Между честью и истиной

16 Серый ветер

Ранда Атил встретилась с Димитри в середине последней декады августа. Она пришла рассказать князю, как продвигается работа над созданием вакцины для фавнов. К ее удивлению, Димитри, выслушав ее, одобрил все запланированные исследования и испытания, а после этого спросил гостью из Созвездия, что она думает о судебном процессе, идущем в крае.

Над ответом Ранда думала долго. Для собрата по Искусству ее ответ мог выглядеть как оценка его действий. А из этой оценки он мог сделать выводы о намерениях всего Созвездия. Наконец, она произнесла:

- Димитри, решение суда будет соответствовать пониманию Пути, которым вы идете, как народ. Я вижу, с каким доверием твои соотечественники относятся к правосудию, и, не скрою, меня это радует. Это значит, что ваши законы исходят из обычаев, основанных на вашем понимании справедливости и воздаяния. Достижение гармонии Вселенной невозможно без различения добра и зла, и именно стремление к справедливости, свойственное всем живым существам, показывает ваше стремление к ней. Да, мне очень грустно думать, что ради торжества закона кто-то из твоих соотечественников вынужден будет стать убийцей, но я понимаю, что вы пока не видите в искре чужой жизни священный дар и ценность, даже если это существование преступника, как это свойственно нам. Я знаю от Асаны, что в своем мире вы нашли способ оставить убийцу наедине с его виной, но вряд ли тебя поймут на Земле, если ты последуешь вашим традициям.

- Да, - кивнул Димитри. - Они не верят своим судьям и потому выбирают для своих преступников пожизненное рабство и жизнь в клетке в надежде, что их вина будет оспорена. Это печально, на мой взгляд.

Ранда грустно кивнула. На ее взгляд, обычаи саалан не сильно отличались в своей дикости от традиций Земли. Виконтесса да Сиалан рассказала ей несколько дней назад, что ждало бы на родине изобличенных в преступлениях сааланцев. Действительно, в Большом Саалан никто не стал бы убийцей. Приговоренным там предоставляли возможность самостоятельно и добровольно сойти в воду залива с трапа, чтобы море, приняв их, простило им вину. На взгляд виконтессы, подсудимым, единодушно выбравшим правосудие Озерного края, не хватило мужества принять такой конец. Ранда не удержалась и спросила свою собеседницу, бывает ли у них так, что человек не хочет сам идти в воду, и Асана кивнула, признавая, что трусы есть в любом народе и неудивительно, что среди работорговцев и разбойников их особенно много. В подобных случаях на помощь правосудию саалан приходят веревки, но такая казнь считается позорной даже среди воров, и не видать удачливому до того бандиту ни песни в свою честь, ни даже добрых слов. Что до казней девятнадцатого года, добавила она, залив тогда был скован льдом, и князь всего лишь вспомнил более древний обычай. И поскольку тогда он приговорил к смерти падаль, не достойную уважения, марать ею здешние воды все равно никто не стал бы.

- Но я вот чего не понимаю, Димитри. Ни ты, никто из твоих людей, чьим словам привыкли доверять в крае и считать и твоим решением тоже, ни разу не сказали людям, насколько вы верите своему правосудию. Почему так?

- Ранда, - Димитри усмехнулся, - заяви я это журналистам, тиранию мне, а вместе со мной и всей империи, вменили бы мгновенно. Причем одновременно все проплаченные местными преступными синдикатами юристы и журналисты, маскирующиеся под правозащитников.

Ранда только вздохнула. Дикость саалан делала работу миссии с ними одновременно проще и сложнее. С ними можно было говорить о гармонии Вселенной, они начинали сравнивать ее с Путем и находили верные аналогии, но при этом продолжали считать насилие возможной формой общения между людьми. Земляне на словах отрицали свою приверженность силовым методам решения вопроса, но каждый раз, когда могли подумать, что партнер по коммуникации планирует применить силу, обвиняли его именно в этом, даже не вдумываясь, насколько в таком взгляде на события отражался их собственный образ действий и мышление.

- Да, печально, что тебе сложно договариваться с ними. Я пришла говорить с тобой о деле, и мы обсудили все, что я принесла на нашу встречу. Но у меня есть к тебе личная просьба.

- Я буду рад помочь тебе, если смогу, - Димитри улыбнулся.

- Рано или поздно наша миссия на Земле закончится, и я хочу иметь напоминание о ней, когда буду дома, в Созвездии. Мои соотечественники успели оценить осторожность, с какой саалан подходят к перевозке эндемичных растений с Земли и на Землю, но я хочу попросить у тебя семян каких-нибудь цветов с твоей родины, чтобы посадить их в своем саду.

Разумеется, Димитри согласился и предложил Ранде для начала посмотреть ботанический справочник, чтобы она могла выбрать растения, подходящие для ее сада. Князь счел просьбу добрым знаком. Искусства саалан и сайхов объединяла любовь к садоводству, разве что его соотечественники интересовались им с более практическими целями, и если и восхищались реликтовыми растениями, то только как сохранившимся до нынешних времен чудом. Но если Ранда просит привезти семена, наверное, ей будет приятно смотреть на выросшие из них цветы и вспоминать, как они у нее появились. Из ее слов никак не следовало, что Созвездие планирует сворачивать миссию, и, получается, ее просьба говорит о том, что сложившиеся между ней и саалан отношения она считает достаточно добрыми и дружественными.

И вот, почта пришла, и в письме подруги князя был вопрос, какие семена для него собрать. Случилось это на следующий день после окончания траура, одиннадцатого сентября по счету Озерного края. А у саалан еще во всю силу лета цвели цветы, и семена их пока не созрели. Димитри попросил для Ранды темно-красные стручки с семенами, похожими на маленькие бусины алого цвета, с лианы, цветы которой напоминали розовых бабочек, а заодно граненые узкие веретенообразные семена "подружек солнца", поворачивающих вслед светилу свои разноцветные головки и закрывающихся с закатом, и, не без некоторых сомнений, щепотку мелкой коричневой пыли, которую представляли собой семена ддайгской стелющейся ложной яблони. Дописав письмо, князь вышел к Иджену отдать почту и сказать, чтобы секретарь пригласил к нему мистрис Бауэр.

Школьная жизнь шла в своем обычном режиме. Проходя мимо открытых дверей классов, Полина слышала типичные диалоги и реплики первого урока:

- Блин, я ненавижу эти законы Ньютона! Они всюду!

- Да, ты права, они всюду, таков уж этот мир.

- И сила Архимеда тоже всюду! Я больше не могу!

- Давай поищем другую Вселенную?

Ответ слышен уже не был, зато из другого класса в коридор уже вылетал вопрос:

- Александр Эдуардович, вы сказали описать Куликовскую битву. А вот про борьбу Руси с католиками там писать надо?

А из следующей двери доносилось:

- ...дождевой червь вылезает из земли во время дождя, чтобы подышать... и помыться...

Войдя в холл дворянских галерей, как между собой называли административное крыло учителя, она встретила Дейвина да Айгита, мрачный вид которого совершенно не гармонировал с его ярким костюмом и сложно заплетенной косой.

- Господин граф, доброе утро, - сказала она. - Вы выглядите расстроенным, это все еще события прошедшей недели или что-то новое?

Он вздохнул:

- Даже не знаю, мистрис Полина. И то и это сразу.

- Вот как? Я могу просить вас рассказать?

Дурное настроение Дейвину обеспечил один из студентов Димитри, Эние да Деах, тот самый, чью милую подругу убило на южном рубеже. Его сокурсники, такие же недомаги-практиканты, обнаружили, что он пропал, когда их товарищ не вышел к обеду. До вечера они искали его и пытались угадать, где Эние может быть. Граф да Айгит узнал о случившемся утром субботы из доклада секретаря, Нодды, которой они и принесли это, чтобы не беспокоить графа, а уж тем более самого мастера Димитри. Граф вздохнул и пошел к студентам выяснять подробности. Но толком ничего не знала даже Агнис да Сиварес. Юноша был в своей комнате все время объявленного траура, никуда не выходил и ни с кем не общался. В предыдущие дни он не покидал пределов замка и даже не присутствовал на траурной церемонии в Адмиралтействе, узнав, что за телом его подруги приехал ее отец и ее не будет на корабле мертвых. Верхней записью на его странице ВКонтакте было прощальное стихотворение, посвященное Унви да Горие, датированное четвергом, а уже началась суббота. Уходя, если он вообще уходил из замка, парень не взял с собой никаких вещей и не оставил никому ни устных, ни письменных распоряжений. Его маяк молчал, то есть не показывал даже места, где находится юноша. На территории резиденции, ни в зданиях, ни во дворах, его не было. Дейвин мрачно вздохнул, взял двух свободных досточтимых и пошел обшаривать берег Ладоги, прилежащий к замку. Утопленников там было полно, но довольно старых, и ни одного сааланского среди них не нашлось. Делать нечего, решил граф, надо идти признаваться князю, в конце концов, это его студент. И пошел, но по дороге столкнулся с мистрис Бауэр, которую Димитри вызвал к себе прямо с утра, и она спросила, отчего он выглядит таким мрачным и озабоченным. Граф, вздохнув, пожаловался на досадное обстоятельство и неожиданно получил рекомендацию поискать мальчика в городе. Дейвин остановился, попросил ее подождать его, подозвал дежурного гвардейца, взял у него комм и позвонил диспетчерам утренней развозки с вопросом, кто из саалан покидал резиденцию на их машине. Выяснилось, что Эние да Деах действительно уезжал в город этим утром на первой развозке, вместе со сменой стюардов и работников кухни. Граф развел руками, демонстрируя восхищение:

- Но как вы догадались, мистрис Полина?

Она только улыбнулась. Оставив ее в приемной у Иджена, граф вошел к сюзерену без доклада и рассказал о случившемся, не упустив и роли мистрис Бауэр в выяснении обстоятельств. Димитри мрачно кивнул и спросил, не подошла ли она. Дейвин кивнул:

- Да, уже здесь, ждет у Иджена, я попросил ее пропустить меня, дело все-таки срочное.

- Да, Дейвин, ты прав, - ответил князь со вздохом. - Дело срочное, но от меня только что ушла Хайшен, пообещав вернуться за ответом на свой вопрос. Она намерена получить то же самое, что ты встретил сам этим летом и чем угостил меня.

Заметив протестующий жест вассала, князь улыбнулся.

- Все в порядке, ты же помнишь, что я сам хотел этого. Но теперь этого хочет и Хайшен. Я сказал ей, что проводник из местных у меня есть только один, и это Полина Бауэр, а сам я не пойду даже туда, куда она водила меня за руку, потому что именно там двумя днями позже погибла Унви да Горие. Про твоих друзей я пока не стал ей говорить, они не давали согласия на это знакомство. Так что остается только она. А Эние... - князь вздохнул. - Хорошо уже, что вы не подняли его со дна Ладоги. Ищи, как ищут живых. Надеюсь, он не потерял рассудок от горя и вернется.

Дейвин коротко поклонился князю и отправился к себе. День обещал много почты, еще больше копий бумажных документов и немного общения со студентами. Самому верхнему письму в почтовом ящике граф удивился и обрадовался одновременно. Отложив все остальное на несколько минут, он открыл сообщение.

Писал действительно Женька. Тон письма был встревоженным и озадаченным. Друг спрашивал, куда Дейвин подевался, почему от него два месяца ни слуху, ни духу, и что за треш творится в городе и в крае, если от перечисления комиссий в новостях начинается звон в ушах. Граф, читая, почесал бровь и споткнулся взглядом о строчку:

И почему Воронова звонит мне во Львов с вопросом, все ли с тобой в порядке, Дэн? Вы что, поссорились с ней?

Дейвин усмехнулся, покрутил головой, вздохнул и начал писать ответ. Потом все стер и написал, что рад был получить весточку и очень хочет созвониться по скайпу в любое удобное для друга время. Он едва успел отправить письмо, как в кабинет заглянула Нодда и сказала, что досточтимая Хайшен ждет его в школе, в кабинете директора.

- Передай, что сейчас подойду, - вздохнул граф.

Но сильно торопиться не стал. Взяв с собой комм, он пошел в школьное крыло пешком, по дороге размышляя, что бы задвинуть, студентов или почту. То и другое после беседы с досточтимыми успеть до полуночи было нереально.

Пока он шел через крыло аристократии и через двор, досточтимая Хайшен успела спросить Айдиша, что именно было в школе в ночь шторма, и получить довольно подробное описание примерного содержания каждой четверти первых трех ночных часов. Так что когда Дейвин вошел и пожелал им обоим доброго дня, Айдиш кивнул ему, продолжая говорить, а Хайшен быстро обернулась и поприветствовала его ясной улыбкой, не отвлекаясь от рассказа директора.

- А потом начал стихать ветер. Одновременно с этим стало светать, и все пошли спать. Действительно спать. И часа три мы поспали. А с утра вышли на линейку в обычное время и увидели, что весь двор замусорен какими-то мелкими кусками старых веток, так похожих на кости, что мне стало не по себе. Полина Юрьевна предложила сжечь их...

- Кто трогал это руками? - прервала рассказ Хайшен.

- Никто, - Директор улыбнулся. - Кроме метел, у нас есть веерные грабли, большие жестяные совки и тачки, так что руками к мусору не прикасался никто. Впрочем, как и обычно во время уборки двора. Люди не сайни, Хайшен. Тут иначе выполняют грязную работу.

- Хорошо, Айдиш, - кивнула настоятельница, как обычно, не заметив шпильку. - Что было дальше?

Директор виновато вздохнул.

- А дальше, досточтимая сестра, я после всей этой ночной суматохи был настолько невнимателен, что прямо при всех призвал огонь из Потока на кучу этого мусора. На мое счастье, этого никто не заметил, потому что остальные, думаю, были не лучше меня. Уроки в тот день, конечно, велись только для порядка, потому что после ночи без сна толку от занятий было немного, но сейчас дети обсуждают сказочную ночь, а не ужасный шторм, и надеются на то, что будут еще такие праздники. Вот, планируем сделать что-нибудь равное по впечатлениям на Долгую ночь...

- То есть, - медленно и задумчиво сказала настоятельница, - вы отвлекли детей от атаки мертвых и отвлеклись сами, и поэтому они вас не тронули.

- Получается, что так, хоть это и звучит, как полный бред. - Директор развел руками, как бы извиняясь.

- Айдиш, у тебя есть мысли о том, почему дети не испугались? - задумчиво уронила Хайшен, глядя во двор за окном.

Дейвин, молчаливым призраком присутствовавший в углу, закончил копаться в коммуникаторе и сказал:

- У меня есть. Но не мысль, а цитата. Я думаю, она может быть частью объяснения.

- Цитата? - Хайшен повернулась к нему с интересом.

- Вот она. - Граф положил на стол комм с выведенным на экран текстом.

...Чтобы справиться с задачей, которая становится проблемой прямо в реальном времени, человеку необходимо два условия: чувствовать себя достаточно уверенным и компетентным и быть достаточно вовлеченным. Вовлеченность - вопрос сиюминутный, а наращивание компетентности - дело постоянное и постепенное. Проще всего делать это в игровой форме, и в детском возрасте, как и в подростковом, это естественно происходит как раз за счет вовлеченности в игру. А на сложных щщах проблемы вывозить, извините за некуртуазный слог, можно ограниченное и очень небольшое количество раз. А потом надорвешься непременно, или физически, или душевно. Так что к идее "закалки неприятностями", все еще популярной в педагогической среде, я отношусь с изрядной долей скепсиса.

"Школа на коленке", 12.05.2020.

- Значит, вовлеченность и уверенность в себе, - задумчиво сказала Хайшен. - Интересный способ воспитания характера. Это здешняя традиция, Айдиш?

- Это лучший из ее плодов, досточтимая сестра.

Автор заметки как раз в эту минуту допивала травяной чай, предложенный ей секретарем князя, пока тот был занят очередным неожиданным посетителем и срочным делом. Наконец Иджен кивнул чему-то или кому-то невидимому, качнув резными шпильками в волосах и длинной серьгой в левом ухе, и отправился докладывать. Вернувшись, он сказал: "Прошу вас" - и придержал дверь. Полина Юрьевна прошла в кабинет наместника и поздоровалась:

- Добрый день, пресветлый князь, вы вызывали меня.

- Здравствуй, входи.

Дверь за ее спиной закрылась сама. Полина не удивилась бы, не сумев ее открыть снова до конца разговора, это было уже привычной частью жизни рядом с аристократией саалан. Любой и любая из них могли сделать с ней все, что им заблагорассудится, и только их добрая воля, а может быть, представления о приличиях были гарантией ее безопасности. И это была самая меньшая из всех причин для беспокойства. Но беспокоиться было поздно и бессмысленно, все, что могло случиться, уже случилось. Полина прошла к рабочему столу князя, устроилась на стуле для посетителей.

- Здравствуй, - сказала она еще раз, уже для него, а не для гвардейцев в коридоре и секретаря.

Он ответил ей долгим теплым взглядом, но заданный им вопрос был из серии классических сааланских вопросов. Этот вопрос задавал куратор, и адресован он был осужденной, а не другу.

- Расскажи мне, как ты провела ночь шторма.

Он сразу понял, что выбрал не тот формат - по тому, как заледенел ее взгляд, и по тому, каким легким стал голос, когда она начала отвечать.

- Я работала примерно до пяти утра, потом спала до восьми, в восемь поднялась и пошла на линейку к девяти.

- Работала? - князь не был удивлен. Сплетни о том, как школьники провели эту ночь, он уже слышал от гвардейцев, дежуривших тогда свою смену. Но он хотел знать подробности.

- Да, мы делали детям праздник сказки. - Голос Полины был все таким же легким и холодным. - Праздник закончился около пяти утра, и мы до подъема даже успели немного поспать.

- Как давно вы планировали этот праздник? - зная Полину, он бы не удивился ответу "с весны", но услышав ее реплику, уронил карандаш на стол.

- Часа за четыре до начала шторма.

- То есть? - уточнил князь, вернув карандаш. - Вы не планировали на этот день ничего особенного заранее, но узнали, что будет шторм, и поэтому решили провести праздник?

Полина улыбнулась очень вежливой и очень официальной улыбкой. Моргнула, глядя ему прямо в глаза. Вдохнула, выдохнула, снова вдохнула и начала говорить.

- Седьмого сентября, узнав из сводки погоды о штормовом предупреждении, я доложила ситуацию директору школы и предупредила его о возможной реакции воспитанников на штормовой ветер. Мы подготовили праздник, поскольку решили, что дети все равно не смогут спать и лучше будет занять их чем-либо интересным, чем дежурить всю ночь, успокаивая тех, кому снятся кошмары, и следя за тем, чтобы они не будили друг друга. До пяти утра дети слушали сказки, которые им читали учителя, и играли, совершенно не интересуясь штормом за окном, хотя ветер был довольно громким, и мусора на территорию насыпалось порядочно. Утром после линейки воспитанники под нашим руководством убрали мусор и приступили к занятиям. А вечером им разрешили пойти спать на час раньше. Так интернат пережил шторм.

Димитри задумчиво кивнул. Ему совершенно не нравилась отстраненность Полины, и он очень хотел говорить с ней опять открыто и по-дружески, а не так, как она ответила сейчас и как держала себя с ним все лето.

- Ты завтракала? Хочешь чай или кофе?

- Нет, не хочу, - она, разумеется, отрицательно качнула головой, - спасибо.

- Хорошо, - кивнул он и слегка наклонился к ней через стол. - Послушай, мне действительно важно понять, как так вышло, что все то, что бесновалось над городом, не коснулось замка, хотя, посмотрев карту позже, я понял, что совершенно напрасно забрал отсюда специалистов.

- Ты хочешь ответ от меня? - после его реплики ледяная броня с нее соскользнула, и перед ним оказалась живая, хотя и очень удивленная, женщина.

- А кто, кроме тебя, может мне ответить? - он слегка развел руками, улыбаясь. - Во-первых, это твой план, во-вторых, он почему-то сработал, хотя я не понимаю принцип, который ты использовала. - Князь ласково посмотрел на собеседницу. - Ты же, надеюсь, не будешь мне рассказывать, что отвлекала детей всего лишь от плохой погоды и неприятных звуков за окном?

Полина уронила руки на колени.

- Да что же это такое! Я ведь сто раз объясняла, что никакая это вам не магия! Да сколько же можно своих чертей по чужому двору гонять!

- Друг мой, двор все-таки уже дюжину лет с годом не чужой, - мягко улыбнулся князь.

Как всегда, она мгновенно взяла себя в руки.

- Да, конечно. Прошу прощения, я была неправа и вела себя невежливо. Я могу идти?

Опять неудача, тихонько вздохнул Димитри. Ничего, ближе к вечеру можно будет попробовать поговорить снова. Может быть, получится лучше.

- Да, иди, разумеется.

Полина открыла дверь - и отступила назад в кабинет. К князю входила та самая досточтимая, Хайшен.

- О, как удачно мы тут встретились - обратилась она к Полине. - Не уходи, пожалуйста, у меня как раз к тебе вопрос, давай вернемся к князю.

Полина наклонила голову и отступила, давая женщине пройти. Та прошла к камину, спокойно заняла кресло и сказала князю:

- Подходите, давайте поговорим.

Димитри наклонил голову, глядя на Полину с улыбкой. Ей пришлось принять приглашение. Хайшен, на ее счастье, уже устроилась в кресле, которое обычно выбирал хозяин кабинета, следовательно, Полине было логично сесть напротив нее - и князь, как хозяин, обеспечивающий встречу, замыкал пространство. Черта с два саалан это понимали, но это на них действовало, этологический код у чужаков был все-таки общий с землянами.

Хайшен дождалась, пока они устроятся, и сказала:

- Я хочу поговорить с тобой о том, что мы обсуждали с князем в начале месяца. Ты консультировала его по вопросам общения с вашими мертвыми?

- Я? Консультировала?

Полина стремительно соотносила свои воспоминания с предложенным ей прочтением событий. Эта сааланская манера назначать смыслы, цели и интересы собеседнику, не спросив его, могла бы выбесить и ангела. А Полина ангелом не была. Но собраться и придержать нервы в кулаке она все же умела. По большей части. Она подумала и продолжила:

- Я не могу назвать это консультацией. С моей точки зрения, на консультацию то, что я делала, никак не похоже, но кое-что действительно показала и кое о чем предупредила, и не только князя, но и досточтимого Айдиша. Его предупредила первым, кстати.

- Хорошо, - кивнула Хайшен. - Ты можешь сделать то же самое еще раз? Для меня?

Полина задумалась.

- Не знаю. Смотря когда.

- Когда лучше?

- Или до конца месяца, или уже весной. Когда снег ляжет, уже ничего не будет видно и понятно.

- А сегодня?

- Сегодня будет видно и понятно, да.

- Покажешь сегодня?

- Это далеко. Пропадет весь день.

- Не пропадет, - Хайшен улыбнулась совсем весело. - На это дня не жалко. Только я бы хотела взять с собой еще двоих таких же, как я, ты не против?

- Почему бы я могла быть против? - удивилась Полина.

Хайшен заметила в поведении собеседницы нечто, что ей совсем не понравилось, но не подала вида.

- Хорошо. Пресветлый князь, съездишь с нами?

- По обязанности хозяина этой земли, досточтимая, непременно. - Димитри коротко наклонил голову.

Затем он обратился к Полине:

- Сколько времени тебе нужно на сборы?

- Десять минут. Куртка и ботинки.

- Хорошо. Через четверть часа в холле.

Компания собралась немаленькая: князь, Хайшен, двое досточтимых, которых она привела, и Полина. На одного человека меньше - и все бы поместились во внедорожник Димитри. Но Хайшен настояла на этом составе. Полина сказала, что перед дорогой всем нужно подкрепиться, а ей еще заехать к друзьям за кое-чем. Выйдя в Адмиралтействе, компания отправилась обедать, а Полина в сопровождении двух свободных девиц из имперского легиона поехала к Асе и ее уличному цирку. Цирк этому визиту не порадовался, но увидев Полину, артисты слегка успокоились. Потом они в сопровождении девушки в костюме французского матроса и белом клоунском гриме ехали на базу и там выбирали из реквизита необходимое и одновременно готовили перечень взятого на листе с Асиной печатью. Поставив между собой и гвардейской девицей холщовую сумку, набитую по самый верх и тихонько мелодично позвякивающую, Полина сказала сопровождающей:

- Все нужное я сделала, доложи князю, где мы.

Девица быстро отчиталась в комм на сааланике, нажала отбой и повернулась к Полине:

- Он приказал проследить, чтобы ты поела, и ждать их здесь.

Полина пожала плечами. Девицы спросили водителя о чем-то, он показал им пальцем в проулок, они покивали и вышли из машины. Полина последовала за ними. Проулок привел в блинную. Там Полина послушно взяла себе некий набор, формально сходящий за обед, девы, пользуясь случаем, тоже перекусили - по-саалански основательно.

Когда князь с досточтимыми приехал, гвардейские девочки отсалютовали и пошли на маршрутку. Димитри спросил Полину, с кем она хочет ехать, и она уверенно ответила, что поедет с Хайшен. Хайшен улыбнулась. Ее радовала приязнь этой женщины, сколько бы сложностей вокруг нее ни создавалось. Но еще больше ее удивило то, что Полина заговорила с ней, едва машина тронулась с места. Димитри распорядился, чтобы они ехали первыми, раз так, и Полина сама объяснялась с водителем по поводу дороги. Полина пожала плечами, попросила водителя открыть карту в коммуникаторе, ткнула в нее пальцем и сказала:

- Примерно сюда, ближе к месту все равно с шансами заблудимся, так что придется уточнять, а пока по навигатору.

