Мексиканская месть

Глава VI «Целомудренная Сусанна»

Судно, к которому так смело подошли контрабандисты, был бриг в девяносто тонн, чрезвычайно изящный, очень легкий и, должно быть, прекрасный на ходу; он был содержим в совершенной опрятности и выглядел как игрушка.

Хотя этот бриг и был коммерческим судном, но на нем были две коронады на носу и четыре медные каменнометницы на корме, что придавало ему воинственный и приятный вид.

Капитан, загоревший толстяк с умным выражением лица и серыми прехитрыми и плутоватыми глазами, принял дона Маркоса с выражением самой искренней дружбы и, пожав ему несколько раз руку, увел в свою каюту.

Дон Альбино по знаку, сделанному ему контрабандистом, последовал за ним в каюту капитана.

Когда за ними затворилась дверь, дон Маркос сказал:

— Капитан Гишар, позвольте мне представить вам сеньора дон Альбино, одного из лучших моих друзей.

— Я очень рад, — весело ответил капитан. — Теперь же, господа, садитесь и позвольте мне предложить вам по стакану старой французской водки, которую мы разопьем, беседуя.

— Я с удовольствием принимаю ваше предложение, капитан, — сказал дон Маркос, — я давно уже знаю вашу водку и чем более ее пью, тем более она мне нравится.

— Право, вы прекрасно выразились, — сказал капитан, ставя на стол бутылку и три стакана, которые он тотчас же и наполнил.

— За ваше здоровье, господа! — добавил он.

Они чокнулись и выпили. Капитан Гишар был старый морской волк, который в продолжение двадцати лет обошел все берега Тихого океана, ловко занимаясь контрабандной торговлей; его бриг «Целомудренная Сусанна» был известен во всех портах от Вальпараизо до Сан-Франциско, где он был грозою для таможенных и всех агентов фиска различных прибрежных республик.

Его капитан прославился как контрабандист и слыл пиратом. С первой встречи легко можно было узнать по его южному резкому произношению, когда он объяснялся на своем родном языке, что капитан Гишар был марселец старинного закала; кутила, хитрый, храбрый до дерзости, он говорил легко на всех наречиях пяти частей света; наконец, он пользовался прекрасной репутацией у своих многочисленных знакомых и умел выйти сухим из воды в самых опасных и деликатных обстоятельствах. Поэтому купцы, прибегавшие к нему, почитали его бесценным помощником в тех случаях, в которых они доверяли его честности товары значительной ценности.

— Что слышно нового на берегу? — спросил капитан, поставив свой стакан на стол и с удовольствием прищелкнув языком…

— Право, не много; что может доходить до нас? — ответил дон Маркос.

— Это правда, вы совершенно отказались от света. Ба! Ведь говорят же, что тот счастлив, кто ничего не знает.

— За ваше здоровье!..

— И за ваше! Свезены ли ваши товары?

— Пардье! Уже более двух часов как они на условленном месте, под охраной пятнадцати человек моих матросов. Я только ожидаю их возвращения, чтобы отправиться далее. Со вчерашнего дня я лавирую у этого мыса и клянусь вам, что сильно соскучился.

— Я понимаю это.

— Кроме проклятого кордонназо, который настиг меня около захода солнца и который чуть было не прибил меня к берегу.

— Да, буря была сильная, но теперь она стихла: вы можете на рассвете отправиться.

— Я надеюсь. Вы не пьете: за ваше здоровье!

— И за ваше! Скоро ли, капитан, мы увидимся здесь опять?

— Может быть, — сказал он с лукавой улыбкой, — скоро будет заработок в здешних водах для честных людей, знающих свое дело.

— Что это значит?

— Я знаю, что, — сказал он таинственно, — вы увидите…

В это время дверь каюты отворилась и в нее вошел офицер.

— А, вот и вы, господин Гурсо, — сказал капитан, — ну что, как идут наши дела?

— Да, капитан, на корабле все готово, но эти проклятые слитки тяжелы и их трудно уложить.

— Не хотите ли вы выпить стакан?

— От этого нельзя отказываться, капитан; меня дьявольски мучит жажда, у меня в горле пересохло, как от северо-западного ветра.

— Гм! Оно у вас почти всегда так бывает, господин Гурсо… За ваше здоровье!

— И за ваше взаимно, капитан и общество, — ответил почтенный моряк, одним залпом проглатывая полный стакан.

