Мелхиседек. Книга I. Мир

ВРЕМЯ

Говорить о времени очень трудно, потому что сложился устойчивый стереотип его представления, который неизвестно когда появился, нигде никем не формулировался, но настолько общепринят, что попытка разрушить его вряд ли может считаться удачной мыслью. Но все же это надо обязательно сделать, иначе традиционное представление о времени будет постоянно искажать наше правильное понимание того, что с нами со всеми происходит.

Существует незыблемая умозрительная модель потока времени, в котором происходят, происходили и будут происходить все мировые события. Имеется грандиозная картина вечного Времени, равнодушного и постоянного в своем движении. Возник и укрепился образ чего-то, охватывающего собой абсолютно все. Все происходит во времени, от времени никуда не деться, оно продолжает и продолжает своим неумолимым бегом вызывать все новые и новые изменения в окружающем мире. Оно безжалостно. Оно неподвластно нам. Оно вобрало в себя всю нашу историю, влечет нас своим течением и будет удерживать в себе всегда и безысходно. В обиходе даже сложился культ времени как высшего авторитета: «время лечит», «время покажет», «ничего — придет время!», «время рассудит». Само время как бы делится еще на какие-то равнозначные составные: «связь времен», «время от времени», «новое время», «старое время». Время может выступать критерием целесообразности: «не ко времени», «не вовремя», «еще не время», становиться синонимом преуспевания: «время — деньги» или одновременно с этим же, символом бренности всякого преуспевания: «время — вода». Временем уже выражается определенная форма действия (точнее, бездействия) — «повременить». В среде мыслителей времени тоже уделяется самое почетное место. Оно и форма существования материи, и форма нашего осознания этой материи, и Бог весть еще что, но непременный участник всех диалектических процессов — всего, что имеет в себе развитие через противопоставление.

Как ни смотри на сложившиеся традиции его восприятия, а время представляется в них как самостоятельно действующая компонента движения истории и жизни, как какой-то локомотив событий или некий катализатор действий: вот пришло время, и произошло то, что должно было произойти. Придет другое время — и еще что-то произойдет. Там, где оно присутствует, время в качестве некоего источника силы оживляет и запускает процессы. И наоборот, там, где его уже нет, — уже ничего не происходит. А там, где его еще нет — еще ничего не происходит. Вот как можно выразить это графически.

Рассмотрим этот простой график подробнее. Он таит в себе много интересного, несмотря на свою полную ясность и абсолютное соответствие нашим представлениям о времени. «Точка начала» — необходимый элемент, мы от него никогда не отступимся, об этом мы подробно говорили выше. Эта точка графически выражает принцип сотворенности Вселенной, одновременно с чем возникло и само время как характеристика бытия вещей. Далее идет отрезок прошедшего времени. Мы его провели сплошной линией, поскольку нам доподлинно известно о том, что это время точно было и точно уже прошло. Документальных и научных свидетельств этому столько, что не стоит останавливаться на доказательствах. Далее идет «точка настоящего времени». Почему я изображаю настоящее время в виде точки? Потому что наше настоящее мгновенно становится прошлым. Каждый нынешний миг времени моментально поглощается новым мгновением времени и оттесняется в прошлое. Получается, что будущее постоянно накатывает на прошлое через точку настоящего времени, и точка настоящего времени — это всего лишь точка перехода будущего в прошлое. Пограничный пункт, место трансформации, превращения одного времени в другое.

Будущее время мы изображаем пунктирной линией, поскольку оно, вероятно, наступит, исходя из общего порядка вещей, но все же пока не наступило, в силу чего о нем можно подождать пока говорить как о реальности. Сплошной черты оно еще не заслужило.

Кроме того, на графике есть стрелки, которые указывают, что совершается движение, то есть в понятие заложена динамика. «Время течет» — вот что означают эти стрелки, и течет оно в направлении от прошлого к будущему.

Вот так мы представляем себе время, и наше представление абсолютно губительно в силу своей абсолютной ошибочности. Посмотрим почему.

Во-первых, надо выкинуть из этого построения будущее время, поскольку это лишь предполагаемое время. Его еще нет. Тем более что когда оно наступит, то мгновенно через точку перехода настоящего времени тут же превратится в прошлое. То есть само понятие будущего времени является просто потенцией прошедшего времени. Самостоятельной функции оно не несет, представляя собой лишь резерв все того же прошедшего времени, но резерв не реально существующий во всей своей предполагаемой полноте, а возникающий в момент перехода из настоящего в прошлое. Поэтому отрезок будущего времени следует убрать из графика как несуществующий в действительности.

Точку настоящего времени мы оставляем, ибо она, несомненно, существует, пусть и в качестве момента преобразования. В данном случае нас ее качество не интересует, главным остается ее наличие в структуре времени.

Прошлое время уже произошло, и его уже нет. Прошедшее время не существует объективно, оно присутствует субъективно в нашем сознании. Наше сознание способно удерживать в себе многое чего, но не все из удерживаемого в нем существует в реальной действительности. Если в этом аспекте рассматривать будущее время, то его можно назвать умозрительным, но не существующим, а прошедшее — по аналогии — назвать умозарегистрированным, но также не существующим в реалии, в силу чего мы и его попросим покинуть наш рисунок.

Поскольку точка настоящего была нами отнесена от точки начала на дистанцию, соответствующую величине времени прошедшего, то после исчезновения этого отрезка точка настоящего времени должна уйти максимально влево и наложиться на точку начала. Таким образом, они образуют собой одну точку. Как назвать то, что было началом, и то, что является настоящим, а стало одним единым, если говорить о времени? Мы назовем ее «точкой происходящего», поскольку после начала время все-таки существует и динамика его сохраняется постоянно.

Зачем мы свели эти две точки в одну? Затем, что линейное построение дает абсолютно неверное, линейное представление о времени. Если смотреть на исходный рисунок традиционной модели времени, со всеми его отрезками, то возникает картина гигантской вздыбленной волны событий в точке настоящего времени, которая, прокатываясь от Начала в будущее, активизирует собой все новые и новые процессы изменения существующей действительности, оставляя позади себя завершенные, мертвые события и вызывая собой из будущего все новые и новые, реально действующие явления.

А на самом деле — все наоборот! Это как раз время появляется там, где происходят события! Если нет никаких изменений, то нет и времени! Если нет интервалов между состояниями объектов и явлений (а из этих интервалов и слагается само время), то и времени нет. Время только характеризует скорость и очередность происходящих изменений. Время — способ регистрации всего происходящего в нашем сознании с целью ориентировки нас самих в череде изменений. Самостоятельного или что-либо формирующего собой значения время не имеет: сначала происходит изменение, а потом мы определяем его очередность в общей последовательности изменений с помощью понятия времени.

Ну и что это меняет для нас? Что все-таки дает нам представление о времени, как о точке происходящего, а не как о линейном феномене? Оно дает нам главное — ясное понимание того, что происходит не ряд событий в прошлом, настоящем и будущем, не смена одних событий другими, а одно неизменное событие, которое от самого начала видоизменяется и самотрансформируется в точке происходящего. Нет никакого захоронения происшедших в истории событий, имевших место и значение для своего времени, почивших в бозе и уступивших место другим, имеющим уже свои специфические место и значение. Есть только одно историческое событие, имеющее одно и то же место и одно и то же постоянное значение. То есть если линейное представление можно выразить в виде потока реки, воды которой движутся куда-то, а сама река как объект уже существует, то нелинейный принцип можно представить себе в качестве цветка, который прорастает из семени и в котором происходят движения, совершаются изменения, но сам объект еще не сформировался, и его движением во времени является само его постоянное видоизменение в пределах самого себя.

Итак, первый наш вывод из принимаемой нами концепции времени следующий: что-то происходит, но ничего еще не произошло. Все в стадии развития. Куда и зачем? Этим мы и занимаемся. Это не новый вывод. Но он будет вновь полезен для нас далее.

Второй наш вывод гораздо значительнее, а именно: ничего в истории не происходит во времени, ибо история — это накопитель прошедших событий, а эти давно или даже вчера происшедшие события находятся в несуществующем времени, которого в прошлом уже нет, а также в документально засвидетельствованном виде в настоящем времени и непосредственно в нашем сознании. Следовательно, время нам говорит: «Не знаю никакой истории, но только нынешний краткий момент, историю вы создаете сами своим сознанием, образуя из моих кратких нынешних моментов непрерывность событий издалека в нынешнее, в то время как для меня (для времени) есть только непрерывность настоящего». Приближая терминологию второго вывода к лексике нашего первого вывода, мы можем сказать — что-то происходит, ничего еще не произошло, мы не знаем не только куда и зачем это происходит, но и несем полную личную ответственность за интерпретацию откуда, поскольку полагаемся при этом на единственно объективное, что связывает это «откуда» в правомерно подлинную картину — на прошедшее время. Опираясь на прошедшее время, мы создаем картину всего происходящего, в то время как происходит только то, что происходит сейчас и никакого «всего» на самом деле сегодня не существует.

Таким образом, единственное, что позволяет нам уверенно предполагать то, что мы правильно создаем картину этого «всего» в его историческом развитии — это наличие такой объективной характеристики, как время. Все остальное — наше субъективное истолкование. Ну и что тут страшного? Пусть себе все субъективно (то есть зависит только от нашей внимательности, кропотливости и умения давать правильную оценку, а мы в этом традиционно очень сильны и пусть только кто-нибудь в этом посмеет усомниться), это не беда — здесь всегда можно где-то поправиться, лишь бы была хоть одна объективная категория, на которую можно опереться, а правильный анализ действительности от нас никуда не денется. Но это мы только так думаем, и, вероятно, мы станем думать немного по-другому, если ознакомимся с нашим третьим выводом.

А третий наш вывод будет не только интересным, но и весьма парадоксальным, поскольку гласит: никакого объективного времени нет. Есть психическо-интеллектуальный процесс в сознании человека, который вводит этого человека в состав действительности через систему его ориентации в этой действительности; она, в свою очередь, представляет собой регистрацию очередности, скорости, длительности и протяженности событий, что мы и называем «временем». И что здесь объективного? Пока что все совершенно субъективно, то есть без нас — никуда!

Но позвольте (спросят нас), хочет человек ориентироваться в этой действительности или не хочет, так он ориентируется в ней или этак, но время существует независимо от него, то есть носит объективный характер, поскольку события все-таки происходят, и в них присутствуют та самая очередность, протяженность, скорость и длительность, что и является временем даже и без регистрации человеком! Об этом знают все! А мы и всем, и себе самим (и это единственно важно) скажем: объективного времени нет. Чтобы пояснить, почему мы так думаем, разберем понемногу основные характеристики времени.

Что касается скорости, то это так просто, что мы отложим это на потом. Здесь все ясно, поскольку скорость определяется расстояниями, то есть характеристиками пространства. Время, деленное на расстояние, — это и есть скорость. С этим понятно. Перейдем к протяженности. Что мы здесь имеем в виду? Протяженностью мы называем способ регистрации, когда не можем применять категории пространства и, следовательно, скорости. Прожил человек 76 лет, мы же не можем говорить, что он прожил свою жизнь с какой-то определенной скоростью. При чем здесь расстояния? Или — война шла пять лет. При чем здесь пространства? Она могла буйствовать и на целом континенте и в пределах соседства двух городов. Есть протяженность событий, которые уже произошли, мы здесь фиксируем протяженность документально с помощью эталонов нашего земного времени. Имеется событие, которое происходит сейчас, тогда мы складываем его протяженность из наблюдаемых непосредственно действий, мысленно приплюсовывая к нему все ту же происшедшую уже его протяженность в прошлом. И существует протяженность будущего события, которое будет происходить в будущем, и мы с помощью того же эталона земных часов планируем его предполагаемую протяженность (например, дом предполагается построить в течение семи месяцев).

Что можно из этого извлечь? Во-первых, мы видим, что для измерения данной характеристики применяется некий единичный стандарт, который мы называем «сроками», на их базе образуются различные категории протяженности — секунда, день, неделя, квартал, пятилетие, век и т. д. Причем этот стандарт может обезличиваться и объединяться в различные совершенно неконкретные понятия — эпоха, период, стадия и т. д., хотя это для нас сейчас и не существенно. Во-вторых, мы видим еще один неизменный компонент системы ориентации — наблюдателя, то есть человека, который производит регистрацию на базе процесса своего наблюдения или же конструирует предполагаемую регистрацию будущих событий, основываясь на опыте своих наблюдений, опираясь при этом все на тот же стандарт сроков, в основу которых заложена система измерения земного времени. На этом пока все. Перейдем к длительности.

Длительностью мы измеряем те процессы, которые не только не имеют пространственных категорий расстояния, но и собственного факта осуществления в физическом мире. И что же это за события? Это события нашего внутреннего мира. Мы совершенно правомерно выделяем их в отдельную по характеристикам категорию, поскольку их длительность не зависит не только ни от каких стандартов, ни от каких протяженностей, ни от каких скоростей, но даже и от самого времени как такового. Ведь если мы даже не участвуем ни в каких событиях вообще, а просто лежим, закрыв глаза, то при этом мы ощущаем, что время идет, и это именно это время, а не хронологическое время физического мира. Следовательно, мы можем сказать — существует две реальности — внешняя нам, где действуют эталоны измерения времени, и внутренняя, наша реальность, где нет никаких эталонов, и мы являемся наблюдателями обеих этих реальностей.

А теперь вернемся к скорости. Для нас существенным будет разделить «скорость» как неопределенное понятие обезличенного набора стандартов (эпоха, период, стадия — помните?) и «скорость» как скорость, связанную с конкретным преодолением пространственных дистанций. Здесь мы тоже можем утверждать, что существует две скорости. Первая — условная категория, которая не связана с пространством и расстояниями. Например, до Рима все в истории происходило медленно, во время Рима — вообще ничего не происходило, после Рима чуть побыстрее, после XVII века еще чуть быстрее и быстрее, а в XX веке все так сорвалось с места, что только держись. Здесь разные скорости исторических преобразований, которые измеряются все теми же стандартами земного времени, но без пространственной подоплеки в подсчетах. Итак, здесь мы видим скорость, где есть наблюдатель, есть эталоны, но нет пространственной составляющей.

Вторая скорость — это скорость как интервал между физическими событиями, измеряемый стандартными единицами, деленный на расстояние пути движения или движений в составе этих событий. Это привычная для нас арифметическая скорость, если можно ее так назвать. Здесь есть наблюдатель, хронологические эталоны и расстояния. Вот теперь мы готовы показать, что объективного времени нет.

И как мы это сделаем? Это будет проще, чем кажется. Потому что во всех этих системах регистрации мы видим наблюдателя, то есть субъекта, который создает время в своем субъективном уме. А если предположить, что время имеет объективный характер, и вспомнить об эталонах, задаваемых движением космических объектов, которые (как и все остальное в природе) двигаются независимо от данного наблюдателя, то вполне очевиден очередной вопрос: а кто нам сказал, что они двигаются по этим эталонам? Кто сказал, что эти хронологические эталоны, которые мы сами же для себя и высчитали, лежат в основах систем отсчета времени непосредственно самого физического мира? Разве процессы физического мира происходят в строгом соответствии с лунными циклами? Каждый процесс и в микромире, и в макромире совершается по собственным характерным интервалам и периодам, у каждого процесса есть свое собственное время, которое мы просто сравниваем с временем лунного календаря. И даже сама Луна по своему собственному смыслу своего движения совершает это движение не в секундах, минутах, неделях и месяцах, а под воздействием всех остальных процессов, которые формируют это движение, и при этом каждый из них имеет собственное законодательное время. Луна просто совершает под суммированным воздействием этих процессов плавное, равномерное и непрерывное перемещение по небосклону с таким же равномерным, плавным и непрерывным изменением своей формы, наблюдая, что мы и создаем в своем уме плавную, равномерную и непрерывную систему регистрации — время. А теперь скажите: много ли в природе процессов, которые имеют такую же плавную, непрерывную и равномерную характеристику? Кроме планет, практически ничего и не найдешь. Все то ускоряется, то замедляется, то останавливается, то выходит из состояния покоя, то меняет направление, то соударяется, то появляется, то поглощается и т. д. Следовательно, если мы хотим говорить об объективном времени, то нам придется говорить о бесчисленных «времях» в каждой из систем взаимодействия Вселенной. Естественно, что это было бы невозможно, и поэтому мы субъективно избрали удобный нам ориентир интервалов и пользуемся им для измерения всех остальных движений.

