Медовый месяц для Реликта

Месть Реликта

Шаг за шагом, с камня на камень, все выше и выше. Контейнер за спиной вместе с Лисом весит менее двадцати килограммов, не бог весть что. Лис-то тащил тело под семьдесят килограммов, ему в разы труднее приходилось.

Шаг за шагом, все выше и выше, все дальше и дальше от проложенных троп. Есть на Вигваме Каменного Хозяина такие места, где вот уже тысячи лет не ступала нога человека. И не потому, что неприступно — а потому, что в стороне от основных маршрутов. Люди лезут в горы всего лишь с двумя видами намерений. Одни, путники, хотят просто перевалить на ту сторону, и гора им лишь препятствие, которое они преодолевают по легчайшему пути, они никогда не попрут сюда, куда поднимаюсь я. Вторые, высокомерные никчемы, хотят «покорить» вершину, и они в свою очередь делятся еще на две категории. Одни просто хотят поставить свою ногу на самый верх, такие идут легчайшим путем к вершине. Вторые выбирают самый сложный путь, чтобы что-то там себе доказать. Но место, куда иду я — одновременно труднодоступное для первых и на стороне, по которой вторым на вершину подниматься не резон, да еще и скрытое в расщелине.

Вот и уступ, находящийся на полпути. Он на своем месте, как и пять с хреном тысячелетий назад. Сажусь передохнуть, поднимаю глаза к черному небу.

Люди, вы такие… такие смешные. Какой смысл покорять горную вершину, которая даже не заметит вашего визита? Нет ничего вечного, но по сравнению с короткой жизнью однодневки горы вечны. Вы, люди, выходите из тьмы небытия, всего лишь на миг задерживаетесь под светом звезды по имени Солнце, а затем возвращаетесь обратно, во тьму. И вечные горы просто не замечают вас, ваш визит для них — миллисекунда в их размеренном существовании. Звезды надо мною — те же, что и пять тысяч лет назад. Для них прошла одна секунда — у вас, глупых, сменилось двести поколений. И даже моя долгая-долгая жизнь для звезд — ничто. Звезды были вот такими пять тысяч лет назад, они были такими сорок с хреном тысячелетий назад, когда я взглянул на них, впервые выбравшись из материнского логова наружу. И спустя много времени после того, как уличные фонари погаснут навсегда, звезды останутся такими же, как и сейчас, и горы тоже останутся такими же, какими я помнил их в начале медного века.

Так в чем смысл покорять то, что даже не заметит «покорения»? Вам, люди, отмерено просто до горя мало времени, и вы тратите его на то, чтобы взобраться повыше, и вам плевать, что внизу остались голод, СПИД, войны, нищета и с ними еще множество проблем, которые вы могли бы решить, если бы не тратили свои жизни на ерунду…

Впрочем, вряд ли я вправе судить людей: за всю мою жизнь у меня была и остается одна-единственная неизменная мечта…

…Увидеть завтрашний день. Нет, две мечты: еще я мечтаю однажды убить последнего льва на Земле.

Я поднялся, взвалил контейнер на плечи и двинулся дальше: осталась половина пути.

Я толкнул дверь приюта, когда солнце уже взошло.

— Наконец-то, — обрадовалась Войс. — Все хорошо?

— Все замечательно, — устало улыбнулся я. — Лис снова в хорошей компании, там, где он и хотел быть. И вот там его уже вряд ли кто найдет.

— Ох, ты замерз весь… Залезай в спальник, я кофе налью горячего… Вообще, почему ты в одной рубашке? Где твои парка и свитер?

Я забрался в тепло спального мешка у очага и потянулся.

— Оставил Лису, ведь его одежду люди нагло украли.

— Охренеть не встать. Живой оставил одежду мертвому!

— Ну а как же иначе? — вздохнул я. — В Хижину Хозяина все хотели попасть в праздничной одежде, а не абы как. Ты же знаешь, встречают по одежке. Как Лису там быть голому-то?

— О май факин Год! Ты прикалываешься или что? Я-то думала, ты в богов не веришь! — Тут на лице Войс отразилась мелькнувшая в голове догадка: — постой. Ты, наверное, подхватил у людей их верования и тоже верил в этого Каменного Хозяина?

Я отхлебнул горячего кофе из предложенной чашки и усмехнулся.

— Войс, как ты думаешь, почему я знаю каждый камень в этих горах? Каждую пещеру и каждую расщелину? Я много лет обследовал этот массив… Будешь смеяться, но я пытался найти Каменного Хозяина. На полном серьезе.