— Не желаете ли вы чего-нибудь сказать мне?

— Да, капитан, — ответил он, поглаживая рукой усы. — На W. 1/4 S.W. показался корабль.

— Да? И что это за корабль?

— Бриг. Его маневры кажутся подозрительными; можно подумать, что он держит на нас.

— Оставьте, море для всех, это широкий Божий путь; только наблюдайте за ним и ежели он слишком близко подойдет, дайте мне знать.

Господин Гурсо поклонился и вышел.

— Гм! — произнес капитан. — Бриг в виду в это время года; что вы о нем думаете, дон Маркос?

— А вы, капитан?

— Пардье, это мне кажется подозрительным; не «Искупление» ли это?

— Вы прямо угадали, капитан Гишар.

— Гадкое дело! — воскликнул капитан, ругнувши испанским провансальским языком, которым он говорил в настоящее время. — Уверены ли вы в этом?

— Вполне; я наблюдаю за ним со вчерашнего вечера.

— Ага, так это «Искупление», — продолжал он, потирая руки, — все ли им командует капитан Ортега?

— Ежели только правительство не заблагорассудило сменить его в продолжение последних двух суток. Без всякого сомнения, что этим бригом командует он.

— Эх! — произнес странным акцентом капитан. — Мне хотелось бы переведаться с капитаном Ортега; мне нужно свести с ним старый счет, и вам также, дон Маркос, ежели я не ошибаюсь?

— Это правда, — ответил глухим голосом контрабандист.

— Ну, это пахнет экспедицией!

— Мы проданы дону Ремиго Валдецу.

— Моему старинному другу, управляющему таможней, — сказал весело капитан, — хорошо же, мы посмотрим.

— Не думаете ли вы вступить с ним в бой?

— Да! А неужели вы полагаете, что я дозволю зашвартовать себя?

— Я этого не говорю; но вы могли бы уйти, на «Искуплении» восемь коронад и прицельная пушка на носу.

— Ну что это для меня? — ответил капитан, пожимая плечами. — У «Целомудренной Сусанны» есть клюв и когти, дон Маркос, и да хранит нас Бог! Ежели нас атакуют, мы станем защищаться; к черту гвадалупцев[3]; говорю это не в обиду вам, и за ваше здоровье, также за здоровье вашего друга, дон Маркос.

Стаканы вновь были выпиты и налиты для последнего тоста; потом капитан и его гости вышли из каюты.

Начинало уже рассветать; на темном небе потухали одна за другой звездочки, на горизонте показывалась уже беловатая полоса, предвещавшая рассвет; на далекой полосе голубых волн ярко-красный отблеск, предвозвестник солнечного восхода, предвещал, что это светило вскоре появится и согреет природу своими живительными и величественными лучами.

В это время сквозь густое облако тумана, которое скрывало его, стал мало-помалу показываться легкий бриг, и наконец он появился на расстоянии не более четырех узлов с наветренной стороны от «Целомудренной Сусанны».

Это был прекрасный корабль, легкий и быстрый на ходу, с красивым и стройным кузовом, с высокими мачтами, кокетливо наклоненными к корме; его оснастка была в прекрасном порядке и хорошо осмолена, его паруса были хорошо зарифлены, к тому же грозные жерла восьми небольших коронад, которые выглядывали с правого и с левого борта, и длинная восемнадцатифунтовая пушка, стоявшая в носу, означали даже и тогда, когда на большой мачте не висело сигнального фонаря, что это судно было крейсерское, назначенное для наблюдения берегов.

Ветер был такой легкий, что бриг едва подвигался вперед…

— Это, действительно, «Искупление», — весело сказал капитан. — Что ему надо?

При этом странном восклицании лица, стоявшие близ капитана, не могли удержаться от смеха.

— Слушайте, господин Гурсо, — продолжал капитан, — прикажите продолжать нагрузку слитков; но так как все знают, что может произойти, то прикажите зарядить пушки и вынести ружья на палубу; сколько людей останется у нас наверху?

— Тридцать пять человек, капитан, потому что пятнадцать человек съехало на берег в шлюпке и в большой лодке.

— Это верно. Скажите же, дон Маркос, не знаете ли вы, велик ли экипаж на «Искуплении»?

— Семьдесят человек, капитан.