Чтобы до конца это понять, давайте проделаем следующее — исключим из Вселенной наблюдателя. Представим себе, что человека во Вселенной нет. Что будет? Не будет движения и не будет времени. Поднимите тех, кто упал в обморок от возмущения, и продолжим дальше. Возьмем хоть ту же Луну, хоть атом, хоть морскую волну. Кто сказал, что они двигаются? Заглянем на долю секунды, на самую малую долю секунды, на самую малую долю этой доли секунды, на самый короткий миг в эту Вселенную и тут же скроемся назад. Что мы видели? Мы видели, что Луна стояла в таком-то месте, атом находился в таком-то зафиксированном состоянии, волна застыла вздыбленная на такую-то высоту. Кто сказал, что до этого было что-то другое и что-то не так, как мы видели? Где можно увидеть предыдущее положение Луны, прежнее состояние атома и нарастающий объем волны! Ничего этого уже нет! Кто создаст такому миру картину движения в прошлом? Нет человека, нет наблюдателя, который рисует эту картину в своей голове — нет и прошлого состояния мира без этой головы, есть только его нынешнее состояние. Теперь предположим, что все это двигается и изменяется. А относительно чего? Нас нет, нет и регистрации изменения. Относительно своего прежнего состояния? А где оно — это прежнее состояние, если его никто не зарегистрировал в сознании? И это не фантазия и не игры в логические парадоксы — действительно нет прежних состояний, есть только нынешнее! Что связывает все эти стоп-кадры состояний в единый вид движения? Только наличие субъекта, наблюдателя, который записывает все это способом времени. Следовательно, время всегда субъективно.

На самом деле все, конечно же, двигается и изменяется, даже если нет человека. Но тогда систему регистрации этих изменений без человека пусть и создают «не человеки», и пусть ее даже «временем» назовут. Нас это трогает? Нам это нужно? Мы ведь не ведем ни к чему не обязывающего разговора в виде философии высшего этапа, которая, оторвавшись полностью от задач решения какого-либо конкретного вопроса, все рассматривает «вообще», вне применения к реальной системе ориентации в данном мире, то есть даже и к собственной голове. Мы ведем разговор как продолжение главы «Человек» с ясно поставленным перед собой вопросом: есть ли у нас уверенность в том, что после нас не будет совершен акт творения какой-нибудь другой особи, еще более развитой и мощной по возможностям своей программы, чем мы?

Нарисованная нами ситуация пугает своей взаимной противоречивостью. Это так. С одной стороны, каждое состояние природы является единичным собственным моментом физического мира, и в этом же физическом мире мы не найдем никакого другого состояния, которое говорило бы, что было что-то другое, что был другой момент и произошло изменение. А с другой стороны, этот собственный момент постоянно другой и ни на какой краткий миг не остается самим собой в неизменном виде. Как это соединить? А это и не надо соединять. Если мы хотим знать не что-то одно, упуская другое, а знать все, ничего не теряя из поля мысленного зрения, то у нас так и будет всегда получаться. Когда из одной логической цепочки закономерно получаются два вывода и при этом они не являются вариантами друг друга, а полностью исключают один другого (как в нашем случае), то это означает, что мы подошли вплотную к истине и она выглядит именно так. После Нильса Бора это называется «принципом дополнительности». Правда, намного раньше к этому пришли первые христианские теологи, разработав концепцию трехкомпонентного единства ипостасей Бога, но тема была непопулярной в научно-философских кругах, и эти круги ее не осилили. Нильсу Бору было проще — он показал это на примерах физического мира. Ему поверили и дали название. Теперь и мы видим, что Бор был молодец. Совсем как первые христианские мыслители.

И что дальше? А дальше вот что. Почему из всех ритмов, осуществляющихся в природе, человек избрал именно данный, основывающийся на фазах Луны, то есть равномерно-плавный и непрерывный для создания своей системы регистрации событий? В физическом мире этот вид движения не то чтобы не популярный, а, пожалуй, даже и исключительный. Неужели нельзя было привязаться к какому-либо другому ритму? Ответ, думаю, всем уже ясен: потому что этот ритм соответствует ритму нашего внутреннего времени. Говоря по-другому, время — это ритм нашего восприятия действительности. В том ритме, в котором мы воспринимаем свою внутреннюю реальность, воспринимается и внешняя. Исходя из этого, мы окунаемся в новое неприятное предположение: а не получается ли, что все остальное, происходящее в иных характеристиках ритмов, мы не осознаем или осознаем недостаточно качественно?

Что такое ритм? Ритм — это определенная скорость процесса с ударно-знаковыми акцентами внутри данного процесса, совершаемыми с определенной периодичностью. Понятно, что если мы воспринимаем настоящую действительность в определенном ритме, то только в этом же ритме можем воспринимать и действительность, состоящую в прошлом. Режим восприятия один и тот же, хотя в одном случае время настоящее, а в другом — уже прошлое. Скорость нашего восприятия одна и та же. Это как мясорубка, вращающаяся с одинаковой скоростью, которая перемалывает в данном случае информацию, как поступающую непосредственно, так и ту, которая уже заложена ранее. А где здесь акценты? Акценты — это моменты включения нашего сознания в ту или иную часть действительности. Мы же не вбираем всю действительность в сознание сразу, но как бы перескакиваем с объекта на объект, с явления на явление, осознавая и фиксируя то, что высветило наше сознание из всего объема постоянно присутствующей в данный момент информации. При этом также понятно, что ритм не обязательно должен быть поступательно возрастающим, убывающим или равномерным, он может быть и рваным, в зависимости от того, что и как будет предложено нашему вниманию и каков наш к этому интерес.

Однако наши скорости и акценты со скоростями и акцентами внешней нам реальности никак не совпадают. Начнем с того, что кое-что, в частности события в микромире, происходит для нас слишком быстро. Мы можем лишь смоделировать их в своем сознании, но никак не присутствовать там в качестве реального наблюдателя. Именно отсюда для объяснения этих загадок и возникла система научных названий, определений и так называемых «демонов», осуществляющих определенные процессы неведомым для нас образом. А если мы пойдем ниже молекулярного слоя, то окажемся в мире элементарных частиц, где уже такие скорости, что мы не то чтобы физическую модель не можем построить, но даже и математически не вполне правомочны это делать, о чем горько говорит нам принцип неопределенности. Здесь частица за долю секунды может облететь двадцать пять раз вокруг земного шара, и в режиме этих скоростей мы не можем ничего выдавить из нашего режима осознавания, что позволяло бы даже хотя бы приблизительно дать координаты этой частицы. Таким образом, большая и важнейшая часть нашей реальности, которая непосредственно и создает данную реальность, нами не воспринимается. Все происходит без нас.

Итак, есть то, что происходит слишком быстро и неразличимо для нас. А есть ли что-нибудь, что происходило бы слишком медленно для нас? Казалось бы, такое даже и предположить странно: чем медленнее, тем лучше, есть время увидеть и разобраться. Как же это может быть «слишком»? В свете досадных обстоятельств быстрых скоростей уже ничто не должно быть для нас слишком медленным, скорее нас расстроило бы, если бы что-то происходило недостаточно медленно. Если быстрое нам неподвластно, так на медленном мы возьмем реванш. Однако есть процессы, которые происходят также слишком медленно для скорости нашего восприятия, чтобы мы могли их распознавать. Например, овраги — это ужас земледельцев, они пожирают огромное количество земли, делая ее непригодной для выращивания урожая. Как образуются овраги? Маленький ручеек течет себе по склону, человек ходит мимо него день за днем, год за годом, видит перед собой крошечный ручеек, затем маленькую канавку, потом небольшую траншейку, где началась эрозия почвы (совсем чуть-чуть началась). Спустя десять лет траншейка чуть-чуть больше стала, через пятнадцать лет уже не переступишь, а пройдет полтора-два поколения — караул! Овраг!!! А караул-то был тогда, когда ручеек тек под ногами. Но все было слишком медленно.

Возьмем другой пример: все реки меняют свое русло, но очень медленно. Для нас незаметно. Затем целые деревни, которые по сто лет на ней стояли, сползают в обрыв с высокого берега. А ведь река все это время шла именно на эту деревню. Никуда не виляла и ни от кого не пряталась. Но мы не распознали — медленно.

Или вот стоял город Сухум на берегу Черного моря. И жили в нем люди с незапамятных времен. И дожились до того, что стали в море с аквалангами нырять. Из любви к этому делу. А в море они нашли старый город, который раньше был Сухумом, но назывался Диоскурия, потому что был греческой колонией. Как оказалась в море Диоскурия? Катастрофа произошла? Нет. Просто Черное море очень медленно наступает на абхазский берег, а от турецкого отступает. Что-то около 14 см в год. И вот Диоскурию затопило за тысячи лет, и все забыли, что она здесь когда-то была. Как можно забыть про целый город, живя в этом городе и отступая от воды вместе с ним? А так и можно — если очень медленно это происходит. То есть, незаметно для нас. Следовательно, слишком медленное может быть таким же незаметным, как и слишком быстрое.

Да что там город! Целые цивилизации занесло потихонечку песком и про них полностью забыли, несмотря на то что в этих местах постоянно жили люди. Но слишком медленно угасали эти цивилизации, чтобы окружающие это заметили. Если Помпеи и Геркуланум пеплом быстро завалило, то о них помнили и картины красивые писали. А если Шумер и Египет, в которых таких Помпей и Геркуланумов было по нескольку десятков, засыпало песком не сразу, то пока их даже еще и не засыпало, никто уже не знал, что это такое. Храм Карнак, Дендера, Вади Кардаш, Абу-Симбел, Дабау — эти архитектурные комплексы Древнего Египта просто подавляют своими размерами и суровой красотой даже сейчас, когда откопали только их останки. В Эдфу лепесток, украшающий верх колонны под сводом храма — больше роста человека, а сама колонна с пятиэтажный дом! И храм был засыпан по самую крышу! Во всей архитектуре нет ничего более торжественного и величавого, чем постройки Древнего Египта, а люди рядом жили, ходили мимо караванами, прятались от солнца, торговали, разбивали на ночь лагеря, а песок все засыпал и все засыпал, и люди стали смотреть в конце концов на это, как на детали пейзажа, которые затем совсем исчезли. Под песком медленно исчез целый мир, непонятный и торжественный, со своей космологией, со своей логикой связи с инобытийным, с высоким знанием, опередившим в некоторых моментах нынешнее знание, со своей эстетикой и тщательными культами.

А еще раньше был великий Шумер, не менее, а даже более великий, чем Египет, и мы это утверждаем на основании отрывочных данных, которые открыли для себя люди в XIX веке, проведя раскопки. То, что там открылось, не вмещается ни в какие концепции истории и ломает все традиции трактовок Древнего мира. В настоящее время раскопки проведены на территории древнего Шумера, составляющей один процент от его тогдашней территории…

То же самое происходит и сейчас — с экологией. Медленно происходит. Но когда произойдет, мы не заметим, как это случилось.

Быстрого не видим, медленного не замечаем, зато уж то, что происходит в соразмерном с нашим восприятием ритме, видим отлично. Разве плохо? Увы, настолько плохо, что просто «плохо» — это даже хорошо. Почему? А про акценты забыли? Мы же акценты расставляем произвольно. А вдруг для нас актуально то, чему надлежит исчезнуть? А вдруг мы упускаем то, что в будущем станем главным? Наши акценты — это наши акценты. А у внутреннего содержания направленности мирового процесса — свои. Они не накладываются друг на друга. По-иному и быть не могло. События истории происходят по своим законам, которых мы не знаем (иначе прогнозировали бы их), а выделяется нашим вниманием из них что-то только по нашим внутренним причинам.

Примеры уже наскучили, и можно просто вспомнить то, как исторический период, за который Россия из рядовой европейской страны превратилась в мощную евроазиатскую державу, называется «монголо-татарским игом». Здесь мы делаем акцент на то, что дань платили, а основное содержание этого времени от нас ускользнуло. И никого не интересует — как же так: под игом были, отброшены были на несколько веков назад, отстали и… как же тогда из ига вышли с территорией в 10 (десять раз!) большей, чем до «ига», вплоть до Западной Сибири, и сразу все вокруг считаться с нами стали? И никто не помнит, что Русь всю свою историю дань платила то печенегам, то хазарам, то половцам, то каким другим степнякам. И князья горячие ругались на советах, воевать рвались, а главные князья говорили: лучше дань платить, да делом при этом заниматься, чем воевать бесконечно и на месте топтаться. Ну, придут, ну, город сожгут. Новый построим. Лишь бы смерд землю пахал, а не мечом размахивал, а свое взять всегда успеем. Шло время, возвращались кочевники вновь за данью и обнаруживали, что совсем не туда они пришли, где вчера были, — люди потихоньку вперед вырвались за счет упорного труда в мирной жизни, и теперь только и остается, что постоять на берегу речки, облизнуться, как лиса на виноград да и уйти назад в степи. И за ними никто не гнался — идите с богом, нам не до вас, другие дела ждут, поважнее.

Ближе дела были — с фашизмом в Германии. Тоже акцент только на зверствах фашистов. А то, что немцев до 1933 года в Европе после их поражения в мировой войне унижали, и международными договорами отвели им на веки вечные удел третьеразрядной страны в то время, когда даже понятия такого еще не было в истории — «страны третьего мира», — этого никто не видит. А потом удивляются — как это раса философов и поэтов, добропорядочности и трудолюбия, превратилась в зверей с человечьим обличьем? А это они огрызнулись так, в угол загнанные, как зверь огрызается. Это же германцы — воины, каких мало, — долго думали над ними измываться? Сейчас немцы сами в ужасе от того, что вытворили в угаре помешательства, но и они не говорят: не только мы виноваты. И у них акцент на другом — на собственном содрогании от собственной же вины. Виноваты действительно безмерно. Но ведь сдачи давали. И никто не сказал после этого: не унижай никакого великого народа, он потом и тебя кровью зальет, и себя не пожалеет. А потом за это будет винить себя.

Здесь о многом можно говорить, если посмотреть, как акцентируется нами совсем не то, что происходит. И о том, что главный наш акцент состоит в том, что прежние цивилизации были отсталыми, а наша передовая, хотя никто не приведет этому ни одного серьезного довода; и об Октябрьском перевороте в России, который называется социалистической революцией, где акцент делается на марксизме и его правоспособности и жизнеспособности, а дело было вовсе не в этом, а в том, что русские в 1917 году потеряли свою страну и до сих пор не могут ее вернуть, и пока акцент сюда не сместится, Октябрь продолжается; и о том, как с 1946 года унижаем арабов, а теперь говорим о них — «террористы», забыв, что государство Израиль началось с акта террора, когда евреи захватили пассажирский корабль и под угрозой уничтожения заложников потребовали от ООН положительного решения о размещении этого государства в Палестине; и о том, что всегда были модные народы (греки, испанцы, итальянцы, французы), и сегодняшняя Америка — не более чем смена моды, а не новая культура; и о многом, о многом и многом, но у нас не политологическая беседа, и нам важнее понять главное: наши акценты избирательны, мы производим их по силе собственных симпатий, и поэтому мы видим только то, что нам интересно, и это не означает, что мы видим то, что есть на самом деле.

