Мегрэ в Нью-Йорке

Глава 7

Было, конечно, уже поздно — около десяти. Часы Мегрэ остановились, а «Бервик», в отличие от «Сент-Рейджи», не простирал свою заботливость о постояльцах до того, чтобы повесить на стенах электрические часы. А впрочем, не все ли равно, который теперь час? В это утро Мегрэ не спешил. По правде говоря, никакого точного плана у него не было. С тех пор как он приехал в Нью-Йорк, его пробуждение впервые было встречено настоящим весенним солнышком, лучи которого проникали в спальню и в ванную комнату.

Кстати, именно из-за солнца он повесил зеркальце на оконную задвижку — так он делал по утрам, когда брился, в Париже, на бульваре Ришар-Ленуар, и, пока брил подбородок, на щеке его всегда играл луч солнца. Не ошибка ли думать, что большие города отличаются друг от друга, даже если речь идет о Нью-Йорке, который изображается а книгах в виде чудовищной мясорубки, перемалывающей людей?

И вот он, Мегрэ, в Нью-Йорке, и здесь есть и оконная задвижка — как раз на такой высоте, какая удобна для бритья, — и косой солнечный луч, который заставляет его жмуриться, а напротив, не то в канцелярии, не то в ателье, над ним хихикают две девушки в белых блузках.

В это утро ему пришлось трижды браться за бритье, так как два раза его отрывали телефонные звонки. В первый раз голос, казалось, доносился издалека; Мегрэ его как будто слышал не так давно, но узнать не мог.

— Алло! Комиссар Мегрэ?

— Ну да!

— В самом деле комиссар Мегрэ?

— Ну да!

— Комиссар Мегрэ у телефона?

— Да, черт побери!

Тут жалобный, почти трагический голос произнес:

— Это Роналд Декстер. Я очень огорчен, что пришлось вас побеспокоить, но мне совершенно необходимо с вами поговорить.

— Есть что-нибудь новенькое?

— Умоляю вас назначить мне встречу как можно скорее.

— Вы далеко от меня?

— Не очень.

— А это очень срочно?

— Очень.

— В таком случае приходите в гостиницу сейчас же и поднимайтесь ко мне в номер.

— Благодарю вас.

Мегрэ улыбнулся было, но по некотором размышлении решил, что в тоне голоса клоуна было что-то тревожное.

Не успел он снова намылить щеки, как телефон зазвонил опять. Мегрэ кое-как вытер лицо.

— Слушаю.

— Комиссар Мегрэ?

На этот раз говорили отчетливо, слишком отчетливо и с резким американским акцентом.

— Я у телефона.

— С вами говорит лейтенант Льюис.

— Слушаю вас.

— Мой коллега О'Брайен сказал, что мне было бы полезно как можно скорее связаться с вами. Не могу ли я встретиться с вами сегодня утром?

— Простите, лейтенант, но у меня остановились часы. Который теперь час?

— Половина одиннадцатого.

— Я охотно пришел бы к вам, но, к сожалению, минуту назад назначил свидание у себя в номере. Впрочем, возможно и даже скорее всего, что речь пойдет об интересующем вас деле. Вам нетрудно будет зайти ко мне в «Бервик»?

— Через двадцать минут буду у вас.

— Есть что-то новенькое?

Мегрэ был уверен, что его собеседник еще держал трубку у уха, когда он задал этот вопрос, но лейтенант притворился, что не слышит, и прозвучали гудки отбоя.

Двое сразу! Мегрэ оставалось только покончить с бритьем и одеться. Не успел он позвонить в room-service и заказать завтрак, как в дверь постучались.

Это был Декстер. Вид у него был такой, что Мегрэ, привыкший уже к его странностям, посмотрел на него с крайним изумлением.

Он никогда не видел, чтобы человек был так бледен. Клоун был похож на лунатика.

Но он не был пьян: на лице у него не было плаксивой гримасы, свидетельствовавшей об опьянении. Напротив, он, казалось, владел собой, и все же в нем было что-то странное.

Он застыл в дверях, похожий на актера из кинокомедии, который только что получил дубинкой по голове и, прежде чем рухнуть, еще какое-то время держится на ногах, глядя перед собой пустыми глазами.

— Господин комиссар… — начал он, еле ворочая языком.

— Войдите и закройте дверь.