После этого она забралась на заднее сиденье, где уже устроилась Хайшен, захлопнула дверь салона и повернулась к ней.

- Твои коллеги точно сытые?

Хайшен улыбнулась и кивнула.

- Сможешь проследить, чтобы на месте они не наделали ерунды?

- Смотря какой ерунды, - легко ответила настоятельница.

- Чтобы не отошли от группы. Чтобы ничего не брали с земли. Чтобы не пытались слушать то, что кажется голосами. Чтобы не залезли ногами в туман, а он там будет почти наверняка. Но главное - чтобы смотрели под ноги. Там лучше не падать на землю. И вообще не прикасаться к ней руками.

- Эти тени настолько агрессивны? - озабоченно спросила Хайшен. - Как же ты ходила туда раньше?

- Это не агрессия, - Полина свела брови, выбирая слова. - По крайней мере, в привычном понимании этого слова. Но лучше бы это была агрессия.

Хайшен покачала головой:

- Не понимаю...

- Ты поймешь. У вас в культуре этого нет, ну или я не видела. Но ты поймешь, это нужно увидеть один раз, и потом станет понятно навсегда.

- Это опасно?

- Если не соблюдать правила, которые я перечислила - может быть опасно.

- Чем же?

- Хайшен, скажи... - Полина повернула голову и посмотрела собеседнице в лицо.

Та обернулась к ней:

- Да?

- Ты правда считаешь, что я покажу вам, как будить наших мертвых? Вот после всего, что было четыре дня назад, ты все еще так думаешь?

- Я не знаю, - ответила настоятельница. - Но может быть, ты мне скажешь, пока мы не доехали?

- Их не надо будить, вот в чем дело. Им бы помочь успокоиться. Но твои коллеги между первым и вторым разницы не видят.

- В том числе потому я и здесь, - улыбнулась Хайшен. - Так в чем же опасность?

За разговором они проехали Гатчину, затем Никольское. Полина некоторое время смотрела в окно, собирая слова. По обочинам дороги мелькали красные, желтые и рыжие пятна крон. Загоралась яркая, как костер, осень.

- В том, что эти люди, несмотря на то, что они умерли, а точнее, именно потому что они умерли, могут быть очень настойчивыми в своих просьбах. И если случайно прикоснуться не к тому предмету в месте их смерти, убедить их покинуть тебя может быть очень непросто.

- И вы здесь живете, зная это?

Когда Хайшен задала этот вопрос, глаза у нее были сильно больше обычного.

- А куда мы отсюда денемся? И как? И кто нас где ждал? Это во-первых. А во-вторых... - Полина посмотрела в окно. - О, смотри-ка, куда мы приехали. Это Выра. Давай предложим князю остановку. Тут есть на что посмотреть, музей невелик, но вполне достоин внимания. В том числе и твоего.

Входя в музей, внешне напоминавший сельский трактир, Хайшен весьма ощутимо приложилась лбом о какую-то часть строения. Димитри, шедший за ней, сперва нащупал это бревно рукой, затем пригнулся, чтобы не впечататься тоже. Пригнуться ему пришлось почти как при официальном поклоне императору. А разогнуться так и не удалось: низкий потолок не пустил. Досточтимые выпрямиться сумели, но постоянно ощущали макушками доски над головой.

Они осмотрели станцию, домик смотрителя, с интересом выслушали романтическую историю, якобы случившуюся здесь двести с лишним лет назад. Хранитель музея, обрадованная внезапным визитом наместника, ответила ему на все вопросы по дорожному сообщению тех времен, которым посвящен музей, дала послушать звон ямщицких бубенцов, подсунула книгу посещений для записи и попросила разрешения сфотографировать всю компанию хотя бы на телефон. Полина удачно замешкалась у дверей и счастливо избежала появления своего фото в паблике музея и в новостных лентах края.

Музей находился перед самым въездом в населенный пункт Рождествено, на выезде из которого на комм Димитри пришло сообщение от местного барона: "Мой князь?" Он набрал в ответ: "В другой раз, Тейен, прости", - отправил и, взглянув в окно, увидел вокруг дороги болото. Оно было размером как раз с Рождествено. А следующее болото он увидел после еще двух придорожных деревень, и оно было равно по площади им обеим. Затем была еще одна деревня, пустая, за ней лес, за лесом - укрепленный поселок, в котором они и свернули с трассы. Проехав его насквозь, они некоторое время наблюдали вокруг лес, а затем слева показались брошенные коттеджи, при виде которых спутники Хайшен поежились, а справа... Там сразу за дорогой начиналось довольно жутковатое ничего. Полина сказала водителю: "Здесь". Машина остановилась. Выйдя, Полина что-то объяснила водителю про дорогу, показывая пальцем в карту на комме, и он, кивнув, поехал за пределы этого странного места.

Хайшен нахмурилась:

- Тут могут быть оборотни.

Полина покачала головой:

- Они не любят сырости. Здесь все время туман, он очень холодный и быстро оседает на любой движущийся объект. Мы в безопасности. По крайней мере от фауны.

Димитри тоже отпустил машину и подошел вместе с досточтимыми:

- Куда дальше?

- Туда, - Полина кивнула головой в сторону пустого места.

За канавой, отделяющей его от дороги, даже трава не росла. По другую сторону грунтовки на участках вокруг коттеджей колосилась мощная полынь и торчали сухие ветки каких-то культурных растений - крыжовником были эти кусты при жизни или розами, угадать возможности не представилось, Полина шла очень быстро даже для саалан. А вне заборов были видны остаточные признаки невыжившего газона, побежденного все той же пустотой.

- Что с этой землей, мистрис? - спросил один из досточтимых.

- Слишком много ног по ней ходило за очень короткий промежуток времени. Это было давно, десятки лет назад, но она так и не восстановилась.

- Куда же все эти люди ушли?

- Вперед, к железной дороге. Там их погрузили в поезда, как скот, и угнали в рабство.

- Как долго это происходило? - досточтимый выглядел шокированным.

- Три с половиной года, - ответила Полина, перешагивая куст репейника, разлегшийся на ее пути.

- И сколько же их было здесь?

- Примерно две трети тех, кто жил в этих местах до той войны.

- Но это же очень много! - удивился монах.

Полина остановилась, повернулась к нему и прищурилась, выбирая слова.

- Не все из них были взрослыми людьми. Очень многие были детьми, такими, как учащиеся в Приозерске в школе при замке. Они подолгу ждали отправки, многие не выживали и умирали прямо здесь. Им очень хотелось свободы, но хотеть свободы и быть свободными - не одно и то же. Поэтому, даже умерев, они не сумели уйти из этого места, где их держали насильно. Сейчас мы пойдем к ним туда.

- Зачем, мистрис?

- Попробуем им помочь, раз уж мы тут.

- Как мы будем это делать, Полина? - спросила Хайшен.

- Видишь вот там, вдалеке, темное пятно? Это дерево. Мы повесим на него колокольчики из этой сумки. Они будут звенеть, и это им напомнит о том, что в их жизни было что-то кроме этого места. И намекнет, что они могут быть где-то не здесь.

- А если сказать им об этом прямо? - спросил все тот же монах.

Полина повернулась к нему:

- Досточтимый, скажи я вам неделю назад прямо, что вас ждет в первый осенний шторм, много было бы в этом толку?

Он задумался, смущенно покачал головой:

- Мне так не кажется, мистрис. Боюсь, что я и до сих пор не вполне верю вам.

Полина покивала:

- Вот видите. А вы живой взрослый человек и можете слышать не только себя, но и окружающий вас мир. Что же вы хотите от детей и женщин, умерших в мучениях и не понявших этого за восемь десятков лет? Но пойдемте, пока туман совсем не сгустился.

Они перебрались через кювет и пошли по земле, через которую небольшими пятнами пробивалась редкая трава и тонкие прутики, явно не имеющие шансов выжить. Земля почти ничем не отличалась от слегка заброшенной грунтовки, только дорога имеет длину и ширину, а это мертвое поле тянулось во все стороны до самого горизонта. На самом деле, от шоссе Р-23 до железнодорожных путей, но это все равно было больше, чем видел глазами даже князь.

Примерно через четверть часа движения досточтимые занервничали. Они слышали тихие шелесты, слишком похожие на голоса, и чувствовали дуновения ветра, слишком похожие на прикосновения. Полина тряхнула сумкой, в ней зазвенело - и туман вроде бы начал редеть. Или дерево просто стало наконец видно, потому что они приблизились к нему. Подойдя еще ближе, они увидели, что деревьев там три. Живыми их можно было назвать с очень большой натяжкой, но они честно пытались продолжить быть. Полина сочувственно погладила ближайшую иву по коре:

- Ничего. Весной будет проще.

Она открыла сумку, достала оттуда горсть бубенцов и пучок шнуров, протянула князю:

- Привяжи так высоко, как только сможешь.

Димитри без возражений принялся продевать шнуры в кольца бубенцов и привязывать их к веткам.

Вокруг деревьев и между ними не было ни клочка тумана, но в пятидесяти метрах от ив он стоял плотной стеной, кипел и клубился, создавая впечатление тихой и внимательно наблюдающей за происходящим толпы безмолвных людей. Один из досточтимых протянул Полине руку:

- Мистрис, и мне.

Она молча вложила в протянутую руку шнуры и колокольчики и повернулась к Хайшен.

- Ну что, поучаствуешь?

- Сперва посмотрю, - улыбнулась та.

Второй досточтимый отвернулся от Полины, взглянул в туман, повернулся к князю, занятому бубенцами, уткнулся взглядом в землю, увидел что-то и наклонился. Хайшен рывком разогнула его:

- Ничего не трогай руками на этой земле. Можно только смотреть и слушать.

Димитри заметил происходящее краем глаза, покосился на Полину, но она была занята бубенцами и даже не улыбнулась. Он протянул ей руку:

- Дай еще, - и получив, продолжил украшать деревья, которые потихоньку уже начали наполнять воздух вокруг тихим мелодичным звоном.

Второй досточтимый потянулся в сумку сам и взял шнуры и колокольцы снова. Полина цепляла шнуры к самым нижним ветвям ив. Хайшен и первый досточтимый наблюдали за ними и за окружающим пространством и видели, как туман начинает собираться в плотные мячики, и как эти мячики начинают вплывать в кроны ив, не прикасаясь, однако, к развешенным в ветвях колокольцам. А затем они отлетали назад и поднимались вверх, создавая второй слой тумана, выше и светлее первого, но оставаясь маленькими плотными сферами.

Пока они смотрели на это природное явление, сумка почти опустела. Отдав последние колокольчики второму досточтимому, Полина подошла к Хайшен, нагнулась и подняла с земли то, до чего священница не позволила дотронуться своему собрату по обетам. Разогнувшись и раскрыв ладонь, она показала обоим досточтимым стеклянную пуговицу с отломанной ножкой, когда-то веселого зеленого цвета. Отряхнув с нее землю, она подала кусочек стекла досточтимому:

- Держите. На память. Чтобы вы завтра не подумали, что вам все приснилось.

Хайшен нахмурилась:

- Ты же сказала ничего не брать руками здесь?

- И что мне теперь сделается, если я с весны юридически в том же положении, что и они? - пожала плечами Полина. - А передача через вторые руки относительно безопасна. Пойдемте, темнеет уже.

До "темнеет" было еще не меньше часа, но воздух начал окрашиваться золотым и розовым. В этом обманчиво теплом свечении просвет в стене тумана вдруг стал особенно заметен. Полина уверенно направилась в него, сааланцам оставалось только следовать за ней. Преодолев кювет и выйдя на дорогу, Хайшен развернулась к собратьям по обетам и отвесила каждому по звонкой оплеухе:

- Почему доклад об этом до сих пор не у магистра? У вас было не меньше шести лет!

Димитри остановил ее:

- Досточтимая, нам лучше поторопиться.

Хайшен кивнула, все еще глядя на досточтимых:

- Мы продолжим разговор. Не позднее следующего утра.

Около машин Полина предложила всем помыть руки и кивнула на артезианскую колонку с рычагом ручного насоса, видневшуюся невдалеке. Димитри предпочел не спорить, Хайшен решила поинтересоваться смыслом этого действия позже. Досточтимые не только вымыли руки, но и смочили холодной водой лица, на которых все равно осталось по порядочному красному пятну.

Дожидаясь у колонки собратьев по обетам, Хайшен спросила Полину:

- Этот ритуал делается там впервые?

- Нет, конечно, - ответила та. - Этот раз, кажется, пятый. Первый был в семидесятые.

- А где предыдущие колокольчики? - уточнила дознаватель.

- Истлели, - пожала плечами Полина, - там же все время туман.

В машине саалан обнаружили, что озябшим рукам после холодной воды стало действительно приятнее, и это было неожиданно важно. Когда джип выехал на трассу, Димитри заметил, что замерз и устал. Он все-таки позвонил Тейену и попросил позаботиться о них немного.

Когда они подъехали к границам Рождествено, его люди вперемешку с местными уже собрались - приветствовать и общаться. Люди с фотоаппаратами тоже были. Димитри вышел, сделал остальным знак оставаться в машинах, всем поулыбался, поблагодарил на сааланике и на русском, дождался сопровождающих на мотоциклах и сказал водителю следовать за ними.

Половина стюардов у Тейена была из местных, и вряд ли барон учил прислугу сам. Они были нейтрально-доброжелательны, но в них чувствовалось нечто общее с Полиной: под этой доброжелательностью чувствовался внимательный и острый холодок. Впрочем, и приготовлено, и подано было безукоризненно. Димитри порадовался всем полученным у Евгения Ревского консультациям: досточтимым-то простят, у местных к монахам отношение особое и очень терпимое, а вот светскому публичному лицу посчитают каждую ошибку костюма и поведения. Он вспомнил все требования местной галантности и проявил их в обращении с Полиной, позволив досточтимым держаться своей группкой. Тейен с ближним кругом ужинали с ними вместе. Узнав, куда они ездили, барон кивнул:

- Я был там вместе с маркграфом Сиверским. Гадкое место. Мы так и не поняли, что можно сделать с этим клочком земли, чтобы облагородить его.

Димитри ответил:

- Я приглашу его к себе, нам еще предстоит решить этот вопрос, он очень непростой. Мы сегодня сделали, что могли, но этого мало. Нам следовало раньше посоветоваться с местными.

После этих слов князь перевел разговор на ближайший солнцеворот. Полина потихоньку глянула на стюардов. Те явно впечатлились.

С ужином и разговорами они слегка задержались и не успели проскочить КАД до разъезда ночных патрулей, так что постояли еще и после Пулково. В общем, в Адмиралтейство приехали только в одиннадцать вечера, а из портала в Приозерске вышли и вовсе после полуночи.

Придя наконец в спальный блок, Полина отмокла под душем, поливаясь почти кипятком, чтобы прогнать из-под кожи оцепенение и неприятный холодок, высушила голову феном, завернулась в два одеяла и выключилась.

Димитри отмахнулся от секретаря, сказав, что замерз и устал и все подождет до завтра, и ушел во внутренние покои, к теплой воде, огню и постели.

Хайшен решила не истязать зря собратьев по обетам и отпустила их со словами "продолжим завтра". В своих покоях она долго сидела у камина, глядя в огонь.

Досточтимые выпили на двоих бутылку коньяка и заснули, обнимаясь, хотя до этого дня не чувствовали друг к другу особенной приязни.

В столице Саалан ждали Короткой ночи. Новости с Ддайг были ожидаемыми и поэтому никого не беспокоили, особенно по сравнению с тем, что приходило вместе с почтой из новой колонии. Преступления, связанные с участием в работорговле, дикая местная магия, восемь столичных магов, включая двух некромантов Академии, убиты за одну ночь - столица гудела, как фиорд, по которому мечется шторм.

Спокоен был только достопочтенный Вейлин. Разумеется, поводов для радости от таких новостей у него не было, как и у всего Исаниса. Где-то оплакивали не вернувшихся детей, где-то скорбели, вспоминая братьев по обетам, некоторые семьи уехали из столицы пережидать позор из-за родичей, уличенных в недолжном и казненных за звездами, и это все было очень печально. Но он знал, что эти события неизбежно должны были случиться и виной тому была нерешительность наместника края. Послушав досточтимого вместо того, чтобы вмешивать дознавателя, князь сохранил бы людям саалан и жизнь, и честное имя. Но он промедлил, показав слабость, и некроманты напали. Мерзость, обнаруженная среди саалан, оставшихся за звездами, была только одним из неизбежных следствий этого. Конечно, за этими смертями последуют другие, за раскрытыми преступлениями вскроются новые, и молодой да Шайни угаснет, так и не придя в себя, в чужой земле, которую он так и не смог полюбить. И хотя князь Димитри сильный маг, вряд ли это ему поможет. Маркиз Унриаль тоже не был ни слабым, ни трусливым, да и дураком не был, только от этого всего ему не прибыло пользы или чести. Впрочем, князь еще может попросить Хайшен отменить решение об отстранении. Не после этого удара, так после следующего. Он умный и осторожный правитель, не может же он терпеть поражение за поражением, не делая ничего. И Вейлин отправился в очередной салон, сочувственно кивать, слушая пересказ загадочных событий, разгадки к которым он знал, но не спешил делиться ими. Пусть сперва придут и попросят.

Искать встречи со старым маркизом он тоже не стал. Один раз он уже предложил свои знания и свое хорошее отношение, теперь, если маркизу нужно, пусть ищет встречи сам. А пока вызов в край не пришел, можно получать удовольствие от жизни в столице, от спокойной работы и привычного размеренного распорядка, и от наступающего праздника.

Край в это время совершенно не предвидел новых бедствий, и его жителей и граждан занимали совсем другие вещи. Изменение политики саалан было одной из важных тем, и в связи с ней, как это всегда и бывает с народным вниманием, совершенно пропали из виду новообращенные, оставшиеся без присмотра после отстранения достопочтенного. Казалось, что после его отстранения они перестали быть не только значимы, но и видимы: их слова и действия проходили незамеченными вне зависимости от содержания высказываний и характера поступков.

Эгерт единственный присматривался к ним, следил за их блогами и внимательно читал статьи на новостных ресурсах за их подписями. Он понимал, что сейчас никто не будет их слушать и уделять им время вообще. Всем было не до того, начало осени предоставило больше новостных поводов, чем вмещает голова обывателя. Людей и их частные мнения общество начинает принимать во внимание только тогда, когда других новостей за день не больше двух, да и те характера "с крыши сарая сняли кошку" или "сумасшедшая бабушка разбила клюкой витрину". А обстановка в городе и так не была скучной. Обсуждали что угодно, только не этих людей.

Горожан интересовали возможные последствия ночной атаки фауны на город, реакция администрации империи на шторм, похоронный обряд саалан, появление наместника на Пискаревском кладбище в канун годовщины начала блокады и публичные извинения, принесенные им городу от имени администрации империи, а также итоги августовских процессов - смертные приговоры как неотменяемый факт и гражданские казни в городе как неизбежное городское событие. А все, что занимало умы горожан летом, ушло на второй план и дальше. Работа Марины Лейшиной никому не была интересна: она продолжала вести дела Медуницы и Бауэр, но значимых для обывателя изменений пока не было ни в одном из этих дел. Персона Алисы Медуницы не обсуждалась, поскольку ни по одной из предлагаемых версий ее судьбы не было достаточных доказательств, а сплетни теряют цену рядом со свежими фактами, которых в этом сентябре было больше обычного. Пожизненное ограничение свободы Полины Бауэр оставалось без изменений, так что и ее судьбу тоже не обсуждали.

Эгерт знал, что как только события сентября перестанут быть свежими и уйдут в прошлое, эти темы всплывут и интерес к ним обязательно появится. Но пока времени у него было достаточно, чтобы попробовать выручить старую приятельницу добрым дружеским советом. Надо было только придумать, как лучше организовать встречу.

Не предвидел бедствий и наместник. Именно в то самое время, пока Вейлин наслаждался моментом в столице, а Эгерт строил планы о том, как ему встретиться с Алисой без свидетелей на три необходимых минуты, Димитри обсуждал со своей наставницей программу обучения танцу, который так его увлек, на следующие три месяца. По счету Озерного края было воскресенье, начинался вечер, и князь наслаждался им, зная, что следующая неделя будет очень тяжелой для него. Если повезет - просто очень тяжелой.

- Знаешь, я давно не получал столько удовольствия, сколько мне досталось в ночь перед штормом, мой друг, - сказал он, задумчиво улыбаясь. - И даже то, что я прочувствовал всю снисходительность, проявленную ко мне, не испортило впечатлений. Но второй раз так же глупо я выглядеть не хотел бы. Давай пойдем дальше.

- Прекрасный выбор, - улыбнулась Полина. - Дальше будет еще интереснее, но есть несколько сложностей. Пока они еле заметны, но дальше проявятся и когда-то начнут мешать.

- Какие же? - Князь качнул головой и шевельнул плечом, позволяя косе упасть на спину.

- Первая - я тебе не по руке. Другую пару тебе надо искать из своих, мне не хватает роста для того, чтобы следовать за тобой в сложных фигурах. У тебя есть еще полгода, чтобы решить этот вопрос, но потом совершенствоваться нужно, - Полина приостановила речь, чтобы собрать слова, и закончила мысль, - может быть, с менее опытной дамой, но повыше ростом.

- Я подумаю об этом. - Он наклонил голову, спрятав взгляд. Идея ему не очень понравилась. Но для того, чтобы возразить весомо, он пока что чувствовал себя недостаточно умелым и осведомленным. Впрочем, времени было еще достаточно. - А вторая?

- Вторая - как раз те твои привычки, которые помогли тебе так легко и быстро начать танцевать.

- Объяснишь? - Не отрываясь от беседы, Димитри поманил пальцем поднос с чайником и чашками, тот послушно поплыл к столу.

- Да, конечно. Ты фехтуешь и управляешь парусным судном. Это обеспечивает тебе хороший баланс и ведение, но только на начальном уровне. А как только ты захочешь сделать из этого танец, начнутся проблемы. Дистанцирование в объятии у тебя больная тема из-за привычки слишком сильно контролировать. И как только мы начнем учить фигуры и сочетания шагов, твои навыки перестанут быть помощью и станут помехой.

Димитри улыбнулся, наливая ей чай.

- И чему же ты будешь меня учить?

- Чему обычно и учат продолжающих, - легко сказала Полина, принимая у него чашку. - Смена направления на очо. Скрутка. Крусада. Пивот и хиро. Колесита, мулинета, хиро, медиахиро. Планео и энроске. Шестишаговый поворот. Очо американо и очо кортадо. Задний крест. Перекрученное очо. Каминада с перекрученным очо. И сакады, если успеем. Передние и задние, мужские и женские.

- Прекрасно, мой друг, - сказал он, размешивая сахар. - А теперь объясни, что ты сейчас сказала, пользуясь понятными мне русскими словами.

Разговор только начался, можно было никуда не спешить, и князь был намерен провести вечер за приятной беседой целиком, не отдав наступающей неделе ни одной минуты.

Дейвин начал тот вечер куда менее приятным разговором, чем князь. К нему зашла Хайшен, поговорить об Алисе Медунице, и ее визит превратился в настоящее внушение. Настоятельница пеняла графу за отношение к девушке, утверждая, что его поведение с ней на грани с недолжным, если не за гранью, и так настойчиво предлагала пересмотреть свои взгляды и отношение к ней, что это, пожалуй, было уже требование. К счастью, визит Хайшен продлился не больше часа. Проводив ее, да Айгит посмотрел на часы и понял, что вечер только начинается, а в далеком теплом городе, ставшем домом его другу, и вообще самое время для вечернего чая. Завершив эту несложную мысль, Дейвин сказал вслух: "А, ящеру в глотку это все!" - и открыл почтовый клиент в ноутбуке.

Он писал другу с вопросом, свободен ли тот сегодня, рассчитывая в лучшем случае на разговор по скайпу, но Женька отозвался немедленно и в краткости многократно превзошел самого себя. В ответном письме было всего два слова: "ставлю чайник". И Дейвин, разумеется, пошел в зал Троп, сказав Нодде, что если его кто-то спросит, то он решил проветриться и будет к полуночи. Назад он вернулся ровно в полночь, слегка нетрезвый и почти веселый, с коробкой печенья и корзинкой крупных лиловых медово-сладких слив. Но и Женька сказал ему, что такая неприязнь к человеку, которого видишь каждый день, - совсем не дело, она прежде всего не полезна ему самому и плохо влияет на впечатление о нем. Да, и от своих тоже. Так что, заключил он, что-то делать придется, Дэн, так оставлять нельзя, будет только хуже. Вертясь в кровати и вспоминая вечер, проведенный с другом в ярком Львове, полном смеха и запахов кофе, фруктов и цветов, Дейвин никак не мог решить, что именно он может изменить в своем отношении к этой мрази так, чтобы не осквернить себя ни ложью, ни напрасной жестокостью, и вдруг вспомнил фразу друга, сказанную давно и по совсем другому поводу.

