Мелодия огня и ветра. Том 1

Глава 9. Запах ладана не несёт покоя

Сюн больше не видел Лань. Слабая надежда, что она ещё не ушла далеко, растаяла, когда Сюн подъехал к стенам Кины — столицы Ванлинда. Здесь их пути в любом случае бы разошлись окончательно. Он даже не знал, в какую сторону Лань пошла. Но даже если бы знал и догнал, что бы Сюн сказал ей?

«Прощай»? «Увидимся»? Или…

Лань исчезла из жизни Сюна вместе с его флейтой. Но Лань дала слово, что вернёт инструмент, а значит они точно встретятся вновь и, исполняя клятву, отправятся в Редаут, где Лань покажет Сюну свои любимые места.

Они увидятся. Сюн вдруг стал в этом уверен. Неизвестно когда, неизвестно при каких обстоятельствах, но это произойдёт. И тогда Сюн расскажет Лань о себе и своей семье. Перестанет скрывать от неё то, о чём и так знала вся Долина.

Сюн проехал через несколько улиц верхом, спешился у шумного рынка и дальше отправился пешком, ведя лошадь под уздцы. Несколько торговцев поприветствовали его по имени, из окон второго этажа высунулись женщины и махнули ему платками. Многие вежливо склоняли перед Сюном головы, когда он проходил мимо.

— Господин Сюнлин, вы вернулись!

— Давно вас не было!

— У вас всё благополучно?

— У меня как раз новая партия товара. Не хотите зайти посмотреть?

Все здесь его знали, правда сам Сюн едва мог назвать по имени хотя бы половину из тех, кто сейчас с ним заговаривал. Только улыбался им натренированной улыбкой и из вежливости интересовался их делами.

Миновав тесную толкотню рынка, Сюн направился прямиком в резиденцию князя. В прошлый раз он не застал здесь брата, а потому сразу уехал, не дожидаясь, когда о нём доложат отцу. Сейчас Сюн надеялся наверстать те два года, что они с Вэем не виделись.

Он повёл лошадь сразу в княжескую конюшню, и конюх обрадовался ему.

— Господин Сюнлин! Вот уж нежданная радость!

— Здравствуй, Герт. Мой брат дома, не знаешь?

— Конечно, знаю. Вон конь его стоит — значит здесь все. И князь тоже.

— Спасибо. Это я и хотел услышать.

— Господин Сюнлин, как освободитесь, может, зайдёте? Князь закупил превосходных коней, все отборные красавцы. Князь сказал, вы можете выбрать любого, кто вам по нраву. Всех покажу!

— Спасибо, Герт. Не обещаю, но постараюсь зайти, — улыбнулся ему Сюн всё той же улыбкой.

Ему не нужен новый конь. Если не дальняя дорога, Сюн предпочитал ходить пешком. А на дальнюю он брал любую свободную лошадь из конюшни Долины. Но если его визит доставит радость хорошему человеку, то почему нет? В конце концов, чем это отличается от негласного правила Долины: «Сюнлин помогает всем»?

Сюн поднялся по ступеням и вошёл в резиденцию с западных ворот. Он здесь почти не бывал, а потому знал дорогу только к комнате брата, собственной и главному залу. Ещё смутно помнил, в какой части резиденции кухня, потому что лет в пять таскал оттуда пирожные для мамы, которая почти не покидала Долину. Помнил старую кухарку, которая хоть и вздыхала громко, но всегда позволяла маленькому Сюну улизнуть с добычей.

Сейчас, завидев его в коридоре, служащие резиденции и солдаты останавливались и церемониально приветствовали, сложив перед собой руки. Несколько новеньких сначала замешкались, но когда получали локтем от старших, тут же исправлялись. Сюн всем кивал с мягкой улыбкой, но едва ли запоминал лица.

Он спросил о брате, и его проводили в главный зал. Вэйлин сейчас был с отцом и принимал участие в аудиенциях. Сюн тихо проскользнул внутрь и прислонился спиной к дальней колонне.

Князь Венмин сидел на троне и лицом выглядел ещё более постаревшим, чем раньше. Вокруг миндалевидных тёмно-серых глаз сеткой разрослись морщинки. На чёрных волосах прибавилось седины. Но его крепкие руки не теряли хватки, и мозоли от меча всё так же виднелись на загорелых ладонях.

