Долина Биг-Сур, Калифорния
Малонаселенный район Биг-Сур, который художник-пейзажист Фрэнсис Маккомас назвал величайшим в мире местом встречи суши и моря, лежит между Сан-Симеоном и Кармелом. Это семьдесят две мили каменистого побережья, где неистовые тихоокеанские волны бьются в подножие гор Санта-Лючия. Вдоль обзорных площадок змеится трасса номер один – горная дорога с большими перепадами высот, с висящими над пропастью мостами и слепыми поворотами, таящая особую опасность для водителей, у которых появляется непреодолимое желание посмотреть вниз на это потрясающее побережье.
– «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях… – (Терри Тейлор стоит на заднем дворе отцовского дома и оцепенело смотрит на Тихий океан – роскошный синий ковер, простирающийся, насколько хватает глаз.) – И водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. – (Перед мысленным взором Терри проносятся сцены из детства: восхождение с отцом и братом на Маунт-Мануэль, пикники на скалах над бухтой Соберанес; шопинг в Кармеле, походы в национальный парк Редвуд.) – Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной. – (А сколько зимних бурь она видела, сидя у отца на коленях? Сколько утренних туманов? Сколько закатов?) – Так, благость и милость Твоя да сопровождает меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни»[1].
Урна с прахом ее отца опускается в узкую яму.
В миндалевидных темных глазах Терри стоят слезы, и только крепкая рука мужа не дает ей упасть.
Джонас бродит по дому как зомби, время от времени останавливаясь, чтобы из вежливости выслушать слова соболезнования гостей.
– Мне так жаль…
– А как держится Терри?
– Ведь он был таким жизнелюбом.
– Надо же, как выросли ваши дети!
– И что вы теперь собираетесь делать?
– Будете продавать дом?
– Вернетесь в Калифорнию?
– А почему нет Мака?
– Итак, я слышал, что вы пишете книгу.
– Прошу прощения. – Джонас протискивается между гостями, проходит мимо очереди к столу с закусками, берет пиво из кулера и выходит на свежий воздух.
Директор похоронного бюро с помощниками закончили работу, гранитная мемориальная доска водружена на место, дзен на заднем дворе полностью восстановлен.
Присев на деревянную скамью, Джонас смотрит на могильную плиту. Ему кажется, что Масао где-то рядом. Прохладный морской ветер треплет пряди седеющих каштановых волос Джонаса, успокаивая его измученные нервы.
– Я слышу тебя, старина. Мне тебя уже не хватает.
– Что?
Резко обернувшись, Джонас видит перед собой подружку Мака.
– Ой… э-э-э… Патриция… Извини, ради бога… Я просто сам с собой разговаривал.
– Можно? – Голубоглазая пепельная блондинка подсаживается к Джонасу. – Я только хотела сказать, что мне очень жаль.
– Спасибо. – Джонас одним махом выпивает полбутылки пива.
– Мой босс просил меня передать тебе свои соболезнования. Он и сам собирался приехать, но у него закрытие сделки в Кармеле.
– Родни по-прежнему представляет интересы братьев Дейтч?
– Так же как и половины Биг-Сура.
– А та сделка все еще актуальна?
– Естественно. Как только вы с Терри будете готовы.
– Дай ей несколько дней.
– Столько, сколько потребуется.
– А как дела у вас с Маком?
– Никак. Мы с Маком расстались.
Джонас поворачивается к ней:
– Жаль. По-моему, ты ему очень подходила.
– Я старалась. Но оказалась недостаточно сильной, чтобы справиться с его проблемами, впрочем, так же как и он. Но ты, Джонас, совсем другой. И ты нужен Маку.
– Я был рядом с ним. Сделал все, что мог. И в конце концов он отверг мою помощь.
– Это еще не конец. Да и вообще, с каких это пор алкоголикам дают право самим принимать решения? У Мака психологические проблемы, которые нуждаются в адресной помощи. Тебе следовало заставить его повторить курс реабилитации.
– Думаешь, все так просто? Триш, тебя там не было. Ты даже не представляешь, с чем мне пришлось иметь дело. Вытаскивал его из баров в четыре утра, вызволял из кутузки, навещал в больницах. Была когда-нибудь бебиситтер у взрослого? Это не каждому по плечу.
– И тем не менее он всегда приходил тебе на помощь. Ты должен был что-нибудь сделать. Ты должен был вмешаться.
– Я делал что мог. Хочешь вмешаться – ради бога. У меня и так проблем выше крыши. – Джонас направляется к дому.
– Джонас Тейлор, если ты сейчас повернешься к нему спиной, то в следующий раз увидишь его уже в гробу.
Джонас появляется на пристани затемно.