- Когда я возмущен, - сказал тогда Евгений, - я нахожу способ успокоиться и начинаю думать, что именно я упустил из виду. Возмущение, Дэн, - это флаг непонимания. Пойми, что именно ты видишь перед собой, и эмоции уйдут. После этого решение придет легко, и скорее всего, оно будет если не правильным, то хоть не позорным.

Хорошо, решил граф. Поискать упущенное из виду никогда не вредно. И уснул.

Неделя началась с совещания у наместника с участием пресс-службы, обоих заместителей, вице-мэра Санкт-Петербурга и всех герцогов и графов края. Наместник объявил о новой программе вакцинации и о новом, уже готовом лекарстве, которое он разрешил испытывать на зараженных людях, чтобы дать им шанс если не на полное выздоровление, то по крайней мере на избавление от ужасной участи.

После совещания князь сделал знак остаться обоим замам и сказал:

- Сайхам и медикам нужны живые фавны, дорогие мои. Хорошо бы до конца месяца. И постарайтесь на этом не угробить людей.

Но на следующий день Дейвин был не в полях, а рядом с князем на очередной встрече с комиссаром ОБСЕ. И разговор шел опять о Медунице. Функционеров контролирующих организаций интересовал вопрос о гражданстве Алисы. На вопрос Дейвина, почему вопрос звучит только теперь, комиссар очень мягко ответил, что добавлять администрации империи хлопот во время судебного процесса он не планировал, а решать текущие вопросы во время дней траура - запредельная бестактность. Это простой текущий вопрос, и наверняка в спокойном режиме без авралов ответ на него может быть предоставлен до конца месяца, сказал функционер. Дейвин попробовал было возразить против сроков, но комиссар, глянув на него в упор, заявил:

- По нашим источникам, Алиса Медуница, военнослужащая спецподразделения по защите от инородной фауны, и Лиска Рыжий хвост, лидер боевого крыла оппозиции, пропавшая без вести после ареста в двадцать третьем году, - одно лицо.

Димитри внимательно посмотрел на чиновника.

- Учитывая ваши технологии, - уточнил комиссар, - следует сделать поправку: по крайней мере, это один и тот же организм. Остальное и хотелось бы выяснить.

- Вы хотите официальный ответ? - поинтересовался князь.

- Не обязательно, - ответил комиссар. - Но хотелось бы некой определенности. В принципе, мы можем просто включить в отчет данные наших источников, если вы не найдете времени нам ответить. Тогда вместе с отчетом будут опубликованы именно они.

Димитри понимал, что если это случится, то акулы, кружащие вокруг него с мая, уступят место рыбам поменьше, но тех будет больше, и они будут наглее и жаднее. Журналисты, в отличие от чиновников международных организаций, не заинтересованы договариваться. Так что трясти его простыни вся эта публика будет прилюдно и максимально шумно: в конце концов, они именно этим и зарабатывают на жизнь. И в его интересах продолжать кормить пираний из СМИ крошками, оставшимися после акул. Князь с сожалением качнул головой, отвечая комиссару:

- До конца месяца не успеем. Приговоры по августовскому суду были отложены на месяц, так что все процедуры придутся как раз на эту неделю, а потом нужно будет оформлять отчетность и списываться со столицей. И, - он вздохнул, - соотносить правоприменительные практики. В этом месте у нас вышла существенная коллизия, я пока не представляю, как ее разрешать. Так что давайте договоримся на начало октября?

- Да, - кивнул комиссар, - конечно. Первое число или пятое?

- В конце месяца уточним, - и Димитри использовал самую обаятельную из своих улыбок.

Когда Иджен, провожая комиссара в приемную, прикрыл дверь кабинета, Димитри прижал пальцы к виску и поморщился.

- Дейвин, к октябрю Алиса должна быть готова встречаться с журналистами как автор "манифеста убитого города". Он, - князь кивнул на дверь, - мне сказал в прошлую встречу все то, что я хотел бы знать в двадцатом году. Инструктировали Алису британцы, он в этом уверен. По его мнению, инструкторы, способные обучить человека за два месяца так, как обучена она, есть только в Британии, но заказчик точно американец: у британской короны нет таких интересов на этом клочке земли. Так что отпечатки пальцев и данные анализа ДНК Алисы в базе и у американских ее друзей, и у британских учителей, нанятых ими для нее. И если данные о том, что Алиса и Лиска - одно лицо, попадут в Ассошиэйтед Пресс или в ВикиЛикс, шум будет на весь этот мир. И я не представляю, Дейвин, как я смогу после этого посмотреть в лицо государю.

Дейвин мрачно кивнул и сказал, что пока что он вместе с Асаной займется фавнами, а эти тонкие материи лучше доверить Хайшен и мистрис Полине.

Утро семнадцатого числа началось у наместника рано и гадко. Город еще неделю назад прислал официальный отказ предоставлять место и исполнителей для отправления правосудия по смертным приговорам, вынесенным осужденным лицам из контингента присутствия. В переводе с канцелярита на нормальный язык это значило: "разбирайся с ними где угодно, хватит трупов в нашем городе". Смертная казнь в резиденции, рядом с госпиталем, детским приютом и казармами была невозможным решением по целому ряду причин. Топить преступников в Ладоге князь тоже не хотел, они выбрали не эту смерть. Вот так и вышло, что в пять утра Димитри вышел из личных покоев, одетый в чернильно-фиолетовые жойс, сиреневую люйне и синий кожаный эннар, с кристально-белым шелковым платком на шее, сел в джип и приказал водителю:

- Пять километров по дороге на Кутузовское, там остановишься. Два часа можешь быть свободен, к семи утра вернешься на это место и будешь ждать.

Когда он оказался на месте, придя по маяку Лийна в точку в трех километрах от дороги, картонные щиты уже были установлены и их нижний край был скрыт от линии огня фанерным заграждением. Осмотрев позицию, Димитри кивнул. Он сделал все, что смог, чтобы ребята, вынужденные стрелять в приговоренных этим утром, не чувствовали себя убийцами безоружных, не способных защититься.

Гвардиям объявили обычные стрельбы по мишеням на скорость. Выходя на линию огня, гвардейцы видели картонный прямоугольник, приподнятый над фанерным основанием, и два белых круга с красным центром, прикрепленные на картонный щит один под другим. Солдатам следовало по команде дважды поразить каждую мишень, затем отойти и дать место для выстрела следующей десятке. Они не знали, конечно, что за одной из мишеней стоит человек, прикасаясь к картонному листу затылком и спиной. К какой мишени и когда именно подведут кого-то из приговоренных, знали только досточтимые, доставившие осужденных к месту казни. Замену мишеней на картоне тоже доверили им. Димитри стоял сбоку от линии огня и видел весь процесс целиком. К половине восьмого утра гвардейцев отправили в автобусах обратно в резиденцию вместе со стопкой мишеней, а досточтимые после окончания отправки начали снимать размочаленные выстрелами картонные листы. Князь не стал дожидаться, пока они закончат превращать в пепел картон и трупы, обменялся кратким рукопожатием с Лийном, сказал ему: "До встречи в городе", - и собрался ставить портал к машине. На полдень была назначена гражданская казнь преступников, приговоренных к лишению имен. Увидев у себя под ногой красное пятно, Димитри едва не выругался, но, присмотревшись, увидел бруснику и снова развернулся в сторону мертвых тел. То ли мысль, то ли фразу о том, что не будь преступления совершены, и эти люди, и почти три десятка человек, семерик дней назад ушедших под огненным парусом к неведомой земле, завтра пили бы пиво в Приозерске или в Сосново, наслаждаясь выходным, князь так и не произнес вслух. Но держал ее в голове и глядя на трупы, и разворачиваясь к дороге, и отходя от места казни по тропе, ведущей к шоссе, на котором его ждала машина.

В резиденции Димитри отказался от завтрака, потребовал камериста, массажиста и кофе, а после короткого отдыха перешел по порталу в Адмиралтейство. Время близилось к полудню, наместнику предстояла вторая часть плохого дня. Ему удалось настоять на своем требовании закончить эту историю там же, где она и началась, хотя бы в той части, в которой город был способен принять происходящее. Помост был еще вчера построен перед зданием, называвшимся Биржей в память о первом назначении постройки, малая наковальня и большая стальная чаша уже были помещены на него. Ради этого движение через Стрелку было прекращено, и транспорт шел в обход. Недовольные в том числе и этим полицейские чины присутствовали тоже.

Димитри занял место, предназначенное ему, на крыльце здания, перед колоннами. Рядом с ним расположилась в таком же жестком деревянном кресле досточтимая Хайшен.

Отец Серафим, в миру Алексей Васильевич, муж и отец, увы, уже не сын, а горькая сирота, начал день рано и беспокойно. Собираясь служить вечерню в небольшом храме на окраине, он поднялся рано, чтобы успеть до выхода сделать свою часть домашних дел, за завтраком увидел по единственному официальному каналу новости и охнул. Камера выхватила из кучки растерянных и поникших людей, глядящих в пол, одного, развернувшегося лицом к снимающему. Темноглазый и светловолосый, как все сааланцы, он смотрел прямо в объектив, и в больших карих глазах его светилась мысль и тихая печаль. "Ангел Златые Власы" - мелькнуло в памяти у священника. Отец Серафим встал, собрался и двинулся к порогу.

- Не рано? - спросила матушка, выйдя проводить.

- Пойду, - вздохнул отец Серафим, - взгляну на их позорище. - Обнял жену и вышел.

Когда он подошел к лобному месту, казнь уже шла. Протискиваясь между людьми к помосту, отец Серафим видел, как с первого из приговоренных сорвали одежду и обувь, оставив в рубахе, кое-как прикрывавшей срам, как развернули лицом к наковальне, на которой сломали его оружие. Люди стояли и смотрели на происходящее молча. Когда священник подошел к помосту, одежда преступника отправилась гореть в стальную чашу, а сам он был усажен на доски помоста, и ему стали брить голову. Сааланцы не носили бород и усов, но не стригли волос иначе, чем от горя или за провинность. От горя они остригали волосы до плеча, а провинившихся насильно брили. Казнимых на помосте должны были обрить. Вокруг помоста стояла порядочная толпа, но было так тихо, что отец Серафим слышал, как жужжала машинка, когда на ткань, расстеленную на помосте, сыпались пряди льняных волос. А осужденный на казнь тупо молчал, глядя в пространство перед собой. Закончив процедуру, палач поднял его за плечи и отправил к краю помоста. Затем поднял полотенце с волосами и бросил в чашу к догорающей одежде. Казненный, дойдя до края помоста, посмотрел вниз, на человеческое молчаливое море, занявшее всю площадь между Ростральными колоннами и весь сквер, отшатнулся, опустился на доски и остался сидеть, уронив руки на колени, немо и безучастно. Толпа на площади молча смотрела на то, как сааланцы у всех на глазах убивали второго своего преступника, оставляя его при этом живым. Отец Серафим услышал сбоку шепоты: "Это что, он так и будет сидеть?" - "Ну пока не шевелится..." - но не повернул головы. На помосте как раз творили расправу над мужчиной с лицом ангела Златые Власы, и его меч кричал в клещах, а вишневые и зоряные одежды, сорванные с него, превращались в огонь. Когда его стригли, сперва он зябко шевелил босыми ногами, а потом перестал, одеревенел, как и предыдущие.

Живыми выглядели только двое, мужчина и женщина, казненные через двоих после него. Претерпев процедуру, они спустились с помоста и как есть, в исподнем и босиком, неровным спотыкающимся шагом направились куда-то в сторону Малого проспекта. Толпа пропустила их, брезгливо отстранившись.

Наблюдая это, человек в штатском, стоявший в стороне от кресла наместника на крыльце Биржи рядом с графом да Айгитом, тихо и очень зло сказал:

- Я предупреждал вас, Дэн. Письменно предупреждал.

Дейвин, не поворачивая головы, произнес так же тихо:

- Это ненадолго. До следующего раза, а тогда их можно будет застрелить при задержании и закончить эту историю.

- Следующий раз будет, Дэн, - почти неслышно ответил человек в штатском, - и он будет опять в городе.

- И что ты хочешь от меня сейчас, Данила? - скорбно вздохнул Дейвин.

- Только одного. Чтобы ты всех их искал вместе с нами в этот "следующий раз".

- Хорошо, - коротко кивнул граф. - Буду искать вместе с вами. А куда это они пошли?

- Куда им еще в "Крестах" сказали, туда и пошли, - хмыкнул полицейский офицер. - За углом их сто пудов подберет кто-то на машине, чтобы отвезти в место, которого мы не знаем. - Данила вздохнул и злым шепотом продолжил. - Дэн, мы сейчас в реальном времени получили двух Медуниц одновременно себе на голову, ты понял или нет? Только та была сама по себе и с политической позицией, и, как мы теперь уже в курсе, позиция у нее образовалась по вполне уважительным причинам. А эти без принципов, зато с наставниками, без присутствия которых в городе мы бы легко обошлись. Но не обошлись, потому что после того, как вы придавили оппозицию, криминал опять попер. И только ваших технологов нам не хватало в этой среде для полного счастья.

- Мы придавили? - удивился Дейвин.

- А кто? - хмыкнул шепотом Данила. - Охоту на ведьм не мы начали.

- Зато поучаствовали вы в равной мере, - ядовито усмехнулся Дейвин. - Ладно, проехали. Разберемся по мере поступления неприятностей.

Данила отвернулся так резко, что Дейвин услышал хруст его позвонков.

Отец Серафим не слышал этот разговор, конечно, поскольку стоял от беседующих по другую сторону помоста. Зато он видел, как палач, сломав последний меч, шевелил щипцами в чаше обгорелое тряпье и клоки волос, и от чаши над площадью в сторону реки летела струя черного едкого дыма. Он слышал, как молчали люди, стоявшие рядом с ним, и в этой тишине кто-то полушепотом сказал соседу: "Пошли, на что тут смотреть-то". Он видел казненных, сидевших на помосте безжизненными деревянными куклами, и понимал, что невозможно уйти отсюда просто так, но не знал, что он может и что вправе сделать. Толпа разошлась, осталось только полицейское оцепление, и сааланцы, судя по оживлению на крыльце Биржи, собирались уже распорядиться его снять. Заместитель наместника пошел с крыльца к помосту. Именно тогда ему навстречу из сильно поредевшей толпы вышла женщина. Между ними случился короткий разговор, после которого граф кивнул ей в сторону казненных, и полицейские пропустили ее. Она подошла к помосту, прошла вдоль края, осматривая сидяших недвижно людей каким-то оценивающим взглядом. "Как на рынке", - мелькнула мысль у священника. Женщина взяла одного из мужчин за руку, потянула с возвышения на асфальт проезжей части и повела куда-то. Остальные даже не глянули ему вслед. Полицейские снимали оцепление и уходили. К помосту подошла еще одна женщина, протянула руки сразу двоим, женщине и мужчине. Не получив ответа, сама взяла их за руки и сказала: "Пойдемте".

- Куда ты их? - не удержался от вопроса отец Серафим.

- К нам в товарищество. Годик поживут, поработают, а за это время мы им гражданство выбьем. Паспорта получат, потом определятся, куда им и зачем. Как говорится, было ваше, стало наше, - она усмехнулась, держа за руки обоих сааланцев, и слегка встряхнула их. - Не спи, замерзнешь! Шевели ногами, не май на дворе.

Священник проводил ее глазами, оглядел площадь. Больше никто к казненным не подошел, полиция уже заканчивала посадку в автобусы, сааланцы построили свое молочное окошечко прямо на крыльце Биржи и собирались уходить через него куда-то к себе. Комендант здания вносил в дверь кресло, в котором сидел наместник, наблюдая казнь. Второе кресло еще стояло, но сааланская жрица, сидевшая в нем, уже собиралась войти в молочную мглу, обрамленную радужным краем. Люди, сидящие на помосте, никому не были интересны. Солнце клонилось к закату, до службы оставалось два часа.

- Ох, горе, - вздохнул отец Серафим. И решительно взялся за древний смартфон.

Вызвонив церковного старосту из лавры, выслушав все неизбежные вопросы и разъяснив все важные и второстепенные детали, он остался с казненными ждать машину. Когда она наконец пришла, солнце уже клонилось к невской воде. Каждого из безмолвных оцепеневших людей отец Серафим ввел за руку в пассажирскую "газель" и усадил на сиденье, сам сел с ними в салоне на кресло у двери и сказал: "Ну, с Богом".

Тот, кто был до полудня Кайбен да Дис, а через час с небольшим после полудня стал никем, вновь почувствовал свое тело уже почти перед закатом, после того, как его увезли с места позора, привели в просторный дом, посадили за стол и дали горячее сладкое питье. Он выпил половину, вздрогнул и заплакал. Немолодой мужчина в длинном темном фаллине, забиравший его с эшафота, сказал ему: "Ничего, ничего", - и погладил по обритой голове. Тот, кто стал никем, послушно допил сладкое питье и съел кусок хлеба, который ему дали. Потом пошел за другим мужчиной в таком же фаллине, как и первый, куда тот велел. Его вместе с другими казненными привели в красивый высокий зал, освещенный вечерним светом из-под купола и наполненный множеством маленьких огней, горевших перед картинами, изображающими людей. В зале то пели, то говорили нараспев красивыми голосами. От этого становилось теплее. Никто сидел на деревянной скамье вместе с остальными безымянными и ждал, как ему велели. Он успел заслушаться, отвлечься и заслушаться снова. Потом пение кончилось. Никто снова услышал: "Ну, пойдем", - и послушно пошел, куда показали. Его привели в другое здание, показали постель и сказали, что он будет спать тут. Он покорно вымылся, как велели, лег в постель и уснул. Утром тот, кто стал никем, проснулся от звона большого колокола за окном, сел на постели и увидел на стуле рядом с постелью штаны, рубаху, короткие носки и пару обуви. Он оделся и вышел в коридор. Вчерашний мужчина, забравший его с места позора, спросил:

- Ну как, получше теперь?

Никто кивнул и встал прямо перед ним. Мужчина опять погладил его по голове и хотел было идти.

- Какова моя часть работы? - спросил Никто.

Мужчина ободряюще улыбнулся ему и сказал:

- Выйдешь на улицу, придешь в трапезную, там спросишь.

- Как долго мне отрабатывать? - спросил Никто.

- Тебя не купили, - возразил ему мужчина. - Хочешь, делай, что можешь, не хочешь - не делай, можешь идти, куда тебе хочется.

- Кому я должен? - переспросил Никто.

- Это сделано ради Иисуса Христа, - услышал он в ответ.

- Я найду его, чтобы вернуть долг, - проговорил Никто.

- Если ты его найдешь, - ответил ему собеседник, - это будет уже не долг, а совсем другое.

Никто кивнул и пошел в трапезную. Получив тарелку каши и стакан горячего чая с сахаром, он съел еду, вернул посуду и спросил, нужно ли что-то сделать. Ему дали ведро с водой и тряпку. Никто принялся мыть пол. У него появилась задача, а значит, жизнь продолжалась. Задача была простая: найти Иисуса Христа и спросить у него, как отработать то, что он велел своим людям сделать для потерявшего имя.

Вечером того дня Димитри чувствовал себя так гадко, что не знал, идти ли ему на урок. К несчастью, это была как раз пятница, на которую пришлось перенести урок с четверга, потраченного на встречу с комиссаром ОБСЕ. Но после утренних событий, продолжившихся дневными, князю было настолько плохо, что даже мысли об уроке вызывали у него тоску и стыд. "Диктатору не положено танцевать танго" - вспомнил он письмо человека из Аргентины. И вспомнив, решительно встал, выбрал одежду для урока, собрал волосы и перешел по порталу в зал. Полина уже была там, конечно. Взглянув на него, она приподняла бровь, открыла ноутбук и предложила ему посмотреть несколько роликов - "для воодушевления". Первый из них Димитри посмотрел с каким-то саднящим ощущением внутри вместо интереса. Заметив это, она нашла какие-то комические танго-выступления, и хотя он не смог сосредоточиться на картинке, это было по крайней мере не мучительно видеть. Начало четвертого ролика привлекло его случайно. Он решил, что видеотрек запущен по ошибке, и как раз хотел сказать об этом Полине. На экране двое рабочих несли и ставили на паркет стол под руководством какого-то немолодого мужчины. Димитри успел сказать "о!" - и вдруг увидел, что камера повернулась в сторону женщины, стоявшей за кадром. Он не поверил своей догадке, но пара действительно станцевала танго на чайном столе. Димитри спросил:

- Долго ли этому учиться, Полина? - и вдруг заметил, что дышит полной грудью.

Ее ответа он не запомнил и все, что она говорила, выслушал скорее как обещание, что все будет хорошо, чем как рассказ о том, что надо будет делать и в каком порядке. С этим он и ушел спать, не забыв обнять ее на прощание.

Дейвин да Айгит тем вечером был на конфиденции у досточтимого Айдиша. До событий штормовой ночи, которые он планировал обсудить с досточтимым, разговор так и не дошел, потому что в него вмешалась лошадь. Звали ее, то есть его, Булька, или Булыжник, официально - Болид, и это была та самая сволочь, ссадившая графа на конюшне в девятнадцатом году. Гнедой поганец уже, наверное, забыл не только Дейвина, но и Женьку, которому благоволил и соглашался даже делать все положенные обученной лошади шаги и трюки. Дейвин даже не стал запоминать их названия, просто оценил всю разницу между поведением лошади под ним, случайным всадником, и с Женькой. Прошло восемь лет, конь - точнее, мерин - успел состариться, и в воскресном разговоре с Дейвином Женька посетовал, что Бульку собираются то ли усыпить, то ли сдать на мясо, а из Львова он ничего не может сделать, да и денег на покупку лошади у него сейчас нет. Надо же было так случиться, что директор как раз этой самой конюшни оказалась именно в тот день на Васильевском острове по своим делам. Разумеется, она не смогла выехать, потому что движение перекрыли, и пошла посмотреть, что там опять затеяли "гости". В отличие от коня, память у нее была хорошей, да и не часто аристократов саалан можно увидеть на конюшнях края. Пронаблюдав происходящее почти с начала и до конца, она пошла к заместителю наместника, вот так запросто приведенному когда-то к ней в конный клуб каскадером Женей, тогда уже давно не работавшим, но заезжавшим поддержать форму. И прямо там, представившись еще раз и убедившись, что ее помнят, попросила разрешения забрать с собой на конюшню хотя бы одного из казненных. Дейвин, сперва несколько шокированный простотой подхода, вдруг вспомнил и предложил ей ддайгский обычай "жизнь за жизнь". Она спросила, как это, и он назвал имя лошади, которую был согласен взять в обмен. Это как раз и был гнедой мерин Болид. Женщина согласилась и забрала кого-то из безымянных, сидевших на помосте. А Дейвин получил жизнь, ценную для его друга.

- Так что, досточтимый, - закончил он, - у твоего выводка теперь будет живая лошадь для общения, правда, ездить на ней нельзя, по крайней мере пока. Зато можно кормить, выгуливать и лечить, и на зиму им точно хватит занятий, чтобы отстать от моих гвардейцев. Завтра я еду за этим гнедым мерзавцем, ждите и готовьте место.

Айдиш в волнении сложил руки на груди.

- Дейвин, это так мило, спасибо.

Он был бы растроган неожиданной заботой обычно сухого и отстраненного графа даже и в любой другой день, настолько это было несвойственно да Айгиту. Но в тот день, не задавшийся у досточтимого Айдиша с утра, единственным проявлением человеческого участия к нему он оказался обязан именно тому, кого считал способен на подобный жест в последнюю очередь.

Утро у директора школы началось с визита досточтимой Хайшен, появившейся сразу после линейки с целым ворохом вопросов, заданных раздраженным тоном, о местных традициях и ритуалах. Кроме самого содержания местной мистической традиции, ее интересовал ряд деталей организационного характера, например, что Академия делала здесь тринадцать лет, если события начала месяца оказались для досточтимых сюрпризом.

Айдиш, представив перспективы расследования оценки работы двух экспедиций, предшествовавших объявлению открытого присутствия, судорожно сжал руки, чтобы они не дернулись к лицу по детской привычке, и рванулся спасать честь собратьев по обетам. Целых три удара сердца он потратил на то, чтобы прийти в нужное расположение духа для ответа. Все это время он смотрел на дознавателя с мягкой полуулыбкой человека, знающего ситуацию с самого ее начала. А получив в конце ее реплики раздраженную фразу: "Досточтимый, прекрати улыбаться мне, как конфиденту, и отвечай, наконец, хоть на какой-то вопрос!" - он собрался и заговорил.

- Досточтимая сестра, при всей правоте твоих упреков, эта земля действительно абсолютно чиста - по сравнению с соседними и более дальними. Ничего лучше тут нет и быть не могло.

Хайшен вдохнула, задержала выдох и посмотрела на него в упор.

- Хайшен, я могу поклясться тебе под присягой, что тут вообще ничего нет - по сравнению даже с тем городом, где я натурализовался, Казанью. Я уж не буду упоминать про Екатеринбург или Кемерово. Ну, не считая вот этой военной темы. Но кто мог знать, что умершие смертные способны на такую, - Айдиш сокрушенно развел руками, - бурную активность?

- Да, - согласилась она, успокаиваясь, - в этом ты прав. Мы не ждали такого и не были готовы. Но делом экспедиций и было выявление подобных сложностей. Так что мне очень интересно, Айдиш, что ты встретил там, где был? И с чем нужно было сравнивать эту землю, чтобы решить, что она чиста?

