За время работы в полиции Мегрэ допросил тысячи, десятки тысяч людей. Одни из них занимали влиятельное положение в обществе, другие прославились своим богатством, третьи, принадлежавшие к международному преступному миру, считались своего рода гениями.
Однако предстоящему допросу профессора Гуэна Мегрэ придавал гораздо большее значение, чем всем предыдущим. И его смущало не то, что профессор занимал особое социальное положение и даже не его всемирная известность.
Как и Гуэн, Мегрэ родился в маленькой деревеньке в центре Франции, и ему, будущему комиссару, также приходилось зарабатывать себе на жизнь.
Ведь и комиссар когда-то начинал изучать медицину. Если бы у него была возможность окончить учебу… хирургом он бы, пожалуй, не стал — его пальцы никогда не отличались особой ловкостью, но у комиссара возникло чувство, что между ним и любовником Лулу существует что-то общее.
Но он тут же устыдился своих мыслей. Вряд ли ему стоило сравнивать себя с профессором. У них обоих, так ему казалось, было знание жизни и людей.
О жизни профессора комиссар узнал, сопоставляя слова и отношение к нему пяти различных женщин. Кроме этого, он видел силуэт профессора на авеню Карно, его фото над камином Люси, но, несомненно, больше всего ему дало короткое сообщение Жанвье о появлении профессора в квартире Луизы Филон.
Вскоре он убедится, правильны ли были его догадки. Комиссар тщательно подготовился к беседе. Люка он взял с собой, скорее, для того, чтобы придать встрече как можно более официальный характер, а вовсе не потому, что требовалась его помощь. А может быть, он хотел этим доказать самому себе, что идет на авеню Карно как комиссар полиции по официальному делу, а не просто как любопытный, заинтересованный личностью знаменитого хирурга.
За ужином он выпил вина. Когда официант, подойдя к их столику, спросил комиссара, будет ли он что-нибудь пить, Мегрэ заказал старое бургундское и сейчас, садясь в машину, почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло.
Авеню Карно было пустынным, тихим, из-за занавесок струился мягкий свет. Проходя мимо комнаты консьержки, Мегрэ почти физически почувствовал ее полный укора взгляд.
Они вызвали лифт. Дом жил в своем спокойном ритме, словно хранил секреты живущих в нем людей.
Было без двадцати девять, когда Мегрэ потянул за гладкую медную ручку электрического звонка. Довольно молодая и даже красивая горничная в кокетливом кружевном фартучке на черном платье открыла дверь и сказала:
— Если господа желают раздеться…
Мегрэ интересовало, где их примет профессор Гуэн. Если в салоне, то, значит, в несколько «домашней» обстановке. Пока это оставалось неясным. Горничная повесила одежду в шкаф и, оставив их в прихожей, исчезла.
Больше она не появлялась, но Гуэн не заставил себя ждать. Он показался комиссару еще более высоким и тощим. Профессор едва удостоил их взглядом, и сухим тоном произнес:
— Прошу сюда.
По коридору они прошли в библиотеку. Ее стены почти полностью были закрыты книжными полками, лампы струили мягкий свет, а в камине весело горели крупные поленья.
— Прошу садиться.
Профессор указал им на кресла, и сам устроился в одном из них. До сих пор ни профессор, ни комиссар не взглянули друг на друга. Люка явно чувствовал себя лишним, к тому же кресло, стоявшее ближе всего к камину, было для него слишком глубоко, и он сидел в очень неудобной позе.
— Я полагал, что вы придете один.
Мегрэ представил своего сотрудника.
— Инспектор Люка будет вести протокол.
В этот момент их взгляды впервые встретились, и Мегрэ прочитал в глазах профессора упрек. А может быть, даже и разочарование, он не был в этом уверен. Внешне, на первый взгляд, профессор Гуэн производил обыкновенное впечатление. Подобные лица довольно часто встречаются у оперных певцов: большое, костистое тело, выразительные черты лица, мешки под глазами. Зрачки глаз профессора были маленькими, светлыми, без особого блеска, но во взгляде его крылась необычайная сила. Мегрэ мог поклясться, что, пока он рассматривал профессора, тот с таким же интересом изучал его.
Люка вытащил из кармана блокнот и карандаш, и это придало ему некоторую уверенность.
Еще не было ясно, какой оборот примет беседа, и Мегрэ занял выжидательную позицию, предоставляя профессору начать беседу.