— Хы-ы-ы… Уму непостижимо. Но зачем?

— Хотел рассказать ему кое-что… Люди племени Лиса, да и другие местные, приносили Хозяину жертвы. Сжигали на костре мясо и овощи. Мне казалось это странным, а люди — глупыми. У меня не так развито абстрактное мышление, а воображения нет вовсе, я видел только то, что видел. Как горит еда. Я не подвергал сомнению необходимость угощать Хозяина — я не понимал, какой Хозяину прок от сгоревшей впустую еды. Меня, конечно же, никто не слушал. И я искал Хозяина, чтобы рассказать ему о глупости людей. Чтобы он их вразумил и они перестали жечь еду впустую, ни ему, ни себе. Я все тут излазил, отыскал каждую пещеру — но увы, ни одна из них не была входом в жилище Хозяина.

— Подумать только, — покачала головой Войс, вынимая из углей разогретые консервы, — ты на полном серьезе верил в Хозяина, в загробную жизнь, все такое?

Я усмехнулся.

— Верил? Некорректный термин. Я просто не подвергал сомнению то, что мне говорили, даже если не понимал абстрактного вымысла. Я — сугубо рациональное существо. Насколько у вас лучше воображение — настолько у меня сильнее рационализм. Если Лис рассказывает мне о Хозяине — ну, значит, он знает, о чем говорит. Он мой друг, соплеменник — у него нет резона обманывать меня. Я жил в его хижине и спал с его дочерью. Зачем бы Лис обманывал того, к кому относился как к сыну? Логично, правда?

— Поразительный парадокс, — заметила Войс. — Самый рациональный тип на планете, не верящий ни во что, что нельзя увидеть, и не обладающий воображением, оказывается в плену религиозных верований… Никогда бы не подумала, что такое возможно.

— Понимаешь… В том племени ложь была редкостью. Люди не обманывали своих соплеменников. Они все были друг другу родня, и взаимоотношения были соответствующими… У меня не было причин не верить. Есть еще кое-что, чего у меня нет. Критическое мышление. Я кажусь тебе и другим хитрым, ушлым, проницательным. Да, меня практически невозможно обмануть… Только причина моих хитрости и проницательности проста: громадный жизненный опыт. После того, как я становлюсь жертвой хитрости или обмана, меня уже не получится обмануть повторно тем же способом. Но если ты изобретешь некий принципиально новый обман — я с большой вероятностью попадусь. Увы. Это теперь я понимаю, что когда-то моя бабушка съела адекватную обезьянку, а потомки неадекватной склонны изобретать себе невидимых друзей, которые на самом деле не существуют. Я видел, как рождаются религии, даже невольно поучаствовал в рождении одной из них. Но тогда, в начале медного века, я этого не понимал. А поскольку окружающие меня люди не лгали, а озвучивали свои искренние убеждения — у меня не было шанса заподозрить, что Каменного Хозяина не существует.

Мы подкрепились тушенкой, потом Войс спросила:

— Ты расскажешь мне эту историю? Про Лиса?

Я зевнул.

— Почему же нет?.. В общем, это был такой момент, который можно назвать границей между первобытностью и началом цивилизации… Тут, в этих местах. То время я помню как довольно спокойное и благополучное. Тогда уже принцип мирного сотрудничества преобладал над враждой, а концепции больших войн еще не появились… Нас — стригоев — тут обитало где-то штуки четыре, и был некий наш вклад в мир между здешними племенами… Потому что ранее мы съели самых агрессивных, чтобы они не стравливали наши стада друг с дружкой. Время, когда я уже практически перестал охотиться на людей. Денег еще не было, но уже была меновая торговля, а кроме того, появились и распространились принципы гостеприимства. Я мог легко и бескровно получить мяса даже у соседних племен в обмен на «долг». Теперь это называется «в кредит», за который я расплачивался услугами. Меня часто просили выследить надоедливого хищника, найти потерявшийся скот и так далее… На охоте помочь, весть доставить… В общем, тогда жизнь была, по сегодняшним меркам, не сахар, но тогдашний я оценивал те условия как райские по сравнению с предыдущими тысячелетиями. Я привык носить «овечью шкуру» и счел ее очень комфортной, эпоха первобытной борьбы за выживание для меня закончилась. Правда, не все было идеально: я перестал охотиться на людей как хищник лишь для того, чтобы начать воевать с людьми как один из людей. Дела такие были нечасто, просто потому, что не было междоусобиц, воевали только с чужаками и только с воинственными. Вот я как-то затесался в одно племя — как раз племя Лиса. Быстро сошелся с его дочуркой, легко поладил с самим Лисом. В общем, стал своим. Наработанные техники, ничего особенного. Но Лис относился ко мне теплее, чем в среднем ко мне относились окружающие в прошлые времена, да и в последующие. Личная его особенность — доброта к другим, особенно к близким. Я, как обычно, притворялся юношей, вот как сейчас, а ему было сильно за тридцать. То есть, визуально я годился ему в сыновья, хотя на самом деле был минимум в тысячу раз старше его. И он относился ко мне так же, как другие мужчины — к своим детям. Собственно, благодаря ему я впервые на себе ощутил специфику отношения отца и сына и научился на будущее так относиться к тем, чьим отцом прикидывался.