Айдиш поднялся из-за стола, вышел из кабинета в приемную, дал знак не беспокоиться приподнявшемуся было секретарю и, достав из книжного шкафа толстый зеленый том с картинкой на обложке, вернулся с ним в кабинет.

- Вот, возьми. Все это записано довольно недавно, всего сотню местных лет назад. С тех пор там спокойнее не стало, я проверил сам.

Хайшен посмотрела на обложку лежащей перед ней книги. На обложке было написано: "Сказы. П.П.Бажов". Книга была очень толстой, настоятельница сразу поняла, что раньше чем через десять местных коротких дней она не сможет вернуть ее прочитанной. Она открыла том, не обратив внимания на картинку на обложке и прочла название первой истории: "Медной горы хозяйка". Решительно закрыв книгу, настоятельница взяла ее в руку и поднялась. Это чтение требовало одиночества и не терпело спешки.

- Благодарю тебя, Айдиш. Ты отвечал на мои вопросы ответственно и добросовестно. Мы продолжим разговор, когда я буду готова, - сказала она, подходя к двери.

Распрощавшись с ней, Айдиш поставил локти на стол, опустил лицо в ладони и долго сидел, унимая дрожь в спине. Только что в его руках была судьба обеих экспедиций. И кажется, у него хватило силы не допустить ее падения. Когда он поднял голову на звук, в дверях стоял его секретарь.

- Граф да Айгит пришел на конфиденцию, мастер.

- Зови, - вздохнул Айдиш. - И принеси нам чай. Графу местный красный с лимоном, а мне завари ддайгский.

Он готовился к беседе на тяжелую тему ночного шторма, но Дейвин порадовал его историей спасенного с бойни коня, и хотя это опять ставило с ног на голову школьный режим, событие было скорее хорошим. Обсудить с князем практику для медиков можно было и позже, а пока следовало проверить пригодность сарая и распорядиться купить для лошади корм. И Айдиш занялся этими простыми и понятными хлопотами, прервавшись только на сон, и потратил на них все следующее утро и день, и начало вечера, пока, наконец, коневоз не въехал во двор и из кабины не вышел совершенно ошалевший Дейвин. Айдиш стоял во дворе и наблюдал, как граф, открывая замок и выводя наружу животное, ласковым голосом на сааланике обещал коню страшное будущее в лице полутора сотен маленьких мерзавцев, каждый из которых стоит его и по упрямству, и по коварству, и которые теперь-то и будут им заниматься всю его оставшуюся жизнь. Конь раздувал ноздри, махал головой и скалил зубы. Кажется, он так смеялся. Во двор выбежали школьники, и Болид стал звездой дня. Внимание ему нравилось. Еще больше понравилось то, что дети предусмотрительно ограничились словесным выражением восторгов, не пытаясь к нему подойти. Это дитя донского жеребца и кобылы владимирской породы могло когда-то легко нести на себе даже самого крупного и массивного из гвардейцев саалан. Но не теперь. Сейчас при одном прикосновении к спине конь орал на весь двор и пятился.

После того как воспитатели забрали детей обратно в здание, вокруг Болида совершили круг почета - на том же разумном расстоянии - студенты Димитри и практиканты Дейвина. А затем подошли юные целители из госпиталя под руководством досточтимой Эрие. Уже начинало смеркаться, когда они закончили осмотр. Конь успел устать и выразил свое возмущение тем, что опорожнился прямо на двор: ему надоело внимание, он хотел, чтобы от него отстали. Честно говоря, и Дейвину надоело его контролировать. Граф вполне понимал коня, он тоже хотел под крышу, к огню и книгам.

- Забирай его, - сказал он Айдишу, - я выполнил все, что обещал.

Айдиш бережно подхватил связь с животным и повел мерина в сарай, где уже был устроен денник. Развлечений с Болидом действительно могло хватить до весны и детям, и студентам. Несмотря на то, что ездить на нем верхом было невозможно.

Димитри заметил весь этот ажиотаж уже к вечеру. Весь день он провел в обществе начальника своей пресс-службы, докладывающего ему сперва реакцию мировой общественности на исполнение приговоров, затем отрицательные ответы из Московии и Беларуси на требования выдачи участников преступных схем за пределами края.

Ответы, в целом, сводились к совершенно детскому "вот мы вам их выдадим, а вы их расстреляете, а это негуманно и так нельзя", хотя процесс и был демонстративно и подчеркнуто разделен, и каждый из преступивших закон был осужден в соответствии с законодательством, которому должен был подчиняться. Закончив объяснять старшему пресс-секретарю идею выставить счет за участие в преступных схемах, нанесших вред жителям края, Димитри наконец отпустил его, посмотрел в окно большого кабинета на двор - и вызвал Дейвина, едва дошедшего до своих апартаментов.

- Мой князь? - Входя, граф поклонился и вопросительно взглянул на сюзерена.

- Что это у нас во дворе, Дейвин?

- Лошадь, мой князь.

- Откуда? - князь слегка приподнял бровь и посмотрел на двор, где гвардейцы заканчивали убирать следы конского неудовольствия.

- Я привез, - просто сказал граф. - Это конь Евгения. Его больше не хотят держать на конюшне, потому что он не может теперь возить на себе человека, а Евгению будет грустно знать, что он был убит лишь потому, что для него не нашлось места.

Князь отвернулся от окна и смотрел на вассала с задумчивым сочувствием.

- Как ты намерен поступить с ним?

- Я уже отдал его в школу. Детям полезно учиться заботиться о живой твари. Малым созданием его не назовешь, но, - граф пожал плечами, - его можно кормить, расчесывать шерсть, чистить копыта и выводить на прогулку. И он нуждается в лечении. Возможно, когда он выздоровеет, его характер улучшится, но и сейчас он достаточно сообразителен, чтобы с ним мог договориться любой из недомагов.

Димитри одобрительно кивнул. Мерзкая манера местных избавляться от своих бессловесных слуг, едва они перестают приносить выгоду, коробила его, как любого из саалан. И ему было приятно знать, что Евгений Ревский за несколько лет в другом городе и в счастливом браке не забыл существо, служившее ему здесь, и сумел позаботиться о нем.

- Хорошо, Дейвин. Но я пригласил тебя не за этим.

- Слушаю, мой князь.

- Мне нужны некоторые сведения от твоих местных коллег. Я хочу знать все, что они смогут найти об операции "Кондор". И, если они смогут, какие-нибудь данные о судьбе пассажиров "рейса обреченных" с парохода "Сент-Луис".

- Хорошо, мой князь. Что я могу ответить, если меня спросят, зачем нам это понадобилось?

Димитри немного помолчал, размышляя.

- Скажи им, что я уже знаю, о чем именно со мной хотят говорить и как примерно планируют строить разговор. И что мне нужны аргументы в местном стиле.

Дейвин еле заметно улыбнулся.

- Да, мой князь. Еще что-нибудь?

- На сегодня все. Но если ты найдешь что-нибудь еще в этом роде, будет удачно. Доброй ночи, Дейвин.

Конфиденция с Хайшен после всех событий этой недели у меня пришлась на субботу. И она захотела, чтобы я ей рассказала, как так вышло, что я вытащила погибшего бойца из подразделения Магды с самой границы зеленки, в которой было полно оборотней.

- Да обыкновенно вышло, - пожала я плечами. - Стояли, отстреливали на движение, я увидела, что боец рядом оставил позицию и пошел туда. И как-то странно идет, то ли пьяный, то ли засыпает, в общем, себя не контролирует. А мы с одиннадцати вечера на позиции, напиться ему было негде. Я пошла его забирать и увидела, что он падает. Его позиция была рядом с моей, а к четырем утра я уже слегка путала право и лево, вот и решила, что это Серг. А это был сосед. Серг справа стоял, а он слева, там уже ребята Магды были, но цепь у нас одна, вот я и запуталась.

- Ты пошла за ним, и что было дальше? - мягко спросила Хайшен.

- Ничего не было, - сказала я. И, подумав, уточнила. - Я его попыталась разбудить, он не просыпался, и тогда я взяла его и потащила, а когда к проезжей части подошла, почувствовала, что он совсем обмяк и не шевелится. Испугалась, огорчилась, заплакала, донесла, положила... - рассказывая это, я чувствовала себя все глупее с каждым словом и, наконец закончив, виновато посмотрела на Хайшен. - Вроде все, так-то. - Сказав это, я спохватилась, догадавшись, что раз этим ночь не кончилось, надо рассказывать дальше. И продолжила. - Ну то есть не все. Я его положила, подошел Серг, помочь, я увидела, что он-то живой, и опять заплакала, от радости, что это не с ним беда.

- Ты дружишь с ним? - спросила досточтимая.

- Да так не особо, - я пожала плечами, отвечая. - Сослуживец как сослуживец. Наше подразделение.

Она как-то особенно внимательно взглянула на меня.

- А если бы это был кто-то другой? Дена или Лаир, или Исоль?

- Исоль с места не ушла бы даже в обмороке, - возразила я. - Да и Дена, наверное, тоже.

- Попробуй представить, - Хайшен улыбнулась, и я поняла, что она не отстанет с этим.

- Ну, я думаю, что сделала бы так же, - выдавила я наконец. - Это же нормально - не дать оборотням сожрать своего, даже если он уже мертвый.

- Хорошо, - она кивнула. - Теперь попробуй представить, что ты сразу знала, что это боец из подразделения Магды. Что тогда?

- А в чем разница? - я уставилась на нее, не понимая. - Что там, не люди, что ли? Их, типа, можно жрать оборотням или меньше жалко?

- Ты точно так же переживала бы за него?

- Ну, - признала я, - наверное, все-таки поменьше. Их-то я не так хорошо знаю. Но пошла бы за ним все равно.

- Хорошо, - сказала она снова. - Подумай над этим пока, потом продолжим. Сегодня я хотела поговорить с тобой и о другом.

- Давай о другом, - повеселела я. Вспоминать ту ночь было неприятно.

Дальше разговор пошел на более смешную тему, хотя тоже довольно неловкую. Хайшен, читая протоколы обысков в моей квартире и у родителей в девятнадцатом году, сравнила их с докладом Дейвина об осмотре моей норы сразу после ареста и нашла всюду калоши, в которых я возила домовых в дом. И стала спрашивать, зачем мне одинокая калоша в каждом жилище и почему ни одна из них не была выброшена. Врать ей было глупо и бессмысленно, а говорить правду стыдно, поэтому я покраснела до ушей, когда отвечала.

- Это для домового саночки.

- Домовой не сам заводится в доме? - спросила она, и я поняла, что она, кажется, что-то уже знает.

- Ну... нет, - окончательно смутилась я. - Его позвать надо, а если из другого дома забираешь, то привезти.

- Расскажи, как ты это делала, - предложила она.

- Знаешь, это выглядит довольно глупо, - сказала я, - но...

Мне было дико стыдно это произносить, поэтому я снова пожала плечами, чтобы не запнуться и не замолчать.

- В общем, я брала калошу, шла с ней в заброшенный дом, совала руку с калошей под кухонную плиту или за печку и говорила: "Домовой, пошли домой". Когда калоша потяжелеет в руке, можно убирать ее в сумку и ехать домой. Дома вынуть и поставить под плиту или в кухне под раковину. - Договорив, я потрогала тыльной стороной руки щеку. Лицо горело, как от оплеухи.

- Так делала только ты? - мягко спросила Хайшен.

- Нет, не только я. Так многие здесь делают.

От ее участливого тона было совсем не по себе, я выглядела как дефективная деточка и ничего не могла с этим сделать.

- Твои родители тоже так делали?

- Они вообще ничего не умеют. Я у бабушек на рынке подслушала, а потом сверила в нескольких книгах, и сошлось, есть такая практика.

Я уже думала, что она меня отпустит, но тут она задала свой обычный вопрос.

- Что ты чувствуешь сейчас?

- Мне стыдно, - выдавила я и разревелась.

Она подождала, пока я успокоюсь и допью предложенную воду, и продолжила издеваться:

- Что именно стало причиной твоего стыда?

Это надо было сказать. Словами. Вслух. Или признаться, что не могу сказать. Выбор, если честно, выходил так себе. И я решила, что лучше сказать, потому что если отказаться, не факт, что она не скажет "попробуем позже", как князь когда-то.

- Я помню, что была магом. Для мага заниматься этой ерундой... ну... детство и позор.

- Недопустимая слабость? - предложила она свою версию.

- Ну типа, - согласилась я.

- Но что-то все-таки заставляло тебя это делать, - заметила она, не отводя от меня взгляд.

- Понимаешь, - я ерзнула на стуле, - я как представлю их там, в расселенках, - вздох получился довольно хриплым и громким, но надо было договаривать, - одиночество это, оседающая пыль и ни души рядом... Вот я и возвращалась за ними. Они же в квартире места не занимают, а с ними правда лучше.

- У тебя есть слова, чтобы назвать то, что ты делала? - спросила настоятельница.

- Дурь несусветная, - пожав плечами, ответила я.

- Подумай над этим снова, - сказала она. И закончила. - Продолжим через неделю.

Я пошла в казарму озадаченная и расстроенная. Никогда я не была ни нормальным магом, ни нормальным человеком. Видимо, и пытаться не стоило. До откровенной лжи на конфиденции все-таки удалось не опуститься, потому что были и разговоры теток на рынке, где я любила покупать творог и овощи, и этнографические справочники, собранные для отчетов в Созвездие. Но разговор с тетей Лидой был все-таки до них. Она рассказывала и как позаботиться о домовом, если надолго уезжаешь, и что делать с ее собственным невидимым зверинцем, когда, как она говорила, "если со мной вдруг что", как будто этого "вдруг что" могло не случиться... Просто ее уже не было в живых, а заикнись я об этом на конфиденции, меня бы трясли уже не тут, а за звездами, и не так нежно, как князь зимой. А если все-таки докопаются, - а в Хайшен я верила в этом смысле, - можно всегда сказать, что забыла.

Отпустив Алису, Хайшен вернулась в свои апартаменты и задумалась. Прочитав первые две истории из толстого тома, унесенного от Айдиша, и в первом приближении осознав размер проблем в Приуралье, она, разумеется, опросила перед разговором с девушкой всех доступных местных, интересуясь сведениями о похожих явлениях в крае. Но кроме невнятных упоминаний о белой гадюке с красным гребнем вдоль всей спины, ей рассказывали только о странных явлениях на местах боев и массовых смертей. Остальное жителей края не пугало и даже не озадачивало. Да, они поголовно верили в домовых и леших, уверяли, что старое божество - баба-яга - живет где-то на севере края и одновременно на юге Московии, если не постоянно, то иногда-то точно, хотя основной дом у нее, конечно же, не здесь, а в более теплых местах. И были глубоко убеждены в том, что "лесной народец" и сам может позаботиться о части лесных массивов не хуже Охотников и защитить от оборотней не только лес, но и граничащие с ним селения. При этом от "лесного народца" своих павших героев эти люди не отличали. Но в общем Айдиш был, похоже, недалек от истины, заявляя, что по сравнению с Приуральем или другими землями здесь очень тихо и безопасно. Могло быть. Если бы не следы той давней войны. За пределами этого края у саалан просто не было шансов закрепиться. Хайшен очень не хотела признавать сложившуюся в крае обстановку стечением неудачных обстоятельств. Но еще хуже для нее выглядела мысль о том, что вот это и есть удача, и никаких более благоприятных вариантов этот мир не мог предоставить империи Белого Ветра за их неимением. Это выглядело как последствия ошибки, и ошибку следовало найти.

Размышления Ранды были горькими и трудными. По причине ее ли собственных ошибок, дурного ли стечения обстоятельств или причудливой игры Потока, Макс Асани дал клятву верности сааланскому князю Димитри. Одним этим поступком он оставил Драконье Гнездо без специалиста, каких на все Созвездие были считаные единицы, бросил тень на репутацию своего Дома и своего отца и принца, как будто было мало всего, что обеспечили промахи и неудачи Алисы, поставил под сомнение корректность работы миссии и создал угрозу продолжению ее работы. Разумеется, докладывать об этом надо было немедленно. Но если миссию отзовут целиком, люди края останутся без жизненно необходимого лекарства, а потерянные ими культурные ценности так никогда и не будут восстановлены. Димитри, конечно, совсем не худший представитель своего народа и тем более своего времени, но он все-таки сааланец до кончиков волос и, разумеется, не видит проблемы в произошедшем. Он обаятелен, честен со своими людьми и заинтересован в их благополучии, его требования понятны и прозрачны, поэтому люди приходят к нему и остаются рядом с ним, разделяя его цели и его судьбу, какой бы она ни была. А поскольку он человек своего мира и времени, судьба его людей ведет их тропами того мира и той жизни, которую Димитри может им предложить. Это понимал каждый участник миссии, и, замечая в себе симпатию к наместнику больше обычного, любой из Саэхен брал паузу в работе и шел домой отдыхать.

Но Макс! Успешный наблюдатель, гениальный разработчик, честный и храбрый исследователь... Как он мог попасть под влияние Димитри? Или дело не в князе саалан, а в его подруге детства, и даже ее немыслимые поступки не открыли ему глаза на то, что она никогда не была и не сможет стать сайхом? Связь, которую Макс нечаянно установил с Алисой, когда они оба были еще детьми, оказалась слишком прочной и не лучшим образом повлияла на решения, принимаемые каждым из них.

Ранда вздыхала, ходила по комнате, выходила прогуляться в городской сквер, снова возвращалась в дом. Наконец, она решилась и взялась за составление доклада.

Макс в это время был занят нудной и монотонной, но очень важной работой: он копировал содержимое своего чарра в кристаллы из запасов князя и Асаны да Сиалан, и полка в его апартаментах заполнялась все плотнее. Он понимал, что совету Созвездия рано или поздно станет известно о его решении и что изгнание из Дома и Созвездия после его поступка неизбежно, но не считал это поводом бросать исследование. Он начал его еще там, за звездами, в чужом мире, догорающем в чужой гражданской войне, и надеялся принести отцу как достойный вклад Дома в жизнь и будущее Созвездия. Обсудив тему исследования с Димитри в тот вечер и получив разрешение князя продолжать работу, Макс решил на всякий случай скопировать данные, потому что отец, по праву принца Дома, вполне мог изъять у него чарр, да и совет Созвездия мог воспользоваться своими полномочиями с тем же результатом. Не то чтобы чарр после этого совсем нельзя будет получить назад, но это будет сложнее, чем добыть из хранилища чарр Алисы. А данные исследования нужны каждый день, если продолжать работу. И весь сентябрь Макс сидел с утра до ночи в свободной лаборатории то с Дарной, то с Гьюром, молодым магом из команды Дейвина, и переносил данные в камни. Так что членам миссии Саэхен могло показаться, что его и в крае нет. А он просто был очень занят: пытался успеть сделать необходимое до того, как произойдет неизбежное. На его счастье, Ранда ушла с докладом в Созвездие только двадцатого сентября по счету Озерного края.

Отец Серафим зашел проведать "своих язычников" на шестой день после того, как забрал их с лобного места, он пришелся как раз на осенний солнцеворот. Они все еще не общались между собой, но каждый прилепился к какому-то своему делу и истово его исполнял. Один мел двор, второй убирал мастерские, третья работала в прачечной при гостиницах, одного священник на другой же день забрал в храм в Рыбацком, чтобы там была хотя бы одна живая душа, и парень был там за все и честно делал то, о чем отец Серафим просил его. А златовласый грешник с лицом ангела так и остался при трапезной мыть, убирать, уносить и протирать. Там священник и нашел его. Выглядел грешник неплохо, смотрел ясно, был опрятен и спокоен. Но самым радостным было то, что он задавал вопросы, указывающие, что он как-то понимает произошедшее с ним и движется в верную сторону.

- Кто такой вообще Иисус? - спросил он. - И как правильно произносить его имя, когда я его встречу?

- Иисус, - ответил священник, - Господь наш, Сын Божий, рожденный от Духа Свята и Марии Девы, рожденный, несотворенный, единосущный Отцу, имже вся быша, нашего ради спасения человек и ради нас распятый при Понтийстем Пилате, и страдавший, и погребенный, и воскресший в третий день по Писанию, и грядущий со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца.

Глядя в озадаченное лицо парня, отец Серафим терпеливо улыбнулся и разъяснил:

- Господь наш родился у смертной женщины от Святого Духа, и был он одновременно и Бог, и Человек. Потому что Бог Отец послал своего Сына, через Духа Святого, как через ипостась, чтоб родился такой, как мы, и показал, как жить без греха. А то никак у людей не получалось без этого. А чтобы правильно произнести Его имя, скажи: "Господи, помилуй мя грешнаго".

- Почему помилуй? - удивился грешник. - Меня ведь уже казнили.

- Потому что казнь - это казнь, по-русски "наказание", - объяснил святой отец. - Наказание разное бывает. Тебе такое. Но ты еще жив, и душа твоя жива. У Бога все живы.

- Душа? - озадачился язычник. - Что такое душа?

- Это то, что Бог всем людям дал, - ответил священник. - И тебе тоже. Это такая часть, которую Господь дает всем при рождении. У нее нет формы. Это сущность живая, простая и бестелесная. Невидимая по своей природе телесными очами. Бессмертная, одаренная разумом и умом, не имеющая определенной фигуры.

- Я совсем не могу ее видеть? - уточнил сааланец.

- Нет, - подтвердил отец Серафим, - но она все равно у тебя есть. Она действует при помощи органического тела и сообщает ему жизнь, возрастание, чувство и силу рождения. Ум принадлежит душе не как что-либо другое, отличное от нее, но как чистейшая часть ее самой. Что глаз в теле, то и ум в душе.

- Душа - это я сам? - предположил язычник - и не угадал.

- Нет, не ты сам, но самое ценное в тебе. Душа есть твоя свобода, обладающая способностью хотеть и действовать. Через ее наличие тебе доступны изменения посредством твоей воли, как любому сотворенному существу.

- Меня не могли так создать, - парень покачал головой с сомнением. - Я пришел сюда из-за звезд. Почему ты знаешь, что во мне это тоже есть, эта душа?

- Откуда мы знаем, что всем дали? Вот откуда: "И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою", - процитировал священник. - Это из Книги Бытия, потом прочтешь и сам. Господь нам явился в самом беззащитном виде - младенцем, в бедной семье, в хлеву с животными, и даже там его узнали и пришли поклониться, кто как. Пастухи - по-своему, маги - с подарками, животные и птицы - сами, и ангелы тоже там были. И родители, потому что мама Иисуса была замужем, и ее муж Иисуса принял, хотя он не был его ребенком. А вот имя у него не одно было, а в течение жизни было разным.

Никто задумался, слушая. И решил, что если этот бог, который человек, послал такого славного дядьку забрать казненного в место, где ему, комку позора, дали хлеб, кров и дело просто так, ни за что, то может быть, если хорошо попросить, имя тут тоже дадут. Но получалось, что просить надо Иисуса Христа, бога, который человек, а он умер, и где его теперь искать, все равно непонятно. Отец Серафим тем временем продолжал объяснять:

- Потому что Бог все создал. И вас тоже. Творца неба и земли, видимого и невидимого мы славим и веруем в Него. У вас за звездами тоже земля, созданная Богом. Так что зови его Господи, Отче.

- Господин и отец сразу? - Никто удивился. - Разве так может быть? Господину присягают, а отец... тут иначе, но там, откуда я пришел, отец не всегда что-то значит в жизни человека.

- И у нас так, - кивнул священник. - Но Бог еще и Любовь. Он Господин, но любящий, Отец строгий, но любящий.

- И поэтому он послал тебя забрать меня с места казни? - Никто, кажется, начал понимать, что ему делать.

- Он показал мне тебя, а до того оставил заповеди, как надо поступать. Как должно поступать священнику и служителю, как увидеть страждущего и как с этим быть. Я выполнял Его волю, но сам он со мной в этот момент не говорил. Он с тобой говорил так. Чтобы ты понял, что ты не один больше.

Это было так прекрасно, что Никто едва не заплакал, но сомнение укусило его за загривок.

- Но как он мог это сделать, ведь ты сказал, что он страдал и умер?

- Так Он и воскрес, - терпеливо пояснил священник. - Сошел в ад и воскрес, и для христиан теперь точно известно - нет смерти. Мы на Пасху так и петь будем: "Смертью смерть поправ и сущим во гробех живот даровав". Живот - это жизнь.

- Нет смерти? Ты не умрешь? Как дворяне саалан? Как наместник? - Никто растерялся и снова запутался.

Отец Серафим не знал, как принято не умирать у сааланской знати. И не был уверен, что ему хочется погружаться в эти странные материи. В конце концов, сааланцы этого парня выкинули в помойку, и их обычай ему уже никогда не пригодится, судя по словам наместника в новостях.

- Не так, - сказал он. - Но не умру. Нам всем будет суд сначала, и Иисус спросит и живых, и мертвых, и мертвые воскреснут. - Видя напряженный и сосредоточенный взгляд парня, он пытался говорить просто. Бедняге и так было трудно.

- А когда это будет? - уточнил Никто.

- Мы не знаем срока, когда, - улыбнулся отец Серафим. - Приходили разные люди и говорили, что вот тогда или тогда, но ты ни за что не пропустишь.

- Суд будет, но срок еще не назначен, так? - Никто окончательно запутался.