Наконец профессор заговорил:
— Не кажется ли вам, что было бы целесообразнее обратиться сразу ко мне, а не морочить голову бедной девочке?
Говорил профессор несколько монотонным голосом, как если бы речь шла о самых обыденных вещах.
— Вы имеете в виду мадам Деко? Она не показалась мне слишком смущенной или растерянной. Скорее всего, она позвонила вам, как только я вышел.
— Она дословно повторила мне ваши вопросы и свои ответы. Вбила себе в голову, что это чрезвычайно важно. Женщины постоянно испытывают нужду убеждать себя в важности того или иного события.
— Люси Деко ваша ближайшая сотрудница, правда?
— Она моя ассистентка.
— А кроме того, и секретарь?
— Точно. И даже сопровождает меня повсюду — она должна была вам об этом сказать. В связи с этим ей кажется, будто она играет важную роль в моей жизни.
— Она влюблена в вас?
— Точно так же она влюбилась бы в любого другого шефа, лишь бы он был знаменитым.
— Мне показалось, что она необычайно вам предана, до той степени, что способна даже лжесвидетельствовать, лишь бы избавить вас от хлопот.
— Она бы без колебаний пошла на это. Моя жена, с которой вы уже разговаривали, также способна на самопожертвование.
— Она вам рассказала о нашей беседе?
— Как и Люси, во всех подробностях.
Профессор говорил о жене таким же равнодушным тоном, как и о своей ассистентке. В его голосе совершенно не чувствовалось тепла. Он просто констатировал факты, не придавая им никакой эмоциональной окраски.
Люди, окружавшие его в повседневной жизни, наверняка восхищались его простотой, и, действительно, в его поведении не было никакой позы, и его совершенно не интересовало впечатление, которое он производил на других.
В жизни редко встречаются люди, которые бы не играли той или иной роли, даже оставаясь наедине с самими собой. Большинство испытывает потребность видеть в глазах окружающих то впечатление, которое они на них производят, и упиваться собственными речами.
Профессор Гуэн всегда был самим собой, никогда не утруждал себя, скрывая свои чувства. И когда он говорил о Люси Деко, его слова, его поза выражали именно то, что он думал о ней и хотел сказать: «То, что она считает преданностью, есть лишь разновидность тщеславия, способ убедить себя в собственной исключительности. Любая из моих студенток поступила бы точно так же. Это разнообразит жизнь, и наверняка она воображает, что я должен быть ей за это признателен».
Если профессор не уточнял своих мыслей, то лишь потому, что считал Мегрэ способным понять его, и говорил с комиссаром, как равный с равным.
— Я еще не сказал вам, почему позвонил сегодня вечером и попросил прийти ко мне домой. Знаете, у меня возникло безотчетное желание познакомиться с вами.
Он вел себя как истый джентльмен. И все время, пока они сидели друг против друга, Гуэн не переставал рассматривать и изучать комиссара, причем совершенно не скрывал этого.
— Сегодня, за ужином, мне позвонила особа, которую вы уже знаете. Я говорю о мадам Броль, домработнице Луизы.
Он назвал ее Луиза, а не Лулу, говорил о ней так же просто, как и о других, прекрасно понимая, что дополнительная информация просто излишня.
— Мадам Броль вбила себе в голову, что может меня шантажировать. Она довольно бесцеремонно заявила мне сразу: «Револьвер у меня». Сначала я подумал, о каком, собственно, револьвере идет речь?
— Один вопрос, позвольте?
— Пожалуйста.
— Вы раньше встречались с мадам Броль?
— Не думаю. Луиза говорила мне о ней. Они были знакомы еще до того, как Луиза поселилась в этом доме. Кажется, это довольно странное создание, много раз сидела в тюрьме. Убирала она у Луизы только утром, а я в это время не заходил в квартиру, так что не припоминаю, чтобы я ее когда-либо видел. Разве что сталкивались на лестнице?
— Продолжайте, пожалуйста…
— Она сказала, что, войдя в понедельник утром в квартиру, обнаружила револьвер на столе и…
— Она именно так и сказала: на столе?
— Да. И добавила, что спрятала его на лестничной клетке в фаянсовом цветочном горшке. Ваши люди не догадались поискать его там.
— Ловко она нас провела!
— Короче говоря, у нее в руках револьвер, из которого была убита Луиза, и она расстанется с ним только за круглую сумму.
— Вам вернуть его?
— Он принадлежит мне.
— Откуда вы это знаете?
— Она описала мне его и сообщила номер.
— Давно он у вас?