После такого утешительного вывода вернемся к скоростям. Если все так неудачно с предыдущими нашими настройками внутреннего времени, то что-то же должно все равно этому времени соответствовать? Даже если не говорить об акцентах, которые все равно ставятся задне-избирательным числом, то хотя бы то, что происходит прямо перед нашими глазами, на этапе простого освоения поступающей информации, уж никак не может не соответствовать ритму нашего восприятия. Разве не так? Не так. Потому что ритм нашего восприятия — это всегда режим запаздывания. Здесь важна будет именно арифметическая скорость (поначалу), поскольку любая информация поступает к нам через зрение или слух, то есть через распространение звуковых и электромагнитных волн. А это распространение не происходит мгновенно, так как зависит от расстояний, но еще больше от того, являемся ли мы прямыми участниками событий. Однако мы в лучшем случае смотрим телевизор, где нам передают авторизированную версию части недавно происшедшего, или в худшем случае знакомимся с явлением или событием в печатной продукции, на типографские издержки которой также необходимо время. А еще требуется время для усвоения информации и выработки к нему своего отношения. Пока все это произошло — событие изменилось и стало совсем другим или вовсе исчезло.

И даже при прямом соприкосновении с событием мы всегда запаздываем по формуле: «время распространения информации в физической среде + время обработки информации органами чувств + время переработки информации сознанием + время выработки эмоционального отношения к полученной информации». Пока мы знакомимся с только что происшедшим, в это же время где-то вне нашего внимания происходит действительно только что происходящее. Кучер Чичикова Селифан увлекался чтением, но отдавался ему весьма своеобразно — пока он осиливал последние буквы какого-либо слова, он забывал первые. Так и мы регистрируем действительность: пока сообразим, что было и что есть, все вокруг уже давно по-другому.

В общем, получается — не распознаем основную зону происходящего, а остальное распознаем с запаздыванием, фрагментарно и с произвольно-барскими акцентами своего интереса. Но все-таки хоть фрагментарно, хоть с акцентами, хоть с запозданием — но это все равно ведь с нами. Значит, мы должны и можем бороться — от каждого по фрагменту, от каждого по акценту, вместе собрались, сложили… и вот мы — объективно-точные наблюдатели. Но лучше этого не делать. Потому что в каждом из фрагментов мы уже ошибаемся и, сложив их, сложим одну большую ошибку, ничем не лучшую множества маленьких, а запаздывание в этом процессе штука не только количественная, но и качественная. То есть отсутствует не только синхронность восприятия, но ускользает и сам смысл воспринимаемого. И дело опять все в тех же скоростях. Потому что во Вселенной есть еще один Наблюдатель (если мы про Него не забыли), и это не просто Наблюдатель, а Наблюдатель совершаемого Им Самим процесса. И это Его скорости, несопоставимые с нашими. Для Него, как мы помним, даже само упоминание о пространствах и дистанциях смешно — эти категории даже ради уступчивого эксперимента нельзя к Нему прикладывать. А ведь Он в пределах этих расстояний оперирует и руководит. Все скорости, которые для Него есть, — это не просто регистрируемые, но прикладно-используемые, совсем как в том случае, когда мы используем штопор — безо всяких напряжений и с уверенно-добрым ожиданием. Поэтому, когда мы вникаем в этот единый процесс лишь на участке доступных нам скоростей, то видим лишь часть из общей задумки, которая где-то рядом осуществляется на совершенно не воспринимаемых нами скоростях.

Чтобы до конца осознать это, надо представить себе разницу между восприятием временных интервалов Творцом и между нашим восприятием этих интервалов. Неизмеримо большая масштабность Его личности по сравнению с нашими личностями, естественно, определяет и то, что время в Его представлении имеет совершенно другую скоротечность. Само понятие скорости изменений для Него и для нас несопоставимо в нашем осознании. Что такое для Него те расстояния, которые для нас непредставимы по своей громадности? Для Него их просто нет. Расстояния определяются временем движения, то есть временем самих изменений, следовательно, то время, которое для нас — эпоха, для Него вообще не имеет никакого значения, даже в качестве понятия, поскольку наши расстояния также ничего для Него не значат. Поэтому, находясь в данное время в общем процессе единого изменения, мы с трудом можем себе представлять саму единость этого действия, поскольку оно запущено совершенно в другом скоростном режиме, режиме не нашего восприятия. Скоростные режимы и психологическая их оценка человеком — несопоставимо разные. Мы не способны уловить истинную суть происходящего, ибо то, что для Него единый акт, для нас — череда самозначных исторических этапов, затягивающих нас постоянно в болото актуальности именно данной ситуации, в которой мы живем, со всеми ее реальными болями и проблемами.

На примере это можно пояснить таким явлением, как рост дерева. Мы высаживаем саженец, наблюдаем его рост годами, забываем, каким он был год, два или три назад, видим его каждый раз новым, и для нас дерево всегда сегодняшнее. Затем оно начинает давать плоды, и это уже совсем другое дерево, а все те деревья, которые в лице этого вечно изменяющегося дерева мы наблюдали каждый день годами, вроде уже и ни при чем, есть только это, нынешнее дерево. Потом это уже будет осеннее дерево, потом весеннее, потом мы ему обрезаем ветви, потом еще что-нибудь, и каждый раз — это совсем другое дерево для нас. Но ведь это одно и то же дерево! Нам трудно в сознании держать все эти ежечасно меняющиеся деревья, мы привязываемся своим восприятием к конкретно видимому нами дереву, и не можем объять умом в единую картину все его изменения, которые произошли от посадки и до самого конца его жизни. Слишком растянуто для нас во времени, чтобы воспринимать процесс в едином вневременном действии.

А теперь представим себе, что из семени данного дерева, прямо перед нами, со скоростью фонтана мощностью в десятки атмосфер, дерево вырвалось из-под земли и, в течение секунды, завершив все свои превращения, застыло в своей последней форме. Не правда ли, одно и то же явление представляется совсем по-другому? А это только слабый намек на действительную разницу нашего восприятия времени и Его восприятия, потому что не только видимая, но и содержательная суть процесса ускользает от нас при временной регистрации события. Немного более приближает нас к этому другой пример: представим себе труп, разлагающийся у нашего порога до полного своего истления. А теперь представим, что мы его сожгли. Разное по содержанию действие? На первый взгляд — разное. Но произошли абсолютно одни и те же химические реакции! Даже количество тепла выделилось совершенно одно и то же! Разной была только скорость протекания этих реакций! А ведь в одном случае это было омерзительное гниение, а в другом — благородное сожжение!

Чтобы что-то понять правильно, нам следует отталкиваться не от наших временных категорий, а пытаться смотреть на все Его взглядом, потому что это Его мерки, недоступные нашим меркам, положены в основу расчетов всего Замысла.

У нас осталась последняя надежда — космос. Уж его-то мы видим каждый день ни в каких ни в скоростях и всегда успеем сделать акцент хоть туда, хоть сюда. Хоть каждый день по акценту. Надоест — вернемся к первому акценту, и он будет тот же самый. Даже если лет через сорок вернемся. Здесь мы наблюдаем одно и то же и никуда не запаздываем, а время между сменами акцентов внимания ничего не меняет в картине ни одного из бывших акцентов. Этому руку на плечо и положим в злорадном торжестве дружеского чувства. Однако и этого делать не стоит. Здесь все вообще – хуже некуда. Мы живем вообще не под тем небом, под которым живем. Когда мы смотрим на ночное небо, звездная картина, которая является нашему зрению, представляет собой сочетание, взаиморасположение и различную яркость небесных светил в том виде, в котором они находились тысячи и миллионы лет назад! Мы видим сейчас те звезды, которые давно угасли, созвездия, давно изменившие свою картину, и не видим тех звезд, которые уже возникли и уже испускают свой свет. Небо над нами совсем другое — не то, которое мы видим! Расстояния Вселенной настолько велики, что свет сгоревшей звезды достигает нас тогда, когда на ее месте уже ничего нет, а свет новых звезд станет видимым с Земли через века и века после их образования. Мы не знаем, каким будет то небо, которое есть уже сейчас! Точно так же мы просто не знаем того будущего, которое уже есть. Оно до нас еще не дошло, но оно уже есть. Оно движется к нам через расстояния Вселенной в Его Замысле, конкретном и осуществленном, реализуясь каждую секунду, каждую минуту, которые мы считаем новыми событиями для себя, но это уже происшедшие от начала события, поскольку они были инспирированы Им извне Вселенной во времени, являющемся для Него единым мигом, а этот миг для нас — вся наша история.

Не очень хорошо все, правда? И зачем мы все это выяснили? А затем, чтобы из темы «Время» выяснить для начала следующее: если оставаться на нашей методологической позиции, которая предполагает, что ничего случайного нет, то как нам трактовать вышеприведенные обстоятельства? Если мы рассматриваем человека как сконструированное (сотворенное, иными словами) явление сконструированного мира, то по заложенной в него программе что он может распознавать? Получается, что только самого себя. Здесь и ритм, и скорость и акценты, и все остальное прочее полностью совпадают с тем, что он регистрирует, потому что регистрирует он самого себя. Следовательно, задача нашей программы — идентификация и работа в своем же внутреннем мире. А зачем же тогда нам внешний материальный мир, созданный так гениально и четко? Зачем именно — это мы выясним позже, а сейчас нам будет достаточно и одного вывода: если мы определили человека в качестве высшей фазы Сотворения, то физический мир исполняет всего лишь какую-то вспомогательную функцию, поскольку сама высшая фаза творения (человек), являясь основной целью, никак не сопряжена по своей программе ориентации (время) с временным режимом реализации физического мира. Если бы физический мир был важен, то в нашу программу были бы заложены способности взаимодействовать с ним хотя бы синхронно. А если наша программа создавалась вовсе без учета задач какого-либо распознавания физического мира, то относительно нас, первостепенных, этот мир второстепенный.

И что дает нам этот вывод? А он дает нам теплое предположение: зачем Богу создавать еще что-то, что могло бы распознавать само себя лучше, чем это делаем мы? Если уже относительно нас физический мир — это второстепенное и сопутствующее нам же явление, то для следующей программы — и тем более. Предположить обратное — признать человека ошибкой и допустить несовершенство Бога, а где у нас основания это допускать? У нас вообще-то есть к этому веские основания: Он зачастую относится недостаточно внимательно к нашим просьбам, но здесь могут быть и другие причины, известные только Ему. Если же допустить, что следующая программа будет лучше распознавать не физический мир, а саму себя, то зачем тогда нынешняя попытка распознавать нашу внутреннюю реальность, если новая программа будет распознавать совсем другое? Тогда нас — «в овраг и расстрелять», мы были ошибкой, а это сомнительно по только что приведенным выше аргументам. Если новая программа будет лучше распознавать нашу реальность по своей основной задаче, то тогда зачем ей своя собственная внутренняя реальность? И как мы будем с ней сообщаться? Здесь уже мы в схоластику уходим, надо вовремя остановиться, но ясно одно: если на данном этапе задача высшей фазы Сотворения — заниматься самой собой, то на этом цепь замкнулась и дальнейшее возможно лишь в полном разрыве со всем предыдущим. Дальнейшее нас не касалось бы. Пока что мы — на вершине Замысла. Чтобы до конца в этом убедиться, надо убедиться, что такой замысел есть.

Для этого нам как минимум следует признать, что будущее имеет цель, ибо развитие такого единого процесса вполне может иметь конечную оформленную цель. Причем если это цель, то это должно быть нечто абсолютно совершенное и абсолютно целесообразное, поскольку процесс этот запущен Им.

Можем ли мы предположить, что этот оформляющийся из себя, запущенный Его Замыслом процесс, выразит в своем итоге что-либо другое? Можем. Мы можем предположить, что все это просто для забавы. Мы не можем знать самого Замысла, но даже если Он устроил все это ради игры, то это все равно будет Совершенная Игра, потому что это — Его игра. Но игра ли это? Давайте разберемся. Суть любой игры — непредсказуемость и случайность. Целью игры может быть только игра, конец которой — искусственно обусловленный момент, от которого начинается новая игра, или ограничение по времени, после которого — опять новая игра. То есть никакого конца как этапа невозможности новых изменений, а следовательно, никакой цели. Это во-первых.

Во-вторых, чем меньше в условиях игры целесообразности, тем больше вариантов для различных ее вариантов (если не бояться тавтологии) и тем совершеннее игра. В игре не должно быть строгого плана развития событий. К цели же, напротив, может привести только строгий план. Если это Его игры, то мы сможем увидеть вокруг себя только совершенство непредсказуемости, но никак не целесообразность, поскольку целесообразность ведет к закономерному концу, к цели, а не к искусственно обозначенному этапу. В этом случае каждый компонент такой совершенной игры должен работать на разрушение предсказуемости следующего события, и чем больше таких компонентов, увеличивающих случайность действия, тем совершеннее игра. Можно сказать, что целесообразность любой игры состоит в нецелесообразности действий одних ее компонентов относительно целесообразности действий других ее компонентов. Если бы целесообразности действий всех компонентов не противоречили друг другу, то это была бы не игра, а совместная созидательная деятельность.

А если это не игра, то все компоненты построения должны не только соответствовать совершенству и целесообразности, но также усиливать при своем простом количественном увеличении сам уровень совершенства и целесообразности всей системы по принципу сложения. Складываясь из маленьких целесообразностей в одну большую целесообразность, они должны соответствовать в этом процессе строгому плану, поскольку только определенный план ведет к определенной цели. Если нет определенной цели, если цель многовариантна, то это или непродуманный процесс, или наивная игра типа «Построй сам» из десяти кубиков. И то и другое к Нему мы отнести не можем.

Естественно, обнаружить ответ мы должны в окружающей нас системе вещей. Мы должны найти основания тому утверждению, что сама трансформация нашей действительности, ее постоянное превращение имеет целью нечто совершенное и целесообразное, свойственное Ему. И не просто имеет целью, а идет именно туда. Или признать, что события в точке происходящего просто-напросто бесцельно кишат в развернувшейся игре, самопревращаясь бессмысленно и недетерминировано, то есть случайно, что и было бы в таком случае Им задумано. Второй путь более легок и прост, но, скорее всего, это совсем не так. Все происходит на самом деле осмысленно, целенаправленно и строго по плану.

Основанием для такого утверждения служит факт всеобщей взаимосвязанности всего, что совершается. О том, что все связано между собой и что изменение чего-то одного обязательно приводит по цепочке к изменению всего остального, замечено уже давно. Это еще одно подтверждение цельности организма Вселенной. Но сам по себе этот факт не дает оснований к оптимизму при рассмотрении конечного пути развития мира. В конце концов любая игра тоже должна соответствовать именно таким условиям, иначе она рассыплется. Это — лишь исходная посылка, и от нее мы перейдем к главному.

А главным является то, что повсеместное взаимодействие всего между собой осуществляется в форме взаимодействия систем. Отдельно вырванный объект или явление не может оказывать никакого воздействия на другой объект или явление. Сам по себе кислород не оказывает никакого реального действия сам на себя, пока он не образует системы с другим объектом, например с водородом, в результате чего образует воду, или с легкими, после чего насытит кровь. Если же он вступит во взаимодействие с золотом, то ничего не произойдет, потому что с этим объектом он не может образовать системы. Система — это обязательное наличие взаимодействия между объектами и явлениями. Землетрясение на Мадагаскаре не повлияет на плодовитость кроликов в среднерусской полосе — оба этих явления системы не образуют. А запой хозяина и, как следствие, перебои с кормом, плодовитость уменьшат существенно.

