Мелочи жизни

Глава девятнадцатая. КОНТРАБАНДА

В парке было малолюдно. В наше неспокойное время даже в выходные дни люди опасаются гулять в парке. Страшно. А уж в будни...

Но в семье Кузнецовых даже женщины отличались сильным характером. Так что Юля и Катя гуляли с маленькой Катиной дочкой Аленкой не между чадящими автомобилями, а в тихом парке, недалеко от Катиного дома.

Издали наблюдая за ребенком, Катя решилась на серьезный разговор с племянницей.

— Юленька! Нет, я, конечно, очень рада, что ты живешь у меня, но так же нельзя! Она же твоя мать!

— Я к ней не вернусь, — тупо, явно не в первый раз ответила Юля.

— Что значит, не вернешься?! Что ты ей хочешь доказать?! — Катя тоже была Кузнецова и не собиралась сразу сдаваться. — Она ведь даже не догадывается, что ты ушла из дома! Мы же заморочили ей голову этим карантином в детском саду. Кстати, карантин не может продолжаться всю жизнь! Аленка пойдет в сад. Что мы будем говорить?!.. Что это ты со мной сидишь?!.. Что это я боюсь оставаться одна?!..

— Нет... Нет... — Юля упрямо покачала головой, — я ее видеть не могу.

— Ну Юленька... — Катя обняла племянницу. Но и это не помогло. Юля чуть не плакала. — Папа ее так любит... А она!.. Ну мало ли, что в жизни бывает.

— Ничего себе, «мало ли»! — Негодующая Юля вырвалась из объятий и, не задумываясь, ударила в незащищенное место, рассчитывая таким образом закончить разговор: — Это только ты можешь своего Гошу прощать до бесконечности!

Юля добилась своего. От неожиданности Катя ответила грубо и резко:

— А вот это не твое дело!

Юля испугалась, почувствовала, что «перебрала». Но и Катя не стала раздувать ссору.

— Просто я его люблю, — сказала она тихо и печально. Юлька оценила доверительность интонации. Взяла тетку под руку, прижалась.

— Извини... Извини, пожалуйста... Я не хотела тебя обидеть. Просто как подумаю, что папа там, в Англии, подарки ей покупает, думает, что его любящая жена дома ждет... А она... Здесь...

— И кто этого Шведова за язык тянул?! Тоже, хорош гусь! Нашел, с кем поделиться!

— Да при чем тут он!

— Не знаю, не знаю... — Катя с подозрением посмотрела на Юлю.

Хороший офис найти сложно. Купить дорого. Содержать опасно. Поэтому Гоша делал все свои дела в ресторане.

Вот и сейчас, сидя за столиком, он обдумывал свои планы по сравнительно честному изъятию денег у трудящихся.

Подошел официант. Склонился над столиком.

— Георгий Валентинович, вам как всегда?.. Вместо ответа Гоша кивнул. И уже в спину добавил:

— И пачку сигарет, Коля.

Поговорив с Юлей, Катя решила повидаться с Машей. Арест Сергея на таможне, разрыв с дочерью... Есть о чем поговорить.

Разговаривали, как всегда, на кухне. Катя была возмущена.

— Нет, это ж надо! Сережка контрабандист! Просто анекдот какой-то!

Маша почти плакала.

— Если бы это был анекдот... А она, между прочим, краденая! Причем из музея! И стоит десять тысяч долларов!

— Кто? — не поняла Катя.

— Да не кто, а что! Статуэтка эта чертова! Которую у него нашли. Это же достояние республики, понимаешь?

— Да, дела... Слушай, а может, ему ее подбросили?

— Конечно, подбросили! Неужели ты думаешь, что Сережка!..

— Да ничего я не думаю... Просто размышляю... А может, попросил кто-нибудь. Он же у нас безотказный... — Катя строила гипотезу за гипотезой.

— Последнюю рубашку снимет... — Маша уже хлюпала носом.

— А я ему сколько раз говорила: добрые поступки никогда не остаются безнаказанными...

— Это мне за грехи мои наказание...

— Да ну тебя, Маш! — Пройдя уже через эту болезнь и выздоровев, Катя совершенно перестала верить в мистику.

— Бог, он все видит, все замечает... Слушай, а может, мне в церковь сходить? Свечку поставить? — Маша, как и положено утопающему, хваталась за любую соломинку.

— В какую еще церковь? Не мели ерунду! Тебе адвокат нужен, а не поп!

— У адвоката я уже была, — снова загрустила Маша.

— Так с этого и надо было начинать! Что он сказал?

— Ничего хорошего.

— А поконкретнее можно?

Катя считала себя человеком действия.

— От трех до пяти лет.

— Да что ты?!

— Контрабанда в особо крупных размерах. — Маша не знала, какие размеры принято считать крупными, но заранее боялась такого определения.

— Неужели так серьезно?

— Все зависит от отпечатков пальцев. Если на этой чертовой статуэтке найдут его отпечатки...

— И что тогда?

Кате, естественно, важно знать все конкретно.

— Тогда? Тогда никто никому ничего не докажет...

— Что значит, не докажет?! — не унималась Катя. — Подбросили, и все! Знать не знаю, видеть не видел! А отпечатки... Ну мало ли... Случайно коснулся!

— Угу. Это ты знаешь кому будешь рассказывать? «Случайно коснулся»...

Маша упорно отказывалась разделять Катин оптимизм.

— Ну а как, Маш, как? Главное ведь отрицать. Ну а там пускай доказывают!

— Слушай, может, тебе с ним местами поменяться? — Маша не умела и не хотела долго оправдываться. — Раз уж ты такая умная?!

— Ну ладно-ладно, не кипятись! Сейчас не время!

— «Пусть доказывают»! Ты что, забыла, где ты живешь?! — Маша все еще не могла успокоиться. — Они и доказывать ничего не будут! Им лишь бы посадить человека, а там хоть трава не расти!

— Маш, ну ладно! Ну... Может, еще не все так страшно... — Но Катя тоже постепенно впадала в уныние... — И вдруг ее осенило: — Машка! Надо звонить Шведову! — сказала она решительно.

— Еще чего!

— У тебя есть какой-то другой знакомый с такими же связями?

— Я не хочу к нему обращаться. — Маша пыталась закончить неприятный разговор.

— Маша, сейчас не до гордости! А вдруг Сережку и в самом деле посадят? Куда ты тоща денешься?! С двумя детьми!

— Нет, — Маша даже отвернулась, — я не буду его ни о чем просить.

— Ну, Машка, я от тебя не ожидала! — Катя была возмущена. — Есть человек, который реально может помочь твоего же мужика из тюрьмы вытащить, а ты из-за какой-то дурацкой гордости!..

— Он, между прочим, не только мой мужик, но и твой родной брат, — ни с того ни с сего напомнила Маша.

— Тем более!

Не замеченный спорящими женщинами, на кухню пришел Саша.

— Что за шум, а драки нет? Кстати, неплохо было бы чайку попить, а? Вы как?

К удивлению Саши, ни мама, ни тетка, не проявили желания его покормить. Пришлось все делать самому. Самому брать чайник, самому наливать воду...

И только тут Маша среагировала. Да и то как-то неуверенно:

- — Да-да, сынок, завари, пожалуйста. —А что это вы такие невеселые? — наконец-то заметил Саша. — Сейчас, между прочим, Англию по телевизору показывали... Так здорово! И погода хорошая. А говорят, дожди, туманы... Везет же некоторым... Вот вы тут от холода дрожите, а папа сейчас там по Трафальгарской площади в одном пиджачке прогуливается... Представляете? Мам, ну чего ты молчишь? Сейчас, наверное, в каком-нибудь их коммерческом мне жвачку выбирает... Я его просил обязательно малиновую и надувную.

— Опять будешь пузыри пускать? — Маша ненавидела учеников, пускающих бесконечные пузыри на ее уроках.

— Ма, ну я же не в школе... Только дома и во дворе... Маша не смогла ответить. Ей хотелось упасть в подушку и плакать, плакать, плакать... Как в детстве. До тех пор пока не придет мама и не решит все проблемы сразу.

Саша обернулся от плиты и заметил ее слезы.

— Мам, ты чего?

— Бабушка заболела, — первой нашлась Катя.

— Не может быть! — по-детски не веря в серьезность происходящего, воскликнул Саша. — Железная леди?!

— Представь себе! Врач сегодня утром приезжал, говорит — сосудистый криз, постельный режим. А какой там постельный режим, когда твой дед, мой папочка, даже чашки толком помыть не может...

Катя могла еще долго говорить про отца, но зазвонил телефон.

— Я подойду! — В последнее время у Саши появились секреты, и он старался первым взять трубку.

Оставшись с Катей вдвоем, Маша поспешила сменить тему разговора:

— Анна Степановна... Это что, из-за Сережки, да? Катя кивнула.

— А кто тебя просил им говорить?! — Маша считала правильным ограждать стариков от негативной информации.

— Да ничего я им не говорила! Ты когда позвонила, мать параллельную трубку взяла. Ну и все слышала. Ты же не можешь намеком, тебе же обязательно нужно всю правду-матку! «Сережу арестовали!» Ну она, естественно, всю ночь не спала, а утром головная боль, тошнота, в общем...

— Но я же не знала, что...

— Ладно, что теперь говорить...

— Пришла беда, отворяй ворота... — обреченно вздохнула Маша.

— Не говори...

— Слушай, я надеюсь, ты Юльке не сказала? — опомнилась Маша.

— Что ты! Зачем?

— Слава Богу! — облегченно вздохнула Маша. — Не хватало еще, чтобы она...

— Я-то ладно. Главное, чтоб папа с мамой не проговорились...

— Папа с мамой?

— Ну конечно. — Катя принялась терпеливо объяснять: — Она же сегодня у них будет. Понимаешь, у меня вечером гости, ну я и попросила ее, чтоб вместо меня стариков навестила. Ну там молока, хлеба, вкусненького чего-нибудь.

— Слушай, ты им из автомата позвонить можешь? А то, я боюсь, Сашка услышит...

— Ну конечно.

— Не хочу я, чтобы дети раньше времени знали.

— Правильно. Может, еще обойдется все.

— И, главное, Юлька... По-моему, с ней что-то происходит. То ли она обиделась на меня... Но за что?

— С чего ты взяла? — Катя решила ничего сегодня не говорить. И без того достаточно Машке проблем.

— Не знаю. Как-то странно она разговаривает, как будто и не хочет говорить со мной. Сама почему-то не звонит, а я позвоню, все у нее дела какие-то... То в магазин надо, то Аленку купать... Днем купать ребенка...

— Ну... Я ее действительно иногда купаю днем... — Кате пришлось соврать, выручая племянницу.

— Ладно, с этим мы потом разберемся. — Маша недоверчиво посмотрела на Катю. — Не все сразу. Кстати, скоро этот карантин кончится?

— Кто его знает. Корь все-таки...

— Да, — что-то вспомнила Маша из своей практики. — Корь — это серьезно...

В квартире Кузнецовых-старших царил непривычный беспорядок.

Анна Степановна лежала в постели, под одеялом, на тумбочке рядом — лекарства. Около постели, на стуле, с выражением сострадания на лице сидел Анатолий Федорович.

Несмотря на свое положение, Анна Степановна решила «открыть мужу глаза».

— Все-таки непутевый у нас с тобой сын, Толя.

— Аня, ну зачем ты... — попытался возразить Анатолий Федорович.

Анна Степановна не дала мужу закончить, взмахнула рукой.

— И вроде не в понедельник я его родила, и не тринадцатого числа, а все-то ему не везет...

— Аня, ну...

— Помнишь, еще в школе, у всех детей грипп как грипп, а у него обязательно с осложнениями, да так, что месяца полтора в больнице. А физкультура? Как выйдет на урок, так обязательно либо сломает себе что-нибудь, либо вывихнет... Про содранные коленки я уже и не говорю...

— По-моему, ты преувеличиваешь...

— Ну конечно. Ты ведь, Толечка, ни разу даже на родительском собрании не был. То у тебя институт, то у тебя кафедра, то диссертация... А я до сих пор каждую его болячку помню... Каждую ссадину...

Анатолий Федорович вздохнул. То ли по ссадинам сына. То ли по диссертации. То ли по молодости...

— Вот мы все говорим, талантливый инженер, талантливый инженер... — продолжала жена. — А ведь он не хотел быть инженером, и ты об этом прекрасно помнишь, Толя...

— Ну да, в актеришки хотел податься, была у него такая блажь.

— А ведь это ты не дал ему поступать на актерский, Толя. Я же помню, как ты стеной встал, кричал: «Только через мой труп!»

— И правильно, правильно кричал! Потому что надо получать профессию, а не скакать стрекозлом по сцене. Не мужское это занятие.

— А что мужское занятие по-твоему, Толя, что? Штудировать переписку Ленина с Арманд?

— Да, представь себе! — Анатолий Федорович почувствовал себя задетым. — Представь себе! Профессия историка, знаешь ли...

Анна Степановна знала все про профессию историка и слушать еще раз не захотела.

— А ведь у него был талант, Толя... Помнишь их школьный драмкружок? Как он играл Корчагина в «Как закалялась сталь». По-моему, замечательно.

Анатолий Федорович только устало взмахнул рукой.

— Ведь он мог быть актером, Толя... И не хуже иных прочих. И Гамлета бы сыграл...

— Да уж... — Муж был настроен скептически.

— Сыграл бы, сыграл бы! А в результате что? Получил, как ты говоришь, профессию. А куда она его, эта инженерная профессия, завела?!

— Ну вот! Ты еще скажи, что это я виноват в том, что его...

— Молчи, Толя, молчи! Тебе вредно нервничать!

— Тебе, можно подумать, полезно! — насупился Анатолий Федорович.

— А помнишь еще в институте? Его хотели оставить на кафедре преподавать? А он сказал что-то на комсомольском собрании. В результате попал в это конструкторское бюро, будь оно неладно!

— Ну знаешь! Когда он работал в КБ, его, по крайней мере, не сажали...

— Толя! Я прошу тебя — перестань!

— Ну хорошо, хорошо!

— И прошу тебя — не проговорись при Юлечке. Маша очень просила...

— Аня, ну сколько можно?

— Да, Маша... Она, конечно, хорошая женщина, но ведь у него могла быть совсем другая жена...

— Аня, Аня... — Анатолий Федорович не любил подобные разговоры о том, чего уже не исправишь.

— Не перебивай меня! Да, у него могла быть совсем другая жена, более ласковая, более заботливая... Помнишь Инночку? Она в параллельном классе с Сережей училась.

— Это которая в Америку уехала?

— Да-да! Ох, как она его любила!

— Что-то я этого не помню!

— А что ты можешь помнить? Ты же из своего кабинета не вылезал. А я мать. Мне одного взгляда достаточно, чтобы увидеть, как женщина относится к моему сыну. Мужчинам этого никогда не понять.

— Ну, не знаю. По-моему, Маша Сережу любит. А внуки? Что, она тебе плохих внуков родила? — Это был самый весомый аргумент, и старик специально припас его напоследок.

— У меня самые лучшие в мире внуки, Толечка, — немедленно согласилась Анна Степановна, — но ведь я сейчас не об этом говорю.

— А о чем тогда? Я не понимаю...

— Ведь у нее есть любовник, Толя... — тяжело вздохнув и еще раз подумав, говорить ли об этом мужу, все-таки произнесла Анна Степановна.

Маша проводила Катю и еще раз подумала о ее совете обратиться к Шведову. Нет. Это невозможно. Но есть Гоша. Это, конечно, не те связи, но Саше ведь он помог... И Маша решительно взялась за телефон. Дозвонилась она почти сразу— Але, добрый день, Георгия, пожалуйста. Спасибо. Але, Гоша? Привет. Слушай, мне нужно с тобой поговорить. Нет, не по телефону. Ты можешь сейчас приехать? Да, очень срочно. Гоша поверил, но дела...

— Понимаешь, я жду здесь человека... Извини... А может быть, ты сможешь сама подъехать?.. Да. Где всегда... Да, улица Вескера. Жду.

— Я выезжаю!

Анатолий Федорович слегка обалдел от подобной новости.

— Глупость какая! С чего ты взяла?

— Имеющий глаза да увидит, Толечка...

— Ну знаешь! У тебя есть какие-нибудь доказательства?

— Мне доказательства не нужны, — вздохнула Анна Степановна. — Я мать. Я сердцем чувствую.

— Ну знаешь, милая, ты меня извини, но, по-моему, это огульное обвинение... Если бы ты действительно что-нибудь видела...

— Я слышала... Слышала, как она разговаривает с ним по телефону...

— С кем?

— С каким-то мужчиной.

— Это еще ничего не означает.

— Означает. Я ведь слышала, как она разговаривала. А стоило мне войти в комнату, клала трубку...

— Ну мало ли! Может быть, она по работе разговаривала! Или с подругой!

— А какие такие секреты могут быть от меня, если она разговаривает с подругой? Тем более я уверена, что это был мужчина...

— Мало ли какие секреты! Да какие угодно. В конце концов, ты ведь ей не мать — свекровь!

— Что-то раньше у нее таких секретов не было! Ой, ладно, Толечка, не будем спорить, хотя я уверена, что со временем ты, как всегда, убедишься в моей правоте... Но сейчас даже не это главное...

— Вот именно! Чаю хочешь?

— Нет, спасибо. Позже.

— Может быть, хочешь поспать?

— Какой тут сон...

— А снотворное? Ань, хочешь снотворное? То самое, импортное?

— Не надо ничего. Ты мне лучше скажи: ты Гоше не пробовал звонить? Может быть, он сможет хоть чем-нибудь помочь Сереже в этой ситуации?

— Пробовал. Нету его. Отъехал куда-то. Да ты не волнуйся, Аня. Я же при тебе разговаривал с Шахбазяном, ничего серьезного Сереже не грозит...

— Трепач твой Шахбазян.

— Анечка, он опытный адвокат! — Анатолий Федорович не позволял даже жене обижать своих друзей.

— Он уже шесть лет, если не больше, на пенсии, этот твой опытный адвокат.

— Ну и что? Он, если хочешь знать, до сих пор отлично практикует.

— Очень за него рада. Но Маша, как ты знаешь, тоже разговаривала с практикующим адвокатом. Его прогнозы не столь оптимистичны.

— От трех до десяти лет? Пустозвон! Для того чтобы посадить человека хотя бы на месяц, нужно что-то доказать. А какие у них доказательства?

— Эх, Толя, Толя, всю жизнь изучаешь историю партии, а так ничего и не понял...

— Что ты хочешь этим сказать? — искренне не понял Анатолий Федорович.

Дуб опаздывал. И очень нервничал по этому поводу. Если Биг-Мак узнает, если только Биг-Мак узнает...

На лестнице, перед дверью в квартиру Кузнецовых старших, никого не было. Значит, он прибежал первым. Теперь можно соврать и Биг-Мак никогда ничего не узнает.

Дуб вытер пот со лба. Удовлетворенно опустился на ступеньку, вынул из кармана сигареты, зажег спичку. Заработал лифт. «Наверное, Биг-Мак», — подумал Дуб. Лифт остановился, и из него вышла... Юля.

Дуб поспешно спрятался за угол. Он увидел, как Юля подошла к двери, открыла ее своим ключом и вошла в квартиру.

Дуб проводил ее удивленным взглядом. Догоревшая спичка обожгла ему пальцы. Дуб раздраженно отбросил спичку, подошел к окну, посмотрел вниз.

Биг-Мак гордился своим умением ходить бесшумно. И любил это умение демонстрировать. Вот и сейчас он совершенно незаметно подошел к Дубу и похлопал его по плечу.

— Ну и что там интересного?

Дуб даже испугался от неожиданности.

— Ну ты даешь! Бесшумно!

Биг-Мак заметил незажженную сигарету в руке Дуба и протянул зажигалку.

— Ну что там? Порядок?

— Все как заказывали. Я пришел час назад. Старики отвалили. Умора, оделись понаряднее, как на праздник. Но такое дело...

— Какое дело?

Биг-Мак почувствовал, что парень врет, но неправильно понял, в чем вранье. Дуб продолжал:

— Да вот только что к ним девка какая-то пришла. Молодая.

— Какая девка? Что ты гонишь?! Их же нет.

— Да она с ключами... Пришла, дверь открыла, сейчас там сидит. Может, дочка или внучка...

— Или жучка! Ладно, не боись, разберемся.

Биг-Мак окончательно утвердился в мысли, что парень испугался и пытается сбить его с толку, чтобы не лезть в квартиру. Он высокомерно усмехнулся, вынул из кармана отмычки, не спеша и, как всегда, бесшумно подошел к двери.

Неожиданно замок открылся изнутри.

Биг-Мак быстрым кошачьим движением отскочил за угол.

Вышла Юля с пластмассовым ведром для мусора. Бит-Мак мгновенно принял решение и шепнул Дубу:

— Задержи ее на лестнице, понял?

— Как?

— Как хочешь! — тихо, но внятно скомандовал Биг-Мак. Скомандовал и исчез в квартире.

Пытаясь за грубостью скрыть страх, Дуб с развязной улыбочкой пошел навстречу спускающейся по лестнице с уже пустым ведром Юле.

Не придумав ничего лучше, Дуб решил предложить Юле сигарету и достал пачку.

— Покурим?

— Чего? — не поняла Юля.

— Я говорю, покурим? Тебя как зовут? Я тут всех знаю, а тебя что-то не видел.

— Дай пройти. — Юля была не в настроении кокетничать с незнакомым да еще и несимпатичным подростком.

— Фу, как грубо. Я ей как человеку сигарету предлагаю. Она, между прочим, теперь чирик стоит, а ты грубишь.

Юля попробовала молча обойти Дуба. Но парень грубо схватил ее за руку.

— Стоять, кому говорю!

— Да пошел ты!

Юля с размаху ударила пустым пластмассовым ведром Дуба по голове. Удар был скорее звонкий, чем болезненный, но от неожиданности Дуб отшатнулся, и Юля проскочила мимо него. Подбежала к двери. Но на самом пороге столкнулась с выходящим из квартиры Биг-Маком.

От неожиданности Юля задала самый простой и естественный вопрос:

— Вы кто?!

— Конь в пальто! — бросил Биг-Мак на ходу и быстро убежал вниз по лестнице.

Юля ворвалась в квартиру, захлопнула за собой дверь, огляделась. Вроде бы в прихожей все на месте. Из комнаты едва слышен уютный разговор дедушки и бабушки.

— Как дела? — Юля решила удостовериться. Анатолий Федорович вышел к ней.

— Все нормально, ты что, думаешь, пока мусор выбрасываешь, нас тараканы загрызут?

— А вы никого не ждете?

Юля решила без нужды не пугать стариков.

— Да нет, Маша звонила, Сережа, — заставил себя улыбнуться Анатолий Федорович. — Сережа улетел, кого нам ждать?

— Ну ладно... — деланно улыбнулась Юля. — Ладно, пойду к бабуле.

На улице Биг-Мак догнал Дуба.

— Я же говорил, а ты не слушал...

Биг-Мак не дал Дубу договорить ощутимым подзатыльником.

— За что?

— Сам знаешь! Козел!!!

Никогда еще прежде не видели официанты Гошу в таком удрученном состоянии... Странно. Сидел. Шутил. Улыбался. Пришла к нему красивая женщина. Минут пять поговорили, и на парне уже лица нет. Не шутит. Не улыбается. Сидит бледный как смерть. И курит непрерывно.

— Да... Приятного мало.

— Гоша! И это все, что ты можешь сказать?

— А что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Как — что? Как — что, Гоша, милый? Его нужно выручать оттуда! И чем скорее, тем лучше! Как ты этого не понимаешь?

— Машенька, ты только успокойся, ладно? Не волнуйся так... — Гоша старался не смотреть Маше в глаза. — Кстати, я уж не знаю, чего там наговорил тебе твой адвокат, но, по-моему, ничего страшного не произошло. Какие у них доказательства? Вот увидишь, сегодня вечером твой Сережа будет дома...

— Тебе хорошо говорить! А ты знаешь, что такое хотя бы час провести в тюремной камере?

На всякий случай Гоша сплюнул через левое плечо и постучал по дереву.

— Слава Богу, нет...

— Гошенька, помоги ему! У тебя же куча связей! Но Гоша только обреченно покачал головой.

— Но у тебя же все схвачено! Ты сам говорил...

— Машуль, если б я мог... Я бы уже давно...

— Но ты же про Сашку договорился!.. Ну попробуй!

— Нет, Машуль... Это совершенно другой уровень. Я так высоко пока не летаю...

— Ну Гошенька!

— Видишь ли... Дело в том... — Гоша решил сказать сестре правду. — В общем... Это моя статуэтка.

— Как это... Как это — твоя? — не поняла Маша.

— Как-как... Очень просто. Моя, и все. Я ее за старые долги взял.

— Как — за долги?.. За какие такие долги... Я не понимаю! Ты что хочешь сказать, что это ты подбросил Сереже эту статуэтку?

— Ничего я ему не подбрасывал! Он сам взял.

— Как... сам?

— Так, сам. Ну он, конечно, сначала отказывался, но я объяснил, что это просьба тех людей, которые тогда помогли с Сашкой.

— А на самом деле? — Голос у Маши стал твердым.

— Что — на самом деле?

— Чья эта статуэтка? Ты должен сказать мне, чья это статуэтка.

Гоша промолчал.

— Ну?!

— Понимаешь... В общем, один человек должен был мне «деньги. Довольно крупную сумму. Предложил взамен эту статуэтку. Ну я так рассудил, что... На кой мне эти «деревянные»? А тут все-таки натуральная кость. Короче говоря — вещь... Ну вот... А в Англии у меня приятель один, антиквар... Он и должен был Сережку в аэропорту встретить...

Гоша боялся поднять глаза от клетчатой скатерти.

— Как же ты мог, Гоша?

— Да откуда ж я знал, что она ворованная! Клиент вроде нормальный, так... Приличный с виду... Сейчас попробуй пойми! Вон у меня под окном новая машина стоит, я ее тоже с рук брал! На рынке! Может, и ее откуда-нибудь угнали! Номер перебили и мне продали.

— Ты должен пойти и во всем сознаться, — решительно заявила Маша.

— Ну, предположим... — Гоша вздохнул. — И чего ты этим добьешься? Можно подумать, тебе легче станет, если мы там вдвоем куковать будем?

— Вдвоем не будете. Ты сознаешься и... Сережу отпустят. Надо уметь отвечать за собственную безалаберность!

— Ладно, ладно... Я готов отвечать за собственную безалаберность. Только ты понимаешь, что мне никто не поверит?

— Это еще почему?

— Да потому, что я его родственник, понимаешь? В лучшем случае привлекут за лжесвидетельство. В худшем — раскрутят такое дело, что еще вас с Юлькой по судам затаскают! Им только дай пальчик!

Отчаявшись встретиться с Гошей взглядом, официант Коля решился побеспокоить гостя.

— Георгий Валентинович...

Но Гоша не хотел даже слушать.

— Позже! Коля отошел.

Маша растерялась. И спросила растерянно:

— Что же делать?

— Не знаю я, что делать... Ждать или попробовать обратиться к кому-нибудь еще, кто может помочь. Во всяком случае, я тут бессилен...

— Как же ты мог, Гоша?.. Ведь все было так хорошо... Новая работа, Лондон... Ведь он ни разу в жизни не был за границей! Он ведь даже не знает, что отвечать этим таможенникам! А с его характером!.. Наверняка наговорил им такого, что теперь они его никогда не отпустят! Ну почему? Почему он должен страдать по твоей милости?!

— Ну ладно, Маш, ладно, ну... Ты же понимаешь, что я не нарочно...

Гоша чувствовал себя виноватым и не скрывал этого.

— Это не оправдание! За нечаянно бьют отчаянно! — не отставала от него Маша.

— Ну хорошо, хорошо! Ударь меня! Нет, я серьезно говорю, Маш! Давай! Врежь мне по уху как следует! С правой! Не стесняйся! Я ведь заслужил, а тебе, может быть, от этого легче станет!

— Дурак ты, дурак...

— Не хочешь бить? Ну хорошо. Тогда пойду действительно во всем сознаюсь. А то Серега там соскучился наверное без меня, бедняга, а я ему табачку, сухариков. Посидим, на нарах ножками поболтаем! Глядишь, и срок быстрее пролетит. Вдвоем-то оно сподручнее!

— Ладно, я пойду.

Маша встала. Направилась к выходу. Гоша поймал за руку, остановил.

— Подожди, может, тебе деньги нужны? Адвокаты сейчас ужасно дорогие...

Маша бросила на брата такой взгляд, что он без лишних слов отпустил ее руку.

— Все-таки позвони, если что-нибудь понадобится.

Маша ушла, оставив Гошу в непривычном для него состоянии. Он мучился. Ему было стыдно, и он чувствовал свое бессилие изменить ситуацию.

В городе, стране и мире могло происходить все что угодно, но в салоне Игоря Шведова на своем месте у входа в кабинет шефа всегда находилась элегантная, обаятельная, благоухающая Регина. Она умела не только принять посетителя, но и, что гораздо сложнее, выставить его. Могла управлять десятком капризных манекенщиц, оставаясь при этом их подружкой и наперсницей. Помнила, чьи звонки и просьбы передавать Игорю Андреевичу, а чьи не передавать.

Поэтому к телефону всегда подходила она.

На этот раз позвонили по местному. С проходной.

— Але? А, да, сейчас спущусь.

Регина положила трубку, включила селектор.

— Игорь Андреич, я отойду буквально на десять минут — там костюмы с киностудии привезли.

Селектор ответил глухим шведовским голосом:

— Давай, солнышко.

Регина встала, обошла стол, но в дверях столкнулась с Семендяевой.

— О, Семендяева! Легка на помине. А тебя тут, понимаешь, разыскивают.

— Ой, а кто?

— Кто-то с акцентом дальнего зарубежья. Не то Гюнтер, не то Вальтер...

— Зигфрид?

— О-о, точно. Зигфрид.

— Ой, Региночка Васильевна, я позвоню? Я быстренько, шесть секунд!

— Ну только если шесть секунд, — улыбнулась Регина. Это был тот случай, когда надо было быть строгой, но доброй. Хозяйкой, как за глаза называли ее девчонки.

— Спасибо.

Уже в дверях Регина обернулась:

— И скажи этому своему Гансу, что здесь не дом свиданий, а дом моделей.

— Региночка Васильевна, но вы же знаете, что у меня нет телефона, — уже набирая номер, попробовала оправдаться манекенщица.

— Это, как теперь принято говорить, твои личные трудности. Да, если папе кто-нибудь будет звонить — его ни для кого нет. Я буду через десять минут.

И Регина вышла, высоко неся свою красивую прическу.

Семендяева села на место Регины, набрала телефонный номер. В трубке короткие гудки. Занято. Задумчиво положила трубку. Покрутилась во вращающемся кресле, пролистала несколько листочков перекидного календаря... Представила себя на месте Регины...

Неожиданно в приемную стремительной походкой вошла Маша. Не обращая внимания на секретаря, даже не заметив замену, Маша бросила на ходу:

—Як Игорь Андреичу. — И исчезла в апартаментах Шведова.

Все это произошло так быстро и неожиданно, что Семендяева только и успела, что открыть рот. Опомнившись, девушка, чтобы предупредить шефа — она видела, как это делала Регина, начала нажимать все кнопки селектора подряд.

— Игорь Андреич, Игорь Андреич!.. И вдруг услышала:

— Это ты, солнышко?.. — Шведов был удивлен и обескуражен. Он никак не ждал Машу.

По незнанию Семендяева включила аппарат так, что теперь слышала весь разговор в кабинете. Выключить или перестать слушать оказалось выше ее сил. Тем более что в кабинете было что послушать.

— Ты все-таки пришла... — Шведов подошел к Маше. Обнял за плечи. Склонился, чтобы поцеловать. Он так ждал этого прихода, так надеялся, что Маша придет. Он даже не до конца верил в такой счастливый финал их недолгого романа.

Но Маша уклонилась от поцелуя. Шведов почувствовал холод.

— Что-нибудь случилось? —Я по делу.

— А... — Шведов умел держать удар. Внешне он почти не изменился. Только спину стал держать прямее. И плечи расправил.

— Понятно-понятно. Солнышко.

— Игорь... — Маша не хотела целоваться, но и такой официальный тон ее тоже не устраивал.

— Ты не голодна? Сейчас подойдет Регина, чего-нибудь сообразит... — Шведов окончательно замкнулся в привычно вежливой оболочке.

— Спасибо. Я пообедала дома.

— Может быть, кофе?

— Нет, спасибо. Честно говоря, я спешу. — Маша приняла предложенный деловой тон.

— То есть ты, солнышко, хотела бы сразу к делу? Правильно я тебя понимаю?

— Да. Желательно.

— Ну что ж, изволь. Хотя прискорбно, конечно. — Шведов счел необходимым объяснить свою чопорность. — Я уж, честно признаться, и вовсе не чаял тебя увидеть после твоего последнего заявления... И такое, прямо скажем, сухое начало...

— Игорь, мне правда сейчас не до лирики.

— А что стряслось? Неужели «Коза ностра» наконец похитила твоего драгоценного муженька?

— Игорь Андреич, я пришла сюда совсем не для того, чтобы выслушивать оскорбления!

— Ну хорошо, солнышко, не сердись. Выкладывай, в чем дело...

Семендяева, склонившись над селектором, боялась дышать, чтобы не пропустить ни одного слова.

— Сергея арестовали.

— За что?

— На таможне. Он летел в Англию, в командировку. У него нашли какую-то статуэтку, которую он в глаза не видел. Говорят, что она краденая и очень ценная.

— Контрабанда то есть?

— Да никакая не контрабанда! Говорю тебе: он ее в глаза не видел! Подбросил кто-то!

— Веселая история... — Шведов помолчал. — А... Почему ты, собственно, с этим ко мне? Я, конечно, тебе очень сочувствую, но я ведь не адвокат...

— Игорь, его нужно оттуда вытащить.

— Как, солнышко? Прикажешь напасть на конвой? Или вырыть подземный ход? А может, объявить амнистию?!

— Нет. Всего лишь позвонить кому нужно.

— Как у тебя все просто, — усмехнулся Шведов. — Всего лишь позвонить... Ты, солнышко, вероятно, думаешь, что я Господь Бог?

— Нет, Игорь, ты далеко не Господь Бог. Но у тебя большие связи.

— Да... Это ты хорошо усвоила... — Шведов задумался и загрустил. — Про мои связи... Мне даже иногда кажется, что ты... просто меня используешь...

— Как тебе не стыдно, Игорь?!

— Стыдно? А почему мне, солнышко, должно быть стыдно? Ты даешь мне отставку. Заявляешь, что между нами все кончено. А потом вдруг возникаешь и требуешь, чтобы я все бросил и бежал спасать твоего мужа... Не знаю, солнышко, но я совсем не уверен, что из нас двоих стыдно должно быть мне...

— А я думала, что вы великодушней, Игорь Андреич...

— Выходит, ошибались?

— Выходит, — отрезала Маша. Ей расхотелось разговаривать.

— Удивительное нежелание даже попробовать понять другого человека.

— Вы правы, Игорь Андреич. Удивительное нежелание.

— Просто ради смеха... Тебе никогда не приходило в голову, что должен чувствовать мужчина, когда его просят оказать услугу его собственному сопернику. — Шведов ходил по кабинету и как бы размышлял вслух. — Причем просит не кто-нибудь, а любимая женщина. Давно и безнадежно любимая. И мужчина этот отнюдь не Сирано де Бержерак, не горбун и не прокаженный. В общем, имеет некоторые основания рассчитывать на взаимность. Так как ты думаешь, солнышко, что он должен чувствовать? Этот не горбун?

— Не знаю. Но думаю, что он должен чувствовать себя значительно комфортнее, чем человек, которого ни за что ни про что посадили за решетку.

— Хлестко... Хлестко... Эмоционально! Но не убедительно. И очень не добро...

— Как умею, Игорь.

— Ну хорошо. Только знаешь, солнышко, ведь я тоже так умею.

— Что же тебе мешает?

— Теперь уже ничего. Я попробую что-нибудь сделать для твоего мужа, солнышко. Я пойду к очень неприятному человеку. Я буду просить его. Я буду унижаться. Нет-нет. Я, естественно, не собираюсь стоять на коленях. Просто есть люди, сам факт общения с которыми унизителен. Сам факт каких-либо отношений с ними оскорбителен. Только мысль о том, что он где-то может назвать Шведова своим знакомым — одна эта мысль убийственна! Но я буду говорить с ним. Я даже пожму ему руку. Два раза. В начале беседы. И в конце.

— Спасибо, Игорь. — Маша искренне была благодарна. — Я знала, что ты мне не откажешь. — Маша подошла к застывшему Шведову. Нерешительно коснулась руками лацканов его пиджака — то ли поправила, то ли погладила... — Спасибо.

Маша попробовала снизу заглянуть в глаза Игорю. И поняла что-то...

— Но ты что-то недоговариваешь, Игорь?..

— Н-да. Пожалуй.

Впервые за этот разговор Маша растерялась.

— Дело в том, что у меня есть одно условие, Машенька. — Шведов помолчал и продолжил по-прежнему официальным тоном: — Как только твоего мужа освободят — ты с детьми переедешь жить ко мне.

— А тебе не кажется, что это подло, Игорь?! Маша резко отстранилась.

— Подло? Солнышко, я всего лишь принимаю правила игры. Твои правила. К сожалению, ты не оставляешь мне другого выхода.

Маша не торопилась отвечать не подумав.

— А если я скажу «нет»?

— Ну что ж делать. На «нет», как говорится, и суда нет, солнышко. Хотя, — улыбнулся Шведов, — в данном случае как раз наоборот, суд будет.

— Не ожидала я от тебя этого, Игорь...

— Да я и сам от себя этого не ожидал, солнышко, — искренне признался Шведов.

— Прекрати называть меня «солнышко»! — взорвалась Маша.

— Хорошо, Мария Петровна. Не буду. — Игорь Андреевич демонстративно посмотрел на часы. — Тем не менее я жду вашего ответа. К сожалению, у меня сегодня не так много времени. А ваш визит так неожидан, без звонка...

— Я понимаю. Вы человек занятой, Игорь Андреич. Не смею больше занимать ваше время.

Маша решительно пошла к двери.

— Подожди, — остановил ее Шведов. — Ты ведь мне так и не ответила...

— По-моему, здесь и без моего ответа все ясно, Игорь Андреевич, — на секунду обернулась рассерженная Маша. — Счастливо оставаться.

— Мария Петровна, подождите! — И, пока Маша не открыла дверь, успел добавить: — Позвони, если передумаешь.

Не сказав ни слова, Маша вышла из кабинета, с наслаждением громко хлопнув дверью.

Семендяева буквально отскочила от селектора при появлении Маши. Но та даже не взглянула на Семендяеву. Маша думала только о том, как бы поскорее выбраться из этого дома.

Анатолий Федорович очень не любил провожать гостей. Особенно внуков. Во-первых, приходили редко. И прощание означало нескорую встречу. А во-вторых, сиди теперь, нервничай, жди, когда она из дома позвонит, сообщит, что добралась благополучно.

Поэтому, выйдя в прихожую, старик постарался сократить процедуру и на традиционный Юлин поцелуй в щеку ответил невнятно:

— Пока, пока.

— Ну пока, дед.

Юля успела привыкнуть к стариковской сдержанности на пороге. Она даже иногда с удовольствием повторяла при случае: «Долгие проводы — липшие слезы».

Но когда Юля открыла дверь, Анатолий Федорович не выдержал:

— Юль, ты там с мамой... Постарайся повнимательнее, хорошо?

Юля сделала вид, что не понимает.

— С Марией Петровной в смысле? А что это вдруг? Анатолий Федорович тут же пожалел, что начал, да еще на пороге, трудный разговор, но отступать было поздно и не в его характере. Впрочем, говорить внучке правду он тоже не хотел. И сказал уклончиво:

— Ну... Ей сейчас лучше не волноваться.

— С чего вдруг такая трогательная забота? Неужто ожидается прибавление в семействе?

— Тьфу ты! Да я не об этом совсем! Просто... Отец уехал... Знаешь, она же не привыкла...

— Ничего, дед. Ты за нее не волнуйся, — неожиданно холодно сказала о матери Юля. — Пусть лучше она сама за себя волнуется. — И, еще раз чмокнув деда, девушка убежала.

Анатолий Федорович постоял в изумлении, посмотрел на уплывающую кабину лифта и... вернулся домой.

Приехав домой, Маша не находила себе места. Первый порыв прошел, и она еще и еще раз думала о себе, Сергее, Шведове. Ей хотелось быть с Игорем. Себе-то она могла в этом признаться. Хотела. Кроме того, она очень хотела помочь Сергею. И получалось, что есть мудрое решение сразу всех проблем.

Маша подошла к телефону и набрала номер.

— Але, добрый день. Шведова, пожалуйста... Как — нет? А когда будет? Да, это я, Регина. Угу, спасибо.

Положив трубку, Маша уставилась в одну точку, не слыша, что телефон почти сразу зазвонил.

Наконец, преодолев оцепенение, она сняла трубку.

— Але... Да, Игорь... Да, я звонила...Я...Я хотела тебе сказать, что я согласна...

Игорь Андреевич вздохнул не с облегчением, а как человек, совершивший что-то для него безумно важное и невероятно сложное, почти невыполнимое...

— Ну вот и славно, Машенька. Я знал, что ты умная девочка. Целую тебя.

Шведов положил трубку и тут же включил селектор.

— Регина? Солнышко, зайди, пожалуйста, ко мне. Регина уже давно была на месте и отозвалась немедленно:

— Сию секунду, Игорь Андреевич...

Регина встала из-за стола и исчезла в кабинете шефа. Как только дверь за ней закрылась, сидевшая рядом Семендяева включила селектор. Леночке ужасно хотелось услышать, чем закончилась история с Машей и контрабандой.

Шведов усадил Регину в кресло для посетителей и, помолчав, начал издалека.

— Послушай, солнышко, тут нужно уладить одно дельце...

— Я слушаю вас, Игорь Андреевич...

Регина, как всегда, была готова на все ради шефа и дела.

Семендяева почти прижалась ухом к селектору.

Глава двадцатая. «ЧЕРТОВСКИ КРУТАЯ КЛАССИКА»

Углубившись в проверку контрольных, Маша не замечала, что происходит в учительской. Двумя фломастерами, красным и синим, делала она рутинную эту работу, в которой внимания и автоматизма было, пожалуй, поровну.

Между тем почти все ее коллеги ушли, и только завуч, Антонина Павловна Вышегородцева, еще медлила.

— Машенька, — наконец заговорила она, — а сколько может стоить сейчас такой свитер, что на вас?

Маша оторвалась от работы, растерянно подняла глаза, виновато поежилась.

— Как, простите?.. Вы что-то спросили, Антонина Павловна?..

— Да, милая, — по-прежнему глядя не прямо на Машу, а на ее отражение в зеркале, проговорила завуч. — Я поинтересовалась ценой вашего свитера.

— Не помню уже, он ведь неновый. Антонина Павловна понимающе усмехнулась.

— А тогда сколько было? Нули, милая, я сама могу приписать...

— Вы же знаете, что от темы цен я шарахаюсь, — Маша виновато развела руками, — она ни на какие другие темы не позволяет соображать.

— Ой, я бы тоже с удовольствием от нее «шарахнулась», да не отпускает, подлая! Нет, вообще, Машенька, вы у нас загадочная... вы самая закрытая, пардон, штучка... разве не так? — Антонина Павловна нацепила на лицо фальшивую улыбку. — А взгляд, главное, ясный-ясный... чистый-чистый!

— Но вы-то уж точно знаете, — стремительно среагировала Маша, — на самом деле он лживый-лживый...

Казалось бы, сейчас, когда ее прямо провоцировали, ей легче легкого было сорваться в тональность склоки, вражды — но нет, только горькая ирония чуть-чуть искривила ее губы. Терпимость, покой, чуть ли не толстовское «непротивление злу»...

— Ну зачем же так?! — наступала завуч. — На самом деле все сложнее — да? Чего уж кругами ходить, когда я сама видела, какие интересные визиты вам делаются...

Машу аж передернуло, но, взяв себя в руки, она так же кротко переспросила:

— Чего вы хотите, Антонина Пална?

Однако завуч приняла эту кротость за «разоружение», готовность каяться, словом, за то, чего, собственно, и ждала, на что надеялась в тоскливом своем одиночестве.

— Господи! Ну чего я могу хотеть? — Она непроизвольно прижала руки к груди. — Что мне-то обломится от того, что я видела или слышала, какой такой интерес? Да просто поговорить! Просто немного откровенности бабской — она же теперь ничем не грозит вам, никакой «аморалкой»!..

Маша встала, не разбираясь, что проверено, что не проверено, сложила листочки контрольных стопкой.

— Я буду предельно откровенна, Антонина Пална, дорогая... а не пошли бы вы к черту?

Услышав последнюю фразу запивавшая водой какую-то таблетку завуч поперхнулась, закашлялась и, жадно глотая воздух, схватилась за горло.

— Вам плохо? — немного испуганно спросила Маша. Но Антонина Павловна уже взяла себя в руки.

— Да? Могу себе представить... Супруг в командировку укатил? Свободная птаха?

Маша горько усмехнулась.

— Очень вы сильны в психологических тестах, играх—да? А можете вообще непобедимой стать. Для этого все ваши отгадки понимайте с точностью до наоборот. — Резко повернувшись, Маша направилась к телефону.

Сергей вернулся домой. Он сидел на тахте, обнявшись с детьми, усталый и изможденный.

— Пап, а разве в тюрьме не стригут под нулевку? Сергей потрепал сына по волосам.

Для Сашки это всего лишь развлечение, которое выпало на долю отца. Ему даже в каком-то смысле завидно...

— Кого-то еще ниже нуля стригут! — ответила за отца Юля. — А нашего папку за что? Давай, Сашунь, еще спрашивай. Спроси про арестантскую пижаму в полоску... Про кандалы спросить не забудь!

Саша надулся и обиженно посмотрел на сестру. Сергей расхохотался, хотел помирить детей, но зазвонил телефон.

— Вас внимательно слушают, — схватила трубку Юля. Лицо ее вдруг замкнулось, губы сжались. — Да. Я сейчас дам папу.

Звонила Маша.

— Дашь, когда я тебя об этом попрошу! — раздраженно выпалила она. — Я еще с тобой не договорила!

— Ай эм сори... — поморщилась Юля.

— Может быть, ты хотя бы поздороваешься?

— Привет...

— Ты собираешься возвращаться домой? — строго спросила Маша.

— Боюсь, пока не получится.

— Что значит не получится?! Это еще почему?!

Юля прикусила губу, стараясь сдержаться. Она не хотела ругаться с матерью. Сегодня не хотела. При отце.

— Потому что! — все еще резко ответила она и уже спокойнее объяснила: — Я нужна Кате. Ты же знаешь, что у Аленки в саду карантин и с ней некому сидеть.

— Но сегодня ты могла бы остаться? — настаивала Маша.

— Нет, я обещала Кате подменить ее.

— И долго это будет продолжаться?

— Я думаю, до тех пор, по крайней мере, пока я нужна изза Аленки.

Маша помолчала немного и с трудом спросила:

— Может быть, есть другие причины?

— Может быть, — Юля не хотела говорить на эту тему. — Все, даю отца. Кстати, в дверь звонят, по-моему...

В дверь и на самом деле звонили. Юлино «по-моему» произнесено было лишь потому, что звонок был какой-то несмелый и один. Передав отцу трубку, она направилась в коридор.

— Машуль, ну когда ты уже?! — нежно проговорил в трубку Сергей.

— Скоро, скоро, — Маша тихо «чмокнула» трубку. — Уже практически пришла.

— Как-то тебя плохо видно, — в тон ответил Сергей.

— Там действительно кто-то пожаловал? — поинтересовалась Маша.

— Сейчас доложим, какие гости... пока сами не знаем... — Сергей вытянул шею в сторону коридора, но так ничего и не увидел. — А вообще-то придешь — увидишь!

— Приду, приду! — обрадованная тем, что дочь не соврала про звонок, весело проговорила Маша.

— Маш, поскорее, а?!

— Со скоростью звука. Нет, света! Нам физик повторяет постоянно, я запомнила: «Это почти неподвижности мука — мчаться куда-то со скоростью звука...»

Маша читала стихи не замечая и не желая замечать, как реагировала на это Антонина Павловна. А реакция заслуживала внимания — «всепонимающая» завуч уверена была, что строки эти предназначались уху Машиного кавалера. Ну, право, не с мужем же так нежничать!

— «Зная при этом, что есть уже где-то, — продолжала Маша. — Некто летящий со скоростью света!»

То, что Сергею хотелось сказать, даже и неловко было както произносить при сыне.

Саша сидел рядом и рисовал: толстые прутья, из конца в конец листа, заслоняли маленького, изможденного узника.

Отвернувшись от сына, прикрыв рукой трубку, Сергей вполголоса проговорил:

— Ты так прочитала, что я, кажется, с одного раза запомнил! Но ведь это про что? Про зависть, правильно? Маш, а кому мне завидовать, если ты — вот она, почти рядом... и спешишь домой?

В комнату вошла Юля. С трудом, помогая себе подбородком, она внесла два торта и две бутылки шампанского.

Сергей удивленно вскинул брови.

— Ты меня слушаешь? — раздалось в трубке.

— Конечно.

— Я тоже никому не завидую. И ни с кем тебя не сравниваю. Вот так... Только глупо говорить это отсюда...

Маша оглянулась на Антонину Павловну.

— Впрочем, меня уже ничто не задерживает, я выхожу сию минуту! Все! — Маша положила трубку.

— Поговорили? — завуч улыбалась.

— Антонина Павловна, у вас же ровно никаких дел не осталось тут. Зачем, спрашивается, вам нужно было быть третьей, когда у меня муж на проводе?

Завуч издала нечленораздельный звук и усердно закивала.

— Ах, это муж...

— Муж, муж, угомонитесь!

— Конечно, конечно...

— Вас что-то не устраивает?!

— Меня?! О чем вы говорите. Я же понимаю. К мужу — «со скоростью света»! Со стишками! Со всякими лирическими отступлениями!..

Антонина Павловна вдруг посерьезнела и неприязненно произнесла:

— Расскажите это кому-нибудь из начальной школы. Из учеников...

Маша сочувственно посмотрела на завуча.

— Бедная Антонина Пална, вы ошибаетесь, и мне вас жалко, нет у меня «зуба» на вас. Понимаете, нет! Честное слово. Привет! — Маша решительно вышла из учительской.

Вероятно, знай она о событиях, которые должны были развернуться у нее дома, Маша бы отказалась от своего последнего монолога и поспешила бы, но...

Даже Юля, вся в тортах и шампанском, не подозревала, что произойдет вскоре.

— В коридоре еще конфеты, банка кофе, арахис и, кажется, джем! — пояснила Юля в ответ на оценивающий дары взгляд отца. Просто рук на все не хватает.

— Наконец-то Константин Боровой в гости пришел! Он с президентом «Тори-банка» или с братьями ЛЛД?

— Это Гоша, — улыбнулась Юля.

— Гоша?!

Саша выскочил в коридор и, никого не увидев, с удивлением обернулся на сестру.

— Все в порядке. Он руки моет. Говорит, возился в машине с маслопроводом.

— Живем, да?! — внося остатки продовольствия в комнату, восторженно проговорил мальчик. — Между прочим, пап, пока тебя не было, он еще два раза привозил всякую всячину. И велел, чтобы про деньги мы даже не вякали!

— А вы вякали? Саша пожал плечами.

— Тогда что же получается — я зря вышел? — Сергей встал, подошел к двери. — Сидя там, я бы гораздо лучше обеспечил семью?

— Пап! — Юле не понравилась шутка отца.

— Руки, значит, моет... — Сергей пропустил мимо ушей замечание дочери. — Юлька, а помнишь, кто-то в истории или в Евангелии тоже был такой чистоплотный? Ну который Иисуса отправил на смерть и сказал в таком духе: ты сам подставился, сам лопух, а я ни при чем, я умываю руки... И умыл.

— Понтий Пилат?

— Во-во, он самый. Гляди, обстоятельно моет. — Сергей повысил голос, так чтобы Гоша в ванной мог его слышать. — Эй! Знаешь, как теперь говорят? «Если руки моете с мылом, тогда чай, извините, будет без сахара!» — Да ладно тебе, пап, — недовольно пробурчала Юля и, повысив голос, добавила: — Гош! Полотенце — которое у зеркала! Зеленое!

— Любишь ты дядю своего, — почему-то усмехнулся Сергей.

— Естественно, а что? — удивилась Юля.

— Да нет, ничего, ничего.

Не поняв, о чем речь, Юля удивленно помялась.

— Ладно, пап. Я пойду.

— Что значит пойдешь?

— Ну, пойду, и все...

— И не дождешься маму?

Юля отрицательно покачала головой.

— Она же с минуты на минуту...

— Нет, пап. Я подвожу Катю, я ж обещала ко времени... У нее же даже и соседок никаких нет, которым можно было бы доверить Аленку хотя бы на полчаса.

— И торт не попробуешь?

— Нет. Орешков вот с собой прихвачу... Юля чмокнула отца в щеку.

— А стол я вам накрою, конечно... Ничего, попируете без меня. Я тебя повидала, Сашку — вполне достаточно.

Сергей внимательно посмотрел на дочь.

— Ты знаешь, это переселение к Кате — оно мне не до конца понятно.

— Почему?

Юля достала тарелки из «стенки».

— Родственная взаимовыручка. Обычное дело. Если не я, то кто?

Сергей взглянул на дочь попристальнее. Юля ответила на его пытливость уклончивой усмешкой. Так ничего и не сказав, он вышел в коридор. Распахнул дверь ванной. Похоже, Гоша уже давно помылся, но все не решался «выйти на свет».

— Ну привет, спонсор! — Сергей похлопал по плечу родственника. — Весь, что ли, мылся?!

— Зачем? — смутился Гоша. — Просто пришлось капот открывать, и я...

Гоша замолчал, затравленно посмотрел на Сергея и вдруг, неестественно расхохотавшись, торопливо заговорил дальше:

— Здорово. Дьявольски рад, что ты дома! Ты должен понимать, что я-то психовал не меньше, чем твои... а может, еще и посильней...

— Еще бы, — спокойно произнес Сергей. — Если из каждых десяти вопросов, какие задавались мне, восемь — твои. В смысле про тебя, про моего благодетеля.

— Ну и что ты?! — испуганно спросил Гоша.

— А что я мог? Тяжело, старичок, отбивать такие мячи! Они чугунные. Особенно для того, кому вранье и хитрованство сроду не давались. Ну, понимаешь, бесталанный я в этом...

— Ну-ну-ну?! — недоверчиво проговорил Гоша. — И как же все это понимать? Ты отдал им меня? Назвал?

Сергей не успел ответить. В коридоре показалась Юля.

— Уже? — глядя, как она надевает сапожки, спросил Сергей. — Лизнула бы хоть шампанского... Человек тратился...

— Времени нет, — виновато развела руками Юля. — Тем более у вас тут свой тет-а-тет...

— Да уж... Мы двое пока к шампанскому не готовы, — согласился Сергей. — Как знать, может, «спонсор» вообще поторопился с выпивкой. — Сергей холодно посмотрел на Гошу. — Пройди-ка пока в ту комнату, я сейчас...

Гоша покорно покинул коридор.

Проводив его взглядом, Сергей обернулся к Юле.

— Юля, ну погоди удирать, — он отобрал у дочери шубку, которую она уже хотела надеть. — Слушай, найдется у нас строгая музыка? — Юля удивленно смотрела на отца. — Погуще. Побасовитее!

— Я не понимаю.

— Стенки, стенки у нас тоненькие, — пояснил Сергей. — А будет крупный разговор. Вот и нужна такая музыкально-капитальная стенка.

— Пап, ты совсем, что ли? — Юля недовольно поморщилась. — Врубаешь любой рок или «попсу» какую — все равно что... делаешь погромче — и все. Гарантия.

— Гарантия, что соседи взвоют! И какие могут быть разговоры под это? Нет... Вот, скажем, Бетховена пластинка найдется?

У Юли аж зрачки расширились.

— Папочка! Тебе... понадобился... Бетховен? Я падаю!.. Что с тобой сделали в этом... узилище?

— Вопросы потом, — не ответил Сергей. — Так я на тебя рассчитываю?

И он отправился, почему-то с Юлиной шубкой, в ту комнату, куда он отослал Гошу. Это была спальня. Их с Машей спальня.

«Сосланный» Гоша в недоумении и наихудших предчувствиях слонялся из угла в угол.

— Слушай, давай лучше в кухню, а? — встретил он Сергея. — Зачем нам всухую говорить? Размочили бы шампанским это дело... Оно хорошее. Полусладкое.

Сергей отвел это предложение не словами, а рукой.

— Но почему? Заскучаем ведь!

— Не заскучаем.

Сергей присел на край кровати, тут же встал.

— Я привык всухую. И тебе, брат, надо как-то уже привыкать, тренироваться...

— Ты про что? — в панике, делаясь бледно-серым, пробормотал Гоша. — К чему привыкать-то?!

Сергей то ли ободряюще, то ли, наоборот, сочувственно потрепал Гошу по щеке.

— Сейчас, сейчас, потерпи маленько...

С пластинкой в руках в комнату вошла Юля. Подошла к проигрывателю. Молча поставила ее. Включила аппарат.

Колонки, казалось, вздрогнули, исторгнув из себя первые такты бетховенской увертюры к «Эгмонту».

— А это еще зачем? — пролепетал Гоша. — Лично я песни предпочитаю, джаз...

— Я тоже, — кивнул Сергей. — Но в следственных изоляторах воспитывают более строгий вкус...

Юля поцеловала отца и отобрала у него свою шубку.

— Дай сюда! — Сергей вернул шубку себе, подал ее дочери. — Прошу!

— Сэнк ю, данке, мерси, граци... Я буду звонить. Привет! Юля снова поцеловала отца, игриво помахала Гоше рукой и ушла. Теперь уже совсем.

Сергей вздохнул, обернулся к Гоше:

— Вот теперь давай. На чем мы остановились? Гоша помялся.

