Стоило Мелисанде увидеть эту опрятную маленькую женщину, стоило оказаться в опрятном маленьком домике, как она мгновенно почувствовала облегчение. Войдя в узкий холл, где на столе стоял горшок с папоротником, а на стенах висели симпатичные картины, она сразу поняла, что этот дом ничуть не похож на дом Фенеллы. И, конечно же, сама миссис Чэб, с блестящими карими глазами и седыми волосами, – с нее впору было писать картину, изображающую честную работящую женщину, в жизни которой нет никаких осложнений, – так же мало походила на Фенеллу, как этот маленький домик напоминал дом на площади.
Молодая женщина, которая является в ваш дом при странных обстоятельствах, ищет комнату и хочет сразу же в ней поселиться, не может не вызвать подозрений у женщины с таким трезвым и упорядоченным умом, как у миссис Чэб; однако, как та впоследствии призналась Мелисанде, она с первого взгляда почувствовала к новой постоялице расположение и была уверена, что, каковы бы ни были причины, заставившие Мелисанду явиться к ней в дом, та была девушкой порядочной.
Комната находилась в верхнем из двух этажей домика миссис Чэб. Там стояла узкая кровать, комод с зеркалом на шарнирах и умывальник.
Мелисанда спросила о цене. Цена оказалась приемлемой.
– Я беру эту комнату, – сказала она.
Миссис Чэб вопросительно посмотрела на молодую женщину.
– Ваш сундук, я полагаю, прибудет позже, мисс?
– Нет, – ответила Мелисанда. – Никакого сундука не будет.
– Вы иностранка, сударыня?
– Да… в некотором роде.
Миссис Чэб кивнула, получив исчерпывающее объяснение. Мнение миссис Чэб о ее новой постоялице не изменилось. Она гордилась своим умением составлять правильное представление о человеке с первого же взгляда, и никто не мог бы убедить ее в том, что это не так.
Какая-нибудь неприятность, любовная история… а может быть, она сбежала из дома? Ничего, миссис Чэб со временем разберется. Она человек сострадательный, а кто может устоять и сохранить сдержанность перед лицом сочувствия и сострадания? Никто! И это было еще одно убеждение миссис Чэб.
– Когда вы думаете перебираться, мисс? – спросила она.
– Я сразу останусь здесь.
– Вот как? Тогда вы, наверное, хотите, чтобы я принесла вам чашечку кофе? Простите, но у вас такой вид, словно вам пришлось пережить какое-то потрясение.
– Вы правы, – ответила Мелисанда. – Мне действительно пришлось кое-что пережить. Кофе я бы выпила с удовольствием.
– Пройдите в гостиную, там мы расположимся и поговорим о том, как живем в этом доме.
– Благодарю вас.
Маленькой чистенькой гостиной пользовались, похоже, редко. Она была предметом особой гордости миссис Чэб, и всякий раз входя туда, эта дама бросала горделивый взгляд через плечо, если, конечно, была не одна, чтобы удостовериться, должное ли впечатление производит на других все это великолепие.
Пол покрывал синий ковер, на каминной полке поблескивало зеркало. Возле стены высились две этажерки, уставленные всевозможными безделушками, каждая из которых была чем-то памятна миссис Чэб. Меблировку довершали диван, кресла и столик у окна, на котором красовался папоротник, точно такой же, как тот, что украшал холл.
– Ну вот! Присядьте, пожалуйста, – сказала миссис Чэб. – А я пойду и принесу вам кофе.
Оставшись одна, Мелисанда стала рассматривать картины. Большинство из них были исполнены в мягких пастельных тонах и изображали группки пухленьких молодых девиц и элегантных юношей. Кроме того, там висел дагерротип, запечатлевший смущенную пару. Поскольку женщина на фотографии, несомненно, была миссис Чэб, Мелисанда сделала вывод, что мужчина – это мистер Чэб.
Однако мысли ее были слишком заняты тем, что с ней случилось, поэтому она никак не могла сосредоточиться на миссис и мистере Чэб. Итак, приют, быть может и временный, она нашла и теперь должна подумать о том, что делать дальше.
Встречаться с Фермором ей нельзя. Они никогда не будут счастливы, потому что Мелисанде не забыть лица Каролины, когда они стояли друг перед другом в том домике. Если Каролина покончила с собой – это ее, Мелисанды, вина. «Убийца!» Слова Уэнны продолжа ли звучать в ушах. Она, наверное, и во сне станет их слышать: эти слова будут отравлять каждое счастливое мгновение ее жизни.
Не может она и вернуться к Фенелле. Теперь Мелисанда ненавидела дом на площади. Роскошь, великолепие его казались ей зловещими. Она не позволит им выставлять себя напоказ, словно вещь, предназначенную для продажи.
В душе Мелисанды не осталось ни капли любви – она способна была испытывать только ненависть и презрение, и больше всего ненавидела саму себя.
Вошла миссис Чэб, неся кофе:
– Ну как, понравилась вам эта комната?
– Очень понравилась. На этой фотографии, наверное, вы с мужем?
– Совершенно верно. Я и мой дорогой покойный муж.
– Простите.
Миссис Чэб вытерла глаза кончиком передника, взглянула на фотографию и, как делала это, наверное, множество раз, произнесла:
– На свете не найти человека лучше, чем он. Единственной его заботой было сделать так, чтобы после его смерти я ни в чем не нуждалась.
Последовала почтительная пауза. Затем миссис Чэб вы пустила из рук кончик передника и широко улыбнулась:
– Ну как, чувствуете себя получше?
– Да, спасибо.
– Не стоит благодарности.
Миссис Чэб считала, что лучший способ установить доверительные отношения – это говорить о себе. Откровенность между приличными людьми, как она считала, можно сравнить с подарками: ты мне, а я тебе.
– Эта фотография сделана незадолго до его смерти, – сказала она, кивнув в сторону дагерротипа. – В июне исполнится два года с тех пор, как я его похоронила.
– Я… я понимаю.
– Хороший был человек. Мы вместе были в услужении, там и познакомились. Мистер Чэб умел смотреть вперед. Он не собирался оставаться в услужении всю свою жизнь и копил деньги. Прежние хозяева оставили ему по завещанию небольшую сумму – они ценили его необычайно высоко, – и он вложил эти деньги в два дома. «Это все для тебя, Элис, говорил он бывало, – на то время, когда меня не станет…» Второй дом я сдаю – жильцы прекрасные. Мистер Чэб об этом позаботился. Так что у меня есть крыша над головой, а теперь еще и постоялицу Бог послал. И все это сделал для меня мистер Чэб.
– Вам очень посчастливилось, – заметила Мелисанда.
– Да, счастье пришло ко мне, когда я встретила мистера Чэба. Я всегда говорю молодым барышням, которым еще не пришлось выйти замуж… постоянно им повторяю: «Дай вам Бог встретить такого же человека, как мистер Чэб». Я и вам этого пожелаю… если, конечно, вы еще не замужем, мисс.
– Нет, – сказала Мелисанда. – Я не замужем. Миссис Чэб вздохнула с облегчением. Ей не хотелось бы вмешиваться в распри между мужем и женой.
– Как вы теперь себя чувствуете? Стало лучше? Судя по вашему виду, это именно так.
– Благодарю вас.
– Но вы распорядитесь, чтобы вам прислали ваши вещи?
– У меня нет никаких вещей.
– Платьице на вас очень миленькое. Но ведь вам понадобятся и другие вещи, разве не так?
– Может быть, я смогу кое-что купить.
– А-а, понятно… Это потрясение, которое вам пришлось пережить… Поссорились с родными? Я вообще-то не вмешиваюсь в чужие дела. Мистер Чэб, бывало, говорил: «Элис, дорогая, ты одна из немногих женщин, которые не суют нос в чужие дела». Он был остер на язык и любил пошутить. Я спросила на тот случай, если вдруг кто-нибудь к вам придет, только для этого, мисс.
– Не думаю, что ко мне кто-нибудь придет.
– Вы совсем одиноки?
– Да. Вы… вы говорите, что были в услужении?
Миссис Чэб широко улыбалась. Вот оно – откровенность за откровенность. Сочувствие оказывает на сдержанного человека такое же действие, как горячая вода на бутылку, у которой никак не открывается пробка.
– Я работала старшей горничной, а мистер Чэб начинал с посыльного, потом стал лакеем, а там дослужился и до дворецкого. Такой уж это был человек.
– Как вы думаете, смогла бы я служить горничной или стать компаньонкой?
– Без сомнения, мисс. Вы, верно, иностранка… это очень ценится в горничных. Вы умеете завивать волосы, ну, делать всякие такие вещи?.. Я помню, на последнем месте, где мы служили, была горничная-иностранка. Ею очень там дорожили.
– Дело в том, что мне придется зарабатывать на жизнь, – поведала Мелисанда.
Миссис Чэб кивнула. Если девушка станет горничной, комната ей не понадобится, верно? Значит, она ее сняла только на время, пока не найдет себе место. Миссис Чэб была разочарована, но только слегка, ибо новые впечатления она ценила ничуть не меньше, чем постояльцев; а благодаря мистеру Чэбу могла прожить, и не сдавая никому свою верхнюю комнату. Кроме того, что-то подсказывало ей, что эта молодая особа ей понравится, а против инстинкта идти никогда не следует.
– Вам уже приходилось где-нибудь работать? Взять на службу всегда предпочитают человека опытного.
– Я была компаньонкой у одной дамы.
– У вас потребуют рекомендации с последнего места службы.
Девушка побледнела. «О Господи, – подумала миссис Чэб, – что-то у нее такое было».
Усомнилась она, однако, всего на мгновение. Нет, с ней все в порядке. Миссис Чэб отбросила всякие подозрения. «Девушке с таким лицом я бы поверила без оглядки. Очевидно, тут замешан какой-нибудь негодяй, человек, лишенный рыцарских качеств и нисколько не похожий на мистера Чэба. Он, верно, досаждает ее своим вниманием. Этим все объясняется. Оттого-то она и вынуждена была бежать».
– Или, может быть, у вас найдутся знакомые, которые готовы вас порекомендовать.
– Я… я понимаю. Скажите, пожалуйста, а с чего нужно начинать, чтобы найти подходящее место?
– Вот, значит, что вы собираетесь делать…
«Ну что же, – сказала она себе, – я люблю честность. Многие на ее месте стали бы делать вид, что собираются поселиться навсегда. А инстинкт меня не обманул – девушка честная».
– Да… Я бы хотела… Я должна… И сразу же, не откладывая.
– Ну что же, иногда помещают объявление в газетах… а иногда другие слуги рекомендуют своих знакомых… или дамы разговаривают между собой и рекомендуют служанку. По-разному бывает.
– Мне придется искать объявления в газетах.
Миссис Чэб приняла решение:
– Лучше обратиться к нашей Эллен.
– Кто это такая?
– Эллен, наша с мистером Чэбом дочь. Она в услужении… Служит экономкой в огромном доме возле парка, у нее в подчинении вся прислуга. А уж друзей – вся округа. Если кому-нибудь из окрестных дам нужна горничная, Эллен, конечно, об этом знает. У нее, знаете ли, голова на плечах, как у ее отца. Она очень хорошо устроена.
– Вы думаете, она захочет мне помочь?
– Она сделает все, о чем я ее попрошу. Вам срочно нужно устроиться?
– Мне предстоит платить за комнату и стол. А у меня всего пять или шесть фунтов.
– Ну, это не так уж мало, – констатировала миссис Чэб.
– Но это все, что у меня есть, и я должна найти работу, прежде чем деньги кончатся.
– Эллен приедет в следующую среду. Это ее свободный день, и она всегда приезжает меня навестить. Вот мы с ней и поговорим.
– Вы очень добры, – сказала Мелисанда.
Миссис Чэб заметила слезы в глазах у девушки. «Бедняжка! – думала миссис Чэб. – Такая хорошенькая и несчастная».
Она решила, что Эллен непременно должна помочь этой девушке встать на ноги, не только ради нее самой, но и во имя чести семьи Чэб.
Мало-помалу миссис Чэб узнала историю Мелисанды, вернее, ту ее часть, которую девушка сочла нужным ей рассказать. Она узнала о жизни Мелисанды в монастыре, о том, как ее отец внезапно решил, что ее необходимо вывезти в свет. Мелисанда не назвала ни одного имени.
– Меня сначала привезли в его дом, где я стала компаньонкой его дочери. Со мной слишком хорошо обращались, и слуги быстро все поняли, пошли пересуды…
Миссис Чэб кивнула; она слишком хорошо знала о том, как догадливы слуги и как живо они интересуются делами господ.
– Поэтому он отослал меня к своим друзьям. Мне нашли жениха, но я не смогла за него выйти, душа не принимала.
– Хорошо, – сказала миссис Чэб, – что я знакома с представителями высшего класса, с их жизнью и обычаями. Будь я такой невежественной, как моя соседка, могла бы подумать, будто вы кое-что присочинили.
Мелисанда не пыталась объяснить, что собой представлял дом Фенеллы, – миссис Чэб не смогла бы ничего в этом понять. Умолчала она и о Ферморе, ибо если и был на свете человек, лишенный рыцарских чувств, свойственных мистеру Чэбу, то это именно Фермор, а Мелисанда не могла позволить себе лишиться сочувственного отношения своего нового – и теперь единственного – друга, пытаясь объяснить, почему, несмотря на очевидную непорядочность этого человека, она по-прежнему питала к нему нежные чувства. Как могла миссис Чэб, окруженная любовью и заботами святого, понять притягательность и обаяние человека, подобного Фермору?
Миссис Чэб, пожалуй, лишила бы Мелисанду своего хорошего отношения, попытайся та открыть добропорядочной женщине свои чувства.
