать с тобой в «21», но потом решил — лучше мы поедим здесь. Мы так давно не разговаривали, а здесь более интимная обстановка.

— Мне здесь нравится.

— Есть хочешь?

Джад улыбнулся:

— Всегда хочу.

Отец коснулся кнопки на столе. Заскользили раздвижные двери, и за ними обнаружилась небольшая столовая с круглым столом человек на восемь, в этот раз накрытым на двоих. Отец включил селектор и сказал:

— Мы хотим обедать.

Потом обернулся к Джаду:

— Я буду виски с водой. Ты как?

— Я как ты, — сказал Джад, проходя в столовую вслед за отцом.

Через другую дверь в нее вошел невысокий черный паренек в черном галстуке.

— Мистер Крейн?

— Два таких же, как обычно, Скорый Эдди, — сказал отец Джада.

Хрупкий маленький человечек соответствовал своему прозвищу. Два стакана напитка были готовы едва ли не раньше, чем отец успел договорить.

— Скорый Эдди, это мой сын Джад, — сказал он, беря свой стакан.

Скорый Эдди подал стакан Джаду:

— Очень приятно, мистер Крейн.

— Спасибо, — сказал Джад. Скорый Эдди исчез за дверью. — Твое здоровье!

— Твое! — сказал отец.

Они отпили по глотку.

— Давно он у тебя работает? — спросил Джад.

— Около трех месяцев. Он внук старого Роско. Роско натаскивал его два года. Очень хороший паренек. Даже трудно поверить, что ему едва исполнилось восемнадцать.

— Выглядит он симпатично.

— Он как его дед, — сказал отец, — всегда тут как тут. — Усевшись за стол, он посмотрел на Джада, занявшего место напротив. — Удивился, что я тебя вызвал?

Джад кивнул.

— Нам о многом надо поговорить… Как говорится, с чего начнем, с хорошего или с плохого?

— Как хочешь, отец.

— Тогда сначала хорошие новости. Я одинок с тех пор, как умерла твоя мама, — уже пятнадцать лет. Конечно, женщины были, но это все не то. И вот, теперь я женюсь. Надеюсь, ты одобришь мой выбор.

Джад посмотрел ему в глаза.

— Отец, если она нравится тебе, остальное неважно. Я буду счастлив за тебя.

Отец улыбнулся:

— Ты даже не спрашиваешь, как ее зовут, — он сделал паузу и торжественно объявил: — Барбара.

В голосе Джада прозвучало удивление:

— Мисс Баррет?

Отец засмеялся:

— Большой сюрприз для тебя?

— Да, — признался с улыбкой Джад. — Но приятный. Собственно, я не понимаю, почему ты давным-давно на ней не женился. Она всегда была почти членом нашей семьи. Можно, я пойду скажу ей, как я счастлив за вас обоих?

— Она сейчас сама присоединится к нам, — сказал отец.

— Когда вы поженитесь?

— Сегодня в шесть часов, — ответил отец. — Судья Гитлин проведет церемонию в нашей квартире.

— Дядя Пол! Знаю-знаю, — засмеялся Джад. — Так, значит, мне надо поспешить раздобыть черный галстук.

— Это не самое важное. Будут лишь несколько наших близких друзей. — И тут отец перестал улыбаться и стал серьезным. — А теперь плохая новость.

Джад молча ждал.

— У меня болезнь Ходжкина, — сказал отец.

— Я не знаю, что это такое, — сказал Джад.

— Разновидность рака крови, — отец помедлил минуту и добавил: — Могло быть хуже. Доктора говорят, у меня в резерве пять-шесть лет относительно приличного самочувствия, а кто знает, какие открытия сделают за это время? Применить новое лечение никогда не поздно.

Джад выслушал его молча и только вздохнул, сдерживая слезы.

— Я надеюсь, что так. То есть я просто уверен, что найдут какой-нибудь способ лечения.

— А если даже и нет, — сказал отец, — я не буду в обиде. Я прожил неплохую жизнь.

Джад молча смотрел ему в глаза.

— А смерти я не боюсь, — негромко проговорил отец. — Мне всегда казалось, что смерть — это, собственно, и есть бессмертие.

Глава четвертая

Вслед за джипом с таможенниками лимузин через грузовой шлюз въехал на летное поле. Друг за другом они проехали по дороге, вдоль длинного ряда пакгаузов, мимо стоянки грузовых самолетов в дальнем конце поля к месту, отведенному для военных машин. Темно-синий, как беззвездная ночь, «Боинг-747» был похож на пчелиную матку в окружении роя крошечных югославских истребителей.

Джад вышел из лимузина и подал руку Софье. Задрав голову, она оглядела самолет. Сияющие окна аэропорта заливали светом белый силуэт американского журавля с распростертыми крыльями, словно парящего в воздухе, перед словами «КРЕЙН ИНДАСТРИЗ»[4].

Под окном пилота был изображен американский флаг, а еще один, гораздо больших размеров, красовался во всю ширину гигантского руля.

Она посмотрела на Джада:

— Я никогда не видела таких громадных самолетов, только в кино. Кажется, у них бывает большая лестница.

Джад улыбнулся:

— Ее обычно спускают в тех аэропортах, которые не имеют передвижных трапов. Но этот самолет не совсем обычный. Он сделан на заказ, специально для меня.

Подошли таможенники. Один из них сказал:

— Будьте любезны, ваши паспорта. Мы должны поставить штампы.

Джад достал паспорт из кармана куртки, Софья вынула свой из сумочки. Таможенник вернулся с ними к джипу и там принялся изучать в свете маячка.

Тем временем шофер вынул из багажника три чемодана, один из них металлический, и поставил перед Софьей. Из колесного отсека уже спускался на стальных направляющих подъемник. Перед ними предстали двое в летной форме. Джад представил их:

— Софья, это капитан Петерс и старший стюард Рауль. А это, джентльмены, доктор Ивансич.

Капитан Петерс пожал ей руку:

— Добро пожаловать, доктор.

Рауль приподнял фуражку в знак приветствия:

— Я также рад принять вас на борту, сударыня.

— Спасибо, господа, — сказала Софья.

Вернулся таможенник.

— Паспорта в порядке. Но нам надо проверить багаж доктора Ивансич, поскольку мы не получили специального разрешения на вывоз ею медицинского оборудования.

Она быстро и раздраженно заговорила по-сербски. Офицер, разводя руками, отвечал что-то извиняющимся тоном. Наконец она повернулась к Джаду и сказала:

— Мне придется вернуться с ними. Вечно что-нибудь у этих бюрократов. Разрешение должно было быть готово, но, как обычно…

— Я пойду с вами, — обратился к ней капитан Петерс. — Все равно мне нужно утвердить план полета.

— Возьмите машину, — предложил Джад. — Я подожду вас на борту.

— Извините меня, — сказала она.

— Ничего страшного, — ответил Джад. — Заурядная накладка.

Таможенники погрузили чемоданы в свой джип, лимузин тронулся следом. Джад ступил на подъемник, Рауль встал рядом и нажал на кнопку. Минуя колесный отсек, а затем и грузовой, они поднялись к кабине пилота.

— Отведите доктору первое купе для гостей, — сказал Джад стюарду.

— Хорошо, мистер Крейн.

Джад направился к лестнице, ведущей в кабину экипажа, за которой находилась его личная каюта. На полпути он обернулся к стюарду:

— Вы не могли бы прислать ко мне Мерлина?

— Сию минуту, сэр.

Джад поднялся по ступенькам и через кабину экипажа прошел к себе. Его уже ждал Скорый Эдди с ледяной кока-колой. Джад скинул пиджак и взял стакан. Едва он отхлебнул, как в дверь постучал Мерлин. Скорый Эдди открыл ему.

— Слушаю вас, мистер Крейн, — сказал Мерлин, держа наготове блокнот.

— Доктор Ивансич, Софья, — сказал Джад. Мерлин записал. — Сделайте полную проверку через компьютер. Меня интересует все, что только можно найти о ней. — Задумавшись на мгновение, Джад попросил также расшифровку всего, что ему говорили доктор Забиски и Софья. — Мне не нужны сюрпризы, — добавил он.

— Что еще, сэр? — спросил Мерлин.

— Да, вот что, — вспомнил Джад. — Позвоните доктору Сойеру в Центр медицинских исследований, узнайте, слышал ли он что-нибудь о работах по автоклоновой имплантации клеток человека.

— Мы займемся этим сразу же, как только взлетим, — сказал Мерлин и вышел.

Джад посмотрел на Скорого Эдди:

— Охлади-ка бутылочку «Кристалл», — сказал он, снимая трубку внутреннего телефона и набирая номер главного стюарда. — Когда доктор вернется, — сказал он в мембрану, — попросите ее, если она не возражает, зайти до взлета ко мне в каюту.

Бутылка «Кристалл» уже стояла у Скорого Эдди в ведерке со льдом, а на стойке ждали два бокала для шампанского. Джад пошел в свою спальню в дальнем конце каюты и начал стягивать рубашку.

— Приготовь мне махровый комбинезон, — бросил он.

Скорый Эдди открыл один из стенных шкафов, достал оттуда комбинезон и положил на кровать. Рядом он положил французские шелковые плавки, а на пол возле кровати поставил пару махровых шлепанцев. Джад зашел в маленькую душевую кабинку, нажал кнопку смесителя, и на него брызнула смесь воды с жидким мылом. После этого он ополоснулся чистой водой. Пар удалялся из душевой автоматически. Он вытерся огромным полотенцем, быстро оделся и расчесал волосы. Потом оглядел себя перед зеркалом и решил: ничего, но не более.

Усталость не прошла, а сегодня предстояло еще несколько важных дел.

Он выдвинул ящичек, достал оттуда золотой флакон и снял колпачок, под которым обнаружилась круглая пластмассовая завинчивающаяся крышечка. Свинтив ее, он сунул горлышко в ноздрю, сдавил флакон снизу и вдохнул кокаин. Еще раз — теперь уже другой ноздрей. Наркотик сразу взбодрил его. Кинув флакон обратно в ящик и позабыв задвинуть его, он снова посмотрелся в зеркало. Следов усталости как не бывало. Он улыбнулся сам себе и подумал, что неплохо владеть химической компанией — по крайней мере, никто не подсунет уличного дерьма.

Улыбающийся Скорый Эдди ждал его в каюте.

— Ничего нет лучше, чем горячая вода и белый порошок, — сказал он. — Хорошо выглядите, босс.

— Кто тут шибко умный, пусть лучше помалкивает, — беззлобно огрызнулся Джад и спросил: — Они уже на борту?

— Как раз поднимаются, — сказал Скорый Эдди.

Джад снял трубку и позвонил старшему стюарду.

— Предложите доктору комбинезон. Размер, по-моему, восьмой.

— Я уже подумал об этом, сэр, — спокойно сказал Рауль. — Только я приготовил седьмой размер. Он ей больше подойдет.

— Отступаю перед французским глазомером, — хохотнул Джад и положил трубку.

Из динамика донесся голос капитана:

— Экипажу пристегнуть ремни! Взлет через минуту.

Джад посмотрел на сидевшую в соседнем кресле Софью. Ее взгляд был прикован к иллюминатору. Огромный самолет начал разбег; по его телу пробежала легкая дрожь. Он взглянул на ее руки — они вцепились в подлокотники. За все время, что они быстро катили по земле, а потом внезапно и мягко взмыли в воздух, он не проронил ни слова.

— Просто какой-то дом с крыльями, — грудным голосом сказала она.

Он усмехнулся:

— А что, пожалуй, так и есть.

Она посмотрела вниз, на огни Дубровника.

— На какой же мы высоте?

Он нажал на кнопку, и перед ними, под потолком каюты, засветилось табло.

— Около двух километров, — сказал он. — Мы будем набирать высоту до двенадцати километров — это около 38 000 футов, при скорости до 580 миль в час. Таковы наши обычные параметры.

Погасли надписи «Не курить» и «Пристегнуть ремни безопасности». Он одним щелчком освободился от ремня, перетягивавшего ему грудь, и нагнулся, чтобы помочь ей. Она смутилась, но он улыбнулся:

— Все нормально!

Тогда она кивнула и позволила ему отстегнуть свой ремень.

Пришел Скорый Эдди, поставил на столик перед ней поднос с икрой и тостами, быстро наполнил бокалы шампанским и исчез.

Он поднял свой бокал:

— Приветствую вас в дружественном небе Америки!

— Под нами пока еще Югославия, — сказала она.

— Но вы-то уже не там, правда? — усмехнулся он.

— Правда, — улыбнулась она и отпила шампанское. — Вкусно! — Она посмотрела на поднос. — Это настоящая русская икра?

Он кивнул.

— В Югославии ее не достать, — сказала она.

Он положил на тост полную ложку икры и протянул ей.

— Плоды разрядки, — заметил он.

— Мне нравится, — сказала она.

— Мне тоже, — сказал он, делая бутерброд для себя.

— А русская водка у вас тоже есть? — спросила она.

— Конечно.

— Можно мне выпить немножко? — попросила она не без робости. — У нас я никогда не могла достать ничего, кроме сливовицы; меня от нее уже тошнит.

— О чем речь! — сказал он.

Скорый Эдди принес покрытую изморозью бутылку прямо из морозильника, наполнил две рюмки и, поставив их рядом с бутылкой на поднос, исчез.

Она взяла рюмку, подержала несколько секунд, глядя на него, и разом опрокинула. На ее щеках выступил легкий румянец.

— Нравится?

— Давно не пила. — Она кинула на него быстрый взгляд. — А вы что же?

— Я этим не увлекаюсь, — сказал он. — Все, что я себе позволяю, — это вино, пиво, легкий виски с водой перед обедом. Алкоголь для меня своего рода депрессант. А я не люблю расслабляться.

— Значит, допинг? — спросила она.

— Немного.

— Марихуана, кокаин, психоделические препараты? — она смотрела прямо на него.

Он улыбнулся:

— Иногда.

— Это вполне по-американски, — сказала она. — Я помню, когда я училась в школе… — она взяла рюмку и, опорожнив ее, блаженно вздохнула. — А это вполне по-европейски.

— Разные народы — разные подходы, — улыбнулся он.

Она откинулась на спинку кресла.

— Так тепло, — сказала она. — Кажется, я немножко пьяная.

— Если вы устали, можете пойти спать.

— О нет, мне хорошо, — улыбнулась она. — Так хорошо, как давно не бывало. Там, у нас, все такие серьезные. — Она, сощурившись, посмотрела на него. — У вас есть кокаин?

Он кивнул.

— Можно попробовать? — И, видя его колебания, продолжала: — Все будет нормально. Он меня чуть-чуть взбодрит. Не хочется сразу заваливаться спать.

Он сходил в спальню и вернулся с золотым флаконом. Повертел его в руках, вынул пластиковую пробку — внутри она была вся в белом порошке.

— Это инжектор, — сказал он. — Вставьте его в ноздрю, нажмите снизу и вдохните.

— Слишком сложно, — сказала она. — Помогите.

Он поднес флакон к ее ноздре и, слегка надавив, сказал:

— Вдыхайте.

Она вдохнула. Он быстро вставил инжектор ей в другую ноздрю.

— Еще раз!

Несколько секунд она сидела неподвижно, потом обернулась к нему с расширенными, сияющими глазами:

— Он пробирает прямо до мозга!

Он усмехнулся:

— Так и должно быть.

— Теперь мне совсем тепло, — сказала она. — Даже соски горячие… и твердые.

Он молча смотрел на нее.

— Ты мне не веришь, — сказала она.

— Верю, — улыбнулся он.

— А почему смеешься? — капризно спросила она и расстегнула молнию на груди. — Теперь веришь?

Груди у нее были полные и упругие, с торчащими, твердыми, пунцовыми сосками. Он перевел взгляд на ее лицо.

— Ты красивая!

— Коснись меня, — сказала она хрипло. — Обними меня, Бога ради, а то я опять кончу одна. Уже пять лет все одна и одна!

Он притянул ее к себе, держа одной рукой за затылок, а другой лаская ее грудь. Она дрожала всем телом. Он нежно погладил ее длинные волосы. Минута — и она успокоилась у него на груди. Он не шевелился.

Она заговорила, уткнувшись ему в грудь, негромко, глуховатым голосом:

— Ты был с теми тремя девицами, которых они послали к тебе в номер?

— Нет, — ответил он. — Я послал их подальше.

Она помолчала, потом сказала:

— Я рада. У тебя за кроватью были спрятаны фотокамеры.

— Ну и глупо! — сказал он. — Что бы они с этого имели?

— Не знаю, — проговорила она. — У них весь номер в «жучках».

— Стандартная процедура, — сказал он. — Я этого ожидал. — Он усмехнулся. — Детские игры и больше ничего.

— Вовсе не игры, — возразила она. — Из-за какой-то неполадки в энергосети один человек погиб, а двое попали в больницу.

— Ужасно! — сказал он. — Я этого не знал.

Вдруг она чихнула. Он приподнял ее голову и подал бумажный носовой платок.

— Это от кокаина, — сказал он. — Промой нос водой.

Он проводил ее в ванную и снова сел в свое кресло. Когда она вернулась, он маленькими глотками пил шампанское. Она была умыта и причесана.

— Вы плохо думаете обо мне? — спросила она.

— Нет, — сказал он. — Вы всего лишь человек. То, что вы врач, не мешает вам быть женщиной, и очень красивой женщиной. Обе ваши ипостаси требуют своего.

Она стояла в нерешительности.

— Я, пожалуй, пойду к себе…

Он поднялся с кресла.

— Если вам действительно хочется… Если вы устали…

Она посмотрела ему в глаза:

— А вам чего хочется?

Он улыбнулся:

— Ты сама знаешь.

Глава пятая

Его разбудил едва различимый шум работы реактивных двигателей. Он снял трубку стоявшего возле кровати телефона.

— Как дела? — спросил он.

— В соответствии с расписанием, мистер Крейн, — ответил из кабины капитан Петерс. — Мы в полете десять с половиной часов, летим над Дели, высота двести тысяч футов. Сейчас как раз заправляемся. Рассчитываем приземлиться в Пекине в восемь часов двадцать минут. Все системы в полном порядке.

— Спасибо, — сказал он и положил трубку. Обернувшись, он увидел, что она лежит рядом и смотрит на него широко открытыми глазами.

— Доброе утро, — сказал он.

— Доброе утро.

— Как спалось?

— Даже не знаю, что сказать, — ответила она. — Я замечталась и, кажется, не спала.

Он засмеялся.

— Ты спала. Я точно знаю.

— Жаль, — тихо сказала она. — Я как раз из тех, кто любит помечтать.

— Я тоже, — сказал он, целуя ее.

Он сел в постели.

— Хочешь кофе?

— Можно, я сначала помоюсь? От меня так разит сексом, что мне стыдно будет идти по самолету.

Он засмеялся.

— Ничего смешного, — серьезно сказала она. — Сексуальное возбуждение сразу вызывает у меня мультиоргазмическую реакцию.

Он сказал, стараясь попасть в тон ее серьезности:

— Я никогда не слышал таких объяснений, доктор.

— Правда-правда, — сказала она. — Вот, например, когда ты сейчас говорил по телефону, от одного взгляда на твой пенис, даже слегка напряженный после сна, из меня сразу потекло.

— Это проблема, — серьезно кивнул он. — Теперь я понимаю.

— Проблема чисто психологическая, — сказала она. — Но ее надо решать.

Он повернулся на бок, лицом к ней.

— Доктор, а что, если решить эту проблему прямо сейчас?

— Я не понимаю, о чем ты, — сказала она в замешательстве. — И потом, почему ты зовешь меня «доктор»? Ты, кажется, собирался называть меня Софьей?

Он притянул ее лицо к своему фаллосу.

— Софья, Софья, — сказал он, посмеиваясь. — Неужели ты не знаешь, что слегка напряженный никуда не годится?

Она подняла глаза.

— Ну, вот, ты надо мной смеешься.

— Дуреха, — сказал он, вцепившись пальцами в ее волосы, другой рукой в это время заталкивая член ей в рот. — Соси как следует, если хочешь, чтобы тебя трахнули.

Она сердито дернулась в сторону.

— Ты видишь во мне шлюху, — всхлипнула она, и ее глаза наполнились слезами.

Он несколько секунд молча смотрел на нее, потом приблизил ее лицо к своему.

— Нет, Софья, — ласково сказал он, покрывая поцелуями ее губы. — Никакую не шлюху. Я вижу в тебе женщину, которая так долго была лишена слишком многого.

Она спустилась вслед за ним по винтовой лестнице. Внизу он обернулся к ней и сказал, придерживая штору, чтобы она могла видеть, что за ней:

— Здесь у нас канцелярия.

Мерлин сидел за своим столом, еще двое — перед дисплеями. Мерлин обернулся к Джаду.

— Сейчас зайду к вам, — сказал Джад, отпуская штору и ведя Софью дальше. — Тут холл для гостей, дальше каюты для гостей, за ними каюты для персонала и холл для персонала. Оба холла могут также служить столовыми.

Понизив голос, словно смущаясь своего удивления, она спросила:

— Сколько же человек находится на этом самолете?

— Экипаж: командир плюс еще десять человек; девять человек обслуживающего персонала, включая шеф-повара и старшего стюарда; пятеро сотрудников канцелярии плюс мой помощник и мой камердинер, ты, я — итого на борту сейчас двадцать девять человек. Но если надо, здесь хватит спальных мест на пятьдесят одного человека.

Она покачала головой:

— Целый дом! Тебе действительно нужно столько всего? Для себя одного?

Он улыбнулся:

— По-моему, да. Мой бизнес заставляет меня процентов тридцать пять времени проводить в этом самолете. А с помощью оборудования, установленного на борту, я могу связаться со своими конторами и представительствами во всем мире.

— И такие же самолеты у всех американских бизнесменов?

— Не знаю, как у всех, — улыбнулся он, — но самолеты есть у многих, а у некоторых по два, по три и даже больше.

— Ну, это уж чересчур! — сказала она.

— Как по-американски ты это сказала, — усмехнулся он.

— Когда я ходила в колледж в Штатах, у нас так говорили. — Она улыбнулась. — Ну, это уж чересчур.

— Через полчаса обед. Это не чересчур? — спросил он.

— Нет, — помотала она головой. — Я почти проголодалась.

Она пошла к своей каюте через холл. А он, проводив ее глазами, раздвинул шторы и вошел в канцелярию. Мерлин поднялся от стола. Джад посмотрел на него и спросил:

— Сейчас утро или день?

— В Индии четыре часа дня, мы в полете около двенадцати часов. Но это уже следующий день, — сказал Мерлин.

— Никогда не научусь в этом разбираться.

— Готов сегодняшний отчет, — сказал Мерлин.

— Посмотрим, — пробормотал Джад, усаживаясь за небольшой стол для совещаний.

Мерлин положил на стол папку с бумагами. Джад открыл ее и сразу же захлопнул.

— Экстренного ничего? — спросил он. — Я что-то не в форме сегодня.

— Да ничего особенного, — ответил Мерлин, — сегодня же выходной. Только одна крупная заявка. Малайзия хочет, чтобы мы построили мост через реку Пхан за 55 миллионов долларов.

— Черт! — выдохнул Джад. — Угораздило же нас! Я был уверен, что мы им не по карману.

— Так и есть, — подтвердил Мерлин. — Но репутация требует жертв. Они говорят, что хотя наши услуги дороги, зато «Крейн констракшн» надежнее всех.

— Нам это ни к чему. Мы потеряем от двенадцати до четырнадцати миллионов. — Он поднял глаза на Мерлина. — Свяжитесь с японскими производителями стали. Они вечно подбирают всякое дерьмо из-под нас, а доставка оттуда дешевле, чем из США или Европы. Может, удастся сэкономить четыре-пять миллионов.

— Я проработаю этот вопрос. Пожалуй, поручу Джадсону заняться им из Сан-Франциско.

— Еще есть хорошие новости? — с кислым видом спросил Джад.

— От доктора Сойера, — ответил Мерлин. — Он говорит, что не знает, о какой такой чертовщине вы толкуете. Все, что ему известно, это эксперименты по генной инженерии и программа исследований ДНК Министерства обороны. Он просит сообщить побольше подробностей.

— В конце недели мы увидимся с ним в Майами, там и поговорим, — сказал Джад. — Что слышно из Службы безопасности насчет доктора?

— Пока ничего, — сказал Мерлин. — Ждем в ближайшие часы.

Джад поднялся.

— Ладно. Посмотрим после обеда. — Он помедлил, взглянул на Мерлина. — Кстати, не пообедаете ли со мной и доктором, если время позволяет? Интересно, как она вам покажется.

Обед был простой. Чашка прозрачного бульона, среднепрожаренная на гриле отбивная из филе барашка с гарниром из спаржевой фасоли и моркови, немного салата с маслом и уксусом и несколько сортов сыра. К этому было подано «Шато Марго» урожая 71-го года, а на десерт кофе по-турецки.

Софья посмотрела на него:

— Чувствуется, вы следите за питанием.

— Главное, не переедать, — сказал он. — Я заметил, что в полетах на меня плохо действует быстрая смена часовых поясов. Обильная еда при этом просто выводит из строя.

— А вы что скажете, мистер Мерлин? — спросила она.

— То же самое, доктор, — ответил он. — Программу питания нам разработали диетологи Исследовательского института оптимального использования энергии. В ее рамках каждый из нас получает индивидуальный набор витаминов и микроэлементов.

— Значит, мистер Крейн не обязательно получает те же витамины и минеральные вещества, что, к примеру, и вы?

— Здесь у каждого своя формула.

— На чем же базируются диетологи?

— Мы проходим ежегодную диспансеризацию в Крейновском медицинском центре в Бока-Ратоне, во Флориде. Полное обследование. По три дня тратим.

— И мистер Крейн проходит?

— Да.

Она повернулась к Джаду:

— А мне можно познакомиться с результатами вашей диспансеризации?

Джад с улыбкой кивнул.

— Ну, разумеется. Все хранится в памяти компьютера, если надо — утром будет у нас на борту.

— Спасибо, — сказала Софья. — Вы окажете мне неоценимую услугу.

— Для доктора, — продолжал он, — все, что угодно.

— Хорошее начало, — обрадовалась она. — Будет от чего оттолкнуться, — и поставила чашку на стол. — Не возражаете, Джад, если я пойду к себе? Я так устала.

— Идите, конечно, — сказал он. — Мне и самому не мешало бы поспать. У меня ночью банкет в Пекине.

Когда она ушла, он, повернувшись к Мерлину, спросил:

— Ну, как она вам?

— Не знаю, — пожал плечами Мерлин. — Похоже, без задних мыслей. А оценить, какой она врач, не могу — это не в моей компетенции.

— Отчет нас и в этом просветит, — сказал Джад. — Разбудите меня сразу же, как только он придет.

Мерлин пристально посмотрел на него:

— Я вижу — вас что-то беспокоит.

— Вовсе не ее профессиональный опыт, — сказал Джад. — Совсем другое. Посмотрите, как она держится. Она не просто врач. Она что-то знает.

Мерлин проводил его до лестницы.

— Я сообщу вам, когда что-то придет.

Не прошло и двух часов, как Джада разбудило дребезжание телефона.

— Можно к вам зайти? — раздался над ухом голос Мерлина.

— Да, я проснулся, — сказал Джад. Он вылез из постели и вышел в холл как раз, когда туда входил Мерлин. Джад взял у него из рук фотофакс.

— По медицинской линии все в порядке, — сказал Мерлин. — Но последние строчки представляют интерес.

Джад торопливо прочел: «Непроверенные источники в ЦРУ сообщают, что объект якобы завербован КГБ по личному приказу Андропова. Версия не доказана. Будут запрошены другие источники информации».

Мерлин посмотрел на него:

— Если это так, то что ей надо от нас?

Джад покачал головой.

— От нас — ничего, — сказал он. — Их интересует только Забиски.

— Не пойму я что-то, — сказал Мерлин.

— Таких прожженных бестий, как Забиски, свет не видал. Никто не знает, что и как она делает. Даже русские. Для того она и спихнула мне Софью, чтобы хоть на время избавиться от их наблюдения.

— Не вижу, в чем наш интерес.

Джад улыбнулся:

— Главное — не выходить из игры. Интуиция подсказывает мне, что надо ждать паса от Забиски. А она его даст, как только у нее появится возможность.

— Вы действительно верите ей? — спросил Мерлин.

— Да, — сказал Джад. — Я смотрел старушке в глаза и касался ее руки. Я не мог ошибиться: мы заодно.

Глава шестая

— Кваалуды и интерферон? — переспросил Джад. — Не может быть. Это же дикое сочетание.

— Не такое уж дикое, — сказал Ли Чжуань, откидываясь на сиденье лимузина, — если в результате получаешь твердую валюту.

Ли Чжуань, коммерческий директор гонконгского филиала «Крейн фармацевтикалз», был американский китаец.

— К 1980 году в западном мире будет практически запрещено производство кваалудов, — продолжал он. — В Европе и Латинской Америке их уже не производят. В Соединенных Штатах давление усиливается, и Лемон потихоньку готовит остановку производства. Уже сейчас луды, появляющиеся на рынке, чаще всего подделка. Они низкого качества, и продают их уличные дилеры.

— Тогда почему они в таком ходу у китайцев?

— Видимо, китайцы более чувствительны к антидепрессантам, чем американцы и вообще большинство людей белой расы. На них наркотик действует эффективнее, потому что у них медленнее протекают обменные процессы, и он дольше не выводится из организма. Зато они и не балдеют от него так сильно. У них он просто легально используется в медицине. — Он сделал паузу. — Китайское правительство считает, пусть лучше население глотает кваалуды, чем курит опиум. Ибо опиум и работа несовместимы.

— Им, наверняка, известно, как к этому относится весь остальной мир, — сказал Джад.

Ли Чжуань кивнул.

— И поэтому они хотят, чтобы их наркотик сбывала по всему миру «Крейн фармацевтикалз»?

— Верно, — согласился Ли Чжуань. — Но они отвалят вам хороший куш. Возможно, двести процентов прибыли от всего мирового запаса интерферона. И «Крейн фармацевтикалз» будет единственным дистрибьютором.

— Черт возьми! — Джад уставился в окно. — Дураки будем, если не примем их предложение, и сволочи, если примем!

— Насколько я знаю наших друзей, — сказал Ли Чжуань, — они все равно отгрузят кваалуды, возьмемся мы или нет. Они нюхом чуют большие деньги.

Джад спокойно сказал:

— Ну и черт с ними! Не будем. — Он взглянул на самолет, стоявший на летном поле. — Интересно, Софья проснулась?

Мерлин улыбнулся:

— Должно быть, да, если только вы не подмешали ей наркотик.

— Такими вещами я не занимаюсь, — усмехнулся в ответ Джад и обернулся к Ли Чжуаню. — Софья — югославский доктор. Я уже говорил о ней.

Ли Чжуань вежливо покивал, хотя его улыбка и сделалась натянутой с той минуты, когда он услышал решение Джада о кваалудах:

— Я чувствую, меня ожидает интересное знакомство.

Она медленно просыпалась в темной каюте, не сразу осознав, что самолет стоит на земле и работа реактивных двигателей больше не заставляет слабо вибрировать кровать. Повернулась к часам — голубой огонек на цифровом табло показывал 03:10.

Удивившись, что проспала посадку, она села в постели, подняла штору, и дрожащие огни аэропорта озарили каюту. Она быстро опустила штору и пошла в маленькую душевую кабинку, смонтированную в углу комнаты. Она прикрыла плексигласовую дверцу и взяла в руку гибкий шланг. Горячая вода нежила и успокаивала, стекая по плечам на грудь. На стене возле маленькой кнопочки виднелась надпись «мыло». Она нажала кнопочку: мыло вспенилось, смешиваясь с водой. Она быстро ополоснулась, потом направила струю на бедра. Кульминация наступила почти мгновенно. Боясь вскрикнуть, она задержала дыхание. Потом выключила душ, завернулась в полотенце и вернулась в свою каюту.

Там, стоя к ней спиной, стюардесса убирала ее постель. Щелкнула, открываясь, дверь душевой, и девушка обернулась.

— Доброе утро, доктор, — сказала она. — Меня зовут Джинни. Я принесла вам апельсиновый сок и кофе.

Софья посмотрела на ночной столик, там стоял поднос.

— Спасибо, — сказала она и, помедлив, спросила: — Мы в Пекине?

— Да, доктор.

— А мистер Крейн в самолете?

— Нет, доктор, — сказала Джинни. — Мы ждем его к четырем.

— Как вы думаете, я успею сходить погулять? Я никогда не была в Пекине.

Стюардесса усмехнулась:

— Вот такая у нас работа. В скольких местах я побывала, но так и не могу сказать, что была там. Как только мистер Крейн вернется, мы вылетаем в Гонконг.

— Мистер Крейн ничего мне не говорил, — сказала Софья.

— Он поручил вас мне. Велел узнать ваши размеры одежды и обуви и телеграфировать в Гонконг. Он хочет, чтобы вы обзавелись там полным гардеробом, прежде чем полетите в Сан-Франциско.

Софья нахмурилась:

— У меня достаточно одежды.

Но Джинни улыбнулась:

— Мистер Крейн рассудил по-своему. Он сказал, что у вас парижская фигура и поэтому вам нужен парижский гардероб.

— Он что, со всеми так обращается?

— Только с теми, кто ему понравится, — сказала Джинни.

Софья ответила не сразу:

— Я не знаю своих размеров по западной шкале.

Джинни протянула руку.

— Дайте-ка сюда полотенце, — сказала она. — У меня наметанный глаз.

Софья молча отпустила полотенце.

Джинни оценивающе оглядела ее.

— Потрясающая фигура, — сказала наконец стюардесса тоном знатока. — Рост пять футов семь дюймов, бюст тридцать семь, талия двадцать пять, бедра тридцать шесть. Размер обуви, очевидно, седьмой.

— Чувствуется, у вас богатый опыт, — сказала Софья.

— Я люблю одежду, — сказала Джинни. — И хорошие фигуры.

Софья с легким подозрением посмотрела на девушку, но ее лицо было совершенно бесстрастно. Смутившись, она потянулась за полотенцем:

— Благодарю вас.