- Да, срок не назначен, - подтвердил священник.

- Но если срок не назначен, а суд точно будет, то какой в нем смысл? Ведь на таком суде виновных не будет, если только не скрыть правила. Вот если бы я знал ваши законы, я ни за что не стал бы делать то, что сделал. А не зная, конечно, провинился.

- Чтобы ты сам мог найти, в чем неправ, и исправить себя. Это не поздно сделать никогда. А правила - они называются заповеди - есть, никто их не скрывает. Сначала учат простые, их десять. А потом уже разъясняют, что Иисус рассказывал, как жить. Он и добавил самую главную заповедь, что надо любить друг друга. Правила важны, но любовь еще более важна.

- То есть Иисус хочет, чтобы на суде виноватых не было вовсе? - язычник даже не заметил, что его брови сведены в мучительном усилии мысли, а глаза сощурены. - Он хочет, чтобы все были правы?

- Иисус хочет этого, правда,- снова улыбнулся отец Серафим. - Ради этого он даже исправить тебя может. Но только когда ты сам захочешь последовать за ним. Иисус милосерден, но в тебе есть своя воля, ты можешь пойти к нему, а можешь от него. Когда ты отходишь от Иисуса, ты грешишь, когда идешь к нему - он тебя очищает от греха, исправляет тебя, это настоящее чудо.

- А что такое грех? - Никто протер лицо руками. Все это было очень, очень сложно. Но это был его единственный шанс на имя и новую жизнь. И он пытался понять снова.

- Это когда ты отходишь от Бога, - ответил ему священник.

- Что значит отойти от бога? - понятнее не стало, решил Никто, но это не повод перестать.

- Идешь по своей воле и только, никак не спрашиваешь, не просишь направить и помочь.

- Разве это плохо? - Никто чувствовал в голове мысль, которой пока не было пути.

- Ты отходишь от Бога. И сам выбираешь путь от Него, а путь от Бога - в ад и в мучения.

Никто решил, что на этот раз хватит.Кроме безымянного преступника, у этого доброго старика есть целый список дел, он и так потратил на разговор немало времени.

- Благодарю тебя. Я буду думать, потом спрошу снова, можно?

- Можно, - улыбнулся отец Серафим и опять погладил его по голове. Отрастающие волосы смешно зашуршали под рукой.

Священник ушел. Но через час пришел снова и принес книгу. Книга была невелика размером, в красной с золотым узором обложке, и в середине узора был вытиснен большой золотой крест.

- Это тебе, - сказал он, подавая книгу. - Тебя как зовут-то?

- Никак не зовут, - ответил Никто. - Я потерял имя там, на площади.

- Понятно. Ну, Господь даст, разберешься и с именем, - вздохнул священник. И ушел.

Никто посмотрел ему вслед, отложил книгу в надежное место и принялся за работу.

До архива Дейвин так и не добрался. Его прямо в коридоре выцепил Данила и пожелал с ним объясниться за семнадцатое число. Дейвин с трех шагов понял, что сейчас будет грязно и, возможно, громко. Граф отлично знал, что менталист он никакой, особенно если сравнивать с князем. К тому же он еще ощущал последствия субботнего подвига в виде перевозки в коневозе нервного и подозрительного животного. Болида пришлось всю дорогу контролировать и развлекать, поддерживая в нем доверие и оптимизм к дороге, к новым запахам, к самой идее коневоза, к незнакомым людям и новому месту. А да Айгит совсем не был менталистом и вымотался до искр из глаз.

Видя неизбежность конфликта, он вяло подумал о том, что можно бы взять контроль над сознанием уставшего и задерганного коллеги и попытаться договориться цивилизованно, но мысль была так неприятна, что граф мысленно махнул рукой и решил - пьевра с ним. Пусть орет. Когда Данила подошел к нему и произнес свое обычное: "Дэн, на пару слов", - граф поморщился и ответил: "По крайней мере, не в коридоре, Данила".

Глава следственного отдела столицы края пожал плечами и кивнул в сторону кабинета. Дейвин молча направился в сторону двери. Данила, открыв замок, бросил:

- Заходи, располагайся.

Дейвин молча прошел и занял место у его стола.

- Данила, я тебя очень внимательно слушаю, - мягко произнес он.

Полицейский сел напротив, поставил локти на стол, сжал правый кулак, обхватил его левой ладонью, поставил на эту конструкцию подбородок и с тоской спросил:

- Вот ты мне можешь объяснить, на черта вы это все сделали? На кой вам такое усиление криминала в городе?

- Данила, - поморщился граф, - преступность была, есть и будет всегда и всюду, где есть люди. Не бывает идеально чистого общества. Разве что сайхи, но и у них вот Медуница нашлась.

- Ты мне мораль не читай, - хмыкнул офицер. - Дополнительный бардак разводить было вовсе не обязательно.

- Почему он дополнительный? - удивился Дейвин. - Естественный процесс, ты же сам объяснял. Сопротивление, которое контролировало территорию, отчасти ликвидировано, отчасти выведено из игры - и вот, пришли другие люди с другими интересами. Честно говоря, я предпочел бы первых, но вы так убедительно говорили, что они хуже... - граф да Айгит пожал плечами с безразличным видом, понимая, что разговор катится к скандалу.

Так и вышло. После напоминания о позиции, которой полиция придерживалась в предшествующие годы, Данилу сорвало, и он, шлепнув ладонями по столешнице, сорвался на крик.

- Дэн, ты двоих ваших в рабство бандитам сдал, ты это понимаешь или нет?

- А что мне надо было делать, скажи? - рявкнул в ответ граф. - Брать их на поруки или отдавать в рабство вам? Как это называется? Лишение свободы? Ты уверен, что они бы при виде этой перспективы не удавились на собственных косах? Уже не говоря о том, что и то и другое противозаконно.

Некоторое время оба молчали и глядели мимо друг друга.

- Да провались он, ваш закон, - процедил Данила. - Благодаря этим законным решениям мы имеем в городе криминальную группу, усиленную двумя вашими, которым от своих благодетелей некуда идти, понимаешь расклад? Ты этого для них хотел?

- Данила, их с точки зрения нашего закона и морали больше не существует, не забывай, пожалуйста, - несколько напряженно заметил граф.

- И что? - ядовито бросил офицер. - От этого проблем с ними будет меньше?

- Когда будут проблемы, тогда и решим, - пожал плечами Дейвин. - Найдем и ликвидируем, что ты деточку-то собой строишь.

Офицер нехорошо прищурился:

- Дэн, они вообще-то тоже люди, ты не забыл?

- Людьми они были до того, как начали лгать, совершать подлоги и воровать, - отрезал граф.

Полицейский, привстав, наклонился через столешницу и прошипел в лицо магу:

- Вот это вот ваше неси к себе домой и оставь там, понял? Преступник все равно человек, ясно тебе?

Дейвина неожиданно обожгло изнутри стыдом. Услышать от человека Нового мира, да еще и простого сословия, то, что обычно он слышал на конфиденции от аристократов по рождению, хоть и принесших клятвы Академии, было неожиданно. Любой дворянин и маг саалан знал эти требования, но относился к ним как к недостижимому идеалу, который нужно помнить, но вовсе не обязательно соблюдать, если нет на это сил, и вот - ему говорит это человек, который не просто думает так, но и сам поступает, и хочет, чтобы Дейвин тоже так поступал. Он вздохнул.

- Да. Ты прав, конечно. Я попробую что-нибудь сделать с этим, но не могу обещать. Для того, чтобы искать человека, пользующегося нашими технологиями, нужен другой такой же, а у нас ни одного свободного. Но как только будет хоть кто-то, я организую поиски. И сам приму участие, когда у меня будет хоть один выходной. Но боюсь, Данила, не в этом месяце. Кстати, - граф опустил руку в привесной карман эннара, достал небольшую металлическую пластину круглой формы, похожую на крупную монету и подвинул по столу к собеседнику.

- Что это? - Данила с подозрением покосился на предмет.

- Приглашение на осенний праздник. Письмо с приглашением на прием в Адмиралтействе получишь обычным порядком, а это, - Дейвин улыбнулся, быстро припоминая слово, - входной билет на праздник в Приозерской резиденции. Приезжай, князь приглашает.

- Когда? - спросил Данила, разглядывая княжескую марку.

- Ближайшая суббота после солнцеворота, солнцеворот сегодня, и на календаре четверг, значит, двадцать пятое число, - ответил граф, активировал портал и ушел в Приозерск. Местных с их загадочными нравами ему хватило.

Праздник был довольно тихий, за столами князя давно не было столько пустых мест, и первый раз такое случилось в Новом мире. Всего одна ночь унесла восемь магов и почти два десятка Охотников и гвардейцев. А предыдущее лето покрыло позором еще больше людей, чем унесла та ночь. Данила пришел, конечно. Был и Иван, и еще трое местных коллег графа да Айгита. Звездой вечера стала Ксения Кучерова, все поздравляли ее с открытием персональной выставки и зачислением на заочное отделение Мухинского училища. Ксюшу расспрашивали и о планах на зиму, хотя было понятно, что она уйдет обратно к своим "мышам", но, разумеется, уже не в пещеры у порта Исаниса, а в монастырь Хайшен. Настоятельница подтвердила, что она примет художницу вместе с ее сайни и что девушка сможет жить в замке Белых Магнолий до окончания обучения. Полицейские чины умилялись рисунками сайни, саалан рассказывали об их привычках и поведении, кстати восхищались обстановкой особняка Штиглица - и все очень старательно не вспоминали грустные события середины месяца. А Димитри и Дейвин так же старательно обходили молчанием еще одну историю, случившуюся между равноденствием и праздничным выходным.

Дежурство перед осенним праздником не задалось так, что забылись даже мои подвиги начала лета. Мы вышли в рейд накануне солнцеворота, и хотя задание сразу не выглядело прогулочным, о чем Сержант нам и сказал на построении, начиналось все довольно неплохо. Наш недомаг хорошо проявил себя в штормовую ночь, поэтому нас с ним вместе отправили зачищать берега речки Черной. Работы там образовалось как раз на полное дежурство отряда. В лучшем случае. Малая авиация доложила о гнездах оборотней в том районе, и нас туда отправили. Асана даже не удивилась данным авиаразведки: шторм растрепал дальний контур Зоны, и поскольку клочки и ошметки защитных заклятий болтало в нескольких километрах от установленной границы, было большой удачей уже то, что пилоты сумели глазами заметить гнезда с воздуха и примерно оценить их количество. Вот из-за этого "примерно" все и вышло. Мы оставили машину и несколько человек в Ускуле, - типа база, - перешли КАД и пошли в сторону, указанную летунами. Ноут Саши и комм Сержанта остались в машине, толку в них было ноль, потому что связь сбоила еще перед шоссе, а на самом шоссе и ноут Саши, и планшет Исоль, и наши коммы показали полное отсутствие связи. Тащить с собой лишнее нерабочее барахло в рейд, где и так только успевай поворачиваться, смысла не было, мы и сложили все гаджеты на заднее сиденье машины, оставшейся за КАДом. Сошли с шоссе, прошли сто метров от дороги, наш маг огляделся и сразу начал вслух надеяться, что оценка авиаразведки занизила количество гнезд не в два раза, а хотя бы в полтора. Но нам не повезло: река была прикрыта лесом, и с воздуха пилоты увидели только некоторые гнезда. Не больше четверти от всех имеющихся. Честно говоря, тварей там было как на собаке блох. И было совершенно понятно, что лучшее решение - это сразу вернуться за пределы мертвой зоны и вызвать по комму подкрепление. Тем более что инструкция говорила именно это, и Асана отдельно еще раз разъясняла перед выходом на тему не лезть на рожон. Сержант, оценив обстановку, задал вопрос прямо - мол, господин маг, отходим за подкреплением, я верно понимаю? Но с нами была не Агнис, а совсем другой отморозок. Наш новый маг Мейрин, внук герцогини да Алгей, успевший насквозь прогрызть нам мозги рассказами о магической крутизне своей бабки, о храбрости своего отца, капитана регулярных рейсов императорского флота на Ддайг, о своей матери, которая чистый алмаз всюду, где не золото, и сумевший порядком нас подзадолбать заявками о том, что он должен не только не посрамить, но и превозмочь подвиги предков. И вот, этот крутой маг, потомственный храбрец и наследственный интеллектуал заявил, что отступать ниже его достоинства, а поскольку мы с ним, то никакого подкрепления нам не надо, начинаем работу.

Мы переглянулись, поняв, что нас ждет, и за один вдох разбились на пары, не двигаясь с места. Ну, в боевой обстановке это всегда быстро. Я, как и в штормовую ночь, оказалась в паре с Сергом. Сержант вздохнул:

- Какие будут приказания, господин маг?

И тут этот гений ответил такое, что Саша поперхнулась вдохом, а Дена икнул.

- Отойдите за дорогу, - ответил нам господин маг, - и встаньте в цепь за шоссе, когда я закончу. Я буду делать огненный шторм и направлю его от дороги. А ваша задача - отстрелять тех тварей, которые побегут против движения стены огня. Их будет немного, вы справитесь.

Сержант переступил с ноги на ногу и дернул ртом, но ничего не сказал.

- Разрешите вопрос? - сказала я, очень надеясь, что с голосом все в порядке. Губы стремительно немели, как всегда, когда я нервничала, но долго разговаривать со мной он все равно не стал бы. В отличие от Агнис дистанцию он блюл свято и никогда не упускал возможности напомнить нам, что мы второй сорт по сравнению с ним.

- Разрешаю, - кивнул он снисходительно.

Я уже пожалела, что не выстрелила в него нахрен сразу, едва услышав его идею. Уже было понятно, что от разговора толку не будет, но попытаться-то я могла.

- Господин маг, - спросила я, - а ничего, что мы на границе зоны отчуждения и по приказу наместника тут уже не колдуют?

Он посмотрел на меня со снисходительным удивлением, как на говорящую собаку.

- Конечно, ничего. Во-первых, польза многократно превысит уровень риска, во-вторых, я потому и выбрал огненный шторм, что им легко управлять не сходя с места. Колдовать в самой зоне отчуждения я не собирался.

- Господин маг, а ты помнишь про пять мелких Источников на притоках Черной?

Он прищурился и глянул вдаль, оценивая обстановку.

- Да какие там притоки, прекрати, обычные лесные роднички. Наверняка на зиму покрываются льдом, брать их в расчет просто смешно.

- Но если они подхватят твое заклятие, уже усиленное огнем пожара...

Он не дал мне договорить.

- Значит так, боец Медуница. Маг здесь я, мне и решать, поскольку отвечаю за вас тоже я. В том числе за тебя, отродье из семьи бунтовщиков, которое вечно слишком много хочет. Ты будешь делать то, что я сказал, а все, что тебе не нравится, можешь отнести досточтимому вашего отряда. Но после дежурства. А сейчас - хватит вопросов, пока не заработала наказание. Не мешай мне работать.

- Да ты... - это были единственные цензурные слова в моей последней фразе. И вопросом она уже не была.

Мейрин да Алгей узнал, что он собой представляет таксономически, анатомически, функционально и социально. Отряд это тоже услышал. Не то чтобы они этого раньше не знали, но вслух ему этого до меня никто из наших не говорил. Магией мне не попало, он уже берег силы для заклятия, а подходить и марать об меня руки он не стал. Просто указал на меня пальцем Сержанту:

- Ремнем двадцать раз. Сейчас же.

Сержант покачал головой

- Невозможно, господин маг, ей стрелять сейчас, как и остальным.

- Хорошо, - кивнул Мейрин, глядя на меня, как на паука - мол, и придавил бы, да пачкаться лень. - После дежурства.

И сел делать расчеты. По тому, что он делает, я поняла, что заготовка-то у него была давно, а сегодня вот он решил, что самое время ее применить. Но едва я увидела, что именно он там изобразил, рука сама потянулась к Сайге. Ствол не подался, я дернула и поняла, что его держат. Меня оттащили за дорогу вдвоем, Сержант и Саша.

- Ты что пылишь? - спросила она, сунув мне сигарету. - Там реально так опасно? Наш ушлепок настолько рискует?

- Ты не понимаешь... - меня трясло так, что я не попадала сигаретой в рот, но говорить еще получалось, хотя и немножко лающим голосом. - Сейчас он запустит эту свою хрень, и волна пойдет в сторону станции. А по дороге подхватит все то, что он решил не учитывать, разгонится по болоту и столкнется с куполом. По тому, что именно он делает, часа за два он управится, то есть через два часа и двадцать минут не будет нас, а к вечеру - города.

- И что делать? - спросила Саша, проникшаяся серьезностью расклада, помогая мне прикурить.

- Дай Сайгу, - сказала я, лязгнув зубами. - Дай мне ствол, пока он не встал и колдовать не начал.

- Да у него защита, у суки, - Саша щелчком выкинула свой окурок в ближайшую кочку, - ты о чем.

- Я прикладом, - оскалилась я. - Надежнее будет. Он сейчас как тетерев на току, ничего не заметит. Может, и выживет.

- Остынь, - тяжело произнес Сержант. - Он наверняка под щитами или иначе не пустой, а за попытку убийства мага - виселица. И несостоявшемуся убийце, и всем соучастникам и свидетелям. Ты-то, может, и вывернешься, со своим дурацким счастьем, а нам всем без шансов. - Он сел рядом со мной за землю и тоже закурил, попав пламенем по сигарете со второго раза. - В том, что касается магии, командует и решает он, и приказать ему я не могу. А старших магов мы не дозовемся, связи-то нет.

Мы курили и молчали, Сержант тер лоб, Саша постукивала кулаком по бедру, я кусала губы. Ушлепок тем временем собрал свое барахло и пошел расставлять камни. Глядя на него, я чувствовала, как тело немеет и наливается давно забытой легкостью.

- Сержант, у меня есть мысль, - сказала я медленно.

- Говори. - Он даже головы не поднял, так и смотрел в землю.

- У меня с собой кольцо князя. Если его сунуть в нить, а он их сейчас напрядет, что паук по осени, получится Зов. И если нам повезет, то может быть кто-то придет посмотреть, что у нас случилось, потому что на мне метка, а они привыкли, что со мной вечно что-нибудь, и князь, и Асана.

- Отличная мысль, - услышала я голос Инис. - Жаль, что невыполнимая, как любая хорошая мысль в плохих обстоятельствах. Нить видит только маг, а единственный маг у нас - вот он, - и она указала рукой на Мейрина, погруженного в работу.

Я зло улыбнулась.

- Ща все будет. Проследите только, чтобы этого, ять, мага сюда не вовремя не принесло.

Я потянула за цепочку на шее, достала чарр и кольцо князя, села по-турецки, кольцо отложила себе на колено, чарр разместила на земле перед собой и активировала каплей крови, для этого ткнув себя в палец ножом. Кто-то сказал "ого", я отмахнулась - не мешай! - и вывела трехмерную модель местности с обозначенными Источниками. Косясь на Мейрина, заканчивающего расставлять камни, я построила модель его заклятия, как раз когда он закончил с камнями и решил передохнуть перед тем, как пойти на второй круг, тянуть нити. Отряд, собравшись вокруг меня, делал вид, что у нас просто перекур, и старательно прикрывал меня ногами и оружием.

- Готово, - сказала я, и ко мне обернулись сразу Саша и Исоль. - Не смотри на картинку, все это неважно, - сказала я Саше. - Важно, чтобы кто-то докинул кольцо князя вот сюда, над тем кустом, на два с половиной метра плюс-минус ладошка. Точно не надо, нить его сама подхватит. Ниже он нитей не тянул, сука. А сама я сейчас туда не попаду.

- Давай, - сказал Дена и, хорошо прицелившись, кинул кольцо, куда я сказала.

Оно дернулось в воздухе, образовав красивую синюю искру. Я, оставив чарр на земле, побежала его подбирать. Обожгла руку, конечно, и тут же получила вторую порцию ощущений, гася чарр.

Мейрин недовольно повернулся к нам:

- Что вы там скачете? Мне еще полчаса работать, не лезьте под руки, если хотите вернуться живыми домой.

- Да, господин маг, - ответила Саша.

Кольцо я положила чуть в стороне от нашей дружной кучки, потому что портал при таком раскладе могли поставить прямо на него. Если, конечно, кому-то станет интересно, что у нас тут такое и почему ценный жучок оказался в трансформаторной будке. Все двадцать минут, прошедшие с момента, когда кольцо соприкоснулось с нитью и до минуты, когда над ним вспыхнул радужными искрами портал, Мейрин копался с камнями, а мы ждали, мрачно глядя на него. Голосу да Айгита я даже обрадовалась.

- Что у вас? - спросил граф, едва выйдя из портала.

Я вытянулась по стойке смирно и доложила:

- Маг отряда колдует, господин маг. Это заклятие придет на купол.

Дейвин прищурился на меня, потом развернулся к недомагу, осмотрел пространство, занятое заклятием, протянул руку и оборвал первую нить. А затем начал кромсать работу Мейрина уже совсем без церемоний. Потомок герцогов и капитанов упал на колени и вывернул на дорогу весь съеденный перед выходом завтрак.

Да Айгит брезгливо поднял его за шиворот, очищая заклятием, и скомандовал отряду:

- По машинам. Возвращаетесь на базу. Вы двое, - он указал на меня, держа Мейрина рукой за спину куртки, - едете со мной. Командир подразделения тоже.

- Есть, - хмуро ответил Сержант.

Инис уступила нам свое место в буханке и пошла в большой автобус, Саша тоже. Граф запихнул Мейрина на заднее сидение, сел туда же сам, затем кивнул мне.

- Садись.

Я обмерла настолько, что даже перестала дрожать, но послушалась и села рядом с ним. На переднее сиденье сел Сержант. Машина тронулась с места. Граф сухо сказал: "Жду объяснений". Мейрин что-то квакнул про нарушение дисциплины и что я баламучу весь отряд. Я дернулась на сиденье и судорожно вдохнула, но заткнулась, услышав голос графа, так же сухо произнесший: "Помолчите и подумайте, что скажете князю, вы оба". Сержант сообразил, что "жду объяснений" касалось его, и открыл наконец рот. Из его рассказа, не занявшего и пяти минут, вышло, что маг был намерен решить вопрос с оборотнями одним заклятием, а я возражала и настояла на вызове старшего мага, который отряд по моей просьбе и при моем руководстве осуществил. Услышав это все, граф кивнул и без выражения сказал: "Я понял". И я опять осталась крайней. Не то чтобы меня это сильно смущало, в конце концов, виселица тоже выход, но было досадно, что никто, кроме меня, не видел, что я права. И предоставь мне Дейвин возможности вернуться назад на два часа и прожить все это снова, я ничего не стала бы менять. Разве что стреляла бы нахрен сразу, не обсуждая ничего ни с Сержантом, ни с остальными. И отвечала бы за все одна. Они же имели право не знать о моих намерениях. И вполне могли не успеть перехватить ствол, направленный на мага. Ну, месяц разбирательства - самое большее, а потом свободны. Новый маг, вместо меня кто-нибудь - и привет, гоняйте фауну дальше. За этими мыслями я не заметила, как дорога закончилась. Южная база Охотников была в Красном Селе, туда мы и приехали. На базе с дежурства нас сняли, чего и следовало ждать после такого случая, причем сняли очень конкретно, до сдачи личных укладок, из чего я поняла, что нас сейчас заберут в Приозерск. Так и вышло. Да Айгит сам поставил портал и отправил нас через Адмиралтейство, где мы еще и расписались в снятии с дежурства, в резиденцию наместника. И там нас отправили под арест до выяснения обстоятельств конфликта.

Сержант пошел докладываться Асане, остальных наших отправили в кордегардию донжона, где обычно отдыхали дежурные гвардейцы, а меня и Мейрина уважили отдельными помещениями без окон в подвале. Оно и верно. Ребят разделять смысла нет, даже если кто-то решит договориться: допрос под присягой решает дело, а донжон не резиновый, одиночек на всех не напасешься. А вот меня и Мейрина охранять надо было отдельно. Во избежание.

У князя дошли до нас руки уже ближе к ночи. Я успела поспать, Мейрин, кажется, нет. Ну и дурак, хотя он-то все равно выйдет чистеньким, а вот ко мне сейчас начнутся вопросы, решила я, пока шла к князю между двумя гвардейскими девицами в его цветах. Оказавшись в большом кабинете наместника, я посмотрела на часы над камином и на самого князя. Часы показывали половину двенадцатого, костюм и прическа наместника - недавнее окончание не то небольшого приема в Адмиралтействе, не то какой-нибудь пресс-конференции. Ну да, поняла я, солнцеворот же завтра. У него же официальные мероприятия косяком, а тут мы. В кабинете уже были да Айгит, Асана и Сержант. Я осматривала обстановку, осторожно заглядывая в лица, пока меня не видят, и гадала, обойдется гауптвахтой, или таки всыплют плетей, и если второе, то сколько я после этого буду отлеживаться. На большее я вроде не наработала, хотя с учетом предыдущих заслуг...

Сержант отчитался. По его словам, моих подвигов получалось максимум на две недели гауптвахты и месяц без увольнительных, даже без отстранения от дежурства. Мейрин запел свою песню про то, какой он молодец, как классно все посчитал и если бы не некоторые дуры, лезущие под руки, уже сейчас район был бы чистым, как детская пяточка, за исключением выгоревшего леса, но это уже детали. Я слушала эту чушь, считала про себя его ошибки и изо всех сил ничего не говорила, хотя чувствовала, что меня опять начинает трясти. И тут князь спросил меня:

- Расскажи, что ты видела и как принимала решения.