Через несколько дней после того, как Мелисанда водворилась в доме миссис Чэб, приехала Эллен. Это была крупная женщина, полная и энергичная.
– Она гораздо больше унаследовала от своего отца, чем от меня, – с восхищением заявила миссис Чэб.
Эллен, очевидно привыкшая к материнским восторгам, словно королева восседала в гостиной, которую ее присутствие делало как будто еще меньше и теснее. Она говорила о своих собственных делах, рассказывая о Хозяйке и о нем самом, постоянно называя имена Роза, Эмили, Джейн и Мэри, – всех их миссис Чэб, по-видимому, прекрасно знала, поскольку с большим интересом расспрашивала о больной ноге Мэри, о Розиных шашнях, о головных болях Эмили и о неряхе Джейн. Говорила Элен долго, и Мелисанда испугалась, что до ее собственных дел никогда не дойдет очередь.
Однако миссис Чэб о ней не забыла:
– Знаешь, Эллен, мисс Сент-Мартин хочет поступить на работу. Не можешь ли ты ей посодействовать?
Эллен прервала поток слов и, повернувшись к Мелисанде всем своим крупным телом, критически оглядела.
– Она иностранка, – сообщила миссис Чэб, словно защитник в суде. – Это, мне кажется, облегчит дело, если она станет наниматься в горничные.
– А-а… в горничные, – протянула Эллен с легкой гримасой.
– Она из благородных, воспитывалась в монастыре.
– Эти чаще всего идут в гувернантки, – заявила Эллен. – Но по виду она больше подходит для горничной, чем для гувернантки.
– Как это мило с вашей стороны, что вы мной интересуетесь, – вставила Мелисанда. Ваша матушка была очень добра и сказала, что, если в Лондоне имеются какие-то вакансии, вы первый человек, которому станет об этом известно.
Эллен махнула рукой, словно не желая признавать свои возможности, однако было ясно, что она, всего-навсего стремится продемонстрировать свою скромность.
– Если вы услышите о каком-нибудь месте, – продолжила Мелисанда, – горничной или гувернантки – и замолвите за меня словечко, я буду очень вам благодарна.
– Как только что-нибудь подходящее подвернется, я непременно об этом узнаю. Скажу без ложной скромности, что рекомендация Эллен Чэб многого стоит.
– Вы так добры. Ваша матушка говорила, что вы всегда в курсе дела и пользуетесь большим влиянием.
Миссис Чэб сияла; она даже не знала, кто доставляет ей большее удовольствие – ее хорошенькая протеже-постоялица или же всесильная, всеведущая дочь.
Они проговорили еще с полчаса, обсуждая навыки Мелисанды, которые она приобрела в монастыре и за те несколько месяцев, что жила в качестве компаньонки у леди, хозяйки имения, – читала ей вслух, помогала одеваться и причесываться.
– Однако мисс Сент-Мартин, – сообщила миссис Чэб, энергично подмигивая и строя многозначительные гримасы, – не хочет, чтобы упоминалось имя этой молодой леди.
Эти подмигивания и гримасы означали, что на то существуют особые причины, о которых Эллен узнает, когда они останутся вдвоем.
Эллен нахмурилась, однако через некоторое время в выражении ее лица появилась уверенность. Ее озабоченность объяснялась тем, что опыт работы и рекомендации являлись весьма существенными требованиями при получении места прислуги или компаньонки в приличном доме. Однако власть и возможности Эллен Чэб были так велики, что в случае с Мелисандой этими обстоятельствами можно было пренебречь, тогда как в других случаях обойтись без них было бы просто невозможно.
Эллен принялась за дело в тот же самый день – ей не терпелось испробовать свои силы. А спустя полтора месяца после приезда Мелисанды в дом миссис Чэб та уже получила место горничной у миссис Лавендер.
Лавендеры жили в высоком узком доме, который окнами выходил на Гайд-парк.
Дом был большой и просторный, причем создавалось впечатление, что лестницам в нем отводилось больше места, чем комнатам, поэтому внутри оказалось темно и мрачно. И Мелисанда, едва туда войдя, почувствовала, что он значительно проигрывает в сравнении с веселым и чистеньким коттеджем миссис Чэб.
Миссис Лавендер, подобно ее дому, была высокая и худая. Характер, судя по всему, имела мрачный. Ярко-рыжие волосы ее говорили о молодости, тогда как выражение лица явно свидетельствовало о солидном возрасте, и было недовольным и подозрительным. Первая беседа с будущей хозяйкой отнюдь не содействовала хорошему настроению Мелисанды.
У дверей ее встретил слуга, которого, как она впоследствии узнала, звали Гантером. Гантер вместе с женой жил в подвальном этаже дома. Миссис Гантер была кухаркой и одновременно экономкой, мистер Гантер – дворецким, а кроме того, выполнял разные поручения. Была еще одна прислуга, пожилая женщина по имени Сара.
Миссис Лавендер приняла Мелисанду в своей уборной, которую называла будуаром. Это была прихотливо обставленная комната, чем-то напоминавшая комнаты Фенеллы, которой, однако, недоставало вкуса. То, что у Фенеллы было импозантно, здесь выглядело аляповатым. На миссис Лавендер был пеньюар, отделанный оборочками, что совсем не подходило к ее немолодому лицу. Когда Гантер проводил Мелисанду к миссис Лавендер и доложил о ней, хозяйка полулежала в глубоком кресле.
Мелисанда нерешительно стояла около двери, в то время как миссис Лавендер придирчиво осматривала ее с головы до ног.
– Вы очень молоды, – наконец сказала она.
– О нет… нет… я не так уж молода.
– Когда разговариваете со мной, добавляйте «мадам».
– Я не так уж молода, мадам, мне восемнадцать.
Миссис Лавендер это, по-видимому, не слишком понравилось. Она подозрительно произнесла:
– Мне говорили, что это первое ваше место службы.
Мелисанда молчала.
– Не в моих привычках нанимать слуг без рекомендации. Однако я слышала от экономки моей приятельницы, что вам можно доверять, и потому решила дать возможность попробовать.
– Благодарю вас, мадам.
– Я слышала, вы француженка.
– Воспитывалась во Франции.
– Как вас зовут?..
– Мисс Сент-Мартин.
– Я имею в виду имя, а не фамилию.
– Мелисанда.
– Я буду вас называть Мартин, – заявила хозяйка.
– О…
– Жалованье – десять фунтов в год, ведь вы еще нигде не работали. Я полагаю, мне многому придется вас учить. Поскольку вы будете жить в доме, не имея никаких расходов, я считаю, что это достаточно щедро.
– Да. Благодарю вас… мадам.
– Итак, можете начинать с завтрашнего дня. Позвоните, Гантер вас проводит.
Мелисанда повиновалась.
Гантер проявил известное сочувствие. Они были уже на лестнице, когда он обернулся к ней и подмигнул:
– Ну как, получили место?
– Да. Спасибо.
Он сделал гримасу, словно показывая, что еще неизвестно, хорошо это или плохо, и, прикрыв рот рукой, прошептал:
– Мегера!
– Правда?
– О… вы ведь иностранка. Не зайдете ли к нам, познакомиться с миссис Гантер?
– Вы очень добры.
Миссис Гантер радушно встретила девушку в своей подвальной комнатке и в порыве дружелюбия, а может быть, и сочувствия, поставила на стол бутылку имбирного вина, чтобы выпить за успех Мелисанды на новом месте работы.
Мелисанда была глубоко тронута этим дружеским приемом и радовалась тому, что он несколько скрасил тягостное впечатление, навеянное мрачной атмосферой дома. Она догадывалась, что будущее не сулит ей ничего хорошего. Но в этот момент все происходящее казалось ей нереальным, не представляющим большой важности. И ночью и днем ее преследовали образы Каролины и Фермора, а также Уэнна с ее обвиняющим перстом.
– Вот и отлично, – сказала миссис Гантер, которая была на несколько дюймов выше мужа и значительно шире в плечах. По отношению к нему она держалась покровительственно, и эту манеру готова была распространить на Мелисанду. – Садитесь, пожалуйста, а Гантер принесет нам рюмки.
Комната Гантеров выглядела скромно.
– Это наша мебель, – объяснила миссис Гантер. – Мы всегда возим с собой частичку собственного дома, я постоянно твержу Гантеру: что может быть лучше своего дома? Итак, вы собираетесь здесь работать, да? Осторожнее! – Замечание относилось к Гантеру, который наливал рюмки слишком полными. – Мы не можем себе позволить проливать наше лучшее вино. Оно нам недешево обходится.
– Я приступаю завтра, – сказала Мелисанда.
– Не желал бы оказаться на вашем месте, – сказал Гантер.
– Хотела бы я посмотреть, что бы ты стал там делать, – отозвалась миссис Гантер, слегка подтолкнув локтем Мелисанду, чтобы она лучше оценила шутку.
Мелисанда рассмеялась.
Это были веселые люди. Гантер тут же встал из-за стола и принялся семенить по комнате, тонким голосом произнося:
– Как бы мадам хотела сегодня причесаться? Локончик здесь? Локончик там?
– Похоже, он уже успел приложиться к графинчику, – заметила миссис Гантер, снова подтолкнув Мелисанду. – Ему вино ударяет в голову… а мне – в ноги.
– Как приятно, – сказала Мелисанда, – что вы будете рядом со мной.
– Очень мило вы это сказали, – проговорила миссис Гантер и добавила шепотом: – У нее горничные подолгу не держатся.
– Дело тут не столько в ней, сколько в нем, – мрачно высказался Гантер.
– В нем? – спросила Мелисанда.
Миссис Гантер молча потупилась:
– О, хозяин ведь на несколько лет моложе, чем она… К тому же настоящий денди. Она его просто обожает.
– «Арчибальд, дорогой мой»! – передразнила хозяйку миссис Гантер.
Мистер Гантер надменной поступью приблизился к жене и обнял ее.
– Ах, Гантер, ты меня уморишь! – улыбнулась миссис Гантер.
Внезапно оба они посерьезнели и с сочувствием посмотрели на Мелисанду.
– В чем дело? – спросила девушка. – Вы думаете, я не справлюсь с работой? Мною будут недовольны?
– Ну, я бы сказал – и да, и нет, – ответил мистер Гантер.
– Полно тебе, – строго осадила его жена. – Видите ли, мисс, у нашей хозяйки не очень-то хороший характер. Ей уже около шестидесяти, а она потребует от вас сделать так, чтобы ей выглядеть тридцатилетней. А сделать это невозможно. И каждый раз, посмотрев в зеркало, она это поймет. Деньги находятся у нее. Можно, конечно, сказать, что обычно, когда женщина вы ходит замуж, ее деньги становятся собственностью мужа. Однако отец хозяйки кое-что понимал в жизни и сделал так, что никто, кроме нее, не может распоряжаться ее состоянием. Как уж он это сделал, я не понимаю, но мистер Лавендер не имеет к ним никакого отношения. Деньги принадлежат ей одной, и он не может наложить на них лапу. Для него было большим ударом, когда он обнаружил, что его провели. Но дело сделано, верно, Гантер? Вот он и пляшет вокруг нее, не знает, как угодить. А тем временем… – сказала миссис Гантер и расхохоталась. – Да, если бы ему удалось прикарманить денежки, все обстояло бы совершенно иначе. Как я говорю Гантеру, шестьдесят лет никак не могут быть парой тридцати, какая уж тут радость! Одни ссоры да неприятности. Хозяйка порой бывает такая злая… А на ком можно выместить зло, как не на нас. А вы, моя дорогая, будете все время у нее под рукой, чаще, чем кто-либо из нас. Мне казалось, вас обязательно нужно предупредить.
– Спасибо большое, – спокойно произнесла Мелисанда.
– Похоже, вы не слишком испугались, – заметила миссис Гантер.
– Я и не рассчитывала, что мне будет легко.
Гантеры внимательно посмотрели на Мелисанду, и она с жаром продолжала:
– Я никогда не забуду вашего доброго отношения. Как отрадно встретить доброту в этом мире.
Гантеры не находили слов, чтобы ответить на это искреннее проявление чувств, они лишь смущенно посмотрели друг на друга, словно говоря: «Ах, эти иностранцы!»
После ухода Мелисанды они вынесли свой вердикт: она, конечно, странная, но вполне приятная девушка. А уж если говорить о красоте, так слишком красива.
– Помяни мое слово, – сказала миссис Гантер, – ей это не понравится.
– Конечно. А вот ему непременно понравится.
Они посмеялись шутке, но вскоре сделались серьезными. Это были добрые люди, и красивая молодая леди внушала им симпатию и сочувствие.
Как ей удалось пережить то время, которое за этим последовало? Только благодаря тому, думала Мелисанда, что душа у нее как бы умерла. Только потому, что она постоянно думала: «А мне все безразлично».
Она не испытывала ненависти к женщине, которая всячески старалась обидеть и унизить ее. Ей это было безразлично.
– Мартин, дура косорукая, ты дернула меня за волосы! Какая ты горничная? Втерлась сюда, не имея на это права. Прямо тебе говорю, если так будет продолжаться, ты мгновенно вылетишь…
Мелисанда не слушала. Она думала о Ферморе, та ком безжалостном в том красиво обставленном холле; перед ее глазами стояло смертельно бледное трагическое лицо Каролины. «Убийца! Убийца!» – вот, что она слышала.
– Мартин, ты совсем ничего не соображаешь. Разве ты не слышишь, что я тебе говорю? Ты глухая или просто дура?
– Да, мадам. Что вам угодно?
– Не стой здесь столбом. Чему ты, интересно, улыбаешься? Слишком собой довольна?
«Я? – думала Мелисанда. – Я довольна? Да я ненавижу себя. Мне безразлично, что со мною станется. Каролина, быть может, умерла, а если так, то, значит… я ее убила».
