Между честью и истиной

17 Рыжие зори

Представителям Академии в крае первый день второго месяца осени запомнился очень неприятным событием. Досточтимая Хайшен собрала в этот день большую встречу и назвала ее темой анализ работы обеих экспедиций Академии. На этой встрече она представила свой анализ легенд и верований, бытовавших в крае, но не стала выступать с речью, а задала ряд вопросов к собратьям по обетам. Вопросы складывались в один, очень неприятный для магов Академии: где были их глаза все предыдущие тринадцать лет? Из открывшейся за последние три недели картины выходило, что в гибели собратьев по обетам, светских магов и дворян саалан, гвардейцев и бойцов из подразделений Охотников были прямо виновны представители Академии в крае. Это если не упоминать того, что пока их конфиденты и собратья шли к недолжному и совершали его, сами они занимались созданием неприятностей наместнику края и доверенному лицу императора.

Дознаватель нашла достаточно жестких и неприятных слов, чтобы доступно объяснить магам Академии, что именно они сделали с репутацией империи и самой Академии и как Аль Ас Саалан выглядит теперь в глазах жителей края. А потом еще напомнила обязательства, которые империя взяла на себя перед жителями края, объявляя протекторат. А после этого начался сущий кошмар: настоятельница монастыря Белых Магнолий принялась выборочно цитировать местные законы, согласно которым решения, реализованные досточтимыми, были не просто преступны, а считались тяжкими деяниями в Новом мире. Карались они даже не смертью, а самым ужасным, что только может произойти с человеком, - лишением свободы без права на хотя бы рабский труд. К концу этого разговора досточтимые были готовы с любой придачей заменить эти несколько часов ужаса на простой человеческий мордобой, несмотря на то, что рука у настоятельницы не была легкой никогда. Закончила Хайшен обещанием спросить с каждого выжившего после этой ночи согласно его личной мере участия в событиях, повлекших за собой шторм, а главное - все, что он нес с собой.

На третий день я сунулась было в госпиталь посмотреть, как Полина, но с поста меня завернули, сказав, что она спит и вообще ей не до разговоров. Я кивнула и развернулась топать обратно в казарму. На выходе с отделения встретила князя. Отсалютовав прижатым к грули кулаком, спросила:

- Ты к Полине, пресветлый князь? Так она спит, меня медсестра не пропустила.

Он кивнул:

- Потому я к ней и иду.

По спине у меня побежали мурашки. Я тихо спросила:

- Все плохо, да?

- Еще не знаю, - качнул он головой. - Может быть, и не все.

Я внимательно посмотрела ему в лицо. Он не улыбался. Нисколько. Совсем.

- Иди, - сказал он мне, - пока еще рано беспокоиться. - И пошел к сестринскому посту.

Полина вовсе не ловила чертей по палате, как обещала позавчера. Она лежала совершенно спокойно, на ее лице отражалась сосредоточенность - впрочем, не больше обычного. А вот движения ее глаз под закрытыми веками князя насторожили, ему почудилось нечто знакомое. Димитри подошел к постели больной, приложил два пальца к ее виску и прикрыл глаза, чтобы не мешать Зрению проникнуть в ее видения.

Ну да, конечно. В своем бреду Полина стояла на пирсе около Петропавловской крепости и смотрела на воду. А против течения Невы к пирсу шла рыбачья лодка, в которой никого не было. Она была золотисто-зеленоватая, и под мачтой лежал простой квадратный парус, розовый в свете заходящего солнца. Присмотревшись, Димитри увидел, что фал и оба шкота лежали в лодке свободными бухтами, каждый рядом со своим "копытом", или, как тут говорили, "уткой". Все было готово для того, чтобы на борту путешественник сразу мог резко ускорить ход, подняв парус. Хотя какой, к старым богам, борт. Все суденышко было длиной от силы метров пять, одной пары весел хватало для нормального движения. Лодка подошла к пирсу, и женщина шагнула в нее, подобрав юбку. Димитри окликнул ее по имени, но она даже не обернулась. Это было странно: он касался пальцами ее виска, она не могла его не слышать. Он позвал ее еще раз и увидел, что лодка начала движение. Суденышко быстро оттащило течением от пирса и понесло вниз по Неве. А Полина спокойно устроилась на кормовой банке и достала из-под нее короткое рулевое весло. Вставляя его в уключину, она обернулась и посмотрела сначала на Марсово поле, потом на крепость, но так и не встретилась глазами с князем. Он вдруг вспомнил ее старый урок: "Если вы очень не хотите приглашать ту, которая на вас смотрит, но встречи взглядами все же не избежать, смотрите выше или ниже человека". Это был ее выбор. Она уходила. Ей ничего не требовалось делать - лодку за ней прислал кто-то из местных старых богов, и это значило, что здесь, в мире людей, произошло все необходимое для того, чтобы это божество, кем бы оно ни было, протянуло руку забрать свое. Ну а Нева просто текла, куда и обычно. И эта женщина, как всегда, просто позволяла обстоятельствам делать их работу.

Зови или молчи, догоняй или смотри вслед - все уже кончено. Где-то ее ждет берег, точно более приветливый и дружелюбный к ней, чем квартира в наполовину восстановленном городе, кое-как прибранная не ее руками после разгрома, или маленькая казенная комната в школьном крыле замка.

Это оказалось очень горько понимать, но отчаиваться было не в правилах Димитри, и он решил узнать, куда Полина направляется. Он посмотрел Зрением вслед лодке, уже казавшейся маленькой, как детская игрушка, и узнал, что выйдя в залив, путница сможет поднять парус не сразу. Сперва ей понадобится работать веслами или ждать, пока лодка не минует дамбу, а это полный день. Время у него еще было, правда, не очень много. За дамбой она сможет поставить парус, и ее суденышко побежит быстрее, но ей все равно нужно будет пройти весь залив и выйти в Балтику, а потом еще ждать большой черный корабль, в кильватере которого ей предстоит идти полную седмицу дней, и потом еще три дня самостоятельно, от места, которое ей укажут. После этого вернуть ее уже не удастся. Князь уже видел этот берег в начале сентября, именно к нему шел "Пилигрим" со всеми саалан, погибшими в бою со штормом, на борту. Димитри понял, что у него осталось три дня. За это время он должен был найти способ догнать ее и убедить вернуться. Он дождался вечернего обхода и вместе с медсестрой посмотрел на градусник, которым Полине измеряли температуру. Прикосновение рукой сказало ему, что у нее сильный жар, но здесь любили точные цифры. Тридцать девять и восемь. Можно подумать, это что-то меняет. Он спросил целительницу, есть ли шансы сбить жар, она сказала: "Мы пробуем, пресветлый князь". Он кивнул и молча ушел к себе из госпитального крыла.

Утром он вышел из внутренних покоев и обнаружил, что Хайшен уже ждала его в кабинете. Когда он вошел, она начала было высказывать развернутые извинения за те подозрения, которые себе позволила в его адрес, но довольно быстро остановилась.

- Пресветлый князь, ты чем-то занят или видел скверный сон?

- Досточтимая Хайшен, у меня человек, - Димитри не сразу смог заставить себя произнести слово, - умирает. Та, с которой мы ездили в поле мертвых, помнишь?

- Полина Бауэр? Помню, конечно. Твои целители не смогли ей помочь? У тебя тут маги приличного уровня.

- Хайшен, у нее смертельный жар и нет никаких других признаков болезни. Они бьются третий день, и все зря.

У досточтимой вытянулось лицо и брови поползли вверх.

- Я убежден, что причина болезни Полины - обида на саалан за все дурное, что мы здесь сделали, начиная с разрушений в городе и дальше по самый ее арест. Может быть, и еще что-то есть. Кроме этого, она в обиде на меня самого, за ряд поступков, о которых я тебе еще скажу. И конечно, она тяжело переносит неволю... переносила. Досточтимая, признаюсь тебе, что мне было страшно извиняться перед ней, потому что я знал, что подняв вопрос, можно сделать еще хуже, и тогда она точно умрет. И пока я, как дурак, сидел со своими переживаниями, дело дошло до точки, в которой разговаривать уже не с кем. Я вчера вечером видел, как кто-то из их старых богов забрал ее. Она сейчас в пути к нему. Или к ней, я не знаю.

- Так забрал, или она в пути? И сколько, по-твоему, осталось времени на то, чтобы это изменить? - спросила Хайшен.

Димитри покачал головой:

- Не могу сказать точно. Я не понимаю местную традицию. Если считать, как морские маги, то или три дня, или декада.

У Хайшен сделалось сложное лицо. Князь видел, что настоятельница верит ему, но сам понимал, насколько путано и бессвязно он говорит. И сделать с этим он ничего не мог при всем желании. На его счастье, о здравости суждений и выдержке Хайшен не зря ходили легенды. Она сказала:

- Ну что же, значит, это предстоит узнать мне. А ты пока займись тем, что у тебя получается лучше. Ты не выглядишь как человек, который сможет спокойно есть и спать сегодня, так что делай то, что сам считаешь верным.

И она пошла в госпитальное крыло. А Димитри, вызвав Иджена, распорядился пригласить в замок врача из Приозерска - для начала. И побыстрее.

А Хайшен поговорила с целителями, выяснила что-то им непонятное, но важное для нее, и пошла в палату к Полине. Посмотрев Зрением, она увидела то же, что и Димитри: спокойно лежащую в постели женщину, душа которой плыла в лодке по большой реке к морю, руля веслом, и смотрела на берега реки, то ли любуясь, то ли прощаясь. Хайшен послушно вышла из палаты, когда пришел врач, и зашла снова, как только он закончил осмотр. Между этим явлением местных медиков и следующим, когда пришли трое с аппаратиком для записи работы сердца и еще одной диагностической машинкой, она успела сделать то, что Димитри уже проделал: посмотреть, куда направляется дух женщины, ставшей причиной стольких неприятностей саалан в крае. Но узнала она больше, чем князь.

Гавань, ждавшая Полину, находилась на пологом берегу то ли соленого болота, то ли моря, затекшего в сушу слишком глубоко. И гаванью она не была. Лодке придется остановиться, не подойдя к берегу, и женщине предстоит пройти пешком по колено в воде еще довольно далеко. А лодка в это время должна будет вернуться назад в мир живых, чтобы забрать кого-то еще.

Узнав это, Хайшен снова оставила Полину медикам и вышла. Пока они судили и рядили в палате, она задумчиво смотрела на лес и пила чай в общем зале целителей. Потом медики вышли в коридор и начали обсуждать увиденное уже за пределами палаты, довольно громко и нервно. Хайшен к этому времени как раз додумала мысль и вернулась на свой добровольный пост.

Досточтимая Хайшен была женщиной весьма благородного происхождения и очень непростой судьбы с ранних лет. У ее деда было достаточно средств, чтобы нанять ей человеческую кормилицу и человеческую няню. И он начал заниматься с внучкой благородными науками, начиная со счета и заканчивая музыкой, едва она смогла произносить свое имя без ошибок. Он почти даже не расстроился, узнав, что девочка маг, но потребовал у магистра для нее домашнего обучения в начальной и средней ступенях, так что в интернат она попала очень взрослой, ей уже исполнилось девять - двенадцать, посчитали бы на Земле. Ненависть соучеников к ней стала взаимной очень быстро. "Ледяную гордячку" били, сыпали ей песок в еду, рвали одежду и портили книги. Ни разу она не ответила на оскорбление грубостью и не дала сдачи. Обращать внимание на "крысьих детей с кашей во рту" было ниже ее достоинства. Но она не упускала возможности с брезгливым презрением заполнить верным ответом тишину в классе, вызванную молчанием очередного соученика, не выучившего урок. И не забывала использовать заготовки на практических занятиях, зная, что у остальных не достает то ли ума, то ли интереса запасти необходимое.

Когда они переросли своих сайни и начали наконец видеть друг в друге людей, а не крысенышей, у самых отчаянных ее гонителей хватило глупости предложить ей свою приязнь и близость. Она развернулась и ушла, не давая ответа, как от первого, так и от всех, решивших попытать счастья позже него. После пятого такого случая она, явившись прямо к брату-воспитателю, заявила, что намерена принести обеты Академии. Лучше завтра, потому что сегодня уже вечер. Скандал был страшный. Воспитатель послал Зов деду, тот вызвал ее домой и долго просил передумать. Пока Хайшен с ним объяснялась, приехал отец и начал рассказывать, как она хороша лицом и как прекрасно у нее все может сложиться. На него она просто посмотрела с недоумением. Мать явилась третьей, с новой идеей. Она попыталась внушить дочери, что перед тем как навсегда лишать себя свободы, надо хотя бы родить дитя и отдать семье. Это был их последний разговор, Хайшен поняла, что с нее достаточно этой женщины в ее жизни. Потом строптивую наследницу отпустили, наконец, обратно. И в школе ей пришлось продолжить войну за право на свой путь. Отговорки, проволочки, отсрочки... но через полгода магистр сдался. У нее приняли обеты, она надела темно-серый фаллин послушницы - и почувствовала себя защищенной. Через седмицу она узнала, что самый злой и влиятельный из ее гонителей планировал предложить ей еще и брак. Он и предложил, но стоя перед ним в сером фаллине, ей уже не было нужно отвечать ему на вопрос "почему нет". Успевать раньше стало ее коронным ходом в любой дискуссии. Благодаря этому она и попала в Святую стражу. Ей еще не было двадцати, когда она разобрала свое первое дело на равных с другими офицерами.

Нынешний случай, сложный для Димитри, для Хайшен ничем не отличался от прочих. Ей надо было просто успеть на этот неведомый берег быстрее Полины, вот и все. И досточтимая принялась за дело. Местной реки она не знала, но, оставив тело сидеть в полукресле для посетителей, мыслью и душой бежать по течению - дело несложное. Течение реки довольно долго остается видимым в море, так что Хайшен смутилась, только добежав по воде до дамбы. Но в темноте над шелково блестящей водой виднелся знакомый остров, и слева от него на горизонте были темные пятна - форты. От ближнего к дамбе форта можно было перебежать к дальнему, оказавшемуся маяком. А за ним уже начиналось море. К счастью, там было много островов, и все они указывали дорогу во второе море, бывшее частью океана, но перед выходом в него фарватер вился змеей на камне, так что Хайшен едва не заблудилась. На свою удачу, она сообразила держаться правого берега. И, миновав отличный узкий пролив, оказалась точно там, где ей было надо. Остров возник на горизонте неожиданно, небо уже начинало светлеть, и Хайшен успела перестать думать об отдыхе, когда увидела берег. А потом вода внезапно перестала держать, под ногами обнаружилась вязковатая отмель с ракушками, илом и водорослями, и она поняла - вот оно, нужное место.

Выйдя на рассветный берег, она пошла от воды вглубь острова, через рощицу деревьев с гладкой серой корой, постепенно уступивших место фруктовому саду, в котором, как в садах ддайг, деревья цвели и плодоносили одновременно. Обнаружив себя в саду, она принялась искать хозяйку. Она уже знала, что встретит кого-то из старых богов, но ждала кого-то из божеств саалан, мрачных и страшных, в темных одеждах и с закрытыми лицами. Поэтому, увидев в саду обычную женщину в зеленом платье с золотыми шнурами, бледно-рыжие косы которой были подвязаны зеленой и розовой лентой, она обратилась к ней попросту.

- Скажи мне, пожалуйста, - попросила Хайшен, - как найти хозяйку.

Та от неожиданности отпустила ветку, с которой намеревалась снять плод.

- Ой. Ты кто?

Хайшен ненадолго задумалась, потом пожала плечами.

- Человек.

- Ага. Человек, как же, - хмыкнула встречная. - Вернулись, значит, все-таки. И зачем ты здесь?

Эта женщина думала быстрее Хайшен. И решения она тоже принимала гораздо быстрее, чем Хайшен привыкла. Каждый с виду простой вопрос был сложнейшей задачей и требовал напряжения всего разума, который был Хайшен доступен. Но Хайшен решила схитрить. Она улыбнулась:

- Ты знаешь.

Богиня - Хайшен вдруг поняла ее природу - сдвинула брови:

- Нет, так дело не пойдет. Говори или уходи.

Хорошенькое дело. Уйти пешком по воде обратно после этакой пробежки шансов было немного. Князь, конечно, сильный маг, и он поможет, но до такого позора досточтимая опускаться не планировала. Она озадачилась. И вдруг увидела ответ. Им было яблоко, ничем не приметное среди прочих яблок, лежащее в льняном переднике богини. На вид оно ничем не отличалось от остальных, но настоятельница знала, что именно его хозяйка сада вручит Полине, когда та окажется здесь. Хайшен указала пальцем:

- За этим.

- Это не твое, - покачала головой богиня.

- Я знаю чье, - уверенно сказала настоятельница. - Я объяснюсь с ней. Я хочу это. Дай мне это.

Богиня удивилась.

- Хочешь? Правда хочешь? И съешь его целиком, без остатка?

- Если позволишь, то прямо здесь.

Богиня улыбнулась. Но выглядела эта улыбка так, как если бы она пожала плечами и покрутила рукой у лба, показывая Хайшен, что та не в себе.

- Бери, ешь.

Яблоко было золотым и алым снаружи. А внутри оказалось перламутрово-белым, жестким, терпким до горечи и кисло-сладким настолько, что прерывалось дыхание. Прожевав и проглотив первый кусок, Хайшен откусила снова, и мякоть растаяла у нее во рту, оставив на языке легкое жжение, как от морской соли. А дальше был только хрустальный октябрьский воздух, нестерпимо синее небо и такая прекрасная и скоротечная жизнь, что каждый ее миг был сокровищем. И поэтому не было смысла жадничать и тянуть время. Хайшен снова посмотрела в свою руку. В ней был только черешок от яблока.

- Ой, - сказала она растерянно.

Богиня кивнула, глядя на нее с грустной нежностью.

- С этим сортом так и бывает, - сказала она. - Семечки всегда съедаются вместе с яблоком. Они-то и горчат сначала. Передай ей, что я выращу для нее новое, но еще не этой осенью. Иди, детка. До встречи... когда-нибудь. Теперь уже точно увидимся.

Хайшен открыла глаза. Длинная осенняя ночь кончилась, за окном серебрился рассвет. Она уже точно знала, что ждет Полину в ее видении, и ей было ту немного даже жаль. Черный корабль и его капитан развернут ее лодку из залива назад в реку, и ей придется возвращаться. Лодка причалит сама к какому-то из пирсов Петербурга, а потом Полина проснется и поймет, что ее путешествие отменилось. Хайшен встала и вышла из палаты. Навстречу ей шел князь. Он тоже не спал этой ночью. Досточтимая улыбнулась ему и сказала:

- Кажется, я навсегда разлюблю яблоки. Или очень надолго.

Димитри кивнул:

- Я вызвал врача из Лаппеенранты, он уже здесь. Сейчас подъедут медики из Приозерска и будет консилиум. Нас попросили не мешать.

- А я все уже сделала, - снова улыбнулась Хайшен. - Им осталось только воплотить это в жизнь. Не беспокойся, все получится. И попробуй отдохнуть. Я, наверное, тоже посплю.

Князь честно попытался последовать совету досточтимой и не беспокоиться, но к вечеру признал результат своих попыток не слишком убедительным. Он решил обратиться к библиотеке Полины, помня, что там может найтись что-то, что если не успокоит, то хотя бы отвлечет. Перейдя по порталу, он оказался в ее квартире. В ней пахло пустотой и грустью. Димитри включил свет в коридоре и в библиотеке. Ему бросились в глаза пустые подоконники, на которых не было даже пустых цветочных горшков. Да и неудивительно - все, что выжило, было роздано еще месяц назад, а все, что умерло, выкинуто еще раньше. Квартира без цветов выглядела совсем нежилой. От этого было еще хуже. Он все-таки сосредоточился на том, за чем пришел, подошел к полкам, не глядя провел пальцами по корешкам, уловил на одном ее прикосновение, вынул книгу и быстро ушел к себе. В своем малом кабинете он посмотрел на форзац. Виктор Франкл, "Психолог в концлагере". Князь удивился, обрадовался этому внутреннему движению - и начал читать. Лучше бы и не начинал. Хотя, с другой стороны, те страницы этой книги, которые он одолел до того, как сдался, дали ему ответы на некоторые вопросы, которые он не мог пока даже внятно задать. Но продолжать читать, наблюдая это же поведение рядом с собой в исполнении живого - пока еще - человека, было все-таки слишком серьезным испытанием. Не сейчас. Не теперь. Потом, обязательно.

Утром увидевшись с Хайшен, он сказал:

- Досточтимая, у меня есть еще занятие для тебя. Я, правда, думал что принес эту книгу себе, а оказывается, я взял ее для тебя.

Хайшен приподняла брови:

- Где ты взял ее, пресветлый князь?

- В библиотеке твоей новой подопечной, Полины - ответил он.

Хайшен очень серьезно поблагодарила его и ушла, унося томик, наполовину скрытый рукавом и еще на треть - ладонью.

Через несколько часов она почти с упреком сказала ему:

- Жаль, что я раньше не знала этого.

- Чего не знала раньше? - не понял Димитри.

- Того, что их цеховая подготовка включает в себя обучение переносить пытки и мучительную смерть.

Он вздохнул:

- Я тоже не знал...

Чтобы занять себя до появления Алисы, Димитри отправил запрос на Литейный обо всех инцидентах с участием саалан в сложных криминальных схемах. С Литейного ему через полчаса радостно прислали тридцать писем с вложениями. Они перечислили все, что летом нашел Дейвин, и добавили еще полведра набранного самостоятельно. Удивительным образом, в криминале оказалась замазана почти треть досточтимых. Он распорядился, чтобы Иджен распечатал это все и отдал Хайшен, присовокупив к пачке распечаток короткую записку рукой князя: "Досточтимая Хайшен, это по ведомству Святой стражи, передаю тебе все найденное". Задумываться о смысле своих действий и их последствиях он не стал - ему было уже все равно. Да и Алиса уже подошла и ждала в приемной.

Первый разговор с князем про школьный курс математики и физики, необходимых для колдовства, оказался довольно простым. Рефракция, дифракция, интерференция, расчет углов преломления, синусы-косинусы, вот это все. Князь был заинтересован и увлечен. Он даже спросил, не забрать ли меня из отряда, но, видимо, у меня на лице написалось что-то не особо радостное, потому что он махнул рукой и сказал: "Считай, что я пошутил". Я ему рассказала, где и что смотреть в учебнике, разложила закладки по страницам, рассчитала по его требованию простенькую волну от создания до угасания сначала формулами из школьного учебника, а потом магическими, получила в награду большое желтое яблоко и, вся довольная, отправилась в казарму. Правда, когда яблоко кончилось, а я подошла к нашей двери, одна мысль мне здорово испортила настроение. Я подумала, что если он попросит перевести в формулы рисунок конкретной вороны, - а он может, - то мне будет проще рехнуться на месте, я ж ее только рисовала неделю, и чарром почти не пользовалась.

Димитри едва успел отпустить Алису, как дверь из приемной в кабинет открылась снова. Прибежал секретарь Айдиша. Димитри увидел, что он растерян, взволнован, напуган и огорчен.

- Что случилось, малыш?

- Мастер... Вот...

Юноша протянул князю конверт. Димитри взял его в руку и осмотрел. Конверт не был надписан. И заклеен он тоже не был. Князь вопросительно посмотрел на мальчика. Тот развел руками:

- Она сказала, чтобы я открыл, если что. Я только сегодня понял, какое "если что" она имела в виду, и решил, что уже пора. И теперь я не знаю, что с этим делать, мастер...

- Ты хочешь, чтобы я помог тебе решить? - уточнил князь.

- Да, пожалуйста.

- Ну хорошо. - Димитри посмотрел на юношу, держа в руках конверт. - Позволишь посмотреть?

- Конечно, мастер. Я с этим и пришел.

В конверте лежали открытка и сложенный вдвое еще один конверт. На открытке с бабочкой, нарисованной рукой Полины, были записаны телефон и контакт мессенджера человека по имени Валентин и указание передать ему, что Полина пошла с Витычем на танцульки и просила передать записку. Записка была во втором конверте, сложенном вдвое и запечатанном. Князь посмотрел на конверт Зрением. Записка содержала указания, видимо, этому самому Валентину и его людям: "Мальчика не обижать, он хромой и сдачи пока дать не может, но голова у него в порядке, с ним не пропадете, вместо меня вам будет, как освоится".

Некоторое время князь молчал. Потом посмотрел на юношу так, как будто совершенно забыл о его присутствии в кабинете, и наконец ответил ему:

- Погоди, малыш. Для этого письма время еще не настало. Но я тебя поздравляю, это серьезное признание твоих возможностей и заслуг.

- Мастер, ты ее спасешь? - обращенный к Димитри взгляд бледно-карих глаз был полон надежды.

- Я - нет. Наши целители ничего не смогли, но их врачи сказали, что задача решаемая.

Димитри вздохнул, отдал конверт, получил в ответ растерянную улыбку и сказал:

- Сохрани это пока. Потом с ней сам объяснишься. Иди, все будет хорошо.

Отпустив мальчика Айдиша с очередным сюрпризом от Сопротивления, Димитри опустился в кресло, протер лицо руками и вызвал Дейвина. Когда граф появился, Димитри недоуменно глянул на него:

- Ты что, из города шел?

- Именно так, мой князь, - Дейвин коротко наклонил голову.

- В таком случае, тебе будет о чем подумать на дежурстве. Посмотри на это, - и князь кивнул на стол, где лежал Алисин расчет.

Дейвин просмотрел лист сперва бегло, затем вчитался.

- Я думаю, надо вызывать Синана да Финея, это лучший из математиков столичного университета, и, к счастью, сейчас он достаточно свободен, чтобы прибыть в край. Это очень многообещающий метод, но в таком исполнении... - граф поморщился и покрутил головой.

Димитри улыбнулся:

- Дейвин, просто признайся, что соскучился по другу.

Да Айгит покачал головой, возражая:

- Мой князь, я мог бы просто отлучиться на день в столицу, будь дело только в этом. Но я вижу нечто, относительно чего хотел бы услышать его мнение как ученого.

- Хорошо, - кивнул князь. - Спишись с ним.

- Сегодня же, - Дейвин поклонился. - Еще что-то, мой князь?

- Пока все. Хорошего дежурства, Дейвин.

Да Айгит улыбнулся и вышел.

Открыв глаза, Полина увидела голубоватый потолок госпитальной палаты с позитивным розовым облачком над белым карнизом, прозрачный тюль с зелеными стрекозами, белесо-серое небо за окном и зеленовато-черную линию леса под ним. Ближе были деревянный оконный переплет, пестрый розовый гранитный подоконник, светлые лакированные доски пола и темно-коричневое деревянное полукресло для посетителей. В нем сидела уже знакомая Полине женщина, Хайшен.