Система характеризуется наличием внутренней закономерности и внешней целесообразности, она состоит из различных явлений или объектов, которые объединяет между собой общий смысл их взаимодействия. Ни одна система не существует просто так, сама для себя, но обеспечивает реализацию какого-нибудь компонента реальной действительности. Если в игре чем больше таких компонентов, тем больше беспорядка, поскольку каждый компонент в своем назначении противоречит назначению другого компонента по условиям взаимодействия (защитник должен отбирать мяч у нападающего, а не способствовать ему своими действиями), то в реальной действительности, которую мы наблюдаем, все компоненты взаимодействия работают на общую цель системы, создавая строгий неумолимый порядок. Причем чем больше явлений или объектов такая система объединяет в себе, тем грандиознее и совершеннее она по своему смыслу. Вместо игровой свалки появляется жесткий, целенаправленно работающий механизм.

Достаточно яркий пример такой системы — круговорот воды в природе. Вода испаряется, собираясь в облака. Вновь проливается на землю и вновь испаряется. Рассмотрим эту систему и попробуем убрать из нее задействованные в ней явления и объекты. Если убрать эффект испарения, то вся вода собралась бы в одном, самом низком на Земле месте, что исключило бы сам круговорот. Значит, начинать надо с этого. Пока что в данной системе присутствуют только соединение молекул двух газов и сила тяжести. Чтобы эффект испарения присутствовал, надо подключить к системе Солнце. Чтобы испарение и конденсация воды происходили не на одном и том же самом низком месте, придется добавить движение атмосферы, ветер. Система стала совершеннее. Теперь вода распределяется туда, где она нужна. Вокруг нее распределяется жизнь. Для того чтобы жизнь была возможной в разумной и созидательной форме, нужна кривизна ландшафта, чтобы вода собиралась во впадины и потоки, а не просто впитывалась бы грунтом, образовывая грязь и мелкие лужи. Добавив водоразделы, мы сделали систему еще совершеннее и целесообразнее, так как появились реки, озера и моря. Присовокупим далее содержание в грунте минеральных солей, тогда вода, устремляясь в самое низкое место, растворяет на своем пути соли и несет их в моря и океаны (гигантские впадины в земле), испаряется там, уносится в чистом виде, оставляя в них остатки соли, и образует соленые водные массивы, которые являются источником кислорода и аккумулятором тепла, формирующим приемлемый для жизни климат, и, кроме того, благодаря чистоте, обеспечивающейся соленостью, становятся источником питания для всех форм жизни, в том числе и для человека. Система стала еще совершеннее и благодаря своему совершенству обеспечивает существование других совершенных систем — жизни и климата. На самом деле это упрощенный, неподробный вид круговорота воды в природе, но и этого достаточно для того, чтобы понять, что все составные части этой системы придают ей тем большее совершенство, чем больше их самих.

Если рассмотреть любое другое явление окружающего мира, то не составит труда убедиться, что самые совершенные конструкции — самые сложные по количеству взаимодействующих в них составных частей: просматривается общий закон, согласно которому взаимодействие осуществляется только между объектами, создающими целесообразно действующие системы, а не случайные взаимосвязи игрового характера. Это самое важное, что нам следует понять. И чем больше таких объектов, тем эти системы совершеннее в своей общей целесообразности. Никакой игрой, принцип которой сталкивать целесообразности, тут, как видим, и не пахнет.

Однако если вступают между собой во взаимодействие только объекты, создающие целесообразное действие, то не противоречит ли этот закон главной нашей исходной посылке — все находится во взаимодействии? Противоречит. Что же делать? Убирать противоречие и формулировать закон правильно, не по его внешнему признаку, а по внутренней сути. Тогда он будет звучать так: все объекты мира, между которыми осуществляется взаимодействие, образуют результатом этого взаимодействия только целесообразно действующие системы, и чем больше таких объектов, тем эти системы совершеннее в своей целесообразности. Игры по таким законам тоже не строятся.

Можем ли мы распространить этот закон не только на механически действующие системы, но и на системы с присутствием разумного и волевого начала? Можем, и даже с еще большим основанием. Закон будет действовать и здесь. Например, если сгибать и разгибать руку в локтевом суставе, то это просто совершаемая работа, не имеющая смысла и цели. Если же в руку взять гантель, то образуется система взаимодействия мышц с силой тяжести. Потому что гантель — это овеществленный кусок силы тяжести, взятый нами в потребной дозе. Образуется система, приводящая к развитию силы мышц, появляются смысл и целесообразность. Если подключить сюда разумное начало и применить знание о том, что силу тяжести (вес гантели) надо избирать таким образом, чтобы мышцы могли произвести только 6–8 движений до момента своего отказа совершать работу, то система станет оптимальной для наращивания массы мышц, а следовательно, и силы. Еще совершеннее система станет, если применить принцип раздельности нагрузки на отдельные группы мышц с перерывом между такими нагрузками в 48 часов, тогда у мышц появляется время на отдых, во время которого у них происходит рост. И совершенно достигнет своих вершин система тогда, когда мы подключим к ней еще один компонент — белковый состав и график питания. Добавив сюда такую составную часть, как воля, мы получим совершенную систему формирования своего тела, называемую «бодибилдингом». Как видим, и здесь ни один новый элемент системы не работал против нее и не вносил игрового беспорядка.

Но, похоже, в данном случае работает не закон мышления, в котором в самом заложена целесообразность, а способность мышления улавливать частную целесообразность общего закона целесообразности взаимодействия объектов и использовать это действие в нужном направлении. Глупое намерение и оригинальный ум могут, конечно же, попытаться создать и нецелесообразное взаимодействие объектов, но объекты не откликнутся на это. Все созданное таким вздорным намерением будет или быстроразрушимым, или невзаимодействующим. Этот закон непреодолим, поскольку он сидит в самой природе вещей, а они не могут идти против своей природы. Попробуйте вырастить огурец на камне или двумя струями воды разжечь огонь, и вы в этом быстро убедитесь.

Любое взаимодействие, которое происходит, всегда целесообразно, а если нет целесообразности, то нет и взаимодействия. Могут спросить: а какая целесообразность в том, например, что можно запустить кирпичом кому-либо в голову и произойдет взаимодействие? Ответим: дело не в целесообразности результата, который вы долго будете оттирать от полов тряпкой, но в целесообразности взаимодействия. В данном случае кирпич целесообразно своей природе разобьет череп, который уступит также целесообразно своей природе. Целесообразно будут действовать все силы, которые обеспечивают целесообразное природе каждого из героев конфликта физическое поведение. И результат будет целесообразен произведенным действиям, несмотря на то что намерения были, возможно, и нецелесообразные. Но данная нецелесообразность лежит не в плоскости физического мира, который знает только целесообразность физических законов, а морально-этических норм. Если полетом кирпича кто-либо вздумает с самыми лучшими намерениями повлиять, например, на погоду, то, несмотря на всю благородность этих намерений, взаимодействия не произойдет. Ищите другие методы. Не метательные. Но, как нам кажется, мы должны быть спокойны за намерения Того, Кто задумал и осуществляет все взаимодействия. Можно с ответственностью сказать, что вся повсеместная целесообразность действующих повсеместно систем продиктована Самой Высокой Нравственностью, которая только может быть доступна нашему пониманию, потому что это Его нравственность.

Если по такому закону развивается и превращается во что-то, соответствующее Цели, наш Мир, то это вдохновляет.

Все существующее вокруг нас состоит из совершенных и взаимодействующих систем, обеспечивающих друг друга. Получается, что вся существующая реальность является огромной системой, состоящей из подсистем. Эти подсистемы образуют всю систему, и, являясь совершенными и целесообразными, могут ли они создать собой нечто бессмысленное и нецелесообразное? Похоже, мы вынуждены будем сказать, что никак не могут. Более того, Вселенная, являясь единым, цельным организмом, закрытой системой, состоит не просто из совершенных и целесообразных подсистем, но из их огромного количества, что, как мы уже знаем, просто обязывает к предельному совершенству и предельной осмысленности всего происходящего. Каждый из составных элементов системы, как мы помним, работает на общее ее совершенство и увеличивает его, а несчетное количество является базой, гарантирующей самотрансформацию системы вещей вообще в абсолютно совершенную форму.

Именно отсюда можно пойти дальше и обосновать предопределенность всего, что происходит. Если цель определена и разворачивание событий направляет к ней все происходящее, то прежде, чем началось это движение, должно было быть задумано и то, как это произойдет, и когда это произойдет, и куда все это придет. Все, что сейчас происходит, находится уже на стадии осуществления Божьего замысла, сам же замысел должен был предсуществовать своему осуществлению. Значит, модель процесса и его завершения уже созданы, матрица его развития и конечного оформления неукоснительно направляет и контролирует все происходящее в соответствии со своей программой. По большому счету все уже произошло, поскольку по-другому произойти не может.

А что все-таки произойдет? Данная глава уже угрожающе растянулась по объему, и многие заметили, что на некотором этапе мы стали намеренно сворачивать ее содержание, сужая доказательную и пояснительную базу. Чтобы продолжить в данном же ключе (поскольку впереди еще много громоздких по изложению вопросов), мы очень коротко зададимся несколькими вопросами: что такое цель и целесообразность? Понятно, что цель — это ожидаемый результат, а целесообразность — порядок событий, гарантирующих данный результат. Цель как результат характеризуется моментом свершения — завершением порядка событий, который мы назвали «целесообразностью». Следовательно, целесообразно лишь то, что должно завершиться. То, что никогда не завершится, не имеет цели, бесцельно и все процессы в нем по основному смыслу нецелесообразны.

Что же произойдет в физическом мире, когда Его Замысел реализуется? Понятно теперь, что все придет в абсолютно совершенную и неизменную форму. Если не будет изменений, то не будет и времени, с которого мы начали разговор в этой главе. Время закончится вместе с изменениями. А если нет времени, то это — вечность. Следовательно, все будет совершенно и вечно, останется лишь наше внутреннее время, способное ощущаться нами безо всяких изменений. Совершенство и вечность — это категории, присущие только Ему.

Получается, что Он просто уступил нам на время часть своего бытия, а теперь станет присутствовать во всей своей полноте. Во всей, потому что мы не можем сказать о полном Его неприсутствии уже сейчас. Мы ведь знаем, что во Вселенной уже присутствует Его Воля, которая все реализовала, которая все организует, направляет и удерживает. Все ведь осуществляется Его разумной волей через Его силы. Следовательно, мы можем сказать, что Он присутствует своей Разумной Целенаправленной Волей, или Волящим Целенаправленным Разумом, или Разумной Волящей Силой, или Целенаправленной Разумной Сильной Волей, или Целеустремленным Сильным Разумом и т. д. Изгаляться можно бесконечно долго, гораздо правильнее будет сказать коротко — так, как мы привыкли говорить о таком явлении в обыденной жизни: Он присутствует своим Духом.

Чем ближе мы к Нему подходим, тем четче мы должны осознавать то, что Его постижение будет принимать для нас все более и более сверхлогический характер. Логика сама нас приведет к выводам, которые будут ею обосновываться как неоспоримые, но которые она уже не сможет объяснять. Она сама подведет нас к черте, за которой скажет: иного пути не было, я сделала все, что смогла, вот то, что вы искали, оно единственно верно, но не спрашивайте меня, что это. В данном случае у нас действительно нет никакого выхода, кроме того, чтобы признать, что Он находится вне Вселенной, но одновременно Он же своим Духом и находится во Вселенной, организуя ее согласно Своим целям.

Итак, Он присутствует, но не во всей своей полноте, а после завершения Замысла, станет присутствовать во всей полноте. Это, наверное, то, о чем святой Павел сказал, что «Бог станет все во всем», говоря о конце времен. Перед нами явная картина, при которой сначала была создана и царила неорганическая природа, как фон для органической природы. Это было царство неживой природы. Затем на этом фоне как на основании была воздвигнута и воцарилась органическая природа. «Воцарилась», потому что неорганическая природа стала всего лишь подспорьем, почвой, своеобразным троном, на который воссела живая природа. Наступило царство живой природы. А затем придет и воцарится Он. Наступит Его царство, которое нам вполне удобно называть Царством Божиим. Краткий вывод может быть таков: смысл, конец и цель истории — Царство Божие.

Должно нас это радовать или все-таки огорчать? То, что все будет совершенно и вечно, несомненно, радует. А вот неизменность как таковая вносит струю серьезной задумчивости в наше ликование. Мы ведь привыкли, что ощущение существования, бытия всегда прочно связано у нас с переменами и событиями. Все застывшее гнетет нас своей безжизненностью. Если ничего не происходит, то не все ли равно, что ничего не происходит в совершенном и вечном варианте? Разве не равносильно это небытию, несуществованию? Иными словами, что это будет — вечная жизнь или вечная смерть? Можем ли мы ответить на этот важный для себя вопрос? Представляется, что можем. По-видимому, будет вечная жизнь. Попробуем объяснить почему.

Начнем с вопроса «что такое жизнь»? Ответ неизвестен. Мы можем видеть только ее проявления. По ним судить о ее сущности мы не можем, но, пожалуй, нам и этого будет достаточно для главного вывода. Уж коль скоро мы говорим о нас, то самое наглядное проявление жизни — это наше сердце. Пока бьется сердце — жизнь есть. Остановилось сердце — жизни нет. Наверное, благодаря этому сердце наделяется у нас мистическим содержанием, к которому мы всегда прибегаем, когда не можем объяснить явления практической жизни практическими категориями. Но мы уйдем от мистического взгляда на этот орган и посмотрим на характер функций, которые он исполняет. Опустим физиологические характеристики и особенности строения сердца и остановимся на главном, на том, что сердце — это насос. Но это не просто насос, а насос, качающий жизнь. Когда мы читаем в некрологе, что «перестало биться сердце верного ленинца и преданного борца за счастье всего человечества», то это не означает, что в его организме произошли некоторые неприятные сбои и преданному борцу теперь придется проводить приемы, скажем, деревянной ногой или всего лишь с одной почкой, как это было бы в случаях с этими органами. Это означает то, что, слава Богу, одним верным ленинцем стало меньше. Не пишут же в некрологе, что ноги его перестали ходить, губы шевелиться, руки больше не могут совершать призывных жестов, шея больше никогда не повернется и т. д. Если упомянули, что сердце не бьется, то все остальное для всего пока не осчастливленного человечества уже гарантировано. Значит, мы имеем все основания исходить из функции сердца как насоса жизни.

Любой насос приводится в действие какой-нибудь силой. Источников силы, приводящей в действие сердце, ни в природе, ни в пределах своего организма мы не знаем. Мы не можем сказать, что вот то-то и то-то заставляет наше сердце работать, а перестает сердце работать из-за того, что то-то или то-то больше не дает ему своей силы. Но несомненно одно: раз сердце работает, значит, есть сила, которая эту работу совершает. Источник ее нам незнаком, но сама сила обязательно должна быть, поскольку наше незнание не освобождает нас от логической необходимости ее признания. Мы ее не знаем, но можем дать ей название, в истинности которого нет никаких сомнений, — это сила жизни. И, конечно же, нам ничего не остается, как только попытаться разобраться — что же это за сила?

Прежде всего, следует сказать, что, похоже, все силы, которые мы знаем, делятся на постоянно действующие силы, присутствующие самостоятельно, и силы, произведенные действием других сил, чаще всего как раз усилиями этих постоянно действующих, основных сил.

Постоянно действующие силы — это сила притяжения (если бы она не действовала всегда, то все парило бы в полном беспорядке, а не располагалось бы в данном виде), сила трения, благодаря которой все вместе с нами не скользит в направлении, противоположном направлению вращения Земли; это межмолекулярные силы, которые обеспечивают форму предметов, это ядерные силы — они определяют свойства веществ; это сила света, которая все освещает; сила упругости и т. д. и т. п. — полнота перечня нам здесь не важна.