— Ты говорил, как тяжело «гасить» их мячи, да? Но погасил же, выходит? Погасил же? Вообще-то счет должен был идти не на сутки, а на часы! Ты же прозрачный со всех сторон, они ж это видели!

Со стороны можно было подумать, что Сергей не слышит обращенной к нему речи.

— Не... — наслаждаясь Бетховеном, удовлетворенно проговорил он. — Я считаю, музыка выбрана правильно. Очень, очень правильно.

— Для чего?

— Что? — не услышал вопроса Сергей.

— Для чего правильно выбрана? — повторил вопрос Гоша.

— А ты затихни, и поймешь.

— Сереж! Но я ведь не в филармонию пришел? Тебе чего хочется? Достать меня, да? Чтобы я на коленки перед тобой встал? — заорал Гоша. — Театра такого захотел? Нет, в мыслях я уже давно, две недели, перед тобой ползаю... Ну чего ты хочешь-то?! Чего?!..

Юля спустилась на лифте как раз в ту самую минуту, когда к лифту подошла Маша.

— Юленька! — воскликнула она при виде дочери. — Мне просто повезло!..

— Я опаздываю, — сухо проговорила Юля, глядя мимо глаз матери на почтовые ящики, потрепанные шпаной. — Там отец и Гоша объясняются. Кажется, папа ему сказал, что теперь его черед посидеть на нарах... что папе пришлось назвать его...

— Но это же вранье!

— Мам, там все очень круто, под музыку Бетховена...

— При чем тут Бетховен?

— Не знаю. Папе так больше нравится. Разряди, если сможешь... — И Юля проскочила мимо матери к выходу на улицу.

Маша со слабой усмешкой посмотрела ей вслед.

А «мужской» разговор уверенно двигался к бурному своему разрешению.

— Ну при чем тут «правовое государство»? — увещевал родственника Сергей. — Чего сейчас вздыхать о нем? Нельзя, что ли, и в правовом погореть, имея под боком таких полуродственников? Нет, ты скажи: если они у тебя шаромыжники и аферисты, могут они и в самом что ни на есть правовом замарать тебя по уши? Могут или нет?

— Да я ничего не говорю... — не поднимая глаз, проговорил Гоша. — Ты ругайся, ты в своем праве сегодня. Мне помалкивать надо.

— Спасибо. И еще раз спасибо, — ерничал Сергей. — Теперь насчет этого произведения искусства, будь оно трижды клято. Мог я его залапать своими отпечатками, если оно у меня в куртке?

— В пиджаке, — механически поправил Гоша.

— Хорошо, в пиджаке. Гоша кивнул.

— И я считаю, что запросто. Мог я случайно оставить пальчики на этом замечательном сувенире? Мог. Больше того, я мог даже разглядывать вещь из чисто художественного интереса. Так, дорогуша?

Гоша не ответил.

— Ладно, ладно. Помолчи — подумай. А я пока поговорю. На чем я остановился?.. — Сергей задумался на мгновенье и тут же продолжил: — Ах да! На отпечатках! На том, что мог я облапать это антикварное чудо, но не сделал это. Случайно повезло — не совершил. Как ни старались, черти, ни одного моего оттиска не нашли!

— Потрясающе... — повеселев проговорил Гоша. — А ты им, естественно, говоришь: мол, сами видите — подбросили со стороны, я и не касался...

— Да уж говорю. Говорю, в первый раз я статуэтку эту увидел одновременно с вашим сержантом Паленым. Оцени фамилию... до чего в масть — сержант Паленый!

— Фантастика!.. — искренне поразился Гоша. — Ну хорошо, а дальше второй тур пошел — да? Кого, мол, подозреваете? Кто мог подбросить?

— Ты думаешь, один разок спросили? Или два? А сорок — не хочешь? А семьдесят? А сто одиннадцать раз? Будь здоров как наседали. «Сергей Анатольевич, вы же понимаете: только самый тесный, панибратский, можно сказать, или родственный контакт с вами давал этому ловкачу такую возможность».

— Родственный? — отловил ключевое слово Гоша.

— Родственный, родственный!... И дальше... «Вспомните: кто вас провожал? Где это могло иметь место? С кем? Мы не торопим вас, вы подумайте хорошенько... » И ведут тебя думать в СИЗО. А там четыре голых стены цвета не слишком крепких детских какашек, причем масляная краска еще свежая, от нее резь в глазах...

— И ты это... Ты что?.. — снова испуганно проговорил Гоша. — Спекся?

Сергей молчал. Отвернувшись от Гоши, он отрешенно смотрел в окно.

— Ну говори же! — сорвался на крик Гоша.

— А кто я, по-твоему? Рихард Зорге?! Котовский?! Зоя Космодемьянская?!

— Привет! — Дверь в спальню распахнулась. На пороге стояла Маша. — Вот и я... Недолго, правда? Даже ваше шампанское не успело толком охладиться.

— Шампанское... — Совершенно подавленный Гоша, даже забыв поздороваться с сестрой, медленно поднял глаза. — Шампанское мне сейчас слабовато будет. Мне бы спирту сейчас ахнуть! Технического!

—Это я тебе найду. Попозжей чуток. А вот Маше надо супчику сперва поесть. А там и мы подоспеем.

Сергей обнял жену и, легонько подталкивая ее к выходу, добавил:

— Ты, Гош, нас подожди! Я сейчас с нее сапожки стащу. А ты давай, вникай в Бетховена. Ведь говорят — гений.

— Да уж с сапожками я как-нибудь сама... — подчиняясь мужу, последовала в коридор Маша.

— Ничего-ничего...

Усадив ее на тумбу, Сергей присел на корточки, стащил сапог.

— Ты, главное, Машунь, не нервничай. — Сергей обернулся на дверь спальни. — Он там скучать не будет.

— Сережа! Ведь он действительно боится, что ты «заложил» его! Зачем такая месть?! Сережа! Не надо! Я прошу тебя! Это ни к чему!

— Что, выглядит уже квело, да? — стаскивая второй сапог, усмехнулся Сергей. — Как мороженый хек?.. Нет, он не хек! Он толстолобик, у которого сейчас пора горячего копчения!.. — Сергей взглянул на жену. — Ну чего ты?! Ты же любишь рыбку горячего копчения.

— Сережа! Это мой брат!

— Ну, двоюродный, положим!

— Оставь его в покое! Черт-те что между вами может произойти... — Маша с тоской посмотрела на мужа. — Отразится на Кате... потом еще и она будет мстить... «Внучка за бабку, Жучка за внучку...» Слушай, а Бетховен-то зачем?!

— А в порядке глушения всяких воплей — это раз. И чтобы понимал, гад: с ним не шутят!

Маша укоризненно посмотрела на мужа. Погладила его по щеке. Прижалась.

— Ну чего ты? — смутился Сергей.

— Ничего...

— Ведь все нормально? Да?

— Сегодня я пожалела и простила одну крысу. Почувствовала, что сама буду не лучше ее, если не научусь прощать! Сережа, ты не представляешь, как от этого самочувствие улучшается!

Сергей усмехнулся.

— Почти, считай, сагитировала... — Он поцеловал Машу. — Знаешь ведь уже: кончится шампанским. Иди лучше погрей обед себе...

И он вернулся в спальню.

— Ну договаривай... «Котовский», — обреченно проговорил Гоша. — Чего ты им сказал про меня?

— Ну нет, допрашивать меня ты не будешь. Они, может, еще и продолжат — взяли же все-таки подписку о невыезде, — а ты — нет. Лучше я тебя допрошу: знал ты, зараза, что вещь находится в розыске? Что она — как бы это поэлегантнее сказать? — ну, в общем, краденая?

— Нет! Ей-богу, не знал!

Сергей пристально посмотрел на Гошу.

— Но догадываться мог? Чуял?

— Да нет же, Сергунь!

Сергей прибавил громкость в проигрывателе.

— Старый агрегат, колонки никуда не годятся!

— Не понял, — растерялся Гоша.

Но Сергей не дал объяснений. Бетховенские раскаты набрали свою знаменитую мощь.

— Ладно. Надоедает уже... закругляться давай. Ну надо, чтобы вышла злость, извини... — Сергей виновато развел руками. — Чтоб не искрило так между нами! — И он заехал Гоше кулаком по физиономии.

От удара Гоша отлетел, ударился о платяной шкаф и сполз на пол. Почему-то он совсем не был готов: на долгую моральную вивисекцию настроился, а простого мордобоя не ждал.

— Как? Мало не показалось?

— Не... уже прилично. Гоша осторожно потер скулу.

— А то можно еще, из премиального фонда.

— А сдачу если?! — заводясь, произнес Гоша. — Не раскололся бы — имел бы право руками махать! А так—еще неизвестно, кому больше причитается!

— Тебе, только тебе.

Сергей вновь отошел к окну. Повернулся к Гоше спиной. Сделал длинную паузу.

— Но я добрый. Живи, гуляй, двигай коммерцию. Не знают они про тебя. Ни звука не знают.

— Нет... Серьезно?

Гоша был потрясен и счастлив.

— Ну, брат... Ну спасибище...

— Ты это Маше скажи — за ее нервотрепку жуткую. За ее поход, например, в Большой дом на Лубянку — думаешь, легко это женщине? Даже сейчас?

— Знаю, да... — наконец вставая, понуро проговорил Гоша. — Они туда с Катей ходили.

— А почему, прости меня, не с тобой, не с мужиком? А? — повысил голос Сергей.

Гоша не ответил.

— Да! Ходили они туда с Катей. Только Катя забыла паспорт и это ее сразу отсекло... И ходила она полтора часа по периметру этого «динозавра»...

— Сереж, — попытался вступить Гоша, но Сергей не дал себя перебить.

— А Маша была внутри. Одна. «Динозавр» — это я неправильно сказал, наверное: динозавры все вымерли... Все, хватит. Надоело мне с тобой разбираться! Пошли шампанское пить. За мою Машу героическую.

— И за мой завтрашний фингал—он будет выдающийся! — Гоша попробовал улыбнуться и тут же сморщился — «гостинец» дал о себе знать. — Слушай, ты где так научился неслабо? Фингал будет имени Арнольда Шварценеггера!..

Когда они вышли в коридор, Сергей вдруг взял Гошу за плечо, прислонил к стене и заговорил тихо-тихо:

— Просьба к тебе: выпьем по сокращенной программе, по ускоренной, ладно? Именно сегодня. Не смейся, но я две недели мечтал: вот выйду, и будет вечер, когда Маша и я... только. Отец напрашивался, а я даже ему говорю: нет, батя, не сегодня...

Гоша поднял руки, словно сдаться решил.

— Усек, испарюсь сразу. Суди сам: можно мне наливаться шампанским, если и без него башка гудит? И пол у вас какойто бугристый... Нет, один глоток за тебя, один — за Машу, и ариведерчи! Тем более я за рулем...

В кухне, где Маша доедала суп, а Саша — огромный кусок торта, Гошин монолог еще продлился.

— Машенька! Одно я тебе скажу: он у тебя — человек! Прими мои поздравления и дай лапку поцеловать. А как он мне врезал квалифицированно? Нет, я прошу оценить! А чего ты хлопочешь? Не надо, не усаживай меня... свои восемь капель я и стоя могу. Что ты, разве за такого парня, как Сергей, можно пить сидя? Он же закрыл меня, можно сказать, собою! А ты, Машенька, имела все права оторвать мне голову. Но не стала. Подумала, наверно, что развитие в стране бизнеса у безголовых пойдет хуже. Спасибо, Маш. От всего частного капитала. А потом, чем бы я сегодня Бетховена слушал? Без головы?

Унять Гошу было невозможно. Все это вытекало из него спонтанно и сбивчиво.

— Я много почерпнул, кстати. Так что и за Бетховена спасибо. Он ведь немец? Полезно. Всегда у меня дефицит был по этой части, а сейчас тем более есть кое-какие дела с немцами...

Сергей открыл бутылку, разлил в три бокала и «капнул» в четвертый, в Сашин.

— Ну... вздрогнули? — ласково глядя на мужчин, проговорила Маша. — «Бездельник, кто с нами не пьет» — это, между прочим, тоже Бетховен, «Шотландская застольная»...

Маша чокнулась с мужем.

— Сереженька — за тебя. Чтобы больше никогда в жизни никто тебя не «привлекал» и не «подвергал». Пусть еще попробуют! Только мы — правда, сын? — мы можем и «подвергать» его, и «привлекать»... Вот за это.

— Только вы... — раздумчиво произнес Сергей. — Да, пожалуй, это годится.

— Да здравствует Сергей Кузнецов! — заорал Гоша. — Санька, три-четыре: ур-ра-а-а!

Саша с радостью подхватил команду. Все выпили.

— Да... — Гоша подмигнул Сергею. — Хорошо с вами, братцы, посидеть — большой кайф, но мне пора.

— Погоди, — растерялась Маша. — А торт?! Я и чай уже заварила... Как ты любишь...

— Не-не-не, — отмахнулся Гоша. — Как-нибудь в другой раз. Сейчас даже самый вкусный торт не пойдет: что-то он мне сделал с десной... твой Сильвестр Сталлоне. Серег, ну правда, как ты это делаешь в одно касание — чтобы и глаз заплывал, и зуб шатался?

Сергей расхохотался.

— Глаз и зуб — это мелочи! Главное, чтобы мозги после этого вставали на место.

— Это — да, за эту науку — спасибо отдельное. Век не забуду.

Гоша потянулся к Машиной руке.

— Да уж, не забудь, пожалуйста, — милостиво давая себя поцеловать, — проговорила Маша. — Пошел, да?

— Я провожу... — заключил Сергей.

Но прежде, чем он успел проследовать за Гошей в коридор, Маша остановила его.

— Сереж, шепни ему про Катю три слова, — попросила она. Но только то, о чем вчера договорились, не больше, — да? А то будет медвежья услуга.

— Понял, — Сергей вышел.

— Шустрик, ты торта не перебрал? — повернулась к сыну Маша.

— Нет! — лаконично ответил Саша и перешел к интересующей его теме. — А почему папа то «врезает» ему, то чокается с ним, смеется? И провожает по-хорошему?

— Ты же слышал: мозги у человека встали на место, — принялась объяснять Маша. — Зачем же и после этого с ним по-плохому? Он ведь отчаяться может, озлобиться, наломать дров... Да и, по-моему, несправедливо это было бы — согласен? Ну, случилось «затмение», с кем не бывает — так неужто до конца жизни расплачиваться?

— Тихо! — вдруг перебил мать Саша. — Вырубите вы этого вашего Баха!

— Бетховена, — поправила Маша.

— Какая разница! — Саша прислушался. — Точно, телефон!

— И правда...

Маша поднялась, вышла в коридор, подошла к аппарату.

— Что вы?! Трубку снять не можете! — ворчливо бросила она, глядя на мужчин.

— У нас тет-а-тет... — попробовал объясниться Гоша, но Маша только отмахнулась от него.

—Алло?

Два пятна запунцовели на ее щеках. Она оглянулась. Сергей держал Гошу за пуговицу, миролюбиво делая ему последнее внушение.

Размотав телефонный шнур на всю длину, Маша поспешила скрыться в комнате.

— Сейчас я не смогу разговаривать, никак... — нервно произнесла она.

— А это и не требуется, — раздалось из трубки. — Ты слушать можешь? Поговорю я... А мне, солнышко, и твоего «угу» достаточно.

— Ну... если очень недолго.

— Недолго, солнышко, недолго. — В голосе Шведова, а это конечно же был он, слышалась скрытая угроза. Или это только казалось...

— Говори, говори, — поторопила Маша.

— Итак, наш «контрабандист» — дома. Пируете, поди? Не отвечай, вопрос риторический, до этого мне нет дела. А вот до чего есть: по моим данным, он не хотел «сотрудничать со следствием» — так они это называют по старой привычке. В ответ возникло раздражение. Отчасти, может быть, и наигранное, но довольно сильное. Мой друг, корифей адвокатуры — оптимист назло всему, утешитель даже за два дня до расстрела! Представь себе, он не знал, что мне сказать... Пришлось к таким «красным кнопкам» тянуться, на которые, признаюсь, я не жал еще никогда! Тут фокус в том, что пользуешься ими вообще раз или два в жизни. Не чаще. Знаешь, я себя спрашивал: что за вздор?.. Почему я это делаю? Если в лоб говорить, это же прямо противоположно моим интересам! Следственный изолятор — это ж дивное место для соперника!..

Хлопнула входная дверь. За Гошей. Маша вздрогнула.

— А мама где? — донеслось до нее.

— По телефону ля-ля, — объяснил отцу Саша.

— Ля-ля — это у тебя. Еще чаще у Юльки. А у мамы разговоры по делу. Как правило. Кстати, иди займись чем-нибудь. А то увяз сегодня в этих соблазнах, сладостях, разговорчиках... как муха в меду!

— Пап, ну правда, почему они тебя не обкорнали? Ты не дался?

— До приговора никто никого не «корнает». А приговора и быть не могло. Вам что задали — режим содержания в следственных изоляторах ГБ?..

Маша слышала, как засмеялся сын. Как хлопнули они с Сергеем в ладоши, что означало полное друг другом довольство...

— Алло! — раздался из трубки обеспокоенный голос Шведова. — Ты меня слышишь?! Алло?!..

Маша тяжело вздохнула.

— Ты что-то сказала?

— Я — нет.

— Почудилось. Да... — продолжал модельер. — Попутно надо было похлопотать, чтобы на новой сытной работе того же клиента не подумали о нем плохо, не испугались, что он «влип»...

Маша продолжала молчать. Ее напряжение передалось и Шведову.

— Черт, я не о том говорю, извини, солнышко. Взялся, понимаешь, за роль доброго волшебника, а справляюсь с ней еле-еле. Зритель не должен замечать его пота — верно? Волшебники не напрягаются. А я еще проговорки допускаю. Насчет новых цен на отдельные чудеса... насчет их изнанки... Нехорошо.

— Но это же не случайно, — раздраженно проговорила Маша. — Это все для того, чтобы я знала — кто есть кто! Чтобы напомнить мне...

— А ты и не забывала, радость моя. Тут я спокоен. Такого рода обязательства, если их берут не в полуобмороке, конечно, без принуждения — берут не затем, чтобы назавтра забыть.

— И что же? — в ужасе, прекрасно понимая, к чему ведет Шведов, спросила Маша.

— Я только день хочу уточнить. Затем, собственно, и звоню тебе.

— Какой... день?.. — бессильно проговорила Маша.

— День, когда у твоего подъезда, солнышко, будет машина с открытым багажником. Чтобы принять тебя, твоих детей и ваши чемоданы.

— Нет, Игорь. Сейчас я не буду обсуждать это... не могу...

— Ничего страшного, я перезвоню в другое время. Но ты подумай о пятнице, хорошо? Астрологи сулят Стрельцам — а я Стрелец — дивные дивы почему-то на пятницу! Крутой подъем буквально во всем!

Маша не ответила. Отыграла бетховенская пластинка. Появились на пороге комнаты Сергей с Сашей. Надо на что-то решаться. Иначе нет права, нет сил смотреть родному человеку в глаза...

— Так что ты думаешь про пятницу? — прозвучал в трубке голос Шведова.

Глава двадцать первая. ИСХОД

Тихо открыв дверь, Сергей проскользнул в квартиру. Заглянул на кухню — пусто. Прошел в спальню.

Маша стояла спиной, склонившись над кроватью.

— Руки вверх!

Испуганно вскрикнув, Маша обернулась.

— О Господи! Сережа! Ну что за шуточки?! Сколько можно просить!

— Нормальные шуточки. Лучшее свидетельство того, что я все еще молод. Даже, можно сказать, юн!

— Да уж, за последние двадцать лет твои хохмочки не изменились.

— И это хорошо, потому что...

Сергей так и не закончил фразу. Он вдруг заметил за женой, на кровати, чемодан с вещами.

Он удивленно огляделся. Створки платяного шкафа были распахнуты.

— Что это ты?..

Стремительно подойдя к чемодану, Сергей осторожно взял лежащую в нем юбку. Брезгливо, словно боясь испачкаться, поднес ее к Маше.

— В командировку, что ли... собираешься... Маша промолчала, пряча глаза.

— Так ты вроде не работаешь...

— Сережа, я... — начала было Маша, но Сергей, не дав договорить, перебил ее:

— Я ждал этого... Нет, я действительно ждал этого... Ты не думай, что я забыл... Каждый день ждал... Только почему-то не сегодня... Идиот!

— Сереженька...

— Ты что же вот так вот хотела смыться? Даже не попрощавшись?!

— Ну зачем ты так?

— А как? Как? Меня нет дома, ты тут втихую чемоданчик собираешь... Между прочим, могла бы и поинтересоваться мнением бывшего мужа — может, я тебе еще и не все разрешу взять. Все-таки совместно нажитое имущество... Я ведь человек прижимистый, мне все в хозяйстве пригодится!..

— Сережа, не нужно так. Тебе не идет.

Маша пыталась говорить спокойно, не повышая голоса, но это только распаляло Сергея.

— Зато тебе очень идет. Сергей заметался по комнате.

— Я думал, что за семнадцать лет совместной жизни я, по крайней мере, заслужил, чтобы меня поставили в известность об этом небольшом пустячке... А-а, теперь, кажется, понимаю! Ты хотела поступить гуманно! Так сказать, в лучших традициях преподаваемой тобой великой русской литературы! Оставить записку на подзеркальном столике! Угадал?

— Сережа, я прошу тебя...

— Хотя... ты, наверное, права. Лучше это делать вот так, сразу. Ведь все эти долгие прощания, ночные диалоги, они же ни к чему хорошему привести не могут. От них только инфаркты да инсульты!

— Сереженька, я не могу тебе сейчас всего объяснить, но ты должен понять...

— Да ничего я не должен понять! — снова перебил жену Сергей. — Я, в конце концов, взрослый мужик! Как-нибудь уж... А Юлька с Сашкой?! Им-то что с того, что мама полюбила другого дядю?! Или не полюбила! Что им с того, они одно знают: была семья, а теперь нету! Были папа и мама. Вместе! А теперь мама — отдельно. И папа — отдельно. И еще вдруг какой-то мужик, которого они ни сном ни духом! Кстати, может быть, и я удостоюсь чести знать, кто мой замечательный преемник, кто этот великолепный счастливец?! Маша пристально посмотрела на мужа.

— Ну?! Так кто же этот счастливый обладатель моей милой женушки?

— Какая разница. Ты его все равно не знаешь.

— Нет, ну интересно все-таки, — ерничал Сергей. — Кто этот достойнейший из достойных! На кого я должен равняться! С кого брать пример?!

Маша молчала.

— Да нет, пожалуйста, ты можешь не говорить! В конце концов, ты моя жена, я тебя люблю, и это единственное, что меня интересует.

— Любить — это значит понимать и прощать. Сергей, я прошу тебя...

— Ну ладно, хватит! Один раз я тебя уже простил. И я хочу, чтобы ты знала: если ты сейчас разберешь чемодан и останешься дома, я готов обещать, что больше никогда не вспомню этой истории.

Сергей выжидающе посмотрел на жену.

— Но если ты все-таки уйдешь, то имей в виду: обратно можешь не возвращаться! Второго раза не будет! Это я тебе обещаю! — И с этими словами Сергей вышел из комнаты.

Постояв в растерянности, Маша бросилась за ним.

— Сережа!..

Ни слова не сказав, Сергей вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.

Семендяева, как обычно, ждала шефа. Как известно, «все козлы, кроме Игоря Андреевича», а у нее столько не терпящих отлагательства дел!

Заняв позиции в приемной, лениво перелистывая какойто старый журнал, она время от времени поглядывала на Регину.

«Душехранительница» отчитывала кого-то по телефону. — Нет, пожалуйста, завтра, — строго объявила Регина. — Ровно в девятнадцать часов ноль-ноль минут, как и договаривались. Если вы, конечно, не хотите платить неустойку... Жду завтра вашего звонка.

Положив трубку, Регина обернулась к Лене.

— Кошмар какой-то. Никто работать не хочет. Замуж, что ль, выйти?.. Кстати, Семендяева, как там твой Урмас? В загс не зовет?

— Да не Урмас он, а Имас. И-мас! — по слогам повторила Лена. — Имя такое. В средней полосе встречается редко. Сколько раз можно вам говорить?

Регина саркастически посмотрела на Семендяеву.

— Да какая разница! Имас, Урмас, Вискас. Ты мне главное скажи: зовет замуж или не зовет?

— Да ну их! Все они какие-то как консервы фирменные. С виду вроде ничего, а на вкус химические какие-то: ни рыба ни мясо... Менталитет у нас с ним, Регина Васильевна, разный, вот что я вам скажу.

— Чего у вас с ним разное?

— Менталитет. Ну, воспитание, подход к жизни, что ли... Ну, не могу я с этими ближними зарубежцами... Вот помните, мастер к нам приходил?

Регина недоуменно нахмурилась.

— Какой мастер?

— Ну, свет делать...

— Свет?

— Свет! Свет!

— А-а-а... Это, немецкое оборудование?.. — сообразила наконец Регина. — Ты о Сергее, что ли?

— Не помню, может быть, и Сергей... — грустно вздохнула Семендяева. — Вот он да — настоящий мужик. Простоват правда, немножко...

— Ой, не скажи, Семендяева, не скажи. Знаешь, где он теперь работает?

-Где?

— В СП российско-филиппинском. И не каким-нибудь там шофером, а консультантом.

— Правда, что ли? Вы откуда знаете?

— Сама устраивала, — гордо ответила Регина.

— А шеф в курсе? — изумилась Лена.

В дверь позвонили настойчиво и нетерпеливо.

— Сейчас! Да сейчас же! — недовольно крикнула Маша и пошла открывать.

Звонила Катя.

— Привет, — бросила она, входя.

— Привет, — разочарованно ответила Маша, увидев, что Катя одна. — А что Юлька...

— Внизу она. Подружку встретила. Катя разделась.

— Тапки дашь?

— Так проходи.

— О'кей! — Катя направилась в кухню. — Да ты не волнуйся. Она сейчас поднимется!

— Спасибо тебе. Без тебя бы она ни за что не пришла, — благодарно проговорила Маша. — Я все время пытаюсь с ней поговорить, а она от меня бегает. Не понимаю, какая муха ее укусила?.. Бред какой-то!

— Да ладно! Во всяком случае, это не та муха, из которой нужно делать слона, — философски заметила Катя. — Расслабься и не морочь ни ей, ни себе голову.

— Но у нее же дом есть!

— Ей, между прочим, уже не пять лет и ночует она не по подъездам!

— Нет, я, конечно, понимаю, что тебе нужна ее помощь, но... — Маша подозрительно посмотрела на Катю. — А тебе действительно так она нужна?

— Ну опять ты за свое... — Катя нахмурилась. — Ты же знаешь. В садике карантин. Аленку дома одну мне оставлять не с кем. Вон сейчас, чтоб с Юлей к тебе приехать, пришлось ребенка к папе с мамой завозить.

Маша понимающе кивнула.

— Не паникуй!

— Карантин карантином, но почему с матерью нужно разговаривать так, как будто бы она... — снова запричитала Ма-

— Так это и была — «шефская помощь», — хитро усмехнулась Регина.

ша. — Ну чем я ей не угодила? Что я не так делала?! Может, она хоть тебе сказала, а, Кать?

— С какой это радости? Ты же знаешь, я в душу лезть не люблю. Захочет человек — сам расскажет, ну а нет — значит, не нужно ему.

— Если бы ты знала, как это сейчас некстати. — Маша обреченно вздохнула.

— Именно сейчас?

— Угу...

— Подожди, а что, собственно, случилось? — озабоченно спросила Катя.

Юля действительно встретила на улице подругу. Не то чтобы очень близкую, но... домой, к матери, идти все равно не хотелось.

Строго говоря, Инга Бабич дружила с Настей Костиковой. С Юлей они встречались редко, а уж перезваниваться так и вообще не перезванивались. Но сейчас Инге, судя по всему, заняться было нечем и поэтому она с удовольствием готова была «травить байки».

— Чего это ты пропала совсем? — полюбопытствовала Инга. — Костикова уже волнуется!

— Да... — Юля неопределенно махнула рукой.

— Слушай, а я тут такую кассету нарыла! Мадлен! Не попадалась?!

Юля критически посмотрела на Ингу.

— Ты ни фига не понимаешь! — Инга принялась рыться в сумке. — Сейчас тебе дам!

— Ага, сейчас я все брошу и музыку буду слушать!

Маша тем временем продолжала свой нелегкий разговор.

— Кажется, теперь я понимаю, зачем ты меня позвала... — Катя встала, прошлась по комнате, снова села. — Решила всетаки уйти к нему?

Маша кивнула.

— Ты же знаешь, я дала слово...

— Слово кому? Народу? — издевательски переспросила Катя. — Ну?! Что же ты молчишь?!

— Перестань, пожалуйста! — воскликнула Маша. — Я же тебе сказала, я дала слово Игорю: как только Сережку выпустят, я уйду к нему.

Катя ухмыльнулась.

— А тебе, конечно, ужасно не хочется!

— Твоя ирония здесь неуместна! Ты что сюда, издеваться надо мной пришла?!

— А по-моему, это ты надо мной издеваешься! — сухо проговорила Катя. — Я ведь не товарищеский суд, никаких претензий тебе предъявлять не собираюсь. Ну зачем ты мне-то голову морочишь?! Скажи ты по-человечески: Кать, ухожу к нему, потому что люблю. Ясно и понятно. Так нет же, нужно обязательно изобразить из себя жертву!

— Я ничего из себя не изображаю. И ты это прекрасно знаешь! — решительно произнесла Маша. — Да, я люблю Игоря... Но и Сережу я тоже люблю... И... И вообще, ты раньше как-то по-другому смотрела на наши с Игорем отношения?!

— Ладно, — отмахнулась от обвинений Катя. — Ты лучше скажи, как ты это себе практически представляешь?

— Что?

— Ну, ваш со-юз, — нарочито, по слогам проговорила Катя. — Co-юз нерушимый!

— Перестань, — возмутилась Маша.

— Ну хорошо, хорошо...

— Как, практически?.. — успокоилась Маша. —Я с детьми буду там, Сережа — здесь...

— А если дети не согласятся? У тебя непростые дети! — резонно возразила Катя.

— Почему это они должны не согласиться? С Сашкой я его недавно познакомила. Он ему понравился. Они там на компьютере играли...

— Ну Сашка — ладно, — не стала спорить Катя. — А Юлька? Ее ведь в кармане с собой не унесешь...

— Вот поэтому я и хотела, чтоб ты ее привела. В прихожей хлопнула дверь.

— Она?! — воскликнула Маша.

— Легка на помине, — подтвердила Катя.

Гость Игоря Андреевича Шведова являлся одним из тех богатых клиентов, с которыми было приятно иметь дело — не нагл, не скуп, более чем обходителен и, что уж совсем приятно, талантлив. Талантлив не только как один из известнейших продюсеров, работавших в шоу-бизнесе, но и во всем, за чтобы ни брался, от текстов песен, был грех — баловался, до простой человеческой дружбы.

— Завидую я вам, Имас, — проговорил Шведов с желавшем сделать комплимент. — Завидую я вам. Все-то у вас поездки, гастроли. Новые страны, новые впечатления... Просто не жизнь, а сплошной праздник. Куда на этот раз, если не секрет?

— Малайзия и Сингапур.

— О-о, на экзотику потянуло? С удовольствием поехал бы с вами. Знаете, никогда там не был.

— Нет проблем, Игорь Андреич.

— Если бы, дорогой Имас, если бы. Проблем — море. Я в Мытищи-то не могу спокойно съездить, не то что в Сингапур. Как-нибудь в другой раз, может быть... Ну хорошо, вернемся, как говорится, к нашим баранам. Если я правильно понимаю, вам бы хотелось чего-нибудь экзотического... Такого малайзийско-сингапурского, да?

— Как раз нет, Игорь Андреич.

— Неужели?

— Я хотел бы приблизительно то же, что было в прошлый раз, только немножко, как вам сказать, более, более...

— Откровенное, да? — улыбнулся Шведов.

— Совершенно верно.

— Какие сроки?

— Как обычно. Вчера.

— Понятно. А все-таки?

— Месяц.

— Полтора, — попробовал поторговаться модельер.

— Полтора... — Имас помялся. — Ну хорошо. Годится. Хотя, конечно...

— За что я вас люблю, Имас, так это за вашу широту. Терпеть не могу мелочных.

— Я тоже, Игорь Андреич, я тоже. — Имас кивнул на стоявшее на столе фото — Шведов с Машей. — Какая у вас очаровательная супруга.

— Еще не супруга, — Шведов взял в руки фотографию. — Еще чуть-чуть осталось...

— Может, нужна какая-нибудь помощь, Игорь Андреич?

— Да нет, Имас, спасибо, — модельер рассмеялся. — В этих делах, знаете... Хотя, чем черт не шутит! Может быть, и придется обратиться к вашей помощи, — то ли в шутку, то ли всерьез добавил Шведов.

— Всегда к вашим услугам, Игорь Андреич, — с готовностью воскликнул продюсер.

— Взаимно, Имас, взаимно.

— А где это вас сфотографировали?

— А, это Столяров. Отличный фотограф из еженедельника... Этого... Новый такой... Забыл! Ну не важно. Позавчера снял, вчера уже принес. Мы случайно на одной презентации оказались. Знаете, это у нас сейчас новая форма общественного бытия — презентация... Ну что ж, Имас: если мы с вами решили все вопросы, то — за работу, товарищи!

— За работу.

Маша, Юля и Катя, сидя за кухонным столом, пили чай в абсолютном молчании.

— Милиционер родился, — наконец не выдержав, бросила Катя. — Лейтенант. Старший.

— Что? — не поняла Маша.

— Молчим очень долго. Это значит — милиционер родился. Примета такая. Не слышала?

Маша отрицательно покачала головой.

— Понятно, — констатировала Катя. Разговор опять заглох.

Маша посмотрела на дочь, но старательно прячущая глаза Юля отвернулась.

Катя зафиксировала этот взгляд, покачала головой и решительно заявила:

— Ладно, я, пожалуй, пойду.

— Я с тобой, — тут же отозвалась Юля.

— Куда — со мной? — встала Катя. — У меня, девушка, деловое свидание.

— Тогда я к бабушке с дедушкой поеду, — нашлась Юля. — Возьму Аленку...

Маша с мольбой посмотрела на Катю. Та, вздохнув, села обратно на стул.

— Хорошо. Мне не к спеху. Помолчим еще. В конце концов, лишний милиционер в стране не помешает.

— Ну, как вы там живете, дочка? — наконец выдавила из себя Маша.

— Спасибо, ничего. Вашими молитвами, — неприязненно ответила Юля.

— А... Почему ты домой так редко приходишь?

— Я же тебе объясняла: в училище сейчас большая нагрузка, потом — Аленка... И ездить далеко... — по-прежнему пряча глаза, отвечала Юля.

— А почему ты приходишь только тогда, когда меня нет дома? — наступала Маша.

— Ну... это так... случайно получается...

— Юленька, ты взрослая девушка и вольна поступать так, как считаешь нужным. Но все-таки я тебе не совсем посторонний человек и, мне кажется, имею право хотя бы знать, что с тобой происходит.

— Да ничего со мной не происходит! Я же тебе объяснила, мама! — вспылила Юля. — Кать, пойдем!

— Ну хорошо. Обещаю, что я больше ни о чем тебя спрашивать не буду. Но то, что я сейчас скажу, ты просто обязана выслушать, потому что это имеет к тебе самое непосредственное отношение.

Было видно, как, сжав зубы, Юля взяла себя в руки.

— Хорошо, мама, я тебя слушаю.

Маша прекрасно видела реакцию дочери, но выхода у нее не было. Неторопливо, неуверенно она заговорила:

— Дочка... Ты взрослый человек, все понимаешь... и поэтому я не буду начинать издалека...

— Правильно, Мария Петровна. Переходите, пожалуйста, к сути вопроса, — не удержалась Юля.

— Понимаешь, дочка... Я... полюбила другого человека и собираюсь... Уйти к нему. Так бывает... И я позвала тебя, чтобы спросить: хочешь ли ты уйти со мной?

— Ты это серьезно?

— Такими вещами не шутят... Он... очень хороший человек... У него... большая квартира... В центре... Так что и тебе и Сашеньке будет где там разместиться...

— Сколько комнат? — деловито поинтересовалась Юля.

— Что? — Маша растерялась.

— Ну, сколько комнат в квартире? Я же должна знать. Это же важно все-таки!..

— Четыре. Четыре больших комнаты.

— А холл?

— И холл есть. Большой... И коридор...

— Даже коридор?! — повеселела Юля. — Солидно! Он, наверное, богатенький?

— Не бедный, — подозрительно глядя на дочь, лаконично ответила Маша.

— А как же папа? — вдруг посерьезнев, спросила Юля.

— Папа у нас уже не маленький. Он будет жить здесь... Может быть, тоже женится со временем. Ведь он у нас красавец мужчина, — Маша попробовала улыбнуться.

Но Юля не захотела принять шутку матери.

— А что ж ты тогда его бросаешь? — строго спросила она мать.

— Понимаешь, — не сразу ответила Маша. — Твой папа очень хороший человек, действительно очень хороший, но.. Наверное, я его разлюбила...

—А ты его любила?

— Конечно. И я благодарна ему за многое. Юля понимающе закивала.

— Значит, теперь ты любишь этого богатенького?

— Ну зачем так, — поморщилась Маша. — Да, я его люблю. Но не потому, что у него есть деньги. Наш папа, между прочим, тоже не бедный.

— Мой папа. Мой! — истерично закричала Юля.

— Что?..

Маша даже не сразу поняла, о чем речь.

— Ну хорошо. Твой папа. А Юля не унималась:

— Все-таки четыре комнаты для такой большой семьи, как наша будущая... Маловато будет, тебе не кажется, мамочка? Ну сама посуди: в одной комнате — спальня молодоженов, во второй — кабинет, в третьей — столовая. А нам с Сашкой что, прикажете в одной комнате ютиться? Нет уж, извини, мамочка, но я к этому не привыкла.

Маша с надеждой на помощь посмотрела на Катю — она все еще не понимала, издевается Юля или говорит всерьез.

Катя неопределенно пожала плечами.

— Ну, не все сразу... Может быть, со временем...

— Со временем? Угу... Конечно!

Юля взяла со стола чашку с чаем, поднесла ко рту, но вдруг, резко выбросив руку вперед, выплеснула остатки чая Маше в лицо.

— Ты что?.. — растерянно проговорила Маша, даже не пытаясь утереть лицо.

— Это тебе за папу, — спокойно заявила Юля. Не спеша встав, она вышла из-за стола.

— Ты с ума сошла... — все еще по инерции повторила Маша и вдруг, опомнившись, закричала: — Да как ты смеешь?! Вон из моего дома! Немедленно вон из моего дома!

— Это уже не твой дом, — все так же спокойно ответила Юля, направляясь в прихожую.

Маша бросилась вслед за дочерью.

— Маша! Маша, ты что?! — закричала Катя.

— Убирайся! И чтоб я тебя больше не видела! — голосила Маша.

— Мария, опомнись! — попробовала успокоить ее Катя, но Маша словно не слышала ее.

— Мерзавка! Малолетняя мерзавка! Да какое ты имеешь право все это мне выговаривать?!

Не реагируя на мать, Юля молча одевалась.

— Маша! — снова попробовала вмешаться Катя.

— Ты!.. Ты!.. У меня нет больше дочери! Имей это в виду!

— Не переживай, — открывая дверь, усмехнулась Юля. — У тебя еще есть сын. — Она обернулась к Кате. — Я у стариков. — И громко хлопнула дверью...

Взбешенная Маша, тяжело дыша, замерла на месте. Катя с жалостью посмотрела на нее.

— Мария, ты сошла с ума.

— Еще ты тут будешь? Я не понимаю, а кто, собственно говоря, дал вам право меня судить?! Кто вы такие, чтобы выносить мне приговор?

— Она твоя дочь. А я, помимо того что считалась до некоторых пор твоей подругой, еще и сестра человека, которого ты бросаешь. Это так, на всякий случай.

— Подожди-подожди, — оторопела Маша. — Ты что, хочешь сказать, что уже не считаешь меня своей подругой?

— Да как тебе сказать, Мария... — Катя помялась. — После того, что сегодня произошло, мне кажется...

— Ну и замечательно! — перебила Маша. — Знаешь, твой брат прав: лучше отрезать сразу. Так что, как говорится, вот Бог, а вот и порог. Может быть, еще успеешь догнать свою дорогую племянницу.

Катя кивнула. Сняла с вешалки куртку.

— Ты... ты уходишь?..

— Ты права, Мария. В новую райскую жизнь нужно уходить абсолютно свободной. А весь этот груз прошлых лет: всякие там дочери, сыновья, мамы, папы. И уж совсем непонятно, зачем в раю нужна родная сестра бывшего мужа? Ты права. Но все-таки... Прежде чем уйти... Я даже не на правах бывшей подруги, а на правах родной сестры бывшего мужа, должна сказать тебе одну вещь. Ты, вероятно, не знаешь, что твой замечательный Игорь Андреич и Юля знакомы.

— Что?!.. .

— Твой предусмотрительный модельер решил на всякий случай познакомиться с дочерью своей будущей супруги. Для облегчения дальнейших контактов, так сказать. Ведь он ни одной секунды не сомневался, что рано или поздно ты к нему уйдешь. Ну а поскольку наш маэстро неотразим, то...

— Она влюбилась в него?! — в ужасе прошептала Маша. — Боже мой!

— Совершенно верно. Ну, ты, вероятно, помнишь, как это бывает в шестнадцать лет...

— О Господи...

— Ну вот. А в один прекрасный день твой замечательный Игорь Андреич объяснил девочке, что она, вероятно, не так его поняла и что чувства он может к ней питать исключительно отцовские. Таким образом, уважаемая Мария Петровна, получилось , что вы не только решили уйти от ее папы и разрушить семью, но еще и унизили ее как женщину. Она не девчонка уже, понимаешь. Ей не двенадцать лет. И для нее ты теперь не просто плохая мама, которая ушла к чужому дяде, а еще и соперница. Счастливая соперница. И после этого ты хочешь, чтобы она тебя в щечку поцеловала и по голове погладила?

— Но я же ничего, ничего не знала... — виновато пробормотала Маша.

— Незнание закона не освобождает от ответственности. Будь здорова, — закрывая за собой дверь, бросила Катя.

Треск селектора всегда выводил из себя Шведова, но в последние дни аппарат издавал такие неподражаемые в своей противности звуки, что хотелось его разбить немедленно.

— Что, Регина?.. — Шведов склонился над этим обезумевшим чудовищем.

— Игорь Андреевич, — донесся из селектора голос «душехранительницы», — возьмите трубочку, пожалуйста. Там Мария Петровна, говорит — срочно.

— Да, солнышко? — модельер поднял телефонную трубку.

— Игорь, почему ты ничего не сказал мне про Юльку? — без вступления выпалила Маша.

— А что я, собственно, должен был...

— Ну хотя бы, что вы знакомы...

— Да, мы действительно знакомы, — спокойно проговорил Игорь Андреевич. — И я сделал это вполне сознательно, просто потому, что считал...

— О твоей предусмотрительности можно слагать легенды! Но почему я узнаю об этом в последнюю очередь? Почему ты не посоветовался со мной? Я понимаю, тебе все равно, у тебя детей нет. Ты не знаешь, что это такое. Но ты же умный человек, Игорь. Ты должен понимать, что я мать, а она моя дочь. И такие вещи не делаются за спиной...

— Солнышко, — растерялся Шведов, — клянусь тебе, если бы я знал, что ты так к этому отнесешься...

— Господи, когда же ты поймешь, Игорь, что все предусмотреть нельзя. Что бывают в жизни вещи, которые не подвластны прозорливому гению Игоря Шведова...

— Солнышко, ну...

— Ты знаешь, что она в тебя влюблена?

— Как тебе сказать... — Шведов не смог скрыть своего смущения. — Вообще-то у нас был разговор...

— Что значит — был разговор? Что ты мелешь? Ты понимаешь, что она меня теперь ненавидит?!

— Ну, солнышко, может быть, все-таки не стоит так драматизировать...

— Ты просто дурак, Шведов! — швырнула трубку Маша.

Глава двадцать вторая. НОВАЯ МОДЕЛЬ ИГОРЯ ШВЕДОВА

Шведов надел пальто, небрежно набросил поверх него шарф и посмотрелся в зеркало. Отлично! Замечательно-мудрое лицо в состоянии средней помятости, глаза средней желтизны, для начала среднего, вернее, обычного рабочего дня вполне приличный вид. Можно смело отправляться на работу.

— Игорь... Я что-то не то делаю? — спросила бесшумно возникшая за спиной Маша.

Шведов испуганно обернулся.

— Господи, как ты меня напугала!

— Я веду себя как-то не так? — повторила вопрос Маша.

— В каком смысле? — Игорь Андреевич был искренне удивлен.

— Мне кажется... ты мной недоволен.

— Я?!

Шведов притянул к себе Машу, обнял.

— Ты мне не ответил!

— Солнышко, ты не можешь делать не так, — целуя Машу, проговорил Игорь Андреевич. — Ты любимая жена!

— Игорь! Я серьезно!

— Серьезно? — Шведов сделал вид, что задумался. — А, да... — Да! Ты действительно вчера не так порезала колбасу. Слишком тонко. — Не выдержав, он расхохотался.

Но Маша осталась абсолютно серьезна.

— Я понимаю, что это я виновата, но... я стараюсь.

— В чем виновата? — растерялся Игорь Андреевич. — В чем, я не понимаю?!..

Маша молчала.

— Идет нормальная притирка характеров, нормальная адаптация двух любящих людей. — Шведов обхватил руками Машино лицо. — Любящих?!

Маша попыталась улыбнуться.

— Все! — Шведов поцеловал Машу. — До вечера. От двери он еще повернулся и уверенно добавил:

— Лично я своей супружеской жизнью доволен.

Дверь мягко, без хлопка, закрылась. Грустно вздохнув, Маша направилась в комнату. Саша смотрел мультфильмы.

— Сколько можно! — с места в карьер завелась Маша. — Я к тебе обращаюсь!

— Мам, самое интересное... — не отрываясь от экрана, пробубнил мальчик.

— Что значит — самое интересное?! Доктор вообще запретил тебе смотреть телевизор!

Саша не реагировал.

— Ты что?! Не слышишь меня?! Кричащую Машу трудно было не услышать.

— Слышу, слышу.

— Я сейчас выключу телевизор!

— Хорошо, — не слишком веря, что со стороны матери могут последовать какие-либо репрессии, бросил Саша.

— Что — хорошо?! Что тебе хорошо?! Я говорю, что сейчас выключу телевизор!

— Мам! Ну ты же мешаешь! — раздраженно произнес мальчик.

Маша схватила пульт телевизора. Ткнула в нужную кнопку Экран погас.

— Ну мама!

— Ты домой... То есть... папе звонил?!

— Звонил, — недовольно пробурчал Саша. — Я же тебе сказал — там занято.

— Позвони еще, — настаивала Маша.

— Сама позвони, — огрызнулся мальчик.

— Как ты с матерью разговариваешь?!

Тяжело вздохнув, Саша подошел к телефону. Нехотя набрал номер.

— Я же говорил — никого нет! Маша задумчиво молчала.

— Я еще посмотрю?.. — кладя трубку, с надеждой спросил мальчик.

Маша продолжала молчать.

Не дождавшись ответа матери, Саша включил телевизор. Маша подняла глаза на появившегося на экране Скрудж Макдака, посмотрела мгновенье и энергично вышла.

Пройдя на кухню, она тут же устремилась к большому двухкамерному холодильнику. Достав оттуда продукты, она принялась энергично запихивать их в целлофановые пакеты.

— Если придет Игорь Андреич, скажи, что я ушла на урок, — повысив голос, чтобы Саше в комнате было слышно, громко проговорила Маша.

— Ты же обещала ему, что, кроме школы, ничем заниматься не будешь, — язвительно заметил Саша.

— Ну не могу же я бросить учеников посреди учебного года, — уже одетая в пальто, Маша вошла в комнату. — Все. Я ушла. Пока.

Она поцеловала Сашу.

От газетного киоска Анатолий Федорович отошел, держа в руках один из тех многочисленных еженедельников или ежемесячников, что специализируются на светской хронике.

— Вот полюбуйся, Аня! — Анатолий Федорович подошел к жене и протянул газету.

— Что это? — без интереса произнесла Анна Степановна. — Что-нибудь про Брижит Бардо?

— Какая Бардо, — кипятился Анатолий Федорович, — ты сюда посмотри!

Он сердито ткнул пальцем в одну из фотографий.

— «Бардо»! Это еще та Бардо!

Отстранясь от газеты — дальнозоркость, — Анна Степановна вгляделась в фотографию.

— Господи!.. — испуганно проговорила она.

— Только не волнуйся так! А то опять сляжешь!

— Ты собираешься показать ему эту газету? — не реагируя на слова мужа, обеспокоенно поинтересовалась Анна Степановна. — Я тебя спрашиваю!

Анатолий Федорович пожал плечами.

— Не знаю... А ты как думаешь?

— Я думаю, не стоит, Толя, — взмолилась Анна Степановна. — Зачем ему лишние переживания?

— Хорошо, посмотрим, — угрюмо согласился Анатолий Федорович. — А вообще-то он хоть знает, где его жена и сын?

Маша стояла перед дверью в свою... в Сережину... нет, всетаки в свою квартиру и не находила сил нажать на кнопку звонка.

Где-то наверху хлопнула дверь. Загудел лифт. Маша решилась. Рука придавила кнопку. Дома никого не было.

Убедившись в этом, Маша торопливо достала из сумочки ключи, открыла дверь и, осторожно оглядываясь, вошла в квартиру.

В беспорядке наваленные Юлькой журналы мод, ее собственные выкройки, скомканные вещи Сергея на спинке кресла, Машина фотография за стеклом «стенки». На глазах у Маши появились слезы.

Так и не сняв пальто, она бросилась убирать вещи Сергея в шкаф. Повесила брюки, рубашку. Вдруг осознала, что сама еще не разделась.

Вернувшись в прихожую, Маша разделась, с сумками прошла в кухню.

Зазвонил телефон. На секунду замерев, подавив инстинктивный порыв снять трубку, Маша начала вынимать продукты из сумки.

Надорвавшийся звонок наконец не выдержал и смолк.

Юля, а это она звонила домой, вышла из автомата.

— Ну? — встретила ее вопросом Инга Бабич.

— Отца нет, но все равно надо домой зайти, — деловито объяснила Юля.

— Придумаешь тоже...

— Я кассету послушала... — перебила приятельницу Юля. — Ну ту, что ты мне дала!..

— А! Мадлен! — сообразила Инга. — Отпад, да?!

— Такое ощущение, что она очень несчастна, — задумчиво произнесла Юля. — Ладно, пойдем.

Юля решительно двинулась в сторону своего дома.

— Это Мадлен-то?! — едва поспевая за ней, удивленно проговорила Инга. — Ну ты скажешь! Когда твои песни полстраны распевает — нельзя быть несчастной!

— Посмотреть бы на нее...

— А как?! У нее еще ни одного концерта не было. Только кассеты.

— Жаль... — с грустью заключила Юля.

Сделав огонь под кастрюлей поменьше, Маша направилась в комнату.

Взяла листок бумаги, ручку, села за письменный стол и аккуратно, словно старательный первоклашка, вывела: «Родной мой Сереженька!»

Как всегда обворожительный, Имас вошел в приемную Шведова и широко улыбнулся Регине. — Здравствуй, Региночка!

— О, какие люди! — радостно воскликнула «душехранительница». — Проходите, проходите...

— Шеф у себя?

— Нет, — словно она была в этом виновата, развела руками Регина, — с утра был, а теперь в бегах. Вы договаривались?

— Да нет, — расстроенно проговорил Имас, — я случайно, на удачу зашел...

— Ну, без кофе я вас не отпущу! — Регина вскочила и бросилась накрывать на стол.

— Региночка, золотая моя, в следующий раз — обязательно. Кофе у тебя как ты сама, а сама ты — прелесть. Но сейчас не могу. Дела! Надо бежать. Да вот, — Имас протянул Регине конверт. — Тут пригласительные. У нас на следующей неделе три концерта в «России».

— Спасибо большое, —благодарно проговорила Регина. — Что ж вы сами? Можно же было кого-нибудь послать...

— Ничего... Я же думал с Игорь Андреичем пообщаться... Собственно, это он хотел со мной поговорить...

— Об Иннокентии? Продюсере Мадлен?! — с жаждой узнать новую сплетню поинтересовалась Регина.

— Регина!.. О конкурентах или хорошо, или никак! — лукаво улыбнулся смущенной «душехранительнице» Имас.

Закончив писать, Маша сунула листок бумаги в конверт Положила его на середину стола. Вернулась на кухню.

Появись она там на минуту позже, кастрюля бы наверняка выкипела. Уменьшив огонь, Маша взяла мусорное ведро и вышла с ним на лестничную площадку, к мусоропроводу.

Опустошив ведро, она уже собиралась подняться, когда услышала голоса из остановившегося лифта.

— Успеем, не волнуйся, — проговорила Юля. — Я только сапоги поменяю, и все.

— Слякоть на улице, а ты в замшевых пойдешь?! — удивилась Инга Бабич.

Маша испуганно отшатнулась, прячась за шахту лифта.

— Ну, отец дает! — открывая дверь, изумленно проговорила Юля.

— В каком смысле?

— Да дверь закрыть забыл! Ну, папашка гуляет! Налетай друг грабитель!

— Да ладно тебе... Девушки скрылись в квартире.

Проводив их взглядом, Маша в растерянности села на подоконник.

А Юля носилась по комнатам, вытряхивая из ящиков вещи.

Саркастически глядя на приятельницу, Инга, не раздеваясь, стояла у двери.

— Тебе помочь?!

— Ладно издеваться! — отрезала Юля и вдруг замерла, удивленно посмотрела на сложенные стопочкой журналы мод. — Господи! Да кто его просил убираться-то?! Все мне перепутал! Как я теперь что найду?!

— Мы теперь журналы смотреть будем? — недовольно поинтересовалась Инга.

— Сейчас не будем... — снова устремляясь на поиски нужных ей вещей, пробормотала Юля.

— Ты собиралась поменять только сапоги!

— Не могу же я с этими сапогами в теплых колготках остаться!

— Ну-ну!

— А это что? — Юля наконец заметила лежащий на столе конверт. Взяла его, удивленно покрутила в руке.

— Юль. А поесть у тебя ничего нет? — поняв, что это все надолго, спросила Инга.

— Поесть?! Откуда?! Отец обещал вечером что-то принести, у них там заказ. А мне некогда, ты же знаешь. — Так и не разобравшись с конвертом, Юля положила его на место и выбежала в прихожую. — Ладно, как-нибудь перебьюсь. Пойдем.

Дождавшись, когда Инга выйдет из квартиры, Юля заперла дверь.

— Ну вот, на все про все — две минуты. А ты боялась!

Убедившись, что Юля с Ингой сели в лифт, Маша торопливо поднялась по лестнице. Взялась за ручку — закрытая Юлей дверь не поддалась.

В ужасе посмотрев на свои тапочки на босу ногу, на ведро в руках, Маша принялась лихорадочно ощупывать свои карманы... Ключа, естественно, не было.

— Марь Петровна?! Рад видеть! Чем могу помочь?! — весело окликнул Машу спускавшийся по лестнице Сорокин.

Маша испуганно вздрогнула.

— А... Это ты, — безрадостно проговорила она. — Ты проходи, проходи...

— Вы чего?! Ключ забыли?

— Да захлопнулась... понимаешь... Сорокин склонился над замком.

— Понимаю, — с ехидной улыбочкой проговорил он через мгновенье, — эти замки сами не захлопываются, у нас дома такой раньше был.

— Вот и иди домой! — раздраженно бросила Маша. — Давай, давай! Как-нибудь без тебя разберусь!

— А зачем без меня-то? Я эти замки на раз открываю, — уверенно заявил Сорокин.

— Ты думаешь, что у тебя получится? — засомневалась Маша.

— А то! Я раньше, когда у нас такой же стоял, все время ключи забывал, так натаскался. Вообще, взломщиком быть несложно. Надо только захотеть.

— Надеюсь, что ты еще не захотел? — с подозрением спросила Маша.

— Да вроде нет... — возясь с замком, проговорил Сорокин и, словно спиной почувствовав Машино нетерпение, добавил: — Сейчас, сейчас. Не нервничайте. Уже почти открыл.

— А почему ты не в школе?

— Ну я же вас не спрашиваю, почему вы здесь? Ведь вы же, кажется, переехали?..

Маша растерялась.

— А я... Я... кое-что из вещей забыла.

— Ну, а я тогда больного товарища навещаю.

— Таню? С седьмого этажа?

— И все-то вы знаете...

Раздался какой-то щелчок, и дверь открылась.

— Прошу, — Сорокин широким жестом пригласил Машу в квартиру. — Это большое счастье случайно встретить такого выдающегося человека, как я. И это счастье выпало на вашу долю.

— Спасибо, — почему-то неуверенно входя в квартиру, проговорила Маша. — Спасибо тебе.

— Спасибом сыт не будешь, — деловито ответил Сорокин. — Мне б пятерочку.

Маша в изумлении подняла глаза на парня.

— Да не деньгами же. За сочинение...

Видимо, Машин взгляд выразил столько... что Сорокин поспешил ретироваться.

— Все. Понял. Неудачная шутка. — И с этими словами он исчез из квартиры.

Пройдя на кухню, Маша поставила на место ведро и выключила газ под кастрюлей.

Странно, как это Юля не заметила. Наверное, на кухню не зашла...

Вздохнув, Маша направилась в прихожую. Медленно, нехотя оделась, но не вышла. Одетая еще раз заглянула в комнату.

Уже не валялись на спинке кресла вещи Сергея. Аккуратной стопочкой сложены были Юлины журналы. Лежал на столе конверт.

Ревниво и ностальгически Маша оглядела убранную ею квартиру.

Вдруг, словно наконец решившись, она вернулась в комнату, взяла со стола конверт, положила его в сумочку и столь же решительно вышла из квартиры.

— Что у вас тут за дурдом! — Лена Ползунова вошла в приемную Шведова и, не дожидаясь Регининого приглашения, села. — Все куда-то мчатся! Орут!