Полина собралась и произнесла: "Здравствуйте". Потом поправилась: "Здравствуй" - саалан не общались на "вы". Да и какой смысл общаться на "вы" с человеком, которого находишь около своей койки, едва открыв глаза после явно не одного дня веселых приключений за пределами сознания. Хотя в этот раз ее развернуло назад явно до начала всего интересного.

Хайшен улыбнулась и кивнула.

- Здравствуй. Дать тебе воды?

Полина подумала.

- Наверное, потом. Сейчас нет.

Говорить не хотелось. Улыбаться тоже, хотя женщина в одежде досточтимых ей была, пожалуй, даже симпатична. Цвет ее платья Полина определила как белый, хотя он, конечно, скорее был серебристым. Значит, в их церковной иерархии она стоит очень высоко.

"Чего-то в этой сцене не хватает, звезда моя", - сказала Полина про себя. Ну да, конечно - наручников. Овод и Монтанелли, сцена в тюрьме, женская версия. Священник и узник. Несмотря на позитивный потолок, оптимистичные стены в роскошных ирисах и тростниках, уютное постельное белье в мелкую клеточку и одеяло с вытканным узором из мелких веток. Господи, мелькнула мысль, как же тошнит-то от этого всего. И душно. "А, звезда моя, - вдруг поняла она, - ты просто не сообразила сразу, и немудрено, ведь сцена полностью вывернута наизнанку. Не два мужчины, а две женщины. Не грязный подвал, а уютная комната, и вместо честных наручников - якобы полная свобода. Не изодранное во время ареста тряпье, а зеленый хлопковый комплект, легкий и мягкий, из штанов по колено и блузы с рукавом до локтя. Не предстоящая казнь... ах, вот в чем дело. Они не дали мне умереть. Вот отчего такая тоска".

Она повернула голову к Хайшен.

- Антибиотики... где вы их взяли?

Хайшен ответила:

- Привез из Суоми врач, которого князь для тебя пригласил. Завтра он придет посмотреть на тебя.

Вопрос "ну и зачем?" Полина проглотила. Правда, поморщившись, зато молча. Она перевела взгляд на дверь. Дверь открылась и вошел знакомый ей мужчина-сааланец. Полина посмотрела на него и вспомнила, что его зовут Димитри, что он наместник края, князь, вице-император и что-то там еще, и что она обещала ему дружбу и учила его танцевать. После того, как он подписал ей смертный приговор.

Димитри открыл дверь в палату и споткнулся о взгляд Полины. Она смотрела на него, как вольные охотники моря смотрят на подходящий шторм: ей было уже все равно, что с ней станет, но еще интересно, что будет вообще. Он наклонил голову, сказал: "Хорошо" - и вышел в коридор. На "хорошо" увиденное им даже отдаленно не было похоже. Ни с какой стороны.

Полина посмотрела на закрывшуюся дверь, на которой вокруг подсолнуха летали три птахи, изображенных довольно натурально, вздохнула и закрыла глаза. Подумала и заснула. Открыв глаза снова, она увидела за окном равномерно-чернильную ночь, а перед окном, в кресле для посетителей, коллегу Айдара, то есть досточтимого Айдиша. Полина посмотрела на него, увидела его обычную участливую улыбку, привычную позу то ли с головой, опертой на руку, то ли с рукой у подбородка, его повседневный светло-серый костюм и голубую рубашку. "Интересно, - спросила она себя, - что еще должно было произойти, чтобы ты наконец смогла увидеть цвета Академии саалан в привычной местной одежде досточтимого коллеги? Кирпич на макушку или пуля в затылок? Впрочем, какая разница".

- Полина Юрьевна, как вы? - спросил Айдиш.

Она почувствовала, что по виску и переносице из глаз катятся капли.

- Что-то не слишком позитивна, Айдар Юну... досточтимый Айдиш.

- Вижу. Поужинаете? Помочь вам?

- Спасибо, может быть потом.

Он вздохнул:

- Значит, опять через капельницу. Я сейчас позову медсестру, она все сделает.

Асана зашла к князю с каким-то очередным докладом около полудня, в свободное для таких разговоров время, прикрыла дверь в приемную, начала было что-то говорить, посмотрела на него и перебила сама себя:

- Капитан, если ты так мрачен опять из-за этой рыжей дряни, то можно я пойду и скажу ей, что думаю? Просто скажу, словами?

Димитри не мог не улыбнуться.

- Нет, Искорка. Сейчас другое. Но кстати, раз уж ты спросила, позволь и я спрошу. Скажи, Витыч - не тот ли, случайно, человек, с которым вы четыре года назад не разошлись на трассе Р-23?

Она охнула, покраснела, потом побледнела и после недолгого молчания сказала:

- Тот самый, да. Но это было так давно, неужели тебе опять припомнили эту смерть?

- Представляешь, да, - задумчиво ответил князь. - Причем не имея в виду упрекнуть тебя или меня.

- Как это? - удивилась виконтесса да Сиалан.

- Полина Бауэр у лекарей, ты ведь знаешь, да?

- Весь замок знает после визита местных целителей из Суоми. Было серьезно?

- Да, очень. И она это знала, оказывается. Причем знала так хорошо, что оставила завещание о своем деле.

- Разумный ход, - одобрила Асана.

- Неудобный для меня, - улыбнулся князь. - Она оставила дело одному из моих людей.

Асана пожала плечами:

- Она владелица, ей и решать, кому оставлять свою собственность.

- Асана, именно этот торговый дом обеспечивал всем необходимым мирное крыло Сопротивления.

- Но не надеялась же она... - Асана сдвинула брови в мучительном умственном усилии.

- Нет. Она просто сохраняла торговлю для города.

- Не понимаю. Я никогда не работала с контрабандой или преступными кланами. Ты можешь мне объяснить?

Димитри улыбнулся.

- Хорошо. Давай я объясню. Давай предположим, что у тебя есть торговое дело. Тридцать лодок, три корабля и пятнадцать караванов. И тебя попытались отравить в кабаке или подослать наемных убийц с расчетом завладеть твоим делом. Но тебе повезло, и ты жива. И выжив, ты размышляешь о судьбе, своей и своей торговли. Допустим, что ты умный владелец. Ты понимаешь, что второй раз точно будет и что твои люди за тебя встанут один раз или, может, два, но на третий раз они задумаются. И дело начнет падать в цене. Логично передать его тому, кто более защищен, чтобы не потерять в прибыли. Пока понимаешь?

- Да, - Асана с готовностью покивала. - Я помню, как мы ходили в Хаат разбираться как раз с таким делом. Владелец мог потерять и флот, и проводников, если бы не помощь из столицы.

Димитри поднялся из кресла у стола и начал ходить по кабинету, продолжая говорить.

- Отлично. Теперь давай усложним ситуацию. Допустим, твое дело решили отобрать красиво. И для этого тебе не сыпали в вино никакую дрянь и не посылали безумцев с ножами. А оклеветали так, чтобы убить тебя было не зазорно, а похвально и правильно. Кому угодно, а лучше всего - тем, кто занимается охраной порядка и закона. Дело после этого падает в цене даже не на третий раз, а сразу. Потому что каков ты сам, таковы и твои дела, и если это дело человека, про которого такое говорят или который осужден по настолько весомой и даже страшной причине, никто не будет разбираться, правда или нет то, что о нем говорят. Просто купят или закажут не у него, а в другом месте. Понимаешь?

- Да. - Глаза у Асаны были очень большие и круглые, но за рассуждением князя она следила крайне внимательно.

- Допустим, ты как-то вывернулась из-под клеветы. Но ты в любом случае должна отдать торговлю сразу, потому что вслед за тобой убытки понесут все, кто с тобой работает. Караванщики, капитаны, лодочники, торговцы... вообще все, до последнего посыльного. Понятно почему?

- Да, - протянула Асана. - Потому что его дурная слава побежит впереди него и распространится на всех, кто с ним знаком.

Виконтесса вдруг замерла, глядя перед собой остановившимся взглядом, потом обернулась к князю:

- Ой, я вспомнила! Я сама не участвовала в этом, но мне рассказывали. Была семья в столице, жену оклеветали, и они разорились. Детей забрали в монастырь, а куда уехали супруги из столицы, я даже не знаю. Потом их старшая дочь потребовала пересмотра дела и второго суда, и ответчиком стал уже клеветник. Он был казнен, конечно, а пострадавшая от него семья восстановлена в правах, но их торговля уже погибла, а это был хороший, надежный дом.

Димитри кивнул:

- Да, примерно так должно было произойти и здесь, но клеветник имел все шансы жить безбедно до конца дней. Ожидая такого, оклеветанному человеку логично передать торговлю тому из своих знакомых, кто ближе всего к власти. Иначе его придется отдавать именно автору этих неаппетитных шуток, поскольку других желающих не найдется. Здесь это называется "рейдерский захват" - но только пока этим не занимается глава государства или его ближайшее окружение. Если рейдерский захват осуществляет глава государства, это называется "тирания" и не обсуждается как деяние.

- Да, логично, - задумчиво сказала Асана. - Есть, правда, вариант рушить все так, чтобы было не восстановить. И я бы воспользовалась именно им.

Димитри едва заметно покачал головой.

- На это Полина пойти не может. Это будет для края если не год аварии, когда мы пришли сменить да Шайни, то около того. А она, представь, не хочет неприятностей даже мне, не говоря уже о своем городе.

- Почему она не отдала свою торговлю тебе? - спросила виконтесса.

Князь остановился и повернулся к ней.

- Чтобы не выставить меня рейдером сперва перед Сопротивлением, а затем перед городом и краем. Понимаешь почему?

- Да, - как старательная ученица на уроке, ответила она. - Потому что если ты рейдер, надеяться на твое честное слово - глупо и неосторожно. О чем бы ни шла речь.

Димитри кивнул.

- Именно. Но отдать портал моему человеку, не предупредив меня об этом... - князь покачал головой. - Сумеешь подобрать слова для этого, а?

- Да, - с сочувствием сказала виконтесса, - объясняться тебе пришлось бы очень много.

Князь задумчиво кивнул несколько раз и снова принялся шагать по кабинету.

- Ситуацию спасло только то, что она до сих пор чудом жива. Чудес было два, одно из них зовут Хайшен, другое доктор Аале Мейнен, впрочем, это не так важно. А важно, что случись с ней то, к чему она готовилась - мне бы пару лет грызли сердце все правозащитники мира.

- Что же она сделала? - Асана подалась вперед в кресле, как будто слушая важный момент саги и боясь упустить деталь повествования.

Димитри невесело усмехнулся, продолжая мерить шагами кабинет.

- Она оставила моему человеку конверт, вскрыв который, он получил адрес хранителя документов на ее торговое дело, написанный ее рукой. Судя содержанию записки, адресат письма по меньшей мере был знаком с героем с Р-23. В конверт она положила только этот адрес и частную записку с самыми общими словами. Отдав письмо по назначению, мой человек становится владельцем ее дела в течение трех-пяти недель после ее смерти. Причем по документам считалось бы, что у них договоренность существует с двадцать третьего года, и это еще счастье, что он как раз в том году прибыл сюда и хотя бы формально присутствовал в крае во время составления доверенности.

- А ведь с ней надо очень осторожно играть в кости. Разденет и не моргнет, - уважительно сказала Асана.

- Да, - кивнул Димитри, останавливаясь. - Я уже не в первый раз это замечаю.

- То есть у тебя сейчас есть адрес еще одного лидера Сопротивления? - вдруг переспросила Асана.

- Есть, - улыбнулся Димитри. - Но одновременно и нет. Письмо не существует, пока она жива, и вручено не мне. Воспользоваться им я могу только по праву сильного, но после этого хрупкий мир между нами и ними будет разрушен, а спорное торговое дело рухнет.

- Красиво, - оценила Асана.

Князь ответил ей очень печальной усмешкой.

В городе тем временем Сопротивление активно обсуждало примерно те же вопросы, но в совершенно другом ключе. Боевого крыла осталось, как мрачно пошутил Валентин, "одной автоматной очереди на всех хватит". Так что разговор про судьбу "Ключика" и Сопротивления в целом в итоге был диалогом при трех свидетелях. Говорили Валентин и Марина, а Леночка, Алена и Паша молча слушали. Все катилось к чертям очевиднейшим образом, и чем дальше, тем больше напоминало какой-то кретинский анекдот, потому что строить лица дальше, принимая в гостях наместника и его первого зама, было уже довольно сложно, а попытки выдвигать ультимативные требования, имея возможность простого звонка и даже встречи, выглядели сущим детством и проявлениями крайне дурного воспитания. Меж тем, по основным вопросам с весны никакого движения не было.

- Так и что, Мариш, они нас сделали? - спросил Валентин.

- Валя, вот с одной стороны нет. А по факту да. И я не понимаю. По-моему, получается патовая ситуация. Все наши требования, кроме вопросов с Алисой и Полиной, удовлетворены. А они обе по-прежнему у него.

Закончив фразу, Марина поморщилась от внезапно задребезжавшего на полу телефона и протянула к нему руку.

- Слушаю! Да, Димитри, здравствуйте. Но вы вызвали врача? Ах да, у вас же там есть госпиталь. - Она неловко потянулась к сигаретам, прижав комм плечом к щеке.

Алена подхватилась с места, подала ей открытую пачку, щелкнула зажигалкой. Марина поблагодарила кивком, продолжая слушать.

- Да, я поняла. Димитри, это очень скверная ситуация и для вас, и для нас, вы понимаете это? Нет, я не могу к вам приехать поговорить, пока врачи не скажут что-то определенное и пока визиты запрещены. Удачи вам. Обязательно созвонимся, конечно.

Нажав отбой, она посмотрела на Валентина каким-то обреченным взглядом и сказала:

- Ну вот, Полю они уже, считай, угробили. Она у них в больнице третий день, без сознания. У них не получилось ничего с этим сделать. Остается только Алиса.

- Погоди ее хоронить, Мариш, - возразил Валентин.

- Валя, - Марина потянулась окурком к пепельнице, но передумала и прикурила от него вторую сигарету, - он мне сейчас описал, что с ней, и я эту дрянь знаю. Это инфекционный ревматический кардит, а привезла она его из "Крестов". Он там в стенах камер живет в нескольких коридорах. Даже если они ей сейчас где-то добудут антибиотики, следующий раз будет, и будет быстро, а потом будет третий. А десятого, Валя, ни у кого из зараженных этим не было. По крайней мере, я о таких не слышала.

- И что теперь? - спросил Паша.

- А что теперь, - Валентин был, как всегда, почти неподвижен, но в этот раз его неподвижность выражала какую-то тоску пополам с досадой. - В конце - или мертвый герой, или живая продажная тварь. А по дороге - предательница общего дела. И лучшее, что мы сейчас можем сделать - отследить, чтобы под эту марку у портала новый хозяин не появился мимо нас.

- Это Полина Юрьевна-то предательница и продажная тварь? - изумилась Алена.

- Глюк, пошарь по открытым форумам, - печально сказала Ленчик. - Только корвалолу сперва тяпни.

Если не считать градусника, укола и обхода, утро Полины началось с визита Хайшен. Она вошла, устроилась в кресле и сказала:

- Давай поговорим.

Полина перевела взгляд с границы между лесом и небом за окном на ее лицо.

- Тебе нужно остаться здесь, с нами.

- Мне? - безразлично произнесла Полина. - Зачем?

Хайшен видела тревогу князя об этой женщине, но понимала, что говорить ей об этом сейчас не стоит. Хотя бы потому что в ее "зачем" чувства князя к ней и о ней почему-то не попадают, хотя обычно с ним бывает наоборот.

- Именно тебе. Я уже почти закончила расследование. Скоро будет имперский суд по делам края. Там, на этом суде, нужны твои слова. Слова живого человека за живых и мертвых края. Ты начала эту работу. Тебе нужно закончить ее.

"До суда, значит, - подумала Полина. - Это выполнимо, потому что недолго. И в любом случае условие понятное".

Хайшен не ждала реакции быстро. Но вкус того самого яблока все еще был у нее во рту, и он помог ей увидеть ответ в самой глубине взгляда женщины. Это было похоже на движение огромной рыбы глубоко в воде, на взгляд ящера, по ошибке принятого за камень, и на дуновение ветра. На последнее больше всего. И этот несуществующий ветер нес в себе неощутимый запах сада, в котором Хайшен была позавчера.

- Хорошо, - ответила ее подопечная и заснула.

Досточтимая тихо вышла из палаты, прикрыв за собой дверь, и, присев у сестринского поста, взяла сборник стихов Нового мира, кем-то оставленный на поверхности стойки. Открыв томик на первой попавшейся странице, прочла:

Повстречала девчонка бога,

Бог пил мертвую в монопольке...

Вздрогнула, стиснула зубы, дочитала до конца, закрыла книгу и аккуратно положила на то же самое место, с которого взяла. Поднялась и пошла в свои покои дополнять отчет.

В своем малом кабинете Димитри уже четверть часа как отошел от монитора и отложил все книги. Стоять у окна и смотреть на воду или лес тоже не помогало. Он прошел в спальню, но один вид постели вызвал у него раздражение. Войдя в гардеробную, князь взглянул в зеркало. Из-за стекла на него посмотрел загнанным тревожным взглядом совсем еще не старый мужчина, выглядевший так, как будто внутри него притаился отчаявшийся и сдавшийся старик. И вдруг ему стало стыдно.

"Послушай-ка, Дью, - обратился он к самому себе, даже не догадываясь, чью манеру копирует и насколько неудачно. - У тебя перед глазами два человека, две смертные женщины, обеим гораздо хуже, чем тебе, но ни одна из них не выглядит так, как ты сейчас. Да, все плохо. Да, возможно, это не исправить. Но это жизнь. Чему тебя все лето учили? "Если тебе хорошо - танцуй, если тебе плохо - танцуй, если тебе уже все равно - танцуй, только не танцуй так, как будто тебе все равно". И что ты сейчас делаешь? Хватит ходить по комнате из угла в угол, иди и танцуй".

Он быстро заплел косу, вплетая в волосы шнур, сложил косу вдвое и надежно обвязал шнуром в три оборота. Затем переоделся в местное и направился в зал Троп. Оттуда он перешел в Адмиралтейство и сразу шагнул в крохотный сквер неподалеку от Невского. А оттуда за восемь минут дошел до двери, которую видел месяц назад. Внутри было людно и улыбчиво. Он подумал и начал со стойки бара.

- О, привет! А где Поля? Куда ты ее дел? - к нему подошла одна из дам, с которыми он танцевал в прошлый раз.

Он бережно обнял ее и ответил:

- Привет! Она в больнице, простуду лечит.

- Ничего себе простуда... - протянул кто-то из кавалеров, подошедших к стойке.

Димитри пожал плечами, предваряя ответ:

- А когда она на мелочи разменивалась? Мы за ней такого не заметили.

Краем уха он ловил реплики о себе: "Что, правда сааланец? Какой... высокий". - "Да, Полина в прошлый раз привела, это ее конвойный". - "Что он тут без нее забыл?" - "Он очень миленький, когда танцует, аккуратный такой, несмотря на рост, и ритмичный". - "Да? Интересно..."

Его активно разглядывали, но, к его удивлению, наместника в нем никто не узнал. Он объяснил это себе тем, что был одет совсем не в свои гербовые цвета: на нем были очень светлые просторные джинсы и прямая буро-зеленая рубашка без воротника. Гвардейцы и мелкомаги в выходные еще носили местное, а дворяне-маги постоянно ходили в национальном костюме саалан, только летние люйне у многих были из шелка. Он успел потанцевать, выпить кофе, еще потанцевать и поболтать в коридорчике о Приозерской резиденции, отвечая на в меру глупые вопросы, временами ожидая, что сейчас его спросят прямо, а не он ли Димитри да Гридах, когда к нему подошла та самая коротко стриженая черноволосая фейри, на ощупь как будто сделанная из железной арматуры. Именно она спросила:

- Как тебя зовут-то, капитан?

- Дью, - ответил он. И, улыбнувшись ее недоуменному взгляду, объяснил. - Имя такое.

- Хорошо, - ответила она, - а я Тая. Это тоже такое имя.

Димитри улыбнулся и кивнул ей на паркет.

Хайшен ушла по своим делам, ее сменил Айдиш.

- Полина Юрьевна, я не хочу сидеть рядом с вами молча, как сыч. Чем вас развлекать?

- А знаете что? - она повернула к нему голову. - Расскажите мне о вашей натурализации. Вы же одним из первых сюда попали, я верно поняла?

- Да, верно. Я даже не буду спрашивать откуда. Мне очень интересно, как вы размышляете, но прибережем этот вопрос хотя бы на пару дней, пока вы сможете говорить легко. - Айдиш помолчал, собирая слова. - Да, я один из первых. Я пришел со второй экспедицией, нас было четыре пятерки магов. Нам держали нить месяц, это очень большие усилия очень многих. Попав и осмотревшись, я отправил назад сообщение, пока нить еще была цела. Написал, что когда бы ни пришли следующие, они должны быть мужчинами и магами, потому что контрацепции тут нет никакой вообще. Я должен пояснить, Полина Юрьевна, мы считаем, что мужчине-магу желательно воздерживаться от интимных контактов, чтобы не растратить энергию, необходимую для создания и задействования заклинаний. Женщина, наоборот, получает силы из таких эпизодов, поэтому нуждается в них, чтобы успешно колдовать. Учитывая здешние, кхм, контрацептивные практики, так рисковать жизнями соотечественниц было неприемлемо. Пришедшим в той же экспедиции женщинам сразу пришлось заключить временные браки с товарищами по группе.

- Сколько же лет вашей традиции контрацепции?

- Около семисот наших, а в ваших - множьте на полтора, - улыбнулся Айдиш.

- И как же вы устраивались?

- Когда нить истаяла, я добрался до Казани, чтобы вернуться назад с документами. Электричка, портал, опять электричка, снова портал... в общем, потратил недели две. В Казани я застрял на три года, но не пожалел об этом ни минуты. Мой первый донор продал мне все свои документы вместе с языком и культурной базой, включающей семейные отношения. Он считал, что удачно избавился от обременения, но я-то получил не обузу, а второго донора и наставника на эти три года... - Досточтимый ненадолго задумался, видимо, вспоминая что-то. - Ему нравилось, когда я держал его за руки и спрашивал о прошлом. От него я взял второй язык, татарский, ту культуру и историю края, и вообще все, что он сумел вспомнить. Это была прекрасная, достойно прожитая жизнь. У меня осталось впечатление, что он ждал, когда его внук завершит обучение. Он принимал меня за Айдара, даже когда я забывал поддерживать иллюзию, а тот был меньше меня ростом почти на десять сантиметров. Старик часто говорил, что хочет видеть у меня диплом специалиста. Оставшиеся его сверстники до сих пор считают меня хорошим внуком: я получил диплом, был с престарелым родичем до его последнего дня, устроил старику Джанбаю, ставшему моим вторым донором и наставником, достойные похороны и уехал в Петербург, получать второе образование. Там-то мы с вами и познакомились, помните?

- Да, второе высшее, - одними глазами кивнула ему Полина, - и университетские чтения. - После недолгого молчания она спросила. - А ваш донор, настоящий Айдар? Что с ним стало?

- Он как-то продал те изумруды, которыми я ему заплатил, и уехал на Гоа, - задумчиво сказал Айдиш. - По понятным причинам он не был заинтересован давать о себе знать родителям. Они, впрочем, не очень интересовались и мной после моего переезда сюда. А с семнадцатого года вообще не появлялись.

Досточтимый сделал какое-то короткое движение бровями, вполне выразившее его отношения к местным традициям семейного общения.

Когда ранним утром Димитри появился в резиденции, Дейвин как раз уходил в город. Он все еще продолжал поиски Эние да Деаха, или хотя бы того, что от него осталось. Так что вассал и сюзерен встретились в зале Троп и прямо там же, в несколько фраз, Дейвин доложил о ситуации. Димитри, все еще в очень хорошем настроении после прекрасно проведенной ночи, выслушал доклад и резюмировал:

- Дейвин, мне совершенно некогда объясняться с местными, но зная Эние как хорошего мальчика, ценящего свои честь и репутацию, я совершенно уверен, что он не пошел следом за потерявшими имя. Сейчас я не могу помочь тебе сам, и Стас Кучеров тоже. Он снова в Московии, ищет следы последних двух пропавших на Стрелке и не вывезенных в Саалан. Давай сделаем вот как. Я позвоню Марине Лейшиной и попрошу ее помочь тебе. Ступай в город и перезвони ей из Адмиралтейства, она уже будет ждать твоего звонка. Я почему-то уверен, что если кто-то и знает, где Эние теперь и что с ним, то это или оппозиция, или Сопротивление.

И Дейвин пошел в Адмиралтейство. Марина Лейшина согласилась встретиться с ним прямо там, но граф признался, что разговор частный и было бы лучше вести его в приватной обстановке. Самой приватной обстановкой оказался столик в "Имперском флаге", в самом дальнем углу кафе. Выслушав графа, правозащитница сочувственно покивала:

- Да, у вас действительно сложности.

- Я знаю, - вздохнул Ведьмак.

- Нет, не знаете, - обрадовала его Лейшина.

- Говорите, - первый зам наместника посмотрел на анархистку очень внимательно.

- Если ваш студент найдется живым... - договорить Марина не сумела, граф прервал ее.

- Марина Викторовна, он уже специалист, хотя пока не сертифицирован, и убить его не так просто.

- Если не брать в расчет его самого. У вас религиозных запретов на суицид вроде бы нет, - заметила Лейшина.

Дейвин вдруг остро почувствовал, насколько ему грустно. Правозащитница посмотрела на него со странным выражением лица и сказала:

- Я продолжу, с вашего разрешения.

Дейвин кивнул.

- Так вот, господин граф, когда ваш мальчик найдется и если живым, ваше обычное сааланское рукоприкладство уже будет неприемлемо по отношению к нему. Вы все быстро учитесь, особенно оставаясь без опоры на своих рядом. А если ваш студент уже не сунул голову в петлю или не проделал чего-то в этом роде, то он сейчас у кого-то из горожан в гостях. И вернется к вам несколько менее сааланцем и чуть более питерцем, чем уходил, понимаете меня?

- А у вас, если уж дело дошло до пощечин и оплеух, разговор окончен и, возможно, навсегда, - задумчиво сказал граф. - Марина Викторовна, я все понял. Мне важны любые сведения о нем, но если он жив, я хотел бы с ним встретиться. Спасибо вам за разъяснения, еще больше я благодарен за готовность помочь. Я могу что-то сделать для вас в качестве ответной благодарности?

- Для всего города? - усмехнулась Марина.

- Нет, - тонко улыбнулся Дейвин, - для Сопротивления.