Даже в трагедии есть положительная сторона. Как может горничная переносить свое положение, как может она прислуживать подобной женщине? Только при одном условии: если ей все безразлично, если для нее ничто не имеет значения.
«Как жаль, – думала Мелисанда, – что не я попала под лошадь. Это решило бы все проблемы. А Фермор? Он бы немножко погрустил… совсем немножко».
Однако, когда Мелисанда сделала цветок для платья миссис Лавендер, та осталась довольна. Она ничем этого не выказала. Просто приколола цветок к платью и смотрела, оценивая эффект.
– Можешь сделать еще, – только и сказала она.
Но на следующий день придиралась в Мелисанде гораздо меньше. Показала ей драгоценности, которые хранились в маленьком сейфе в будуаре. И даже немного подобрела, растаяла, когда демонстрировала свое богатство. Их следовало бы хранить в банке, говорила она, но так трудно с ними расставаться. Она любит иметь их при себе, чтобы иногда примерять, хотя постоянно и не носит.
Мелисанда считала, что изобилие драгоценностей, особенно в сочетании с рыжими волосами, отнюдь не украшает. Яркий цвет волос слишком бросается в глаза, и, будь драгоценностей не слишком много, волосы сохранили бы естественный цвет. И наряды хозяйки выглядели бы не такими броскими и безвкусными, а выражение лица осталось более приятным. Она могла бы соответствовать своему имени. А так драгоценности вы глядели просто неуместными.
Мелисанда попыталась высказать свои соображения относительно бриллиантов, однако миссис Лавендер отказалась слушать, сочтя, что Мелисанда просто завидует ее богатству.
Миссис Лавендер показала девушке пистолет с инкрустированной перламутром рукояткой, который хранился в ящичке у кровати.
– Пистолет заряжен, – объясняла она. – Я всегда держу его под рукой, чтобы при необходимости достойно встретить грабителей. Никто не сможет украсть мои бриллианты.
Мелисанда слушала хозяйку, не произнося ни слова. Ее безразличие бесило миссис Лавендер, однако приличия вынуждали ее сдерживаться. Невозможно было постоянно устраивать скандалы горничной, которая держалась с таким спокойствием. Миссис Лавендер не могла понять эту девушку. Если бы Мелисанда не умела так хорошо ее причесывать и придавать ее туалетам изящество, миссис Лавендер давно бы ее уволила. К великому своему удивлению, ока начала чувствовать известную привязанность к своей новой горничной. Это было не понятно, поскольку миссис Лавендер мало кого любила и до сей поры никогда не испытывала ни малейшего расположения к своим слугам. Она ловила себя на мысли, что пытается разгадать странное выражение, застывшее на лице этой девушки. Мелисанда не казалась особенно кроткой и смиренной. Не похоже было и на то, что она всеми силами старается не потерять место. Миссис Лавендер ставило в тупик это полное равнодушие. Похоже, ее горничной совершенно безразлично, что ей говорят, – девушка никогда не выказывала своих чувств. Создавалось впечатление, будто она живет в совсем другом мире, никому, кроме нее, не доступном.
«Непостижимо! – думала миссис Лавендер. – Но она же настоящая леди… Эту горничную не стыдно показать друзьям… к тому же она француженка». В общем, миссис Лавендер была довольна своей новой горничной.
А потом домой приехал мистер Лавендер.
Мелисанда была крайне удивлена, увидев его в первый раз, хотя могла бы и не удивляться, поскольку Гантеры неоднократно отпускали шуточки относительно того, что он значительно моложе жены.
Сара, прислуга за все, которую иногда приглашали вы пить чашечку кофе у Гантеров вместе с другими слухами, говорила о том, что хозяин не прочь приложиться к бутылке, а также расхваливала его красивые жилеты, восхищалась душистой помадой для волос, которой он пользовался. Она рассказывала о скандалах, которые устраивала хозяину жена, и о том, что ему требовалось проявлять недюжинную изобретательность, дабы гасить ссоры.
Итак, нельзя сказать, что Мелисанда не была подготовлена к встрече с мистером Лавендером. К чему она действительно не была готова, так это к тому, какое впечатление сама произведет на него.
Однажды днем она прибирала в будуаре, – миссис Лавендер прилегла отдохнуть в спальне, – когда вошел мистер Лавендер.
Мелисанда услышала шаги у себя за спиной, но не обернулась, считая, что пришла Сара, и продолжала снимать волосы с головной щетки миссис Лавендер.
– Это ты, Сара? – спросила она. – Что, миссис Гантер уже пришла?
Ответа не последовало, и она обернулась. У двери, прислонившись к косяку, стоял мистер Лавендер и улыбался ей.
В этой его улыбке не было ничего настораживающего. Мелисанде и раньше приходилось видеть такие улыбки – они выражали восхищение.
– Доб… добрый день, – вздрогнув от неожиданности, сказала она.
Мистер Лавендер поклонился. Мелисанда успела раз глядеть отлично скроенный сюртук и яркий жилет. Заметила прядь светлых волос, упавшую ему на лоб; увидела, как сверкнула бриллиантовая булавка для галстука и кольцо на пальце; почувствовала запах помады – пахло фиалкой.
– Приятно встретиться, – сказал он. – Вы, должно быть, новая горничная моей жены.
– Да.
К великому удивлению Мелисанды, мистер Лавендер подошел и протянул руку. Взяв ее руку, он задержал ее в своей и похлопал другой рукой:
– Вижу, на сей раз нам повезло.
– Очень любезно с вашей стороны так говорить. – Мелисанда отняла руку.
– Если не возражаете, должен заметить, что вы хорошенькая девушка.
– Не возражаю. Благодарю вас.
– Я слышал, вы настоящая француженка. Ну что ж, вижу, мы с вами сойдемся как пожар в доме.[18]
Вспомнив совет Фенеллы: делать вид, будто не пони маешь идиоматических выражений английского языка, когда необходимо уйти от скользкой темы, она спросила:
– Пожар в доме? Это звучит опасно.
Мистер Лавендер рассмеялся, откинув прядь волос со лба. Она увидела, как сверкнули его зубы.
– Вам здесь нравится? – заботливо осведомился он.
– Благодарю вас за беспокойство.
– Вы очаровательная девушка! Слишком хороша, что бы работать на других женщин.
Мелисанда обрадовалась, когда дверь, ведущая в спальню, отворилась.
– Арчи! – воскликнула миссис Лавендер.
– Любовь моя!
Он подошел к жене и обнял ее. Мелисанда, взглянув через плечо, увидела, что лицо хозяйки смягчилось, приняв то самое выражение, которое ей так хотелось на нем увидеть.
– Тебе следовало бы сообщить мне, что собираешься возвратиться домой, – пожурила мужа миссис Лавендер.
– Хотелось сделать сюрприз. Я думал, тебе будет приятно.
– Правда, Арчи? Ты просто ангел!
Нет, миссис Л., это у вас за спиной крылышки.
– Ты можешь идти, Мартин, – сказала миссис Лавендер.
– Благодарю вас, – произнесла Мелисанда с большим облегчением.
Арчибальд Лавендер даже не посмотрел на Мелисанду, когда она торопливо направилась к выходу.
Поднявшись в свою комнатку в мансарде и закрыв за собой дверь, Мелисанда почувствовала, что вышла из оцепенения, в котором так долго находилась. «Что я наделала?» – спросила она себя. Сбежала от Фенеллы, а Фенелла, как ни говори, была к ней добра. В ее доме, несмотря на его роскошь, таинственность, она ощущала себя в безопасности. А сейчас остро почувствовала опасность… «Как пожар в доме».
Денег у нее было мало. А между тем внимание, которого мистер Лавендер ее удостоил, вызовет куда большее раздражение миссис Лавендер, чем ее неопытность. Мелисанда испугалась, поняв, что мир, в который она вступила, сбежав из дома на площади, полон опасностей, от которых Фенелла ее оберегала.
Девушка была так молода – всего восемнадцать лет, но слишком много всего произошло с ней за это короткое время. Ей страстно хотелось вернуться к миссис Чэб и жить в уютном маленьком домике. Но для того, что бы там оставаться, нужны были деньги. Помимо всего прочего, это место нашла для нее Эллен, и обе они, и мать и дочь, считали, что Мелисанда должна продолжать работать.
Как скучала она по своей спальне, ей недоставало легкой болтовни Женевры, житейской мудрости Клотильды, материнской опеки Полли и Фенеллы. Она тосковала о Ферморе.
Мелисанда сбежала от Фенеллы, потому что испугалась; а теперь осталась одна в мире, полном новых опасностей.
В надежде успокоиться она отправилась вниз, к Гантерам.
– Хозяин вернулся, – сказал мистер Гантер. – Теперь миссис Лавендер станет добрее. Полагаю, он привез ей в подарок какие-нибудь красивые драгоценности. Она будет так рада его вниманию, что с удовольствием оплатит счет, когда ей его пришлют. Уверен, он наплетет ей, как досадно, что его задержали дела, и как ему вообще не хотелось от нее уезжать. Ну что же, ей приятно так думать, она надеется, что со временем он станет преуспевающим бизнесменом и у него появятся собственные деньги. Вы его уже видели?
– Да, видела, – кивнула Мелисанда.
Миссис Гантер пристально посмотрела на нее.
– Вижу, что вы разумная девушка, – сказала она.
– Как было бы хорошо, если бы он не приезжал.
– Он наверняка сказал вам, что вы очень хорошенькая, что вы сойдетесь как пожар в доме.
– Откуда вы знаете?
– Набор его выражений невелик. Здесь у нас и раньше бывали красивые девушки, но я вам скажу вот что: он трус и смертельно боится жены. – Миссис Гантер подтолкнула локтем Мелисанду. – Для начала пригрозите, что скажете ей, если он будет к вам приставать. А не отстанет – так и сделайте.
Мелисанда подошла к миссис Гантер и положила голову ей на плечо.
– Это было так прелестно, – говорила позже миссис Гантер. – Но потом я заметила, что она плачет – тихо-тихо так. Она сильно изменилась, больше уже не была спокойной. Когда она выпрямилась, это была совсем другая девушка. Я никогда не видела таких сверкающих глаз. До чего красивые! Я тогда подумала: «Ну и ну, такой мы ее еще не знали. Уверена, мистер Л. получит по физиономии, если зайдет слишком далеко!»
– Мартин, – спросила миссис Лавендер, – ты играешь в вист?
– Немного, мадам.
– Тогда будешь с нами играть… после обеда. Миссис Гринэйкр не может сегодня прийти.
– Да, но… – попробовала возразить Мелисанда.
– Не нужно беспокоиться. Мы не потребуем, чтобы ты переодевалась к обеду. Я объясню нашим гостям, кто ты такая. От тебя ничего не потребуется, только играть – и все.
– И все-таки…
– Будешь делать то, что тебе говорят!
Мелисанда пошла к себе, чтобы умыться. Входя в комнату, она теперь всегда запирала дверь. Делать это стала после того, как однажды вечером мистер Лавендер постучал и спросил, как она себя чувствует. Ему показалось, будто у нее усталый вид. Мелисанде было довольно трудно удержать его по ту сторону двери, однако она это сделала, достойно и решительно.
После этого она всегда поворачивала ключ в замке и, если в дверь стучали, спрашивала – кто, прежде чем открыть.
Глубоко задумавшись, она умылась и причесалась.
У Лавендеров она жила три недели; это означало, что прошло уже девять недель с того дня, когда она оставила дом Фенеллы. Интересно, пытались ли они ее отыскать? Фенелла, вероятно, была глубоко огорчена. И Полли тоже. Что до отца, то он, наверное, даже обрадовался, ведь теперь, когда она исчезла, все проблемы разрешились сами собой. Сэр Чарльз не мог винить себя за то, что случилось с незаконнорожденной дочерью, которая с презрением отвергла его заботы и отказалась выйти замуж за респектабельного молодого адвоката, которого выбрали ей в мужья. А Женевра и Клотильда? Они тоже огорчаться не будут, ведь она была всего-навсего их компаньонкой, да и то недолго, каких-то несколько недель.
Пора ей забыть обо всем. С тех пор как произошел тот несчастный случай, Мелисанда каждый день читала газеты. Если бы Каролина умерла, об этом непременно сообщили бы. Она никогда не спрашивала у Фермора, где жили они с Каролиной, но выяснить это было бы совсем нетрудно. Однако вздумай она отправиться туда, чтобы расспросить слуг, могла бы ненароком встретиться с Фермором и Каролиной, а этого следовало избегать.
Мелисанда услышала, как к дому подъехал экипаж. Это, должно быть, гости. Она подошла к окну и глянула вниз. Как следует разглядеть человека, который вы шел из экипажа, ей не удалось, но видно было, что это мужчина примерно такого же возраста, как мистер Лавендер.
Хорошо, что ее не заставили сидеть вместе с ними за обедом. Она вообще не ждала ничего приятного от этого вечера, будучи уверена, что миссис Лавендер станет ее третировать, а ей уже стало надоедать такое обращение.
Теперь, когда эта женщина позволяла себе какую-нибудь грубость, Мелисанде хотелось должным образом ей ответить, слова так и просились на язык. Это было верным признаком того, что кошмары, терзавшие ее, постепенно отступали, возвращался интерес к жизни.
На ней было черное с зеленым платье, которое сэр Чарльз купил ей в Париже. Оно вышло из моды, и, находясь у Фенеллы, она его почти не надевала. Живя у миссис Чэб, купила себе пару простых дешевых платьев для повседневной носки – лиловое и серое.
Мелисанда привела в порядок волосы. Разделенные прямым пробором, они локонами падали на плечи.
Девушку охватило волнение, когда за ней прислали, сказав, что она должна идти в гостиную.