Джинни направилась к выходу.

— Я буду в холле. Если вам что-нибудь понадобится, нажмите кнопку на столике возле кровати.

Софья на мгновение замялась:

— Можно попросить вас сообщить мне сразу же, как только вернется мистер Крейн?

— Конечно, доктор.

— Спасибо.

Проводив глазами стюардессу, Софья села на кровать и поднесла ко рту стакан с апельсиновым соком.

В телефонной трубке раздался голос стюардессы:

— Мистер Крейн на борту.

— Могу я поговорить с ним? — спросила Софья.

— Наберите «одиннадцать», — сказала Джинни. — Он у себя наверху.

Софья дважды нажала на единичку. Джад сразу ответил.

— Нам надо поговорить, — сказала она. — Вы один?

— Да, — ответил он. — Поднимайтесь.

Ей открыл Скорый Эдди. Джад сидел, медленно потягивая кока-колу.

— Как спалось? — спросил он.

— Прекрасно, — отозвалась она, не скрывая раздражения. — Почему вы продолжаете обращаться со мной как со шлюхой?

— А что случилось?

— Мне не нужен ваш дурацкий гардероб, — сказала она. — Я достаточно прилично одета.

— Для Восточной Европы — может быть. Но не для тех мест, куда мы летим. И не для того, чтобы появляться со мной. Тут требуется самый высокий уровень.

Она едва не испепелила его взглядом:

— Я врач. А не поблядушка-манекенщица.

— Тогда отправляйся в свою Югославию, — вспылил он. — Если не хочешь быть красивой женщиной, какой тебя создала природа, ты мне вообще не нужна. А с тем, что тебе Забиски поручила, любой врач справится.

Она молчала.

Он достал золотой флакон и ложечку.

— Прими-ка лучше. Сразу придешь в себя.

Она вдруг засмеялась:

— Это кто же из нас доктор?

— Конечно, ты у нас доктор, — сказал он, поднося к ее носу золотую ложечку. — Но нельзя же, в самом деле, обижаться на то, что я вижу в тебе прежде всего красивую женщину.

Кокаин подействовал сразу.

— Я погорячилась. Есть дела поважнее, — улыбнулась она.

— Вот и займемся делами. Я получил медицинские карты, которые ты просила. — Он обернулся и взял со стола папку.

Она посмотрела на обложку. Там значилось его имя: «ДЖАД МЭРИОН КРЕЙН. МЕДИЦИНСКАЯ КАРТА И ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ». В папке было семь страниц отпечатанного на компьютере текста.

РОДИЛСЯ: 25 ИЮНЯ 1934 ГОДА, НЬЮ-ЙОРК, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК, ЧАСТНАЯ КЛИНИКА 17:01.

РОДИТЕЛИ:

ОТЕЦ: САМЮЭЛЬ ТЕЙЛОР КРЕЙН

РОДИЛСЯ:

УМЕР: 18 ФЕВР. 1962 ГОДА.

Глава седьмая

Барбара смотрела в окно на белый ковер снега, покрывавший Сентрал-Парк.

— Твой отец всегда говорил, что это самый красивый пейзаж Нью-Йорка. Сентрал-Парк в снегу, а за ним высятся здания из серого камня и стекла.

Джад подошел к ней.

— Мой отец был странным человеком.

— Только в твоих глазах, — сказала она. — И только потому, что был твоим отцом. Дети всегда считают своих родителей странными людьми.

— Вы любили его, — произнес Джад скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Да, — просто ответила она.

— Почему же вы так поздно поженились?

Она ответила так же просто:

— Раньше он не делал мне предложения.

— Но вы все равно были вместе?

— Ты имеешь в виду, спали ли мы с ним? — переспросила она и сама ответила: — Нет.

Джад удивленно посмотрел на нее.

— Странно. Я всегда думал, что да.

— Действительно, все так поступают, — сказала она. — Но у твоего отца были свои принципы. Он всегда отделял бизнес от личных привязанностей.

— Ну и глупо.

— Может быть, — сказала она. — Но теперь все кончено. И это уже не важно.

Он помолчал с минуту.

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — сказала она. — Но пока, после всего, в каком-то оцепенении.

— Самый цирк впереди, — сказал он. — Соберется весь этот чертов свет. Кроме Кеннеди. Президент никогда его не любил. Наверно, ему не нравилось, что у отца было больше денег, чем у его собственного отца. Во всяком случае, он посылает на похороны вице-президента Джонсона. Вот Джонсон отца любил. Ему всегда нравились люди с деньгами и властью.

Барбара улыбнулась измученной улыбкой:

— Твой отец никогда не придавал этому значения, а теперь это тем более не важно.

Джад кивнул:

— В каком-то смысле именно это я и хотел сказать. Ведь после службы у святого Фомы его должны отвезти в крематорий.

— Такова его воля, — сказала Барбара. — Он всегда говорил, что не хочет лежать в земле.

— А у меня другие соображения, — возразил Джад. — Я не хочу, чтобы его кремировали. Я хочу отправить его тело в научно-исследовательский госпиталь в Бока-Ратоне.

— Какой смысл? — спросила она. — И потом, его наверняка уже вскрыли в морге.

— Не вскрыли, — сказал он. — Как только он умер, я сразу же распорядился заморозить тело.

— Ты что, веришь в этот бред собачий, что его можно будет оживить, когда научатся лечить его болезнь?

— Нет, совсем не то, — он вздохнул. — Мы овладели методикой, позволяющей провести генетическое исследование клеток организма и при помощи анализа ДНК раскрыть причины болезни.

— В этом есть что-то дьявольское, — сказала она.

— Ничего подобного, — серьезно ответил он.

— Ну, не знаю. Твой отец выразил свою волю вполне определенно.

— Это ни к чему нас не обязывает. Он мертв и больше не хозяин своему телу. Оно принадлежит вам, и вы можете делать с ним все, что захотите. Так гласит закон.

Барбара посмотрела на него:

— Потому ты ко мне и обратился?

Он кивнул:

— Вы его жена, у вас все права.

— А у тебя?

— Никаких. Я получил бы их только в том случае, если бы вы умерли раньше его и я остался ближайшим кровным родственником.

Минуту она сидела неподвижно, не произнося ни звука, потом сказала:

— Мне надо чего-нибудь выпить.

Он поднялся и приготовил два стакана виски со льдом.

Молча они сделали по нескольку глотков, наконец она посмотрела на него:

— Думаешь, это что-нибудь даст?

— Не знаю, — сказал он. — Мы пытаемся изучать долголетие. Для этого я построил научный центр в Бока-Ратоне. Если бы мы начали раньше, возможно, он был бы сейчас жив.

— Но теперь, Джад, — мягко спросила она, — теперь-то чего ты надеешься добиться?

— Я хочу жить вечно.

Она посмотрела на него и разом допила, что оставалось в стакане.

— Ладно. Я согласна.

Он достал из кармана куртки сложенный лист бумаги.

— Надо подписать это.

Она посмотрела на документ.

— Ты не сомневался, что я соглашусь, верно?

— Да.

— Почему же?

— Потому что мы все любили друг друга, — сказал он, целуя ее в щеку.

Она подняла на него глаза:

— Ты так похож на отца и вместе с тем совсем не похож. У тебя нет той ненасытности, какая была у него. Он хватался за любой бизнес, за все, что подворачивалось под руку. А для тебя важнее держаться своей линии, одного, но четкого курса.

— Отец достиг вершины в своем деле, — сказал он. — Для меня здесь работы не осталось. Он создал механизм, который обслуживает себя сам. Если бы мы все вдруг исчезли, дело шло бы само по себе. Это в некотором роде вечный двигатель.

— Потому ты и занялся этими исследованиями три года назад? — спросила она. — В порядке эксперимента?

Он кивнул.

— Сначала отец расстроился. Но потом, кажется, он начал понимать тебя.

— Надеюсь, — сказал он. — Я помню тот день, когда он передал мне дела. Я как раз окончил Массачусетский технологический институт и впервые сказал ему, что хочу начать исследования в Бока-Ратоне.

— А он и слышать не хотел, — сказала она. — Это не сулило денег.

— Действительно, не сулило, — сказал Джад. — И все же он не стал мешать мне.

— Он держал слово, — сказала она. — Раз объявил, что отныне это твое дело, то больше уже не вмешивался.

Когда в тот июньский день он вошел в отцовский кабинет, отец сидел за своим столом. «До чего же похудел!» — кольнуло его. Он посмотрел отцу в глаза: глаза были живыми и блестящими, как всегда. Он поцеловал отца, потом Барбару, пожал руки судье Гитлину, трем поверенным и бухгалтерам, сидевшим в конце стола для заседаний, заваленного кипами бумаг.

На дальней стене висел экран. Первой проецировалась структурная схема империи Крейна: компании и их взаимные связи. Под названием каждой компании значилось имя управляющего и первого помощника.

Во главе стола стояли два стула. Отец поднялся и, опираясь на трость, дошел до одного из них, а Джаду жестом указал на другой. Барбара села слева от отца, судья Гитлин — справа от Джада.

За столом воцарилось молчание. Все в ожидании смотрели на отца. Он глубоко вздохнул и негромко сказал:

— Король еще не умер. Но он отрекается.

В комнате по-прежнему царило молчание.

— Все вы знаете, какие задачи я ставил перед собой, — продолжал он. — Возможно, в душе вы считали, что мне их не осилить. Не знаю. Но сейчас вы видите: все они решены.

Никто не проронил ни слова.

— Джад также сдержал данное мне обещание. Он завершил обучение в Гарварде, закончил аспирантуру при Массачусетском технологическом институте, а между учебой в этих двух заведениях успел попутешествовать и посетить все компании и предприятия, которые принадлежат нам по всему миру.

Он сделал паузу, чтобы отхлебнуть воды из стоявшего перед ним стакана.

— Передача власти всегда трудное дело, что в компании, что в правительстве, — продолжал он. — Мой отец считал делом своей жизни создание самой эффективной и самой многопрофильной компании в мире, пронизывающей все уровни американской экономики. Этого хотел — и добился мой отец. Я пошел дальше. Я стремился превратить компанию в транснациональную корпорацию, пронизывающую всю мировую экономику, обладающую таким богатством и могуществом, которые помогают влиять на правительства всех стран, — поистине первую в мире.

Но концепция моего сына не обязана совпадать с моей. Возможно, ему все видится иначе. Поэтому вся мудрость, которую я способен завещать ему, — он снова отхлебнул воды из стакана, — будет заключаться в нескольких словах. Власть — это и зло, и благо одновременно. Я всегда сознавал это. И теперь с радостью думаю, что мне удалось склонить чашу весов в сторону добра. Хотя я сознаю, что в какой-то момент может перевесить зло, надеюсь все же, что в конечном счете добро восторжествует.

Он сделал еще глоток.

— Не буду утомлять вас всеми техническими деталями процесса передачи дела, который состоится здесь. Фонды, соблюдение всех требований Закона о наследстве — об этом мы уже позаботились. Результат состоит в следующем: к моему сыну переходят ответственность, власть и состояние, которые раньше принадлежали мне, а еще раньше моему отцу. — Он повернулся к судье Гитлину. — Дело за тобой, Пол.

Судья Гитлин поднялся со стула:

— Я упростил процедуру, насколько мог. И все же остается двадцать документов, которые необходимо подписать в шести экземплярах. Ты, Барбара и Джад должны поставить свои подписи, которые сразу же заверяются нотариусом. Это может занять несколько часов. Самюэль, ты выдержишь?

— Я выдержу, — сказал Самюэль. — Начнем.

— Отец, — вмешался Джад, — может быть, ты сначала выслушаешь мои предложения?

Отец посмотрел на него.

— Я не хочу ничего слышать. Я уже сказал: отныне это будет твое дело, ты и заботься о нем.

— Хорошо, отец, — сказал Джад и перевел взгляд на судью Гитлина. — Я готов.

Поверенный начал подавать им документы. Они подписывали их почти три часа… Под конец отец выглядел утомленным, лицо его посерело.

Когда был подписан последний лист, он посмотрел на Джада. Джад молчал. Отец наклонился к нему и поцеловал в щеку:

— Да будет с тобой Господь, сынок.

Барбара обошла стол и поцеловала Джада в другую щеку. Зазвучал нестройный хор голосов — судья Гитлин и остальные поздравляли его.

Когда все умолкли, Джад поднялся со стула и произнес краткую речь:

— Многим из вас не понравится то, что я намереваюсь делать, но, как сказал мой отец, теперь все принадлежит мне, и я вправе поступать, как захочу.

Я намерен уволить всех нынешних управляющих нашими компаниями, назначив вместо них их заместителей. Это потому, что я хочу видеть во главе компаний людей, преданных лично мне, и никому другому.

Судья Гитлин кивнул:

— Это разумное решение, Джад.

Джад посмотрел на него с едва заметной улыбкой.

— Я рад, что ты одобряешь меня, дядя Пол, — сказал он, — потому что твое имя стоит в списке первым.

Глава восьмая

— Миллион долларов в год, — сказал Джад.

— К чему это? — запротестовала Барбара. — Мне ничего не нужно. Твой отец позаботился обо всем, оставив мне надежно помещенный капитал. И кроме того, у меня квартира здесь, дом в Коннектикуте и дом в Палм-Бич.

— Это на карманные расходы, — сказал он. — Теперь, когда вы овдовели, ваша жизнь изменится. Своим прежним положением вы были обязаны моему отцу. А люди — дерьмо. Они сразу куда-то исчезают, как только обнаруживают, что вы ничего не можете сделать для них.

— Мне никто не нужен, — сказала она. — Я привыкла жить одна.

Он посмотрел на нее.

— Вы начали работать в «Крейн индастриз» в девятнадцать лет, в двадцать три стали личным секретарем отца. И сразу же попали в другой мир. Его мир. Это случилось задолго до того, как вы стали его женой.

— Но после работы я уходила к себе домой.

— Да я не об этом, — сказал Джад. — Тогда вы были в центре событий. Теперь вокруг вас пустота.

Она помолчала, потом спросила:

— И что ты предлагаешь?

— Вам надо построить свою жизнь заново, — ответил он.

Она растерянно посмотрела в его синие глаза:

— Как это — заново? — И, опустив взгляд на свои руки, продолжала: — Я всегда строила свою жизнь так, как было удобно ему. Когда мы поженились, я думала — все изменится. Но почти ничего не изменилось. Я просто переехала к нему в новом звании — жены, а не секретаря. Но мои обязанности остались прежними.

— Но вы любили его?

— Да, — сказала она. — И он, по-моему, тоже меня любил. Только наше время ушло. Он был болен, близился конец. Ничего у нас уже не могло быть. Ни секса, ни детей, ни радостных минут. Только несбыточные планы на будущее — какое там будущее, ведь он умирал!

Джад подсел к ней на другой конец дивана.

— Вы еще молодая женщина. Вы можете найти свое счастье.

— Мне сорок восемь лет, — возразила она, невесело усмехнувшись. — Посмотри на меня. Чем я могу соблазнить, кроме денег? Мне не выдержать конкуренции с молодыми.

— Неправда, — сказал он. — Вы классно выглядите, что лицо, что фигура. За две минуты можно вернуть время назад лет на пятнадцать, и вам снова будет тридцать с небольшим.

Она усмехнулась:

— Пластическая операция?

— Собственно, почему бы и нет! Сейчас делают просто невероятные вещи.

— Ну, допустим, я ее сделаю, — сказала она, — и чего добьюсь? Я совсем не знаю жизни. Секс? Как же, было — один раз в жизни, девчонкой, на заднем сиденье машины. О, это было отвратительно!

— Это тоже можно исправить, — проговорил он.

Она покачала головой:

— Ах, Джад, Джад! Ну как ты не понимаешь?

— Это вы не понимаете! — сказал он.

— Совсем как отец, — грустно уронила она. — Вот так и он говорил, и интонация в точности его.

Он улыбнулся:

— Помните, когда мне было двенадцать лет, я упал с ивы на лужайку у нас дома, в Коннектикуте?

Она кивнула:

— Да, и помню, как твой отец сердился, а ты ни в какую не хотел объяснить, почему забрался на иву, хотя знал, что у нее тонкие слабые ветви.

— Я не мог ему признаться, — сказал Джад.

— А в чем было дело? — спросила она.

— Я забирался на это дерево, чтобы заглянуть к вам в окно и увидеть, как вы ходите по комнате раздетая. Я сидел там, глядел на вас и мастурбировал.

— Да что ты!

— Правда. И вот однажды у меня был оргазм, я отпустил ветку и упал…

Она засмеялась:

— Детские шалости…

— А я до сих пор не могу забыть, — продолжал он. — Все так и стоит у меня перед глазами, и порой, между сном и пробуждением, я спохватываюсь, что глажу себя рукой.

— Мне и в голову не приходило, что ты там сидел…

— Жаль, — сказал он. — Я все время думал: вот если бы она знала, если бы посмотрела на меня…

Она молчала.

Он покосился на нее:

— Даже сейчас, когда я думаю об этом, меня бросает в жар.

Она поднялась с дивана и сказала:

— Сегодня был длинный, трудный день. И тебе, и мне пора спать. Утром у нас самолет.

Но он схватил ее за руку и потянул, заставляя снова опуститься на диван.

— Фрейдистские комплексы? — попыталась отшутиться она.

— Фрейд сказал, что фрустрации ведут к безумию, — серьезно ответил он.

— Ты все придумываешь, — сказала она. — Я никогда такого не слышала.

— Я хочу, чтобы вы сидели здесь и смотрели на меня.

— Нет. Это чистое безумие. Ты давно не ребенок, и я не та, за которой ты подглядывал тогда.

Он покачал головой.

— Вы не понимаете. Ничего не изменилось. Мы все те же.

— Только в твоем сознании.

— А что вообще существует, — воскликнул он, — помимо нашего сознания? Вы и сейчас красивая. — Он расстегнул молнию на брюках и взял в руку член. Его голос изменился. — Вам ничего не надо делать, только, пожалуйста, смотрите на меня.

Чувствуя, как его пальцы впиваются ей в запястье, она не мигая смотрела на фаллос, набухающий под его рукой. В горле стоял ком, не давая вздохнуть. Она увидела багрово-красную головку, раздвинувшую кожицу крайней плоти, и рука, державшая член, расплылась перед глазами в неясное пятно. Потом из его горла вырвался хриплый клокочущий звук, и семя стало бешено извергаться на руку и брюки.

Она взглянула ему в лицо. Его замутненный взор прояснялся, становясь по-прежнему густо-синим. Минуту он молча смотрел на нее, потом блаженно улыбнулся и произнес:

— Пятнадцать лет долой…

Она не ответила.

— Дайте салфетку, — сказал он. — Я весь мокрый.

Она молча отошла к бару и вернулась с пачкой бумажных салфеток. Он просительно поднял на нее глаза:

— Вытрите меня.

Не говоря ни слова, она взяла несколько салфеток и обтерла его.

— Какая вы красивая, — сказал он, продолжая глядеть на нее снизу вверх.

— Я чувствую себя ужасно глупо.

— Ничего глупого, — возразил он. — Мы оба теперь свободные люди.

Она отнесла остальные салфетки в бар, приготовила два стакана виски со льдом и подала один ему. Пригубив свой, спросила:

— Я все думаю насчет пластической операции. Ты считаешь, она все-таки нужна?

— Да, — сказал он. — Теперь тем более.

Она вздохнула:

— Уговорил. Что от меня требуется?

— Почти ничего. Самолет доставит вас в Бока-Ратон, а там будет ждать врач.

В салоне самолета раздался голос пилота:

— Говорит командир экипажа. Прежде всего, позвольте поблагодарить вас за то, что вы летите рейсом «Пан-Америкен». Надеюсь, ваш перелет из Лондона в Сан-Франциско был комфортабельным и приятным. Мы приземлимся через двенадцать минут, а пока вы можете видеть слева знаменитый мост через пролив Золотые Ворота, а справа мост через Оклендский пролив. Еще раз благодарю вас за то, что вы летите самолетом «Пан-Ам».

Барбара бросила мимолетный взгляд в иллюминатор и достала пудреницу. Она все еще удивлялась каждый раз, глядя на себя в зеркало, хотя прошло уже два года с тех пор, как Джад отправил ее в Бока-Ратон на пластическую операцию. Из зеркальца на нее глядела женщина чуть за тридцать. Прав был Джад, когда настоял, чтобы после операции она провела несколько лет в Европе. Впервые в жизни она почувствовала себя настоящей женщиной. Она чуть коснулась лица поролоновой подушечкой и с нежностью подумала о Джаде. Сильно ли он изменился за эти два года?

В газетах и журналах ей встречались статьи о «Крейн индастриз», но никогда их не сопровождали фотографии Джада. Публиковали фотографии его отца, других руководителей компании, иных из которых она не знала, имя Джада часто упоминалось — и при этом ни разу, нигде ни одной его фотографии. В Лондоне, в отеле «Дорчестер», ее застала телеграмма.

«Ты должна перерезать ленточку на открытии новой Всемирной штаб-квартиры «Крейн индастриз» в Крейн-Сити под Сан-Франциско 14 сент. 1964. Жду с нетерпением

Твой Джад».

Первым, кого она увидела, выйдя из самолета и ступив на покрытый ковром трап, был Скорый Эдди. Рядом стояли стройный молодой человек в темном костюме с галстуком и таможенник в форме своего ведомства. Скорый Эдди кинулся к ней с большим букетом алых роз.

— Счастлив видеть вас, миссис Крейн.

— Я тоже очень рада вас видеть, Скорый Эдди, — улыбнулась она, вскрывая вложенный в цветы конверт.

Она сразу узнала руку Джада: «Барбара, добро пожаловать домой! Твой Джад».

Она прижала розы к груди. Скорый Эдди представил ей молодого человека:

— Это Маркус Мерлин — помощник Джада.

— Весьма польщен, миссис Крейн.

Барбара пожала ему руку.

— Мне очень приятно, мистер Мерлин.

— Вы свободны от таможенного досмотра, миссис Крейн, — сказал Мерлин. — Если вы дадите мне свой паспорт и багажные квитанции, я доставлю вас прямо к вертолету.

Барбара кивнула, и Мерлин повел ее к площадке, где ждал лимузин. Таможенник взял паспорт и багажные квитанции и отошел. Шофер открыл перед ней дверцу, она села в машину. Скорый Эдди быстро откупорил бутылку шампанского и налил ей в бокал.

— Ваше любимое, — сказал он. — «Кристаль».

— Спасибо, что помните.

— Это мистер Крейн помнит, — улыбнулся Скорый Эдди. — Вы прекрасно выглядите, миссис Крейн.

— Потому что мне очень хорошо, Скорый Эдди, — и, пригубив шампанское, она спросила: — А как Джад?

— У него тоже все прекрасно, мэм, — сказал Скорый Эдди. — Но он весь в отца, всегда в делах по горло.

К открытой дверце подошел Мерлин.

— У вас шесть чемоданов «Луи Вюитон»?

— Совершенно верно.

Он махнул рукой таможеннику. Шофер и Скорый Эдди уложили вещи в багажник лимузина. Скорый Эдди уселся на переднее сиденье рядом с шофером.

Мерлин заглянул внутрь.

— Вы позволите сесть рядом с вами, миссис Крейн?

— Разумеется, — сказала она.

Машина тронулась.

— Вертолет стоит на другом конце аэродрома, — сказал Мерлин. — Думаю, он вам понравится. Это наша последняя пассажирская модель. Берет на борт двадцать четыре пассажира плюс экипаж. Последняя модель Хьюза вмещает только четырнадцать.

Барбара кивнула.

— Полет продлится всего двадцать пять минут, — продолжал Мерлин. — Это быстрее, чем доехать на машине до центра Сан-Франциско.

— Я слышала, Джад построил целый город.

— Совершенно верно, миссис Крейн, — ответил Мерлин. — Шестьсот квартир, сто частных домов и двенадцать административных зданий. Ну, и само собой, школы, тенистые скверы, несколько торговых центров, не говоря уж о больнице.

Барбара посмотрела на него.

— Но почему именно здесь? Штаб-квартира компании всегда была в Нью-Йорке.

— Да, — сказал Мерлин. — Но, если вы помните, десять лет назад шестьдесят процентов производств было размещено на востоке и юге. Теперь же сорок пять процентов — на западе и всего пятнадцать на востоке и юге. Производство компьютеров и микросхем на полупроводниках растет, как сорняки в Силиконовой долине. В Северной Калифорнии мы производим больше вина, чем Италия и Франция вместе взятые. Аэрокосмические летательные аппараты производятся в штатах Вашингтон, Калифорния, Невада и Колорадо. Прогноз обещает нам в ближайшие десять лет темп роста до пятисот процентов.

— Но зачем целый город? — спросила она.

— Эту идею мистер Крейн заимствовал у японцев. Он увидел, что все крупные японские компании — «Мицубиси», «Ниссан», «Асахи», «Нейшенл», «Панасоник», «Сони» — повышают производительность за счет того, что сплачивают своих работников, предоставляя им гарантированное жизнеобеспечение от колыбели до старости.

— Сомневаюсь, что это подойдет американцам, — сказала она.

— Посмотрим, — ответил Мерлин. — Впрочем, и сам мистер Крейн говорит, что это эксперимент.

Машина остановилась. Мерлин помог ей выйти и показал на вертолет:

— Вот он. Мистер Крейн сказал, что первую машину надо назвать в вашу честь.

Барбара застыла на месте. Слезы мешали ей как следует разглядеть серебристую машину с крупными буквами вдоль борта: «БАРБАРА-1».

Глава девятая

— Похоже на университетский кампус, — сказала она. — Вокруг одна молодежь. Наверно, никому и тридцати нет.

Джад улыбнулся:

— Если не считать меня.

Она засмеялась в ответ:

— Ах, извини, — и достала пластиковую карточку, служившую ключом к ее люксу. — Заходи, выпьем по стаканчику на ночь.

Он кивнул.

Она открыла дверь, и он вошел вслед за ней. Дверь закрылась автоматически. Она подвела его к бару в гостиной.

— Виски со льдом?

— Нет, спасибо. Лучше вишневой кока-колы.

Она взглянула удивленно:

— Это что-то новое.

— Да. Я понял, что алкоголь — это не то.

— А кока-кола — то? Кофеин с сахаром?

— Не только, — сказал он.

Она внимательно посмотрела на него.

— Кокаин, — сказал он.

— Но это же опасно!

— Жить вообще опасно, — возразил он. — Но это сочетание придает мне сил.

— Не знаю, — проговорила она неуверенно. — Я никогда не пробовала.

— Не даю никаких советов, — сказал он. — Но мне нравится. Я советовался со своим доктором, он сказал, что это не хуже, чем злоупотреблять спиртным. Главное — знать меру.

— Ну, и как же ты узна́ешь, что перебрал? — спросила она.

Он засмеялся:

— Нос отвалится.

Она поморщилась:

— Что за ужасы!

Он снова засмеялся:

— Ну, ладно. Тогда я выпью виски.

Она положила в высокие стаканы кубики льда и плеснула понемногу виски. Он взял стакан.

— Твое здоровье, — сказала она.

— Твое.

Она посмотрела на него.

— Ты и другие наркотики пробовал?

— Конечно, — сказал он. — Пойми, сейчас эпоха наркотиков и химии. А мой отец жил в эпоху пива и спиртного.

— И давно ты начал?

— Еще в старших классах. И в колледже продолжал.

— Ну и ну, — сказала она. — Мы ничего не знали.

— Я же никогда не жил подолгу дома.

Он подошел к креслу и опустился в него.

— Расскажи мне о себе, — попросил он. — Ведь почти два года прошло.

— Много всего было, — сказала она, садясь напротив. — Я теперь другой человек.

— Это видно.

— Ну и как, нравится тебе то, что ты видишь?

— Вполне. Я чувствую, что ты стала собой. А раньше была спутником, вращающимся вокруг отца.

— Я ни о чем не жалею, — сказала она. — Я любила его.

— Знаю, — ответил он, отхлебнув из стакана. Его синие глаза смотрели прямо на нее. — Ты, наверно, удивляешься, зачем я тебя вызвал?

Она молча кивнула.

— Пора тебе возвращаться на работу. Ты мне нужна.

— Я нужна тебе? Не старовата ли я для тебя?

Он засмеялся:

— Один-ноль.

— Ладно, — сказала она. — Рассказывай, что там у тебя.

— Вьетнамская война загнала Джонсона в угол. Он будет продолжать эскалацию, пока игрушка не взорвется у него в руках. А тем временем на этом можно делать хорошие деньги.

— Только мне непонятно, при чем здесь я.

— А генерал Конелли? — подсказал он.

Она с минуту молчала.

— Вилли?

— Да, — кивнул он. — Я слышал, его отозвали из НАТО и назначили командовать поставками оружия для Министерства обороны.

— И все же мне непонятно, при чем здесь я.

Его глаза вдруг стали жесткими.

— Ты с ним спала, — сказал он. — А общая постель способствует продаже оружия лучше всяких взяток.

— Он хочет развестись с женой и жениться на мне, — сказала она.

— А вот этого не надо, — поспешно сказал он. — Это поставит крест на его карьере.

— И нам ничего не достанется, — закончила она.

— Сечешь на ходу, — одобрил он.

Она подошла к бару и снова наполнила стаканы.

— Могу тебе сообщить, — сказала она, возвращая ему стакан, — что я и не собиралась за него выходить.

Джад ничего не ответил.

— Так что конкретно тебя интересует? — спросила она.

— Военные транспортные вертолеты. Хьюз и Белл уже подали заявки. Бронированные машины наземного базирования для переброски пехоты. «Крайслер» и «Дженерал моторс» работают над принципиально новыми проектами: летательные аппараты, садящиеся на воду, с реактивным двигателем вместо пропеллера. Джакуцци и Пьяджио проводят испытания своих новинок.

— Это сулит много денег? — спросила она.

— До нескольких миллиардов долларов.

Она помолчала. Ее стакан был почти пуст.

— Несколько миллиардов долларов! Неплохой заработок для проститутки.

Он не ответил.

— Куда девались твои идеалы? — спросила она. — Мечты о бессмертии?

— Никуда не девались, — сказал он. — Но у меня еще есть дело, которое я унаследовал и должен приумножить.

Она вздохнула.

— Если бы меня попросил об этом твой отец, я согласилась бы не колеблясь, потому что любила его. Согласилась и не чувствовала себя проституткой.

— Все мы проститутки на свой манер, — сказал он. — Продаемся, кто за что: за власть, деньги, секс, идеалы, жизненные блага.

— Ты серьезно так думаешь? — спросила она.

Он молча кивнул.

— Ты ошибаешься, — мягко возразила она. — Ты упускаешь самое главное.

— Что же это?

В ее глазах заблестели слезы.

— Любовь.

Софья подняла глаза от компьютерной распечатки:

— Здесь ни слова о том, был ли ты когда-нибудь женат.

— Я не был женат, — сказал Джад.

Она склонила голову набок.

— Странно. Обычно мужчина в сорок два года…

Он перебил ее:

— Ты сказала, что тебе тридцать, и ты не была замужем. Это, по-твоему, не странно?

— Я другое дело, — сказала она. — Моя профессия требует большой отдачи.

— Моя, пожалуй, не меньшей, — улыбнулся он. — Но я не чувствую себя обделенным. А ты?

Она запнулась на мгновение и честно призналась:

— Чувствую порой. Я хотела бы выйти замуж и родить детей, но все как-то не получалось.

— Жаль, что не получилось, — сказал он. — И не только потому, что ты любишь трахаться. Главное, тебе есть что передать твоим детям.

Она опустила глаза в распечатку.

— Судя по тому, что я вижу здесь, у тебя отменное здоровье.

— Должно быть, благодаря вредным привычкам и недосыпанию, — улыбнулся он.

— Несмотря на это, — серьезно сказала она, откладывая бумаги в сторону, — тебе надо найти время три дня полежать в больнице.

— В ближайшие выходные в Бока-Ратоне, — сказал он. — Все равно нам туда надо.

— Кое-какие обследования я могу провести прямо здесь. Это не займет много времени.

— Я в твоем распоряжении, — ответил он. В это время рядом с его креслом зазвонил телефон. Он молча слушал минуту, потом велел: — Пришлите его сюда. — И, обернувшись к Софье, пояснил: — Это Ли Чжуань, коммерческий директор азиатского филиала «Крейн фармацевтикалз».

Она поднялась.

— Пойду к себе, не хочу вам мешать.

Но он удержал ее:

— Подожди, познакомишься с ним. Кстати, он дал Джинни список магазинов, которые стоит посетить в Гонконге.

Ли Чжуань вошел в каюту, и Джад представил его. Софья улыбнулась:

— Благодарю вас за любезность.

— Всегда к вашим услугам, — с полупоклоном ответил китаец.

Она повернулась к Джаду:

— Мы увидимся после посадки?

— К сожалению, нет, — извиняющимся тоном сказал Джад. — Я буду очень занят.

— Понимаю, — Софья кивнула Ли Чжуаню и вышла из кабины. Едва она вошла в свою каюту, как засветились надписи: «Не курить» и «Пристегните ремни безопасности». Она устроилась в кресле.

Дверь открылась, и в комнату вошла Джинни. Оглядевшись, она спросила:

— Не возражаете, если я составлю вам компанию?

— Пожалуйста.

Джинни села в кресло напротив и пристегнула ремень.

— Ли Чжуань дал мне список очень недурных магазинов.

— Мне совсем не хочется туда ходить, — сказала Софья.

Джинни улыбнулась:

— Мистер Крейн считает, что вам необходимо подобрать полный гардероб.

— А я так не считаю. Для меня одежда — не главное.

Джинни засмеялась:

— Лучше сразу соглашайтесь. Он такой человек, что все равно настоит на своем.

— Он во всем такой?

Джинни утвердительно кивнула.

Софья выглянула в окно. Шасси уже касались земли. Еще мгновение — и огромный самолет плавно катился по посадочной полосе.

— Не понимаю, как вашему пилоту это удается, — сказала она. — Не успеваешь заметить, когда самолет приземляется.