Марина вздохнула, прежде чем начать отвечать.

- Господин граф, все, что вы могли, вы уже сделали.

- Я знаю эту фразу, - Дейвин приподнял бровь. - У вас неприятности. Рассказывайте.

- Если уж на то пошло, не у нас, а у Полины. - покривилась Лейшина. - У нас, точнее, у нас с вами, патовая ситуация. Или нам надо поднимать шум сейчас, или нам придется смириться с тем, что имя Полины уже поливают грязью в сети, и это только начало.

Взгляд Дейвина стал очень острым и внимательным.

- Продолжайте, пожалуйста.

- Господин граф, здесь на человека клевещут в двух случаях: если его собрались есть и если съесть его не вышло. А на нее клевещут сейчас, и очень рьяно.

- Что значит "съесть"? - уточнил Дейвин.

- Отобрать репутацию и имущество, опозорить и отнять право быть среди людей, - пояснила Лейшина. - А если получится, еще поставить в зависимость и заставить работать на себя. Последнее, судя по содержанию нападок, не планируется: ее недоброжелатели считают, что вы это уже сделали, и намерены получить только портал. К сожалению, она не успела оставить нам имя преемника. Человек, готовый принять портал после доказанной смерти Полины, существует, но тут есть узкое место, которым могут попытаться воспользоваться.

- Какая неприятность, - огорчился Дейвин. - Я ведь только в августе перетряс всю эту вашу помойку и вытащил всех, кто мог быть заинтересован получить портал, и вот, не прошло двух месяцев - всплыли новые такие же. Откуда вы их берете?

- Я думаю, не новые, - задумчиво произнесла Марина. - Арест и предварительное заключение не всегда становятся помехой социальным активностям, особенно при большом количестве связей. И сейчас им очень удобно, что она у вас в больнице без сознания. Фора просто королевская, не воспользоваться было бы странно.

- Чего ждать дальше? - отрывисто спросил граф.

- Появления подставных совладельцев портала, претендующих для начала на немногое - на право представлять портал, поскольку репутация Полины Юрьевны сомнительна, а возможности ограничены. За правом публичного представления последует и остальное. - Лейшина крутила в руках пачку сигарет, выбирая момент, чтобы закурить.

- А ваша судьба, Марина Викторовна, вас не беспокоит? - качнул головой да Айгит.

Правозащитница усмехнулась.

- Для этих, господин граф, я всегда была и останусь пятой спицей в колеснице. Я занималась бесполезным и бессмысленным с их точки зрения делом - попыткой убедить или заставить власть соблюдать права конкретных людей. Пока Алиса и Полина у вас в Приозерске, я им неинтересна. А потом они просто заменят печать и юридические реквизиты. Потому что так удобнее представлять портал.

- И владеть им, получая прибыль, - Дейвин наклонил голову. - Но вот в чем дело, Марина Викторовна. Я уже видел ее преемника с нужным письмом в руках.

- Вот как? - на лице правозащитницы отразилась смесь интереса и обреченности. - И кто он? - Марина наконец вынула сигарету и закурила.

- Решение Полины Юрьевны не упростило дела, - вздохнул граф. - Она выбрала в преемники одного из моих соотечественников. Он уже не студент, молодой маг, но его гарантии были подписаны князем Димитри.

- Понятно, - мрачно сказала Марина. - Не будем сейчас о наших чувствах, но если она реализует это свое решение, жить ей останется очень недолго. Все, что не сделает болезнь, доделает травля.

- Князь же вызвал ей врача, - удивился Дейвин. - Нам обещали, что она поправится.

- В этот раз да, - кивнула Лейшина, - но скоро будет следующий, болезнь вернется. И десяти возвратов не понадобится, господин граф, это заболевание справляется с человеческой жизнью быстро и надежно.

- Я понял, - Дейвин махнул официанту бело-голубой платежной картой. - Спасибо вам за этот разговор, я предупрежу князя.

- И вам спасибо, - сказала Лейшина, поднимаясь. - Попробуем найти вашего мальчика.

Эту дату я помнила хорошо, день советской конституции как-никак. Но началось все за несколько дней до того. Если честно, сразу после казни Мейрина, но в те дни все так наложилось и завертелось, что я не сразу заметила, что в казарме ко мне поменялось отношение и товарищи по подразделению обращаются со мной, как с хрустальной, выбирая слова и подходя с каждым вопросом как-то особенно аккуратно. Я сперва удивилась, потом решила, что они такие вежливые из-за сентябрьских событий. Я тогда оказалась права несколько раз подряд в довольно стремных раскладах. Учитывая, что князь меня и так вызывал летом довольно часто, саалан вполне могли запутаться, определяя мое реальное положение. А наши, увидев чарр, тоже имели право озадачиться. И в ответ тоже постаралась последить за собой, чтобы не быть вечным источником проблем, а то сколько можно-то. И вот как раз предыдущим днем, шестого, случайно услышала разговор Сержанта и Магды. Речь шла обо мне, поэтому я замерла в закутке, куда забралась покурить, чтобы не выдать себя шорохом, и срочно погасила сигарету о бетон под ногами.

- Такая тихая, - сказал Сержант, - что даже ни одного нарушения, прямо страшно за нее.

- Да будешь тут тихой, - вздохнула Магда, - смертная, ввязанная в дела старших магов от пальцев до волос... хуже и не придумаешь.

- Придумаешь, - отозвался Сержант. - Да и придумывать не надо. Только это не мой секрет, так что прости. Разве что когда поженимся.

Я усмехнулась про себя, услышав "когда" вместо "если". Значит, они уже сговорились. И это, в общем, дело их, все равно до окончания контракта никто их не поженит и брак не признает, а Сержанту кроме окончания контракта надо еще имя заработать. Но Магда в него в этом смысле верит и, значит, дождется. Нога у меня порядком затекла, но шевелиться было нельзя, а то вышло бы, что я подслушиваю. Наконец, они ушли, и я смогла вылезти из своей норы. Несколько раз присела, разминая ноги, потом подумала и закурила. Получалось, что, пытаясь всех успокоить, я только напугала ребят. И Сержанта тоже. И даже Магду, хотя ей-то, казалось бы, какое дело. Я подумала и попыталась посчитать, сколько же я не отжигала. Похоже, что с начала августа. Я припомнила один из разговоров с Полиной у нее в кабинете, когда я пришла к ней удивляться, что вчера ребята орали и едва не лезли драться, а сегодня опять шутят, делятся сигаретами и ждут от меня смешных фраз и анекдотов, и она мне рассказывала про групповые роли. Я тогда очень обиделась, узнав, что в своем подразделении я шут, а она мне сказала, что если бы не я, им и друг с другом было бы тяжелее. После отбоя я с полчаса проворочалась, пытаясь понять, как же надо нарушить, чтобы они успокоились. Получалось, что нужно что-то эпическое, после сентябрьских-то подвигов. Отморозок я или кто?

Утром, едва освободившись из госпиталя, пока ребят гоняли на анализы крови и мазки из всех мест, я тихо ушла в донжон, взяла из стойки свой калаш и, улучив момент, вышла за периметр. План был самый простой: пешком до Приозерска, там пара кружек пива в одном из наших придворных кабаков - и домой. Но все пошло к чертям, едва я вошла в дверь пивной. За стойкой сидел Эгерт. Сама не знаю, зачем я к нему подошла и присела рядом. Зачем положила локоть на стойку и оказалась в четверть оборота к нему, тоже не знаю.

Он не стал тратить время на приветствия и прочие церемонии. И даже поворачиваться ко мне не стал, как смотрел в экран на видовой фильм о Вуоксе, так и продолжил смотреть. Вот только я услышала вопрос:

- Ты восстановила гражданство?

- Нет, - сказала я, глядя в стойку.

- Восстанавливай. Немедленно, - сказал он.

Подал бармену купюру, встал и вышел из кабака. Я осталась изучать поверхность стойки. Потом подняла голову и, глядя прямо в вопросительный взгляд бармена, сказала:

- Эспрессо с апельсиновым сиропом, пятьдесят джина и колу. В один стакан, пожалуйста.

Высосав мутноватый коричневый коктейль через соломинку, я наконец ощутила себя в состоянии двигаться, встала и направилась обратно в казарму в премерзком настроении. Вместо того чтобы идти вдоль дороги, а то и по обочине, а потом свернуть к резиденции, я двинула через лес, как только миновала мост через Тихую - сперва чтобы спрямить петлю дороги, а потом что-то развернулась в сторону берега Ладоги и пошла. Голоса я услышала, подходя к нашему учебному полигону. Сперва не придала значения, а потом поняла, что не наши. Наши в этом месте не настолько громкие и без командира подразделения сюда обычно не ходят, а старшего я там не слышала. Потом подумала, а какая разница - наши, не наши. Я же нарваться собиралась. И пошла прямо на голоса. Придя к стоянке, огляделась. Точно не наши. Костерок они сделали, честно говоря, колхозный, палатки... я и не думала, что такие еще бывают. И над костром вместо котелка висело что-то бесформенное. С таким ходили в лес, наверное, мои родители, пока меня не было. Все это было очевидно попячено в каком-нибудь заброшенном садоводстве в районе Лебяжьего. Ничего огнестрельного у них на виду не было.

- Привет, - сказала я. - Вы кто?

- Твои враги, - ответил мне самый борзый.

Я его оглядела. На вид лет двадцать, ну хорошо если двадцать два, немытый, наверное, с весны, и судя по глазам, коноплю он не курил. Он ей дышал. Наравне с воздухом. И хорошо если только ей. Для укуренного он был какой-то слишком шустрый. Не шустрее фавна, конечно, но позицию сменил вполне пристойно. Девочка из ветконтроля на моем месте занервничала бы.

- А точнее? - спросила я.

- А точнее, мы - это сопротивление, а ты - это продажная шкура, - ответил он.

- Почему? - осведомилась я для порядка.

- Потому что на тебе их форма, у тебя их оружие, и на этой земле тебе делать нечего, как и им, - сказал борзый мальчик и оглянулся на своих. Те зашевелились.

- Круто, - оценила я. - И дальше что?

Он потянулся за ножом, и я выстрелила. Сначала в него, одиночным. А потом по остальным, очередью, благо сидели они кучно, и всем хватило одного магазина два раза, а некоторым даже и три. И только потом я поняла, что сделала. То есть сначала почувствовала свои руки, потом огляделась и поняла, что от кабака досюда я шла с конкретной такой белой пеленой перед глазами и страшно зла на Эгерта, на себя и на всех. А после уже увидела трупы и сообразила, что это моих рук дело. Сходила в самоволку, называется... Ничего не оставалось делать, как идти сдаваться Асане да Сиалан. И я пошла. Но на КПП меня встретил Дейвин да Айгит. В другой день я бы испугалась, а так мне было уже пофиг. Он посмотрел на меня как обычно: решая, отправить по известному адресу или проигнорировать, и я сказала:

- Господин маг, докладываю. Возвращаюсь из самовольной отлучки, находясь в которой я совершила умышленное убийство одиннадцати человек.

Он развернулся ко мне всем телом и ответил:

- Доложи подробно.

- Есть подробно, - ответила я и рассказала про лагерь рядом с полигоном, где остались трупы.

Услышав от Медуницы о группе мародеров рядом с учебным полигоном гвардии и Охотников, Дейвин едва не вздрогнул. Смеяться про себя он начал несколькими секундами позже, когда она закончила доклад - разумеется, неполный, как любой ее ответ. Нужно быть Медуницей, чтобы, уйдя в самоволку, предотвратить диверсию или теракт. Пожелай она сделать что-то хорошее, вышло бы опять невесть что. Она... как там говорит мистрис Бауэр? Альтернативный гений? Но поощрение для всего отделения это мерзавка заработала честно. Дейвин сказал все положенные слова и удивился снова: она деревянно ответила "есть" и спросила, можно ли ей идти. Спрашивать, не сошла ли она с ума, не было никакого смысла. И граф пошел к Асане, выяснять, что вообще происходит с ее подчиненной.

Виконтессу он нашел на стадионе с ее гвардией, и судя по тому, что бедные девочки одарили его благодарными взглядами, Асана успела порядочно их загонять. Выслушав его, она широко раскрыла глаза, как было всегда, когда она пыталась подумать, а потом сказала:

- Благодарю тебя, Дейвин. Я сейчас же пошлю за ней, - и подала сигнал к окончанию тренировки.

Граф еле успел ее остановить.

- Подожди, Асана! Я надеялся получить от тебя хоть какие-то объяснения всего этого.

- Да, конечно. - Она развернулась к нему снова. - Ничего удивительного не случилось, Дейвин. Мистрис Бауэр в госпитале, а они давние подруги, вот Алишия и устроила новый трюк. Если успеть похвалить ее быстро, в другой раз, возможно, последствия будут менее разрушительны, чем были летом. Прости меня, я должна срочно с ней встретиться, пока она еще что-нибудь не сделала.

Дейвин приподнял брови, покрутил головой и отправился в госпиталь. В школьное крыло его еле пропустили, а постовую сестру он уговаривал полный десяток минут дать ему просто поздороваться с заболевшей. А увидев рядом с Полиной Хайшен, помогавшую больной пить воду, наконец, поверил, что у Медуницы были все основания беспокоиться за подругу.

- Вот так новости, - сказал он. - Сочувствую вам всем сердцем, желаю выздоровления и сожалею, что не увижу вас у себя в гостях в ближайшее время. Признаться, я дезориентирован и понимаю, что пропустил мимо внимания недопустимо много важных деталей. Похоже, ваше дело было только первой встречей с этими деталями.

Граф никогда не видел у мистрис настолько безразличного и отстраненного взгляда, и когда она посмотрела ему в лицо, ему даже стало не по себе, но вдруг он увидел, что сквозь эту темную воду блеснул какой-то свет.

- Спасибо, господин граф, - сказала она негромко. - Как только смогу, я покажу вам то, о чем вы пока даже не догадываетесь.

Хайшен, отставляя чашку, посмотрела на нее с интересом.

- Да, обязательно, - согласился он, улыбаясь за всех троих присутствующих. Человек, дающий обещание, не собирается умирать, так что ее ответ был хорошим признаком.

Я хотел тебя пригласить сюда ненадолго, пока зима и орды не двигаются с места, чтобы ты могла посмотреть, чем я занят, но вижу сейчас, что это несвоевременно. Обстоятельства наши запутываются все больше. Из каждой выявленной мелочи растет два новых вопроса, не имеющих ответа, и эта история, которая, казалось, началась неожиданно весной, уходит вглубь, в прошедшие годы все дальше, и уже дотянулась до года моего появления здесь. Боюсь, она дойдет и до года объявления присутствия, если не до дня отправки первой экспедиции...

Из письма Дейвина да Айгита жене от 8 октября 2027 года

Девятого октября наместник Озерного края назначил комиссару ОБСЕ встречу, в программу которой входили рабочая поездка по малым городам Ленинградской области, включая визиты к баронам Саалан и местным выборным чиновникам, и неофициальный ужин без галстуков. Эгерт узнал об этом из письма папы, но, к сожалению, слишком поздно, чтобы перехватить кортеж и сделать фото.

По дороге в Красное Село водитель, выполняя требование князя, известное заранее на этот маршрут, включил радио на волну радиостанции Сопротивления. Из динамика комиссару в уши посыпался "Кадиш" Галича. Немолодой мужчина, хорошо знавший русский, приподнял брови:

- Что это?

- Вероятно, остатки программ к Дню учителя, - пожал плечами наместник. - Это радио Сопротивления, у них свое вещание, я иногда слушаю в дороге. Костя, выключи.

- Как вы это терпите на своей территории? - удивился комиссар.

- А почему нет? - улыбнулся Димитри. - Это их право - думать, иметь мнение и высказывать его.

Комиссар помолчал, но не успокоился.

- А как вы собираетесь обеспечивать безопасность?

- С ними вместе, - невозмутимо ответил князь. - Да, еще весной они взрывали дороги и людей в казармах. Но теперь они ставят минные заграждения от фауны. Кстати, хотите посмотреть? Костя, остановись.

Кортеж остановился, и Димитри пригласил комиссара выйти. В трех метрах от дороги в траве стоял небольшой колышек с красным флажком. На флажке была изображена пятилучевая звезда и рука в жесте "V", вписанная в нее. Наместник усмехнулся:

- Знакомьтесь, Мартин, это заграждение делала "Красная вендетта", в недавнем прошлом одна из самых сильных наших головных болей. На их совести не меньше пятнадцати смертей моих людей. Но как видите, это минное заграждение их работы, подновленное, - князь присмотрелся, - после шторма. Дата последнего осмотра этой "паутинки" - двенадцатое сентября. Давайте продолжим путь, нас ждут.

После довольно интенсивной рабочей встречи в Красном Селе, на которой аристократы Саалан наравне с чиновниками области решали вопросы защиты поселений и подготовки к зиме, разговор продолжился в кабинете наместника в Адмиралтействе. На недоумение по поводу легкости отношения к асоциальным элементам наместник края ответил комиссару намеком на осведомленность о том, что США оказывали поддержку фашистских режимов Южной Америки, и поинтересовался, осведомлен ли собеседник о судьбе евреев, не сумевших спастись от гитлеровского режима именно из-за позиции США по вопросу эмигрантов. Отмахнуться от язвительности сааланца нативному американцу, пусть и с большим опытом работы и жизни в Европе, не удалось. В ответ на замечание собеседника о сроках давности и цивилизованном подходе к вопросу наместник вспомнил, где именно дожидались конца сроков давности ушедшие от правосудия военные преступники Второй мировой. А потом еще перечислил Вьетнам, Ирак и Афганистан. По поводу последнего, впрочем, сразу же признав, что на той многострадальной земле только ленивый не потоптался. Но вдогонку он намекнул, что внешняя политика страны, где комиссар родился и вырос, становится причиной повторения подобных случаев раз за разом. А затем перешел, наконец, от исторических примеров к общему тезису, состоящему в том, что, с его аристократической точки зрения, выбор между правым и левым террором - абсолютно бессмысленное занятие. Поскольку, как наместник выразился, равные этические качества противников делают выбор между ними или невозможными, или бессмысленным. А лично его интересует не столько политическая позиция, сколько готовность людей участвовать в обороне края от фауны, и в этом вопросе все левые группировки практически незаменимы.

Разумеется, Эгерт не мог этого всего знать, но через три дня после завершения осенней инспекции в крае он получил по своим каналам письмо с сообщением о тихой истерике среди комиссаров ОБСЕ в крае, дружно заключивших, что Димитри да Гридах беспринципный сноб и монархист и с ним невозможно иметь дело. У руководства Мартина возникла было мысль предложить господам из Интеллидженс Сервис договариваться с наместником, но те на первый же пробный шар ответили, что вот только живых пиратов из благородного сословия им теперь и не хватало, им бы со своими внутренними делами разобраться. А разбираться Соединенному Королевству было с чем. Так что вопросы контроля соблюдения договоренностей Озерным краем остались на ОБСЕ.

Десятого числа Лейшину наконец пропустили к Полине. Подруга встретила ее лежа, с капельницей в локте, и в этом виде была сфотографирована для отчета о посещении. Марина попыталась развлечь ее городскими сплетнями, но как-то не могла сосредоточиться. В конце концов, Полина поморщилась:

- Марина, у тебя на лице написана попытка отложить кислые разговоры на потом.

Лейшина, как-то невнятно ерзнув на стуле, не то пожала плечами, не то поменяла позу.

- Ноут там, в тумбочке, - кивнула Полина в сторону ящика, - и не меньше трети летящих по сети помоев уже у меня в почтовом ящике. Так что я в курсе дел, спасибо.

Марина, поморщившись, вздохнула и решила все же поменять тему.

- Поля... А вот твой коллега, которому наместник тебя сдал, - он на самом деле кто?

Полина посмотрела на подругу даже с каким-то любопытством.

- Нет-нет, - махнула та рукой, - я знаю, что он какой-то их церковный чин, и не из мелких, раз ему доверили приозерский интернат, но это их внутреннее дело и останется таким еще надолго, пока законодательные базы сводить не закончат, я про другое спрашиваю. Кто он здесь? Ты же его знаешь как педагога, причем вы с ним вроде даже и переписывались, и не один год...

Полина кивнула:

- Да, мы с ним познакомились в девяносто восьмом. Нам было по двадцать. Последний курс, международные программы, гранты, вот это все... Ну то есть мне двадцать, а ему - вот я теперь даже спрашивать боюсь... ладно, неважно. Но если в девяносто седьмом он тут уже был, то отсюда неизбежно следует, что... - она прервалась на короткий отдых и, подняв свободную руку, загнула мизинец. - Раз. Он был среди тех, кто закреплял эту их нить с нашей стороны. Что он мне и подтвердил. Два. Чудные, чудные да Шайни кинули экспедицию куда попало наудачу. И получив ответ "норм, выжить можно", оставили всю группу на месте. Прекрасно зная, что связаться с экспедицией снова смогут неизвестно когда и как. Если еще вообще. Три. Айдиш был среди тех, кто шел сюда, зная только, что не погибнет сразу после выхода из портала. Четыре. Он был готов остаться тут навсегда, без возможности вернуться, и натурализовался на совесть.

- И занялся тем, что ему казалось наиболее интересным... - кивнула Марина.

- Нет, - Полина еле заметно качнула головой. - Тем, что он лучше всего умел.

- И любил, иначе бы бросил при первой возможности? - настаивала Марина.

- Не бросать - это у него личное, - уточнила Полина. - Айдар очень обязательный. Насколько я в курсе его профессиональных интересов, он бы с удовольствием занимался социологией и психологией слухов и сплетен. Но так получилось, что паспорт он купил вместе с зачеткой, и это задало направление.

- У меня все время от него ощущение какой-то очень большой врожденной порядочности, - задумчиво произнесла Лейшина.

- Да. - подтвердила Полина. - К паспорту и зачетке прилагался умирающий от инсульта лежачий дед, который Айдиша считал внуком потому, что именно он был рядом. А его реальный внук Айдар, тот татарин, который Айдишу паспорт продал, свалил на Гоа навсегда, потому что ему не вперся ни этот казанский пед, ни эта родня. Как раз хватило на билет и потеряться с концами.

- Я поняла, - сказала Марина, - говорить надо было не с тобой и тем более не с наместником, а именно с ним. И ты меня прости, дорогая, но именно к нему я сейчас и пойду. Если кто-то и знает, что со всей этой хренью делать, то это он. А ты давай выздоравливай.

Она решительно встала, наклонилась к подруге, погладила ее по свободной руке и вышла.

На второй разговор с князем про математику нелегкая принесла Дейвина да Айгита, как будто мне без него было недостаточно сложно. Физика и математика в этой чертовой задаче превращались друг в друга, заплетались и только что не показывали мне раздвоенные языки. Я пыхтела над листом, пробираясь к решению со скоростью улитки, а князь с Дейвином от скуки играли в какую-то национальную сааланскую игру, похожую на шахматы не то шашки, дожидаясь, пока я закончу. Я нервничала и не могла думать почти совсем. Наконец мысленно плюнула и пришла к выводу, что сколько бы я ни провозилась, главное, чтобы ответ был верный, а не что они оба про меня подумают. Школьные контрольные я же решала как-то. После этого сползла со стула на пол, подложила под лист какую-то книгу со стола и положила рядом комм, чтобы не искать значения стандартных синусов и тангенсов. Когда я доложила, что расчет готов, на часах был почти ужин, а вызвали меня сразу после обеда. Но посмотрев на мои листочки, оба они согласились, что да, все верно. И обрадовали меня, что теперь это все будет смотреть еще один маг, специально для этого вызванный в край из столицы за звездами. А после ужина я увидела этого мага. Стояла и курила у КПП, а Дейвин да Айгит вместе с кем-то в красном с золотом шел от портала с Коневца на берег Ладоги. Я присмотрелась и увидела, что они держатся за руки. А потом они подошли ближе, и стало видно, что два мужика идут себе по лесной тропке к замку прогулочным шагом и у них сцеплены мизинцы. Я немедленно ощутила в груди какой-то невидимый, но очень конкретный зазубренный кол. Аккуратно потушила окурок, положила в мусорку, развернулась и пошла в казарму, стараясь не очень шевелить плечами. В госпиталь я не пошла, решила, что отнесу это Полине при случае, как только она поправится. Про Хайшен я почему-то не вспомнила.

В понедельник одиннадцатого октября Полина сказала медсестре: "Я посижу у поста, пока не напишу статью и не выложу. Уже две недели от меня в сети ничего нет, это непорядок. Надо что-то выложить, чтобы у наместника неприятностей не было".

Медсестра согласилась с аргументом и разрешила. Просидев почти час, Полина, наконец, закончила и ушла в палату спать.

Досточтимый Айдиш, как раз в это время показывавший что-то из ее блога Хайшен, вздрогнул, увидев обновление, и позвонил на пост школьного отделения госпиталя. Услышав объяснения, он сказал "ну хорошо", и предложил настоятельнице посмотреть заодно и новую заметку.

"Это не то, что вы подумали", или про макияж по-саалански.

Люди красят свои лица по разным причинам и с разными целями. Даже если не рассматривать кельтов и северо-американских индейцев, для которых нанесенная на лицо краска - это всегда история про военный поход. Если вывести за скобки ритуальные причины, в этих культурах макияж выполняет функции камуфляжа, визуально "разбивая" лицо на отдельные пятна, в которых не узнается лицо и, следовательно, человек. И если представить себе, что кельтов и северо-американских индейцев не было вообще, то все равно в списке образцов, составленном даже из народов Земли, останется более одной причины нанести краску на лицо. И значит, более одного смысла, сообщаемого человеком обществу посредством этого действия.

Европеец с галантного века вкладывает в наличие мейка на лице визави сообщение "готов (ну или готова) любить и быть любимым прямо тут, на коврике, и свидетели не смутят". Извините за откровенность. Если серьезно, то визаж 18 века, от которого и начинается наш современный мейк, исходно представлял "маску желания", которую мы теперь готовы видеть в любом мейке, если даже он ничуть не напоминает подразумевающийся физиологический образец. Напомню забывчивым, что "маска желания" (или "маска влечения") - это бледное лицо с румянцем во всю щеку, ярким ртом и блестящими глазами. Их можно понять, дихотомия "любить или умереть" представала им во всей своей предметности ежедневно. И мы, их потомки, настолько привыкли, что макияж несет в себе именно этот смысл, что не представляем себе других мета-сообщений, то есть целей, очевидных и понятных без проговаривания, ради которых человек может тратить время у зеркала на это странное занятие перед выходом к другим людям.

Так что теперь, даже если мы контурим лицо коричневым и красим губы черным, а глаза красным, смысл послания все равно остается тот же: "я - сексуальный объект, и, следовательно, живое существо, не труп".

