Медитации хазарки

ПРЕКРАСНЫЙ МИЧМАН ПАНИН

Мои родители любили искусства, особенно театр, кино, книги, создавали для себя атмосферу причастия к художественному творчеству, участвовали в самодеятельности, невольно прививая эту любовь и мне. Выражалось это привитие в незатейливых формах, без нравоучений или разъяснений, без лекций и специальных повествований, а просто — они так жили, и я при них. Изредка мне позволялось присутствовать на репетициях в народном театре и почти всегда — на его выступлениях со спектаклями в нашем клубе. Тогда в зале набивалось особенно много народу, все шумели, несмотря на то, что говорили нервным от возбуждения полушепотом. Над головами висел туманец. Воздух был проникнут ожиданием чуда. Пахло парфюмерией и новыми одеждами. Короче — праздник. Брали меня родители также и на вечерние просмотры фильмов, а дома позволяли слушать их обсуждения.

Позже позволяли самой или с подругами неограниченно бегать в кино, никаких денег на него не жалели. За репертуар кинопроката отвечал, конечно, заведующий клубом, но крутил кино киномеханик. Он-то и был для детворы героем того времени. Помню их почти всех, от того вредного красавца, который по вечерам зазывал в свою каморку и усиленно портил местных девчат и его за это отправили работать на завод токарем, до приезжего Вовочки, сбежавшего впоследствии со Славгорода от женитьбы, и далее до дяди Вани Самойленко.

Первого помню смутно — по его разговору с одной из соблазненных девиц, над которой он потешался, видимо, из-за ее претензий к нему. А было так. Как-то после уроков я забежала за билетом в кино. У кассы стояла девушка. Она не покупала билет, а со слезами в голосе то ли просила киномеханика о чем-то, то ли рассказывала о возникших горестях. Говорила тихо, смущенно. Тот же басурман сидел, бесстыже разглядывал ее и скверно смеялся, громко выкрикивая ответы и спрашивая, хорошо ли ей тогда было. Он подчеркивал слово «тогда», и я поняла, какую ситуацию оно означало. Мне стало жалко девушку, подумалось — как удачно, что кроме меня никто не видит этой сцены. Если бы не глумливый тон киномеханика, то и я не обратила бы внимания на инцидент и диалог, который волей-неволей услышала, а так… вот осталась картинка в памяти.

Имя сердцееда провалилось в многие прошедшие с тех пор дни, но я всегда узнавала его при встречах. А девушка вскоре вышла замуж и жила тихо и счастливо. О, судьбы…

Второй наш киномеханик Вовочка, низкорослый, головастый и некрасивый, был приезжим, жил на квартире около клуба. Его любили за искрометные шутки и за то, что он говорил на русском языке. Русских у нас любили. Рядом с Вовочкой всегда собиралась стайка слушателей всех возрастов, то и дело взрывающихся смехом от острот, сказанных с невозмутимым видом. Возраста Вовочка был неопределенного, какого-то среднего, годного для всех поколений. По прихоти какого-то случая он подружился с папой и часто вместе с ним и его дружками участвовал в рыбалках. Утром, когда рыбаки возвращались с реки и делили улов, в нашем дворе звенел смех, созывающий соседей — они понимали, что добытчики воротились с полными сетями и сейчас можно будет купить свежую рыбу, а то и раков. Торговля в этот день шла бойко и удачно. Сидевший на весах Вовочка отчаянно обвешивал простаков, возмещая незамеченный грешок неутомимыми шутками. И под шумок продавал не только нашу долю, но и свою.

Как ни нелепо было думать о Вовочке как об ухажере, но случилась и с ним любовная история, да еще с последствиями. От настойчивой бабенки, пытающейся повесить на него свою беременность, Вовочка сбежал, за что бессовестную гулену славгородцы невзлюбили так, что ей пришлось уехать в Запорожье. Кстати, ребенок у нее в тот раз так и не родился. Зато позже она вышла замуж и остепенилась.

Последним киномехаником из тех, что я помню, был дядя Ваня Самойленко, младший брат Григория Ивановича Самойленко, председателя сельпо, а значит, непосредственного начальника моей мамы. Дядя Ваня вступил на эту должность сразу после демобилизации из армии, молодым, неженатым, хотя мне всегда казалось, что он остается в одном возрасте — сорокалетнем. К девушкам он подозрительно интереса не проявлял, однако скоро удивил всех, женившись на Галине Зюзик, симпатичной барышне из ближнего колхозного хуторка Тургеневка. Когда только успел присмотреть? Тургеневские девушки ведь к нам в клуб не ходили.

Галина была на четыре-пять лет старше меня, но если мне было около десяти, а она окончила семилетку, то воспринимаемая разница наших лет превышала реальную и мне она казалась почти старой. К женитьбе дядя Ваня подошел основательно, выхлопотал в верхах должность билетера для жены, чтобы в рабочее время не разлучаться с нею. И Галина на долгие годы прочно уселась в кассе кинотеатра на законном основании. Пара эта мне нравилась, смотрелись они хорошо, жили тихо, дружно, всегда были с молодежью, шутили и смеялись. Есть такие люди, возраст которых не играет роли, они всем ровесники. Так и дядя Ваня. Несмотря на разницу в возрасте, он тоже подружился с моим папой и стал постоянным участником его рыбалок на правах любимого шутника. Это ему принадлежит знаменитая фраза: «Чувствую, тут зайчик лежит, а два — это точно».