— Это одно из требований мистера Крейна. Если он почувствовал, как шасси коснулись земли, пилоту надо запастись черт знает какой уважительной причиной — или искать другую работу. — Джинни поднялась со своего кресла. — Через пятнадцать минут сможете выйти?

— Хорошо, — ответила Софья.

Едва за Софьей закрылась дверь, Ли Чжуань спросил:

— Ваша доктор Ивансич — югославка?

— Да, — сказал Джад. — Откуда вы знаете?

— Я слышал это имя. Она находилась при Мао Цзедуне до самой его смерти. Помнится еще, его жена и другие из «Банды Четырех» распустили слух, что она отправила его на тот свет.

Джад помолчал, поглядел в иллюминатор.

— В ее досье об этом ни слова не было. — Он обернулся к Ли Чжуаню. — Можете узнать для меня подробности?

— Пока не могу обещать, — сказал китаец и, усмехнувшись, добавил: — Но на всякий случай смотрите не примите из ее рук каких-нибудь пилюль.

Джад засмеялся в ответ:

— Думаю, с этим проблем не будет.

Глава десятая

Джад выглянул в окно. Внизу, у трапа, Софья и Джинни садились в лимузин. Зазвонил телефон. В трубке раздался голос Мерлина:

— Вам звонит Джадсон из Сан-Франциско.

— Соедините, — сказал Джад.

Раздался легкий щелчок.

— Здравствуйте, Джадсон.

— Здравствуйте, мистер Крейн. Могу сообщить вам кое-что по поводу стали для моста в Малайзии.

— Слушаю.

— «Мицубиси хэви индастриз» готова продать вам сталь на шесть миллионов дешевле. Но учтите: это наживка. Они настаивают на доставке своими судами, что поднимет цену примерно на восемьсот тысяч.

— Ну, это из одного кармана в другой, — сказал Джад. — А вы что посоветуете?

— Вы сейчас в Гонконге, — сказал Джадсон. — Постарайтесь встретиться с С. Юань Лином. Он крупнейший владелец грузовых судов в мире. И большинство его судов построено на «Мицубиси». Если он нажмет на свои рычаги, то, глядишь, и поможет нам сэкономить пару баксов.

— Не так давно, я слышал, он был в Мехико, что-то по поводу нефтеналивных танкеров для Пемекса.

— Он уже опять в Гонконге, — сказал Джадсон.

— Прекрасно, я прощупаю его, — сказал Джад. — Что у вас еще?

— Ничего срочного, — сказал Джадсон.

— Если что, звоните, — сказал Джад и повернулся к Ли Чжуаню. — Найдите С. Юань Лина и скажите, что я хочу его видеть сегодня после обеда.

— Он работает только по утрам, — сказал Ли Чжуань. — Потом обедает у себя на яхте, плавает ровно час и спит до ужина.

— Мне плевать, пусть он хоть на горшке сидит ровно час. Скажите ему, что я хочу его видеть.

— Хорошо, сэр, — сказал Ли Чжуань. — Тогда я, пожалуй, поеду в город прямо сейчас.

— Поезжайте, — сказал Джад.

В дверях Ли Чжуань обернулся и спросил:

— Так как все же насчет фармацевтической сделки? — и на его бесстрастном лице азиата помимо воли отразилось напряженное ожидание.

— Я уже все сказал. То, что связано с кваалудами, меня не интересует.

— Где кваалуды, там деньги.

— Пусть возьмут их себе, — сказал Джад. — Можете, впрочем, сказать им, что я готов утроить объемы интерферона.

— Я передам, — сказал Ли Чжуань. — Так я позвоню вам из города сразу же, как только свяжусь с С. Юань Лином.

— Спасибо, — сказал Джад. Он проводил глазами выходящего китайца и нажал кнопку, вызывая Мерлина. Но прежде Мерлина вошел Скорый Эдди.

— Хотите взбодриться, босс?

Джад кивнул:

— Неплохая мысль.

— Вишневая кока-кола и все, что полагается?

— Ты же знаешь.

Едва Скорый Эдди поставил на стол стакан кока-колы, как вошел Мерлин. Он дождался, пока Джад всыпал ложечку кокаина в напиток и осушил стакан.

— Вот такой она была, когда ее впервые начали выпускать в Атланте.

Мерлин кивнул. Он не раз слышал об этом. Кокаин заменили кофеином где-то году в 1903, а может, и в 1912, согласно Закону о пищевых продуктах и медикаментах.

Джад посмотрел на него.

— Запросите по телексу спецслужбы, что еще они могут сообщить о докторе Ивансич. Как это они не знают, что она провела целый год с Мао Цзедуном перед его смертью? А заодно пускай возьмут под колпак Ли Чжуаня. Сдается мне, в кваалудной сделке у него свой особый интерес.

Мерлин, не мигая, смотрел на него.

— Хорошо, сэр. Что-нибудь еще?

Джад помотал головой.

— Я, пожалуй, вздремну. Разбудите меня, когда Ли Чжуань договорится о встрече с мистером Лином.

В голосе надменной продавщицы-француженки звучали высокомерные нотки:

— У нас есть последние журналы — «L’Officiel», «Vogue» и другие. Вы можете выбрать любую модель по фотографии, и мы выполним ее за двенадцать часов.

Софья обратилась к девушке по-французски. Продавщица слушала, кивая, наконец жестом пригласила их садиться и вышла.

— Что вы ей сказали? — осведомилась Джинни.

— Я сказала, что нас интересует не «от кутюр», а исключительно «прет-а-порте»[5], и в Гонконге мы пробудем всего три часа.

Продавщица вернулась с другой женщиной, судя по всему, менеджером.

— Что конкретно интересует мадам?

Софья ответила по-английски:

— Два костюма, один шерстяной, другой из какой-нибудь легкой материи. Три дневных платья, одно черное платье для коктейлей и одно длинное вечернее платье, тоже черное. Соответствующие аксессуары и обувь. Три юбки: белая, беж и черная. Шесть деловых шелковых блузок разных цветов. Две пары летних брюк: темно-синие и черные. Три пары джинсов.

— Поняла вас, мадам, — почтительно произнесла женщина-менеджер. — Будьте любезны, пройдите со мной в примерочную.

В просторной примерочной Джинни присела в кресло, а Софья начала раздеваться. При виде ее хлопчатобумажного белья менеджер скорчила легкую гримаску.

— Может быть, мадам заинтересует наше белье? — предложила она. — У нас представлены все новейшие стили. Есть белье французское и американское, шелк и нейлон.

Софья улыбнулась:

— Спасибо. Возможно, я что-нибудь выберу.

Менеджер подошла к ней с портняжным метром, Софья расстегнула лифчик и сняла трусики. Продавщица профессиональными движениями обмерила ее и вышла из примерочной.

Джинни восхищенно посмотрела на Софью:

— Я вам уже говорила, что в вашей одежде не видно, какая у вас потрясающая фигура.

— Спасибо, — сказала Софья.

— Не удивительно, что мистер Крейн пожелал подарить вам новый гардероб.

Софья улыбнулась:

— Я решила, что он одевает всех своих подружек.

Джинни усмехнулась в ответ:

— Далеко не всех. И уж во всяком случае никогда не одевал своих врачей.

Софья посмотрела в зеркало, занимавшее всю стену от пола до потолка, и встретилась глазами с Джинни, которая стояла у нее за спиной. Джинни спросила:

— Где вам делали грудь?

— Нигде, — ответила Софья, глядя в зеркало на отражение Джинни.

— Такая красота, что трудно поверить, — сказала Джинни.

Софья в зеркале смотрела прямо на нее.

— Потрогай, если не веришь.

Поколебавшись мгновение, Джинни обняла ее сзади, обхватила груди ладонями. В зеркале — зрачки в зрачки — сходились их взгляды. Руки стюардессы были горячими, и Софья почувствовала, как у нее твердеют соски.

— Теперь веришь мне? — шепотом спросила она.

Медленно, блаженно, не отрывая взгляда от зеркала, Джинни отняла ладони и охрипшим голосом прошептала:

— Да.

И почти сразу же дверь в примерочную распахнулась. Джинни едва успела вернуться к своему креслу, как вошли несколько девушек с ворохами одежды.

Солнце припекало. Воздух на дальнем конце острова, у воды, был горячим и влажным. Ли Чжуань и Джад стояли рядом с матросом у руля небольшого катера «Рива». Ли Чжуань протянул руку и показал на моторную яхту, стоявшую в полумиле от них:

— Вон его судно. Всегда стоит в этой бухте.

— Думаете, он там? — спросил Джад.

— Нет, по расписанию у него сейчас плавание, — ответил Ли Чжуань. — Он сказал, что сможет принять вас не раньше, чем через три дня.

— Мы с ним сейчас поговорим, — заявил Джад категоричным тоном. — Снижайте скорость до двух узлов, будем его искать.

Мощный мотор перешел с рева на шепот. «Рива» начал плавно описывать широкую окружность. Через десять минут они увидели покачивающийся на воде желтый надувной плотик и три черных головы рядом.

Джад начал стаскивать одежду.

— Подруливайте к ним поближе, насколько возможно без риска.

Когда он скинул туфли и стянул носки, «Рива» был уже метрах в двадцати от купальщиков. Перешагнув через ветровое стекло, он ступил на нос судна, взметнул вверх руки, и черные головы в воде разом обрели лица, повернутые в его сторону.

— Глушите двигатель, — приказал Джад.

Он стоял на носу в одних плавках и прекрасно видел, как один из пловцов поднял «узи», профессиональным движением срывая с него водонепроницаемый пластиковый чехол.

Джад прыгнул в воду и быстро подплыл к человеку с автоматом.

— Будьте осторожнее с этой игрушкой, — сказал он ему. — Не ровен час, от нас от всех могут одни клочки остаться.

Джаду ответил не стрелок, а другой купальщик. В его голосе не было слышно страха.

— Что вам от нас надо?

— Я Джад Крейн, — представился Джад, балансируя на месте.

Человек посмотрел на него с удивлением.

— Разве вам не передали, что мы назначили вам встречу через три дня?

— Передали, — сказал Джад. — Но, по-моему, нам лучше поговорить сейчас.

— Здесь? В воде?

— Можно и в воде. Не это главное.

— Весьма нестандартный ход, должен сказать, — лицо человека исказило некое подобие улыбки. — Вы всегда проводите переговоры таким манером?

— Как правило, нет, — признался Джад. — Но и с такими людьми, как С. Юань Лин, не часто приходится встречаться.

Мистер Лин рассмеялся.

— А вы моложе, чем я думал, мистер Крейн.

— Спасибо, — сказал Джад. — Уделите мне толику вашего благосклонного внимания.

— У китайцев есть пословица, — сказал мистер Лин, — «Не пожелавший слушать упустит возможность».

Джад подплыл поближе к нему, и теперь они, балансируя в воде, очутились лицом к лицу.

— Мне известно, что вы внесли двадцать миллионов долларов задатка за шесть судов, которые строит для вас «Мицубиси»; известно и то, что весной три из них ожидает пробный спуск на воду.

Мистер Лин утвердительно кивнул:

— Правильно.

— Но может быть, вам неизвестно, что «Мицубиси» планирует совместить это пробное плавание с доставкой стали для моста, который я строю в Малайзии. После этого суда передадут вам, и вы заплатите остаток стоимости по соглашению сверх задатка.

Китаец помолчал, обдумывая услышанное.

— И сколько же они собираются получить с вас за доставку вашей стали?

— Восемьсот тысяч долларов.

С. Юань Лин одобрительно покивал:

— До чего умны эти японцы!

Джад покивал ему в такт:

— Чрезвычайно умны!

— Вас устроит четыреста тысяч долларов?

— Устроит, — сказал Джад.

— Значит, договорились, — и китаец протянул ему руку. — Могу я пригласить вас пообедать на борту моей яхты?

— Примите мои извинения, — сказал Джад. — Но сегодня я никак не смогу. Однако сочту за честь навестить вас в другой раз, если вы позволите.

— Буду рад, — ответил китаец. — В любое время.

Джад поплыл к «Риве». Матрос протянул ему руку и помог взобраться на борт. Джад обернулся, помахал на прощание продолжавшему плавать китайцу и, вновь повернувшись к матросу, бросил:

— Поехали!

«Рива» начал медленно задним ходом удаляться от пловцов, описывая при этом широкий круг, затем рулевой дал полные обороты, и моторка понеслась к берегу.

Глава одиннадцатая

Лимузин подкатил прямо к самолету. Софья и Джинни вышли.

— Я скажу, чтобы все отнесли в каюту.

— Спасибо, — Софья улыбнулась, коснулась рукой волос, и в ее голосе прозвучали нотки беспокойства: — Думаешь, ему понравится?

Джинни засмеялась:

— Если нет, ему просто лечиться надо.

— Я лет пять не была в парикмахерской, — сказала Софья. — Даже не узнала себя в зеркале.

— Вы великолепно выглядите, — сказала Джинни. — Не терзайте себя.

— Это стоило целого состояния.

— Только не для него, — сказала Джинни. — Ну, идемте. Сейчас принесут одежду, и вы сможете надеть что-нибудь из нового. Он сразу упадет.

Наверху, в холле, Софья столкнулась с Ли Чжуанем. Вежливо поклонившись, он спросил:

— Как съездили за покупками, доктор? Успешно?

— Даже очень. Спасибо, — сказала она. — А мистер Крейн на борту?

— Он у себя, принимает массаж, — ответил китаец и протянул Софье руку. — Очень приятно было с вами познакомиться.

— Вы уже уходите? — спросила она.

— Да, — сказал он. — Мне надо к себе в контору, а самолет улетает в Штаты в восемь часов.

Она посмотрела на часы. Было уже семь.

— Всего час остался, — удивилась она.

Он кивнул:

— Но мистер Крейн велел командиру ждать вашего возвращения, сколько понадобится, — и, выдержав паузу, перешел на китайский: — Я не сказал ему, что мы знакомы.

Она посмотрела в его бесстрастные глаза и ответила тоже по-китайски:

— Спасибо, товарищ.

Он быстро заговорил:

— По-моему, он будет больше доверять вам, если вы сами ему расскажете о своей работе у Мао. Зачем ждать, пока это раскопают спецслужбы?

Она молча кивнула.

— А я, в свою очередь, буду весьма благодарен, если вы передадите мне все, что он скажет по поводу фармацевтической сделки.

— Хорошо, товарищ.

Он снова перешел на английский:

— Надеюсь, мы еще увидимся, доктор.

— Надеюсь, мистер Ли Чжуань, — сказала она по-английски. — Еще раз спасибо вам за помощь.

Выходя, он столкнулся в дверях с Джинни, следом за которой шли двое посыльных, нагруженные пакетами и коробками.

У изголовья негромко, но настойчиво зазвонил телефон. Она повернула реостат — комната сразу осветилась мягким рассеянным светом — и чуть хриплым со сна голосом произнесла в трубку:

— Да…

— Извини, — донесся до нее далекий голос Джада, — я не хотел тебя разбудить.

— Ничего-ничего, — сказала она. — Вот не думала, что можно так устать от хождения по магазинам.

— Тебе понравилось?

— Как ни странно, да, — сказала она. — Кстати, спасибо тебе за все эти чудесные вещи.

— Мне хотелось доставить тебе удовольствие.

— Хороший был массаж? — спросила она.

— Да, — он, казалось, не сразу сообразил, что ответить. — А ты не хочешь попробовать?

Внезапно в ее сознание вторгся гул двигателей. Она выглянула в иллюминатор — в ночном небе мерцали звезды.

— Ты хочешь сказать, что с тобой и массажист летает?

— Не массажист, а две массажистки. И очень хорошие. Но они летят с нами только до Гонолулу, а потом вернутся в Гонконг.

Она не отвечала.

— Ну, это ты еще успеешь решить, — сказал он. — Я вообще-то звоню спросить: ты со мной поужинаешь?

Она посмотрела на табло электронных часов с голубыми светящимися цифрами:

— Сейчас половина одиннадцатого.

— Не торопись, — сказал он. — Я подожду.

И прежде, чем она успела ответить, в трубке прозвучал отбой. Потянувшись, она села в кровати, снова сняла трубку и нажала кнопку вызова стюардессы.

— Да, доктор, — ответила Джинни.

— Для меня найдется кружка горячего кофе? — спросила она.

— Конечно, доктор, — сказала Джинни. — Сию минуту принесу.

Софья вылезла из постели и пошла в душ. Когда через несколько минут она вышла оттуда, обернутая полотенцем, стюардесса уже ждала ее.

Кофе был горячим, черным и крепким.

— То, что надо, — сказала Софья.

Джинни не уходила.

Софья с недоумением посмотрела на нее:

— Ты что-то хочешь сказать?

Сдавленным голосом девушка проговорила:

— Вы к нему собираетесь, да?

Софья кивнула:

— Конечно.

Из глаз Джинни брызнули слезы:

— Пожалуйста! Не ходите туда! Хотя бы сейчас не ходите! У нас был такой прекрасный день…

— Джинни, — мягко, успокоительно произнесла она, — что ты, детка!

— Ну, пожалуйста! — умоляла Джинни. — Я не хочу, чтобы он и вас использовал и бросил, как всех… Я вас люблю.

— А что, ты… когда-нибудь…

Джинни не дала ей договорить:

— Нам не приходится выбирать. Он всех нас скупил на корню!

Софья с материнской нежностью привлекла ее к себе. Девушка уткнулась ей в плечо, и голос ее зазвучал глуше:

— Но вы не должны танцевать под его дудку. Вам он не хозяин.

— Детка моя! — шептала Софья. — Ты не знаешь жизни! Над каждым, да-да, над каждым есть свой хозяин, а часто и не один.

Джинни подняла мокрое лицо.

— Так вы не влюблены в него?

— Нет, — сказала Софья. — Я не влюблена в него.

— Но все равно пойдете?

— Да, — кивнула Софья.

— Я его ненавижу! — яростно выкрикнула Джинни.

Софья молчала.

— А меня вы могли бы полюбить? — спросила Джинни.

Их глаза встретились.

— Может быть, со временем… — пробормотала Софья.

Из иллюминатора лились потоки солнечного света, слепили глаза. Она зажмурилась и повернулась на другой бок. Но голова все равно раскалывалась от боли, и, открыв глаза, она села в постели. Вздохнула, огляделась: она была в своей комнате. Странно, подумалось ей, разве она спускалась к себе?

Она сползла с постели и, пошатываясь, побрела в ванную. Наскоро проглотив две таблетки аспирина и пять миллиграммов валиума, встала под душ, открутив кран до упора. Сначала холодная струя, потом горячая, потом снова холодная. Голова понемногу начала проясняться.

Она вышла из-под душа, потянулась за полотенцем и остолбенела, пораженная тем, что увидела в зеркальной стене: ее обнаженное тело, от упругих грудей до бедер, все сплошь было покрыто мелкими фиолетово-черными синяками. Она смотрела на свое отражение ошеломленная, не веря собственным глазам. Лобок был наголо обрит, венерины губы набухли и вздымались, как Везувий, а клитор, красный и воспаленный, вываливался наружу, как лава из жерла вулкана.

Тяжело вздохнув, она повернулась и через плечо посмотрела в зеркало на свою спину. Спина и ягодицы были исполосованы тонкими красными линиями — следами бича. Она потрогала синяки — не больно; коснулась пальцами ягодиц, груди — нет, ничего не болело.

Пребывая все в том же оцепенении, она закуталась в полотенце, вернулась в комнату и там, сидя на кровати, попыталась вспомнить, что же произошло ночью. Но в памяти зияла пустота.

Она сняла трубку и нажала кнопку вызова стюардессы. Ответил старший стюард Рауль:

— Слушаю, доктор.

— Когда мы садимся в Гонолулу?

Бесстрастный голос Рауля ответил:

— Мы вылетели из Гонолулу три часа назад, доктор.

Она на мгновение замялась.

— Вы не могли бы попросить Джинни, чтобы принесла мне кофе?

— К сожалению, доктор, — без всякого выражения сообщил стюард, — Джинни снята с полета в Гонолулу. Я велю принести вам кофе.

И тогда она вспомнила. Сразу, едва положила трубку. Это было похоже на кошмарный сон. Миниатюрные китаянки-близнецы, одинаковые, как две горошины из одного стручка, обнаженные, катают в пальцах небольшой шарик опиума, зажигают трубку и ловкими маленькими ручками подносят черенок к ее рту.

Потом — волшебные облака и серебряный туман наполняют ее тело, и она чувствует, как оно прекрасно, когда руки крошечных китаянок касаются его, и каждый нерв источает любовь. Потом наступил оргазм, взорвавший ее, расколовший на миллион осколков и швырнувший их в черноту ночи.

Но черноту разорвала боль. Борясь со всесилием ночи, она изо всех сил продиралась к ясности сознания, и боль возникла снова, настойчивее и сильнее. Она открыла глаза и увидела Джинни с лицом, искаженным гневом и ненавистью, с оскаленными зубами. И вдруг — тонкие хвосты плетки. Она закричала — безудержно и пронзительно.

И тогда резко распахнулась дверь. Джинни вдруг исчезла, а на ее месте появился Джад. Она попыталась что-то сказать, но не услышала собственного голоса.

Наконец она различила его голос, приказывавший:

— Лед, прокаин и АКТГ-мазь. Побольше! Инъекцию димедрола.

— Больно, — простонала она. — Больно.

— Сейчас пройдет, — сказал он, и она снова провалилась в темноту.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказала она.

В комнату заглянул Джад.

— Можно?

Она кивнула.

Он дождался, пока стюардесса поставит на маленький столик у изголовья поднос с кофе и уйдет.

— Как ты себя чувствуешь?

— Неважно, — сказала она и, отпив кофе, добавила: — Может, хоть ты мне объяснишь, что случилось?

— Ты уснула после опиума, — сказал Джад, — и тебя перенесли спящую.

— Спасибо, — сказала она. — Но меня чуть не убили.

— Девчонка оказалась не в себе, — сказал он. — Нам урок. Мы все поняли, только когда прибежали туда и увидели этот кошмар своими глазами.

Она виновато посмотрела на него.

— Извини. Я доставила тебе столько хлопот.

— Ты ни в чем не виновата, — сказал он. — Не горюй, все обошлось, а это главное.

Они помолчали, и она тихо сказала:

— Спасибо тебе за все.

— Мы будем в Сан-Франциско примерно через четыре часа, — сказал он. — Пока тебе лучше всего поспать. А там я знаю врача, который вылечит твои синяки за один день.

Глава двенадцатая

Вертолет, доставивший их из аэропорта Сан-Франциско в Крейн-Сити, приземлился ровно в одиннадцать часов утра. Их уже ждали: на поле стояли два автомобиля, чуть поодаль — несколько человек.

Один из них, высокий представительный мужчина с проседью в волосах, первым протянул Джаду руку. Отвечая на его рукопожатие, Джад воскликнул:

— Джим! Спасибо, что пришли встретить нас, — и, обернувшись к Софье, пояснил: — Софья, это доктор Марло, бригадный генерал в отставке. В свое время он возглавлял Ожоговый центр НАСА в Хьюстоне. Джим, это доктор Ивансич, или просто Софья.

Два доктора пожали друг другу руки.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Джим.

— Все болит, — ответила Софья. — Но я чувствую, что эти ушибы носят поверхностный характер.

Джим улыбнулся:

— Вот и посмотрим. Я положу вас в клинику.

Софья вопросительно посмотрела на Джада.

Он ободряюще улыбнулся:

— Я буду у себя в правлении. Джим сделает все, что надо, и доставит тебя ко мне.

Машина доктора Марло отъехала первой. Джад со Скорым Эдди и Мерлином сели в другой автомобиль. Подняв оконное стекло и перегородку, отделяющую шофера от пассажиров, Джад строго посмотрел на Мерлина:

— Как это получилось, что медики своевременно не обнаружили у Джинни латентный психоз?

— Совершенно непонятно, — сказал Мерлин. — Сейчас они пересматривают все тесты.

— Пусть представят мне полный отчет и перечень новых тестов. Еще один псих вроде нее — и мы запросто можем разлететься на части прямо в воздухе.

Мерлин знал: лучше ничего не отвечать. Внешне Джад всегда оставался спокойным, но ничего не забывал и ошибок не прощал.

Давая понять, что тема исчерпана, Джад спросил:

— Вы уведомили Джадсона, что мы договорились с С. Юань Лином?

— Да. Он очень обрадовался. И просил передать вам, что работает над усовершенствованием мостовых конструкций. Это должно дать нам еще около миллиона долларов.

Джад удовлетворенно кивнул:

— Прекрасно, — и тут же спросил: — Барбара ждет меня в правлении?

— Да, сэр.

Джад снова кивнул, откинулся на спинку сиденья, опустил перегородку и щелкнул пальцами. Скорый Эдди оглянулся. Он знал, что от него требуется.

Золотой флакончик и ложечка перекочевали из его ладони в руку Джада. Зажав их в кулаке, Джад отвернулся в угол машины. Два глубоких вдоха — и он ощутил прилив бодрости. Он закрыл флакон и вместе с ложечкой передал его обратно Скорому Эдди.

Он поцеловал Барбару в щеку.

— Прекрасно выглядишь!

— Подлиза! — улыбнулась она. — Я шестидесятилетняя старуха.

— Я словами не бросаюсь, — сказал он. — Ты дашь фору любой сорокалетней.

— Спасибо. А ты выглядишь усталым.

— Действительно, устал, — согласился он. — Но ничего. Я хорошенько отдохну в Бока-Ратоне.

— Осталось только присвоить мне корпоративный титул, — сказала она.

— Считай, что ты его имеешь. Так как тебя теперь называть?

— Фея-крестная, — она засмеялась, но, сразу посерьезнев, добавила: — Я беспокоюсь за тебя.

— Все будет хорошо, — заверил он.

— Надеюсь, эта докторша, которую ты привез из Югославии, сможет тебе помочь, — сказала она. — И больше не свяжется с грубыми лесбиянками.

Он удивился:

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, раз говорю. Я же фея-крестная, — ответила она и, помедлив, добавила: — Я видела телекс, который ты послал в клинику.

Он раздосадованно покачал головой:

— Черт возьми!

— Не сердись, — улыбнулась она. — Ты же знаешь, у тебя очень сплоченная семья.

— Да, я замечаю, — сказал он. — Что, и при отце так же было?

— При отце тем более, — подтвердила она. — Он никогда не отдалялся от семьи так, как ты.

Он посмотрел на окна здания. Наступало обеденное время, и комнаты пустели одна за другой. Он снова повернулся к Барбаре:

— Джек Мелони говорит, что НАСА не хочет сотрудничать с нами. А Хьюз тем временем прибрал к рукам еще шесть спутников.

— Верно, — сказала она. — Я узнавала у генерала Страйкера. Это мой старый друг. Он тоже сказал, что у Хьюза прочные позиции.

— Мне нужно только два из этих шести.

— Его нелегко будет потеснить.

Он на минуту задумался.

— Мы поставляем Хьюзу полупроводники, так?

— Да, — кивнула она.

— Они уже отгружены?

— Не знаю, — сказала она. — К чему ты клонишь?

— Если Хьюз не получает полупроводников, спутники не выходят на орбиту, верно?

— Я не инженер, — пожала плечами она.

Джад вызвал Мерлина.

— Позвоните в отдел поставок Хьюза и предупредите, что мы не сможем отгрузить им полупроводники. Скажите, что партия еще не готова и мы пока не знаем, сколько времени потребуется, чтобы закончить работу.

— Это обойдется вам в сорок миллионов долларов неустойки, — сказал Мерлин.

— Черт с ними! — бросил Джад.

— Хозяин — барин, — сказал Мерлин и вышел.

Джад повернулся к Барбаре:

— А теперь тебе предоставляется случай поработать феей-крестной. Позвони своему другу генералу Страйкеру и скажи, что благодаря родству со мной можешь помочь уладить дело с полупроводниками, если они уступят мне два спутника.

— Это шантаж, — сказала она.

— Чистой воды, — подтвердил он.

Она засмеялась:

— Это мне нравится, — и уже в дверях, обернувшись, добавила: — Я знаю систему Хьюза. У него все решения проходят по инстанциям, а на это нужно время.

— У меня время есть. Это они торопятся.

— Когда я увижу твою докторшу? — спросила она.

— За ужином.

— Чудесно, — сказала она и вышла.

— Я не знала, что доктор Марло муж твоей мачехи, — сказала Софья, глядя, как Скорый Эдди открывает дверь люкса, снятого Джадом в отеле у Марка Хопкинса.

— Уже шесть лет, — сказал Джад, пропуская ее вперед.

— Она у тебя молодая.

Джад кивнул.

— А доктор Марло просто гений. Я понятия не имела о таких методиках. В некоторых вещах американская медицина опередила нас на целую эпоху.

— Что он применял?

— Комбинацию АКТГ, прокаина и антиаллергического коллагена в виде внутримышечных инъекций. У него такая легкая рука, просто не чувствуешь иглы.

— Да, он крупный специалист, — сказал Джад. — Его не хотели отпускать из НАСА. Но ему уже семьдесят, он решил, что с возрастом не поспоришь, и ушел.

— Ты говорил, у них красивый дом в Ноб-Хилле, так, кажется? Давно они там живут?

— Он оттуда родом, — сказал Джад, — там жило не одно поколение его предков.

— Мне подумалось, что твоя мачеха счастливая женщина.

— Так и есть, — сказал он, ведя ее в спальню.

В дальнем конце комнаты перед стрельчатыми — от пола до потолка — окнами стояла овальная гидромассажная ванна Джакузи. Он нажал на кнопку, включая воду, и посмотрел на нее:

— Тебе водные процедуры не противопоказаны?

— Если вода не очень горячая, можно, — ответила она.

— Тридцать пять градусов.

— Нормально.

— Тогда давай искупаемся, — сказал он.

Он влез в ванну первым и, сидя там, смотрел, как она, обнаженная, идет к нему.

— Да, он крупный специалист, — снова повторил он. — Синяки почти прошли.

— До завтра должны совсем исчезнуть — он обещал.

Она осторожно поставила одну ногу на ступеньку и потрогала воду:

— Хороша.

Он протянул ей руку и не смог сдержать широкой улыбки.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— Твоя киска, — сказал он, — как у младенца.

— Это так смешно?

Он покачал головой.

— Наоборот. Грандиозно. Особенно то, как клитор выдается наружу.

Она сверху посмотрела ему в глаза:

— Хочешь съесть ее, пока я не залила все водой и мылом?

— Что за вопрос!

Она потянулась к нему и, широко расставив ноги, оседлала его лицо.

Глава тринадцатая

Доктор Ли Сойер, директор Крейновского центра медицинских исследований в Бока-Ратоне, штат Флорида, мужчина лет сорока, среднего роста, лысый, с водянисто-голубыми глазами и унылым выражением лица, вызывающим ассоциации с бассетхаундом, сидел рядом с койкой Джада.

— От кого-кого, но от вас такого прилежания не ожидал, — говорил он. — Дай Бог памяти, когда это вы в последний раз три дня просидели на одном месте?

Джад рассеянно взглянул на него:

— Не знаю. А где Софья?

— Она пожелала сама обработать все ваши тесты, — сказал доктор Сойер. — Я выделил ей комнаты на этом же этаже, рядом с вами.

— Как она вам показалась?

Доктор Сойер пожал плечами:

— Все время что-то спрашивает. Честное слово, я не понимаю, зачем ей так много знать, — и, опустив глаза на лист бумаги, лежавший у него на коленях, углубился в его изучение. — Так, в соответствии с этой инструкцией, в первый день от вас потребуется шесть порций спермы на исследование, каждая из них будет поделена пополам, половина останется здесь, половину заморозят и отправят в Югославию. Причем, что самое интересное, эти порции надо сдать с промежутком в четыре часа.

— То есть у меня должна быть эякуляция?

— А что, вы знаете другой способ? — осведомился доктор Сойер. — Мало того, каждый раз мы должны выжать вашу простату до конца, до тех пор, пока пробы не окажутся совершенно пустыми.

Джад взирал на него с легким ужасом.

— Уж не знаю, какими средствами вы убеждали даму, — сказал доктор Сойер, — но она явно считает вас Тарзаном.

— Что там еще в списке? — спросил Джад.

— Компьютерная томография, ультразвук, рентгеноскопия всех внутренних органов, пункция важнейших органов, клинический анализ крови, анализ на содержание в ней кислорода, углекислого газа и азота, соскоб клеток кожи, волос, ногтей с пальцев рук и ног… Там еще много; хотите, чтобы я дочитал до конца?

— У меня и так голова кругом, — сказал Джад. — Она вам хоть объяснила, зачем ей все это нужно?

— Так велела доктор Забиски.

— Вы как-то продвинулись с автоклонированием клеток человека? — спросил Джад.

— Пока нет, — покачал головой доктор Сойер.

В комнату вошла Софья. В белом халате ее было не узнать.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — сказал он. — Послушай, а ты проводила такое обследование кому-нибудь еще?

— Один раз, — сказала она. — Обычно доктор Забиски наблюдает всех у себя в клинике. Ты второй, для кого она сделала исключение. А первым был Мао Цзедун.

У Джада округлились глаза:

— Ты и с ним работала?

— Да, — сказала она. — Я провела с ним целый год — до самой его смерти. Доктор Забиски предупреждала его, что ничего не выйдет, но он все равно настоял на полном курсе лечения.

— И как же ты его лечила?

— Доктор Забиски раз в неделю присылала самолетом сыворотку, и я делала ему внутривенные инъекции утром и вечером.

— Что за сыворотка? — спросил он.

— Не знаю, — сказала она. — Доктор Забиски никому не раскрывает рецепт. Китайцы проводили лабораторный анализ, пытаясь выявить компоненты, но ничего не добились.

— Кто бы мог подумать, — заметил доктор Сойер.

— Они испытали все виды анализа: химический, спектральный, изотопный, радиометрический, и ни один не дал результата. Поверьте мне, кроме доктора Забиски, рецепта не знает никто. Вероятно, у нее есть своя система защиты от попыток раскрыть секрет сыворотки.