– Это моя горничная Мартин, мистер Рендал. Я послала за ней, потому что нам не хватало четвертого партнера, чтобы составить партию. Миссис Гринэйкр не смогла приехать, какая досада!
Мужчина встал и, взяв руку Мелисанды, склонился над ней.
Высокий и красивый, с черными глазами и темными волосами, он сразу понравился Мелисанде. К тому же его улыбка выражала симпатию и была начисто лишена снисходительности.
– Боюсь, что буду не слишком хорошим партнером, мне не часто приходилось играть.
Молодой человек – он был моложе мистера Лавендера – снова улыбнулся.
– Я уверен, что мы с мистером Лавендером простим, если вы побьете наших тузов козырями… Не правда ли, Арчибальд?
Арчибальд пробормотал что-то невнятное, ибо был очень осторожен в присутствии супруги, но стоило ей отвернуться, как он улыбнулся Мелисанде, точно желая объяснить, в чем дело.
– Можете расставить ломберный стол, Мартин, – распорядилась миссис Лавендер.
Мистер Рендал вызвался ей помочь.
– Вам вовсе не обязательно беспокоиться, – сказала миссис Лавендер. – Я уверена, что Мартин справится сама.
– Но мне это доставит удовольствие, – стоял на своем гость.
Участники игры сели вокруг стола, и карты были розданы. Мелисанда делала ошибку за ошибкой. В Тревеннинге она играла совсем мало, а в доме Фенеллы карты появлялись в редких случаях, и только для того, чтобы гадать.
– Боюсь, я совсем не умею играть… – нервничала и извинялась девушка.
– Ты права, Мартин, – отозвалась миссис Лавендер, коротко рассмеявшись. – Счастье, что ты не мой партнер.
Мистер Рендал, чьим партнером она была, поспешил на выручку.
– Я уверен, что это просто хитрость, – сказал он. – Вот увидите, что будет дальше.
Как он добр, думала Мелисанда, подсказывает ей и все время старается покрывать ее ошибки.
Сара принесла чай и печенье. Миссис Лавендер гордилась тем, что у нее это делается на самом высоком уровне. Она велела Мелисанде разливать чай.
– Зачем это Сара поставила четыре чашки? – удивилась миссис Лавендер, осмотрев поднос.
Мелисанда вдруг рассердилась. Потому, наверное, поняла она позже, что мистер Рендал своим почтительным вниманием восстановил ее уважение к себе. К ней вернулась ее обычная уверенность. Она больше не станет терпеть оскорбления. И если это будет стоить ей потери места – что ж, она уйдет, пусть миссис Лавендер ищет себе другую горничную.
– Вы напрасно беспокоитесь, миссис Лавендер, – решительно сказала она. – Я и не собиралась наливать себе чай. Я отлично понимаю: вы приказали мне явиться в гостиную только потому, что кто-то не смог прийти. У меня нет ни малейшего желания пить с вами чай, так же как и вы не желаете, чтобы я делала это у вас на глазах.
У миссис Лавендер рот раскрылся от изумления. Мелисанда дрожащими руками разлила чай и подала всем чашки.
Оба мужчины наблюдали эту сцену – мистер Лавендер со смущением, а мистер Рендал с восхищением. На щеках миссис Лавендер вспыхнули красные пятна. Она не знала, как себя вести. Первым ее побуждением было приказать Мелисанде отправляться в свою комнату и собирать вещи, однако очень уж не хотелось ее терять. Девушка была во многих отношениях умелой и могла оказаться полезной в таких случаях, как этот, ибо воспитанием не уступала и гостям миссис Лавендер. И вообще очень приятно иметь горничную-француженку.
– Мистер Рендал, мы должны извинить Мартин, – сказала она. – Девушка – француженка и не очень хорошо разбирается в наших английских обычаях.
– Я уверен, – поддержал жену мистер Лавендер, – что Мартин не имела в виду ничего плохого. Совершенно в этом уверен.
Мистер Рендал смотрел на Мелисанду с восхищением и сочувствием.
– Ну ладно, – смягчилась миссис Лавендер, – мы простим вам дерзость, Мартин. Можете налить себе чашку чая.
– Благодарю вас, миссис Лавендер, мне не хочется. Снова возникла короткая пауза. Мелисанде стало казаться, что обострять ситуацию ей нравится. У нее появилось восхитительное чувство безразличия к последствиям. «Меня уволят, – думала она, – ну и что же, мне это безразлично. На свете немало хозяек, таких же как миссис Лавендер, а есть, наверное, и гораздо лучше».
– Ей не нравятся наши английские обычаи, – нашлась, наконец, миссис Лавендер. – Говорят, во Франции чай пьют иначе, чем у нас.
– Не нравятся мне вовсе не обычаи, – парировала Мелисанда, – а манеры.
– Мартин, вы можете идти, – сказала миссис Лавендер, лицо ее побагровело.
– В таком случае, – отозвалась Мелисанда, – я пожелаю вам спокойной ночи.
Мистер Рендал вскочил с места, чтобы открыть для нее дверь.
Мелисанда с достоинством вышла из гостиной и побежала вверх по лестнице на свою мансарду. Закрыла дверь, повернула ключ в замке, села на кровать и рассмеялась. Как все это понравилось бы Женевре, подумала она. И тут же возникло страстное желание снова оказаться вместе с Женеврой, смеяться с ней, снова жить в роскошных апартаментах Фенеллы вместо этого жалкого чердака, носить красивые платья, вести светскую беседу в салоне и, помимо всего прочего, видеть там иногда Фермора.
Потом она бросилась на кровать и смеялась до тех пор, пока смех не перешел в рыдания.
Однако, совладав с собой, Мелисанда встала и умылась. После того как гость уйдет, она понадобится хозяйке, нужно будет помочь ей раздеться перед сном. Не стоит доставлять миссис Лавендер удовольствие видеть ее заплаканное лицо.
Ей, конечно, тут же будет отказано от места. Ну что ж, на сей раз она что-нибудь придумает. Начнет новую жизнь.
К ней вернулась гордость, а значит, она вновь ожила, вновь на что-то надеялась. Она погрузилась в мечты, как бывало в детстве, в монастыре. И она – прежняя Мелисанда, с которой должно случиться что-то замечательное. Ее обидели и оскорбили, но она не должна допустить, чтобы это ее сломило. Припомнились легкие наказания, которым она подвергалась в монастыре, – тогда они казались ей чудовищными. Однажды ее посадили в комнату для шитья и продержали там три часа. Ей казалось, что это целая жизнь. Так и теперь, эти несколько недель кажутся долгими, как целая жизнь. Но тучи обычно рассеивались, и проглядывало солнце… так будет и на этот раз.
Девушка придумывала всевозможные счастливые ситуации, однако ни одна из них не имела нужного ей завершения. Она рисовала себе картину, как сэр Чарльз, раскаявшись в своей гордости, приехал за ней, чтобы увезти в Корнуолл. Но каков может быть конец? А как же Каролина, его дочь? Жива ли она? Или умерла? Потом Мелисанда представила себе, что она замужем за Фермором. Но опять-таки, каково место Каролины в этой ситуации? Постоянно Каролина… Если Каролина жива, этот союз невозможен. Возможен ли он в том случае, если она умерла? Иногда она думала о Леоне – не о том терзаемом ужасной трагедией человеке, который не может смотреть людям в глаза, боясь встретить их обвиняющие взгляды, а о некоем собирательном образе Леона, Фермора и ее нового знакомого Торольда Рендала. Мечтала и о том, чтобы Фенелла нашла ее, привезла к себе, и в ее гостиной Мелисанда встретила незнакомого господина, обладающего чертами Фермора, Леона и Торольда Рендала.
С этими грезами она не могла расстаться. Они давали ей надежду. Мелисанда снова стала гордиться своей внешностью. Она ведь так хороша! Ей снова доставляли удовольствие мелкие знаки внимания, столь естественные по отношению к красивой женщине, – они исходили от кучеров, полицейских, продавцов и посыльных, которые доставляли покупки миссис Лавендер. Все это вкушало ей уверенность в себе – новое оружие, с помощью которого она будет сражаться с Лавендерами.
Все это означало, что она снова живет.
Очень странно, но миссис Лавендер ни слова не сказала о сцене, которая произошла в гостиной. Она решила, что на это не следует обращать внимания, отнеся дерзость Мелисанды на счет ее французского темперамента. Мелисанда знала, что работой ее миссис Лавендер весьма довольна.
Спустя два дня после вечера с картами, получив выходной, Мелисанда вышла из дому, и лицом к лицу столкнулась с мистером Рендалом, который стоял у самого входа.
Девушка была приятно удивлена. Вернувшись к жизни, она предвкушала приятные волнения. Ее зеленые глаза озорно блестели.
– Не может быть! – воскликнул он. – Это вы, Мартин.
– Вы хотите видеть миссис Лавендер? Она отдыхает. А мистер Лавендер дома.
– Они мне не нужны. Я ожидал другого человека.
– Правда?
– Мне хочется выразить вам свое сочувствие по поводу того вечера. Я был весьма огорчен.
– А я, напротив, рада.
– Рады тому, как с вами обращались? С молодой леди, такой, как вы?
– Я не леди, а горничная, мистер Рендал. Вы забыли.
– Я ничего не забыл. И был огорчен тем, что с молодой леди, подобной вам, обращались таким образом в моем присутствии.
– Вы очень добры. Мне остается вас поблагодарить и сказать – до свидания.
– Пожалуйста, не надо прощаться. Можно мне вас немного проводить?
– Но вы же кого-то дожидались.
– Вас, разумеется.
– Но откуда вам стало известно, что я буду свободна?
– Пришлось кое-кого осторожно расспросить.
– Значит, дважды любезно с вашей стороны, – рас смеялась Мелисанда. – Во-первых, вы решили выразить сочувствие, а во-вторых, потрудились расспросить обо мне.
Шагая рядом с ней по улице, он спросил:
– Вам пришлось пережить какие-нибудь неприятные последствия этой истории? Она не…
– Я по-прежнему горничная миссис Лавендер. Она ничего не говорила об этом инциденте, поэтому вам нет нужды меня жалеть, а то я сама начну испытывать к себе жалость. Так не годится. Если вы недовольны жизнью, то нужно постараться ее изменить.
– Это не всегда возможно.
– Нужно сделать так, чтобы возможность появилась.
– Вы странная молодая женщина. Вы были спокойны в тот вечер, так кротко и скромно себя вели, что я подумал…
– Сломлена! – воскликнула Мелисанда. – Миссис Лавендер сразила меня наповал, попирая ногой мою шею. Вы так подумали? На самом деле все иначе. В тот вечер мне все было безразлично, но внезапно я поднялась. Отшвырнула эту ногу. И вот стою на месте, готовая бороться за свое достоинство… за право, чтобы со мной обращались не как с горничной, а как с человеком.
– А почему вы вообще работаете горничной?
– Почему? Возможно, потому, что у меня есть к этому призвание, – это первая причина. Человеку необходимо что-то есть – это вторая. Скажите мне, мистер Рендал, вы работаете, и если да, то по какой причине?
– И по той, и по другой. Мне тоже нужно что-то есть. Мои доходы слишком незначительны, для того чтобы удовлетворять мои потребности. Я служу в гвардии. Можно считать, что это призвание.
– Значит, вы солдат. Ну, мне сюда. Я хочу навестить приятельницу, которая живет недалеко от Стренда.
– Нам по пути.
– Итак, вам нравится быть солдатом и необходимо зарабатывать деньги. Вы счастливый человек – исполняете работу, которая вам нравится. А исполняя ее, получаете за это деньги.
– Раньше я как-то не задумывался об этом. Благодарю вас, мисс Мартин, за то, что вы мне указали.
– Сент-Мартин – это моя фамилия. Миссис Лавендер называет меня Мартин, потому что имя мое слишком длинное и, как ей кажется, неподходящее, а уж добавлять «Сент» к фамилии горничной – вовсе не подобает.
– Мисс Сент-Мартин, а могу ли я узнать ваше имя?
– Меня зовут Мелисанда.
– Очень красивое имя и удивительно вам подходит. Мелисанда Сент-Мартин. У нас в полку есть один Сент-Мартин. Не родственница ли вы ему? У его родителей имение в Беркшире.
– О нет! Сент-Мартин – это не семейное имя. Я сирота, меня подкинули в монастырь. Мне кажется, что ни мой отец, ни мать не носят фамилию Сент-Мартин.
– Понятно. Вы, должен вам сказать, загадочная особа! Можно мне называть вас Мелисандой? Поверьте, я не хочу быть слишком дерзким. Просто Сент-Мартин слишком официально. Мелисанда… очаровательно и так вам подходит!
– В таком случае, пожалуйста, не делайте этого, если меня снова позовут играть в вист, когда срочно понадобится четвертый.
– Обещаю вам, Мелисанда.
– Здесь мне нужно свернуть… меня ждет приятельница.
– Позвольте мне вас сопровождать.
– Ее зовут миссис Чэб, я снимала у нее комнату. Милейшая женщина, так же как и ее дочь Эллен – всемогущая особа в мире кухарок и горничных. Она и нашла мне место у миссис Лавендер.
– Не будет ли слишком большой дерзостью с моей стороны, если я спрошу, что вы делали раньше, прежде чем стали горничной?
– Нет, дерзостью я это не сочту, однако вполне возможно, что отвечать мне не захочется. Вот дом миссис Чэб, здесь мы распрощаемся.
– Можно мне вас подождать?
– О нет, вы не должны этого делать.
– Но мне так хочется. Тогда я смогу вас проводить.
– В этом нет необходимости.
– Ну, пожалуйста… Мне это доставит удовольствие.