— Господин комиссар…

Тут Мегрэ понял, что Декстер, хоть и не пьян, но после чудовищной попойки. Он чудом держался на ногах. Малейшее движение вызывало у него в голове килевую и бортовую качку одновременно, лицо морщилось от боли, а руки машинально искали опоры.

— Сядьте!

Клоун отрицательно покачал головой. Если бы он сел, его бы наверняка тут же сморил непобедимый сон.

— Господин комиссар, я подлец.

С этими словами он дрожащей рукой порылся в кармане куртки и выложил на стол сложенные купюры — американские банкноты. Комиссар посмотрел на них с удивлением.

— Здесь пятьсот долларов.

— Ничего не понимаю!

— Пять банкнот по сто долларов. Совсем новенькие. И не фальшивые, не беспокойтесь! Впервые в жизни я получил пятьсот долларов сразу. Вы это понимаете? У меня в кармане целых пятьсот долларов!

Метрдотель вошел с подносом, на котором были кофе, яичница с беконом, варенье, но Декстера, который страдал булимией (Ненормальное усиление аппетита) и всегда мечтал о какой-нибудь еде не меньше, чем о пятистах долларах, затошнило от запаха и вида еды. Он отвернулся с таким видом, словно его вот-вот вырвет.

— Не хотите чего-нибудь выпить?

— Водички.

Он выпил два, три, четыре стакана — один за другим, не переводя дыхания.

Капли пота сверкали на бледном лбу; он держался за стол, но все равно раскачивался всем своим длинным тощим телом.

— Скажите капитану О'Брайену, который всегда считал меня порядочным человеком и рекомендовал вам, что я подлец.

Он протянул Мегрэ банковые билеты:

— Возьмите их. Делайте с ними что хотите. Они мне не принадлежат. Сегодня ночью… Сегодня ночью…

Казалось, он собирается с силами, чтобы преодолеть самое трудное.

— …сегодня ночью я продал вас за пятьсот долларов. - Телефонный звонок.

— Слушаю… Что? Вы уже внизу?.. Поднимайтесь, лейтенант… Я не один, но это неважно.

— Это из полиции? — с горькой улыбкой спросил клоун.

— Не бойтесь. Можете говорить при лейтенанте Льюисе. Это друг О'Брайена.

— Пусть делают со мной что хотят. Мне все равно. Лишь бы поскорее.

Ноги под ним буквально подгибались.

— Входите, лейтенант. Рад познакомиться с вами. Вы знакомы с Декстером?.. Ну, неважно, его знает О'Брайен. Думаю, что он может рассказать нам нечто весьма любопытное. Садитесь, пожалуйста, вот в это кресло; Декстер будет рассказывать, а я пока перекушу.

Комната казалась почти веселой благодаря солнцу, заливавшему ее косыми лучами, в которых плясали золотые пылинки Мегрэ все-таки был не уверен, правильно ли он поступил, пригласив лейтенанта присутствовать при разговоре с Декстером. Ведь О'Брайен не солгал, когда сказал накануне, что лейтенант — человек совсем другого склада, нежели он.

— Счастлив познакомиться с вами, комиссар.

Но сказал это Льюис без улыбки. Чувствовалось, что он на работе; уселся в кресло, положил ногу на ногу, закурил сигарету и, хотя Декстер еще и рта не раскрыл, вытащил из кармана записную книжку и карандаш.

Это был среднего роста, ни толстый ни тонкий, интеллигентного вида мужчина — его можно было принять, например, за преподавателя; у него был длинный нос, очки с толстыми стеклами.

— Если нужно, можете записать мои показания, — произнес Декстер таким тоном, как будто уже прочитал свой смертный приговор.

Но лейтенант не шевельнулся; держа карандаш в руке, он смотрел на клоуна с поразительным хладнокровием.

— Было, наверное, часов одиннадцать вечера. Точно сказать не могу. Может быть, ближе к полуночи. Я зашел в бар поблизости от муниципалитета. Пьян не был. Клянусь, я не был пьян, можете мне поверить. Два человека облокотились на стойку рядом со мной, и я понял, что это не случайно, что они искали меня.

— Вы могли бы их опознать? — спросил лейтенант. Декстер посмотрел сперва на него, потом на Мегрэ, как бы спрашивая, к кому он должен обращаться.

— Они искали меня. Такие вещи чувствуешь. Я догадался, что они из банды…

— Из какой банды?