— Мне это не нравится, — заявил доктор Сойер, повернувшись к Джаду. — Кто знает, что за адскую смесь она может прислать? А если это вас убьет?

Софья укоризненно посмотрела на него:

— Я хорошо знаю доктора Забиски. Весь смысл ее существования в продлении человеческой жизни. Это ее единственная цель и мечта.

Джад пожал плечами и сказал, обращаясь в основном к доктору Сойеру:

— Пока что я собираюсь только пройти обследование. Уж оно-то мне наверняка не повредит.

Доктор Сойер нехотя кивнул.

— Тогда давайте начнем, — сказал Джад. — А там видно будет.

Софья улыбнулась ему:

— Первое, что от тебя требуется, — это пораньше лечь и хорошенько выспаться. Мы начнем в шесть утра.

— Но сейчас всего семь часов, — запротестовал Джад. — Я еще не ужинал.

— Сейчас тебе принесут легкий ужин, — сказала Софья. — А в девять ты должен спать.

В это время рядом с кроватью зазвонил телефон. Он поднял трубку:

— Да?

Это была Барбара.

— Я только что говорила с генералом Страйкером. Он сказал, что третий день сидит на телефоне, но не может добиться ответа на твое предложение по спутникам. Он говорит, мы можем не успеть. Первый запуск назначен на первое апреля. Юристы их компании уже подготовили иск на случай, если мы задержим поставки.

— Почему он не может добиться ответа? — спросил он.

— Только два человека могут дать добро на замену. Билл Гей и сам Говард Хьюз. И оба вне пределов досягаемости. Гей за границей, и никто не знает, где. А Хьюз в Акапулько, но к телефону не подходит.

— Что-то мне не верится, — сказал Джад.

— Это правда, — сказала она. — Страйкер говорит, уже много лет Хьюз ни с кем не разговаривает напрямую. Все его распоряжения поступают через Гея или его людей, которые всегда рядом с Хьюзом.

— Значит, нам придется повидаться с Хьюзом! — сказал Джад. — Спасибо за звонок. Если что, я с тобой свяжусь.

— Всего хорошего, — сказала Барбара. — Целую тебя.

— Взаимно, — сказал он и, положив трубку, сел в постели. — Одежду мне. Очень жаль, но обследование придется отложить на несколько дней.

Софья смотрела на него почти в отчаянье:

— Но все уже подготовлено!

— Очень жаль, — повторил он, спуская ноги с кровати, и обратился к доктору Сойеру: — Сделайте одолжение, пришлите ко мне поскорее Мерлина.

Не успел Джад застегнуть рубашку, как Мерлин был в палате.

— Да, сэр?

— Свяжитесь с экипажем самолета, сообщите им, что мы вылетаем в Акапулько немедленно, как только я доберусь до аэропорта. Потом позвоните в Мехико генералу Мартосу, скажите, что я прошу у него десять человек из отряда особого назначения «Федералес» для встречи самолета в Акапулько; пообещайте ему сто тысяч долларов и по тысяче для каждого полицейского. Еще скажите, что мне надо узнать, где в Акапулько останавливается Хьюз, и проникнуть к нему, минуя охрану. — Он натянул носки и сунул ноги в туфли. — Жду вас через десять минут в автомобиле.

Мерлин вышел. Джад повернулся к Софье:

— Чувствуй себя как дома. Я вернусь дня через два.

Она умоляюще посмотрела на него:

— Я никогда не была в Акапулько.

— Тогда поехали, — сказал он.

— А что взять из одежды? — спросила она.

Он рассмеялся:

— Там нужно только бикини.

Глава четырнадцатая

Как только самолет приземлился в Акапулько, на борт поднялся высокий молодой человек в военной форме. Лихо отдав честь Джаду, он представился по-английски:

— Подполковник Айала!

— Джад Крейн, — сказал Джад, пожимая руку военного.

— Я адъютант генерала Мартоса. Он прислал со мной информацию, которую вы просили. — Подполковник протянул Джаду папку с бумагами. — Если не возражаете, я поясню, поскольку тут по-испански.

— Спасибо, подполковник, — сказал Джад и подвел военного к небольшому столу для совещаний в главном салоне.

Подполковник разложил бумаги:

— Сеньор Хьюз снимает верхний этаж в отеле «Принцесса Акапулько». Вот план. Вы видите, что угловая комната, самая большая, которую сеньор Хьюз занимает лично, выходит на море. Рядом с ней комната поменьше, там находится несколько телефонов, телекс, стулья и две кушетки. Здесь всегда сидит дежурный, и дверь отсюда в комнату сеньора Хьюза всегда открыта. Апартаменты включают еще четыре комнаты, в них располагается персонал сеньора Хьюза. Обычно в его команде пятнадцать человек, но на данный момент точное число нам неизвестно. Мы знаем, что четверо уехали из Мехико, а также что при сеньоре Хьюзе нет сейчас его личного врача. Несколько дней назад к сеньору Хьюзу вызывали гостиничного врача. Мы узнали, что сеньор серьезно болен и нуждается в госпитализации, однако до возвращения его личного доктора — а он должен прибыть завтра — ничего предприниматься не будет.

Джад с тревогой посмотрел на военного:

— Доктор считает, что болезнь мистера Хьюза опасна?

— Мы знаем только, что ему был назначен анализ крови, но так и не знаем, сделан ли он.

— Люди Хьюза вооружены?

— Некоторые, да, — сказал подполковник. — Это не профессиональные телохранители, скорее что-то вроде секретарей и референтов. Профессиональный охранник стоит у дверей лифта, но он мексиканец, из охраны отеля, и его квалификация не высока.

Джад углубился в план этажа.

— Как вы думаете, шум будет слышен в других комнатах?

— Смотря какой шум, — насторожился военный.

— Нет, не стрельба, — сказал Джад. — Голоса, разговор.

— Должно пройти нормально, — сказал военный. — Если мы поднимемся на грузовом лифте, минуя вестибюль, то легко снимем охранника, поскольку он стоит лицом к пассажирскому лифту. Правда, элемент случайности может поджидать со стороны тех, кто находится в номере.

— Я никому не хочу причинить вреда, — сказал Джад, продолжая изучать план. — Мне просто надо поговорить с Хьюзом, вот и все.

— Понимаю, сеньор, — сказал военный. — Вы один пойдете с нами?

Джад задумался на мгновение, потом обернулся к Софье:

— Пойдешь со мной? Если он болен, ты сможешь оказать помощь.

— Конечно, — сказала она.

— Эта дама мой доктор, — объяснил он военному. — Она будет сопровождать нас.

Военный скептически покосился на Софью, но произнес с должной почтительностью:

— Как прикажете, сеньор.

От аэропорта до отеля было восемь километров, да еще километр по дороге, огибающей территорию отеля, мимо площадок для гольфа, до главного входа. Софья на заднем сиденье не отрывалась от окошка.

— Какая красота! — сказала она Джаду. — Побыть бы здесь подольше.

Джад улыбнулся:

— У одного моего друга вилла в этих краях. Можно остаться на выходные.

— В следующий раз, — сказала она. — Сейчас тебя ждет обследование.

Подполковник Айала, сидевший рядом с водителем, откинулся на сиденье и обернулся к ним:

— Мы подъедем к служебному входу.

Джад кивнул и, оглянувшись, посмотрел в заднее стекло. За ними ехал черный фургон с солдатами. Машины миновали главный вход и подъехали к служебному.

Все вышли, подполковник скороговоркой спросил что-то у швейцара, и тот молча махнул рукой, показывая, куда идти. Они прошли по коридору цокольного этажа, вошли в грузовой лифт, опередив горничную, уже втолкнувшую было в него свою тележку с грязным бельем. Подполковник что-то резко сказал, и женщина попятилась, суетливо дернув тележку к себе. Подполковник нажал кнопку на панели, двери закрылись, он пристально посмотрел на Джада и Софью:

— Не выходите из лифта, пока я не скажу.

Джад кивнул. Над дверями медленно сменяли друг друга светящиеся номера этажей. Казалось, прошла целая вечность, пока загорелся последний.

Не успели двери раскрыться до конца, как первые несколько солдат выскочили из лифта. Выждав одну-две секунды, за ними устремились остальные. Подполковник Айала жестами поторапливал последних. Когда все вышли, он нажал кнопку, блокирующую закрытие дверей.

Мгновение — и охранник с заломленными назад руками в наручниках уже лежал на полу лицом вниз перед пассажирским лифтом, который ему поручено было охранять. Подполковник что-то тихо спросил у него, глаза охранника забегали, он дернул головой в сторону одной из дверей.

Подполковник Айала, прижимаясь спиной к стене, бесшумно прокрался к двери, взялся за ручку. Незапертая дверь открылась свободно. Подполковник вошел в номер, Джад за ним. В комнате за столом, уткнувшись головой в скрещенные руки, спал человек.

Подполковник подошел к спящему сзади и легонько тронул за плечо. Человек поднял голову и оцепенел. Вылезшими из орбит глазами он глядел прямо в дуло кольта 45-го калибра. Его губы разомкнулись, но Джад заговорил первым:

— Спокойно! Вам не причинят зла.

Человек повернул голову на его голос, и Джад миролюбиво повторил:

— Не бойтесь, мы никого не тронем. — Он сделал паузу. — А где все остальные?

Человек выдохнул и затараторил:

— Трое на месте, спят; а остальные пошли в город — там сегодня кино на английском.

Джад указал подбородком на комнату Хьюза:

— Он там?

Человек утвердительно кивнул.

— Я хочу поговорить с ним, — сказал Джад.

— Никак невозможно, — сказал человек. — Он болен и сейчас спит.

— Разбудите, — сказал Джад.

— Никак невозможно, — повторил человек. — Он без сознания. Кажется, он что-то принял.

— Проводите нас к нему. Эта дама врач.

Человек окинул быстрым взглядом Софью, задержался на докторском саквояже в ее руке и встал.

В комнате, куда они вошли, было темно, окна закрыты плотными шторами, только на столике у изголовья кровати слабо горел ночник. Огромный — от стены до стены — ковер на полу был весь закрыт бумажными салфетками, тщательно уложенными встык одна к одной. В комнате стоял удушливый тяжелый запах, и даже кондиционер не в силах был справиться с ним.

— Неужели нельзя раздвинуть шторы, открыть окна, — сказал Джад. — Пусть выветрится вонь, и уберите эти чертовы салфетки, от них один беспорядок!

— Невозможно, — ответил человек. — Все закрыто наглухо и опечатано. А салфетки снимать нам запрещено. Мистер Хьюз считает, что они защищают от микробов.

— Тогда хоть свет включите, — сказал Джад.

Человек включил лампу над дверью, и Джад смог наконец разглядеть лежавшего в постели. Он лежал на боку с закрытыми глазами, уткнувшись лицом в подушку, и трудно, с присвистом дышал приоткрытым ртом. Пряди спутанных, отросших почти до плеч седых волос разметались по подушке.

Минуту Джад смотрел, потрясенный, не веря своим глазам, потом тихо позвал:

— Мистер Хьюз!

Хьюз не шевельнулся.

Джад окликнул его еще раз, погромче.

— Он не ответит, — сказал их провожатый. — Я же говорил, он болен. Он уже почти неделю такой. Мы даже покормить его не можем.

Джад повернулся к Софье:

— Осмотри его.

Софья подошла к кровати, достала из саквояжа стетоскоп. Приложила к груди больного, послушала, потом нашла пульс и покачала головой:

— Он очень слаб.

Джад молча наблюдал за ней. Она приподняла простыню и окинула взглядом всю фигуру больного. Потом накрыла его снова, склонилась к самому лицу и пальцем подняла одно веко, обнажив глазное яблоко. Наконец она выпрямилась и произнесла:

— Этого человека надо немедленно госпитализировать.

— Что с ним? — спросил Джад.

— Могу сообщить только свои подозрения, — сказала она, — по-моему, у него начинается уремия.

— Как это его угораздило? — растерянно спросил Джад.

— Посмотри, — позвала она, приподнимая покрывало.

Джад подошел поближе.

— Видишь, — сказала она, — он весь исколот. А кроме того, организм обезвожен и крайне истощен. Кожа да кости. Да еще на голове свежий шрам, как будто нечаянно сорвали бородавку.

— А прямо сейчас, на месте, нельзя ему чем-нибудь помочь?

Софья отрицательно покачала головой:

— Нужно больничное оборудование.

— Ну, хотя бы укол, чтобы снять боль.

— Я чувствую, его уже не один раз кололи обезболивающим, — сказала она. — И потом, посмотри на его глаза: он в коматозном состоянии.

Джад понимающе кивнул и сделал знак провожатому выйти в соседнюю комнату. Там он спросил:

— Что за чертовщина у вас творится?

— Я только выполняю распоряжения, — сказал человек. — Нам приказано не трогать его, пока не вернется из Штатов его личный врач. А он должен прибыть завтра.

— Это кто же так приказал?

— Старик самолично. Еще на прошлой неделе, сразу, как только почувствовал себя плохо. А его приказов никто — ни единая душа! — не смеет ослушаться.

Джад недоуменно уставился на него:

— Неужели здесь никому невдомек, что он недееспособен? Кто здесь может назначить ему лечение?

— Только его личный врач, — упрямо повторил человек.

— Вот что, у вас есть телекс, — продолжал настаивать Джад, — свяжитесь с правлением компании. Должен же там кто-нибудь взять на себя ответственность.

— Телекс не работает.

— Позвоните по телефону.

— Мы уже позвонили. Вот, ждем завтра доктора.

Джад, ни слова не говоря, смотрел на человека еще минуту, потом повернулся к подполковнику:

— Пошли!

Софья схватила его за руку:

— Если не оказать ему помощь немедленно, он умрет!

Джад повернулся к ней, его глаза были холодны как лед.

— Что поделаешь!

— Но человек же погибает! — взмолилась она.

— Что хотел, то получил, — жестко сказал он. — Он мне ничего не должен, а я ему.

— Это твой принцип?

— А ты можешь предложить что-нибудь получше? — саркастически возразил он. — Думаешь, если бы я не дал денег на эти чертовы отели в Югославии, они бы отпустили тебя со мной?

Она молча посмотрела на него и вышла из комнаты. А он подошел к столу, за которым полчаса назад застал спящего дежурного, и выложил на него десять чеков по тысяче долларов:

— Это поможет вам забыть, что мы здесь были.

Дежурный сгреб чеки и засунул в карман:

— А разве здесь кто-то был?

На обратном пути во Флориду, промаявшись два часа, Софья не выдержала и поднялась к нему в каюту:

— Можно тебя на пару слов?

— Конечно, — сказал он и протянул ей телекс. — Зря катались. Только что Страйкер сообщил, что они принимают наше предложение.

Она отложила телекс, не читая, и сказала:

— Извини, это, конечно, не мое дело, но там человек умирает.

— Спасибо, что сказала, я бы не догадался.

— Но почему человек, который может себе позволить все, что душе угодно, живет вот так? — воскликнула она. — Замкнувшись в своем одиночестве, как в барокамере, обрубив всякие связи с реальностью?

— Может быть, ему казалось, что так он никогда не умрет, — сказал Джад и, помолчав, добавил: — А может быть, он как раз хотел умереть, только ему не хватало мужества.

Глава пятнадцатая

Яркое солнце Флориды отражалось в зеленом зеркальном стекле, которым было облицовано одноэтажное здание, находившееся в одном квартале от Крейновского медицинского центра. Его плоская крыша пряталась за ветвями гигантских флоридских кипарисов. Возле изумрудных стеклянных дверей красовалась небольшая медная табличка:

КРЕЙНОВСКИЙ ЦЕНТР

ЯДЕРНОЙ МЕДИЦИНЫ

Частное заведение

У запертых дверей неподвижно, как неживые, стояли двое вооруженных охранников в форме и одинаковых зеленых зеркальных очках от солнца.

Доктор Сойер остановил свой автомобиль с откидным верхом напротив входа и взбежал по ступенькам. На ходу кивнув охранникам, он приложил ладонь к пластинке идентификатора личности на фотоэлементах. На табло засветились буквы его имени, и двери бесшумно раздвинулись.

Вестибюль был совершенно пуст, если не считать еще одного охранника, сидевшего за столом между двумя лифтами. Увидев доктора, охранник сказал:

— Доктор Забиски просила передать, что будет ждать вас на четвертом уровне, сэр.

— Спасибо, — сказал доктор, входя в лифт. Двери плавно закрылись за ним, он нажал нужную кнопку, и лифт медленно поехал вниз. Индикатор этажей был здесь таким же, как в обычных лифтах, но показывал он совсем не то. Значки сменялись от «В», что означало «вестибюль», до «9», номера самого нижнего подземного уровня. Этажи этого здания уходили под землю.

На четвертом уровне он вышел из лифта и, кивнув очередному охраннику, заспешил по коридору в кабинет доктора Забиски. Он толкнул дверь без стука. Доктор Забиски сидела за столом.

— Я примчался сразу, как только узнал о вашем звонке, — сказал он встревоженно. — Что-нибудь случилось?

— Нет, все в порядке, — успокоительным тоном ответила миниатюрная докторша. — Мы перевели его в блок интенсивной терапии. Просто мне кажется, что в тот момент, когда мы его разбудим, вам следует быть рядом.

Опускаясь в кресло напротив стола, он не смог сдержать вздоха облегчения.

— Боже, — произнес он, доставая из кармана пиджака пачку сигарет и закуривая. Пальцы у него дрожали. — Это безумие. — Он глубоко затянулся. — Последние три года я живу с ощущением, что мы тут все сделались Франкенштейнами.

— Все врачи в душе Франкенштейны. — Она слегка улыбнулась. — Найдите мне хоть одного, кто бы не мечтал сравняться с Господом Богом!

— Да, пожалуй, — согласился Сойер, делая новую затяжку. — И одному, хотя и не врачу, уже удалось, не правда ли?

Она усмехнулась, но невесело глядели ее желтые кошачьи глаза:

— Джаду Крейну?

Так же невесело, в тон ей, усмехнулся и он:

— Что ему оставалось, ведь всем остальным это просто не по карману!

Она помолчала, потом энергично кивнула:

— Пожалуй, вы правы. Когда он при первой встрече предложил мне двадцать, а потом пятьдесят миллионов долларов, я не очень-то поверила. Мне тогда не хватало воображения представить, что где-то в мире может быть сразу столько денег. Но стоило мне посмотреть ему в глаза, и я поверила тут же и безоговорочно. Не в эти деньги, а в этого человека. Он способен поставить все знания, что накоплены в мире, на службу своей мечте. А мечта его — бессмертие.

— А у вас какая мечта? — спросил он, глядя на сигарету, тлеющую в пепельнице у нее на столе.

— Мне хотелось бы послужить его мечте, — сказала она, и он уловил в ее голосе нотки грусти. — Но не знаю… Нет, право, не знаю. В наших ли силах воплотить эту мечту? Возможно, наука тут окажется бессильна. — Их взгляды встретились. — Мы должны отдавать себе отчет, что ни мы, ни он не равны Богу — мы всего лишь люди.

Он задумчиво покивал и сказал:

— Доктор Забиски, вы мне все больше нравитесь.

Она улыбнулась:

— Спасибо, доктор Сойер, — и, давая понять, что тема исчерпана, закончила уже другим тоном: — Ну, давайте посмотрим, как он там.

Он поднялся с кресла и подошел к ней, глядя, как она набирает что-то на пульте компьютера, стоящего у нее на столе. На экране замелькали цифры — желтые, красные, синие, зеленые, фиолетовые, белые.

— Вам придется все объяснять мне, доктор, — сказал он. — Я не владею кодом.

— Извините, я думала, вы в курсе, — сказала она. — Объясняю. Это простой цветовой код. Белый цвет обозначает оптимум, или то, чего мы стремимся достичь, другие цвета — проценты от нормы. Все жизненно важные показатели непрерывно контролируются. В данный момент нас прежде всего интересует температура его тела. Процедура имеет своей целью стабилизировать ее на уровне 34,6°. Не забудем, что это уже третья по счету процедура такого рода, которой он подвергается за последние три года. В первые два раза нам удалось снизить температуру с 36,6 сначала до 35,8, затем до 35,2. И каждый раз нам удавалось сохранить эту температуру в течение года, вплоть до следующей процедуры.

— Если я правильно запомнил, — сказал Сойер, — согласно вашим таблицам постоянная температура 34,6 обеспечит ему продолжительность жизни порядка ста пятидесяти лет.

— Совершенно верно, — сказала она. — Но это не единственный фактор. Клеточная имплантация, плацента и применение прокаина по румынскому методу должны укрепить его организм и замедлить другие факторы старения. — И добавила, подняв на него глаза: — Перед нами трудная задача: организм должен приобрести способность противостоять такому мощному фактору, как время.

Он помолчал, потом задумчиво произнес:

— Сто пятьдесят лет! Куда уж больше…

— У него другие масштабы, — сказала она. — Он твердит одно: бессмертие. На ближайшие пять лет у нас запланированы еще четыре процедуры по снижению температуры тела. В результате она должна установиться на уровне 30,6°, чему соответствует прогнозируемая продолжительность жизни порядка двухсот восьмидесяти лет. Но я уже сказала, я ни в чем не уверена. Это всего лишь компьютерные прогнозы.

— Черт возьми! — вдруг резко бросил он. — Меня это пугает.

Она отключила компьютер.

— Меня саму пугает. — Налив в стакан воды из большого термоса, стоявшего на столе, она отхлебнула глоток. — Эти игры с гипоталамусом, влекущие понижение температуры тела, пусть даже посредством высокоточного лазера, не дают никакой гарантии. Ошибка в одну микросекунду может просто убить его.

Он вернулся в кресло.

— Может быть, удастся уговорить его не заходить слишком далеко?

— Я уже пыталась, — сказала она. — И буду пытаться еще, обещаю вам. Но я знаю, что он скажет.

Он посмотрел ей в глаза.

— Что?

— Он говорит: «От несчастного случая никто не застрахован! Игра стоит свеч». — Она снова включила компьютер, потом подняла глаза на него. — Нам пора спускаться. Через пятнадцать минут мы должны его разбудить.

Лифт доставил их на восьмой уровень. Очередной охранник молча кивнул им из-за своего стола, и они прошли через стеклянные двери в боковой коридор, который сразу же резко сворачивал вправо, уводя их из поля зрения охранника, и заканчивался еще одними стеклянными дверями с надписью серебристыми буквами: МОНИТОРНАЯ.

Доктор Забиски приложила ладонь к идентификатору. Двери открылись, и они вошли в комнату. Доктор Сойер бывал здесь много раз, и всегда мониторная поражала его обликом миниатюрного подобия Центра управления космическими полетами НАСА. Они ступили на небольшую площадку. Три ступеньки вели с нее на помост, тянущийся вдоль стен, целиком покрытых панелями, составленными из серебристо-серых компьютеров, испещренных значками и линиями, в которые обращалась непрерывно поступающая сюда информация. Дальняя стена была полностью стеклянной, и за ней находился блок интенсивной терапии, в котором лежал Джад. Перед ней сидели трое лаборантов, каждый за своим компьютером с дисплеем и принтером, и неусыпно контролировали все жизненные проявления пациента.

Вслед за маленькой женщиной он прошел к стеклянной стене и заглянул в комнату, что за нею. Джад спал, его обнаженное тело было усеяно радиоэлектродными датчиками, собиравшими информацию для компьютера. На дужках очков были закреплены трубки, подводившие кислород к ноздрям.

Доктор Забиски отвернулась к мониторам, а Сойер продолжал разглядывать Джада. Вдруг что-то в нем неуловимо изменилось. Еще мгновение — и все прояснилось: Джад, не приходя в сознание, испытывал эрекцию.

Сойер с улыбкой повернулся к маленькой женщине:

— Ему снятся приятные сны.

Забиски обернулась, чтобы взглянуть на Джада, и по ее лицу пробежала тень.

— Это мне не нравится, — сказала она. — Рановато. — Она склонилась к одному из лаборантов. — Дайте сюда расшифровку ЭЭГ и срочно вызовите невролога. Да, и свяжите меня с кардиологом, доктором Эблоном.

Ее подозвал другой лаборант:

— Доктор Забиски, мы получили новые данные: у него повышается температура — пока на две десятых, до 34,8. Нет, уже 34,9,— быстро поправился он.

— Мне нужен биохимический анализ крови и контрольная распечатка основных показателей жизнедеятельности, — перечисляя, Забиски через плечо лаборанта взглянула на один из экранов, по которому ползли причудливые кривые. Она подняла глаза на Сойера. — Сон у него нормальный, это очевидно, но наблюдается небольшая гиперактивность в альфа-секторе.

— Как вы думаете, что с ним? — спросил Сойер.

Забиски посмотрела на него.

— Пока не знаю. Но могу предположить, — задумчиво произнесла она, однако не спешила поделиться своим предположением.

Сойер с тревогой глядел на нее, ожидая продолжения.

— У меня возникло ощущение, что гипоталамус стал отторгать наше воздействие и возвращается к нормальному функционированию, — сказала наконец она.

— Это опасно? — спросил Ли.

— Думаю, что нет, — ответила она, вчитываясь в текст на дисплее. — Показатели жизнедеятельности в полном порядке. Анализ крови не дает никаких аномалий, инфекции также не выявлено. — Она сняла телефонную трубку и набрала номер соседней комнаты, где находился анестезиолог. — Подержите пациента под анестезией еще чуть-чуть. Нам надо кое-что выяснить.

— Где черти носят Софью? — спросил вдруг Сойер. — Разве ее место не здесь?

— Я отпустила ее на несколько дней, — сказала Забиски. — Она проработала почти три года без малейшей передышки, пора и ей немного отдохнуть. Тем более, что ко всему она еще и вызвалась быть контрольным пациентом. Последняя серия экспериментов очень утомила ее.

— Как они прошли, удачно? — спросил он.

Забиски покосилась на него:

— Вы хотите знать, беременна ли она? — и ответила сама себе: — Да.

— И где же она сейчас? — спросил он.

— В Мехико, — ответила она. — Софье очень хотелось побывать в Мехико, она грезила им с тех самых пор, как ей довелось слетать в Акапулько.

Сойер замолк, обдумывая услышанное. Софье очень хотелось в Мехико. Зачем бы это? Если она ищет солнца, так его с избытком хватает и здесь, в Бока-Ратоне. Нет, очевидно, у нее совсем другой резон. И он решил сказать Мерлину — пусть за ней там последят.

Глава шестнадцатая

Нажав кнопку на боковой панели кровати, отчего матрас сложился пополам и принял форму кресла, Джад поднял телефонную трубку. Мерлин ответил сразу же.

— Что нового? — спросил Джад.

— Нам названивают, что есть мочи, из комиссии по инаугурации. Рейган хочет включить нас в число своих сопровождающих лиц.

— Это, кажется, на следующей неделе?

— Да.

— Скажите им, что почту за честь. И передайте, что оплату проезда и проживания я беру на себя. — Он кинул взгляд на часы, висевшие перед ним на стене. — Еще что?

— Министр финансов Бразилии настаивает на встрече, чтобы обсудить ваше участие в проекте Людвига. Ходят упорные слухи, что Д. К. хочет отказаться.

Джад на минуту задумался.

— Сначала надо разузнать все как следует. Передайте министру, что мы встретимся, как только врачи разрешат мне поехать в Бразилию. Но он должен ясно представлять, что речь пока идет лишь об обсуждении возможного участия в проекте.

— Хорошо, сэр, — сказал Мерлин. — Правительство санкционировало предложенное нами слияние Юго-Западной банковской ассоциации с «Крейн файненшл сервис». Таким образом мы приобретаем сто пятьдесят банковских филиалов и миллиард в активе, который можно рассматривать как чистый доход. То есть при желании мы в течение тридцати дней сможем обратить в наличность восемьсот миллионов, сэр.

— Отлично, — сказал Джад. — А от мексиканского правительства ответа нет? Песо не стоит и плевка, и если они не гарантируют строительства для «Крейн фармацевтикалз» лаборатории и фабрики за тридцать миллионов долларов, мы производства в Мексике не откроем.

— От них пока ничего не слышно.

— Подначьте их слегка. Расскажите, как бразильцы рвутся договориться с нами.

— Это мы сделаем, — сказал Мерлин и сменил тему. — Как вы себя чувствуете?

— Паршиво, — признался Джад. — Но об этом не беспокойтесь. Еще несколько дней — и я выкарабкаюсь.

— Рад это слышать, — сказал Мерлин.

— Спасибо, — закончил разговор Джад и положил трубку.

Когда он, минуту спустя, нажал кнопку вызова медсестры, в комнату вошла новенькая, девушка, которую он никогда раньше не видел. Девушка эта была яркорыжей, словно пламя полыхало над ласковыми голубыми глазами.

— И как же нас зовут?

— Бриджит О’Мэлли, — ответила она с легким ирландским акцентом.

— Ирландка? — почти утвердительным тоном произнес он. — Прямо с корабля?

— С самолета, мистер Крейн, — поправила она. — Меня специально пригласили на эту работу.

— Вы, должно быть, отличаетесь какими-то особыми навыками, раз вас привезли из такого далека, — сказал он. — Какими же?

Она залилась легким румянцем и ответила с усилившимся акцентом:

— Лучше не будем об этом, мистер Крейн.

— Я пить хочу, — резко сказал он, обрывая болтовню. — Принесите кока-колу.

— Извините, мистер Крейн, но вам можно только апельсиновый сок и воду.

— Тогда сок, — выбрал он, разглядывая все еще играющий на ее щеках нежный румянец. Но когда она уже дошла до двери, он вновь позвал: — Бриджит!

Она вернулась к его постели:

— Что, мистер Крейн?

Он посмотрел ей в глаза:

— Вам рассказали, что я стал страдать приапизмом?

Она опустила глаза, взгляд ее скользнул по его бедрам, прикрытым простыней.

— Да, мистер Крейн.

— Уход за такими пациентами и составляет ваши особые навыки?

Она молча кивнула.

— Где же это вы набрались такого опыта?

— Я четыре года проработала в госпитале для ветеранов в Девоне.

— И какие процедуры там назначались?

— Соответствующие лекарственные препараты, точечный массаж, ЭМГ — электромиограф, вызывающий мышечную релаксацию по принципу обратной биологической связи…

— Очень интересно, — не дослушав, перебил он ее. — Спасибо, Бриджит, за информацию. Давайте сюда поскорее апельсиновый сок.

Он еле дождался, пока она принесла стакан сока. Его член был твердым, как камень, и что-то внутри его болезненно пульсировало.

— Я слышал, можно сделать операцию, — сказал он, отхлебнув сока.

— Да, мистер Крейн, — согласилась она, — но вы сами не захотите, потому что раз сделав, назад уже не вернешь: вы лишитесь эрекции навсегда. Эта операция проводится только в случае постоянной и болезненной приапической эрекции.

— Как раз сейчас она у меня чертовски болезненная, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, — поверьте мне. Что мне делать, Бриджит? Снова мастурбировать? Пенис от этого воспаляется, весь горит, и оргазм больше похож на агонию. — Он смотрел на нее не отрываясь.

Она взяла карту из специального кармашка в изножье кровати, сделала в ней пометку и пробормотала:

— Надо посоветоваться с доктором.

— Зачем ждать доктора? — воскликнул он. — Вас же пригласили сюда, потому что у вас есть опыт, вы знаете все приемы.

— Но я только сестра, мистер Крейн, — уклончиво возразила она. — Я не имею права делать что-то сама, без назначения врача.

— К черту всех врачей! — рассердился он. — Я хозяин этой проклятой клиники и всего, что в ней есть, включая врачей. Если ты можешь прямо сейчас помочь мне, так помогай же, говорят тебе!

— Доктор меня уволит, — пролепетала она.

— Мы доктору не скажем, — успокоил он ее.

Она кивком показала на телекамеру, укрепленную над кроватью:

— Вас круглые сутки видят на мониторах и записывают на видеокассеты.

Он швырнул в камеру полотенцем. Оно зацепилось и повисло, закрывая объектив.

— Все, теперь никто не увидит, — быстро проговорил он, и голос его стал хриплым. Он откинул простыню до колен, и фаллос, красный и подрагивающий, рванулся на свободу, как зверь из клетки.

— Ну же, будь он проклят!

Поколебавшись еще мгновение, она подошла к кровати и, поставив на нее одно колено, крепко сжала фаллос левой рукой. Пальцами другой руки она стала массировать нервные окончания, сосредоточенные в мошонке, над самыми яичками.

— Будет немножко больно, — мягко произнесла она, глядя ему в глаза.

Но его темно-синие глаза оставались бесстрастными, он лишь молча кивнул, соглашаясь на боль.

Медленно сжимая и разжимая ладонь, она стала надавливать пальцами на нервные окончания, побуждая кровь, переполнившую фаллос, вернуться в мошонку. Нащупав вскоре нужный ритм, рука ее спустилась ниже, пальцы надавливали сильнее и сильнее.

Она посмотрела на него, спрашивая глазами, не стала ли боль невыносимой, но он молчал, только все крепче сжимал губы.

— Вижу, вижу, — сказала она. — Потерпите, ну, буквально еще одну минуточку.

Он понимающе кивнул, и его лоб оросила легкая испарина. И вдруг у него вырвался невольный стон — пах словно взрезали ножом.

Она сразу отступила от него.

— Ну, вот и все, мистер Крейн.

Переведя дух, он посмотрел вниз, на свой пенис, который теперь принял обычные размеры. Не смея верить, он повернул лицо к ней:

— Надо же, умеешь!

— Да, мистер Крейн, — спокойно подтвердила она.

— Я тебе очень благодарен, — сказал он с глубоким вздохом облегчения. — Но, по-моему, хорошего перетраха это все же не заменит.

— По-моему, тоже, — впервые улыбнувшись, согласилась она.

Сидя на постели, он пытливо заглянул в лицо доктору Забиски:

— Так в чем была ошибка?

— Дело не в ошибке, — сухо произнесла она. — Просто мать-эволюция не желает считаться с нашими компьютерами. — Она заглянула в распечатку, которую принесла с собой. — Впрочем, один небольшой успех за нами остался. Ваша постоянная температура теперь 36,4°, что на две десятых ниже нормы.