Вторичные силы, возникающие и пропадающие по обстоятельствам, образуются под действием других сил. Это, например, сила звука, которая обеспечивается или силой упругости, приводящей в колебание звукоиздающие объекты, или силой соударения тел, или силой возмущенных легких. Таких сил может быть множество, в зависимости от того, какие именно силы-причины произвели их, вступив во взаимодействие. Любое движение совершает работу, любая работа совершается силой. Мы в данных неисчислимых случаях просто замечаем эти силы и даем им общепринятые научные названия, независимо от того, будем ли мы их использовать или просто зафиксируем для системной коллекции. Их несметное количество применительно к каждому случаю жизни, и в данном случае нам важно, что эти силы возникают и пропадают, в отличие от основных сил, действующих постоянно.

К какому из этих двух видов относится сила жизни? Мы знаем, что жизнь существовала не всегда. Ее не было, и она возникла, и, следовательно, сила жизни должна относиться к категории непостоянно действующих сил. В этом случае она может так же, как возникла, исчезнуть наподобие всех вторичных сил. Это опечаливает. Но не будем впадать в тоску — мы ведь также не знаем и тех основных сил, которые бы вызывали собой силу жизни! А ведь это основная характеристика непостоянно действующих сил — наличие сил-причин! Без этой характеристики мы не можем причислить силу жизни ко вторичным, временным силам. Именно потому, что мы не можем сказать, что сила жизни была порождена взаимодействием каких-то конкретных сил, следует вывод, что это самостоятельно присутствующая сила и может относиться к первой категории сил, действующих постоянно. И для первого, и для второго выводов, как видим, есть определенные основания. Что делать?

Тупик? Выход из которого — дело выбора позитивной веры или негативного признания обреченности? Нет, выход есть, и он единственный — значит, всегда самый верный.

Состоит он в том, что сила жизни должна быть постоянно действующей, как не порожденная никакими другими силами, а непостоянство ее проявления, которое мы наблюдаем, объясняется тем, что это разумная сила и проявилась она только тогда, когда, по ее мнению, возникла такая необходимость.

Эта сила разумна не только по способности принимать решение о своем проявлении в неорганическом мире, делая его органическим, но и по форме своего проявления, поскольку жизнь разумна во всех своих видах от клетки и до человека в целом.

Помимо того, что эта присутствующая от начала сила разумна, она еще и должна быть нематериальной, поскольку не зависит от сил материальной Вселенной, как обладающая способностью существовать вне системы сил этой Вселенной. Это сила высшего порядка, которая подчиняет себе все действующие силы Вселенной именно для своего проявления. Ведь она берет материальное вещество и, не спрашивая его согласия, упорядочивает материальные конструкции в данном веществе таким образом, что возникает нематериальное явление — жизнь.

Отсутствие времени в Царстве Божием объясняется отсутствием изменений, то есть концом неорганического мира. Может быть, это совпадет с тепловой смертью Вселенной, когда энтропия победит всю энергию, способную вызывать работу, может быть, еще с чем-то, но неорганической жизни материи придет конец, поскольку остановятся все материальные процессы. Но разумная нематериальная сила жизни при этом останется, потому что как она существовала независимо от материальной Вселенной, находясь за пределами ее действия, так и будет существовать в нематериальной форме без самой материальной вселенной. Для нее совершенно неважно, есть материя или нет, поскольку она где-то была и не проявлялась еще долго после того, как материя уже существовала в мертвой форме.

Следовательно, будет вечная жизнь, и только жизнь. Смерти вообще не будет. Прекрасно! Но и это еще не все, что говорит в пользу жизни.

Возникает интересный вопрос: а куда денутся все работающие сейчас силы, когда не будет материи, когда все остановится и им не будет применения? По всей видимости, они не должны исчезнуть. Мы ведь знаем о законе сохранения энергии, согласно которому энергия никуда не исчезает, а переходит в другие состояния и формы. Энергия — это способность совершать работу. Работа — это проявление сил. Следовательно, все силы, оставшиеся без применения, должны перейти в какое-то другое состояние и в другую форму.

Если это неубедительно, то вспомним о законе сохранения импульса, который тоже обязательно сохраняется. Что такое импульс? Это произведение силы на время. Времени не будет, один из сомножителей (время) в этой формуле исчезнет, а сила в этой формуле останется, следовательно, она опять должна сохраняться.

Ну, сохранилось все это — и куда все это пойдет? Какую форму примет и какое состояние приобретет? Форму и состояние силы жизни, ведь больше никаких сил и не останется! Такое количественное насыщение другими необъятными силами не сможет не изменить качественно и саму силу жизни. Сказать об этом что-либо более восторженное, чем целая страница подряд из восклицательных знаков, нельзя. Но мы отбросим этот метод как не совсем литературный и перейдем непосредственно к следующему абзацу, добавив только, что сила жизни будет действительно вечной еще и все по тому же закону сохранения. Ей просто не во что будет трансформироваться, кроме как в себя саму, и не останется никакой возможности принимать какие-либо другие состояния, кроме собственных. У нас появилось много оснований для восторга. Надо постараться, чтобы это не трансформировалось в опасные для окружающих формы.

В этом абзаце мы коснемся проблемы, которая может превратить нашу восторженность в совершенно иное состояние, сохранив всю присущую восторгу силу, но обратив его в разочарование той же мощи. Дело в том, что любая сила должна иметь объект проявления. Физики об этом говорят так: «Сила характеризуется точкой приложения». Если этой характеристики нет, то следует говорить не о силе, а о каком-то другом явлении. В настоящее время сила жизни проявляется в нас. Мы даже можем предположить, что в Царстве Божием данная сила тоже будет проявляться в нас, речь об этом пойдет ниже.

В чем проявлялась сила жизни, пока она не проявилась в нашей жизни, не приняла этого решения — оживить неорганическую природу? Что было точкой ее приложения? Если этой точки не было, то не было и силы, и, следовательно, все наши рассуждения рушатся и это сила второго порядка, которая возникает и исчезает, что допускает как вечную жизнь, так и вечную смерть. Или это вообще не сила, а какое-то другое явление, а тогда мы действительно зашли в тупик, и надо искать ошибку где-то раньше, в том моменте, от которого пуговицы наших рассуждений начали застегиваться не в те петли. Разберемся.

По работе сердца мы уверенно можем сказать — это, несомненно, сила. Следовательно, надо искать ту точку приложения, на которой она проявлялась до появления жизни в материальном мире.

Может быть, сила жизни входит в систему сил присутствующего Духа? Мало похоже.

Во-первых, если бы Дух был силой, то у Него должна была бы быть своя точка приложения. Одна! Следовательно, Дух должен был, как сила, порождать только одно явление или только одну силу. А мы же знаем, что Вселенная является точкой приложения многих сил, а никак не одной. Ни одного физического источника действующих в мире сил еще не найдено. Все это — Дух. Он создает и определяет порядок действия всех наличествующих сил, следовательно, стоит над силами. Он ими управляет и содержит в определенном взаимодействии. Если Дух надстоит над силами, то Он не может сам быть силой.

А может быть, Дух все-таки сила, точкой приложения которой являются все остальные силы? Так сказать, первичная постоянно действующая нематериальная сила, которая порождает вторичные постоянно действующие материальные силы? Над этим интересно было бы поломать голову, но не стоит, потому что это, очевидно, так и есть в приблизительном понимании, но в данный момент для нас не принципиально, поскольку мы говорим о силе жизни, а не о какой-либо другой силе, а это обстоятельство полностью отметает наше предположение, и вот почему.

Дух целеустремляет и организует определенные силы, проявленные от начала и постоянно — в физике они называются внутренними силами. Данные силы обеспечивают взаимодействие объектов и явлений между собой в пределах одной системы, которой является Вселенная. Сила жизни не входит в группу внутренних сил, поскольку может с ними взаимодействовать, а может и не взаимодействовать. Она стоит особняком от них, в качестве внешней силы, которая своим отсутствием не ломает систему внутренних сил, но способна ее использовать, ворвавшись в ее пределы. Следовательно, это сила, сотрудничающая с Духом, но не входящая в систему сил Духа. Тем более очевидно, что Дух не может быть и там и тут, и, следовательно, Он — не эта сила жизни.

Однако стоящая отдельно сила жизни, вне всякого сомнения, подчиняется общему замыслу Духа и включается в осуществление этого замысла по плану, координируемому Духом, но это включение в таком случае происходит извне Духа, и точка приложения тоже должна быть вне Духа и вне его постоянного действия. Следовательно, это самостоятельная сила. А если эта сила не входит в систему сил Духа, то она должна входить в систему замысла самого Бога, как явление, параллельное Духу и материальной Вселенной. Параллельное! Надо искать что-то равное Духу!

А не может ли Дух сам быть точкой приложения своей собственной силы? Тогда не надо далеко уходить от Его уже привычной нам логической фигуры на поиски некоего неизвестного достойного соратника. Это было бы легче, но совершенно неправильно, поскольку сам Дух, конечно же, не может быть точкой приложения, ибо в таком случае Он стал бы источником этой силы, а следовательно, и носителем ее разума. Но такое невозможно, поскольку разум Духа другой — он охватывает абсолютно все происходящее как организующий и контролирующий исполнение феномен, в том числе и саму жизнь, а разум жизни относится только к обособленной части происходящего, к самой жизни. Если бы этот разум жизни был неотъемлемой частью Духа, то есть делал бы разумным все, чего бы ни коснулся, то чем тогда все устроялось бы в материальной сфере, пока разум силы жизни в ней не проявлялся? Где был тогда разум Духа, который должен был обязательно иметь непременным атрибутом разумность всего, что Он производит? Если бы поначалу во Вселенной не проявлялось действие этого разума и она была бы мертва, то тогда вообще не проявлялось бы действие и самого Духа и был бы хаос вместо порядка, а не известный нам строго узаконенный физический мир.

Понятно, что если бы разум силы жизни был разумом Духа, то во Вселенной материя и жизнь должны были бы появиться одновременно, ибо сила жизни порождает только разумное, а следовательно, живое. Дух, как главенствующая мудрость, животворит мир через силу жизни, подключая ее разум как специфическое явление, осуществляющее Его план. Но носителем разума силы жизни, другого относительно себя разума, Он быть не может, потому что два разных разума вместе — это не два разума, а один разум, который характеризуется раздвоением, шизофренией. Упаси нас Бог от такого допущения, и не только из искреннего почтения к Создателю, а еще и потому, что все созданное Им совсем не говорит о внутренних противоречиях.

Следовательно, точка приложения должна быть не только вне Духа, но и не Духом. Поскольку Дух — это форма присутствия Бога, то и сила жизни — тоже форма присутствия Бога, потому что ничего, кроме Него, вне материи нет и никто, кроме Него, не способен животворить разумной силой и быть ее Источником. И разумная сила жизни, следовательно, тоже Бог, другой и одновременно тот же самый. Как и Дух. Мы могли бы, кстати, это утверждать и раньше, когда поняли, что надо искать что-то равное Духу, ведь Дух — это Бог, а равным Богу может быть только Бог.

Напомним себе о нашем же предупреждении: чем ближе мы к Нему, тем больше парадоксальности и сверхлогичности будет в наших выводах. Но этого не стоит бояться, ибо такие выводы и будут самыми правильными. Мы видим это не только в приближении к Нему, но и в любом явлении, более или менее сложном, которое мы изучаем на практике.

Например, параллельные прямые никогда не пересекаются, это неоспоримо. Но в неевклидовой геометрии эти же параллельные прямые также неоспоримо пересекаются. Любой материальный объект является либо непрерывным, либо прерывным. Физика же в настоящее время рассматривает частицы как непрерывные волны. Свет, таким образом, является и потоком прерывных частиц, и одновременно непрерывной волной. Как мы уже знаем, наука называет это принципом дополнительности, что подразумевает описание какого-либо явления в противоположных, взаимоотрицающих терминах. Иначе его нельзя познать. Его и таким «дополнительным» образом, пожалуй, понять нельзя, так хотя бы правильно изложить то, что пытаемся понять, этим способом удается.

Если уйти от физики и других наук, то гораздо яснее нам будет увидеть, что принцип дополнительности давно уже пронизывает все наше восприятие, только мы этого не замечаем. Например, говоря о растянувшейся в воскресный день по дороге к морю змеевидной колонне едва двигающихся машин на перевале, мы будем правы, если скажем, что каждый автомобиль движется со скоростью колонны и именно поэтому скорость движения каждой транспортной единицы так низка, что неотвратимо раздражает нетерпеливых водителей. Однако скорость всей колонны определяется скоростью каждой отдельной машины в ее составе, поэтому водителям следует обижаться только на самих себя! Так что же будет виной задержки — скорость колонны, не дающая водителям развернуться, или скорость каждого отдельного водителя, не дающая колонне двигаться с прытью, соответствующей планам на этот день? В обоих случаях мы и правы и не правы, что и называется принципом дополнительности.

Даже в отвлеченной от материальных объектов плоскости мы можем увидеть принцип дополнительности. Любовь — это что такое? Это желание полностью и безоговорочно обладать объектом своих сердечных притязаний. Однако мало кого устроил бы односторонний вариант обладания, при котором полученный во владение объект обожания не отвечал бы взаимностью. Кто любит, тот всегда хочет взаимности. Он хочет, чтобы и его любили в ответ и также обладали бы им безоглядно и полноправно. Следовательно, в любви мы хотим и полного своего подчинения, как раба, и полной своей власти, как непреложного хозяина. Убрать одну из составляющих этого нашего составленного из абсолютно противоречащих друг другу устремлений чувства — и останется только извращение: садизм, мазохизм или просто страдания ради томления, но в любом случае лишь одна сторона, и это будет не любовь. Принцип дополнительности давно применяется нашим сознанием для определения сути видимых нами вещей, но на самом деле он не выражает никакой сути, а примиряет непримиримое. Достаточно всего лишь копнуть поглубже, как известная нам суть любого явления сразу распадается на парадоксальные противоречия, которые по отдельности выражают совершенно разную суть одного и того же, а вместе образуют некое отвлеченное восприятие невыразимой логически, но приемлемо осознаваемой сути.

Не пытаясь понять то, что, очевидно, не дано нам понимать обычным рассудком, мы все же можем вразумительно изложить суть этой точки приложения для силы жизни. Поскольку точка приложения нематериальна, как находящаяся вне материальной Вселенной, и ей до проявления в материальной Вселенной нечему и некому было передавать силу воздействия жизни, то мы можем сказать, что точка приложения является формой личного существования Бога. То есть она и есть — Божественная Сила Жизни, Божественный Источник Жизни, принявший форму некоего божественного бытия. Это Бог в данной форме своего присутствия, как и Дух — тоже форма Его присутствия, а еще есть Бог, который полностью присутствует вне материальной Вселенной, но все это один и тот же Бог, который одновременно является и Духом, и точкой приложения Своей Силы Жизни, то есть Источником Жизни небожественной, инобытийной Ему.

Разумный Источник Жизни, идущей от Бога и оживляющей мир. Личность. Я думаю, все уже догадались, о Ком идет речь. Да, это Иисус Христос, который называл себя Сыном Бога, но одновременно же говорил, что видевший Его (Иисуса), видел и Отца. Он неоднократно говорил, что Он и Отец — одно, но в то же время, говорил, что Отец послал Его искупить грехи мира. Иисус говорил, что Ему дана всякая власть на земле, но о том, когда будет конец времени, знает только Бог (Дух?). Такое САМОСВИДЕТЕЛЬСТВО говорит за себя больше всех наших утверждений. Это попытка Бога объяснить необъяснимое для наших понятий нашими же понятиями, потому что других у нас просто нет.