— Лет восемь-девять. Я ездил оперировать в Бельгию. Тогда я путешествовал чаще, чем теперь. Случалось, меня вызывали в США или в Индию. Жена часто жаловалась, что боится оставаться дома одна. Как-то в Льеже, в гостиничном киоске, была устроена выставка-продажа изделий местных оружейников. Мне пришла в голову мысль купить маленький автоматический револьвер. Хочу добавить, что в таможне я его не регистрировал.
Мегрэ улыбнулся.
— В какой комнате хранился револьвер?
— В ящике моего стола. Именно там я видел его несколько месяцев назад. Я никогда им не пользовался и совершенно забыл о револьвере, когда говорил с ней по телефону.
— Что вы ответили мадам Броль?
— Я сказал, что дам ей ответ позже.
— Когда?
— Скорее всего, сегодня вечером. Я сразу же позвонил вам.
— Съездишь к ней, Люка? Адрес знаешь?
— Да, патрон.
Люка был явно обрадован возможности покинуть тяжелую атмосферу этой комнаты, где двое мужчин вполголоса говорили о внешне обыденных вещах.
Когда за Люка закрылась дверь, какой-то момент в комнате царило молчание. Его прервал Мегрэ.
— Ваша жена знает об этом?
— О шантаже мадам Броль?
— Да.
— Она слышала наш разговор, ведь телефон находится в столовой.
— И как она отреагировала?
— Посоветовала мне уступить.
— Вы не задумались — почему?
— Видите ли, будь то моя жена, Люси Деко или какая-то иная женщина, все они испытывают невероятное удовольствие оттого, что внушают себе, насколько они мне преданны. Что-то вроде конкурса — кто из них мне больше поможет.
Он говорил без иронии и разбирал по косточкам поведение женщин с таким равнодушием, как если бы проводил вскрытие.
— Как вы считаете, почему моя жена испытала внезапную потребность поговорить с вами? Чтобы изобразить роль супруги, оберегающей покой и великий труд своего мужа?
— А это не так?
Профессор взглянул на Мегрэ, но ничего не ответил.
— Ваша жена, профессор, или, может быть, мне это показалось, проявила по отношению к вам удивительное понимание.
— Да, ее не считают ревнивой.
— Не считают или так есть на самом деле?
— Все зависит от того, что вы вкладываете в это понятие. Ей действительно безразлично, с кем я сплю.
— Даже если это Луиза Филон?
— Сначала да. Не забывайте, что Жермена была простой медсестрой, которая в один прекрасный день превратилась в мадам Гуэн.
— Вы ее любили, профессор?
— Нет.
— Почему же тогда женились на ней?
— Чтобы кто-то занимался домом. Пожилая женщина, обслуживавшая меня, долго бы не протянула. А я не люблю быть один, господин комиссар. Не знаю, знакомо ли вам это чувство.
— Вы, вероятно, считаете, что окружающие вас люди должны всем ради вас жертвовать?
Профессор не протестовал. Наоборот, Мегрэ показалось, что его замечание доставило Гуэну удовольствие.
— В определенном смысле, да.
— И именно поэтому вы взяли в жены девушку из бедной семьи?
— Другие меня просто раздражают.
— Выходя за вас замуж, она знала, что ее ждет?
— Очень хорошо знала.
— Когда же она начала проявлять недовольство?
— Она никогда не проявляла недовольства. Вы же видели ее. Она ведет себя безукоризненно, заботится о доме, никогда не настаивает, чтобы мы пошли куда-нибудь вечером или пригласили к себе друзей.
— Если я правильно вас понял, она целые дни проводит, ожидая вас?
— Именно так. Ей вполне достаточно того, что она мадам Гуэн и в один прекрасный день станет вдовой Этьена Гуэна.
— Полагаете, что ей это очень нужно?
— Полагаю, что она не очень огорчится, получив возможность распоряжаться состоянием, которое я ей оставлю. В данный же момент, держу пари, она подслушивает за дверью. Ее встревожил мой звонок к вам. Она бы предпочла, чтобы мы разговаривали в салоне в ее присутствии.
Профессор не понизил голоса, говоря, что его жена подслушивает, и Мегрэ мог поклясться, что слышал в соседней комнате легкий шум.
— Ваша жена утверждает, что именно она посоветовала вам поселить Луизу Филон в этом доме.
— Это правда. Я как-то об этом, и не подумал. Я даже и не знал, что в нашем доме освободилась квартира.
— Предложение супруги не показалось вам странным?
— Почему?