— И что это мне даст?

— Десять — пятнадцать лет жизни дополнительно. А также, согласно данным ультразвукового исследования, ваш организм успешно, без реакции отторжения, перенес имплантацию. Продолжая работу в этом направлении, мы сможем добавить вам еще лет двадцать пять. Если исходить из средней продолжительности жизни, составляющей для мужчин вашего социального класса восемьдесят лет, вы уже добились для себя в перспективе примерно ста двадцати пяти лет.

— Это не бессмертие, — проговорил он упавшим голосом.

Она ничего не ответила.

— Как вы думаете, может быть, еще раз попробовать лазер? — спросил он.

— Нет, — твердо сказала она. — В этот раз нам еще повезло. В следующий раз он может вывести из строя гипоталамус, и вы остынете сразу и навсегда.

— Стало быть, возможности генной инженерии исчерпаны…

— Боюсь, пройдет еще много лет, — со вздохом сказала она, — прежде чем мы научимся работать с генетическим кодом.

— У меня есть еще время, — он улыбнулся. — Разве вы только что не пообещали мне сто двадцать пять лет? Ну, ладно, — оборвал он себя. — Когда мне можно выйти отсюда?

— Завтра утром, — ответила она. — Вы находитесь в прекрасной физической форме, даже лучше, чем когда мы с вами познакомились. Можно сказать так: тогда вам было сорок два года, а теперь — если измерять статус организма в годах — сорок вместо сорока шести.

— Но ведь это даже больше, чем мы ожидали, а?

— Да, — сказала она. — Но вы должны следить за собой. Питание, отдых, спиртное, наркотики… Вам нужно менять стиль жизни.

— Вы пропустили секс.

— С приапизмом придется примириться, — сказала она. — Научитесь не придавать ему слишком большого значения.

— А что? — улыбнулся он. — Может, и пусть себе остается? В этом есть свои преимущества: всегда быть в форме — не успел захотеть, уже готов. Только пользуйся.

— Не советую, — ответила она без улыбки. — Этим вы сократите себе жизнь.

— А вы что предлагаете?

— Я — ничего, — сказала она. — Все в ваших собственных руках. Есть ЭМГ, есть йога. Как вы относитесь к таким вещам?

— Чертовщина какая-то…

— Все же лучше, чем глотать селитру. — Она встала. — Знаете, Джад, вы стали мне небезразличны, и я хочу, чтобы вы следили за собой. Ваша мечта — это и моя мечта; мне дорог человек, в котором она воплощена.

Глава семнадцатая

Телефон с противоподслушивающим устройством на столе у Мерлина прозвонил раз, другой.

— Мерлин слушает.

— Джон Д., служба безопасности, — представился мужской голос в трубке.

— Да, Джон?

— Наш агент следовал за ней рейсом до Мехико-Сити, — сообщил Джон Д. — Там она пересела на самолет «Аэромексико», следующий рейсом в Гавану, он потерял ее, так как у него не было кубинской визы.

— У нас есть агенты в Гаване?

— Да, сэр. Шесть человек.

— Пусть трое встретят ее в Гаване и установят круглосуточное наблюдение. Наставить «жучков», где только можно — снаружи и внутри. Вы поняли?

— Да, сэр.

— Докладывайте мне каждые три часа, — сказал Мерлин.

— Будет сделано, — отчеканил Джон Д. — У нас есть сведения, что рейсом «Эйр Кэнэда» в Гавану прибывает Ли Чжуань. Не исключено, что он должен встретиться там с ней.

— Возьмите и его под наблюдение, — сказал Мерлин.

— Непременно, — ответил Джон Д. — Вы уже получили из Гонконга сведения о лудах?

— Три миллиона лудов в год. Это много.

— Пятнадцать миллионов долларов, — уточнил Джон Д. — Переведено со счета «Крейн фармацевтикалз» в банки Швейцарии и Багамских островов. На чьи счета — выясняем.

— Похоже, что один счет принадлежит Ли Чжуаню лично, а другой, вероятно, красному китайскому правительству, — сказал Мерлин. — Наши расчеты с ними по интерферону приближаются к миллиону долларов.

— Мы все выясним, — пообещал Джон Д. — Какие еще вопросы, сэр?

— Пока никаких, — сказал Мерлин, — спасибо, — и погрузился в изучение компьютерной распечатки, лежавшей перед ним на столе. Там был полный ажур, что само по себе выглядело подозрительным. Обычно приходилось вылавливать множество мелких ошибок; столь безукоризненно компьютер на его памяти работал впервые.

Он снова снял трубку и набрал номер Компьютерного центра в Калифорнии, через несколько секунд в трубке раздался голос директора Центра.

— Мне нужны данные о всех сделках за последние три года, — сказал Мерлин. — А кроме того, проверьте все системы защиты и посмотрите, не мог ли кто-то сунуть свой нос и покопаться у нас в программном обеспечении.

— Мы проводим ежедневную проверку, — сказал директор.

— Знаю, — оборвал его Мерлин. — И потому прошу вас придумать другой способ проверки, не такой, как обычно.

— Мамочке это не понравится, — сказал директор. — Вы же знаете, как болезненно она реагирует, когда у нее что-то меняют в распорядке.

— Скажите старушке, — ответил Мерлин, — пусть не выступает, а то подключим парочку ее любимых модулей. — Он положил трубку и закурил.

«Черт бы их всех побрал!» — выругался он про себя, снял было трубку, чтобы позвонить Джаду, но тут же положил ее обратно на рычаг. Все равно через день Джад будет здесь, а они тем временем успеют добыть дополнительную информацию и во всем разобраться, чтобы не перекладывать проблему на босса. Он отложил сигарету. За день хуже не станет; сколько могли, уже навредили, решил Мерлин.

Полуденное солнце клонилось к закату, но в Гаване было жарко и влажно. Пока она добралась от аэропорта до гостиницы, платье прилипло к спине. Номер был заказан заранее, и портье сразу вызвал коридорного проводить ее.

— Кондиционер не работает, — сообщил коридорный, зайдя в комнату и поставив на пол вещи. И добавил, пройдя к окну, выходящему на галерею, и распахивая его прямо в раскаленное жерло дня: — Будет прохладнее, если не открывать жалюзи.

Она дала ему пятидолларовую бумажку, он долго и преувеличенно подобострастно благодарил, но наконец оставил ее одну. Когда дверь захлопнулась за ним, она вышла на галерею.

Между гостиницей и пляжем пролегал широкий бульвар. Горячий воздух уже становился чуть прохладнее от повеявшего с океана бриза. За то недолгое время, что она простояла здесь, бульвар начал наполняться гуляющей публикой.

Она вернулась в комнату и принялась распаковывать багаж. Быстро повесила в шкаф полотняные костюмы и два платья, запихнула белье в ящик комода. Бросила на кровать халат и захлопнула чемодан. Потом с небольшой косметичкой в руках прошла в ванную и положила ее возле раковины. Включила воду и выдавила в наполнявшуюся ванну душистое жидкое мыло из тюбика. Дождавшись, пока оно вспенилось, наполняя воздух ароматом, она снова вышла в комнату, чтобы раздеться. Аккуратно повесила платье в шкаф рядом с остальными, сняла белье и кинула его в другой ящик комода. Едва, уже обнаженная, она потянулась за халатом, как в двери звякнул ключ.

Она не успела накинуть халат. Дверь распахнулась, на пороге стоял Николай, высокий, плотный, с пробившейся в темных волосах сединой. Он молча оглядел ее с головы до ног и закрыл за собой дверь.

Держа халат в руке и уже не делая поползновений одеться, она сказала по-русски:

— Ты слишком рано.

— Если не считать четырех лет, Софья, — сказал он. — Я видел, как ты шла через вестибюль, и не вытерпел.

— Я не хотела, чтобы ты увидел меня такой — липкой, пахнущей по́том, — сказала она. — Я приготовила себе ванну с душистой пеной.

Но он обхватил ее руками, шепча:

— Лишь бы тобой пахло, — притянул к себе и поцеловал в губы.

Она не отвечала. Он с тревогой заглянул ей в глаза:

— Что с тобой, Софья?

— Почти четыре года прошло, Николай, — сказала она. — Все изменилось.

Он уронил руки.

— Ты не любишь меня? У тебя есть другой?

— Просто мне надо привыкнуть. Я слишком долго прожила в другом мире. — Опережая его вопрос, она поспешно закуталась в халат и сменила тон: — У меня на столе кейс. Открытый. Просмотри пока донесения, а я приму ванну.

— Я заказал бутылку шампанского, — сказал он.

— Хорошо, — ответила она. — Я быстро.

Не успела за ней закрыться дверь ванной комнаты, как в номер позвонили. Коридорный поставил на столик шампанское в ведерке со льдом и вышел. Николай быстро перевел взгляд с шампанского на дверь ванной и обратно; сорвал проволочную оплетку и потянул пробку.

Софья нежилась в теплой воде с шелковистой пузырящейся пеной. Тонкий аромат щекотал ноздри. Ласковые струйки легко скользили вдоль тела. Откинувшись на спину, она закрыла глаза. Вдруг прохладное дуновение нарушило ее блаженство. Она взглянула на дверь.

В дверном проеме стоял Николай. Он был обнажен, в одной руке бутылка шампанского, другая сжимала фаллос, большой и твердый, вздымающий багровую головку перед поросшим спутанными черными волосами животом. Он шагнул к ванне, пригнул свой фаллос к ее лицу и стал поливать сверху шампанским. Голос его зазвучал хрипло, прерывисто, гневно:

— Ты же любила шампанское и мой хрен. Неужто забыла? Так пей их вместе!

— Нет! Нет! — закричала она, пытаясь оттолкнуть его.

Но он притянул ее лицо еще ближе к фаллосу, немедленно взорвавшемуся оргазмом.

— Сука! Шлюха! — прорычал он.

Она закашлялась, сперма текла у нее по щекам и капала с подбородка. А он шагнул в ванну, опустился на колени между ее ног, приподнял ее тело в воде, так чтобы его обвили ее бедра, и вошел в нее силой.

Она отталкивала его, шепча:

— Не надо! Прошу тебя!

— Упрямая сука! — ворчал он. — Да что с тобой стряслось?

— Умоляю тебя! — плакала она. — Как ты не понимаешь, я беременна.

— Беременна? — Он ошалело уставился на нее.

— Да. Уже девять недель, — сказала она, чувствуя, как съеживается то, что вторглось в нее.

С минуту он растерянно молчал, потом вылез из ванны, все еще не в силах отвести от нее взгляд, и, наконец, с презрением выдавил:

— Ты не просто гулящая сука. Ты еще и дура. Кто отец-то? Или сама не знаешь?

— Знаю, — спокойно ответила она. — Джад Крейн.

Он молча смерил ее взглядом, потом снял с кронштейна полотенце, обернул вокруг таза.

— Пойду оденусь, — бросил он. — Я, пожалуй, возьму твой кейс на работу и сделаю фотокопии, а за ужином все верну.

— Как хочешь, — равнодушно ответила она.

— С нами будет ужинать Ли Чжуань, — сообщил он.

— Хорошо.

Он закрыл за собой дверь, и она внезапно ощутила навалившуюся невесть откуда тяжелую усталость. Не вылезая из ванны, она спустила воду и включила душ. Его горячие, колющие брызги смыли наконец липкую сперму с ее лица.

Ноги стали ватными, ей пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Она выключила душ, вылезла из ванны и, завернувшись в полотенце, пошла в комнату.

Николая уже не было. Вместе с ним исчез и кейс. Она присела на край постели, затем, вдруг надумав, схватила свою сумочку, щелкнула замком — внутри лежал флакон с кокаином, который дал ей Джад. Она торопливо втянула порошок одной, затем другой ноздрей.

Но ожидаемого возбуждения не последовало. Слишком измотана и подавлена она была. Она бросила флакон обратно в сумку и растянулась на кровати. Глаза закрылись сами собой, и сон пришел мгновенно.

Глава восемнадцатая

Ее разбудило прохладное дуновение. Она села на кровати, вся в испарине от резкого пробуждения. Где-то шумел кондиционер. Она встала, завернулась в полотенце и пошла закрыть окно на галерею. Было темно, вдоль дороги, огибавшей залив с его пляжами, сияли огни.

Она посмотрела на часы. Восемь тридцать. Пора одеваться. Она торопливо прошла в ванную, снова наскоро приняла душ, вернулась в комнату и надела светлый полотняный костюм. Когда она заканчивала макияж, зазвонил телефон. Это был Николай. Он спросил:

— Проснулась?

— И даже оделась, — ответила она.

— Отлично, — сказал он. — Я буду через пятнадцать минут.

— Ждать тебя в комнате или лучше спуститься в вестибюль?

— Жди в комнате, — сказал он. — Мы ужинаем в ресторане, но время еще есть. Ли Чжуань придет в десять.

— Хорошо, — сказала она и положила трубку.

Посмотревшись в зеркало, она нашла, что макияж удался, — никаких следов усталости. Впрочем, только с виду, на самом деле она чувствовала себя неважно и потому, вопреки увиденному в зеркале, осталась недовольна собой.

Она открыла сумку, расстегнула молнию на внутреннем кармашке и достала оттуда маленькую серебряную шкатулочку с бело-зелеными пилюлями-капсулами и флакон с кокаином. Легко, не запивая, проглотила одну капсулу, затем вдохнула каждой ноздрей по хорошей порции кокаина из маленькой золотой ложечки со своими инициалами на черенке — подарка Джада.

Это сочетание вернуло ее к жизни. Почти сразу же она ощутила прилив сил — вот теперь, пожалуй, можно быть уверенной в себе и без страха встретить любые неожиданности. Она убрала шкатулку и флакон назад в сумку и еще раз посмотрелась в зеркало. На этот раз она осталась собой довольна — из зеркала на нее глядели блестящие живые глаза.

Коридорный откупорил бутылку шампанского, наполнил два бокала и вышел, закрыв за собой дверь. Николай протянул один бокал Софье, взял другой и сказал:

— Извини меня.

Она слегка пожала плечами:

— Можешь не извиняться.

— Я вел себя, как дурак, — сказал он. — Бесчувственный дурак. Я должен был отдавать себе отчет, что и тебе не сладко пришлось.

— Оставим это, — сказала она. — Нам предстоит важное дело, давай о нем и поговорим.

— За тебя, Софья, — он чокнулся с ней. — Ни одна женщина в жизни не значила для меня столько, сколько ты.

Она сделала глоток, глядя на него поверх края бокала: — Не смотри на меня так. И не говори так, пожалуйста.

— Черт побери! — воскликнул он со сбившимся вдруг дыханием. — Я знаю, это нелепо, но я ревную. Я ревную за каждую минуту, что ты провела с ним, а не со мной.

— Ники, — мягко сказала она, — зачем ты так? Это же наша работа.

— Так ты его не любила? Правда? — с загоревшимися надеждой глазами переспросил он. — Это было для тебя только работой?

— Я так не сказала, — ответила она. — Но ты же знаешь меня, как никто другой. Я все время нуждалась в сексе, неважно, с чувствами или без. Порой мне казалось, что легче обойтись без еды и воздуха. В те годы, в нашем закрытом институте я порой по три-четыре раза на день доставала свои вибраторы. Но думала всегда только о тебе.

Он отпил шампанского и засмеялся:

— Помнишь наше первое свидание? Я решил, что ты нимфоманка. Ты никак не могла остановиться.

Но она не улыбнулась.

— Сначала я сама так думала. Пока врачи не объяснили мне, что я отличаюсь повышенной сексуальной возбудимостью. Настоящие нимфоманки не знают удовлетворения и очень редко испытывают оргазм. Так что, Ники, ты сам видишь — это сильнее меня. И даже сейчас, говоря с тобой об этом, я чувствую, как у меня напрягается клитор и начинает выделяться влага.

— Я хочу потрогать, — прошептал он.

— Нет, Ники, — сказала она. — Все изменилось. Я уже не та девчонка, какую ты знал когда-то. Я повзрослела.

— Но я все равно люблю тебя, — горячо продолжал он. — Даже больше, чем тогда. И ты меня любишь, я знаю. Он вскружил тебе голову своими деньгами, властью, наркотиками, своей роскошной жизнью. А говорил он, что любит тебя?

Она не ответила.

— А жениться на тебе хотел?

Она молча покачала головой.

— Да он просто пользуется тобой. Пользуется так же, как и всеми остальными, для своей выгоды, для укрепления своей безграничной власти! — Он смотрел на нее серьезно и искренно. — Он выбросит тебя, натешившись, как надоевшую игрушку или износившуюся вещь.

— Он не такой, — возразила она. — Он справедливый и искренний. Правда, его искренность и прямота порой оборачиваются жестокостью.

— Ты думаешь, что защищаешь его, а на деле сама защищаешься от своих горьких мыслей, — сказал Николай. — Ты бы не страдала сейчас так, если бы не допустила беременности.

— Может быть, — задумчиво произнесла она. — Но это был всего лишь эксперимент. Я не первый ученый, который ставит опыты на себе. Старуха опасалась, что наша терапия сделает его импотентом.

— И ты дала трахнуть себя, чтобы проверить?

— Ничего подобного. Она взяла его сперму и ввела ее двенадцати разным женщинам.

— И они все забеременели?

— Не все. Только десять, — сказала она.

— Тебе, значит, повезло, — невесело усмехнулся он.

Она не ответила.

— И что дальше? — спросил он.

— На следующей неделе, когда сравняется десять недель, всем сделают аборт.

— И ты на это согласилась?

— Да.

Он уставился на нее в недоумении.

— Но почему ты? Ты же его лечащий врач. Неужели трудно было найти другую женщину? Тебе-то зачем в этом участвовать?

— Меня беспокоил мой собственный организм, Ники, — сказала она. — Я ни разу не была беременна, хотя никогда не предохранялась. А он излучает столько энергии. И я подумала…

— Скажи лучше честно, — резко оборвал он ее, — ты хотела ребенка от него!

— Да, — просто согласилась она и, подняв на него глаза, тем же ровным тоном продолжала: — Но какое это теперь имеет значение? На будущей неделе все будет кончено.

— Ты дура, как все бабы, — сказал он желчно. — Мы с тобой не один год знались, почему ты не родила от меня?

Она выдержала его взгляд и просто ответила:

— Ты никогда не просил.

Когда она вернулась в комнату, он сидел перед открытым кейсом и листал ее донесение.

— До чего хитра старуха, — сказал он. — Восемь лет с ней работаем и до сих пор не знаем, что такое клоповая клеточная имплантация.

— Мы знаем, что такое клеточная имплантация. Это клоповая формула как таковая, над которой она всегда работает, уединившись в лаборатории и никого к себе не подпуская.

— Неужели и тебя не пускала? — с деланным равнодушием спросил он.

— Никогда. Насколько я знаю, исключений не бывало, — сказала она. — Я начинаю подозревать, что она так и не научилась управлять процессом клонирования и надеялась на Крейна с его оборудованием и компьютерами.

Он отложил бумаги и резко сменил тему разговора.

— Она ничего не говорила? Тебе придется вернуться в Россию.

— Не говорила. А что случилось? — удивилась она.

— Будешь лечить Брежнева.

— Она ни словом не обмолвилась.

Он ответил не сразу:

— Ну, наверно, она решила, что лучше обрадовать тебя после аборта.

— Наверно, — пробормотала она. — Что с генсеком?

— Слухи, пока одни слухи, — сказал он. — Кто говорит — рак, кто — аневризма, кто — инсульт, но все это слухи. Одно я знаю точно: он передвигается с трудом и говорит невнятно. За последний год ее четыре раза вызывали к нему для консультаций. Теперь сверху пришло указание прикрепить к нему тебя.

— А как же моя нынешняя работа?

— Брежнев для нас важнее Крейна, — отрезал он.

Она задумчиво покачала головой:

— Да, Ники, она очень хитрая. Я знаю по крайней мере четырех человек, которых она могла послать к Брежневу. Но она посылает меня, потому что боится, как бы я не раскрыла ее секрет.

— А почему ты думаешь, что раскроешь его?

— Все, что связано с Крейном и его бизнесом, проходит через Вычислительный центр в Калифорнии. Я не думаю, что там хранится сама формула, но все, что она покупает для работы, все заказанные материалы и оборудование регистрируются автоматически. Получив эту информацию, мы могли бы сильно продвинуться в расшифровке формулы. Но, — она подняла палец, — для того, чтобы ее получить, нужен ключ доступа, а им из известных мне людей владеют только сам Крейн, его помощник Мерлин и директор Вычислительного центра.

Николай посмотрел на нее странным взглядом.

— Не только, — раздельно произнес он.

Она вопрошающе взглянула на него:

— Не понимаю тебя…

— Ли Чжуань, — сказал он. — Потому мы и встречаемся с ним здесь, Софья. Он сообщил, что владеет ключом доступа и может предоставить его нам.

— Что-то мне не верится, — сказала она. — Если ему даже известен ключ, не такой он альтруист, чтобы передать его нам.

— Альтруизм тут ни при чем, — усмехнулся Николай. — Дело пахнет двадцатью миллионами долларов.

Глава девятнадцатая

Негромкий телефонный звонок прозвенел у него над самым ухом, перебивая работающий телевизор. Он снял трубку:

— Крейн слушает.

— Вы уже проснулись? — спросил Мерлин.

— Да, — сказал Джад. — Я смотрел телевизор.

— Мне надо вас повидать, — сказал Мерлин.

— Приходите в восемь — ладно?

— Лучше бы прямо сейчас.

Джад не стал ни раздумывать, ни задавать вопросы. Звонок говорил сам за себя. Он спросил лишь:

— Сколько вам надо на дорогу?

— Я в конторе в Бока-Ратоне, — сказал Мерлин. — Стало быть, минут тридцать-сорок. В это время на дорогах пробок нет.

— Посадите за руль Скорого Эдди, и пусть он захватит для меня одежду.

— Хорошо, — сказал Мерлин, и в трубке прозвучал отбой.

Джад нажал на кнопку вызова сестры и выключил телевизор. В комнату вошла Бриджит.

— Звали, мистер Крейн? — спросила она.

— Вытащите у меня эти иголки из руки и помогите добраться до душа, — попросил он.

— Без доктора Забиски не могу, — сказала она.

— Тогда свяжитесь с ней, — приказал он.

Она смотрела на него с сомнением.

— И побыстрее, — добавил он тоном, не допускающим возражений.

Дверь за ней бесшумно закрылась. Через несколько минут зазвонил телефон.

— Сестра передала мне вашу просьбу, — произнес голос маленькой докторши. — Это действительно так важно?

— Очень важно, — сказал он твердо.

— Хорошо, — согласилась она. — Только оборудование должны отключать при мне. Я должна убедиться, что с вами все в порядке. Через десять минут я буду у вас, мне надо только одеться. А пока сестра вас приготовит.

Через минуту в палату вошла Бриджит с подносом, на котором лежал шприц.

— Лягте на бок, — сказала она. — Вам надо сделать укол в ягодицу.

— Что там у тебя? — спросил он.

— Мое дело маленькое, — отрезала она. — Что доктор приказал, то и колю.

Он повернулся на бок, и она откинула с него покрывало. Он ощутил прохладную влажность смоченного в спирте тампона, потом легкий укол.

— Лежите тихо, — строго сказала она, — а то иголка сломается.

Вдруг он чертыхнулся.

Она засмеялась.

— Садистка, — сказал он и, вздохнув, добавил: — У меня, кажется, встает. Может, пососешь?

Она опять засмеялась, выдернула шприц и заклеила место укола кружочком пластыря.

— Не двигаться, — приказала она и назидательно добавила: — Знаете, в чем ваша ошибка? Спешите очень. Потому и колоть приходится.

Он откинулся на подушку и улыбнулся ей:

— Ах, Бриджит! Ну, почему всегда кто-нибудь норовит лишить меня удовольствия!

— Полежите тихонечко, — сказала она, — я сейчас принесу вам свежего апельсинового сока.

— Лучше вишневой кока-колы.

— Только апельсиновый сок, — строго сказала она, закрывая дверь.

Он сидел на краю кровати, спустив ноги, а доктор Забиски измеряла ему давление.

— Прекрасно, — сказала она, закончив. — Сто двадцать на восемьдесят пять, — и жестом подозвала процедурную сестру.

Сестра, быстро и сноровисто наложив ему на руку жгут, наполнила кровью четыре капиллярные трубочки. На очереди был портативный спирометр. Она поднесла к его лицу пластиковый шланг:

— Сделайте глубокий вдох и выдох.

Он вдохнул и выдохнул.

— Теперь снова, постарайтесь вдохнуть еще глубже.

Он набрал воздуха, сколько вместили легкие.

— Резкий выдох, — приказала она.

Краешком глаза он видел, что она внимательно смотрит на телевизионный экран. Он выдохнул, опустошив легкие до предела, откинулся на подушку и жадно вдохнул.

— Хорошо, — сказала маленькая докторша. — Еще один тест, если позволите.

Ассистент подкатил к кровати что-то по виду похожее на электрокардиограф.

— Ложитесь на спину, — велела докторша. — Мы быстренько. Он электронный.

Ассистент приладил обычные датчики к его ногам и груди, нажал на обычные кнопки, и из аппарата поползла обычная лента. Джад скосил глаза и увидел маленькую докторшу, читающую те же, что и на ленте, показания с телеэкрана. Наконец лента кончилась, ассистент снял датчики и ушел, а доктор Забиски взяла в руку пульт дистанционного управления, коснулась клавиш, и на стене ожили два ряда телеэкранов.

На них замелькали какие-то значки, заскользили горизонтальные и вертикальные линии — желтые и зеленые, то расходясь, то сливаясь в причудливом, уму непостижимом танце.

— Что это такое? — спросил Джад.

— Анализ крови, — ответила она. — Я вижу всю вашу кровь до последней капельки и то, как она циркулирует в организме, — и, понаблюдав еще с минуту, удовлетворенно кивнула. — Все в порядке.

— Можно мне принять душ?

— Нет, — решительно воспротивилась она. — Вам надо возвращаться к активности постепенно. Бриджит оботрет вас губкой, потом мы поможем вам подняться. Хорошо бы вам некоторое время попользоваться коляской, прежде чем начнете ходить самостоятельно. Не забывайте, вы пролежали без движения почти три недели, и теперь вам заново придется привыкать к таким простым вещам, как гравитация и прямохождение. Я не хочу, чтобы вы снова слегли.

— Как скажете…

— И вот что еще: я хотела бы быть рядом во время предстоящего вам разговора — на случай стресса или каких-то непредвиденных реакций со стороны вашего организма.

— А что, собственно, может случиться?

— Кто знает? Область, куда мы вторглись, мистер Крейн, — терра инкогнита, земля, где не ступала нога человека. Не забывайте об этом.

Он смерил ее долгим взглядом. Несомненно, она понимает, что ему не улыбается ее присутствие. И она, как бы в ответ на его мысли, добавила, проникновенно заглянув ему в глаза:

— Поверьте, меня нисколько не интересуют ваши дела.

— Знаю, доктор, — сказал он. — Но вы же сами говорите, что со мной все в порядке. Неужели может случиться нечто такое, что без вас будет не обойтись?

— Скорее всего, ничего не случится, — сказала она. — Но я за вас отвечаю. Лучше уж я перестрахуюсь, чем допущу оплошность.

— Ну, ладно, — согласился он после минутного раздумья и, не сдержавшись, проворчал: — Вы превратили меня в младенца, которого ни на минуту нельзя оставить без присмотра.

— А что вы думаете, Джад? — мягко сказала она. — Как ни странно, вы для меня и есть в некотором смысле младенец, мое дитя. Хотя, сказать по правде, ни одна мать не создавала своего ребенка так, как я вас.

— Хорошо выглядите, — сказал Мерлин, входя в гостиную, куда уже выехал в кресле на колесах из своей палаты Джад.

— И хорошо себя чувствую, — сказал Джад, подъезжая ближе к столу.

Скорый Эдди широко улыбнулся:

— Эта ваша ирландская сестра — девочка что надо.

— Кошмар моей жизни, — хохотнул Джад. — Когда они под рукой, так мне нельзя их трогать.

Мерлин покосился на доктора Забиски, сидевшую в углу комнаты, в стороне от стола. Джад проследил за его взглядом:

— Ничего. Можете говорить.

Тогда Мерлин раскрыл кейс, достал оттуда компьютерную распечатку и разложил ее на столе перед Джадом со словами:

— Подробностей пока не знаю, но наш ключ доступа рассекречен.

Джад удивленно поглядел на него:

— С чего вы взяли?

— Судите сами, — сказал Мерлин. — Стали приходить идеальные распечатки. Ни одной ошибки. Обычно чего-чего, а уж этого добра хватает.

— И вы думаете?.. — спросил Джад.

— Почти уверен.

— Хорошо, — сказал Джад. — Смените ключ.

— Я рад, что вы согласны, — облегченно вздохнул Мерлин. — Я уже просил Вычислительный центр все подготовить, нужна только ваша подпись.

— За подписью дело не станет, — сказал Джад.

Мерлин подал ему лист бумаги и ручку. Под листом было две копирки. Джад расписался и оставил себе одну копию. Другую Мерлин положил в свой кейс, а оригинал вложил в конверт, он предназначался для директорского сейфа в Вычислительном центре.

— Что у нас еще?

Мерлин ткнул пальцем в распечатку, лежавшую перед Джадом:

— Это распечатка от Юго-Западной банковской ассоциации — состояние наших счетов после санкции суда.

— И что там?

— Посмотрите вторую страницу. Это депозиты на беспроцентных счетах, подвергнутых поименной проверке. Двести миллионов долларов. Теперь откроем приложение номер два, вторую страницу — имена и суммы на счетах. Одиннадцать имен, различные суммы распределены по ста пятидесяти филиалам. Я запросил данные через службу безопасности, и что оказалось? Четыре кубинца, пять колумбийцев, два перуанца — все известные в наркобизнесе лица.

Джад молча смотрел на распечатку. Комментарии были излишни. Наконец он поднял глаза на Мерлина:

— Пожалуй, пора переименовывать банк в Юго-Западный трест прачечных.

Мерлин не улыбнулся в ответ.

— Что из этих вкладов застраховано в Федеральной корпорации страхования банковских вкладов? — спросил Джад.

— По сто тысяч с каждого счета в каждом филиале. Всего — сто миллионов долларов.

— Кто бы они ни были, они не дураки, — заметил Джад.

— Я думаю! — сказал Мерлин. — Поименная проверка депозитов показала, что разовые поступления не превышают девяти тысяч долларов, а значит, банк не докладывает о них в Министерство финансов.

— Ловко! — покачал головой Джад. — А оформление торговых операций?

— Это стандартная текущая процедура. Так как нам теперь быть?

— Доложить в Министерство финансов, — ни минуты не колеблясь, решил Джад. — Они этим займутся.

— Общественное мнение сметет банк с лица земли. Мы можем потерять четыреста миллионов долларов.

— А что вы предлагаете? — с кривой усмешкой процедил Джад.

— Мы должны, не поднимая шума, закрыть счета и возвратить вклады владельцам.

— Это значило бы покрывать преступление, — сказал Джад. — Знаете, одну вещь я твердо усвоил от своего отца и от дяди Пола: никогда не пытаться спасти безнадежную ситуацию — все равно рано или поздно утонешь в дерьме. Получи, что тебе причитается, и постарайся не вляпаться в следующий раз.

Мерлин ничего не ответил.

— По чьей вине это произошло? — спросил Джад.

— Макларена, президента «Крейн файненшнл дивижн».

— Что он говорит?

— Ничего вразумительного.

— А что в документации?

— Ничего.

— Гнать его в шею, — сказал Джад, и в его темно-синих глазах сверкнули льдинки. На минуту в комнате повисло тягостное молчание. Наконец он спросил: — Ну, чего я еще не знаю?

— Ли Чжуань, — нехотя начал Мерлин и продолжил, ободренный кивком Джада: — Он ввязался в лудовый бизнес и проводит его по нашим счетам.

— Вторая голова полетела, — бесстрастно констатировал Джад. — Есть что-нибудь на третье?

Мерлин кинул нерешительный взгляд на докторшу, сидевшую в своем кресле в углу комнаты, и, поколебавшись, кивнул.

Но докторша поднялась с кресла.

— Судя по всему, вы в порядке, — сказала она Джаду. — Я не обижусь, если теперь вы попросите меня уйти.

Джад энергично замотал головой:

— Нет-нет, что вы! Оставайтесь, дослушайте этот бред до конца.

Глаза Мерлина перебежали с нее на Джада и обратно.

— Софья, — начал он. — Она в Гаване… Там же Ли Чжуань. И еще Николай Боровник — это третий человек в КГБ. Наши спецслужбы должны следить за ними, но мы пока не получили ни одного донесения.

Джад посмотрел на докторшу ледяным взглядом и спросил:

— Вам известно, что за дела в Гаване у вашего ассистента с человеком из КГБ?

Маленькая докторша без смущения встретила его взгляд:

— Нет. Это для меня полная неожиданность. Впрочем, я знаю, что у них когда-то был роман. Боровник хотел развестись с женой и жениться на ней. Но развод тогда не одобрялся; ей бы не разрешили работать со мной.

В глазах Джада зажглось любопытство:

— Если так, зачем ей сейчас превозмогать столько трудностей для встречи с ним в Гаване?

— Могу только догадываться, — сказала она. — Возможно, он хотел поговорить с ней про Брежнева.

— Про самого Леонида? Главного среди главных? — Джад не мог скрыть удивления.

— Да, — сказала она. — Он должен стать ее следующим пациентом.

— Это значит, что она не вернется? — сдержанно спросил Джад.

— Вернется, — уверенно сказала докторша.

— Вопреки генсеку?

— Да, сэр.

— И Политбюро?

— Да.

— И даже КГБ?

— Да.

— У нее такие могущественные покровители?

— Тут никакое покровительство не поможет. Но она вернется.

— Почему, доктор?

— Осталась одна очень важная процедура, которую может провести только она.

— Неужели больше некому поручить?

— Некому.

— Что же это такое?

— Аборт, — спокойно сказала доктор Забиски и так же спокойно добавила после небольшой паузы: — Ее собственный.

