Меморанда

15

Мы покинули край острова и направились к городку. Подул северный ветер. Зеленые листья, целыми потоками опадая с веток, водоворотами кружились под ногами. Деревья словно твердо решили обнажиться сегодня к вечеру – и ни минутой позже.

– Кажется, дождь собирается, – заметил Брисден.

Я взглянул вверх сквозь потрепанный полог листвы: на небе и впрямь собирались темные тучи. Стало по-осеннему неуютно, даже солнечный свет потерял свою блистательную силу, когда небо окрасилось в лиловый цвет.

– Второй раз за неделю, – покачал головой доктор. – Не припомню, чтобы такое случалось прежде.

– Да здесь порой годами капли с неба не дождешься! – поддержал его Нанли.

Анотина придвинулась ближе, и я обнял ее за плечи. Ее била дрожь, но мне почему-то казалось, что это не от холода. Она замедлила шаг и, когда мы поотстали от остальных, прошептала:

– Ты здесь, чтобы помочь нам, правда, Клэй? Ты ведь пришел спасти нас?

Я остановился от удивления. Она вопросительно подняла на меня глаза.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Тот сон, который я видела прошлой ночью… – Она замялась на секунду. – В нем ты открыл мне секрет спасения острова. Я изо всех сил старалась его запомнить, чтобы взять с собой в дневную жизнь. Но стоило мне открыть глаза, как твой план рассыпался, будто край острова…

– Если я откроюсь тебе сейчас, прилетит Вызнайка, – как можно мягче сказал я. – Погоди немного, и я расскажу все и всем. Но только тогда тебе придется поддержать меня, а не то остальные ни за что не поверят моим словам.

– Обещаю, – прошептала Анотина и потянулась губами за поцелуем.

Моросил дождик, мы шагали молча, и мне нестерпимо хотелось предупредить Анотину, что план – еще не гарантия успеха… На лужайке перед лестницей, которая в конечном итоге должна была привести нас к апартаментам Нанли, нам встретилась Вызнайка. На этот раз под прицел ее зеленого взгляда попала мертвая птица, валявшаяся в жухлой траве. Не желая привлекать к себе внимание, мы торопливо проскользнули мимо, а как только оказались в одной из галерей, остаток пути проделали бегом.

К тому времени когда мы добрались до квартиры Нанли, изморось превратилась в полноценный дождь. В пепельнице уже дымились зажженные сигареты, а на столе дожидались открытые бутылки «Шримли» и «Сладости розовых лепестков». Нанли и доктор Адман пили из бокалов, Брисден же завладел персональной бутылочкой горького питья, печально известного под именем «Речная слеза». Еще пара стульев и фужеров предназначалась для нас с Анотиной. Все расселись по местам, и Нанли наполнил бокалы. Когда они разошлись по рукам, Брисден поднял свою бутылку и произнес тост:

– За хаос!

– Может, заведем шумовую машинку? – предложил Адман.

Нанли вскочил. Провожая его взглядом, я впервые заметил, что стены комнаты изрисованы чертежами разнообразных механизмов. Изображения шестеренок, валов и шатунов, выполненные черной тушью на белой бумаге, завораживали своей сложностью и странной красотой. Вокруг рисунков извивались стрелки, указывавшие направление вращения. Пиктограммы покрывали каждый дюйм задней стены и большую площадь боковых.

В левом углу комнаты помещался наклонный чертежный стол, рядом – этажерка с огарками свечей, бутылочками с тушью, кувшинами и банками, полными кисточек, перьев и резаков. С другой стороны стола, прямо на полу, валялся полосатый тюфяк без всяких признаков кровати. Мне представилось, как, провозившись до поздней ночи с очередным механическим шедевром, Нанли в изнеможении падает со стула на верный матрас, и кисточка валится у него из рук…

Из-под стопки исписанной бумаги Нанли извлек деревянный ящичек с ручкой и вернулся к компании. Инженер осторожно поставил ящик на стол, а затем стал крутить скрипучую рукоятку против часовой стрелки. Сделав как минимум пятьдесят оборотов, он отпустил ручку, и ящик приглушенно зажужжал. Нанли тем временем вернулся на свое место.