Если кто-то скажет, что мы подгоняем наши выводы под Иисуса Христа, то мы ответим: наши выводы можно и не принимать, но их нельзя оспорить. А на результаты этих выводов в окружающей нас действительности никто больше никогда и не претендовал, кроме самого Иисуса Христа. Если у Него исторически нет ни одного соперника (даже самозванного), способного предложить свои услуги в качестве Источника Жизни, то какой резон нам отказываться от Него ради чьих-то подозрений, что у нас все как-то слишком правильно получается?

И не будем забывать: первое, что Иисус сказал нам: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Божие». Эти слова не могли быть словами плотника. Это теперь мы знаем о понятии прогресса, то есть о развитии всего. В то время таких выводов из уклада жизни не мог сделать никто — ни восточные мудрецы, ни греческие философы. Жизнь тогда не представлялась как движение куда-то. Все было стабильно. Рим покорил весь мир, политическая, экономическая и научная сферы жизни были неизменны тысчелетиями и казались вечными. Не происходило ничего такого, что могло говорить о качественном изменении существующего мира. Менялась только власть в лице правителей, да происходили небольшие бытовые изменения типа тех, при которых кавалерия с ослов пересаживалась на коней, а в моду все больше входили дома из камня, вытесняя глинобитные. До конца истории и до того, что в истории все куда-то идет и что в ней к нам что-то приближается, нельзя было додуматься, вот никто и не додумался, об этом можно было только знать. Никто об этом до этого даже и не заикался. Эта идея была взята буквально ниоткуда. Плотник о конце истории знать не мог, это были, конечно же, слова Бога.

Есть, правда, утверждения, что в Ветхом Завете уже была идея Царства Бога, но это — натяжка. То царство бога, которое понимали еврейские пророки, было не результатом развития мира, а результатом долгожданного вмешательства Иеговы, который оставит на земле все, как есть, за исключением одного — все народы теперь будут рабами евреев или уничтожены. Притчей же о горчичном зерне Иисус впервые дал образ мира, как развивающегося закономерно к своему великому концу — Царству Божию.

Ну, и наконец, Иисус всегда действительно говорил о себе как об Источнике Жизни. Он не обещал идущим за ним ни власти, ни славы, ни должностей в своем царстве, ни даже простого земного счастья, что хорошо работало бы на пропаганду. Зато Он твердо обещал одного — жизни вечной и спасения от смерти. «Я есмь хлеб жизни», «Я — хлеб живый, сошедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить вовек», «А кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную». Здесь помолчим, ибо резюмировать Иисуса — такая же преступная и безумная мания, как посягательство подмести пустыню.

Однако, однако… Кое-что и здесь представляется не до конца законченным в нашем понимании. Во-первых, как ни крути, но сила все равно должна проявляться. А во-вторых, можем ли мы себе представить Иисуса, который просто ждал «отмашки» Духа, свидетельствовавшей о наступлении Его времени? В таком случае мы должны сказать, что Бог родил Иисуса в момент, когда приспела необходимость появлению жизни на Земле. Это было бы исчерпывающим объяснением нашего затруднения. Однако если уж мы призываем себе в помощь сказанное Им, то куда нам деться от того факта, что Иисус недвусмысленно говорил о том, что Он был «прежде сотворения мира»? Мы не можем сделать вид, что просто не заметили данных слов, поскольку у нас не теледебаты, а честный поиск истины. Мы не можем сделать вид, что Иисус имел в виду что-то другое. Уж кто-кто, а Он никогда не оставлял своими словами возможностей для их многозначного толкования.

Следовательно, опять нам придется искать его довременное или постоянное присутствие во Вселенной. Насчет «довременного» — нам явно не дано, а вот насчет «постоянного» — попытку сделать мы обязаны.

В чем должно проявляться Его постоянное присутствие во Вселенной? Прежде всего, это не могло быть локальным присутствием. Он — Бог. Его присутствие должно быть всемирным. И проявлением этого присутствия должно быть такое же всемирное явление. Какое? Представляется, что ответ лежит на поверхности. Сэр Исаак Ньютон, может быть, и не имея этого в виду, ответил на данный вопрос, найдя такую повсеместную всемирную силу, которую выразил в законе всемирного тяготения.

Авторитет Ньютона настолько велик (в том числе и для автора, который искренне считает, что рядом с сэром Ньютоном из Вулсторпа, что возле Грантема, никого даже рядом нельзя поставить, ни по отдельности, ни даже группой), а сам закон настолько фундаментален, что, едва приступив к нему, можно сразу же быть записанным в число неученых соседей, досаждающих своей писаниной ученым соседям. Но мы ведь никому не хотим «поставить запятую», у нас просто выхода нет. Мы уперлись в этот закон в конце логического пути своего поиска, и, как ни громадна и недосягаема его вершина, нам придется на нее карабкаться. Дело не в том, что мы боимся сломать себе шею, а в том, что нас могут счесть несерьезными людьми. Поэтому мы сразу же скажем — мы не собираемся оспаривать Закон, а попытаемся его использовать.

Что в этом законе может быть тайного и непонятного? На первый взгляд — ничего. Все материальные объекты притягиваются друг к другу. Понятно. Чем больше их масса, тем они сильнее притягиваются. Понятно. Чем больше между ними расстояние, тем слабее они притягиваются. Опять понятно. А что непонятно?

А непонятно — что заставляет их притягиваться? Может быть, мы чего-нибудь не дочитали, но источник гравитации нигде конкретно не назван. Напрямую не говорилось, но считалось как-то само собой разумеющимся, что масса объектов создает вокруг себя магнитное поле, которое и тянет к себе рядом расположенный объект. Однако те материальные объекты, которые мы можем подержать в руках, не обладают магнитным полем. Они намагничиваются в магнитном поле, и лишь после этого создают свои магнитные поля, а так сами по себе они ничем таким похвастать не могут.

Есть предположение, что магнитное поле порождается объектами макромира, то есть миром планет и звезд космоса. Это магнитное поле, вроде и обеспечивает действие закона в каждом отдельном случае. В свое время магнитное поле Земли было даже измерено и вопрос считается снятым. Как бы не так — на основании результатов первых полетов искусственных спутников выяснилось, что у Луны магнитного поля нет!!! Эти три восклицательных знака поставили мы. Нигде в официальных текстах их нет, там стоят обыкновенные точки, призывающие к спокойствию. Значит, у Луны нет свойства притягивать к себе материальные объекты космоса? Тот, кто будет это утверждать, пусть распишет свои доводы как можно пространнее и подробнее и, встав в зону лунного прилива на берегу океана, на самую его кромку, не спеша, громко и внятно продекламирует. И если до конца приливного действия Луны он, не сходя с места, еще будет слышен, то мы ему поверим. А пока этого подвига во имя науки не произошло, мы будем утверждать на примере Луны, что магнитные поля планет совершенно ни при чем, когда речь идет об источнике гравитации.

А чем объясняется если не наличие силы гравитации у Луны, то хотя бы ее отсутствие? Предлагается интересный вывод: «Очевидно, что у Луны нет такого ядра, как у нашей планеты». Внутрь Луны кто-нибудь заглядывал? Да это и неважно. Данное объяснение опять отсылает нас не к источнику гравитации, а к источнику магнитного поля. Но если гравитация может существовать и без магнитного поля, то мы должны отбросить и само магнитное поле, и ядро, которое его порождает в качестве причин как отсутствия, так и присутствия гравитации.

Само собой, остается только один компонент закона, который непосредственно не только проявляет в себе силу тяжести, но и напрямую на нее влияет своей величиной. Речь идет о массе объектов. Повторим для себя: это не магнитное явление, а что-то связанное с массой планет и других предметов.

А как же источник? Источник-то как? Получается, что источник силы тяжести в массе? В самом материальном объекте? Получается. Но это не получается, а «получается». Потому что сразу же возникают конкретные вопросы: а что это за источник? Откуда в массе берется сила тяжести? Чем, какими свойствами объекта, взаимодействием каких его сил или особенностей, результатом действия каких составных частей является гравитация, если это не магнитное явление? Ответов нет. Тогда мы можем просто предположить, что сила находится не в объекте, поскольку источник ее в объекте не обнаружен. Он зависит от массы. Он даже любит массу. У него с ней такие высоконравственные отношения, что сколько бы массы ни было, столько он и дает ей силы притягивать другие массы. Но порождает ли его масса? Если порождает, то как? Дайте формулу. Нет такой формулы. Есть только практический опыт, который как-то связывает массу и гравитацию, но непонятно как. Опять есть повод порассуждать.

Если сила притяжения имеет свой источник в объекте, то точками приложения самой силы должны быть только другие объекты, поскольку помимо точки приложения каждая сила обязательно характеризуется еще и направлением в пространстве, ибо это еще одна из трех непременных характеристик силы. Далее следует третья характеристика силы — в каждый момент времени сила характеризуется числовым значением. То есть ее можно измерить, что, в свою очередь, говорит о том, что существует определенная величина силы, запас, предел возможности проявления, иссякаемость, емкость. Если сила исходит из объекта к другому материальному объекту, то она должна расходоваться. Запас ее должен таять. В этом случае источник силы, предполагаемо находящийся в объекте, должен пополняться, потому что действие силы притяжения — это постоянная борьба за перетягивание к себе соседнего объекта. Попробуйте привязать канат к дереву и тянуть его изо всех сил на себя, не делая передышки. Источник силы находится в вас, никого просить не надо. Чем дело закончится? Рано или поздно, в зависимости от настроя, вы скажете: «Все, больше не могу». Почему сила притяжения все время «может»? Почему сила не иссякает? Материальная сила должна обязательно иссякать, вечный двигатель невозможен. Масса космических объектов за миллионы лет одна и та же, а сила, если сложить все ее действие за это же время, в сумме должна соответствовать совсем другой массе. Значит, источник не в массе и не в самом объекте, а откуда-то со стороны, и он постоянно подпитывает гравитацию из самого себя, чтобы все вокруг было таким, каково оно есть, а не разлетелось беспорядочно по окраинам Вселенной.

Чтобы пойти дальше, повторимся: если есть числовое значение, следовательно, имеется ограниченный ресурс применения. Чем большее количество объектов притягивается источником силы, тем меньшим должен быть ее оставшийся запас, так как на каждый притянутый объект потрачена своя определенная сила, которая затем, после притягивания, не высвобождается, а продолжает удерживать притянутый объект в данном притянутом состоянии. Постоянно, ежесекундно совершается работа. Причем на этот притянутый объект (помимо его собственной массы, которую надо на себя тянуть) действует с теми же, но противоположно направленными намерениями еще какой-то нахал, находящийся по соседству и вырывающий его буквально у вас из-под рук. Следовательно, когда-то должен наступить предел способности притягивать к себе новые объекты. В конце концов источник силы, если он в объекте и имеет определенное значение, должен сказать очередному зазевавшемуся кандидату на притягивание: «А на тебя, скотина, у меня уже сил не осталось», как бы этот объект ему ни понравился. Это теоретически. А экспериментально ничего такого не подтверждается. Некоторые галактики, например, занимаются просто пожиранием соседних, более слабых галактик. Едва только меньшая по массе галактика приближается слишком близко к своему гигантскому соседу, как тот прямо кусками рвет из нее крайние скопления планет и заглатывает в себя. И расчетного предела такой прожорливости нет. Наоборот, астрономы высчитывают даже время, за которое огромная галактика за счет мощного скопления в своем центре притягивающих объектов когда-либо полностью поглотит какое-нибудь соседнее галактическое образование в виде облака. Исходя из данного положения вещей, сила притяжения объекта считается неиссякаемой, беспредельной и потому в принципе не поддается измерению. А раз так — она должна быть нематериальной, ибо самое сжатое и самое точное определение материи звучит так: материя — это то, что можно измерить. Итак, источник с числовым значением, номинал которого нельзя измерить, — нематериальный источник.

Далее — в законе всемирного тяготения есть положение о том, что гравитацию нельзя устранить или ослабить какой-нибудь искусственно воздвигнутой преградой. Если источник силы материальный, то его действие должно было бы экранироваться хоть каким-нибудь материальным объектом. Эксперименты и этого не подтверждают. Например, сила тяготения на поверхности Земли абсолютно одинакова и на поверхности океана, и на самых толстых участках земной коры. Как материальный источник может плевать на саму материю? Он на своем пути ее как бы и не замечает совсем. Это говорит об абсолютной разнородности природы этих двух взаимодействующих явлений и о том, что гравитация — материальное проявление какой-то нематериальной силы.

Однако уделив достаточное внимание третьей характеристике силы — числовому значению, мы лишь вскользь коснулись такого ее атрибута, как направление в пространстве (вторая характеристика силы). А зря — здесь открываются вещи еще интереснее.

Есть ли направление в пространстве у силы тяжести, скажем, некоей планеты А? Есть. Наука такой ответ знает, и она говорит, что сила тяжести будет направлена перпендикулярно к поверхности планеты, то есть кратчайшим путем к ее центру. На упрощенной схеме это выглядело бы так.

Действие силы притяжения, как видно из рисунка, направлено к планете А извне, следовательно, источник этой силы тоже должен находиться вне планеты, где-то в другой точке, вне объекта, поскольку направление любой силы в пространстве — это ее направление от источника к точке приложения. Точка приложения здесь, естественно, — это планета А. Теперь на рисунке есть все, кроме источника силы, направленной к планете А. Покажем этот источник гравитации, назвав его точкой С. Получаем в результате следующий вид процесса.

Если предположить, что источник силы в точке С материальный, то он должен находиться в другом материальном объекте — в какой-либо другой планете, скажем в планете В, что несколько изменит наш рисунок.

Но это будет абсолютно неверно, потому что больше похоже на силу отталкивания, а не на силу притяжения. Рисовали мы все правильно, но в итоге у нас получилось, что планета В отталкивает от себя планету А. Таким образом, положение об источнике силы гравитации, как находящемся в природе материальных объектов, не выдерживает простого изображения в виде простой принципиальной схемы простого физического действия простых векторов сил. Сама физика нам говорит: «Не ищите источника силы тяжести внутри планет».

Мы и не будем, порыскаем вне материального мира. Но для начала вспомним, поглядев на рисунок, что, с другой стороны, все притягивается и к планете В так же, как и к планете А. Планета В тоже является точкой приложения для силы гравитации, источник которой должен находиться вне самой планеты. Памятуя об этом, мы просто обязаны подтвердить для планеты В права, равные правам планеты А, пусть все тем же односторонним, но соответствующим истинному положению вещей, рисунком.

Это действительно будет верно и справедливо по отношению к планете В, но теперь уже дискриминационно по отношению к планете А, поэтому мы демократично объединим два верных относительно каждой из планет рисунка и посмотрим, что получится.

Источник силы притяжения находится вне объектов! В точке С происходит как бы гравитационное всасывание на себя некоей нематериальной силой находящихся рядом материальных объектов, что имеет вид их взаимного притяжения друг к другу, если… опять не обращать внимания на направление действия сил в пространстве! А если смотреть на направление сил, исходящих от точки С, то опять получается, что планеты должны не притягиваться, а расталкиваться!

Мы объединили здесь два рисунка по принципу их верности в каждом отдельном случае, но в результате получили только одно — подтверждение нематериальности источника действия силы. А сама схема физического процесса из этого объединенного рисунка яснее не стала. Это опять похоже на силу расталкивания, но мы не станем утверждать, что вместо взаимного притяжения существует сила расталкивания, хотя если предположить, что все остальные планеты тоже расталкиваются, то чем это отличается от силы притяжения? В этом случае некий нематериальный источник из точки С пихает планету В вправо, а там где-то есть не показанный на рисунке объект, и между этим невидимым нам в данный момент объектом (планетой) и планетой В тоже возникает сила расталкивания. Эта сила толкает планету В на планету А, но там уже, как мы говорили, есть своя сила расталкивания, исходящая из уже почти родной нам из-за постоянного упоминания все той же точки С. Благодаря компенсации этих сил планета В остается на месте. И так по всей Вселенной: все взаимно расталкивается и в таком взаимно «распертом», уравновешенном силовым полем состоянии находится, двигаясь по орбитам, как по колеям, образованным границами сталкивания противоположно направленных сил расталкивания. В этом случае движение планет по орбитам объясняется тем, что взаимно направленные нематериальные силы расталкивания в зоне их материального проявления выдавливают планеты из стационарного состояния столкновением своих встречных усилий и так вечно перекатывают их, как бы прогоняя через невидимые силовые колеи.