— Я очень устал, — произнес Декстер. — И если меня будут все время перебивать…

Мегрэ, уплетая яичницу, не смог сдержать улыбки.

— Они предложили мне выпить, и я понял, что они хотят что-то у меня выведать, Видите, я не пытаюсь ни обманывать вас, ни оправдывать себя. Я понимал также, что, если выпью, — я погиб, но все-таки выпил не то четыре, не то пять scotches[9] — точно не помню. Они говорили мне «Роланд», хотя я не назвал им своего имени. Потом повели меня в другой бар. Потом в третий, но на сей раз мы ехали на машине. И в этом баре мы все втроем поднялись в бильярдную, где никого не было. Я подумал, уж не собираются ли они убить меня. Один из них запер дверь на ключ и сказал мне: «Сядь, Роналд. Ты ведь бедняк, верно? И всю жизнь был бедняком. И если ты ничего не смог добиться в жизни, то лишь потому, что у тебя не было денег, не с чего было начинать». Вы сами, господин комиссар, видели, каким я бываю, когда выпью. Я вспомнил себя маленьким ребенком, вспомнил всю свою жизнь: я всегда был беден, всегда старался заработать хоть несколько долларов. И я заплакал.

Что мог записывать за ним лейтенант Льюис? А ведь он что-то писал в своей книжечке и при этом был так серьезен, как если бы допрашивал опаснейшего преступника, — Тут один из них — тот, что повыше, — вытащил из кармана банкноты, новенькие банкноты по сто долларов. На столе стояла бутылка виски и содовая. Не знаю, кто их принес, — не помню, чтобы в бильярдную заходил официант. «Пей, болван», — сказал мне тот тип. Я выпил. Потом он пересчитал билеты у меня на глазах, сложил их и сунул в карман моей куртки. «Видишь, мы с тобой по-хорошему. Тебя можно было бы выпотрошить другим способом — припугнуть: ты ведь трус. Но мы такие же бедняки, как ты, и решили, что лучше будет заплатить тебе. Понимаешь? Ну а теперь — к делу! Ты расскажешь нам все, что знаешь. Понятно?» Клоун посмотрел на комиссара своими блеклыми глазами и выговорил:

— Я сказал им все.

— Что вы им сказали?

— Всю правду.

— Какую правду?

— Что вам известно все.

Комиссар, все еще не понимая, нахмурился и в раздумье закурил трубку. Он спрашивал себя, рассмеяться ему или принять всерьез печального клоуна; такого чудовищного похмелья Мегрэ никогда прежде ни у кого не видал.

— Что мне, собственно, известно?

— Прежде всего, правда о «J and J».

— Да какая правда, черт возьми?

Несчастный малый посмотрел на него с таким глубоким изумлением, словно спрашивал себя, уж не играет ли Мегрэ с ним в прятки.

— Что Джозеф тот, который играл на кларнете, — был либо мужем, либо любовником Джесси. Вам это прекрасно известно.

— Вот как?

— И что у них был ребенок.

— Что-что?

— Джоз Мак-Джилл. Кстати, обратите внимание на имя — Джоз. И по времени сходится. Я видел, как вы сами подсчитывали. А Мора, то есть Маленький Джон, тоже был влюблен и ревновал. Он убил Джозефа. А может, потом убил и Джесси. Если только она не умерла с горя.

Теперь уже комиссар смотрел на клоуна в полном недоумении. А еще больше удивляло его, что лейтенант Льюис лихорадочно записывает за Декстером.

— Потом, когда Маленький Джон разбогател, его стали мучить угрызения совести, и он позаботился о ребенке, но никогда его не навещал. Даже наоборот — отправил в Канаду с некой миссис Мак-Джилл. Мальчишка, который взял себе фамилию старухи шотландки, понятия не имел о фамилии человека, который пришел к нему на помощь.

— Продолжай, — покорно вздохнул Мегрэ, в первый раз обращаясь к Декстеру на «ты».