Катер Мака пришвартован между четвертой и пятой сваей от конца пирса. За кормой «Ангела II» валяются пластиковые мешки с мусором.
Джонас пинает один из них и слышит характерный звон бутылок.
– Кто там?! – Из камбуза выскакивает Мак, в одной руке у него бутылка текилы, в другой – бейсбольная бита. Пастозное лицо, остекленевший взгляд, черные круги под глазами в красных прожилках. – А-а, это ты. Явился устроить мне нагоняй за то, что не был на похоронах?
– Я пришел поговорить.
– Похоже, меня ждет очередная лекция.
– Ты выглядишь ужасно. Интересно, когда в последний раз ты ел твердую пищу, не из бутылки?
– А ла-люм… алюминиевые банки считаются? – Мак начинает смеяться и заходится в приступе лающего кашля. – (Ухватившись за корму, Джонас подтягивает катер к пирсу.) – Эй, я не давал тебе разрешения подниматься на борт. Я здесь капитан, и только я могу позволить подняться на борт.
– А я здесь не для того, чтобы ссориться.
– Нет, ты здесь для того, чтобы судить, вот так-то. Что скажете, ваша честь?
– Мак…
– Эй, у меня для тебя есть классное прозвище. Судья Джонас.
– Я пришел поговорить.
– Валяй, судья Джонас. А помнишь, как два-три года назад… Помнишь, как ты тогда ополчился на меня, когда я обрюхатил ту маленькую сладкую блондиночку? Ой, как бишь ее звали… Погоди, не говори, судья Джонас, я сам вспомню… Вроде бы Лейла или типа того.
– Лиза.
– Ага, Лиза. Блин, ты тогда писал кипятком. Наехал на меня, словно асфальтовый каток. Три месяца не разговаривал со своим старым корешом, ведь так? Эй, ты слышал, что я сказал?
– Ее звали Лиза Франкель. Я знаю, потому что она иногда сидела с Дани. Ей было семнадцать, и она только что окончила школу, когда ты подклеил ее у Джузеппе.
У Мака мгновенно отвисает челюсть.
– Семнадцать… Вот дерьмо! – Он кружит по палубе, явно потеряв дар речи. – Ну, она выглядела на все двадцать три. И что я должен был делать? Спрашивать у нее удостоверение личности в постели? Так или иначе, я оплатил ей аборт. И оставался рядом во время всей этой чертовой процедуры.
– И ты наверняка считаешь, что это снимает с тебя ответственность?
– Да, я облажался, идет? Думаешь, я был у нее первым? А вы что, никогда не лажали, ваша честь? Вы весь из себя такой белый и пушистый?
– Отнюдь нет.
– И то верно. Так что проваливай! Катись отсюда, мистер Сорвиголова, лети навстречу своему маленькому тихоокеанскому приключению! Или ты думал, что я не узнаю? – (Джонас упрямо молчит.) – Да-да, они предложили мне это дельце уже несколько недель назад. Сказал им, чтобы засунули свое предложение туда, куда никогда не попадает солнце. Быть может, я и конченая пьянь, но сразу чувствую, когда кто-то хочет засунуть язык мне в сфинктер. Чтобы посмотреть, как я плюхнусь на жопу. Вот что им нужно. Но ты… ты езжай. Распускай перед ними хвост.
– Мне просто нужны деньги.
– Ха! Теперь, когда Масао нет в живых, вы можете продать его вонючее предприятие и уйти на покой. Так что не надо стоять тут и гнать пургу. Мы оба отлично знаем, почему ты решил ехать.
– И почему?
– Потому что тебе этого не хватает. Тебе непременно нужно чувствовать свою значимость. Но самое главное, тебе нужно действие. В твоих жилах по-прежнему течет кровь Сорвиголовы, судья Джонас, хоть и разбавленная геритолом[2].
Джонас смотрит на часы, начиная терять терпение:
– Мак, я всего-навсего ведущий. От меня ждут лишь красочных комментариев.
– Ха! – Осушив бутылку, Мак швыряет ее за борт. – На очереди призыв к действию, мистер Совершенство. Тебя просто пихнут в задницу, и ты живо подпрыгнешь, чтобы доказать всему миру, что есть еще порох в пороховницах.
Джонас собирается ответить, но тут на пристань въезжает полицейская патрульная машина, из которой выходят двое полицейских и решительным шагом направляются прямо к ним.
У Мака от удивления глаза лезут на лоб.
– Ты, сукин сын! Хочешь воткнуть нож в спину старому корешу, а? – Он хватается за бейсбольную биту.
Джонас берет его сзади в клещи и держит, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота от вонючего дыхания лучшего друга.
– Мак, Масао умер. И теперь, когда я потерял уже двух отцов, мне не хочется лишиться брата.