— Это значит — только вдвое против нашего. Дело уладится. Вы останетесь ли на судне?

— Конечно, ежели вы пожелаете этого.

— Я очень буду рад. Сколько привели с собою людей?

— Пятнадцать отважных молодцов.

— Такое же именно количество матросов я послал на работу. Видите, все прекрасно улаживается.

— Господин Гурсо, когда все слитки будут свезены на борт, вы зашвартуете шлюпку дона Маркоса у кормы. Вот это так дело. Юнга, принеси бутылку: не мешает выпить водки. Господин Гурсо, прикажите раздать порции водки экипажу; это ободрит их.

Эти различные приказания, отдаваемые с быстротой, свойственной капитану, были мгновенно выполнены.

— Я боюсь только одного, — продолжал капитан, — что ветер не скоро подымется; при попутном ветре я задал бы гонку моему любезному собрату, капитану Ортега.

— В этом отношении вы можете быть покойны, капитан Гишар, — ответил дон Маркос, протягивая руку к Петатланскому церро. — Видите ли вы это круглое облако над горою? Не пройдет и часу, как засвежеет такой ветер, какого вы только можете пожелать.

— Дай Бог, друг мой, — сказал капитан, — тогда все пойдет прекрасно; меня только тревожат мои бедные матросы, которые съехали на берег; но я придумаю средство, чтобы они возвратились на борт.

Вдруг бриг принял воинственную осанку; множество сабель, пистолетов, ружей, топоров и пик были разложены у мачты; матросы расхаживали с необыкновенным воодушевлением. Храбрые люди давно уже знали своего капитана, они знали, что эти приготовления были сделаны не для одного виду и что они вскоре сцепятся с красивым бригом, который так небрежно подходил к ним.

Подобно всем галлам, капитан Гишар был готов драться во всякое время; запах пороха был приятно упоителен для него, и как только он находил случай подраться, он не упускал его, опасаясь, что не скоро ему представится к этому новый случай.

В этот раз, кроме его задорного и злобного расположения, капитан имел серьезный мотив подраться с капитаном Ортега, так как капитан Ортега, которому мексиканское правительство поручило наблюдение за берегами для ограничения контрабанды, несколько раз преследовал «Целомудренную Сусанну», всеми средствами препятствовал ее торговле и причинял ей значительные убытки.

Но между тем до настоящего дня никогда «Искупление» и «Целомудренная Сусанна» не сходились так близко.

Как будто по безмолвному соглашению оба суда, казалось, постоянно избегали стычки, последствия которой могли быть весьма серьезными; поэтому они показывали вид, будто бы избегали встречи, и ограничивались при своих неоднократных встречах на берегах легкими перестрелками на суше или на лодках.

В этот раз капитан Гишар решился сразиться с этим беспокойным наблюдателем, который упорно преследовал его и не дозволял ему мирно заниматься своей торговлей.

Между тем ненависть или скорее соперничество, существовавшее между ним и капитаном Ортега, не помешало французу узнать качества «Искупления», напротив, он отдавал ему полную справедливость и восхищался с наивной откровенностью моряка, как необыкновенным судном.

— Клянусь! — сказал он дону Маркосу. — Какое прелестное судно! Как бы мне хотелось им командовать. Как оно стройно, кокетливо и красиво. Оно построено в Бордо, Марселе или Нанте; там только могут строить такие кузовы как этот. Какая разница между ними и этими тяжелыми английскими и голландскими байдарами! Я очень люблю «Целомудренную Сусанну», но клянусь, ежели я когда-нибудь захвачу «Искупление», тогда никто не догонит меня.

Дон Маркос и дон Альбино слушали с улыбкой эти слова, которые капитан обращал более к себе, чем к своим гостям, и в которых он невольно, как это случается всегда, когда в увлечении громко высказывают свои мысли, высказывал свои проекты в случае стычки, к несчастью весьма вероятной, с «Искуплением».

Ветер все более и более свежел, паруса мексиканского брига наполнялись слегка; его курс становился шибче, он быстро подходил к контрабандному судну.

Вдруг на горизонте появилось солнце, и в это же время бриг выбросил мексиканский флаг и сделал выстрел.

— Хорошо! — сказал капитан Гишар. — Он решился сказать нам свое настоящее решение.

— Капитан, какой прикажете поднять флаг? — спросил шкипер Гурсо.