— Вы это знаете лучше меня. Я рассказал им все. Мне необходимо было заработать пятьсот долларов, понимаете? Ведь оставалась же еще у меня капля порядочности! Маленький Джон тоже был женат. Во всяком случае, у него появился ребенок, которого он отправил учиться в Европу. Миссис Мак-Джилл умерла. А может, Джоз удрал от нее. Не знаю. Возможно, вы знаете, а мне не сказали. Но сегодня ночью я вел себя так, как будто вам известно все. Они давали мне виски большими стаканами. Можете мне не верить, но мне было так стыдно, что я решил идти до конца… На Сто шестьдесят девятой улице жил портной-итальянец, который знал всю историю от начала до конца и который, наверно, видел, как произошло убийство. В конце концов Джоз Мак-Джилл встретил его — как это произошло, не знаю, но, конечно, по чистой случайности. И тут он узнал правду о Маленьком Джоне.

Теперь Мегрэ благодушно попыхивал трубочкой с таким видом, с каким взрослые слушают занимательные рассказы детей.

— Продолжай.

— Мак-Джилл связался с какими-то подозрительными типами вроде тех, что поили меня сегодня ночью. Они решили начать шантажировать Маленького Джона. И Маленький Джон испугался. Когда они узнали, что из Европы приезжает его сын, они решили прижать папашу и, по прибытии судна, похитили Жана Мора, чтобы получить за него выкуп. Я не мог сказать им, каким образом Жан Мора очутился в «Сент-Рейджи». Может быть, Маленький Джон выложил кругленькую сумму? Может быть, разузнал, где прячут молодого человека? Ведь он далеко не дурак… Словом, я подтвердил, что вам известно все.

— И что их могут арестовать? — спросил Мегрэ и поднялся.

— Не помню. Думаю, что да. И что вам о них известно.

— О ком — о них?

— О тех, кто дал мне пятьсот долларов.

— А что они сделали?

— Сбили старика Анджелино, потому что Мак-Джилл понял: вы все раскроете. Вот и все. Можете арестовать меня.

Мегрэ отвернулся, чтобы скрыть улыбку, но лейтенант Льюис был серьезен, как папа римский.

— И что же они тебе на это ответили?

— Впихнули меня в машину. Я подумал, что они пристукнут меня в каком-нибудь глухом квартале, — кстати, и пятьсот долларов бы к ним вернулись. Но они просто-напросто высадили меня напротив муниципалитета и сказали…

— Что?

— «Иди проспись, идиот!» Что вы собираетесь делать?

— Сказать вам то же самое.

— Что-что?

— Повторяю: идите и проспитесь.

— И больше к вам не приходить?

— Как раз наоборот.

— Я вам все еще нужен?

— Возможно, понадобитесь.

— В таком случае…

Он со вздохом бросил искоса взгляд на пятьсот долларов.

— Дело в том, что одну-то сотню я разменял. Иначе я не смог бы добраться к себе даже подземкой. И сегодня я попрошу у вас не пять долларов, как всегда, а только один. Раз уж я стал подлецом…

— Что вы об этом думаете, лейтенант?

Вместо того чтобы расхохотаться, — а Мегрэ подмывало именно расхохотаться — коллега О'Брайена серьезно перечитал свои записи.

— Жана Мора велел увезти не Мак-Джилл.

— Само собой, черт побери!

— Вы это знаете?

— Я в этом убежден.

— А нам это известно достоверно.

У Льюиса был такой вид, словно он выиграл партию, подчеркнув различие между знанием американской полиции и простой убежденностью своего французского коллеги.

— Молодого Мора забрал с собой некий тип, который вручил письмо от отца.

— Знаю.

— И мы также знаем, куда увезли молодого человека. В Коннектикут, в коттедж, принадлежащий Мора-старшему, куда он уже несколько лет не заглядывал.

— А отец добился, чтобы Жана привезли к нему в «Сент-Рейджи».

— Откуда вы знаете?

— Догадываюсь.

— Мы догадок не строим. Через два дня тот же человек снова отправился за Мора-младшим.

— А это означает, — затянувшись, пробормотал Мегрэ, — что были какие-то причины для того, чтобы в течение двух дней молодой человек оставался вне игры.

Лейтенант поглядел на него с комическим изумлением.

— Тут можно усмотреть и некую связь, — продолжал комиссар. — А именно: молодой человек появился только после гибели старика Анджелино.

— И какой вывод вы из этого делаете?

— Никакого. Коллега О'Брайен может подтвердить, что я никогда никаких выводов не делаю. Он, несомненно, прибавит, что я никогда не думаю. Ну а вы-то думаете или нет?

Мегрэ спросил себя, не слишком ли далеко он зашел, но Льюис, после минутного размышления, ответил:

— Иногда. Когда у меня в руках достаточно серьезный материал.

