Между нами только 18+

Глава 4

Максим

Я уже почти ненавижу свою работу, коллег, долбаных проверок и совещаний, а еще такую псевдонужную хрень, как этапы согласований.

Мне, блять, кто-нибудь когда-нибудь объяснит, почему я, полжизни посвятивший науке и биохимии, должен ждать «добро» от дядек на свои статьи, которые ни хера в этом не смыслят?! Но денежку получать проверяльщики за что-то должны, а потому прикапываются к каждой букве, вынуждая писать длиннющие объяснения и доказывать, почему здесь это нужно и уместно?!

С легким шоком я читаю полную белиберду, присланную на е-мейл с пометкой «срочно», и нахуй закрываю файл. Затем поднимаюсь из-за стола, и потягиваюсь, натыкаясь взглядом на помощницу.

— Анжел, пойдем.

— Куда, Максим Тимофеич?

— Туда, где там сидит наше начальство и делает вид, что вот эта вся ебола — норма.

Длинноволосая девушка удивленно приподнимает взгляд, и я вижу там плещущийся испуг. Да, знаю, что о моей несдержанности здесь ходят слухи — но хоть кому-то надо ставить это зажравшуюся братию на место?!

Я уже в дверях своего кабинета, и на выходе чуть задерживаюсь, надиктовывая, какие взять с собой документы. Вообще можно и без них, но в последнее время я и вправду стал резок, и чтобы не было еще больших проблем, лучше захватить с собой аргументы.

— Так вот, Валерий Михалыч, — спустя двадцать минут подытоживаю свой ор и мат в кабинете шефа, краем глаза отмечая почти сползшую по стене Анжелу, — я работаю в этой сфере всю жизнь, и прекрасно знаю, как это делается. А вчера я потратил ДВА ЧАСА своего времени, доказывая одному идиоту, зачем здесь нужен союз «и», — мой палец на автомате тыкает в листы бумаг, что взяла с собой помощница, — ты, мне, блин, скажи — я когда работать должен?!

Начальство недовольно хмурится, морща итак покрытый «волнами» лоб, а затем поднимает на меня деланно-строгий взгляд.

— Максим, вообще-то, эти «идиоты» — наши спонсоры, так что…

— Спонсоры?! Так тогда пусть они спонсируют, а не лезут туда, в чем нихуя не смыслят! — снова не сдерживаюсь я, и даю отмашку Анжеле, разрешая покинуть кабинет.

Мой шеф сокрушенно качает головой, явно еще больше занервничав от нашего уединения. А мне плевать — я заебался выгребать говно за другими, и доказывать, что сам не произвожу вонизму. А потому…

— Валерий Михалыч, или ко мне не лезут, или заканчивать исследование и подготовку к новой выставке будут без меня. — Чеканю я, наблюдая, как лицо шефа сереет, — уж ты-то прекрасно знаешь, что я не нуждаюсь в махающей за спиной указке.

— Я знаю, что ты горишь своим делом, и в любом случае выполнишь работу хорошо, — кивает мужчина, с которым мы проработали вместе больше пяти лет, — но от меня-то ты чего хочешь? Я как могу послать всех, если по сути они имеют полное право влиять на процесс?

— Легко, Валерий, легко. Можешь даже от моего имени, — подмигиваю я, уже успокаиваясь и вытаскивая из кармана мобильный, — а для начала загляни в почту, я там переслал тебе письмо… Почитай, похихикай, и шли нахуй этого «письмеца» в первую очередь. А я домой — рабочий день окончен час назад, и свою непосредственную работу я выполнил.

Шеф булькает возмущением в беззвучной конвульсии, но машет рукой, мол, иди. Я знаю, почему так — исследование целиком и полностью на мне, все основные моменты точно. Так что выгнать меня — значит потерять год работы, и начинать все сначала. Надеюсь, начальству хватит таланта донести все это до спонсоров, а те не будут полными идиотами, и отстанут от моей персоны.

На улицу я выхожу уже в приподнятом настроении, и радуюсь остаткам вечернего солнца. На дворе — конец августа, и это последние теплые деньки перед холодной осенью. Терпеть ненавижу это время года — земля как будто начинает промерзать, а ветра и моросящий дождь делает мое и без того недовольное лицо еще более скрюченным.

Никогда не понимал этих, любителей осени. Разве можно жить по-настоящему хоть когда-нибудь, кроме лета?

Домой я приезжаю даже в легком добродушии, и собственный двухэтажный каменный друг радует своей тишиной. В кои-то веки мать с сестрой и ее двумя отпрысками куда-то уехали, и я могу в спокойствии покурить на летней веранде. Не сказать, чтобы мы напрягали друг друга — дом большой, места всем хватает. Но визжащие племянники иногда действительно вызывают желание все бросить и съехать нахуй в отдельное жилье.

Но тогда они останутся совсем без мужчины. А я — без единственного подобия семейности и хоть какого послерабочего движа.