Вэйлин, как и Сюн, имел более мягкие черты лица от матери, но крепким телом и глазами пошёл в отца. Когда он заметил в дальнем конце зала брата, то улыбнулся. Сюн в ответ махнул рукой. Будь воля Вэя, он бы бросил слушать очередной спор двух не поделивших прибыль торговцев, и сразу же подошёл поздороваться, но им обоим пришлось ждать.

Когда последние просители ушли, князь размял шею и только тогда заметил сына.

— Сюнлин? Когда ты приехал?

— Только что, — бесстрастно отозвался Сюн.

Венмин спустился с трона и подошёл к сыну. Он занёс руку, но на миг замер, а затем неуверенно опустил её на плечо Сюна и потрепал. Сюн не пошевелился.

— Устал с дороги?

— Нет. Я ехал из Долины.

— Там всё благополучно?

— Да.

— Хгм… Останешься тут до завтра?

В этом вопросе таилось куда больше, чем простая вежливость, а потому Сюн отвёл глаза.

— Я… не знаю. Дядя поручил мне как можно скорее ехать в Вилмар.

— Пообедай с нами, а там решишь. Голодный, наверное.

Сюн ничего не ответил. Все эти фразы, которые принято говорить заботливому родителю по отношению к сыну, звучали настолько неуклюже, что создавали только неловкость.

— Что ж… — произнёс Венмин и не стал больше навязываться.

Сюн слышал его удаляющиеся шаги и не повернул головы, как вдруг его заключили в крепкие объятия — куда более желанные, чем весь этот нелепый разговор.

— Рад тебя видеть, брат, — хлопнул его по спине Вэй. — А ты подрос.

— Да ладно тебе, — смутился Сюн.

— Мы два года не виделись. А то я не помню, каким ты был. Сейчас уже ростом с меня.

Вэйлин, будучи на пять лет старше, всегда души не чаял в младшем брате. И после ухода матери стал для Сюна спасением — соломинкой, за которую Сюнлин удержался над пропастью. Но когда Вэй подрос, отец забрал его из Долины к себе в столицу, и с каждым годом братья виделись всё реже.

— Я приезжал год назад, но тебя не было, — сказал Сюн.

— Отец часто меня куда-то посылает — в Ванлинде или дальше. И свой, и твой дни рождения я встретил под дождём в седле. Кстати, спасибо за подарок.

Вэй махнул рукой в кожаном наруче, на котором красовалось кленовое дерево со спиралями ветра — гербом их княжества. Вэй что, его и дома не снимает?

Сюн вздохнул:

— Дядя в этом смысле не лучше, чем отец. Нарочно отослал меня накануне годовщины.

Воцарилось неловкое молчание. Годовщина исчезновения матери. Сюн смутно помнил, как тринадцать лет назад вечером он лёг спать в обычное время, а потом его разбудил мамин голос. Ещё было темно, маленький Сюн так хотел спать, а потому сквозь сон даже не понял, что именно она ему говорила.

Наутро Сюн обнаружил, что угли в очаге погасли, ветер громко стучался в приоткрытые ставни, а он совершенно один в пустом холодном доме. Вэй с вечера остался внизу Долины с дядей, но где же мама? Сюн начал звать её — сначала неуверенно и тихо, потом с криком и слезами. Заглянул во все комнаты, за ширмы и занавески, обежал озеро, рощу и пещеру, но мама так и не отозвалась. Вэя очень скоро привёл дядя. А мама не вернулась. Ушла.

В этот же вечер за братьями приехал отец и забрал их к себе, но Сюн рвался домой. Вдруг мама вернётся и не найдёт его там? Будет волноваться. Спустя несколько недель и три побега из резиденции отец всё же уступил и позволил Вэю и Сюну вернуться в Долину под присмотр Аксона.

Сюн тогда ещё не умел играть «Порхание бабочки», а потому бросился забираться по крутому склону сам. Дядя посадил его на спину и поднял на вершину. Сюн спрыгнул, едва стопы коснулись травы, и побежал к дому. Он распахнул дверь с криком «Мама!», но комната смотрела на него холодной пустотой.