— Ну а на данном этапе дело не стоит того, чтобы думать.

— А какого вы мнения о рассказе Роналда Декстера? Его ведь зовут Декстер, не правда ли?

— Я еще не составил мнения о его рассказе; но он меня здорово позабавил.

— Он сказал правду: по времени действительно так и получается.

— Не сомневаюсь. Это совпадает также и с отъездом Мора в Европу.

— Что вы хотите этим сказать?

— Что Джоз Мак-Джилл родился за месяц до того, как Маленький Джон возвратился из Байонны. И что, с другой стороны, он родился через восемь с половиной месяцев после его отъезда.

— И что же из этого?

— А то, что он с успехом может быть сыном и того, и другого. Так что у нас есть выбор, как видите. Это очень удобно.

Извлечь из этого Мегрэ ничего не мог. Просто сцена с клоуном, пребывающим в состоянии похмелья, привела его в хорошее настроение, а надутый как индюк Льюис был прямо-таки создан для того, чтобы это настроение поддержать.

— Я приказал поднять за те годы все акты о смерти, которые могли бы относиться к Джозефу Домалю и к Джесси.

— Если только они умерли, — рявкнул Мегрэ.

— Но если они живы — где они?

— А где все триста квартиросъемщиков, которые в те же годы жили в доме на Сто шестьдесят девятой улице?

— Если бы Джозеф Домаль был жив…

— Ну-ну!

— …он, наверное, позаботился бы о своем сыне.

— Если только это его сын.

— Но мы обнаружили бы его среди нынешних знакомых Джона!

— А почему? Разве то, что двое молодых дебютантов вместе сделали номер в мюзик-холле, связало их на всю жизнь?

— Ну а Джесси?

— Заметьте: я вовсе не утверждаю, ни что она жива, ни что жив Домаль. Но не исключено, что тот умер себе спокойно в Париже или в Карпантра[10], а Джесси и сейчас живет в какой-нибудь богадельне. А возможно, что все наоборот.

— Вы, наверное, шутите, комиссар?

— Какие тут шутки!

— Проследите за ходом моей мысли.

— А вы размышляли?

— Всю ночь. Итак, начнем с начала: ровно двадцать восемь лет назад три человека…

— Три «J»…

— Что вы сказали?

— Я говорю: три «J». Так мы их называем.

— Кто это — вы?

— Мы с ясновидящей и старым циркачом.

— Кстати, как вы и просили, я приказал их охранять. Но пока вокруг них ничего не произошло.

— Да теперь уж ничего и не произойдет, раз клоун нас «продал», как он выразился. Итак, мы остановились на трех «J» — Джоаким, Джозеф и Джесси. Двадцать восемь лет назад, как вы говорите, жили-были эти трое, а также четвертый по имени Анджелино Джакоми.

— Совершенно верно.

Лейтенант снова начал записывать. По-видимому, у него это превратилось в манию.

— А сегодня…

— А сегодня, — поспешно вставил американец, — мы снова имеем дело с тремя людьми.

— Но уже с другими. Во-первых, с Джоакимом, который в свое время стал Маленьким Джоном, с Мак-Джиллом и с другим молодым человеком, который, несомненно, является сыном Мора. Четвертый — Анджелино — еще два дня назад был жив, но, чтобы упростить решение проблемы, его убрали. Трое двадцать восемь лет назад и трое сегодня. Иначе говоря, двоих из группы, которых не хватает теперь, заменили другие.

— А ведь создается впечатление, что Мора боится своего так называемого секретаря Мак-Джилла.

— Вы так думаете?

— Капитан О'Брайен говорил, что вам тоже так показалось.

— По-моему, я высказал ему свое впечатление, что Мак-Джилл ведет себя в высшей степени самоуверенно и часто высказывается за своего патрона.

— Это одно и то же.

— Не совсем.

— Идя к вам сегодня утром, я полагал, что вы с полной откровенностью скажете мне все, что думаете об этом деле. Капитан сообщил мне…

— Он что-нибудь еще говорил вам о моих впечатлениях?

— Нет, о своих. Он убежден, что у вас есть какая-то удачная мысль. Я надеялся, что, обменявшись мыслями…

— …мы придем к какому-то решению? Ну что ж! Вы ведь выслушали моего штатного клоуна.