– Но вам, возможно, придется ждать довольно долго. Миссис Чэб, которая наблюдала из-за занавески, открыла дверь:
– Ах, это вы! Мне показалось, что я слышала шаги. О… вы не одна!
– Миссис Чэб, это мистер Рендал. Мистер Рендал, это миссис Чэб – мой милый друг, она была так добра ко мне.
Мистер Рендал поклонился, а миссис Чэб призвала на помощь свой инстинкт и, повинуясь его команде, тут же испытала к молодому человеку расположение.
– Заходите, пожалуйста, – пригласила она.
Торольд Рендал сказал, что сделает это с удовольствием.
Миссис Чэб провела их в гостиную. Она бросила быстрый взгляд на дагерротип, словно приглашая мистера Чэба обратить внимание на гостей.
– Вы очень любезны, – пробормотал мистер Рендал. – Такое гостеприимство… по отношению к постороннему человеку…
Миссис Чэб отправилась на кухню, чтобы принести угощение, которое приготовила.
Этот молодой человек – джентльмен, нечего и сомневаться. К тому же, недурен собой; это могло бы по служить достойным завершением истории ее любимой постоялицы. Инстинкт миссис Чэб всегда подсказывал, что к чему. Она с самого начала поняла, что Мелисанда не создана для роли горничной. Вот вам и ответ: красивый молодой человек, готовый в нее влюбиться. Скоро он влюбится в нее по-настоящему, и его преданность ей сможет, пожалуй, соперничать с преданностью мистера Чэба своей жене, а что касается материальных благ, то в этом смысле он может даже мистера Чэба превзойти.
Миссис Чэб чувствовала себя доброй феей из сказки. Ведь именно она это сделала, вернее, она вместе с Эллен.
Вслед за этой встречей последовали и другие.
Гантеры обо всем знали и были в восторге. Сара говорила, что все это очень мило и что она проливает слезы умиления, когда думает о них. Миссис Лавендер ни о чем не подозревала, ибо интересовалась только теми делами, которые касались непосредственно ее самое; что до мистера Лавендера, то он наблюдал за новой горничной жены со все возрастающим интересом.
Торольд Рендал стал частым гостем в этом доме, он, казалось, обнаружил некое тяготение к супругам Лавендер. Он постоянно отпускал миссис Лавендер комплименты, которые она с готовностью принимала, и умело поддерживал с мистером Лавендером разговоры на его излюбленные темы, то есть о лошадях и о том, каковы у них шансы выиграть скачки. Однако он всегда с нетерпением ждал появления Мелисанды, и всякий раз находил возможность с ней поговорить.
Наступил очередной выходной день. Мелисанда знала, что, выйдя из дому, увидит ожидающего ее Рендала. Девушке нравилось его общество все больше и больше казалось, что он соответствует тому образу, который она себе нарисовала: человек, немного похожий на Фермора, немного на Леона, и немножко на самого себя.
Порой он держался достаточно смело – это был Фермор. В другой раз начинал жаловаться на одиночество, рассказывал, что он сирота, его воспитывали тетка и дядя, которые обращали на него мало внимания, – это напоминало ей Леона. А потом он делался самим собой – учтивым и обходительным, почти робким в своем желании доставить ей радость. Мелисанде доставляло удовольствие иметь такого друга.
Рендал и в самом деле ждал, когда она выйдет из дому.
– Какой прекрасный день, – сказала Мелисанда. – Давайте погуляем в парке.
В последнее время ей не часто приходилось там бывать. Она вспоминала, как каталась по аллеям с Женеврой, Клотильдой и Люси, и теперь боялась встретить их там. Кроме того, дамам не полагалось гулять в парке в одиночестве – всегда можно было попасть в неприятное положение. Но теперь она ничего не боялась, ей даже казалось, что она ищет приключений. Ее не страшила встреча с кем-нибудь из дома Фенеллы, ибо девушка прочно утвердилась в новой жизни.
Как приятно было идти по аллее, разговаривая с Торольдом. Он вел ее под руку, умело направляя беседу в нужное русло, и был просто без ума от нее.
– Вы необычный человек, – призналась Мелисанда. – Большинство предпочитает говорить о своих делах и совсем не слушать о том, что говорят другие.
– Возможно, я и говорю о себе, когда беседую с другими. Но мне гораздо интереснее говорить о вас… чем о себе.
– Но ведь никто не может испытывать к другим большего интереса, чем к себе.
– Перед вами человек, который так интересуется делами другого человека, что все остальное кажется ему не стоящим внимания.
– Ах, вы мне льстите. Что вы бы хотели обо мне узнать?
– Я бы хотел заглянуть к вам в душу, узнать ваши мысли. Что вы, например, думаете обо мне?
– Я думаю, что вы очень добры, что с самого начала были со мной так учтивы и предупредительны.
– А вы хотите знать, что я думаю о вас?
– Нет. Достаточно того, что вы составляете мне компанию, скрашиваете мои свободные дни.
– Мне этого недостаточно. Скажите, почему вы находитесь здесь?
– Потому что мне здесь нравится.
– Нет, нет. Я имею в виду другое. Почему вы, молодая образованная леди, работаете у такой несносной женщины, как миссис Лавендер?
– Все очень просто. Ей нужна горничная, а мне – работа. Одно с другим сходится… просто и ясно.
– Нет, ничего не сходится.
Мелисанда не ответила, она застыла на месте, глядя, как какая-то пожилая женщина везет по аллее кресло на колесах, в котором сидела другая женщина, молодая.
– В чем дело? – спросил Рендал. – Вы их знаете? Мелисанда молча смотрела вслед удаляющемуся креслу. Ни одна из женщин, ни та, что сидела в кресле, ни та, что его катила, не повернули головы в ее сторону.
– В чем дело? – допытывался Рендал. – Что случилось?
– Это… это мои знакомые, – ответила Мелисанда.
– Но тогда… неужели вы не хотите с ними поговорить? Разве они не рады будут с вами встретиться?
– О нет… они мне не обрадуются. А мне было очень приятно их увидеть.
– Пойдемте, сядем. Вы вся дрожите.
– Благодарю вас.
Они нашли скамейку. Рендал смотрел на Мелисанду с любопытством, но она о нем совсем забыла. Она думала об Уэнне, которая катила кресло с сидящей в нем Каролиной, такой бледной и нездоровой… но живой.
Итак, Каролина не умерла. Мелисанде больше не нужно было прислушиваться к голосу, который шептал ей: «Убийца! Убийца!» Но почему Каролина в кресле инвалидов? Она слишком слаба или искалечена?
И все-таки… все-таки Каролина не умерла, и Фермор принадлежит ей. Что же до Мелисанды, она должна перестать о них думать. Должна выбросить Фермора из головы навсегда, оставить его Каролине.
Она подставила лицо солнцу и подумала, что день просто великолепный.
– Вас расстроили эти люди? – спросил Торольд.
– Нет. О нет! Я была рада их видеть. Я ведь думала, что она умерла.
– Та, которая в кресле?
– Да. Произошел несчастный случай. Я не знала, чем все кончилось.
– Это ваши друзья?
– Хорошие знакомые.
– И, тем не менее, вы не стали с ними разговаривать. Ни о чем не спросили.
– С той частью моей жизни покончено.
– Понимаю…
– Знали бы вы, как я счастлива! Она жива! Мне хочется петь и смеяться, кажется, что жить на свете так хорошо… даже в качестве горничной.
– Вы окутаны тайной. Расскажите же мне, что вы делали, прежде чем оказались у Лавендеров.
– Была в монастыре.
– Об этом я уже знаю.
– Долгое время я провела в сельской местности, в имении, потом уехала оттуда… Я… одним словом, меня хотели выдать замуж за человека, за которого мне выходить не захотелось. Вот я и уехала… Не уйти ли нам из парка? Пойдемте куда-нибудь, где я никогда не была.
– Скажите только, куда вам хочется пойти, и я вас провожу.
Мелисанда вспомнила, как Полли рассказывала ей, что ее отец и мать встретились в парке для увеселений. Она только один раз была в подобном месте, и ей снова захотелось туда.
– Отправимся куда-нибудь, где люди веселятся, – попросила она.
– Значит, в Креморн.
– Я никогда там не бывала, а мне так хочется.
– Повод вполне достаточный, пойдемте!
Для Мелисанды часы, проведенные с Торольдом Рендалом, стали незабываемыми. День, как ей казалось, был восхитительный. Пахло весной, и она давно уже не чувствовала себя такой счастливой. Возможно, она приняла за счастье то облегчение, которое испытала. Ей было весело, безумно весело при мысли о том, что Каролина жива. Каролина, конечно, страдала, но она была женой Фермора, и поэтому Мелисанда не могла ее жалеть.
Торольд Рендал не отводил от нее глаз. Мелисанда была так хороша, как никогда раньше. Весело смеялась, не переставая, остроумно шутила. Создавалось впечатление, что она – совсем другая женщина, а не просто прелестная девушка, которую он знал раньше.
Они посетили американский кегельный салон, послу шали китайский оркестр, осмотрели хрустальный грот и пещеру отшельника.
– Какое восхитительное место! – воскликнула Мелисанда.
– Это вы восхитительны. Вы просто не от мира сего. Я не встречал женщины красивее вас. Я должен с вами говорить, слушать вас, Мелисанда! Нам столько нужно сказать друг другу…
– Но здесь так много интересного, и хочется все осмотреть.
– Что с вами сегодня произошло?
– Просто я поняла, как прекрасно жить.
– Это как-то связано со мной?
– Да… а также с другими обстоятельствами.
– Я не хочу делить вас ни с кем.
– Но вам придется. На свете существует солнечный свет, этот прекрасный парк.
– Это я привел вас сюда.
– Но солнечный свет не зависит от вас. Вы привели меня в парк, но…
– Вы счастливы оттого, что увидели даму в кресле, – развил он ее мысль.
– Да. Видите ли, я думала, что она умерла, и это заставляло меня грустить, – серьезно сказала Мелисанда. – А она жива, о ней заботятся, и, зная это, я счастлива.
– Вас окружает столько тайн, Мелисанда. Откройте мне их.
– Но какое они имеют значение? Мы с вами в этом чудесном месте, солнце сияет, я обнаружила, что живу и что жить хорошо. Мне безразлично, как со мной обращается миссис Лавендер. Она может быть грубой, может бросать в меня головные щетки… Меня это ни сколько не задевает. Жизнь прекрасна, а ведь я думала, что она уже никогда не будет такой. – Глаза девушки задорно блестели. – И еще одно: я уверена, что как бы скверно ни обошлась со мною жизнь, как бы много ни приходилось мне грустить, я сумею добиться счастья для себя и для того, кто согласится разделить его со мною.
– Мелисанда! – воскликнул Рендал, крепко сжимая ее руку. – Вы волшебница.
– Ах, если бы у меня действительно были колдовские силы, и я могла бы использовать свои чары, чтобы, к примеру, превращать людей в свиней. Кажется, Цирцея умела так делать? Нет, я не хотела бы превращать людей в свиней. Не переношу свиней.
– Но вы могла бы превратить их в нечто иное.
– Да, я предпочла бы сделать что-либо более осмысленное.
– Вы могли бы сделать человека, за которого вас хотели выдать замуж, таким, чтобы он вам понравился.
А что это были за люди, которые принуждали вас к браку? Ваши опекуны, наверное?
– Да, у меня был опекун.
– Вы мне не доверяете? Как жаль! Клянусь, все, что вы мне скажете, останется строго между нами.
– Я верю вам, но не стану говорить, кто мой отец. Я решила никому этого не открывать. Я теперь знаю, что он хороший человек и много для меня сделал, и только его положение мешает ему признать меня своей дочерью.
Некоторое время Рендал не произносил ни слова. Потом взял Мелисанду за руку и сказал:
– Вы не должны думать, что я просто любопытен.
– Я этого и не думаю. Впрочем, я и сама любопытна. Мне всегда хочется побольше узнать о людях, которых я встречаю, тем более о вас.
– Но ваше прошлое полно очарования, а мое так не интересно, обыденно. В моем происхождении нет ничего загадочного. Я вам уже говорил, что рано осиротел, жил у тетки с дядей, занятых собственной семьей. Это совсем не интересно.
– Жизнь всегда интересна, – возразила Мелисанда. – Все, что мы делаем, имеет продолжение и влияет на поступки других. Подумайте об этом. Мой отец встретился с матерью в таком же вот парке… совсем случайно, и благодаря этому я сижу сейчас здесь с вами. А между этими двумя событиями определенные люди совершали определенные поступки, и каждый из них является фрагментом одной большой картины.
– Мелисанда, вы выйдете за меня замуж? – неожиданно спросил Рендал.
Девушка оторопела от удивления. Она понимала, что он ею увлечен, но замужество ее не интересовало, поэтому она не позволяла себе об этом думать.
Теперь, однако, она поняла, что еще не свободна от кошмаров. Мысль о замужестве пугала ее. Стоило начать об этом думать, как тут же обуревали воспоминания: о Леоне, у которого была постыдная тайна; об Эндрю Беддоузе, с его меркантильными планами, и о Ферморе – хоть тот и не помышлял на ней жениться.
– Я не собираюсь выходить замуж… по крайней мере, теперь, – сказала она. – Это трудно объяснить, и может показаться, что я неблагодарна. Это не так. Вы мне нравитесь. Я никогда не забуду, как вы были ко мне добры во время той злополучной игры в вист. Но… так много всего произошло. Я совсем недавно изменила привычное течение жизни, чтобы избежать брака. Понимаете, я думала, что тот человек меня любит, а оказалось, что его интересовало только приданое, которое обещал дать за мной отец. Я не могла перенести такого корыстолюбия, такого двуличия. Я зареклась думать о замужестве…
– Вы извините мне бестактность?
– Какая же это бестактность? Это доброта.