Сюн помнил, что заплакал. Его обнял Вэй, а затем их обоих — дядя.

Сюну больше не разрешили там жить. Дядя поселил их у себя внизу Долины. Но Сюн всегда рвался на гору Аи. А вдруг? Вдруг мама вернулась? Приходилось каждый раз уговаривать дядю поднимать его на вершину. И Сюн тогда целый день то бродил по дому, зарывшись в мамины вещи, то собирал эдельвейсы и оставлял в маминой комнате, то сидел у двери и ждал её. Дядя соглашался с каждым разом всё неохотнее. Но к тому времени «Порханию» научился Вэй, и Сюн просил его. Они вместе там сидели.

Но однажды Вэй и дядя сказали «нет». Сюн обиделся и тайком забрался сам по скале, хотя его тысячу раз предупреждали так не делать. Вот только спуститься не мог. А когда начал, то сорвался, прокатился по каменистому склону, и только скалистый выступ, на который Сюн упал, спас его от смерти. Очнулся он уже в лазарете. У его постели сидел Вэй.

Но ни боль, ни раны не могли заставить Сюна перестать ходить к дому и ждать… А потом дом сгорел, и Сюн в гневе и скорби рыдал над пепелищем. Это был последний раз, когда он плакал при ком-то.

С годами пепелище заросло свежей травой, словно там никогда ничего было, словно той жизни никогда не было. Но это неправда. Душевные раны не дадут забыть. Они не зарастают.

— Всё ещё летаешь на гору Аи? — тихо спросил Вэй, и его голос гулко отозвался в пустом зале.

— Иногда, — отвёл глаза Сюн, хоть и знал, что Вэй видит его насквозь.

— Ясно, — глубокомысленно заметил он и добавил уже громче: — Отец прав, оставайся с нами до завтра. Вместе проведём этот день.

В итоге Сюн согласился. В конце концов, с кем ему проводить годовщину, как не с родным братом? Они никогда об этом не говорили, но Сюн знал, что Вэй тоже тяжело перенёс пропажу матери. Повзрослев, он стал много ездить по континенту по делам и наверняка тоже разыскивал её все эти годы. Сюн не был уверен, что идея с западным ветром поможет делу, но дядя отдалил его от ответа на год.

Остаток дня братья провели в разговорах о своих жизнях, но старались не касаться слишком серьёзных тем. Когда придёт время, один будет править Ванлиндом, другой — Долиной. И не будет между землями связи крепче, чем их.

Вечером Сюн лёг спать, не зажигая свечей, а наутро ему в глаза ударил яркий свет больших окон и белизна стен. Сюн поднялся с постели и огляделся. В комнате за прошедшее время ничего не изменилось: тот же столик из красного дерева на треноге, пара стульев, массивный комод, книжный стеллаж, шёлковая ширма и полупрозрачные занавески. Сюн едва ли мог назвать эту комнату своей — просто место, в котором он спал ещё с детства, когда останавливался в резиденции отца.

В окно впорхнула бумажная птица. Вэй звал Сюна перед завтраком поупражняться в фехтовании.

Звон мечей коротким эхом отозвался в пустом зале. Сюн успел обернуться, чтобы принять удар, но контратака не удалась. Вэй в одно мгновение сменил направление и атаковал снова. Инициатива утеряна, теперь бой был односторонним. Сюн перемещался по залу, отбивая удары, но Вэй настигал снова. Справа, слева, сверху вниз.

Сюн по мельчайшим признакам предугадывал направление меча, но его скорости хватало только на блок. Вэй не оставлял ни шанса на контратаку. Единственная возможность — уворот, но момент следует подобрать идеально.

Вэй атаковал рубящим сверху. Если удар удастся, то бой окончен, но он требует мощного рывка. Сюн непременно заметит. Так и вышло. Сюн сделал шаг в сторону и приготовился к атаке, как меч Вэя вдруг снова сменил направление. Ловушка.

«Из того положения? Серьёзно?»