— Ой! Леночка! Рада вас видеть! Кофе?!

Ползунова благосклонно кивнула.

— Шведова, конечно, нет.

— Уехал, — занявшись приготовлением кофе, ответила Регина. — Уехал. У нас срочная работа. Делаем Мадлен!

— Что делаем?!

— Мадлен, — восторженно пояснила Регина. — Ну как же, как же!.. Новая поп-звезда. За создание стиля согласился взяться лично Шведов.

— Мадлен? Первый раз слышу, — Лена пожала плечами.

— Через полгода Мадлен станет первым словом, которое будут произносить новорожденные. Раньше чем «мама». Ее сейчас так раскручивают... Вы себе представить не можете! Бешеные деньги вкладывают...

— А более интересных тем у нас нет? — перебила Ползунова Регину.

— Вы о Шведове и Марии Петровне?

— Кто говорил: «У меня на контроле! У меня на контроле!»? И чего же стоит ваш контроль?! А ведь я, Регина, на вас полагалась, между прочим!

— Это так неожиданно случилось, — смутилась «душехранительница».

— И что теперь делать? — Ползунова, не скрывая своего недовольства, с угрозой посмотрела на Регину.

—Я... Я даже не знаю. Ползунова огляделась.

— Да, красивое у вас, конечно, зданьице.

— В каком смысле? — почувствовав неладное, испуганно поинтересовалась Регина.

— Нельзя такие дома частной собственностью делать. Такие дворцы народу принадлежать должны!

— Ну Леночка! Не переживайте. Еще не все потеряно. По моим данным, она не только еще не развелась, но даже и не подавала. А там дети... Так что это все небыстро.

— Какая разница, если живут вместе...

— Не скажите, не скажите... Это важно...

Регина наконец подала кофе, но Ползунова даже не притронулась.

— Я вас не понимаю!

— Опять же одинока она сейчас очень. Игорь Андреич рассказывал, прямо места себе не находит. Старые друзья отвернулись...

— Я что-то не понимаю, к чему вы ведете? — заинтересовалась Ползунова.

— Ей сейчас подруга нужна, — уверенно сказала Регина. — Настоящая. Чтоб и поболтать можно было. И самым сокровенным поделиться.

— Я-то тут при чем? — фыркнула Лена.

— Ну сами подумайте.

Спокойно, словно непонятливой, но любимой ученице, Регина продолжала втолковывать Ползуновой прописные, как ей казалось, истины:

— С кем Марии Петровне сейчас общаться? Все время дома. Одна. С сыном. А он, кстати, болеет. И тут вы... Чем не лучшая подруга?

— Я — с ней?! — Ползунова посмотрел на «душехранительницу» как на душевнобольную. — Вы с ума сошли, Регина!

— Отчего же. Вы только подумайте: вы начнете у них бывать... Игорь Андреевич станет привыкать к вам. Поймет разницу. Ведь ее нельзя не почувствовать, правда?!.. И постепенно, постепенно... А вы уже в курсе: где соль, где спички... Какой борщ он любит... Какую надо погладить рубашку, чтобы угодить ему... Лучшая подруга, Елена Александровна, это, дорогая моя, профессия.

— «Лучшая подруга»... — Ползунова насупилась. — Но с ней же говорить придется!

— Ничего, поболтаете. О Шведове. О детях. О тряпках. О том, что в высшем свете принято. Ей же интересно. Она же, — Регина усмехнулась, — из грязи в князи...

— Но как мне с ней познакомиться?..

Сергей вошел в квартиру и замер. Его охватило ощущение того, что он не один. Нет, Юли дома не было — вешалка была пуста. Воры? Смешно. Только почему они оставили после себя запах Машиных духов: он наконец понял, в чем дело.

Втянув носом воздух, он подозрительно огляделся.

Даже не раздевшись, бросился в одну комнату, в другую, заглянул на кухню и даже в ванную...

Убедившись, что никого нет, Сергей как был, в пальто и шапке, сел посреди комнаты — грустный и потерянный.

Юля появилась дома минут на десять позже отца. Усталая и голодная, она сразу же устремилась на кухню.

Восторгу ее не было предела, вместо пустого холодильника ее ждал роскошный обед: в кастрюле вкусно пахнущий борщ, на сковороде жареное мясо, а на столике банка с компотом и блюдце с четырьмя пирожными.

Восхищенно любуясь этим богатством, она вдруг услышала из комнаты чье-то покашливание. Бросив крышку от кастрюли, Юля стремглав понеслась в комнату.

— Пап, ты чего?!.. — обескураженно глядя на одетого отца, спросила она. — Что ты так сидишь?

Сергей рассеянно посмотрел на дочь.

— А-а... Да так что-то, задумался...

— Ладно, раздевайся. А я согрею обед.

— Обед? — удивленно проговорил Сергей. — Ты сегодня приготовила обед?

— Я? — не сомневаясь ни на секунду, что отец шутит, Юля обняла его. — Ах ты, мой хитрец. Вот так живешь, живешь и не знаешь, что рядом пропадает кулинарный талант.

— Ты о чем?

— Кончай разыгрывать, — делая вид, что сердится, пробурчала Юля. — Я умираю от голода.

— Нет, это ты меня разыгры... Погоди... Сергей вдруг приблизился к дочери.

— Что ты меня обнюхиваешь? — расхохоталась Юля.

— Скажи, пожалуйста... тебе не кажется, что у нас пахнет духами?

— Кроме твоего «Беломора», — Юля нарочито, со свистом, втянула воздух, — ничего... Я, в период усиленной интеллектуальной деятельности, парфюмерией не пользуюсь.

— А мама? Какие у нее духи?

— В последнее время никаких, — посуровев ответила Юля и так же сухо добавила: — Она говорила, что у нее на это нет денег. А что?

— Да нет, просто мне показалось... Сергей встал, пошел раздеваться.

— Пап, почем нынче шашлык? — повысив голос, чтобы отцу в прихожей было слышно, поинтересовалась вернувшаяся на кухню Юля.

— Шашлык? — растерянно ответил Сергей, разглядывая пол в коридоре. — Шашлык стоит... А я откуда знаю?

— Слушай, хватит меня разыгрывать! — выходя в коридор, недовольно произнесла Юля. — Какая-то затянувшаяся и уже не смешная шутка.

— Тс-с-с... Тихо. Посмотри. Видишь?! — почему-то прошептал Сергей.

— Ну! — тупо уставившись на пол, пробурчала Юля. — Дальше-то что?!

— Вот это чья нога? — указывая на один из оставшихся на коврике следов, задал вопрос Сергей.

— Эта? — Юля присмотрелась. — Так, погоди... Фасон английский, тридцать семь — тридцать восемь... Может быть, Катя? Она вчера забегала.

— Вчера! Это свежий след!

— Да, правда... А! Сегодня днем я с Ингой заходила. Она тоже дылда.

— Что значит — тоже дылда?! — искренне возмутился Сергей. — Твоя мама высокая, стройная женщина! Не в пример тебе, к сожалению!

— Мама? Так ты считаешь, что это была мама? Что она тайно пробралась в нашу квартиру, чтобы...

— Почему — в нашу квартиру? — перебил Сергей. — В свою! Она отсюда не выписывалась, к твоему сведению.

— Неважно! Это больше не ее квартира.

— Ну, знаешь, не тебе это решать!

— Папа, ты же не знаешь всего!

— И не хочу! Я тебе запрещаю говорить о маме плохо! Я ясно выразился?!

Звонок в дверь прервал грядущий скандал. На пороге открытой Сергеем двери стояли его родители.

— А это мы. Не вовремя? — заметив раздражение на лицах сына и внучки, обеспокоенно спросила Анна Степановна. — Мы вот тут гуляли и...

— Да, прохлаждались. От нечего делать. Из одного конца Москвы в другой и с этой сумкой килограммов на пять, — не желая делать вид, что визит случаен, опроверг свою супругу Анатолий Федорович. — Ладно уж, Аня!..

— Молодцы, что пришли. Мы очень рады! — улыбнулся Сергей. — Да, Юлька?

— Не то слово, — воскликнула Юля, целуя стариков. — Дед, говорят, ты там «Клуб пикейных жилетов» организуешь?

— Потом, потом. Идите с бабушкой разгружаться, а у нас мужские дела...

Анатолий Федорович достал из сумки газету.

— Что это такое? — Юля выхватила у деда газету. — Ой, Брижит Бардо! Дай почитать!

И, не дожидаясь ответа, подобрав с пола сумку, она направилась на кухню.

Старики растерянно переглянулись.

— Юля, подожди!..

— Да вернет она тебе, вернет эту газетку. — Сергей обнял отца и, уводя его в комнату, добавил: — Не волнуйся, не волнуйся. Пошли, отец. Лучше расскажи мне, что это за «Клуб пикейных жилетов»?

— Ну об этом потом как-нибудь, —озабоченно ответил Анатолий Федорович. — Сейчас меня больше твои дела волнуют.

— А что мои дела? Живу, работаю...

— В этом филиппинском кооперативе?

— В российско-филиппинской компании. Вот так.

— Да, звучит. А скажи, Сережа, если не секрет, кто тебя туда устроил?

Сергей удивленно посмотрел на отца.

— Одна знакомая. Из дома моделей Шведова.

— Шведова? Игоря?

— Да... А что?

— Нет, ничего... — уклонился от ответа Анатолий Федорович. — И ты знаком с ним?

— Немного, — спокойно ответил Сергей. — Нормальный мужик. Простой.

— Знаешь что, Сергей, — возбужденно расхаживая по комнате, произнес Анатолий Федорович. — Уходи-ка ты из этой шараги. И побыстрей!

— Почему? — удивился Сергей. — Там же интересная работа. И по моей теме. А кроме того, ты же знаешь...

— Все знаю, — перебил сына Анатолий Федорович, — деньги, заграница, и потом, ты уже хлебнул безработицы... И все же прошу тебя: уходи!

— Но почему, отец? Ты можешь мне объяснить? Почему я должен уйти из своей компании? Признайся, ты просто не приемлешь нового.

— Только не делай из меня ретрограда. Да, мне действительно многое не по душе, но это не значит... короче, не в этом дело.

— А в чем? Тебе не нравится, что я устроился туда через помощницу Шведова? Но какая разница?! Это ведь чистая случайность!

— Чистая случайность?! Гм... А где моя газета?

— Какая газета? — не понял Сергей. — А, наверное, у Юльки на кухне. Принести?

— Да! Впрочем, нет, подожди! Скажи... а этот Шведов...

— Ну что он тебе дался, отец?

— Действительно, а что он мне дался? Подумаешь, модельер! Лепят, лепят свои фасоны, а кто их носит!

— Говорят, он талантливый человек.

— Не верю! — взорвался Анатолий Федорович. — Чушь! Талантливые люди чураются бульварной прессы! Они не позволяют совать нос в свою личную жизнь! Они...

— Папа, что с тобой?

— Со мной? Ничего, извини, — Анатолий Федорович посмотрел на часы. — Пожалуй, нам уже пора. Аня!

Анна Степановна выкладывала из сумки на кухонный стол принесенные гостинцы: банки с соленьями, варенье, сосиски.

Юля стояла рядом с газетой в руках.

— Не понимаю, что с ним происходит, — не отрывая глаз от газеты, жаловалась она бабушке. — По-моему, мой папан малость того...

— Ну-ка положи это, — Анна Степановна отобрала у Юли газету, положила ее на холодильник.

— Ба, дай мне посмотреть на мою любимую актрису!

— Успеешь, — отрезала Анна Степановна. — Как ты можешь так об отце?

— Я его люблю. А сейчас еще больше. Но сама посуди: если человек все время нюхает воздух и ищет следы от туфель тридцать восьмого размера...

— То есть как? — не поняла Анна Степановна.

— Атак...

Раздув ноздри, Юля продемонстрировала, как Сергей нюхает воздух и ищет следы.

— Не понимаю...

Юля хотела снова взять газету, но Анна Степановна остановила ее:

— Юля! -Да?

— Все эти галлюцинации у него от того, что он любит твою маму.

— Любит — после того, что она сделала?!

— А что она, в конце концов, такого сделала? Сердцу ведь не прикажешь, девочка.

— И это говоришь ты, его мать? Ну знаешь, бабушка...

— Я не только бабушка и мать, но я еще и женщина. Как и ты, кстати!

Шведова дома не было.

Раздевшись, Маша зашла в ванную сполоснуть руки. — Саш, ты дома?! — окликнула она сына. — Кто-нибудь звонил?!

Но мальчик не ответил. Он лежал на кровати: глаза прикрыты, сам бледный...

— Господи, опять... — в ужасе глядя на сына, прошептала Маша.

— Все нормально... — еле слышно проговорил Саша, открывая глаза.

—Это все мультфильмы! — Маша бросилась к мальчику. — Тебе же доктор вообще телевизор смотреть запретил!

— Да все нормально уже... Смотри.

— Лежи, — воскликнула Маша. Саша резко встал.

— Вот видишь! — улыбнулся мальчик, но вдруг лицо его изменилось, и, неуклюже взмахнув руками, он осел на кровать.

— Опять! Боже мой! — Маша поспешила уложить сына. — Ляг! Ляг быстрее!

— Сейчас пройдет, — все еще слабо проговорил Саша. Маша погладила сына по голове. На ее глазах появились слезы.

— Ну не надо... Мамочка... Не надо...

— Молчи. Молчи, тебе нельзя разговаривать. Маша встала. Подошла к телефону. Набрала номер.

— Регина Васильевна? А Игоря Андреевича нету? Регина подмигнула сидящей напротив нее Ползуновой.

— Здравствуйте, Мария Петровна, — подобострастно проговорила Регина. — Увы, уехал...

— А когда будет? — расстроилась Маша.

— Даже и не знаю. Что-нибудь случилось?.. Вы не стесняйтесь. Проблемы семьи Шведовых — мои проблемы. Так уж заведено.

Глядя на лицемерящую Регину, Ползунова мрачно усмехнулась. В ответ «душехранительница», вздохнув, кивнула.

— Это сложно объяснить... — не решалась объясниться Маша. — Это... с Сашей связано. С моим сыном. Ладно. Я попозже позвоню.

— Это из-за той драки? — проявила осведомленность Регина. — Ему плохо? Опять эти головокружения?..

— А вы в курсе? — изумилась Маша.

— Ну конечно, я в курсе. Мария Петровна, привыкайте. Я в курсе всего и... всего остального.

Недовольные своим визитом к сыну, брели по улице Анатолий Федорович и Анна Степановна.

— Ты поговорил с ним? — озабоченно поинтересовалась Анна Степановна.

— Похоже, он ничего не знает. Он так хорошо говорил о Шведове...

— Не знала...

— Так в чем дело, Мария Петровна?

— Видите ли... Его обследовали. Но вы же знаете эти районные поликлиники. У них один диагноз: «Практически здоров».

— Я все поняла, — Регина выразительно посмотрела на Ползунову. — Вам нужен врач.

Лена утвердительно кивнула.

— Тут как раз моя приятельница сидит, продолжала «душехранительница». Она работает в медицинском институте...

— И там нас примут? — перебила Маша.

— Ну конечно! У них есть замечательные специалисты.

— Спасибо. Огромное вам спасибо.

— Да нет, ну какие благодарности... Ребенок есть ребенок! Когда бы вы хотели попасть на прием?

Маша задумалась:

— Может быть, завтра?

— Завтра? — повторила Регина.

Ползунова потрясла перед «душехранительницей» ключами.

— Какое завтра! — поняла намек Регина. — Она приедет к вам немедленно. Пока кризис. Это нельзя откладывать.

— Еще раз спасибо! — искренне проговорила Маша.

— Да не за что. Всегда рада помочь жене Игоря Андреевича. — Регина положила трубку.

— Значит, всегда рады помочь жене?.. — с сарказмом отметила Ползунова.

— Надеюсь, что вы ею станете. Теперь все в ваших руках.

Анатолий Федорович вдруг остановился.

— Черт!

— В чем дело? — заволновалась Анна Степановна.

— Да газетенка эта... Мы же ее забыли там!..

— Что же теперь будет?

— А! — махнул рукой старик. — Что будет, то и будет! Сколько можно, в конце концов! Мужик он или не мужик?!

Мужик между тем курил. Сергей всегда курил после еды. Маша выгоняла его на лестничную площадку. Юля позволяла «травиться» в кухне.

В общем-то, и ей было так веселее мыть посуду.

— Дед и ба какие-то странные были сегодня. Дед даже газету свою забыл.

— Отвезешь завтра, — бросил Сергей.

— Между прочим, ты зря считаешь свою дочь дурой. Я сразу догадалась, что мама была у нас.

— И как ты это понимаешь? — не спорил Сергей.

— Муки совести, — прокомментировала Юля. — Анна Каренина. Только он не Вронский.

— А ты знаешь, кто он?

— А ты разве не знаешь?

— Не виляй, пожалуйста!

— Я не виляю. Но предательницей быть не хочу!

— Пионеры, в борьбе за дело Ленина будьте готовы!

— Всегда готовы, — отсалютовала мокрой рукой Юля. — Наши чудесные папы и мамы, вами гордится страна. Пап, а ты назло ей возьми и влюбись в кого-нибудь. Хочешь, я тебе кадры поставлю?

— Ты так ненавидишь маму?

— Так ненавижу!.. — вдруг всхлипнула Юля. — Должна ненавидеть... А я, идиотка, так скучаю... так скучаю... и по Сашке. — Юля уже откровенно заплакала. Сергей привлек ее к себе, поцеловал.

Телефонный звонок нарушил идиллию.

— Я подойду. — Утирая на ходу слезы, Юля побежала в комнату, и вскоре до Сергея донеслось: — Алло, да, привет, все о'кей, а у тебя?

Сергей неторопливо поднялся, от нечего делать взял с холодильника забытую родителями газету, рассеянно повертел ее в руках и вдруг обомлел. Точно не веря своим глазам, он поднес страницу поближе к лицу...

Газетную полосу украшала огромная фотография Маши, снятой вместе со Шведовым. Та же фотография, которая занимала свое место и на столе у Игоря Андреевича.

Под фотографией в газете красовалась крупная подпись: «НОВАЯ МОДЕЛЬ ИГОРЯ ШВЕДОВА?»

Глава двадцать третья. СУП ИЗ ТОПОРА

Гоша любил плавать. Плавание, по его мнению, было наилучшим способом для поддержания спортивной формы. А потому пекущийся о своем здоровье молодой человек старался как можно чаще посещать бассейн.

Когда выдавалось свободное время, к Гоше с удовольствием присоединялась Катя. Сейчас она, уже наплававшись, отдыхала в шезлонге, а Гоша, который только вылез из воды, неторопливо вытирался полотенцем.

— Пошла бы поплавала, — предложил Георгий, присев на подлокотник Катиного шезлонга.

— Хватит уже. Так и утонуть не долго. — Катя была неразговорчива и, судя по всему, пребывала в не очень хорошем расположении духа.

— Не понял? — Гоша пересел в соседний шезлонг.

— Настроение такое, — не поворачивая головы, пояснила Катя.

— Я не виноват? — смиренно осведомился Гоша. — Мне же главное, чтобы я был не виноват.

— Девушку не ты один обидеть можешь, — вздохнула Катя.

— У меня появились конкуренты?

Катя мрачно кивнула.

— Колись, — потребовал Георгий.

— Спрашивайте — отвечаем, — предложила правила игры Катя.

— Он высок? — недолго думая, решил выяснить Гоша.

— На полголовы ниже меня.

— Ну и вкусы у вас, мадам... — Гоша даже вздохнул. — Ну хорошо. Он, по крайней мере, брюнет?

— Угу, — Катя кивнула... — Крашеный.

— Ты сошла с ума! Ладно. Что у него с усами? С бородой? — продолжал игру Георгий.

— Борода отсутствует, — был ответ.

— Ах вот как. — Гоша откупорил баночку «кока-колы». — Ну что же — итоги проведенного нами опроса неутешительны. Обидчик юной девы — усатый крашеный карлик.

— Да. Что-то в этом духе, — не стала возражать Катя.

— Кажется, я его знаю, — медленно проговорил Гоша. — Это Ироида Юрьна? Твоя директриса?

— Эта сука сказала, что или в салоне остается она, или я.

— Я надеюсь, ты выбрала? — Гоша глотнул «кока-колы».

— Гош! Ей-богу, не до смеха!

— И что ты собираешься делать?

— А какая тебе, собственно, разница? — неожиданно «завелась» Катя. — Я тебе не жена, кажется?! Что тебе до моих забот! Ты ж у нас любишь женщин в празднично-экспортном исполнении!

— Ты с Машей не советовалась? — мягко перебил не желавший скандала Гоша.

— С кем? — Катя переспросила с такой интонацией, что Гоша сразу понял: дамы так и не помирились.

— Понятно. Вы что, с тех пор вообще не общаетесь? — спросил он.

Катя промолчала.

— Ну и зря... Кстати, у Шведова в салоне вполне могла бы найтись для тебя работа.

— Мне только этого не хватало! — огрызнулась Катя.

— А что? Я его видел. Он, во-первых, не крашеный, во-вторых, не карлик и, главное, без усов! — Ничто не могло поколебать Гошиного хорошего настроения.

— Гош, — не выдержала Катя, — а как у Клары дела?..

— Понял, — в момент сдал позиции Гоша. — Машку выпорю. Шведова заставлю отрастить бороду. Тебя буду целовать молча.

— Да, если не трудно, — холодно согласилась Катя. Мимо шезлонгов, в роскошном махровом халате, не спеша прогуливался еще один бизнесмен, правда, более высокого, чем Гоша, полета, — Имас. Рядом со степенным Имасом суетился маленький человечек в нелепом для бассейна двубортном костюме.

— Имас Карлович, — скороговоркой бормотал человечек. — Я не сомневаюсь, что продюсеров вашего уровня в нашем шоу-бизнесе нет.

— Это что, тост? — даже не глядя на собеседника, осведомился Имас. — Тоща дай мне бокал.

— Имас Карлович, поймите, — не сдавался человечек, — Иннокентий поставил на Мадлен, и он начинает выигрывать. Это недопустимо!

— Я не против честной конкуренции, — заметил Имас.

— Там, где Иннокентий, о честности неприлично даже вспоминать! — кипятился человечек.

Но Имас Карлович его не слушал. Он смотрел на Катю. Наконец поделился своим наблюдением с человечком:

— Красивая женщина.

— Господи, что у вас в голове! — возмутился человечек. — Речь идет о миллионах!

— Ты что-нибудь конкретное можешь сказать?! — перебил человечка Имас.

— Я могу сказать, что у Мадлен сегодня первый концерт для телевидения!

— Это серьезное преступление, — ухмыльнулся Имас.

— Между прочим, Кэн Дуглас, — с упорством местечкового сапожника продолжал человечек, — приехавший заключать с вами контракт на гастроли в Лос-Анджелесе, заключил его сегодня утром с Иннокентием!

— Плохо, — невозмутимо заметил Имас, снова залюбовавшись Катиными ножками. — Но что я могу сделать? Эта Мадлен хорошо поет. Кстати, как ее настоящее имя?

— Господи, да кто ж это знает?! — Человечек аж взмок весь от напряжения. — Это держится в строжайшем секрете! К ней вообще никого не подпускают!.. Я чувствую... Я чувствую, здесь что-то не то!..

— Все будет нормально, — Имас снисходительно похлопал человечка по плечу.

— Я их боюсь... — всхлипнул в ответ человечек.

Гоша подошел к Кате, держа в руках две вазочки с мороженым.

— Тебе с вареньем и орехами или с шоколадом и изюмом? — осведомился он.

— С орехами. — Катя невольно улыбнулась. — И с шоколадом.

— Э нет! — не согласился Гоша. — Так не пойдет. Что я с тобой, толстой, буду делать? Больше одной порции в день — только тем, кто много плавает.

— Ничего, вот работу потеряю — быстро похудею, — снова погрустнела Катя.

— А хочешь, мы ее убьем? — намекая на строптивую Катину директрису, весело предложил Георгий.

Катя подняла на Гошу глаза. По ее взгляду чувствовалось, что шутку она не оценила...

В салоне Игоря Шведова знаменитый Алик-Фигаро колдовал над головой Леночки Ползуновой. Дочка большого начальника была закутана в белоснежную простыню.

Чуть поодаль, так, чтобы не мешать парикмахеру и в то же время находиться в достаточной близости к Елене Александровне, расположилась на мягком стуле Регина.

— Я вам, Леночка, сразу сказала, что так все и будет...

— Наверное, вы правы, но это все как-то странно... — не очень уверенно возразила Ползунова.

— Ничего, ничего, — Регина Васильевна просто-таки источала оптимизм. — «В любви и на войне все средства хороши!» — Знаю-знаю. Вы уже просвещали меня словами Черчилля. — В тоне Леночки проскользнула нотка раздражения.

— Ну что, она еще не делится с вами подробностями семейной жизни? — и бровью не повела опытная администраторша.

— Ну в общем, уже на грани, — как-то недобро ухмыльнулась Елена Александровна.

— То ли еще будет! То ли еще будет! — подбодрила влиятельную особу Регина.

— Пока я только знаю, что он не любит острое, как любил Сережа, и почти не ест хлеб.

Регина Васильевна улыбнулась профессиональной улыбкой.

— Ну а что там в действительности с мальчиком?

— Ничего страшного. Нужен покой и приличные лекарства. Пройдет.

Регина Васильевна снова широко улыбнулась.

— Вы последний? — окликнул Сергея приятный женский голос.

— Еще не факт, что буду стоять. — Сергей даже не обернулся. Вытащил из кармана калькулятор, стал тыкать пальцем в кнопки.

— Что, машинка не советует? — спросил все тот же голос весело.

— Думаете, только деньги можно сосчитать? А я вот дни...

— С этими словами он убрал калькулятор и повернулся.

Любопытной соседкой по очереди за апельсинами оказалась... Лена Семендяева.

— Привет...

— Привет... — Сергей уж никак не ожидал Лену здесь встретить.

— Узнали? Ну, я польщена. Стою и думаю — сейчас и не вспомнит...

— Не прибедняйтесь... Вас не так уж сложно запомнить. А тем более мы хорошо тоща поговорили...

— Правда?! — обрадовалась Лена. — Вам тоже так запомнилось?

— Мужчина, так вы надумали стоять? А то отойти хотела, — повернулась к Сергею тетка из очереди.

— А вы, — обратился Сергей к Лене, — надумали? Лена только головой покачала отрицательно.

— Я в общем-то только из-за вас и встала...

— Тогда мы уходим, — объявил Сергей и увлек Лену за собой.

Они двинулись по улице.

— Что-то слишком я оживился при виде вас. Глупо, — сказал Сергей.

— А что, я не заслуживаю?

— Не вы. Фирма ваша. Будь я мужик покруче — знаете чего ей от меня причитается?.. Я ведь вашего чудо-шефа не поздравил еще. Теперь-то у него все тип-топ? Хорошо выглядит?

— Стоп, — перебила Сергея Семендяева. — Вам уже охота называть меня по имени, но вы его не помните. Так?

Сергей смутился.

— Я Лена. Кстати, то, что вас зовут Сережа, мне, обратите внимание, напоминать не нужно.

— Виноват. Так вот, я тогда чуть не прослезился от вашего, Леночка, рассказа. Человек выдающийся, Богом меченный — а у него такие переживания!.. Роман с замужней «пышечкой»! Помните? Да он и сам разоткровенничался со мной тоща! Еще чуть-чуть — и познакомил бы нас! Меня и... ее... А кого «ее» — знаете?

— Да-да. Чуть ли не на той же неделе узнала. Ну, а зачем вам все это вспоминать сейчас... Какой смысл?

— Ну как какой? Вам же, наверное, интересно! Завтра будет о чем поговорить с коллегами... В доме моделей...

— Понятно, — проговорила Лена упавшим голосом. — Что ж, привет, Сережа, я пойду! Тогда мы хорошо поговорили, а сейчас не вышло. Не уважаете вы меня... Не понятно только, за что. — Лена повернулась и двинулась в противоположном направлении.

— Лена! — закричал Сергей вдогонку. — Леночка! Ну постойте же!

Сергей догнал Лену.

— Не дуйтесь, Лен, ну пожалуйста! Я почему так говорил, — оправдывался на ходу Сергей, — многим знакомым я только с этой стороны интересен стал. Да-да... Рогами своими... Кроме шуток...

— А вот мне, — Лена продолжала идти быстро, — со всех остальных сторон, только не с этой.

— Серьезно?! — обрадовался Сергей. — Тогда это уже мне и самому занятно...

В вестибюле концертной студии «Останкино» Юля и Инга одевались, стоя у зеркала.

— Клевый концертик! — радовалась возбужденная Инга. — Класс, да?

Юля промолчала.

— Тебе чего? Не нравится?!

— Не-не! Здорово! — слукавила Юля и, видя, что подруга не удовлетворена объяснением, добавила: — У меня просто настроение плохое...

Инга недоуменно пожала плечами.

— Ты вообще осознаешь?! Мы ведь первые, кто Мадлен в лицо видел! Это же ее первый концерт!

Юля неуверенно кивнула.

— А странно... Почему она раньше никогда не появлялась вживую? Только на кассетах...

— Ну мало ли, — махнула рукой не знающая сомнений Инга. — Зато теперь вся страна ее появления ждет.

— Я ее совсем другой представляла... — с трудом скрывая разочарование, призналась Юля. — Когда ее записи слушаешь, она такая печальная. А тут!.. Нет, она симпатичная, конечно, но пустая какая-то...

Юля внезапно замолчала, заметив невдалеке Бит-Мака, который беседовал с высоким бородатым мужчиной в темных очках — тем самым Иннокентием, о котором говорил Имасу суетливый человечек в бассейне..

Проследив Юдин взгляд, Инга улыбнулась:

— Ты чего? Запала? Он ничего. Красивый, — оглядев БигМака повнимательней, добавила она.

— Красивый, — проговорила Юля задумчиво. — Где-то я его видела...

— В сладком сне, — предположила Инга.

— Нет, — Юля покачала головой. — А! — воскликнула она вдруг, озаренная внезапной догадкой.

— В каком смысле «а»! — не поняла Инга. — Дар речи уже потеряла?

— Этот парень пытался обворовать квартиру моей бабушки, — спокойно объяснила Юля.

— Ты чего? — От полноты чувств Инга даже покрутила пальцем у виска. — С дуба рухнула?! Это один из администраторов Мадлен.

— Я видела, как он выходил из их квартиры! — настаивала на своем Юля.

— Кузнецова! — вконец разозлилась Инга. — Ты диспансеризацию давно проходила?! Я у твоей бабушки тоже один раз была.

— Что ты там делала? — спокойно поинтересовалась Юля.

— Ждала, пока ты отдашь ей продукты.

— Бабушка тебя видела?

— Ну?

— А его нет. И дедушка не видел. Этот парень был уверен, что в квартире никого нет! А потом удрал!

— Да, может, он просто квартиры перепутал!..

— Зови милицию! — решительно потребовала Юля. — Я его сейчас задержу!

— Да ты обозналась наверняка! — попробовала удержать подругу Инга. — Ты что?! Что ты ему скажешь? Юлька, стой!

Но Юля уже сорвалась с места. Подбежав к беседующим мужчинам, она резко схватила Биг-Мака за руку.

Биг-Мак обернулся и, увидев Юлю, от неожиданности растерялся...

— Узнал?! — пригвоздила Биг-Мака вопросом Юля.

— Ты что?! Чего тебе надо! — По взгляду молодого человека было понятно, что Юлю он узнал и страшно испугался.

Бородач напряженно переводил взгляд то на Юлю, то на Биг-Мака.

— Да отпусти ты руку-то! — Биг-Мак попытался вырваться, но Юля держала крепко.

— Девушка, что вы себе позволяете?! — строго спросил Иннокентий.

— Он вор! — заявила Юля.

— Он младший администратор певицы Мадлен, — спокойно возразил Иннокентий. — Все?!

— Он бабку ее чуть не ограбил, — неожиданно вклинилась в разговор Инга.

— Чушь! — поморщился Иннокентий.

Юля хотела было возразить, но Инга перебила снова:

— Да, конечно, чушь!

— А тебя не спрашивают! — возмутилась такой бесцеремонностью Юля.

— Да ладно! Пристала к людям! — Инга, судя по всему, полагала, что ее-то как раз и спрашивают. — Вы нас извините, — улыбнулась она Иннокентию.

— Не за что нам извиняться! — стояла на своем Юля.

— Ну вот что, девушки! — проговорил наконец Иннокентий вполне миролюбиво. — Отпустите его, — обратился он уже непосредственно к Юле.

Юля послушно убрала руку. А Иннокентий вынул из кармана два билета:

— Вот вам пригласительные на следующий концерт... Даже не дождавшись приглашения, вне себя от счастья,

Инга тут же цапнула билеты. А Иннокентий добавил:

— Если к тому времени вы между собой договоритесь — мы его арестуем. — С этими словами он взял Биг-Мака за плечо и, уводя его за собой по коридору, нарочито громко сказал: — Таким образом у меня еще билеты ни разу не вымогали.

— Нет, у тебя точно «крыша протекает», — поставила Юле диагноз Инга, но, взглянув на билеты, сменила гнев на милость. — Все хорошо, что хорошо кончается.

— Неужели я ошиблась?.. — растерянно проговорила Юля.

— Что будем делать?! — уже негромко осведомился меж тем у Биг-Мака Иннокентий. — Они уже отошли достаточно далеко.

— Да я у них и спички не взял! — оправдывался Биг-Мак.

— Конечно, когда тебя застукали! — с презрением процедил Иннокентий. — Ладно, — вздохнул он, — придется тебя увольнять...

— Ну Иннокентий Михалыч! — Биг-Мак не на шутку испугался.

— А что прикажешь?! Оставить тебя?! — Иннокентий был грозен. — Чтобы она тебя в следующий раз ментам сдала?! Чтобы все потом говорили, что продюсер Мадлен собирает у себя всякую мелкоуголовную шушеру?!

— Ну Иннокентий Михалыч... Ну вы же знали... — взмолился Биг-Мак.

— Что знал?

— Ну о моем... — Биг-Мак осекся, судорожно подбирая слова. Наконец выговорил: — Прошлом....

— Она что-нибудь доказать может?! — спросил продюсер.

— Нет, конечно, — почти весело проговорил Биг-Мак, поняв, что его больше не гонят. — Я же всего-то...

— Вот от подробностей меня, пожалуйста, избавь, — резко перебил его Иннокентий. — Если она действительно явится на следующий концерт, не прячься от нее. Наоборот, подойди, побеседуй... Пусть видит, что ты ничего не боишься. Может, и вправду поверит, что видела тогда не тебя.

— А думаете, сейчас не поверила?

Иннокентий смерил Биг-Мака саркастическим взглядом и, не сказав ни слова, молча двинулся по коридору...

Из-за закрытой двери домашнего кабинета Игоря Андреевича доносились звуки классической музыки и стрекотание пишущей машинки одновременно. Машинка работала то очень бурно, «со скоростью» мысли, то увядала, замедлялась — тюк-тюк — и глохла вовсе.

Мощные дверные замки шведовской квартиры поддавались осторожным поворотам ключей — это вернулась с работы Мария Петровна.

Игорь Андреевич услышал из комнаты, как хлопнула в прихожей дверь. Двинулся Маше навстречу.

— Здравствуй, радость моя. Устала? — Шведов чмокнул Машу в щеку, принялся ухаживать.

— Не больше обычного. Саша как?

— Спит. Очень спокойно. Я только заглядывал.

— А что это? — Маша насторожилась. — Машинка... Ты не один?

— А... Это Ева, — улыбнулся Шведов.

— А что ты так улыбаешься, как будто ты — Адам? — Маша была не очень-то в духе. — Что еще за Ева?

— Аскольдовна. Моя старинная приятельница...

— Ах вот оно что!..

— Успокойся, успокойся! Это, как говорил один мой знакомый, совсем по другим каналам. Она искусствовед, живет в Париже. Сейчас делает очерк обо мне...

— Значит, очерк? — осведомилась Маша недоверчиво.

— Именно. Прямо вот сидит и пишет. Печатает, вернее.

— А ты что же? Позируешь?

— Нет, я... В общем, короче говоря, она взяла с собой не ту пишущую машинку. С латинским шрифтом. Ну я ее и пригласил. Тем более что — святое дело... Тебе это неприятно?

— Мне это никак. А почему все это под музыку происходит?

— Любит. Привыкла работать под Шумана.

— Пижонка... Ладно, пойду взгляну на сына...

Маша прошла по коридору, очень осторожно открыла дверь в Сашину комнату. Умильно улыбнулась, как всегда, при виде спящего Сашки, который конечно же лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку и поджав левую ногу.

Маша снова осторожно прикрыла дверь и прошла на кухню. Там она застала Шведова, который ставил на стол третий прибор. На двоих уже было накрыто.

— Третий — это мне? — заревновала Маша. — А сперва было только для вас с Евой?

— Боже, какое низкое подозрение! — шутливо оскорбился Игорь Андреевич. — Ева после семи не ест вообще. Так что накрыто было для нас, — а это я так, на всякий случай.

— Ах, на всякий случай... Ну хорошо, а ночевать она тоже здесь будет? Или только работать?

— Нет, что ты! Отвезу ее в гостиницу. Вместе с машинкой. Чтобы ситуация завтра не повторилась.

— А то — смотри. Может, ей лучше здесь. А в гостиницу могу и я... — Не понятно почему, но Маше очень хотелось Шведова помучить.

— Ты устала? — спросил Игорь Андреевич.

— Нет. Я вообще, как тебе известно, никогда не устаю. Шведов вздохнул.

— Так и знал. Машенька, ей семьдесят четыре года.

— Да хоть сто семьдесят четыре. Какое это имеет значение? Просто я устала и никого не хочу видеть!

— Ну я ведь не могу ее выгнать, правда?..

— Ладно. — Маша молча повернулась и скрылась в ванной. Щелкнул засов.

Игорь Андреевич снова тяжело вздохнул. Но на этот раз уже с облегчением — после ванной Маша обычно успокаивалась.

— Раз Юльки нет — надевайте пока ее тапочки, — сказал Сергей, когда они с Семендяевой переступили порог его квартиры. — Были еще гостевые, но куда-то она их сунула. Хуже другое, Леночка: развлекать я не умею...

— Быть того не может, — не поверила Семендяева, надевая Юлькины тапочки.

— Факт. — Сергей жестом пригласил Лену на кухню. — Умел три-четыре фокуса показывать, но без тренировки не получится. Конфуз выйдет. А чем вас угощать? — Сергей приоткрыл дверцу холодильника. — Сейчас глянем, что у нас в закромах.

— Сереж, — возразила Лена. — Я что, есть к вам пришла?

— Понимаю, — кивнул Сергей. — Фигура. — Он вытащил банку консервов, хлеб, масло. — Не овощей и фруктов, к сожалению... — Сергей развел руками.

— Да ну вас. Хлеб нарезать?

— Спасибо, я сам. — Сергей принялся за дело.

— Вы, я вижу, проголодались?

— Не без этого. Но — придется потерпеть. Холодильник, как видите, практически пуст. Так, червячка заморить бы, и слава Богу...

— А суп из топора не желаете?

— Как в сказке?

— Почти. Сказочно вкусный.

— Соблазнительно. Только вот насчет топора... Впрочем: лук-чеснок есть, морковка тоже. Картошка... — склонившись, Сергей приоткрыл ящик для овощей, — так вообще, целых пять штук завалялось. Топор определенно в наличии.

— А передник?

— Прошу. — Сергей снял с ручки кухонной двери, протянул передник Лене.

— Вам идет, — не поскупился он на комплимент, когда Лена надела его. — Кстати, как насчет аперитива? — Сергей извлек из холодильника початую бутылку водки.

— Спасибо, я пас. — Лена сполоснула руки и принялась за готовку.

— А я, с вашего позволения...

— О чем вы говорите, Сережа-

Сергей быстро пропустил «авансовую» рюмочку, для аппетита.

— Кстати, — сказал, слегка поморщившись, поскольку не закусил, — у меня и настоящий топор дома имеется, О-оострый! Так своему шефу и передайте.

— Сереж, вы опять? Неужели я для вас по-прежнему агент Шведова?

— Извините, Леночка. Просто — неудачная шутка. Лена вздохнула.

— Сереженька, я ведь почему этой темы не хочу, шведовской? Потому что она вас зацикливает на вашей слабости. А вы сильный! Это же видно! А мне, как женщине, просто бросается в глаза! Тогда в доме моделей вы вели — дай Бог каждому. Абсолютно на равных с ним. И как мастер, и как мужик...

— Так это легко, когда ни фига не знаешь! Я ж тоща полный лопух был. Так сказать, грел самовар на пожаре собственного дома!

— Бросьте! Целенький у вас дом. Чистый. В нем наверняка и лавровый лист найдется?

— Что?

— Лавровый лист.

— Там в шкафчике посмотрите.

Лена распахнула створки, быстро отыскала, вынула пакетик.

Сергей тем временем пропустил вторую стопочку.

— Сереж! — Лене не понравилось. — Мы ж об одной предварительной договаривались, а вы что делаете?

— Суп, кстати, — ушел от темы Сергей, — замечательно пахнет.

— Да ну? А я ведь еще и на огонь не ставила, — улыбнулась Лена.

— Разве?

— Разве.

— Ну, все равно. Значит, будет замечательно пахнуть. Я чувствую!..

— Должна вам заметить, Сережа, что вы очень ловко делаете комплименты, — улыбнулась Лена.

И тут оба захохотали. Сергей, разогретый водочкой, и Лена — у нее просто было хорошее настроение...

Игорь Андреевич не ошибся: после ванной Маша почувствовала себя гораздо лучше. Теперь они сидели на кухне, разговаривали.

— Знаешь, непривычно, когда глазеют, шушукаются. Я ведь никогда не была «примой». Ту газету с фотографиями, разумеется, мусолят в учительской... Кое-кто очень хотел бы подробного моего интервью...

— Но теперь-то, — вклинился модельер, — ты наконец поняла, какие они все ханжи?

— Да нет же! Они обыкновенные. И совсем не такие плохие. Просто живется им тускло. Ну подумай, как же им мне не завидовать? Верблюжьих тяжестей в сумках теперь не таскаю, а то и вовсе машина за мной приезжает... Такое внимание. Ко мне, к Саше... За него, кстати, особенное спасибо...

— Пожалуйста. Сашка, кстати, ну точная копия — ты. Получил сегодня в подарок новую игру, наелся «сникерсов», а потом поднимает на меня честные глаза и говорит: «Но папе я звонить буду. Прямо сейчас — можно?»

— А ты что?

— Вышел, чтоб не мешать. А какие тут еще варианты... — Вдруг Шведов поднял вверх указательный палец. — Чу!

— Что такое?

— Ева. Идет. Видимо, творческий застой...

— Игорь, — раздалось еще из коридора, — дорогой!..

И появилась маленькая энергичная старушка в экстравагантном паричке с букольками, с очень живыми глазками на пергаментном лице.

— О, пардон! — произнесла старушка с хорошим французским прононсом. — А это, надо понимать, та самая знаменитая Машенька!

— Ева, дорогая, — Шведов привстал, — знакомьтесь, пожалуйста! Маша, это Ева Аскольдовна.

— Турман-Тусузова! — расплывшись в улыбке, старушка принялась трясти Машину руку. — Вы назовете меня вампиршей, но без некоторого количества крови, золотко, в искусстве ничего путного не бывает! Хочешь европейский имидж! Серьезный очерк о себе, который выйдет сразу в Москве и в Париже! Плати! Терпи старую, самой себе неадекватную Еву, которая уже забывает слова, но остается Турманом, как гласит первая половина фамилии. А что такое Турман? — Ева взглянула на Машу строго.

— По-каковски? — Маша растерялась.

— По-русски! По-русски!

— Кажется, голубь...

— Не всякий! А такой, который может кувыркаться при полете! Вот это — я! Это вам не жирная голубка мира, мифические заслуги которой раздул Пикассо, а которая загадила карнизы всех стран мира! К чему это я? Ах да! К тому, как я кувыркаюсь в воздухе. Один раз — в семидесятых, кажется, годах — мой самолет захватили террористы и загнали его зачем-то в Саудовскую Аравию! Но я не была бы Евой Турман, если бы и там не встретила знакомых! Даже одного ученика! Правда, бездарного... В другой раз у самолета заклинило шасси. Мы садились в такую специальную пену, на брюхо... О, было столько пены, что хватило бы побрить всех китайцев!

Шведов и Маша, буквально раскрыв рты, следили за этим вдохновенным монологом.

— Да, а зачем я на вашей кухне? — спохватилась вдруг Ева. — Вспомнила: за чашкой горячей воды! Без намека на заварку и сахар! Это для моих «сосудистых» таблеток!

Переглянувшись со Шведовым, который еле сдерживал смех, Маша наполнила чашку.

— Вот-вот! До каемочки, не выше! Гран-мерси! — Ева перехватила у Маши чашку и тут же повернулась к Шведову. — Игорь, я забираю вас! Выяснилось, что некоторые ваши находки я сочиняю сама, когда вы не держите в узде мою фантазию! Беседовать с вашей Мари — наслаждение, но на дворе уже такой мрак!.. Мари, вы неотразимы! Пошли, как говаривала Жанна д'Арк: «Кто любит меня — за мной!» — Ева стремительно исчезла в коридоре.

— Ну? — повернулся к Маше Шведов.

— Нет слов. — Маша с улыбкой развела руками...

У Кузнецовых на кухне Сергей пел под гитару:

Обида на судьбу Бывает безутешна. Зачем карает нас Ее слепая плеть? Не покидай меня, Волшебница Надежда, Я спел еще не все, Я должен уцелеть! Черна бывает ночь, А власть ее безбрежна... А свет — он только там, Где улыбнулась ты! Не покидай меня, Красавица Надежда, Не прячь под капюшон Прекрасные черты...

Не давая Сергею закончить, упорно, назойливо зазвонил телефон.

— Не подойду, неохота... Хотя... Уж больно настырно. Чужие так звонить не будут. Может, Юлька... Лен, возьми трубочку, будь другом, — попросил Сергей.

Лена послушно вышла в коридор, сняла трубку.

— Извините, я, кажется, не туда попала, — раздалось на том конце провода. Звонила Маша.

— А вам кого? — спросила Лена.

— Мне — Юлю.

— А Юли нет дома. Может быть, что-нибудь передать?

— Да нет, спасибо... Скажите... Скажите, тетя звонила...

— Ас кем, простите, я говорю?

— Да как вам сказать... Считайте, с другой тетей...

Чуть ли не полминуты молчали они на разных концах провода.

У Семендяевой было преимущество — она-то однозначно поняла, с кем говорит. Поэтому и положила трубку первая.

А из комнаты уже снова доносилась песня. Сергей упрашивал Надежду остаться с ним:

Победа доброты Не так уж неизбежна: Ей мало наших клятв, Ей много надо сил... Не покидай меня, Заступница Надежда! Я так тебя еще Ни разу не просил...

Глава двадцать четвертая. ЛУЧШАЯ ПОДРУГА

Как известно, Леночка Ползунова во что бы то ни стало решила стать лучшей подругой Маши Кузнецовой. Вернее, теперь уже Маши Шведовой. И, надо сказать, Леночка немало преуспела в этом деле. По крайней мере, Мария Петровна если и не считала еще Ползунову лучшей подругой, то уже относилась к ней с большим доверием. Елена Александровна стала частой гостьей в доме Шведова...

— Как же хорошо, что Регина нас познакомила, — с искренней радостью говорила Маша, не отрываясь от приготовления супа. — Мне всегда казалось, что она так плохо ко мне относится. А надо же, доброе дело сделала.

Ползунова сидела за столом, прихлебывала кофе из чашки. В пепельнице дымилась сигарета.

Шведовская кухня была столь просторна, что вполне могла бы заменить гостиную.

— Она могла к тебе плохо относиться, пока ты была сама по себе, — объяснила Леночка. — А жену Шведова надо или любить, или уважать. А лучше и то и другое.

—Я тебе так благодарна. — Маша закончила резать зеленый лук и высыпала его в кипящую кастрюлю. — Всего неделя прошла, а у Сашки явное улучшение. Завтра в школу пойдет!

— Естественно, — пыхнула дымом Леночка. — Это же американские таблетки, а не эсэнгэвская лабуда. Кстати, как Анфиса? Не очень тебя достает?

— Анфиса Петровна?! — с удивлением переспросила Маша. — Да она просто прелесть! Всегда все без очереди. В Сашке, по-моему, души не чает! Вчера к ней пришли, а она говорит: «Ой! Любимый внучек пришел! Сейчас будем лечить!» Замечательная старушка!

— Еще бы она не была замечательная! Если бы не я — давно на пенсии сидела бы.

— А почему ты решила, что она может меня достать?

— Болтливая очень. Но специалист хороший. Это точно. Слушай! Ну сколько можно! Ты все готовишь-готовишь! Попей со мной чаю, — потребовала гостья.

— Леночка! Прости, но я иначе не успею к приходу Игоря, — извинилась хорошая жена.

— Твой Игорь мог бы, между прочим, и женщину для этого нанять. Не бедствует, слава Богу!

— Нет уж. Я сама, — улыбнулась Маша.

— Любящая супруга, — заметила Елена Александровна с иронией.

— Пытаюсь быть. — Маша вздохнула.

— Не поняла?! — снова спросила Леночка с иронической интонацией, стараясь таким образом скрыть свой неподдельный интерес.

— У молодоженов проблемы? — И, не дождавшись ответа, добавила: — Поняла. Не мое дело. Не смею навязываться... В подруги...

— Да что ты! — горячо возразила Маша. — У меня, кроме тебя, никого и нет! — Маша бросила готовку и села за стол. — Я когда от мужа уходила... Все отвернулись. — Она грустно усмехнулась. — У меня лучшая подруга — его сестра была...

— Бывает... — сочувственно качнула головой Ползунова. — Ну а с Игорем-то что?

— Безнадежно, — снова вздохнула Маша. — Плохо все.

— Зря мужиков меняла?

— Я вся разорванная какая-то! Живу на два дома.

— Даже так? — в интонации Ползуновой сквозил намек.

— Да не то, что ты подумала! Я Сережу, с тех пор как ушла, ни разу и не видела. А домой уже несколько раз ездила.

Домой? — «Лучшая подруга» отлично чувствовала, на какие точки нажимать.

— Да. Домой, — призналась Маша. — Там мой дом. Я ничего не могу с собой сделать. Первый раз просто во дворе постояла. На окна посмотрела. Юлька шторы не задернула... Сидит. Занимается. А второй раз... Зашла. Обед приготовила. Даже вот... — Маша открыла лежащую рядом сумочку, достала письмо. — Письмо Сереже написала.

— А оставить не решилась? — спросила Леночка. Маша кивнула.

— Не решилась... — Она убрала письмо обратно в сумку.

— Может, тебе надо вернуться? — участливо спросила «лучшая подруга».

— Ты думаешь, меня там ждут?!

— Как знать, как знать, — продолжала интриговать Ползунова.

— Ты серьезно? — спросила Маша с надеждой.

— Но можно же выяснить... — ушла от прямого ответа Леночка. — Можно навести мосты.

— Мосты... — Маша тяжело вздохнула. — Мосты сожжены. — Она неожиданно всхлипнула.

— Ну ладно, ладно! — Ползунова даже погладила Машу по руке. — Не надо! Еще не все потеряно! Как говаривал мой предыдущий любовник: «Может быть, еще не нас посадят, а мы посадим!»

— Почему предыдущий? — продолжая всхлипывать, поинтересовалась Маша.

— Потому что я его вчера сменила, — цинично бросила Леночка. — Он, правда, еще не знает. Я на презентации одного фонда была. Инвестиционного. Ну, куда ваучеры вкладывают... И там познакомилась... Но сказать, с кем познакомилась, Ползунова не успела: ее перебил Саша, громко закричавший из своей комнаты:

— Мама!.. Мам, подойди, пожалуйста! Извинившись, Маша выбежала из кухни.

Не отрывая взгляда от дверей, Ползунова быстро раскрыла Машину сумочку, достала письмо и, сложив пополам, спрятала в карман джинсов...

Когда Маша вернулась на кухню, Леночка уже как ни в чем не бывало пила свой растворимый кофе с молоком.

— Все в порядке? — осведомилась Елена Александровна, взглянув на часы.

Маша кивнула.

— Так что презентация? — решила она продолжить разговор.

— Ты знаешь, мне уже пора бежать, — объявила Леночка, вставая. — Я позвоню.

— Как — бежать? — удивилась такой поспешности Маша. — Сейчас Игорь придет. Я вас познакомлю.

— Мы знакомы, — не стала скрывать Ползунова.

— Ах, ну да, ты говорила, — махнула рукой Маша. — Но вы же шапочно... В салоне. Дома это совсем не то.

— Извини, Машенька, я бы, что называется, всей душой, но...

— Понимаю, тебя ждут...

— Вот именно. — Ползунова изобразила что-то вроде виноватой улыбки и уже было пошла к двери, как Маша остановила ее, всплеснув руками:

— Ой! Я же совсем забыла!

— Что? — Леночка почему-то вздрогнула.

— Ну надо же дать тебе денег, — Маша схватила свою сумочку.

— Зачем? — косясь на сумочку опасливо, спросила Ползунова.

— Ну ты же обещала мне купить этот крем. Ты что, забыла? — Маша не глядя приоткрыла сумочку.

— Ты с ума сошла! Это разве деньги! — с трудом сдерживая охвативший ее страх разоблачения, воскликнула Ползунова.

— Что значит — это разве деньги! — не согласилась Маша. — С какой стати ты должна мне делать такие дорогие подарки.

С этими словами Маша решительно запустила руку в сумочку.

Но Ползунова не растерялась: не менее решительным жестом она вырвала сумочку из Машиных рук и закрыла ее.

— Маша, я обижусь! — предупредила она строго и положила сумочку на табуретку.

— Все равно я тебе их отдам, — сказала Маша, провожая Ползунову до двери.

Прежде чем поцеловать Машу на прощание, Елена Александровна с непонятной для Маши многозначительностью проговорила:

— Ты мне что-нибудь другое отдашь... — И только тогда закрыла за собой дверь.

Зазвонивший телефон заставил Машу вернуться обратно на кухню. Она сняла трубку.

— Алло... Катя? Ты?.. — Вот уж кого Маша никак не ожидала услышать...

Сергей вымыл в ванной руки, тщательно вытер полотенцем и вышел в коридор. Втянул носом воздух.

— Неужели покормишь? — осведомился громко, так, чтобы Юля на кухне услышала.

— Еще как! — раздалось в ответ.

— А как?

— Я сегодня суп сварила и рыбу поджарила. С картошкой, — заявила дочь гордо.

— Суп из топора? — Отец был настроен иронично.

— Пап, ты лучше мне говори, чего тебе надо, ладно? — ответила недовольно.

— Ты о чем? — Сергей возник в дверях кухни.

— Ну я же понимаю, есть вещи, которые мужчина не может сам... Тем более ты... Почти двадцать лет был женат — и вдруг один... — продолжала говорить загадками Юля.

— Не понял!

Юля молча поставила перед отцом тарелку супа.

— Попробуй.

Сергей попробовал и, промычав довольно, кивнул.

— Вот видишь, ничуть не хуже, чем у этой твоей мымры тощей, — заметила дочь с укором...

— Какой мымры?

— Мне соседки доложили, — объяснила Юля.

Сергей так и застыл с ложкой в руке. Вспомнил, как умудренный опытом мировой истории отец частенько любил повторять ему в детстве:

«Тайное рано или поздно становится явным»...

Катя жила недалеко от дома Шведова и доехала быстро.

После холодного обмена приветствиями в прихожей бывшие подруги довольно долго молчали — Катя все не решалась начать, а Маша резонно ожидала первого шага от Кати — ведь не она же в гости напрашивалась, в конце концов. Маша была гордая.

— Красиво жить не запретишь, — проговорила наконец Катя, оглядевшись в просторной и дорого обставленной кухне.

Начало, прямо скажем, было не из лучших.

Маша насторожилась. Наконец спросила, намекая, что неплохо было бы сразу к делу:

— А ты, собственно, чего-то хотела?..

— В смысле?

— Ну... — Маша неуверенно подбирала слова. — Мне показалось, после нашего последнего разговора... Что ты не собираешься больше общаться...

— Я? — Катя и удивилась и возмутилась одновременно. Потом, помолчав, смиренно признала: — Ну попала вожжа под хвост. Обиделась за род Кузнецовых.

— А теперь? — спросила Маша опасливо.

— А теперь прошло. Я ж все-таки баба, — Катя улыбнулась. — Я же понимаю. — Видя, что Машу не так-то легко пронять, принялась за дело активнее: — Да ладно, Машк! Ну поступила я по-идиотски! Что ты, в самом деле?!

Маша продолжала молчать.

— Нет, ты скажи... — не унималась Катя. — Может, ты сама со мной теперь общаться не хочешь?!

Маша хотела было ответить, но Катя перебила ее:

— А, ну извини тогда.

Молча встала, направилась к двери. Но Маша перехватила ее.

— Ты что! Я, наоборот, очень рада. — Машу будто прорвало. — Я же думала, что уже все. Совсем... — На глазах у Маши появились слезы.

— Да ладно, ладно, Мария... Все нормально... — Катя была менее сентиментальна. — Лучше кофею дай.

— Да! Конечно!

Маша суетливо бросилась к плите, а Катя уселась на то же место, где еще недавно сидела Ползунова.

— Ну, как вы живете? — поинтересовалась Катя, теперь уже совсем запросто, как бывало когда-то.

— Да так. Нормально. Вроде, — отвечала Маша без особого энтузиазма.

— Вроде нормально или вроде живете? Маша молча вздохнула.

— Доступно объяснила, — похвалила вновь обретенную подругу Катерина. — Доступно.

— Кать, ты Сережу давно видела? — Марии Петровне было не до шуток.

— Да. Часа два как...

— Кать, они с Юлькой вдвоем живут? — спросила Маша осторожно.

— Не поняла?!..

— Ну что тут непонятного! Они вдвоем живут или у них еще кто-то?