Совсем не так и не для того красились древние египтяне, например. Или древние индусы. И древние тайцы, кстати, тоже. Но чтобы не разворачивать пост совсем уж в рулон обоев, давайте сразу говорить о саалан.

Они красят сначала глаза и брови, только потом рот (если есть сомнения в физических кондициях), и никогда у них не было иначе, я специально спросила, их тут много, все ответили именно это. У нас так поступали древние египтяне. И точно так же, как и в древнем Египте, их макияж несет сообщение другого рода, чем привычное нам. Если мы рисуем на себе карнавальную маску и пытаемся увидеть ее в любом накрашенном лице, то они, накладывая макияж, имеют в виду фаюмскую доску - ну если пользоваться нашими аналогами. Для забывчивых напоминаю, что так называется коптский погребальный портрет, цель которого - представить образ души усопшего в его наиболее привлекательном виде, то есть со всей мощью и красотой работы мысли. Так что накрашенные глаза у саалан - это способ сказать "я мыслящее существо, у меня есть сознание и воля". Таким образом, все их светское общение - это имитация интеллектуальной жизни, как светское общение галантного века - имитация флирта.

Так что, друзья мои дорогие, их косметика вообще не про флирт и секс, а про интеллектуальную и эмоциональную жизнь Личности с большой буквы Л. И зря мы свое на них натянули.

11.10.2027, блог "Школа на коленке".

Прочитав, Хайшен спросила:

- Это у нее такое "надо"? Какое же может быть "хочется" у такой женщины?

Айдиш вздохнул:

- Когда мы с ней встретились впервые, она напоминала мотылька, сделанного из стальных лезвий. Со временем эффект сильно смягчился, но в последние полгода опять стал заметнее.

- А про Алису ты можешь что-то сказать? - заинтересовалась дознаватель.

- Нет, - директор слегка задумался, - никто не может, наверное. Она хорошо прячется. То есть пряталась.

Макс, наконец, отправил ответ на общее письмо дома Утренней Звезды, полученное им с последней почтой. Он написал, что не вернется, что клятва верности - это всерьез и что он не видит смысла отвечать на риторические вопросы. Добавил, что всем слишком хорошо известно, почему так вышло, чтобы этот вопрос вообще был нужен. На напоминание Тессы об отцовских чувствах Исиана Макс ответил напоминанием о том, что речь идет о принце Дома, который способен и сам разобраться со своими эмоциями. И закончил выражением сожалений о том, что ему приходится писать в таком тоне, но других слов для ответа на это письмо у него нет.

Передавая ответ Ранде, Макс чувствовал себя гораздо менее сайхом, чем хотел бы, и гораздо более офицером космического флота одной дальней империи, чем ему было удобно и приятно. И закончив с этой неизбежной - и крайне неприятной - задачей, пошел искать утешения. На его счастье, в резиденции наместника была Марина Лейшина. Он подошел к ней просто попросить сигарету, она посмотрела на него и предложила: "А поедем ко мне?" - и пообещала кофе. Макс решил, что это хорошая идея и вместе с ней отправился сперва в Приозерск на развозке резиденции, а затем в Петербург на маршрутке. По дороге они в основном молчали, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами, но когда маршрутка остановилась в Девяткино, Макс увидел протянутую ему пачку сигарет. Он удивленно глянул на Марину, и та ответила не менее удивленно:

- Еще не хочешь? Два часа же ехали.

Он улыбнулся, отчасти растерянно, отчасти задумчиво, и она догадалась:

- Ах, да! Ты же как саалан. У вас тоже привычки не образуются.

- Ну... - задумчиво протянул он, - в общем да. Почти не образуются. В смысле, к веществам.

- Сейчас приедем, расскажешь, - кивнула Марина. - Наша маршрутка пришла.

Потом они ехали до Черной речки, а оттуда - по всей Петроградке, и Макс слушал рассказ о том, как непросто было найти сигареты нужной марки в городе после аварии и куда люди ездили мыться и стирать. Но Петроградская сторона кончилась, и тема сменилась, потому что маршрутка пошла по Стрелке, а потом по Невскому. На перекрестке с Марата Марина попросила водителя остановиться, Макс вышел вслед за ней и через восемь минут уже входил в ее квартиру. Он с удовольствием разулся, прошел на кухню, на удивленный вопрос хозяйки "руки помыть не хочешь?" спросил, можно ли прямо тут, и действительно сполоснул руки над кухонной раковиной и отер их полотенцем, висевшим рядом. Все эти ритуалы архаичного и не очень устроенного, на сайхский взгляд, быта отвлекали его от мыслей, которые, он знал, все равно придется назвать словами, конечно, - но пару минут покоя он на этом выиграл.

Марина указала ему на гостевое кресло и усмехнулась про себя - по сравнению с наместником этот парень выглядел на гостевом месте сущим кузнечиком, если кузнечики бывают черными с золотом. Она прогнала эту мысль усилием воли и потянулась за джезвой. Насыпав молотый кофе в посудину и встряхивая его над огнем, она сказала:

- А вот теперь рассказывай.

- Что рассказывать? - вежливо спросил Макс.

- Например, зачем сигарета некурящему магу, - хмыкнула Марина, глядя в джезву.

Макс вздохнул. И начал говорить. Когда он закончил, кофе в его чашке кончился третий раз, в пепельнице лежали четыре окурка, а за окном по стеклам в чернильно-синей тьме лило так, что не будь Макс магом, он бы тут и ночевал.

- Вот, примерно, за этим сигарета и понадобилась, - он смущенно улыбнулся, глядя на Марину каким-то ждущим взглядом.

Она сидела напротив него, поставив оба локтя на стол и оперев на руки подбородок. А когда он закончил говорить, сказала:

- Это все мне понятно. Таких историй эти стены слышали... не буду тебе говорить сколько, в общем, просто поверь, что ты не первый и даже не десятый. Но где-то у тебя серьезно клинит мысль, если ты аж курить потянулся, так ведь?

- Вот чего я не могу понять, - задумчиво сказал Макс и зябко повел плечами. - Вот Исиан. Он умный и очень порядочный человек. Я могу быть предвзят, и скорее всего предвзят. Он ведь мой отец, и мать я не видел слишком давно, чтобы опираться на ее слова и поступки в своих решениях. Но управлять великим Домом десятки лет, не имея достаточно ума, просто невозможно. А ум без порядочности скверно выглядит, особенно со стороны, примеры есть, хоть бы и тот же Гинис. Исиан никогда и никому на моей памяти не подал повода усомниться в его репутации. И все же. Все же, Марина, я сижу теперь здесь и думаю - а почему? Он же любил мою мать. И она его любила. Они были счастливы в браке, иначе меня бы просто не было. Но она ушла. А теперь и я ушел, хотя любил его. Наверное, и до сих пор люблю, но почему-то не хочу возвращаться. Это дурной поступок, скверный, я делаю больно слишком многим и подвожу слишком многих, но и вернуться выше моих сил. Почему так, Марина?

Лейшина выпрямила спину и сняла локти со стола.

- Давным-давно, целую жизнь назад, один из городских театров малых форм, сейчас они называются иначе и живут не тут, ставил "Шествие" Бродского, я дам тебе потом прочитать. Удивительная сцена там была, когда в процессе действия главный герой, он же режиссер, роль у него такая, обучает артистов "играть толпу". И с третьей попытки он эту толпу наконец получает - и эта созданная им толпа идет на него, зажимает его в угол... И вот он останавливает их командой "Стоп, снято!" и косится на них с опаской. Потому что создав из них толпу, он разрешил им не думать. Понимаешь, о чем я?

Макс почувствовал давно забытую тяжесть эполета на правом плече.

- Да, Марина. Очень хорошо понимаю. К сожалению, слишком хорошо.

- Вот и молодец, - улыбнулась Лейшина. - Куриный бульон будешь?

- Мы мясо не едим, - извиняющимся тоном ответил Макс, - у нас... эм... религиозный запрет, наверное.

- Может, хочешь кабачковые оладьи? - предложила хозяйка. - В них, правда, есть яйцо.

- Это лучше, - улыбнулся гость. - Спасибо.

Тем же самым вечером досточтимый Айдиш развлекал Полину беседами о Пути, религии саалан. По ее собственной просьбе, так что и с точки зрения Пути, и с точки зрения профессиональной этики разговор был совершенно в рамках дозволенного.

Айдиш, уже примерно представлявший себе ситуацию Полины, сделал для себя вывод, что предложив ей катехизацию в новую веру, а затем и посвящение, можно облегчить ей получение гражданства Большого Саалан и переезд за звезды. То, что через год-два ей будет нечего делать в крае, он понял прямо в процессе разговора с Мариной Лейшиной. Зная за коллегой упорство, доходящее до безрассудства в вопросах того, что саалан называли личной честью, он был искренне рад, что она вообще задала вопрос, и рассказывал много и охотно.

Пытаясь описать красоту Потока и Источников, он показывал иллюзии, и по стенам комнаты плясали радужные блики. К слову, рассказывал и притчи о жизни Пророка, и легенды о первых его последователях, и эпизоды из жизни школ и монастырей, а Полина задавала и задавала вопросы. Разговор пришел уже ко времени создания Академии, когда князь Димитри заглянул в палату. Он махнул рукой Айдишу - мол, продолжайте беседу, - и закрыл было дверь, но через несколько минут появился снова, со складным полукреслом в руках и с ремаркой, что он ни в коем случае не собирался мешать разговору, просто хотел поприсутствовать. Молчать он, однако, не стал. Вероятно, у него были какие-то серьезные разногласия с Айдишем, а может, политическая позиция в этом месте чесалась особенно сильно, так что историю создания Академии Полина узнала сразу с двух точек зрения, и будь у нее чуть больше сил, она была бы этому, наверное, даже рада. А так у нее в голове довольно быстро начали смешиваться история, рассказанная досточтимым, и противоречащая ей позиция князя.

Димитри понимал, что его замечания по меньшей мере сомнительны с точки зрения Академии, но удержаться не мог. Особенно когда речь шла о "чистых намерениях" и "нравственно безупречных методах" досточтимых. Айдиш вздыхал, шевелил плечами и еле заметно морщился, но не возражал. Возможно, начни он спорить, князю было бы легче. Кончилось все совсем уныло. Полина посмотрела на Димитри каким-то очень странным взглядом и сказала: "Не глумись, пожалуйста, мне правда интересно". Увидев, как Айдиш ее прочувствованно благодарит, Димитри ощутил себя лишним и довольно быстро ушел.

Ни Айдиш, ни Димитри не предположили, зачем Полина это хочет знать. Не поняла этого и Хайшен, сменившая Айдиша и отвечавшая Полине на целый ряд коротких вопросов, потратив на это весь вечер. О монастырском укладе, о жизни офицера Святой стражи, о сути и смысле обетов мага Академии, о назначении ритуального танца и о других ритуалах саалан. Хайшен, обрадованная интересом больной хоть к чему-то, охотно рассказывала ей все, о чем Полина спросила.

А уже совсем перед отбоем Полина позвонила Лейшиной и попросила выяснить у Макса некоторые социологические аспекты жизни Дома. Но не его Дома, а вообще сайхского Дома. Марина, судя по голосу, озадачилась.

- Полюшка, я даже записать не все успела, что ты хочешь. Честно говоря, ничего не успела. Слушай, может, он к тебе сам зайдет?

- Знаешь, а ты права. Так лучше, - сказала Полина. - Если это удобно, конечно.

- Он говорит, удобно, - подтвердила Марина. - Завтра зайдет, жди.

Макс Асани действительно пришел в больницу. Полина встретила его в холле, к счастью, слишком похожем на сад, чтобы напоминать о ее собственных цветах, и расспрашивала до ужина. За окном на мокрый двор падал первый снег. Полина усмехнулась про себя: точно по графику, православный праздник Покров - и вот он, снег, пожалуйста. Защита семян и корней в земле от холода и окончательное погружение природы в зимний сон. Как и положено под первый снегопад, у нее кружилась голова. Дойдя до палаты, она быстро переоделась в ночное и легла, ощущая, что сделала больше, чем могла, но меньше, чем хотела бы.

Она почти не заметила того, что ужинать пришлось в палате. Занимало ее не это, а то, что сопоставив рассказы Айдиша и Хайшен с ответами Макса Асани на ее вопросы, она увидела очень большое сходство уклада монастыря саалан и уклада Дома сайхов. Слишком большое, чтобы его можно было назвать случайным.

- Что и требовалось доказать, - сказала она вслух и улыбнулась удивившейся медсестре, - в этот день всегда снег. Если не выпадет, зима будет... неприятной.

Марина Лейшина в тот день была в резиденции наместника, но к подруге не зашла: Димитри обрадовал ее долгожданной новостью - Алиса наконец попросила о восстановлении гражданства. Он получил это известие от Асаны, пожелание было высказано виконтессе Алисой в присутствии командира ее подразделения, так что свидетелей, готовых подтвердить ее слова, было достаточно. Едва дослушав, Марина подняла на ноги всю канцелярию наместника, успела удивить Иджена, секретаря князя, своей кипучей активностью. Между тем и этим позвонила в город, дала подробные инструкции о том, где найти папку, которую нужно срочно привезти с курьером в Приозерскую резиденцию, и написала на листе бумаги, взятом тут же, со стола наместника, план действий по пунктам. Димитри, приподняв брови, просмотрел список и спросил, почему бы не передать это сразу Иджену. Марина, ясно улыбнувшись, сказала, что ему она сейчас напишет другой список, вот только до приемной дойдет, а этот нужен, чтобы князь мог следить за процессом. Он пошел с ней к двери, провожая, но открыть дверь она не успела. В кабинет вбежал недомаг, которому явно кто-то придал ускорение вместе с распоряжением, и сказал, что маркиз да Шайни пришел в себя и просил позвать графа да Онгая и самого князя Димитри. Марина вышла, когда князь, мгновенно преобразившийся в наместника, искал в комме номер да Онгая.

Унриаль да Шайни действительно был в сознании и разговаривал. В основном о том, что он все провалил и опозорил себя и всю семью. Но бредом это не было. Он узнавал людей и каждому рассказывал именно то, что касалось этого человека. Сиделок, медсестер и недомагов, ухаживающих за ним, поблагодарил за заботу. Графу да Онгаю сказал: "Ты меня почти спас, даже если мать и дед скажут другое". А самому Димитри, переполненному злостью и сочувствием, адресовал длинную фразу, состоявшую из благодарностей ему самому и его вассалам за то, что край еще живет, а Приозерский замок достроен и цел. Выговорившись в первом приближении, он наконец смог прерваться - но только чтобы спросить, вызвали ли дознавателя.

- Да, - сказал Димитри, - Хайшен из замка Белых Магнолий здесь.

Унриаль как-то странно улыбнулся, услышав его:

- Это хорошо, что тут именно она. Димитри, скажи ей, что я готов к разговору.

Димитри удивленно посмотрел на маркиза. Бледный, высохший, едва способный поднять от подушки голову, потерявший Дар, он сохранил и достоинство, и упорство, свойственные ему - как, впрочем, и всем да Шайни.

- Маркиз, ты уверен?

- Димитри, с каких пор ты забыл мое имя? - Унриаль приподнял бровь.

- Прости, Унрио, - князь ответил ему извиняющейся улыбкой, - но все же.

- Позови ее, - повторил Унриаль.

Князь пожал плечами и послал Зов Хайшен. Та появилась через считаные минуты и вопросительно посмотрела на князя. Димитри сделал короткий жест рукой в сторону постели больного.

- Унриаль говорит, что готов к разговору с тобой.

Дознаватель перевела взгляд на маркиза.

- Ты правда так думаешь?

- Да, - уверенно заявил он и попытался кивнуть.

- А по-моему, нет, - ответила она. - Мы поговорим об этом через седмицу, а пока научись вставать с постели.

Димитри поморщился. Лучше бы ей было не говорить такого младшему да Шайни. Конечно, после этих слов тот одним рывком откинул одеяло и поднялся на ноги. И даже простоял около кровати целых три удара сердца. А потом, разумеется, осел на пол, зацепившись за постель сперва бедром, а потом локтем, и неловко вывернув руку. Димитри отвернулся, щадя его достоинство, и глянул в окно, проливающее в комнату свет почти из-под самого потолка. С белого неба падали частые хлопья, казавшиеся почти черными. С солнцеворота минуло три седмицы - и осень кончилась. В Озерный край пришла зима. Девятая зима Димитри здесь.

- Покойника нашего таки подняли

- Поаккуратнее там в выражениях, а то все огребем.

- Вот уж и сказать нельзя.

- Сказать - можно. По делу и без странных ассоциаций

- По делу - первый наместник очнулся и заговорил. Сейчас еще раз весь край на уши поставят.

- Маркиз да Шайни очнулся? Серьезно?

- Ты никак рад?

- Знаешь, да. Он классный был, пока не заболел

- Гхм, "заболел"...

- Ну а кто застрахован? При такой-то работе?

- Не нравится - не работай, в чем проблема.

- Ты чего злой такой?

- Сейчас такой же будешь. Горжетка подала прошение о восстановлении гражданства. Лейшина уже третий день на мозгах у Иджена сидит.

- Ну ееее... началось в колхозе утро... Это теперь она будет изображать политическую позицию, сидя у империи на шее.

- Если Сам ее на это уламывает с весны - зачем-то она ему нужна в этом качестве.

- Значит, полезность не исчерпала, я же говорил.

- Хрен их разберет с их интригами вообще. И работать с ними страшно, а уходить еще страшнее, вон, из Московии половину замазанных повынимали кого по плохому, кого по хорошему, а результат один - сроки. Эмергов и не дернулся. Как так и надо.

Из внутреннего чата пресс-службы администрации империи в крае, 16.10.2027.

В Покров у отца Серафима случился некоторый казус с его подопечным. Уже не первый по счету, но уж очень заметный. Своего грешника с лицом ангела Златые Власы он нашел рыдающим над Евангелием, врученным ему несколько недель назад.

- Что такое? - спросил священник несколько настороженно.

- Я недостоин такого господина, - размазывая слезы по лицу, ответил язычник.

- Да что ты такое говоришь! - возмутился отец Серафим. - Он разбойника с креста в Царствие небесное взял, а тебя, считаешь, не возьмет? Уверуй! И укрепись! - И с тем ушел домой.

В полдень ему позвонила одна из матушек при храме и рассказала, что перед заутреней язычника нашли в храме сидящим на корточках перед образом Спаса, сложа руки на груди. Случись рядом кто-то из именитых "гостей" или сааланских жрецов, они могли бы объяснить, что эта поза принимается людьми Саалан в состоянии глубокого потрясения и копирует позу подчинения старшему у их нечеловеческих компаньонов, сайни. Но это так и осталось для священника тайной. Зато матушка ему сказала, что язычник обращался к образу словесно, сидя на полу в этой странной позе.

- Ох, дела... - вздохнул отец Серафим и пошел наставлять подопечного.

Закончив объяснять, как молиться, как креститься и как приложиться к образу, он привлек внимание наставляемого предупреждением о том, что сейчас расскажет важное, и приступил к теме.

- Раз ты хочешь знать это, то ты теперь оглашенный. Это такой статус для тех, кто хочет принять крещение и получить новую жизнь во Христе.

- Я хочу, да! - закивал оглашенный. Новое имя и новая судьба были очень близко.

- Тогда слушай. Православное почитание ангелов было установлено еще до первого Вселенского собора. "Ангел" по-гречески "вестник". Через них Бог передает свою волю, и они ходатайствуют перед Господом о людях.

Златовласый оглашенный моргнул. Отец Серафим, ободряюще глядя на него, продолжил:

- У некоторых ангелов впереди есть приставка "архи", их положение выше, чем у других ангелов. Архангелы помогают людям в битве со злом и бедами. В день памяти бесплотных сил прославляются архангелы Михаил, Гавриил, Рафаил, Уриил, Селафиил, Иегудиил, Варахиил и Иеремиил. Это двадцать первое ноября, мы в этот день крестить будем, и вас тоже, кто готов будет.

Выслушав общее описание процедуры крещения, язычник три раза кивнул, показывая, что все понял, и спросил, сколько всего есть архангелов и какие они. Отец Серафим, глянув на часы и проверив, есть ли еще время, начал рассказывать.

- Самый главный из них - архангел Михаил, покровитель воинов. Ему можно молиться в любой беде. "Кто как Бог" - с еврейского его имя переводится так. Он князь ангелов, вождь воинства Господня, главный борец против диавола и его козней. После восстания падших ангелов во главе с Сатаной архангел Михаил первым вступил в битву с ними. С того времени он получил звание "архистратиг", старший воин. На иконах его изображают с огненным мечом в руке или копьем низвергающим диавола.

- А остальные? - оглашенный слушал с широко раскрытыми глазами, как дитя.

- Следующий после Михаила - архангел Гавриил. На еврейском его имя значит "муж Божий", а по-русски "Крепость Божия" или "Сила Божия". Он носитель радостных благовестий. По Библии он считается хранителем избранного народа. На иконах изображается с райской ветвью, принесенной им Пресвятой Деве, или со светящимся фонарем в правой руке и зеркалом из ясписа, по-русски яшмы, - в левой. Именно он мне тебя и показал.

Никто восхищенно слушал священника, повествующего про мудрого целителя Рафаила и грозного просветителя Уриила, про строгого Селафиила, учившего людей молитве, и про покровителя трудящихся и путешествующих Иегудиила, в награду за труды обещающего золотой венец и угрожающего лентяям плеткой, про благословляющего труд на благо людей Варахиила, про печального Иеремиила, судью и критика земной жизни с ее радостями и певца жизни вечной в мире без плоти и греха. Он представлял себе огромные сияющие фигуры в ярких одеждах и чувствовал, как внутри него, словно родник из-под камней, пробивается искрящаяся и светящаяся радость от понимания, насколько он не один в мире, даже когда один. Отец Серафим, видя удовольствие обращаемого от беседы, продолжал:

- У ангельских чинов есть три иерархии: высшая, средняя и низшая. В каждой иерархии существует три чина. Высшая иерархия: Серафимы, Херувимы и Престолы. Пламенеющие и Огненные Серафимы ближе всех предстоят к Пресвятой Троице и побуждают всех любовью к Богу. У них шесть крыльев. Есть четырехкрылые ангелы, они Херувимы. Имяих означает "излияние премудрости и просвещения". Именно через них, ведающих тайны Божии, передается просвещение для настоящего богопознания. Престолы, следующие за Херувимами, таинственно и непостижимо носящие Бога, служат правосудию Божию. У них два крыла, как и у прочих ангелов.

Никто молчал, слушая о Господствах, Силах и Властях, восхищался, представляя себе Начала, Архангелов и Ангелов, и думал, что если в этой огромной невидимой стране сущности, населяющие ее, так велики, чтобы под их рукой побеждались многие враги и раскрывалось тайное, поднимались избранные и низвергались недостойные, то под их защитой он точно не пропадет. Даже если его придут убивать все маги саалан вместе и одновременно. И даже если убьют.

- Ангелы, - закончил священник, - самые близкие бесплотные силы к людям. Они наставляют нас к добродетели, помогают встать при падении. Ангелы всегда с нами, они готовы помочь, если мы, конечно, желаем этого.

- Как ты? - спросил его язычник.

- Меня ведет мой ангел. А у тебя есть твой, и они оба помогают нам идти к Богу. Сейчас ты в самом начале пути, и я тебя наставляю. Но ты обязательно научишься и сам. Вот только сейчас нам придется попрощаться, у меня через час служба в храме Пресвятой Богородицы, опоздать невозможно.

Оглашенный, встав, поклонился, был благословлен и с тем ушел. А отец Серафим, глянув на часы, охнул и вызвал такси. На его счастье, машина была у площади и приехала через три минуты. На одном из светофоров по набережной справа от машины встал мотоцикл. Отец Серафим подумал, озорно усмехнулся и опустил стекло:

- Эй, мотоциклист?!

- Чо на? - неприветливо ответили из-под шлема.

- Спросить хочу! Вы что левой рукой креститесь? Сатанисты, что ли, все?

- С чего бы это? Не крестимся мы.

- Да видел я сколько раз, стартуете со светофора и креститесь!

Ответом священнику сперва были уставленные на него очень большие и очень изумленные глаза, в которые через секунду вдруг явилась мысль.

- Не, это мы стекло на шлеме закрываем.

- А-а-а... а то я думал - сатанисты! - и довольный батюшка поднял стекло машины обратно.

Мотоциклист, поняв, что его разыграли, с досады рванул с места, рявкнув мотором, и отец Серафим увидел на его спине белую мишень со вписанной в нее красной буквой "А".

Вечером он рассказывал жене, как "язычники" осваиваются. И завершил рассказ тем, что к вере они идут совершенно очевидно, но такие дикие, просто оторопь берет. Этот рыдает, что он Иисуса недостоин, тот в храме в Рыбацком перед иконой стоит раскрашенный, потому что ему невозможно перед образами быть неприбранным, третья процветший крест на руке рисует "потому что красиво", не зная ни что он значит, ни зачем он. Но при том все мясного не едят вообще, не только в пост. Только рыбу и молочное, и без того, в общем, не грустят, если не дать. Души простые и чистые, даже и неясно, как впали в лжесвидетельство и воровство, вероятно, за своими командирами, упокой Господь их грешные души. И при должном наставлении будут, наверняка, добрыми христианами и хорошими людьми.

В тот же день Марина все-таки нашла возможность увидеться с Полиной.

- Полюшка, привет, - махнула она от двери, входя в палату. - Тебе не сказали, ты надолго еще тут?

- Мариша, здравствуй, - улыбнулась Полина. - Выглядишь забеганной. Нет, а что?

- Забеганной? - Марина подняла брови. - Да, есть немного. Алиса, представь, решилась восстанавливать гражданство, вот и...

- Дозрела все-таки? - Полина наклонила голову вбок, глядя на подругу.

- Ну с ней, как всегда, не без сюрпризов. Для начала она расстреляла группу мародеров, претендовавших называться истинным Сопротивлением и выходивших на связь только из лесных лагерей. Отметились они только мелкими пакостями, в основном нашим. До саалан у этих крутых оппозиционеров руки так и не дошли. Но судя по тому, что все случилось в нескольких километрах от резиденции, они наконец на что-то раскачались, но тут она их и встретила. Между прочим, уйдя в самоволку.

Полина еле заметно качнула головой:

- Да, она в своем репертуаре... И что дальше?

- А дальше подала прошение, очень формально, через виконтессу да Сиалан, в присутствии командира подразделения. И назвала реальную дату рождения, которая за восемьдесят третий год. Ты представляешь, как нам весело сейчас искать в городском архиве следы ее документов?

Полина поморщилась и качнула головой снова.

- Вот именно, - кивнула Лейшина. - То, что она и там следы затирала, нам только добавило веселья. Но это еще не все свежие сплетни. Ты пропустила уйму интересного.