– Могу я повторить когда-нибудь мое предложение?
– А вы снова вернетесь к нему? – улыбнулась Мелисанда.
– Буду делать вам предложение снова и снова, пока вы не согласитесь. Вы ведь когда-нибудь это сделаете, правда?
– Будь я уверена, согласилась бы сегодня же. Но как быть уверенной? Мне кажется, со мной слишком много всего произошло, причем за короткое время. Сначала монастырь, где каждый день был похож на последующий и предыдущий… потом он приехал за мной… мой отец… и все изменилось. С тех пор прошло всего два года, но происшествий хватило бы на целую жизнь. Вот почему я нахожусь в некоторой растерянности. Слишком много событий за короткий срок.
– И вам хочется передохнуть. Я прекрасно это понимаю. Мелисанда, доверьтесь мне, положитесь на меня. Если эта ужасная старуха снова станет вас тиранить – уходите из ее дома. Идите прямо ко мне.
– Благодарю, я начинаю чувствовать себя спокойной и уверенной. Однако который час?
Рендал достал часы, и она, посмотрев на циферблат, в ужасе воскликнула:
– Я опоздала!
– Ну и что?
– Меня могут уволить прямо сейчас.
– Теперь это уже не трагедия.
– Но я все еще не уверена.
– Тогда пойдемте. Если поспешим, то вы не слишком задержитесь. А когда вы согласитесь выйти за меня, мы очень скромно отпразднуем свадьбу, потому что таково ваше желание. Я хочу, чтобы вы были вполне уверены.
– Вижу, вы меня понимаете, – сказала Мелисанда, – и я вам очень благодарна.
Он взял ее под руку, они быстро пересекли парк, и вышли на улицу.
Прислушиваясь к цокоту лошадиных копыт, когда экипаж вез их к дому Лавендеров, Мелисанда думала, что это один из самых знаменательных дней в ее жизни.
Она поднималась по лестнице, дрожа от страха. Сейчас на нее посыплются обвинения. Она должна сдерживать себя, нельзя, чтобы ей отказали от места прямо сейчас. Если она решит выйти замуж за Торольда, она должна быть уверена в том, что ей этого действительно хочется.
Мелисанда подошла к гостиной, приготовив слова оправдания, и постучала.
– Войдите! – услышала она, нерешительно открыла дверь, ибо голос принадлежал не миссис, а мистеру Лавендеру.
Войдя, она увидела, что хозяин сидит в кресле и курит сигару. Прядь светлых волос падала ему на лоб. Он улыбался, и ей стало страшно. Она предпочла бы суровое выражение лица.
– Ах, это вы, мисс Мартин? Хотели видеть миссис Лавендер?
– Да, – ответила она, продолжая стоять у двери.
– Так входите же, – сказал он. – Входите.
Мелисанда закрыла за собой дверь, сделала два шага вперед и в ожидании остановилась.
Он вынул из кармана большие золотые часы и посмотрел на них:
– А ведь вы опоздали.
– Прошу прощения. Я и пришла сказать, что немного задержалась.
– Ах так? Задержались? Могу понять, почему такая очаровательная молодая девушка могла задержаться.
– Пойду к миссис Лавендер. Я, наверное, ей нужна.
– Она отдыхает. Нет никакой необходимости сообщать ей, что вы опоздали. Решительно никакой необходимости… разве что кто-нибудь ей об этом сообщит.
– О, я понимаю.
– Позвольте в этом усомниться, – сказал он. – Впрочем, думаю, вы действительно понимаете. Вы понимаете, что я хочу вам помочь, хочу быть вашим другом.
– С вашей стороны это очень любезно, но…
– Но?.. Вы слишком скромны, мисс Мартин. Слишком сторонитесь всех. Никак не могу понять, почему вы избегаете меня, в то время как с Торольдом Рендалом отношения у вас весьма дружеские.
– Я не имею ни малейшего желания устанавливать с кем-либо другие отношения, кроме дружеских.
– Полноте, вы ведь достаточно умны! Я хочу стать вам очень хорошим другом, мисс Мартин. Действительно, очень хорошим. Именно поэтому готов вам помогать… в ситуациях, подобных нынешней. Вам бы следовало быть мне благодарной.
До чего же она его ненавидела! В его поведении было нечто, напоминавшее ей Фермора. Мир и покой сегодняшнего дня были окончательно разрушены. Мелисанда почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо, и резко проговорила:
– Можете поступать как вам угодно, мистер Лавендер, и сообщить миссис Лавендер, что я опоздала.
– Следует ли понимать, что вы нисколько не благодарны мне за мое любезное предложение?
– Я просто сказала, что вы можете поступать как вам угодно.
– А если она вас уволит?
– Ей самой решать, как поступить.
– Вы же знаете, как трудно найти место, не имея рекомендаций. С вашей стороны крайне неразумно отворачиваться от… друзей.
Он поднялся из кресла и стоял, плотоядно улыбаясь. Мелисанда отступила к выходу.
– Ну же, моя дорогая, – произнес он, – будьте милы ко мне, и я смогу вам быть полезным.
Нащупав дверную ручку, она повернула ее и быстро проговорила:
– Мне нужно идти. – И выскочила из гостиной.
У себя в мансарде она заперла дверь и стояла, прислонившись к ней спиной.
День был окончательно испорчен. Мистер Лавендер, со своей плотоядной усмешкой, напомнил ей о том, как неприятен может быть окружающий мир.
Возможно, мистер Лавендер сыграл известную роль в том, что Мелисанда приняла решение. Он ничего не сказал жене о ее опоздании, но она частенько встречала его заговорщический взгляд, который говорил, что у них есть общие секреты. Мелисанда боялась мистера Лавендера. Иногда ночью она просыпалась словно от толчка. Не забыла ли запереть дверь? Она выбиралась из постели, что бы с огромным облегчением удостовериться в том, что дверь заперта. Вряд ли следовало опасаться, что она забудет сделать это, ибо всякий раз, входя к себе, она вспоминала о необходимости себя обезопасить.
Он постоянно следил за ней взглядом; его глаза, казалось, говорили: «Мы с вами будем друзьями… очень близкими друзьями».
Мелисанда боялась его, так же как монахини в монастыре боялись мужчин. Она запирала свою дверь, а святые сестры запирали себя, сторонясь от мира.
В течение дня хозяин беспокоил ее не больше, чем какая-нибудь назойливая муха. Она старалась не попадаться ему на глаза и быть наготове, если ему вздумается отпускать колкости. Только ночами ей бывало неуютно, кроме того, ее мучили сны.
Торольд был частым гостем в доме, много времени проводил в обществе мистера Лавендера. Они вместе ездили на скачки, иногда посещали состязания боксеров, так как оба интересовались спортом, Торольд уверял Мелисанду, что приходит ради нее. Очень хорошо, говорил он, что ему есть чем заинтересовать Арчибальда Лавендера, потому, что она всегда может увидеться с ним в доме.
Через несколько недель после встречи в парке, когда Рендал сделал ей предложение, он его повторил.
Мелисанда вдруг поняла, какой пустой станет ее жизнь, если она потеряет дружбу этого человека. Миссис Чэб, которой девушка обо всем рассказала, сочла это самым счастливым событием с тех самых пор, как она встретила мистера Чэба. Мистер и миссис Гантер решили тоже, что все складывается прекрасно.
– Дело в том, моя дорогая, – говорила миссис Гантер, – что вы не созданы для того, чтобы работать на других людей. Вам самой следует быть леди и иметь горничную. Таково наше с Гантером мнение.
Глупо было колебаться. Отношения между нею и мистером Лавендером становились все более напряженными. Его улыбка уже не отличалась любезностью, в ней сквозило раздражение. Он был слишком самонадеян и не мог поверить, что действительно ей не нравится. Страх перед этим человеком рос с каждым днем.
И вот, когда Торольд снова сделал ей предложение, она его приняла.
Мистер Рендал пришел в такой восторг, что заразил им и Мелисанду.
Они прогуливались в парке, и ей было весело, она была уверена, что будущее сулит ей счастье, что она поступила правильно.
– Мы должны пожениться как можно скорее, – сказал он.
Только в этот момент она почувствовала некоторое замешательство.
– Мне кажется, следует немного повременить.
– Но почему же?
– Потому что… нужно убедиться, то ли мы делаем, что нужно.
– Я в этом уверен.
– Да, конечно, но…
Ей казалось, что все мужчины, с которыми она была знакома, насмехаются над ней. «Как ты можешь быть уверена? – казалось, спрашивали они. – Разве и раньше ты не считала, что поступаешь правильно?» Фермор как будто бы спрашивал: «Чего ты хочешь? Сбежать от Лавендеров? Подумай хорошенько, Мелисанда. Может быть, я сам тебя ищу. Может быть, я тебя жду».
– Вы мне не доверяете, – сказал Торольд.
– Ах, это вовсе не так.
– Это меня беспокоит, внушает опасения. Не доверяете, и вам это известно. Вы даже не сказали мне, как зовут вашего отца.
– Я решила никогда и никому не называть его имени. Поймите, он очень заботится о том, чтобы вся эта история сохранилась в тайне.
– Я понимаю, что вы чувствуете. Но человеку, который станет вашим мужем… вы могли бы сказать, это ведь такой пустяк.
– Он очень гордый человек, – пыталась объяснить Мелисанда. – И не хотел, чтобы кто-нибудь знал о моем рождении. Никогда не забуду, как он был огорчен, узнав, что слуги об этом болтают.
– Это ведь было в провинции, в его владениях, верно?
– Да… именно тогда мне и пришлось оттуда уехать. Он очень хороший, почтенный и уважаемый человек, и за то, что, единственный раз оступился, не должен расплачиваться неприятностями.
– Но вашей матери это причинило не меньше горя.
– Вполне возможно. Но он о ней позаботился, и обо мне тоже. Мое будущее было обеспечено.
– Это, должно быть, немало ему стоило.
– Он богатый человек.
– Нет, вы мне не доверяете, раз не хотите открыть его имени.
– Пожалуйста, поймите меня, Торольд, не спрашиваете меня больше.
Он поцеловал ей руку:
– Все будет так, как вы хотите. Отныне и навсегда.
– Мы с мистером Лавендером собираемся провести конец недели у друзей, в их загородном доме, – объявила миссис Лавендер.
– О, конечно, мадам.
– Я хотела взять тебя с собой, Мартин, но потом передумала. Обойдусь без тебя две-три ночи. – Миссис Лавендер строго посмотрела на Мелисанду. – Разумеется, я не хочу, чтобы ты бездельничала, пока меня не будет. У моего кружевного платья разорвалась юбка, ее надо починить, и сделать это очень аккуратно. Вообще осмотри все мои платья, пока меня не будет, и приведи в порядок. Можешь также выстирать ночные рубашки и нижние юбки. И… вот еще что: мне нужна роза к розовато-лиловому платью. Можешь использовать лоскутки розового и зеленого бархата.
– Да, мадам. Только мне кажется, что к этому платью больше подойдет черная роза.
– Черная?
– По-моему, именно черная.
– Какое уродство! – поморщилась миссис Лавендер. – Никогда не слышала, что роза может быть черной.
– Возможно, именно поэтому она и будет привлекать внимание. Кроме того, мне кажется, что черное и розовато-лиловое отлично сочетается.
Миссис Лавендер прищелкнула языком, однако через некоторое время сказала:
– Хорошо, пусть будет черная. Посмотрим, как получится.
Укладывая вещи хозяйки, Мелисанда была счастлива.
– Вещи мистера Лавендера укладывать не нужно, – сказала миссис Лавендер. – Он сделает это сам.
– Да, мадам.
От радости девушке хотелось петь, но единственным, что приходило на ум, были песни, которые пел Фермор: «Прекрасная роза», «На Алланских берегах» и самая мучительная из всех – «На холодном ветру».
Лавендеры, наконец, отбыли, и все в доме вздохнули с облегчением.
– Два дня мира и покоя, – сказала миссис Гантер. – Как будет приятно. Давайте выпьем моего имбирного вина за эти два дня.
Пришла Сара, и всем стало весело.
В тот же день за Мелисандой зашел Торольд, и они отправились в парк. Вид у него был печальный и задумчивый.
– Что-нибудь случилось, Торольд? – спросила она.
– Нет… если вы меня любите, то ничего страшного.
– Но я же сказала, что выйду за вас.
– Вы рассказывали мне о молодом человеке, за которого отец хотел выдать вас замуж, и о том, как огорчило вас, что решающую роль для него сыграло приданое. Вот я и подумал: а вышли бы вы за меня замуж, если бы счастливо жили в доме любящих родителей, в окружении братьев и сестер, не думая о будущем?
– О Торольд! – воскликнула она. – Простите меня, пожалуйста.
– Не думайте об этом. Если я смогу вырвать вас из этой ужасной обстановки, я буду только счастлив.
– Но… я ведь очень хорошо к вам отношусь. Я в этом уверена.
– И все-таки мне не доверяете, Мелисанда.
– Нет, доверяю, честное слово.
– Не до конца. Вы так и не сказала мне имя своего отца.
– Торольд, значит, дело в этом? Я понимаю, что вы испытываете. Это очень неприятное чувство. Я назову вам имя моего отца, конечно же назову. Между нами не будет никаких секретов. Мой отец – сэр Чарльз Тревеннинг, из поместья Тревеннинг в Корнуолле. Он очень уважаемый человек в графстве, его знают и в Лондоне. Теперь вы понимаете, почему я не хотела говорить? Он всегда настаивал на том, чтобы наши родственные связи никому не были известны.
– Конечно, я понимаю. Вам не следовало мне этого говорить, Мелисанда, а я не должен был настаивать. Но я все-таки рад, что вы мне сказали, теперь я знаю, что пользуюсь вашим доверием. Мы будем счастливы, моя радость. Теперь у нас все будет хорошо.