— А-а... — наконец осознала Катя Машин вопрос. — Что «а»!.. — воскликнула Маша нетерпеливо. — Ты толком ответить можешь?

— Тебя интересует, не завел ли кого-нибудь мой братец?.. Маша не ответила.

— По моим данным, нет, — сказала Катя. И тут же добавила, видя неудовлетворенность в Машиных глазах: — Моя разведка одна из лучших в мире!

— Я ему звонила, — тихо проговорила Маша.

— Ну?

— Там подходит какая-то женщина.

— Может, ты не туда попала? — Катя немного растерялась.

— Я туда попала, — ответила Маша уверенно.

— Странно. — Одна из «лучших разведок мира» явно находилась в неловком положении.

Маша в задумчивости опустилась за стол напротив Кати.

— Ас другой стороны, что удивляться-то?! — после недолгой паузы возразила Катя. — Ну он же молодой мужик! Что ты думала? Что он так и будет один до скончания века?

— Можно же, по крайней мере, домой не водить! — сказала Маша с обидой. — С ним же дочь живет! Ты что?! Не понимаешь, какая это для нее травма?!

— Да ладно! Юльке не пять лет. Все понимает, слава Богу!

— Вот именно, что все понимает!

Катя внимательно, оценивающе поглядела на Машу.

— Ах вот оно что...

— Что?!

— Слушай, а для тебя это все еще существенно? Маша отвела взгляд. Наконец кивнула.

— Значит, со Шведовым не все так сладко?.. — предположила Катя.

— Почему... — возразила Маша вяло. — Все нормально...

— Нормально-то нормально... Но лучше, когда сразу и Шведов, и Сережа. Да?..

В коридоре хлопнула дверь.

Шведов, еще в пальто, заглянул в кухню. Не заметив Катю, быстро заговорил:

— Привет, я не надолго. Забежал вас с Сашкой повидать. Мне еще сегодня...

Игорь Андреевич подошел к жене, склонился для поцелуя, но Маша, стесняясь Кати, отстранилась.

— У нас проблемы? — Шведов был недоволен.

— Здравствуйте, — сказала вдруг из-за его спины Катя. Игорь Андреевич оглянулся. Расплылся в вежливой улыбке:

— Добрый день. Простите, не заметил...

— Игорь, это моя... Моя родственница и очень близкая подруга, — быстро нашлась Маша.

— Это замечательно! Когда родственники становятся еще и друзьями, — внимательно глядя на Катю, проговорил модельер. — Ну не буду мешать...

— Нет, нет, нет... — замахала руками Катя. — Я еще с Сашкой не пообщалась... Так что, Мария, корми мужа! С работы небось голодный пришел! Не дождавшись ответа, Катя быстро исчезла в коридоре.

Шведов проводил ее взглядом и тоже заспешил:

— Машуль, мне надо опять убегать, поэтому, если можешь, побыстрее, — бросил он на ходу и отправился снимать пальто. Маша принялась быстро разогревать обед. Игорь Андреевич скоро вернулся, уселся за стол.

— И кем же тебе приходится твоя родственница? — поинтересовался он, стремительно уничтожая салат.

Маша растерялась.

— А... Ну в общем-то она и не очень родственница-то...

— Да и подруга так себе. Да? — Модельер посмотрел на жену с иронией.

— Я тебя не понимаю! — возмутилась Маша. — Что это за допрос?!

— Никакого допроса нет и в помине, — стараясь оставаться спокойным, проговорил Шведов. — Просто я вижу... Я чувствую, что ты от меня что-то скрываешь, а мне это неприятно.

— Тебе все время что-то неприятно, — Мария Петровна была настроена не столь миролюбиво.

— По-твоему, я все делаю не так! Может быть, тебе стоило поискать кого-нибудь другого?! — Игорь Андреевич мудро промолчал. Потом так же молча поднялся, подошел к жене и обнял ее.

Маша прижалась к его плечу, всхлипнула. Шведов с любовью погладил ее по волосам.

— Ну все, все, успокойся. Ну подумай! Из-за чего мы ругаемся! Из-за какой-то твоей недородственницы?!

— Ты же понимаешь, что дело не в ней...

— Сейчас дело в ней, — не согласился модельер. — И дело это выеденного яйца не стоит! Все. Хватит! — Шведов поцеловал Машу в макушку.

В то время, как супруги выясняли отношения, Катя пыталась разговаривать с племянником. Именно пыталась, потому что разговор не очень-то клеился.

Саша смотрел куда-то мимо Кати, говорил медленно. Казалось, ничто на свете не интересует его больше. Должно быть, так выглядел Кей, «замороженный» Снежной королевой.

— Неужели тебе не надоело сидеть дома? — взывала Катя к бесстрастному Саше.

— Мне все равно.

— Но в школе же веселее?

— Наверное.

— Может быть, ты плохо себя чувствуешь?

— Нормально.

Не выдержав, Катя встала, нервно принялась ходить по комнате.

— Ну хорошо. Ты с папой-то часто разговариваешь?

— Нет. — Мальчик по-прежнему старался отвечать как можно односложнее.

— А почему?

Саша не ответил.

— Но ты звонишь ему? Саша молчал.

— Что?! Маша не разрешает ему звонить?! — допытывалась тетка. — Разрешает. Но ты не звонишь?!

Мальчик опять ничего не ответил.

— Но почему?! Он же наверняка хочет с тобой поговорить! Может быть, тебе нечего ему сказать?.. Ты боишься, что он будет тебя ругать? Потребует, чтобы ты вернулся?!

Саша не отвечал.

— Но это же глупости! Он же любит тебя! Он готов на все, лишь бы тебе было хорошо!

Саша по-прежнему не раскрывал рта.

— Ну что ты молчишь?! — Катя сорвалась наконец на крик. — Я же с тобой разговариваю!

Потеряв на мгновение сознание, Саша упал на кровать. Испуганная Катя бросилась к нему, но Саша открыл глаза раньше, чем она успела приблизиться.

— Тебе уже лучше?.. — спросила Катя, гладя племянника по голове.

Мальчик кивнул.

— Ты уверен? Может быть, позвать маму?!

— Все хорошо, — заговорил Саша с неожиданным испугом. — Все нормально!

— Господи, за что же это?! — вздохнула Катя. — Детям-то за что?!

В комнату зашел Шведов.

— Извините, что побеспокоил. — Игорь Андреевич что-то быстро достал из шкафа. — Сашка! Чего-то ты плохо выглядишь? — Может быть, тебе все-таки не идти завтра в школу?

— Я пойду! — буркнул Саша.

— Да? Ну смотри! — Обратив внимание на то, как Катя гладит мальчика, Игорь Андреевич заметил: — Я смотрю, вы большие приятели!..

— Это моя тетя, — сказал Саша.

Игорь Андреевич почувствовал себя неуютно, убедившись, что Маша была с ним, мягко говоря, не совсем откровенна.

— То есть как? — Шведов в удивлении и досаде повернулся к двери, в проеме которой возникла жена. — Я что-то не понял?

— Это Катя, — бросила Маша сухо. — Сережина сестра. На мгновение в комнате воцарилось молчание, потом Игорь Андреевич медленно и тихо проговорил:

— Очень интересно! — и стремительно вышел из комнаты.

— По-моему, мне лучше уйти, — сказала Катя. В прихожей громко хлопнула дверь. — А... Нет. Уже можно остаться, — добавила она.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Маша сына.

— Нормально. — Саша снова отвечал как зомби.

— Сколько можно повторять одно и то же! — сорвалась на крик Маша. — Изо дня в день!

— Хватит орать! — вдруг закричала Катя. От неожиданности Маша замолчала.

— Ему только твоего ора не хватает! — сказала Катя уже спокойно. — Пошли на кухню. — Если что, — повернулась она к мальчику, — зови.

Саша кивнул.

— Ты что? Не видишь, в каком он состоянии? — уже на кухне обрушилась Катя на Машу.

— Ему уже лучше. — Маше не очень хотелось затевать этот разговор. Сил уже и так не было. Даже плакать — и то не хотелось. Но Катя была полна решимости расставить точки над «и».

— Лучше ему уже было. Неужели ты не понимаешь, что все эти мозговые явления на нервной почве? Что он не может пережить ваш разъезд?!

— Ну что я могу сделать? — спросила Маша жалобно. — Опять сойтись с Сережей?

— У них был какой-нибудь разговор?

— У кого?

— Ну у кого, у кого... У Саши с Сережей! Маша отрицательно покачала головой.

— Что? Вот так вот ты взяла его за руку, увела, и все?! Маша кивнула.

— Ну ты даешь!.. — Катя была искренне потрясена. — А по телефону? По телефону они хоть за это время разговаривали?

— Раза два. Ни о чем.

— И Сережа не пытается с ним встретиться?

— Саша избегает его.

— Здрасьте... С какой стати?..

— По-моему, он считает, что предал отца... Кать! Давай больше не будем! Я не могу!

— А Сашка может?! А Сережа может?! Маша закрыла лицо руками.

— Ты, когда тебе плохо, плачешь, а твой ребенок сознание теряет!

— Катя!.. — взмолилась Маша сквозь слезы.

— И чего я к тебе пришла... — вздохнула Катя. — Только расстроилась... Мало мне неприятностей было...

— А что у тебя? — спросила Маша слабым голосом.

— Да!.. Придется с работы уходить... Мы теперь с директрисой лучшие враги!

— А что ты такого сделала? — В Маше говорила учительница.

— Я сделала? Она хотела приватизировать салон в свое личное владение, а я сделала!..

— Господи, — Маша вытерла платочком красные от слез глаза, — везде одно и то же...

Катя постояла немного, глядя на несчастную подругу, которую сама когда-то благословила и на роман с модельером и на уход от Сергея в конечном счете, — и наконец решилась:

— Слушай, Мария... Я ведь, если честно, за помощью к тебе пришла.

— Ко мне? — Маша печально улыбнулась. — А что я могу?

— Ты не можешь. Шведов может. Пусть он возьмет меня на работу!

— В дом моделей?!

— А что? Что ему, парикмахер не нужен? Не верю!

— Да у него Алик-Фигаро...

— А что мне его Фигаро, — перебила Катя довольно бесцеремонно. — Ты жена или не жена?!

— Кать, но это нереально... — покачала головой Маша. — С какой стати... Он не говорил, что ему нужен парикмахер. Что я вдруг свалюсь на него...

— Ну тебе спросить трудно?.. — снова перебила Катя. — Мало ли...

— Да и видела ты, как он на тебя среагировал... — возразила Маша. — Ему только Сережиных родственников не хватало.

— Твоих родственников, — уточнила Катя. — Твоих! Он достаточно цивилизованный человек!

— Ну не знаю... — выразила сомнение в цивилизованности мужа Мария Петровна. Но тут же, столкнувшись с напряженным Катиным взглядом, пошла на компромисс: — Ну хорошо! Я с ним поговорю.

Отец и дочь Кузнецовы смотрели телевизор. Показывали какую-то очередную бесконечную «мыльную оперу».

— Чего это ты весь вечер дома? — осведомился отец.

— Мешаю? — переспросила дочь довольно язвительно.

— Ты?! Да нет, конечно, просто я такого даже вспомнить не могу!

— Теперь так будет всегда, — заявила Юля.

— А показы? — удивился отец. — А тусовки?

— Ну не сидеть же тебе по вечерам одному.

Сергей улыбнулся недоверчиво, но все же, тронутый заботой дочери, приобнял ее. Чмокнул в щеку.

— Ведь я же папина дочка?.. — довольно улыбнулась Юля,

Папа кивнул.

— Папочка, я все буду делать, только не приводи никого, ладно? — заговорила Юля быстро. — Ты не думай, я не... Я понимаю... Но не здесь... Хорошо?

Сергей улыбнулся. Хотел было что-то ответить. Но зазвонил телефон.

Смутившись от собственных слов, Юля с готовностью вскочила с дивана и бросилась к аппарату.

—Алло?! — В трубке молчали. — Вас слушают!.. — И снова никто не ответил. — Да говорите же!

— Это Юля? — спросил наконец мужской голос.

-Да...

— Это Биг-Мак, — представился звонящий.

— Кто? — не поняла Юля.

— Администратор Мадлен. Помните?!

Глава двадцать пятая. В ПЛЕНУ ИНТРИГ

Собравшись с духом, Семендяева решила позвонить Сергею сама. Ей повезло: Сергей снял трубку. Но Лену не узнал. Осведомился, кто звонит.

— А хорошо бы вы сами узнали, — кокетливо проворковала в трубку Семендяева. — ...Ой, Сережа, да вы прелесть! Так точно, это я! Ну как поживаем? Ясненько. Хотела спросить, почему не звоним, но не буду. А я, знаете, Сережа, с одной стороны, очень хорошо вспоминаю тот вечер, а с другой — с досадой на себя... на дырявую свою голову. Понимаете, когда готовила там у вас, то сняла колечко... Да, или в розеточку какую-нибудь, или просто в шкафчик положила... Ну и забыла, конечно... Точно ли у вас? Точно только одно: ни в каких домах я больше не готовила на этой неделе... Что за кольцо? — Лена быстро оглядела свои пальцы и описала одно из своих колечек: — Знаете, такое серебряное, с бирюзой...

Сергей «наживку» проглотил, предложил Лене приехать. На том и порешили, хотя Сергею очень уж это было не с руки: мало того что сегодня у него в кои-то веки был в гостях Саша, так еще и Анатолий Федорович пожаловал — повидаться с ненаглядным внуком.

Саша и дед уже добрую пару часов сидели в комнате, рассматривали марки.

Бабка, то есть Анна Степановна, несмотря на жгучее желание, приехать не смогла: второй день лежала в постели с сосудистым кризом. В общем, совсем некстати сегодня был этот Ленин приезд, но, как человек щепетильный, отказать Лене Сережа не мог. Кольцо все-таки — дело нешуточное. Тем более по нынешним временам...

Положив трубку, Сергей тут же прошел на кухню, обыскал все возможные и невозможные места, но никакого кольца конечно же не нашел.

Доверчивому Сергею и невдомек было, что Лена придумала эту нехитрую историю с потерей кольца лишь для того, чтобы иметь достаточно удобный предлог для новой встречи.

Ох уж эти женщины...

Сидя за своим рабочим столом в кабинете, Игорь Андреевич разбирал деловую почту.

От большой заграничной бандероли его отвлекло письмецо в узком «дамском» конверте. Отвлекло тем, что конверт не был заклеен, а само письмо выглядывало оттуда так, будто просило: ну прочти же меня скорей! На конверте не значилось ничего. Заинтригованный, Шведов быстро вынул листок и, мгновенно узнав аккуратный Машин почерк, принялся читать...

Письмо подействовало на Игоря Андреевича так, как будто бы в нем содержался четкий и беспощадный диагноз онколога.

Мгновенно посерев лицом, Шведов достал из бара бутылку коньяку, быстро налил себе рюмку, выпил залпом, как водку. Потом, ткнув кнопку селектора, попросил Регину зайти.

Регина появилась немедленно.

Шведов глядел на нее волком. Сесть не предложил, рявкнул, с трудом сдерживая приступ бешенства:

— Ты стерва, не правда ли? Я тебя держу за друга, за верного человека, а ты редкостная стерва!

— Что случилось, Игорь Андреевич? — Регина округлила зрачки. — Меня кто-то оклеветал? Если помните, такое случалось уже. Потом вы убеждались, что напрасно катили на меня бочку и очень извинялись, один раз даже с розами!

— Скажи-ка мне, нежная роза, — перебил Регинин монолог в собственную защиту модельер, — как и почему попало сюда это письмо?

Одной рукой Шведов держал конверт, а в другой — листок с текстом.

— Я так не могу, на расстоянии. Позвольте?.. — Регина потянулась было за письмом, которое сама же утром по просьбе Ползуновой положила на поднос с почтой, но Шведов осадил ее:

— Не придуривайся! Отлично ты его узнаёшь! Но кто тебе его подкинул? Совсем другому человеку адресованное, как оно попало сюда? Молчишь... Что за «друзья» тут у меня шастают?! Такие могут и кобру подбросить и мину противотанковую... А ты будешь хлопать глазами?!

— А вы научите, как сортировать посетителей. Те, кто с виду и так шелупонь, к нам не проникают, а как про остальных дознаться, что у них на уме?

— Философствовать будем, да? О человеческой природе, о ее коварстве? А как же с письмом все-таки? Ни сном ни духом? Впервые видишь?

— Не впервые, нет, зачем? Но мне первых двух строк было довольно, чтобы узнать почерк Марии Петровны. А читать дальше — извините, я не так воспитана...

— Ой, да ладно! Почерк она узнала! С каких, извини меня за выражение?.. Где ты могла письма ее видеть или вообще любую ее писанину? Врешь нагло и не краснеешь. Чтобы так врать, нужно предположить, что я уже совсем ни черта не смыслю в людях вообще и в бабах в частности!

У Шведова не было никаких сомнений, что в этом деле не обошлось без его верной администраторши.

Зазвонил телефон. Шведов долго не снимал трубку, потом наконец не выдержал:

— Але! Нет здесь никого! Он умер! — и бросил трубку на рычаги.

— Так говори, — повернулся он к Регине. — Если тебе, конечно, есть что сказать...

Семендяева добралась до Сергея быстро, благо жила недалеко. Позвонила в дверь. Открыл сам хозяин.

— Привет. Проходите, Леночка.

— Что, я сильно вас переполошила? — деликатно осведомилась Лена, входя. — Извините, ради Бога...

— На кой ляд вы его снимали хоть?

— Чтобы с пальца не смылось... Чтоб потом вы, например, не сломали об него зуб...

— Я готов сломать два зуба, лишь бы нашлось. Я уж искал-искал... какое оно хоть? Золотое?

— Сереж, я ж вам сказала: серебряное. Но там небольшой бирюзовый скарабей.

— Бирюзовый — кто?

— Ну, камушек... Пошли на кухню.

— Хорошо еще, что я эти четыре дня не выносил мусорное ведро, — «похвастался» Сергей. — Только вы такая нарядная, Лена... А вдруг нам ковыряться в чем-нибудь придется? Не с руки как-то...

— Нарядная, Сереженька, потому что к вам, — просияла Семендяева. — Очень приятно, что вы оценили. А в помойке рыться мы не будем...

— Ну почему же? Там же, извините, пищевые отходы, не так уж и приятно. Ну что вы смеетесь? Бирюза, серебро — это не шуточки, во что бы то ни стало надо найти. Давайте логически... Куда вы могли его приткнуть? Понятно, что автоматически, но все-таки?

— Сереж, умоляю, — попросила Лена, — не зацикливайтесь на кольце. Спокойнее. Найдется — хорошо, нет... тоже неплохо. Давайте относиться к этому философски. Одно потеряли, может, другое что-нибудь найдем...

— В каком смысле? — не уловил подтекста Сергей. В кухню заглянул Анатолий Федорович.

— Сережа... — Тут только увидев Лену, закивал: — Ой, здравствуйте, добрый день... Или у нас вечер уже? Я Анатолий Федорович, Сережин папа.

— Очень приятно. Лена... — На самом-то деле Лене было не очень приятно — ведь она отчего-то полагала, что они с Сергеем в квартире одни, как в прошлый раз.

— Лена, я отниму у вас Сережу на две секунды, ладно? От силы — на четыре...

— Пожалуйста...

— Тем более у вас тут есть чем заняться, — поддержал отца Сергей. — Ищите, Лена. Ищите и вспоминайте.

И мужчины удалились в коридор.

— Слушай, хорошенькая, — тут же шепнул сыну Анатолий Федорович.

— Возможно. Ты что хотел, папа?

— Желание мое наивное, по всей вероятности, но оно, понимаешь, настырное! — Анатолий Федорович кашлянул, как делают люди, переступающие через неловкость. — Вот у меня при себе... Ну, в общем, ни то ни се... Хотел в киоске на углу купить чего-нибудь, ну, хоть этих «марсов», что ли, «кока-колы», чтобы мальчишка не сравнивал свой дом с домом чужого дяди не в пользу... — Не договорив, Анатолий Федорович опустил глаза. — Я знаю, конечно, что это дешевый популизм, так сказать, в стиле Жириновского, но... В общем, добавишь немножко?

Сергей молча достал деньги, протянул несколько бумажек отцу.

— Держи. Но уж больно он дешевый, этот твой популизм...

— Вот спасибо, — Анатолий Федорович быстро убрал деньги в кошелек. — Я быстро. А что Сашка один там побудет — не бери в голову: он увлечен некоторыми реликтовыми ценностями. Там, знаешь, есть такие марки... Да! А тебе опять повторю: хорошенькая! Только вот... Не стерва ли?

Сергей рукой махнул.

— Пап, не гадай. Без толку это. Там, возьми мои ключи... Анатолий Федорович кивнул, и они разошлись: Анатолий Федорович одеваться, Сергей — обратно на кухню.

— Сереженька, что же вы мне не сказали по телефону, что сегодня не с руки вам, что папа у вас тут? — спросила Лена.

— Не только. Еще и сын. То есть потому дед и нагрянул, что по внуку соскучился.

— Понятно... Но я-то могла и в другой раз. Мне-то не к спеху.

— Как — не к спеху! Четыре дня валяется где-то кольцо и посмеивается над нами, недотепами. Я хотел ведро сегодня вынести...

— Да что вы мне все — ведро, ведро! Такая семейная идиллия, а я тут, - следопыт непрошеный! Нет, я лучше пойду. Как-нибудь в другой раз... — Лена двинулась в прихожую.

Сергей последовал за ней. Прорвавшееся Ленино раздражение щепетильный Сергей растолковал по-своему:

— Лен, я не брал его, чем хотите, клянусь! Я даже на вас его не помню!

— Вот какой вы человек, Сережа... «Не помню»...Так, невзначай, приватизируете чье-нибудь сердце, а потом скажете: да не брал, не помню! Еще не факт, что оно было у вас! И предложите обыскать ведро! Шучу, не сердитесь... Примите, Сергей Анатольевич, горячие мои извинения и просто забудьте, выкиньте из головы эту историю. Может, еще позвоню и скажу: случай тяжелого маразма — колечко лежит себе преспокойно в ванной. Да, я такая... Привет!

Лена сама открыла дверь и шагнула на лестничную клетку.

— Очень желаю вам, Лен, чтобы так все и вышло, — проговорил Сергей на прощание. — Не забудьте позвонить в любом случае!

Лена молча пошла к лифту. Вызвала.

— Эй, Леночка, а вы гораздо веселей казались, когда пришли! — Сергей все еще не закрывал дверь. — Тоща надежды были, да?

— Была, Сережа, была. И сплыла. Обычное дело... Мне, наверное, трудновато будет позвонить вам... Не спрашивайте только почему, ладно? Да, я сама что-то спросить хотела... А, да! Вы курите или бросили уже?

— Какой там! Дымлю как паровоз. А что?

— Да ничего. Это я так... — Лифт наконец подъехал. — До свидания, Сережа... — Лена исчезла в кабине.

Сергей вернулся в квартиру. Постоял немного в коридоре, в задумчивости: все-таки не очень хорошо с Леной получилось. Похоже, он ее обидел...

Прошел на кухню. На столе краснела пачка из-под сигарет «Мальборо», которой раньше тут не было — Сергей курил, конечно, сигареты западные, но «Мальборо» все же позволить себе не мог... Значит, Лена забыла... Но она же вроде не курит...

Сергей раскрыл чуть початую пачку и только тут обнаружил написанный синим по белому телефон. И подпись: «Лена».

Сергей ухмыльнулся. Но сигарету из пачки все же достал. Закурил...

— Нет, правда, Регина! Есть на свете какая-то вещь, поклявшись на которой, баба не солжет? Переступить не сумеет?

— Типа Библии?

— Типа, типа...

— Ну для меня лично это «Мастер и Маргарита». Шведов засмеялся.

— Ладно, иди гуляй. Там черт положительный герой! В союзе с ним вы способны на что угодно! — Игорь Андреевич снова плеснул себе коньяку, опрокинул рюмку.

Регина не выдержала:

— А что это вы накачиваетесь, простите, как слесарь по сантехнике? Давайте я вам фруктов каких-нибудь принесу, что ли? Или, может быть, сардинки?

— Укрась ими свою шляпку! Зараза ты этакая... Регина. Как же я работать с тобой буду, когда я не верю тебе?

— Вам год понадобится, чтобы воспитать и обучить другую.

— Это верно. Но где гарантии, что через пару-тройку лет она тоже не кинет мне подлянку? Как ты сегодня?

— Ну вот, опять... Игорь Андреевич, ну всеми же святыми клянусь! Ну хотите, на колени перед вами стану!

— Уймись, пожалуйста. Скажи лучше: этот мой выбор... Ну, всю эту горячку по поводу Маши ты ведь не одобряла, правда?

— Нет, Игорь Андреевич, — призналась Регина честно и не без гордости, — не одобряла. Казните или милуйте, но чтото подсказывало мне.

— Ну, так я тебя поздравляю! Твой нюх — он как у хорошего конвойного пса... Похоже, не подводит тебя никогда... — Шведов в сердцах шарахнул кулаком по столу. — Ладно-ладно, иди... Иди, пожалуйста...

— Может быть, все-таки...

— Регина, иди!

Не став испытывать терпение шефа, Регина закрыла за собой дверь с той стороны.

Игорь Андреевич остался один. Один на один со сжигающей его ревностью и сомнениями. Страшными сомнениями в человеке, которому еще какой-то час назад доверял безмерно... Шведов желал говорить с Машей. Выяснить отношения раз и навсегда! И немедленно!..

Игорь Андреевич отпер дверь квартиры ключом и, не встреченный никем, прошел в свой кабинет. Уселся за стол.

За дверью раздался скребущий звук. Шведов знал — это Маша, которая хочет его видеть, но помешать боится. Игорь Андреевич срочно уткнулся в первый же попавшийся журнал, дабы продемонстрировать, что эта ее боязнь правильная и обоснованная.

Он действительно занят. Очень занят.

Маша все-таки вошла.

— Ты решил не здороваться сегодня, прошмыгнул как мышь...

— Почему же, — Шведов даже не оторвал глаз от журнала. — Бон суар.

— Бон, бон... Моя дочь обычно переходит на иностранные языки, когда держит какой-нибудь камень за пазухой...

— Нет, я эти камушки прячу в сейф, так что за пазухой — чисто. Было бы у всех так.

— А лицо отечное... Тяжелое... И коньяком разит...Ты что, пил, Игорь?

— Да. Представь себе — я пил. И что же? Какие из этого следуют выводы?

— Да на здоровье, Господи... Вот уж что тебе не грозит, так это алкоголизм... Но как-то... Ты такой колючий...

Шведов провел рукой по щетине.

— Не может быть. Наверное, спешил утром, плохо побрился. — Он откровенно издевался.

Но Маша была терпелива.

— Очень смешно... Может быть, скажешь лучше, с кем выпил? И по какому поводу? У тебя что, неприятности?

— Мелкие. Но такие, чтобы сразу требовалось сострадание.

— А со мной совсем не нужно быть Рембо. По-моему, скучно, когда рядом супермен, ничем не прошибаемый... Когда он семь дней в неделю такой, зимой и летом...Ты вот так отстраняешься все время — мол, жалости тебе не надо. А во мне усыхает какая-то очень важная женская способность. Или даже потребность...

— Да, такое за тобой замечено. Но с этим — к другому твоему мужу. Он, судя по всему, ценитель...

— Он — да... А в чем дело, Игорь?

— Ни в чем.

— Не отвечай как шестиклассник. Я что, плохо отношусь к тебе? У нас что-то не клеится?

— Самое забавное, что вроде бы этого не скажешь.

— Ну а в чем же тогда дело?

Шведов молчал. Говорить он хотел, даже кричать, но не знал, с чего начать.

— Расскажи мне, что за неприятности. Они на самом деле мелкие? А крупная у тебя может быть только одна: это если вдруг объявят военный коммунизм и всем женщинам нужно будет носить форму, как китайцам когда-то. Вот тогда Шведову хана...

Усевшись на подлокотник кресла, Маша принялась гладить Шведова по волосам.

— ...А если этому не бывать, то все другие неприятности и вправду мелкие. Если сравнивать с большинством, то Шведов и вправду титан.

— Из мифологии или из поезда?

— Из какого еще поезда?

— Титан в поездах — это большой кипятильник...

— Сама знаю, не сбивай меня, пожалуйста... Я говорю, что неприятности, которые других людей сбивают с ног, — для тебя комариный укус.

— Комаров я как раз боюсь.

— Ну я не в буквальном смысле! Давай найдем какоенибудь другое сравнение — ну, как лилипутская стрела для Гулливера.

— Ага... Если она — не в глаз...

— Игорь, ну погоди со своими придирками. Я же не просто воркую. Я по делу...

— Ах вот оно что! Тогда слезай с подлокотника, не касайся меня ласковыми ручками, а просто и честно назови сумму.

— Какую сумму?

— Которую тебе надо у меня выклянчить.

— Да не нужна мне никакая сумма! Я про Катю хотела... Ну, помнишь ее... Знаешь, как она тут плакала от беспомощности... от того, что ей страшно: она же одна растит ребенка...

— Короче, в чем проблема? — перебил Шведов грубо.

— Игорь, по-моему, ты вел себя по меньшей мере невежливо... — заметила Мария Петровна.

— Милая, замечания делай, пожалуйста, своим шестиклассникам, а я уж как-нибудь... Так в чем проблема? Ты же хотела по делу? Вот и говори. Знаешь, мы, деловые люди, не любим, когда вокруг да около. Привыкай сразу брать быка за рога...

— Ну хорошо. Катя потеряла работу. А в парикмахерском деле она профессионал. Не хуже твоего Алика-Фигаро...

— Нет, боюсь, что тут я ничем не смогу быть полезен, — снова недослушав, перебил Шведов.

Он встал, прошелся по кабинету. Игорю Андреевичу хотелось, чтобы Маша сейчас находилась от него как можно дальше: тогда ему легче будет говорить.

— Ну пусть даже и не к тебе, Игорь... Я понимаю, что у вас, может, и нет вакансии, но тебе же достаточно только...

— Снять телефонную трубку, да? — продолжил за Машу Шведов. — Ты это хотела сказать?

— Игорь, я... — Мария Петровна' еще никогда не видела Шведова таким.

— Нет, Маша, нет. И другого ответа не будет! Так что завязывай с этой темой!

— Я не понимаю... Дело в том, чья она сестра? Поэтому мы такие неумолимые, да? Глупо, Игорь! Не будь Сережа ее братом, я все равно хотела бы иметь Катьку подругой. Она отличная девка. Отзывчивая, свойская... Знаешь, как с ней в компании хорошо! А вот сейчас ревет в три ручья...

— Дорогая Мария Петровна, — Шведов был неприступен, — я еще раз вам повторяю: концерт окончен. Больше я не осушаю слез близких вам людей, не утираю их носов, финита ля комедия.

— Утомился?

— Считай, так. Вакансии закрыты, телефоны отрубились, всем говори, чтобы не рассчитывали больше на гуманитарный фонд Шведова. Обанкротился! Вот именно, утомился! Ничего нет более утомительного, чем ощущать себя идиотом!

— Такой тон... Это у нас что-то новенькое. — Маша почувствовала, что Игорь не просто в плохом настроении — происходит что-то серьезное. — Ты в чем-то обвиняешь меня?

— Маша! Только не гляди на меня глазами Чебурашки, ладно? Лучше в себя попристальнее, в себя!

— А что произошло, Игорь? Ведь произошло что-то сегодня? Скажи, а не интригуй, не мотай нервы... Мне вовсе это не полезно в моем... положении...

— Так и знал! — Шведов по-прежнему беспокойно мотался по кабинету. — Ну конечно! Этот козырь должен был вступить в игру! Минутой раньше, минутой позже! Как без него, он убойный! Но, знаешь, с какой-то минуты я и в нем усомнился, к собственному ужасу! Да, в этом неотразимом твоем козыре! Подумал: а не главный ли это шулерский ход?

— Игорь, пожалуйста! — взмолилась Маша. — Не надо сейчас темнить, наводить тень на плетень! Я не пойму просто... Меня тошнит, если хочешь знать!

— Хорошо, — соблаговолил модельер. — У нас с тобой, Маша, есть доброжелатели. В кавычках. Анонимные какие-то. Я не дознался пока, кто это и чего ради они хлопочут. Какую преследуют цель. Дознаюсь. Это не самое главное. А главное— что подбросили они мне письмецо... — Шведов достал из кармана письмо, показал. — Вот это.

Маша вздрогнула — письмо, конечно, вернее — конверт, она узнала сразу.

— Я вижу, что это твоя рука, — продолжал Шведов, — но только где-то к середине понимаю, что пишешь ты не мне, а Сергею.

— Не может быть!

Маша протянула руку к письму, но Шведов и не подумал давать ей его.

— Но тут уж меня захватывает сюжет, я, пардон, дочитываю до конца. При всей моей брезгливости к такого рода вещам.

Только тут Игорь Андреевич протянул Маше конверт. Маша взяла, быстро достала письмо. Проглядела...

— Ну да... — проговорила она не сразу и с трудом. — Здесь то, что я чувствую. Не всегда, а время от времени. Но разве то, что я делаю, не важнее? Я ведь тут, а не там... Я с тобой... И насчет самого письма я передумала... Иначе его Сережа читал бы, а не ты... Игорь, ну какие, к черту, доброжелатели? Откуда? Сам ведь взял из сумочки, да?

Шведов вспыхнул:

— Ну вот что! Нас несет к некоторой развязке, чувствуешь? Да, надо признать, что опыт не удался. Ну как тебе жить с человеком, которому не веришь? И которого не уважаешь, как выясняется...

— Это не так!

— Так, милая, так... Если я могу шастать по твоим сумочкам... Тошнит, говоришь? И меня тоже! Так Что на беременность не греши! Нас от другого тошнит! Обоих! Всегда меня бесили эти приговоры-оценки: нравственно — безнравствен но, морально — аморально... Бирюльки для литкружка, школьная жвачка... А вот теперь меня достало! Достал срам, достала стыдоба! За эти твои короткие перебежки — туда-сюда... будто под обстрелом. За эти письма твои... с раздвоением личности... А может, мораль все-таки ни при чем? Может, это психиатрия? Допускаю, что какой-то процент американских или шведских мужей названивают своим психоаналитикам. Ну и черт с ними, я — не буду. Они страусы, по-моему: от мерзкой правды прячут головы в песок. Но у страусов еще и другая есть особенность: они жрут что попало — тряпки, отбросы... Я лично — не собираюсь... И мой кустарный, доморощенный диагноз очень прост: ты предусмотрительно греешь себе местечко на всякий случай... да-да!.. — там, где твоя вторая зубная щетка и, наверное, тапочки! Так вот, пусть они будут первыми! Я понятно говорю? «Разрешите, Мария Петровна, удалиться, а то что-то блевать, извините, тянет... »

Шведов вышел. Маша просто сидела и плакала. В припадке истерики встала, схватила со стола сувенирный кинжал для разрезания бумаг...

Шведов быстро вернулся, неся из спальни свою подушку и одеяло, заметил кинжал в Машиных руках.

— Отдай, пожалуйста, — попросил. — Для харакири он туповат, Маша!

Шведов подошел, молча взял кинжал из ее рук. Положил обратно на стол.

Маша сидела вся в слезах, с отсутствующим взглядом.

— Сейчас я собираюсь взять какой-нибудь детектив и завалиться спать. И до утра выкинуть все из головы. И тебе советую поступить аналогично. А итоги подведем завтра. На свежую голову. Спокойной ночи. — Игорь Андреевич принялся оборудовать себе спальное место на кабинетном диване.

— Ты хочешь сказать, что я совершенно свободный теперь человек, да? — тихо спросила Маша.

— Да, чувствуй себя непринужденно. — Шведов даже не обернулся.

— О-о, спасибо! — Маша хрипло рассмеялась. — Это сладкое слово «свобода»! А слаще всего — когда тебе ее дают вовремя! Ну, Шведов! По своевременности это просто царский подарок!

Маша быстро вышла, хотела было хлопнуть дверью, но не получилось, потому что прихлопнула шаль. Но вместо того, чтобы спокойно открыть дверь, Маша принялась вырывать ни в чем не повинную шаль, пока наконец не затрещала ткань.

— Ты пожалеешь, Шведов! О, как ты пожалеешь! Я и аморальная, я и ненормальная, пациентка дурдома! А третья догадка не пришла тебе? Что я просто несчастная баба! Что я запуталась!.. Что Сережа в тот окаянный день должен был меня просто связать! Зато теперь я свободна! Могу — в Америку, могу — на Канатчикову дачу...

Маша ушла.

Игорь Андреевич, почти бесстрастно внимавший ей с дивана, еще немного полежал, пытаясь читать, наконец встал, вышел в коридор. Добрел до дверей спальни. Оттуда была слышна энергичная возня. Догадаться о ее смысле было в общем-то не трудно. Шведов толкнул дверь. Он не ошибся — Маша собирала вещи.

— Ты вовремя пришел! Вот смотри, что я беру, а что нет! — Маша поставила перед Шведовым большой кожаный ларец, буквально набитый и бижутерией и настоящими драгоценностями. — Возвращаю с благодарностью!

Игорь Андреевич поморщился.

— Не то ты делаешь, Маша, не то говоришь... Возможно, я и взял круче, чем надо... Но... Сейчас не об этом надо думать...

— А о чем же?

— Ты сама прекрасно знаешь... Я стар для отцовства, это мой последний шанс... Все эти цацки и пальчика не стоят нашего... нашего будущего ребенка... Пожалуйста, огради его от уродства от психопатии... Чтобы не был он заранее обижен на жизнь...

Но Маша не желала слушать шведовскую проповедь, перебила зло:

— Слушай, Шведов! Пошел ты знаешь куда!

Игорь Андреевич, уже было пришедший в себя после вспышки гнева, снова вспылил:

— Это твое последнее слово?

— Самое. Потрудись закрыть дверь с той стороны! Модельер не заставил себя долго ждать — вылетел из спальни, громко хлопнув дверью.

Маша же вдруг бросила все свои сборы, быстро вышла в коридор, оделась и ушла.

Но догонять Машу он не стал...

Глава двадцать шестая. ПОХИЩЕНИЕ

Скандал со Шведовым и ночной уход из дома закончились для Маши печально — она угодила в больницу. В гинекологическое отделение и в тяжелом состоянии... Стараниями Шведова Машу удалось пристроить в хорошую клинику: отдельная палата, тщательный уход,, самые современные медикаменты...

Катя, пришедшая навестить подругу, расположилась рядом с кроватью, на стуле.

— Ну ладно-ладно! Не психуй. У меня еще не так было с Аленкой... И ничего! Выносила!

Но, увидев усталое равнодушие на Машином лице, Катя заговорила о другом:

— Слушай, а может, я сейчас позвоню Сереге?!

— Ни в коем случае. Я же тебя просила, ему ни одного слова! — заволновалась Маша.

В дверь кротко постучали. Затем в палате возник гигантский букет алых роз. И только потом показался сам Игорь Андреевич, доселе скрывавший свое лицо за цветами.

— Можно? Доктор сказал, тебе лучше?..

Маша ничего не ответила. Даже никак не прореагировала на букет.

— Здравствуйте, Катя, — улыбнулся вежливо модельер и положил букет на столик. — Я помешал вам? — Это относилось уже к обеим женщинам. — Извините. Я могу подождать.

— Нет-нет, что вы, — возразила Катя. — Я как раз собиралась уходить. Машка, я забегу на днях, не волнуйся.

Катя уже было собралась встать, но Маша распорядилась неожиданно властно:

— Сиди. Я еще не все тебе сказала.

— Но... — Кате ужасно не хотелось присутствовать при выяснении отношений между супругами.

— Сиди! — снова приказала Маша. — Игорь, — обратилась она к Шведову, — что с Сашей?

— Не волнуйся. Все в порядке. Я сказал, что ты заболела. Утром накормил завтраком, проводил в школу. Пообещал, что как только тебе станет лучше, привезу его сюда, — с готовностью доложил Шведов.

— Он взял с собой бутерброды?

— А как же! И еще пару яблок в придачу. Все как ты всегда делаешь! Машенька, не волнуйся, с ним все в порядке! Как ты? С врачом я говорил, он сказал, что ничего опасного, но ты-то как?

— Нормально.

Стараясь не обращать внимание на явную Машину нелюбезность, Игорь Андреевич заговорил почему-то немного смущенно:

— Я принес фруктов, их сейчас помоют и принесут. Там разные, я не знал, что ты больше хочешь... Говорят, в этот период вкусы меняются...

Повисла неловкая пауза.

— Это точно! — пытаясь прервать молчание, поддержала модельера Катя. — Я вот к сливам абсолютно равнодушна, а беременная была — могла полведра в день съесть! Да ты сама, вспомни, Маш, с Сашкой когда ходила, все время морковь грызла. Помнишь?

— Морковь? — искренне растерялся Игорь Андреевич. — Я не принес...

— Плохо, — сказала Маша довольно жестко.

— Что?

— Плохо, что не принес, — еще жестче повторила Мария Петровна.

Игорь Андреевич вздохнул, прошелся по палате. Потом все-таки решил сказать главное. Ради чего пришел.

— Машенька, я не хотел сейчас об этом...Ты извини меня, ради Бога, я очень виноват перед тобой, но я не со зла... Поверь, я просто очень испугался, очень. Это единственное, чего я боюсь. Я очень боюсь тебя потерять... Поэтому и не сдержался тогда... — Шведов хотел было сказать что-то еще, но Маша перебила:

— Игорь, принеси мне, пожалуйста, морковь, — проговорила она ледяным тоном.

Катя наблюдала за сценой молча, жалея, что послушалась Машу и не ушла.

— Что? — Игорь Андреевич переспросил.

— Морковь принеси, будь любезен, — повторила Маша жестче и злее.

Игорь Андреевич понял, что его просто-напросто выгоняют. Но сцен устраивать не стал. Просто извинился и, кивнув Кате, вышел.

— Ну ты сильна! — прокомментировала Катя, когда дверь за модельером закрылась.

Маша промолчала.

— Ну что, я звоню Сереже?

— Нет! Видеть их не могу! Обоих! — И, уткнувшись в подушку, Маша горько зарыдала.

А у Сергея болело горло. И была небольшая температура. Заботливая Юля заставила отца обмотать горло шерстяным шарфом. На этот компромисс он пошел, но принимать лекарства отказался категорически.

Тогда Юля объявила, что не будет с ним разговаривать. Пришлось принять и это условие...

Юля собиралась уходить и решила поухаживать за отцом напоследок.

— Ты выпьешь лекарство? Отец покачал головой.

— Опять?! — возмутилась Юля.

— Я его съем. — Для пущей убедительности Сергей клацнул зубами.

Юля поцеловала отца, взяла с кресла свою сумочку, открыла дверь, чтобы выйти, но... вернулась.

— Выпей сейчас, — потребовала она, глядя на Сергея в упор.

— Ты же говорила, что его надо принимать после еды, закапризничал отец. — Сергея Юлина игра в хозяйку приятно забавляла.

Юля сходила на кухню, налила в стакан кипяченой воды и даже не забыла прихватить сушку.

— А вот ее съешь вначале... — Она протянула сушку отцу.

Сергей, усмехаясь, покорно принялся жевать.

— Теперь пей. — Юля протянула таблетку и стакан с водой.

Сергей заглотил таблетку, запил. Развел руками шутливо:

— Практически здоров.

— Зря смеешься, — озабоченно заметила дочь. — Тридцать семь — это тоже температура. А потом знаешь какие осложнения могут быть...

— Между прочим, я из-за тебя работу прогуливаю, — напомнил Сергей.

— А нечего по субботам работать! Жажда наживы до добра не доведет! — Юля подмигнула отцу.

— Это не жажда наживы, — не остался в долгу Сергей. — Это взрослая дочь.

Юля обиженно посмотрела на отца.

— И нечего обижаться. Глупая шутка больного человека. — Сергей клюнул дочь в щеку.

— И не снимай, пожалуйста, шарф! — велела на прощание дочь и вышла из комнаты.

Едва в прихожей хлопнула дверь, Сергей, конечно, тут же снял шарф. Подошел к телевизору, включил. Поглазел без интереса какой-то клип. Поморщившись — уж больно не понравилось, — выключил телевизор.

В дверь позвонили.

«Ну конечно, Юлька наверняка забыла ключи!» — Сергей торопливо накрутил шарф на шею и поспешил к двери. Щелкая замками, Сергей дурачился:

— Ну правильно. Человек при смерти. Еле ходит, а...

Он осекся. Вместо ожидаемой Юли на пороге квартиры стояла Лена Семендяева.

— Здрасьте... — только и выговорил Сергей.

— Что с вами? — заметив шарф на шее Сергея, спросила Семендяева.

— Что? — Сергей не сразу понял, а потом, сообразив, стянул с себя шарф. — Это смерть моя пришла. Да вы проходите.

— Я не ваша смерть, — объявила Семендяева, входя в квартиру. — Я ваше спасение.

— Серьезно? — игриво осведомился Сергей, помогая Лене снять пальто.

— Вы не представляете себе, как серьезно! — Семендяева и в самом деле была сама серьезность. — Сколько вам надо времени; чтобы собраться?!

— В кино? В ресторан?

— Ко мне.

— А у меня вам не нравится? — улыбался Сергей. — Будем кольцо искать?.. — Потом сказал серьезно: — Кстати, Леночка, вы уж меня извините, но я действительно в тот ваш приход был очень занят. Я вам звонил потом. Хотел покаяться, но... Не застал.

— Мне у вас нравится, — сказала Семендяева и, быстро подойдя к окну, осторожно выглянула из-за занавески на улицу. — Но если мы сейчас отсюда не уйдем, то вам придется собираться не ко мне, а в тюрьму, — добавила Лена взволнованно.

— А вот такой юмор я не люблю, — заметил Сергей довольно мрачно.

— А это и не юмор. Если вы думаете, что дело о попытке контрабандного вывоза ворованной статуэтки закончено, то вы глубоко ошибаетесь.

Сергей посмотрел на Лену подозрительно и даже с некоторой неприязнью.

— Откуда вы знаете про статуэтку?

— Они приедут арестовывать вас с минуты на минуту! — почти прокричала Семендяева и устремилась к дивану, под которым увидела чемодан.

На глазах у удивленного Сергея Лена быстро вытащила чемодан из-под дивана, раскрыла его, потом распахнула шкаф и начала бросать в чемодан мужские вещи.

— Вы с ума сошли! — опомнившись, Сергей попытался Лену остановить.

— Пустите меня! — Семендяева вырвалась из его рук и снова устремилась к шкафу. — Я вам потом все объясню! Давайте, давайте! В такси!

— В какое такси?! — Сергей посмотрел на Лену внимательно. Все-таки он еще не так хорошо ее знает. А вдруг того. Ну . немножко «ку-ку». Бывает же... Однако все-таки подошел к окну, посмотрел на улицу.

И в самом деле: внизу, вокруг желтовато-зеленоватой «Волги» прогуливался таксист.

— Идиотизм! — бросил Сергей в сердцах и снова повернулся к Семендяевой.

— Это не идиотизм! Это очень серьезно! — откликнулась Лена, продолжая наваливать вещи в чемодан. Убедившись, что места уже больше нет, захлопнула крышку, щелкнула замками. — Поехали.

— Ага. Сейчас. — Сергей уселся в кресло.

— Вы с ума сошли!

— Я?! — Сергей посмотрел на Лену как Ленин на меньшевиков. — А по-моему, вы.

— Сережа, — попыталась воззвать к здравому смыслу Семендяева. — Это плохо кончится.

Сергей только отвернулся в сторону.

— Сереженька! Я прошу вас! — взмолилась Лена. Сергей вздохнул. Потом заговорил неторопливо, подбирая слова:

— Лена. Вам не кажется несколько странным то, что происходит? Вы врываетесь в дом. Хватаете мои вещи. Упоминаете такие факты из моей биографии... о которых мне не хотелось бы вспоминать... — Тут Сергей повысил голос. — Вы знаете?! Мне это почему-то не нравится!

— Я все объясню вам по дороге, — тупо повторила Лена.

— Откуда вы знаете про статуэтку? — спросил Сергей сухо.

Семендяева подошла кокну, выглянула на улицу. Сказала:

— Вы очень рискуете.

Сергей еле сдержался. Но промолчал.

— Ну хорошо. — Убедившись, что на испуг Сергея не возьмешь, Семендяева решила внести ясность. — Регина куда-то вышла. Я хотела позвонить. Сняла трубку и вдруг услышала, что Шведов говорит с каким-то человеком о вас.

— Подслушивать нехорошо, — заметил Сергей мрачно.

— Я что-то похожее уже слышала, — не обратила внимание на его замечание Лена. — Только этот человек отчитывался перед Шведовым, что ордер на ваш арест подписан и сегодня вы будете ночевать не дома.

— Я-то думал, что ваш шеф модельер, — все больше и больше мрачнея, проговорил Сергей Анатольевич, — а он, оказывается, в органах работает. По особо опасным преступникам!

— Зря смеетесь! — тоном работника «органов» осадила Сергея Семендяева. — Оказывается, вас выпустили тоже не просто так. Шведов договорился об этом по просьбе вашей жены!

— А сейчас, значит, моя жена попросила меня посадить? Как это мило.

— Сейчас ваша жена очень переживает разлуку с дочерью. Она, естественно, ни о чем Шведова не просила, но он сам решил, что, если вас посадят, Юля волей-неволей вернется к матери! — доходчиво объяснила Семендяева.

— Надо же, какой сообразительный! Слушайте, Лена. Но вы же говорили, что он гений. А ведь гений и злодейство, если я правильно помню, вещи несовместные? — блеснул начитан ностью Сергей.

Семендяева посмотрела на Сергея недоуменно.

— Нет, это Пушкин так считал, — пояснил Сергей. — Александр Сергеевич. Я-то не настаиваю.

— Сережа, какой Пушкин. Они приедут за вами с минуты на минуту!

— С ордером, подписанным Шведовым?

— Вы мне не верите?.. — В голосе Семендяевой звучала искренняя обида.

— Радость моя... — Сергей вздохнул устало. — Но это же «брэд оф сиф кэйбл»!

— Что?!

— Бред сивой кобылы. Выражение такое. — Сергей потер горло — оно начинало побаливать.

Зазвонил телефон. Сергей поднялся, хотел было снять трубку. Но Лена не дала — накрыла его руку своей.

— Не надо! Сережа!

Сергей мягко, но уверенно отстранил ее руку.

— Вы с ума сошли. — Он снял трубку. — Алло?! Что?! Вы ошиблись номером. — Положив трубку, Сергей повернулся к Лене.

— Они проверяли, дома ли вы, — как о само собой разумеющемся сказала Семендяева. — Значит, выезжают.

— Чушь, — проговорил Сергей не сразу и не очень уверенно. — Полная чушь. — Сейчас он уже уговаривал себя. — Глупости.

— А откуда я все это, по-вашему, взяла? — решила добить Сергея Семендяева.

Сергей не нашелся что ответить.

— Вы считаете, что я вам врала? — снова спросила Лена. — Но зачем?!

— Ну, я не знаю... — Сергей совсем растерял былую уверенность. — Ну, перепутали что-нибудь. Мало ли...

— То, что вас арестовывали за статуэтку, не перепутала, а все остальное перепутала?.. — Семендяева чувствовала, что еще одно, последнее усилие, и Сергей у нее в руках.

Но пока Сергей молчал.

— Вам надо пожить какое-то время у меня, — сказала Лена. — Уж где-где, а там вас искать не будут. Я не сомневаюсь, что через какое-то время все уляжется, вы сможете вернуться.

— Вы сошли с ума, — Сергей снова опустился в кресло. — Я в бегах?! А работа?! А Юля?!

— А вам опять на нары захотелось?! — Семендяева знала, куда бить.

Пользуясь его молчанием, она продолжала:

— Неужели вы не понимаете, что, сидя в тюрьме, значительно труднее доказать свою невиновность, чем оставаясь на свободе?!

Сергей не ответил.

— Да поверьте же мне, черт вас возьми! — Семендяева почти кричала.

Сергей встал, подошел к окну. Посмотрел на улицу. Таксист, изнывая от безделья, протирал тряпкой лобовое стекло.

И тут Лена решила пустить в ход резервы. Последние. Она села в кресло, закрыла лицо руками и громко заплакала. Слов разобрать было невозможно, но общий смысл сводился к тому, что, дескать, какая она, Лена, дура, опять влезла не в свое дело! И почему, ну почему ей всегда больше всех надо!

Сергей, естественно, стал уговаривать Лену не плакать:

— Лен! Ну Лена... Перестаньте, я прошу вас. Я очень вам признателен, поверьте, просто это все так неожиданно... Неправдоподобно... Ну Лена, не плачьте, я прошу вас...

Семендяева не успокаивалась. Она решила стоять до конца. И победила. Сердце Сергея дрогнуло.

— Ну хорошо. Хорошо. Я поеду! Только без этого! — Он кивнул на чемодан.

— Ив тапочках?! — послышалось сквозь слезы.

— Я всегда прямо в прихожей переодеваюсь... У нас в доме так принято, — объяснил Сергей. — Так Маша завела...

Сергей отправился в прихожую, стал медленно надевать ботинки... Вся согнувшись под тяжестью чемодана, появилась Лена.

— Может быть, вы все-таки возьмете чемодан?

Сергей отрицательно покачал головой. Открыл дверь. Повернулся к Семендяевой — виновато улыбаясь, она по-прежнему крепко держала чемодан за ручку.

— Это может затянуться... Сергей захлопнул дверь.

— Нет. Нет. Никуда я не пойду.

— Ну почему?! — Лена, казалось, снова была готова заплакать.

— Потому что!

— Хорошо, — согласилась Семендяева дипломатично. — Давайте так. Мы сейчас выходим на улицу. Садимся в такси и ждем. Если в течение получаса за вами никто не приедет, — все, что я говорила, можете забыть!

— А как я пойму, что приехали за мной? — задал резонный вопрос Сергей.

— Вы поймете!

— Ладно, — сказал Сергей, — идемте. Они быстро спустились вниз и сели в такси.

— Куда? — спросил уставший ждать шофер.

— Никуда, — ответила Лена. — Ждем. Пожав плечами, шофер раскрыл газету. Сергей взглянул на часы, вздохнул и принялся ждать с безразличным выражением на лице.

Неожиданно откуда-то сзади раздался визг тормозов. Сергей оглянулся.

Из притормозившей черной «Волги» выскочили несколько дюжих молодцев и скрылись в подъезде.

— Можем ехать? — с невозмутимостью Штирлица осведомилась у Сергея Семендяева.

Сергей, все же до конца не веривший и теперь растерянный и потрясенный, молча кивнул.

Таксист отложил газету и тронул с места...

Если бы у Сергея была возможность хотя бы ненадолго появиться в салоне Шведова и поприсутствовать при разговоре Регины и Ползуновой, он бы, конечно, не дал так легко себя провести. Но...

Регина и Ползунова, как всегда, предпочитали общаться без свидетелей.

— Честно говоря, я не думала, что все это кончится больницей, — говорила Регина.

— Неужто вас совесть мучит? — Ползунова цинично ухмыльнулась.

— Нет... Но...

— Вы еще не знаете, что происходит, пока мы с вами беседуем!

— Ну почему. Игорь Андреевич посещает свою Марию Петровну.

— Я не о нем. Леночка Семендяева, моя тезка и с недавних пор наперсница...

— Наша Семендяева?! — не смогла скрыть удивление Регина. — Вы с ней... Когда это вы успели?..

— Представьте себе. — Леночка говорила медленно, усталым и покровительственным светским тоном. — Так вот, Семендяева сейчас спасает своего возлюбленного Сережу из рук правоохранительных органов.

— Каких органов? Я ничего не понимаю?! Ползуновой нравилась pacтерянность собеседницы и потому она совсем не спешила объяснять что-либо внятно.

— Ну как же. Несколько молодцев из одной частной охранной конторы изображают из себя оперативников, а Леночка уводит любимого прямо у них из-под носа.

Регина тупо смотрела на Ползунову ничего не понимающим взглядом.

— Ну что вы на меня так смотрите? Семендяева попросила своих старых приятелей, чтобы они выдали себя за... — Ползунова посмотрела на Регину с сочувствием. — Вы, похоже, ничего не понимаете! Регина! Сосредоточьтесь!

— Я сосредоточена. Подождите. Вы хотите сказать, что наша красотка Семендяева крадет мужика? — Регина рассмеялась недоверчиво. — Да за ней же и так табунами ходят! Что она, по-вашему, не могла этого инженеришку так соблазнить?! Традиционными методами, если уж приспичило?!

— Наверное, могла, — согласилась Ползунова. — Даже наверняка. Но старшая подруга...

— Вы, — решила внести ясность Регина. Ползунова не возражала.

— Старшая подруга подсказала, что он не тот человек, что надо пользоваться моментом, пока нет жены, что она может скоро вернуться...

— Фантастика! — Было не очень понятно: то ли Регина искренне восхищается, то ли наоборот — искренне потрясена цинизмом и вероломством Ползуновой.

— В общем, я помогла найти правильное решение и уже сегодня Сергей Анатольевич Кузнецов проведет ночь в доме молодой прелестницы. — Ползунова была просто в восторге от самой себя.

— Подождите! Но вам-то это зачем?! — Регина все же не до конца понимала смысл интриги. — Ведь если у них что-то получится, то учительнице просто не к кому будет возвращаться. Она же волей-неволей останется со Шведовым!

— Вы считаете на один ход... — бросила Ползунова с презрением. — Эх, Регина, Регина... Вот почему я скоро стану женой Шведова, а вы всегда будете оставаться его помощницей! — Ползунова прошила Регину пристальным взглядом. — А ведь вам, наверное, когда-то хотелось, чтобы Игорь Андреевич и вы...

— С чего вы взяли?! — Регина перебила. Леночка явно вступала на запретную территорию.

— Ну ладно... — не стала заострять конфликт Ползу нова. — Не обижайтесь...

Регина, конечно, обиделась и обижаться продолжала, но любопытство оказалось сильнее обиды.

— И все же я не поняла ваш план.