Фильмы в нашем клубе крутили каждую неделю новые и только по отдельной просьбе зрителей могли задержать какой-то из них на более длительный срок.

Шел 1960 год, приближались каникулы после моего 6-го класса. Лето. Мне купили новые босоножки и возникла необходимость надеть их первый раз «на выход», а не просто в школу. Повод — конечно, кино. Название очередной новинки обещало морскую историю — историко-революционный фильм Михаила Швейцера «Мичман Панин». Речь в нем шла о революционной деятельности моряков Балтийского флота в годы, предшествующие Первой мировой войне. Картина была снята по мотивам воспоминаний старого большевика Василия Лукича Панюшкина.

Сама по себе тема революции меня не интересовала, но среди перечисленных в афише актеров значился Иван Переверзев, необыкновенный красавец, запомнившийся по фильмам «Дело пестрых», «Голубая стрела», «Дорогой мой человек». Однако наибольшее впечатление осталось от его работы в научно-фантастическом фильме «Небо зовет», где он играл главную роль ученого Корнева.

Ну, тут соединились сразу все удовольствия: море и любимый актер — как было не пойти, да еще в новых босоножках? И я поспешила за билетом на ближайший удобный сеанс. Недолго думая купила два, второй — для Людки. Мы часто так делали.

И вот на наших глазах разворачивались события мая 1912 года. В военной крепости Кронштадт проходит суд над тринадцатью политическими заключенными. Приговор — смертная казнь через повешение. Подпольная большевистская организация крепости решает освободить заключенных во время их следования к месту казни. План удался, но как быть дальше? Освобожденные политзаключенные, отправившись в море на рыбацкой шхуне, вскоре оказались в безвыходном положении. Одним из тех, кому поручили продолжить эту опасную операцию, был Василий Панин — юнкер Военно-морского инженерного училища. Накануне он прибыл на военный корабль «Елизавета», который утром отправлялся в плавание к берегам Франции. Панин и другие большевики-матросы, находящиеся на «Елизавете», тайком приняли беглецов на борт корабля и спрятали в холодном котле.

Шли дни плавания. Однажды унтер-офицер Савичев, шныряющий по кораблю, обнаружил беглецов. И Панину пришлось сбросить его за борт. Наконец, «Елизавета» прибыла в Гавр, где беглецов благополучно свели на берег под видом уходящих в увольнение матросов. Разводящим команды был мичман Панин. Вечером из увольнения на корабль вернулось на тринадцать человек меньше. Догадавшись о причастности мичмана Панина к побегу осужденных на повешение людей, капитан корабля Сергеев предложил смельчаку отстать от судна и остаться во Франции, дабы избежать расправы. Так и сделали. Там Панин связался с большевиками-эмигрантами, и те снабдили его деньгами и паспортом для возвращения в Россию. Он получил также письмо от Ленина, в котором выражалось сожаление, что Панин оказался вне флота. И тогда мичман решил вернуться в Кронштадт на свой корабль. Но тут его арестовали и предали суду. На суде Панин рассказал выдуманную историю о своих любовных похождениях, и суд ограничился разжалованием его в рядовые. Став рядовым матросом, Панин снова включился в революционную борьбу.

Я помню роковую женщину, драгоценности и нитки жемчугов… — все сцены рассказа на суде, нафантазированные Паниным. Как он был красив в них! Нет, меня покорили не подвиги героя, не революционная романтика, а сам актер — молодой и красивый, умеющий убедительно перевоплощаться. Иван Переверзев получил от меня отставку, и я пошла на фильм «Мичман Панин» повторно, чтобы насмотреться на нового любимца и запомнить его навсегда.

Но таково свойство детства, многое из него забывается. Даже самые яркие моменты стираются из памяти, и восстановить их порой не удается. Хорошо хотя бы то, что я запомнила название фильма и свои бурные переживания, вызванные открывшейся мне мужской красотой.

Ни через год, когда шел фильм «Две жизни», кстати, совсем не запомнившийся, ни через два года в ленте «На семи ветрах», ставшей лучшей работой режиссера Станислава Ростоцкого, где тот же актер был не менее красив, я его не узнала. Не узнавала я его и в последующих известных киноработах. Возможно, этому способствовало то, что сам фильм «Мичман Панин», который мог бы служить напоминанием о нем, к несчастью, не был отнесен к шедеврам и после первого выхода на экран надолго залег на полку, о нем не вспоминали и в прокате его не повторяли. Так что моя забывчивость объяснима.

Много-много позже — уже не просто в зрелом возрасте, а в период бессрочного отдыха — я вспомнила о том ярком детском впечатлении и решила узнать, кто же был тот актер, который его вызвал. Теперь это легко делалось, достаточно было набрать в поисковике Яндекса слова «Мичман Панин» и посмотреть в титрах исполнителя главной роли. Я так и сделала. Каким же сильным было мое новое потрясение! Оказывается, еще девочкой я заприметила Вячеслава Васильевича Тихонова, углядела его необыкновенную красоту и блестящие таланты. Поразило и другое: где мой Славгород и в нем я, затерянная замарашка, и где Москва, кино, артисты и блестящий Вячеслав Тихонов! Это было не просто несовпадение в пространстве, это определяло гораздо более обидную дистанцию — дистанцию возможностей, дистанцию в причастности к культуре, вернее, это был образ отсутствия этих возможностей у меня. А вот ведь я поняла суть явления! Разве можно сказать после этого, что мне нечем в себе гордиться? Здоровую природу за деньги не купишь, ее можно только получить в дар от родителей.