Он в изумлении уставился на нее:

— Вы хотите сказать, что она одна из…

— Да, сэр, — ответила докторша.

— Почему же я ничего не знаю?

— Она не хотела.

— Зачем она это сделала? — спросил он, глядя в крошечный блик, дрожавший в уголке ее глаза. — Вы-то, конечно, знаете?

— Знаю.

— Скажите мне, доктор.

— Не могу, мистер Крейн.

— Даже если я вас очень-очень попрошу?

— Даже если вы мне прикажете.

— Врачебная тайна? — полуутвердительно спросил Джад.

— Да, сэр. Благодарю вас за понимание.

— Я примиряюсь, но ничего не понимаю.

— Могу сказать вам одно: она сама настояла. Она хотела быть одной из испытуемых.

Джад глубоко вздохнул, кривая усмешка тронула угол его рта. Он вдруг растерял все слова и смог лишь выдавить:

— Надо же!

Глава двадцатая

Этот ресторанчик на гасиенде в старом густонаселенном предместье Гаваны, чья кухня не уступала парижской или нью-йоркской, был совершенно неизвестен девяноста девяти целым и девяноста девяти сотым процента населения кубинской столицы. Он предназначался для элиты кастровского окружения и для их гостей. Старинные овальные столы, белоснежные камчатные скатерти, столовое золото и серебро, французский хрусталь баккара, тончайший английский фарфор… На полу причудливые композиции из свежих цветов. Каждый стол окутан мягким золотистым сиянием свечей, и, что, пожалуй, важнее всего, другие столы стоят далеко, каждый в своей нише. А если надо уединиться, нишу можно задернуть плотными шторами из рытого бархата.

За столом, накрытым на шесть персон, Софья была единственной дамой. Рядом с ней по одну руку сидел Ники, по другую Ли Чжуань, рядом с Ники — плотный мужчина по фамилии Карпов, сотрудник КГБ из русского посольства. Напротив Софьи — хозяин, Сантос Гомес, высокий стройный кубинец лет тридцати с небольшим, с двумя звездами генерал-майора на расстегнутом вороте полевой военной формы. Между ним и Ли Чжуанем — маленький китаец в строгом сером костюме, Дой Син, неофициальный представитель Китайской Народной Республики на Кубе, где не было официального дипломатического представительства.

Ужин начался в полночь, и теперь, около половины второго, когда официанты принесли кофе, коньяк «Наполеон» и непременные сигары, они наконец задернули шторы.

Ли Чжуань допил свой кофе и поднялся. За столом воцарилось молчание, все взоры устремились на него.

— Товарищи, я буду предельно откровенен, — начал он. — Мы собрались здесь, чтобы поговорить о власти, не о власти вообще, а о реальной, конкретной власти. Наверно, вы согласитесь со мной, что власть в нашем сегодняшнем мире не политическая категория. Коммунизм, капитализм — все это на самом деле не имеет никакого значения. Власть дают деньги, а лучший источник денег в наше время — энергия. Нефть и газ, прежде всего. На них зиждется сила стран Ближнего Востока и блока ОПЕК. А могущество Соединенных Штатов, в конечном счете, построено на том, что они предвидели ситуацию и сумели взять под свой контроль эти энергопроизводящие страны.

Теперь же, — продолжал он, — когда в других странах открыты еще более мощные запасы энергоресурсов, могущество Соединенных Штатов еще более возросло. Позвольте объяснить вам, почему. Страны конкурируют, их энергоресурсы противостоят друг другу — в этих условиях борьба идет не только за контроль над добычей энергоресурсов, но и над их распределением в мире. Увы, наша ставка в этой игре мизерна. Все козыри на руках империалистов-янки, они держат банк, и выигрыш за ними. Но это только одна игра, а ведь есть и другая, в которую мы можем сыграть с ними и, если не побоимся, выиграть.

С молчаливым вызовом он обвел глазами присутствующих и, не встретив ни в ком ответа, продолжал с едва заметной усмешкой:

— Я не имею в виду конфронтацию, вооруженные конфликты, всяческие альянсы стран третьего мира. Все эти политические шахматы не имеют никакого отношения к реальности, в которой правят деньги. Деньги и кое-что еще. Я говорю о раковой опухоли, привнесенной в западный мир богатейшими из его обитателей. Призываю вас обратить внимание на хронический поиск искусственного блаженства, охвативший, начиная с шестидесятых годов, сначала Америку, а затем и весь западный мир, включая Европу и высокоразвитые страны других континентов. Нравится нам это или нет, но мы должны быть готовы во всеоружии встретить эту новую реальность, несущую в себе колоссальный экономический потенциал, который не может и не должен далее оставаться невостребованным.

Он сделал внушительную паузу. Остальные присутствующие, не хуже его осведомленные об обстоятельствах, собравших их здесь, молча ждали продолжения его речи. Он обвел взглядом их непроницаемые лица и заговорил снова:

— Мир наркобизнеса сложился в свое время под контролем гангстерской мафии. Усилиями предприимчивых, отчаянных и ненасытных людей, посредством коррупции, шантажа, насилия неприметный ручеек потек через Сицилию и Францию, растекаясь по другим странам. Можно сказать, не боясь преувеличения: прибыли этих людей были фантастическими. Деньги, хлынувшие лавиной, заставляли забросить привычные занятия не только сутенеров, контрабандистов, дельцов подпольного игорного бизнеса. Директора химических производств, биржевые спекулянты, даже незадачливые политики, ищущие выхода из политического тупика, — ненасытные капиталистические авантюристы всех мастей начинают видеть в торговле наркотиками возможность облегчить свои трудности, продлить и смягчить агонию своего общества.

Он снова сделал паузу, так же, как раньше, обвел глазами сидевших за столом и наконец спросил:

— Так что же нам, товарищи, следует предпринять в сложившейся ситуации? — после чего в третий раз обвел всех глазами, словно предлагая ответить.

Никто даже не шелохнулся.

— Не спешите предъявлять мне моральные обвинения, товарищи, — сказал он. — Мы имеем дело с упрямыми фактами. В нашей борьбе нам не до морали — слишком важен результат. Жизнь или смерть. Достижение наших целей любой ценой — или политическое рабство, жизнь на коленях перед враждебными нам индустриально развитыми гигантами, в ожидании жалкой подачки. У нас есть средства и возможности, позволяющие взять под свой контроль мировой наркобизнес. Трудно выбрать лучший момент, чем сейчас, чтобы расшатать изнутри западный мир и ослабить его волю к сопротивлению. Трудно найти для этого лучшее средство, чем то, о котором я говорил. И скажите сами, есть ли лучший путь к всемирному могуществу?

Генерал Сантос Гомес, подняв стекло, отгородился от шофера и своего адъютанта, сидевших на переднем сиденье машины, и включил кондиционер, чтобы заглушить предстоящий разговор. Посмотрев по очереди в глаза Ники и Софье, сидевшим рядом с ним, он сказал:

— Ли Чжуань дурак. Нельзя так много говорить.

Софья смотрела на него молча. Ники покачал головой — она поняла значение этого жеста.

— Генерал, я дал ему выговориться и узнал все, что мне было надо, — сказал он.

— Думаете, нас выручит ключ доступа, который он нам предлагает?

— Нет, — сказал Ники. — По всей вероятности, его сменят сразу же, едва мы им воспользуемся.

— Вот, именно так я и подумал, — сказал генерал. — Этот человек слишком далеко заглядывает. Очевидно, потому, что жаден и глуп. — Он помолчал и добавил: — И Дой Син меня беспокоит. С китайцами вообще вечно неприятностей не оберешься.

Ники посмотрел за окно, на темную ночную улицу.

— Нам сейчас особенно не из чего выбирать, — сказал он. — Когда они раскусят Ли Чжуаня, то сразу сообразят, что мы уже работаем по его генеральному плану.

— У меня на душе было бы спокойнее, если бы Фидель все знал, — сказал генерал.

— У меня тоже, — сказал Ники. — Но если мы промедлим, будет поздно. Дой Син поднимет своих людей, как только доберется до дома, и воротилы рынка сразу сделают стойку. Дружба дружбой, а с этим приходится считаться.

— Вы правы, — кивнул генерал и, сняв телефонную трубку рядом с сиденьем, нажал кнопку. Невнятному голосу, ответившему ему сквозь шумы и потрескивания, он сказал только одно слово: — Давай!

Он повесил трубку, вздохнул и обернулся к ним с кривоватой усмешкой:

— До революции в Гаване было одно шоу, которое очень нравилось богатым американцам. Даже Хемингуэй о нем писал. Конечно, после революции его официально закрыли. Но важных гостей это не коснулось. Хотите посмотреть? Там открыто всю ночь. — Он достал из кармана сигару и, все так же усмехаясь, посмотрел на Софью. — Конечно, оно страшно порнографическое и ни на что не похоже, но весьма интригует. Как, товарищ доктор, — или вы такими вещами не интересуетесь?

Софья перевела взгляд на Ники, потом снова на генерала и ничего не ответила.

— Понимаете ли, — сказал генерал, закуривая сигару, — мы сохранили это для себя и своих друзей как напоминание о капиталистическом декадансе в худших его проявлениях.

Софья почувствовала, что генерал ждет ее одобрения, и сказала:

— Ну, в таком случае, товарищ генерал, нам всем будет полезно увидеть это, чтобы лучше понять природу буржуазного разложения.

— Вот увидите, доктор, вам понравится, — сказал тот, расплываясь в довольной улыбке.

Клуб располагался в неприметном доме, в припортовом районе. Автомобиль остановился в узком переулке, они вышли и очутились перед небольшой деревянной дверью без вывески. Два могучих охранника, стоявших у порога, молча кивнув генералу, распахнули дверь.

Они вошли в фойе, слабо освещенное единственной люстрой. Их встретил метрдотель в смокинге, он поклонился генералу и, ни слова не говоря, повел их за собой. Они прошли по длинному коридору с множеством закрытых дверей; у последней двери метрдотель остановился, толкнул ее и отступил в сторону.

Маленькая комнатка выглядела на манер театральной ложи. Мягкие диваны, посередине низенький столик для коктейлей. За барьером виднелась небольшая эстрада, слабо освещенная тусклыми розовыми и малиновыми пятнами света. Другого освещения в зале не было. В соседних ложах угадывались темные тени — то ли зрители, то ли фантомы, сотканные их разыгравшимся воображением.

На столике Софья разглядела шампанское, коньяк, виски, водку и ром. Рядом стояли стаканы и ведерко, наполненное кубиками льда. В воздухе витал едва ощутимый запах то ли гашиша, то ли марихуаны, и, конечно, никого не удивили серебряная сигаретница и блюдо, на котором искрился белый, как иней, кокаин, а рядом лежали крошечные золотые ложечки и соломинки.

— Шампанского? — обратился генерал к Софье.

— Благодарю вас, — ответила она.

Генерал кивнул метрдотелю, тот отступил, и в комнату вошли два молодых человека, почти обнаженных, если не считать набедренных повязок. Они молча откупорили шампанское и наполнили бокалы. Вошедшие следом девушки обнесли гостей сигаретницей и блюдом с кокаином.

— Из ложечки или через соломинку? — спросил генерал. — Лично я предпочитаю соломинку.

— Я не буду, — сказал Николай.

Софья перевела взгляд с него на генерала и тряхнула головой:

— А я последую вашему примеру.

Одна из девушек быстро разложила пучок соломинок веером на зеркальном подносе и подала Софье. Софья взяла одну, потянула по очереди каждой ноздрей — словно две петарды взорвались в мозгу.

Генерал, глядя на ее удивленное лицо, не без гордости рассмеялся:

— Чистый. Такого нигде не достанете, — и, вставив по соломинке в каждую ноздрю, обернулся к Ники. — Вы много теряете.

— Ничего, генерал, — ответил тот. — До сих пор как-то обходился. Мне водки хватает.

Сантос Гомес поднял бокал с шампанским:

— Прекрасное сочетание. Santé![6]

— Santé! — вторя ему, подняли и они свои бокалы.

— Шоу сейчас начнется, — сказал генерал. — А пока, если хотите, ребята немного развлекут вас.

— Я не против, — сказала Софья.

Генерал жестом подозвал одного из молодых людей и, протянув руку, задрал на нем набедренную повязку.

— Впечатляет, а? Чтобы здесь работать, надо иметь фаллос не меньше семнадцати сантиметров. Сколько это будет в дюймах?

Кокаин горячил Софью, и она, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, ответила:

— Я не сильна в арифметике, генерал.

— А вы, товарищ, не посчитаете? — обратился генерал к Ники.

— Товарищ генерал, мною движет интерес исключительно культурный, а не математический, — покачал он головой. — Но, надо сказать, столь глубокий капиталистический декаданс впечатляет.

Генерал засмеялся:

— Не будем догматиками. Почему бы не развлечься? — Он погрузил свои соломинки в кокаин и вдохнул обеими ноздрями, а потом подозвал одну из девушек: — Пожалей бедняжку, чтобы встало, мы на него полюбуемся во всей красе.

Девушка опустилась на колени перед молодым человеком, взяла в руку его член и быстро-быстро начала водить кончиком языка по головке. Его лицо осталось совершенно бесстрастным, но фаллос стал набухать и подниматься. И тут вдруг раздался легкий стук в дверь.

Вошел метрдотель и, наклонившись к самому уху генерала, что-то прошептал ему. Генерал кивнул и поднялся.

— Телефон, — сказал он. — Я сейчас вернусь. Продолжайте, не ждите меня.

Дверь за ним закрылась. Молодые люди продолжали свое занятие как ни в чем не бывало. Ники тронул Софью за руку, чтобы привлечь ее внимание, и сказал по-русски:

— Отвратительно. Как животные.

— Не знаю, — проговорила она серьезно, поглядев на него, — но, по-моему, в таком механическом сексе что-то есть.

— Ты шлюха, — рассердился он.

— По крайней мере честно говорю, что думаю, — сказала она. — А тебя разве это совсем не возбуждает?

— Ну, я не железный.

— Пока нет, но сейчас будешь, — поддразнила она. — У тебя уже встает.

— Сука, — огрызнулся он.

— Почему? Потому что я в ладах со своим телом, а ты своего боишься? Мужчинам вообще свойственно ханжество, — с горечью начала она, но резко распахнувшаяся дверь заставила ее умолкнуть и обернуться.

На пороге стоял генерал, и даже в тусклом, неверном свете видно было, что лицо его искажено паническим ужасом.

— Его убили! — воскликнул генерал.

— Кого? — вскочила на ноги Софья.

— Ли Чжуаня! И остальных с ним.

Ники неторопливо подошел и встал с ней рядом.

— Ваши люди весьма расторопны, генерал, — произнес он, не моргнув глазом.

— Мы их не трогали! — запротестовал генерал. — Когда это случилось, никого из наших и близко не было. Их убили, как только они вышли из ресторана.

— Видел кто-нибудь убийц? — спросил Ники.

— Никто, и выстрелов никто не слышал. Очевидно, оружие было с глушителем. Шофер приехал забрать их из ресторана и нашел трупы.

— Это ЦРУ, — сказал Ники. — Мы подозревали, что Ли Чжуань служит и нашим, и вашим. — Он пожал плечами. — Если это так и там узнали, что он работает на нас… Впрочем, неважно. Кто бы ни убил, нам это на руку. Одной проблемой меньше.

— Но убийцы наверняка знают, что перед смертью он встречался с нами, — с беспокойством сказал генерал. — Что, если теперь они и за нами явятся?

Ники ободряюще улыбнулся ему:

— Мы им не нужны. С нами все ясно — мы двум хозяевам не служим.

Софья заглянула ему в глаза:

— А мне как быть?

Ники снисходительно покачал головой:

— Уж ты-то можешь не беспокоиться. ЦРУ только тебя не хватало.

— Ты не понял, — сказала Софья. — Меня волнует не ЦРУ, а Джад Крейн.

Ники презрительно пожал плечами:

— Кто он такой? Частное лицо… И к тому же надутый болван.

— Ники, это ты болван! — возмущенно воскликнула она. — Когда Ли Чжуань говорил о власти, он думал о Джаде Крейне. Этот человек обладает такой властью, какую тебе даже представить трудно. Если Ли Чжуаня убило ЦРУ, значит, Джад Крейн приказал ему.

Ники молча уставился на нее.

— По-моему, надо усилить охрану, и пусть нас срочно доставят в отель, — сказала она. — Я хочу дожить до утра и живой улететь в Мехико.

Глава двадцать первая

Джад откинулся на подушку. На коленях у него стоял поднос с завтраком. Он взял стакан с апельсиновым соком, отхлебнул глоток и сказал Бриджит, вставлявшей медицинскую сводку в специальный кармашек в ногах кровати:

— У меня опять стоит.

Она небрежно ответила:

— Ничего страшного. Пройдет, когда помочитесь.

— Вот сучка! — беззлобно огрызнулся он. — Хоть бы раз вспомнила, что ты женщина, а не просто медсестра. Мне нужно не лечение, а участие.

— Мистер Крейн, — укоризненно сказала она. — Я просто не знаю, что с вами делать. Вы ведете себя, как прыщавый мальчишка или грязный старикашка.

— А я и то, и другое, — попытался он отшутиться.

— Это было бы непрофессионально, — строго сказала она. — Для меня вы прежде всего пациент.

Около кровати зазвонил телефон. Он поднял трубку.

— Это Мерлин, — услышал он сквозь потрескивания. — Как вы себя чувствуете, сэр?

— Готов выметаться отсюда ко всем чертям, — сказал он. — Доктор обещает — где-нибудь через часик.

— Прекрасно, — сказал Мерлин. — А у нас новости.

— Что такое?

— Ли Чжуань убит. Спецслужбы пошарили у него в комнате, пока он ужинал, — нашли кучу интересных вещей. Одна из них, между прочим, наш код доступа. Он собирался продать его за двадцать миллионов долларов.

— Дурак, — сказал Джад. — Кто это, будучи в здравом уме, отвалит за него такую сумму? Каждый ребенок знает, что коды доступа регулярно меняют.

— В практических вопросах он был хуже ребенка, — сказал Мерлин. — Ребята хорошенько порылись у него в чемодане. Нашли там распечатку по Юго-Западной банковской ассоциации. Теперь по крайней мере ясно, зачем он лазил в компьютер. Осталось выяснить, как он переводил деньги с наших счетов на свои.

— Кто его убил? — спросил Джад.

— По каналам спецслужб удалось выяснить, что людей нанял Софьин старый друг.

Джад помолчал, потом спросил:

— Как Софья?

— Девушка даром времени не теряла, — ответил Мерлин. — У меня есть записи, горяченькие, прямо со спутника связи. Поставлю вам, когда появитесь в конторе.

— Вот не думал, что вы такой грязный старикашка, — усмехнулся Джад. — А что слышно о ее назначении к престарелому товарищу Брежневу?

— Все правда, — сказал Мерлин.

— Значит, все-таки оттуда она едет прямо в Россию?

— Нет. Она заказала билет в Мехико. Сегодня вечером должна прилететь.

— Понятно, — сказал Джад. — Что еще?

— Остальное потерпит, пока вы сами приедете, — сказал Мерлин и попрощался.

Сестра все еще стояла в изножье кровати. Джад положил трубку, взглянул на нее и, поддразнивая, произнес:

— У меня все еще стоит, сударыня!

Она протянула ему пилюлю в маленьком пластиковом стаканчике:

— Запейте апельсиновым соком. Потом помочитесь и примите холодный душ. Должно пройти.

Свирепо глядя на нее, он проглотил пилюлю и проворчал с наигранным остервенением:

— Рептилия!

— Все взаимосвязи… — повторила доктор Забиски.

— Что-что? — переспросил Джад, справившись наконец с натягиванием свитера.

— Я говорю, поскольку мы не в состоянии контролировать все взаимосвязи вашего организма со средой, постольку не в силах и удлинить ваш век. Своим образом жизни вы сводите на нет все наши медицинские и технические ухищрения.

— Не могу же я навсегда поселиться в клинике, — не глядя на нее, проронил Джад. — Я тут просто с ума сойду.

— Я понимаю, — согласилась она.

— И любая жизнь под контролем, в искусственно созданном замкнутом пространстве будет ничем не лучше.

Она кивнула:

— Конечно.

— Так что же вы предлагаете?

— Создайте себе подходящую среду. Ваши средства это позволяют. — Она встретилась с ним глазами. — Ведь вы уже сделали нечто подобное на своем самолете. Но нельзя все время жить на борту. Я понимаю, этого требуют интересы дела, и все же здоровье должно стоять на первом месте. Подумайте о себе. Попробуйте приблизить к себе все, что вам может понадобиться, вместо того чтобы мотаться по свету из конца в конец. Создайте собственную среду. У вас все должно быть под рукой: питание, средства связи, техника, все личные контакты, в которых вы нуждаетесь. Вам это под силу, стоит только захотеть.

Он с полминуты молча смотрел на нее.

— Да ведь этак мне придется построить небольшой город для своих нужд.

Она пожала плечами:

— Правда? Ну, так что же, ведь вы собираетесь жить вечно — почему бы и не позаботиться о таком месте, где все будет под рукой?

— Это безумие, — сказал он.

— Не такое уж безумие, — парировала она. — У вас, как ни у кого, есть средства и возможности удовлетворить все свои желания. Стоит только захотеть.

Он не отвечал.

— Подумайте о себе, — повторила она. — Ваш остров у берегов Джорджии используется только как курорт. Между тем это идеальное место — как раз то, что вам надо.

— Я должен это обдумать, — медленно проговорил он.

— Конечно, — сказала она. — Подумайте, вас никто не торопит.

Он вздохнул:

— Не хотелось бы превратиться во второго Говарда Хьюза.

— А вы и не превратитесь, — сказала она. — Он бежал от мира, потому что боялся жить в нем и умереть боялся не меньше. А вы ничего не боитесь, ни жизни, ни смерти. Вы не побежите от мира, а приблизите его к себе. Смерть для вас не больше, чем эволюционный каприз, непреложность которого вы хотите отменить. Но бессмертие не дается даром, и, согласитесь, оно стоит того, чтобы изменить ради него свою жизнь.

Выйдя из ванной, она застала Ники говорящим по телефону. Когда, обернутая полотенцем, она подошла к комоду, чтобы взять бюстгальтер и трусы, он положил трубку и сказал ей:

— Можешь не спешить. Планы изменились.

Она удивленно вскинула глаза:

— Рейс в Мехико в десять часов. А следующий только в шесть утра.

— Ты не полетишь в Мехико, — сказал он. — В полночь рейсом «Аэрофлота» мы вылетаем в Москву. Ты нужна там.

— А как же аборт? Он назначен на завтра.

— Никаких абортов, — сказал он. — Родишь.

— Это безумие, — возразила она. — Никто не знает, что за существо родится от Крейна. Биохимия его организма претерпела такое мощное вмешательство, что ребенок может оказаться монстром.

— Все равно, мы должны использовать свой шанс. Возможно, этот ребенок окажется его единственным наследником. И через него мы сможем контролировать все, чем он владеет: его заводы и лаборатории, его деньги. Тогда в наших руках окажется один из могущественнейших индустриальных комплексов Запада.

— Но ведь это делалось в целях эксперимента.

— Эксперимент окончен, — оборвал ее Ники. — Теперь это вопрос жизни. И власти. Помнишь, что говорил покойный китаец?

— Нет, — сказала она. — Я возвращаюсь в Мехико.

— Никакой самодеятельности, Софья. Ты получила приказ.

— А если я не подчинюсь?

— Это будет измена, — сказал он. — И тебе придется расплачиваться.

Она застегнула лифчик на спине и, натягивая кружевные трусики, буднично спросила:

— Кто тогда убьет меня? Ты, Ники?

— Я тоже получил приказ.

— Ты же любишь меня, — мягко напомнила она. — Ты всегда говорил…

— И сейчас скажу, — подхватил он.

— Но приказы любишь больше? — не скрывая сарказма, спросила она.

Он ничего не ответил.

— Тогда это не любовь, Ники, — сказала она. — В тебе говорит лишь честолюбие и жажда власти.

Он по-прежнему молчал.

— Какая же я была дура, Ники! — с горечью воскликнула она. — Но теперь я многое поняла. Ты никогда не собирался разводиться с Екатериной и жениться на мне. Это поломало бы твою карьеру. Ведь ее отец занимает такое положение в Совете и так близок к Политбюро!

Он угрюмо смотрел на нее.

— Это не совсем так, Софья. Просто я поразмыслил и понял, что мне не судьба жениться на тебе. У тебя была неподходящая репутация. Тебя никогда не приняли бы наши верхи.

Она молча выслушала его, так же молча, словно решившись на что-то, быстро натянула полотняный костюм, тот самый, в котором приехала сюда, потом вытащила из шкафа маленький чемоданчик, положила его на кровать и раскрыла. Их взгляды встретились над откинутой крышкой чемодана, и, щелкнув чем-то в чемоданном замке, она вдруг выпалила:

— Тебе придется убить меня, Ники. Я возвращаюсь.

Он посмотрел на нее в замешательстве:

— Ты что, с ума сошла?

— Но ведь ты не убьешь меня, правда?

Он сурово выпрямился в кресле возле телефона.

— Это приказ, а я солдат. У меня нет выбора. — Его рука нащупала во внутреннем кармане пиджака иссиня-черную «беретту». — И у тебя его нет, ты должна ехать со мной.

Она метнула на него быстрый взгляд, мгновение помедлила, колеблясь, и склонилась над чемоданом. Он не услышал хлопка глушителя, лишь что-то стремительно просвистело с той стороны, где высилась крышка чемодана, и пронзило ему грудь. Не услышал он и второго хлопка, сползая с кресла на пол, с лицом, расколотым, как дыня, от лба до подбородка.

Ее охватил ужас от содеянного, но ненадолго: она вспомнила пистолет в его руке, решительно выпрямилась и подошла ближе. Стены и потолок над ним были забрызганы кровью. Она посмотрела на тело и тихо сказала:

— Бедный, глупый Ники! Ты так и не понял того, чему научил меня Джад Крейн: у человека всегда есть выбор.

Глава двадцать вторая

— Производитель-рекордист! — сказал он. — Хотя никого не покрыл.

Доктор Сойер усмехнулся:

— Не жалуйтесь. Это была ваша идея. — И, помолчав, добавил: — Но Забиски права. Я бы тоже испытал все шансы.

— Придется теперь дяде Полу вместе со всем юридическим отделом поломать голову! — сказал Джад.

— Для того они и существуют, — сказал Сойер. — Увидите, они найдут решение.

В каюту вошел Мерлин.

— Через сорок минут посадка в Мехико.

— Хорошо, — сказал Джад и, заглянув ему в глаза, спросил: — О ней что-нибудь слышно?

— Она летит рейсом «Аэромексико», который прибудет примерно через час после нас, — ответил Мерлин. — По крайней мере значится в списке пассажиров.

— Спецслужбы подстрахуют ее в случае каких-нибудь неприятностей?

— Мы делаем все, что можем, — сказал Мерлин. — Нам еще повезло, что они вошли в номер сразу, как только она вышла. Они нашли его до прибытия своей полиции, так что успели подчистить все, что можно. Но не знаю, долго ли удастся пудрить ищейкам мозги.

— Надо встретить ее у трапа, тогда все будет в порядке, — сказал Джад.

— Записи, сделанные с подслушивающих устройств, говорят, что он собирался убить ее, — сказал Мерлин. — Пока мы не знаем, как это она его обставила.

— А я догадываюсь, — сказал Джад. — Она взяла с собой мой маленький чемоданчик.

Мерлин вытаращил глаза:

— «Бульдог» тридцать восьмого калибра с глушителем, встроенный в кодовый замок?

Джад кивнул:

— Он много чего может, только ножек у него нет. А пока я лежал в клинике, он куда-то исчез.

Мерлин одобрительно кивнул.

— Соображает баба, — сказал он. — Но это значит, что она может быть опасной, берегитесь.

Джад засмеялся:

— Бабы, которые чего-то стоят, вообще существа опасные. — Он взял со стола лист бумаги. — Как там у нас остальные девочки? Будущие матери? Все готово, чтобы рассредоточить их по стране?

— Спецслужбы как раз над этим работают. План должен быть готов к вечеру, — ответил Мерлин и взглянул на Джада. — А что вы решили насчет Софьи?

— Пока ничего, — сказал Джад. — Я хочу еще поговорить с ней.

— Когда она прибудет в аэропорт, вы должны быть в Президентском дворце в Мехико. Пожалуй, это и к лучшему. На это время у вас назначена встреча с министром торговли по вопросам, касающимся «Крейн фармацевтикалз». Потом вы завтракаете с Лопесом Портильо и возвращаетесь на борт. Вылет в Бразилию назначен на четыре часа. Так что у вас будет время подумать, сэр, — не без иронии заключил Мерлин.

Джад взглянул на часы и обвел взглядом сидевших за столом. Три тридцать. Президент опаздывал уже на час. Джад повернулся направо к своему соседу по столу — министру финансов:

— Вероятно, el Presidente занят делами более важными, чем этот завтрак. Я бы не обиделся, если бы он отменил его.

— Уверяю вас, мистер Крейн, для нас нет ничего важнее, — вежливо ответил на прекрасном английском обаятельный министр финансов. — Все дело в том, что el Presidente никогда не завтракает раньше четырех.

Джад переглянулся с Мерлином и, вставая из-за стола, снова повернулся к министру финансов:

— Прошу вас, передайте мои извинения и сожаление сеньору el Presidente. Увы, дальнейшее время у меня расписано. Завтра переговоры в Бразилии, вылет назначен на три часа. В моем распоряжении всего полчаса. Возможно, нам удастся встретиться послезавтра, когда я буду возвращаться в Штаты.

— El Presidente будет крайне огорчен, — пролепетал раздосадованный и сбитый с толку министр. — Он с нетерпением ждал встречи с вами.

— Я тоже, — сказал Джад, — ждал его с нетерпением.

— Но вопрос, который мы должны обсудить… Я знаю, что он мечтал лично поговорить с вами об этом!

— Да говорить-то, собственно, не о чем, — сказал Джад. — Ваша позиция нам ясна. Я хотел, чтобы вы вложили в строительство лаборатории и фабрики тридцать миллионов долларов и за это получили во владение мексиканский филиал «Крейн фармацевтикалз» на равных паях со мной. Вы предлагаете всего пять миллионов и хотите, чтобы остальные двадцать пять вложил я. Это, как у нас в Америке говорят, несерьезно. Я бизнесмен, господин министр, и не собираюсь выступать в роли банка, финансирующего новый государственный долг Мексики, у которой и без того уже долгов больше, чем она сможет когда-нибудь выплатить.

— Ваше мнение противоречит оценкам всех банков, с которыми мы ведем дела, — холодно возразил министр. — Мексика имеет величайшие в мире запасы нефти. При таком дополнительном обеспечении, сэр, цифры нынешнего долга ничего не значат.

— Возможно, и так, ваше превосходительство, — допустил Джад, — но я не занимаюсь нефтью, равно как и другими источниками энергии. Меня интересует то, что можно пощупать руками. Сейчас у нас конец 1979, и у Мексики пятьдесят пять миллиардов долга. При этом вы продолжаете делать займы такими темпами, что за два оставшихся года президентского срока этот долг возрастет миллиардов до восьмидесяти, а может быть, и того больше. Как бы мир к тому времени не захлебнулся нефтью. Тогда все разговоры о ее дефиците и экономии прекратятся, раздадутся призывы остановить затоваривание рынка. Не вижу, как в таких условиях вы сможете выплатить свой долг.

— Ваш сценарий предполагает, что наше положение разделит еще целый ряд стран и что всем им придется решать эту проблему одновременно с нами.

— Совершенно верно, — сказал Джад. — Только меня это не коснется. Ни один мой банк, ни одна финансовая компания не вступили в консорциум инвесторов нефтяной отрасли. Будущее, как оно видится мне, не зависит от промышленности; индустриальной эре придет конец. Все будет основано на информации, средствах коммуникации и новых медицинских технологиях.

Поэтому для начала я предлагаю вам фармацевтическое производство. Капиталовложения в него минимальны, не сравнить с нефтедобычей. В течение двух лет затраченные вами тридцать миллионов долларов принесут двести миллионов. И это, господин министр, только в Центральной Америке и северных регионах Южной. Второе предположение я сделаю тогда, когда это прибыльное, успешно функционирующее производство создаст для него солидную базу. Прежде всего мы должны убедиться, что наше производство свободно от коррупции и воровства, которыми, к сожалению, поражены у вас многие отрасли. Тогда я предложу вам сотрудничать в области электроники, средств информации и коммуникации. Все будет целиком разработано и создано в Мексике — и охватит своим влиянием весь испаноговорящий мир. Согласитесь, такой рынок стоит несчетных миллиардов долларов.

Обо всем этом, сеньор министр, я прошу вас проинформировать el Presidente, — заключил Джад.

— Сеньор, вы высказываетесь без обиняков, — заметил не оправившийся от растерянности министр.

— Другой манеры не признаю, сеньор министр. Прогресс опирается на гранит правды, а не на гнилые подпорки околичностей.

— Обычная североамериканская позиция, — с горечью сказал министр. — За Рио-Гранде живут бедные дальние родственники.

— Президент Картер прибыл в Мехико с оливковой ветвью, в надежде установить более прочное взаимопонимание между нашими странами. По-моему, это было наивно. В международных отношениях чудес не бывает, по крайней мере, в наши дни. Его ждали лишь обличительные речи, ставшее уже привычным высокомерие и оскорбления. Скажите, господин министр, чем Кастро так удружил Мексике, что вы за честь почитаете облизывать его и спереди, и сзади? Да ничем. Разве что нападками на ваш стиль правления и принципы вашей демократии. Почему же Фиделя у вас никто не оскорбляет, сэр?

Министр молчал.

— В Мексике процветало производство сахара, — продолжал Джад. — Сегодня она импортирует сахар. Импортирует она и какао, кофе, зерно. Все прибыльные культуры забыты в лихорадке погони за продуктом, который похоронен на дне морском, на разработку залежей которого уйдут годы, и, возможно, прежде чем он заставит поползти вверх ваши диаграммы экономического роста, ему на смену успеют прийти другие источники энергии.