— Все очень просто. — Ползунова начала с тем удовольствием, с каким делится своим новым замыслом писатель. — Маша узнает про Сережу и Семендяеву... — Заметив немой вопрос в глазах Регины, Леночка заверила: — Уж узнает, можете не сомневаться! Так вот, в Маше появляется столь естественное для нас, женщин, чувство собственницы. Легко уходить от мужика, когда он остается один. Совсем другое дело, когда он попадает в руки прекрасной молодой манекенщицы!

Дивясь прозорливости Ползуновой, Регина потрясенно слушала.

Ползунова тем временем продолжала:

— Ложь, под предлогом которой Семендяева украла Сережу, откроется через день-другой. Мужчины очень не любят, когда женщины из них делают идиотов.

— Вы считаете, что Сережа от нее уйдет? — напрямик спросила Регина.

— Убежит, — Ползунова нисколько не сомневалась в точности разработанного ею плана. — Тем более что заревновавшая его Маша снова замаячит на горизонте. Он примчится к ней как нашкодивший котенок! Прижмется! Замурлычет!.. И крепкая советская семья снова заживет как ни в чем не бывало. За что, естественно, нам с вами большое человеческое спасибо.

— А Шведов?

— А он, надеюсь, оскорблен в лучших чувствах.

— Не скажите. Он так переживает, что Маша попала в больницу. Видимо, перед этим у них состоялся разговор...

— Ну, всего даже я не могу предугадать... — самодовольно улыбнулась Ползунова. — Но я думаю, наш наивный гений падет в мои объятия! Просто обязан пасть!

...Юля пропустила Биг-Мака в свою комнату.

— Посиди, я сейчас чай поставлю.

Молодой человек кивнул, с интересом оглядываясь по сторонам.

— Или тебе кофе? — предложила Юля.

— Да не суетись ты! — Бит-Мак был великодушен.

— Ну как же! — заметила Юля не без иронии. — Такой гость!

Юля вышла из комнаты, закрыла за собой дверь. Но не ушла — осталась ждать в коридоре. Выждав немного, осторожно приоткрыла дверь в комнату. Увидела, как Биг-Мак опустился в кресло, с удовольствием вытянул ноги.

Юля уже готова была поверить, что Биг-Мак и квартирный вор, чуть было не ограбивший ее бабушку с дедушкой, — разные люди. Однако — доверяй, но проверяй, гласит народная мудрость. Вот Юля на всякий случай и решила проверить. Понаблюдать немножко за гостем.

Биг-Мак конечно же приоткрывшуюся дверь заметил, но вида благоразумно не подал. Продолжал блаженствовать в кресле. Однако, как только дверь закрылась, молодой человек тут же вскочил и подошел к Юлиному письменному столу. Постоял немного и вдруг, воровато оглянувшись, нырнул под него.

— Ты с сахаром пьешь? — донеслось из кухни.

— Лучше с вареньем! — крикнул Биг-Мак громко и на всякий случай вылез из-под стола. Убедившись, что Юля пока еще не идет, залез обратно.

И именно в этот момент с чашками в руках появилась Юля.

— Ты где? — Юля огляделась по сторонам.

— Я здесь, — раздалось из-под стола.

— А что ты там делаешь? — спросила Юля подозрительно.

— Я ищу телефонный провод...

— Зачем?

— Ты всегда говоришь, что у тебя плохо телефон работает, что плохо слышно, я вот решил исправить...

— Спасибо, конечно, но только не сейчас, — Юля поставила чашки на стол. — Я звонка жду.

— Важного? — Биг-Мак явно не торопился вылезать.

— Очень!

— Ладно.

Биг-Мак вылез и сел на диван, но как только Юля вышла, снова нырнул под стол. Но на этот раз прихватив кусачки и отвертку, лежавшие до этого в сумке.

Довольно скоро он снова появился на свет, с довольным видом и куском провода в руках. Принялся зачищать концы провода кусачками.

С вазочкой варенья, розетками и сахарницей появилась Юля...

— Макс! Ну я же просила! — заметила она недовольно.

— Да не волнуйся ты! Я же еще ничего не сделал! Только «висячий» провод нашел, — успокоил Юлю Максим.

— Это у меня в прошлом году свой аппарат был, — объясняла Юля, накрывая на стол. — А потом я его грохнула и просто отрезала маникюрными ножницами. Думала в ремонт отнести, а потом плюнула...

— Это точно! У нас теперь как на Западе — отремонтировать дороже, чем новое купить. Вот смотри, — Биг-Мак продемонстрировал Юле провод, — видишь, здесь коротило, потому и разъединялось... Вот слышишь, звякнуло...

— Ой, ну прошу же тебя, не сейчас! — взмолилась Юля.

— А что случилось-то?!

— Да папа заболел, — посетовала Юля. — Мы с утра договаривались, что он будет сидеть дома, а он делся кудато.

— Волнуешься?

— У нас закон — если ушел без предупреждения, позвони.

— А... Я-то думал... — проговорил Биг-Мак с некоторым разочарованием.

— Не, у меня отец — золото... — сказала с гордостью Юля.

— А мамаша — платина? — продолжая ковыряться с проводом, осведомился Максим.

Юля горько усмехнулась в ответ.

— Как недавно выяснилось, моя мама — свободно конвертируемая валюта первой категории!

— Извини, — заметил Биг-Мак осторожно, — я понимаю, что вмешиваюсь не в свое дело, но чайник сейчас взорвется...

— Ой! Правда! Сейчас! — опомнилась Юля и выскочила из комнаты.

Биг-Мак вынул из сумки телефонную розетку и начал подсоединять ее к проводу.

Вернулась Юля. Не зная, куда поставить горячий чайник, застыла с ним руках посреди комнаты, ища глазами подходящее место.

Догадавшись, в чем дело, Биг-Мак торопливо подложил какую-то книгу из лежащих на письменном столе.

— Спасибо, — Юля выдохнула с облегчением и тут же, увидев, что Биг-Мак так и не бросил своего занятия, попросила: — Макс, ну пожалуйста, не трогай телефон!

— Юлька, да ты что? Я же ничего с ним не делаю! Это не может помешать дозвониться. Вот смотри, подключаю розетку, чтобы ты могла включать и выключать свой аппарат без помощи ножниц. Принесешь из другой комнаты, воткнешь.

Все же Юля еще не вполне доверяла Максиму как человеку и как монтеру, в частности, и снова постаралась отвлечь его от телефона:

— Может, лучше чаю? Биг-Мак обиделся.

— Можно и чаю... — буркнул он, оскорбленный в лучших чувствах, и, не глядя на Юлю, взял свою чашку. — Между прочим, если ты до сих пор мне не веришь, могла и не звать в гости... Я бы навязываться не стал!

— С чего ты взял, что я тебе не верю?

— Ну я же вижу, как ты ко мне приглядываешься, присматриваешься... Все пытаешься понять, тот я тип, что по квартирам лазил, или только похож! Ну зачем, скажи мне, зачем мне было лезть к твоим старикам? — Не дождавшись ответа, Биг-Мак кивнул на недоделанную розетку: — Телефон чинить?

— А знаешь, — сказала вдруг Юля, — ты действительно очень похож.

— Умеешь сказать приятное, — поблагодарил Максим.

— Попробуй лучше варенье, — решила сменить тему Юля. — Это бабушка варила, она у нас большая мастерица по части варенья.

— Тебя послушать, у вас в семье все друг друга любят, — даже с некоторой завистью заметил молодой человек.

— Если бы... — Юля вздохнула. — Ладно, расскажи лучше, что у вас там в шоу-бизнесе новенького?

— А... — махнул рукой — мол, ничего интересного, и нарочито усталым тоном сказал: — Вчера Газманов опять новую тачку разбил. «Мерседес». На этот раз, правда, чужую.

— А чью?

— Сережкину. — Заметив недоумение на Юлином лице, Максим снизошел, упомянул фамилию: — Крылова. Ему на гастролях в Израиле подарили. Он там весь месяц не брился, не стригся, ребята говорят — жара дикая, а он в смокинге на солнце работает. Ну а там работу ценят!

— Что ты говоришь?! — Юля чуть было не «переиграла» свой интерес к сплетням из мира шоу-бизнеса, но Биг-Мак не обратил внимание и не без удовольствия продолжал:

— Киркорова на днях видел. Он — к нам за «фанерой», ну за фонограммой, значит, заезжал. Опять вырос. И толстый, ужас. Я ему, не сдержался, сказал даже: «Ты, Филя, скоро в телевизор не поместишься». Он заржал и говорит, мол, не боись, Биг-Мак, японцы новые кинескопы придумали — два метра по диагонали.

— Ну а ты?

— А что я? Я с Мадлен работал, мне не до него. Это потом ребята рассказали, что он всем хвастал, как мы с ним классно репризами обменялись.

Тут Юля не выдержала:

— Слушай, Макс, ты что, меня совсем за идиотку держишь?

— Чего?!

— Ничего. Интересно, если тебя спросить на улице, сколько времени, ты хоть тогда правду скажешь?

Биг-Мак обиженно пожал плечами.

— Я эту вашу «попсу» вообще не перевариваю, — решила добить «лучшего друга Киркорова» Юля. — Я девушка старомодная. Бах. Вивальди.

— А к Мадлен на концерт тебя ветром задуло? — Биг-Мак скептически ухмыльнулся.

— К Мадлен нет, — честно призналась Юля. — Она не такая, как все. То есть когда я ее слушала на кассетах, она была не такая. А на сцене... Я даже глазам своим не поверила.

Биг-Мак как-то весь напрягся. Даже Юля заметила.

— Ты чего, Максим?

— Обещай никому не говорить! — потребовал вдруг Биг-Мак таким тоном, как если бы собирался сейчас поведать Юле тайну бесследно исчезнувшего золота партии.

— Про что? Про машину Газманова? Или жениха Пугачевой?

— Я тебе сейчас одну вещь скажу, — тихо сказал Биг-Мак и зачем-то оглянулся, — только обещай никому, ладно?

— На тебя ссылаться — свою репутацию губить, — заметила Юля немилосердно.

Но жажда обрести наконец Юлино доверие была столь сильна, что Биг-Мак пропустил обидные слова мимо ушей.

— Ты видела не Мадлен, — проговорил он медленно и почти по слогам.

— Как это?

— На концерте была не Мадлен. Ну, не настоящая Мадлен.

— Ничего не понимаю. — Интуиция подсказывала Юле, что это как раз тот самый случай, когда исключение подтверждает правило — врун говорит правду.

— То есть это тоже, конечно, Мадлен, — продолжал тем временем Максим, — но не вся. Только ее часть.

— Объясни, — потребовала Юля.

— Понимаешь, — Биг-Мак говорил по-прежнему тихо, — в шоу-бизнесе талант или там голос — это еще не все. Нужна еще и внешность, и умение себя подать, и продуманный имидж, и большие, очень большие деньги на раскрутку. Ведь чтобы исполнитель стал приносить продюсеру большие деньги, нужно в него много вложить!

-Ну...

— Ну вот. Есть одна девушка. Молодая. С голосом, талантом. Но инвалид. Не помню я, как ее болезнь называется. Только ходить она не может. В креслице ездит. Инвалидном. С позавчерашнего дня на электрической тяге. Сам ей, между прочим, зарядное устройство для аккумулятора монтировал. Отличное кресло, японское.

— Подожди, — перебила Юля, — так это она поет?

— Ну да. А эта куколка только по сцене скачет и фигуру свою демонстрирует. Хотя нет. Ей еще кое-что делать приходится. Но к этому уже я отношения не имею. Это Иннокентий! Продюсер наш. Генеральный.

— А почему она сама не выступает? — наивно спросила Юля.

Биг-Мак вздохнул. Хлебнул холодного чаю.

— Объясняю еще раз, медленно. Чтобы попасть на сцену, необходимо пройти отбор. Или на конкурсе, или еще как-нибудь. Это не простое и довольно жесткое дело. Настоящая Мадлен, та, которая поет, прислала свои любительские фонограммы. Иннокентий почувствовал запах денег. Поехал куда-то в Подольск, между прочим, к черту на рога. Он говорил, что по дороге колесо проколол, хотел вернуться, но как чувствовал, добрался все-таки. Она ему спела. Вживую. Он обалдел, но виду не подал. Две недели думал. Не выпускать же инвалида на сцену! Потом построил вот комбинацию. Объявил конкурс танцовщиц. Выбрал эту. Настю. Ее Настя зовут.

— А ту? — спросила Юля. Биг-Мак улыбнулся.

— Ты будешь смеяться, но та действительно Мадлен! Представляешь? В Подольске! Мадлен... — Максим снова глотнул чаю. — Впрочем, у меня знакомый есть, тоже на Иннокентия работает, в газетах пишет, так тот вообще — Анри!

— И она согласилась?

— А почему нет? Приличная сумма денег сразу, грамотно составленный контракт — и она уже пикнуть без Иннокентия не может.

— Но это же нечестно?! — с негодованием воскликнула Юля.

— Почему? — не согласился Биг-Мак. — Так бы она прозябала там у себя в провинции. А теперь у нее не только японская каталка. Лучшие лекарства, квартира в Москве... И потом. Ей же главное всегда было — петь. Теперь она не просто поет. А на отличной аппаратуре!

— Не верю я тебе, — сказала Юля.

— Во что не веришь? Что у нее аппаратура отличная?

— Да вообще не верю. Во всю эту историю.

— А если я тебе ее покажу — поверишь?

— Если покажешь — поверю.

— Отлично. Завтра ты ее увидишь, — пообещал Биг-Мак. — А как? Поеду к ней завтра с продуктами, возьму тебя с собой. Сама все и увидишь... Но одно условие.

— Какое?

— Дорогу не запоминать и никому ничего не рассказывать, — сказал Максим очень серьезно.

— Конспиратор!

— Юль, если история с Мадлен раскроется, — снова очень серьезно сказал Биг-Мак, — Иннокентий рискует потерять все, что вложил. А вложены миллионы.

— Да ладно..!.

— Юлька, за такие вещи убить могут, — выпалил вдруг Максим.

— За какие такие вещи?

— За деньги! За такие деньги! — трагическим шепотом проговорил Биг-Мак.

Юля только отмахнулась. Она конечно же ни одной секунды не сомневалась, что Биг-Мак, как всегда, «немножко преувеличивает».

Глава двадцать седьмая. ОПАСНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

После того как Ползунова так неудачно осуществила «вмешательство» в личные дела Регины, намекнув на ее тайное чувство к Шведову, Регина решила на Леночку обидеться. Поскольку «всякому безобразию» — как говаривал один литературный персонаж — «есть свое приличие». Поэтому когда Ползунова в очередной раз появилась в приемной, Регина была суха.

Ползунова даже оторопела:

— У, какой взгляд... Так политики смотрят на людей, которые им больше не нужны.

— У меня просто много работы, — сказала Регина.

— Я вас долго не задержу. Мне нужен адрес больницы, где лежит Маша.

— А зачем вам? — Регина насторожилась.

— Хочу ее навестить. Мы же почти подруги.

— Для этого требуется разрешение Игоря Андреевича.

— Ну, к чему такие формальности? У Игоря Андреевича и без того много дел.

Регина уже готовила в уме ответ, когда появился сам модельер. Он был явно в хорошем расположении духа.

— А, Леночка, — Шведов поцеловал даме ручку. — Здравствуйте, здравствуйте. Вчера видел по телевизору вашего папашу. Произвел, произвел.

— Неужели вам понравился его скучный монолог? — Леночка даже гримаску скорчила.

— Я имею в виду костюм, — улыбнулся Шведов. — В этом вопросе у наших руководителей наметился явный прогресс. Простите, спешу. Регина, зайди ко мне.

— Сейчас, Игорь Андреевич. Я только... — Регина вопросительно посмотрела на Ползунову.

— Идите-идите, — разрешила Леночка, — я подожду. — Она опустилась в кресло, закинула ногу на ногу. — Нам еще есть о чем поговорить. Кстати, вы заметили, как он на меня посмотрел сегодня?

— Ну и как же?

— В нужном направлении. Ну, вы идите-идите, у меня время есть.

Не удостоив Ползунову ответом, Регина исчезла в кабинете Шведова.

Игорь Андреевич уже разговаривал по телефону.

— Значит, состояние прежнее? А профессор?.. Понятно... Она ест что-нибудь? Хорошо, буду вам звонить, и вы мне в случае чего, да? — Положив трубку, Шведов тут же обратился к Регине: — Значит, записывай: апельсины, бананы, киви, шоколад... Так, что-то я еще... А, ну конечно, — морковь! Обязательно. И не с рынка, а лучше в каком-нибудь супермаркете. Там, говорят, она, — Шведов щелкнул пальцами, — ну как это?..

— Экологически чистая, — подсказала Регина.

— Совершенно верно.

— Поняла, Игорь Андреевич, — Регина быстро записала. — Сами поедете или послать кого-нибудь?

— Пошли кого-нибудь. Я пережду денек. Она все еще на меня дуется из-за этой дурацкой истории с письмом. Я ей сдуру такого наговорил... Никогда себе не прощу... А кто меня подставил? — Шведов взглянул на Регину грозно.

— А как вы думаете, Игорь Андреевич?

— Я много чего могу думать. Но я спрашиваю тебя. Ты чтонибудь знаешь?

— Знаю.

— Тогда говори, черт возьми.

— Это сделала Елена Александровна.

— Ползунова?! Регина кивнула.

— Ты... уверена?

— Совершенно.

Шведов поднялся, прошелся по кабинету.

— Черт его знает... Зачем? Регина снисходительно улыбнулась.

— Игорь Андреевич, только такой человек, как вы, может не замечать этого: Ползунова влюблена в вас.

— Влюблена?..

— Как кошка, Игорь Андреевич.

— Ну может быть, может быть... Но черт побери! До какой же подлости!.. — Шведов постепенно накалялся. — Знаю я этих номенклатурных деточек! Уверенных, что им все дозволено! А ты тоже, со своим смыслом!..

— Можете меня убить, — проговорила Регина, каясь, —

Во я думала, что в интересах дела. Ваш проект и ее папочка...

— Вот что, мой милый Талейран, я тебя очень прошу больше не думать за меня! — Игорь Андреевич не кричал, но голос повысил. — Плевал я на все дела! -У меня будет ребенок! Ребенок, понимаешь! У меня! При чем тут эти ползуновы-шмалзуновы! Скажи ей, мол, Игоря Андреевича сейчас больше всего волнует не Ползунова, а ползунки для его пупса. Поняла? Разрешаю тебе эту метафору.

— Воображаю ее физиономию, — улыбнулась Регина мстительно. — Я могу идти?

— Стой! — Шведов взглянул на Регину с присущей ему проницательностью. — Если не ошибаюсь, у тебя на эту Ползунову вырос громадный зуб? Как говаривал Мюллер из незабвенного фильма? Могу я знать почему?

— Не люблю, когда меня не считают за человека, — ответила Регина не сразу.

— Да?.. Но ведь я тоже бываю... Не очень любезен с тобой...

— Вы — другое дело.

— Хорошо... — Шведов вернулся за стол. — Иди. Да, вот еще что: пошли, пожалуйста, машину за Сашей.

— Но ведь вы говорили, что Мария Петровна...

— Да, она против этого. Но я не могу рисковать. Мальчишка сейчас на мне, а он, как ты знаешь, трудный парень...

Когда Регина вернулась, Ползунова по-прежнему сидела в кресле, читала какой-то журнал.

— Регина...

— Минуточку. — Регина сняла телефонную трубку и, набрав номер, дала указание шоферу забрать Сашу из школы и привезти его в дом моделей. После этого только повернулась к Ползуновой: — Елена Александровна, я должна вам кое-что сказать...

— Хорошо, скажете, — как можно милее улыбнулась Ползунова. — Но сначала я вам кое-что скажу. Может быть, по чашке кофе?

— У меня очень мало времени.

— Тогда обойдемся без кофе, — прореагировала Леночка миролюбиво. — Так вот, Региночка, — я не спала всю ночь...

— Не может быть!...

— Зря иронизируете, между прочим, со мной это время от времени случается. Так вот — я не спала всю ночь и поняла, что совершила непростительную ошибку... Мне не следовало задевать святое — ваше чувство к Игорю Андреевичу. Чувство, увы, неразделенное...

— Послушайте!.. — Регина с трудом сдерживала ярость.

— В мои планы, — продолжала Ползунова как ни в чем не бывало, — не входило делать вас моим врагом. Вы мне нужны. Нужны для того, чтобы завладеть Шведовым.

— Как недвижимостью?

— Ценю ваш юмор. Я женщина целеустремленная. Это у меня от папочки. Только он по части политики, а я... Была два раза замужем и много раз — нет... А сейчас я, кажется, впервые влюбилась по-настоящему.

— Это ваши проблемы.

— Ошибаетесь, Региночка. Это наши общие проблемы. Если я не получу Шведова, он не получит нового дома моделей. Понимаете?

— По-моему, это его мало волнует.

— Возможно. Пока он в эйфории от будущего отцовства, кстати, весьма сомнительного...

— Как вы можете! — вспыхнула Регина.

— Только давайте без ханжества, вам оно не к лицу. Так вот, эйфория скоро пройдет — у больших художников всетаки на первом месте искусство — и тогда он задумается: а почему, собственно, буксует проект, которому он отдал много лет жизни? Кто поссорил его с людьми, от которых зависит судьба этого проекта? Или вот такой штрих, например. Шведов создал новый шедевр. Думаю, на выставке в Париже его ждет успех. Но ведь для этого еще надо поехать в Париж, правда? А тут с визами — не для него даже, для его девочек — неувязочка... И опять же — кто в этом виноват? А?

— Что вам надо? — спросила Регина напрямую.

— Вот это уже деловой разговор. — Леночка улыбнулась, показав в улыбке зубы.

— Адрес больницы, — сказала Регина, — я вам дать не могу. Игорь Андреевич просил никому не давать.

— Не будьте наивны, Региночка. У меня не займет много времени найти Машу. Но это будет уже не ваша услуга.

— Я должна быть уверена, что вы ничего ей не сделаете, — поставила условие Регина. — Вы-то вывернетесь, а у меня нет такого папочки.

Леночка расхохоталась.

— Вы в своем уме? Чтобы я пошла на какую-то уголовщину? Я просто навещу свою подругу Машу. Поболтаем о том о сем. И все.

Мгновение Регина колебалась. Потом резким движением вырвала из своего блокнота листок, быстро написала на нем что-то и передала Ползуновой.

— Здесь список продуктов, которые Игорь Андреевич просил привезти ей в больницу. Адрес — там же.

—Чудненько. — Ползунова быстро просмотрела список. — Еще и от себя что-нибудь добавлю. И, конечно, морковь будет самая лучшая.

Регина потянулась было за деньгами, но Ползунова ее остановила:

— Нет-нет. Это оставьте себе.

— Вам доставляет удовольствие меня унижать? — Регина посмотрела на Ползунову с ненавистью. — Все-таки вы страшная женщина.

— Я любящая женщина, — ответила Леночка с улыбкой и неожиданно заговорила со злобностью фурии: — И запомни, дрянь, если ты будешь мне пакостить, я тебя уничтожу. — И снова улыбка засияла на лице Ползуновой. — До свидания, Региночка. Я обязательно передам Марии Петровне от вас привет...

Игорь Андреевич тем временем, не теряя своего хорошего расположения духа — несмотря даже на небольшое выяснение отношений с Региной, — работал в своем кабинете. Работал карандашом. Стирал. Набрасывал эскиз снова...

Он и не услышал, как открылась дверь. Просто оторвал глаза от эскиза и увидел... Сашу.

— Хорошенькое дельце... Чего так рано? — осведомился модельер, основательно готовящийся к роли строгого, но справедливого отца.

— Да так... — Саша опустил глаза.

— Скажи честно: с уроков сбежал?

— С литературы.

— Почему?

— Неинтересно.

— А что тебе интересно?

— Компьютер.

— Угу. Ну что ж... По крайней мере, что-то тебе все-таки интересно... Есть хочешь?

— Нет. Я только два «сникерса» съел.

— Вот как. А деньги на них где взял?

— Вы же сами... Утром...

— Ах да! Это ж я тебе дал. Ну конечно... Забыл, извини.

— А чего извиняться-то? Это я вам спасибо должен сказать.

— Это, брат, в крови у интеллигента, за все извиняемся. Саша, я звонил в больницу. У мамы все хорошо. Шлет тебе привет.

— А она скоро родит? — спросил Саша без обиняков.

— Родит? — Шведов опешил.

-Ну...

— А... Собственно говоря, кто тебе сказал?

— Она сама сказала. Когда вы ссорились.

— Видишь ли... Мы не то что ссорились... Просто произошло недоразумение. Мама уже простила меня. Нет, родит она еще не скоро, но из больницы выйдет на днях. Хочешь, поедем за ней вместе?

— Игорь Андреевич, — Саша отвечать не стал, решил спросить, — можно я пойду?

— Могу я знать куда?

— Мы с ребятами договорились машины мыть. Шведов выдохнул. Ситуация становилась тяжелой.

— Саша, милый, что за странная идея?

— Ничего тут странного, все ребята моют.

— Скажи, может быть, тебе нужны деньги?

— Не нужны, — буркнул Саша хмуро.

— Тогда я вообще не понимаю... Словом — не разрешаю. Ты же меня сам спросил: можно? Так вот я отвечаю — нельзя.

Ясно?

— Ясно... Загудел селектор.

— Извините, Игорь Андреевич, — сказала Регина, — вы обещали Лepу посмотреть. Она готова.

— Да, иду. — Шведов обратился к Саше: — Сашенька, ты посиди, я минут на пятнадцать, ладно? А вечером мы с тобой что-нибудь придумаем. В кино сходим или... Ну, там решим... Шведов ушел.

Подождав немного, Саша тихонько приоткрыл дверь. Регина разговаривала по телефону.

Саша осторожно вышел из кабинета и, прокравшись мимо Регины, выскользнул в коридор...

Биг-Мак, как всегда, опаздывал. Бывают такие люди — деловая ли встреча, свидание ли — они никогда не могут прийти вовремя.

Юля уже привыкла и потому не очень-то на него злилась. Тем более что опоздания эти были всегда незначительны — не больше пятнадцати минут.

На этот раз Биг-Мак был не один. Его сопровождал какойто тип в кожаной куртке.

— Ну, я к Мадлен, — сказал парню Биг-Мак, завидев вдалеке Юлину фигурку. — А ты куда? — Ему хотелось расстаться раньше, чтобы Крюк — такая была у парня кличка — не увидел Юлю.

— Тоже по делам, — ответил парень. — Иннокентий послал.

— Ладно, давай.

— Они кивнули друг другу и разошлись в разные стороны. Однако Крюк очень скоро остановился и, оглянувшись,

увидел, как Биг-Мак подошел к Юле, чмокнул ее в щеку.

— Ну, что будем делать? — спросил Максим.

— Как — что? Мы же собирались к Мадлен!

— К какой Мадлен? — Биг-Мак сделал большие глаза.

— Что значит — к какой?

— А, нуда... Слушай, Юль, ты меня, пожалуйста, прости, но это, как тебе сказать... В общем, это была гонка...

— Чего?

— Ну прогнал я тебе...

— Наврал, что ли?

— Ну почему сразу — наврал? Придумал, нафантазировал... В общем, нет никакой девушки-инвалида, которая поет за Мадлен.

— Ну и зачем тебе это все нужно было? — Юля потихоньку заводилась.

— Ну как зачем... Чтобы... Чтобы жить было интереснее...

— Ладно. — Юля быстро повернулась и пошла прочь. Биг-Мак бросился за ней.

— Юль, подожди!

— Оставь меня в покое!

— Ну что случилось-то?! Есть Мадлен, нет... При чем тут наши отношения?!

— Во-первых, — Юля и не думала останавливаться, — у нас нет никаких отношений. Во-вторых, если б даже и были, то как тебе вообще можно верить после всего этого? Ты же врешь на каждом шагу!

— А что еще соврал? Давай разберемся! — не отставал Биг-Мак.

— Не хочу я с тобой разбираться! Оставь меня в покое, пожалуйста!

Биг-Мак остановился. А Юля уходила по улице быстрым шагом.

Наконец он решился, догнал.

— Ну хорошо! Хорошо! Я не наврал тебе! Есть Мадлен, есть! Существует.

Юля замерла.

— Значит, ты просто передумал нас знакомить?

— Не передумал, а понял, что сделал глупость. Нельзя так подставляться...

— Подставляться?

— Я же тебе уже говорил: это бизнес, за которым стоят серьезные люди. Они шутить не любят. И если узнают, что я...

— Ты меня уже пугал. Дальше что?

— Ладно. — Биг-Мак сдался. — Короче, ты — моя сестра. Ни про какого Иннокентия ты ничего не знаешь. Просто зашла с любимым братом навестить его знакомую. И никакой пионерской самодеятельности, поняла?

— Поняла.

— Тогда идем.

Крюк, наблюдавший за этой сценой издалека, двинулся в том же направлении, что Биг-Мак и Юля.

Сергей не ожидал, что Лена так вкусно готовит. О чем и не преминул ей сказать, с удовольствием уплетая домашние пельмени.

Лена улыбнулась.

— Все мужчины почему-то убеждены, что манекенщица не может быть хорошей хозяйкой и верной женой. А большинство из нас только и мечтает выйти замуж за доброго и порядочного человека...

Сергей хотел было пропустить сомнительную остроту о том, что, мол, и проститутки мечтают о том же, но вовремя сдержался. Сказал вместо этого:

— ...Пусть и не Алена Делона.

— Видали мы этих Аленов, — хмыкнула Лена. — Главное — чтобы человеком был и любил меня. За богатством тоже не гонюсь: я, конечно, не миллионерша, но в состоянии себя обеспечить.

— Это звучит почти как брачное объявление, — уплетая пельмени, заметил Сергей. — Остается только добавить про объем бюста и интерес к турпоходам.

— С тобой невозможно серьезно разговаривать! — Лена шутливо хлопнула Сергея ладошкой по плечу. — Милый ты мой... — Она провела рукой по его волосам. — Я тебе нравлюсь хоть немножко?

— Даже множко. А пельмени-и!.. — Сергей закатил глаза.

— Да ну тебя... Слушай, Сереж, — заговорила вдруг Лена серьезно, — а если бы так не случилось... словом, если бы я не помогла тебе бежать и спрятаться у меня, ты бы мог сойтись со мной? В принципе?

Сергей с улыбкой пожал плечами.

— Понятно. Не было бы счастья, да несчастье помогло, да? Тоща я гениально все устроила!

— В каком смысле — устроила?

Лена вовремя спохватилась, поняв, что допустила оплошность.

— Скажи, тебя очень волнует, что никто не знает, где ты?

— Конечно. Юлька уже, наверное, хватилась. Отец с матерью. А потом, что я скажу на работе?

— Так вот, я уже все устроила! Позвонила Юле якобы с работы и сказала, что тебя послали в командировку. Потом позвонила в твой СП, мол, по поручению Сергея Анатольевича, он по семейным обстоятельствам берет пару дней за свой счет... — Лена смолкла, «увяв» под пронзительным взглядом Сергея. От его благодушия не осталось и следа.

— Я, собственно, не понимаю: кто тебя просил? Почему ты все решаешь за меня?! — Сергей оттолкнул от себя тарелку с пельменями, и она довольно далеко проехала по гладкой клеенке.

— А что я не так сделала? — защищалась Лена. — Ты должен скрываться? Должен! Дочь твою и начальство нужно было предупредить? Нужно. Вот я все и сделала, пока ты спал. А он еще не доволен.

— Нет, спасибо, конечно... — Сергей вздохнул, потихоньку остывая. — Но все-таки глупая какая-то ситуация... И сколько я еще должен жить у тебя?

— Да живи сколько хочешь, — сказала Лена с нежностью...

Мадлен оказалась печальной девушкой с длинными рыжими волосами. Она ждала Максима в парке, на скамейке. Рядом стояла инвалидная коляска. На коленях у Мадлен была гитара. Она легко перебирала струны, думая о чем-то своем.

— Мадлеша, — поприветствовал ее Биг-Мак, — здравствуй!

— Привет, Максимка, — под гитарный перебор отвечала девушка. — Как дела?

— Старею. А ты все хорошеешь. Знакомься! — Биг-Мак указал на Юлю. — Моя сестра.

Мадлен протянула руку.

— Мадлен.

— Юля.

— Пришлось прихватить ее с собой, —сообщил Биг-Мак. — Мы отсюда на кладбище едем, навестить могилу нашей тети.

Юля удивленно вскинула брови, но Биг-Мак не дал ей и рта раскрыть.

— Сегодня годовщина ее смерти, царство ей небесное. — Максим перекрестился.

— Ты раньше не говорил, что веришь в Бога, — проговорила Мадлен тихим и печальным голосом. Она вообще была тиха и печальна.

— Да что говорить? Это, Мадлеша, здесь... — Биг-Мак ткнул себя пальцем в грудь. Потом деловито снял с плеча сумку. — Это тебе.

— Спасибо. Если не трудно, положи в коляску, — попросила Мадлен.

Биг-Мак сделал, что просили.

— Максимка, заодно проверь, пожалуйста, ту штуку, которую ты вмонтировал туда. По-моему, там что-то с контактами.

— Понял. Айн момент. — Биг-Мак склонился к коляске.

— А где ваш дом? — спросила Мадлен Юля.

— Тут недалеко. А здесь мне очень нравится. Тихо и думается легко...

— За вами приходят?

— Нет, я все сама, только до лифта мальчишки помогают. Вы не думайте, я не совсем беспомощная. Могу стоять и даже ходить немножко. Мой последний рекорд — два с половиной шага без поддержки, — похвасталась певица с грустной улыбкой.

Биг-Мак принялся проверять коляску на ходу, отъехал от скамейки, усевшись сам.

— У вас очень славный брат, — сказала Мадлен.

— Что-то мне в последнее время везет на Мадлен, — невпопад ответила Юля.

— В каком смысле?

— Я тут недавно в «Останкино» была. В концертной студии. Там певицу с таким именем снимали.

— А... Да... Я что-то такое слышала. — Мадлен и бровью не повела.

— Вообще-то удивительно: такое редкое имя в России и вдруг сразу две Мадлен.

— И как она тебе?.. — спросила вдруг певица.

— Голос фантастический! А сама... дешевка!

— Дай мне, пожалуйста, сигарету. Я специально положила подальше, чтобы меньше курить, — попросила Мадлен, как бы пропустив Юлины слова мимо ушей.

Юля взяла лежащую на скамейке, в стороне, пачку. Протянула Мадлен сигарету и дала прикурить от зажигалки.

— Спасибо, — поблагодарила Мадлен и тут же предложила: — Давай на «ты»?

— Давай, — согласилась Юля.

— Ты любишь эстраду?

— Я хорошую музыку люблю.

— А я с детства на эстраде. В четырнадцать уже была солисткой в нашем ДК. Один раз даже в Финляндию ездила. А потом... В машину, где я была с родителями, врезался самосвал... Они погибли, а я вот...

— Как же ты жила все это время?

— Сначала было жутко, а потом привыкла. Знаешь, я убедилась, что поговорка «мир не без добрых людей» еще права. А в последнее время особенно...

— Когда появился Иннокентий?

— Ты знаешь Иннокентия? — Мадлен напряглась.

— Да... Я его как-то с Максимом видела...

— Он очень хороший человек, — проговорила Мадлен торопливо. — Благотворительностью занимается. Вот мне помогает. Казалось бы... кто я ему?..

— А я думала, вы как-то по делам связаны... — сказала Юля не очень уверенно.

— Нет!

— Жаль. Я хотела о нем поподробнее расспросить. Максим недавно начал в шоу-бизнесе работать. А там ведь, говорят, такие дела творятся! Одно слово — мафия!.. Еще вляпается в какую-нибудь историю, — Юля усердно изображала любящую сестру.

Подошел с коляской Биг-Мак.

— Все о'кей, Мадлеш. Колеса крутятся. Можешь хоть в космос стартовать.

— Спасибо. А мы тут с твоей сестрой разговорились.

— О чем? — насторожился Биг-Мак.

— Так, о том о сем. Юля меня об Иннокентии расспрашивала. Боится, чтобы ты не попал в плохую компанию. Я ее успокоила.

Биг-Maк крепко взял Юлю за руку.

— Я же тебя просил, сестрица, не волноваться и не совать нос в чужие дела.

— Пусти, больно! — Юля вырвала руку.

— Вы такие разные... — сказала Мадлен, намекая, что Юля и Биг-Мак не очень похожи внешне. — Побудьте еще немного, ребята, мне что-то не по себе сегодня...

— Ты сочиняешь музыку? — спросила Юля.

— Так, немножко, для себя. Пишу слова, а потом подбираю к ним музыку на гитаре. Дилетантство, в общем.

— Окуджава тоже называл себя дилетантом, — заметила Юля.

— Он великий бард, а что я... Так... «попса».

— Да ладно уж, расскромничалась! От такой «попсы» люди балдеют! —не преминул вставить Биг-Мак.

— Ты хотел сказать, балдели бы, если б услышали? — Мадлен посмотрела на Биг-Мака выразительно. — Какой ты смешной, Максимка...

— Кто смешной? Я?

— Мой братец обожает все раздувать. Все его знакомые — великие люди, гении, от всех балдеют, — стала подначивать Биг-Мака Юля.

— Не веришь? — Максим аж побелел от злости. — Мадлеш, спой что-нибудь.

— Сейчас? Здесь? Но ты же знаешь... — засомневалась Мадлен.

— Ну хоть одну. Чтобы смахнуть улыбочку с этого глупенького личика.

— Зачем ты ее обижаешь? — обиделась за Юлю Мадлен.

— А я не обижаюсь, потому что знаю своего братца, — не приняла слова Максима близко к сердцу Юля. — Да уж спой. А то тетя так и не дождется своего племянника.

Все еще колеблясь, Мадлен вопросительно посмотрела на Биг-Мака.

— Давай. Одну можно, — кивнул Максим, которому ну очень уж хотелось «умыть» Юлю.

Мадлен перебрала струны.

— Может быть, из «Исповеди»? Она не новая, из моих школьных сочинений...

— Вот-вот, — обрадовался Максим, — как раз для моей сестры. В прошлом — пламенной пионерки.

— Ну теперь, Максимка, помолчи, велела Мадлен. Представьте себе: молодая девушка... девочка, в общем, и, конечно, не пионерка, приходит на исповедь к священнику, и вот:

— Отче.

Я скажу вам все, как было... Отче.

Я учителя любила!

Мать меня собачьей цепью била,

Чтобы я про ту любовь забыла...

Мадлен начала вполголоса, как бы вполсилы, однако довольно скоро забыла обо всем, кроме песни, и запела, не стесняясь обнаружить опасное сходство с голосом той, «другой» Мадлен.

Биг-Мак напрягся, заерзал на скамейке, опасливо оглядываясь по сторонам, однако остановить, перебить Мадлен не решался.

Отче,

Я ходила к его окнам, Возле них я плакала и мокла... Сердце мое в колокол звонило: Я любила, отче, я любила! Тайных его дум Я не узнала...

Отче, может, струсил он скандала? Только объявил: «Прощай, глупышка.

Вот тебе на память эта книжка»... Милое окно его погасло. Стало пусто. Стало безопасно. Ну, а книжка — будто в назиданье: «Сто лет одиночества» — названый.

Заслушавшись, ни Юля, ни Биг-Мак не заметили, что в глубине парка, за деревцем, притаился еще один «благодарный слушатель» — Крюк...

Глава двадцать восьмая. «В НАШЕМ БИЗНЕСЕ ТРУСОВ НЕТ!..»

Биг-Мак удобно расположился в кресле за низким журнальным столиком, на котором стояла вазочка с вареньем, сахарница, и на красивом блюде даже лежало несколько пирожных.

С горячим чайником в руках появилась Юля.

— Ты уверен, что не хочешь кофе?

— Конечно, уверен. Как можно быть неуверенным в том, чего хочешь?!

— А то смотри, это мне две минуты. Как раз пока пирог подойдет. — Юля поставила чайник на стол.

— Зря ты затеяла этот пирог.

— Просто я время не рассчитала. Если бы успела к твоему приходу — никакого пирога бы уже не было. Ты бы его съел не заметив! Знаешь какой вкусный! С изюмом и грецкими орехами. Полагается еще мак положить, но где его взять!

Вспомнив, по его мнению, смешной анекдот, Максим спросил, улыбаясь:

— А бутерброд с анашой?

— С чем? — Юля таких слов не знала.

— Ну... — Биг-Мак хохотнул, — это тоже штука такая... Типа мака.

— Чего нет — того нет, — развела руками Юля. — Кстати, бутерброд можно. С сыром, например. Ты как?

— Да нет. Спасибо. — Максим покачал головой. — Я не голодный. Но времени у меня немного. Говори, зачем ты меня вызывала?

— Покормить хотела. — Юля улыбнулась.

— Ну а если серьезно?

— Я все время думаю про эту Мадлен.

— Я тоже. Но у меня это работа. А ты что?

— Ей нужна помощь.

— Конечно. Я этим и занимаюсь.

— Ты не понял. Ее нужно спасать. Я все знаю, как делать, — заговорила Юля возбужденно. — Мы с тобой завтра поедем в прокуратуру и обо всем расскажем. Они ее защитят и заставят вернуть ей заработанные деньги.

Биг-Мак посмотрел на Юлю как на ненормальную.

— Что ты несешь?! Какая прокуратура? Какие деньги?! Да она сама сейчас всем должна! Окупаться проект начнет только месяца через четыре! Там столько вбухано! Одни костюмы от Шведова!..

— От кого?

— Шведов. Модельер такой. Классный. Но берет!.. Там мало не покажется...

— Знаю! — буркнула Юля довольно зло.

— А нам с тобой, — продолжал рисовать «радужные перспективы» похода в прокуратуру Биг-Мак, — так просто сразу крышка. Безо всяких «если» и «может быть».

— Трусишь?

— Кто?

— Ты!

— Я?!

— Ты!

— В нашем бизнесе трусов нет! — сообщил Биг-Мак с гордостью.

— Оно и видно! Чего ты боишься? Кого?

— Юля, пойми, если даже просто Мадлен болтанет Иннокентию, что я тебя приводил, — будет большая разборка! Ее категорически запрещено с кем-либо знакомить! Это же ото всех тайна — кто поет на самом деле! — Биг-Мак втянул носом воздух. — Пахнет паленым.

— Не придумывай.

— Судя по всему, пирог уже не съедобен. — Максим сделал скорбное выражение лица.

— Ой! — Спохватившись, Юля помчалась на кухню. Биг-Мак же с удовольствием впился зубами в пирожное. Юля вернулась в расстроенных чувствах.

— Так и есть. Сгорел.

— Ешь пирожные, — посоветовал нечуткий к трагедии хозяйки Биг-Мак. — Очень свежие. Продавщица мне сказала, только что привезли.

— Неохота. — Юля уселась на диван.

— Понимаю: фигура, талия, бедра. — Биг-Мак облизал пальцы и цапнул еще одно пирожное.

— Болтун, — Юля потрепала Максима по волосам.

— Какие планы? — тут же осведомился болтун, желая как можно дальше уйти от опасной темы прокуратуры.

— Дома буду.

— Тогда я как освобожусь — позвоню.

— И мы договоримся на завтра?

— А что у нас завтра? — томимый жаждой после такого количества сладкого, Биг-Мак огромными глотками пил чай.

— Как что? Поход в прокуратуру.

Максим поставил чашку на стол. Вздохнул тяжело, как человек, которому приходится начинать сначала долгий и трудоемкий процесс.

— Нет. Ты точно с ума сошла.

— Если ты не хочешь, я одна пойду. Пусть мне никто не поверит, пусть меня потом убьют, — в Юлином тоне появился даже некоторый пафос, — но я не могу сидеть и ничего не делать!

— Ты понимаешь, с кем ты хочешь воевать? — по-прежнему пытался апеллировать к Юлиному здравому смыслу Максим. — Тебе что, очень хочется -получить по ноге кирпичом и всю жизнь хромать? Или остаться с одним глазом? Или просто утонуть в бочке с цементом?

— Ты фильмов насмотрелся. И тут Биг-Мак сорвался:

— Да фильмы эти — ерунда! Детские шалости! — Он вскочил и быстро прошелся по комнате. — По сравнению с тем, что с тобой могут сделать в реальной жизни! И, поверь мне, даже не очень много денег на это потратят! Покалечить такого человека, как ты, стоит недорого! А убить — так еще дешевле! Неквалифицированный труд!

Максим замолчал. Еще немного походил по комнате, успокаиваясь. Потом вернулся на место. Сел.

— Что же делать? — спросила Юля тихо. Судя по всему, она наконец поверила в правдивость слов Максима.

— Ничего не делать! Поняла?! Ничего, — Биг-Мак все еще был взбешен Юлиной детской наивностью. — Сидеть тихо. Ты ничего не знаешь. Нигде не была. Ни у какой Мадлен... — Он встал. — И со мной почти незнакома... Господи, какой же я идиот! Угораздило связаться!

— Трус! — коротко сказала Юля. — Трус! Бросаешь меня! И пожалуйста! Я все равно пойду. Слышишь, трус, пойду! И расскажу правду! И мне поверят.

— Идиотка! — Биг-Мак быстро вышел из комнаты. В коридоре громко хлопнула дверь.

Юля некоторое время сидела неподвижно, потом поднялась и пошла в ванную. Умылась. Выйдя из ванной, в расстроенных чувствах опустилась в стоящее в прихожей кресло. Совсем уже было собралась заплакать, как в дверь позвонили.

Радостно вскочив, Юля бросилась к двери.

Но это был не Биг-Мак. Пришла Настя Костикова.

— А... — не смогла скрыть разочарования Юля. — Это ты...

— Нормально! — как всегда громко, объявила Настя, входя. — Теплая встреча высоких договаривающихся сторон! Овации и рукоплескания! Ты, между прочим, целый месяц любимую подругу не видела!

— Извини, я не думала, что это ты.

— В том смысле, что знала бы, что я, — вообще не открыла бы?!

Юля попыталась загладить невольную грубость.

— Да ладно тебе... Проходи... Как твой маленький?

— Маленький — помаленьку. Куда прикажете идти?

— А вот, в комнату. — Юля показала. — У меня пирожные вкусные, я тебе кофе сварю. Ты же любишь кофе...

Девушки вошли в комнату.

— М-да, — Настя тут же оценила накрытый стол. — Я сразу подумала, что этот тип от тебя выскочил. Неужели, — Костикова наигранно огляделась по сторонам и, склонившись к Юле, прошептала по слогам:

— При-ста-вал? Юля покраснела.

— А... — выразила догадку Настя. — Значит, ты его выгнала за то, что н е приставал!..

— Никто его и не выгонял! — вспыхнула Юля. — Сам ушел.

— Ага, — «поверила» Настя. — Ну конечно, сам. Поэтому и с ног чуть меня не сбил. В подъезде. Вспомнил, наверное, про занятия в кружке «Умелые руки» и заторопился...

— Костикова, кончай, а... — Юле было не до шуток. Она и в самом деле переживала уход Максима.

— Все. — Настя была понятливой девушкой. — Молчу. Храню покой.

— Ты чего-то хотела? — спросила Юля без особого энтузиазма, скорее из вежливости.

— Что может хотеть женщина-мать, когда ребенок спит?

— Ну?

— Женщина-мать или тоже хочет спать, — довела Костикова до сведения неопытной подруги, — или ей требуется активная светская жизнь.

— Чего тебе требуется?.. — спросила Юля с сарказмом.

— Светская жизнь, — пояснила Настя и принялась изображать светскую львицу: — Только что я посетила торговый дом «Детский мир». А сейчас присутствую на фуршете, — «дама» взяла со стола пирожное и продолжала уже с набитым ртом, — у самой госпожи Кузнецовой.

— Ас ребенком кто? — решилась узнать «госпожа Кузнецова».

— Любящая бабушка, — был получен ответ. — Нет, ты не подумай там чего... По-прежнему любящая себя бабушка. Но — и на старуху, как говорится, бывает проруха.

— А любящий себя отец не появлялся?

— Что отец... — Настя принялась за второе пирожное. — Отец, как утверждает наука, всегда неизвестен. Кстати, а твой где?

— Папа? В командировке.

— Когда вернется? Юля пожала плечами.

— Не знаю.

— Далеко?

— Где-то под Москвой. Не то Шатура, не то Руза...

— Что это его занесло?

— Я сама толком не поняла. Ни с того ни с сего их совместное предприятие решило выкупить и перепрофилировать, — выговорила Юля с трудом сложное слово, — какой-то заводик, который там приватизируют.

— Акционируют, — поправила Костикова.

— А какая разница?

— Не знаю. — Настя прыснула. — Но, говорят, большая. Юля захохотала тоже.

— Ну вот, — добавила она, справившись со смехом, — короче говоря, его и послали, экспертом.

— Ну хорошо, — судя по всему не озабоченная сохранением фигуры, «женщина-мать» поглощала пирожные с такой скоростью, что Биг-Маку и не снилось. — Значит, ты теперь осталась вообще одна.

— Да нет. Я думаю, он через день-два вернется.

— Это, конечно, хуже, но я на это шла, — проговорила Настя загадочно.

— В каком смысле?

Настя доела пирожное и спросила, стараясь сохранять непринужденный тон:

— Как ты отнесешься к тому, если мы с ребеночком у тебя поживем? Недельку?

— А зачем? — Юля несколько опешила от неожиданности вопроса.

— Да мы там ремонт затеяли... — как-то не очень уверенно проговорила Костикова.

— Ремонт?

— Ну да. Косметический. Стены побелить. Обои покрасить. То есть обои поклеить... Ну, в общем, как полагается.

— Ну, пожалуйста. Я думаю, папа возражать не будет, — сказала Юля.

— Ну и отлично, — обрадовалась Костикова. — Тогда к утру жди.

— А что? — осведомилась Юля недоверчиво. — К тебе уже завтра мастера придут?

— Ну да. А что?

— А если бы я не согласилась?

— А чего тебе отказываться? Я же знаю, что ты в усеченном виде существуешь. Кстати, как мамаша поживает? Оттягивается с модельером на полную катушку?

— Вполне возможно. Подожди, Насть, ты чего-то темнишь.

— Я?! — возмутилась было Костикова и тут же покорно согласилась: — Ну, немножко.

— С мамой поругалась? — догадалась Юля.

— Не то слово, — созналась Костикова. — Нам с тобой на мамаш везет. Пер у нас на них!

— А что случилось?

— Ничего. Просто она вроде тебя. Она очень с зятем... С отцом ребенка познакомиться хочет.

— А ты чего?

— Ничего. Стою на своем. Мол, погиб, выполняя задание Родины.

— Ага... — кивнула Юля, оценив юмор, — при испытании новейшей модели самолета.

— Если бы, — вздохнула Костикова. — На самом-то деле все произошло гораздо прозаичнее. Вышел мой Коля покурить, и тут-то его и видели... Наверное, так до сих пор и мотается, горемычный, — Настя «всплакнула», — по орбите.

— По какой еще орбите? — не поняла Юля.

— Как по какой? По космической. Он же не просто так покурить вышел, а в открытый космос.

— А, — догадалась Юля, — так он у тебя космонавт, значит, был?!

— Ну! А я про что! Вот ты, видишь, — сразу просекла, что к чему. А маман моя не верит, представляешь?

— Да ну?..

— Вот тебе и «да ну»... Ладно. Короче, мы переезжаем или нет?

— Переезжаете, переезжаете, — кивнула Юля.

— Тоща все остальные разговоры до завтра, ладно? — засуетилась Настя и направилась к двери.

— Уже уходишь? — Юля прошла за подругой в прихожую.

— Надо. А то, боюсь, космонавтов сын проснется. А любящая бабушка у нас носовые платки от подгузников отличить никак не может.

Неожиданно в дверь позвонили. Настя, которая была к двери ближе, открыла.

Сначала в дверном проеме возник огромный букет роз, а потом появился и сам любитель широких жестов — Биг-Мак.

— Вам, наверное, нужна она? — посторонившись, кивнула в Юлину сторону Настя.

— Совершенно верно. — Максим вошел в квартиру и протянул смущенной Юле букет.

— Я балдею! — конечно же не удержалась от комментария Костикова и молча, «по-английски», исчезла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Юля тут же подошла к Максиму и с явным удовольствием чмокнула его в щеку.

— Как хорошо, что ты вернулся... — она прижалась к его плечу.

Маша страдала болезнью, которую в старину называли сплином — на иностранный манер. Современные врачи бы сказали, что у Маши депрессия. А говоря попросту — Мария Петровна маялась от тоски. Когда ничего не хочется — ни есть, ни пить, ни читать, ни смотреть телевизор... Вот почему Маша искренне обрадовалась, когда увидела в своей больничной палате Леночку Ползунову.

— Леночка! Это вы?! Какая прелесть! Как вы меня нашли? — Накрытая одеялом, Маша сидела на кровати.

— А я с хорошей вестью! — Леночка уселась на стул рядом с Машиной койкой.

— Для меня уже давно лучшие новости — это их отсутствие, — заметила Маша не без грусти.

— Ну! Зачем же так мрачно?! — Ползунова просто-таки источала оптимизм. — Я только что общалась с вашим лечащим врачом. Где-то через час появится завотделением и они будут вас выписывать!

— Сегодня? — спросила Маша довольно равнодушно.

— Вы против? — Ползунова изобразила удивление. — Ну конечно, надо будет полежать дома, но в целом все нормально. Даже хорошо. Как говорят мои коллеги, «жить будет — летать никогда»!

— Да, но я не готова... — Голос Марии Петровны звучал растерянно.

— К выписке? А что тут готовиться?.. Им уже Регина, как обычно, звонила, справлялась о вашем здоровье. Они ей все сказали. Так что через час, не более, под вашим окном замаячит силуэт Шведова.

— Это большое человеческое счастье. — Маша вздохнула.

— Машенька! Что все-таки между вами произошло? — осведомилась Ползунова, довольно правдиво изображая участие.

— Он прочел мое письмо к Сергею. Ну помните?! Я вам рассказывала о нем...

— Конечно.

— Ну вот. Скандал. Я выбежала на улицу.

— Он вас выгнал?!

— Да нет. Ушла я, конечно, сама. Но в таком состоянии... Словом, я даже толком не могу объяснить, что произошло... Нашли меня уже без сознания. Отвезли в больницу...

— Да! — продолжала «сочувствовать» Ползунова. — В вашем положении это самые подходящие приключения.

— Но ваш врач говорит, что я отделалась легким испугом.

— Это не мой врач. Это ваш лечащий врач. Между прочим, он очень хороший специалист. И главный его совет — покой.

Прежде всего душевный. Никаких нервов. Внешний мир для вас не должен существовать.

— Легко сказать.

— И сделать тоже легко. Надо только напрячь волю. Вас не должны интересовать ни войны, ни революции, ни конституции. Вы не должны задумываться, что там не ладится в новой коллекции Игоря Шведова или в школе у Саши...

— В школе у Саши? — перебила Маша озабоченно.

— Ну, это я к примеру. Вы должны полностью погрузиться в себя. Здесь, — Ползунова осторожно коснулась Машиною живота, — должны быть все ваши мысли.

— Вы что-то знаете о Саше? — не унималась Маша.

— Маша... — В голосе Ползуновой звучала мягкая укоризна. Мол, не стоит так нервничать.

— Вы скрываете от меня! — Мария Петровна уже заметно разнервничалась.

— Ну Машенька! Я вам говорю, берегите нервы, а вы на пустом месте...

— На пустом? — спросила Маша с надеждой.

— Маша, Маша... — Ползунова с улыбкой покачала головой. Потом взглянула на часы. — Ну что ж! Я, наверное, уже вам надоела...

— Я, наоборот, так рада... — возразила Маша искренне.

— Машенька! — спросила вдруг Леночка осторожно. — А все-таки... Вы не задумывались, как именно Шведов узнал об этом злополучном письме?

— Я не спрашивала, естественно. Думаю, оно случайно выпало из сумки.

— Вы верите в чудеса? — Ползунова явно намекала, что не все тут так просто.

—А вы хотите сказать, что Шведов роется в моих вещах?! — Маше намек явно не понравился.

— Упаси Бог! — Ползунова в момент пошла на попятную.

— Я не собираюсь навязывать вам какие-либо версии. — Тут Леночка выдержала паузу. — Но я в чудеса не верю.

— Не хочу больше об этом!.. —заявила Маша решительно.

— Вот! — В Ползуновой явно пропадала незаурядная актриса. — Вот это другое дело! Все плохое прочь! Есть только вы и, — Ползунова кивнула на Машин живот, — и он... или она. — Леночка поднялась. — Кстати о плохом... Ай, ладно, — она махнула рукой, как бы желая показать Маше, что передумала рассказывать. — Ну ладно, пойду.

— Все-таки что-то случилось? — Маша конечно же не пропустила слова Ползуновой мимо ушей.

— Нет-нет, — Ползунова показала в улыбке зубы. — Это я так.

— С Юлей?

— У вас прекрасная дочка. Кстати, Машенька! А кого вы хотите сейчас? Мальчика или девочку? — Ползунова словно издевалась.

— Значит, с Сережей? — Последнего вопроса Ползуновой Маша будто и не расслышала.

— С Сережей? С вашим бывшим... — Вот теперь Ползунова была готова нанести сокрушительный удар. — Ну что вы! У него все прекрасно, Регина говорит, что он даже собрался жениться.

— Жениться?.. — У Маши упало сердце.

— Ну да! — Ползунова конечно же делала вид, что не замечает, как больно ранят Машу ее слова. — И знаете на ком?! В жизни не догадаетесь! У них роман с Семендяевой! Он уже неделю живет у нее. Нет. У Сережи вашего все в порядке. Меня другое смущает. Не хотела говорить... Ну уж ладно... Регине кажется, что Игорь Андреевич не слишком то верит, что это его ребенок. Ползунова заговорила с притворной озабоченностью. — Что делать, если он не захочет признать маленького? — Тут Ползунова остановилась, убедившись, что «дело сделано».

Маша сидела молча, с изменившимся лицом и закрытыми глазами...

Квартира Семендяевой была крохотной, однокомнатной, но очень уютной и чистенькой. Белые обои по последней моде, ковер, аккуратные занавесочки на окнах...

Подойдя к зеркалу в коридоре, Сергей застегнул верхнюю пуговицу рубашки и затянул галстук.