- Рассказывай, - Полина просто повернула к подруге голову, но та была рада и этому.

- Во-первых, маркиз да Шайни пришел в себя, и сейчас нам всем будет интересно. Я его еще не видела, и показаний он пока не давал, но судя по тому, как зашевелились городские бароны, оставшиеся от его команды, главная их сволочь, Поль, не здесь. И отвечают они перед этой сволочью, а не перед ним. Я с Димитри говорила за сутки до шторма, он хотел знать, как кое-что сделать, ну и пока он мне объяснял ситуацию, я это поняла. Нет, имен он не назвал, но судя по всему, нам с тобой еще предстоит лично повидаться с автором всех этих шуток.

- Император, что ли? - с вялым интересом спросила Полина.

- Нет, - качнула головой Лейшина, - точно не он. Но кто и почему, я пока не знаю. Буду знать, скажу обязательно.

- Если не сливать расклад, то личное знакомство неизбежно. - Полина поморщилась и опустилась на постель.

- Ты в порядке? - озабоченно спросила Марина подругу.

- Штатно, - отмахнулась та.

- А, - этот ответ Марина знала лет тридцать и сочла за лучшее не продолжать. - На день рождения я к тебе не приеду, в воскресенье у меня аншлаг, и пока тебе все равно ничего нельзя, так что презент за мной, но не сегодня.

- Хорошо, - кивнула Полина. - Тогда я не буду на тебе висеть, у тебя же дел по горло.

Марина улыбнулась, погладила подругу по плечу и вышла. Покинув госпиталь, она прошла по коридорам и холлу наружу, остановилась на крыльце, достала сигарету, сломала ее, пытаясь прикурить, и тихо выматерилась. То, что она увидела, совершенно ей не понравилось.

В день рождения Димитри зашел к Полине лично. Она встретила его, сидя на постели с ноутом на коленях.

- С днем рождения? - улыбнулся князь.

- Спасибо. - Полина глазами и наклоном головы успешно изобразила полноценный поклон, если не реверанс.

- Я пришел узнать, есть ли у тебя пожелания насчет подарка на твой день рождения, у вас ведь принято одаривать в этот день. Если нет, ты позволишь мне самому выбрать тебе что-то?

- Спасибо за поздравления, - Полина попыталась улыбнуться. - Особых пожеланий у меня нет. - Вдруг у нее на лице написалось какое-то душевное движение, скорее отвергающее, чем открывающее сердце навстречу чему-то. - Хотя знаешь, я придумала.

- Что же это? - князь ждал сюрприза, но опять недооценил свою подругу.

- Я хочу видеть, как вы исследуете личность.

- Хорошо, - кивнул он. - Я возьму кого-нибудь из студентов...

- Нет, - прервала его с неожиданной силой. - На мне.

- Гм... мнда.

Это была ее очередная ловушка. Отказать в предложенном даре он, по обычаю саалан, не мог. Дать ей в дар это он тоже не хотел: как менталист и как ее друг, он был против этого.

- Я запомнил твое пожелание. Попытаюсь устроить это, но не обещаю быстро.

Когда он закрыл за собой дверь, Полина удовлетворенно кивнула. У нее появился шанс понять, что они сделали с Алисой. Дверь оставалась закрытой очень недолго, через какие-то полчаса с поздравлениями пришла и сама барышня. Она принесла сосновую ветку в вазе и горсть смешных камешков с берега Ладоги, оказавшихся кремнем разных цветов. Пока Полина разглядывала дары, Алиса неловко топталась рядом с кроватью, а потом решительно села в кресло для посетителей и сказала:

- Знаешь, я понимаю, что я с этим не вовремя и вообще. Но мне очень надо спросить.

Полина молча подняла на нее взгляд.

- Это вопрос про меня. Мелкий, но свербит.

- Давай, - кивнула Полина, катая в пальцах один из камешков.

- В общем, князь выяснил, что математика и магия прямо связаны, и вызвал одного из своих оттуда, - Алиса кивнула головой в сторону Валаама, - и оказалось, что они с да Айгитом друзья. - Алиса сглотнула, шевельнула плечами и продолжила. - И вот я видела, как да Айгит его встречал, то есть они вместе к замку оттуда шли, по дорожке. И держались за руки. Точнее, не совсем за руки. И меня такая тоска взяла... ты не знаешь почему? Я же к нему плохо отношусь, а того вообще не знаю. Ревновать мне не с чего, но я же чувствую. Вот что это за эмоция может быть?

- Ага, - кивнула Полина. - Дай-ка руку.

Алиса протянула ей правую руку, и Полина зацепилась мизинцем своей левой руки за мизинец барышни так, что тыльные стороны рук почти соприкасались.

- Вот так они шли?

Алиса не смогла ответить. Она сидела неподвижно и, кажется, не дыша. Из глаз у нее горохом катились крупные слезы.

- Э, нет, - сказала Полина и отпустила ее руку. - На это у нас обеих нет времени. Дуй на пост и принеси две порции успокоительного. Мне тоже понадобится.

Алиса кивнула и, продолжая плакать, пошла к посту. Вернулась она, потирая ягодицу, и вместо стаканчика с каплями привела медсестру со шприцем, Полина послушно развернулась, подставляя и свою мякоть под укол, затем мгновенно привела одежду в порядок и сказала, садясь на постели:

- Послушай. Мы с тобой познакомились не сами, нас познакомил мой друг, а твой любимый человек. Леонид, Лелик. Мы с ним работали в одной части МЧС, он был один из офицеров части, а я диспетчер. Еще мы с ним танцевали. Однажды он рассказал мне, что познакомился с тобой в кафе. Ты не могла то ли отправить фотографии в блог, то ли прочесть какие-то новости, и очень забавно ругалась, а он выдал тебе вайфай со своего телефона, и так вы познакомились. Я увидела тебя на десятый день после этого. А через почти год, в две третьем, вы съехались. Танцевать ты так и не научилась, но вам это ничуть не мешало прожить вместе пятнадцать лет и любить друг друга как в тот день, когда вы вместе пришли ко мне в гости. Когда вы уходили от меня и когда я видела вас вместе на улице, вы довольно часто держались за руки вот так, как ты увидела и как я тебе показала.

- Без него ужасно. Просто ужасно, - тихо и как-то обреченно сказала Алиса, не замечая, что по ее лицу текут два ручья. - Он был такой теплый, такой надежный, с ним все было так просто и ясно. И я только с ним поняла, что это такое - дом и зачем он нужен. Он умел улыбнуться так, что вся фигня из жизни испарялась сама собой. Я сперва только ради него и возвращалась. А потом поняла, что я всегда там, где он. Даже когда меня носит по Африке, или я застряла в Тайланде.

- Именно так и было, - мягко сказала Полина, глядя ей в лицо. - Я тебе больше скажу. Ты с некоторого времени, причем задолго до аварии - это немножечко как бы он.

Алиса вздрогнула и уставилась на Полину огромными и сразу высохшими глазами.

- Не веришь, - констатировала Полина. - Но смотри сама. Когда ты помешала вашему отрядному магу устроить конец света в крае, ты делала, как сделал бы он. Нашла способ связаться с начальством, хоть и не самый простой, объяснила вышестоящему, что происходит, сумев наступить на свой страх и свою неприязнь, и доказывала свою позицию, пока тебя слушали. Более того, настояла на соблюдении закона старшим по званию. Он тоже делал так неоднократно. Самоход твой замечательный... - она вдруг усмехнулась, увидев, что у Алисы глаза стали еще больше, чем были. - Не спрашивай. Знаю. Так вот, это тоже он. Когда мой бывший после развода пришел в часть объяснять, какая я дрянь и почему меня надо увольнять за аморалку, Лелик ему очень быстро объяснил, кто тут дрянь. А потом неделю ходил с левомеколем под повязкой, разбив костяшки об зубы моего благовредного. До встречи с ним ты такой не была. Точнее, была, наверное, люди, которые любят взаимно и счастливо, всегда похожи друг на друга в чем-то важном. Но после того как вы сошлись, это начало в тебе проявляться все больше и больше. И знаешь... наверное, если бы в том чертовом октябре все случилось наоборот, сейчас я так же объясняла бы ему, что он был женат и что это значило в его жизни.

- Он так же забыл бы меня? - тихо спросила Алиса.

- Так забывают только в одном случае, - так же тихо и серьезно сказала Полина. - Когда не хотят предать даже случайно.

- Я после аварии трое суток в Хельсинки сидела на диване, смотрела в новости и косилась на автодозвон, - куда-то в пространство произнесла барышня. - Не могла ни до конца понять, ни до конца поверить...

- А отключила автодозвон когда? - осторожно уточнила Полина

- В Новый год, - ответила Алиса, глядя в пространство перед собой. - Но я тогда уже не помнила, кому звоню и зачем. А его уже не было. Нигде не было.

- Но купол гудит, - тихонько возразила Полина. - Как Смоленское кладбище или Пискаревка. И как Пулковский рубеж. Они там, их слышно от границы зоны отчуждения.

- А почему я не слышу? - возразила Алиса. - Ну сейчас-то понятно, но до ареста-то я могла. Но не слышала.

- Не могла, - вздохнула Полина. - У тебя в голове тот самый автодозвон продолжался и продолжался, и ты дожидалась ответа, поэтому не слышала ничего другого. Я это заметила, еще когда ты пришла ко мне домой с Максом Асани. Он еще тогда у меня какой-то свой амулет забыл, я только в этом году вернула. Ты уже тогда слышала очень не все, что тебе говорили и что происходило вокруг.

- А... а как снять автодозвон? - спросила барышня. - Девять лет ведь уже...

- Знаешь, если человека так упорно звать и ждать столько лет, то он тебе как-то да ответит, не ошибешься, тогда и автодозвон сам собой отменится. А сейчас... - Полина ненадолго задумалась, собираясь с силами. - Расскажи мне, как у магов математика с колдовством увязана. А то про твои невероятные таланты весь замок уже сплетничает, даже до меня вот донеслось, а я все еще не могу понять, о чем все эти слова.

У Алисы после этого вопроса сами собой сдвинулись брови.

- У-у-у, там такой сложняк, что-то между тригонометрией, теорвером и логарифмическими функциями. И еще символьный аппарат другой совсем, но это-то освоить не так сложно.

Полина слегка склонила голову вбок, как ящерица:

- Экая затейливая смесь, как же ты разобралась в этом?

- Тридцать пятая гимназия и ее программа по математике для старших классов, - пожала плечами барышня. - Чертов Сканави.

- Угу... - задумчиво протянула Полина. - Давай попозже вернемся к теме.

- Ой, мне и правда пора, - спохватилась барышня. Через четверть минуты она уже закрывала за собой дверь.

Полина задумчиво посмотрела на дверную филенку. Не говоря уже о содержании заявки, тридцать пятая санкт-петербургская гимназия отродясь была гуманитарной.

Маркиза да Юн пришла в приемную наместника утром двадцатого октября. Он сам вышел к ней из кабинета, чтобы встретить и поприветствовать. Кто-то из его пресс-службы, придя к Иджену, наблюдал, как они обнялись прямо в приемной и как князь сказал секретарю "я занят два часа" перед тем, как уйти с соотечественницей в кабинет. Из услышанных слов "здравствуй, сестренка" был сделан вывод: князя приехала проведать родственница.

Онтра да Юн, вассал Димитри и капитан из его содружества, жила в южной части земли саалан и пока еще ни разу не зимовала на Кэл-Алар. Но честно платила свою часть порту и городу, просто на всякий случай.Димитри, согласно законам вольных охотников моря, был ее старший брат, глава содружества, состоявшего из капитанов, владевших флотами поменьше его собственного, и говоривший за все свое содружество в совете капитанов, владевших Кэл-Алар. Она доверяла Димитри, как и любой из его младших братьев и сестер по морской семье, но от этой встречи с ним не ждала ничего хорошего, потому что он написал, что хочет ее видеть из-за какой-то истории, в которую замешан ее сын. Искать встречи со своим неудачливым чадом Онтра не стала, посчитав правильным сперва узнать от капитана Дью всю суть событий, но ожидания у нее были не самые радужные. У мальчика был талант оказываться не на месте и не вовремя. Начиная с зачатия. Не то чтобы Онтра не хотела ребенка или хотела его не от того мужчины, с кем зачала. Но она была так занята в полгода, предшествовавшие появлению этого ребенка на свет, что обнаружила свое состояние уже в двух пятерках дней до ближайшего берега, и ей пришлось менять планы прямо в море, чтобы родить все-таки на берегу. Малыш появился на свет в доме ее случайного приятеля, который и домом-то нельзя было назвать. Это было очень новое здание, в котором еще никто и никогда не жил. Туда едва успели поставить мебель, а сайни в дом еще не позвали. Тай, личная сайни Онтры, ходившая с маркизой в море и сопровождавшая ее вообще везде, занялась этим сама. Едве малыш успел появиться на свет, Тай побежала искать молочную сайни, уговаривать ее переселиться с рынка в дом, потом мыла и устраивала ее и щенят, и передавала в гнездо малыша Онтры. А сама маркиза, уставшая после морского похода и родов, спала, почти не просыпаясь. Тай успела вовремя, мальчик еще даже не озяб. Но так устала, что передав мальчика в гнездо, сама упала на постель Онтры и уснула рядом с ней. Ее приятель, вернувшись и найдя в своем доме ребенка подруги в гнезде сайни, смеясь, сказал, что он, конечно, не претендует на отцовство, но это уже больше, чем случайная встреча. Так у мальчика появился второй отец, заменивший ему мать, ушедшую в море снова, едва встав после родов. Все прочие события в его жизни, начиная со встречи с досточтимым, инициировавшим его в два года, и заканчивая дурацкой историей с его разрубленным коленом, были настолько же несвоевременны. Онтра не сомневалась, что и в этот раз парень вляпался во что-то, что придется разгребать хорошо если вчетвером, считая Димитри.

Устроившись в кресле и приняв у Димитри чашку чая, она поняла, что угадала и разговор будет серьезный: капитан не предложил ей вина.

- Дью, мой сын опять влип в историю, да?

- Как тебе сказать, Онтра, - задумался Димитри. - Думаю, что все-таки нет.

- Но тогда почему я здесь?

- Сестренка, давай сразу к сути. Моя подруга из местных готова передать ему свое торговое дело.

- Вот как, - Онтра с интересом наклонила голову.

- Да, нужно оценить предприятие. Я очень не советую тебе отказываться, дело выгодное, ему восемь лет.

- Крупная торговля, брат?

- Да, не трактир и даже не корабль. Посмотришь?

- Пойдем, - Онтра отставила чашку и улыбнулась, вставая.

Димитри ответил улыбкой и жестом пригласил маркизу к столу. Она ждала, что сейчас он прикажет подать торговые книги, но увидела плоский лист в рамке, который начал светиться от того, что князь двинул по столу округлый черный камешек. На листе проступили какие-то изображения - и ее старший брат по морской семье подмигнул ей:

- Вот мы и на рынке. У нас пока нет права на вход, так что мы видим не все. Просто поверь мне, что для постоянных покупателей тут предложений еще больше.

- А как получить входное право? - спросила Онтра, внимательно наблюдая за магией Нового мира.

- А вот в этом, сестренка, есть трудности - для нас с тобой. И для разрешения этих трудностей моя подруга хочет передать свое дело твоему сыну.

- Почему не тебе?

Димитри вздохнул.

- Это долгая история, сейчас расскажу. Через полгода после того, как я его взял сюда, между нашим достопочтенным и местными случилось непонимание, и это нам осложнило жизнь дополнительно. Основной развал, из-за которого я здесь, мы к тому времени успели если не прибрать, то остановить, чтобы он не расползался дальше. И хочу тебе сказать, что местные занимались этим же со своей стороны, но не от большой любви к нам, а совсем наоборот. И та моя подруга, о чьем деле речь, на этом недопонимании потеряла двух своих друзей. Еще двух, а до этого было еще несколько потерь. Они все ей были не просто друзья, а совладельцы, вместе с ней начавшие это дело, когда Унриаль да Шайни чудом стоял на ногах, край выглядел как после попойки старых богов, а чем был занят достопочтенный, я даже думать не хочу. Скорее всего, он пытался поднять хоть один портал. Это все отчасти дело рук тех, кто пришел сюда с Унриалем да Шайни, я с весны вместе с Хайшен ищу их следы и найду виновных, но сейчас мы говорим не об этом.

- А отчасти? - спросила Онтра, не переставая просматривать страницы призрачного рынка, существующего и несуществующего одновременно.

- А отчасти это было способом местных объяснить нам, как мы неправы.

Маркиза да Юн отвернулась от монитора.

- Не хочешь ли ты сказать, что те же самые люди...

- Нет, не те же, - улыбнулся Димитри, - но их друзья и соседи. Эти просто отказались иметь с нами дело, продавать нам и покупать у нас. А потом и у тех своих, кто стал с нами работать.

- То есть, - подвела итог Онтра, - саалан на этом рынке покупать и продавать не могут.

- Пока не могут. Но моя подруга хочет, чтобы могли. Она считает, что так для города будет лучше.

- Почему она не считала так раньше?

- Потому что она не знала, что ее дело хотели украсть те, кто казался ей верными. Двоих ее друзей успешно оклеветали, их осудили по ложному обвинению. От нее хотели избавиться тоже, и клеветники имели большие шансы преуспеть.

- А, - кивнула маркиза, - она просто сменила сторону.

- Просто? - Димитри усмехнулся. - Я тебе скажу, что добиться этого было не легче, чем пройти вслепую от Герхайма до Ддайг. Они меня чуть до заикания не довели этой весной. И до конца лета продолжали свои бодрящие шуточки каждый седьмой день. На мое счастье, год тут короче нашего, и сезоны тоже.

- Как же вы подружились? - Онтра снова отвернулась от монитора.

Димитри пожал плечами:

- Я ей предложил, она согласилась. Она, понимаешь, любит свой город, и убедившись, что я не хочу ему зла и готов о нем заботиться, как должно наместнику, приняла мою дружбу.

- Но почему мой сын? - задумчиво произнесла маркиза, просматривая очередную страницу портала.

- Ты же будешь присутствовать на заключении сделки? - улыбнулся Димитри.

- Конечно. И я, и оба мужа, и второй отец этого не в меру одаренного ребенка.

- Тогда у тебя будет возможность спросить ее об этом.

- Тоже верно. Но как мне просмотреть все предложения этого рынка? Я без этого не смогу назвать цену даже приблизительно.

- О, это несложно. Хозяйка оставила нам с тобой для этого ключ от готовой страницы покупателя. Она пустая, так что у нас не получится купить с нее ничего серьезного. И познакомиться с продавцами мы тоже не сможем, пока у этой страницы нет репутации покупателя. Но введи в это окошко вот эти буквы, вот так... А теперь в появившиеся строчки вбей вот эти цифры. А ниже снова повтори буквы. И опять цифры, Онтра. Отлично. Теперь тебе будут видны все торговые предложения.

- Осторожная дама.

- Да. Я искал способ с ней познакомиться восемь местных лет. Еле успел забрать у палача.

- Дью... - Онтра укоризненно посмотрела на князя. - Если ты еще что-нибудь скажешь об этой истории, мне будет труднее заняться тем, ради чего я здесь.

- Да, сестренка, конечно, - кивнул Димитри. - Но это мое рабочее место, и я не могу уступить его тебе. Вот тебе листок с паролями, вот второй, на нем путь к этому месту в сети, остальное тебе объяснит Иджен, он же покажет свободный кабинет, чтобы тебе никто не мешал. Когда ты захочешь увидеться с сыном, попроси кого-нибудь из моих ребят проводить тебя.

"Краса - длинная коса", или снова про внешность саалан и их культуру общения.

Здравствуйте, друзья, у меня сегодня все еще больничный, и есть время поиграть в Капитана Очевидность. Я опять про моду саалан и их, гхм... Ну назовем это стилем. В этот раз про прически. Эта их манера гриву до локтей отращивать - прямое следствие того, что у них рабство отменено только при том поколении, которое у нас тут гостит. Рабов, напомню всем свободнорожденным, стригут. И очень коротко. Примерно так, как мы теперь по собственному выбору стрижемся. Естественно, никто из рожденных свободным в рабовладельческом обществе не хочет быть перепутанным с живой вещью.

А вот теперь следите за руками. Свободный человек в рабовладельческом обществе - это человек, имеющий жесткие и далеко отнесенные личные границы, потому что в его границах находятся его животные и его рабы. И! Если свободный способен залезть в границы другого свободного, то он немедленно оказывается на уровне раба или домашнего животного. Ну или он словами через рот принял вассальные обязательства, и они подтверждены. То есть, если двое саалан случайно совершают ошибку общения, в результате которой личные границы одного или обоих нарушаются, выходов у них немного, и большинство какие-то безысходные.

Во-первых, это дуэль. Но дуэль может кончиться печально. А у них равноправие всамделишнее, не на словах. Их женщины никогда не были поражены в правах и вообще не представляют, что это такое - зависеть от мужчины финансово и социально, так что дуэль между дамой и кавалером у них вещь такая же обыденная, как рабочий контракт.

Во-вторых, мордобой и отшвыривание от себя второго как можно дальше - с длинными социальными последствиями. Начиная с дуэли и далее списком на две страницы, вплоть до судебного преследования.

В-третьих, принятие последствий сразу - как правило, в виде счетов к оплате, и неслабых счетов. В этом случае больно будет кошельку, а не физиономии, но разница - для них - не очень велика. И если это случилось между людьми, которые к друг другу в общем неплохо относятся, и уровень проблем ими обоими скорее оценивается как досадный случай, чем как что-то непростительное, то больно и печально обоим.

Но! Чтобы восстановить пошатнувшееся равенство, есть один несложный ход. Можно просто переспать друг с другом и решить, что причиной нарушения границ был вполне определенный интерес к тому, чьи границы были нарушены. Один не удержался, второй не устоял... дело житейское, душевный порыв. А потом уже можно поговорить и разобраться, сохранять ли настолько близкие отношения или лучше опять дружить на расстоянии.

Если говорить совсем прямо и честно, назвать их отношение к интимной близости свободой лично мой язык не поворачивается. Это, извините, любовь как альтернатива драке, и не выбирать нельзя, причем для обоих в равной мере. И тут уже неважно, сколько мальчиков и сколько девочек в паре, вовлеченной в коллизию. Я вас сейчас окончательно шокирую: таким образом, разовый секс у саалан - это истории не про любовь, а про подтверждение социального равенства. Я пока не представляю себе их культуру отказа в полной мере, но мне кажется, что отказ от близости может быть для них даже более чувствительным, чем для нас. И я еще не могу даже приблизительно прикинуть, сколько "милых случайностей" в их культуре следовало бы назвать "просто ошибся дверью". А самым ценным в их культуре будет вовсе не секс. Самая сладкая романтическая мечта сааланца - интеллектуальное общение двух существ, способных мыслить. А будет ли физическая близость дополнением к духовной, для них вопрос второй, если не пятый.

И, определяя предельно грубо и понятно для неспециалистов, культурная разница между землянами и саалан в отношениях к романтике заключается в том, где у пары точка естественного завершения романтического сюжета. Чтобы нам с вами было понятнее, ребята: для землян видны всего две возможных точки завершения романтического сюжета для пары - первый секс и первое зачатие. Дальше начинается суровая проза жизни, "любовная лодка разбилась о быт", грусть и огорчение. И все, что случится с парой после этого, создаст уже второй романтический сюжет, пусть и в том же составе - при удачном стечении обстоятельств. А для саалан очевидной точкой завершения романтического сюжета становятся роды. И не потому, о чем вы сейчас подумали: "ой фу, она так некрасиво выглядела во время схваток" и все такое. А потому, что союз двух думающих, чувствующих, речевых - последнее особенно важно! - Личностей породил вот это мяукающее нечто, которое умеет только спать, гадить, сосать и орать. И для того, чтобы в той же паре второй романтический сюжет стал возможным, им нужно еще решить, что теперь делать с этим странным результатом, не выкидывать же в помойку.

Так что для того, чтобы воспитывать ребенка самостоятельно, нужно быть очень продвинутым и проработанным представителем их культуры. На таких родителей везет далеко не всем. Нет, нянек у саалан тоже нет. Или есть не очень много и довольно дорого. Их детей воспитывают домашние животные. Выставку работ Ксении Кучеровой в Соляном переулке я вам очень советую посетить, чтобы представлять себе, как выглядят эти звери и каковы их повадки. Саалан здорово повезло с партнерами: взрослый зверь, живущий в доме, может иметь активный словарь до восьми сотен слов на языке саалан, и даже считать в пределах сотни, хотя и странноватым способом. То есть доверить такому существу уход за младенцем и выращивание примерно до младшего школьного возраста можно без проблем и даже без вреда для развития ребенка. Особенно если это общая практика. А с учетом того, что эти звери еще и живут группой, в некоторых случаях их общество для младенца предпочтительнее общества биологических родителей. Кстати, сааланцы предпочитают называть их собаками, когда рассказывают о них нам, но на самом деле это грызуны, просто довольно крупные, как раз размером с овчарку или крупную лайку.

Так что, друзья мои, наши гости - цивилизация маугли. Поэтому они такие простые местами, а другими местами настолько сложные.

Меня выписали, кстати. Завтра рабочий день.

Блог "Школа на коленке". 20.10.2027.

Полина за какой-то надобностью решила свернуть все окна браузера сразу, и курсор ткнулся в часы. Они услужливо высветили "двадцатое октября, среда". Полина вздохнула, глядя на дату, и поморщилась - за грудиной ощутимо заныло. Сегодня у Лелика был бы день рождения, полуюбилей, пятьдесят пять. Усилием воли отогнав все мысли, следовавшие за словами "если бы не авария...", она встала и пошла на пост просить обезболивающее.

На мое счастье, годовщина аварии на ЛАЭС пришлась на понедельник, и мы как раз сдавали дежурство, так что в воскресенье мне было не до мыслей, а в понедельник идти квасить было как-то неудобно, траур все-таки, так что у нас вместо пьянки была проповедь Нуаля. А двадцатого утром я вспомнила, куда и зачем меня носило шестнадцатого октября восемнадцатого года. День я проходила сомнамбулой, регулярно отхватывая то от Инис, то от Саши, то от Сержанта. А к отбою меня совсем расквасило. Стоило закрыть глаза, и я видела нож. Не вороненый, а черной с синевой стали, с зеленоватыми разводами по клинку. С рукоятью, оплетенной веревкой из водорослей чужого мира. Острый, прочный и удобный, как все, что делали в одной дальней империи для армии. Вдвойне удобный и надежный, потому что делался он для космического десанта. Без самой маленькой крошки магии. Надежный, как человек, которому я хотела этот нож подарить, но не успела. Я знала, в каком тайнике оставила его, и... и просто рыдала в плюшевого кота в тельняшке, лежа на своей койке в казарме. Ребята делали вид, что не слышат этого. А может, и правда спали. Во всяком случае, когда я встала, никто не пошевелился.