Прикрыв глаза, Анотина повернулась ко мне и шепнула:

– Ш-ш-ш… Просто слушай.

Из механизма послышался звук медленно бьющегося стекла. Вскоре он стал громче и превратился в довольно музыкальное позвякивание – словно по сосулькам ударяли крошечными жестяными молоточками. Медленная сентиментальная мелодия навевала светлую грусть. Я оглядел собравшихся: все они сидели с закрытыми глазами, напряженно вслушиваясь в каждую ноту.

Я впервые подумал об этих четверых как о некоем единстве, где разные характеры и направления исследований слились в бурлящий коктейль вдохновения. Это были не просто символические объекты, в которых скрываются ждущие своего часа тайны. Мне вдруг стало ясно, что Белоу с их помощью сделал из своей мнемонической системы нечто вроде творческой лаборатории. Здесь, на летучем острове, он не только хранил свои идеи, но и смешивал их, чтобы синтезировать новые. Четверо ученых, их взаимоотношения и разговоры – все вместе складывалось в своеобразную фабрику воображения, чья продукция собиралась и доставлялась в сознание Создателя верной Вызнайкой. Иными словами, Белоу мог думать, не утруждая себя размышлениями, мысли сами думали за него.

Когда ручка ящичка перестала вращаться и тренькнула последняя нота, доктор Адман промолвил со вздохом:

– И так каждый раз: послушаю – и кажется, все будет хорошо.

– Очень мило, – согласился я, и все четверо улыбнулись.

– Надо выпить еще, – заявил Нанли, – а потом доктор расскажет вам, что вышло с Клаудио.

Мы усердно налегли на вино, пока стаканы не опустели, а после этого наполнили их снова. Брисден расправился со своей бутылкой и извлек из-под стула новую. Вытаскивая пробку, он покачал головой:

– Я уже и не припомню даже, как этот Клаудио выглядел.

– У него были тонкие черные усики, – вставила Анотина.

– И роскошные вьющиеся волосы, – добавил Нанли.

– В целом, Клаудио был очень серьезный молодой человек, – резюмировал доктор Адман. – Он занимался цифрами. Математика была для него искусством. Мелодия, которую вы только что слышали, – его сочинение. Это была теорема, переведенная в ноты. В каждом числе он видел особый характер, а уравнения читал как пьесы и повести. Для него они были величайшими комедиями и трагедиями, способными вызывать смех и слезы. В общем, забавный был малый, но плохо приспособленный к той жизни на острове, что была предписана нашим загадочным нанимателем. В конце концов его одолела гордыня, и он решил не делиться более своими открытиями с Вызнайкой. Мы все его предупреждали, что мешать ее работе – ошибка, которая может кончиться трагически. О, как мы были правы… Однажды, когда голова прилетела к Клаудио, чтобы извлечь последние данные, тот ухитрился поднырнуть под нее и схватить сзади за волосы. Вызнайка пыталась освободиться, и мы все сбежались на ее вопли. Когда мы подоспели, Клаудио таскал голову за космы и молотил ею по стенам во дворе. Он успел нанести ей пять-шесть сокрушительных ударов, прежде чем та вывернулась и укусила его за руку, Обретя свободу, Вызнайка помчалась в башню, рыдая как обиженный ребенок.

– Он очень гордился содеянным, – заметил Брисден.

– Это еще мягко сказано, – кивнул доктор. – На следующий день мы все вместе сидели в клубе – в той самой комнате, где вы, Клэй, изначально материализовались. Все было как обычно: пили, играли в карты… Внезапно на пороге появилась человеческая фигура. Это был высокий, чрезвычайно худой мужчина с непомерно большой головой и остроконечным подбородком. Мне отчетливо запомнился его простой коричневый костюм и то, как он сидел на этом ходячем скелете. Длинные грациозные пальцы, когда он говорил, извивались как змеи. «Добрый вечер, леди и джентльмены», – сказал он.