— Ты куда-то собрался? — спросила Лена озабоченно. Сергей растерялся. Как будто его поймали за каким-то неблаговидным занятием.

— А... Нет... Я позвонить... Юле. Ты же сама говоришь, что лучше ко мне домой звонить из автомата. Вдруг прослушивают.

— Тебе у меня плохо? — Лена, конечно, в его версию не поверила.

— Ну что ты... Нет, правда. — Сергей по-прежнему был не особо убедителен.

Он подошел к Семендяевой, обнял ее за плечи.

— Мне казалось... Что у нас получается... — проговорила Лена как-то виновато и прижалась к Сергею сама.

— Конечно... — Сергей погладил Лену по волосам.

— Что — конечно? Что — конечно?! — взорвалась вдруг Лена. — Ты же не звонить идешь! Я же вижу!

Сергей устало и обреченно опустился на стул.

Семендяева смотрела на него растерянно, едва не плача. Присев рядом на корточки, снизу вверх стала заглядывать Сергею в глаза. — Сереженька!.. Останься! Я очень тебя прошу!

Сергей медленно покачал головой.

— Ну почему?! Ведь тебе было хорошо со мной! Я знаю! Я чувствую! — На глазах у Лены появились слезы. — Ну почему?! Что я не так сделала?

— Ты тут ни при чем... — вздохнул Сергей.

— А кто?

— Я... Я не могу быть всю жизнь в бегах! Понимаешь?! Не могу! — Сергей вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой. — В конце концов, я должен пойти в прокуратуру и во всем с ними разобраться! У меня есть дочь, которая ждет отца из командировки... Родители... У меня есть сын, которого я, кстати, не видел ни разу с тех пор, как ушла Маша. Наконец, у меня есть работа, которую я люблю. — Говоря все это, Сергей старался на Лену не смотреть.

Семендяева поднялась с корточек. Бросила обиженно и зло:

— Работа...

— Да, представь себе, работа. Интересная работа...

— На которую тебя устроили по милости Шведова.

— Что?!

— Ничего. — Лена жаждала мести. — Ведь телефончик своего СП ты получил от Регины. Правильно?!

— Ну?! — Сергей весь напрягся.

— Твоя любимая Машенька заботливая была, — Лена резким и нервным жестом вытерла глаза. — Сказала Шведову, что уйдет к нему, только когда ты работу найдешь. А то не может же она тебя бросить одного, без средств к существованию. Ну а для него это не вопрос. Игорь Андреич все может. И тебе помочь. Выручить...

Сергей молчал, подавленный услышанным. На дымящейся в его руке сигарете вырос длинный столбик пепла.

— Не нравится? — Семендяева решила бить до конца. — Нет, конечно! Ты же думал, что такие деньги тебе за талант платят! За ум! За образование! А это всего лишь за жену!..

Не помня себя, Сергей влепил Лене такую пощечину, что она еле устояла на ногах. Но, как ни странно, это привело в чувство обоих. У Лены прекратилась истерика, а Сергей, мучимый раскаянием за собственную несдержанность, заключил Лену в объятья:

— Прости. Прости, я не хотел... Это как-то...

— Я сама виновата. — Семендяева снова разразилась рыданиями.

— Перестань, Леночка, ну, пожалуйста... — Сергей пытался успокоить Лену, гладя по волосам.

— Сама... — не унималась Семендяева, — сама...

— Ну при чем тут ты...

— Нет. Это я. Ты просто не знаешь главного.

— Ну все, все, все... — как малого ребенка, продолжал успокаивать Лену Сергей. — Я все знаю.

— Нет. Не знаешь. — Семендяева наконец перестала рыдать.

— Ну? — спросил Сергей устало, готовый уже теперь ко всему. Как говорится — пришла беда, отворяй ворота.

— Тебя никто не ищет, — сказала Лена.

— В каком смысле?

— Ну вообще.

— Что значит — не ищут?! — Сергей по-прежнему не понимал.

— Ну просто... Не ищут, и все!

— Кто не ищет?! — закричал Сергей в бешенстве.

— Ой, только не надо!.. — Лена испуганно шарахнулась от него в сторону, решив, наверное, что Сергей снова собирается залепить ей затрещину.

— Ты можешь толком объяснить?! — Сергей взял Лену за плечи и слегка тряхнул.

— Ну а что тут объяснять, — Семендяева прятала глаза. — Обманула я тебя. Не было никакой милиции. Никто твое дело не поднимал... Никого за тобой не посылали... — Что значит — обманула? — перебил ее Сергей. — Зачем?!

Семендяева молчала, виновато опустив глаза.

— Но я же сам видел, как подъехала к моему дому машина... Как выскочили из нее... — Сергей осекся. — Это что?! Это все ты подстроила?!

— Сереженька, прости меня, а? — Лена и сама чувствовала, насколько невелики ее шансы.

— Да ты знаешь, что я за это время пережил?!.. — Сергей был просто убит.

— Сереженька, я не хотела...

— Ты понимаешь, что со мной... И, главное, зачем? Зачем тебе это нужно-то было?!

— Чтобы ты приехал сюда, — сказала Лена тихо, но отчетливо.

— Что?!

— Чтобы ты переехал сюда!!! — Семендяева истерично закричала.

— Ты сумасшедшая, — сказал Сергей.

— Я... люблю тебя... — Семендяева отвернула лицо — ей не хотелось, чтобы Сергей снова увидел слезы в ее глазах.

— Ну, может быть, хватит?.. — Сергей конечно же понял, что предстоит очередной раунд рыданий. — Ну не надо... Ну Лен.. . Ничего же не случилось...

— А т-ты... Н-не б-будешь б-болыпе кричать... — всхлипнула Лена.

— Ну нет. Нет, — пообещал Сергей твердо.

— Т-ты меня простил?

— Я искренне не понимаю. Зачем надо было меня красть? — Сергей заставил себя улыбнуться. — Я б и сам пришел...

— Меня Ползунова надоумила, — Семендяева шмыгнула носом.

— Кто?

— Да есть одна.

— Тоже сумасшедшая? — попытался пошутить Сергей.

— Да нет. Она-то как раз нормальная. Даже — более чем. Кстати, приятельница твоей жены.

— Моей жены...

— А что? — почувствовав какую-то перемену в Сергее, спросила Лена настороженно.

— Ничего. — Сергей заметно помрачнел.

— Ты теперь вернешься к себе? Сергей не ответил.

— А я уже и продуктов на неделю вперед купила. Мне столько одной и не съесть...

Сергей по-прежнему молчал.

— Ну, может, останешься? — продолжала упрашивать Лена. — Ну хоть на денек?

Сергей молча подошел к Семендяевой. Поцеловал ее в лоб.

— А, — Лена как-то жалко улыбнулась. — А давай ты на мне женишься? Я тебе ребеночка рожу...

— Я уже женат, — заметил Сергей мягко.

— Но вы же разошлись... — напомнила Сергею Семендяева и тут же сказала глупость: — А если она... умрет?

— Что за идиотские у тебя шутки! — Сергей разозлился. И сразу, почувствовав, что сказанное Семендяевой не случайность, набросился на нее: — Ты что?! Ты что-то знаешь?!

— Нет... — Лена испуганно замотала головой. — Я так... — она попыталась улыбнуться, — глупость сморозила... Дура я... Просто...

— Ну!!! — У Сергея только и осталось сил, что на это междометие.

— Она в больнице, — тут же сказала Лена, поняв, что с Сергеем шутки плохи.

— В больнице?! Что с ней?!

— Я не знаю... Я только слышала, что вроде ничего страшного...

— Какой номер?!

— Что — какой номер?

— Номер больницы! Какой номер больницы?! — Сергей грозно нависал над Семендяевой.

— Я не знаю. Я, правда, не знаю, — Лена вся сжалась под его грозным взглядом. — Шведов говорил Регине, что где-то в начале Ленинского...

— Черт! — Сергей бросился к двери.

— Сереженька, — закричала Лена ему вслед, — ты меня совсем не любишь?.. Сереженька...

Но Сергей лишь громко хлопнул дверью...

Иннокентий встретился с Мадлен на обычном месте — в парке на скамейке.

Настроение у продюсера было хорошее вдвойне — и по работе все вроде шло гладко, и денек выдался хоть куда. Иннокентий Михайлович вообще любил природу и свежий воздух.

— Ну что ж, малыш, все хорошо. Я тобой очень доволен, — улыбался он, как всегда, грустной и мечтательной Мадлен. — То, что ты мне передала в последний раз, — пойдет. Я уверен — будет очередной хит. Это что касается музыки. А вот по тексту... С рефреном надо еще поработать. Может быть, все-таки не так литературно? А то не запомнишь с первого раза... — Иннокентий прекрасно знал, что нужно массовой аудитории.

— Хорошо, Иннокентий Михайлович, — согласилась Мадлен покорно. — Я подумаю.

— Только не затягивай, хорошо? С этим делом нужно поторопиться.

— Хорошо, Иннокентий Михалыч.

— Как Макс? Справляется? Ты им довольна?

— Да, спасибо, вполне. В прошлый раз даже авокадо мне притащил, — Мадлен всегда говорила тихо и, казалось, не улыбалась никогда.

— Молодец, — похвалил Биг-Мака босс. — Правильно. Тебе витамины нужны! Может, есть какие просьбы, пожелания? Ты не стесняйся, мы же свои...

— Да я говорила Максу, мне нужна нотная бумага и у меня кончаются чернила.

— Чернила? — Иннокентий недоуменно поднял брови.

— Ну да. Черные. Я пишу всегда перьевой ручкой. Еще с третьего класса. Я говорила Максу, ну еще в тот раз, когда он с сестрой приходил.

— Сестрой? — Продюсер насторожился. — Какой сестрой?

— Ну своей сестрой. Симпатичная такая, Юля, кажется. Он тогда обещал принести. Вы ему напомните, ладно?

— Н-да... — Настроение у Иннокентия Михайловича явно испортилось. — Я ему напомню, — проговорил он довольно зловеще. — Я ему обязательно напомню...

Больше всего на свете Иннокентий не любил, когда кто-то нарушал правила игры. Особенно если этот кто-то находился в его прямом подчинении...

Узнав, что Машу собираются выписывать, Шведов конечно же бросил все дела и примчался в больницу. По дороге заехал за Сашей, справедливо полагая, что Маше будет приятно увидеть сына. Теперь они оба томились во дворе у здания больницы — Саша и Игорь Андреевич. Оба молчали и нервничали.

Шведов вынул сигареты, хотел было закурить, но обнаружил, что пачка пуста.

— Саша, я на угол, в киоск, за сигаретами, — сказал, поднимаясь со скамейки. — Тебе взять что-нибудь? Жвачку, сок, «баунти»?

Саша отрицательно покачал головой.

— Ну, как хочешь.

Шведов ушел. Саша, уже пожалевший о том, что так опрометчиво отказался от «баунти», принялся ковырять ботинком землю.

Невдалеке притормозило такси. Сергей рассчитался с таксистом и вылез. Побежал было ко входу в больницу, но тут заметил сына.

— Саша? — Сергей подбежал к сыну и, заграбастав его в объятия, расцеловал. — Ты был у мамы? Как она?

— Ее сейчас должны выписать, — спокойно сказал Саша.

— У тебя как? Ты почему не звонишь? Ты в порядке? — допытывался отец.

— Нормально... — Саша посмотрел в ту сторону, откуда с минуты на минуту должен был появиться Шведов. — Все у меня нормально...

— В школе?

— Как Юлька? — спросил вдруг Саша.

— Все хорошо. Ты звони нам, ладно? Юльке и мне, — отвечал Сергей бодро.

Игорь Андреевич заметил Сергея издалека. Сначала хотел было обождать, поскольку не видел никакого смысла в подобной встрече, потом все-таки, решив, что уже не мальчик и не пристало ему прятаться как нашкодившему школьнику от директора, медленно двинулся по аллее туда, где стояли Саша и Сергей.

Подойдя, поздоровался с Сергеем кивком, молча протянул «баунти» Саше.

Как ни велико было искушение, Саша шоколадку не взял. Молча покачал головой.

Шведов вздохнул, сунул шоколадку в карман. Достал сигареты, распатронил пачку. Молча предложил Сергею.

Сергей в ответ вынул и показал свои.

Шведов развел руками. Чиркнул зажигалкой.

Сергей — своей.

Как по команде, все трое повернулись к подъезду. Стали ждать.

Из здания больницы с озабоченным видом вышла Ползунова. Быстро подошла. Хотела было поздороваться, но Шведов опередил ее.

— Что случилось? — спросил он, чуя что-то недоброе.

— Доктор отменил выписку, — ответила Ползунова, косясь на Сергея.

— Почему? Почему, Лена? — Шведов заметно нервничал.

— Ей стало хуже, — сказала Ползунова и, поразмыслив, добавила: — Сильное кровотечение.

— Мама!.. — проговорил Саша испуганно. Казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не заплакать. — А когда?!

— Неизвестно, — ответила Ползунова сухо. — К сожалению, этого не знает никто...

Глава двадцать девятая. «СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ»

Сергей уже в который раз пытался дозвониться в больницу к Маше. Он настолько был уверен, что в трубке, как всегда, раздадутся короткие гудки, что даже не сразу нашелся, когда ему неожиданно ответили.

— Але! — Сергей испугался, как бы не бросили трубку. — Але! Это больница?.. Добрый вечер. Скажите, как самочувствие Кузнецовой из шестой палаты? Да, спасибо... Але, да! — выкрикнул Сергей снова после недолгого ожидания — информацию добыли на удивление быстро. — Без изменений? Спасибо... Скажите, а навестить ее можно?.. А когда будет можно?.. Спасибо.

Вздохнув, Сергей положил трубку. Но телефон тут же зазвонил снова.

— Да! — ответил Сергей. — Добрый вечер, одну секундочку... — Просили Костикову, которая уже несколько дней жила с маленьким у Кузнецовых.

Сергей заглянул в комнату.

— Насть, трубочку возьмешь?

— Иду!.. — раздалось бодрое из глубины комнаты. И Костикова тут же возникла, как и положено кормящей матери, с соской в руке. — Ну что? — бросила она Сергею на ходу.

— А... — Сергей только рукой махнул. — Отечественное здравозахоронение. Состояние удовлетворительное, без изменений, навестить нельзя.

Костикова сочувственно вздохнула и быстро схватила трубку. Через какое-то мгновение она уже в обычной своей манере трепалась по телефону.

Сергей постоял еще немного и медленно пошел на кухню. Настроение у него было — хуже некуда. Только гостей принимать... Однако выхода не было — гости уже пришли, вернее — гость, и нужно было его развлекать...

На кухне все было чин-чинарем: на столе — огурцы, помидоры, зелень и прочий «соответствующий закусон». Ополовиненная бутылка «Смирновской».

За столом восседал начальник Сергея, Николай Петрович, крепкий и простой с виду мужик лет сорока пяти. Чувствовалось, что двести граммов водки, «откушанные» Николаем Петровичем не так давно, не прошли бесследно. Глаза босса мутновато блестели, узел дорогого галстука был ослаблен, верхняя пуговица рубашки расстегнута.

— Ну что? Едем? — воскликнул Николай Петрович, завидев вернувшегося на кухню Сергея.

— Куда? — Сергей в задумчивости опустился на свое место.

— Как это — куда? — удивился забывчивости подчиненного шеф. — Ты же девочкам ходил звонить?

— А-а, нет, — проговорил Сергей медленно. — Сегодня не получится. Какой-то у них там выездной показ завтра. Вставать надо рано, — придумал он с ходу.

— Ой, люблю, грешным делом, манекенщиц!.. — заметил Николай Петрович мечтательно. — Слушай, Серега, что ты со мной делаешь? Чтобы Рокотов пил водку с сотрудником, в нерабочее время, да еще у него дома!.. Просто себя не узнаю!..

— Знаем, знаем ваш принцип, Николай Петрович: служебные отношения не должны носить личного характера, — подыграл начальнику Сергей довольно вяло...

— Ни под каким видом! Железно! Сначала на руководящей работе, потом вот в бизнесе — придерживался неукоснительно, — Николай Петрович поднял вверх указательный палец. — А тут что? Ладно, водка! Так уж ведь и по бабам собрались идти! Вот чем ты можешь объяснить такую неожиданную метаморфозу?!

— Не знаю, Николай Петрович, — в отличие от босса Сергей был трезв как стеклышко. — Вероятно, вашим особым ко мне отношением..

— Именно, Сергей, именно, дорогой. Потому что ты не только классный мужик, но и...

— Отличный специалист, — продолжил за начальника Сергей, разливая водку.

— А ты зря иронизируешь, между прочим! Если хочешь знать, такой спец, как ты, целого отдела стоит! — заявил Николай Петрович почему-то с гордостью. — Если не института!..

— Так уж и института... — Сергей поднял рюмку. — Ладно, Николай Петрович, давайте лучше выпьем. За успех вашего бизнеса.

— Нашего бизнеса, Сергей, нашего... — Николай Петрович поднял рюмку в ответ.

— Да нет, Николай Петрович. Вы у нас босс, хозяин, а я кто? Так... Наемная рабочая сила. Сегодня есть, завтра нет...

— Что значит — сегодня есть, завтра нет?.. Ты мне это брось! Я на тебя, между прочим, большие виды имею!.. Чтоб ты знал!.. — Николай Петрович приготовился выпить.

— Вы, может быть, и имеете... — проговорил Сергей загадочно.

Николай Петрович сначала вроде пропустил его слова мимо ушей, поднес рюмку ко рту, но не выпил, поставил обратно на стол.

— Что-то я не улавливаю, Серега? Ты это к чему?

— А к тому, уважаемый Николай Петрович, что ухожу я от вас.

— Что значит — уходишь?

— Увольняюсь.

— Чего-чего?

Вместо ответа Сергей достал из-под стола свой «дипломат», вынул из него лист бумаги и протянул недоумевающему начальнику.

Николай Петрович порылся в карманах пиджака, нашел очки. Нацепил на нос. Медленно прочел вслух:

— «Прошу уволить меня по собственному желанию»... — Николай Петрович снял очки, положил заявление Сергея на стол. — Интересная икебана... — Все же соображал Николай Петрович туговато. — Я не понимаю, Серега, ты что, шутишь? Напился?

— Трезв как стеклышко, — ответил Сергей. — Подписывать будете?

— Слушай, Серега, не валяй дурака! Объясни толком, что случилось?

— Долго объяснять. — Сергей не желал вдаваться в подробности. Хотя чувствовал, что придется.

— Тебя что, зарплата не устраивает? — задал Николай Петрович вполне резонный вопрос.

— Да нет. Отличная зарплата. Тут грех жаловаться.

— Ну а в чем же тогда дело? — пытался докопаться до истины Николай Петрович.

Сергей молчал. Видит Бог, не хотелось ему начинать этого разговора, но ясно было, что не отвертеться. Начальник хотел знать правду.

— А дело в том, Николай Петрович... — проговорил он наконец. — Вот вы тут дифирамбы мне пели, мол, какой я классный специалист, и все такое...

— Ну, положим, не пел, а говорил. И повторить могу, если надо... — начальник даже обиделся.

— Спасибо, конечно. Но только вы ведь не за это меня держите. Не за таланты мои особенные.

— Интересная икебана... — Николай Петрович искренне не понимал, о чем Сергей толкует. — На кой же ляд ты мне тогда сдался?

— В том-то и дело, что ни на кой. Не я вам сдался, Николай Петрович, а тот человек, который просил вас меня на работу взять. Влиятельный, со связями... Как говорится, без мыла в любую дырку... — проговорил Сергей почти с ненавистью. — Почему же не оказать услугу такому человеку, а, Николай Петрович?

— Я не понимаю: ты про Шведова, что ли? — не сразу сообразил босс.

— Ну а про кого ж еще? Или, может, скажете, он вам не звонил?

— Почему же? Было дело. Звонил, хлопотал. Не он, вернее, а Регина его... — Николай Петрович быстро трезвел — сказывалась «аппаратная» выучка. — Ну и что же в этом такого? Я, милый мой, не настолько богат, чтобы брать людей с Улицы... А потом, неужели ты думаешь, я бы стал держать тебя столько времени, если бы ты мне действительно не был нужен?

Даже при всей моей нежной любви к Шведову и его девочкам. Чего там говорить: он и вправду человек нужный. Но у меня, дорогой мой, не государственная лавочка. Это когда я в министерстве штаны протирал — там я мог платить кому угодно. Хоть твоей теще. Это были проблемы партии и правительства. А тут — извини. Из собственного кармана денежки отсчитываю. И, между прочим, немаленькие...

— Ну хорошо. Предположим, все это действительно так, как вы говорите. Оказалось, что я нужный и перспективный специалист. Бог с ним. Не в этом дело, в конце концов. Скажите, Шведов ведь просил вас, чтобы все оставалось в тайне. Ну, чтобы я ничего не знал о его хлопотах? Ведь просил?

Николай Петрович замялся.

— Ну что вы молчите? — Сергей словно допрос вел.

— Просил. — Николай Петрович признался. — Ну, Регина, в смысле, просила. От его, конечно, имени.

— Вот видите. А знаете, почему он об этом просил?

— Мало ли! Ты же вон у нас какой самолюбивый, оказывается! А он человек деликатный. Не хотел тебя травмировать.

Сергей нервно рассмеялся.

— Да-да, он деликатный!.. Он о-очень деликатный! Вот у вас, Николай Петрович, хватило бы деликатности устроить так, чтобы муж, сам того не зная, продал собственную жену? А, Николай Петрович?

— Черт его знает! — начальник уже начинал сердиться. — Какой муж?! Какую жену? Слушай, Серега, ты либо говори толком, либо не морочь голову! Водку позвал пить, называется!

— Вы что, правда ничего не знаете? — спросил Сергей недоверчиво.

— Да вот тебе крест, — Николай Петрович в сердцах перекрестился. — Господи Боже мой! Понятия не имею! — Тут Николай Петрович осекся, даже рот приоткрыл. Наконец дошло. Понял начальник, что у Сергея «за пазухой». — Подожди, так он у тебя что, жену увел, что ли?.. Прости, конечно, за...

— Увел, Николай Петрович, — ответил Сергей смиренно. — Увел. И не только жену. Он и сына заодно прихватил. Знаете, сейчас это модно. Не надо растить, ночей не спать. Берешь сразу, готовеньким...

— Черт его знает, ничего не понимаю! А зачем же он тоща за тебя просил? Вы же вроде как... враги, получается? — Николай Петрович чувствовал себя полным идиотом.

— Да в том-то и дело, что это не он просил. Нужен я ему как... Это Маша... Ну, жена моя. Бывшая. Я тогда без работы сидел, перспектив никаких... В общем, глухо было, как в танке. Ну вот Машка ему и сказала: мол, уйду к тебе, только когда Сережу на работу устроишь. Не могу ж я его вот так бросить, в общем, что-то в этом роде. Подробностей не знаю... Ну, он и устроил... Вот и получается, что я собственную жену, с которой двадцать лет прожил и двоих детей родил, за вашу комбинированную зарплату — продал... — Сергей не удержался, опрокинул рюмку.

— Да, интересная икебана получается... — проговорил медленно Николай Петрович и выпил тоже. Закусил огурчиком. — Ну так ты ж не знал!

— А какая разница? Теперь-то знаю!

— Кто ж это тебе доложил?

— Нашлись люди...

— Наверняка какая-нибудь баба удружила, — как в воду глядел начальник.

— Да какое это имеет значение! Вот вы лучше скажите, Николай Петрович, только так честно, по-мужски: могу я после этого у вас работать или нет? — поставил вопрос ребром Сергей.

Николай Петрович не ответил. Вздохнул, достал сигарету. В задумчивости закурил...

Как и любой мужчина, Анатолий Федорович конечно же много слышал о манекенщицах, но никогда их не видел. По крайней мере, вживую. Именно поэтому Анатолий Федорович не без интереса наблюдал, как репетируют на сцене дома моделей манекенщицы под руководством некой пожилой, но подтянутой дамы. Надо ли объяснять, что дело происходило не в каком-нибудь доме моделей, а в доме моделей Игоря Шведова.

Анатолий Федорович одет был вполне официально — в костюм и галстук.

Мимо, с платьем на вешалке в руке, пробежала какая-то девушка.

— Простите... — окликнул девушку Анатолий Федорович.

-Да?

— Мне бы Шведова. Игорь Андреича...

— Наверх — налево — по коридору. — Девушка умчалась.

— Спасибо.

Неуверенно оглядываясь по сторонам, Анатолий Федорович двинулся в указанном направлении.

Когда Анатолий Федорович наконец добрался до приемной модельера, у Регины на столе зазвонил телефон. Не глядя на посетителя, Регина Васильевна сняла трубку. Анатолию Федоровичу пришлось ждать, пока она закончит разговор.

— Салон Игоря Шведова, добрый день... — сказала Регина в трубку. — Да, я вас слушаю... Нет, к сожалению, мы не имеем возможности оказывать спонсорские услуги... Со временем — может быть, но сейчас нет... Я все прекрасно понимаю, но мы не благотворительная организация. Всего доброго. — Регина положила трубку и подняла глаза на Анатолия Федоровича: — Простите, что вы хотели?

— Добрый день... — решил поздороваться сначала Анатолий Федорович.

— Добрый. Я вас слушаю. — Регина всем своим видом показывала, что ее отрывают от очень важных дел.

— Мне бы Шведова Игорь Андреича... — проговорил Анатолий Федорович осторожно.

— Он занят.

— Но я по очень важному делу.

— У вас назначено?

— Нет, но...

— К сожалению, ничем не могу вам помочь. Игорь Андреич принимает только по предварительной договоренности, — отрезала Регина.

— Видите ли, я действительно по очень важному делу, — Анатолий Федорович старался звучать как можно вкрадчивее и мягче. — Если вы сообщите ему, кто я, уверен, что он меня примет.

— А вот я не уверена.

— Все-таки я вас очень прошу. Просто скажите, что пришел Сашин дедушка. И все... Ну а если он действительно откажет, тогда я не стану вас больше беспокоить. Тотчас же уйду, обещаю вам.

— Ладно, — Регина насторожилась. — Уговорили. Она нажала кнопку селектора.

— Ну в чем дело, Регина? — отозвался Шведов недовольно.

— Игорь Андреич, я прошу прощения, но тут к вам... Сашин дедушка, — доложила Регина.

— Кто-кто?

— Сашин дедушка...

— Ну, хорошо, — согласился модельер не сразу. — Пусть зайдет.

— Слушаюсь, Игорь Андреич. — Регина тут же указала Кузнецову-старшему на дверь кабинета. — Прошу вас. Только учтите — у него очень мало времени.

— Спасибо. Я обязательно учту, — пообещал Анатолий Федорович и исчез за кабинетной дверью...

Николай Петрович вздохнул, вынул из кармана пиджака ручку и молча подписал заявление Сергея.

— Все правильно, Серега. Кто-нибудь другой, может, и смог бы. А такой, как ты...

— Спасибо, Николай Петрович, — поблагодарил Сергей.

— Да уж за что «спасибо»... — шеф был искренне расстроен. — Ты прости, я не знал... Я ж ведь все эти интриги на дух не переношу, никогда в них не участвовал... Слушай, а давай я Гукасяну позвоню? Он же тебя с руками и ногами отхватит! А?! Давай! Сейчас, только записную книжку достану!.. — Николай Петрович потянулся за «дипломатом».

— Ладно, Николай Петрович, не надо, — остановил его Сергей. — Как-нибудь в другой раз.

— Ну почему, почему ты не хочешь?! Шведов-то тут уже ни при чем! Это мои кадры! Ну что ты, в самом деле, без работы, что ли, будешь сидеть?!

— Ну, без работы я, положим, не останусь... Слушайте, Николай Петрович, давайте лучше допьем, а? Я же вас всетаки в гости позвал, как-никак... — Сергей кивнул на бутылку. — Что тут осталось?

— Наливай!.. — согласился шеф. Сергей быстро наполнил рюмки.

— Но — с одним условием, — Николай Петрович поднял вверх указательный палец.

— Слушаю.

— Бру-дер-шафт, — проговорил Николай Петрович по слогам.

— Принимается. — Сергей поднял рюмку.

— Тогда — поехали!.. — Николай Петрович сноровисто захватил руку Сергея своей...

Анатолий Федорович вежливо кивнул с порога шведовского кабинета:

— Здравствуйте.

— Добрый день. — Подойдя, модельер протянул Анатолию Федоровичу руку. — Очень приятно. Шведов.

— Кузнецов. Анатолий Федорович, — представился в ответ Кузнецов-старший.

— Очень, очень приятно. — Игорь Андреевич улыбался, стараясь не показывать своей настороженности.

— Простите меня за неожиданное вторжение, — начал Анатолий Федорович, — но я, грешным делом, подумал, что на работе удобней, чем дома. Во всяком случае, есть вероятность вас застать.

— Не стану спорить. Дома я редко бываю... Проходите, пожалуйста, садитесь. — Шведов указал на кресло.

— Спасибо. — Анатолий Федорович сел. Шведов вернулся к себе за стол. Повисла неловкая пауза.

— Так чем могу быть полезен, Анатолий... — Шведов запамятовал.

— Федорович, — напомнил старик.

— Анатолий Федорович.

— Видите ли, Игорь Андреич... — Анатолий Федорович решил заходить издалека. — Кстати, как здоровье моей бывшей невестки? Я слышал, что она в больнице?

— Да... Она действительно еще в больнице, но дело идет на поправку, спасибо, — Шведов старался быть максимально любезным. — Надеюсь, в ближайшие дни ее выпишут.

— Угу... Рад это слышать... А как... мой внук?

— Саша? Замечательно. Учится, ходит на тренировки. Все хорошо. А разве он вам не звонит?

— Нет, он звонит иногда, но...

— Я обязательно скажу, чтобы он звонил почаще и... навещал, — пообещал Игорь Андреевич.

— Спасибо...

— Да не за что. Бабушка с дедушкой это, как говорится, святое.

Анатолий Федорович согласно кивнул.

— Если проблема в этом, Анатолий Федорович, — решил сворачивать беседу Шведов, — то, уверяю вас, я использую все свое влияние.

— А вы имеете на него влияние? — осведомился Анатолий Федорович ревниво.

— Несомненно. Впрочем, так же как и он на меня. Вообще, мы с Сашей большие друзья.

Анатолий Федорович молча кивнул.

— Все в порядке, Анатолий Федорович? Инцидент, как говорится, исперчен? — Шведов даже слегка привстал, показывая, что собирается закончить разговор.

— Честно говоря, не совсем... — проговорил Анатолий Федорович медленно,

— Ну что же... — Шведов совладал с раздражением. С самого начала разговора он чувствовал, что от старика так просто не отделаешься. — Тоща я вас слушаю...

— Видите ли, Игорь Андреич, мы с Анной Степановной, Сашиной бабушкой, люди пожилые, давно на пенсии... — Анатолий Федорович по-прежнему явно не собирался «брать быка за рога». Ну, само собой, домоседы... Наше дело стариковское, как говорится...

— Так-так, ну и?.. — Игорь Андреевич уже с трудом сдерживал нервы.

— Пенсия у нас приличная, — с буддийской невозмутимостью продолжал Анатолий Федорович, — даже остается немного. Так что в средствах мы не стеснены...

— Очень рад за вас. И что же?

— А вы человек занятой, много времени проводите на работе, и, учитывая то обстоятельство, что наша бывшая невестка сейчас в больнице, мы подумали, что... может быть, Саше будет лучше пожить какое-то время у нас. Ну, естественно, до тех пор, пока наша бывшая невестка окончательно не поправится... Вот я и пришел узнать, что вы думаете по этому поводу?

— Ах, вот оно в чем дело... — проговорил Шведов не сразу. — А я-то все думаю, что вы так издалека подбираетесь... Видите ли, любезный Анатолий Федорович... Я, конечно, уважаю ваши родственные чувства и понимаю, что вы руководствуетесь исключительно любовью к Саше, и ничем иным, но... выражаясь конторским языком, вряд ли смогу удовлетворить вашу просьбу...

— Почему, осмелюсь спросить? — осведомился Анатолий Федорович вкрадчиво.

— Потому что считаю, что Саша должен жить дома. Что бы ни случилось. А дом его сейчас там, где мы живем с Машей. То есть в моей квартире.

— Но, Игорь Андреич, ведь это совсем ненадолго. Я уверен, что моя бывшая невестка... — начал было Анатолий Федорович.

— Мария Петровна, — поправил Шведов.

— Что?

— Называйте ее лучше Марией Петровной, — попросил Игорь Андреевич со зловещей корректностью в голосе.

— Хорошо... — Анатолий Федорович слегка смутился. — Что Мария Петровна, Маша, скоро поправится и статус-кво, так сказать, будет восстановлен. Уверяю вас, мы не преследуем никаких тайных целей...

— А я вас ни в чем и не подозреваю, уважаемый Анатолий Федорович. Более того, я даже готов признать вашу частичную правоту. Да, без Маши действительно тяжело. А мальчику — в особенности. Просто хотя бы потому, что ему некому разогреть обед. Я, как известно, все время на работе да и, признаться честно, небольшой специалист по кулинарной части. Но я хочу, чтоб вы поняли, Анатолий Федорович: у нас семья. Во всяком случае, мне хотелось бы на это надеяться. А значит, что бы ни случилось, мы должны быть вместе. Я надеюсь, вы меня понимаете?

— Да, но бывают ситуации...

— Не бывает, Анатолий Федорович, — перебил Шведов довольно резко. — Не мне вас учить, вы пожилой человек и со своей женой прожили, наверное, лет тридцать по меньшей мере...

— Сорок два года и четыре месяца, если быть совсем уж точным.

— Ну вот видите. Так что вам лучше меня известно, что семья — она либо есть, либо ее нет. Либо все вместе, либо...

— А Саша? — не сдавался Анатолий Федорович, несмотря на всю убедительность аргументов модельера.

— Что, Саша?

— Может быть, стоит у него поинтересоваться? Что он думает по этому поводу?

— Анатолий Федорович, — заметил Шведов жестко, — Саша еще маленький мальчик и не всегда сам в состоянии решить, что для него хорошо, а что плохо.

— Но, может быть...

— Анатолий Федорович, — Шведов перебил. — До тех пор пока Маша в больнице, всю ответственность за Сашу несу я. А мое мнение вам известно.

— А Маша?.. — продолжал упорствовать старик. — Мне кажется, она бы с пониманием отнеслась...

— Вполне возможно. Но мне бы не хотелось ее беспокоить. Простите, но у меня сегодня еще очень много дел. — Игорь Андреевич поднялся, давая понять, что разговор окончен.

— Ну что же... Не буду вас задерживать. — Анатолий Федорович тоже встал.

— Всего хорошего. Приятно было познакомиться, — сказал Шведов.

Достав ручку, Анатолий Федорович что-то быстро написал на маленьком листочке бумаги. Протянул Шведову.

— Что это? — Игорь Андреевич взял листок.

— Наш телефон. На тот случай, если передумаете.

—Я не передумаю. А за телефон — спасибо. Мало ли что.

— Всего доброго. Честно говоря, надеялся на ваше благоразумие, — на прощание заметил Анатолий Федорович с укором.

— Сожалею, что не оправдал надежд, — ответствовал модельер невозмутимо. — Всего наилучшего.

Когда Анатолий Федорович ушел, Шведов вернулся за стол, посидел какое-то время в задумчивости. Разговором этим Игорь Андреевич был явно недоволен.

Нажал кнопку селектора.

— Слушаю, Игорь Андреич, — привычно отозвалась верная секретарша.

— Регина, солнышко, — проговорил Игорь Андреевич устало, — если вдруг придет Сашина бабушка, то меня нет, договорились?

Иннокентий в раздражении поглядывал на часы. Вот уже двадцать минут они с Крюком ждали Биг-Мака в условленном месте — на одной из скамеек Суворовского бульвара. Биг-Мак неприлично опаздывал.

Наконец его фигура замаячила невдалеке.

— Опаздываешь, — не глядя на Биг-Мака, бросил Иннокентий зло.

— Простите, босс, но с этим метро...

— Садись... — Иннокентий перебил. Биг-Мак послушно опустился на скамейку.

— У меня мало времени, — по-прежнему глядя куда-то в сторону, сказал Иннокентий. — Поэтому отвечай быстро и четко. Тебе известно, что Мадлен светить нельзя?..

— Понимаете, босс... — Биг-Мак не на шутку испугался.

— Да или нет?

-Да...

— Тогда я жду объяснений.

— Вас интересует...

— Да! Меня интересует, какого черта ты притащился к Мадлен с какой-то девкой?

Биг-Мак растерялся.

— Ты меня задерживаешь.

— Понимаете, босс, ко мне сестра приехала...

— Ты хочешь сказать, что это была твоя сестра...

— Да... — Максим был не очень уверен и сам чувствовал это.

— Что-то я не припомню, чтобы у Биг-Мака была сестра? — обратился Иннокентий к Крюку.

— Я тоже, — подтвердил Крюк.

— Да она двоюродная. Троюродная, вернее... — нашелся Максим.

— Ага, — Крюк хохотнул. — Из Урюпинска.

— Да не из какого не из Урюпинска! Из Плеса она! Город такой на Волге!

— Волжанка, значит, — заметил продюсер с окающим волжским говором.

— Пусть не гонит, — ухмыльнулся Крюк. — Никакая это не сестра. Я его сто раз с этой девкой видел. Юлька ее зовут.

— Да перепутал он! Юльки там и близко не было! — почти закричал Биг-Мак. — Просто они похожи немножко. Ну, в смысле маленькие, темненькие обе... Понимаете, девчонка первый раз в Москву приехала! Ну дикая совсем! Ее просто оставить не с кем было!.. — он фантазировал на ходу.

— Харэ горбатого лепить! — набросился на Максима Крюк. — «Маленькие, темненькие»... Юлька это была. Точно говорю, не слепой!

— Ладно, Крючок, не кипятись. Завтра в три, если мне не изменяет память, у нас встреча с Мадлен. Мальчик, — Иннокентий кивнул на Биг-Мака, — приведет с собой сестру. Надеюсь, она еще не уехала в Плес? Если Мадлен ее узнает, значит, ты, Крючок, прямо оттуда пойдешь к глазному доктору. Ну а если не узнает... — Иннокентий Михайлович сделал многозначительную паузу.

Биг-Мака бросило в холодный пот.

— Будь здоров, — бросил Иннокентий, вставая. — И не опаздывай завтра...

Иннокентий и Крюк ушли. А бледный от испуга Биг-Мак остался сидеть на скамейке...

Гоша был одет слишком торжественно: темный костюм, дорогой шелковый галстук. И не в кафе позвал, как всегда, а в дорогой ресторан. И цветы купил — когда Катя пришла, он их ей вручил, а потом уже вышколенный официант принес вазу, поставил букет. Очень все это Катю настораживало...

— Еще шампанского? — спросил Георгий.

— Нет, спасибо.

— Коньяку?

— Что-то не хочется.

— Тогда, может, вина? Здесь есть хорошее. Я закажу... Гоша поднял руку, чтобы позвать официанта.

— Спасибо, не надо, — проговорила Катя почти зло.

— Что случилось?

— Ничего не случилось.

— Тебе здесь не нравится?

— Да нет, очень нравится. Замечательный ресторан.

— Тогда... В чем дело?

— Вот это я и хотела у тебя спросить: в чем дело?

— У меня?

— Ну конечно. Ведь у тебя же есть ко мне какое-то дело, правда? Говори, я тебя внимательно слушаю.

— А... — Гоша как-то растерялся. — С чего ты решила?

— Ну, знаешь, тут не нужно быть большим психологом. То мы не видимся неделями, а то ты вдруг даришь мне роскошный букет, приглашаешь в кино, причем на мелодраму, которую, как известно, терпеть не можешь. Вдобавок ко всему еще ведешь в ресторан. Согласись, что все это несколько настораживает.

— Можно подумать, мы с тобой никогда не ходили в кино и не бывали в ресторанах, — Гоша улыбнулся.

— Ходили, Гошенька, ходили. И в кино ходили, и в ресторанах бывали. И даже цветы ты мне дарил. Когда вот только последний раз... Не припомню... То ли на день рождения, то ли на Восьмое марта... Не важно. Просто все это было как-то по отдельности... Фрагментарно. А тут вдруг такой каскад... Да еще вон галстук надел... Нет, Георгий, здесь что-то нечисто, — заключила Катя.

Гоша молчал, потупив взор. Катя потрогала Гошин лоб.

— Странно, температуры вроде нет... Что случилось, Георгий? Где ваши шутки? Куда подевался ваш искрометный юмор? Может, вы пьяны? Или, не дай Бог, скушали чтонибудь не то... Слушай, а может, галстук мешает?..

— Кать, послушай...

— Слушаю. Очень внимательно слушаю. Только давай сразу к делу, ладно? Без всяких этих...

— Я так не могу... — Гоша вздохнул.

— Учись, милый, учись... Ты же ведь уже большой мальчик...

Гоша молчал.

— Не томи, Георгий. Ну давай: она молодая, красивая. Без детей... Любовь с первого взгляда... — пыталась спровоцировать оробевшего Гошу Катя.

— Ну что ты несешь?

— Хорошо-хорошо. Старая и страшная. Четверо детей, восемь внуков...

Гоша вздохнул тяжело.

— Опять не угадала? Ну, тогда не знаю... — Катя развела руками.

— Слу-ушай, — Катя явно переигрывала, — а может, ты решил сделать мне предложение?.. Нет... Галстук, ресторан, цветы, все это не то. Вот в джинсовом костюме в лифте или гденибудь на лестничной клетке — это я еще могу себе представить... А так... Боюсь, что опять мимо.

— А если нет? — спросил Гоша.

— Что значит — если?

— Ну... Если я действительно решил сделать тебе предложение?

— Не морочь голову!..

Гоша ничего не сказал. Неожиданно налил себе чуть ли не полный стакан коньяку и опрокинул залпом.

— Ты же за рулем! — возмутилась Катя.

— Кать, выходи за меня замуж... — брякнул вдруг уже не совсем трезвый автомобилист.

— Ты считаешь, что это смешно? — спросила Катя не сразу.

— Черт возьми! — выкрикнул Гоша так громко, что привлек к себе внимание немногих посетителей ресторана. Они дружно оторвали взоры от тарелок и обернулись на Гошу. — Ты же, кажется, видишь, что я не шучу!

— Я вижу, что ты пьян. Вот это я действительно вижу, чувствуя себя неуютно под этими взглядами, — сказала Катя.

— Перестань молоть ерунду! Ты прекрасно знаешь, что я никогда не бываю пьян!

— Исключение только подтверждает правило.

— Ну хорошо. Поехали, — Гоша предпринял попытку встать.

— Куда поехали?

— В загс!

— Куда-куда?

— Кать, я серьезно. Мы едем в загс!

— Тебе сейчас только за руль садиться.

— Поехали, я сказал! — Гоша резко вскочил.

— Что значит — ты сказал? Ты кто? Господь Бог? Президент России? Или, может, ты мне муж? На худой конец... — Катя говорила презрительно. — Какое ты имеешь право так со мной разговаривать?

— Прости. — Гоша сел.

— Я подумаю, — ответила Катя сухо и подозвала официанта. — Будьте добры, — распорядилась она, когда официант не замедлил приблизиться — три... нет, четыре кофе. И, пожалуйста, — проследите, чтобы он все выпил, хорошо?

Официант послушно кивнул.

— Спасибо, — поблагодарила Катя и поднялась из-за стола.

— Ты уходишь? — спросил Гоша обреченно.

— И тебе тоже — огромное спасибо. Все было очень вкусно. — Катя быстро пошла к выходу.

— Кать, подожди! — закричал Гоша вслед. — А цветы? Катя?!

Но Катя даже не обернулась.

С четырьмя чашками кофе на подносе возник официант. Гоша молча помахал рукой: мол, не надо.

— А как же?.. — спросил официант растерянно. — Просили проследить, чтобы вы все выпили...

— А я и выпью, — кивнул Гоша и тут же добавил: — Коньяк.

— Сто? — осведомился официант понимающе.

— Сто пятьдесят.

— А как же кофе? —Я заплачу.

— Полминуты. — Довольный, официант исчез. Гоша остался за столиком один...

Глава тридцатая. СЕСТРИЧКА ИЗ ПРОВИНЦИИ

Узнав от сестры, что Анатолий Федорович ходил к Шведову, Сергей разозлился.

— Господи, зачем же он к нему поперся?.. Ну думать же, в конце концов, надо!

— Так что, братик, готовься к бою. — Разговор брата и сестры проходил конечно же на кухне. Катя ненадолго забежала к Кузнецовым.

— ...Теперь еще ко мне явятся мозги полоскать! — сетовал на родителей Сергей. — Слушай, они что, не понимают, что это все может плохо кончиться?!

— Там особенно отец разбушевался, — сказала Катя. — Мамахен его еще успокаивала. Говорит, ничего страшного, подумаешь, неделя-другая...

— Какая неделя! Машка уже месяц валяется!

— Вот-вот, — заметила Катя с иронией. — Можно подумать, что вы с Анатолием Федоровичем родственники. — А у ребенка есть отец, есть дед, бабушка, тетка, в конце концов! — спародировала она отца.

— И тебе досталось? — смекнул Сергей.

— Но как!.. В общем, подготовься, продумай легенду, но учти, если ты скажешь, что ребенку лучше там, где мать, — у них готов ответ. «Мать в больнице, а чем жить с чужим дядей, пусть лучше переезжает к нам».

— Да какое их дело! — Сергей даже кулаком по столу шарахнул. — Как-нибудь без них разберемся!

— Как твои па-дчерица с па-внучкой? — решила сменить тему Катя.

— Ты про Настю, что ли?.. Нормально. Гуляют. Их, похоже, Юлька удалила, чтобы с кавалером своим пообщаться.

— Надо бы на него посмотреть.

— Тебе понравится.

— Что? Красивый и глупый?.. — Катя вздохнула о своем. — Ну ладно, твоя постоялица хоть готовит?

— К сожалению. Юлька готовила вкуснее. Хотя в доме чище — она зато подметает ежедневно. — Брат был угрюм.

— А ты не боишься, что это ее голубоглазое чудо назовет тебя в один прекрасный день папой? И так уже в подъезде старушки судачат, — Катя очень удачно изобразила старушек, — «У учителки муж свою выгнал, а молоденькую с ребенком взял. Его, поди, дочка-то?»

— А ты откуда знаешь?

— Слышала, когда к тебе поднималась. Погоди, узнают родители, они тебе такое устроят — тоже мало не покажется. Они же этого не поймут. Молодая девка с ребенком в доме...

— Слушай, может, хватит про них?! Что я им, мальчик?! И так уже идиота из меня сделали! Ведь для всех получается, что я сам идти к Шведову побоялся, а папочку подослал — этакий инфантильный кретин!

— Отец очень надеется на этот разговор с тобой. По поводу Саши.

— Ты у Маши была?

— На той неделе.

— До или после?

— Незадолго до.

— А после?.. — Сергею трудно было произнести это слово. А после... выкидыша?

— После нет. Туда не пускают. Сам же знаешь, карантин.

— А у тебя или у кого-нибудь из твоих... такое было?

— Сережка, это очень индивидуально, и ничего я тебе сказать не могу. Врач, может, и знает, а больше никто.

— Кать, а она не говорила тебе случайно, это не мой?

— Слушай, ну так же нельзя! Ну, какая тебе разница?!

— Ничего себе, какая разница!

— Господи, ну до чего же вы все, мужики, одинаковые! Несчастная, больная баба находится на грани жизни и смерти, а этот двуногий рассуждает...

— Ну что ты несешь! — разозлился Сергей. — Какая грань! Я там был сегодня. Меня, конечно, не пустили, но в регистратуре сказали, что состояние удовлетворительное.

— Тебя бы так удовлетворить, — съязвила Катя. — Какая разница, чей ребенок?! Нет его! Нет!

— Мне важно, — повторил Сергей упрямо. — Мне очень важно знать, чей это мог быть ребенок...

— М о г! Но не был! Его уже нет и больше никогда не будет! Если тебе легче думать, что это был его ребенок, считай так. Если ты ревнив настолько, что предпочитаешь считать умершего ребенка своим, — ради Бога! — Катя и не замечала, что почти кричит. — Главное, успокойся, наконец, займись своим домом.

— А что ты на меня орешь?!

— А ничего! Думаешь, у меня, кроме тебя, проблем нет?! Сама в дерьме по уши!

Зазвонил телефон. Сергей хапнул трубку:

— Але. Слушаю.

— Сереженька, — раздался в трубке голос Семендяевой, — это я...

— Лена? Ты? Плохо слышно...

Катя из деликатности вышла из кухни. Заглянула в Юлину комнату.

Прервавшие на полуслове свой разговор Биг-Мак и Юля повернулись к Кате.

— Я не помешала? — Катя замерла на пороге комнаты.

— Помешала! — ответила Юля довольно грубо.

— Никому я в этой жизни не нужна... — по-своему прореагировала на резкость племянницы Катя и вышла из комнаты.

Сергей тем временем продолжал общаться по телефону с Леной.

— Что у тебя с голосом? — спрашивал он. — Ты что, опять плачешь?

— Нет-нет. Все хорошо. Как твои дети?

— Я не понимаю, что ты говоришь, какие-то странные звуки, ты где?

— Я дома, — раздалось еле слышно.

— Что?! — Сергей не разобрал.

— Тут вещи твои... — продолжала Семендяева.

— Леночка, ты меня извини. У меня сестра сидит, сейчас должны родители подъехать...

— Я понимаю, я не вовремя... Я всегда не вовремя... Я и тогда с этой «Волгой» не вовремя...

— Давай я тебе перезвоню, — предложил Сергей. — Вечером. Или нет. Лучше завтра.

— Зачем ты врешь?.. Я же и так прекрасно понимаю, что ты меня бросил... — с трудом сдерживала рыдания Лена.

— Леночка, поверь мне, ты замечательная девушка. Ты невероятно хороша собой, ты умница, ты талантлива, ты отличная хозяйка, наконец! Уж я-то, избалованный долгой семейной жизнью, я-то знаю... — уверенно говорил Сергей.

— Сереж! Почему я никому не нужна, а?! — спросила вдруг Лена, перебив. — Мой предел — одна неделя в Москве или три на море.

— Мне с тобой было замечательно хорошо, — говорил Сергей, кося одним глазом на дверь — как бы не вошла сестра. — Я ужасно тебе благодарен. Может быть, это было -самое удивительное и романтичное приключение в моей жизни.

Лена горько усмехнулась.

— Такое романтичное, что ты даже за вещами приехать боишься.

— Я очень виноват перед тобой. Невольно обнадежил...

— «Обнадежил»?! Надо же! Слово-то какое придумал! —Леночка, еще раз огромное за все спасибо, — Сергей уже чувствовал себя совсем неловко. — Но мне родители в дверь звонят...

Тут как раз и Катя появилась. Выразительно постучала пальцем по циферблату часов. Сергей кивнул.

— Я перезвоню тебе на днях... Леночка, давай не будем ссориться... — Но в трубке раздались короткие гудки.

Сергей положил трубку на рычаги. Катя посмотрела на него вопросительно.

— Не скажу, — объявил Сергей с ходу.

— Да нет, я и не спрашиваю. Но вот уж действительно, в тихом омуте! Жили-жили почти двадцать лет — и вдруг такой взрыв сексуальности! Что муж, что жена. Куда только раньше они все смотрели?

— У тебя что? Опять с Гошей что-то не так? — догадался Сергей.

— С Гошей все так, — вздохнула сестра. — Без Гоши не так...

Тем временем в Юлиной комнате происходил довольно напряженный разговор.

Юля, свернувшись калачиком, сидела в глубине дивана, а Биг-Мак метался по комнате.

— Ты можешь не задавать мне вопросов?! Я же ничего особенного от тебя не прошу! Только сделать это и не задавать вопросов! Ради меня... Ради нас... В конце концов, это все из-за тебя!

— Из-за меня?! — Юля возмутилась.

— А кто к Мадлен напросился?!

— Слушай, шел бы ты!..

— Ну что мне, на колени перед тобой, что ли, встать?

— Встань, — бросила Юля раздраженно.

Биг-Мак посмотрел на Юлю долгам, полным откровенной ненависти взглядом и вдруг упал на колени. Юля испугалась:

— Ты что?!

Биг-Мак молчал, продолжая стоять на коленях. Юля бросилась к нему.

— Ты что, с ума сошел?! Встань! Встань немедленно! Юля попыталась было поднять Максима на ноги, но он не поддался, и в результате Юля сама оказалась на полу.

— Ты можешь мне толком объяснить, что случилось? — потребовала она.

— Мы только отнесем Мадлен продукты, — молвил Биг-Мак устало.

— Но почему, если там будет Иннокентий, я должна делать вид, что впервые ее вижу?!

— Я же объяснял тебе! — у Биг-Мака, казалось, уже не было больше сил. — Я не имел права вас знакомить.

— Что значит, не имел права?! — возмутилась Юля. — Вы что?! В другой стране живете?! Что у вас за законы?!.. — Она поднялась с пола. Спросила спокойнее: — Ну хорошо. Ты понимаешь, что это бред?.. Мадлен будет называть меня по имени, а я буду делать вид, что она обозналась?..

Биг-Мак молчал.

— Ну, вот видишь... — надеясь, что Максим наконец внял ее словам, мягко проговорила Юля. — Ты же сам понимаешь...

— У меня нет выхода, — сказал Биг-Мак коротко.

— Опять двадцать пять!

— Я сказал Иннокентию, что был с сестрой. Двоюродной, которая приехала погостить из провинции. Но к Мадлен, оказывается, был Крюк приставлен.

— Кто?!

— Крюк. Ну парень один. «Шестерка». Он тебя видел.

— Еще и он?!..

— Он тебя описал Иннокентию и сказал, что часто видел нас вместе. Ну а тот, естественно, сразу сообразил, что ты — это ты.

— Не вижу в этом ничего естественного, — огрызнулась Юля.

— В общем, Иннокентий велел, чтобы я тебя как бы невзначай привел. Чтобы ты даже не догадалась, что это очная ставка. — Максим по-прежнему стоял на коленях.

— Очень мило! Значит, я должна как ни в чем не бывало, глядя в глаза Мадлен, глядя в глаза этой твоей «шестерке», валять дурака?!

— У меня нет выхода.

— Но это же абсурд!

— Я не могу прийти один, — в сотый раз тупо повторил Биг-Мак.

— Но могла же я заболеть, уехать... Родители меня не пускают!..

— Это бесполезно.

— Слушай, а может, ты поговоришь с Мадлен?! — предложила Юля. — Может, она сделает вид, что меня не знает...

— Она?! Да она всем только и тычет, что ни разу в жизни никому не врала! К этой правдолюбке и подходить бессмысленно. Еще Иннокентию, не дай Бог, все расскажет! Не... Юль, я уже все варианты просчитал. По три раза. Другого выхода нет.

— Нет. Нет. Я не смогу. Нет... Биг-Мак посмотрел на Юлю с мольбой.

— Ну что тебе этот Иннокентий... Что он может тебе сделать?.. — не понимала Юля.

— Юль... — сказал вдруг Биг-Мак, понимая, что это последний шанс. — А ведь у твоей бабушки... Это я тогда был.

Юля посмотрела на Максима с ужасом.

— И еще черт знает где был, — продолжал Максим, все еще стоя на коленях и глядя в пол. — За мной много чего. Нет. По мелочам, конечно. Но много. Меня поэтому Иннокентий к себе и взял. Чтобы мной управлять легко было. А для меня это оставался единственный выход — от старой жизни избавиться. И деньги большие. И возможности. И закон нарушать не надо.

Юля посмотрела на Биг-Мака с тоской.

— Если ты меня сейчас бросишь — это конец. В лучшем случае он меня из дела выкинет. В худшем еще и ментам сдаст.

Юля молчала.

— Я думал, ты меня... — проговорил Максим с безнадежностью в голосе. — У нас с тобой... — Он медленно поднялся и, так и не договорив, направился к двери.

— Стой! — окликнула его Юля решительно. — Я сейчас. Только переоденусь...

— Катька, не приставай. Мне сейчас не до исповеди, — отбивался Сергей от сестры, которая конечно же желала «знать подробности».

В дверь позвонили.

— Иди открывай, — сказала Катя, — сейчас тебе будет и исповедь и причастие разом. — Она не сомневалась, что пришли родители.

— А какая разница? — вздохнул Сергей, направляясь к двери.

— На исповеди — исповедуют. А на причастии — причащают, — просветила брата Катя.

За дверью Сергей, как и ожидал, обнаружил Анатолия Федоровича.

— Вот так сюрприз! — всплеснул руками Сергей. — Что это ты без звонка? А если бы меня не было? Где мама?

— Сейчас поднимется, — буркнул Кузнецов-старший, входя в квартиру. — Скажи мне, Юля дома?

— Да, с кавалером сидит, секретничает.

— Запершись? И ты позволяешь?!

— У нее сложный период в жизни... — ответил Сергей раздраженно.

— Сложный период у всей страны. Причем длится он уже лет восемьдесят, — угрюмо заметил старый историк.

— А я бы считала, с татарского нашествия! — подала голос Катя, выйдя в прихожую.

— Уже примчалась?! — все-таки Анатолий Федорович был явно не в духе. — Лихо! — он обратился к сыну. — Значит, времени у нас немного и политический диспут отложим. Я хочу поговорить с тобой серьезно и наедине.

— Удивительное совпадение, — съязвил Сергей. — Ты знаешь, я тоже!

— Я не помешаю? — осведомилась Катя.

— Если помолчишь, — поставил условие отец.

— У тебя такой решительный вид, что мне становится страшно, — заметил отцу Сергей издевательским тоном.

— Да. Я окончательно решил спасти нашего ребенка, — без тени иронии заявил Анатолий Федорович.

В этот момент открылась дверь и в квартиру вошла Настя с ребенком на руках.

— А это кто? — покосился на нее подозрительно Анатолий Федорович.

— Как — кто?! Наш ребенок! — явно наслаждаясь ситуацией, объяснила Катя.

В квартире пахло супом. Игорь Андреевич на всякий случай еще раз втянул носом воздух и снова с удивлением констатировал: да, пахнет супом и, вполне вероятно, его любимым борщом. Игорь Андреевич быстро разоблачился, надел тапочки.