Я вздохнула, чтобы не очень трястись, и попросила вторую доску. Нарисовав карту по памяти и разметив на ней Источники, я сразу же рядом поставила их характеристики. Замерив их самостоятельно еще в восемнадцатом году, эти данные я помнила наизусть. Глядя то на карту, то на Мейрина, расставила точки там, где он клал камни для активации заклинания. Цветными линиями обозначила его нити, связывавшие камни, и увидела, как да Айгит едва заметно кивнул, соглашаясь, что я не ошиблась и не наврала. Я еще раз вздохнула, унимая дрожь и заговорила.

- Господин пресветлый князь, при таком расположении нитей огненный шторм, созданный недомагом, первый раз ускоряется за Большим Коновалово, подхватывая пять Источников на притоках Черной, а повторно - после Таменгонта, за счет огня пожара и энергии потока Ляхиойи, после чего доходит до Лебяжьей быстрее, чем он посчитал, и, разгоняясь на болотном редколесье, рушится на сосновоборский купол всей мощью, а не гаснет в районе Лебяжьей, как он предположил.

- Этого не может быть! - возмутился Мейрин. - Источники не настолько мощные, а болото в принципе не может создать благоприятных условий для набора скорости шторма.

- Да? - тихо произнес князь. И недомаг заткнулся. - Между прочим, из вас двух права она, - так же негромко и спокойно сказал наместник.

Глядя ему в лицо в ту минуту, я не рискнула бы произнести даже "мой князь", не то что назвать его по имени. Таким страшным он не был никогда.

- Мне интересно только одно, Мейрин. Почему ты не выслушал ее прежде, чем начал творить все это, - и наместник, откинувшись в кресле, брезгливо указал на расчеты недомага карандашом, который он вертел в руках все это время, мерно постукивая им по столу.

Мейрин ошарашенно молчал. Мне было очень страшно. Господин пресветлый князь вздохнул, небрежно отложил, почти бросив, карандаш на стол, встал и огласил решение.

- Это колдовство в зоне отчуждения, Мейрин да Алгей. Оно наказывается смертью через четвертование.

Мейрин тупо моргнул. В комнате повисло молчание, в котором я, удивляясь до предела, услышала собственный голос.

- Но пресветлый князь! Четвертование - это наказание для магов, а он еще не маг! Для магов с кольцом у вас в законе есть отдельное слово, и именно оно значится в твоем указе. К нему это слово еще не применимо. Его нельзя четвертовать!

Говоря все это, я чувствовала, как Сержант аккуратно и незаметно пинает своим ботинком мой, понимала, что это намек типа "пора бы и заткнуться, магу ты сегодня уже рассказала, как жить, теперь рассказываешь наместнику, это немного слишком для одного дня", одновременно думала: "Куда я лезу и, главное, зачем?" - и все равно не могла заткнуться, потому что это решение князя было нечестным. Несправедливым. Наместник повернул ко мне голову, и я поняла, что такое "язык отсох". Но только набрала воздуха, чтобы не тратить на это время, когда он задаст мне очередной свой вопрос. Однако вопроса он не задал.

- Ты права, - сказал он, глядя на меня страшным змеиным взглядом, - в указе недоработка. Позже я это исправлю. А пока что - да, четвертование должно быть заменено на расстрел перед строем. Завтра утром.

Я посмотрела на Мейрина и увидела только легкое удивление на его лице. Он все еще не понимал, что допрыгался. То, что на меня очень внимательно смотрит да Айгит, меня в ту минуту почему-то совершенно не волновало.

Четверг начался еще хреновее, чем закончилась среда. Нас вывезли за периметр на тренировочный полигон вместе со всеми отрядами, находившимися на пересменке, и их магами, Мейрина вывели из строя и начали зачитывать приговор с разъяснением всех статей. Я стояла, чуть дрожа под осенним теплым ветерком, и чувствовала под ногами не светлую шероховатую бетонную плиту плаца, а черный скользкий диабаз чужой планеты, с трудом вспоминая, что на плечах зеленая форменная куртка, а не черный с серебром китель. И что мое высшее начальство, стоящее напротив строя, называется не "господин адмирал", а "господин пресветлый князь". В то утро разница была очень маленькой, почти незаметной. Пока я разбиралась со своим охрененно богатым внутренним миром, сухо треснул одиночный выстрел, и Мейрин да Алгей перестал быть. Я даже не поняла, кто стрелял. Нам скомандовали "разойдись", и мы пошли в автобус. Всю дорогу до территории резиденции я надеялась только на одно: что Полина сейчас свободна.

Полина в тот четверг закончила текущую работу довольно рано и решила перед уроком с Димитри привести в порядок документы, так что когда вошла Алиса, она сразу отодвинула стопку бумаг и три рабочих журнала. Довольно было одного взгляда на барышню, чтобы понять, что она пришла не с ерундой.

Первым делом Полина налила стакан воды и подвинула Алисе. Та мельком посмотрела на него, перевела взгляд Полине в лицо и вяло сказала:

- Я сегодня видела, как человека убили.

"Зашибись, - подумала мистрис психолог. - Со всей твоей богатой историей, милая, только этого тебе сейчас и не хватало". Положила руку на пальцы барышни и максимально мягко спросила:

- Где ты это видела?

- На плацу на полигоне, - так же вяло ответила Алиса. - Это расстрел был. Перед строем.

- Уже понятнее, - сказала Полина, заглянула Алисе в глаза, увидела там туманную пустоту и спросила. - Расскажешь?

Алиса вздохнула, глотнула воды и начала. А потом продолжила. Полина сперва слушала без напряжения, потом ощутила, что у нее сжат рот и она кивает на каждую услышанную фразу, налила воды и себе, сделала глоток и, обнаружив, что в глоток вместилось полстакана, подытожила:

- Вас вчера сняли с дежурства, потому что ваш недомаг накосячил так, что заработал расстрел, насколько я поняла. Но я не уловила, когда и откуда ты шла пешком так долго? По твоему рассказу получается, что ты шла не меньше двух дней, при этом на дежурство вы заступили в среду, а сегодня всего-то четверг. Котик, давай разделим сюжеты?

Алиса сфокусировала на ней взгляд, свела брови в тяжелом усилии и кивнула.

- Тогда начнем сначала? - предложила Полина.

Барышня кивнула снова.

- Вчера утром вы вышли на дежурство, верно? - Дождавшись очередного кивка, Полина задала следующий вопрос. - И выйдя на маршрут, обнаружили нештатную ситуацию, так? По твоим словам, между магом и отрядом развился конфликт, поскольку маг не хотел соблюдать инструкции, а хотел быть героем и намерен был втянуть в это отряд, я верно поняла? Вы посовещались и отправили вызов старшим магам, правильно? Пришел граф да Айгит, которого ты не любишь, и навел порядок, а отряд снял с дежурства и отправил сперва на базу, потом в Приозерск, я ничего не путаю? Вечером вам был разбор полетов и по итогам ваш недомаг был приговорен к смерти, так?

- Да, все так, - подтвердила кивки словами Алиса, допивая второй стакан воды.

- Хорошо, - кивнула Полина. - Ты ночевала в казарме?

- Ну да, - удивилась Алиса. - А где еще-то?

- Ага. Утром все было как обычно - подъем, завтрак, построение, только потом вас повезли на полигон, правильно?

- Да, - подтвердила Алиса.

- Отлично. Таким образом, пеший маршрут от Ускули до города в этот отрезок времени поместиться никак не мог, логично?

- А! - поняла барышня. - Я же не сказала! Это я так в восемнадцатом году шла. В день аварии и следующие двое суток. Вышла где-то у Южной ТЭЦ, и сугробы еще эти... ты не знаешь, откуда там в октябре были сугробы? И там еще стреляли, но я думаю, что на самом деле это витрины бились.

Полина мельком отметила про себя, что витрин по дороге до Южной ТЭЦ от Ускули, хотя вряд ли барышня шла именно оттуда, взять негде, хоть тресни, как и людей с оружием в том октябре, и продолжила слушать. Алиса излагала очень интересное.

- И я шла не по дороге, поэтому получалось медленно, и я понимала, что не успела, но все равно шла, потому что не идти - это сразу признать, что домой уже незачем. А это наш дом, я должна быть там.

- "Наш дом" - это чей именно? "Мы" - это кто, котик? - ласково спросила Полина, чувствуя, как по спине течет мерзкий щекотный ручеек. - Ты - и кто еще?

Алиса посмотрела мимо нее куда-то в стену, в ее глазах опять появилась все та же прозрачная мгла, за которой не было ничего.

- Еще один человек, - наконец сказала она. - Когда я пришла, в доме уже было пусто, только бардак на кухне остался совершенно нетипичный, у нас в доме так никогда не делалось. И была записка, стояла прислоненная к сахарнице.

- Что было в записке? - спросила Полина.

- Что срочно вызвали, какая-то серьезная авария. И то, что всегда было в таких записках. - Алиса говорила, глядя мимо Полины в стену ее кабинета, но вроде была стабильна, и можно было попытаться.

- Что именно в них было всегда?

- "Береги себя, целую".

- А подпись была? - аккуратно задала Полина последний вопрос.

- Да и нет, - пожала плечами барышня, честно пытаясь вспомнить.

- Как это?

- Только одна буква. "Л". Но я не помню, что она значит...

- Я понимаю. А что было потом, ты помнишь?

- Потом я купила газету "Хельсингин саномат" на заправке. А, перед этим я туда ехала. На машине. Потом я два дня дозванивалась куда-то, а потом посмотрела новости, написала Манифест, выложила в сеть... Весной вернулась сюда и начала делать, что обещала в Манифесте. Помню, как на пирсе стояла, в районе Песков, смотрела на купол и думала, что они мне за все заплатят, и за это тоже. Но того человека уже не было. Вообще нигде не было.

- Ты его не нашла, - аккуратно поправила барышню Полина.

- Да, но если бы он где-то был, я бы нашла. - Алиса выглядела в этот момент очень похожей на свою версию девятнадцатого и двадцатого года, и это было, пожалуй, нехорошо.

- Котик, не все так просто...

Барышня уставилась на нее большими и круглыми глазами.

- Я объясню, - сказала Полина. - Но давай сперва еще раз проговорим вот этот второй слой, про восемнадцатый год. Итак, ты видела аварию с места, находящегося рядом с Сосновым Бором, верно? И увидев, побежала домой, так?

- Не так, - качнула головой Алиса. - Я туда приехала на машине, но по дороге назад ее разбила, по оплошности. Пешком я шла почти от Стрельны. Сосновая Поляна, Лигово, вот это вот все. На Ленинском было очень много всех и всего, поэтому я его обошла и пошла крюком, через Софийскую.

- Зачем?

- Потому что трусиха и дура. Но это уже все равно ничего не меняло.

- Чего ты боялась? - спросила Полина.

- Всего. Людей, выстрелов, полиции, того, что сейчас города не станет вообще, того, что город останется в разрухе и непонятно, как жить дальше... вообще всего, понимаешь? И метроном этот чертов по мозгам всю дорогу, - Алиса поморщилась и зябко передернула плечами. - И знаешь, что самое страшное? Они не хотели. И Мейрин вчера тоже не хотел. Но сделал бы сто пудов. А вина мага ложится и на отряд. Но виноватыми мы были бы недолго, минут двадцать, ну полчаса. В восемнадцатом иначе вышло. И они тоже не хотели. Хотели мы, потому что устали бояться, что они таки допрыгаются. Как Мейрин вчера. Но тогда нельзя было вызвать старшего мага и сказать, что сейчас будет. Это теперь они в курсе. Тогда-то все их маги на станции и были... А мы с лета боялись, со смерти Гаранта. И знаешь, когда оно случилось, даже легче стало. Сначала не верилось, а потом стало понятно, что делать. А они так и не поняли, понимаешь, они так и не поняли ничего...

- Ну, - осторожно сказала Полина, - мне кажется, что они понемногу понимают. Вызовом вот вчера не пренебрегли. И выводы сделали правильные.

- А толку? - барышня вяло пожала плечами. - Все равно его уже нет. И меня нет. Я тоже не хотела, но ведь некому больше было...

- Город остался, котик, - мягко сказала Полина, - И значит, ты есть. Тебя, конечно, нет, такой, какой ты себя помнишь и привыкла быть, но ты есть, потому что есть город. И тот человек тоже есть, потому что есть город. Потому что тот человек поехал в Сосновый Бор, раз его вызвали на аварию. И значит, город есть благодаря ему. И благодаря тебе, потому что ты написала Манифест Убитого Города. И создала Сопротивление, потому что больше некому было это сделать.

Алиса посмотрела на Полину так, как будто впервые ее видела.

- Слушай, скажи мне... Вот как с этим жить теперь?

Полина усмехнулась:

- "Случилось так, что наша совесть и честь была записана у нас на кассетах, кто-то принес новой музыки, и нам было нечего больше стирать. Знаешь, Пабло, даже будь у тебя мучо миллионес песетас - если хочешь научиться красиво жить, давай сначала научись умирать".

- А почему ты связываешь? - во взгляде Алисы даже появился какой-то интерес, правда, не слишком убедительный.

- Я обязательно объясню, - пообещала Полина. - Но не теперь. Теперь сходи в госпиталь и попроси успокоительного.

- У нас есть в казарме аптечка, я лучше у Инис попрошу. А то в госпитале на ночь оставят.

- Хорошо. Где-нибудь обязательно попроси и прими. Давай, прямо сейчас.

На сегодня Алисе было явно достаточно, да и времени у Полины уже совсем не осталось, еще минут через десять она начала бы опаздывать на занятие, а еще надо было забежать переодеться, а перед этим прибраться на рабочем столе. Но закончить уборку она не успела. Дверь опять открылась, и вошел граф да Айгит.

- Мистрис Полина, здравствуйте. Князь просил передать извинения за то, что сегодняшнюю встречу с вами он вынужден отложить до воскресенья.

Она сложила рабочие журналы в ящик стола и подняла голову.

- Здравствуйте, мастер Дейвин. Как неожиданно слышать это от вас, обычно такие вещи мне передают через секретаря школы.

Граф, подсаживаясь к ее столу, улыбнулся:

- Вы, как всегда, очень догадливы. Я пришел с этой новостью, потому что рассчитывал перехватить ваше свободное время, пока его никто не занял. Пойди я к вам после звонка Иджена в школу, у меня не было бы ни единого шанса. Мистрис Полина, вы не согласитесь разделить со мной обед и беседу? Правда, после предыдущих суток я как собеседник буду не слишком интересным...

Значит, разговор планируется деловой, поняла она. Никакого неудовольствия у нее это не вызвало, все самое паршивое уже случилось, а что его могло заинтересовать, было даже любопытно. Она сняла шаль с подлокотника кресла и поднялась.

- С удовольствием, мастер Дейвин. Только, если можно, не через портал.

По дороге через школьное здание они беседовали про лошадь, и Болид, легкий на помине, попался им на глаза во дворе, точнее, перешел им дорогу. Майал разговаривала с мерином на певучем языке народа ддайг, ведя его по двору за гриву без всякой уздечки. Болид кивал и отвечал ей тихим гуканьем. Дейвину он качнул головой и махнул хвостом в качестве приветствия, а Полину вообще не заметил: контроль Майал был очень мощный, почти как у князя, коню было хорошо и спокойно, несмотря на мельтешащих на непривычном ему дворе людей.

По дороге через здание аристократии граф признался мистрис психологу, что хотел поговорить с ней об Алисе, поскольку пришел к выводу, что не все понимает в ее поведении. Он поговорил бы с князем, но князь ближайшие сутки будет очень занят, как раз оставшимися последствиями действий недомага отряда Алисы.

- Последствия все-таки были? - спросила Полина.

Вероятно, голос выдал ее волнение, потому что Дейвин успокаивающим тоном произнес:

- Купол на месте, мистрис Полина. И с ним ничего не случилось, разве что внешний контур слегка разбит штормом, но это мы поправим в течение ближайшего месяца. - Он вздохнул и продолжил. - Последствия есть, но края они не касаются, это внутреннее дело магов саалан, причем не профессиональное, а, как это... я не знаю нужного слова. Точнее, знаю, наверное, но не могу применить.

- Я бы и помогла, мастер Дейвин, - вздохнула Полина, - но забытое слово определяется только по контексту, по содержанию обстоятельств, которые оно описывает.

- Хорошая мысль, - одобрил граф. - Я опишу обстоятельства, а вы скажете слово, договорились?

- Да, конечно, - Полина наклонила голову, одновременно соглашаясь с графом и приветствуя Нодду, наводившую порядок на его рабочем столе в приемной.

Они прошли приемную и вошли в апартаменты Дейвина. Граф предложил ей место у стеклянного биокамина, сам устроился во втором кресле и перешел к обстоятельствам, описывающим забытое слово.

- Обстоятельства таковы, мистрис Полина, что князь ждет Брайду да Алгей, бабку Мейрина, казненного недомага. Они знакомы с юности, князь в год их знакомства закончил школу и приехал на практику в герцогство, которым тогда владела ее тетка, Мейда. Их земля и есть граница с Дарганом. Мейда была умелый маг и сильный боец, она погибла, сражаясь с горным ящером за его гнездо, и герцогство приняла ее племянница, как самая сильная в семье, вот эта самая Брайда. Она еще только училась обращаться с Силой в тот год, когда Димитри, едва получив кольцо, приехал к ним на практику, и у двух юных магов сложилась детская дружба, длившаяся некоторое время, до первого отъезда князя на Ддайг с торговой экспедицией. Брайда - внелетний маг, как и князь, очень авторитетная дама и достойный человек. У нее трое живых детей, все маги. Мейрин - ее внук от старшего сына, все надеялись видеть в нем наследника и всегда говорили ему это.

Полина слушала очень внимательно. Дейвин, завершая краткий экскурс, сделал короткий жест рукой и перешел к сути обстоятельств.

- Семья да Алгей расстроена гибелью Мейрина и особенно обстоятельствами его смерти. Брайда действительно влиятельна, ссориться с ней и ее родичами князю невыгодно, поэтому он потратит сегодняшний вечер и весь завтрашний день на объяснения с герцогиней. Экскурсия к куполу, конечно, будет обязательной частью дня. Завтра к вечеру они должны решить, как замять скандал и помочь семье да Алгей решить вопрос с наследником. Сильнее этого безрассудного юноши среди молодых да Алгей не было никого, а делить герцогство, находящееся на границе... - Дейвин поморщился.

- Я поняла, мастер Дейвин. - Полина наклонила голову. - Это называется - светские отношения, и для аристократов они действительно довольно важны.

- Светские отношения? - переспросил он. - Спасибо, я запомню. Вообще, мистрис Полина, эти самые отношения оказываются довольно сложным предметом, как я вижу. Ах, да! - спохватился он. - Вы же наверняка не знаете, что сделал этот безумец.

- Знаю, - вздохнула Полина. - Алиса Медуница заходила ко мне, вы с ней разминулись всего на несколько минут, мы говорили как раз об этом случае. Насколько я поняла, маг, несмотря на три напоминания, одно от Сержанта и два от рядового бойца, был намерен нарушить инструкцию, выданную отряду перед дежурством госпожой да Сиалан, и почти преуспел, когда отряд сумел вызвать старшего мага.

- Именно так, - кивнул Дейвин. - Нам всем очень повезло, что на их Зов пришел я, а не князь или Асана, он там наворотил такого, что нужна была моя устойчивость, чтобы разобрать это быстро и остаться на ногах. Теперь виновник всего этого беспорядка больше ничего не сможет натворить, а расхлебывать то, что он уже наделал, предстоит нам всем. С одной стороны, конечно, очень скверно, что герцогство Алгей осталось без наследника, но лучше никакого, чем такой. Брайда из-за него вынуждена бросать земли и идти разбирать это все с князем, у князя пошли по ветру все планы на сегодня и на завтра, и в довершение всего у нас минус один отряд Охотников, потому что без мага они ничем не лучше ветконтроля. И вот что самое скверное, мистрис Полина. Теперь какого мага им ни поставь, они все равно будут смотреть на Алису. Ведь у них на глазах сперва отличилась Агнис, за ней Мейрин, и доверия к магам это бойцам, конечно, не прибавило. И оба раза в ситуациях поучаствовала Алиса, которая, не будучи магом и дворянкой, выглядит почему-то лучше образованных ребят из хороших семей. А расформировать этот междусобойчик ради восстановления дисциплины князь не даст. - Дейвин скорбно вздохнул. - Мистрис Полина, я расстроен и хочу вина к обеду, составите мне компанию?

- Да, с удовольствием, - легко согласилась женщина. - В прошлый раз было вкусно.

- Сегодня будет не хуже, - пообещал граф.

Нодда уже пропускала в кабинет человека с тележкой.

Между винегретом с маринованными маслятами и судаком по-польски, после второго бокала алого напитка с привкусом граната и гвоздики, которых там, разумеется, не было, Дейвин решил, что обстановка уже достаточно свободная, чтобы задать не очень удобный вопрос.

- Мистрис Полина, и все-таки я не понимаю.

- Чего именно, мастер Дейвин? - улыбнулась она, отодвигая вилкой на край тарелки рыбьи косточки.

- Ваших отношений с Медуницей. Она же источник проблем для всех, кто не успел отойти достаточно далеко, а за пределами этих своих странных талантов - совершеннейшее пустое место. Скажите мне, о чем с ней можно дружить?

Полина отложила вилку и посмотрела на Дейвина с абсолютно серьезным лицом, но веселые искры в глазах ее выдали.

- О да. Совершеннейшее пустое место. То-то вы все потратили четыре года соединенных усилий на то, чтобы ограничить ее активность.

- Мы не знали, что она такая же, как мы, поэтому и вышло так долго, - пожал плечами граф, разливая остатки вина по бокалам. - Знай мы это раньше, история не заняла бы столько времени.

- Теперь она не такая, как вы, а такая, как мы, - возразила Полина, уже откровенно улыбаясь, - но легче вам почему-то не стало.

- Тупое упрямство и не больше, - качнул головой Дейвин, игнорируя ее провокацию. - Не понимаю, почему это важно.

- Может быть, потому, что одним из плодов этого упрямства был Манифест Убитого Города? - спросила Полина, и Дейвин увидел в ее взгляде то, что по наивности можно было бы принять за нежность, но не было ею ни в коем случае. Настолько вежливой насмешки он не видел очень давно.

- Может быть, - согласился он. - Но это единственный, пожалуй, известный мне ее поступок, который можно назвать осознанным. - И, уже договорив, он замер, встретившись с мыслью о том, что вот сейчас он солгал. Ненамеренно и не ища выгоды, но сказал нечто противоречащее истине. Перед его внутренним взором встала картинка, которую девушка не помнила, зато вспомнил он. "Алиса, остановись!" - "А смысл?" - "Я прошу тебя", - и удивленные взгляды коллег, чью работу с ней он прервал. Да, потом у нее была истерика, но это потом. А когда она вернулась из своего Созвездия, чудом живая после всего, что эти гиганты духа с ней проделали, у нее хватало сил противоречить принуждению. Собственно, именно это в ней и вызывало его раздражение, потому что такое упрямство было трудно назвать разумным. - Пожалуй, вы правы, - сказал он после долгой паузы. - Не единственный. Вот что меня еще удивило. В этой вчерашней истории она повела себя как маг, хотя магия ей больше недоступна. Я знаю, что вы осведомлены об этих вопросах больше, чем тут в среднем принято, и да, я хочу если не поговорить, то хотя бы рассказать вам это.

- В смысле - как маг? - переспросила Полина.

- Во время объяснений у князя она по памяти воспроизвела на доске расчет и указала на ошибки мага. Это значит, что там, на месте, она этот расчет как-то выполнила, хотя бы затем, чтобы вызвать кого-то из нас, не имея доступа к Потоку. Я могу допустить, что она помнит некоторые цифры и закономерности, поэтому поняла, что Мейрин ошибается, но не практикуя несколько лет, выполнить такой расчет и успешно осуществить вызов... Этого просто не может быть.

Мысль, мелькнувшую в этот момент, Полина прижала языком к зубам и решила додумать позже. Потому что Дейвин да Айгит продолжал сетовать на жизнь.

- Но сложившаяся в ее подразделении обстановка вот-вот станет проблемой. Они не примут никакого мага, кроме нее, и даже если магом к ним пойду я сам, они, мне кажется, все равно будут коситься на нее и думать, а одобрит ли она мои действия. Да что там я. Я не уверен, что этого сможет избежать даже князь. Нет, он, конечно, знал, что разменивает подразделение ради нее, но такое... - граф покрутил головой, не находя слов.

Третий бокал весьма основательно развязал Полине язык. Ничем иным нельзя было объяснить ту запредельную откровенность, которую она проявила, отвечая.

- Что до князя, мастер Дейвин, при всем уважении к нему, вот этому я ни на минуту не удивилась. Ему же постоянно надо заносить хвост на поворотах минимум вчетвером. Между прочим, вы не меньше половины своего времени тратите именно на это.

Дейвин пожал плечами:

- Я его выбрал вместе с его характером и клялся быть верным. Мы все его выбрали, кто за ним сюда пришел. С его хорошими и дурными чертами - он наш князь, мы любим его и верны ему.