Чем это по внешнему виду отличается от притяжения? Ничем! Все относительно. Когда мы, сидя в поезде, стоящем на вокзале, видим, как соседний поезд плавно тронулся и пошел, мы не сразу понимаем — это мы поехали или соседний состав? Так же и здесь: если все падает на Землю, то это все вполне может устремляться к ней и не по вине силы притяжения, а по вине той силы, которая не притягивает, а толкает со всех сторон и саму Землю и все, что находится около Земли в одном направлении — кратчайшем к центру планеты.

Что может опровергнуть это утверждение? Простой опыт с крутильными весами, во время которого грузики на тонких ниточках притягиваются, когда умные лаборанты начинают потихоньку уменьшать расстояние между ними. Тогда зачем мы вообще тратим время на пустые предположения? А мы ничего и не предполагаем, а просто хотим показать, что все доказательство наличия именно силы притяжения, а не какой-нибудь другой силы (расталкивания, например) прочно держится на тоненьких ниточках всего лишь одних каких-то непритязательных крутильных весов! Почему так получается? Потому что нет никакого достоверного доказательства и даже намека на присутствие источника силы гравитации в самих объектах. Есть только остроумный лабораторный опыт крутильных весов, подтверждающий мировой физический опыт именно в этом, а не в другом виде. Но и этот лабораторный опыт не подтверждает и не находит источника силы в материальных объектах. Он лишь говорит нам: это сила притяжения, а не сила расталкивания, а откуда она — не наше крутильновесовское дело.

А все-таки, как же быть со схемой самого процесса? Конечно, предыдущий рисунок лишь доказывает нематериальное происхождение силы притяжения, но не показывает схематически самого процесса. Нас это устраивает, ибо единственное, в чем мы хотели убедиться, так это в том, что гравитация имеет нематериальный по источнику образования характер. Что, если все-таки попытаться теперь сделать изображение не в целях источника притяжения, а в целях процесса притяжения? Тогда стрелки должны идти и от одной планеты к другой и обратно. Во встречном направлении. Одна из них будет показывать, что планета А притягивается к планете В, а вторая — то же самое относительно планеты В. Это опять делает похожим то, что источник силы находится в объектах.

Сразу скажем, что это неверно, но доказательство этому несколько утомительно. Кто не верит нам на слово, пусть поднапряжется. Итак, если источники силы притяжения внутри объектов, то планета А, двигаясь в направлении от С1 к С2, притягивается источником силы С2, ведь именно планета В притягивает к себе планету А. Что получается в этом случае? В этом случае получается, что направление силы обратно источнику силы, то есть сила направлена к самому источнику силы, и он становится точкой приложения. Помимо того, что это очевиднейшая глупость, здесь возникает схема, при которой сила вообще не имеет никакого направления в пространстве. А так не бывает, это то же самое, как давить поверхностью ладони на саму поверхность этой же ладони. Если нет направления в пространстве, то физика не признает явления силой. Гравитация — это именно сила, и ощутить ее действие очень легко, если хоть чуть-чуть зазеваться, следовательно, она не в объектах, ибо это бы отбрасывало ее основную (одну из трех) характеристику. Естественно, если смотреть относительно обратного процесса, то есть от планеты В к планете А, то других презентов здесь тоже не получить.

Вот вам и схема процесса! Одна схема рисует все правильно, но не отображает процесс, другая отображает процесс, но разрушает то, что сама отображает своим же очевидным идиотизмом отображенного. Почему так получается? А как вы хотели, если участвуют два абсолютно несовместимых явления — материальное и нематериальное? Мы ведь уже говорили, что объяснить что-либо правильно можно только с помощью взаимоотрицающих категорий, собранных воедино. Вот вам и наглядный пример. Поэтому мы компромиссно выберем для изображения процесса взаимного притяжения следующий вид.

Здесь мы имеем и правильное направление силы в пространстве, и правильное расположение ее источника. Уже можно говорить о гравитационном всасывании в точках С, когда из этих точек идет активное, нематериально порожденное втягивание материальных масс в себя, что фиксируется нами как сила притяжения. Легче не стало для логического переваривания, но все верно, и большего добиться вряд ли удастся.

А теперь спросим сами себя: должен ли быть где-то момент, когда нематериальный источник проникает в материальную Вселенную, так сказать материализуясь в своем проявлении? Исходя из нашего последнего рисунка, по-видимому, должен. Если нематериальный источник постоянно подпитывает неиссякаемую силу притяжения, то должны как-то фиксироваться такие участки Вселенной, где хоть как-то можно этот процесс регистрировать? Может быть, да, а может быть, и нет. Если нет, то это ничего не отбирает у достоверности наших предположений, поскольку если нам никто ничего не может сказать о том, откуда берется физический источник, то кто станет тыкать нам в глаза отсутствием обязательных знаков присутствия нематериального источника? А если да, то мы должны их найти, и в случае удачи это было бы просто великолепно. Есть ли у нас что-нибудь, хоть самое малое, чем мы можем располагать для этого? Есть. И малое, и большое.

Начнем с малого. Первые искусственные спутники отметили непонятные изменения гравитационного поля Земли. В некоторых местах их околоземной орбиты гравитация была совсем не такой, какой она должна была быть по расчетам, базирующимся на массе Земли. Такие точки спутники проходили неоднократно, и в конце концов их даже стали именовать «особыми точками». Жесткая модель зависимости наличия гравитации от наличия соответствующей массы стала рушиться при первых же серьезных ее столкновениях с реальной ситуацией. Итак, с гравитацией не все в порядке! Ее не всегда можно объяснить находящейся по соседству массой, которая как раз и должна все объяснять. А что же там за непорядки на орбитах этих спутников? Читаем внимательно и выясняем, что наличие таких точек объясняется не чем иным, как «вероятным присутствием в них пыли или газа». Следовательно, гравитация в этих точках больше расчетной может быть из-за того, что там находится затесавшаяся неизвестно откуда лишняя масса — ибо что еще позволило бы предполагать материалистической науке в качестве основы для непонятного увеличения силы тяжести, как не наличие для этого в качестве причины какой-то неизвестной массы? Например, кто-то газов напустил или пыль не протер. А мы зададим себе простой вопрос — лишняя масса или лишняя гравитация? Если уж сама наука говорит «может быть» и «вероятно», то мы имеем свое законное право на вопрос и такое же законное право с ним разобраться.

А для того чтобы разобраться в этом, начнем издалека. Очень схематично представим себе на рисунке какую-нибудь систему планет. «Очень» означает не то, что мы будем непозволительно произвольно упрощать расположение планет. Согласно третьему закону Кеплера, все планеты вращаются вокруг своего солнца в плоскости, проходящей через середину этого солнца. О чем это говорит? О том, что если уменьшить нашу Солнечную систему до размера, позволяющего уместить ее на канцелярском столе, то она ляжет на этот стол наподобие диска, или блина. Это дает нам полную возможность изображать планеты в одномерной плоскости, что и будет называться «схематично». А для удобства мы расположим их на одной линии, а не по разноудаленным точкам их орбит. Это и будет — «очень» схематично.

А теперь посмотрим, за счет чего они удерживаются вместе, образуя собой планетную систему? А притягивает В к себе всеми силами, но С не дает В упасть на А, поскольку тянет В к себе также всеми силами. С, в свою очередь, не падает на В, потому что Е притягивает ее к себе. Е не сокращает ни на милю расстояния до С, поскольку ее удерживает своим притяжением К. А К не устремляется к Е… Стоп! Почему К не падает на С? Ничто ей не мешает это сделать! Планета К находится на крайней орбите, за ней — пустота, следовательно, планета К должна упасть на планету Е, которая тянет ее к себе изо всех сил, да и сама планета К также стремится к планете Е, поскольку тоже притягивает ее к себе. К должна неудержимо броситься к Е и удариться об нее. После этого уже сама планета Е вместе с упавшей на нее планетой К становится крайним объектом системы. За ней тоже — пустота, следовательно, теперь Е вместе с К упадут на С, затем С с компанией весело свалится на В и так далее, пока не образуется куча. Почему этого не происходит? Почему К удерживается на крайней орбите?

В большинстве случаев на этот вопрос мы находим лишь молчание. Но иногда проскакивают задорные утверждения о том, что это происходит из-за того, что положение крайней планеты К компенсируется притяжением такой же крайней планеты К1 другой соседней галактики. C трудом верится — прежде всего из-за тех расстояний, которые разделяют крайние по орбитам планеты двух соседних галактик. Это настолько невероятные расстояния, что трудно даже себе представить вообще какое-либо значительное физическое взаимодействие двух материальных объектов, разделенных такой пропастью, но мы все же прибегнем к рисунку, чтобы наша мысль имела как можно большую наглядность.

Чтобы хоть как-то приблизить рисунок к действительности, нам следовало бы правую его часть («соседняя галактика») разместить где-либо в Аризоне, а левую часть оставить перед собой. Это было бы весьма отдаленно похоже на правду, но технические сложности исполнения и сохранения такой страницы превысили бы значимость задачи, которую эта страница решает. Кроме того, возникли бы непомерно большие таможенные расходы для каждого, кто через десятки стран и через Атлантический океан захотел бы просто пробежать по иллюстрации глазами. Поэтому мы оставляем рисунок в исполненном уже виде и доверяем представление об истинности расстояния между двумя планетами К и К1 воображению читателя.

И что же мы можем сказать об этом расстоянии? Мы можем сказать, например, что расстояние между крайней планетой К и соседней планетой Е измеряется тысячами километров, а расстояние между двумя крайними планетами двух галактик К и К1 измеряется тысячами световых лет. И с каждым километром сила притяжения уменьшается, и не просто уменьшается, а уменьшается в квадрате. Ну, и кто кого перетянет? Кто имеет больше шансов завладеть навсегда планетой К, Е или К1? Если это не очевидно из рисунка или если не все представляют себе разницу между тысячей километров и световым годом, то мы окажем им помощь: она непредставима для человеческого разума, у нас нет таких пространственных аналогий. Просто напишем эти два числа друг под другом, выразив их в одной величине, — в миллионах (!!!) километров.

Тысяча километров0,001

Световой год950 000 000 000,000

Может ли на таком расстоянии как-нибудь воздействовать на планету К столь отдаленный объект? Наверное, может. Потому что если мы скажем «не может», нас начнут высмеивать и говорить, что сила может вечно стремиться к нулю, но какое-то числовое значение все-таки сохранит. Пусть сохраняет. Мы можем этим пренебречь. Так же, как пренебрежет ею и любая крайняя по орбите планета любой галактики, которая должна обязательно упасть на ближайшую к себе планету в направлении центра галактики, полностью пренебрегая даже намеками на возможность тесных отношений с любой планетой любой соседней галактики в ущерб соседским отношениям в пределах своей планетной системы.

Кроме того, галактики разбегаются, а следовательно, это губительное расстояние все время увеличивается и увеличивается, что не добавляет значимости даже той силе, которой мы великодушно пренебрегли, признавая ее как номинальный факт физического мира в ее собственном дворе, но не в нашем.

Тогда чем удерживаются крайние по орбитам планеты на своих местах? Мы можем предположить здесь только одно: какой-то разумный нематериальный источник гравитации удерживает крайние планеты на их орбите. «Разумный» — понятно, потому что надо знать, где и сколько силы приложить, рассчитав отсутствующую массу, чтобы все было, как задумывалось. А почему нематериальный? Потому что мы уже говорили, что за крайней планетой — пустота и никаких материальных источников ни для чего нет. Значит, все-таки — лишняя гравитация?

Это ободряет, но это только наши предположения. Неплохо было бы их подкрепить еще какими-либо достоверными естественно-научными фактами. И все это вообще не излагалось бы ни в каком виде в рамках нашего разговора, если бы оставалось только вопросом философским, теоретическим по определению. Поводом для изложения этих соображений нам послужил совершенно научный материал, где мы вдруг находим не просто «подкрепление», а гораздо нечто большее. Причем совершенно научный материал в совершенно неожиданном источнике! В самой астрономии!

Астрономы установили интересную вещь. Для наглядности представим себе галактику в виде большой окружности. Пусть это будет наш родной Млечный Путь. Внутри него мы нарисуем еще одну малую окружность — это будет орбита нашего Солнца.

Внутри орбиты Солнца (внутри малой окружности) масса галактики, заключенная в ее пределы, по подсчетам ученых, соответствует имеющейся там величине гравитационной силы. Баш на баш. Сколько массы, столько и гравитации. При этом скорость находящихся там планет становится все медленнее и медленнее, чем дальше они располагаются от центра галактики и чем ближе они расположены к нашему Солнцу. Это закономерно, никакой сенсации. Сенсация впереди. Вне орбиты Солнца.

А вне орбиты Солнца (снаружи от нее) масса объектов также уменьшается, как и раньше, но скорость планет не падает, как это происходит ниже Солнца! Скорости планет остаются постоянными! Хотя по всем расчетам они должны уменьшаться. О чем это говорит? О том, что гравитация остается той же самой при меньшей массе! Значит, все-таки лишняя гравитация! Откуда же она здесь берется? Поскольку считается, что гравитация порождается только массой, то самым естественным образом традиционно предполагается, что такое избыточное наличие силы притяжения возможно только при наличии некоторых соответствующих масс, которые для нас невидимы. Это не шутка. Ученые об этом так и пишут: «Это может случиться только в том случае, когда звезды притягиваются намного более мощными гравитационными силами, создаваемыми гигантским (!) количеством невидимого (!) вещества». Ого! Тут сразу возникает вопрос: а что имеется в виду под выражением «намного более мощными»? Астрономы отвечают: этих гравитационных сил, удерживающих крайние планеты в их местоположении, больше в 10 раз, чем положено, следовательно, «невидимое вещество», которое своей массой образует такие силы, составляет 90% всей материи Млечного Пути!!! Эти три восклицательных знака опять мы поставили. В оригинале их нет. Предполагается, что удивляться нечему. Ну, подумаешь — 90% всего вокруг нас из того, что мы должны увидеть, потрогать, ощутить своими органами чувств или приборами, на самом деле неощутимо и невидимо. Эка диво, в самом деле! Нашли, на что обращать внимание.

Но все же диво не диво, но где оно, это материальное вещество, которое материально же себя никак не проявляет? Продолжаем читать: «Бóльшая часть вещества… невидима и, следовательно, не может быть заключена в обычных звездах. Это и не газ, поскольку он был бы обнаружен радиотелескопами или ультрафиолетовыми телескопами. Свет от далеких галактик проходит к нам… поэтому лишняя масса не может быть пылью». В данном случае, если читать именно то, что написано, то речь на самом деле идет о лишней гравитации, для которой лишь предполагается материальный источник в виде массы. Так что же это, по мнению астрофизиков, за источник? Даст ли наука наконец-то ответ, или нет?