— Саша?.. — позвал негромко и тут только заметил на вешалке женский плащ. Желая поскорее выяснить, что могло произойти в квартире за время его отсутствия, Игорь Андреевич торопливо прошел в комнату и... остолбенел.

Довольно сноровисто орудуя тряпкой, там убиралась Ползунова. Леночка была так поглощена своим занятием, что даже не сразу заметила Игоря Андреевича.

— Вы?.. — только и смог вымолвить Шведов.

— Ой! Игорь... — Ползунова застыла с тряпкой в руках. — А я вас ждала позже.

— Что значит—ждали?! — возмутился такой бесцеремонностью Шведов.

Но Леночку смутить было трудно.

— Я не успела с обедом. То есть обед готов, но... Вы уж простите меня, Игорь. Через пять минут...

— По-моему, до сих пор вы называли меня по имени-отчеству! — заметил Игорь Андреевич, не терпевший фамильярности.

— Слушайте, а почему вы на меня кричите?! — решила дать отпор Ползунова.

— Я кричу?! А что мне остается делать?.. Я прихожу домой, а тут... Кстати, как вы сюда вообще попали?

— Меня Саша впустил. Да! Он просил вам передать, что будет поздно.

Как ни в чем не бывало Ползунова продолжила уборку. Но Игорь Андреевич все же желал добиться ясности.

— Ну хорошо. Может быть, вы все-таки объяснитесь...

— Если вы успокоились... Безусловно, — бросила Ползунова, даже не поворачиваясь к модельеру.

—Я успокоился. — В тоне Шведова звучал сарказм.

— Можно подумать, что вы обнаружили в доме не женщину, мирно готовящую вам обед, а банду рэкетиров, режущих в лапшу ваши лучшие модели! — Ползуновой нельзя было отказать в красноречии.

Шведов отмолчался.

— Ну что вы действительно! Я была у вашей жены. — Слово «жена» Леночка произнесла, естественно, с подтекстом, намекая Игорю Андреевичу на неоформленность их с Машей отношений. — Ну, у Маши. Она очень беспокоится, как Саша, как вы! Попросила меня зайти, прибраться, постирать. И, главное, приготовить вам обед. Чтобы вы себе сухомяткой желудки не портили.

— А как вы попали в больницу? — осведомился модельер недоверчиво. — Там же карантин!

— Ну я же медработник. Вы забыли? Шведов ничего не ответил.

— Вообще-то на вашем месте я бы поинтересовалась ее самочувствием, — порекомендовала модельеру Ползунова.

— Ну?

— Вы мне казались интеллигентным человеком, — тут же парировала грубоватое междометие Леночка. — Ей лучше.

— Все? Эту справку я получил еще утром по телефону.

— Слушайте, Игорь... Андреевич. А почему вы позволяете себе говорить со мной в таком тоне? Почему все время какое-то недоверие? Сомнения в моих словах! В конце концов, я делаю все это не для вас, а для моей подруги! — демагогически заявила Леночка.

— А письмо подруги вы подбросили мне тоже ради нее? — нанес неожиданный удар модельер и явно застал Ползунову врасплох.

Но Леночка быстро справилась с собой.

— Я вас не понимаю.

— Ну да! Значит, Регина Васильевна все придумала... Значит, это не вы выкрали Машино письмо. Не вы попросили Регину его мне подбросить, — продолжал атаку Шведов.

— Вы в своем уме?!

Шведов оставил этот риторический вопрос Ползуновой без внимания.

— Знаете что... — вспомнив, видимо, что лучший способ защиты — нападение, заявила Ползунова, — мне осталось несколько минут. Потом я уйду. Если вас не затруднит, избавьте меня на это время от своего присутствия.

— Я?! Вы предлагаете мне убраться из собственной квартиры? — Шведов опешил от такой неслыханной наглости.

— Что вы от меня хотите? Какое письмо?! — с неожиданной слезой в голосе произнесла Ползунова.

— Из-за которого... — Игорь Андреевич вмиг растерял всю свою решительность, — с Машей... Все случилось...

— Господи! Это что? Это вы все с Регининых слов?! Она же ненавидит меня! Какая же она стерва... Боже мой! Не хватало еще, чтобы эта чушь дошла до Машеньки... Господи, стыд-то какой! Глупость-то какая!.. — продолжала Ползунова свой «монолог Антигоны».

— Мне казалось, что у вас с Региной очень теплые отношения, — заметил Игорь Андреевич почти виновато.

— Были, — кивнула Леночка. — Пока я не сделала глупость. Идиотка. Я позволила себе поиронизировать над тем, что она всю жизнь мечтает вас на себе женить.

— Вы хотите сказать, что она вас оклеветала? — спросил напрямик модельер.

Ползунова посмотрела на Шведова молча и с укоризной.

— Просто... — Игорь Андреевич уже оправдывался, — я доверяю Регине больше чем себе...

— Наивный! Доверять женщине — это все равно что играть в русскую рулетку, — сформулировала Леночка хлестко. — Регина всегда считала, что Машенька вам не пара. Она мне сама говорила, что жене Игоря Шведова мало быть милой, мало быть хорошей хозяйкой, она должна быть — леди!

— Н-да! — проговорил Игорь Андреевич смущенно. — Идиотская ситуация.

— Мойте руки, — вздохнула «великодушно» Леночка, как бы давая понять, что принимает извинения. — Сейчас будем обедать.

— О нет! Спасибо! — замахал руками модельер. — Я забежал-то, собственно, на секунду. Мне кое-какие бумаги надо было взять. И вообще, у меня сегодня встреча в ресторане...

— Значит, я зря готовила? — сказала Леночка с неподдельной грустью.

— Ну что вы, Леночка... — Игорь Андреевич по-прежнему чувствовал себя виноватым.

— Вы еще помните, как меня зовут? Обычно меня запоминают по фамилии. По папиной фамилии.

— Ну не обижайтесь. Завтра я обязательно съем ваш... — Шведов замялся. — Нет. Завтра не съем.

— Опять деловая встреча?

— Презентация, — развел руками кутюрье. — Но послезавтра — обязательно.

— Послезавтра я не посоветую это есть даже Регине, — улыбнулась Леночка.

— У меня отличный холодильник, я вас уверяю! Я и не такое в нем...

— Послезавтра я приготовлю новый обед, — не дала договорить Шведову Леночка. — Я обещала Маше навещать вас через день!

Мадлен и Иннокентий, как всегда, встретились на скамейке в парке недалеко от дома Мадлен. За их спиной верным оруженосцем замер Крюк.

К скамейке подошли Биг-Мак и Юля.

— Здрасьте... — поздоровалась Юля смущенно.

Биг-Мак старался казаться безмятежным.

— О! Какие люди! Крюк! Если ты все равно здесь толчешься, мог сам продукты купить! — Максим поставил битком набитые пакеты на скамейку.

— Не рассыпис-си-и... — процедил Крюк, внимательно разглядывая Юлю.

— Здравствуйте, красавица! Вы кто ж будете? — поинтересовался Иннокентий у Юли, лучезарно улыбаясь.

— Это Юля! — представил Юлю Биг-Мак. — А это Иннокентий Михайлович. Мой друг и учитель.

— А мы уже виделись. — Юля протянула Иннокентию РУКУ— Виделись?.. — Продюсер машинально ответил на предложенное рукопожатие.

— Ну да! «Останкино». Концертная студия.

— Ах, ну конечно! Конечно! — разумеется, не помня Юлю ни одной секунды, воскликнул Иннокентий. — Я чувствую, знакомое лицо.

— А это... — Биг-Мак повернулся к Мадлен.

— Маша. Наша любимица, — сказал за Биг-Мака Иннокентий.

Мадлен протянула Юле руку.

— Ой, мою маму так зовут, — улыбнулась Мадлен Юля и, пожав в ответ руку, представилась: — Юля. Очень приятно познакомиться.

— И мне. — Мадлен и бровью не повела. Иннокентий и Биг-Мак не отрываясь наблюдали за сценой знакомства. Биг-Мак, с трудом скрывая напряжение, Иннокентий иронично-добродушно.

— У вас такой замечательный загар, — сделала комплимент Юле Мадлен. — Как я вам завидую.

— Да. Я только вчера из Ялты. Почти месяц на солнышке грелась. — Юля показывала себя неплохой ученицей Биг-Мака.

Мадлен совершенно искренне вздохнула.

— Ну, нам пора! — решил поскорее ретироваться Биг-Мак.

— Спасибо, Максимка! — поблагодарила Мадлен.

— Иннокентию Михайловичу спасибо! — отозвался Биг-Мак.

— Это наш долг, — пробасил продюсер. Биг-Мак подхватил Юлю под руку.

— Ну, мы пошли! — и быстро потащил Юлю за собой.

— Милые ребята, правда?.. — заметил Мадлен Иннокентий, глядя им вслед.

Мадлен ничего не ответила. Зато Крюк как-то неопределенно хмыкнул.

Регина долго звонила в дверь семендяевской квартиры. Наконец защелкали замки и заплаканная Лена открыла.

— Ну что? — бросила с порога Регина. — Крах? Возвращаться не хочет?

Семендяева молча кивнула.

— Не волнуйся, — сказала Регина уверенно. — Я тебе помогу...

— ...Ну это ж дураку видно, что они сговорились! — негодовал Крюк. Расставшись с Мадлен, они ехали по делам на телевидение. За рулем роскошного «БМВ» был сам продюсер.

— А что ты дергаешься? Боишься, я тебе не поверю? — лукаво осведомился Иннокентий.

— Да я ж их своими глазами видел! — все не мог успокоиться Крюк.

— Ну глаза у тебя, положим, все в наркоте, — заметил продюсер вполне добродушно. — Мог и ошибиться...

— Да я...

— Хватит! — неожиданно оборвал его Иннокентий. — Естественно, и девчонка, и Биг-Мак врут! Но не из-за них я этот спектакль устраивал. Меня интересовало, как Мадлен себя поведет.

— И чего теперь делать?...

— Ничего. Взять на заметку и наблюдать.

— А если эта девчонка болтать начнет?

Иннокентий бросил на Крюка такой взгляд, что тот поежился.

— И Биг-Мака тоже?.. — спросил слабым голосом, поняв, естественно, на что намекает босс.

— Время покажет, — ответил Иннокентий. И вдруг расплылся в обаятельной, широкой и добродушной улыбке, от которой Крюку стало еще больше не по себе...

Глава тридцать первая. ПРОДАЖНЫЙ АНРУША

Катя отправилась в больницу навестить Машу в полной уверенности, что карантин уже отменили. Однако не тут-то было. У Кати не взяли даже передачу — фрукты, за которыми она специально ездила на рынок.

Проклиная себя за лень — все-таки нужно было позвонить и справиться, прежде чем нестись сломя голову, — Катя отправилась звонить. Нужно было предупредить маму, что она немножко опоздает. Но автомат немилосердно «сожрал» единственную Катину монету. Катя еще на всякий случай порылась в сумочке и, убедившись в тщетности поисков, решила монетку у кого-нибудь позаимствовать. Пошла по вестибюлю и тут, в самом конце его, увидела Шведова.

Игорь Андреевич о чем-то беседовал с пожилой женщиной в белом халате. Надо понимать — нянечкой. Передал ей довольно объемный пакет и какие-то бумаги. Потом ловко сунул в карман белого халата деньги.

Нянечка смущенно, но очень довольно улыбнулась и пошла по своим делам.

Тут Катя к Шведову и обратилась:

— Здравствуйте, родственник.

— Добрый день. — Игорь Андреевич конечно же не сразу узнал ее. — Вы...

— Понимаю. — Катя не обиделась. — Я Катя. Родственница Маши от первого брака. Она нас как-то не очень ловко знакомила, если помните.

— Извините, Катя, — модельер одарил Катю фирменной улыбкой. — Конечно, помню. Вас тоже не пустили?

— Карантин! Игорь, простите, отчеств не люблю и не запоминаю, у вас нет монетки — позвонить, автомат сожрал...

— Кажется, есть, минутку... — В кармане Игорь Андреевич не нашел, зато отыскал в кошельке. — Пожалуйста.

— У мамы день рождения... — объяснила Катя.

— Так почему же по телефону?

— Опаздываю! Надо предупредить! Она этого не любит!

— Вам в какую сторону? Могу подвезти.

— Боже мой, а Машка говорила, вы всегда жутко заняты.

— Сегодня день какой-то странный! С утра все наперекосяк. Уже две встречи отменилось. Думал с Машей посидеть — не пускают.

— Они с ума тут все посходили с этим карантином, — Катя принялась набирать номер — телефон был рядом. — У меня даже фрукты не взяли.

— Не волнуйтесь, без апельсинов Маша не останется, я привез ей полный пакет всяких фруктов, — похвастался модельер.

Но у Кати уже провалилась монетка.

— Але, мама? Это я. Плохо слышно! Я у Маши. Да нет, не дома, в больнице. Что? Сергей хочет поговорить? Он уже у тебя?.. Сразу с работы... Ну хорошо. Давай. Давай, говорю!.. Привет, братец. Да нет. Не пускают... «Самочувствие удовлетворительное», — процитировала Катя. — Что?.. Заехать к вам за подарком?.. А Юлька? Уже нет дома... Нет. Я должна радоваться! Ладно. Говори, где лежит.

Шведов деликатно отошел в сторону.

— Хорошо, пока, — продолжала Катя. — Не знаю теперь, когда буду. Что? Ладно, ладно. Пока.

К Игорю Андреевичу подошла нянечка в белом халате, передала записку. Шведов быстро прочел и улыбнулся. Записка была, несомненно, от Маши.

— Мой братец, видите ли, собирался между работой и днем рождения заехать домой, — решила поделиться со Шведовым Катя.

— И что?..

— И не заехал! — Катя кивнула на записку. — Я смотрю, у вас и связь налажена?

Шведов утвердительно кивнул.

— Я сразу заметила, какой на этой нянечке модный халатик. Даже подумала: «от Шведова, наверное», — сострила Катя.

— Ничего от вас не скроется! — оценил юмор модельер. — Пожалуй, единственное, что я не шил, так это белые халаты.

— Ну что? Вы едете?

— Только мне вначале надо заехать к Машке домой. Я имела в виду, к Сергею, — быстро поправилась Катя. — По привычке...

— К Сереже... — проговорил Игорь Андреевич задумчиво.

— Собственно, их-то с Юлей дома нет. Сергей уже у мамы.

Юля едет. Так что... — Кате показалось, что Шведов ее не слушает.

— Вам не по дороге?

— Нет-нет! Я вас подвезу!

— Спасибо. Это недалеко, в принципе здесь прямой трамвай...

— Подвезу, подвезу, — добавил Игорь Андреевич решительнее. — Тем более что у меня к вам... есть одна экстравагантная просьба.

— У вас просьба? — удивилась Катя. — Да еще экстравагантная? Это неожиданно.

— Для меня это тоже неожиданно. — Шведов немного смущался.

Катя посмотрела на модельера с интересом.

— Вы, наверное, в курсе, но я довольно долго... Как бы это сказать... Уговаривал Машеньку переехать ко мне. И все это время мне было запрещено не только звонить ей, не только приходить на работу, но даже провожать домой.

Шведов замолчал. Катя терпеливо ждала продолжения.

— Вы знаете... В результате я придумал себе, как устроена ее жизнь... Какая квартира... Мебель, кухня... То есть все то, что составляет понятие Дома для такой женщины, как Маша. Для Хозяйки, Матери, Жены. Я понимаю, что слишком многословен, но если коротко, возьмите меня с собой, — сформулировал наконец Шведов.

Катя хотела что-то сказать, но Шведов перебил ее:

— Я обещаю ничего не трогать, только смотреть. Мне важно понять, как она там жила.

— Но... Что вы рассчитываете там увидеть?

— Не знаю. Попробую почуять. Как-нибудь поймать атмосферу... Не знаю. Но день все равно пропал. А это... Ну как вам объяснить... Это что-то вроде...

— Понятно, — кивнула Катя. — Я сама всего полгода назад переболела верой в экстрасенсов и гороскопы. Поехали.

— Но там точно никого? — на всякий пожарный решил уточнить Шведов.

— Вы же слышали. Все давно у мамы или вот-вот будут. Только я, как Золушка, должна трудиться, когда все уже празднуют.

— Отлично! Тыква, то есть карета Золушки, уже ждет у подъезда.

Юля и Костикова спешно одевались, когда громко зазвонил телефон.

— Ну?! Теперь-то ты что не подходишь? — спросила Настя.

— А если это опять она?

— С какой стати! Я ей еще полчаса назад сказала, что ты уже выехала!

— Ты не знаешь мою бабушку! Она верит только дедушке и Ельцину!

— А чего, собственно, страшного?! Ну опаздываешь ты... Что, из-за этого обязательно скандал устраивать? Вообще, не первый год тебя знает. Могла бы и привыкнуть.

— Ой, у нас каждый раз с ней из-за этого... Телефон замолчал.

— Устала бороться, — констатировала Костикова.

— Или изменила тактику, — зловеще проговорила Юля, по-ленински прищурившись. Поймав удивленный Настин взгляд, пояснила: — Шутка юмора.

— Значит, до скольких вас точно не будет? — спросила Настя.

— Ну, не знаю... Часов до... А ты что, боишься не уложиться?

— Укладываться я сегодня вообще не собираюсь, — сказала Настя со значением.

— А вы с ним разве не?..

— Ну и что. Но каждый раз это должно быть для него как подарок! Лично я не уверена, что он его уже заслужил.

— Ну ты, мать, строга! — улыбнулась Юля.

— С ними иначе нельзя. Если, конечно, у тебя далеко идущие планы.

— А у вас что? Серьезно?!

— У меня, Кузнецова, теперь со всеми серьезно. Нам сейчас отец нужен.

— Но нельзя же так...

— Как — так? Без чуйств, ты имеешь в виду? У меня, Юль, теперь одно чувство. Если я хочу вернуться в дом родной, то обязана обеспечить своей маман зятя!

— А если у него с твоей мамой будут плохие отношения?

— Конечно, плохие. А как с ней могут быть хорошие...

— Нет... Я этого не понимаю...

— После второй беременности поймешь!

— А у тебя что — вторая? — Юля сделала большие глаза.

— Двадцать седьмая! Выражение такое! Чтоб вместо мата! Или ты только матом понимаешь?

— Костикова, кончай!

— Обидчивая попалась! Квартиро-сдатчики все такие? — Последнее время у Насти трудно было понять, когда она шутит, а когда говорит серьезно. — Ну ладно, ладно... Так когда вы придете?

— Часов в одиннадцать.

— А позвонить перед выходом? Слабо?

— А телеграмму тебе не прислать?!

— А у вас почтальон мужчина или женщина? — осведомилась Костикова низким грудным голосом женщины вамп.

— Мужчина. Лет восьмидесяти.

— А я тебе говорю, мне все равно. Лишь бы не женатый!

— Разведем, если надо будет... — сказала Юля хмуро. Настины настроения ей определенно не нравились.

— Слушай, чего с тобой? Ты ж на день рождения идешь! К любимой бабушке. У тебя красная шапочка светиться должна, а ты хандришь!

— Отстань.

— Неужели из-за Мадлен?

— Мадлен-то как раз золото. Все сразу поняла. Но эти подонки... И Макс с ними.

— Ах, Макс...

— Ну я понимаю, он всего боится, но так же нельзя... Они бандиты! Они же ни перед чем не остановятся, если у них на дороге стать!

— А тебе, конечно, стоять негде. Обязательно на дороге. Причем на их!

— Да ну тебя!

— А хочешь, я со своим поговорю? — родилась вдруг у Насти идея. — Слышь?.. Давай я с ним поговорю.

— С кем?

— Ну с кем, с кем? С Анрушей! С Анри Тигранычем!

— Я думала, он сюда для другого приходит...

— Я серьезно. Он же критик, как-никак.

— Ну и что?..

— Ты че! Он музыкальный критик!

— Как — музыкальный?! Ты же говорила, что он что-то про кино писал?..

— Ну писал о музыке в современном кинематографе... Какая разница! Он же в любой газете может! У него знаешь какие связи! Всю твою банду по косточкам разберет. Про все расскажет!

— А не побоится? — засомневалась Юля.

— Он?! Да это его все боятся!

— Настька, — Юля была вне себя от радости. — Это спасение!

— Ну! И, между прочим, никакой прокуратуры не надо. Ни свидетелей! Ни очных ставок! И вы с Максом тут ни при чем! Мало ли откуда чего он узнал! Четвертая власть!

— Чего?

— Четвертая власть! Это он себя так называет! Ну, пресса в смысле, — объяснила Настя. — Он напишет, а они пусть отмываются.

— Может, они действительно после этого побоятся продолжать...

— Да они жить на этом свете побоятся! Они ж все застрелятся! А остальные повесятся! — нарисовала довольно кровавую перспективу Настя. — Ну что, интеллигенция?

— Я должна сама с ним поговорить, — заявила Юля решительно.

— Так тебе ж к бабке надо!

— Ну что делать... Совру чего-нибудь.

— Ты?! Соврешь?!

— Костикова! Ты что, не хочешь нас знакомить?!

Настя открыла дверь на лестничную площадку и вкатила в квартиру коляску.

—Я?! Да ради Бога! Просто... Юль, ты с ним только про маленькую не говори, ладно?

— В каком смысле?

— Ну так... Чтоб не зацикливался.

— Пожалуйста...

— Слушай, а зачем тебе вообще день рождения пропускать? Я ведь могу вам и завтра встречу устроить... И послезавтра...

— Нет, — Юля застегнула «молнию» на куртке. — Это надо делать как можно быстрее. Мало ли чего им в голову придет!

— Значит, сегодня Анруша остался без подарка, — вздохнула Настя и скрылась в комнате.

— Но ты же сама говорила, что тебе не обязательно... — растерялась Юля.

Костикова появилась из комнаты с ребенком на руках.

— Тихо! Не разбуди! — Настя положила маленького в коляску.

— Ты же сама сказала, что тебе с ним не обязательно, — повторила Юля шепотом, открывая входную дверь.

— Но как желательно!.. — улыбнулась Настя, выкатывая коляску на лестничную клетку.

Юля шагнула вслед за Костиковой и закрыла за собой дверь.

— Ну вот. А вы боялись. Я же сказала — никого нет! — Катя быстро прошла по коридору и скрылась в комнате — нужно было отыскать забытый Сергеем подарок.

Шведов же не спешил. Он остановился для начала посреди прихожей и с нескрываемым любопытством стал оглядываться по сторонам.

Найдя подарок, Катя отправилась на кухню.

— Если вы не мусульманин, могу предложить кофе, — донеслось до Шведова вскорости.

— Насколько я помню, у них проблемы со свининой, — прокричал Игорь Андреевич из комнаты.

— А насколько помню я — с врагами!

— В каком смысле?

— А по-моему, это у мусульман есть закон — «в доме врага не ем»!

— Это не у мусульман. — Игорь Андреевич рассмеялся. Катя нравилась ему все больше и больше.

— А у кого?

— Не знаю. Не помню. Но кофе, спасибо, не хочу.

—А бутерброд? — Катя возникла в дверях комнаты, что-то уже жуя. — Я голодная — ужас! С сыром, хотите?

— Давайте, — кивнул модельер.

— Айн момент. — Катя снова скрылась на кухне.

Игорь Андреевич смотрел и улыбался — удивительно, но именно так он себе все и представлял. Милый интеллигентный дом. Много книг — в основном, естественно, классика. Потолки и стены конечно же давно требуют ремонта. Раньше, наверное, в былые времена — все руки не доходили, а теперь... Непонятно, сколько нужно зарабатывать, чтобы позволить себе нормально отремонтировать трехкомнатную квартиру... Возможно, Игорь Андреевич и дальше предавался бы сентиментальным размышлениям, если бы не услышал вдруг, как хлопнула в коридоре дверь. Шведов замер на месте.

— Чертов дождь! Вышли погулять, называется! — громким шепотом с досадой проговорила Костикова, входя в квартиру. Ребенка она держала на руках.

— Ты опять дверь не заперла! — Юля быстро сняла мокрую куртку.

— Тихо! — прошептала Настя. — Разбудишь!

— Ты почему дверь не заперла! — перешла на шепот Юля.

— Ты ее сама закрывала!

— Смотри-ка, — кивнула Юля на Катины сапоги. — Никак, любимая тетка...

— А чего это она день рождения прогуливает? — Костикова пошла положить ребенка.

— Юля? А ты почему здесь? — выглянула из кухни Катя.

— Я почему? Это ты почему?

— Я за подарком по пути, а ты почему не у бабушки? Она тебя еще час назад ждала!

— А я уж подумала, у тебя тут тайное свидание...

— Ага, а то мне, бедной, негде. Так что у тебя случилось?

— У меня просто срочные дела. Я попозже заеду.

— Что значит — заеду? Без тебя дед никому за стол сесть не позволит!

— Ну Кать, ну у меня правда очень важное и очень срочное дело.

— Как зовут? — осведомилась тетка ехидно.

— Мадлен, — не осталась в долгу племянница.

— В твоем возрасте, — сказала тетка серьезно, — уже пора интересоваться мальчиками.

Юля прыснула. Не сдержалась и Катя.

— Юль, поставь чайник, есть хочется, — выглянула из комнаты Костикова.

— Привет, кормящая мать! — приветствовала Настю Катя.

— Повезло тебе, Юлька, — сказала Костикова с завистью. — И отец — человек, и тетка с пониманием.

Юля не ответила. Она стояла молча, в буквальном смысле слова разинув рот.

Всего в нескольких шагах от нее замер Игорь Андреевич Шведов собственной персоной, которому наконец надоело прятаться в комнате.

— Кажется, вы знакомы... — попробовала разрядить обстановку Катя.

— Здравствуйте, Юленька. Как поживаете? — первым пришел в себя Шведов.

— Что он здесь делает?! — бледнея от гнева, Юля повернулась к Кате.

— Зашел вместе со мной, — сказала Катя. — А что случилось, Юлька?

— Ваша мама очень волнуется за вас... — проговорил зачем-то модельер.

— А сама прийти боится?!

— Она же в больнице... — удивленно развел руками Шведов.

— Мама в больнице?

— А вы не знали?.. В больнице сейчас карантин, но на той неделе обещали, что все кончится. Вы сможете ее навестить.

— Что с ней?!

Шведов не нашелся что ответить.

— Ты знала? — набросилась на тетку Юля.

— Мы не хотели говорить, чтобы ты не волновалась зря... — проговорила Катя. — Помочь все равно невозможно... А потом... Вспомни, ты же сама не хотела о ней даже вспоминать! Кто говорил, что она тебе больше не мать?! Что слышать о ней не хочешь?!

— Что с ней?! — спросила Юля спокойно.

— Теперь уже ничего страшного.

— Это вы ее довели! — закричала вдруг Юля на модельера. — Вы! Я знаю! Если бы не вы, она была бы дома!

— Я подожду вас в машине, — кивнул Кате Шведов и, быстро накинув плащ, вышел.

— Я думала, ты друг, а ты с ним! — тут же накинулась Юля на Катю.

— Успокойся. Я сама по себе. А вот ты-то что с ним воюешь?

— Я сейчас поеду в больницу! — вместо ответа на вопрос сказала Юля. — Где она лежит?

— Тебе же сказали. Там карантин. Никого не пускают.

— Совсем никого?

— Ну я только что оттуда!

— Почему она попала в больницу?

— Как тебе сказать...

— Ну?! — повысила голос племянница.

— Это... что-то вроде... нервного срыва, — не решилась сказать правду Катя. — Ладно! Ты к бабушке едешь?

— Зачем ты его сюда привела? — никак не могла успокоиться Юля.

— Слушай, мне твой допрос надоел! — не выдержала Катя. — Ты едешь или нет?!

— Пешком иду!

— Истеричка! — Катя быстро надела сапоги и вышла из квартиры.

Полусидя в постели Маша перебирала записки от родственников и друзей.

Записки от Сергея, Саши, Шведова, Кати...

Не было только записки от дочери. Ни разу и ни одной.

Прикрыв глаза, Маша откинулась на подушку. Из-под закрытых век покатились слезы...

Анри Тигранович, не заставивший себя долго ждать, оказался обаятельным мужчиной лет около пятидесяти. Седоват слегка, но не лыс, на пузо даже и намека нет. Усы густые и даже черные.

Что говорить, Анри Тигранович вполне хорошо сохранился.

Не спеша попивая кофе, они беседовали с Юлей на кухне.

— Что-то Настя совсем застряла.

— Вероятно, ребенок не желает засыпать, — предположил Анри Тигранович.

— Я его понимаю, — сказала Юля. — Он весь день проспал.

— Вы знаете, Юлия, с грудными детьми это бывает.

— Мне б на его место... Отоспаться.

— Может быть, вам самой попробовать его укачать? — предложил вдруг критик.

— Вы думаете, у меня получится?

— Ну, все-таки вы его мать. Юля слегка оторопела.

— Что?!

— Я говорю, что мать есть мать. У вас он скорее заснет, — объяснил Анри.

— Да, в общем... — понимая, что без длинного языка Костиковой здесь не обошлось, проговорила Юля растерянно.

— Вы мать или не мать?! — Анри Тиграновичу, видимо, не терпелось остаться с Настей наедине.

— Мать. — Юля вскочила. — Я сейчас!

— Юля, Юля, Юля... Успокойтесь, — остудил Юлин порыв многоопытный Анри. — Если вы сейчас ворветесь в комнату и устроите своей подруге сцену, ребенок не заснет еще полночи.

Юля посмотрела на критика оторопело.

— Ну что я могу сделать?.. — Анри Тигранович неторопливо достал дорогие сигареты, закурил. — Я прекрасно понимаю вашу подругу. С первого же дня нашего с ней знакомства она морочит мне голову, что ребенок принадлежит не ей, а подруге. То бишь вам. И с первого же дня я знаю, что она мне врет.

— А откуда?

— Когда матери смотрят на своих детей, это ни с чем не спутаешь.

— И вы ей об этом ничего не сказали? — Юля снова села на место.

— Зачем? Она только расстроится. А мне ее поведение, если хотите, в каком-то смысле даже льстит.

— Как это?

— Ну как же. Если она скрывает, что у нее есть ребенок, значит, она боится, что это может меня от нее отвратить.

Значит, она дорожит тем, что мы с ней... Нашими отношениями, —Анри выпустил несколько колечек.

— Интересная точка зрения. — Юле конечно же слова Анри Тиграновича не понравились.

— Это точка зрения не молодого человека. А... зрелого, лишенного юношеского максимализма и привыкшего к компромиссам. — Критик улыбнулся. — Только ей ничего не говорите. Ну что я знаю. Хорошо?

Юля согласно кивнула.

— Юленька, ну что вы так переживаете? Ну ничего же страшного не случилось. — Анри почувствовал, что Юле вся эта ситуация явно не нравится.

— Она могла меня, по крайней мере, предупредить!

— Мало ли. Забыла. Или постеснялась... Вошла Настя.

— Я засыпала два раза. А он хоть бы хны, — Костикова опустилась на стул рядом с Юлей.

— Но сейчас все в порядке? — Анри поднялся.

— Ты куда? — встрепенулась Настя.

— Не скажу! — Критик вышел.

— Большой интеллигент, — шепнула Юле Костикова. — Слово «туалет» произнести не может.

— Ты ничего сказать мне не хочешь? — спросила Юля.

— Устала... — Костикова вздохнула и отхлебнула холодного кофе.

— Мой ребенок замучил?

Костикова даже закашлялась, подавившись кофе.

— Ты что? Не могла меня предупредить?! — не успокаивалась Юля.

— Тебя предупредишь! — сказала Настя срывающимся голосом и снова закашлялась. — От тебя же никогда не знаешь, чего ждать! А вдруг у тебя тут очередной приступ честности и принципиальности?!

— А ты, естественно, думала, что ничего не выяснится?

— А почему должно что-то выясниться? Ну заплакал ребенок. Ну ты. за день устала, я вместо тебя его успокоила.

— Обычное дело. Лучшая подруга.

— Он тебя чего? Про ребенка расспрашивать стал? — испугалась Настя.

— Костикова! Ну нельзя же всю жизнь на авось!

— Ладно. Ты меня хоть не заложила? Вернулся Анри Тигранович.

— Если мне не изменяет память... Ты сказала, что у Юленьки есть ко мне дело.

— Выкладывай, — велела подруге Настя.

— Настя сказала мне, что вы музыкальный критик, — начала Юля издалека.

— Вы знаете, в слове критик есть какая-то патология. Я больше люблю, когда меня называют журналистом, пишущим о музыке, — ответил Анри.

— А в каких газетах вы печатаетесь?

— А это смотря о чем я пишу. Если о влиянии музыки на произрастание злаков, то в «Сельской молодежи». Если о влиянии на Государственную думу, то в «Российской газете». — Мастер пера был конечно же завзятым циником.

— Я понимаю. Вы шутите. Но дело очень серьезное.

— Это правда, — подтвердила Настя. Анри Тигранович грустно вздохнул.

— У вас есть бывший одноклассник. Он двигается как Майкл Джексон, поет как Александр Серов и красится как Мадонна. Он был бы звездой, но его никто не понимает. Я угадал?

— Вам что-нибудь говорит имя Мадлен? — перешла к делу Юля.

— Естественно. Если вы, конечно, имеете в виду певицу? Юля кивнула.

— Очаровательная девочка. Я уже о ней писал. Будущая наша суперзвезда. Ей очень повезло. Она сразу попала в руки одного из наших лучших продюсеров.

— Иннокентия! — воскликнула Юля.

— Да. — Анри был слегка шокирован Юлиной фамильярностью. — Иннокентия Михайловича. —

— Вы его знаете?

— А в чем, собственно, дело?

— Вы его знаете?!

— Я знаю всех! Я пишу о музыке уже тридцать лет!

— Если я докажу, что ваш Иннокентий бандит, вы об этом напишете?

— Во-первых, он не мой, — отрезал Анри жестко. Ему не нравился Юлин максималистский стиль. — Во-вторых, было бы неплохо, если бы вы выражались яснее.

Маша писала письмо, когда вошла нянечка. Та самая, с которой разговаривал Шведов.

— Мужу? — спросила нянечка.

— Что? — увлеченная письмом, Маша не расслышала вопрос.

— Я говорю, мужу пишешь?

— Только писать и остается... — Маша заставила себя улыбнуться.

— А к тебе ж вроде двое ходють? Да? — полюбопытствовала старуха.

Маша смущенно кивнула.

— А который из их муж?

Этот, казалось бы, вполне безобидный вопрос, застал Машу врасплох. Не зная, что ответить, она молчала, нервно комкая в руке недописанное письмо...

— Вы понимаете, что, если рассказанное вами — правда, это невероятный скандал? — После Юлиной истории от благодушия Анри Тиграновича не осталось и следа.

— Конечно, понимаю, — кивнула Юля.

— По-моему, роскошная статейка может получиться, — заметила Настя.

Но Анри Тигранович лишь метнул на Костикову злобный взгляд.

— Вы осознаете, как я рискую, если написанный мной материал окажется липой? Я потеряю имя. На меня подадут в суд.

— Вы тоже боитесь Иннокентия?

— Да никого я не боюсь! — отрезал критик раздраженно. — Давайте сделаем так: я по своим каналам наведу кое-какие справки. И если ваши слова подтвердятся...

— Следите за центральной прессой! — закончила за Анри Костикова.

— Она права. Если все так, мы дадим по ним залп!

— А сколько времени у вас уйдет на проверку? — спросила Юля.

— А у вас есть варианты получше? — прошил Юлю взглядом Анри.

— Хорошо. Я согласна. — Других вариантов у нее и в самом деле не было.

Сергей и Катя шли к метро по вечерней улице. День рождения Анны Степановны прошел на славу. Вот только Юлю так и не дождались. Это-то и волновало Сергея.

— Все-таки что случилось у Юли?

— Не знаю. Мне не хотелось нервировать маму, но я, честно говоря, не понимаю. Может, она к Маше поехала...

— В больницу? Она же не знает...

— Ты извини. Я случайно проговорилась. Ну получилось. Что теперь делать!

— Ив чем дело, она тоже знает?

— Нет. Я сказала, что у нее нервное расстройство.

— Нервное расстройство у меня. Я хочу встретиться со Шведовым.

— Что?!

— Во-первых, я обещал родителям поговорить с ним о Саше... А во-вторых, это очень важно, куда поедет Маша из больницы, — объяснил Сергей.

— Ну это, наверное, все-таки ей решать.

— Она уже нарешала.

— А как же твоя пассия? — полюбопытствовала Катя и тут же сказала не шутя: — Сергей, тебе не надо ходить к Шведову.

— Почему? Ты что-то знаешь? Катя не ответила.

— Говори!

— Я сегодня встречалась со Шведовым...

Информация, полученная Анри от Юли, так взволновала критика, что он не удержался. Позвонил прямо с улицы, из автомата.

Трубку снял сам Иннокентий.

— Алло! Иннокентий Михайлович? Анруша беспокоит... Что значит — даром хлеб ем? Написал. Все написал. Завтра в «Независимой» выйдет... Вы же знаете, Иннокентий Михайлович: ваших конкурентов бил, бью и бить буду... Что?.. Ну, это несерьезно! — обиделся критик. — Хоть тысяч десять накиньте! Там большой материал! Ну Иннокентий Михайлович... Ну хоть так... Подождите-подождите, Иннокентий Михайлович, я ведь совсем не за этим звоню. Чтобы вы потом не говорили, что даром хлеб ем... — Анри сделал долгую паузу и только после этого спросил: — Вам что-нибудь говорит имя Юля?.. А если в сочетании с Биг-Маком и Мадлен?

Глава тридцать вторая. СОПЕРНИЦА

Ползунова никак не ожидала, что дверь шведовской квартиры ей откроет... Регина.

— А где он? — быстро совладав с удивлением, поинтересовалась Леночка.

— В ванной.

— В ванной?

— Представьте себе!

Регинин честный ответ Ползунова конечно же истолковала по-своему.

— Вас... Вместе... Представить... — она усмехнулась. — Нет. Не могу. Вы что, раньше времени явились?

— Что?!

Не желая давать никаких пояснений, Ползунова принялась выкладывать из своей сумки всякую хозяйственную хурду-мурду: жидкость-стеклоочиститель, губки, порошок для мытья раковины и, конечно, спортивный костюм, в который ей надлежало переодеться для успешного проведения уборки.

— Ах да... Забыла. Это же я сама посоветовала ему поработать с вами дома. Знаете, Регина, — проговорила вдруг Ползунова с интонацией хорошей жены, — он так устал за последнее время... Ему просто необходимо отдохнуть... Мы с ним разговаривали утром...

— Утром?

— Утром. Пока по телефону. Так вот, он обещал мне никуда не выходить сегодня. Просто лежать и читать.

Ползунова кинула взгляд на Регину. Регина стояла в полной растерянности.

— Как же на меня сразу-то все навалилось: и Игорь не в форме, и папочка мой. Вы знаете, заболел! Полстраны в кулаке держит, а чихает как последний бомж! Слушайте, Регина, а что вы здесь столбом стоите? Вас не смущает этот малохудожественный бардак?! — Ползунова указала на неприбранную комнату.

— Что вы от меня хотите?!

— Я хочу?! Милочка, это вы у Шведова деньги получаете! Могли бы и порядок навести!

— Я не уборщица!

— А кто вы?!..

— Послушайте, Елена Александровна!..

— Ну хорошо, хорошо. — Ползунова не желала конфликта. — Придется мне самой заняться уборкой. Как чувствовала — захватила с собой спортивный костюм... — Леночка принялась расстегивать платье.

— А вы не боитесь, что здесь может появиться Мария Петровна?! — спросила Регина.

— Регина! Регина! Что за смехотворные угрозы! Мы же прекрасно с вами знаем... Там серьезный... Там очень серьезный случай!

— Вы правы: очень серьезный... Игорь Андреевич так мечтал о ребенке...

— Как говорится, — проговорила Ползунова с прозрачным намеком, — еще не вечер.

— Смотря для кого...

— Вот что, милая, может, мы обойдемся без подтекстов? Мне понятно, на что вы намекаете. Но я тут абсолютно чиста. Это просто случайное совпадение, что я в тот день была у Маши.

— Уж кто-кто, а я-то знаю: у вас, уважаемая Елена Александровна, случайностей не бывает!

— Это хорошо, что вы меня знаете, Регина. Это должно вас уберечь от непродуманных поступков.

Регина ничего не ответила.

— Не скрою: я была с вами пару раз резка... Даже позволила себе как-то намекнуть на ваши девичьи надежды... На Игоря Андреевича...

Регина хотела было вставить слово, но Ползунова не дала.

— Меня не интересуют подробности вашего романа, если таковой и состоялся двадцать лет назад!.. Я предлагаю вам мир. С такими, как я, даже очень плохой мир лучше ссоры. Даже очень, очень плохой, вы же знаете. Мы понимали друг друга раньше, поймем и теперь...

Из прихожей, в длинном махровом халате, на ходу вытирая мокрые волосы, появился Игорь Андреевич.

— Региночка, извини, что... заставил ждать...

Тут Игорь Андреевич увидел Ползунову, которая попрежнему стояла в одной комбинации, поскольку не успела еще переодеться в спортивный костюм.

Вовремя опомнившись, Шведов деликатно закрыл глаза ладонями и, извинившись, вышел из комнаты.

— Почти как в «Ревизоре» — немая сцена! — нимало не смутившись, проговорила с улыбкой Ползунова. — Бедный Игорь Андреевич так смутился! И не скажешь, что этот человек чуть ли не каждый день проводит в обществе полуодетых женщин. Хотя, может быть, на него подействовал именно мой вид, как вы думаете, Региночка?! Игорь Андреевич! — не дождавшись Регининого ответа, позвала Ползунова.

— Вероятно, мне здесь уже нечего делать, — Регина решительно направилась к двери.

— Ну почему же... Игорь действительно хотел вам отдать какие-то «нетелефонные указания». Хотя... Пока его нет... Я рада, что у нас снова наметилось взаимопонимание. И, надеюсь, вы поймете мое желание сделать все, чтобы учительница сюда больше не вернулась. Даже если он, — Ползунова кивнула в сторону двери, — будет на ушах стоять!

— Но каким образом?

— Легитимным.

— То есть?

— То есть мы должны восстановить эту дружную совковую семью... Как ее фамилия по мужу?

— Столярова, кажется. Нет, Кузнецова...

— Замечательная русская фамилия...

— Я не понимаю, вы что, хотите, чтобы...

— Совершенно верно. Вернуть нашу бедную Машу ее законному супругу. Кстати, вы знаете, что он ушел от Семендяевой?

— Конечно. Лена очень переживает.

— Плевать на ее переживания. У вас есть какие-нибудь идеи, как нам все устроить?

-т- Чтобы Маша — отсюда? Нет, таких идей у меня нет.

— А что, если использовать Сашу?

— Сашу?

— Ведь если он вернется к отцу, — продолжала рассуждать Ползунова, — то эта учительница, насколько я раскусила ее характер, ни минуты здесь не останется.... Я правильно рассуждаю?

— Может быть. Но, боюсь, ваша новая операция под кодовым названием «Саша» не удастся, Лена.

— Почему?

— Саша не то что возвращаться — он даже встречаться с отцом не хочет.

— Он его ненавидит?

— Игорь Андреевич убежден, что очень любит.

— Тогда в чем же дело?

— Кто знает? Не каждого взрослого-то поймешь, а ребенка... Вот сейчас он, например, увлекся мытьем машин. Игорь Андреевич просто с ума сходит: представляете, если...

— А где это? — перебила Ползунова.

— Что где?

— Ну где он их моет?

— Машины? Не знаю. В разных местах. А что?

— Да нет, ничего, —- не стала раскрывать карты Ползунова. — Просто так.

Регина посмотрела на Ползунову со страхом...

В соседней комнате, уже одетый, Игорь Андреевич разговаривал по телефону.

— Значит, немного лучше? Уже не смотрит в потолок? Ну слава Богу, а то в прошлый раз... Передайте, что очень скучаю и в конце дня обязательно заеду на минутку... Может быть, с Сашей. Ну, спасибо вам большое. Всегда к вашим услугам.

Игорь Андреевич положил трубку и вышел в прихожую. Осторожно постучал в дверь комнаты, где всего несколько минут назад застал Ползунову в таком необычном виде.

— Теперь-то я могу войти?

— Разумеется. Ради Бога, извините, что так получилось.

— Ползунова была уже одна, без Регины. И не в комбинации, а в спортивном костюме.

— Пустяки. А где Регина? Я же хотел с ней поговорить...

— Умчалась в офис — уважать и за хвост провожать какого-то заморского гостя. Хотя, мне кажется, она просто не хотела нам мешать.

— Нам мешать?!

Ползунова кокетливо улыбнулась. Игорь Андреевич сел в кресло.

— А вы, я гляжу, прочно взяли шефство надо мной. Любопытно, в качестве кого?

— Ну, скажем, в качестве почитательницы вашего таланта. Устраивает?

— Не знаю, не знаю... В ваших кругах, как правило, почитают таланты только на словах.

— Хотела бы на деле, но, боюсь, вы будете возражать...

— Буду. До сих пор, хотя в это многие и не верят, Шведов обходился без протекции.

— Я не о том.

— О чем же?

— О Саше.

— При чем здесь Саша?

— Вы только не волнуйтесь, Игорь Андреевич!

— Терпеть не могу таких вступлений! Я волнуюсь! Выкладывайте, что с ним!

— Понимаете, пару дней назад я ехала по улице, не помню уже где, и вдруг на проезжую часть выскакивает целая группа мальчишек с щетками и среди них Саша...

— Черт возьми! Он же обещал мне этою не делать! Я, говорит, только на стоянках работаю. Почему вы мне сразу не сказали?

— Ну после того случая... Когда Регина меня оклеветала... Но потом я решила, что не могу молчать. Я же автомобилистка и знаю, что это небезопасно. Машины снуют туда-сюда, и потом, там тоже существует рэкет. Неужели вы не даете ему денег?

— Я?

— Так и думала. Боюсь, он это делает вам назло. Мстит за отца.

— Вы думаете?

— У них это бывает. Такой возраст. Маша знает? Шведов покачал головой.

— Понимаю, ее нельзя волновать. Да, ситуация... Вот такие мелочи делают порой невыносимой жизнь большого художника... И очаровательного мужчины, которого обожают женщины...

Ползунова как бы невзначай взяла руку Шведова в свою. Леночка была готова к отпору, однако такового не последовало. Игорь Андреевич сидел, погруженный в свои мысли. Вконец осмелев, Ползунова с жаром заговорила:

— Милый Игорь, наверное, я не должна этого говорить, наверное, я беру на себя слишком много, но... мне больно за вас! Вы осунулись, похудели! Вас гложет тоска, я вижу! У вас работа, творчество, дом моделей, наконец... впереди Рим. Конкуренты не дремлют! А вы должны страдать и мучиться из-за, извините, чужого ребенка!..

— Ну, это вы зря, — возразил модельер вяло. — Як Саше хорошо отношусь.

— Господи, ну конечно же! Но все-таки у него есть родной отец. Почему у него голова не болит за свое чадо?

И не догадываясь, что о нем идет разговор, Саша старательно надраивал чей-то видавший виды «форд».

Леночка «волновалась» зря — дело происходило на автостоянке недалеко от дома Игоря Андреевича...

Для поддержания формы Лена Семендяева не только не ела мучного, сладкого, сыра, картошки, бананов и прочих вкусных вещей, но и занималась каждый день аэробикой.

Музыка играла так громко, что Лена не сразу услышала звонок в дверь. Потом прислушалась, выключила магнитофон и, отдышавшись, подошла к двери.

— Кто там?

— Битте. Известный модель Элен Семен-дя-еф здесь проживать? — раздалось из-за двери с иностранным акцентом.

— А кто это?

— «Бурда-моден».

— Кто-кто?

— «Бурда-моден». Подарок вам.

— Ой, подождите, — засуетилась Лена, — я только халат накину.

Лена побежала в комнату, накинула халат, быстро оглядела себя в зеркале и бросилась обратно к двери.

— Элен! — торопил Лену нетерпеливый голос. — Шнель, шнель! Тайм из мани!

Лена быстро открыла дверь и увидела... улыбающегося Сергея.

— Привет.

— Сергей...

— Лена...

Они поцеловались.

— Разыграл, — улыбнулась Лена.

— Прости, что я не подарок от «Бурда-моден».

— Ты сам — подарок. Входи же.

Сергей наконец зашел, закрыл за собой дверь.

— Ты посиди, я сейчас что-нибудь приготовлю...

— Не надо, — сказал Сергей, — я ненадолго.

— Ты за вещами? — Лена помрачнела.

— Просто был тут, неподалеку, и решил заглянуть. Ничего?

— Ты же знал, что я и этому буду рада.

Сергей достал из кармана небольшой флакон французских духов.

— Изфестный модель Элен Семендяеф, скрывавшей изфестный преступник Сергей Кузнецоф. — Сергей протянул духи Лене.

— Ты злопамятный, — Лена чмокнула Сергея в щеку и тут же открыла коробочку, а за ней флакон. Понюхала. — Ой, какая прелесть! Спасибо! — Лена снова чмокнула Сергея. — А галстук такой красивый по какому случаю?

— Нравится? Это мне Костикова подарила.

— Какая Костикова?

— Юлькина подруга. Я же тебе говорил: она сейчас у нас живет со своей дочкой.

— Она хорошенькая? — спросила Лена ревниво.

— Дочка-то?

— Костикова твоя!

— Не знаю... Она же подруга моей дочери. Я их только по фамилиям и воспринимаю. А вот дочка Костиковой — Вера ее зовут — точно будущая манекенщица.

— Я б ей этого не пожелала. Думаешь, мне не хочется ребенка иметь? Сплю и вижу...

— Тогда в чем же дело? Выходи замуж и рожай!

— Дело не в замужестве. Мне на эти условности... Боюсь работу потерять, Сергей. Правда, мне на днях один вицепрезидент предлагал быть его референтом по общим вопросам.

— Вице-президент чего?

— Чего-то там... Может, банка, Бог его разберет. А может, и не вице-президент совсем, а генеральный директор, я не помню.

— Значит, по общим вопросам?

— Угу.

— Гонорар, разумеется, в валюте?

— Мне никто не нужен, кроме тебя, Сергей, — сказала Лена просто, хотя Сергей и не думал ревновать, просто шутил в излюбленной своей манере.

— По-моему, мы уже все выяснили, Леночка, — проговорил Сергей, стараясь на Лену не глядеть.

— Зачем же ты пришел? Духи подарить?

— Да нет... Если честно... Соскучился я, Лена...

— Правда?

— Правда.

— Так это же чудесно, милый!

Семендяева привлекла Сергея к себе. Последовал долгий поцелуй.

— Мне надо идти, — сказал Сергей, с трудом оторвавшись от Лены.

— Побудь еще немножко...

— Прости, не могу... Дела. А ты, когда я пришел, аэробикой занималась?

— Я сейчас много ею занимаюсь. Надо быть в форме. Мы ведь скоро в Рим едем, Сергей.

— В Рим? И Шведов тоже?

— А как же! Я так думаю, это Ползунова постаралась. Помнишь, я тебе о ней говорила.

— Ползунова?

— Не помнишь разве? Ты все еще спрашивал, кто она?

— А ты отвечала: «там одна».

— Вот эта самая «там одна» — дочь того самого Ползунова. И влюблена в Шведова по уши.

— Погоди-погоди, я же тебя не просто так спрашивал: ты мне сказала, что Ползунова посоветовала тебе устроить эту инсценировку с моим арестом... Зачем ей это нужно было?

— Не знаю.

— А моя бывшая жена в курсе этих интриг?

— Вряд ли... Хотя вообще-то Ползунова с ней дружит и даже в больницу ходила... В тот день, когда случилось это... Сереж, только ты меня не выдавай, ладно? А то они меня, как котенка...

— Не бойся, не выдам... Мне только мою бывшую жену жаль. Она в какую-то грязь влипла... И Сашка там...

— Ты ее жалеешь, а она тебя жалела, когда к Шведову уходила?

— Тут другое. Она влюбилась.

— Влюбилась...

—Лен, только не надо, а? Ты же хороший человек. Ты сама мне все рассказала, когда она заболела.

— Дура потому что. А в жизни только жестокие и бессердечные побеждают.

— Такой заявлений сделал для печать изфестный модель Элен Семендяеф!

Лена рассмеялась.

— Да ну тебя! Все-таки несерьезный ты человек, Кузнецов!

Сергей посмотрел на часы.

— Вот именно! Мне уже в фирме пора быть. — Сергей поцеловал Лену в щеку. — Готовься к Риму. Говорят, он стоит мессы.

— Это про Париж говорят, а не про Рим!

— А ты откуда знаешь?

— От верблюда!

— Ну хорошо, хорошо! Про Рим говорят, что туда ведут все дороги.

— Ты придешь еще?

— Чемодан ведь здесь...

Лифт был занят. Сергей посмотрел через железную сетку в шахту — лифт поднимался наверх. Затормозил на его этаже.

Вышла эффектная блондинка. С гордо поднятой головой проследовала мимо.

Сергей вошел в кабину и поехал вниз.

Блондинка — а это была не кто иная, как Леночка Ползунова, — позвонила в дверь семендяевской квартиры. Семендяева открыла.

— Добрый день, тезка, прости за экспромт.

— Ничего, входи. Ползунова переступила порог.

— Это от тебя мужчина ушел?

— От меня.

— Что ж, вполне. Видок, правда, немного совковый. Наверное, клерк в какой-нибудь фирме.

— Лена, извини, — сказала Семендяева, — я вообще-то уходить собиралась.

— Могу подбросить. Я на колесах.

— Не стоит.

— Тогда я по-быстрому. Я только что от Игоря.

— От какого Игоря?

— От Кио! От Шведова, естественно. Он в стрессе.

— А что случилось?

— Долго рассказывать. У нас к тебе просьба: помоги нам решить одну проблему.

— Какую?

— Проблему Саши. Короче, позвони своему приятелю Сереже Кузнецову. Кстати, это не он был?

— Неон.

— Я так и думала. В таких, как тот господин из лифта, не влюбляются хорошенькие манекенщицы Шведова. Так вот, скажи своему Сереже, чтобы он, хотя бы до возвращения Маши из больницы, забрал к себе своего сыночка. Можешь даже сказать, что ему у Шведова плохо. Так и быть, беру на себя этот грех.

— Извини, — решительно отрезала Семендяева, — но я никому звонить не буду. Я не вмешиваюсь в семейные дела своих... приятелей.

— Ах, ты моя прелесть... Это твой окончательный ответ?

-Да.

— Ладно. Нет так нет. Ноу проблем. Ты смотрела последнюю передачу о Кардене?

— Нет.

— Жаль. Что-что, а культура показа моделей у них шоковая. Нам надо многое менять в этом бизнесе. Может быть, тебя все-таки подвезти?

— Спасибо, не надо.

— Тоща чао, дорогая. Еще раз извини за экспромт.

— Ничего страшного. Пока.

Ползунова потянула на себя дверь, но вдруг обернулась:

— Кстати, между нами: возможно, в доме моделей скоро будет новый замгенерального.

— Возможно?

— Вполне вероятно.

— И кто?

— Это пока секрет. Целую. Ползунова исчезла.

Лена осторожно прикрыла за Ползуновой дверь. Что-то ей в этом разговоре ужасно не понравилось. Но вот что... Лена понять не могла.

Уже несколько часов Саша маялся без дела — не было клиентов.

Кого-то не устраивала цена, кто-то вообще предпочитал мыть свою машину сам... Саша уже было совсем отчаялся после отказа очередного потенциального клиента, как вдруг откуда-то сзади раздался знакомый голос.

— Хозяин! Работник не требуется? Саша обернулся и увидел Гошу.

— Дядя Гоша...

— Привет. Как идет бизнес?

— Нормально. А вы — ко мне?

— Вообще-то я вон в тот магазин, — Гоша кивнул на расположенный невдалеке супермаркет, — но приятно удивлен нашей встрече. И особенно тому, что посеянные дядей Гошей семена частного предпринимательства начинают давать всходы. Похоже, мой племянник решил стать миллионером.

— Скажете тоже...

— А что — запросто. Ты вот капиталы свои во что вкладываешь?

— Я? В «сникерсы»... — признался Саша честно.

— А «сникерсы»?

— Съедаю.

— Прекрасный оборот капитала. Ладно, у тебя есть немного времени?

— Немного есть.

— Давай посидим, — Гоша указал на скамейку. Они уселись.

— Как вообще жизнь?

— Ничего.

— Тебя там не обижают?

— Нет.

— Ответь мне на один вопрос. Только прямо, по-мужски, можешь?

— Могу.

— Почему ты избегаешь своего отца? Саша молчал.

— Я жду ответа.

— Я его не избегаю. Это он меня избегает.

— А ты бы хотел с ним встретиться?

— Когда?

— Да хоть сейчас. Вон моя машина, видишь?

— Вижу.

— Садимся — и прямо к нему. На работу.

— А если его там нет?

— А это мы сейчас выясним. — Гоша встал. — Ты посиди, а я ему сейчас позвоню. Только дождись меня, хорошо?

— Хорошо.

— Или лучше знаешь что? Помой пока мою машину. Давай-давай, я тебе хорошо заплачу. Двойной тариф.

И Гоша побежал к ближайшему автомату. Автомат конечно же не работал. Гоша прошел по улице, отыскал другой. Набрал номер.

На работе Сергея не оказалось. Сказали — ушел и сегодня больше не появится.

Гоша позвонил ему домой. Трубку сняла Костикова.

— Сергея можно? — попросил Гоша.

— А его нет. Кто спрашивает?

— А я, простите, с кем говорю?

— Костикова, Юлина подруга. А вы кто? Голос у вас знакомый...

— Вот что, Костикова, — заявил Гоша довольно бесцеремонно, — как хочешь найди его и передай...

В этот момент в квартиру Кузнецовых позвонили.

— Ой, кто-то пришел! — крикнула в трубку Настя. — Подождите, может быть, это он... — Положив трубку, она побежала к двери.

— Кто там?

— Юль, ты? — спросил голос из-за двери.

Костикова торопливо открыла дверь, но... никого не увидела. Шагнула за порог.