— А что, ты, бывало, и отцом чьим-то притворялся? — спросила Войс.

— Ага. Дойду до этого позже. В общем, мне так понравилось быть семьей Лиса, что я изменил своей привычке менять племя каждые несколько лет. Ну, его дочь тоже к этому располагала… И я начал постепенно учиться меняться внешне, чтобы «взрослеть» и «стареть», не вызывая подозрений странной вечной юностью. Так и жил. Был охотником и разведчиком, и мое имя было Барс-который-ходит-в-одиночку. Я подходил на эту роль лучше всех, а лепить горшки и делать оружие я, разумеется, не способен. Лис тоже был ходоком и разведчиком, и в целом мы с ним держали под наблюдением территории племени. Как-то раз появились чужаки. Ну то есть, они и раньше появлялись, и не всегда агрессивные. А тут приперлись с севера, довольно большое племя. Поначалу заняли местность, которая была как бы ничейной. Как раз где сейчас тот городок, где Стелла осталась. А «тогда» не жил там никто. Построили стойбище с частоколом — тут такие были не в ходу, просто потому, что соседей никто не опасался. Мы с Лисом наблюдали за ними. Видели, что они нас опасаются, это было нормально. Некоторое время чужие сидели у себя, меня это устраивало. Сидят и сидят, посидят и привыкнут, сами станут местными. Я был совсем не против, чтобы мои, так сказать, «стада» стали больше.

— А они сидеть не стали мирно, да?

— Угу. На пограничном участке Лис наткнулся на отряд их. Неизвестно, шли они воевать или охотиться, но случился конфликт и чужаки напали на Лиса. Там была потасовка, но Лис отбился, крепко при этом пострадав, и ушел в горы, где у нас была условлена встреча. Там и встретились. Я, конечно, пришел в бешенство. Лису сказал, чтобы он уходил предупредить племя, а я пойду проследить за врагами. План мой был простой: закидать их дротиками. Я бросал копья дальше всех, это само собой понятно. Расчет в том, чтобы нанести врагу потери и выиграть время. Но получилось иначе. Я, скажем прямо, так по сей день и не научился хорошо стрелять из лука. В этих местах луки были, но не то чтоб хорошие, чаще всего ими просто били птицу. Я недооценивал лук как оружие, за то и поплатился. Потому что чужаки оказались очень хорошими лучниками. Я свалил дротиками двоих, но меня утыкали стрелами, как подушечку для иголок. Я получил очень тяжелые раны, для человека смертельные, и ушел обратно наверх, в горы, в очень плачевном состоянии. А Лис, как оказалось, что-то подозревал и пошел не обратно в стойбище, а за мной. И наткнулся на меня, когда я пытался уйти от погони. В общем, Лис поволок меня наверх, надеясь, что чужаки с равнин наверх ходоки плохие. Но они все равно пошли за нами. Лис, и так раненый, не мог уйти от них со мной на плече, хоть и был он жестким, опасным бойцом. Осознав, что не уйдет, Лис спрятал меня в расщелине, а сам увел погоню наверх, все выше и выше. В конце концов, его почти догнали, Лис сумел вызвать обвал и часть врагов похоронил, но не всех. Последние его настигли, Лис принял бой и погиб. Потом выжившие враги ушли обратно, так как понесли большие потери. А я немного оклемался сутки спустя, прошел по следам и отыскал Лиса. Похоронил его там, где он погиб, и отправился в стойбище, готовиться к войне.

— А что было дальше?