— Мне очень жаль, сеньор Крейн, что вы такого низкого мнения о нас, мексиканцах, — с искренним огорчением ответил обаятельный министр финансов.

— Это далеко не так, господин министр, — сказал Джад, — я люблю этот народ с его доблестным духом и широтой натуры. У меня работает более полутора миллионов мексиканцев, в том числе и нелегальные иммигранты. Они квалифицированны и усердны. Но мне обидно за мексиканский народ, а еще обиднее за его будущих лидеров. Через два года, когда к власти придет новое правительство, ему придется всецело сосредоточиться на соскребании дерьма с подметок, а народу тем временем нечего будет подцепить на вилку.

Министр посмотрел ему в глаза:

— Вы действительно так считаете?

— К сожалению, да. Поверьте, мои слова диктует искренность и любовь к вашей стране и ее народу.

— Что же, по-вашему, нам делать? — тихо спросил министр.

Джад, не мигая, встретил его взгляд.

— Я не мексиканец и не политик. Я сторонний наблюдатель, и у меня нет готовых ответов. Но я верю в величие Мексики, верю в то, что ей уготована роль лидера в Центральной Америке, а не вассала чужих вассалов, не прозябание под властью людей, не питающих к ней ничего, кроме презрения.

Министр только вздохнул в ответ:

— Вы не могли бы отложить свой отъезд?

— Искренне сожалею, господин министр. Нет.

— Но вы приедете еще?

— Почту за честь воспользоваться вашим приглашением, сеньор министр, — сказал Джад.

— Я, со своей стороны, приложу все усилия, чтобы этот визит состоялся, — при этих словах на столике рядом с министром зазвонил телефон. Он выслушал, ответил по-испански, послушал снова и, наконец, прикрывая трубку рукой, обратился к Джаду: — Иммиграционная полиция в аэропорту по просьбе кубинской полиции задержала некую Софью Ивансич. Кубинцы требуют ее ареста и немедленной отправки в Гавану. Она же утверждает, что является вашей гостьей и одновременно вашей служащей, имеет визу Соединенных Штатов, выданную у нее на родине, и должна лететь дальше вместе с вами на вашем самолете.

Джад едва дослушал.

— Где она?

— В иммиграционной службе при зале транзитных пассажиров.

— Какими правами наделена здесь кубинская полиция?

— Официально никакими, — сказал министр. — Но между нами существует взаимопонимание на неофициальном уровне.

— Именно на неофициальном? — уточнил Джад. — Так вот, доктор Ивансич является незаменимым специалистом нашего Центра медицинских исследований. Я был бы признателен, если бы вы попросили вашу иммиграционную службу проводить ее ко мне на борт и поручились за ее безопасность.

— Кубинская полиция предупредила, что она замешана в серьезных преступлениях, — сказал министр.

— Допустим, что замешана — на Кубе, — сказал Джад. — Но ведь не в Мексике?

— В Мексике — нет, — подтвердил министр.

— А территория зала транзитных пассажиров находится под мексиканской юрисдикцией, и кубинская полиция не обладает на ней никакой законной властью, не так ли, сэр?

— Совершенно верно. Эта территория всецело под юрисдикцией Мексики.

— Доктор Ивансич работает по специальному контракту, заключенному между Соединенными Штатами и Югославией. Мне кажется, ее задержание, обусловленное вашим отказом от своих неотъемлемых прав в пользу кубинцев, может повлечь за собой нежелательные для правительства Мексики осложнения. И наконец, сэр, я был бы лично вам признателен, если бы вы подкрепили мое ходатайство авторитетом вашего министерства.

Министр кинул на него быстрый взгляд и снова заговорил в трубку по-испански. Наконец он опустил ее на рычаг.

— Все будет улажено, мистер Крейн. Я приказал проводить ее и дать охранников для сопровождения.

— Спасибо, сеньор министр.

— Десяти минут не пройдет, как она будет у вас на борту.

— Еще раз благодарю вас, сэр.

Министр улыбнулся:

— Позвольте один вопрос, мистер Крейн. Не учились ли вы в Гарвардской школе бизнеса?

— Учился, — кивнул Джад.

— И я тоже, — улыбка министра стала еще шире. Он протянул Джаду руку. — Я поздравляю вас с победой и восхищаюсь вашей способностью анализировать факты и принимать решения. Надеюсь в один прекрасный день поменяться с вами ролями.

— Я выступал и в вашей роли, сэр.

— И тоже выиграли поединок?

— Мы не выигрываем и не проигрываем. Мы учимся добиваться оптимальных результатов. И вообще, господин министр, это я должен поздравить вас.

Глава двадцать третья

Огни Мехико скрылись за густой пеленой покрывшего город бурого смога. Самолет взмыл выше, и над ним раскрылась сияющая голубизна.

— Одеяло из дерьма, — вздохнул Джад, глянув вниз через иллюминатор.

— Ваш сок и пилюля, мистер Крейн. — Бриджит поставила перед ним поднос с двумя стаканами.

— Нет, чтоб забыла хоть раз, — проворчал он.

— Вы мне платите, чтобы я не забывала, — сказала она и, дождавшись, пока он проглотил пилюлю и запил ее апельсиновым соком, добавила: — Ужин будет в семь тридцать. В девять — спать.

— Я уже не в больнице, — возразил он.

— Доктор велела, — сказала она. — Вы должны соблюдать режим еще две недели.

— А трахаться можно? — сощурился он.

— Это не в моей компетенции, — парировала она. — Но ваше состояние сейчас намного лучше. Скоро вы сможете справляться с этим без всяких осложнений.

— Премного благодарен, — буркнул он. — Я не забуду, как ты не захотела помочь мне в нужде.

Она вышла. Он проводил ее глазами и обернулся к Скорому Эдди:

— Все они стервы, правда?

— Точно, — сверкнул всеми своими зубами Скорый Эдди.

— Что апельсиновая моча, что просто моча — вкус один, — сказал Джад. — Дай мне вишневой кока-колы.

— Потерпите, босс, — попытался увещевать его Скорый Эдди, — вы же помните, что докторша сказала.

— Пошла она к черту, — огрызнулся Джад. — Ты не у нее работаешь.

— Но…

— Делай, как я сказал.

Скорый Эдди быстро приготовил напиток. Джад отпил глоток и выдохнул:

— Хорошо! — Он сразу ощутил подъем. — Разве эти врачи что-нибудь понимают!

В каюту вошли доктор Сойер и Мерлин.

— Как дела, джентльмены? — спросил Джад.

— Все в порядке, — сказал Мерлин.

— Как Софья?

— Она в удовлетворительном состоянии, — начал доктор Сойер, но, поймав недоумевающий взгляд Джада, поднял глаза на Мерлина: — Вы ему не говорили?

Мерлин покачал головой:

— Я думал, вы сказали.

Джад переводил взгляд с одного на другого, ничего не понимая.

— Да о чем вы, черт возьми? — не выдержал наконец он.

Доктор Сойер повернулся к нему:

— Какой-то тип пытался подстрелить ее из пистолета с глушителем, когда она проходила по залу транзитных пассажиров. Стрелок оказался не очень меткий, но все же у нее задеты мягкие ткани левой руки.

— Голубчика, конечно, схватили? — спросил Джад.

— Никто его и в глаза не видал, — сказал Мерлин. — Мексиканские спецслужбы вообще не знают, что в нее стреляли. Ей не занимать самообладания. Она зажала рану правой рукой и прошла через зал, не издав ни звука, невозмутимая, как статуя, так что никто даже не заметил крови, пока она не вошла в самолет.

— Где она сейчас? — спросил Джад.

— Спит у себя в каюте, — сказал доктор. — Без кровопотери не обошлось, так что я перелил ей две пинты плазмы, зашил рану и дал снотворного. Теперь все нормально. Она проспит часов десять-двенадцать.

— Вы молодец, но они какого черта это допустили! — воскликнул Джад. — Я хочу знать, что случилось в Гаване.

— Мы все знаем, — сказал Мерлин. — Она достаточно владела собой, чтобы прихватить еще и бумаги Боровника. Я их просмотрел. Все эти депозиты, проведенные через Юго-Западную банковскую ассоциацию, находились под контролем кубинского правительства.

— Выходит, мы действительно вляпались? — буркнул Джад.

Мерлин молча кивнул.

— И что теперь? — спросил Джад.

— Теперь наши малопочтенные власти суют в это дело свой чуткий нос, — сказал Мерлин. — Не только Министерство финансов, но и Федеральная корпорация страхования банковских вкладов, налоговая инспекция, таможня, ФБР, ЦРУ — все вьются вокруг, как мухи.

Джад выжидающе смотрел на него:

— Чем нам это грозит?

— Полным крахом Юго-Западной ассоциации. Мы могли бы еще как-то проскочить, если бы были изъяты миллионов четыреста. Но, судя по всему, с учетом всех филиалов, сумма составит более шестисот миллионов. Единственный способ не дать ассоциации развалиться — это выделить на ее поддержку еще триста миллионов.

Джад не стал колебаться ни минуты:

— Так и поступайте.

— Причем вы все равно можете потерять весь пакет, — заметил Мерлин.

— Имя и деньги надо спасать до последнего, — сказал Джад и добавил: — Но даже не деньги главное. Меня больше волнует наша глупость.

С минуту все помолчали.

— Ну, что у нас еще? — спросил Джад.

— Все девочки прошли медицинское обследование с прекрасными результатами, — начал доктор Сойер. — Контракты составлены и подписаны надлежащим образом, даже юристы довольны. Спецслужбы разместили их в разных городах разных штатов по всей стране. Никто из девочек ничего не знает об остальных, и никто из них не имеет ни малейшего понятия о том, что программа связана с вами. Разумеется, они и их дети будут обеспечены пожизненной материальной опекой. Так что через шесть-семь месяцев мы получим небывалый урожай счастливых матерей и очаровательных младенцев, какого не пожинал ни один мужчина со времен Ибн-Сауда.

— У него было более девятисот детей, — сказал Джад. — И он хоть удовольствие получил, когда их делал.

— Ну, нельзя же иметь все сразу, — усмехнулся доктор Сойер. — Вы живете в другом мире.

— Впрочем, одна женщина знает, — сказал Джад, помолчав. — Доктор Софья.

Доктор Сойер кивнул:

— Мы обсуждали это с доктором Забиски. Ей сделают аборт, как и планировалось. И она будет считать, что точно так же поступили с остальными.

Джад выглянул в иллюминатор. Там, где солнце скрылось за горизонтом, виднелась еще тонкая оранжевая полоска. Не оборачиваясь, он пробормотал:

— Ловко же вы все устроили.

— Мы старались, — со скромным достоинством подтвердил доктор Сойер.

— Хорошо, — Джад повернулся к Мерлину: — Что там с Крейн-Айлендом?

— «Крейн констракшн» уже организовала исследовательскую группу. Теперь их задача — набрать людей, которые способны понять, чего мы от них хотим. По их расчетам, на эту предварительную работу уйдет месяца два.

— А сколько потребуется на строительство и оборудование?

— Год на строительство, еще год на завершение и отделку, — Мерлин глянул на него с сомнением: — Вы непременно хотите довести это дело до конца? Я думаю, оно обойдется нам миллионов в сорок, если не больше.

Джад повернулся к нему:

— Сначала проведем исследования, а тогда уж и примем окончательное решение. Время пока терпит.

В каюту вошла Бриджит.

— Извините, джентльмены, — сказала она. — Ваше время истекло. Моему пациенту надо вздремнуть перед ужином.

— Моя милая заботливая сука, — сказал он. Но прозвучало это беззлобно. Он действительно уже устал.

Его слуха достиг ровный гул реактивных двигателей. Он медленно открыл глаза. Над ним стояла Бриджит. В темной комнате ее халат белел, как одеяние привидения.

— Ты давно здесь? — спросил он.

— Всего пару минут. Вы так крепко спали — я раздумывала, стоит ли будить вас на ужин.

— Ужин? Хорошая мысль, — сказал он. — Обед-то сегодня накрылся, я так и не поел.

— Вот и чудненько, — сказала она. — Я дам знать повару.

Он сел в постели:

— А я пока побреюсь и приму душ. Когда ужин будет готов?

— Как вы прикажете.

— Тогда через полчаса. Идет?

— Да.

Когда за ней закрылась дверь, он включил свет. На телефонном аппарате мигал красный огонек — кто-то оставил послание. Он снял трубку и услышал голос радиста:

— Мистер Крейн, ваша мама звонила из Сан-Франциско, когда вы спали.

— Найдите ее и свяжите со мной, — сказал он и, положив трубку, направился в ванную.

Там его и застал звонок. Он снял трубку, висевшую на кронштейне над унитазом.

— Миссис Марло на связи, сэр.

— Спасибо, — сказал он и услышал щелчок переключения. — Барбара?

— Уже почти шесть недель я не слышала твоего голоса! — эмоционально воскликнула она на том конце провода. — Где ты сейчас?

— В данную минуту стою над унитазом и писаю.

— Ну и глупо! — хмыкнула она. — Я имею в виду, где ты вообще.

— Согласно плану полета должен быть где-то над Амазонкой, впрочем, точно не знаю. Я только что проснулся.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она. — У тебя все в порядке?

— Блестяще, как никогда.

— Как ты перенес процедуры?

— Сплошное удовольствие, — бодро сказал он. — А как вы с Джимом?

— У нас все в порядке, — ответила она. — Я слышала, ты собираешься присутствовать на инаугурации…

— Совершенно верно.

— Мы тоже получили приглашение. Я подумала — почему бы нам не поехать вместе?

— Действительно. Давай так и договоримся.

— Договорились, — сказала она и, замявшись на секунду, снова спросила: — У тебя действительно все в порядке?

— Да, Барбара, — ответил он. — Все в полном порядке. Целую тебя, а Джиму передай привет.

— Я тебя тоже целую, — сказала она. — Жду не дождусь, когда увижу тебя в Вашингтоне. Ну, пока.

Он повесил трубку на место, с минуту постоял над мраморной раковиной унитаза и нажал кнопку вызова прислуги.

В дверях ванной появилась Бриджит.

— Что-нибудь случилось?

— Посмотри, — указал он рукой. — Стоит, как каменный. Пописать не могу.

— Что вызвало эрекцию? — осведомилась она.

— Я говорил по телефону со своей приемной матерью. Когда-то она возбуждала меня. Наверно, снова нахлынуло…

Улыбнувшись краешком рта, она посмотрела на него:

— У вас инцестуозная перверзия. Станьте под холодный душ, и помочитесь без всяких проблем.

Глава двадцать четвертая

— Мы в десяти милях от побережья, — раздался в динамике голос командира экипажа.

Джад нажал кнопку селектора:

— Дайте план на большой экран.

Старший стюарт Рауль развернул серебристый экран на длинной переборке каюты и опустил козырьки на иллюминаторах, чтобы не мешало яркое тропическое солнце. И сразу же синее море накатило прибоем на длинную белую песчаную ленту, окаймлявшую бескрайние мили зеленого леса.

— Дельта реки — в центре экрана, — прокомментировал командир.

Джад снова нажал кнопку селектора:

— Крупный план, пожалуйста.

— Мы на высоте сорока четырех тысяч футов, — сказал командир. — Может проявиться зернистость.

— Ничего, — сказал Джад. — Мне надо все хорошенько рассмотреть. А потом держите курс вдоль реки.

— Хорошо, сэр. — Раздался щелчок, командир отключился.

Джад уставился в экран. Изображение увеличилось, заполнило его целиком, ясно стали видны мутные воды безбрежной Амазонки. Потом дельта сместилась к низу экрана, а сверху, завоевывая пространство дюйм за дюймом, его заполнила великая река, столь полноводная, что, казалось, даже экран не может вместить ее.

— Через минуту в верхней части экрана появятся заводы, — донесся голос командира.

— Мы сможем чуточку спуститься и сделать круг над ними? — спросил Джад.

— Наш коридор — на высоте сорока четырех тысяч, сэр, — сказал командир. — Если мы спустимся, они поднимут страшный тарарам.

— Пошли они куда подальше, — буркнул Джад. — Спускайтесь до тридцати шести. Под мою ответственность. — Он повернулся к сидевшему рядом Мерлину: — Какого черта? Мы же ради этого сюда прилетели.

Мерлин не ответил. Он, не отрываясь, глядел на экран. Там появился первый завод. Над шестью гигантскими трубами стояли черно-серые клубы дыма. Видна была длинная пристань с пришвартованными баржами и крытый транспортер, тянувшийся от заводского здания прямо к баржам.

— Это целлюлозно-бумажное производство, — сказал Джад.

Картинка на экране сменилась, появилось другое предприятие. Изображение стало более четким, можно было разглядеть, что здания высятся над самой рекой на сваях — для защиты от разливов.

— Здесь производится деловая и отделочная древесина, — пояснил Джад. — Отходы сплавляются на целлюлозно-бумажный.

— Невероятно! — сказал Мерлин. — Такие производства и где — в дебрях самых первобытных джунглей, какие только остались на земле.

— Д. К. гений, — сказал Джад. — Это его идея. Он понимал, что необходимые конструкции невозможно возвести на месте, поэтому заводы построили в Японии, отбуксировали сюда через океан и собрали. Едва ли не за сутки они были установлены и введены в действие.

На экране появился третий завод. Бурное течение реки перед ним было сплошь запружено бревнами. Тысячи, сотни тысяч бревен громоздились здесь в беспорядке, словно в зияющей пасти доисторического чудовища.

— Лесопилка. Распиловка, зачистка, сортировка, — продолжал Джад. Он указал на верхнюю часть экрана, где начала появляться гигантская бетонная дамба. — Вот вам лишнее доказательство гениальности Людвига. Ни нефть, ни ядерная энергия не нужны, когда есть вода. Гидроэнергетика пользуется щедростью природы. Но мало этого, он позаботился и о воспроизводстве природных ресурсов, разработав программу лесонасаждений. Каждые двадцать лет лес дает ему новый урожай.

— Одного я не понимаю, — начал Мерлин. — Зачем он все это бросает?

— Думаю, что по двум причинам, — сказал Джад. — Во-первых, его джунгли достали. У него двадцатилетний период оборота лесопосадок. Но джунгли наступают куда быстрее. С ними бесполезно состязаться. Людвиг подсчитал, что ему потребуется десять тысяч человек только на борьбу с джунглями, чтобы они не заполонили территорию производств.

— А вторая причина? — спросил Мерлин.

— Сам Д. К. Старику за восемьдесят, и, кажется, он почувствовал, что его время истекает. — Помолчав, Джад вскинул глаза на Мерлина: — Думаете, он ушел бы отсюда, если бы имел дар бессмертия?

Мерлин не ответил.

Джад нажал кнопку селектора:

— Капитан, можете вернуться к прежнему курсу. Я все посмотрел. Спасибо.

— Хорошо, сэр, — ответил пилот. — Мы будем на месте, в Бразилиа, через три часа тридцать пять минут.

Едва Рауль поднял козырьки на иллюминаторах, и в кабину хлынул солнечный свет, как появилась Бриджит со своим подносом.

— Пора принимать лекарство, — сказала она Джаду.

Джад взял пилюлю, проглотил, запил апельсиновым соком.

— Тебе самой еще не надоело? — спросил он.

— Это моя работа, — ответила она и добавила: — Доктор Ивансич проснулась.

— Как она? — быстро спросил он.

— Нормально, — проговорила она ледяным тоном. — Сейчас как раз одевается. Доктор Сойер велел ей держать руку на перевязи.

— Я спущусь к ней, — сказал он.

— Вам нельзя, — сказала она тем же ледяным тоном. — Она сама к вам придет, когда накрасится.

Джад пристально посмотрел на нее:

— В твоем голосе мне слышатся нотки ревности.

— Не к ней же, — саркастически скривила рот Бриджит. — Она мне в матери годится, — и покинула каюту, слегка покачивая бедрами, чего за ней прежде не водилось.

Джад подмигнул Мерлину:

— Сестричка-то малость оттаяла.

Мерлин усмехнулся:

— Пожалуй. Но лично я предпочитаю фигуры, которые растут по вертикали, а не вширь.

Джад улыбнулся и сменил тему:

— Как там наши юго-западные банковские дела?

— Все мыслимые государственные структуры только этим и заняты. Единственное утешение состоит в том, что вашим крупнейшим партнером по скандалу оказался Кастро.

— Черт бы его побрал! — скривился Джад. — Почему-то все политики хотят быть бизнесменами…

Мерлин поднялся:

— Не возражаете, если я пойду вздремнуть? Меня сегодня разбудили среди ночи.

— Конечно, поспите, пока есть время, — сказал Джад. — Я чувствую, сегодня ночка тоже будет не из легких.

Дверь за ним закрылась. Джад подозвал Скорого Эдди, стоявшего за стойкой:

— Приготовь вишневой.

— Пожалуйста, босс.

Не успел Джад допить стакан, как в каюту вошла Софья. В дверях она помедлила, словно сомневаясь, хотят ли ее здесь видеть.

— Заходи, Софья, — непринужденно сказал он, ставя стакан на столик.

Она подошла, наклонилась к его щеке и нежно поцеловала:

— Спасибо.

— Все в порядке, моя дорогая?

— Да.

— Ничего не болит?

— Нет, Джад. Все прекрасно.

Он заглянул ей в глаза:

— Софья, не надо извиняться, не надо ничего объяснять. Ведь мы друзья, правда?

— Да, — сказала она. — Хочу верить, что да.

Он указал ей на стул. Она молча села.

— Каждый из нас поступает так, как велит ему долг, — проговорил он.

— Я боялась, ты подумаешь, что я предала тебя, — тихо сказала она.

— И ты могла такое обо мне подумать?

— Да нет же, — вырвалось у нее.

— Вот видишь, — сказал он.

— Вообще, это старая история, — продолжала она. — Хочешь, я расскажу?

Он покачал головой:

— Не нужно. Я все о тебе знаю.

— И не сердишься?

Он усмехнулся:

— Не сержусь. Я достаточно прожил на свете, чтобы усвоить: старая любовь не ржавеет.

Она помолчала, посмотрела на стакан, стоявший перед ним на столике:

— Знаешь, напрасно ты пьешь эту дрянь.

— Знаю, — сказал он. — Но здесь то же самое: старая любовь.

Она молчала.

— И вообще, вы сейчас не на дежурстве, доктор, — добавил он.

— Вот это точно, — вымученно улыбнулась она.

— А вид у доктора усталый, — не унимался он. — Могу я предложить доктору понюхать?

— Я бы не отказалась, — сказала она.

Он кивком подозвал Скорого Эдди, и тот моментально вырос перед ним с золотым флаконом в руке. Софья взяла у него флакон, но мешала перевязь, и Скорый Эдди сам поднес ложечку к ее ноздрям. Дважды она энергично вдохнула, и Скорый Эдди вернулся к бару.

— Проняло, — сказала она и, встретившись с ним глазами, сощурилась. — Странный ты человек, Джад Крейн.

Он промолчал.

— Ты действительно думаешь, что будешь жить вечно? — не отступалась она.

— Я не говорил «вечно», — бросил он. — Я употреблял слово «бессмертие».

— Разве это не синонимы?

— Я не силен в языкознании. Но как бы ты это ни называла, я надеюсь именно на это.

— Хотелось бы и мне надеяться вместе с тобой, — сказала она и переменила тему: — Твоя новая сестра недолюбливает меня.

— Велика важность, — пожал он плечом.

— Ты с ней спишь, конечно.

— Нет, собственно говоря…

— Неужели не захотел?

— Захотел, не захотел, — проворчал он. — Какая разница?

— У меня аборт на следующей неделе, — сказала она.

Он кивнул:

— Я знаю.

Она заглянула ему в глаза:

— Мне хочется оставить ребенка.

Его голос не дрогнул:

— Ни к чему. Эксперимент должен быть доведен до конца.

— Одна из десяти — не такая уж большая потеря, — сказала она.

— Ни одной, — возразил он. — Это эксперимент, пусть он экспериментом и останется.

— А что останется от тебя, когда ты умрешь? — спросила она.

— Я не умру, — ответил он. — А если умру, какая разница, что останется?

Она помолчала, потом попросила:

— Можно еще понюхать?

Не отвечая, он жестом подозвал Скорого Эдди, взял свой стакан и, медленно отпивая по глоточку, смотрел, как она снова вдыхает порошок. Она повернулась к иллюминатору:

— А небо-то до чего чистое!

— На сорока четырех тысячах всегда такое.

Она снова посмотрела на него:

— Я боюсь. Я не хочу, чтобы меня убили.

— Никто тебя не убьет.

— Ты их не знаешь, — горячо заговорила она. — Они не такие, как ты. По законам их мира я считаюсь предательницей. А они ничего не забывают. Раньше или позже, но они убьют меня.

— А ты потеряешься, — сказал он. — Тех, кто скрылся от них в Америке, они не ищут. Они предпочли забыть даже о нескольких своих крупнейших ученых.

— Обо мне не забудут, — сказала она. — За мной не только предательство, но еще и убийство человека, весьма близкого к Политбюро. — Она взяла сигарету из пачки, лежавшей на столе, закурила, глубоко затягиваясь. — Я всегда была плохим конспиратором. Мне так и так придется вернуться.

Он кивнул:

— Вот и прекрасно.

Она вскинула на него глаза:

— Значит, тебе все равно, пускай меня убьют?

— Никто тебя не убьет, — повторил он. — Ты забываешь главное: ты им нужна.

— Зачем? — не поняла она.

Он спокойно улыбнулся:

— А как же Брежнев — твой новый пациент? Думаешь, они осмелятся подвергнуть его жизнь опасности всего лишь из-за того, что ты размозжила башку чьей-то троюродной заднице — зятю бюрократа из Политбюро? Андропов не дурак. Недаром он шеф КГБ. Если тебе удастся продлить жизнь Брежневу хотя бы года на два, он за это время сумеет укрепить свои позиции с тем, чтобы впоследствии занять высшее кресло.

Она с надеждой посмотрела на него:

— Ты так думаешь?

— Даю гарантию, — ответил он. — У «Крейн индастриз» тоже есть свои люди в Политбюро.

Глава двадцать пятая

Бразилиа выглядела таким новеньким с иголочки городом, словно сердце ее еще не начало биться. Широкие, идеально чистые улицы, современные здания из стекла и бетона. Даже автомобили и автобусы, работавшие на смеси этилового и винного спирта, не коптили чистое голубое небо над городом.

Совещание проходило в обширном зале с окнами во всю стену, на высоту двадцать второго этажа вознесенном над городскими проспектами. Участники расположились вокруг овального стола из мореного дуба в удобных креслах с высокими спинками, обитыми мягкой — под цвет стола — кожей.

Джада и главу бразильской делегации разделяла короткая ось овального стола. По одну руку от Джада сидел Мерлин, по другую доктор Сойер. Рядом с бразильцем, слева и справа, тоже сидели двое сопровождающих лиц.

Говорили по-английски, но в выговоре бразильца Джад различал легкий немецкий акцент.

— Доктор Шёнбрун, — сказал Джад, — если я вас правильно понял, господин Людвиг вложил в этот объект полмиллиарда долларов.

Доктор Шёнбрун утвердительно кивнул.

Слегка подавшись к нему через стол, Джад встретился с ним взглядом:

— А от меня вы чего ожидаете?

Немецкий акцент доктора Шёнбруна зазвучал чуть явственней:

— В связи с этим объектом — ничего, мистер Крейн.

Чтобы не обнаружить своего удивления, Джад промолчал, хотя на ум ему и пришло сразу несколько небезынтересных соображений.

— Наши переговоры с господином Людвигом уже завершены, — продолжал между тем бразилец. — Бразильское правительство полностью возьмет объект под свое управление. Господин Людвиг согласен на равную долю в доходах при долговременной низкой процентной ставке. Благодаря стечению ряда экономических факторов его основной капитал будет возмещен довольно быстро.

— Примите мои поздравления, доктор Шёнбрун, — сказал Джад. — Насколько я вижу, вам удалось сделать важный вклад в экономику вашей страны.

— Благодарю вас, мистер Крейн, — и доктор Шёнбрун позволил себе слегка улыбнуться с приличествующей случаю скромной горделивостью.

— Стало быть, у вас ко мне другое предложение, — сказал Джад. — Ведь зачем-то вы меня сюда все же пригласили.

— Совершенно верно, мистер Крейн, — подтвердил доктор Шёнбрун. — Но прежде всего я должен извиниться, что ввел вас в заблуждение относительно истинной цели нашей встречи. Все на свете трудно предусмотреть, а для нас жизненно важно оградить этот разговор от посторонних ушей.

— Согласен с вами, — сказал Джад.

— Я хочу говорить с вами о «Крейн фармацевтикалз», — сказал доктор Шёнбрун. — Фармацевтическая отрасль является одним из слабейших секторов нашей экономики. Должен честно вам признаться, мы уже испробовали различные подходы. Сначала мы обратились к «Хоффман — Ла Рош», но они решили остановиться на Коста-Рике. Потом — к «Байер кемикл вельтгешефт», но они работают только на отечественном сырье и основные предприятия стараются размещать поближе.

— А «Дюпон»? «Монсанто»? — спросил Джад.

— Они были заинтересованы, — ответил доктор Шёнбрун. — Но их сковывала политика президента Картера в области прав человека. Они посчитали, что не справятся со всеми сложностями, с которыми придется столкнуться.

— Таким образом, очередь наконец дошла до Крейна, — язвительно заметил Джад.

— На первый взгляд, так, — согласился доктор Шёнбрун. — Но на деле все обстоит иначе. Особенно в одной области, где мы с вами всегда были ближе друг к другу, чем кто бы то ни было.

— Что же это за область? — спросил Джад.

Доктор Шёнбрун через стол посмотрел ему прямо в глаза и сказал:

— Ядерная медицина.

Джад после минутной паузы произнес лишь одно слово:

— Германия.

Бразилец кивнул:

— Как вам известно, после войны немало германских ученых бежали сюда. По условиям капитуляции Германии запрещалось развивать ядерную индустрию. Бразилия с подобными запретами не столкнулась. И вот немцы, и немало немцев, прибыли сюда. У нас говорят «немая индустрия». О ней никогда не говорилось вслух, но она существует. На сегодняшний день мы имеем два действующих энергоблока, оснащенных по последнему слову техники, снабжающих электроэнергией Бразилиа, Рио и Сан-Паулу.

— Построенных и обслуживаемых немцами, — подхватил Джад.

— Не только немцами, — поспешно возразил доктор Шёнбрун. — У нас много американцев и французов.

Джад посмотрел ему в глаза:

— У вас есть бомба?

— Нет, — сказал доктор Шёнбрун. — Но если бы мы захотели, она бы у нас, безусловно, была.

— Хватит атомных бомб, — сказал Джад.

— По-моему, тоже. — Шёнбрун выдержал его взгляд. — У нас есть кое-что другое — и это должно вас заинтересовать.

— Что это такое?

— На плато потухшего вулкана в Андах, в четырехстах милях от предприятий Людвига, мы построили ядерный реактор. Он находится в кратере, на глубине трехсот метров. Людвиг хотел, чтобы мы полностью обеспечивали его предприятия энергией. Но потом он вышел из игры, а нам из-за финансового кризиса не хватило денег. И вот теперь реактор пропадает без дела и ждет, пока его поглотят джунгли.

— И что вы мне предлагаете с ним сделать? — спросил Джад.

— Я подумал, что он пригодился бы вам при создании Центра ядерной медицины. Мы уже вложили в него три миллиарда долларов, а вам отдадим за миллиард. Еще за два вы построите самый современный в мире производственный комплекс. Причем, и это, пожалуй, важнее всего, реактор глубоко засекречен и недоступен для вторжения извне. За это мы назвали его Занаду.

— Где мы наберем строителей и обслуживающий персонал? — спросил Джад.

— Эта проблема уже решена. В резерве имеется полный штат работников.

Джад задумался лишь на мгновение.

— Что ж, может быть, это неплохая возможность. Когда я смогу там побывать?

— Когда вам будет удобно, — ответил Шёнбрун.

— Я свяжусь с вами, — сказал Джад, поднимаясь и протягивая руку. — Спасибо, доктор Шёнбрун.

— Какая мерзость, — сказал Джад доктору Сойеру, привычно проглотив поданную Бриджит пилюлю и запивая ее апельсиновым соком. — Им ничего не нужно, — продолжил он прерванный разговор, — кроме трех миллионов долларов.

— Выгодная сделка, — саркастически произнес доктор Сойер.

Джад усмехнулся:

— Мехико в сравнении с ними покажется заповедником честности и добропорядочности. Эти ребята хотят ни более, ни менее как контролировать рынок коррупции.

— Так вы, я вижу, не собираетесь иметь с ними дело?

— Разумеется, собираюсь. Может быть, не совсем так, как им бы хотелось, но во всяком случае, чтобы они заглотали крючок и потеряли бдительность. — Он улыбнулся углом рта. — Иногда, чтобы бороться, приходится сотрудничать.

Доктор Сойер помолчал, обдумывая услышанное.

— Как вы думаете, откуда у них все это оборудование? — спросил он. — Все инструкции, вся маркировка — на английском. Но из Штатов это поступить не могло. Картер бы не допустил.

— Готов поставить в заклад собственную задницу, что из Франции, — ответил Джад и, видя в глазах доктора недоверие, пояснил: — Не будьте наивным. Когда речь идет о деньгах, соглашение о нераспространении, заключенное между США, Францией и другими западными ядерными державами, побоку. Франция найдет способ его обойти.

— И это наши друзья, — саркастически произнес доктор.

— С такими друзьями и врагов не надо, — резюмировал Джад и, выглянув в иллюминатор, нажал кнопку селектора. — Мы далеко от Рио? — спросил он пилота.

— Удалились примерно на двести шестьдесят морских миль, мистер Крейн, — ответил тот.

— Давайте-ка вернемся, — сказал Джад. — Позвоните туда для верности. Мы останемся на ночь, — и подмигнул доктору Сойеру. — Пора нам поразвлечься.