— Поднимите французский флаг! — крикнул капитан. — Покажем этим неучам, что мы не боимся их, и, подняв флаг, сделайте выстрел, для того чтобы показать им, что и у нас есть порох.

Почти вслед за этим приказанием широкий трехцветный флаг взвился на мачте брига и раздался одновременно выстрел из пушки, глухо пронесшийся над волнами.

Вызов был принят.

«Искупление» все подвигался вперед. «Целомудренная Сусанна» все еще лежала в дрейфе, матросы спокойно перевезли последние слитки плята пина, даже не взглянув ни разу на судно, нарушавшее их коммерческие операции.

Прошло с четверть часа; в это время во взаимном положении обоих судов не произошло никакой значительной перемены; бриг мексиканский вышел на наветренную сторону и лег в бейдевинд.

Таким образом, оба судна неподвижно стояли один против другого.

По маневру мексиканского судна можно было легко заключить, что ежели капитан его не струсил, то во всяком случае пришел в нерешительность при виде гордого хладнокровия своего противника.

Контрабандисты весело следили за всеми движениями крейсера.

Наконец показалось, что корабль решился на что-то: была спущена лодка, и несколько человек сошло в нее. Эти люди были вооружены саблями и ружьями.

Лодка отчалила и направилась к «Целомудренной Сусанне».

Капитан навел свою подзорную трубу на эту лодку, улыбнулся и, обратившись к своему лейтенанту, дал распоряжение:

— Господин Гурсо, закройте груды оружия, которые лежат под мачтой; не надо показывать мексиканцам, что мы приготовились к бою; пусть приготовят трап для того, чтобы подать его прибывающим гостям.

Отдавши эти приказания, капитан ушел на корму.

— Право, они сошли с ума, — сказал он дону Маркосу. — Знаете ли вы, кто едет к нам?

— Сознаюсь вам в том, что я не узнал их, — ответил тот.

— Ни более ни менее как почтенный капитан Ортега и его достойный аколит, дон Ремиго де Вальдец, управляющий таможней.

— Не может быть! — воскликнул дон Маркос.

— Ничего не может быть вернее, вы сами увидите это. Эй! — крикнул он лейтенанту. — Пропустите на борт одних только офицеров, понимаете ли вы, господин Гурсо?

— Слушаю, капитан, — ответил старый моряк.

Француз взглянул на подплывшую лодку.

— Они пристают, — сказал он. — Господа, сойдите под палубу; надо, чтобы они не видели вас. Позвольте мне принять наших гостей; когда наступит время вашего появления, я предупрежу вас.

Дон Маркос и дон Альбино не возражали против этого; признавая всю справедливость этого решения и пожав руку капитану, они спустились в помещение матросов, в котором собрались и прочие мексиканские контрабандисты.

На палубе остался только один капитан и половина экипажа брига.

Моряки, казалось, сильно были заняты оснасткой, которой они притворно занимались самым миролюбивым манером.

Наконец мексиканская лодка пристала к бригу.

Это была большая лодка, на носу которой стояла каменометница; ее экипаж состоял из двенадцати гребцов, вооруженных саблями и ружьями.

Двое мужчин в мундирах сидели на корме.

Господин Гурсо, увидав лодку, готовую пристать к борту брига, наклонился:

— Сеньоры, мне приказано пропустить на борт только одних офицеров.

Один из двух мужчин, о которых мы уже сказали, высокий, с угловатыми манерами и косыми глазами, сказал потихоньку что-то своим матросам и обратился потом к лейтенанту:

— Хорошо, милостивый государь, взойдут только одни офицеры.

Господин Гурсо спустил трап, не отвечая, оба офицера взошли по нему, и через несколько секунд они были уже на палубе.

— Я желаю переговорить с командиром этого судна, — сказал офицер, начавший уже разговор, и это был не кто иной, как капитан Ортега.

— Командир у себя в каюте, — ответил господин Гурсо, — я буду иметь честь провести вас к нему.

Капитан Ортега, осмотрев всю палубу и не открыв ничего подозрительного — так хорошо были приняты контрабандистами все меры предосторожности, сказал:

— Пойдемте.

— О ком я должен доложить? — спросил невозмутимо господин Гурсо.

— Доложите о капитане Ортеге, командире брига мексиканской конфедерации «Искупление», и о сеньоре доне Ремиго Вальдеце, управляющем таможней.