— Война была. Врагов было еще много, и они показали себя хорошими воинами, лучше, чем привыкшие к спокойной жизни местные племена. Но я собрал своих соседей — сородичей, в смысле — и мы вчетвером устроили им адский карнавал, пока «наши» люди собирались в большой отряд. Ну, в три с половиной бойца, потому что я был еще плох. Охотились на них ночами, держа в ужасе и не выпуская из стойбища. В конце объединенное войско нескольких племен — человек суммарно под триста — атаковало чужаков. Стойбище сожгли, убили всех, кроме молодых женщин и девочек и самых маленьких детей — этих просто забрали себе. Несколько позже после тех событий пару раз приходили такие же чужаки — я нападал на них в одиночку, по ночам, не скрывая своей природы, нагоняя ужас. Мог всю ночь бегать вокруг лагеря, завывая, сутками охотился на тех, кто отходил от стойбища — в общем, прессовал как мог и заставлял уйти прочь. В моем племени меня стали называть несколько иначе — Барс-который-сражается-в-одиночку. После гибели Лиса я остался в племени и жил с его дочерью, «старея» вместе с ней, до самой ее смерти. Она была первой женщиной из менее чем десяти, ради которых я такое сделал.

Войс немного помолчала и заметила:

— Ты оказал Лису плохую услугу. Оставшись мужем его дочери, ты лишил ее возможности иметь детей, а Лиса — внуков.

Я ухмыльнулся:

— А вот и нет. Вопрос решился очень просто: тогда тут было нормально поменяться на денек женами. У Чайки было восемь детей, из которых выжили пятеро, и я вырастил их, как будто я их отец. Научился у Лиса, как это делается. В детстве умерло только трое — что очень немного для того времени.

И тут у Войс зазвонил телефон.

— Хренасе! Даже тут есть связь?!! — удивился я.

— Он спутниковый.

Она выслушала собеседника, отключилась и взглянула на меня.

— Это Зеродис. Кажется, твоя месть удалась: вокруг музея натуральное чэпэ. Эвакуировали окружающие здания.

— Ну еще бы. Бомба на десять кило тротила — не шутка.

Мы провели в этом приюте полдня, отсыпаясь после ночного похода, сильно за полдень доели тушенку, допили кофе и двинулись в обратный путь.

— Какие теперь у тебя планы? — спросила Войс.

Я пожал плечами:

— Все, как обычно. Что должно было быть сделано — сделано. Лет через пять-десять наведаюсь, проверить, не нашли ли Лиса снова, но это вряд ли.

— Ну, наконец-то мы можем заняться лыжами и развлечениями, — улыбнулась Войс.

Мы отыскали Стеллу в ближайшем отеле, где она остановилась переночевать, пока мы ходили хоронить Лиса.

— Ну что, обратно на ту базу, где мы были? — с надеждой спросила она.

— Ты надеешься, что тот летчик еще там и не нашел себе другую подружку?

— Ну, типа того.

Я кивнул.

— Ну, вы можете отправляться туда, я вас там потом найду. Но вначале отвезите меня в Больцано.

— Зачем? — подозрительно нахмурилась Стелла.

— Наслаждаться местью.

И тут у Войс снова зазвонил телефон.

Она выслушала Зеродиса и повернулась ко мне:

— Слушай, Владди, а что ты там отколол? Музей до сих пор оцеплен, оттуда спешно выносят самые ценные экспонаты.

— И будет еще долго оцеплен. Ты выставила таймеры на триста часов?

— Ну да…

— Вот то-то и оно.

— Только не говори, что ты спрятал бомбу так, что ее не могут найти!!!

Я ухмыльнулся самой искренней улыбкой на свете, ибо недаром говорится, что самый искренний смех — злорадный.

— Нет, что ты. Бомбы нашли… в этом и был мой коварный план.

— Что ты натворил?

— Хе-хе… Как говорится, бомбой и фломастером ты можешь добиться большего, чем только лишь одной бомбой.

— Владди, что ты натворил?!!

— Да ничего особенного, просто провернул шутку, которую услышал от одного покойного русского комика… Пронумеровал бомбы. Написал на них твоим фломастером номера… «Один», «два» и «четыре». Так что ближайшие десять дней, пока не истечет время на таймерах, в музее будут искать бомбу «номер три» и поспешно выносить все ценное, ежесекундно ожидая, что бомба сработает раньше, чем таймеры других бомб. А я буду сидеть рядом на площади, лицезреть весь этот бардак, потягивать сок и злорадно посмеиваться, наслаждаясь моей местью.