Однако наступил конец покою, конец ее мечтам. И теперь она могла только удивляться своей глупости, наивности, которая завела ее в ловушку. На этот раз ей не было никакого оправдания. Она ведь уже не впервые сталкивалась с внешним миром, полным зла, но так ничему и не научилась.
Встретились они в парке на следующий день. Заметила она, что на смену прежней ласке и нежности пришли жесткость, расчет, низость… даже преступность. Или нет?
– Моя дорогая, – сказал Рендал, целуя ее руку. Они пошли по аллее, держась за руки. Девушка чувствовала, что он хочет ей что-то сказать.
– Мелисанда, – проговорил он наконец. – Я должен вам кое в чем признаться.
Она испуганно вздрогнула и обернулась к нему. Он улыбался. Но напрасно она искала в его лице те ласку и нежность, которые она так в нем любила.
– У меня долги. Я просто погряз в долгах. Меня ждут крупные неприятности.
– О Торольд… деньги?
– Разумеется, деньги. И все этот дурак Лавендер. Он все знает, мог бы и подсказать, на какую лошадь ставить. Ему что, у него богатая жена – всегда сумеет ее обработать. Мелисанда, я очень боюсь, что, если мне не удастся выпутаться, придется расстаться с патентом на офицерский чин.
– Но неужели все так плохо?
– Хуже быть не может.
– Вы раньше никогда не говорили мне о долгах.
– Мне не хотелось вас тревожить. Жизнь в гвардейском полку требует больших расходов, и для человека с такими скромными доходами… – Он пожал плечами.
– Я понимаю… В особенности если играть на скачках.
– Положение требует. Нельзя же отличаться от других.
– Мне очень жаль, Торольд.
– Я знал, что вы меня поймете… Поэтому и уверен, что поможете.
– Я?.. Чем же я могу помочь? У меня совсем нет денег, иначе с удовольствием помогла бы вам.
– Ну как же, моя дорогая, – улыбнулся Рендал. – У вас же есть приданое. С его помощью все проблемы будут решены, и мы прекрасно заживем.
– Мое приданое? Ничего не понимаю.
– Но ведь раньше отец собирался дать вам приданое, разве не так? Почему бы ему не сделать этого теперь?
– Но… мы с ним не встречаемся. Я… я ничего не могу от него принять. Сейчас все по-другому.
– Ничего подобного. Он ведь собирался дать вам приданое, нашел жениха по своему вкусу? Теперь вы сами выбрали себе мужа, но приданое вам по-прежнему полагается.
– Я так не считаю.
– Но почему же, Мелисанда? Будьте благоразумны.
– Значит, вы тоже хотите на мне жениться, потому что я могу получить приданое!
– Мое дорогое дитя, откуда мне было знать, что у вас богатый отец? Вы же только вчера сказали мне – сэр Чарльз Тревеннинг.
– Боже мой, какая глупость с моей стороны!
– Мелисанда, послушайте, пожалуйста. Я вас люблю. Я хотел на вас жениться с того самого момента, как в первый раз увидел. Я знал, что у нас будут денежные затруднения. Меня это беспокоило, и я все откладывал, не посвящал вас в свои дела. Мне не хотелось, чтобы вы тревожились. А потом… вы сказали мне, что у вас есть отец, который готов дать приданое. Как вы не понимаете! Это было ответом на мои молитвы.
– Как привлекает всех мое приданое!
– Делая вам предложение, я понятия не имел ни о каком приданом. Я был готов жениться, даже не будь у вас ни гроша. Но… поскольку это не так… Я очень рад, Кто бы на моем месте не обрадовался?
– Я больше не желаю об этом слышать.
– Давайте поговорим спокойно. Вы верите мне, что я все равно женился бы на вас, не будь у вас никаких денег?
– У меня их и нет. Я бедна.
– Но вам совсем не обязательно оставаться бедной, когда есть отец, мечтающий о том, чтобы успокоить свою совесть.
– У меня такое впечатление, что я только сегодня с вами познакомилась.
– Ну, послушайте, Мелисанда…
– Я больше ничего не хочу слушать.
– Нет, вы меня выслушаете! И выйдете за меня замуж.
– Ошибаетесь. Я не собираюсь этого делать.
– Быстро же вы меняете свои решения.
– Это вы заставили меня его изменить.
– Мелисанда, я понимаю, что вы чувствуете. Тот человек вас обидел, лишил иллюзий, так сказать. Но ведь я-то вас люблю. Хочу увести от этой ужасной женщины, но ради Бога, будьте благоразумны! Мне нужно совсем немного, чтобы снова встать на ноги. А ваш отец богат. Какая-нибудь тысяча фунтов для него ничего не значит. Он должен назначить вам регулярный доход. Это его долг по отношению к вам. Почему же ему этого не сделать? И почему вам не принять?
– До свидания, – твердо сказала она.
– Вы глупы, Мелисанда, – рассердился Рендал. – Прелестная девушка, это надо признать, но, тем не менее, глупы. У вас такие странные понятия. Он же будет рад… Сделает это с удовольствием…
– Он ничуть не обрадуется, и вообще об этом не может быть и речи. Он об этом даже не узнает.
– Милое мое дитя, поймите же, ваш отец очень обрадуется, когда вы дадите о себе знать. Он ведь беспокоится, не знает, где вы и что с вами.
– Я вас презираю! – вскричала она. – «Ах, вы мне не доверяете! Скажите мне его имя!» А теперь, когда я имела глупость сделать это, вы мне угрожаете. И мне… и ему.
– Я? Угрожаю! Моя дорогая, вы ведете себя как истеричка.
– Я вас ненавижу. Ненавижу всех мужчин. Все вы исполнены зла… все до одного. Как я жалею о том, что не осталась в монастыре! Как бы хотела никогда в жизни не встречаться ни с одним мужчиной!
– Дорогая моя, на нас обращают внимание. Прошу вас, говорите спокойнее. Послушайте… вы неправильно смотрите на вещи.
Она позволила ему подвести себя к скамье и села.
– О нет, вполне правильно.
– Но ведь это его долг по отношению к вам. Я уверен, что он с радостью поможет.
– Я не стану просить у него денег.
– Подумайте о нашем будущем, Мелисанда.
– У нас нет общего будущего.
– Я так не считаю. Я вас люблю, и вы меня любите. Давайте встретимся завтра в парке. На том же месте и в то же время. Я уверен, что, когда вы успокоитесь и все обдумаете, поймете, что я прав.
– Никогда этого не будет. И я не собираюсь завтра с вами встречаться.
– Мелисанда, прошу, будьте благоразумны.
– Я достаточно благоразумна, и мой разум велит мне вас презирать.
– Но ведь мы собираемся пожениться. Мы не богаты, а я наделал глупостей. У вас же богатый отец…
– Вам придется улаживать свои дела без помощи моего богатого отца.
– Пожалуйста, Мелисанда…
– Я не позволю вам просить у него денег. Последовало краткое молчание, после чего он медленно проговорил:
– Я ведь могу обойтись и без вашего согласия.
Она с удивлением обернулась к нему:
– Вы думаете, что он отдаст мое приданое человеку, за которого я и не собираюсь выходить замуж?
– Нет. Но охотно заплатит сумму, эквивалентную вашему приданому, человеку, который знает, что у него есть незаконнорожденная дочь.
Мелисанда побледнела и поднялась. Она хотела сразу же уйти, но у нее дрожали ноги, и она не могла двинуться с места.
– Вы… вы этого не сделаете!
– Конечно же, Мелисанда, конечно сделаю. – Рендал стоял рядом, крепко держа ее за руку.
– Но это же… это же шантаж!
Мелисанда хотела отбросить его руку и бежать прочь, с тем, чтобы никогда больше его не видеть, но он крепко ее держал.
Она подумала о том, как сэр Чарльз Тревеннинг получит письмо с угрозами и решит, что она имеет к этому отношение. И это действительно так! Она имела глупость довериться этому человеку и назвать имя своего отца.
Ей было страшно, она не знала, что делать. Торольда Рендала она боялась не меньше, чем Арчибальда Лавендера. Еще одно чудовище, нарушающее ее душевный покой.
«Успокойся! – уговаривала она себя. – Этот человек опасен. Он куда хуже, чем лицемер Эндрю Беддоуз. Хуже, чем волокита Лавендер, ведь он, кроме всего прочего, шантажист. Все мужчины лжецы, все обманщики. О Боже, что я наделала!»
Торольд теперь говорил с ней нежным голосом, так хорошо ей знакомым:
– Вы же понимаете, радость моя, что не правы, называя мои действия таким некрасивым словом. Все так естественно. Все отцы, если у них есть деньги, дают за дочерьми приданое. Вы только подумайте, как нам пригодится ваше! Приходите сюда завтра. Я подготовлю письмо, покажу его вам. Вы подпишете его, сопроводив уверениями в любви. А потом… вы сами увидите, как он будет ласков и добр, как будет рад нам помочь.
Мелисанда не проронила ни слова.
Рендал продолжал говорить об их будущем, о маленьком домике, в котором они поселятся, рассказывая о том, как она будет счастлива, когда он спасет ее от рабства у Лавендеров.
Прощаясь у дома Лавендеров, Рендал сказал:
– До свидания, любовь моя. Не забудьте… завтра в парке, на том же самом месте. На нашей скамеечке, да? И ни о чем не тревожьтесь. Я знаю, какая вы у меня верная. Знаю, вы совсем не хотели говорить мне эти жестокие слова. Но теперь вы все понимаете, не правда ли? Понимаете?
– Да, я понимаю, – промолвила Мелисанда.
«Что же мне теперь делать? – спрашивала она себя. – Что я могу сделать? У кого спросить совета? Есть миссис Чэб. Но может ли простоватая миссис Чэб разобраться в столь сложной ситуации? Гантеры? Сара? Но чем они могут помочь?»
Ей не к кому обратиться. Она должна действовать самостоятельно. У нее есть день, чтобы придумать, как помешать Торольду Рендалу связаться с ее отцом.
Может быть, еще раз воззвать к его порядочности? Нет, это не годится. В ее ушах все еще звучали сказанные им слова. Она не могла их забыть. Ответить на его угрозы угрозами? Но как? Какими? Самой страшной была одна угроза: «Если вы не напишете отцу, я…» Это шантаж, настоящий шантаж. Она не может с этим смириться. Нужно что-то придумать.
В ее голове вихрем носились мысли. В обществе Гантеров и Сары она больше молчала. Ей не хотелось, что бы они ее расспрашивали. Однако придется обедать и ужинать вместе с ними, пока Лавендеров нет дома. А не поехать ли ей в Корнуолл к сэру Чарльзу, объяснить ему, что произошло, и спросить у него совета.
Возможно, придется так и сделать, если завтра не удастся уговорить Торольда.
Нет, завтра она его непременно уговорит. Время еще есть. До их встречи он ничего предпринимать не будет. Эта мысль немного ее успокоила. Пусть и короткая, но все-таки передышка.
После ужина с миссис Гантер, которая беспокоилась из-за того, что Мелисанда ничего не ест, девушка направилась в комнату миссис Лавендер, чтобы заняться цветами из бархата. Она была рада тому, что у нее есть какое-то занятие, и пыталась сосредоточить все свое внимание на бархатных лепестках. Темнело, поэтому она зажгла огонь и задернула портьеры.
Мелисанда была погружена в работу, когда дверь неожиданно отворилась. Не поднимая головы, она сказала:
– Ах, Сара, это ты? Я сама зажгла лампы. Стало так темно, что ничего не было видно.
– Да, действительно, уже стемнело, – произнес мистер Лавендер.
Она в тревоге поднялась. Он стоял у двери, держа в руке тросточку и шляпу и улыбаясь девушке.
– У вас испуганный вид, моя дорогая, – сказал он, кладя шляпу и трость на стол.
Кровь молоточками стучала у нее в горле, так что трудно было говорить. С большим трудом она пробормотала:
– О, я не думала, что вы вернетесь сегодня. Миссис Лавендер…
– Жена не приехала. А у меня были в городе дела.
– Ах, тогда понятно. Я сейчас же все это уберу.
– Совсем не обязательно так спешить.
– Но вы захотите…
– Мне нужно с вами поговорить, – сказал он вкрадчивым голосом.
– Прошу извинить, мистер Лавендер, но мне некогда. Мне нужно…
– Ах, полно! – перебил он. – Совершенно незачем убегать. Ни малейшей необходимости, поскольку миссис Лавендер нет дома.
Чувствуя, как к горлу подступают истерические рыдания, Мелисанда подумала, что в другое время знала бы, как следует поступить. Но сейчас, сразу после того, другого дела… «Это так не вовремя, я просто не могу этого вынести. Я сейчас засмеюсь… или заплачу».
И она в самом деле услышала собственный смех.
– Так-то лучше, – похвалил мистер Лавендер. – Льщу себя надеждой, что ловко все это устроил.
– Нисколько не сомневаюсь, – сказала она сквозь смех. – А сейчас мне необходимо вас оставить.
– О нет, вы не должны быть такой неприступной, и так держались достаточно долго недотрогой.
– Вы так думаете? – спросила она. – Правда?
– Да, слишком долго. О, я понимаю. Вы порядочная девушка… весьма порядочная. Но мы в полной безопасности, понимаете? Миссис Лавендер дома нет, она гостит в деревне.
– Я буду в безопасности, когда пойду в свою комнату, и вы тоже… когда отправитесь в свою.
Она заметила злобный блеск в его глазах. В ту же секунду он быстро обернулся к двери, запер ее и опустил ключ в карман.
– Сейчас же откройте дверь, мистер Лавендер, – потребовала она.