– Подождите, – перебила доктора Анотина. – Помните, у него еще череп был гладко выбрит, только две длинные косицы свисали сзади?

Все трое кивнули.

– А лицо у этого типа было такое, как, наверное, было бы у меня, если бы я не обнаружил в кладовке ни одной бутылочки «Речной слезы», – вставил Брисден.

– Или как у меня, если вы еще раз откроете рот, – добавил Нанли.

Вокруг сигареты Брисдена расплылась ухмылка.

– В общем, настоящий кошмар, – продолжал доктор Адман. – Потом он очень тонким, свистящим голосом сказал: «Я ищу профессора Клаудио». Мы были так ошарашены появлением на острове нового человека, что не сразу нашлись что сказать. Математик первым пришел в себя и заявил: «Я Клаудио». Незнакомец извинился перед остальными, подошел к нему и как-то странно наклонился, словно хотел что-то сказать ему шепотом, но вместо этого обхватил ухо Клаудио губами, все целиком… Не знаю, как это объяснить, но он буквально высосал из него жизнь.

– И не только жизнь, – добавил Нанли. – У Клаудио лопнули глаза, провалилась внутрь грудная клетка, с треском сломались кости, а череп развалился, словно переспелая тыква. Все это заняло три мучительных минуты, не более. Крики профессора превосходили все мыслимые представления о боли. – Нанли поежился. – Мне никогда этого не забыть…

– Когда он отпустил Клаудио, от того осталась лишь бесформенная оболочка, – проронила Анотина.

– Комочек плоти, – кивнул Брисден.

– Может, вы этого и не помните, – продолжал доктор, – но когда это существо – а это, конечно же, был не человек! – сделало свое дело, у него случилась отрыжка, и из открытого рта, словно откуда-то издалека, послышались крики Клаудио и мольбы о помощи.

– Лучше бы вы тоже этого не запомнили, – выдавила из себя Анотина, прикрывая глаза рукой.

Потом он вытер губы рукавом, обернулся к нам и произнес: «Пожалуйста, простите за вторжение». И вышел из комнаты, – закончил доктор.

– А мы так ничего и не сделали, – сказал Брисден, глядя в пол. – Сидели, парализованные страхом, и смотрели, как пожирают нашего коллегу. Я часто думал потом, что можно было бы предпринять…

Повисла тяжелая пауза, а затем доктор продолжил рассказ:

Мы с Нанли проследили за этим монстром, чтобы посмотреть, куда он денется. Он шагал быстро, направляясь самым коротким путем к двери в основании Паноптикума. За все время, что мы здесь, эта дверь не открывалась ни разу. Но когда незнакомец предстал перед глазом, вырезанным в центре дверного украшения, оттуда выстрелил зеленый луч – вроде тех, что испускает Вызнайка, – и створки разъехались в стороны. Он шагнул внутрь, и дверь снова захлопнулась. Вот кто, – подытожил доктор, – является к тем, кто нарушает правила.

– И кто это был? – спросил я.

– Мы назвали его Учтивец, – ответила Анотина. – Это Брисден придумал.

– Мне показалось, это имя отражает иронию несоответствия между его манерами и действиями, – пояснил Брисден.

– Надеюсь, вы простите нас за то, что мы не заговаривали о нем раньше, – сказал Нанли. – Это слишком тяжелое воспоминание.

Что я мог ответить? Веселенький нам предстоял выбор: либо погибнуть в результате разрушения острова, либо от разверстой пасти учтивого монстра – по-видимому, это было антитело для подавления ошибочных или опасных мыслей внутри мнемонического организма.

Я только покачал головой. Бокалы были снова наполнены, сигареты зажжены, а Нанли опять встал и завел музыкальную шкатулку. На этот раз мотив показался мне скорее зловещим, чем грустным. Пока мы слушали музыку, за окном мелькнула тень Вызнайки. Когда она вернулась и заглянула внутрь, доктор знаком приказал нам смеяться. Жутковатый хор фальшивого веселья вынудил шпионку Белоу двинуться дальше.