- Да разве же я против, - усмехнулась Полина. - Я и сама это иногда делаю для него, причем не из обязательств, а потому что эти его особенности прилагаются к хорошей стороне его характера, и отцепить одно от другого невозможно, остается только подстраховывать. Другой здесь просто не справится. Все ваши хорошие мальчики, от вчерашнего бедняжки и до первого наместника края, к сожалению, просто не имеют шансов. А у Димитри да Гридаха они есть.

Граф вздохнул.

- Мистрис Полина, если я могу попросить... или предостеречь... Пожалуйста, не употребляйте родовое имя князя без крайней необходимости. Я не хотел бы объяснять вам причины, но даже Кэл-Аларец или Капитан будет лучше. Это не большая ошибка, но крайне неприятная. Просто поверьте.

- Спасибо, мастер Дейвин, я запомню, - кивнула она.

Дейвин улыбнулся и, сдвинув занавес, закрывавший часть стены, открыл большой плазменный экран.

- Хотите посмотреть со мной что-нибудь? Или, может быть, посоветуете мне что-то?

- Знаете что? - вдруг решительно сказала Полина. - Давайте мы с вами потратим вечер на одну историю, только это не мультфильм, а балет. Переживете?

Дейвин хмыкнул и достал еще одну бутылку.

Димитри в это время был на стадионе и занимался с мечом, решив, что если он не чувствует себя в силах танцевать, это не повод не двигаться. Хайшен нашла его там, когда он повторял еще летнее упражнение, унесенное с урока танго, с мечом и яблоком. Наблюдая за ним некоторое время, настоятельница не решалась даже позвать его, настолько завораживающим было зрелище. И только когда он завершил круг, она рискнула подать голос.

- Красивая работа, князь. Ты нашел это здесь?

- Да, досточтимая. До появления герцогини да Алгей почти час, я решил размяться.

- Брайда хочет хоронить внука дома? После всего, что было в моем письме? - удивилась Хайшен.

Димитри подал плечами:

- Пока не знаю, выясним через час.

Брайда хотела другого. Ей нужен был маленький маг из Нового мира, который заменил бы ей внука, слишком старавшегося всем понравиться и слишком мало внимания уделявшего своим собственным целям. Выслушав рассказ князя о сути происшествия, герцогиня отказалась от поездки к куполу и спустилась вместе с Димитри в подвал донжона. Тело внука Брайда испепелила в присутствии князя, спекла пепел в кристалл и положила его в шкатулку, заметив, что этот камешек станет частью горы, на которой стоит замок Алгей. И, едва поднявшись по лестнице донжона и выйдя во двор, уже объясняла Димитри, что именно она надеется найти здесь. Димитри слушал, вздыхал, потом пообещал ей решить вопрос за завтрашний день и с утра отвел ее к Лийну, попросив достопочтенного объяснить герцогине, что именно она хочет и насколько это не похоже на то, чего она ждет. Разумеется, он присутствовал при их разговоре и вставлял комментарии там, где они требовались. Но герцогиня идею не оставила. Она согласилась с тем, что задача несколько сложнее, чем ей показалось, но не сочла это основанием отказаться ее решать. Потом три часа она допытывалась у Дейвина, что это за странный порядок, согласно которому найденного на улице кроху нельзя немедленно забрать в теплый и надежный дом, а надо непременно держать в казенном учреждении, где до него никому нет дела, какое-то непредставимое время. Граф тосковал, вздыхал и был очень, очень терпелив. Кончилось все довольно напряженным разговором по телефону, по итогам которого Димитри дал прокурору края честное слово завтра же опубликовать распоряжение о прекращении уголовных дел в отношении трех матерей, оставивших новорожденных - и так и не найденных полицией, кстати. На закате Брайда наконец покинула край, забрав с собой всех троих найденышей, ожидавших своей участи в больнице Приозерска, "ради справедливости", чтобы не выбирать одного, оставляя других на произвол судьбы. Им предстояло вырасти сааланцами и магами и носить имя да Алгей. Естественно, после такой недели Димитри был на празднике несколько рассеян и выглядел не слишком довольным.

Дейвину праздник тоже подпортили. Прекрасная семья Агнис да Сиварес, которая, в сущности, и семьей-то уже не была, явилась в край в полном составе. Полдня они по очереди подходили к графу и заглядывали ему в лицо, не говоря ничего, потом, наконец, кто-то из них догадался поискать свое сокровище - и нашел девушку целой и невредимой, конечно. После этого они так же по очереди приходили к Дейвину до вечера с благодарностями за то, что Агнис выжила в штормовую ночь. Спросить об этом прямо, конечно же, было слишком сложной задачей для них. Самой Агнис, видимо, тоже досталось, поскольку она пришла к нему просить убежища от волны родственных чувств, и он отправил ее к Нодде прямо из общего зала, а придя в свою приемную в полночь, обнаружил студентку все еще там. Спала она той ночью в его малом кабинете. Слава обеим лунам, у нее хватило ума уйти утром до того, как Дейвин встал. Граф понял, что день с утра идет наперекосяк, и позвонил Иджену с вопросом, свободен ли князь Димитри.

Князь встретил его примерно в похожем расположении духа, пригласил присоединяться к кофе, и некоторое время они обменивались полуфразами, делясь впечатлениями о вчерашнем празднике. А потом Дейвин решился высказать то, что мучило его с пятницы. Очередной сюрприз от Алисы Медуницы.

- И, мой князь, я никак не могу отделаться от вопроса о том, как она попала твоим кольцом в нить чужого заклятия. Ведь это значит, что расчет был выполнен там, на месте. Получается, что она, даже не будучи магом, это сделала. Что-то тут не так.

Димитри задумался. Некоторое время он смотрел мимо Дейвина куда-то в окно, потом сказал:

- Хорошо, Дейвин, я с ней поговорю сегодня, но без тебя, я бы не хотел ее нервировать дополнительно. А пока давай допьем кофе спокойно. У тебя на сегодня уже какие-то планы?

- Никаких особенных, мой князь. Разве что я обещал помочь Майал с лошадью. Его сегодня собирались показывать ветеринару.

Князь улыбнулся слегка иронично.

- Да это почти выходной, а, Дейвин?

- Во всяком случае, конь Болид более приятная компания, чем графиня да Сиварес и ее бывший муж со всеми их родичами, - усмехнулся в ответ граф, пожелал сюзерену хорошего дня и отправился во двор.

А Димитри вызывал Алису.

Когда Сержант мне сказал, что за мной пришел Иджен, у меня внутри порядком екнуло. Почему-то эта встреча с князем меня совершенно не радовала. Но я собралась быстро, по нормативу, только перед выходом проверила, ладно ли сидит форма и ровно ли надет берет. На ощупь все вроде было по уставу, а в зеркало смотреть не хотелось, да я никогда этого и не делала перед выходом к нему. Честно говоря, я ждала разбора полетов по поводу постоянных нарушений субординации: все-таки при старших магах заявлять наместнику, что он нарушает закон, было немного слишком. И топая вслед за Идженом, мысленно крутила в голове объяснения, оправдания и доказательства. А он, как всегда, хотел совсем не того. Разговор действительно пошел про наше незадавшееся дежурство, как я и ждала. Но когда он задал вопрос, понимаю ли я, что выполнить расчет чужого заклятия на коленке в лесу без контакта с Потоком невозможно, я зажмурилась так, что в ушах загудело, потом открыла глаза снова, посмотрела на него и честно сказала:

- Нет, пресветлый князь, не понимаю.

И он начал объяснять. Мне от этого было плохо, еще хуже и совсем плохо, как будто вокруг меня опять был двадцать третий год, и с моей головы только что стащили мешок. Но теперь и упираться смысла не было. Я пыталась следить за его логикой, но слова, которые он говорил, рассыпались у меня в ушах, и я слышала только шум морского прибоя на пирсе в Песках и звук ветра над водой, легкое такое гудение. Потом я встряхивалась, понимала, что он что-то спросил и ждет от меня ответа, говорила "да, пресветлый князь" - кажется, не очень впопад - и снова пыталась слушать. Через минут двадцать такой беседы он позвонил Максу и попросил его объяснить мне кое-что. Я послушно взяла комм и сказала "привет". Когда Макс заговорил, муть в глазах вроде рассеялась, и я начала понимать слова. Ну по крайней мере, я их понимала, пока говорил он, а не князь.

- Привет, Лись, - сказал Макс. - Димитри говорит, что тебя замкнуло, и попросил перевести тебе его мысль. Он сказал, у вас на дежурстве стряслось.

- Ну да, было, - подтвердила я. - Мы по итогам опять без мага, сейчас на базе и с завтрашнего дня в городе на поддержке ветовцев, если не поступит другого приказа.

- Да, примерно это. И я понял, что город стоит только благодаря тебе.

- Да ну, скажешь тоже, - хмыкнула я, увидела взгляд князя и осеклась. - Ну... в общем да, я его остановила. Методами на грани нарушения дисциплины, если не за гранью.

- Вот именно это Димитри и просит обсудить с тобой. Ты потом обосновывала старшим магам свою точку зрения, верно?

- Правда, объяснялась, - признала я.

- Лиса, ты действительно рассчитывала на доске его заклинание?

- Нет, - радостно сказала я. - Я по памяти написала.

- Но заклинание не было стандартным, он же при вас подгонял заготовку не меньше часа, - удивился Макс. - Выходит, ты рассчитывала вслед за ним?

- Макс, - усмехнулась я, - ты там, похоже, порядком заработался, хоть кофе, что ли, попей. Ты же мне сам отдал мой чарр меньше месяца назад.

- Ага, ясно, - я услышала улыбку в его голосе. - А повторила как? Запомнила?

- Ну да.

- А как ты это в голове удержала? День ведь был довольно нервным, насколько я знаю.

- А, - отмахнулась я, - это же элементарная задача из физики волн. Там и физики-то почти нет, в основном математика. Наша от вашей и сааланской отличается только системой обозначений, ну и тем, что нашей математикой может пользоваться любой, кто прочитал и понял книжку. То, что я применила, это вообще школьная программа. Гимназическая, да, но все равно школьная. Вручную я бы, конечно, до ночи считала, но запомнить-то не проблема.

- О, - сказал Макс, - я понял. Дай комм Димитри, пожалуйста. Хорошего дня тебе, Лиса.

- Ага, и тебе удачи, - сказала я и послушно отдала комм.

Князь сказал еще несколько фраз, нажал отбой и повернулся ко мне с очень заинтересованным лицом.

- Если это тут общедоступные знания школьного уровня - я хочу это видеть. Покажешь?

А куда бы я делась.

- Конечно, пресветлый князь. Только учебник в школе возьми, чтобы нам на определения время не тратить.

Рассветный дом очень хотел себе эксперта, от которого избавилась Утренняя Звезда, и идею Лейда Дом одобрил, прокомментировав, что если Исиану настолько не нужен опытный наблюдатель, то в Рассветном доме ей точно найдется и место, и дело. Но принцесса Дома сказала, что идея очень нехороша и следовало думать не только про интересы Дома, но и про чувства человека. Каким бы человеком Алиса ни была, дополнительного унижения она не заслужила, после всего, что Дом ей уже присудил как наказание. Этот переход в любом случае обошелся бы девушке очень дорого, потому что не спросить у Утренней Звезды причин изгнания Рассветный дом не мог ни при каких условиях, а то, что они о ней узнали бы, делало невозможным ее принятие в Дом. И даже если решение пренебречь приговором окажется возможным, Алисе не будет хорошо в новом Доме. Она навсегда окажется в положении бедной родственницы, которой не дают забыть, почему она тут и в таком положении, не говоря ничего прямо. Учитывая диковатый нрав девушки, создавший ей сложности даже в дружелюбной обстановке Утренней Звезды, в Рассветном доме, более требовательном и жестко-традиционном, ей пришлось бы туго. После августовской выходки в гвардейском баре Лейд увидел, насколько она дикая, и испугался за свой Дом и его репутацию. Зная, что за семью Алисы можно было не беспокоиться, поскольку дом Утренней Звезды продолжал заботиться о них, как и обещал Исиан, Лейд решил, что для самой изгнанницы он сделал все, что мог, и даже больше. И не стал передавать с Рандой письмо о ней для принцессы своего Дома.

Ранда вернулась после доклада в совете Созвездия как раз к концу обсуждения этой непростой темы. Случай с Максом она не выносила в доклад, об этом должен быть отдельный рапорт. Но она поговорила с Тессой, впрочем, ничего толком не знавшей и не понимавшей, огорченной решением Макса и очень обеспокоенной тем, как это все переживет Исиан. Ранда понимала ее: Дом это Дом, но у принца Утренней Звезды теперь не осталось близких. То, что Тесса даже не упомянула Алису, было понятно, хотя и грустно. Ранда беспокоилась и о ней, и о Максе, но Дом, который Алиса опорочила на все Созвездие, видимо, считал иначе, если вынес такой приговор. Провожая руководителя миссии обратно на Землю, Тесса попросила ее: "Поговори с Максом еще раз, может быть, он все-таки передумает и вернется... скажи, что тут его ждут..." Ранда пообещала сделать это при встрече, но когда эта встреча произойдет и при каких обстоятельствах, она не знала. Воскресным вечером миссия в полном составе, исключая Макса, собралась в доме в Приозерске, и Ранда рассказала, что им разрешили продолжить работу над вакциной, посоветовав уделить внимание также и способам предотвращения появления инородной фауны в крае. Совет еще рекомендовал миссии выяснить реальные размеры культурных потерь для первой оценки возможных форм помощи в восстановлении утраченного.

Последний понедельник сентября у досточтимого Айдиша так не задался, что потянул неудачу и в октябрь. Началась цепочка неудач с визита Хайшен, прочитавшей весь толстый том сказов Бажова за десять дней.

- Очень интересно, Айдиш, - сказала она. - А что-то более свежее на эту тему из тех же мест есть?

Айдиш подумал, почесал бровь, попросил настоятельницу подождать немного, некоторое время копался в электронных папках на жестком диске, потом отправил что-то на печать. Принтер заурчал и выплюнул один за другим с десяток листов. Айдиш собрал их, проверив порядок, и подал Хайшен. Та, приподняв брови, прочла вслух заголовок.

- Дана Сидерос, "Час пик". - Оторвавшись от листов, она посмотрела на директора. - Что это, Айдиш? Стихи? Какая-то здешняя сага?

- То, что ты желала видеть, досточтимая сестра, - ответил он. - Это написано за год или два до объявления присутствия.

Первую страницу Хайшен читала со сдвинутыми в недоумении бровями, но на второй, найдя ссылку на только что прочитанную книгу, вчиталась. После третьей поежилась. К концу пятой потерла висок свободной рукой. Взглянув на седьмую, отложила текст на стол и наклонилась над ним, не касаясь руками. Дочитав, она отодвинула листы и сказала:

- Пожалуй, этого достаточно. Я подам представление магистру о награде для тебя. За бесстрашие.

- Я рос в достойной семье, - пожал плечами Айдиш. - Мне было где это взять.

Отказаться от награды или просить Хайшен оставить эту идею он не мог, это было бы очевидным признанием в том, что домой он не спешит и с родней общаться не рвется. Но даже если магистр откажется его награждать, само это представление обязывало Айдиша к визиту в столицу за звездами, к общению с матерью и двоюродным дедом, властным и могущественным политиком, и к массе событий и действий, без которых он прекрасно обходился десяток лет по счету империи и с удовольствием обошелся бы еще столько же.

Именно в этот момент разговора ему позвонил несколько раздраженный Дейвин и спросил, можно ли на будущее сделать так, чтобы дети не оказывались в крыле аристократии. Айдиш принес Хайшен извинения и побежал забирать нарушителя. Им оказался подросток тринадцати лет, хорошо знакомый Айдишу по длинному списку подвигов. Дейвин отвел директора из приемной к себе в малый кабинет и рассказал, что "этот юноша" пришел к нему проситься в ученики и сидел под дверью, похоже, часов с семи утра, дожидаясь, пока граф выйдет из приемной, чтобы принять доклад своего старшего оруженосца. Выходя, Дейвин едва не споткнулся об юное дарование, поскольку никак не мог ожидать, что в коридорах крыла аристократии на полу может быть ребенок. Рассказав это все досточтимому, граф выразил надежду, что первый случай станет и последним, и кивнул в сторону приемной, где сидел подросток. Айдиш вздохнул и сказал мальчику: "Пойдем, Сережа". По дороге до школьного крыла досточтимый попытался узнать у воспитанника, чего он хотел от графа, но толком ничего не добился. Назначив юному дарованию беседу на завтрашний вечер, Айдиш отпустил его на уроки и вернулся в кабинет, где оставалась Хайшен.

Настоятельница, дожидаясь его, вышла в приемную, взяла том сказок Пушкина, вернулась с ним в кабинет и ждала директора там, где разговор был начат. Когда он вошел, Хайшен, показывая ему книгу, спросила:

- Что это, Айдиш?

- Детские сказки, - пожав плечами, ответил он.

- Сказки? - переспросила Хайшен. - Детские?

В следующую секунду мир в глазах Айдиша покачнулся, и досточтимый узрел вспыхнувший слева ярко-красный свет.

- Самоуверенный дурак! - возмущенно бросила настоятельница, отшвырнув на стол том, которым только что отвесила оплеуху собрату по обетам. - Ленивая рыба! За десяток лет ты мог найти время и сравнить две книги между собой!

Продолжать разговор она не стала, развернулась и вышла. Айдиш вздохнул, позвал секретаря и попросил принести обеззараживающий раствор и пластырь. Заняться собой он уже не успевал, граф Дейвин попросил время на разговор в первой половине дня и должен был подойти с минуты на минуту. Едва мальчик закончил обрабатывать ссадину, как граф да Айгит открыл дверь в кабинет.

- Ого! Кто это тебя так разукрасил, досточтимый? Не твои сорванцы, надеюсь?

Айдиш в ответ только поморщился:

- У нас была небольшая философская дискуссия с сестрой по обетам. Она не сочла мои доводы достаточными.

- Понимаю, - сочувственно произнес Дейвин.

Секретарь закончил убирать следы медицинских манипуляций, собрал мусор, поклонился графу и вышел.

- Что ты принес мне, граф? - спросил досточтимый.

- Возмущение и недоумение, Айдиш. Я ношу их уже два десятка дней, и они все еще свежи.

- Что тебя возмутило?

- События штормовой ночи, досточтимый.

Айдиш чуть наклонился вперед, к конфиденту, слушая. Грозной, или штормовой, ту ночь, унесшую три десятка жизней, звали уже все саалан. Граф да Айгит посмотрел на досточтимого и развел руками:

- Я не понимаю их поведения. И за две полных десятки дней так и не понял, что они хотели.

- Кто они, граф? Про кого ты говоришь?

- Айдиш, здешнее мертвое отребье сперва упрекало меня в том, что я дворянин, как будто в этом есть что-то постыдное, а потом еще называло меня потомком каких-то старых богов, - Дейвин не удержал брезгливой гримасы.

- Почему тебя это задело? - спросил Айдиш.

- Видишь ли, они считали первое основанием для того, чтобы на меня напасть, а второе стало для них причиной передумать, и я не понимаю этого.

- Что же, если они видели в тебе потомка бога, по меньшей мере логично в их положении не связываться с тобой.

- Эти боги вообще от другого моря, я специально списался с Женькой! - возмутился граф. - Скажи мне, где тут логика? Как это все понимать?

- Да логику-то я, допустим, вижу, - задумчиво произнес Айдиш, поправляя пластырь под глазом. - Какая им разница, от какого они моря, если они в Летнем Саду стоят себе, как настоящие боги?

Глядя на онемевшего от изумления графа, досточтимый развернул мысль.

- Сюда их привезли? Привезли. Священную рощу по их родному обряду сделали? Да, именно она и называется Летний Сад. Жертвенники поставили? Поставили - пруд с птицами, фонтаны и буфетный павильон ими и служат. Какие после этого могут быть у богов вопросы к людям? Это теперь их земля, они и заботятся о ней, как могут. А люди - люди привыкли и не замечают. Они тут вообще подслеповаты, граф...

Дейвин замерев, дослушал конфидента и некоторое время сидел, не шевелясь, пораженный мыслью. Потом спросил:

- Слушай, досточтимый, вот только между нами - а куда Академия смотрела до объявления открытого присутствия? Если вот это все называется "магии в крае нет", то я ледяной дракончик.

Директор школы философски пожал плечами:

- Можно подумать, у империи был выбор.

- И то верно, - вздохнул заместитель наместника.

Расставшись с графом, досточтимый директор Айдиш с пластырем под глазом присутствовал на городском совещании, где узнал, что управление образованием не устроила программа интерната по математике и физике, а также у них вопросы к количеству часов обучения сааланику и русскому - первого чересчур много, а второго недостаточно. И что в связи с этим всем аттестовать учебное заведение можно только после решения организационных вопросов, так что надо ждать проверку. А когда он после совещания позвонил инспектору, выяснилось, что все перечисленное - мелочи в сравнении с тем, что в школе работает специалист, ограниченный в правах по суду. И тогда досточтимый Айдиш вскипел, наконец. Он перешел по порталу в Приозерское управление образованием и, явившись без предварительной договоренности, сказал инспектору, что при такой постановке вопроса будет проще сразу дать всем воспитанникам гражданство Большого Саалан. Ему припомнили двадцать второй год и самоуправство досточтимых, закончившееся трагедией в Корытовском лагере, он в ответ тоже нашел что сказать... В общем, итоги дня были далеки от желательных, а без письма из управления образованием края князь бы точно обошелся. Впрочем, решил Айдиш, наверняка он передаст это в пресс-службу, и ответ будут писать они.

В понедельник мы не вышли не только на дежурство. Нас даже не отправили на поддержку в город. Настала наша очередь принимать пополнение, получать новые форменные комплекты, проверять оружие и личные укладки. К этому заодно присовокупили и диспансеризацию. Начали с того, что всех строем погнали на самую банальную флюшку, потом к стоматологам. Новичков мы таскали с собой. Посмотрев на их личные дела, Сержант объявил на построении, что мы попадаем на дежурство в город не раньше десятого октября, а потом попытался высказать свое мнение о подразделении, но запутался в словах.

- Я, - сказал он, - понимаю одну важную вещь и хочу, чтобы вы ее понимали тоже. Вы здесь все, как и я, отличились так, что единственный шанс вернуть доброе имя - это не просто хорошая служба, а большая воинская удача. Которая службы не отменяет, просто служба должна быть не хорошей, а отличной.

- Это называется штрафбат, - высказалась я из строя.

- Медуница, объяснишь это подробно перед отбоем, - отреагировал он. - Напра-во. На посадку в автобус марш.

Весь чертов день они домогались до меня с этой чертовой татуировкой, которую я не хотела. Я вяло выворачивалась, не собираясь ни соглашаться, ни объяснять причин. Потом Сержанту полечили зуб, и он слегка неразборчиво пообещал мне вернуться к разговору позже. Вечером я объясняла, что такое штрафные батальоны и как в них попадали. Утром он отправил нас собирать форму на замену и сказал, что вернется через час и чтобы все было готово.

- Мистрис Бауэр...

- Да? - Полина отцепила от себя малышей и повернулась к подошедшему Сержанту.

- У нас тут проблема. С Алисой. Наверное, это коллизия. Она ведь Охотник. У нас традиция - когда человек первого оборотня убивает, ему татуировку набивают, как знак, что он наш. Алиса... У нее в первый раз все очень сумбурно вышло, и она правильно отказалась. А потом она так... И в шторм еще тоже... И теперь нехорошо выходит ей быть без татуировки. Ты не могла б помочь и объяснить ей, что к чему?

Мистрис Бауэр глянула на сааланца с сочувствием.

- Боюсь, что начинать придется с тебя. И именно с объяснений, что и к чему.

- Не надо объяснений, - вежливо возразил Сержант. - Мне пресветлый князь лично объяснял все про ее семью и прошлое.

- Ну да, - покивала Полина. - Объяснял. Про ту часть, которую твой князь видит как значимую и счел нужным тебе рассказать. Но есть и другая часть. И давай сразу оговорим: у вас в подразделении вдова ликвидатора. Как и что между ними было, что об этом знает князь, насколько он заинтересован учитывать наши культурные нормы для таких обстоятельств - это все вопросы вторые. Она не хочет татуировку, потому что ее муж не одобрил бы таких изменений. И для нее его мнение все еще важно. Это не надо пытаться понять и тем более не надо с ней обсуждать. Это надо запомнить, как длину суток и количество лун на местном небе, вот и все.

- Но ведь... - Сержант тяжело задумался. - Тогда выходит, что восемнадцать ей было явно даже не в год аварии. А тому уже девять лет. И если она до сих пор выглядит так, то она маг. Иначе это не объясняется. Ну если только ты мне сейчас не объяснишь.

Полина молча пожала плечами, и Сержант понял, что угадал.

- А почему ты не колдуешь? Тебя заблокировали? С ней-то понятно, что ничего не понятно, это дело старших магов, но вокруг тебя-то такого шума нет, а вы подруги, значит, ты тоже маг. Так почему не колдуешь? Блок, да?

- Нет, не маг и не была магом никогда, - спокойно и доброжелательно ответила она.

- Даже не мелкомаг? - уточнил Сержант.