Кто-то невидимый накинул ей на голову мешок так быстро, что Настя и вскрикнуть не успела.

Дверь квартиры громко захлопнулась от сквозняка.

— Алло! — крикнул в трубку Гоша. — Костикова, где ты там? Сколько можно открывать! Алло! — Гоша положил трубку, набрал еще: занято. Опять — снова занято.

Чертыхнувшись, он двинулся назад к стоянке. Скамейка, на которой сидел Саша, была пуста. Гоша кинул взгляд на машину — около нее тоже никого не было.

Саши и след простыл...

Глава тридцать третья. «ДОБРОДЕТЕЛЬНАЯ БАРЫШНЯ»

Рабочий день в доме моделей был закончен.

Игорь Андреевич запер ящик стола, надел плащ, потянул на себя дверь кабинета и... буквально нос к носу столкнулся с Ползуновой.

— Что это вы сегодня без охраны?.. — Поймав растерянный взгляд Шведова, Леночка пояснила: — Я про Регину. Здравствуйте.

— Здравствуйте. — Модельер отступил чуть назад, давая Ползуновой возможность пройти в кабинет. — Рад видеть... — соврал Игорь Андреевич устало.

Ползунова протянула руку.

Шведов наклонился, чтобы, следуя этикету, приложиться губами, но Ползунова вдруг резко сократила дистанцию и быстро поцеловала опешившего модельера в щеку.

— Не помешаю?.. — тут же молвила Леночка как ни в чем не бывало.

— К сожалению, я собираюсь уходить. — Шведов машинально провел рукой по щеке.

— Брифинг? Презентация?

— Свидание.

— И не со мной? — вконец обнаглела Ползунова.

— У Маши сегодня первый день как отменили карантин.

— Знаю, знаю. Я уже была у нее сегодня.

— Да?! — оживился Игорь Андреевич. — И как она?! Ничего принести не просила?!

— Она прекрасно себя чувствует. На днях ее будут выписывать, — с явным неудовольствием сказала Ползунова.

— А почему у вас такой странный тон?

— Послушайте, Шведов! Вы не производите впечатление ни мальчика, ни импотента! Вы что?! И вправду верите в женскую дружбу?! — Голос Ползу новой звучал раздраженно.

— Никогда не думал, что вера в дружбу — признак импотенции. Впрочем, может быть, я вас не понимаю...

— Да все вы прекрасно понимаете! Просто, во-первых, вы достаточно интеллигентны, чтобы не послать меня, а во-вторых, вам не хочется портить отношения с дочерью влиятельного государственного чиновника!

— А в-третьих? В-четвертых? — взвился модельер, поначалу не желавший конфликта. — Это все будет?!

— Будет! — пообещала Ползунова решительно. — Может быть, вы не знаете, что я хочу за вас замуж?!

— Боюсь, что я для вас слишком стар.

— Не бойтесь.

— Нет, — Шведов хмыкнул — слишком прозрачен был намек Ползуновой. — Я не в этом смысле. Просто в мои времена принято было, чтобы мужчина делал предложение женщине...

— Милый Игорь Андреевич, ваши времена кончились! — с интонацией большевика Антонова-Овсеенко, который руководил арестом Временного правительства, объявила дочка влиятельного лица. — Сейчас наши времена! И если вы не хотите от них отстать... Вы даже не представляете, какой я припасла для вас свадебный подарок!

— Вы меня покупаете?..

Но тут Леночка неожиданно изменила тактику.

— Боже мой, Боже мой... — вдруг энергично приблизившись к Шведову, Ползунова положила руки ему на грудь. — Неужели вы не понимаете, чего мне стоили все эти современные признания? Неужели вы не понимаете, что я люблю вас!..

Тут Ползунова полезла целоваться, но Игорь Андреевич, как опытный боксер, вовремя улизнул из сектора атаки.

— Значит, богатая и здоровая для вас хуже, чем бедная и больная! — констатировала Ползунова зло.

Шведов поднял на Ползунову глаза.

— Я разговаривала с Машиным лечащим врачом. Можете оставить свои надежды на ребенка! У нее больше никогда!.. Никогда не будет детей!

— Я не желаю разговаривать с вами на эту тему, — сказал Шведов как можно резче.

— Пройдет очень немного времени, и вы будете мечтать поговорить со мной. На любую тему! — Леночка повернулась и быстро вышла из кабинета.

Игорь Андреевич подумал о том, как это все-таки несправедливо, что женщин бить нельзя. Ведь иногда так хочется...

Отчаявшись дождаться неизвестно куда запропастившуюся Костикову, Юля принялась сама разводить детское питание. Самое время было кормить маленького.

Биг-Мак сидел напротив.

— Я не понимаю, куда она делась?! Может, в милицию позвонить? — нервничала Юля.

— Не надо в милицию. — Биг-Мак вздрагивал лишь от одного этого слова.

— Почему?

— Ну мало ли! Может, она у мужика у своего... Как его... Ну как его, я забыл...

— Ты с ума сошел! Какие мужики! У нее ребенок!

— Все бывает...

— Да звонила я ему! Он понятия не имеет!

— Ну к маме, может, зашла...

— Ага. И заговорилась! И на всю ночь!

— А что ты им скажешь? — спросил Биг-Мак осторожно.

— Кому?

— Ну милиции... Ты же в милицию собралась звонить?!

— Слушай, а что ты так беспокоишься? — насторожилась Юля.

— Я беспокоюсь?

— Ты! Ты!

— Да я что! Мне вообще на твою Костикову!..

— А может, ты что-нибудь знаешь?

— Что я могу знать?! Что я могу про нее знать?! Больше мне интересоваться нечем!

— Я же понимаю, почему ты так испугался! — продолжала экзекуцию Юля. — Боишься, что они начнут меня расспрашивать. Не было ли чего подозрительного у нас. Не угрожал ли кто... А я тут про ваши дела с Мадлен и выложу!

— Идиотка! — выкрикнул Максим в сердцах.

— Струсил?! — обрадованно уличила Биг-Мака Юля. — Ну конечно! Можешь не волноваться! Ничего я им не расскажу! Мы с Настей лучше придумали!

— Еще лучше? — В голосе Максима звучал сарказм.

— Мы все Анри Тигранычу рассказали!

— Это мужику ее?! Вы что! Рехнулись, что ли?! Я же просил тебя! Чтобы никому! И, главное, зачем?! Что он может?!

— Он много что может! Например, написать статью. Ведь он музыкальный критик!

Биг-Мак вдруг буквально потерял дар речи. Совершенно оторопело молча уставился на Юлю.

— Ты чего?

— Анри Т-тигранович, — Биг-Мак даже заикнулся. — Это тот? Из «Независимой»?!

— Он много где печатается! — заявила Юля гордо. — И в «Независимой» тоже.

Биг-Мак молча опустил глаза. Казалось, он неожиданно потерял ко всей этой истории интерес.

Юля восприняла происходящее как победу и потому посмотрела на Максима снисходительно.

— Вот так-то! И нечего расстраиваться! Твой Иннокентий в жизни не узнает, что это мы все рассказали. А когда пару статей напечатают, ему вообще никуда не деться! И будет он не шоу-бизнесом заниматься, а пивом в коммерческом ларьке торговать! Между прочим, и тебе грозить перестанет! — Юля сняла телефонную трубку.

— Ты куда? — дернулся Биг-Мак.

— На кудыкину гору воровать помидоры! Думаешь, мне хочется им звонить? Я их сама боюсь. По определению! — Юля собралась уже было набрать две заветные цифры, но Биг-Мак вдруг молча положил руку на рычажки.

— Не надо туда звонить!

— Убери руку! — Юля попыталась убрать руку Биг-Мака, но он не дал.

— Не надо туда звонить... — проговорил он устало и тихо. — Я понял, где Костикова!

— Что?

— Как ты обнаружила, что ее нет дома?!

— А чего тут обнаруживать... Ну я вышла минут на десять, а когда вернулась... Ее уже не было... Только ребенок кричал...

— Ты куда ходила?

— Наверх. К соседке. Обогреватель отдать. Мы у нее для детской комнаты...

— То есть на улицу ты не выходила, — перебил Биг-

Мак.

— Естественно...

— А перед тем, как ты вышла, тебе звонили. Да?!

— Никто мне не звонил.

— Вроде как не туда попали?..

— А... Да... — Юля вспомнила. — Действительно. Звонили. Попросили Юлю, а потом выяснилось, что нужна Юля, но другая.

В комнате громко заплакал младенец.

— Господи! Только этого не хватало! — вздохнула Юля. Биг-Мак вдруг бросился к окну.

— Ты чего?! — испугалась Юля.

— Как пить дать из того автомата звонили, — Максим вернулся на место.

— Да кто звонил! Ты объяснишь что-нибудь толком?! — не выдержала Юля.

— А толком я ничего не знаю! — закричал Биг-Мак в ответ. — Я думаю, что Иннокентию все надоело, — добавил он очень тихо.

— Что — все?

— Да идиотизм твой! — Максим снова повысил голос. — Тоже мне! Заступника нашли! Ты знаешь, на что живет ваш Анруша?! Ты думаешь, на эти жалкие газетные гонорарчики? Он же у Иннокентия на содержании!

Пока Юля и Биг-Мак выясняли отношения, Иннокентий «снимал» показания с Крюка в одной из комнат своего просторного офиса.

— Понимаете, Иннокентий Михайлович, я на лестнице остался, страховал, — оправдывался Крюк. — Да и нечего там двоим делать-то было. Девчушка маленькая, дохленькая, Рембо с ней одной рукой справился... Откуда я знал, что у них там гнездо!

— А девицы что? Похожие?! — продюсер с трудом сдерживал бешенство.

— Да ничего общего. Но Рембо-то ее в лицо не знает! Ему сказали — девица... А кто думал, что там еще одна живет?!.. Главное, мы еще, перед тем как идти, позвонили. Там автомат прямо напротив подъезда...

— Да какого черта вы ее вообще из дома вытащили?! — Иннокентий вскочил с кресла.

— Как зачем?! Вы же сами велели... попугать! — Крюк занервничал еще больше.

— Правильно, я попугать велел, а не воровать. Теперь же вовек не расхлебаемся!

— Ну я думал как... Это... Короче, мешок на голову — и все. А потом попугать не спеша, — признался Крюк чистосердечно.

—Ага! Медленно и со вкусом! — Продюсер швырнул в стену какой-то попавшийся под руку журнал.

— А чего, разве не так? Я вот у Биг-Мака кино смотрел... Американское! Так там как раз так и делали.

— А «Спрут» ты не смотрел?! Ты что, не мог зайти в квартиру, как человек, осмотреться, спокойно разбить чтонибудь и так же спокойно уйти?!

— А если бы они милицию вызвали?

— А так они кого вызвать должны? «Скорую помощь»? Так это я сейчас для тебя вызову! — пообещал Иннокентий таким голосом, что Крюк поверил.

— Вы сказали — попугать, — пробубнил Крюк. — Я и хотел как лучше, то есть как страшнее...

— Боже мой, с какими идиотами приходится работать!.. Ты ее хоть покормил?

— Да она тут это... — промямлил Крюк нечленораздельно.

— Ну и что нам с ней теперь делать? Отпустить?

— Она же нас всех заложит! — в ужасе перешел на громкий шепот Крюк. — Рембо мне объяснил, за это могут и того...

— Ну тогда давай бритвой по горлу, и в колодец. Изнасиловать только перед этим не забудь!

Не понимая, шутит босс или говорит серьезно, Крюк в ужасе вжался в свой стул...

Юля звонила Кате.

— Алло. Здравствуйте. Катю попросите, пожалуйста! А когда она будет? Да... Нет. Ничего. Ну скажите, что племянница звонила. — Юля положила трубку.

— Ты чего задумала?! — встрепенулся Биг-Мак.

— Ну не тебя же с ребенком оставлять!..

— Ты что, к ним собралась?!

— Никуда я не собра...

— Ты думаешь, ты к ним явишься, скажешь, ай-ай-ай, они испугаются — и все кончится?! — перебил Биг-Мак.

— Ничего я не думаю!

— Оно и видно!

— Ну не могу же я ее там одну оставить! Она же там вообще по ошибке! Им же я нужна!

— Я думаю, что теперь им нужны вы обе... Кстати, а как бы ты их нашла? Я тебе адресов давать не собираюсь!

— А я на тебя и не рассчитываю. Ты свое дело сделал... — Юля взглянула на Биг-Мака с презрением. — Пошла бы к Мадлен. Там же всегда кто-нибудь из ваших пасется!

— Слушай, а ты с этим, ну к которому твоя мать ушла, общаешься? — спросил вдруг Максим.

— В каком смысле?!

— Ты знаешь, кто он?

— Естественно. Так, портной один.

— Ага. Портной. А знаешь, для кого твой портной сейчас костюмы шьет?

-Ну?

— Для «Мадлен-шоу», не хочешь?!

— Что?!

— Для него с Иннокентием поговорить как два пальца... — Биг-Мак не стал договаривать, что нужно с этими пальцами сделать.

Юля молча отрицательно покачала головой.

— Шведов — это единственный, кто может тебе помочь, — сказал Биг-Мак уверенно.

— Я не пойду к нему! Я не пойду! Не пойду! — закричала она вдруг.

— Слушай, ну что ты дурью маешься? В стране разводов больше, чем браков. Если все из-за этого с родителями общаться не будут!.. И вообще, «ласковый теленок двух маток сосет»! Да если ваш модельер нажмет...

Юля угрюмо молчала.

— Ну конечно, пусть там Костикова загибается... Нет, я, конечно, не спорю... Но все-таки лучшая подруга... Ребенок опять же...

— Я не пойду к нему, — упрямо повторила Юля.

— Юль... — Максим попытался Юлю обнять.

— Отстань. Да отстань ты! — Юля вырвалась.

Навещавший Машу Игорь Андреевич с удовольствием отметил, что Маша уже встает с кровати и выглядит явно лучше. Даже на щеках появился какой-то пусть слабый, но все же намек на румянец.

— Так что за нас не волнуйся, все в порядке... Тебя ждем. — Шведов держал Машину руку в своей.

— Жалко, что ты Сашу не привез...

— Не хотел срывать его с уроков, но завтра обязательно привезу.

— А учится он как?

— Я был на днях в школе, все в порядке. Синяков уже неделю не было, — улыбнулся Игорь Андреевич.

— Там, конечно, все знают, где я и почему? — настроение у Маши по-прежнему было не из лучших.

— Я никому ничего не говорил, так что если и да, то не от меня. Знаешь, кто меня на днях навестил? — решил сменить тему Шведов. — Твой бывший свекор.

— Анатолий Федорович? — Маша удивленно подняла брови. — Он что, к Саше приезжал?

— Да нет. Ко мне. В офис. Просил внука отдать.

— Юль. Я все понимаю, но это единственный выход, — заключил Биг-Мак.

— Нет!

— Идиотка! Да если ты с ним поговоришь, он нас всех отмажет! — Биг-Мак спохватился было, но поздно. Юля мгновенно сверкнула гневным взглядом.

— Всех?.. Как ты сказал?.. Всех?! Я думала, ты Костиковой помочь хочешь, а ты, значит, о своей шкуре печешься?!

— А что я...

— Убирайся!

Биг-Мак посмотрел на Юлю растерянно.

— Я тебе сказала, убирайся! Вон! Чтоб я тебя не видела. — Вскочив, Юля указала Максиму на дверь.

— Да я... — попробовал было пролепетать что-то Биг-Мак, но Юля была неумолима.

— Вон!!!

— Как — отдать?

— На воспитание.

— Ну а ты?

— Пришлось отказать. Хотя милейший старикан...

— Какой он старик! — Маша ехидно намекнула Шведову на его небольшую разницу в возрасте с Анатолием Федоровичем. — Только-только на пенсию вышел!

В дверь постучали.

— Да-да, — отозвалась Маша.

Дверь распахнулась, и с большим букетом цветов в руке появился Сергей. Шведова увидеть явно не ожидал, улыбка сползла с лица. Но все же вошел.

— Сергей?! — Маша явно обрадовалась. — Вот уж не ждала...

— Машенька, я давно хотел, но карантин же был... — Сергей протянул Маше цветы. — Сегодня первый день.

— Я подожду в коридоре, у меня есть время сегодня, — холодно уронил Игорь Андреевич.

— Нет-нет, Игорь Андреевич, — возразил Сергей довольно издевательским тоном, — вы такой занятой и важный человек. Это я никуда не тороплюсь, это я подожду, поговорю пока с врачом, узнаю, когда выписываться... Все-таки он спросит, кто да что, мне будет проще ответить. Какой-никакой, а муж.

— Бывший, — уточнил Игорь Андреевич жестко.

— У нас в СП девочки говорили: «Лучше бывший, чем никакого!» — быстро нашелся Сергей.

— Надо же, когда ты все успеваешь, мастер, и со своими девочками, и с моими!.. — не остался в долгу модельер.

— Молодость, Игорь Андреевич, — «умыл» Шведова Сергей, — страшная сила.

— Я бы сказал — сокрушительная. Но прежде всего для самого носителя, — молвил модельер с угрозой.

— Вы что, с ума сошли? — не выдержала наконец Маша. Хотя, как и всякой женщине, сцена эта, несомненно, доставляла ей удовольствие. — Еще подеритесь здесь!

— Чего же вы ждете? — спросил Шведова Сергей. — Вам ясно дали понять — уходите.

— Только после вас.

— Оба — и немедленно! — выкрикнула вдруг Маша. — Вон отсюда! Видеть вас не могу!!!

Чисто автоматически переглянувшись, мужчины молча встали и вышли из палаты.

Сергей оставил свой букет на стуле.

Как только дверь за ними закрылась, Маша горько зарыдала, уткнувшись лицом в подушку.

А Шведов с Сергеем не преминули снова сцепиться в коридоре.

— Не был рад вас видеть. И... не буду рад в следующий раз, так что до свидания говорить не хочу, — заявил модельер.

— А я бы не торопился попрощаться, — сказал Сергей. — Игорь, у меня к вам есть серьезный разговор.

— Это не нам с вами решать, — догадываясь, о чем собирается говорить Сергей, решительно оборвал Шведов. — Маша сделала свой выбор, и давайте не будем об этом.

— Действительно, — согласился Сергей, — Маша выбрала. Но я не об этом. Саша не мог сам принять решение. И сейчас он живет у вас без матери. И без отца. Это мой сын, я имею право... Да нет, я обязан заботиться о нем. Я хочу забрать Сашу домой.

— Сашин дом там, где дом его матери, — не желал идти на уступки Шведов.

— Маша уже дольше в больнице, чем была у вас. Что же ему, теперь сюда перебираться?

— Слушай, мастер, я же не уточняю, где ты ночуешь! Или ты думаешь, из Семендяевой мачеха лучше, чем из меня отчим? — осведомился модельер довольно агрессивно.

— Действительно гадюшник, — имея в виду дом моделей, хмыкнул Сергей.

— Не волнуйся, — сказал Шведов, — Маше я ничего не сказал. Не за чем. Ну что, вопрос исчерпан?

— Нет. Это не вопрос. Это живой и очень непростой мальчик. Я хочу с ним поговорить.

— Телефон знаешь?

— Скажите ему, пусть мне позвонит.

— Ну уж нет! Хватит. До сих пор я действительно иногда напоминал ему. Но теперь... Ты же говоришь, он взрослый, вот пусть сам и решает, с кем он хочет разговаривать, а с кем нет.

— Зря вы так, — заметил Сергей беззлобно. Шведов отмолчался.

Юля без труда отыскала Мадлен на скамейке.

— Ты? — Мадлен как-то не очень удивилась.

— Здрасьте.

— Я почему-то была уверена, что ты рано или поздно придешь.

Юля подозрительно огляделась по сторонам, ища глазами «сторожа» Мадлен.

— Думаю, что минуты три у тебя есть, — улыбнулась певица. — Сегодняшний караульный эстет. Его кустики не устраивают... Но вообще, они теперь совсем с меня глаз не спускают. Так что ты, конечно, зря пришла. Засекут.

— Мне это и надо, — сказала Юля, присаживаясь рядом.

— У богатых свои причуды. — Мадлен закурила. Юле почему-то не предложила.

— Я знаю, кто ты на самом деле! — проговорила Юля тихо.

— Торжество разума над силами природы! — Мадлен отнеслась к этой информации очень спокойно.

— Почему ты меня не выдала? Тогда, на очной ставке? — Юля задавала вопросы, как в плохом фильме про разведчиков.

— А зачем?

— Ну... Не знаю...

— И я не знаю.

Юля рассмеялась, но Мадлен не поддержала ее.

— Ты наверное подумала, что я к тебе как-то особенно расположена... Что ты мне так понравилась... Да?! — Мадлен на Юлю даже не смотрела.

— Ну в общем.. ;

— Не обольщайся! Я ко всем отношусь одинаково. Просто мне не было смысла тебя закладывать. Это не входит в наш с Иннокентием контракт. — Мадлен улыбнулась недобро. — А я выполняю только то, что в контракте.

— А разве вы не договаривались, что ты не будешь ни с кем откровенничать?

Мадлен не ответила.

— Раньше ты говорила об Иннокентии чуть ли не как о самом дорогом тебе человеке! — уличила Юля Мадлен.

— А теперь так, как он того стоит. Мы лучше узнали друг друга!.. Тебя засекли.

Юля обернулась и увидела невдалеке молодого человека, входящего в телефонную будку.

— Звонит Иннокентию, — сказала Юля уверенно. — Значит, у меня осталось минут десять?

— Что ты задумала? — спросила певица.

— Почему ты хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле? — Юле следовало бы, наверное, стать учительницей. Как мама.

— Мне вообще плевать, какой я кажусь.

— Так не бывает!

— Зачем ты сюда пришла? — спросила Мадлен с откровенной враждебностью.

— Мне нужен Иннокентий!

— Если ты думаешь, что он мне тоща поверил, то ты сильно ошибаешься.

— Они не должны наживаться на чужом несчастье! Я этого не допущу! — заявила Юля с пафосом.

— Ах вот в чем дело?! А ты меня спросила?! Разоблачительница! Ты со мной посоветовалась?!

— И все-таки мы могли бы друг другу помочь. — На такую реакцию Мадлен Юля явно не рассчитывала.

— Друг другу? Спасибо. А можно как-нибудь без меня?!

— Ты же не такая! Ну зачем ты так?! — Юле почему-то казалось, что она знает, какая Мадлен на самом деле.

— Ты знаешь, что такое терять друзей?! Терять близких?! Не хочу! Хватит! Как-нибудь сама!

— Что — сама?! Что — сама?! Тебя же не существует! Есть только твой голос! Твои мысли и чувства! А тебя нет! Они же купили тебя!

— А ты бы хотела, чтобы во имя торжества справедливости я прозябала где-нибудь в инвалидном доме?! Чтобы мне платили пенсию, которой хватало бы только на хлеб и воду?! Чтобы от меня воняло так, что даже собаки... предпочитали бы обходить меня стороной?! — Мадлен смотрела на Юлю с ненавистью. — Не надо делать человека счастливым. Это невозможно. Счастливым он должен стать сам.

Юля не знала, что сказать.

— Уходи, — велела Мадлен. — Уходи, это все может плохо кончиться.

— Они увезли мою подругу...

— Я не хочу ни о чем знать! Понимаешь?! Не хочу!

— Но так же нельзя!

— Нельзя?! А что можно?! С чего ты взяла, что у тебя есть право решать, как другим жить?! Да будь ты трижды умней других! Трижды добрее и лучше! Почему все должны жить по-твоему?! Добродетельная барышня! — Мадлен почти кричала. — В конце концов, и у добродетели должны быть пределы!

Не помня себя и глотая на ходу слезы, Юля бросилась прочь...

У выхода из больницы Сергея перехватила Ползунова.

— Здравствуйте, очень рада, что встретила вас здесь, а то уже собралась звонить вам домой.

— Здравствуйте, простите...

— Меня зовут Лена Ползунова, я подруга вашей Маши. Вы же Сергей, правильно?

— Правильно, но...

— Она мне о вас столько рассказывала, что я вас сразу узнала. Она становится удивительно красноречивой, когда речь заходит о вас! — Леночка знала, каким мощным орудием является лесть.

— Спасибо, но я все-таки не понимаю...

— Сейчас объясню. Дело в том, что Маше сейчас лучше не волноваться, а оставлять без внимания этого тоже нельзя. Мне нужно поговорить с вами о Саше.

— Что случилось?! — Сергей насторожился.

— Пока, слава Богу, ничего, но может... Давайте сядем и спокойно поговорим.

— Вряд ли мы сможем здесь поговорить спокойно.

—А я и не предлагаю говорить здесь. У входа моя машина. В ней можно и поговорить, и посидеть, и поехать кое-что посмотреть. Здесь недалеко, да и самое время сейчас, пять вечера.

— Простите, Елена...

— Давайте попросту. Я вас Сергей, вы меня Лена. Договорились?

Сергей кивнул.

— Ну вот и хорошо. Так что вы хотели спросить?

— Если вы что-то знаете о Саше, говорите сразу. Тем более если неприятное.

— Я не могу ничего утверждать определенно. Мне кажется, мой долг просто предупредить вас. Поверьте, Машенька мне не чужая, и ваш сын...

— Говорите! — Сергею дама почему-то очень не нравилась.

— Дело в том, что Саша подрабатывает тем, что моет машины на набережной.

— Так!

— По моим сведениям, это продолжается уже месяц. Я, правда, узнала только Два дня назад и поэтому еще не успела сообщить вам. Я не знаю, что толкнуло его на это. То ли недостаток карманных денег, то ли нежелание брать их у чужого дяди. А может быть, это такая форма протеста?

— Против чего?

— Как — против чего? Вы знаете, я врач. И я очень хорошо знаю, как сильно в этом возрасте может ранить... разъезд родителей. Бывает, мальчики уходят из дома. Бывает, перестают учиться. Бывает... Впрочем, что я вас пугаю. Я вам могу точно показать место, где все это происходит, и вы сами примете решение, как это все пресечь...

— Простите, я уже...

— Понимаю. — Ползунова решила, что Сергей забыл ее имя. — Конечно. Лена. Лена Ползунова. Не извиняйтесь. От такой новости можно забыть и что-нибудь поважнее.

— Простите, Лена, но я как-то не очень понимаю. Там что, опасно?

— Да нет, там их большая компания, но...

— Вы знаете, я не так давно оказался без работы.

— Что вы говорите! А по вас не скажешь! — Ползунова решила подпустить еще и женских чар.

— Это было полгода назад. — Чары на Сергея явно не действовали.

— А...

— Так вот, — продолжал Сергей, — некоторое время мне пришлось подрабатывать электриком, плотником, даже шабашить.. .Ивы знаете, я должен был себя переломить. Родители позаботились о воспитании во мне комплекса человека с высшим образованием, которому не пристало сверлить дырки. То есть в своей квартире — пожалуйста. А вот за деньги — нет! Это унизительно! Я не хочу, чтобы мой сын вырос таким же.

— Я вас не понимаю!

— Вырастет, выучится, сможет зарабатывать мозгами — я буду очень рад. Поверьте, я очень хочу видеть сына образованным и интеллигентным. Но пусть знает, что можно и по-другому зарабатывать на «сникерсы». И ничего страшного в этом нет.

— Но как же так! — не сдавалась Ползунова. — Ваш сын моет машины за гроши каким-то нуворишам!

— Что делать! — развел руками Сергей. — Свою я еще не приобрел. Вот куплю — будет мыть мне, и задорого!

— Но как же так! — Леночка никак не рассчитывала, что Сергей справится с ней так легко. Что называется, одной левой. — Неужели вам не страшно за мальчика, там же такие вокруг рожи... Их наверняка рэкетируют...

— Лена. Не драматизируйте. В наши времена считалось, что мужчина должен пройти через армию, а теперь — через рэкет.

Ползунова расстроенно молчала.

— Лена, мне кажется, вас моя реакция расстроила больше, чем Сашино занятие, — заметил Сергей.

— Ничего. За меня не волнуйтесь, — мгновенно взяв себя в руки, заявила Ползунова. — Я свое возьму!

Глава тридцать четвертая. СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОК

Регина что-то писала, сидя за своим столом, когда в приемную дома моделей в буквальном смысле слова ворвалась Юля.

— Юля? Не ждала... Игорь Андреевич знает?

— Он у себя? — Юля даже не поздоровалась.

— Он выходил... Я сейчас посмотрю...

— Ничего, — своей бесцеремонной решительностью Юля чем-то отдаленно напоминала Ползунову.—Я сама посмотрю.

Не дожидаясь ответа Регины, Юля потянула на себя тяжелую дверь кабинета.

— Юля? — Шведов удивленно поднялся навстречу.

— Не ждали?!

— Признаться, нет.

— Да вы не волнуйтесь! Присаживайтесь! Чувствуйте себя как дома!

— У вас что-то случилось? — Игорь Андреевич на Юлино хамство решил не реагировать.

— У меня?! У меня все время что-то случается. Кстати, как же вы это мамочку-то мою не уберегли? Я думала, в хорошие руки отдаю...

Шведов напряженно молчал.

— Вы же мне клялись и божились, что любите ее! Что жить без нее не можете! И что?! Сплавили в больницу?!

— Юля, извините, — проговорил Игорь Андреевич как можно спокойнее и мягче, — но сегодня неудачный день. У меня возникли серьезные проблемы, и я не в состоянии сейчас все это выслушивать.

— У вас проблемы? У вас?! Невероятно!

Игорь Андреевич вздохнул только, но ничего не сказал.

— Вы, наверное, порезали за завтраком палец. Это случается с мужчинами, оставшимися без хозяйки!

Шведов с трудом сдерживал ярость.

— Да вы не волнуйтесь! Сделаете противостолбнячную прививку! Отлежитесь неделю-другую!..

— Вероятно, вам что-то от меня надо, — перебил Юлин монолог модельер. — Вряд ли вы пришли сюда поупражняться в остроумии.

—Мне? От вас?!

— Юля... Я не склонен сейчас к пикировкам. Я понимаю, что вам нелегко было сюда прийти. Нелегко со мной разговаривать... Но если вы ко мне пришли, значит, у вас действительно стряслось что-то серьезное.

— Какой же вы сообразительный!

— Юленька, я понимаю все, что вы ко мне испытываете, но...

— Да ничего вы не понимаете!

— Ну что?! Что я могу сделать?! Я люблю твою маму! — закричал вдруг Игорь Андреевич неожиданно для самого себя.

Загудел селектор, и голос Регины сказал:

— Игорь Андреевич, я выяснила, название этой фирмы — «ПОЛЕ».

— «ПОЛЕ», «ПОЛЕ»... — Шведов не спеша подошел к селектору. — А чем хоть они занимаются?

— Ничем. Они только что открылись. Вообще, у меня есть кое-какие соображения. Если вы помните, Лена Ползунова готова была нам помочь... Вы скоро освободитесь?

Шведов внимательно посмотрел на Юлю. Потом ответил:

— Нет.

— Игорь Андреевич, но...

— Я занят!

Регина послушно отключилась.

— У вас неприятности?.. — спросила Юля осторожно, как бы давая понять, что извиняется и сожалеет о свой бесцеремонности.

— Вот приходишь однажды в дом, в котором прошли лучшие годы жизни, и выясняется, что он уже принадлежит другим. Приватизирован по всем нормам и правилам... — сказал модельер с подтекстом. — Ты когда-нибудь слышала название такой фирмы — «ПОЛЕ»?

— Нет.

— И я — нет. — Шведов натужно улыбнулся. — Ну ничего. Как-нибудь. Справимся.

— Может быть, я могу чем-нибудь помочь?..

— Спасибо. Ничего-ничего... Вот когда твоя мама попала в больницу — это было тяжело. Мне вообще... без нее... тяжело... А это!.. Ладно. Что у тебя случилось?.. Это ничего, что я перешел на «ты»? — спохватился вдруг Шведов.

— Пожалуйста. — Юля окончательно решила сменить гнев на милость.

— Как-то само получилось... Так чем я могу тебе помочь?

— У меня подругу украли.

Регина уже битые полчаса разыскивала Ползунову. Звонила по разным телефонам, но нигде не могла застать.

— Будьте добры Ползунову... А когда она будет?.. Простите, вы не подскажете, как ее можно найти?.. Да, я подожду...

В дверь приемной просунулась голова одной из шведовских манекенщиц.

— Регин Васильна, Семендяева не появлялась?

Регина отрицательно покачала головой и сказала в трубку:

— Да-да...

Манекенщица скрылась.

— Никто не знает?.. Ну, извините... — Регина повесила трубку.

— Веселенькая история, — сказал Игорь Андреевич, выслушав Юлю самым внимательным образом. — Я действительно шью костюмы для Мадлен...

— Для лже-Мадлен!.. — уточнила Юля.

— ...И, естественно, знаю Иннокентия Михайловича, — продолжал модельер. — Он серьезный продюсер. Очень уважаем в музыкальной среде.

— Он бандит! — с присущей ей четкостью в формулировках заявила Юля.

— Я бы еще мог... хотя и с трудом... поверить в историю с подставной певицей... Но кража твоей подруги?! — Шведов посмотрел на Юлю недоверчиво.

— Значит, вы не будете ему звонить?

— Юленька! Ну посуди сама! Я звоню человеку и говорю: вы случайно не вор? Нет? А может быть, вы тоща убийца? Тоже нет?! Надо же, какая досада! А кто же вы тогда?!.. Куда же мне теперь обращаться? Да он же меня на смех подымет!

— Извините, что побеспокоила! — Юля быстро встала и повернулась к двери.

— Стой. — Шведов поймал ее за руку. — Ну разве я не прав?

Юля молчала.

— Юля!

— Правы. — Юля смотрела куда-то в потолок.

— Может быть, никто ее не крал? Может, она под машину попала? Или с сердцем плохо стало. Ты по больницам звонила? Мало ли! Выскочила в магазин, пока ребенок спал и...

— Вы правы, Игорь Андреевич! Каждый должен уметь сам отвечать за свои глупости.

— Да не то! Не то ты говоришь!

— У вас и своих проблем мало не покажется... — Юля высвободила руку, чтобы уйти.

— Черт подери!!! — воскликнул Шведов в сердцах. Удивленная несвойственной Шведову бурной реакцией,

Юля замерла. Растерянно посмотрела на модельера.

— Я позвоню Иннокентию! — пообещал Шведов. — Позвоню.

Сергей столкнулся с Семендяевой на автобусной остановке, недалеко от дома.

Конечно же поверить в случайность встречи было трудно. Лена просто-напросто подкараулила его.

— Оу?! Не ожидал! Откуда в наших краях?! — деваться было некуда, и Сергей заговорил первым.

— Я шла мимо, смотрю вот...

— Я не думаю, что нам стоит долго разговаривать. — Сергей переживал, что пропустил автобус. Когда еще другой появится...

— Но я не могу... Я не понимаю... Неужели мы вот так расстанемся, и все? — надежда все еще не покидала Лену.

— Лена, мы уже расстались. — Сергей был сух.

— Но почему? Почему? Ты напрасно не хочешь меня выслушать. Я не верю, что тебе будет с кем-нибудь так же хорошо, как со мной! Я же для тебя буквально все готова сделать! Все, что захочешь, все, что скажешь... Или даже не скажешь, а еще только подумаешь! — Лена смотрела на Сергея с обожанием.

— Лена, не надо!

— Что не надо? Тебе неприятно?

— Мне неприятно, когда ты притворяешься.

— Я?! Я притворяюсь?! — Семендяеву как будто по лицу ударили.

— Я все знаю. Я не хотел об этом говорить, но ты сама виновата. Я не могу не отметить большой актерский талант. И умелое руководство опытного режиссера. Зрители, то есть единственный зритель был в полном восторге. Еще немного, и он бы закричал «бис», требуя, чтобы представление повторили. Он бы поверил в картонные декорации и акварельные чувства, как в самые настоящие и живые...

— Сергей, я не понимаю! О чем ты?!

— О том самом. О задании, которое ты с таким блеском выполнила. Охмурила бедного, не избалованного вниманием инженера. Да еще бы не выполнить! Красавица, актриса, тряпки от Шведова! Да еще опыт. Опыт, я тебе скажу, великая вещь! Знать, когда пора обидеться и заплакать, когда сделать большие удивленные глаза и все отрицать, как сейчас, когда пора уйти, хлопнув дверью, а когда броситься на шею и, все признавая, все же твердить о любви... — Сергей был безжалостен.

— Я ничего не понимаю! Ты что, мне не веришь?

— Ленк, хватит кривляться, а?! Я уважаю твой профессионализм. Ты борешься до последней секунды, как канадцы в хоккее, но мне все подробно объяснили. Как Шведов добивается всего, чего хочет. Например, при помощи своих неотразимых манекенщиц. Поверь, я уже даже никого не осуждаю. Это вчера я хотел всех перестрелять. Сегодня уже пришло мудрое понимание, что и такие люди, наверное, нужны. Только я не хочу с такими общаться. И с тобой, соответственно, тоже.

Но это же чушь! Кто тебе это сказал?!

— Какая разница? Важно, что источник оказался достаточно «компетентный».

— Но это же ложь! Ложь! Неужели ты не понимаешь!

— А почему, собственно, ложь? Разве не в интересах Шведова мой роман с тобой? Разве не сообщили об этом немедленно Маше? Разве не помогали тебе какие-то люди в этом мнимом моем похищении?

— Но это же просто стечение обстоятельств! Так бывает! — Лена была просто убита такой несправедливостью.

— Это не тот случай. — Уже не надеясь дождаться автобуса, Сергей стал голосовать. — Лен, я устал...

— Но, Сереженька!..

Перед Сергеем тормознул какой-то «жигуленок». Сергей открыл дверцу, сказал шоферу адрес. Шофер кивнул. Сергей забрался в машину.

— Я люблю тебя!.. — Из Лениных глаз полились слезы.

— Хватит валять дурака! — Сергей захлопнул дверцу. Машина тронулась.

— Регина, еще раз спокойно и последовательно, что там с Семендяевой произошло? Скоро показ начинается... — Шведов усталым жестом потер виски.

— Дело в том, Игорь Андреевич, что показ действительно начнется вот-вот, а ее нет.

— Что значит — нет?!

— Вот так — нет.

— Что еще за чушь! Она должна быть не позднее, чем за час до начала! Ей же краситься, причесываться, одеваться...

— Я еще полчаса назад звонила ей домой — никого. Думала, значит, выехала, скоро будет... Но пока нет. — Регина хранила спокойствие.

Шведов вдруг нервно засмеялся.

— Хороший день. Очень хороший день. Дом отобрали. Модель пропала. Подругу украли.

— Какую подругу? — не поняла Регина.

— Так! Все! Последний раз показ на среду назначали, — сказал Шведов скорее себе, чем Регине и, достав из бара бутылку коньяка, налил себе изрядную порцию. — Запомни, солнышко, отныне, что бы ни случилось, среда — не для показов!

— Я помню, вы никогда не любили среду. Вот пятница — другое дело. — Регина с ужасом смотрела на полный бокал коньяка в руке модельера.

Шведов опрокинул коньяк залпом, как водку.

— А что еще ты помнишь?

— Помню, что старший модельер фабрики имени Клары Цеткин знакомился с девушками только по пятницам, а все неприятности валились на его талантливую, красивую голову исключительно по средам.

— И когда ты обратила на это внимание?

— Когда он расстался со мной.

— В пятницу?

— Нет. В среду.

— Не так все просто. И ты это знаешь. — Шведов снова налил себе коньяку.

— Знаю. И знаю, что сегодня среда. И поэтому считаю себя обязанной сказать тебе, Игорь, то, о чем молчу пятнадцать лет.

— Интересно. Сегодня просто день неожиданностей. Какая-то просто-таки королевская среда!

— Я очень любила тебя тогда. Хотя тогда все было наоборот. Это я была известной моделью в престижном доме, а ты просиживал штаны на фабрике, адаптируя чужие идеи к случайно завезенной на комбинат ткани. Это я ездила по миру и снималась для журналов. Но я поверила тебе, твоему таланту, я стала работать с тобой. Я полюбила тебя. — Регина взяла со шведовского стола бутылку и налила себе.

— Регина, солнышко, у нас показ на носу, — Шведову не очень хотелось продолжать этот скользкий разговор. — Тебе еще надо Семендяеву найти... Сейчас не до воспоминаний!

Но Регина была полна решимости договорить до конца.

— Тебе никогда не хотелось вспоминать об этом. И я послушно молчала. Но сегодня не могу. Ты же губишь себя! Вспомни, как тяжело тебе все доставалось! Вспомни, как мы по ночам шили твои модели. Как ты уговорил меня сниматься в них для твоего первого самиздатовского альбома. А как я потом вывозила слайды в Париж?! На себе прятала. Дрожала, как дура, в Шереметьево. Контрабандистка! Все ради того, чтобы показать тебя миру. И показала. И они узнали. И заговорили. «В России гибнет мощный талант!» Лучше бы они молчали!

— Ну, это еще как сказать! — модельер слегка захмелел.

— Да нет! Тебя выгнали с фабрики. Но ты получил известность. А меня без труда опознали на снимках и выгнали из дома моделей. Сделали невыездной. Лишили профессии...

— Я помогал тебе, — возразил Игорь Андреевич вяло.

— Но время мое кончилось. Я не могу больше ходить по подиуму. Возраст вышел.

— Поэтому ты тогда вышла замуж!

— А что ты мне мог предложить?

— Все, что у меня тогда было, я делил с тобой.

— А была одна сплошная среда. Плюс надежды на будущее. Но в этом будущем меня как раз не было. Ты даже не упоминал о возможности такого союза, как брачный. Деловой, любовный, дружеский, интимный, профессиональный, какой угодно, но только не брачный!

— Я до сих пор холост, — как бы в оправдание заметил Шведов.

— Не вполне, — парировала Регина ядовито.

— Я не мог тогда на тебе жениться.

— Потому что не хотел.

— И поэтому тоже. Но ты не слишком долго переживала. Я тоже кое-что помню. Не прошло и месяца, как ты уже была замужем, а я в мыле бегал по городу в поисках кого-нибудь, кому будут впору сшитые на тебя модели.

— Да. Я думала хоть так заставить тебя проявить себя. Ревность! — проговорила Регина мечтательно. — «Если и не любит, то хоть ревнует!» — так я тогда думала.

— И ошибалась.

— И жестоко ошибалась.

— Но ты же вернулась ко мне.

— А куда мне было деваться? С мужем я не могла. Одна? А что я умею? Да и потом, тебе, Шведов, этого не понять никогда, но женщина должна быть рядом с тем, кого любит.

— Неужели ты хочешь сказать...

— Ой, только не прикидывайся! Не такой ты дурак, каким хочешь иногда казаться! Ты прекрасно знал все эти годы, что я люблю тебя. Уже почти совсем не как женщина, а как мать или даже бабушка. Оберегать тебя, помогать тебе, заботиться о тебе... И при этом ничему не мешать, не быть в тягость, не приставать, не обременять советами и расспросами... Идеал, а не секретарь. Признайся, ты хвастался мной?

— Регина, поверь, я очень тебя ценю...

— Ты хвастался мной? Ну?

— Ну, я тебя всегда хвалил... — Игорь Андреевич смутился.

— Да мне филиппинец все передал слово в слово. И не он один. Всем же понятно, через кого надо работать, все же хотят меня подкупить и использовать...

— Регина, на днях Маша выходит из больницы, — решил перевести разговор в деловую плоскость Шведов, — я хочу уехать с ней на недельку куда-нибудь. Предлагаю тебе тоже отдохнуть в это время, проветриться, прийти в себя...

— Ты на ней женишься?

В глазах Регины блеснули слезы.

— Не знаю, — сказал Шведов искренне. — Если она захочет. Наверное, да.

— Будь счастлив, — Регина подняла свой, еще не допитый бокал, и осушила его. Игорь Андреевич поднялся, обхватил Регину за плечи.

— Поверь, я отлично помню и никогда не забуду, чем тебе обязан. В первую очередь, теми месяцами, которые мы провели вместе. Тем, что меня узнали и признали. Ну что мне повторять тебе банальности? Что манекенщица — соавтор костюма? Особенно такая, как ты...

— Двадцать лет назад, — уточнила Регина с горькой улыбкой.

Шведов деликатно пропустил это самокритичное замечание Регины мимо ушей.

— Сейчас ты мне нужна как никто, — продолжал Шведов. — Ты ведь прекрасно знаешь, что ты не в меньшей степени здесь хозяйка, чем я... Я, например, понятия не имею, что сейчас делать. А ты наверняка легко найдешь выход. Что делать с Семендяевой?

— Я послала к ней Артюшу.

— Домой?

-Да.

— Но ты же звонила — ее там нет.

— У нее проблемы. Может, к телефону не подходит? — Регина Васильевна обладала завидной выдержкой и силой воли. Именно благодаря этим качествам она так свободно смогла перейти к обсуждению деловых вопросов после такого нелегкого разговора.

На шведовском столе зазвонил телефон. Игорь Андреевич кивком попросил Регину взять трубку.

— Да-да. Слушаю... Да... Господи, какой ужас! — Шведов увидел, как Регина побледнела. — Да... Возвращайся, конечно.

Регина медленно опустила трубку на рычаг.

— Кто?

— Семендяева... — проговорила Регина с трудом.

— Я ей такое устрою! Где она?!

— В больнице. Это Артюша звонил. Он чудом успел. Она вскрыла себе вены.

— О Господи!

— Артюша сказал, ее спасут, но она потеряла много крови...

Шведов закрыл глаза рукой.

— Я пойду исправлю программу и предупрежу девочек, — быстро проговорила Регина. — Зимнее кое-что можно будет показать на Танечке, а вот летнее только если на Гале, но это будет очень приблизительно...

Шведов обреченно махнул рукой.

Регина вышла.

Шведов снова налил себе коньяку. Выпил. Набрал телефонный номер.

— Иннокентия Михайловича, пожалуйста... Шведов. Иннокентий Михайлович?.. Да. Я. Нет-нет, с костюмами все в порядке. Ваша Мадлен будет просто неотразима! Уверяю вас!.. Кстати, тут про нее такие слухи ходят... Ну не слухи, но одна моя... Нет, практически родственница... Так вот, она рассказала просто фантастическую историю. Представляете, оказывается та красавица, на которую мы шьем, вовсе и не Мадлен!.. Что вы говорите?.. Бред?! Ну конечно, бред! Но до чего занимательный! — Игорю Андреевичу этот разговор почему-то доставлял удовольствие. — Оказывается, настоящая Мадлен — это парализованная, изолированная от общества бедняжка! Представляете!.. Ну что вы! Это только начало истории! Главное, что каждого, кто узнает эту тайну, — уничтожают! Вот сейчас, например, выкрали очередную девушку, разобравшуюся, что к чему. Что вы говорите?.. Не расслышал?.. Чтобы моя родственница не распространяла глупых сплетен?.. Неужели вам не нравится такая замечательная и, главное, бесплатная реклама?! А я грешным делом уже собирался рассказать об этом своим коллегам!.. Нет, ну что вы! Конечно, я ни на грамм не верю в эту чушь. Но... — Игорь Андреевич неожиданно заговорил ледяным официальным тоном: — Но в это верит моя родственница. Что?! Вы сможете доказать нам, что это ошибка?.. Буду очень обязан! Да... А что звоню?.. Да так. Настроение хорошее. — Шведов снова заговорил ласково. — Хочется поделиться с приятным человеком. Да...

В дверях кабинета возникла Ползунова. Шведов стал прощаться с Иннокентием.

— Ну до свидания. До свидания. — Модельер положил трубку, посмотрел на Ползунову вопросительно.

— У вас что-то не так? Вы плохо выглядите, — проявила беспокойство Леночка. — Как Маша, дети?

— Спасибо. Извините меня. Сейчас начинается показ, я должен кое-что сделать. Вы за пропуском? — Шведову сейчас только Ползуновой не хватало.

— Благодарю, но я больше в них не нуждаюсь.

— Вам перестал нравиться наш дом?

— Ну что вы! Дом действительно замечательный. Настолько, что я решила... — Ползунова выдержала паузу. — И теперь он мой!

— Не понял. В каком смысле? — проговорил Игорь Андреевич очень медленно и устало. Он чувствовал, что еще немного, и ему явно понадобится какой-нибудь успокаивающий укол.

— В прямом. Я приватизировала этот особняк. По документам это называется как-то иначе, но смысл не меняется. Теперь здесь хозяйка я.

Шведов поднял на Ползунову красные от усталости глаза.

— Коньяк не предложите? — наглела на глазах новая хозяйка дома моделей. — Зря. Пришлось повозиться, конечно, фирму зарегистрировать. Но зато теперь... Кстати, спасибо за ремонт. Мне бы никогда не осилить такую организационную бурю.

— Ах так, значит, вы и есть это самое мифическое малое предприятие «ПОЛЕ»?

— Ну почему же мифическое? Ползунова Лена. Вот и получилось «ПОЛЕ». Все очень реально. Я же обещала вам свадебный подарок!

Вошла Регина.

— Елена Александровна, как хорошо, что вы пришли. У нас тут такая проблема!..

— Мне передали, что вы звонили, — Ползунова даже не оглянулась.

— Если я умру не в среду, это будет ошибкой календаря, — уронил Игорь Андреевич мрачно.

Юля осторожно постучала.

— Да! — послышался из-за двери знакомый голос. Юля вошла.

Маша сидела на кровати. Увидев дочь, в замешательстве замерла, не в силах произнести ни слова.

Так они и смотрели молча друг на друга: Юля, застыв у входа в палату, Маша — со своей больничной койки.

Наконец Юля не выдержала. Бросилась к матери.

Они плакали и целовались. Целовались и плакали. И ничего, никаких слов. Только: «Мама...», «Юленька...», «Мама...», «Юленька...».

Вдруг Маша медленно опустила руку на грудь.

— Что с тобой?! — испугалась Юля.

— Ничего-ничего. Все хорошо, — бледнея на глазах, проговорила Маша.

— Сердце?

Маша только согласно прикрыла глаза.

— Я сейчас кого-нибудь позову! — Юля вскочила.

— Нет-нет! Мне уже лучше.

— Но так же нельзя!

— Это просто слабость. Я слишком долго лежу. — Маша попыталась улыбнуться. — Сколько же мы не виделись?

Юля смущенно пожала плечами.

Маша накрыла Юлину руку своей. Она вообще все время старалась прикоснуться к дочери, дотронуться до руки, погладить по волосам — так выражалась томившая ее все время разлуки тоска.

— Ну как у вас дела?.. — спросила мать.

— Нормально.

— Ты не изменилась.

— Действительно, нормально. Папа на новую работу устроился. Еще лучше старой.

— Я знаю. Он приходил. А ты?

— А мне что сделается! Дом — училище, училище — дом.

— Что бабушка с дедушкой?

— «Болезни развиваются по графику»!

— Это дедушка так говорит?

— Ну!..

Разговор явно не клеился.

Так бывает у близких людей, когда они долго не видятся и когда старые противоречия и конфликты все еще витают над ними, не желая отпускать.

— Мам... Ты когда выписываешься?

— Видимо, послезавтра.

— А ты куда из больницы поедешь?.. — Юля опустила глаза долу.

Воцарилась тягостная пауза.

— У тебя есть предложения? — попробовала пошутить Маша.

— Да. То есть... В общем, я хочу сказать... — Юля путалась в словах.

— Что, если я поеду к Игорю Андреевичу, то тебя мне не видать как своих ушей?!

— Я была у него, — молвила Юля. — Сегодня.

— Зачем?!

— Это неважно. Дела... Ты ему очень нужна, — сказала вдруг Юля.

Маша посмотрела на дочь недоверчиво.

— Он любит тебя.

— Я знаю.

Маша попыталась заглянуть дочери в глаза, но Юля отвела взгляд. Встала. Подошла к окну.

— Ты по-прежнему влюблена в него? — спросила мать.

— Это не важно.

— А что важно?

— Важно?.. Важно... Если вы любите друг друга, чтобы вы были счастливы. — Юля неожиданно расплакалась.

— Юля! Юленька!..

Поднявшись с постели, Маша приблизилась к Юле. Обняла. Стала успокаивать.

— Ну не надо. Не надо.

Юля стала понемногу затихать.

— А что же будет с папой? Или он меня разлюбил? — Маша продолжала гладить дочь по волосам.

Юля покачала головой.

— Вот видишь!

— Но ты же не можешь без Шведова!

— Я все могу, — тихо сказала Маша. — Я только должна знать, для чего.

— Мама, но нельзя же все подчинять долгу! Ты же сама всегда говорила, что на свете нет ничего выше любви!

— Я так говорила?.. Может быть. Но я ошибалась.

— Шведов умрет без тебя...

— Не преувеличивай.

— Я знаю. Я чувствую.

— Что ты можешь чувствовать!.. — выговорила Маша в сердцах и, тут же осознав свою бестактность, принялась извиняться. — Прости, прости меня.

— Он не выдержит, — повторила Юля, ничуть не обидевшись на Машины слова.

— Он выдержит, — возразила Маша уверенно. — Он сильный.

— Он выдержал бы... Если бы знал зачем. «Любовь подобна кори: чем позже она приходит, тем опаснее».

Маша удивленно посмотрела на дочь.

— Это дедушка.

— Все-таки ты изменилась. Ты очень изменилась, — не сразу проговорила Маша.

— Кого ты больше любишь? Папу или его? — спросила Юля.

— А кого ты? Папу или его? Юля не ответила.

— Любить — это значит перестать сравнивать! Папа — это папа. Он — это... В общем... если вы, конечно, меня пустите... Я возвращаюсь к вам! — сказала Маша четко.

— Мамочка!.. — Юля бросилась матери на шею.

— Понимаешь, это было как наваждение, как болезнь. Мне всюду виделся он, я постоянно о нем думала... А сейчас я выздоравливаю. Тяжело, с рецидивами, но выздоравливаю... И я хочу домой. К тебе, к Сашке, к твоему папе — моему мужу...

В коляске забылась безмятежным сном маленькая дочка Насти Костиковой. Сама же счастливая мать катила коляску по улице.

— Настька! — Завидев Костикову издалека, Юля быстро подбежала и обняла подругу.

Внезапно что-то твердое уперлось в Юлину спину.

— Тихо! Не дергаться! Делать, что я скажу! — раздался откуда-то сзади приглушенный голос.

Костикова испуганно вскрикнула. Юля медленно повернулась.

Перед ней с жизнерадостной улыбкой на лице застыл Сорокин.

— Сорокин, — молвила Юля устало. — Ты глуп как пробка!

— Ну, что у тебя еще случилось?

— Тебе мало?!

— Я могу совсем уйти, но за идиотку меня не держи. Костикова Костиковой, но тебя явно еще что-то гложет.

Катя «допрашивала» племянницу.

— С мальчиком этим поругалась?

Юля взмахом руки показала, что о такой мелочи и вспоминать не стоит.

— Ладно, — не сдавалась тетка, — попробую сама угадать, раз уж ты сегодня такая красноречивая. Твоя модель провалилась на конкурсе? Нет, тогда бы ты сидела за машинкой... Твоя подруга выходит замуж? Нет, ты бы мучила меня, в чем идти на свадьбу и что дарить. Случайно встретила на улице принца и влюбилась на всю жизнь?

Юля невольно улыбнулась.

— Кать, я маму видела.

— Ого!.. — Катя даже присвистнула. — Значит, сходила наконец. Ну?! И как она тебя встретила?

— Кать, она такая несчастная.

— В смысле?

— Ну... Я не знаю, как тебе объяснить...

— Опять не может решить, с кем жить?

— Катя!

— О! Да ты еще и защищаешь ее?! Это что-то новенькое...

— Во-первых, она все знает. Она к папе хочет вернуться. Не знает только, как он ее встретит.

— Сережка-то? Нормально! С ним чем хуже, тем лучше!

— А во-вторых... — продолжала мысль Юля, — я сегодня была у Шведова.

— Даже так?..

— Он действительно ее любит. Очень любит.

— А чего это ты к нему пошла?

— Да так. Дело было.

— Дело или повод?

— А чего ты вокруг-то?! Ты прямо спроси! Люблю я его или нет?!

— А зачем тебя спрашивать? И так все видно.

— Он такой несчастный... — пожалела модельера Юля.

— Да ты же только что это про мать говорила!

— Да... Кать, они все... И мама... И Шведов... И папа... Так все запуталось... Я ей говорю, что, если она без Шведова не может, пусть с ним остается, а она: «Нет, я к папе из больницы вернусь». А он без нее не сможет.

— Кто? Шведов?

— Она ему очень нужна.

— Ты по-прежнему влюблена в него... — констатировала тетка.

— Это не важно.

— А что важно?

— Важно?.. Важно... Чтобы люди, которые любят друг друга, были вместе. — Юлины глаза засветились от слез.

В прихожей хлопнула дверь. Еще через мгновенье на пороге возник Сергей.

— Что случилось? Двойка по арифметике? — заметив мокрые Юлины глаза, поинтересовался отец.

— Это у нас женское! — объяснила Катя.

— Рад видеть, сестричка. Сейчас умоюсь и буду с вами дружить, — Сергей вышел.

— Все, — сказала Катя. — Боюсь, что пятиминутка искренности окончена.

— Шведов умрет без нее... — хлюпнула носом Юля.

— Так уж и умрет. Не мальчик все-таки. И потом, ты что же?! Всерьез хочешь, чтобы мама осталась со Шведовым? А что же будет с папой?

—Я не знаю... Я сама не знаю, чего хочу. — Юля снова чуть было не заплакала.

— Господи, какой ты еще ребенок, — ласково проговорила Катя.

— Почему?

— Ты еще веришь, что счастливы могут быть все сразу, — молвила Катя с грустью.

Вошел Сергей.

— Ну что, дорогие дамы?..

— Пап, ты меня любишь? — Юля подскочила к отцу, обняла.

— Что у нас еще случилось? — насторожился Сергей.

— А маму?

— Что происходит?!

— Я тебя спросила! — напомнила Юля требовательно.

— Я очень люблю твою маму. Все?.. Ну а теперь объясните мне, что у нас творится в доме? — Последнее время Сергей привык к плохим новостям, его только очень нервировало, когда их не сразу говорили, а тем более старались утаить.

— Кажется, твоя дочь наконец выросла! — объявила брату Катя.

Сергей на всякий случай насторожился...