На развозку, конечно, я уже не успела и вышла стопить на дорогу. Кого-то таки несла нелегкая, на мое счастье, видимо, из Йоэнсуу. В городе я была уже заполночь и шла пешком километров пятнадцать в общей сложности, но запасные ключи от нужной квартиры были там, где я их оставляла - в Апраксином дворе в одном из корпусов. Корпус не был заброшен, но коробку не тронули. Я забрала ключ и успешно попала в квартиру. Пришедшая туда по маяку Асана да Сиалан нашла меня ревущей в голос над коробкой с ножом. Она огляделась и спросила, чья это квартира. Я сказала, что эмигрировавших друзей, которые оставили мне ключ на всякий случай. Асана уточнила, когда они уехали, и отвечая, я уже не рыдала. Люда была моей подругой и соратником по многим благородным безумствам, правда, ограничивались они территорией Европы. Так вышло, что ее с мужем и дитем в проекте я чуть не коленом выпихнула в Грецию, дав им еще и денег на дорогу, за каких-то три несчастных месяца до смерти Гаранта. Их благодарственное письмо потерялось в общем потоке почты первых недель после выхода моего Манифеста. А ключи я спрятала в корпусе Апрашки. Не то чтобы я ждала их возвращения, или они надеялись, что квартира продастся и я перешлю им за нее деньги, как договаривались, но я часто оставляла здесь то, что по каким-то причинам не могла принести домой, и мои коробки, пакеты и конверты дожидались меня в целости и сохранности. Так вышло и в этот раз. Асане я это все, конечно, рассказывать не стала, сказала, что хозяева уехали в феврале восемнадцатого в Грецию и там живут до сих пор. Асана внимательно посмотрела на меня и кивнула. Я ждала взыскания, но мне, честно говоря, было все равно. Так что когда она сказала "признаю причину уважительной, но это был твой выходной", я просто ответила "есть" и послушно пошла за ней в портал. В казарме Сержант, увидев нас, неодобрительно буркнул что-то невнятное, но санкций не назначил, раз госпожа да Сиалан распорядилась считать эту ночь моей увольнительной. Нож я спрятала под подушку, проревела еще час и перед самым подъемом заснула все-таки.

Тем вечером Айдиш зачитался и не успел лечь спать вовремя. Так что когда во втором часу ночи в дверь его личных покоев постучали, он еще не ложился, но уже был в ночной одежде. Предполагая, что пришел кто-то из воспитателей, он сказал: "Входите, не заперто", - и отложил книгу. Увидев в дверях Димитри, он только оглядел его и сказал: "О..." Князь был слегка растрепанным, заметно удивленным и очень довольным. Он аккуратно прикрыл дверь, бесшумно прошел по комнате и блаженно упал в кресло.

- Досточтимый, - сказал он, - меня сманили, соблазнили и научили дурному.

Айдиш подавил тяжкий вздох.

- Рассказывай.

- Меня сманили на ночную экскурсию прямо с чаепития после конференции, и я ушел от охраны смотреть подъем моста из-под моста. Меня соблазнили ключом от черной лестницы, и я присоединился к прогулке по крышам Петербурга, а потом мы все пили пиво в таверне для студентов. Она тоже расположена на крыше, досточтимый. Не вся, правда, наполовину на чердаке. А после этого меня, уже одного, учили дурному. Я видел звезду с именем старой богини, подошедшую к земле очень близко, и другие звезды с именами их старых богов. После этого всего я любил мою новую подругу, и мне казалось, что мы у ящера на затылке.

- Не буквально, надеюсь? - спросил Айдиш.

- Нет, - повел плечами князь. - Но лучше бы буквально, в этом их общежитии ужасно неудобные кровати.

- А почему не у тебя?

- Она сказала, досточтимый, что если она мне интересна, то мне и следует к ней приходить, а не наоборот, - отчитался Димитри и принялся переплетать косу.

- Хм, - отозвался Айдиш. - Она не местная? Не уроженка края?

- Говорит, что родилась здесь, но зовут ее Инга Сааринен. Имя скорее финское, - заметил князь, занимаясь волосами.

- Ты намерен продолжать? - поинтересовался досточтимый.

Димитри энергично кивнул.

- Да, мне очень интересно, как я это переживу. Она, представь, мне сразу заявила, что, мол, я с тобой, только пока ты согласен с тем, что я хожу в лохмотьях и живу впроголодь и что мои проекты для меня номер один, а то отношения мне образования не заменят. И на этих условиях предложила мне все городские крыши и студенческие кафе. Пока мы вместе, разумеется. Она очень красива, досточтимый. Рыжая и сероглазая. И очень умна. Я хочу встречать с ней Долгую ночь. А если получится, то и весну тоже. Правда, у нее нет ни одних целых штанов... Да, мой подарок она не взяла. А я от нее получил вот это, - князь поднял левую руку и показал досточтимому тонкое кольцо с маленьким ярким янтарем, уютно устроившееся на его мизинце.

Айдиш помолчал, очень недолго.

- Я не вижу в случившемся дурного. Ступай спать, князь, и пусть радость этого вечера останется с тобой в следующих днях. А что до обмена дарами, пусть это тебя не беспокоит, это часть местного этикета. Принять подарок в первую встречу здесь считается признаком дурного воспитания.

- Да, и правда - вспомнил Димитри. - Спасибо досточтимый. Доброй ночи... точнее, того, что от нее осталось.

На следующий день Полина узнала, что насчет рабочего дня она ошиблась. Ей предписали вместо работы десять дней приходить в госпиталь наблюдаться и оставаться там четыре часа без доступа к сети и телефону. Читать и делать пометки в блокноте разрешили. А едва ее отпустили целители, пришел Иджен и сказал, что ее хочет видеть Димитри. Войдя в кабинет князя и никого не увидев, Полина недоуменно посмотрела на его секретаря. Он улыбнулся:

- Нет, не здесь, проходите дальше, в малый кабинет.

И она послушно пошла за ним в следующую дверь. Димитри ждал ее, стоя у окна и глядя на воду Ладоги, видимо, не первый раз. Но когда дверь открылась, он обернулся. Полина оглянулась и не нашла за спиной Иджена: он открыл ей дверь, но не стал входить. Она сделала еще два шага вперед и остановилась. Князь стоял у окна и смотрел ей прямо в глаза остро и внимательно.

- Значит, на танцульки с Витычем? Как же так, а мне Кумпарситу?

Она не отвела взгляд. Сил и желания улыбаться не было, но ситуация обязывала.

- Теперь непременно.

Он наклонил голову, тоже с тенью улыбки на лице:

- Хорошо. Теперь давай поговорим по существу. Насколько я понимаю, ты не хочешь дальше вести свое дело. Кстати, не присесть ли нам? - жест руки, указывающий на кресла у камина, был вполне однозначным.

Полина решила не возражать по мелочам и прошла через комнату к креслам и маленькому столику около них.

- Ты прав. Не хочу, - ответила она, опускаясь в кресло.

Димитри устроился напротив.

- Хорошо, я понял. Я не буду спрашивать, кого ты хочешь видеть хозяином, твой выбор мне уже известен, но не могла бы ты объяснить мне причины?

Полина не видела князя таким спокойным ни разу с первой встречи. Его настроение ее насторожило. Что-то похожее было в начале сентября, но тогда он хотя бы улыбался.

- Он совершенно очевиден, этот мой выбор. Потому что школьные документы в порядке, несмотря на все, что творят досточтимые, ветконтроль и полиция. У нас же текучка до пятнадцати процентов в месяц, если ты не в курсе от Айдиша. Этот парень успевает все. Значит, справится и с порталом.

И услышав это, Димитри все-таки улыбнулся.

- Да, серьезный аргумент. И по нашим меркам - очень крупный комплимент этому парню и его семье. Кстати, они вполне могут позволить себе купить у тебя портал. Не без скрипа, конечно, но могут, и оно того стоит. Если ты не потребуешь сохранить имеющуюся политику, то это не просто выгодная покупка, а царский подарок.

- Нет, не потребую. То, что ты меня переиграл, я поняла еще в августе. С этого времени отдать бизнес я могла только ему.

- Почему? И кстати, кто такой Валентин?

- Именно потому, что изменить политику портала проще всего именно так, передав его кому-то из твоих людей, а оставлять ее прежней больше нет смысла. А Валентин... вы разве еще не знакомы? - Полина чуть приподняла бровь.

По лицу Димитри прошла тень.

- Будь я в самом деле настолько глуп, чтобы попытаться, ты бы узнала это раньше.

От улыбки Полины веяло ледяным сквозняком.

- Наверное, но о содержимом конверта ты знаешь. А Валентин... он обеспечивал безопасность портала.

- Разумеется, знаю, - усмехнулся он. - Когда, кхм, твой избранный наследник мне его принес, на нем лица не было. Я им обоим сочувствую, и твоему заместителю, и твоему наследнику, они оба оказались в неудобном положении.

Она кивнула.

- Да, я принимала решение второпях и была невежлива. Буду извиняться.

- Хорошо. Я вызываю его мать, чтобы она помогла мне с оценкой твоего дела.

Полина с неопределенной полуулыбкой пожала плечами. Князь устало посмотрел на нее:

- Я извещаю тебя о том, что начинаю делать что-то для выполнения твоего пожелания.

- Я поняла. Спасибо.

- Благодарить пока рано. Отдыхай, на сегодня довольно. Пойдешь в зимний сад или обратно в госпиталь?

- Пойду в приемную директора.

- Хорошо. Постарайся не совершать подвигов без необходимости, будь так добра.

Когда Полина вышла, Димитри послал Зов Дейвину и попросил приглядеть за ней, сказав, что ему что-то неопределенное не нравится в ее поведении. Дейвину тоже что-то не нравилось, и он тоже не понимал, что именно, так что он охотно согласился о ней позаботиться.

А Полина, как и собиралась, пошла в приемную директора школы. Разумеется, секретарь был на месте. То есть формально - на месте. Но присмотревшись, можно было увидеть, что он мыслями несколько не здесь, и вообще очень глубоко переживает что-то. И Полина знала, что именно.

- Добрый вечер, - сказала она. И только в этот момент заметила, что не знает, как обращаться к собеседнику.

Мальчик отвлекся от экрана монитора и обратил к ней скорбный взгляд.

- Спасибо, мистрис Полина, уже и за то, что в конверте не было ключа от ваших городских апартаментов, - сказал он с вежливой улыбкой.

Полина наклонила голову. А парень очень непрост и явно из высшей знати, подумала она. А сказала совсем не это.

- Да, я была очень неправа. Извини, пожалуйста, но решения лучше я в тот момент не нашла, а времени обсуждать это уже не было. Сюрприз вышел не очень хороший, понимаю.

Юноша укоризненно покачал головой.

- Я видел в вас разумного человека, и вдруг это решение... Вы ведь даже имени моего не знаете.

- Его никто здесь не знает, и это не самое важное, - коротко усмехнулась Полина. - Важнее то, что я из-за всех событий конца лета и осени так и не смогла выбрать время обсудить с тобой это мое решение.

Рот юноши, и так напряженно сжатый, собрался еще сильнее. Он некоторое время молчал.

- То есть это не случайность, вы выбрали именно меня...

- Выбрала, - подтвердила она. - Мне нравится, как ты работаешь, и твоя логика ведения школьных документов близка к моей, ты легко разберешься и с отчетностью портала.

- Но мистрис Полина, а ваши люди? - усомнился секретарь. - Разве они приняли бы меня?

- Солнце мое, у них, как и у меня, не так много вариантов, так что они тебя примут. Но хорошо, что теперь я сама могу вас познакомить.

- То есть вы не передумали?

- Нет, конечно. И давай сделаем тебе магазин на портале прямо сейчас.

- А что он будет продавать?

- Завтра решим. Сперва давай делать страницу.

К условленному времени Дейвин подойти не успел, и когда он пришел, весь кабак уже покатывался со смеху, причем его соотечественники даже больше местных - и Полина, естественно, была с музыкантами на сцене. Увидев его, она что-то коротко сказала музыкантам, отдала микрофон и подошла к нему. Вместе они выбрали столик, который ей понравился, и Дейвин про себя полностью согласился с ее выбором: место, которое они заняли, давало практически полный обзор помещения, от двери и до стойки. Гвардейские девочки в его цветах собрались и переместились к стойке, довольные тем, что могут услужить шефу. Подозвав официантку и попросив у нее бокал вина, Дейвин спросил Полину, по местному обычаю, хочет ли она чего-нибудь, она посмотрела на него, задумчиво поблагодарила и пошла к музыкантам забирать свой бокал, стоявший на колонке. Когда она шла от подиума, символически отделявшего сцену от остального помещения, музыканты начали играть балладу, которой было бы самое место на Кэл-Алар, с рефреном почти на грани приличия. В ней воспевался шрам на левой ягодице любимой женщины героя. В выражениях, позволяющих считать это еще поэзией, и с мелодией, совершенно точно имеющей право называться музыкой. Дейвин подумал, еще подумал, потом решил спросить.

- Это посвящено вам, мистрис Полина?

Она пожала плечами:

- Ну, посвящено... но в общем да, мне.

- Они оба ваши любовники? - уточнил он.

Полина смотрела так, как если бы хотела улыбнуться, но почему-то передумала:

- Нет, ни один из них. И шрамы у меня в других местах.

- Но тогда почему? - граф был озадачен.

- Просто дразнятся, - ответила она с тем же странным выражением лица.

- Ваша культура довольно щепетильно относится к шуткам на эти темы, вы должны как-то отвечать на такие вызовы? - Дейвин не утратил надежды сориентироваться.

- Не должна, а имею право. Но сейчас мне выгоднее промолчать, у меня в планах не выяснять с ними отношения, а показать вам то, что обещала чуть не месяц назад.

- Вы промолчите, и что будет?

- Сейчас увидите.

К удивлению Дейвина, этой балладой тема известного места тела не ограничилась. Следующая была о ней же, но уже в несколько переносном смысле и с другим, более грубым поименованием. К ее финалу он заметил, что и сам уже смеется, хотя понятны ему были не все слои смысла. На сцене наступило некоторое затишье, некоторое время музыканты состязались в импровизации, то помогая друг другу, то соревнуясь, потом один из них, остриженный по дикой местной моде чуть не наголо, позвал Полину:

- Поля, хватит там гостей развлекать, иди сюда, мы без тебя соскучились!

Она улыбнулась Дейвину, вложив в улыбку сразу и извинение, и обещание вернуться, и действительно пошла к музыкантам. Подскочившая официантка забрала ее пустой бокал, Дейвин сделал знак повторить его заказ и стал слушать. Она спела в их сопровождении две удивительно романтичные и почти не печальные, в отличие от большинства местных песен, баллады, одна из которых его слегка задела финальными строками, но общее настроение и смысл ему понравились настолько, что он этой мелкой царапины предпочел не заметить. После нее была странная колыбельная, спетая втроем Полиной и ее друзьями-музыкантами. Этой колыбельной скорее виделось место на палубе корабля одного из капитанов Кэл-Алар после шторма или боя, или, может быть... Он вдруг поймал себя на мысли, что эта песня была бы уместна в начале сентября, когда они прощались с теми, кого унес ночной шторм. Публика в баре притихла, когда она закончилась.

В наступившей паузе Полина подошла к краю подиума, покрутила между ладонями микрофон, помолчала, опустив голову, потом обвела глазами зал.

- Честно говоря, - сказала она, - я не представляю себе, как я буду сейчас петь то, что я собралась, но не спеть это теперь я тоже не могу. Потому, что восемнадцатого октября мне следовало быть у "Сломанной сосны", а я занималась совсем другими делами. Потому, что я не знаю другого способа выразить признательность другу, оставшемуся на ЛАЭС, кроме как петь неофициальный гимн его рода войск, хотя у меня на это нет никакого права. Да, делать это здесь - не самая хорошая идея. Но другой у меня все равно нет. И все уже сказанное - не причина молчать, когда надо благодарить. И еще вчера был его день рождения.

Дейвин видел, как у нее за спиной один из музыкантов отошел в уголок и сел на табурет со своим инструментом, а второй остался стоять, и когда Полина обернулась, начал мелодию без подсказки сам. Первый, отодвинувшись в угол еще дальше, повел свою музыкальную партию, и магу показалось, что музыкант постарался исчезнуть вообще, а его часть мелодии была тут только потому, что она была нужна. Мелодия окрепла, женщина спросила глазами у второго мужчины разрешения на что-то, и он это разрешение взглядом дал. Песня была простой и совершенно не торжественной, нормальная песня простых парней: "Расплескалась синева, расплескалась. По тельняшкам разлилась, по беретам..." Второй куплет они уже пели вместе, а дальше Полина только вторила припеву.

Почему гимн? Граф оглядел зал и поморщился: в дверях стояла Алиса. Точнее, уже не стояла, а сползала по стене. Ее никто не заметил: Полина была вся в песне, которую поделил с ней пополам коротко стриженый бас-гитарист и которую поддержали еще трое, нет, уже четверо, мужчин возраста от тридцати пяти и дальше, крепких, так же коротко стриженых, только что бывших совершенно незаметными в своей не новой штатской экипировке на фоне зеленой формы Охотников, яркой одежды саалан и черных роб ветконтроля. Остальные присутствующие притихли, и было впечатление, что они дали место и право происходящему быть, полностью понимая смысл и соглашаясь с ним. Саалан недоумевали и прислушивались. Дейвин видел воинское братство, внезапно ставшее видимой силой и не имеющее никаких признаков принадлежности к защитным и боевым формированиям власти. И даже если здесь сегодня их только пятеро, это не просто заявка, это еще один неучтенный факт. Но их было уже восемь или девять.

Музыкант, кажется, допел последний куплет, позволив Полине вторить припеву. Дейвин понял это по тому, что мужчины, поддержавшие песню, быстро и как-то очень деликатно переместились к сцене в общей толкотне. Еще через три-четыре вдоха закончилась и мелодия. Полина на сцене наскоро обнялась с мужчиной, что-то сказала ему, кивнув на сидящую у стены Алису и двинулась через помещение прямо к ней. И вдруг что-то произошло. Дейвин не мог сказать, что мужчины, только что бывшие возле сцены, освобождают Полине дорогу или как-то расталкивают людей, но тем не менее возможность через минуту оказаться рядом с Алисой ей обеспечили именно они. В зале не пахло магией, не было следов влияния. Но пространство рядом с женщинами было совершенно свободным, вот только подойти туда с любого места зала, не пройдя мимо одного из этих людей, теперь стало невозможно. Да туда никто и не совался. Стул рядом с Алисой, казалось, возник сам собой, но на самом деле один из этих мужчин просто аккуратно подвинул его ногой, не сходя с места. Дейвин внимательнее присмотрелся к тому, что делала Полина, а заодно и прислушался. Магии в ее действиях не было, только влияние. Самое простое, но в правильной очередности, точно и четко исполненное. "Сядь сюда", "выдыхай", "открой рот и выдыхай", "я здесь, дыши" и еще несколько фраз по кругу. Затем Полина легко похлопала Алису по спине в каком-то правильном месте. И вдруг прерывистое шипение сквозь сжатые зубы, издаваемое девушкой, прорвалось тихим стоном. Наверное, ей казалось, что она кричит на весь кабак. А на деле в трех шагах даже в притихшем баре уже никто и головы не повернул бы, будь в этом баре другая публика. А после этого Алиса наконец заплакала, без звука, только сильно дрожа. В баре отворачивались и не замечали происходящее так старательно, что было понятно, что все присутствующие видят и понимают все. Это отсутствие суеты вокруг было в равной мере данью уважения к чужому горю и к работе профессионала, которую тут, видимо, умели и узнавать, и вовремя освобождать место для необходимых действий. Дейвин за свою жизнь видел женские рыдания не раз, но ему давно не приходилось видеть настолько искреннего и настолько глубокого горя, как у этой мрази. Он успел удивиться - надо же, она может чувствовать, оказывается, - когда услышал короткий диалог за соседним столиком.

- Слышь, чего там?

- Вдова, видимо, кого-то из ликвидаторов. В форме Охотников, прикинь? С ней уже работают. Та, которая "Синеву" пела. Она, похоже, то ли сама из МЧС, то ли была там когда-то.

- Ясно... А форма - ну чего форма. Вдова... Как может, так и крутится. Молодец еще, что может, служба-то у них не сахар. Если она после всего такую лямку тянет... муж знал бы, гордился бы.

Полина в это время успела уже привести Алису в чувство настолько, что та даже пила воду, почти не расплескивая и не особенно обливаясь. Кто-то из Охотников побежал в казарму за Сержантом или кем-то из подразделения Алисы. Полина продолжала работать - Алиса заговорила. Сбиваясь, заикаясь и задыхаясь, постоянно повторяя куски фраз, она пыталась сказать, что должна была остаться там, на ЛАЭС, вместе со своим мужчиной, но разбила машину и не успела доехать, опоздала почти на двое суток, и это уже не исправить, никогда и никак. Она повторила это раза три и собиралась сказать четвертый, когда Полина взяла ее за плечи и посадила на стуле почти прямо.

- Алиса. Алиса. Послушай, пожалуйста. Он. Этого. Не. Хотел.

Дейвин отставил стакан, положил руки на стол и перестал делать вид, что смотрит на стойку бара. У стены рядом с дверью Полина, сидя на корточках перед Алисой, говорила ей невероятные, чудовищные вещи. Что для погибшего мужчины, который Алисе, получается, был мужем, а Полине - другом, видеть рядом с собой в минуту смертельной опасности свою женщину было бы равнозначно перспективе еще раз пережить гибель Эрмитажа и еще раз прочитать про исчезнувших выпускниц. Что он и погиб затем, чтобы Алиса могла жить в этом городе дальше, и только это делало его жизнь полностью завершенной и осмысленной. Что присутствие рядом с ним любящей женщины в его последние минуты и в самом тяжелом его бою разрушило бы смысл его жизни, как он этот смысл понимал. И что Алиса молодец и все правильно делает, только дышать надо обязательно. Дейвин огляделся, отчасти надеясь, что кто-то сейчас возразит Полине, но увидел, как самый старший из десантников подошел к женщинам и сказал:

- Тебе все верно сказали, дочка. И если ты по нему плачешь - значит, он еще с тобой...

Алиса сидела на стуле несколько мешком, опустошенная и неподвижная, Полина стояла рядом с ней, придерживая ее за плечо и тихо переговариваясь о чем-то с десантником, потом подошел, наконец, Серг, взял Алису за руку, аккуратно поднял, кивнул Полине, успевшей дать несколько рекомендаций, и забрал в казарму эти полмеры проблем, а в местных единицах - пятьдесят пять килограммов неподъемной кармы всего отделения.

Полина посмотрела на закрывающуюся дверь, сделала небольшой крюк к стойке, вернулась за столик с коньяком.

- Черт же принес ее прямо под триггер. Простите, я совершенно не планировала этот эксцесс, ее здесь сегодня не должно было быть. Кажется, мастер Дейвин, я с ней несколько за... - Полина замялась, глотнула из бокала, - устала. Я заметила, что начинаю даже сочувствовать наместнику.

Дейвин тоже пригубил свой мускат и пожал плечами:

- Нет, я не удивлен, что она не успела к своему мужчине, иначе это не была бы Алиса, но представить себе эту мразь в роли горюющей вдовы... - он поднял брови.

Полина покрутила в руке бокал, посмотрела на стекло сквозь ресницы:

- Представлять и не потребовалось. Глаза вас не обманули, это не театральное представление и не игра воображения, все действительно было именно так, как вы увидели. Это неожиданная встреча с очень глубоким горем, кто угодно на ее месте выглядел бы так. Как вы уже знаете, я была знакома с этим человеком, так вот, они правда были парой, и это была очень большая любовь, абсолютно взаимная и более чем значимая для них обоих.

- И при этом вы говорите, мистрис Полина, что он бы не хотел ее видеть рядом? И другие, - он кивнул головой в сторону уже собравшихся группой мужчин, что-то то ли обсуждающих, то ли просто продолжающих вечер, - это решение поддержали?

- Я думаю, что это последнее, на что он согласился бы, - Полина утвердительно наклонила голову. - Он туда не затем пошел, чтобы она погибла рядом с ним. А совсем наоборот. И, как видите, это не его личное мнение по вопросу, а норма.

- Я не понимаю. Я совсем не понимаю. Я читал ваши брачные клятвы - разве они не подразумевают сопровождать мужа? И быть рядом с ним? - Дейвин понимал все меньше, и ему это не нравилось.

Полина отставила бокал, с легкой сочувственной улыбкой сделала короткий жест, на мгновение открыв ладони:

- Формально подразумевают. А реально есть жесткое разграничение обязанностей и прав, которое не обсуждается между супругами, а существует в форме негласной договоренности. Женщина всегда занимается домом, находясь по большей части внутри. Мужчина занимается безопасностью дома, находясь в основном снаружи. Совместность пары предполагает лояльность друг другу в том числе и, скорее, в первую очередь в виде учета интересов супруга в его отсутствие в доме или интересов супруги, не присутствующей рядом с мужем в его в путешествии или походе. Именно это вы и видите все время вашего знакомства с Алисой в ее исполнении. Она просто лояльна партнеру.

Дейвин взял со стола бокал, даже не заметив, что из него только что пила Полина, и выпил ее коньяк, как воду, глядя куда-то в стену.

- Какая занятная форма брудершафта, - заметила она. - Остается мне выпить из вашего стакана, и мы можем обращаться к друг другу на ты всю жизнь.

Граф посмотрел на стол и на свою руку, обнаружил на столе свой пустой бокал, начал было извиняться, потом махнул официантке - мол, повтори давай.

- Интересное у вас брачное право. У нее... Но как? Как это вообще возможно?

Полина смотрела на него с доброжелательной и очень сочувственной полуулыбкой и была, очевидно, готова продолжать объяснять. Она молчала и ждала вопроса. За спиной он слышал, как десантники комментируют его изумление и выражают уверенность в том, что спутница ему все объяснит, хотя и не сразу. Комментарии тоже были вполне сочувствующими, и даже почти без насмешки. Он силился найти верные слова, но звуки чужого языка у него во рту превращались в один большой колкий знак вопроса, и он перешел на сааланик, чтобы наконец справиться с этой задачей.

- Она должна была успеть. Если не успела - то вернуться. Она маг, это больше, чем мужчина или женщина. Да, в ее исполнении толку было бы немного, но попытаться она должна была, а вместо этого... И ты теперь говоришь, что она ему лояльна?