— Вы должны быть в постели в девять тридцать, — сказал доктор Сойер.

— Ну, всего разочек, док, — сказал Джад. — Забудьте, что вы мой врач. Я уже дохожу от этого рукоделия — сколько можно! И потом, — он лукаво сощурился, — все, что про девушек из Ипанемы в песне поется, — чистая правда. Знаете, вам тоже не помешает.

Бриджит разбудил смех. Она огляделась в темной каюте. На часах светились цифры: три тридцать. Она выглянула в иллюминатор и увидела, как из двух лимузинов, остановившихся возле самолета, выпорхнули три или четыре девушки. Щебеча и хихикая, они направились к подъемнику вслед за Джадом и доктором Сойером.

Бриджит вернулась в постель и стала вслушиваться, глядя в темноту. Ни звука. Ее каюта была в хвостовой части. Она закрыла глаза и попыталась уснуть снова.

А Скорый Эдди тем временем уже насыпал дюжину длинных грядок кокаина на зеркальное покрытие столика. Когда девушки взяли соломинки и вдохнули порошок, хохот и восклицания сделались еще громче.

— Дурацкое ощущение, — сказал доктор Сойер. — Я никогда не участвовал ни в чем подобном. Кого из них вы хотите?

— Всех сразу, — засмеялся Джад. — У меня сейчас стоит так, что я способен, кажется, всех их вдолбать в землю.

Доктор Сойер опасливо посмотрел на него:

— Потише. Не забывайте об осторожности.

— Завтра, — сказал Джад. — Завтра я буду осторожен. А сейчас я ребенок в кондитерской лавке.

— Что же ты не идешь, Джад, — простонала Сильвия. — Он у тебя такой твердый, я чуть не умерла от боли.

Две другие девушки подхватили:

— И я, и я тоже!

— Такого твердого у меня никогда не было, — промурлыкала одна. Другая с жаром воскликнула:

— И он даже не стал хоть чуточку мягче. Стоит себе — как стальная труба. Мне было так больно. Но наслаждение неземное!

— А ты, крошка? — обратился Джад к третьей.

Она слегка замялась:

— Это не важно, что до крови. Все равно очень хорошо!

Он приподнялся на локте рядом с девушками:

— Мне очень жаль. Я, правда, не хотел сделать вам больно. Наверно, я хватил лишнего кокаина.

— От лишнего кокаина он обычно делается мягким, — заметила Сильвия.

— На разных людей наркотики действуют по-разному, — ответил он и, поднявшись, запахнул халат. — Уже поздно. Вам, пожалуй, пора. Может быть, следующий раз будет для всех нас удачнее.

— Но у тебя еще стоит, — запротестовала Сильвия, глядя на него из постели. — Я чувствую, мы не оправдали твоих ожиданий.

— Вы все — просто прелесть, — сказал он. — Вы оправдали все мои ожидания. Мне было с вами очень хорошо.

— Когда мы увидимся снова? — спросила Сильвия.

— Как только я смогу, — ответил он.

Девушки быстро натянули платья, Джад нажал кнопку и бросил выросшему в дверях Скорому Эдди:

— Проводи их.

На прощание он поцеловал каждую в щечку, и Сильвия сказала:

— Смотри, не забудь. Ты обещал.

— Ни за что не забуду, — сказал он и поплелся к двери, краем глаза успев увидеть, как Скорый Эдди вручает по чеку на тысячу долларов каждой девушке. Он закрыл дверь и скинул халат. Эрекция не спадала, с каждой минутой делаясь все болезненней. Он торопливо зашел под душ и посильнее включил ледяную воду.

Глава двадцать шестая

Доктор Сойер вошел в гостиную. Скорый Эдди драил свой бар.

— Мистер Крейн у себя? — спросил его доктор.

— Да, — кивнул Скорый Эдди.

— Как вы думаете, не спит еще?

— Только что выключил душ, — ответил Скорый Эдди.

Доктор Сойер постучал в дверь каюты:

— Можно?

— Да, — глухо прозвучал из-за двери голос Джада.

Сойер открыл дверь и поначалу ничего не смог разглядеть в приглушенном почти до полной темноты освещении. Но постепенно глаза его привыкли к полумраку, и он увидел Джада. Тот сидел на кровати, спустив ноги на пол, скрючившись и всем телом навалившись на руки, прижатые к паху. Голова низко опущена, подбородок упирался в грудь.

— Эта девушка… — начал было доктор Сойер, но тут же осекся. — Что с вами?

Джад приподнял голову:

— Я не знаю. — Он говорил с трудом, каким-то чужим и словно издалека доносившимся голосом. — Кажется, попал в переделку.

Доктор нащупал выключатель и в залившем комнату ярком свете увидел лицо Джада — бледное, в холодной испарине. Темно-синие глаза стали почти черными. Шагнув вперед, он наклонился над скрюченной фигурой Джада, коснулся его лба. Влажный лоб был холодным.

— Встать можете? — спросил он.

— Кажется, да, — ответил Джад и начал медленно распрямляться. Наконец, опираясь руками о кровать, он встал, с белыми, плотно сжатыми губами, шумно втягивая ноздрями воздух. Пот катился с него градом. Но, так и не распрямившись до конца, он застыл и со странным спокойствием в голосе произнес: — Нет, не могу.

— Тогда не надо, — сказал Сойер и обхватил его под мышками. — Я вам помогу. Тихонечко ляжем в постель. Никакой паники. Все будет хорошо.

— Какая может быть паника? — ответил Джад с глухим смешком. — Я же бессмертен, вы не знали?

Доктор помог ему вытянуться в постели и через открытую дверь окликнул Скорого Эдди:

— Найдите сестру, пусть захватит мой чемоданчик и пакет первой помощи. И доктора Ивансич позовите. А Рауль пусть тащит сюда кислородную подушку.

— Понял, — бросил Скорый Эдди и исчез.

Доктор встал на колени у постели:

— Расскажите мне, где болит.

— Началось прямо в члене, — стал объяснять Джад, глядя ему в глаза, — потом яйца стали как булыжники, а член так напрягся, что мне казалось — яйца сейчас въедут в задницу. Потом боль стала проникать дальше, захватила весь пах, почки и мочевой пузырь. Я хотел отлить, но ничего не получилось. Такое ощущение, будто все окаменело — член, уретра и все остальное.

— Ясно, — сказал доктор. — Постарайтесь расслабиться. Остальное — наша забота.

Джад поморщился от боли:

— Пожалуй, зря я затеял вечеринку.

— Возможно, — сказал доктор Сойер. — Вообще-то идея была неплохая, просто вы немножко переусердствовали, вот и все.

— Доктор Сойер! — за спиной доктора выросла Бриджит.

— Установите капельницу, — приказал доктор. — Двадцать миллиграммов валиума и пять кубиков морфина в соляном растворе на тридцать минут.

Она молча кивнула и раскрыла чемоданчик первой помощи. Быстро установила металлическую стойку с держателем для бутыли, ввела в раствор валиум и морфин, затем присоединила к бутыли трубку, закрепила в наконечнике иглу и подвесила бутыль к стойке.

— Доктор, колоть вы будете?

— Да, — ответил он. — Держите ему руку.

Мгновение — и доктор Сойер проколол вену Джада, а Бриджит проворно закрепила иглу у него на руке пластырем.

— Кислородная подушка готова, — сказала она, поглядев на доктора.

— Катетеры в нос, — распорядился он. — Для начала дадим два литра в минуту на час.

— Да, сэр.

Пока она готовила подушку, он раскрыл свой чемоданчик и достал электронный термометр. Показания были ниже нормы — 36,1. Электронный тонометр замигал красными огоньками и показал 102 на 70.

Джад, лежа под заработавшей капельницей, увидел показания и слабо улыбнулся:

— А чего вы ожидали, док? Вся кровь отхлынула в стручок.

— Можем и это проверить, хотите? — усмехнулся доктор. — Судя по его величине, такая вероятность не исключена.

Джад взглянул на Бриджит:

— Разве что она этим займется.

Она не удостоила его ответом.

— Могу поспорить, ты никогда не видела такого члена, — продолжал дразнить ее Джад, — хоть и работала в этом своем госпитале.

— Можете не хвастаться, — парировала она со своим легким ирландским акцентом. — Я такие видела, что ваш просто детским покажется.

В комнату вошла Софья.

— Извините, что долго. С этой перевязью так трудно одеваться. Что стряслось?

— Острый приапизм, — сказал доктор Сойер.

Через его плечо она увидела Джада. Он через силу улыбался ей.

— Вещь, а?

Она улыбнулась в ответ.

— Потрясающе. Я тебя обожаю.

Джад повернул голову к Бриджит:

— Кое-кто еще способен меня оценить.

— А я от нее ничего другого и не ждала, — без улыбки ответила Бриджит.

— Как вы теперь себя чувствуете? — сменил тему доктор Сойер, стараясь сгладить неловкость, внесенную взаимной неприязнью женщин.

— Лучше, — сказал Джад. — Мне надо помочиться.

— Принесите утку, сестра, — попросил доктор Сойер.

— Не помешал бы пузырь со льдом, — озабоченно взглянула на него Бриджит.

— Это на ваше усмотрение, — сказал доктор Сойер. — Тут вы спец.

Бриджит вышла из каюты, а Джад поднял глаза на Софью:

— Все, что ты можешь сейчас сделать, это легонько поцеловать его.

— Я побаиваюсь, — сказала она. — По-моему, у тебя и без того проблем хватает.

Капельница тем временем делала свое дело. Джад перевел взгляд на доктора Сойера.

— Полюбуйтесь, — сказал он, — «как пали сильные»[7].

Доктор Сойер, Софья и Мерлин сидели за столом в гостиной. Бриджит вышла к ним из спальни, закрыла за собой дверь и тихо сказала:

— Он заснул.

— Хорошо, — сказал доктор Сойер. — Улучшение есть?

— Небольшое, — ответила она. — Он смог выделить немного жидкости, но кажется, даже во сне испытывает боль.

— Я говорил с урологом из больницы во Флориде. Он считает, что целесообразно полностью выжать простату.

— В Девоне у меня было несколько пациентов в подобном состоянии, — сказала она. — Не надо ничего предпринимать, пока хоть немного не спадет отек — тогда можно будет вызвать эякуляцию и постепенно ослаблять воздействие, доводя пациента до нормальной кондиции.

Доктор Сойер через стол взглянул на Софью:

— А что вы скажете об инъекции компезина?

Софья кивнула:

— Это может помочь. А если даже и нет, по крайней мере, не повредит.

— Когда можно будет сделать инъекцию? — спросил доктор у Бриджит.

— Минут через пятнадцать, — ответила она.

— Идет, — сказал доктор Сойер. — Дадим ему компезин сразу, как только снимем капельницу.

— Кислород оставить, доктор?

— Пока да.

— Спасибо, доктор, — сказала Бриджит и вернулась к Джаду.

— Странная девушка, — сказала Софья, посмотрев на Сойера. — Что заставило ее избрать такую специализацию?

— Может быть, ее детство прошло в занятиях онанизмом на заднем сиденье автомобиля, — рассеянно улыбнувшись, предположил он.

Мерлин засмеялся, но Софья не оценила шутки.

— Что нам-то теперь делать? — обратился Мерлин к доктору Сойеру. — Дежурить здесь или расходиться?

— Можете идти, — сказал доктор. — Я чувствую себя спокойнее, когда он под присмотром специалистов.

— Тут еще одна проблема возникла, — сказал Мерлин. — Это касается доктора Ивансич.

— Что такое? — спросила Софья.

— Спецслужбы сообщили о внезапном наплыве кубинцев в наши края. Давно тут таких путешественников не видали. Напрашивается предположение, что они вас ищут.

— Этого я и боялась, — сказала Софья. — Я уже говорила об этом Джаду.

— Да, знаю, — сказал Мерлин. — Джад просил сделать вам другие документы.

— Вы уже сделали?

— Да, — кивнул он. — Новый паспорт и все остальное. Будете путешествовать как жена одного из наших сотрудников спецслужб. Отсюда полетите в Даллас на самолете компании «Варит», из Далласа в Вашингтон самолетом «Американ эйрлайнз». Там, в предместье города, у нас есть частная клиника. В ней вы зарегистрируетесь под третьим именем. Джад навестит вас там на следующей неделе, когда прибудет на инаугурацию.

Она на мгновение замялась.

— Насколько я понимаю, выбора у меня нет?

— Нет, если хотите остаться в живых, — сказал Мерлин.

Она медленно качнула головой.

— Там же произведут аборт?

— Это самое разумное.

Она облизала вдруг пересохшие губы:

— А Джад не бросит меня там одну, под чужим именем?

— Если бы он хотел вас бросить, он оставил бы вас в Мехико, — ответил доктор Сойер. — Но такие поступки не в его правилах.

Глава двадцать седьмая

— Это лазерная микрохирургия, — спокойно сказал уролог, доктор Оррин. — Техника, первоначально разработанная для операций на сетчатке глаза, но настолько же усовершенствованная, как «Шаттл» в сравнении с аэропланом братьев Райт.

Джад с интересом посмотрел на него:

— Она уже применялась?

— Применялась, но не на людях и даже не на животных. Метод был разработан специально для вас — все тщательнейшим образом проверено на компьютере, вероятность осечки нулевая.

Джад помолчал, взвешивая услышанное, и повернулся к доктору Сойеру:

— Что скажете?

— Я уже думал над этим и даже звонил доктору Забиски в Югославию. Мы вместе с ней пришли к заключению, что все это выглядит убедительно и не должно повредить результатам других наших процедур.

— Право, не знаю, — сказал Джад.

Доктор Сойер усмехнулся:

— Странный вы человек. Столько раз рисковал жизнью в наших экспериментах — ведь любой из них мог стать для вас роковым, а теперь колеблетесь. Складывается впечатление, что член вам дороже жизни.

Джад снова повернулся к урологу:

— Вы можете предложить что-нибудь еще?

— Только старый метод. Перерезаем артерию, снабжающую кровью капилляры пениса, — и с приапизмом покончено раз и навсегда; правда, вы становитесь пожизненным импотентом, тут уж ничего не поделаешь, — ответил доктор Оррин. — Ваш член, ваш выбор.

Джад с сомнением посмотрел на микросхему, чуть больше булавочной головки:

— И это все? И будет служить вечно? Даже батарейку менять не надо?

— Это все, — кивнул доктор Оррин. — Будет питаться электроэнергией от вашей нервной системы. Микросхема выполнена из титана, в организме не вызывает отторжения. Она компенсирует функцию того участка нерва, который поврежден радиологическими процедурами, и, что самое замечательное, срок ее службы неограничен.

— То есть я смогу жить, как любой нормальный человек? — переспросил Джад.

— Почему «как»? Вы и будете нормальным, мистер Крейн. Мы просто трансплантируем вам искусственный нерв. У вас будет нормальная эрекция, нормальный оргазм и эякуляция, и затем, как положено, половой член будет возвращаться в неэрегированное состояние.

— А как скоро будет наступать новая эрекция?

Доктор Оррин улыбнулся:

— Это уж от вас зависит, мистер Крейн. Я не могу предсказать подробности вашей личной жизни.

Джад рассмеялся и задал последний вопрос:

— Сколько времени это потребует?

— Сама операция — семь минут, так долго только потому, что придется пройти в непосредственной близости от простаты. А восстановительный период продлится от двадцати четырех до тридцати шести часов.

Джад перевел взгляд с уролога на доктора Сойера и обратно и сказал:

— Хорошо, завтра утром, — а когда уролог вышел, с усмешкой произнес: — Какая ирония судьбы! Член станет первой частью моего тела, которая достигнет бессмертия.

— Гарлем, детка! — Скорый Эдди ткнул пальцем в стекло вертолета, доставлявшего их в Нью-Йорк из аэропорта. — Гарлем! Мы дома!

Джад засмеялся. Он чувствовал себя хорошо. А ведь прошло только три дня после операции. Доктор был прав. Боли не было.

— А вон Эмпайр Стейт Билдинг! — воскликнула Бриджит. — Просто не верится, что это на самом деле, а не в кино.

— Ты никогда не была в Нью-Йорке? — спросил Джад.

— Никогда, — сказала она.

— У тебя будет время посмотреть его, — сказал он. — Мы пробудем тут два дня, а потом полетим в Вашингтон на инаугурацию Рейгана.

— А я могу быть свободен на пару дней, босс? — спросил Скорый Эдди. — Мне хочется навестить деда и кое-каких друзей повидать.

— Пожалуйста, — сказал Джад и повернулся к Бриджит: — Ты тоже свободна на два дня.

— Вы уверены, что я вам не понадоблюсь? — спросила она.

— Зачем? — улыбнулся он. — Я здоров.

— Не забудьте, через час нам надо быть в правлении, — напомнил Мерлин, сидевший по другую сторону прохода.

— Будем, — сказал Джад. — Скорый Эдди отвезет Бриджит на квартиру во втором лимузине.

Нью-йоркские пробки, как всегда, были невыносимы. До правления — каких-то тридцать кварталов — ехали тридцать пять минут.

Без четверти одиннадцать, за пятнадцать минут до назначенного времени, Джад вошел в кабинет, где когда-то работал его отец. Он закрыл за собой дверь и встретился глазами с портретом отца, пристально и требовательно смотревшим на него со стены. Внутренний слух различил знакомый, давно умолкнувший голос:

— Здравствуй, сын.

— Здравствуй, отец, — тихо произнес он в ответ. — Видишь, ничего не изменилось. Все, как ты хотел.

— Ничего не изменилось, — эхом отдалось в нем, и ему снова показалось, что он слышит голос отца: — И вместе с тем изменилось все.

Джад молча смотрел на портрет. Эхо не смолкало:

— Но так и должно быть, сынок. За окнами теперь другой мир, и этот мир — твой.

— И твой, отец, — прошептал он. — Мы вместе создали его. Без тебя ничего бы не было.

Эхо не ответило. Джад подошел к рабочему столу, кинул взгляд в окно поверх городских крыш и, повернувшись к окну спиной, сел за стол. Под ним уютно скрипнуло старомодное кожаное кресло с высокой спинкой. В этом кресле когда-то сидел отец. Он медленно поднял телефонную трубку и нажал кнопку вызова секретаря.

— Говорит Крейн, — сказал он в мембрану. — Извините, я не знаю, как вас зовут.

— Извинения излишни, мистер Крейн, — произнес хорошо поставленный и такой знакомый голос.

— Мама! — радостно улыбнулся он в телефон.

— Это правление фирмы, мистер Крейн, и фамильярность здесь неуместна, — твердо сказала она. — Но если хотите, можете называть меня Барбара.

Он положил трубку на стол, широкими шагами пересек комнату, распахнул дверь, сгреб ее вместе с телефонной трубкой в охапку, поднял и закружил:

— Барбара!

Он целовал ее, а она смеялась:

— Джад!

Он взял ее за руку и повел в кабинет, приговаривая:

— Было мгновение — я снова почувствовал себя мальчишкой.

Он занял место во главе небольшого стола для совещаний, как когда-то, бывало, его отец. Справа от него села Барбара, слева — дядя Пол. Рядом с Барбарой сидел Мерлин, за дядей Полом с торжественным видом восседали двое поверенных, и довершала картину стенографистка за стенографической пишущей машинкой.

Джад улыбнулся:

— Почему бы тебе не подровнять бороду и не постричься? С этими кудрями, ниспадающими с затылка, ты выглядишь, как хиппи-переросток.

— Мне так нравится, — сказал Пол. — И раз уж мы принялись обсуждать друг друга, почему бы и тебе не вспомнить добрую старую привычку? Твой отец всегда ставил передо мной на стол бутылочку «Гленморанджи».

Джад молча улыбнулся, нашарил на полу бутылку и поставил на стол перед Полом рядом со старомодным бокалом.

— Нельзя же допустить, чтобы ты умер от жажды, в то время когда к нашим услугам самый большой в мире запас «Гленморанджи». Так лучше? — осведомился он.

— Даже сравнить нельзя, — сказал дядя Пол. Он открыл бутылку, плеснул виски в бокал и опустошил его. — Ну, теперь можно и о деле.

— Я слушаю, — сказал Джад.

— После скандала с юго-западными банками мы все в дерьме, — начал Пол. — Я узнал из заслуживающих доверия источников, что Банковский комитет собирается применить санкции, как только пройдет инаугурация и будет созван Конгресс. Уже заготовлены повестки на специальное заседание для тебя и для всех служащих, как нынешних, так и бывших.

— Понятно, — сказал Джад. — Все равно они ничего нам не смогут сделать. Но что правда, то правда — правительство вляпалось в это дело по нашей вине.

— А правда никого не волнует, — сказал Пол. — Дело это политическое, и политикой пестрят заголовки. Правда же погребена где-то в нижнем углу последней страницы.

— Так что ты предлагаешь?

— У нас есть друзья, — сказал Пол. — Этим мы и воспользуемся. «Настало время народу восстать и быть исчисленным».

— Хорошо, — кивнул Джад. — Приступай.

— Это будет стоить нам немалых денег, — сказал Пол.

— Деньги для того и существуют, — ответил Джад и, выдержав паузу, спросил: — Какие там еще хорошие новости?

Пол снова налил себе виски.

— Новости не плохие и не хорошие. — Он осушил бокал. — Ты был прав. Бразилия подобрала свой ядерный потенциал за одним из наших ядерных друзей. Президентская команда, как выяснилось, была в курсе, но даже не пикнула. Военных устраивают бразильцы, они чувствуют, что Бразилия будет всецело на нашей стороне против Советов.

— Это окончательно решает дело, — сказал Джад. — Будем сотрудничать с Бразилией.

— А с Мексикой? — спросил Пол.

— С Мексикой тоже. Хотя и в другом аспекте. Центральную Америку мы будем рассматривать как отдельный рынок.

— Не лишено смысла, — заметил Пол. — Ну, теперь последний вопрос, и можно закрывать совещание.

— Какой? — спросил Джад.

— Вкладывать сорок миллионов долларов в Крейн-Айленд — это безумие. Я решительно против. Особенно после того, как ты заявил, что он нужен только, пока не построено Занаду. Куда такая спешка, почему не потерпеть еще год-другой? Ты просто выбросишь деньги на ветер.

— Время дороже денег. Крейн-Айленд будет построен, — отрезал Джад и обвел взглядом стол. — Что у нас еще?

— Ничего существенного, — сказал Пол. — Могу сообщить, что русские согласны с твоим предложением насчет югославской докторши и выражают свою признательность.

— Тогда объявляю совещание закрытым, — сказал Джад и, поднявшись, обошел стол, чтобы поцеловать дядю Пола в щеку. — Спасибо.

— Что за дикий способ закрывать совещание, — проворчал Пол. — И потом, я даже не успел допить бутылочку.

— Разрешаю тебе унести ее домой в кулечке, — сказал Джад.

Глава двадцать восьмая

Пол повел всех обедать в свой любимый ресторан «Четыре времени года». Расположились за его постоянным столиком возле бассейна — Барбара и Джад у самой поверхности зеленоватой прозрачной воды, сквозь которую с легким журчанием пробивались из глубины рукотворные ключи, возле Барбары ее муж Джим, рядом с Джадом Пол.

Ни слова не говоря, официант поставил перед Полом двойное виски со льдом.

— Ваше здоровье, — сказал он, делая глоток, и лишь после этого спросил своих гостей, что будут пить они.

Но не успели гости что-либо заказать, как перед ними выросли Пол Кови и Том Маргитти с запотевшей бутылкой розового шампанского «Кристаль» разлива семьдесят пятого года.

— Ваше любимое, мадам, — сказал Пол, галантно кланяясь и целуя руку Барбаре.

— Как вы все помните! — улыбнулась Барбара. — Это так мило с вашей стороны. Спасибо.

— Давненько вас не видно, — сказал Том. — И вас тоже, молодой человек, — добавил он, обращаясь к Джаду.

— Я редко бываю в городе, — ответил Джад. — Приходится работать, чтобы жить.

— Ну, конечно, — согласился Том.

Пол изучающе посмотрел на Джада:

— Не знаю, как вам это удается, но вы выглядите моложе, чем три года назад, когда я вас в последний раз видел. Поделитесь секретом.

Джад засмеялся:

— «Кто рано ложится да рано встает» — дальше сами знаете.

Владельцы ресторана заулыбались, откланялись и удалились, а Орест приступил к церемонии откупоривания шампанского. Джад попробовал и кивком выразил свое одобрение. Орест наполнил тонкие бокалы в форме тюльпана и отошел, пожелав всем приятного аппетита.

Джад поднял бокал:

— За вас.

— И за тебя, — ответила Барбара.

Пол посмотрел на него поверх бокала:

— Проблемы проблемами, но наша машина на ходу. Если сложить все вместе — Фонд Крейна, кредиты, ваши личные средства, к концу текущего года это составит более пятисот миллиардов долларов.

— Это все голые цифры, — сказал Джад. — Столько денег во всем мире не наберется. А вообще, если мы столь богаты, чего ради жаловаться, что Крейн-Айленд дорого нам обойдется?

Пол подлил себе двойного виски.

— Может, ты и прав, — сказал он. — Ты всегда в конечном счете оказываешься прав и посрамляешь мой здоровый пессимизм.

— Спасибо, дядя Пол, — сказал Джад. — Я не думал услышать от тебя такие слова.

Подошел служащий в серой униформе с телефонным аппаратом в руке:

— Мистер Крейн, вам звонят.

Джад кивнул, и тот воткнул шнур в розетку, спрятанную в дереве прямо за креслом Джада.

Джад пошарил по карманам, но они были пусты.

— Дядя Пол, — попросил он, — отблагодари его за меня.

Вручая молодому человеку пятидолларовую банкноту, Пол проворчал:

— Теперь я понимаю, как ты накопил столько денег.

Джад взял трубку:

— Крейн слушает.

— Джад, — раздался знакомый голос доктора Забиски. — Мерлин сказал мне, где вас можно найти.

— Где вы? — спросил он.

— В аэропорту Кеннеди, — ответила она. — Мне очень нужно вас видеть.

— На каком вы терминале?

— «Пан-Америкен».

— Ждите прямо там. Я заберу вас через тридцать минут. — Он поднялся из-за стола. — Прошу извинить меня, что не смогу пообедать с вами. Случилось непредвиденное.

Никто не спросил, что именно. Только Барбара осведомилась:

— Мы увидимся за ужином?

— Не знаю, — сказал он. — Я позвоню, — и с прощальным жестом вышел из-за стола.

Шофер уже ждал его в лимузине на Парк-авеню. Джад прошел через боковой выход и, выйдя из здания «Сигрэм билдинг», сел в машину.

— Аэропорт Кеннеди, терминал «Пан-Америкен», — сказал он шоферу. — Как можно быстрее.

Лимузин был на месте через двадцать три минуты. Джад выскочил из машины и вбежал в здание. Она ждала прямо у двери. Рядом стояли два небольших чемодана. Он поцеловал ее в щеку, взял чемоданы, и они пошли к машине. Шофер распахнул перед ними дверцу и хотел поставить чемоданы в багажник.

— Оставьте, пожалуйста, — сказала она. — Пусть они лучше будут со мной.

— Хорошо, мадам, — и шофер поставил чемоданы на пол машины. Сев на свое место, он оглянулся через плечо: — Куда теперь, сэр?

— В квартиру на Пятой авеню, — сказал Джад.

— У нас очень мало времени, — сказала маленькая докторша. — Мне надо забрать Софью и доставить ее в Москву рейсом «Аэрофлота» сегодня вечером.

— Тогда везите нас в «Ла-Гардию», к стоянке частных самолетов, — сказал Джад. Он нажал кнопку, и выдвижная шторка отделила их от шофера. — Можете говорить, — сказал он докторше, — «жучков» здесь нет, нас никто не услышит.

Она достала сигарету и нервно закурила.

— Мне много надо сказать вам. Не знаю, с чего начать.

— Давайте по порядку.

Ее золотистые глаза затуманились.

— У меня рак, — сказала она. — Мне осталось месяца два. Возможно, даже меньше.

Он поймал ее взгляд.

— Это точно?

— Абсолютно, — произнесла она бесстрастным профессиональным тоном. — Я давно знаю. Но сейчас отпущенный мне срок подходит к концу.

— Какое горе!

— Не горюйте. Я прожила хорошую жизнь. Вы ведь думаете, что мне за шестьдесят, — она лукаво взглянула на него. — А на самом деле мне семьдесят два.

Он ничего не ответил. Она затянулась сигаретой:

— Второе. Моя работа и исследования. Я не хочу, чтобы все попало в руки русских. Большую часть я оставила в своем архиве, пусть они думают, что это все. Но полностью мои труды собраны здесь. — Она указала рукой на чемоданы. — Здесь тетради, магнитные ленты, микрофильмы. Кое-что я зашифровала, но ваши компьютеры, без сомнения, легко расшифруют мой дилетантский шифр. Прошу вас только об одном: хранить все это бережно и воспользоваться мудро — не в своих корыстных интересах, а на благо человечества.

Он молча кивнул и, взяв телефонную трубку, набрал две цифры:

— Извините, одну минуту.

В трубке раздался голос:

— «Крейн авиэйшн».

— Это Джад Крейн, — сказал он. — Я буду у вас примерно через двенадцать минут. Мне нужен реактивный самолет «Фалькон-20» для полета в Лэнгли-Филд, штат Вашингтон. Туда полетят два пассажира, обратно три.

— Хорошо, мистер Крейн, — ответил голос.

Джад положил трубку и повернулся к докторше:

— Я не предупреждаю Софью, так как не исключена возможность, что ее телефон прослушивается.

— Я понимаю, — сказала она и отложила сигарету. — Не знаю, как вы этого добились, но русские полностью оправдали ее. Мне приказано доставить ее прямо к Брежневу.

— Что с ней будет после его смерти? — спросил он.

— Не знаю. Надеюсь только, что она достаточно сведуща в моем деле, чтобы продолжить его. Я бы предпочла, чтобы она вернулась и снова работала с вами, но в таких вещах мы не властны.

— А вы, когда отвезете ее, вернетесь в Югославию?

— Нет, — сказала она. — Я лягу в больницу имени Максима Горького в Москве.

— Значит, я вас больше не увижу?

— Увы, это так.

Он помолчал, посмотрел ей в глаза:

— Мне будет вас не хватать.

— И мне вас, Джад Крейн, — сказала она. — Таких людей, как вы, я больше не встречала. — Она положила на его ладонь свою — маленькую, мягкую, слабую, и призналась: — Старухи тоже влюбляются.

— И не потому ли остаются вечно прекрасными? — сказал он, поднося ее руку к губам.

На Лэнгли-Филд его поджидал лимузин с двумя охранниками из спецслужб — они расположились на переднем сиденье, один из них за рулем. В машине он сразу снял трубку и позвонил в клинику. Коммутатор мгновенно соединил его с Софьей.

Он не назвался и ее не стал называть по имени, только сказал:

— Я в тридцати минутах от клиники. Не укладывайся и ничего с собой не бери, просто накинь пальто и выйди, как будто на прогулку. Через две улицы от клиники, на углу между Лэнгли и Арлингтоном есть торговый центр. Увидишь там большую аптеку. Войди внутрь и сядь возле стойки с мороженым, как можно ближе к окну, чтобы у тебя был хороший обзор. Жди там, я подойду к тебе. Все поняла?

— Да, — сказала она и услышала в трубке щелчок отбоя.

Меньше чем через полчаса он вошел в аптеку. Она сидела на условленном месте. Он присел рядом и сказал:

— В машине ждет доктор Забиски.

— По-моему, за мной «хвост», — сообщила она.

— Где?

— Видишь, в дверях магазина подарков напротив стоит массивный мужчина в добротном темном пальто? Кажется, я несколько раз видела его в клинике.

Джад кивнул и поднес к уху предмет, похожий на небольшую пуговку.

— Слышали? — спросил он, помолчал и произнес: — Хорошо. Уберите его.

Он поднялся и бросил на прилавок пятидолларовую бумажку.

Лимузин подъехал ближе к выходу, навстречу им, и остановился. Распахнулась дверца. Джад быстро втолкнул Софью внутрь и вскочил следом, на ходу закрывая за собой дверцу. Он пригнул ее к сиденью, а сам, слегка приподняв голову, метнул взгляд за окно отъезжающей машины.

Он успел увидеть, как массивный мужчина рухнул на тротуар под окном аптеки. Охранник уже исчез. Лимузин выехал на шоссе и повернул к аэропорту.

Они стояли в накопителе «Аэрофлота» на терминале «Пан-Америкен». Замигала красная лампочка.

Джад повернулся к маленькой докторше, молча посмотрел на нее и трижды поцеловал — по разу в каждую щеку, а потом в губы.

— Вы совершенно необыкновенная женщина, — сказал он.

— Счастливо, Джад Крейн, — сказала она. — Пусть исполнятся все твои мечты.

Она не оглядываясь, быстро пошла к выходу. Джад проводил ее глазами и повернулся к Софье. Она смотрела на него, ее губы дрожали, в глазах стояли слезы.

— Я хотела ребенка от тебя, — сказала она.

— Так будет лучше, — сказал он.

Она покачала головой:

— Не знаю. Не думаю.

Он не ответил.

Она вздохнула:

— Увижу ли я тебя когда-нибудь еще…

— Надеюсь, что да.

— Ты правда так думаешь?

— Да, — сказал он. — Ты для меня кое-что значишь. И я действительно надеюсь, что в один прекрасный день мы снова будем вместе.

Она обвила руками его шею и поцеловала его.

— Я люблю тебя, Джад Крейн. По-своему, по-особому, я тебя очень, очень люблю.

Она резко повернулась и побежала к дверям. Он смотрел вслед, пока двери не закрылись за ней, а потом вышел из зала и пошел к своей машине.

Шофер распахнул дверцу ему навстречу.

— Мистер Крейн, — сказал он, протягивая небольшую сложенную бумажку, — это оставила для вас молодая дама.

Джад взял бумажку и сел на заднее сиденье. Лимузин тронулся, он развернул и быстро прочел записку:

«Джаду —

Помни.

Жизнь для живущих.

Бессмертие для истории.

Целую, Софья».