Сюн только успел подставить свой меч под удар, но сила, с которой тот прилетел, заставила потерять равновесие. Вэй и не думал давать пощады. Последний выпад и бой окончен.

Сюн сидел на полу, опершись на меч, и восстанавливал дыхание. Вэй подал ему руку и помог подняться. Почти не вспотел.

— Ты давно не тренировался, Сюн. Движениям не хватает отточенности. Ты слишком много думаешь и потому не успеваешь.

Сюн не обиделся. В конце концов это была правда. Его учили обращаться с мечом, но его подлинное орудие — флейта и магия ветра. В фехтовании он Вэю не ровня.

— Я больше занимался музыкой.

— Согласен. Ты больше музыкант, чем фехтовальщик. Я больше фехтовальщик, чем музыкант. Но тебе не кажется, что иногда быстрее взмахнуть мечом, чем доставать флейту?

— Флейту ещё быстро достать. Некоторые таскают за собой барабаны и огромные трубы.

— И отряд мечников в придачу.

Сюн и Вэй тут же усмехнулись друг другу, так как вспомнили одну и ту же байку. Про старого степенного музыканта, который спокойно доставал, а потом долго настраивал громоздкий инструмент, пока вокруг кипела рукопашная битва. Его союзники сдавали позиции, вот-вот проиграли бы бой, а музыкант и бровью не вёл, просто продолжал заниматься своим делом. Наконец, он закончил подготовку, торжественно сел, откинул полы одежд и резко ударил по струнам. В этот миг все противники попадали на землю. Силились встать, но так и не смогли. Союзники добили их мечами. А музыкант, сыграв эти нескольких нот, так же спокойно встал, разгладил одежды, сложил свой инструмент и удалился восвояси.

Обоюдоострый меч. Когда музыкант заклинает стихию, он силён настолько, что один может перевернуть ход битвы и защитить союзников. Но до того защита нужна ему самому, потому как любая стрела способна пронзить его сердце раньше, чем руки коснутся инструмента.

Сюн и Вэй посмотрели друг на друга. Оба подумали об одном и том же: один брат держит меч и сражается в авангарде, другой заклинает ветер и защищает его из тыла. И каждый чувствовал себя на своём месте.

— Ладно о фехтовании. — Вэй вложил меч в ножны. — Поговорим о музыке. Как твои успехи? Отцу тоже интересно, но он ведь не спросит.

— Получил высший балл по всем экзаменам, — пожал плечами Сюн.

— Дядя наверняка вне себя от счастья. Меня он буравил взглядом каждый раз, когда я недобирал до высшего. То есть всегда.

Сюн посмотрел на весёлого Вэя исподлобья.

— Тебя правда интересуют мои экзамены?

— Они меня правда интересуют. И ещё много чего. Как тебе флейта? Мы давно не виделись, и я так и не спросил, подошёл ли подарок.

Поскольку братья не смогли отметить свои праздники вместе, Сюн оставил подарок на день рождения Вэя в резиденции, зато в свой день увидел у ворот Долины целую делегацию. Отец прислал пару роскошных одеяний, которые Сюн ни разу не надел, так как больше любил простую и аккуратную одежду Долины.

Небольшая коробка от Вэя и сама походила на произведение искусства, но оказавшаяся внутри флейта из голубого нефрита с серебром поразила даже Сюна, который никогда не тянулся к роскоши.

— Прекрасная флейта. Очень хороший звук.

— И очень хороший музыкант, — рассмеялся Вэй, но тут же замолчал.

Сюн смотрел на него с серьёзным лицом. В подарке был спрятан скрытый смысл, и Сюн был достаточно смышлёным, чтобы понять его в тот же миг.

— Вэй… хватит лавировать. Ты ведь пытаешься спросить, пользуюсь я твоей флейтой или всё ещё маминой?

Не дожидаясь ответа, Сюн отошёл к стене, где сложил перед тренировкой верхнюю одежду. Он достал из-под неё шёлковый мешочек вытянутой формы и вынул из него флейту из голубого нефрита.

— Твоей, — показал он брату. — Сразу начал. И с тех пор только ей.

— Хорошо, — кивнул Вэй, но в его улыбке промелькнула тень жалости, а потому он тут же посерьёзнел: — Как ты, Сюн? Ты расстроился из-за того, что дядя отослал тебя из Долины в годовщину?