Полина наклонила голову, собирая фразу на чужом языке. Она знала, что с родами и падежами в сааланике у нее все еще "очень не очень", но сейчас было важнее сказать понятно, чем соблюсти грамматику.

- Смотри. Есть любовь. Это как магия и даже больше. Любовь - это быть таким, каким тебя хочет видеть любимый. Если сильно любить, то и когда его нет рядом, быть таким, каким он хочет видеть тебя. Если совсем сильно любить - быть таким всегда. Даже когда спишь или умираешь. Это может быть трудно. Это может быть больно. Но это выбор. Она выбрала его, она выбрала быть с ним, она выбрала быть таким... такой, как он ее видел. И она осталась такой, когда он умер за нее и за город. Для него такой осталась. Он не хотел, чтобы она там была, понимаешь? Никто из них не хотел бы такого от своей женщины.

Дейвин пытался осознать, что ему только что сказала Полина и не мог понять. Когда только начали формировать Охотников, именно местные женщины с охотой пошли в подразделения. И были там на месте. Алиса... Она была даже не смертной, а магом. Как можно хотеть или не хотеть, чтоб маг где-то был или не был, если это его дорога, его отношения с Потоком, в конце концов? Последнее, он, похоже, сказал вслух, потому что Полина начала отвечать.

- Она женщина. Она может быть любой, какой хочет, но только до тех пор, пока она свободна. А когда она в паре - она будет такой, какой ее хочет видеть муж, иначе он не сможет увидеть ее вообще, и отношения кончатся, умрут. Может быть, вместе с ней, может быть, вместе с ним. Если им повезет, то обоим всего лишь очень надолго будет очень больно. То же самое будет делать он для нее. Если не будет, угрозы те же.

- Зачем? - Дейвин болезненно поморщился. - Зачем вы так друг с другом? Когда я ездил по краю, ваши мне говорили, что мы дикари, что наши браки по сговору - это насилие, что наш закон - это ужас кромешный. Но мы договариваемся, как жить, сколько детей иметь и как делить собственность. Мне даже в голову не придет запрещать жене взять ее людей и истребить очередную орду, забредшую на ее земли. У мага много обязанностей, разве они не выше отношений? Как могут вообще быть отношения, где один или оба нарушают свой долг? Свои клятвы, в конце концов...

Он увидел, как Полина поискала взглядом официантку, убедилась, что та все еще ждет у стойки с подносом заказ графа. Бармен собирал что-то очень основательное, видимо, для воинского братства, которое уже было невозможно отличить от любой другой группы местных, разве что они больше напоминали то ли семью, то ли группу одноклассников, встретившихся после долгого перерыва. Столкнувшись глазами с ее сочувственной улыбкой, едва не вздрогнул, собрался и приготовился слушать. Отвечала она на русском.

- Мастер Дейвин... Вы же были в городе ночью восьмого сентября, в тот шторм. Вы ведь видели все это, наверное, так, как я не увижу никогда. Вы не можете не знать, кто невидимо стоял вместе с вами, охраняя границы города. И вы знаете, что именно летело с ветром вам навстречу, если вывести из расчета сучья, кровельную жесть и все остальное, что было оружием этого ветра. Так вот, если бы он принял от нее ту помощь, о которой она говорит, то с гарантией оказался бы там, в этом ветре, потому что груз вины за то, что он не защитил свою женщину, нес бы и в посмертии. А так я точно знаю, где он был. Где-то на рубеже. И это для него гораздо лучше и правильнее. Она нарушила свои клятвы, чтобы он мог соблюсти свои, вот и все. Верность бывает и такой тоже.

- А как же ее террористическая деятельность? - еле выговорил изумленный Дейвин.

- Так она же не знает, что она террорист, - развела руками Полина. - Именно потому, что он бы не одобрил.

Дейвин смотрел на Полину и не видел ее. Он мучительно соединял в сознании несоединимое. Эта мразь, Алиса - и вот такое. Безотчетное и необсуждаемое, как все, что она делает. Быть со своим мужчиной, сохранять с ним связь, соблюдая невыполнимые и невозможные для мага условия. Не иметь секса с другими, потому что у них так нельзя, если уже есть партнер, ведь это тоже способ сохранять связь с ним. Не думать, не смотреть в зеркало, отбрыкиваться и забывать, даже если ткнут носом и добавят хорошего пинка, чтобы не оказаться даже случайно тем, что он не хотел бы видеть. И все это ради того, чтобы продолжать быть с мужчиной, который ушел за грань девять лет назад. Алиса оставляет ему место в своей жизни, зная, что оно никогда не будет занято, в ущерб себе, просто чтобы любой ценой быть рядом с ним, даже если его больше нет совсем нигде.

Маг потер висок. Так хорошо начавшийся вечер как-то окончательно пошел наперекосяк. С другой стороны, кости легли невероятно удачно. Четыре года Дейвин ломал себе голову над вопросом, что князь увидел в этой мрази и почему он возится с ней все это время? И вот он, ответ: не увидел, а почувствовал. Ее невероятную, невозможную, необъяснимую ничем верность. Своему городу, своему мужчине. Даже этим ее, из Созвездия. Нипочему. Просто потому, что она дышит и живет. Вот почему она до сих пор жива и на свободе, несмотря на все выходки, так раздражающие князя. И ведь еще есть казарма Охотников, где сегодня ночью, а то и завтра, будут обсуждать этот случай в баре. Саалан предстоит дальше жить здесь, жить с людьми, превращающими себя и своих близких женщин и мужчин в такое, как Алиса, без всякой магии и проклятий.

Полину тем временем окликнул с подиума музыкант, оказавшийся десантником, или наоборот, разницы не было никакой. Она извинилась перед Дейвином и пошла к подиуму. Пошептавшись немного с музыкантом, она подошла к клавишам, он коротко свистнул второму, вяло ковырявшемуся в пульте и почти невидимому в темном углу сцены. И они запели балладу, настоящую балладу о любви:

Когда вода всемирного потопа

вернулась вновь в границы берегов,

из пены уходящего потока

на сушу тихо выбралась Любовь

и растворилась в воздухе до срока,

а срока было сорок сороков...

Дейвин слушал и продолжал то ли размышлять, то ли страдать. Зачем, зачем местные смешивают в одной миске любовь и брак? Даже по их балладам видно, насколько это разные вещи. Почему они не могут договариваться между собой?

Полина обнялась с музыкантами и направилась обратно к столику, очевидно, не собираясь возвращаться к ним. Второй, почувствовав момент, перехватил инициативу и начал следующую балладу, про двоих неспящих, одурманенных любовью в городе, полном разрушения, безнадежности и бессмысленности, и составляющих смысл этого города настолько, что сама Смерть писала им стихи, прислонясь к уличному фонарю, и про страшную и постыдную зависть к их любви, с которой певец справился, вслед за автором, к последней строке, как и положено в балладе и как вряд ли бывает в жизни. Народ потихоньку засобирался наружу. Кто-то из десантников, проходя мимо их столика, сказал Дейвину, что раз тот понял, то привыкнуть сможет, а что понял, это уже видно - и имел в виду, похоже, поддержать его этой фразой...

Уже по дороге к базе Полина извиняющимся тоном сказала, что вечер получился скорее познавательный, чем развлекательный, и ей жаль, что который уже раз именно с ним нормально выпить не получается, вечно какая-то внешняя жизнь мешает. Дейвин кивнул, соглашаясь, и добавил, что в следующий раз, похоже, пить придется где-нибудь на Ддайг или в Исюрмере, может, там повезет больше. А если и помешают, то тоже получится познавательно и любопытно. Или, разнообразия ради, открытия случатся не только у него.

У себя в апартаментах граф долго сидел в ванной под водопадом, заменявшим саалан душ, и пытался как-то переварить увиденное. События вечера вертелись в голове бешеными мотыльками и никак не хотели становиться словами. Наконец, ему вспомнилась местная идиома, явно позаимствованная у Женьки и относившаяся, кажется, к Дине Вороновой - "собачья верность". Он угадал, что это про Алису, но не знал, как это, и решил, что самым простым способом это выяснить будет завести себе такого компаньона, собаку. Посмотреть ведь всегда проще, чем слушать объяснения. С тем он и отправился спать.

Утром Полина получила на комм сообщение от князя: "Я напоминаю, что просил тебя не совершать подвигов". Подумав, она ответила в два слова: "Я пыталась" - и добавила смайл. От целителей ей почти не влетело. Только вместо четырех часов пришлось пробыть в госпитале шесть, и весь четверг фактически на это и ушел.

А в субботу из госпиталя Полину забрала Хайшен. Ее апартаменты выглядели очень строгими, даже пустоватыми. Кабинет Дейвина, со всей его тягой к свободным поверхностям и длинным прямым линиям, казался вполне живеньким и даже веселым по сравнению с этой комнатой. Не говоря уже о малом кабинете князя, смотревшимся в сравнении с этим интерьером сущей детской комнатой. Кресла, однако, были мягкими и удобными, воздух - свежим и теплым, а по стене плясали радужные блики от кристалла, вращающегося в чаше фонтана из белого мрамора. Полина устроилась в одном из кресел, вопросительно взглянула на досточтимую. Та села напротив нее так мягко, что даже ткань не зашуршала.

- Хочу спросить тебя, что такое этот ваш "снежок", или "снег", и как так вышло, что первый наместник края отравлен этим, - сказала она.

- Его изначально создавали как обезболивающее, - осторожно сказала Полина. - Вообще, у этого препарата довольно длинная история, несмотря на то, что он относительно новый. Его использовали для терапии тревожности, но быстро отказались из-за тяжелых побочных эффектов. Затем применяли для помощи тем, кто успел привыкнуть к дурманящим веществам и не мог бросить их принимать. Но замена одного дурмана другим была не очень действенным ходом, а синдром отмены у этого вещества чуть не хуже, чем у наркотиков, от которых люди пытались отвыкнуть с его помощью. Потрать два часа, посмотри фильм "Уличный кот по имени Боб", там достаточно рассказано об этом веществе... - она вдруг прервалась. - Но почему ты задаешь этот вопрос мне, если лучше спросить специалиста? Есть же наркологи в крае, не могли ведь они все уволиться и уехать.

Хайшен тихонько вздохнула:

- Ни один ваш врач не поверит, что маркиз Унриаль еще жив после всего, что с ним произошло, а мне его еще опрашивать. Я хочу понимать хоть что-то, а не сражаться с косностью сознания очередного местного умника, добывая пару понятных слов.

- Ты еще и опрашивать его намерена? - Полина подняла брови.

- Конечно намерена, - ровно ответила Хайшен. - Наместник меня за этим и вызвал.

Полина некоторое время молчала, глядя на Хайшен очень неприятным взглядом. Досточтимая уже решила было спросить, чем она вызвала раздражение собеседницы, когда та решительно сказала:

- Не могу сказать, что мне нравится эта перспектива, но считаю себя обязанной присутствовать при вашем разговоре. Не потому, что мне интересно его содержание, а поскольку ты сейчас заявила намерение опрашивать больного и физически слабого человека. Ты не имеешь опыта наблюдения людей в таком состоянии, и если даже не убьешь его разговором, то легко можешь повредить ему. Закон моей профессии требует, чтобы я противостояла этому по возможности.

- Хорошо, - легко кивнула Хайшен, - тогда пойдем к нему.

- Прямо сейчас? - удивилась Полина.

- Я собиралась говорить с ним сразу после встречи с тобой, - кивнула Хайшен.

"Ну держись, звезда моя, - подумала Полина, - это сказка, у нее свои законы, за языком надо было следить лучше. Что уж теперь поделать, пойдем... куда напросились".

Она помнила первого наместника края легким на улыбку, обаятельным и очень красивым и была склонна частично списывать его качества на общее для всех сааалан умение нравиться, а отчасти считала его недалеким и легкомысленным. Разумеется, наркоманов она видела неоднократно и предполагала, что увидит человеческую руину, в которой почти не осталось личности, и хотела просто избавить живое существо от бессмысленного страдания. И ошиблась. В комнате, напоминавшей ее палату всем, кроме полного отсутствия декора на стенах и крохотного окошка под потолком вместо огромного окна госпитальной палаты, на постели, застеленной небеленой казарменной бязью, полусидел живой человек с острым и внимательным взглядом. Да, как любой бывший наркоман, он выглядел иссохшим, вокруг глаз у него залегли впечатляющие черные круги, а рот был покрыт черными корками, но этот человек не был ни мертвецом, ни овощем.

- О, Хайшен, - сказал он глубоким, чуть резковатым голосом, - кто это с тобой?

Унриаль да Шайни встречался с Хайшен лично еще в столице за звездами. Несколько раз он был у нее в монастыре по каким-то надобностям матери или деда и однажды давал объяснения по поводу дуэли, которую судил. Сейчас с ней вместе пришла какая-то незаметная женщина из местных, которую настоятельница представила как мистрис, то есть, заключил маркиз, она закончила здешнюю высшую школу. Женщина была одета во что-то очень приличное по местным меркам и совершенно бесцветное на сааланский взгляд. Хайшен сказала, что эта мистрис будет присутствовать и следить, чтобы разговор не утомил выздоравливающего. Мистрис взяла стул, села в углу и перестала быть заметной в своей одежде цвета сухого песка на фоне стены, облицованной плиткой из местного желтоватого камня. Очередной врач, решил маркиз и перестал обращать на нее внимание.

Разговор длился не больше двадцати минут. Дознаватель едва успела завершить формальную часть, как Полина сказала "достаточно". Маркиз удивился - он совсем не чувствовал себя уставшим. Но беседа сразу же прекратилась. Хайшен, кивнув женщине, сказала ему: "Продолжим позже, отдыхай" - и обе ушли. Когда за ними закрывалась дверь, потолок над маркизом привычно плыл куда-то вправо, и окно качалось.

Проходя через холл, Хайшен спросила Полину, как найти того, кто продал эту дрянь первому наместнику края. Полина замялась. Хайшен понимающе улыбнулась.

- Да, ты права. Это ждет до кабинета.

Дойдя до своих апартаментов и вернувшись в кресло, которое она заняла, начав разговор с Полиной, дознаватель вопросительно взглянула на женщину:

- Итак?

- Э-эмм... - протянула та.

- Что такое? - Хайшен приподняла брови.

Полина глядела в угол и на лице у нее было какое-то очень странное выражение, свойственное скорее Алисе Медунице.

- Ну во-первых, - выговорила она, - у меня на портале этого не было, то есть они торговали на свой страх и риск сами, мы не знали толком ни их оборота, ни сетей распространения. Во-вторых, за попытки этим торговать через "Ключик" у нас был очень короткий разговор, охрана портала даже не всегда меня ставила в известность.

Хайшен улыбнулась:

- Ты пытаешься не сказать, что ты лично могла приказать дать смерть продавшему?

Полина, глядя в чайный стол, протянула:

- Ну да...

Дознаватель качнула головой:

- Не понимаю, чего тут стесняться. Давай попробуем найти следы хотя бы мертвого?

Полина вздохнула.

- Я скажу тебе все, что знаю, а дальше ты сама, хорошо?

- Как скажешь, - улыбнулась Хайшен. - Позволишь присутствовать Дейвину да Айгиту?

- Да, конечно, - обреченно кивнула Полина.

Граф оказался не то чтобы свободен, но пришел сразу, кротко сказав настоятельнице вместо приветствия, что в следующий раз он все же предпочтет доесть свой обед горячим. Хайшен, принеся ему довольно формальные извинения, немедленно приступила к делу. Следующие сорок минут Полина отвечала на их вопросы о веществах, людях, ценах, регламентах сделок и путях распространения. И очень радовалась тому, что об именах и адресах ее не спросили ни разу: она их просто не знала и подозревала, что ей вряд ли поверят, предполагая, что в ответ на отказ назвать имена трясти начнут уже всерьез. Не то чтобы она боялась этого, но теперь, после трех недель в больнице, у нее не было уверенности в своих возможностях сохранить достоинство. Потом ее отпустили отдыхать. Дейвин сам поставил ей портал в школьное крыло, и, шагнув в молочное окно, она оказалась в холле.

Попрощавшись с Полиной, Хайшен сказала:

- Ну что же, граф. Теперь нас ждет серия бесед с твоими местными коллегами. Отчасти о том, что она нам рассказала, отчасти по ее собственному делу. Я знаю, что здесь так не делают, но времени у меня немного, так что придется объединять темы.

Дейвин, представив себе визиты досточтимой на Литейный, на Октябрьскую набережную и по всем городским РУВД, затосковал. Ему было очень жалко коллег, но сделать для них он мог немного. Во-первых, он предложил дознавателю все же отказаться от объединения тем визитов и все вопросы о "снежке" решить по телефону, тем более что все равно адресовать их надо отдельным людям, никак не связанным с историей судебного преследования мистрис Бауэр. Так он выиграл время для того, чтобы предупредить Ивана Кимовича и Данилу, что к ним идет сааланская инквизиция, хотя бы иносказательно. Данила Борисович отреагировал на звонок коллеги адекватно, то есть ничего не понял, но как-то подобрался и отдал распоряжение привести в порядок документацию по совместным производствам с сааланцами. Иван Кимович не понял, в чем проблема, и легко ответил: "Да пусть приходит, это в моей жизни будет даже не десятый проверяющий". Граф, услышав это, горестно вздохнул в трубку:

- Иван, я тебя предупредил. Это все, что в моих силах.

В пятницу у меня был наряд в прачку. Сидя перед вращающимся барабаном, я пыталась понять, что и к кому на самом деле я чувствую. Понятен был только да Айгит. Его я боялась. Со всеми остальными было гораздо сложнее. Асана при ближайшем рассмотрении оказалась довольно милой теткой, незатейливой, но понятной, как фонарный столб. Из наших я видела с такими характерами только мужиков, а она при всей своей простоте была девочкой до мозга костей, привязчивой и верной. Князя она явно любила, и да Айгит, кстати, тоже. Причем они совсем не ревновали его друг к другу, хотя Асана временами ухитрялась одеться так, что у Димитри в ее сторону заметно дергался глаз. А я сама уже и наорать на него успела, и приревновать к Полине, и устроить ему головную боль несчетное количество раз. Я не могла назвать мое чувство к нему любовью, любовь я знала, она никуда не делась из меня, и теперь, когда у нее снова появилось имя и даже лицо, я точно могла сказать, что к Димитри у меня не это. Мне не было рядом с ним ни легко, ни тепло. Он вел себя честно - на сааланский лад. И его не в чем было упрекнуть по нашим законам, по крайней мере, пока мне не восстановили гражданство, но назвать чувство к нему любовью у меня не повернулся бы язык. Я ревновала его, как врага. Как человека, с которым надо доспорить. Такого со мной никогда не было - в школе я успешно миновала все эти подростковые терки, попав в Созвездие, на практике и во время работы наблюдателем было совсем не до того, а потом я встретила Лелика, и мысль о том, что если надо объяснять, то объяснять уже поздно, угнездилась во мне до самого копчика. И тут вот - на тебе. С этим было сложно, и я решила, что отнесу это Полине, но уже в ноябре, наверное. Говорить об этом с Хайшен или хотя бы с Нуалем я почему-то не хотела.

В воскресенье Полина проснулась от бульканья коммуникатора: Дейвин да Айгит прямо с утра прислал ей сообщение. Она удивилась и начала читать.

В сообщении было приглашение на прогулку и уведомление о том, что у нее сегодня выходной и отдых от лечения. Подход Полину удивил, но к сааланской непосредственности она привыкла давно, поэтому пошла собираться. Душ, фен, теплые колготки, привезенные Мариной из Хельсинки, джинсовая юбка, свитерок, куртка, часы... вроде готова. Она вышла в холл, где Дейвин назначил встречу, и увидела, как он подходит из "взрослого" крыла замка по коридору.

Обмен улыбками и приветствиями на ходу времени практически не занял, все было очень спокойно и внешне неторопливо, но Полина для себя отметила, что с момента отправки смс не прошло и получаса, - а Гранд Витара Дейвина уже везет их к воротам. Едва миновав территорию, Дейвин сказал:

- Мистрис Полина, можно вас попросить об одной мелочи, если вам нетрудно?

- Да, конечно, - что это за "мелочь", Полина могла только догадываться, но даже не насторожилась.

- Я прошу тебя оставить официальный тон и перейти на "ты" хотя бы в неформальной обстановке. У тебя выходной, у меня тоже... Можно так сделать?

- Я думаю, да, - согласилась она. - Да, точно можно. Я смогу.

- Вот и отлично. Тогда сперва мы едем завтракать, потом выходим в Адмиралтействе, я беру свободную машину, и мы катаемся по городу, как тебе план?

- Хороший план. Отличный даже.

И действительно, они свалились в какую-то "Карелочку", сильно освежив официантам впечатления от дня, а потом вернулись в замок и ушли по порталу в город, где человек да Онгая выдал Дейвину ключи. На стоянке в ответ на брелок квакнул компактный черный внедорожник - и начался выходной. Они ехали по набережным, время от времени Дейвин спрашивал что-нибудь о домах или памятниках, Полина отвечала, удивляясь, как на самом деле много она помнит о городе, а потом они переехали Неву и отправились на север. Внимание Дейвина привлекла старинная решетка вдоль тротуара между двумя двухэтажными зданиями. Дома тоже не были похожи на окружающие их строения. Полина почти улыбнулась, видя, куда он посмотрел.

- Ну да, отличается, ведь это постройка позапрошлого века. И дома, и решетка. Но они изначально не так стояли. Хочешь, выйдем, рассмотришь внимательно, а я расскажу.

Дейвин развернул и припарковал машину на отходящей от проспекта улице. Через несколько минут он уже рассматривал ограду. Она напоминала... о кладбище?

- Полина? А что с решеткой? Почему она такая?

- Ты про то, что ограда стоит на железобетоне? Это потому, что решетґку переносили. Да и все место когда-то выглядело совсем иначе: в центре недостает еще одного сооружения. Здесь еще церковь была.

- Нет, этого я не заметил сначала. Спасибо, кстати. Но узор... - Дейвин оценил внимание Полины к мелочам и решил выслушать все про историю этого места.

- А, каплицы в ограде. Это память об одной драме, произошедшей тут ровно двести лет назад. Здесь неподалеку была дуэль. Пойдем посмотрим. - В голосе его спутницы слышалась улыбка, когда она начала отвечать.

- Дуэль? Серьезно? - Дейвин шел с Полиной по залитому асфальтом дворику в парк и внимательно слушал. Прогулка наконец-то обещала быть просто милым днем с болтовней о посторонних вещах, без всяких дурацких сюрпризов.

- Да, это был крупный скандал. По версии сторонников одного из дуэлянтов, причиной того поединка, приведшего к многим бедам, стал каприз Екатерины Владимировны Новосильцевой, урожденной графини Орловой, а Орловы, чтобы тебе лучше понимать ситуацию - это такие местные да Шайни. Ее муж, Дмитрий Александрович Новосильцев, был сыном действительного тайного советника, сенатора, генерал-провиантмейстера, вице-губернатора Санкт-Петербургской губернии. Тоже вполне достойный был жених.

- Да... - кивнул Дейвин, про себя удивляясь неожиданным подробностям. - И что же с ними было? Они поженились, и это кому-то не понравилось?

- Она вышла за него замуж, родила сына, но брак не задался, и супруги разъехались через год или около того. Она занималась в основном воспитанием единственного ребенка и очень им гордилась. Мальчик учился в иезуитской школе в Петербурге и окончил школьный курс одним из первых учеников. Имел склонность к музыке, хорошо играл на кларнете, был хорошим танцором и фехтовальщиком на рапирах. А на момент событий он был адъютант главнокомандующего армии и флигель-адъютант императора - в общем, блестящий придворный офицер.

- Отличная партия, - одобрил граф, - и карьера прекрасная.

- Да, даже слишком, - усмехнулась Полина. - Представь, мать не дала ему согласие на брак с сестрой офицера из полка попроще, Семеновского. Брата невесты звали Константин Чернов.

- А ее саму? - мимолетно улыбнулся Дейвин.

- А вот этот нюанс тебе много скажет о нравах того времени. - В голосе Полины послышалась усмешка. - История этого несостоявшегося брака обсуждалась в свете очень бурно и широко, но имени девушки при этом никто так и не назвал. Потом, когда свидетели событий состарились, их дети и внуки начали настаивать на том, чтобы рассказчики припомнили ее имя - она же все-таки живой человек. Но нет, для участников событий она была, к сожалению, только вещью с чувствами. Они честно старались припомнить. И как только не называли ее - Мария, Акулина, Аграфена, Авдотья, Пелагея... Ее настоящее имя еле извлекли из архивов лет тридцать-сорок назад. А его имя знали все: непорядочного кавалера звали Владимир. И его мать Екатерина Владимировна сопротивлялась сватовству из-за скромного происхождения невесты. Она внешне хорошо относилась к девушке и ее семье, а знакомым говорила: "Могу ли я согласиться, чтобы мой сын, Новосильцев, женился на какой-нибудь Черновой, да еще вдобавок и Пахомовне. Никогда этому не бывать!" Она даже не поинтересовалась именем девушки. Кстати, как и все остальные. Может быть, знай она, что ее будущая невестка - ее тезка, тоже Катя, она бы смягчилась. Но так или иначе этого не произошло. В общем, Новосильцевой удалось добиться того, что ее сын взял назад свое обещание жениться. Но последовавшей катастрофы она не ждала, конечно.

- Катастрофы? - граф приостановился. - Девушка покончила с собой? Или принесла обеты церкви, оставив родителей без надежды на внуков?

- Нет, все было гораздо хуже, - усмехнулась Полина. - Сейчас расскажу. Дело в том, что после разрыва помолвки по существовавшим тогда правилам люди даже здороваться не могли. И попытки заговорить с отвергнутой невестой могло хватить для вызова на дуэль.

- Строго... - сааланец качнул головой.

- А ты вспомни про положение женщины в то время. Она же была, как автомобиль: ценность определялась в обратной зависимости от пробега и количества предыдущих владельцев, а саму ее ни во что не ставили. Так что после такой истории с расторжением помолвки люди даже узнать друг друга на улице не имели права.

Дейвина передернуло, когда он невольно представил себе судьбу своей матери в этих условиях и сплетни о ней: "пять молодцов от разных отцов, да и те все девки" - неуважительное отношение, отказы в кредитах, в общении... у них с сестрами было бы немного шансов выжить. Он сумел вытащить себя из представленной картинки и продолжить слушать, вчуже это было занятно, как любая светская сплетня.