Наука дает ответ, заостряем внимание — сейчас прозвучит научное определение этого материального источника, и в предвкушении научных терминов мы договоримся их выделять жирным шрифтом (чтобы как-нибудь не пропустить): «Темное, скрытое от нас вещество, могло бы состоять из неких таинственных атомных или ядерных частиц, пока не обнаруженных на Земле». Ничего себе! Получается, куда ни ткнешься на грешной Земле, обязательно должен упереться в это материальное вещество, поскольку его вокруг в десять раз больше, чем того, из чего состоит все видимое, но пока его обнаружить не удается! Один к десяти! Тут не только подслеповатый должен увидеть, но и слепой не одну шишку набить! Уж не хотят ли нас уже убедить в том, что основное свойство материи — быть невидимой и неощутимой, если всего лишь 10-я ее часть подвластна нашему с ней контакту? Похоже, налицо ситуация, когда нематериальное упрямо выдают за материальное. И нас ничего не должно останавливать в этом предположении, если уж сама наука начала говорить о «таинственном» и «невидимом». Потому что самое точное определение нематериального — это и есть таинственность и невидимость.

Может быть, кто-то думает, что мы прочитали об этом в бульварной газетенке? Сообщаем источник: Миттон С. и Миттон Ж. «Астрономия». М., 1994. Перевод согласован с издательством «Оксфорд Юнивесити Пресс». От Оксфордского университета (самого престижного в мире) до издательства бульварных газет столько же, сколько от материального до нематериального, и наоборот.

А может быть, кто-то думает, что Млечный Путь — просто выродок в доброй семье других галактик, в которых (в других) все чинно и сколько массы, столько и гравитации? Ничего подобного! Напрасно он так думает, везде одно и то же. Во всех галактиках. Гравитации полно, а массы, которая должна ей соответствовать всего лишь десятая часть от необходимого количества.

Может быть, кто-то так и не захочет с этим примириться и обидится на астрофизиков, но это останется его личным делом. А нам ничто не мешает сказать, что источник силы притяжения не в массе, и он нематериален, поскольку спокойно обходится без всякой материи там, где заявляется и работает. И он разумен, поскольку гравитация явно аккуратно и очень точно работает именно там, где надо удержать космические объекты в точно заданном порядке. Мы не можем увидеть или ощущать этот источник, потому что нам этого не дано из-за того, что у нас нет органов чувств, способных воспринимать нематериальное. Физические приборы — это всего лишь насильственное усовершенствование наших органов, но и они не могут ничего зафиксировать. Что нам еще остается предположить? Исходя из самой науки, мы должны предположить только то, что предположили.

Обижаться тут не на кого. Есть, например, такая наука — гидрография. Она занимается описанием рек, озер, водохранилищ и их отдельных частей. Всей воды как таковой. Лед она не изучает. Она про него просто не знает. Про него знает другая наука — гидрология, в состав которой и входит наша гидрография. Так вот, если мы представим самих себя в виде науки гидрографии, сидящей высоко в горах прямо на леднике и описывающей искомый источник Н20, то мы заметили бы вокруг себя шумные ручейки воды, тонкие ее слезящиеся потоки по скалам, ничтожные струйки этой растаявшей жидкости между камнями и в конце концов добрались бы до самой первой капельки воды, упавшей с невидимой для нас сосульки. До капельки, упавшей ниоткуда! Мы бы зарегистрировали эту капельку и совершенно уверенно отметили бы, разложив научные записи на льду вокруг себя, что источник воды — таинственен и невидим, потому что про сам лед нам не может быть ведомо по самим заложенным в нас фиксаторным способностям. Мы ведь созданы так, что даже не предполагаем, что он может существовать, и нам никогда не дано его увидеть или распознать своими методами. Вот именно это, очевидно, с нами и происходит, когда мы ищем материю там, где ее не может быть, потому что ее там нет.

Ну, а если вернуться к нашей теме, то вот и нашлась «работа» Иисусу Христу от самого основания мира. Дух управляет движением и развитием материи в соответствии со своей Волей, а Иисус располагает упорядоченно ее в пространстве по чертежам Духа. И на этом можно было бы остановиться, если бы не одно обстоятельство: такое пограничное действие гравитации между космическими объектами создает образ некоей Вселенской сети, внутри гравитационных ячеек которой находятся галактики. Здесь нас начинает бить мелкая дрожь — уж очень это строение Вселенной похоже на клеточное строение! Если Иисус — разумная сила жизни, то, отражая одно из основных свойств любой жизни, а именно разумность, почему бы гравитации не выражать и другое основное свойство любой жизни — клеточное строение? По крайней мере, предположить это мы просто обязаны. Есть ли подтверждение этому у астрономии?

Есть! И здесь наша мелкая дрожь переходит в крупную. Американские астрофизики, обработав данные о миллионах (!) галактик на компьютерах, пришли к выводу о ячеистой структуре Вселенной! Численные эксперименты показали, что такие структуры не могут возникать путем случайного скручивания. Следовательно, мы можем это выразить несколько смелее: материя имеет ячеистое строение, она вся разбита на ячейки, которые образованы не случайно, а в соответствии с каким-то расчетом, замыслом. Спасибо товарищам американским ученым и их неутомимым компьютерам за наше счастливое подтверждение нашего предположения! Можно принимать поздравления и открывать шампанское!

Но и это еще не все! В 1977 году в Таллинне прошел Международный симпозиум астрономического союза. В Таллинне он прошел из дани уважения к эстонским астрономам, которые первыми поняли ячеистое строение космоса. Американцы это лишь подтвердили своей аппаратурой, как более богатые и лучше оснащенные коллеги. В сообщении же самого симпозиума читаем про ячеистую структуру: «Структура имеет первичное происхождение и образовалась до того, как сформировались галактики и скопления галактик». Интересно, почему до сих пор нет закона, который предписывал бы заслушивать такие сообщения стоя и под фанфары?! Ведь это подтверждение существования Иисуса до сотворения мира! Научное! Это именно то, что нам надо! Потому что термин «ячеистое строение» справедлив к неживому объекту. А к живому? Как бы тогда все это называлось? Как называется в живом теле ячеистая структура? Совершенно верно — в живом объекте такое строение называется клеточным. Следовательно, Вселенная жива, что еще больше прибивает нас к Иисусу, поскольку Он — Источник Жизни. Вселенная жива Им и имела живое строение до того, как в ее живое ячеистое тело, в ее силовые клетки, вошли галактики и скопления галактик. Вот что означает, получается, быть «прежде сотворения мира». Быть до времени.

А вот теперь пришло время вернуться к обещанному разговору о взрыве. О том самом Большом Взрыве, о котором компромиссно говорят физики как о моменте начала Вселенной. Отметив, что взрыв ничего упорядоченного создать не может, еще ранее, мы присмотримся здесь к так называемому расширению Вселенной. От этого факта никуда не уйти, и он до сих пор объясняется именно взрывом. Вернее, само расширение привело к идее какого-то взрыва, который был когда-то ранее, и теперь под действием его силы все объекты Вселенной равномерно и, не изменяя взаимопропорций своего расположения, удаляются друг от друга. Любимый пример астрофизиков звучит так: «Возьмите детский надувной шарик и нарисуйте на нем точками в разных его местах окружности, треугольники, квадраты и другие геометрические фигуры. Затем начните этот шарик надувать, и вы увидите, как все нарисованные вами фигуры начнут равномерно удаляться друг от друга. Точки в пределах этих фигур, сохраняя контуры этих объектов с теми же пропорциями, также будут удаляться друг от друга». Вполне понятный пример.

Пусть нас простят, может быть, мы что-то неправильно прочитали, но мы все же зададим этот вопрос: а где вы видели взрыв, при котором объекты, попавшие под его воздействие, удаляются равномерно и не меняя взаимопропорций расположения своих отдельных частей? Нам такого взрыва видеть не приходилось. Сила у взрыва одна на всех, а масса всех объектов, разбрасываемых им, у каждого своя. Ускорение всегда пропорционально массе, следовательно, тот объект, который, скажем, в восемь раз «массивнее» другого, будет ускоряться в восемь раз медленнее под действием одной и той же приложенной к ним обоим силы. Возьмем самих себя, любимых. Сила у нас одна, так давайте же с этой силой сначала бросим ботинок, а затем пудовую гирю. Разве они будут лететь с одинаковой скоростью? Точно так же неодинаково должны разлетаться и космические объекты под действием одной и той же силы одного и того же взрыва. Сопротивления воздуха нет, сила приложена одна и та же на всех, а масса, напротив, у всех разная, следовательно, одни должны лететь быстрее других, догоняя друг друга и перегоняя, меняя при этом пропорции своих расстояний между собой.

Представим себе, что взорвался чугунный шар и раскололся на три разных по величине куска, образовав ими в пространстве контур равнобедренного треугольника. Разве пропорции между его сторонами через секунду после взрыва и через минуту после него будут одними и теми же? Конечно же нет. У каждого из этих трех кусков разная масса, и летят они кто быстрей, а кто медленней, и конфигурация сторон этого треугольника будет постоянно меняться и ему больше никогда не выглядеть равнобедренным. Он даже не докажет никому никогда свое благородное происхождение, если мы не выдадим ему геральдической справки об этом. То же самое должно произойти и с космическими объектами, тем более что у них у всех несоизмеримо разная масса.

Такое расширение больше похоже на свободное падение, где масса никак не влияет на ускорение. Может быть, энергия взрыва давно иссякла и перешла в свободное падение? Может быть и так. Но тогда само расположение планет и галактик должно было бы отражать в себе ту первоначальную индивидуальность воздействия энергии взрыва, которая определялась различной массивностью этих объектов. И в одном месте, близком к эпицентру далекого во времени взрыва, должны группироваться крупные и гигантские космические объекты, которые взрыв не смог далеко отбросить, а по другим местам должны располагаться мелкие, небольшие объекты, которые взрыв разметал от себя на полную катушку. Также должен наблюдаться физический процесс помельчания или укрупнения космических образований в разных направлениях пространства Вселенной, и можно было бы судить по направлению этого укрупнения или помельчения о направлении к центру предполагаемого взрыва. Таких услуг нам внешний вид Вселенной не предоставляет, следовательно, взрыв опять ставится под большое сомнение.

Однако расширение существует, и, если вернуться к примеру с надувным шариком, то этот пример верно отражает физический процесс, но неправильно его гносеологически (то есть исходя из установок ума) объясняет. Налицо ситуация, когда одна и та же начальная сила проявляет свое действие индивидуально на каждом объекте, соразмеряя себя разумно, в зависимости от массы конкретных объектов, где ограничивая свое воздействие, а где, наоборот, усиливая, чтобы все равномерно и пропорционально расширялось независимо от разности масс. При этом здесь все происходит как раз вопреки физике — при одной и той же энергии воздействия чем больше масса, тем больше ускорение, а чем меньше масса, тем меньше ускорение! Что-то нам уже знакомое, не правда ли? Мы уже знаем, Кто имеет обыкновение так поступать с космическими объектами, проявляя себя не в зависимости от характеристики их массы, а в зависимости от полученного к действию плана. Это свидетельство разумного приложения силы гравитации по нематериальным законам, как противоречащим материальным условиям.

И наконец, главное, из-за чего мы все это начали рассказывать про надувной шарик. Что происходит с шариком, когда мы его надуваем? Он расширяется. А как сказать про расширяющееся живое тело? Правильно — оно «растет». Вселенная не расширяется, а растет, как растет любой живой организм. Вот откуда эта необъяснимая равномерность движения и строгая неизменность сохраняющихся пропорций.

Итак, еще одно основное свойство жизни отразилось в существующем порядке вещей — процесс роста. О последнем свойстве жизни у нас речь впереди, а пока скажем, что Иисус не просто располагает объекты в нужном порядке, Он образует их Собой. Раз Вселенная разумна, имеет клеточное строение, растет и жива, а жизнь — это Он, следовательно, Вселенная не что иное, как Его Тело. Не сами галактики и планеты, а то, в чем они находятся, располагаются по клеточкам и в чем они удаляются друг от друга, захваченные ростом структуры. Как бы это с трудом ни вмещалось в нашей голове, но других выводов мы просто не можем сделать. Опять логика обязывает нас признать то, что невозможно достаточно точно представить. Но мы помним, что это единственно правильный путь — упираться в неизбежное по своим выводам, но не имеющее логического объяснения по своему сверхразумному характеру.

Вот теперь понятно, почему Иисус так озорно и настойчиво говорил: «Если не будете есть Плоти Моей и пить Крови Моей, то не будете иметь в себе жизни». Жизнь действительно — Его Тело, которое вместило в себя материальный неживой мир. И теперь уже окончательно понятно, почему Иоанн в первых словах своего Евангелия говорит об Иисусе эти рискованные слова: «Все чрез Него начало быть» (Евангелие от Иоанна 1 : 3–5).

Кто не знает, тому сообщим, что Евангелие от Иоанна — это особое Евангелие. Он единственный из евангелистов, кто пытался сказать о том, что было за Иисусом, а не о том, что происходило вокруг Него. У Иоанна, наверное, были основания для таких попыток, потому что он был Его любимым учеником. После Воскресения Иисус нашел Петра и Иоанна. У каждого была своя задача. Молодой Иоанн знал больше, но не мог по возрасту быть достаточно авторитетным проповедником. Кроме того, Иоанна отличала великая скромность и молчаливость.

Петр понимал меньше, но находился уже в почтенном возрасте и был весьма порывист. С них обоих началось христианство — с их мужественных проповедей. Петр азартно говорил, а Иоанн обязательно стоял рядом и молчал. Избивали их вместе. Но опять Петр говорил, а Иоанн молчал и был рядом. Но без этого молчуна у Петра не шло поначалу дело. Иоанн был идеологом Вести, а Петр был ее тараном. Своим присутствием Иоанн давал мужеству Петра уверенность в том, что если Петра опять начнет заносить, то его будет кому поправить. Потом Петр окреп настолько, что сделал страшную для Иоанна вещь: понес христианство «язычникам», неевреям. Время Иоанна как время практической деятельности закончилось. Началось время Петра. Иоанну оставалось только написать Евангелие, в котором были самые непонятные для того времени, но самые верные и понятные сейчас нам слова. Иисус научил Иоанна главному о Себе, а Петра научил главному о смысле Себя. Они оба в свою очередь попытались научить нас, но мы забыли и их, и Нашего Учителя. Мы забыли Бога, который нас создал. Не удивительно ли?

Но как ни разительны уровни рассматриваемого, а надо возвращаться к тому, чем мы закончили главу «Человек». А закончили ее мы вопросом: где подтверждение того, что мы — венец творения? Венец не в смысле совершенства, а в смысле конечного пункта череды живых организмов. Одно из подтверждений в виде логического предположения мы дали выше. Теперь хотелось бы чего-либо посущественнее. Есть такое подтверждение? Есть.

Тот, кто был внимателен, уже давно должен был его увидеть. Оно буквально лежит на поверхности. Судите сами: если бы Ему были нужны не мы, а кто-нибудь после нас, то Он не пришел бы к нам предупредить о приближении Своего Царства и не искупил бы несправедливыми страданиями (полученными от нас же) наши же грехи. Он не был бы в этом заинтересован. Мы бы вообще остались в неведении. Значит, нас это не касалось бы. Вечная жизнь вместе с Ним нас не касалась бы, а не что-либо иное, хотелось бы заметить. А раз Он пришел к нам, значит, мы Ему нужны и Он обещал нам вечную жизнь.

Зачем мы Ему нужны? Мы не знаем. Но трепетом благодарности и любви на этот замысел мы должны Ему ответить. Хотя бы соотносительно нашим понятиям.

Будущее человечества прекрасно. Но можем ли мы искренне и до конца радоваться за будущее некоего неопределенного для нас грядущего человечества, если конкретно каждого из нас, читающего это сейчас, настигнет когда-нибудь смерть? Стоит ли исполняться благодарностью в полной мере, если мы до этого будущего не доживем, и смерть нас настигнет на его далеких подступах? Стоит.

Потому что смерть нас не настигнет…