Даниэлла Тейлор, прижав ухо к стене, слушает перепалку родителей.
– …поверить не могу, что ты все-таки едешь!
Джонас отводит глаза, избегая испепеляющего взгляда жены:
– Терри, я подписал контракт. Я дал Эрику слово.
– Эрику? Ну и кто этот хрен с бугра?! Да просто незнакомец, которого ты встретил пару дней назад. – Терри переводит дух. – У тебя что, кризис среднего возраста?
– Не знаю… Вполне возможно.
– Джонас, а ты все еще меня любишь? Скажи, я тебя привлекаю как женщина?
– Конечно.
– Тогда почему тебе так не терпится меня оставить, оставить детей на два месяца?
– На шесть недель, максимум на семь. И мне отнюдь не хочется тебя оставлять. Просто я чувствую, что должен это сделать.
– Тогда возьми с собой Дани.
– Дани? Терри, ты же знаешь, я не могу.
– А почему нет? Вам двоим будет полезно немного побыть вместе. Джонас, тебе необходимо наладить контакт с дочерью. Пока не поздно.
– Думаю, она скорее перережет себе горло.
– Если хочешь знать, Дани уже подкатывалась ко мне по этому поводу.
– Насчет того, чтобы проводить со мной больше времени?
– Насчет того, чтобы посмотреть, как будут проходить съемки «Сорвиголов». Похоже, в Венис-Биче она встретила парня… участника проекта…
– Забудь! – (Дани молча шлет отцу проклятия.) – Терри, это бизнес.
– Ой, да оставь, ради бога! Ты будешь загорать на палубе в окружении слабых на передок полуголых женщин, которые тебе в дочери годятся. Если тебе так уж приспичило ехать и делать из себя дурака – флаг в руки, но тогда ты берешь Дани в качестве дуэньи, а иначе можешь об этом забыть!
– Терри…
– Я сказала, а иначе можешь об этом забыть!
Дани закрывает глаза, прислушиваясь к тяжелой тишине, и молится про себя.
– Отлично, Дани может поехать со мной, но, Богом клянусь, если она начнет мне хамить перед камерами…
Раздавшийся за стеной победный клич дочери заставляет Джонаса замолкнуть на полуслове.
Северо-запад Тихого океана
18 000 лет назад
Голодная и измученная беременная самка появилась у тропического атолла – барьерного кораллового рифа, обширная лагуна которого сплошь усеяна зелеными грибообразными островами. Образованные в результате процесса подползания Тихоокеанской плиты под Филиппинскую, эти покрытые густой растительностью архипелаги простираются на сотни миль параллельно глубоководным впадинам и зонам субдукции, которые их и породили.
Резкие перепады уровня моря, возникшие еще в ледниковый период, наблюдаются до самой границы цепочки островов, создавая лабиринт лазурных водных потоков, которые извиваются между этими тропическими участками суши, словно реки.
Для беременной самки мегалодона атолл – настоящий оазис в пустыне. Богатые питательными веществами воды поступают в лагуну из Филиппинской впадины и подводного желоба Палау, снабжая пищей многочисленных акул, скатов, китов и несколько тысяч видов рыб.
Ослабевшая от голода самка скользит над коралловым барьерным рифом по зеленовато-голубому и нефритовому морю, ее широкая свинцово-серая спина кажется зловещей тенью на фоне желтого, как сливочное масло, песка. Она плывет по теплому восточному течению, затем попадает в широкое устье. Верхняя треть ее спинного плавника возвышается над зеркальной поверхностью, угольно-черные глаза обшаривают пронизанные солнцем воды в поисках пищи.
Все органы чувств хищницы тотчас же наполняются запахами и звуками мелководья.
Десятки представителей скаровых и гимносардовых рыб проплывают мимо, лениво дрейфуя по стремительному течению. Косяки морских дьяволов проносятся вдоль дна. Две хищные барракуды сопровождают свою новую королеву, но затем растворяются в тени. Гигантский пятнистый угорь высовывает голову из-за кораллового ограждения и поспешно прячется.
Самка углубляется в лабиринт из коралловых островов, все ее органы чувств нацелены на нечто очень притягательное.
Не замечая опасности, 233-фунтовый золотистый морской окунь приближается к скоплению кораллов, его толстогубый рот открывается и закрывается, заглатывая морскую воду.
Несколько мощных ударов хвостового плавника – и акула нацеливается на беспечного окуня, ее выдвинутые вперед челюсти в один присест заглатывают жертву, а задние зубы прокалывают ее, чтобы та не смогла ускользнуть.
Толстый язык мега проталкивает окуня в глотку величиной с гараж, внезапная волна насыщения моментально возбуждает апатичную самку, ускоряя пульс, при этом волны новой информации насыщают ее основные органы чувств.