Полина продолжала рассказ:

- Несмотря на все предупреждения семьи девушки, Новосильцев попытался, разорвав помолвку, восстановить с ней общение, причем публично. Среди присутствующих был ее брат, не Константин, другой. Чернов-отец был генерал-майор, про него говорили, что у него семь сыновей и одна дочь. На самом деле сыновей было пять, а дочерей четыре, но мужчины этой семьи не были знатны и поэтому строили себе яркие судьбы, как и их отец. Так что пятеро могли собрать славы и подвигов за семерых, вполне. Спасибо еще, никто не сказал, что их девять. А девочки, - Полина легко повела плечом, - кто же их считает?

Дейвин понял, что она не пытается его задеть, а просто определяет то время и его нравы, шевельнул бровью и сказал:

- Продолжай, пожалуйста. Очень интересно.

Его спутница убрала в карманы зябнущие руки, продолжая говорить:

- В то время такое поведение с девушкой, как себе позволил младший Новосильцев, считалось оскорблением, смыть которое можно было только кровью. В свете начали приписывать старику генералу Чернову слова, что, мол, все его семь сыновей станут поочередно за сестру и будут с Новосильцевым стреляться. И что если все семь его сыновей будут убиты, то будет стреляться он, старик. Но это на самом деле досужие сплетни света, братья и без приказа отца встали бы за любую сестру стеной. Константин Чернов, старший брат девушки, послал Новосильцеву вызов, и это было чистой формальностью. Фактически все было решено, когда Новосильцев, подойдя к бывшей невесте, публично преступил приличия во время бала: дуэли не могло не быть. Чернов и Новосильцев встретились здесь, на этом самом месте - и ранили друг друга насмерть. Новосильцев умер через три дня, Чернов - через две недели. Есть свидетельства врачей, говорящие, что Чернов был ранен в голову, а Новосильцев в область печени. У обоих смерть была трудной.

- Ужасная история - высказался граф. - Этот Новосильцев был отменный разгильдяй.

- Отчасти. Есть и вторая версия, друзей жениха. По их мнению, все случилось потому, что секундантом Чернова был его кузен, член Северного тайного общества декабристов Кондратий Рылеев. На самом деле кузеном он не был, просто у Черновых и Рылеевых были рядом загородные поместья, и дети росли практически вместе, часто и подолгу бывая в гостях друг у друга. Так что, строго говоря, он в этой истории формально был вообще никто, но влезть имел возможность. И влез. Так и вышло, что мама жениха была против брака из амбиций и ревности к сыну, а вот Кондратий Федорович, друг детства невесты и ее братьев - из ненависти к аристократам.

- И сам при этом был аристократ, - Дейвин, смеясь, покачал головой.

- Ну да, но кому это мешает? - Полина философски пожала плечами, говоря это.

- Тоже правда... погоди, какого тайного общества? Северного? Были еще какие-то?

- Да, еще было Южное.

- А, ну логично, - кивнул граф. - И что, этот Кондратий как-то поучаствовал в ссоре?

- Это, я тебе скажу, был тот еще Кондратий, - хмыкнула Полина. - Некоторые историки и многие современники считали, что именно Рылеев превратил дуэль в общественное событие, а похороны Чернова - в публичную манифестацию. И что повод дуэли был семейный, вполне решаемый мирными способами, если не дурить и не вставать в позы. Но Рылеев, незадолго до того сам стрелявшийся в похожей ситуации, решил выжать из этого эпизода все, что сможет, для общего дела декабристов. Поскольку время шло, а дело со свадьбой не двигалось, он написал Новосильцеву письмо с настойчивым требованием ответа о сроках свадьбы. А тот ответил прямо Чернову, брату Екатерины, мол, такого рода вмешательство в частное дело недопустимо и что будет решать он и родители невесты.

- Ну и был прав, разве нет? - улыбнулся граф.

Полина покачала головой.

- Нет, он ведь не сам решал, за него решала мать. И это все уже знали, он же на нее сослался, когда обещание о браке забирал. А мирный исход этого дела в планы тайного общества не входил. Участники эпизода совсем не были равны по своим социальным возможностям и статусу, их встреча у барьера могла дать веские причины для агитации против двора и свиты. Ведь в поединке сходились бедный и честный с богатым и знатным, но непорядочным. Поэтому Чернов под влиянием Рылеева снова послал вызов, который Новосильцев и принял. В общем, Рылеев из этой истории выжал все, что смог: два трупа и скандал на всю страну. Похороны подпоручика Чернова были превращены его другом детства, которого все считали родственником, в первую уличную манифестацию - тогда уже империи, тогда еще Российской. Рылеев перед этим погибшему стихи написал. Над его могилой кто только не читал стихов на его смерть. И за гробом через город шел весь его полк, и не только. Количества вовлеченных никто не ожидал. Причем полк шел пешком, а не ехал верхом. Кстати, как раз завтра этому событию будет двести один год.

- Ну, стихи - это как раз неудивительно. - Дейвин поморщился.

Поведение этого декабриста напомнило ему сразу и Алисины акции, и самые гадкие из придворных интриг. "Похоже, - подумал он, - поведение Алисы больше соответствует местным традициям и культурным нормам, чем можно предположить. Причем, культурным нормам благородного сословия. Надо бы поговорить об этом с князем. И справиться в поисковике, почему они декабристы".

- Хреновые были стихи, - вдруг сказала Полина. - Я не буду их пытаться вспомнить, ладно?

- А это тем более неудивительно, - хмыкнул он. - Конечно, не вспоминай. Расскажи лучше подробности поединка? Я понимаю, что будет гадко, но зачем-то хочется знать.

- Они стрелялись с барьеров, установленных на очень небольшой дистанции, перед этим к барьеру еще надо было подойти, неся заряженное оружие, не просыпав с полки порох и не выронив пулю из ствола. Огнестрельное оружие тогда было так себе. Чтобы поединок считался законченным, они должны были выстрелить одновременно, но если кто-то выстрелил раньше и второй упал, то упавший мог стрелять лежа. Произвольное возгорание пороха на полке и осечка не считались выстрелом. Условия дуэли были выбраны изначально жестокие, поскольку никаких компромиссов быть не могло. Стрелялись на восьми шагах между барьерами, число выстрелов не было ограничено, сохранивший свой выстрел мог расстрелять обидчика почти в упор.

- Это же убийство, - удивился граф. - Даже с таким оружием.

- Именно, - кивнула Полина. - Взаимное. Чтобы с этого расстояния не убить, даже из того, чем они пользовались, нужно или прибыть на дуэль пьяным в стельку, или отказаться участвовать. И нести на себе клеймо позора до смерти.

- Плохой выбор, - вздохнул граф

За этим разговором они дошли до странного места: на дорожку были положены два довольно больших каменных диска - даже князь мог бы на таком не просто стоять, но и отбиваться мечом от нападавших, Дейвину же хватало места на этом круге... да на что угодно из того, что он мог и умел.

- Что это? - спросил он.

- А тут стояли барьеры, от которых они друг в друга стреляли. Ты расстояние между камнями видишь, да? Понимаешь, почему оба погибли? Но раненого Чернова увез домой Рылеев, а Новосильцева едва сумели донести до ближайшего трактира. Мимо места, где он был, мы шли, там еще газон приподнят и неровный. Мать успела застать его живым, когда приехала. В этом самом трактире он и лежал. Узнав о планирующейся дуэли, она поехала из Москвы в Петербург, но все случилось, пока она была в пути. Для нее это стало страшным ударом. Тело ее сына забальзамировали и подготовили для перевозки в Москву в гробу, а его сердце в серебряном ковчеге эта несчастная гордячка повезла с собой в карете отдельно, тоже для погребения. На этом ее светская жизнь кончилась. Кроме церкви московского митрополита Филарета, которого очень уважала, и самых близких родных, она нигде не бывала, а первое время вообще никого видеть не хотела. Она была в отчаянии, просила Бога о смерти и до последнего своего дня не снимала траура по сыну.

- У вас траур черный, я верно помню?

- Да, - кивнула Полина, - правильно. В общем, она купила трактир, куда принесли ее сына после дуэли и где он умирал, и, истратив около миллиона рублей - дикие деньги для того времени, - построила на этом месте храм. При нем были организованы приходская школа и богадельня для служилого люда, то есть для военных рядового и сержантского состава. После смерти Новосильцевой в поминальной церкви разрешили служить службы, а среди офицеров появилась традиция: накануне отъезда в места приграничных вооруженных конфликтов или неизбежной дуэли следовало помолиться именно в ней, чтобы вернуться домой живым.

Дейвин припомнил еле заметный из-под травы холм странной формы, мимо которого они прошли за разговором, и понял, где стояла церковь, построенная вместо трактира. Умирающего разгильдяя несли на руках шагов пятьсот, не больше. Граф подумал, что не хотел бы оказаться в трактире, завсегдатаям которого нормально слышать выстрелы за стеной.

- Интересная традиция. И что, помогало? - полюбопытствовал Дейвин.

- Ну если распространилось, то наверное...

- А почему храм не сохранился?

- Да потому что все как всегда, - Полина шевельнула плечом. - Через сто лет сменился строй, новая власть сделала в церкви клуб, а лет через десять и вовсе снесла здание. А еще через двадцать лет и улицу переименовали. В богадельне и школе чего только не было, от учебного центра до стоматологии, перед вашим появлением вот гостиницу сделали. О дуэли с дороги может напомнить только решетка, которую ты заметил, вот она и была оградой той самой церкви. Ну и для подошедших сюда все расскажет сам мемориал: вот эти самые каменные тумбы и стела с надписью.

Дейвин слушал и продолжал удивляться сюрпризам этого города, тому, как эта земля хранит свое прошлое и как заставляет своих людей не забывать его. А история все длилась, и маг решил, что опишет ее в следующем письме жене. И другу, пожалуй, об этом напишет тоже. Из этой старой интриги могла получиться неплохая баллада, и кто-нибудь из них с такой темой точно справится. Он вернулся мыслями к Полине и ее рассказу.

- Проект церкви и богадельни делал архитектор Шарлемань. Рядом с такими именами, как Растрелли, Бенуа и Штакеншнейдер или Росси и Монферран, его имя не упоминают, он работал по заказу людей попроще, чем царский двор и свита. Такие, как Шарлемань и Лидваль, - по проектам которого через семьдесят лет после этого всего была построена треть зданий центра города, кстати, - кормились с заказов менее именитых людей. И поскольку Владимир Новосильцев выглядел в этой истории не лучшим образом, для его матери обращаться к именитым специалистам с таким заказом смысла не было, даже если хватало средств оплатить их услуги.

Услышав рассыпанную горсть имен - полузнакомых, благодаря Женьке, и прокатившихся по сознанию, как жемчуг по ткани, Дейвин рассмеялся:

- Откуда ты все это знаешь, чудовище? - ему было легко и приятно с ней.

Полина опять пожала плечами:

- Да я тут все детство тренировалась, сколько раз об эти камни спотыкалась на бегу, видела, как стелу ставили даже. И помню цветы на годовщину похорон Чернова на этих круглых плитах. Вот и к слову пришлось. У этого памятника судьба примечательная неспроста, вот слушай. Через девять лет после события расстояние, от которого сходились дуэлянты, было отмечено на земле двумя каменными тумбами, довольно высокими. А эти камни - новодел и стоят на другом месте. Тумбы куда-то исґчезли перед войной, в конце тридцатых годов. То время вообще было...

- Я знаю, - Дейвин прервал ее рассказ, желая избежать упоминания про революцию.

- Хорошо, - кивнула она. - В начале шестидесятых годов памятные знаки на месте дуэли восстановили, но сделали их сильно меньше и сократили расстояние между ними до дистанции между барьерами.

Маг подошел к ближайшему каменному диску. Второй был близко, слишком близко, но граф решил проверить. Шаг, другой, пятый... десять... двенадцать. Вот он, второй диск из гранита, прямо под ногой. Половина расстояния между ним и первым, от которого Дейвин шел, не была равна восьми шагам. Даже шагов людей Нового мира выходило никак не больше шести. Дейвин хорошо знал, что Полина не имеет привычки врать - да и зачем бы ей теперь? Вероятнее всего, она рассказывает так, как ей сказали, а говорили наверняка на основании записанных условий дуэли. Секундантом, блюстителем честности поединка, был нечестный человек, который растравил ссору и погубил друга детства, почти родственника. Камни раскрывали удивительное прошлое. И чтобы его увидеть, не нужно было никакого второго зрения: просто посчитай шаги и прочти источники - ну или послушай того, кто их читал, неважно. Да, памятник был переустановлен, но здешние мертвые способны настоять на своем, это Дейвин выучил в начале сентября очень хорошо. Так что, скорее всего, сами участники событий и указали, как должны лежать эти диски. И неважно, что со дня их поединка прошло полторы сотни лет - а может, и больше. А уроженка края продолжала рассказывать, как именно мертвые передавали живым свою волю, не видя в этом ничего удивительного.

- Директор библиотеки института выкопала эту историю из архивов, организовала свое руководство, те пошевелили ректорат - и в восемьдесят восьмом году в присутствии внуков и правнуков Чернова был установлен памятный знак, вот эта стела.

Дейвин замер на плоском камне, услышав это. В присутствии внуков и правнуков, свет небесный. Значит, брат умер за честь сестры уже женатым и имея детей, под нажимом своего друга детства. И это в условиях, когда мать его детей полностью зависела от него. Какой же кошмарный бред. Какие же сказочные мерзавцы стравили между собой этих двух несчастных молодых людей.

Полина повернулась к гранитной плите и прочла вслух:

- Десятого сентября тысяча восемьсот двадцать пятого года на этом месте состоялась дуэль члена Северного тайного общества Константина Пахомовича Чернова с Владимиром Дмитриевичем Новосильцевым. Секундантом Чернова был Кондратий Федорович Рылеев. Похороны Чернова вылились в первую массовую демонстрацию, организованную членами Северного тайного общества, декабристами... о-опа.

На последнее слово Дейвин повернулся - и очень вовремя: фавн высунул голову из-за памятника. Полина не отшатнулась, как сделал бы нормальный человек на ее месте, а повернулась к нему всем телом, как будто хотела его рассмотреть. Последнее слово и было ее реакцией на появление твари. Дейвин отреагировал мгновенно. Поражающее заклятие полетело в фавна одновременно с криком "в сторону!", адресованным Полине. Она сообразила, что будет, чуть не раньше, чем услышала его, наклонилась как-то вбок и кувырнулась через локоть прямо ему под ноги. Маг добавил твари еще пару огненных апельсинов в нос и пошел убеждаться, что слизи нигде не осталось. Гранитная стела, к счастью, не пострадала, а вот сразу за ней на редкой траве осталось порядочное выжженное пятно. Осмотрев его внимательно и убедившись, что все чисто, Дейвин вернулся к Полине:

- Ты в порядке? Не испугалась?

Она, все еще сидя на земле, отрицательно помотала головой, не говоря ни слова. Из ее глаз выкатилась пара слез одновременно, и капли побежали вдоль носа к углам рта. Нет, не в порядке, нет, не испугалась. Просто очень больно. Дышать, шевелиться, говорить... Ну конечно, ведь еще пяти дней не прошло, как ее отпустили из госпитальной палаты.

- Ты что, просто отпрыгнуть не могла?

Щурясь от боли, она выдохнула:

- Н-нет, смысла не было, - она вдохнула, закусив губу, и вторым выдохом закончила. - Я тебе потом покажу. - И через вдох добавила. - На крытом стадионе, если пустят.

Он неодобрительно покачал головой, почти копируя ее жест.

- Вы тут все сумасшедшие. Ты можешь встать?

- Ага... ща, погоди секунду...

Секунда продлилась минут, кажется, восемь. Не меньше. За это время Дейвин успел позвонить в Институт гриппа, ветконтролю и Асане, проверить Зрением ближайшую к дороге часть парка и выяснить, что больше тварей нет, по крайней мере поблизости. Потом Полина наконец отдышалась и, не заметив протянутой ей руки, поднялась, опершись о каменный диск. Это не было попыткой его обидеть, но... Ящеру бы в глотку эту ее самостоятельность. Встав, она отряхнула руки и вытерла их о свою многострадальную юбку самым крестьянским жестом.

- Я его так и не рассмотрела.

- Пусть это будет самое большое твое огорчение наступающей зимы, - ответил он. - Стой спокойно, я посмотрю, не попали ли на тебя брызги.

- Вот именно, - хмыкнула она. - И не надо меня руками трогать до обработки.

- Я уже проверил. Ты в порядке. Землю с твоей одежды я тоже убрал, надеюсь, ты не против, - съязвил он, не удержавшись.

- Спасибо тебе, - кивнула она. - Я думаю, ветконтролю меня показывать не стоит, раз все чисто.

- Да, пожалуй, я с ними сам объяснюсь. Знаешь что? Пойдем-ка в машину.

Открыв салон, маг увидел, как его спутница уверенно садится в центр заднего сиденья, безошибочно выбрав место, с которого увидеть и тем более узнать ее, не заглянув намеренно в салон, будет невозможно. Закрыв двери салона, Дейвин пошел встречать ветконтроль, размышляя о поведении Полины.

Она не проявила ни страха, ни зависти, увидев в действии боевые заклятия. И даже не пыталась отказать событию в существовании. Удивительно гибкий и прочный ум, подумал Дейвин. Даже для местных это редкость.

Он объяснился с ветконтролем, оставил их ждать отряд Охотников и вернулся к машине. Полина сидела, откинувшись на спинку сиденья, и задумчиво смотрела куда-то за лобовое стекло.

- Полина? - окликнул он негромко.

- Здесь я, - отрешенно откликнулась она.

- Мы закончили. То есть я закончил, а они работают. Пересаживайся ко мне вперед, так будет удобнее разговаривать. Ты почему не испугалась?

- А надо? Ах, ну да, страшная-ужасная магия, - тон ее был похож на усмешку, но она осталась серьезной. - Знаешь, фавн - это правда страшно, но я надеялась, что ты не оставишь меня страдать и убьешь быстро в случае чего.

- Гм... Мнда... А его почему не испугалась?

- Я его видела в первый раз, и он так неожиданно высунулся... - помолчав, она добавила. - Спасибо, кстати. Я загляделась и не поняла, что надо бы убраться. От него слишком странное впечатление.

- О чем ты думаешь сейчас? - Не то чтобы он не мог узнать это сам, но...

- О том, что хочу курить. Но я уже тридцать лет не курю. И еще о том, как быстро ветконтроль приехал.

- У них все причины торопиться - это первый оборотень на этом берегу Невы.

- А вот теперь испугалась, - признала она.

- Справимся, - коротко ответил он.

- На этом берегу зеленых зон в два раза больше, и в них до черта летних бытовок...

- Я помню карту.

- А психбольницу на Удельной закрыли? - спросила она.

- О, проклятье. - Это был действительно гадкий сюрприз. - Я прямо сейчас позвоню князю. Найдем, где припарковаться, - и позвоню.

- Смотри, - кивнула она в окно, - мы едем по Петроградке. Если на следующем повороте свернуть направо и потом еще раз направо, то через семьсот метров будет довольно свободно для парковки, и в трехстах метрах пешком оттуда есть французское кафе, там раньше неплохо кормили, и связь у них приличная.

Дейвин засмеялся:

- Ну давай попробуем. Я надеюсь, что лимит приключений на сегодня исчерпан.

Про себя он не знал, смеяться или недоумевать, но закономерность была очевидной: стоит им собраться вдвоем, чтобы отдохнуть, и постоянно что-нибудь происходит. А вот если говорить о делах - ничего особенного не случается. Интересно, что будет, если привезти ее в дом матери в гости? Ящеры утащат обе луны с неба, горные ддайг явятся прямо в столицу, или в мир явятся старые боги, чтобы помешать двум людям спокойно поужинать?

Кафе было на месте, но обедом то, что там подавали, мог назвать только местный, а для сааланского мага это сошло бы разве что за сносный перекус, чтобы до настоящего обеда дотерпеть. Но запах с кухни и описания блюд в меню обнадежили и не обманули. Дейвин действительно успел связаться с князем и доложить ему об инциденте на северном берегу Невы. Димитри, выслушав его, сказал, что Большая Охота объявляется на послезавтра и посоветовал использовать остаток дня для отдыха. И хотя дел на вечер не предвиделось, а горячая еда была более чем уместна после событий в парке, Дейвин был несколько напряжен: все-таки применение боевых заклятий при местной уроженке, со странным отношением жителей края к вопросу, могло повлечь за собой самые разные сюрпризы. И он решил прояснить все сразу.

- Ты меня точно не будешь бояться после сегодняшнего?

- Отвечу встречным вопросом - а надо? - Полина так и не улыбнулась.

- Мне бы не хотелось, - признал он. - Я поэтому и спрашиваю.

- Если честно, меня удивил только один момент, - легко сказала она.

- Какой же? - он ковырял вилкой салат, следя за лицом и голосом.

- Мы ведь через портал уходили, как у тебя комм при себе оказался?

- Полина, почему ты не пошла работать в полицию? - усмехнулся граф. - Этот комм служебный, номерной. Он лежал в бардачке машины. В нем номера основных городских служб, номер секретаря князя, секретаря достопочтенного и секретаря графа да Онгая, и номера остальных бортовых коммов, прикрепленных к автомобилям администрации. Дежурных автомобилей пять, комм есть в каждом.

- Я бы в полиции кончилась еще быстрее, чем в соцзащите, - безразлично сказала она. - Там нужна прочность, а не интеллектуальные изыски. Спасибо, что объяснил.

Димитри получил звонок от Асаны уже в кабинете Айдиша. Он пришел на конфиденцию, но не успел начать разговор. Нажимая отбой, он вздохнул в ответ на вопросительный взгляд досточтимого:

- У нас будет сложная зима, Айдиш. Дейвин нашел фавна на северном берегу Невы.

Досточтимый озабоченно покачал головой, прицокнув языком.

- Это уже случилось, - махнул рукой князь, - я подумаю об этом через час-два, все равно задача слишком велика, чтобы решить ее быстро. Я пришел к тебе говорить о моей новой подруге.

- У тебя какие-то сложности с ней? - сочувственно спросил Айдиш, разливая чай.

- Не какие-то, - со смешком ответил Димитри, - а весьма разнообразные и бодрящие, знаешь ли.

- И какие же? - уточнил Айдиш.

Князь отставил чашку и развел руками в драматическом жесте:

- Вот только в студенческом общежитии у меня еще романтических встреч не было! Она это серьезно, представляешь? Я предложил хотя бы поменять ее кровать на удобную, она отказывается, говорит, что не хочет трений с комендантом. Хочет убрать кровать вообще. Я спрашиваю, где же ты будешь спать, а она говорит - на полу. Но нельзя спать на полу в этом городе, здесь же приполярье! Здесь ночлег на полу может очень плохо закончиться! Это первый такой роман за всю мою жизнь, и основная проблема в этих отношениях, Айдиш, - убедить женщину, с которой я уже был близок, прийти ко мне в гости и остаться на ночь в моей постели. Не говоря уже о том, чтобы как-то позаботиться о себе, пока я могу помочь ей в этом. Ты мог бы вообразить такое?

- Что же, - спросил досточтимый, - это не единственный новый опыт именно с ней?

- Нет, - князь качнул головой, - не единственный. Забавно еще, что если предыдущие за меня пугались, эта на меня злится.

- И что же ты тогда делаешь? - улыбнулся Айдиш.

- То, чему научился от Полины. Я ее спрашиваю: "Ты сердишься? Все плохо?" - и это каждый раз работает! Она начинает хотя бы рассказывать, в чем дело, а дальше уже можно договориться... - князь вдруг замер на полуслове и некоторое время смотрел в стену замершим взглядом, потом сказал. - Я понял, досточтимый, что меня смущает в Полине. Она ни разу не засмеялась после больницы. И почти не улыбается.

- Я тоже это заметил, - печально кивнул Айдиш. - Не знаю, сможет ли она работать теперь, дети же такие чувствительные...

Администрация империи Белого Ветра в Озерном края объявляет особый режим по активности инородной фауны. Просьба к гражданам населенных пунктов быть осторожными при передвижении в темное время суток. Коммунальным службам проверить достаточность освещения подъездов, лестничных клеток и холлов зданий. Просьба не заходить в подвалы и на чердаки зданий и строений без сопровождения Охотников и ветконтроля. Соблюдайте санрежим, в случае контакта с фауной или ее следами немедленно обращайтесь в вакцинационные пункты. Спецподразделениям Охотников и ветконтроля: режим боевой готовности сохраняется в зимний сезон вплоть до особого распоряжения.

25.10.2027, портал администрации империи.

Пока пресс-служба рассылала всю необходимую информацию по СМИ, князь собрал совещание со своими заместителями, МЧС и командованием Охотников. Дейвин настоял на зимней зачистке всех подвалов города, чтобы выбить оборотней до тепла. В общем, возражений и не последовало. Димитри тоже был согласен и предложил начать решать вопрос прямо с первого числа, а оставшиеся дни октября потратить на учения и проверку вооружения и экипировки частей. У него были свои соображения, из-за которых он хотел эти несколько дней. Только перед этими злополучными выходными Ранда наконец представила ему партию вакцины для испытания на заболевших измененных, как она назвала фавнов. Первые проверки показали, что сайхские препараты действуют и фавны начинают становиться более похожими на людей и по поведению, и внешне.

Конец последней недели октября у Хайшен выдался бурный, но четверг она все равно отвела под конфиденции и встречи с собратьями по обетам. Среди попросивших встречи был и досточтимый Айдиш. Ему она уделила время первому, не ожидая от разговора особых сложностей.

- Вот что я принес тебе, Хайшен. Я заметил, что мистрис Бауэр интересуется Путем и охотно спрашивает и слушает о нем. Может быть, предложить ей нашу веру? Эта женщина во многом на нас похожа, может случиться, что ей будет так лучше.

- Я думаю, Айдиш, что мы можем попробовать, - ответила настоятельница. - Во всяком случае, этот выбор дает ей еще какие-то возможности в ее непростом положении.

- Позволишь мне с ней поговорить? - осторожно спросил досточтимый.

- Не думаю, что она тебя услышит, - ответила Хайшен. - Лучше оставь это мне.

- Как скажешь, досточтимая сестра, - директор интерната наклонил голову. - Не буду занимать тебя дольше.

Следующая встреча у Хайшен была с Алисой. Она заняла полный час, как обычно, но в этот раз девушка сказала очень немного слов.

Войдя и заняв предложенное место, она решительно взглянула на Хайшен и сказала:

- Я замужем. Его зовут Леонид, он в сосновоборском куполе.

- Ты была замужем, - отозвалась Хайшен. - Как бы его ни звали, он не обнимет тебя больше. Я сочувствую твоему горю. Плачь, я побуду с тобой.

Через час, отпустив заплаканную девушку, досточтимая долго умывалась, потом пила воду и дышала холодным октябрьским ветром через открытое окно, наблюдая закат. Как и все предыдущие после солнцеворота, он был ярко-рыжим. Рыжими были и многие зори князя Димитри той осенью.