Дожидаясь окончания мелодии, я взвешивал каждое слово предстоящей речи, в которой собирался посвятить остальных в свой план. Я понимал, что перехитрить то, что доктор назвал «правилами острова», и проникнуть в Паноптикум в одиночку невозможно. Даже с помощью этой четверки предстоящая затея была очень рискованной. Когда последняя нота уже растворилась в воздухе, а задумчивое молчание за столом еще не нарушилось, я закурил для храбрости сигарету и заговорил.

– Друзья. Я должен вам кое в чем признаться, – объявил я. Остальные очнулись от своих раздумий и обратились в слух. – Я здесь вовсе не для того, чтобы заполнить вакансию экземпляра. На самом деле я выполняю миссию по спасению всех вас и вашего нанимателя, Драктона Белоу.

– Что за бред! – со смешком воскликнул Брисден. – Так, Клэю больше не наливать!

– Выслушайте его, – с мольбой в голосе сказала Анотина. – Я чувствую, что он говорит правду.

– Продолжайте, Клэй, – кивнул доктор. Нанли откинулся на спинку стула и недоуменно улыбнулся.

– Остров разрушается потому, что разрушается Белоу. Между ними существует прямая связь. Он создал это место и каким-то образом соединен с ним – каким именно, объяснить не могу.

– Попытайтесь, – произнес Нанли, выдыхая колечко дыма.

– На объяснения нет времени, – отрезал я. – Белоу заражен сонной болезнью. Сейчас он в коме, и тело его чахнет. А поскольку истощается он – то же самое происходит и с островом. Мне известно, что от этой болезни существует вакцина и она находится здесь, на этом самом острове. Проблема в одном: лекарство спрятано в предмете, который, я полагаю, находится в Паноптикуме. Если я не найду его, Белоу умрет, и тогда та же участь постигнет нас всех.

Брисден расхохотался:

– Ура! Клэй, ну и чувство юмора у вас!

– Завирает почище Брисдена, – добавил Нанли, протыкая кольцо дыма пальцем.

Настало время выложить последний козырь. Я обернулся к Анотине.

– Клэй, я тебе верю. Но только сама не знаю почему, – извиняющимся тоном произнесла она.

– У нас нет времени! – заорал я. – Вы же сами видите: нужно что-то делать. Для того мы здесь и собрались. По-моему, вы все просто боитесь действовать!

Доктор выпрямился и поставил бокал на стол.

– Я верю вам, Клэй. – Затем повернулся к остальным и произнес: – У меня есть что-то вроде доказательства, которое может убедить вас последовать за ним.

– Надеюсь, это не очередное бессвязное толкование снов? – ворчливо вставил Нанли.

– В вашей мастерской есть зеркало? – спросил доктор вместо ответа.

Нанли нехотя кивнул.

– Если не возражаете, – попросил доктор. Инженеру пришлось встать и прогуляться вдоль коридора.

– Ну-ну, – фыркнул Брисден. – Думаете, двойник в зеркале удвоит вашу убедительность?

Анотина после слов доктора почувствовала себя увереннее. Она даже улыбнулась и положила руку мне на плечо. То, что у доктора могут быть какие-то доказательства, привело меня в такое же недоумение, как и остальных, но я предпочитал помалкивать.

Нанли вскоре вернулся – с квадратным зеркалом размером два на два фута. Водрузив его на стол перед лицом доктора, он произнес:

– Полюбуйтесь на свою голову без ног, новый вы наш Вызнайка.

Доктор порылся в недрах пиджака, вытащил оттуда маленький пузырек и вытянул перед собой, чтобы мы все могли его рассмотреть. Содержимое склянки живыми серебристыми искрами сверкало и переливалось в полумраке комнаты, а отражение металось по зеркалу, отбрасывая на стены яркие танцующие блики. Я сразу понял, что это частичка добытого нами образца ртутного моря, а когда пригляделся – увидел извивающиеся в вязкой жидкости миниатюрные фигурки.