— Разумеется, у меня были другие планы.

— Это какие?

— Не важно.

— Сюн…

— Всё в порядке.

Сюн закрыл лицо ладонью. Каждый раз одно и то же. Каждый раз Сюн думает, что пережил это, но стоит завести разговор, как внутри всё бурлит через край.

Поэтому он не говорил Лань о том, кто такая Аликс, никогда не обижался на её неосторожные слова. С ней говорить было легко и свободно, словно Сюн отрешался от боли и смотрел на всё со стороны. Сейчас ему не хватало этой лёгкости, непосредственности Лань, её честных и прямых слов. Кажется, с её уходом из его жизни исчезло что-то важное.

— Вэй, — ответил наконец Сюн. — Тебе не нужно… волноваться обо мне. Что бы я ни чувствовал, это ни на что не влияет. Я буду всё так же совершенствоваться в музыке. Получать высший балл на радость дяде. Учиться у него быть хорошим Хранителем и однажды занять его место. Всё будет так, как оговорено нашими дедами: один правит Ванлиндом, другой — Долиной. Ты ведь тоже смиренно идёшь по проложенному пути. Так зачем всё усложнять?

— В этом и проблема, Сюн, — вздохнул Вэй и положил руку ему на плечо, затем легонько хлопнул, словно что-то решил: — Ладно. Раз в год, позволим себе быть слабыми. Давай просто вспомним о маме, не копаясь в старых ранах.

— Это я и хотел услышать, — кивнул Сюн.

Братья бок о бок вышли из зала. Некоторое время они молчали, а затем Вэй заговорил о давних временах, которые Сюн и помнил-то едва. Вэй этим всегда пользовался и нередко сочинял что-нибудь забавное, а Сюн в ответ со всей серьёзностью утверждал:

— Не было такого.

— Откуда ты знаешь, если не помнишь?

По пути в столовую Сюн остановился у одного коридора. Он не помнил, что там находится, но уловил знакомый аромат.

— Что за запах? — спросил он.

Вэй обернулся в сторону коридора.

— Полагаю, отец жжёт ароматические свечи. Он устроил там небольшой храм.

И тут Сюна будто пронзило молнией. Он узнал аромат.

— Ладан? Он жжёт там ладан?! И для кого же? Не для мамы ли?!

— Сюн…

— Ладан для мёртвых, а она ещё жива. Да как он!..

— Сюн, послушай…

Вэй хотел взять брата за плечи, но тот дёрнулся. Лицо исказил гнев.

— И ты тоже? И ты её похоронил?! Как отец? Как дядя? Вы все?!

Вэй сжал губы в тонкую линию с таким выражением лица, словно проглотил скорпиона, но всё же взял себя в руки и начал осторожно подбирать слова.

— Сюн… прошло тринадцать лет.

— Это не значит, что она умерла! — крикнул Сюн, его сжатые в кулаки ладони дрожали.

— Сюн, иногда лучше оставить надежду. Твоя приносит тебе только боль.

— Я сам решу, что мне делать.

С этими словами Сюн развернулся и стремительным шагом направился к выходу. Туда дорогу он знал. Вэй молча следовал за ним. Когда Сюн потребовал от конюха привести его лошадь немедленно и вместе с поклажей, Вэй всё же заговорил.

— Сюн, хоть на завтрак останься. Обещаю, больше никакого ладана.

— Поем по дороге, — бросил он через плечо, забираясь в седло.

— Ты заедешь на обратном пути?

В тоне Вэя читалась такая просьба, что гнев Сюна на миг улетучился. Больше всего на свете ему сейчас хотелось отправиться на гору Аи и встретить там Лань. Но когда его желания исполнялись?

— Не знаю. Наверное, заеду, — уже спокойнее ответил Сюн. — Если дома будешь ты. И никакого ладана.

Вэй отпустил надежду. Отпустил маму. Но Сюн — нет. Пока они ходят по одной земле, пока смотрят на одно небо, Сюн не перестанет ждать и искать. Он поклялся в этом в пустом доме и на его пепелище. Он не сдастся.