Со вздохом выпуская дым своих любимых армянских сигарет, я открываю сайт знакомств (34 года, помилуйте!) и морщусь от изобилия задниц.

Нет-нет, возможно, на самом деле женщины старались выложить тут лица — но загар, «шлепные» губы и какие-то лоснящиеся волосы превратили их вид в одну сплошную задницу.

Ну, по крайне мере, для меня.

Ненавижу такое. Где естественные, милые девушки, которые действительно хотят познакомиться, а не тупо рекламируют инсту? И нахуй я снова сюда зашел, если еще в прошлый раз для себя решил, что все это — хрень собачья?

Я докуриваю, листая однотипные фото, когда неожиданно чуть было не мажу по экрану что-то коричневое. Да-да, именно так — ни намека на кожу, губы или ресницы — а лишь свободного покроя коричневый костюм, и, кажется, фоном лес на заднем плане.

Хм. Любопытно.

Я открываю анкету, решая посмотреть, что это вообще такое. Способ привлечь внимание? Или какая-то девчонка действительно решила, что на сайте с фото нужно знакомиться… Вот с этим?

«Ценю себя, и с уважением отношусь к другим. Жду того же от общения здесь»

Две фразы, и два метких пинка по моей охреневшей физиономии.

Я такого, кажется, не видел ни разу до этого. Ни ссылки на контакт, никакого намека на «я_вся_такая_невзъебатая». Просто, блядь, обычные человеческие фразы, от которых моментально вытягиваются брови, а палец смахивает фото вправо.

Охренеть. Так у нас это еще и взаимно!

Я пишу сразу же, потому что любопытство гонит сильнее всяких полуголых сисек-писек. Кажется, у этой загадочной особы есть что-то очень похожее на мозг и чувство собственного достоинства, а в наше время не у всех мужиков то с этим радостно…

Она отвечает спустя полных десять минут, за которые я успеваю сходить за чаем, и подкурить еще одну сигарету.

Хм, журналистка, значит. Что-то мне подсказывает, что это не мои коллеги-пираньи, носящиеся по зданию на шпильках и с алой помадой вместо нормального рта. Я вижу самый уголок губ этой темноволосой куколки — и ни следа на хоть какой-то ненатуральный оттенок.

Я пишу ей дальше, и мне реально странно слышать о ее красоте. Да даже так понятно, что под свободным костюмом скрывается хрупкая фигурка, длинные волосы ухожены, а уголок губ… Черт, мне нравится ее чуть островатый подбородок. И я точно знаю, что «не_красавица» бы так не поступила. Неуверенная в себе девушка выставила бы или чужую фотку, или отфотошопила свою так, чтобы точно получать комплименты. А не обрезала стыдливо, будто скрыв, спрятав самое важное…

Самое, скорее всего, красивое.

Неужели другие мужики могли просто пропустить такое?

Мне снова любопытно, когда незнакомка со скрипом дает свой номер — вот чего, спрашивается, в этом такого? А затем я открываю ее телеграм — и просто разглядываю точеную фигурку в платье, и тяжелый каскад волос на плечах.

Я, мать его, всю жизнь работаю с текстом. И знаю, что и как написать, чтоб сделать комплимент. Но почему-то тут каким-то шестым чувством понимаю — петь дифирамбы не стоит. Во-первых, она сама пишет, и ее не удивишь красивыми прилагательными. А во-вторых… Не оценит.

Поэтому лишь подтверждаю, что она красотка, и когда вдруг мне в личку прилетает ее фото с большими, карими глазами и застывшей в них почти детской радостью — охреневаю.

Это что, блять, за милота в двадцать шесть годиков?!

Мне много чего хочется сказать про эти щечки, которые можно было идеально сжать одной рукой. Или провести членом перед тем, как перейти к губам. А еще оттопырить его с обратной стороны этой прелести, и погладить, наблюдая, как смешно у красотки надулись губки…

Блять. Почти год без секса — и я готов порвать эту милаху за одно только фото без пластиковой наигранности на нем. Но мои вкусы всегда были специфичны — я обожаю вот таких домашних милах, без косметики и в милых коротких шортах. Интересно, а у нее есть такие? И, может, когда-нибудь у меня получится уговорить ее сфоткаться в них?

Я пишу самое скромное из того, что напредставлял в голове, и все равно думаю, а не переборщил ли? Ведь такие, как она, обычно пугаются столь быстрых посягательств. Начитаются женской тупости о «порядочности» и «а что он обо мне подумает?!», а потом и не подъедь к ним на хромой кобыле…

Блять, Господи, сделай так, чтобы она оказалась без вот таких вот загонов?! Потому что так хочется просто человека «по душе и по члену», и в омут с головой, подальше ото всей науки.

Когда девчонка присылает короткий, но очень ясный ответ — я понимаю, что вот тут, кажется, небеса не наебали. А еще можно смело снимать ее смущение слой за слоем — ей это точно понравится.