- Даже не мелкомаг, - подтвердила Полина. - Обычная смертная, как ты или любой из твоих бойцов, кроме Алисы. Только уже старая.

- Старая, сказала тоже, - он усмехнулся и покрутил головой. - Но тогда непонятно, как вы вообще могли дружить?

- Очень просто. Она и замужем была за смертным. - Полина перевела взгляд куда-то на верхний край забора и стала смотреть за периметр. - Мы с ним работали вместе. Когда ее муж, а мой друг, нас знакомил, я его спросила, есть ли ей восемнадцать. Он ответил, что есть. Это меня волновало, поскольку мы вместе работали, и я не хотела, чтобы у него были неприятности с законом, хотя любовь - дело такое. Непредсказуемое. А все остальное было их дело. Им было вместе хорошо, до самого дня аварии. Остальное меня касаться не должно, я и не вникала. Он ее любил такой, какой встретил, а я с ней дружила, потому что он ее любил, - она вдруг взглянула Сержанту в глаза и пожала плечами. - Понятно же, да?

- Конечно понятно, чего ж тут непонятного, - кивнул Сержант. - А потом он умер на службе, и она пошла отрывать за него головы всем виноватым.

- Примерно так, - согласилась Полина. - А я решила пойти с ней, просто делала немного другое.

- Что-то противозаконное? - в вопросе Сержанта не было ни капли осуждения или неприязни, простой человеческий интерес. Так спрашивают, коньяк или водку ты пил в свой выходной.

- С нашей точки зрения - нет. Но на наш взгляд преступное, потому что это неповиновение. А что до закона, - Полина усмехнулась, - у нас говорят, был бы человек, а статья найдется.

- И что это было? - поинтересовался Сержант.

- Оно и сейчас есть, только без меня. Это торговая сеть товаров и услуг для горожан. Только там не могут купить и продать ни ваши, из контингента присутствия, ни те, кто работает с администрацией империи.

- Жестоко. - Он качнул головой и посмотрел на нее как-то особенно внимательно.

- Да, - легко сказала она.

- А по тебе и не скажешь.

Женщина пожала плечами:

- И по Алисе нельзя было сказать, пока она сюда не попала.

- Но ты же тоже тут, а с тобой таких проблем нет, - возразил сааланец

- Вот и посмотрим, на сколько меня хватит, - так же легко ответила она.

Сержант вздохнул, отвернулся в сторону, глянул на лес за периметром, посмотрел на Полину снова, печально и осуждающе.

- Зачем ты так с собой и с нами? Тебя тут любят, пресветлый князь Димитри к тебе очень хорошо относится, и школьникам с тобой лучше, и господин граф да Айгит о тебе беспокоится, а ты... Ни себя не любишь, ни нас.

Полина улыбнулась, приподняв подбородок.

- Знаешь, есть такая печальная закономерность: для того, чтобы перестать видеть и понимать, что с тобой происходит что-то плохое или что ты делаешь что-то скверное, приходится поглупеть целиком. А я на это пойти не могу.

- И что же ты понимаешь? - спросил Сержант - и едва не пожалел об этом. Она перевела на него взгляд, и он вдруг ощутил себя как под прицелом.

- Что у каждого действия есть последствия, - раздельно сказала она. - И если есть какой-то результат, а особенно не слишком приятный, то причины у него тоже есть. И, как правило, на этих причинах есть отпечатки рук того, кому приехал результат. И что любовь и нелюбовь работают всяко раньше, чем результат приедет. А выражаются они не сами по себе, а через дела и слова. Как выразишь, тот результат и приедет, своевременно или чуть позже. А что ты выражал, знать будешь только ты. Остальные поймут не то, что ты хотел сказать, а то, что сказалось, не то, что имел в виду, а то, что сделалось.

- Ну да. Оно и у нас так, - сааланец кивнул, чувствуя неприятный холодок на затылке и макушке, хотя его волосы давно отросли.

- Ну вот поэтому и не надо ей татуировку, - сказала женщина. - Она жена своего мужа в первую очередь, а только потом уже ваш боевой товарищ.

После ее слов Сержант вдруг понял, что она пыталась ему донести все это время. Но все равно решил проверить сказанное на прочность:

- А почему она его не помнит, если так?

- А потому, что помнить его и находиться здесь можно, только если знать, что это все равно скоро кончится, - ответила Полина, пряча руки под шаль.

- Вот как, - сказал он и после короткой паузы спросил. - Хороший человек был?

- Да. Очень, - ответила Полина, глядя на лес за периметром.

Прозвонил колокол к обеду, Сержант с благодарностями раскланялся, и Полина начала собирать малышей. Из столовой их должны были забрать воспитатели.

Самой ей пообедать толком не удалось, она что-то задумалась и почти задремала, не сразу очнулась и в итоге едва успела допить овощной бульон, заедая его сырным сухариком, как ее вызвали разбирать детскую драку.

Отличились Сережа и Олег, причем так оперативно, что дежурный досточтимый даже не успел вовремя заметить эксцесс, а подбежав, мог уже только констатировать перелом запястья. Обоим кадрам было лет по двенадцать, и в Приозерске они жили со дня основания интерната. Что в этот раз стало причиной ссоры, оба наотрез отказались говорить, так что объяснительная пострадавшего, заодно бывшего и зачинщиком ссоры, выглядела так:

"Рука у меня сломалась потому, что вступив в спор с Олегом, я разазлился и хотел дать ему по лицу кулаком. Но промахнулся, потому что был злой, и попал не ему в лицо, а в стену рядом с его головой, за что к школе притензий не имею. Обещаю больше участников конфликта не быть (зачеркнуто) не бить".

Текст был выведен аккуратным девчачьим почерком. Полина, прочитав объяснение, оглядела одноклассников этой чумовой парочки:

- Кто писал? Сам он сломанной рукой вряд ли мог держать ручку.

- Я, - сказала Кристина.

- Молодец, - одобрила Полина. - Всего три ошибки, и одну сама нашла.

Не найдя шаль на привычном месте, она потянулась рукой к полке и достала запасную, появившуюся у нее неделю назад. Обе шали были подарками кого-то из воспитателей-саалан, врученными по случаю солнцеворотов, летнего и осеннего. Она тоже что-то дарила. Вроде бы летом вручала берестяной туесок, а осенью - вечный календарь, но сейчас не припоминала ни дарителей, ни обстоятельств. Накинув шаль на плечи, она достала рабочий журнал, вывела на странице дату, прикрепила к листу Сережину объяснительную, написанную Кристиной под его диктовку, и сказала:

- Теперь рассказывайте, как было дело.

В любом детском коллективе есть дети, которые знают все. Кто из учителей с кем дружит, какого цвета любимая чашка директора, где секретарь оставил свою трость, без которой он не может передвигаться, и прочие подобные важные мелочи. В приозерском интернате таким ребенком был Вася. Поэтому его звали Вася-повсюду и старались учитывать, что он в курсе всего, что происходит в школе. И не делать того, что ему еще рано или не особенно полезно знать. По крайней мере, в школьном крыле. Сейчас Вася-повсюду тоже был в кабинете психолога, как человек, который точно в курсе событий.

- ПолинЮрьна, - спросил он, - а вы в порядке? Нам едва не жарко, а на вас две шали одна на другой.

Полина провела рукой по плечу, незаметно скосила глаза к локтю, на котором лежала тонкая пестрая шерстяная ткань. Ну да, так и есть. Песочная с зелеными ветками шаль была на ней с утра, а розовую с оранжевыми бабочками она только что накинула поверх.

- Нет, дорогой друг, - сказала она, - я не в порядке, но сперва я закончу с этим прекрасным образцом эпистолярного жанра, а только потом буду заниматься собой. Так что давайте быстренько запишем все, что нужно, я отнесу директору и пойду в госпиталь, пока врачи еще не ушли.

Организовались они после этого действительно за два вдоха. Галдеж прекратился, и за какие-то сорок минут Полина уже перенесла на бумагу стройную версию произошедшего. К сожалению, без причины конфликта. Назвать ее отказался и Олег, подначивший Сережу и едва не доигравшийся. Но в общем инцидент был закрыт. Свидетели пошли по своим делам, второй участник - к своему воспитателю на беседу, а Полина начала собираться к директору.

Рабочий журнал она сразу положила на стол, но перед выходом надо было сделать еще кое-что. А именно - взять два конверта, написать записку, положить в один, заклеить его, сложить вдвое и положить во второй. Взять открытку, нарисованную своей рукой, чтобы у адресата не было никаких сомнений, написать все данные адресата на обороте, отчеркнуть, написать инструкцию. Положить в конверт к записке, уже лежащей в конверте. И дойти до секретаря Айдиша. Последнее было труднее всего, коридор оказался омерзительно длинным и наполненным сквозняками.

- Золотко, - улыбнулась она юноше в прихожей, - у меня к тебе странная просьба. Вот конверт, пусть он у тебя побудет, а если что, вскрой его, там все написано.

Секретарь посмотрел на конверт, потом на нее.

- Как я пойму, что надо вскрыть, мистрис Полина?

- Ты не ошибешься, я в тебя верю, - ободрила она его и перешла к текущим задачам. - Директор на месте? Он свободен?

- Да, доложить? - Юноша убрал конверт в стол и встал.

- Доложи, пожалуйста, - кивнула она.

- Досточтимый Айдиш! - окликнул директора секретарь, приоткрыв дверь. - К вам мистрис Бауэр.

Айдиш вышел в приемную.

- Полина Юрьевна, что у вас?

- У меня ничего, - ответила она, - а у детей драка.

- Подумаешь, проблема. Все целы?

- Нет, Сережа руку сломал, я его отправила в госпиталь с досточтимой Кайденой. А это его объяснительная. Писала Кристина под его диктовку.

- Ага, понятно, - кивнул директор. - А это "ничего", которое у вас, оно какие сутки?

Полина рассеянно пожала плечами:

- Утром еще нормально было.

- Ясно. Пойдемте-ка в госпиталь тоже.

Говоря последнюю фразу, Айдиш одновременно послал Зов Димитри: "Пресветлый князь, если ты не занят, тут с Полиной Юрьевной что-то странное, мы идем к целителям".

Полину осмотрели, отвели в палату и сказали, что она остается тут до утра, "а потом посмотрим". По ощущениям ей было уже понятно, что одной ночью дело не обойдется. Ни боли в горле, ни насморка она не чувствовала, значит, простуду можно было смело исключать. И по тому, как быстро поднялась температура, расклад выходил весьма живенький для всех причастных. Антибиотиков в крае было... считай, не было вообще. Госпиталь резиденции отлично обходился без них до этого дня, но вот он пришел, тот день, когда сааланские медики не обошлись и необходимого у них нет. "Могут и не успеть, да", - мельком подумала она и немедленно отвлеклась на обстановку. Палата выглядела очень красиво. На постели, застеленной комплектом в розово-зеленую мелкую клетку, лежала зеленая пижама для сна. Ирисы и тростник на стенах колебались, как настоящие. Полина понимала, что, наверное, это не очень хороший признак, но совершенно не беспокоилась. Она была уверена, что уже скоро все будет хорошо. Совсем хорошо. Вот только откуда-то нарисовался князь. Он вошел в палату и спросил:

- Как тебе это удалось?

- Ты хочешь рецепт? - усмехнулась в ответ Полина.

Ей было трудновато поднимать голову, но это даже забавляло: стенки начали качаться гораздо заметнее. На всякий случай она решила опереться на спинку кровати. Не рукой, конечно. Бедром. Деревянный каркас был жутко, адски холодным даже сквозь одежду.

- Ну, допустим. - Димитри голову слегка наклонил, и эта микрорифма ее тоже развлекла.

Полина попыталась улыбнуться, но вместо этого поежилась и перекрестила верхнюю шаль на груди. А потом все равно улыбнулась:

- Для начала найди себе занятие, а лучше два. Или пять. Да, лучше пять.

Димитри засмеялся:

- Мой текущий режим не подойдет?

Полина ответила ему коротким легким смешком:

- Нет, конечно, у тебя текучка. Ее много, очень много, но она фоновая и относительно равномерная. А занятие - это то, что может сбить равномерное течение фона в любой момент и на сколько угодно.

- Понятно, - улыбнулся Димитри. - Значит, лучше пять?

- Да, пять точно хватит. Организуй время без учета собственных физиологических нужд, типа обеда или там мытья головы с последующим высушиванием. Выскочи пару раз на плюс пять и ветер с недосушенными волосами и без завтрака. Ангину гоняй чем придется. Она убежит куда-нибудь, например, в ухо, и какое-то время не будет мешать. А ухо все равно болит в основном ночью.

Дослушав, до этой фразы, князь улыбаться перестал и стал задумчив.

- Когда уху надоест болеть, - она снова усмехнулась, - кстати, учти, что это может быть и глаз, но в общем неважно, воспаление все равно стечет по шее в спину, так вот, когда такое случится, молчи об этом, сколько удастся. Когда тебе первый раз заклинит плечи, в лечебных целях поотжимайся, чтобы вернуть подвижность. Хотя бы в позиции со стандартным положением рук, но лучше выпендриться и выполнять отжимания в положении "локти в стороны". И почувствуй результат. Кстати, хорошо подумай, как ты будешь вставать. Я использовала перекат через плечо и затем кувырок назад, но я компактнее.

У князя непроизвольно начинали подниматься брови. Он даже не заметил этого. Полину порядком знобило, но она старалась не подавать вида и, посмеиваясь, продолжала свой скетч:

- Результат лечи, чем найдешь. Режим не меняй. Все это время, и после того недели две, ходи в более легкой куртке, чем надо бы. Подсушивай нос и гоняй ангину, но не сильно, подручными средствами типа чая с лимоном и полоскания солью. Теплую куртку можно достать после трех дней устойчивой и не проходящей даже ночью головной боли. Я вообще обошлась шалью под кожанку. Походи еще два-три дня по дождю с ветром в мокрых башмаках. Обувь не суши.

Выражение лица Димитри было бесценно. Полина еще никогда не видела у него такого взгляда. Даже в мае. Даже в апреле, когда Алиса выдернула его в камеру "Крестов" меньше чем за час до полуночи.

- Как только обнаружишь, что попытка сложить два с тремя дает стаю лиловых бабочек или какой-то другой сюр, доставай градусник. Если подручными средствами привести показания градусника к нормальным не удастся - можно идти сдаваться. Можно не сдаваться, тогда тебя сюда приведут, как меня. Детей напугать так, как мне удалось, у тебя вряд ли получится, госпиталь в одном здании с аристократией, зато гвардейцев впечатлить можно. Тоже неплохо.

Димитри покачал головой и сделал кистями рук жест, выражающий удивление.

- Полина, я так привык видеть в тебе равную, что не думал, что именно с тобой может быть... вот так.

- Ну а чего ты ждал? Я тебе не ты, у меня запас прочности ограниченный. - Она наконец села на постель, сразу подобрала под себя зябнущие ноги и начала растирать ладони.

- Так ты знала, что это случится, - и все равно все это делала? - уточнил князь.

Полина еще плотнее завернулась в шаль и укрыла одним ее концом ноги, а второй прижала к животу.

- Я не понимаю, почему бы мне не следовало все это делать. А знать... ну как знала... скорее, понимала, что не обойдется, и предполагала объем последствий, но формат, конечно, не предвидела.

- Что именно не обойдется? - мягко спросил Димитри. - Такое количество небрежностей с собой подряд?

- Тебе с самого начала? - усмехнулась она. - Или нет, давай-ка я начну с конца. Этой весной меня сначала выдернули из моей, между прочим, жизни, как бы она ни выглядела, и поместили в тюрьму. Там мне три недели морочили голову, пытаясь вынуть признание в умысле на то, чего я не имела в виду, и назначая моим действиям отсутствующие в них смыслы. Это, знаешь ли, раздражает. После этого мне предоставили пять дней на примириться с мыслью о смерти, но умереть не дали, а вместо этого привезли черт знает куда и всунули полные руки работы на невнятных условиях. Озадачиваться в этих условиях ежедневным комфортом как-то странно, согласись? Опустим уж то, что ты назвал "отпуском" в мае. Для тебя оно, возможно, так и было, но мне виделось совершенно иначе. Кэл-Алар - прекрасное место, но я в полной мере не смогла оценить, извини, была занята, ждала решения по своей ситуации. Кроме того, мне не нравится бросать свою квартиру и переселяться под надзор в административный комплекс, называй его хоть замком, хоть дворцом. Я могу допустить, что это цена моих убеждений, но мне же продолжают в глаза врать другое. А держать покерфейс, когда тебе врут в лицо - тоже нагрузка. И еще одна мелочь: я вообще-то не согласна жить без цветов. То, что цветы в моей квартире умерли, потому что в квартиру три недели никому нельзя было зайти, чтобы их полить, мне тоже не нравится. Как и разбитая во время обыска гитара. Одежда... - Полина попыталась пожать плечами, покачнулась на постели и оперлась рукой о кровать. - Черт бы с ней, хотя шелковое платье с пошивом - недешевое удовольствие, а приличного белья в крае теперь вообще не достать. Но с мая мне представилось только два случая об этом пожалеть, так что считаем некритичным.

Димитри мрачно молчал. Сказать ему было совершенно нечего. По меркам саалан погубить чужой сад было поступком не подсудным, но по-человечески омерзительным, и найдя себя причастным к этому, пусть и косвенно, он совсем не был рад. За порчу музыкального инструмента на Кэл-Алар виновный имел бы в зубы раз-другой, но тут не Острова, и это теперь ничем не поможет. Ткань на платье, как и швею, князь мог найти без проблем, но по этикету, хоть местному, хоть имперскому, он был не настолько в близких отношениях с этой женщиной, чтобы такой подарок был уместен. Не говоря уже о белье. И счет, который она оглашала, еще не был завершен.

- Кстати, я еще друзей не люблю терять, особенно со скоростью три-пять человек в год. Я понимаю, что у нас уже возраст и что условия в городе не сахар, но у них всех еще был запас на пожить, честное слово.

Князь молча смотрел в омерзительно чистый пол. Никаких поводов для претензий к стюардам и санитарам на нем не было видно.

- Мне была совершенно не близка идея отдавать сделанный под мои личные интересы маленький сайт. Я не порадовалась, когда из него пришлось растить огромный портал с тучей неприятной и ненужной мне фигни, очень нужной другим людям. Сейчас речь пойдет еще и о том, что этот портал придется отдавать.

Димитри поднял голову и недоуменно посмотрел на Полину.

- Почему отдавать? И главное, кому и зачем? Это твое торговое дело, ты его придумала и создала.

- Кому-нибудь толковому. После того, как меня вам слили, я уже не хозяйка, а так, - она мимолетно поморщилась и небрежно шевельнула плечом под шалью, - место занять. Если я останусь владелицей, все начнет сыпаться к чертям очень быстро, быстрее, чем твои люди успеют создать нормальную замену, а там ведь вообще все, от косметики до транспортных услуг. Эту громаду делить-то, если нормально формировать сегменты, полгода, не меньше. А вариантов не осталось, обратно в маленький хорошенький сайтик с нитками и спицами портал уже не свернешь. Людей, которые меня вам сдали, я понимаю. С деловой точки зрения. Из-за своей политической позиции я упускала не меньше половины возможной прибыли от портала. Отобрать и использовать по назначению такой бизнес руки чесались у очень многих, странно, что рискнувших было всего трое. Но это не отменяет того, что от портала, созданного моими руками, меня с души воротит уже полтора месяца. Со дня разговора с графом да Айгитом на эту тему.

Димитри вздохнул:

- Продолжай, пожалуйста.

Полина кивнула, не переставая растирать мерзнущие руки:

- Я продолжаю, продолжаю. Мне неприятно делать политические заявления, используя для этого любимые сказки и песни. Мне совершенно не нравится жить в городе, в котором мне вместо музеев предлагают смотреть на виселицы, а вместо цирка - на танцы монахов на площади, довольно скучные, кстати.

Димитри осмотрел палату снова. Совершенно не к чему придраться, вот ведь досада.

- Да, я уже догадался. Но по тебе не было видно, насколько тебе все это тяжело. До этого дня я даже не подозревал...

Полина засмеялась, зябко поводя плечами:

- Так я и показала, что мне тяжело, после всего перечисленного, ага, конечно.

Глядя на доски отвратительно чистого пола, Димитри задал вопрос:

- Ты по-прежнему называешь свое поведение дружеским?

Она наконец заметила, что мерзнет, и завернулась в плед, висевший на спинке кровати. На скулах у нее цвели алые пятна, глаза блестели, рот обсох и начинал трескаться.

- Оно, вообще-то, было дружеским с мая. Заметь, что я по своей инициативе показала Айдару то, обо что вы сто пудов расшиблись бы в фарш этой осенью. Не считая уже прочего. Будет желание, сам посчитаешь, я не стану.

Лучше бы это была оплеуха. Конечно, он посчитает. Например, чтобы знать, во что ей обошлось его "авось обойдется".

- Как ты думаешь, ты выживешь?

- Понятия не имею, - усмехнулась Полина. - Теоретически не должна, антибиотиков тут нет. Но в принципе могу и выжить, если не повезет.

- А если я тебя попрошу меня не бросать? - спросил князь, глядя в пол.

- А что я теперь-то сделаю? - она пожала плечами. - Все уже случилось. Я тебе не могу даже обещать, что завтра не буду ловить чертей по всей этой комнате.

Димитри вздохнул.

- Чего ты хочешь сейчас?

- Хочу я сдохнуть или хотя бы в обморок, - ответила она. - А просить буду совсем другое. Ноут и вайфай. Впрочем, подойдет и коммуникатор, мой в комнате остался.

- Зачем? - удивился князь.

- Я сегодня должна была выйти в сеть хоть с чем-нибудь. И если не выйду... - она не договорила и перешла сразу к выводам. - Тебе повторение мая не вперлось сейчас никуда. Написав хоть пару фраз, я тебе обеспечиваю люфт до десяти дней по крайней мере с этим. А теперь скажи кому-нибудь, чтобы мне принесли ноут или дали комм, и не мешай мне прикрывать тебе спину. У меня на это не так много времени осталось.

О том, что Полина в госпитале, я узнала после обеда. И сразу выпросилась у Сержанта на полчасика, спросить, не надо ли ей чего-нибудь такого, что она может забыть попросить у медсестер и целителей. Он отпустил вообще без разговоров, сказал передавать пожелания выздоровления и разве что не придал ускорение коленом. В госпитале тоже ко мне не было никаких вопросов ни у дежурных гвардейцев у входа, хотя это был день гвардии да Айгита, ни у постового медбрата, ни у Эрие, которая, поздоровавшись, сразу указала мне нужную палату. Полину отправили в школьную часть госпиталя, что, вообще-то, было логично. Топая по веселенькому коридору мимо нарисованных на стенах щенят, котят, утят и прочего позитивного антуража, я смотрела на номера на дверях и едва не пропустила нужную, потому что она была полуоткрыта. Из нее как раз выходил пресветлый князь. Я остановилась, прижала к груди кулак, открыла было рот для приветствия - и перестала дышать от неожиданности. Потому что он меня обнял. Стоя в его руках и думая, что это нафиг значит и что мне теперь делать, я и не заметила, что не дышу, пока он не заговорил. А когда заговорил, заметила. И порадовалась, потому что от его слов поперхнуться воздухом вообще ничего не стоило.

- Бедные мы с тобой оба, Алиса, - сказал он. И не успела я вдохнуть, как он продолжил. - Сейчас она нас бросит и уйдет, а мы с тобой останемся тут, совсем одинокие в печали навсегда.

Услышав это, я моргнула. Потом выдохнула и все-таки вдохнула. Это куда же можно уйти из госпиталя, тем более надзорному осужденному? И почему князя это настолько беспокоит? Я успела задаться вопросом, а кто мы обе ему, если он сказал такое, когда он наконец отпустил меня, с усилием улыбнулся, сказал, что пойдет пытаться сделать с этим всем что-нибудь, и ушел. Я с минуту постояла, глядя ему вслед и моргая, потом открыла дверь палаты и вошла.

Палата была на одного. Полина сидела на постели, еще одетая. Но выглядела она не очень, даже от дверей.

- Привет, ты как?

- О, привет, ты очень кстати - обрадовалась она. - Дай мне твой комм ненадолго. Потом перегрузишь, мне в сеть очень надо.

- Тебе же сейчас принесут, - обалдела я.

- Не успеют, - отмахнулась она. - Дай мне комм, будь добра.

Я автоматически протянула ей комм. Она действительно очень быстро вбила пароль, написала в блоге несколько фраз, тихонько чертыхаясь, так же быстро сбросила пароли и отдала мне комм:

- Перегрузи при мне, пожалуйста, чтобы я видела.

Я послушно отключила питание и вынула аккумулятор.

- Что, все серьезно?

- Ага, - кивнула она одними глазами. - На всякий случай, Алиса. Запомни, что ты очень большая молодец. И все делала и делаешь правильно. Ты обязательно справишься. Просто помни это. Теперь давай лапу, вот так. И прости меня, на сегодня я точно уже не собеседник.

Я пожала ее раскаленную ладонь и вышла из палаты, расстроенная и растерянная. В коридоре перезапустила комм, открыла ее блог и прочитала:

"Извините, поста сегодня и в ближайшие дни не будет. Чуть позже расскажу вам о чудесах сааланских медицинских технологий, поскольку из-за собственного разгильдяйства имею возможность попробовать их все на себе".