– И не подумаю, – ответил он. – Пока… во всяком случае.
– Если вы не откроете, я стану звать на помощь.
– Вас никто не услышит. Сара и Гантеры далеко, они сидят у себя внизу.
– Вы, должно быть, потеряли рассудок, мистер Лавендер.
– Да, и вы тому виной. Вы сводите меня с ума.
– У меня достаточно сил. Я буду кусаться и отбиваться, – пригрозила Мелисанда.
Он сделал шаг по направлению к ней:
– Я тоже силен. Ну, полно разыгрывать неприступность. Я знаю, чего вы все стоите.
– Нет, не знаете, мистер Лавендер. А я знаю мужчин вашего сорта. Вы мне отвратительны. Я презираю вас. И скажу миссис Лавендер, как вы себя ведете.
– Она никогда вам не поверит.
– Отчего же? Она ведь знает вас, знает, что вы собой представляете.
Мелисанда была по-настоящему испугана. Он все приближался к ней, медленно и неотвратимо.
– Отдайте мне ключ! – истерически закричала она. – Немедленно отдайте!
Он больше не улыбался. Она увидела животную страсть на его лице и еще твердую решимость настоять на своем. Ей стало так страшно, как не было еще никогда в жизни. Она отступила на шаг и крепко ухватилась за столик, который стоял у нее за спиной. Она вспомнила про пистолет с перламутровой рукояткой. Нащупала выдвижной ящик и в ту же секунду его открыла.
– А теперь, – сказала она, сжимая в руке пистолет, – отойдите назад.
Мистер Лавендер раскрыл от изумления рот, однако, остался стоять на месте.
– Уберите его сейчас же, идиотка вы этакая! – вскричал он. – Он же заряжен!
– Я это знаю.
– Положите его на место! Положите на место!
– А я вам сказала – отдайте мне ключ! Если вы этого не сделаете, я вас застрелю.
– Не посмеете!
– Даю три секунды.
– Господи Боже мой! – воскликнул он. – Я вам верю. Вид у вас достаточно безумный.
– Совершенно справедливо. Безумный. И не только вид. Я достаточно безумна, чтобы убить такого человека, как вы. Отдайте ключ!
Он достал ключ из кармана.
– Бросайте его. У вас всего три секунды, помните об этом.
Лавендер бросил ключ, и Мелисанда, держа под прицелом обидчика, подняла его с пола.
Все еще не опуская пистолета, она подошла к двери, осторожно отперла ее, а потом помчалась к себе наверх, повернула ключ в замке и прислонилась к двери, глядя на пистолет в руке.
Как она пережила эту ночь? Сидя у себя в мансарде за запертой дверью, она лихорадочно пыталась строить планы, понимая, что больше не может провести в этом доме ни одной ночи. Она должна куда-то уйти… все равно куда.
Но, прежде всего, необходимо повидаться с Торольдом. Нужно помешать ему шантажировать ее отца. Это самое важное. Самая страшная опасность – это он. Арчибальд Лавендер просто сластолюбивое животное, она презирает его, он внушает ей страх; а вот Торольд Рендал – это настоящий преступник, а она к тому же облегчила ему задачу.
Мелисанда достала пистолет с перламутровой рукояткой. Он был так мал, что походил на игрушку. Какая в нем сила? Вспомнив о том, как он ее спас, она пробор мотала: «Мой друг!» И еще раз повторила сквозь рыдания: «Мой маленький друг!»
Понимая, что не заснет, она не стала раздеваться. Просто лежала на кровати, глядя на дверь и сжимая в руке пистолет.
Впервые в жизни пришлось ей пережить такую ночь.
Однако Арчибальд Лавендер не пытался к ней войти. Мелисанда знала, что он боится, боится ее маленького друга и ее твердого намерения не дать себя в обиду.
Мелисанда лихорадочно пыталась сообразить, что же делать дальше. Она должна встретиться с Торольдом и воспрепятствовать ему писать ее отцу. Ей казалось, что она сумеет это сделать. Не верилось, что он такой дурной человек. Человек, за которого она согласилась выйти замуж, был добрым и внимательным, но он наделал долгов, оказался в затруднительном положении и от этого потерял голову.
Теперь она не станет его женой, это невозможно, но он не преступник. И все это придумал сгоряча, повинуясь минутному порыву. Его поведение не было результатом расчетов. Как она ненавидела всех мужчин! Монахини были правы. И все-таки ей казалось, что некоторые мужчины были скорее слабы, чем безнравственны.
Повидавшись с Рендалом, она сумеет убедить его быть благоразумным, заставит поклясться, что он не станет писать ее отцу. А что дальше?
Мелисанда вспомнила о Фенелле, такой доброй и такой терпимой. Возможно, она поедет к Фенелле и попытается объяснить, почему ей пришлось бежать.
Похоже, это единственный путь.
Наконец наступило утро. Она сунула пистолет в карман платья и осторожно открыла дверь.
В верхних комнатах дома не было слышно ни звука. Она спустилась к Гантерам, стараясь вести себя так, словно ничего не случилось; ей не хотелось дать Гантерам или Саре почувствовать, как она встревожена. Она не могла посвятить их в свои дела, а они вряд ли удержались бы от расспросов, если бы догадались, что с ней неладно.
– Он, должно быть, вернулся вчера вечером домой, – сообщила миссис Гантер, когда Мелисанда заняла свое место за столом. – Явился потихоньку, так что никто и не знал. А утром позвонил, чтобы подали завтрак. Сара говорит, что вид у него был довольно сердитый. С ней, наверное, поссорился и, разозлившись, отправился домой.
– Ах, вот как, – произнесла Мелисанда.
– Хозяйка, по его словам, приедет домой только вечером, так что еще весь день наш, нужно его использовать как следует, как вы считаете?
– О, конечно, – отозвалась Мелисанда.
Есть ей не хотелось, но она заставила себя что-то проглотить.
После завтрака она поднялась в свою комнату, чтобы собраться. Вещей было не так уж много. После встречи с Торольдом ей придется вернуться за ними – незаметно проскользнуть наверх, а потом потихоньку выйти из дому.
Мелисанда дотронулась до пистолета, лежавшего у нее в кармане; она не расстанется с ним, пока не почувствует себя в полной безопасности от домогательств Арчибальда Лавендера.
По словам Гантеров, он куда-то ушел. Сказал, что вернется только вечером.
Но он ведь может неожиданно вернуться домой, думала Мелисанда. В его глазах она увидела не только желание, но и жажду мести.
Утро тянулось бесконечно медленно, а нужно было еще высидеть за столом во время ленча.
– Честное слово, – заметила миссис Гантер, – у вас совсем нет аппетита.
– Боюсь, что вы правы.
– Это никуда не годится… вы же еще растете. Вам, наверное, портит аппетит мысль, что хозяйка скоро снова будет дома, верно?
– Возможно.
– Ну, напрасно вы так волнуетесь. Все будет хорошо. Мне кажется, она вами довольна. Не стоит обращать особого внимания на то, что она говорит. Она ведь ни за что на свете не признает, что чем-нибудь довольна.
Мелисанда подошла к миссис Гантер и обняла ее.
– О миссис Гантер, я всегда буду помнить, как вы были добры ко мне.
– Нет, вы только послушайте! – сказала миссис Гантер и подумала: «Уж эти мне иностранцы! Словно не на земле живут – сегодня смеются, а завтра уже слезы. Уж я и не знаю, как с ними себя вести. Она-то, правда, такая хорошая. Я ее полюбила».
Мелисанда торжественно расцеловала миссис Гантер в обе щеки.
– Полно! – сказала миссис Гантер. – Полно, полно. Вы как будто чем-то расстроены, дорогая. Можно подумать, что собираетесь уезжать.
– Нет, просто хочется сказать… сказать спасибо вам… и мистеру Гантеру, и Саре. Мне было так хорошо с вами в этой маленькой комнатке.
– Рады это слышать! А нам было приятно ваше общество. Надеюсь, что вы будете счастливы в замужестве, я в этом просто уверена, ведь не сыщется на свете другого такого прекрасного джентльмена, и вы его заслуживаете. Так я и говорю Гантеру: «В жизни не встречала прекраснее джентльмена, а наша мисс Мартин всячески заслуживает счастья».
– Возможно, каждый из нас заслуживает того, что ему выпадает в жизни, – произнесла Мелисанда.
– Ну, я бы этого не сказала. Некоторым просто-напросто везет.
– Мне пора идти, – сказала Мелисанда. – У меня еще много дел. Просто хотелось вам сказать, как мне было у вас хорошо.
– Спасибо на добром слове, дорогая. Увидимся за обедом.
Мелисанда ничего не ответила. Она поднялась в свою комнату. Все ее пожитки – их было немного – были уложены в саквояж, который она недавно купила, все было готово к тому, чтобы уйти. Она засунула саквояж под кровать. Надев шляпку и мантилью, вышла из дому и направилась в Гайд-парк на свидание с Торольдом.
Мистер Рендал уже был на месте. Она видела, как он прохаживается по аллее.
– Мелисанда… как я счастлив, что вы пришли.
Он схватил ее руки в свои, но она поспешно высвободила их:
– А вы думали, что я нарушу обещание?
– Вчера вы были немного расстроены. Я вижу, сего дня чувствуете себя лучше. Похоже, теперь вы понимаете, что к чему.
– Да, я все прекрасно понимаю, – сказала она. – Торольд, у вас неприятности, вы попали в затруднительное положение, и это меня беспокоит.
– Совершенно верно.
– Поэтому вы и придумали все эти ужасные вещи. Вы говорили несерьезно, я знаю.
– Но послушайте, Мелисанда. Вы ведете себя глупо. Ведь отец должен о вас позаботиться.
– И о вас тоже?
– Но мы собираемся пожениться. Я стану его зятем.
– Никогда вы им не будете!
– Мне казалось, что вы образумились.
– Да, образумилась, наконец, а то все надеялась, что вы не такой уж дурной человек.
– Ах, полно говорить глупости! Я дурной человек! А ваш папаша? Он ангел? Он, который соблазнил бедную девушку?
– Довольно! Что вы знаете обо всем этом?
– Не впадайте в истерику, Мелисанда, давайте сядем. Вот черновик письма, которое я сочинил. Хочу, чтобы вы его переписали и отправили отцу. В нем говорится, что вы встретили человека, которого полюбили, хотите выйти замуж, и уверены, что он поможет, как собирался сделать раньше.
Взяв письмо, Мелисанда, не читая, разорвала его и бросила клочки через плечо. Подхваченные ветерком, они, танцуя, летели по воздуху. Девушка поднялась со скамьи и, взглянув в лицо собеседника, увидела, что оно исказилось от злости.
– Значит, это все, что вы можете сказать?
– Я никогда не стану писать отцу и просить у него денег. Мы больше никогда не увидимся. Прощайте!
Рендал схватил ее за руку и резко повернул лицом к себе. Рот его сводила судорога, глаза лихорадочно блестели. Это был незнакомый ей человек, совсем не тот, за которого она собиралась выйти замуж.
– Вы мне… отвратительны, – сказала она. – Отпустите меня немедленно!
– Воображаете, что я так просто с вами расстанусь?
– А что вы еще можете сделать?
– Думаете, дело закончено?
– Да, закончено.
– Вы просто дура. Мы могли бы жить в довольстве до конца нашей жизни. Он богатый человек… очень богатый – я все разузнал – и может обеспечить нам постоянный доход. Нам ни о чем не придется думать, только наслаждаться жизнью. И он это сделает, можете быть уверены. Он заплатит сколько угодно, только бы не стало известно, что он не тот человек, за которого его принимают.
– Так вы намерены его шантажировать?
– А почему бы ему не заплатить за свои грехи?
Глядя в его лицо, Мелисанда думала: «Он воплощение зла, настоящий символ мужчины».
– Вы никогда не напишете моему отцу, никогда не будете его, шантажировать, – спокойно произнесла она.
– Не будьте дурочкой! Если не желаете мне помочь, так не мешайте. Впрочем, я не очень-то нуждаюсь в вашей помощи. Вы сказали все, что мне нужно знать.
– Нет! – вскричала она. – Пожалуйста… пожалуйста, не делайте этого.
– Что? Отказаться от такой возможности? Вы сошли с ума.
Мелисанда почувствовала, что в голове у нее помути лось. Она слышала крики детей где-то вдалеке. «Боже мой, – молилась она, – помоги мне. Помоги мне его остановить. Он не должен этого делать».
И тут она вспомнила о пистолете. Повинуясь своей импульсивной натуре, она не думала ни о чем другом – только о том, чтобы спасти отца от преследований этого человека. Пистолет спас ее от Арчибальда Лавендера. Не спасет ли он и ее отца от Торольда Рендала?
И она достала пистолет из кармана.
– Поклянитесь, – сказала она решительно, – что не станете трогать моего отца!
– Что вы затеяли, идиотка?
– Клянитесь! – истерически кричала она. – Ну же, клянитесь!
– Решили меня напугать этой детской игрушкой? Мелисанда, я люблю вас. Мы будем счастливы, будем жить без забот. Ваш отец поможет. А если вы не согласны мне помочь… ну что же, могу обойтись и без вас. Но я бы хотел, чтобы вы мне помогли, чтобы были благоразумны.
– Клянитесь! – повторяла она. – Клянитесь! Он положил руку на ее локоть:
– Думаете, я такой же полоумный, как и вы? Никогда не упущу своего шанса… Никогда!
Отбросив его руку, она подняла пистолет. Все было так легко, ведь он находился совсем рядом.
Раздался резкий хлопок, и Торольд, обливаясь кровью, упал на землю.
А она стояла рядом, не выпуская из рук пистолета, когда услышала голоса – к ней бежали люди. В полном смятении, чуть не теряя сознания, она стояла и ждала.