— А вы поверили всему, что он говорил?

— Вовсе нет.

— По-вашему, он ошибся?

— Он выдумал красивый роман с любовной интригой. В данный момент Маленький Джон, Мак-Джилл, а быть может, и еще кое-кто должны здорово волноваться.

— У меня есть доказательство тому.

— Со мной поделитесь?

— Сегодня утром Мак-Джилл заказал каюту первого класса на пароходе, который отбывает во Францию в четыре часа. На имя Жана Мора.

— А вы не находите, что это вполне естественно? Молодой человек, у которого занятия в полном разгаре, внезапно уезжает из Парижа, бросает университет и едет в Нью-Йорк; папа же считает, что ему здесь делать нечего. И его отправляют туда, откуда он приехал.

— Это одна из возможных точек зрения.

— Видите ли, дорогой лейтенант, я прекрасно понимаю ваше разочарование. Вам говорили — и совершенно напрасно, — что я умный человек, который распутал известное количество уголовных дел. Мой друг О'Брайен, который любит иронизировать, должно быть, кое-что преувеличил. Так вот, во-первых, я не умен.

Забавно было видеть досаду полицейского, решившего, что над ним насмехаются; Мегрэ никогда в жизни не был столь чистосердечен.

— Во-вторых, я никогда не пытаюсь построить версию, прежде чем дело будет закончено. Вы женаты?

Льюис был озадачен столь неожиданным вопросом.

— Ну да!

— Причем, конечно, уже не первый год. И я убежден: вы считаете, что ваша жена не всегда вас понимает.

— Да, бывает и так.

— А ваша жена, со своей стороны, считает, что вы не всегда понимаете ее. И все же вы живете вместе, вместе проводите вечера, спите в одной постели, у вас есть дети… Две недели назад я слыхом не слыхал ни о Жане Мора, ни о Маленьком Джоне, не подозревал о существовании Джоза Мак-Джилла, и только вчера у одного старого калеки старуха ясновидица сообщила мне о некой Джесси. И вы думаете, что у меня могли появиться о каждом из них какие-то мысли? Я во всем этом плаваю, лейтенант. Конечно, оба мы плаваем. Но разница в том, что вы боретесь с волной, вы стараетесь плыть в определенном направлении, тогда как я плыву по течению, хватаясь то там, то сям за попавшуюся ветку. Я жду телеграмму из Франции. О'Брайен, конечно, сказал вам об этом. И так же, как вы, я жду результатов расследования, которое произвели ваши люди, поднявшие акты о смерти, разрешения на брак и так далее. А пока мне ничего не известно… Да, скажите, в котором часу отправляется пароход во Францию?

— Хотите уехать?

— Нет, хотя это было бы самое благоразумное. Погода прекрасная. За то время, что я в Нью-Йорке, это первый солнечный день. Я прогуляюсь — поеду в порт к отплытию Жана Мора, и мне будет приятно пожать руку мальчугану, с которым я имел удовольствие совершить чудесную поездку по морю.

Он встал, взял пальто и шляпу, а разочарованный полицейский нехотя закрыл записную книжку и положил ее в карман.

— Может, выпьем по коктейлю? — предложил комиссар.

— Не обижайтесь на меня за отказ, но я не пью.

В больших глазах Мегрэ мелькнул огонек. Он чуть было не брякнул: «Я мог бы в этом поклясться», — но вовремя спохватился и промолчал.

— Смотрите-ка, моего сицилийца нет на посту! Наверно, они думают, что теперь, раз Декстер куплен, нет необходимости следить за моими разъездами.

— У меня машина, комиссар. Подвезти вас?

— Нет, благодарю.

Мегрэ хотелось прогуляться. Он спокойно дошел до Бродвея, затем до улицы, где надеялся отыскать «Данки-бар». Сперва было ошибся, но потом узнал фасад и вошел в зал, в эту пору почти пустой.

В конце стойки, смакуя маленькими глотками двойную порцию виски, писал статью тот самый журналист с желтыми зубами, к которому Мак-Джилл и боксер-детектив обратились в день приезда Мегрэ. Он поднял голову, узнал Мегрэ, сделал недовольную гримасу, но все же кивнул головой.

— Пива! — заказал комиссар: в воздухе уже пахло весной, и от этого ему захотелось пить.

Он неторопливо пил пиво, как человек, у которого впереди много свободного времени.