Ноздри, похожие на прорытые сусликом дыры в почве, вдыхают запахи океанских химических веществ, помогая получить буквально фотографическое изображение новой окружающей среды.
Зловоние земли.
Едкие запахи мочи и фекалий.
Турбулентность.
Мышечная активность.
Пища.
Самка мегалодона погружается еще глубже в реку соленой воды, начиная преследование новой съедобной добычи.
У самки над головой по обоим берегам перепрыгивают с ветки на ветку десятки белощеких хохлатых гиббонов, гонясь за свинцово-серым спинным плавником «мрачного жнеца».
Пронзительное гуканье и крики обезьян привлекают внимание группы туземных жителей Микронезии, которые, выйдя из джунглей, начинают потихоньку подкрадываться к человекообразным приматам снизу. А в миле оттуда, вниз по течению, Стеллерова корова (Hydrodamalis gigas) длиной 26 футов и массой 7200 фунтов, продолжает поедать плавающие в мутной воде водоросли, не подозревая о переполохе в джунглях и о своем месте в этой мгновенно образовавшейся пищевой цепи. Это грузное ластоногое с выпуклыми боками хорошо приспособилось к ледниковому периоду благодаря похожей на древесную кору толстой шкуре, предохраняющей от холода. За неимением зубов Стеллерова корова является самым настоящим водным травоядным, что выделяет ее из всех остальных морских млекопитающих плейстоцена.
Следует отметить, что гигантские размеры всегда служили морской корове надежной защитой от врагов.
Но не на сей раз.
Увидев надвигающуюся волну, Стеллерова корова погружается в море, с любопытством оглядывая окутанный дымкой подводный мир.
Из сине-зеленого тумана внезапно возникают пятна кожи цвета слоновой кости, затем – конусообразное рыло и голова, настолько огромная, что полностью закрывает поле зрения ластоногого.
Морскую корову, словно током, пронзает приступ паники. Выброс адреналина заставляет плоский хвост интенсивно взбивать воду, перепончатые передние конечности изо всех сил гребут к берегу.
Мегалодон улавливает возмущения в концентрических слоях воды: мгновенное учащение пульса морской коровы, электрические сигналы от работающих мышц, какофонию эхом разносящихся по мелководью звуков; он чувствует запах ее ужаса – запах выделений желез внутренней секреции, видит стремительно уплывающую жертву…
…чувствует кислый вкус ее страха.
Поскольку глубина мелководья всего сорок футов, самка грациозно переворачивается на бок и, разрезая ил лезвием правого грудного плавника, приближается на опасное расстояние к берегу.
Массивный серповидный хвост яростно молотит по поверхности воды короткой очередью стремительных ударов, продвигая вперед огромное тело самки, челюсти которой уже смыкаются на задней части жертвы.
Морская корова в последний раз содрогается в агонии, когда острые шести-, семидюймовые зубы протыкают подкожный жир, и уже секунду спустя испускает дух от укуса, сила которого составляет 200 000 фунтов на квадратный дюйм. Легкие ластоногого взрываются, его сжатые внутренности вылетают через отверстия в разорванной коже.
Мег мотает головой, зазубренными зубами разрывая пополам тушу морской коровы. Задняя часть туловища жертвы перемалывается на стофунтовые сочные горячие ошметки, которые тут же заглатываются, голова и остатки верхней части туловища плывут к берегу.
Обнаружив, что лазурные прибрежные воды покраснели от крови, обезьяны оглашают воздух пронзительными криками.
Хвостовой плавник выскакивает из воды в шестидесяти футах от разинутой пасти. Мощные удары поднимают фонтан брызг, которые с головой окатывают испуганных обезьян. Продвигаясь вперед по кровавому следу, самка мега слепо шарит в воде разинутой верхней челюстью в поисках останков морской коровы.
И внезапно останавливается.
Самка начинает задыхаться. Задняя часть ее туловища прочно села на мель, в результате чего пасть и жабры оказались над поверхностью воды. Акула в панике бьется в мелкой воде, хлещет мощным хвостом, стараясь выбраться с известнякового шельфа, но конвульсивные движения лишь приводят к тому, что раздувшееся брюхо еще глубже вязнет в мягком песке.
Наступают минуты отчаяния. Самка жадно глотает илистую морскую воду и воздух, удары хвоста становятся все более вялыми.
Верещащие обезьяны возвращаются, они спускаются ниже по ветвям деревьев, чтобы утолить любопытство.
Солнце неспешно уходит за горизонт, словно маня за собой вечерний прибой и кое-кого еще…
…самца мегалодона.
Голодный хищник бесшумно скользит по потемневшей воде атолла, нацелившись на попавшую в западню самку.