Вопрос комиссара удивил профессора.
— Вы любили Луизу?
— Послушайте, комиссар, вы уже второй раз произносите это слово. В медицине оно неизвестно.
— Вам она была нужна?
— Физически, да. Должен ли я это пояснять? Мне шестьдесят два года.
— Знаю.
— Вот в этом все и дело.
— А вы не ревновали ее к Пьеро?
— Я предпочел бы, чтобы его не было.
Мегрэ встал и, как у Люси Деко, подбросил в камин поленьев. Внезапно он почувствовал, что его мучает жажда. Профессор и не подумал предложить что-нибудь выпить. Вино, выпитое за ужином, оставило у него во рту какой-то странный вкус, и он, не переставая, курил.
— Вы его когда-нибудь встречали?
— Кого?
— Пьеро.
— Один раз. Обычно они делали так, чтобы этого не происходило.
— А какие чувства питала к вам Лулу?
— А как вы думаете, какие у нее могли быть чувства? Думаю, вам известна ее история? Ясное дело, она говорила мне о признательности и даже о привязанности. Истина же гораздо проще. Она не хотела снова оказаться в нищете. Вы должны понять это. Люди, голодавшие всю жизнь и испытавшие нужду в самом прямом смысле этого слова, делают все возможное, только бы снова не опуститься на дно, если им повезло, и они пойдут на все, чтобы вторично не пережить подобного кошмара.
Это была чистая правда. Мегрэ хорошо об этом знал.
— Она любила Пьеро?
— Как же вам нравится это слово! — безропотно выдохнул профессор. — В ее жизни должна быть какая-то сентиментальная история. Нуждалась она и в том, чтобы время от времени создавать себе какие-то проблемы. Я уже говорил вам, что у женщин существует потребность чувствовать себя необходимыми. Наверняка, именно поэтому они и усложняют себе жизнь, беспрерывно над чем-то размышляя и постоянно воображая, что они должны делать какой-то выбор.
— Между кем и кем? — спросил Мегрэ с тенью улыбки, чтобы вынудить собеседника уточнить высказанную мысль.
— Луиза вообразила, что она может выбирать между этим музыкантом и мною.
— А такого выбора не было?
— Нет. И я уже говорил вам почему.
— Она никогда не угрожала разрывом?
— Иногда ей казалось, что она колеблется.
— И вы не боялись, что в один прекрасный день это произойдет?
— Нет.
— Она не настаивала, чтобы вы на ней женились?
— Ее честолюбие не было столь велико. Я убежден, что подобная перспектива даже бы испугала ее. Ей вовсе не надо было становиться мадам Гуэн, единственное, в чем она нуждалась, так это в теплой квартирке, еде три раза в день и чувстве безопасности, которое дает все это. И еще ей хотелось бы прилично одеваться.
— А что бы с ней случилось, если вы, ну, скажем, вдруг исчезните?
— Я застраховал свою жизнь в ее пользу.
— Вы так же поступили и по отношению к Люси Деко?
— Нет.
Телефонный звонок прервал их беседу. Гуэн хотел уже подняться, но остановился.
— Вероятно, это ваш инспектор.
Действительно, это звонил Люка из полицейского комиссариата Батиньоль, находящегося недалеко от дома Дезире Броль.
— Револьвер у меня, патрон. Она сначала прикинулась дурочкой, словно не понимая, о чем я говорю.
— И что ты с ней сделал?
— Отвел в комиссариат.
— Проводи ее на набережную… Кстати, где она нашла револьвер?
— Утверждает, что на столе.
— А откуда она взяла, что оружие принадлежит профессору?
— Для нее это совершенно очевидно. Деталей она не объясняла. Кроме того, она взбешена и даже пыталась меня оцарапать. А что сказал профессор?
— Пока ничего особенного. Мы еще беседуем.
— Мне приехать к вам?
— Сначала загляни в лабораторию и проверь, есть ли на оружии отпечатки пальцев. И заодно доставишь свою подопечную на набережную.
— Хорошо, патрон, — без явного энтузиазма ответил Люка.
И лишь только теперь профессор Гуэн догадался предложить комиссару выпить:
— Коньяку?!
— Охотно.
Профессор нажал кнопку звонка, и та же служанка, что открывала дверь квартиры, появилась на пороге.
— Коньяку!
Они молча сидели до тех пор, пока служанка не появилась с подносом, на котором стояла одна рюмка коньяку.
— Извините, комиссар, но я совсем не пью, — произнес профессор.